Глава 1. «Как корабль назовете…»

Все поначалу двигалось, как в театре теней: черно-белый мир, ни лиц, ни красок, одни смутные контуры мебели, светящиеся прямоугольники окон и силуэты незнакомцев на их фоне. Слышно, как сквозь вату, видно, как сквозь туман.

Ошеломленный Эйвин наблюдал, как его незваные гости, внезапно оскалившиеся по-звериному, вновь синхронно обрели вполне человеческий облик. Длинноволосый блондин сдержанно, но настойчиво попросил осторожно поднять «кровожадную» штуковину и положить на столик. Эйвин, отлепившись от стены, автоматически выполнил просьбу. Потом прошагал к дивану и уселся на него в позе послушного мальчика.

Некоторое время все трое смотрели как треугольный предмет на столике загадочно поблескивает в свете уличных фонарей. Молчание нарушил высокий блондин;

— Снова вскакивать, махать руками и орать не станешь?

Эйвин хотел ответить, попытавшись проглотить комок в горле, но, не справился и только отрицательно помотал головой.

— Ну, тогда для начала прими тот факт, что мы не совсем люди.

— Не люди? — голос Эйвина сорвался на хрип, и он закашлялся. — Только не говорите, что пришельцы.

— Почему же не говорить? — долговязый парень криво усмехнулся.

Ухмылка оголила длинный белый клык, совсем как у волка. Взгляд Эйвина прилип к этой ухмылке, словно она загипнотизировала его своим «животным обаянием».

— Мы как раз и есть пришельцы. С того света, — добавил он бодро. Потом на миг задумался.

— Слушай, Эйвин — обратился он к парню, поморщившись, — а может у нас получится пропустить всю эту херню, вроде «так не бывает, я в это не верю, вы сошли с ума, я вызову полицию» и так далее. До бесконечности. До истерик. Поверь, это будет пустой тратой времени, которого у нас в обрез. И напрасной тратой драгоценных остатков твоих и без того потрепанных нервов.

— А… можно как-то поточнее? Ваши слова как-то слишком… пространны, — прохрипел Эйвин, сглатывая.

— А поточнее будет так — мы вампиры, — заявил длинный парень. — Эй, там, на шхуне! Ты меня слышишь? — вдруг рыкнул он, увидев, что Эйвин впал в ступор.

Юноша вздрогнул, и смог только приоткрыть рот.

— Вампиры, значит… — выдавил он.

— Они самые. Только не говори, что тебе легче поверить в свою стихийную эмпатию, чем в существование вампиров, — сказал ему Лео.

— Я ничего такого и не собирался говорить, — мотнул головой Эйвин. — Вы, конечно, уж очень похожи на чокнутых. Но и я недалеко ушел…

— Да ты нас далеко обогнал в плане чокнутости, уж поверь, — сообщил ему Лео. — Делать многокилометровые заплывы в ледяной воде, чтобы отключить восприятие. Это ты гениально придумал. Лучше бы уж сразу в прорубь головой.

— Борегар, полегче! — рявкнул Тайлер.

— А чего церемониться? Парень и сам знает, что творил. И чем быстрее эту болячку сдерем, тем лучше. Ну что, ты готов к конструктивному общению с выходцами с того света? — обратился он к юноше.

Эйвин снова глубоко вздохнул.

— Ну, если я вас слышу и вижу, и вы не плод моего свихнувшегося сознания, тогда я к общению готов, — уже более уверенно отозвался юноша. — Выкладывайте, что у вас есть.

— А ты мне почти нравишься, — одобрительно сказал Лео. — Тогда слушай, а заодно прикидывай, что возьмешь с собой в поездку. Быстро, четко. И не забудь загранпаспорт, — заявил он.

Первым делом незнакомцы еще раз подтвердили, что они вампиры, заявили, что не причинят вреда, представились, повторили, что оба знали его биологическую мать. Высокий, назвавшийся Лео, заявил, что подробности рассказывать сейчас не будет, только «немного обрисует ситуацию».

Далее последовала краткая информация о наличии у Эйвина здравствующей родной сестры-двойняшки и неких странностях, вдруг приключившихся с ними обоими. Если верить его словам, то недели бурного помешательства, окунувшие Эйвина в ад, оказались ничем иным, как приступами неконтролируемой эмпатии, а к его неизвестной сестре совсем не просто так проявляли интерес вампиры-маги.

Как бы это не звучало, но уж если с ним случилась эмпатия, то почему бы, в самом деле, его спасителям не оказаться вампирами, а где-то на белом свете не отыскаться и его потерянным родственникам.

— Судя по всему, с твоей сестрой и с тобой что-то этакое стало происходить в одно время, — заключил Лео.

— Ясно, — Эйвин покусал пересохшие губы. — Не хотите для начала рассказать, почему это вдруг мы с сестрой оказались порознь и ничего друг о друге даже не знали? И почему вам… вампирам все это так интересно? И уж если на то пошло — кто мы и откуда? И почему я должен узнать про сестру теперь, когда происходит вся эта хрень?!

— Нет сейчас времени расписывать подробности, — отрезал Лео. — Все потом.

— Потом, это когда?

— Когда доберемся до Норвегии. Там вы родились и жили в детстве. Вот, кстати, тебе и ответ на вопрос откуда вы. Собирайся! Возьми запас теплой одежды, документы, деньги, сколько есть.

— Налички мало, — просипел Эйвин, с трудом поднимаясь с дивана и направляясь в спальню, — только кредитки. И я хочу одну оставить Линне…

— Благородно. Но сомневаюсь, что она придет сюда за кредиткой, — отозвался вампир.

— Я позвоню ей и скажу… и оставлю записку. Она же придет… за вещами…

— Сейчас праздники. Не надо сегодня никому звонить и записки оставлять не нужно, — снова донесся до Эйвина голос долговязого. — А сейчас настоятельно прошу собраться поскорее. До восхода мы должны быть на месте.

— Но у меня работа… — попытался возразить юноша.

— С работой и девушкой разберешься позже, — отрезал Лео раздраженно.

Эйвин вздрогнул от его приглушенного рыка и едва сдерживаемой ярости, отчетливо слышимой в голосе.

— Я быстро, — прошелестел парень, чувствуя, что ноги вдруг стали дрожать и подгибаться. — И почему я позволяю всему этому происходить…

Кажется, у него начался озноб.

Борясь с искушением послать всех и всё подальше, завалиться на кровать в позе эмбриона и отключиться, юноша побросал в спортивную сумку кое-какую одежду, белье, взял свой iPad, все флешки, в том числе и с информацией, нужной ему по работе. Шатаясь, поплелся в ванную, где, не зажигая света, накидал в дорожный несессер зубную пасту, щетку, бритву, что-то еще из косметики и лекарств, хранившихся в зеркальном шкафчике. Вытряхнул из баночки прямо в рот две таблетки тайленола и проглотил их, запив водой из-под крана.

Увидев Эйвина, похожего на призрака, в дверях спальни с сумкой в руках, оба его гостя хмуро переглянулись.

— Возьми-ка эту штуковину с собой, — скомандовал Лео, мотнув головой в сторону стола, на котором лежал серебристый треугольник. — Занятная это вещица и я очень хочу знать, что это такое.

Эйвин, покосившись на штуковину, сходил в ванную за чистым полотенцем, завернул предмет в него и убрал в сумку, заложив одеждой. Двое его новых знакомых наблюдали за действиями парня с одобрением.

Затем оба незваных гостя опять, как по команде, заняли места по обе стороны от парня и, чуть притиснув, почти вынесли на улицу.

Дорогу в аэропорт и посадку в самолет Эйвин практически не помнил, разве что момент, когда проходил паспортный контроль, и требовалось, чтобы одухотворенное, красивое и молодое лицо на фото совпадало с тем мертвенно бледным, совершенно потухшим образом, коим он являлся сейчас.

Полет в удобном кресле полупустого салона самолета и приземление тоже прошли, как в тумане. Затем была неизвестный временной отрезок, занятый поездкой на машине, и путь по воде на большом катере.

Ледяная вода за бортом все звала, как старый друг и враг…

Движение по водной глади и мерное покачивание едва не погрузили его в гипнотическую дрему, но Эйвин не позволил себе поддаться, подставляя пылающее лицо холодному ветру. Лео и Тайлер почти всю дорогу молчали, лишь поглядывали на парня и обменивались короткими взглядами друг с другом. Рядом с ними было некомфортно, и искушение сбежать не покидало юношу.

Впрочем, так же, как и досада, вызванная тем, что позволил распоряжаться собой, как неодушевленным предметом, этаким мешком с хламом, который неизвестные ему мужики, назвавшиеся вампирами, перетаскивали, как и куда им вздумается.

Но, если подумать — зачем кому-то играть с ним в игры, лишенные смысла и затевать все эти хлопотные спектакли с переездом? Чего с него можно взять?

Да и хотели бы убить, не стали бы вытаскивать из воды.

Хотя ведь маньяки и сумасшедшие разные бывают…

Эйвин покосился на своих спутников, сидевших напротив, и увидел только два бледных застывших, непроницаемых лица.

Небо начинало чуть светлеть, когда они добрались до берега какого-то скалистого острова, склоны которого были покрыты снегом и редкими порослями искривленных невысоких елей. Неровный каменистый берег уходил направо и налево, обозначая границы острова, но, не давая представления о его размере. Огни пристани освещали дощатый причал на высоких сваях и здание, похожее на большой красный сарай под серой металлической крышей. Вдалеке виднелись огни поселка, расположенного вдоль прибрежной линии на разных уровнях; малоэтажные дома стояли чуть выше, на склонах, и ниже — на отлогом берегу, подступая к воде.

Эйвин остался с Тайлером неподалеку от пристани, когда Лео куда-то ненадолго исчез, а затем снова появился, подрулив к ним на компактном внедорожнике. Молодой человек не дожидаясь, пока его снова погрузят в машину, уселся сам, заняв место позади водителя.

Они двинулись по улице, пролегавшей через поселок к горе и постепенно забиравшейся на нее. Узкая дорога петляла по склону, поднимаясь все выше. Лео вел машину уверенно и аккуратно, ловко следуя изгибам пути.

С изменением высоты ветер становился все сильней, пошел снег, а дорога то пролегала по краю отвесной пропасти, освещаемая луной, то вдруг они оказались на отрезке пути, проложенному по широкому склону, между низкорослых сосен и елей.

Через несколько минут Лео затормозил, прижав машину к каменистому выступу, на котором росла разлапистая искривленная сосна. Сосна одиноко возвышалась над обрывом, будто печальный наблюдатель, вечность вглядывающийся вдаль.

Эйвин выглянул в окно — узкая дорога впереди оказалась завалена камнями и снегом. По ней не то что проехать, но и пройти невозможно.

Чуть вдалеке видны контуры то ли строения, то ли нагромождение камней: разобрать в темноте, да еще и за снежной пеленой, взметаемой ветром, было сложно.

Не дожидаясь команды, парень вышел из машины. Тайлер достал из багажника сумку Эйвина и еще какой-то багаж, а Лео окинул юношу оценивающим взглядом.

— Дальше не проехать, дорога перекрыта. Так что придется еще немножко по-ле-тать, — проговорил вампир, и прежде, чем Эйвин успел что-то понять, сдавил его талию в мощном борцовском захвате, и…взмыл с ним вместе вверх.

Эйвин успел только открыть и закрыть глаза, почувствовать, что выдох застрял где-то у него в груди, а Лео вместе с ним уже ловко опустился на засыпанное снегом крыльцо большого, одиноко стоящего, бревенчатого дома.

Приземлившись, вампир отпихнул парня от себя, чем мгновенно привел того в чувство. Лео тут же стал копаться в кармане своей парки, звенеть извлеченными на свет ключами и открывать замки на двери.

— Заходи, — бросил он и первым шагнул внутрь. Следом за Эйвином неслышно вошел Тайлер с сумкой и большой картонной коробкой.

Внутри было темно, тихо, пахло холодом и… отсутствием жизни. Дом большой, пустой и словно погружен в летаргический сон.

Едва перешагнув порог, Эйвин содрогнулся всем телом, уловив будто бы отголоски того, что здесь еще витало в воздухе, что хранили стены, и чем когда-то было наполнено пространство.

Здесь жили, любили, ждали и берегли.

Здесь заботились, дорожили и надеялись.

Он чувствовал это, как свое собственное, как знакомое и пережитое. Это похоже на воспоминание и в то же время проникает словно бы извне, а не зарождается внутри.

— Здесь… Здесь мы жили? — спросил юноша. Он стоял в темноте и впитывал нахлынувшие ощущения, словно умывался чистой водой.

— Да, — не сразу отозвался Лео. — Вспомнил или догадался?

— Скорее почувствовал, — ответил Эйвин. — Я ничего не помню.

— Ясно. Ну, проходи, осваивайся, — сказал вампир и продолжил после паузы, — электричество пока отключено, но завтра я все улажу. Едой для тебя и себя мы запаслись, воды мало, но на улице полно чистого снега. Камин растопим. С мебелью и прочими бытовыми удобствами придется как-то устроиться постепенно — дом пустой совершенно. Хотя нет, на кухне есть мебель и что-то еще. Кухня налево, можешь осмотреться, а я пока займусь камином.

Почувствовав себя на удивление уверенно и спокойно, Эйвин двинулся налево и без труда нашел широкий проем в стене, ведущий в просторную кухню-столовую. Приходилось действовать больше на ощупь, но стандартное расположение подвесных шкафчиков, столешницы, тумб, стола и стульев помогли сориентироваться. Вскоре через проем пробился рассеянный свет — Лео растопил камин. Тишина наполнилась звуками: потрескиванием дров, приглушенными шагами, скрипом половиц.

Эйвин нашел в кухонном шкафу большую керамическую миску, зачерпнул в нее чистого снега прямо у крыльца и поставил миску у камина. Снег быстро подтаивал, и юноша с наслаждением отпивал прохладную талую воду.

Эйвин впервые за долгое время вдохнул полной грудью и невольно улыбнулся, почувствовав облегчение. Здесь, за сотни километров от дома и привычной жизни, в незнакомом, занесенном снегом, одиноко стоящем доме на горе, в компании двух… вампиров?

После этого немногое может показаться еще более странным.

…Они втроем сидели на полу у камина, и Эйвин слушал, чувствуя, что информация валится на него, словно град из булыжников, не позволяя увернуться.

Узнавая историю своего появления на свет, парень словно погрузился в просмотр фантастического фильма. В его роду были ведьмы, его мать, обладавшая уникальными способностями, любила человека-волка, а ее единственными друзьями были вампиры. Потом эти же самые вампиры укрыли ее, беременную, в одиноком доме на севере Европы, и они вместе с сестрой родились и жили в этом доме уединенно, но спокойно и счастливо первые пять лет своей жизни.

Цена за безопасность матери и детей была уплачена весомая. Но, наверное, есть на свете вещи, ради которых можно отказаться от многого.

Лео замолчал, и в доме снова стало тихо. Тайлер поднялся, чтобы подложить дров в камин. Леонар тоже встал, подошел к одному из окон, повозился, открывая и распахивая ставни. На какой-то миг в успевшее нагреться помещение проникла волна морозного воздуха. Быстро захлопнув окно, Лео остался стоять возле него, глядя вдаль — в комнату проникал бледный предутренний свет.

Эйвин тоже смотрел, как рассвет становится все ярче, заливая прояснившееся небо розоватым сиянием.

— Вы не боитесь солнечного света? — нарушил молчание Эйвин, глядя на прямую спину и разворот мощных плеч вампира.

— Что, засомневался, что мы и правду вампиры? — хмыкнул Лео, не поворачиваясь. — Солнце опасно для вампиров, но не в этом доме. Окна здесь с защитой от ультрафиолета.

— Значит, живя в этом доме, вы могли смотреть на солнце?

— Могли и смотрели, каждый раз, — он бросил быстрый хмурый взгляд на Тайлера. — Здесь мы могли спать ночью и бодрствовать днем, и вообще чувствовать себя до тошноты… почти людьми, — ровным голосом отозвался Борегар. — А больше ты ничего не хочешь спросить?

— Я спрошу, — ответил юноша, — как только смогу немного уразуметь, что все рассказанное вами действительно имеет хоть какое-то отношение ко мне.

— Ты рос в приемной семье. Помнишь, как тебя усыновили?

— Мне было семь, когда меня усыновили. Что-то я помню, что-то нет. Только со слов воспитателей в приюте знаю, что потерял родителей в раннем детстве, а других родственников не нашлось. Было странно, что я ничего не помню о том, что было до того, как мне исполнилось пять. В приюте сделали вывод, что это вследствие психологической травмы, но теперь мне кажется, что на то имелась иная причина, и она вам известна. Ведь так? — обратился он к спине Лео.

Вампир ответил ему легким наклоном головы, и юноша продолжил:

— В целом у меня осталось стойкое ощущение, что я воспитывался в родной семье. Мне не на что жаловаться. Мои родители были уже не молодыми людьми, когда взяли меня. Своих детей у них не было, точнее, была дочь, но она погибла за много лет до того, как появился я. Мне повезло, что я попал к ним. Теперь уже их обоих нет: отец умер давно, матери не стало два года назад. Для меня они были и останутся единственными родителями, которых я знал и любил.

Эйвин посмотрел на нахмуренного Тайлера, который непрестанно ворошил чугунным крюком с деревянной ручкой дрова в камине и молчал, не вступая в разговор.

— Так как же получилось, что нас с сестрой раскидали по разным странам, и мы ничего не помним о том, кто мы такие? — заговорил парень. — Вы сказали, у матери не было родственников. А у отца? У них не возникло желания поинтересоваться судьбой осиротевших детей? — вопросы посыпались сами собой, и Эйвин говорил так, будто не ждал ответов от кого-то, а хотел найти их сам.

Долговязый блондин повернулся к парню.

— Чтобы рассказать все, понадобится немало времени и твоя ясная голова, — сказал Лео. — Предлагаю сделать перерыв и отдохнуть.

— Шутите? Какой отдых, после того, как вы навалили на меня столько всего? — нервозно усмехнулся Эйвин.

— Нормальный отдых. Поверь, тебе он необходим. К тому же, если ты обратил внимание, здесь тебе крышу, похоже, не сносит от приступов эмпатии. Возможно, в этом имеется интересный нюанс…

— А поподробнее?

— А поподробнее потом, — отрезал Лео. — Нам, кровососущим, тоже не помешает подкрепиться и отдохнуть. Кстати, в коробке полно человеческой еды, отнеси-ка ее на кухню, разберись там, — скомандовал вампир.

— Издеваетесь? — вскинул брови Эйвин.

— Не шучу и не издеваюсь, — невозмутимо ответил Борегар. — Я только выгляжу молодо, но мне от роду больше десяти веков. Так что не мешало бы тебе слушаться старших, — он улыбнулся одними губами и сразу помрачнел.

— В детстве ты был очень серьезный, невозмутимый и молчаливый пацан. Хозяйственный такой, деловитый. Твоя мать удивлялась тому, что вы с сестрой совсем не похожи. Она непоседа, любопытная, пяти секунд на месте не могла усидеть, как ураган носилась, все раскидывала и разбрасывала, а ты ходил за ней и терпеливо наводил порядок.

Короткий экскурс в неизвестное прошлое вызвал приступ острого раздражения. Эйвин скрипнул зубами и легко вскочил на ноги.

— Ну и к чему это вы? Похоже на сентиментальные воспоминания занудного дядюшки. Пойду, разберу, — проворчал он, подхватывая стоящую на полу картонную коробку.

Лео довольно усмехнулся ему вслед.

В коробке оказались продукты и сверток, плотно закрученный в целлофан. Его Эйвин трогать не стал, подозревая, что в нем может находиться. Для «кровососущих».

Глядя на упаковку свежего хлеба, нарезанного сыра и ветчины, Эйвин вдруг почувствовал, что зверски проголодался. Торопливо соорудил себе огромный многослойный сэндвич и жевал его, сидя за кухонным столом и раздумывая над тем, что следует делать теперь — настоять, чтобы дядьки-вампиры рассказали всё сейчас же или действительно отдохнуть сначала.

Ответ пришел сам собой. Усталость взяла свое, когда адреналин окончательно испарился, еда и тепло расслабили и разморили, и юноша задремал прямо за столом, уронив голову на руки.

Вампиры не стали тревожить его. Лео поднялся на второй этаж, а Тайлер остался внизу, в гостиной, присев на пол возле прохода в кухню и привалившись спиной к стене.

* * *

Все трое снова сошлись, когда короткий зимний день уже близился к закату.

Уселись за кухонный стол, и Лео рассказал юноше про их жизнь в этом доме и историю гибели Мэдисон.

— Когда-то Мэдди, кхм… то есть ваша мать согласилась, что будет лучше уехать как можно дальше, жить в уединении, по крайней мере, пока все не успокоится и точно не выяснится, обладаете вы с Леоной какими-то особенными талантами или нет, — говорил Лео. — Вы с сестрой стали проявлять странности года в четыре. Мэдди начала дергаться, ведь держать вас всю жизнь взаперти стало казаться не самой правильной идеей. Несмотря ни на что, я думаю, она надеялась, что когда-нибудь все наладится, и вы сможете вернуться в большой мир. А пока она обучала вас дома и изредка вывозила в поселок. Местные думали, что у вас с сестрой аутизм или какое-то там иммунное заболевание, потому вы и живете уединенно. Никто здесь толком не понимал, что это такое, но и вопросов особо не задавали.

— И все же «здесь» — это где? — спросил Эйвин. — Норвегия? Но где именно?

— Мы в Норвежском море, на небольшом острове к востоку от побережья. Таких клочком каменистой суши здесь множество. На острове — поселок, в котором жители занимаются в основном рыболовством. Жизнь тут течет неторопливо и размеренно, а люди не заражены суетой большого мира. Этот дом я… Словом, этот дом был предназначен специально для Мэдисон и вас, — ответил вампир.

— Ясно, — отозвался юноша. — Ну, а как получилось, что нас с сестрой разлучили, дали другие имена и мы начисто забыли, кто мы есть? Вообще-то, в пять лет дети обладают уже достаточным запасом памяти. Я же не помню ничего. И, кстати, где сейчас моя сестра?

— Мы добрались до момента, откуда начинаются вопросы не только у тебя, — заметил Лео. — Но кое-что я поясню. После гибели вашей матери изменилось абсолютно все. Вы остались одни. Естественно встал вопрос, что делать с вами. У вашего погибшего отца имелись родственники, но Мэдисон не общалась с ними и ничего не сказала им о вашем рождении. Она и слышать не хотела о том, чтобы вы к ним попали.

— Но почему? — удивился Эйвин.

Взгляд Лео стал усталым, каким бывает взгляд у изрядно пожившего человека, которому в какой-то момент больше всего хочется просто покоя и тишины.

— Все, что я сейчас скажу, ты естественно подвергнешь сомнению. Но доказательств у меня нет. Так что хочешь — слушай, хочешь — нет.

— Я выслушаю, — спокойно отозвался Эйвин. — Выслушаю все, что скажете.

— Отлично, — кивнул Лео. — В таком случае я скажу. Люди-волки — это особый обособленный клан, — монотонно начал он. — Со специфическим укладом, своеобразными традициями и способами выживания. И с очень непростой непредсказуемой генетикой. Старшая дочь вашего отца, от первого брака попала в поганую историю потому что обладала кое-какими особенностями.

Лео кратко рассказал историю Джейка и его дочери от первого брака.

— И родственники ничем помочь не смогли и не придумали ничего лучше, чем сделать из отца и дочери наживку, заставив их рисковать жизнями, — отчеканил Лео. — Мэдисон такой участи для вас не желала. Поэтому предпочла принять нашу помощь.

Он помолчал, тяжелым взглядом исподлобья изучая Эйвина.

— Ну что, достаточно весомый аргумент непростого решения вашей матери? — поинтересовался он, наконец.

— Весомый, — кивнул Эйвин. — Давайте дальше.

— А дальше, после гибели Мэдисон, вопрос об отправке вас обратно в Америку даже не стоял. К тому же сбывался кошмар Мэдди — в вас стало проявляться нечто необычное.

— Например? — нахмурился Эйвин.

Лео посмотрел на Тайлера, словно передавая ему эстафету в разговоре.

— Ты временами словно слышал, видел и понимал больше, чем остальные, — сказал Вуд. — Мэдисон мне говорила пару раз, что только подумает о том, что нужно сделать, а ты либо заговариваешь про это, либо делаешь. Здесь многое приходилось делать самим. Однажды она сказала, что весь день думала о том, чтобы заменить масло в машине, не произнося это вслух и не обсуждая этого с вами, с детьми. Закрутилась и так и не сделала ничего. Так ты вечером поинтересовался у нее «Мам, а ты масло поменяла?» Тебе тогда еще и пяти не исполнилось, — рассказал Тайлер, глядя прямо на Эйвина.

— И что это такое было со мной? — спросил Эйвин. — Телепатия, как у биологического отца? Ничего подобного сейчас я не чувствую…

— Понятия не имею, — покачал головой Леонар.

— Допустим, не имеете, — устало вздохнул парень. — А что сестра?

— Она… — снова вступил Тайлер. — Она была, как барометр окружающего пространства. Как парфюмер с обостренным обонянием ко всему на свете. Ей все было интересно. Неутомимая, везде лезла, во все совала нос, но ни разу не попала в неприятности с этим своим любопытством, не поранилась, не набила шишку, будто заговоренная. Она отскакивала от падающего с крыши снега или сосульки за секунду до их падения. Как-то весной, примерно за год до гибели матери, ты бродил снаружи. Снег таял и стекал вниз по склонам, а ты ушел от дома и пошлепал по дороге, ведущей к поселку, таращился на текущие ручьи. Леона была дома с нами, как вдруг выскочила за дверь и понеслась за тобой. Она оттащила тебя за шиворот за миг до того, как с уступа скалы, прямо туда, где ты стоял, сорвался водяной поток вперемешку с камнями. Благодаря ей твоя голова осталась цела, и тебя не смыло вниз.

— Да уж. Непростые мы оказались сиротки. Ну и что сделали добрые дяди вампиры, когда нашей матери не стало? — тон Эйвина изменился.

Брови Леонара сошлись к переносице, глаза приобрели льдисто-голубой оттенок и он ответил:

— «Добрые дяди вампиры» не могли взять вас себе человеческих щеночков и воспитывать по своим «добрым вампирским понятиям». Поэтому я принял решение дать непростым сироткам шанс жить в этом мире нормальными жизнями нормальных людей, став самыми обычными детьми. Жить человеческими жизнями, не соприкасаясь ни с чем сверхъестественным и не проявляя никаких экстраординарных способностей. Вы не были бы никому интересны и вас не стали бы искать и пытаться использовать. Именно этого больше всего боялась ваша мать. А помня судьбу вашей сводной сестры, то вообще все рисовалось довольно печальным. Так вот, поразмыслив, я уговорил одну ведьму наложить заклинание, которое стирало у вас память о прожитом и о вас самих. Вы начинали жить, словно с нуля, ничего не зная, не помня. Более того, и все ваши странности были заблокированы в новых, созданных ритуалом личностях. И все, кто мог знать вас, исключая участников ритуала, также забывали о вашем существовании.

— То есть для всех, кто знал или когда-либо встречал Мэдисон Саттон, у нее словно никогда и не было детей? — уточнил Эйвин.

Лео медленно наклонил голову.

— Никто и так не знал, что у нее были дети, кроме жителей этого поселка. А в результате ритуала все событийно-временные линии, связанные с тобой и твоей сестрой были стерты из жизни каждого, кто хоть как-то соприкоснулся с вами.

— Что же это за ритуал за такой? И что нарушилось сейчас? — лицо Эйвина накрыла тень, глаза — синие, как у его матери — стали почти черными.

— Я мало смыслю в магии, но знаю, что этот ритуал сложный и неограниченно мощного воздействия. Замешан на крови, действует наверняка и только на тех, кого касается.

— На крови? Чьей?

— Вашей. Моей. Того, кто ритуал проводит и еще одного, посвященного, — Лео мотнул головой в сторону Тайлера.

Вуд ответил Лео тяжелым взглядом.

— Только для нас двоих ваше существование осталось никоим образом не измененным фактом.

— А та ведьма, что проводила ритуал? — спросил Эйвин.

— Ведьма умерла вскоре после того, — невозмутимо ответил вампир.

— Из-за ритуала? — нахмурился юноша.

— Возможно. Она знала, на что шла, — отвечая Эйвину, Лео в упор встретил издевательски-вопросительный взгляд Тайлер. — И не надо заводить шарманку о том, что это я ее… уговорил. Он, в конце концов, согласилась — и это факт. Она знала, чем для нее это может обернуться и это тоже факт. Остальное лишь домыслы.

Леонар говорил, обращаясь скорее к Вуду, нежели к Эйвину, и юноша, заметив это, с любопытством поглядывал на свирепые лица вампиров.

— Осталось не так много того, что мне известно и понятно, — продолжил Борегар спокойнее. — Предвосхищая твои вопросы, я просто дорасскажу, что знаю. Итак, нерушимость заклинания могла гарантироваться только строгим соблюдением определенных условий при его создании. Мы все условия соблюли и ритуал сработал.

Снова почувствовав взгляд Тайлера, Лео проигнорировал его и продолжил:

— Что-то нарушилось сейчас, спустя время. У тебя проснулась бурная эмпатия, с которой ты не справляешься. А кстати, сейчас ты что-нибудь чувствуешь?

— Странно, но… Ничего. Все словно отключилось, — пожал плечами юноша.

— Может быть ты не чувствуешь только наших эмоций, эмоций вампиров?

— Я почти ничего не ощущал и когда мы были в аэропорту, и в самолете, и дальше тоже, — отозвался юноша. — Хотя мне сложно с уверенностью утверждать, потому что я явно был не в себе, словно в тумане.

— Ладно, пусть так. Поживем-увидим, — изрек Лео и продолжил. — Твоя сестра, которую сейчас зовут Фредерика, живет в Праге. Несколько недель назад она попала в странную историю, в результате чего ее разыскивает полиция, подозревая в причастности к убийству, подделке документов и еще в чем-то там. Ко всему прочему Фреда как-то связана с вампирами, владеющими магией крови. Есть такой древний Орден вампиров, которые собирают и объединяют всех, кто обладает способностью к колдовству или какими-то неординарными способностями, замешанными на магии и всяком таком. Так вот я хочу выяснить, что пошло не так и, по возможности, как-то исправить. Тебе это интересно? — обратился Лео к Эйвину.

— А что, у меня был или есть выбор? — огрызнулся юноша.

— То есть можно считать, что ты даешь согласие и примешь участие? — не отставал вампир.

— К чему вдруг спрашивать мое согласие? — Эйвин изобразил удивление. — Если верить вам, я уже давно принимаю участие во всем этом… бреде. И раньше никто согласия не спрашивал.

— Я бы и сейчас ничего спрашивать не стал, — заявил Лео, ничуть не смутившись. — Только вот вы уже большие детки, приходится с этим считаться. В память о вашей матери. И к слову говоря, — я не жалею о том, что сделал. И не нуждаюсь ни в чьем понимании и одобрении.

— Это точно, — процедил сквозь зубы Тайлер Вуд, не отрывая взгляда от поверхности стола.

Эйвин невесело усмехнулся и пожал плечами.

— Да я и не сомневаюсь. Сделанного, как говорится, не воротишь, — сказал он. — Скажите, а чем плохи были наши прежние имена? Почему вы решили отнять у нас даже их, ведь нас все равно никто не помнил и не знал? Ну, фамилию еще понятно, а имена…

— Новая жизнь — новые имена, — отрезал Лео. — Вы оставались в Европе — тебя увезли в Швецию, сестру оставили в Норвегии. Имена и фамилии не должны были вызывать вопросов о происхождении. Присматривая за вами все эти годы, и обмениваясь информацией, мы придумали для вас символические обозначения, происходившие от новых имен. Ты был Джейком, стал Эйвином, на древнескандинавском твое новое имя звучит Eyvindr и переводится, как счастье, удача. Либо ey (остров) + vindr (ветер). Мы и называли тебя Ветреный Остров. А Леона стала Фредерикой. Fredrikke — fridu «мир, безопасность», а riki — богатый, могущественный вождь, правитель. Её мы звали Мирный Правитель. Чем плохо? Знаешь поговорку — «как корабль назовешь, так он и поплывет». Вы отправились в новое плавание по новой жизни с сильными знаковыми именами.

Вампир замолчал, когда обратил внимание, что Эйвин тихо смеется. Плечи юноши чуть тряслись, с губ срывались приглушенные звуки, но глаза при этом были совсем невеселыми.

— Моя приемная мать преподавала в Университете Умео филологию. Знаете, чем она особенно увлекалась? — Эйвин задал вопрос, на который сам же тот час и ответил. — Изучала происхождение имен, названий и прочего. Я много от нее набрался еще в детстве. Так вот я знаю, что мое имя можно трактовать следующим образом: ey — это вы правильно сказали, переводится, как остров, а вот vindr — это еще и кривой, искривленный, неправильный. Какова ирония — был Джейком, а стал — Искривленным, Неправильным Островом. И правда — знаковое имя для новой жизни!

 

Глава 2. Тени прошлого, призраки настоящего

Приглушенное жужжание, раздававшееся прямо под ухом, вытолкнуло Фреду из глубокого сна, и она, не раскрывая глаз, нащупала рукой источник навязчивого звука — телефон. Вагнер, видимо, вытащил его из кармана ее куртки и оставил на подушке рядом.

— Я все еще чувствую твой запах и вкус… — услышала она, поднеся прибор к уху.

От низкого, словно обволакивающего тембра его голоса, сладко заныло внизу живота.

Фреда тут же вспомнила слова, что произносил этот голос минувшей ночью, вспомнила губы, с которых эти слова срывались, и что эти губы творили с ней…

Невольно зажмурилась и подтянула ноги к животу, задержав дыхание. Внутри ожила и двинулась по венам густая, горячая карамель пробуждающегося желания…

Если так на нее подействовал один лишь голос Рейна, то, что она испытает, вновь увидев его, прикоснувшись, вдохнув знакомый, волнующий запах?

— Перестань так говорить, — прошептала она, чуть задыхаясь, — я плавлюсь, как мороженное на солнце, от одного твоего голоса.

В ответ раздался короткий смешок.

— Это хорошо, — удовлетворенно заметил он.

— Хорошо? И только?

— Больше всего мне хотелось дождаться, когда ты проснешься и быть в этот миг рядом с тобой. Снова почувствовать себя в тебе, ощутить тепло твоей кожи и твой волшебный сладкий, чистый запах. Услышать, как ты стонешь… увидеть, как прикусываешь припухшие влажные губы, когда я…

— Прошу, замолчи! — выдохнула Фреда. — Нельзя же так… Ты заводишь меня этим сексом по телефону, а сам так далеко. Я шевельнуться не могу, тело словно мне не принадлежит, губы и правда болят, и не только губы… Но если бы ты был сейчас рядом, я бы не стала возражать и придумывать всякое, типа головной боли…

— Фреда… — прорычал он.

А она вдруг испугалась, что он тотчас и правда рванет к ней, а, судя по всему, сейчас был день.

— Я бы тоже хотела проснуться рядом с тобой, но помню все, что ты мне говорил, — торопливо заговорила она. — Не сомневайся, мои мозги не расплавились, и я все прекрасно соображаю.

— Я в тебе не сомневаюсь, — откликнулся он. — Я звоню напомнить, что ты можешь оставаться в доме до сумерек. Ключи от дома, от машины и еще кое-что я оставил на столе. Выспись, отдохни, но прошу — не открывай ставни на окнах и не выходи на улицу до того, как начнет темнеть. На дом наложено маскирующее заклинание, никто не увидит припаркованную на участке машину и ничего не услышит, даже если ты вздумаешь громко петь. Но магия будет разрушена, как только ты покинешь пределы участка.

— Поняла, — серьезно ответила Фреда, — выходить не буду.

Он молчал, и она вдруг начала беспокоиться.

— Рейн?

— Фреда, не забудь — у тебя все еще есть выбор и время его сделать, — сказал он.

Сердце сжалось и заныло, словно он силой вынуждал ее делать этот выбор прямо сейчас.

— Я его уже сделала, — отрезала она. — Я вернусь в Цитадель. Но как найти ее? Я так и не поняла, где она находится.

— Ты найдешь, — проговорил Вагнер. И Фреда уловила в его голосе напряжение. — Вспомни, что я тебе говорил. Но все же… не спеши, подумай, — и, не дав ей возразить или начать возмущаться, тут же продолжил, — а теперь отдыхай. А я целую тебя, и… — он прошептал фразу, от которой кожа девушки запылала, словно к ней снова прикасались губы и руки Рейна…

…Вагнер отложил смартфон и откинулся на спинку кресла. Вернувшись в Цитадель под утро, он заперся в Синей гостиной и несколько часов просидел за столом, вспоминая то, что миновало очень давно, и что стало прошлым совсем недавно.

Он оставил мирно спящую Фреду в домике на краю маленькой деревушки, уверенный, что там она будет в безопасности.

Ровно до того момента, пока не вернется сюда, в Цитадель.

Она все еще могла бы уехать и скрыться, но он был уверен, что она вернется, как вернулся, возвращался, и будет возвращаться он. Возвращаться, чтобы снова скрывать, изворачиваться, терпеть и выживать, сознавая, что из этого круга не вырваться, не убежать, не скрыться. Она назвала это рабством.

Так оно и было. Он — лишь раб, скованный своей природой, кровной связью и магией навеки. Можно смириться или порвать оковы, приняв окончательную смерть.

Затянув Фреду в свой мир, он при любом раскладе обрекал ее на незавидную участь: она тоже будет пытаться выживать и станет заложницей обстоятельств, вечной рабыней, как и он. Будет обращена или нет, она не смирится, не сломается и будет искать выход. Как искал его сам Вагнер и еще многие.

У него позади и впереди были столетия, он мог еще ждать, искать и тешить себя иллюзиями. Но Фреда — смертная, ей отпущено совсем немного времени. Будет ли возможным то, что стало зарождаться между ними?

И все же вампир Рейнхард, талантливый сын давно покинувшего этот мир гениального лекаря, алхимика и мага-самоучки Игнациуса Вагнера, надеялся, что когда-нибудь сумеет сделать то, что не смог сделать его отец.

Обретя бесценные знания, Вагнер-старший так и не смог достойно применить их на практике.

Вампир Рейнхард Вагнер едва помнил, как был живым в прошлом и ничего не хотел знать о своем будущем. Он продолжал существовать в настоящем, застыв в своем состоянии на семь веков. Его оболочка статична и мертва, но его сущность все еще жила и надеялась, хотя с каждым годом, с каждым днем становилось все сложней сохранить это в себе. Существуя по инерции, подчиняясь инстинкту выживания, он сам чувствовал, как все тоньше становится ниточка, связывающая его с прежней человечностью.

«Одна сущность обнаружится в другой сущности, одна сущность возобладает над другой сущностью, одна сущность подчинит другую сущность».

Эти слова из древнего алхимического трактата стали заклинанием, которое он твердил себе в моменты сомнений, в такие минуты как сейчас. Но это были лишь слова, которые хоть и несли смысл, но ничего не могли изменить. Теория, воплотить которую на практике невозможно.

Для этого требовалось так немного, всего лишь песчинка, но ее нужно отыскать в целой Вселенной.

Все пути, по которым мы идем, тянутся из прошлого.

За века меняются слова и привычки, запахи и звуки, законы, обычаи и мода. Неизменная лишь цель — найти свою верную дорогу. Но прокладывать эти дороги начинаем вовсе не мы, мы лишь продлеваем их, выстраивая отведенный нам отрезок по-своему. И все пути в этом мире переплетены в невидимую глазу, неосязаемую сеть.

Развернувшись вместе с креслом от стола, Рейн устремил взгляд на картину на стене. Темный мир был все так же темен. Источники света по-прежнему не могли ничего в нем изменить.

* * *

…14 век. Чума шествует по Европе, одерживая одну ужасающую победу за другой. Новые и все более страшные вести о продвижении мрачного кортежа Черной смерти доносятся из разных стран, усиливая не утихающие страх и панику. В маленьких и больших городах вырастают чумные столбы, а население беспощадно и неудержимо сокращается. Чума не жалеет никого и никому не позволяет одержать над собой верх.

В те времена Игнациус Вагнер, лекарь австрийского эрцгерцога Родерика Линцкого, творил настоящие чудеса, диагностируя и исцеляя самые жуткие болезни.

Врачуя тела, Игнациус не забывал и о более тонкой материи — душе. Он научился не замечать границы возможностей, которые предлагал этот мир. Искусный медик обращался к знаниям и опыту, накопленным не только медициной, он также страстно изучал алхимию и даже магию. Вагнер верил в невозможное и черпал возможности в невероятном.

Эрцгерцог высоко ценил заслуги Игнациуса и не только поощрял его нетривиальные исследования, но и всячески оберегал его, создавая все условия для полного погружения в работу. Помимо предоставленной в распоряжение придворного лекаря прекрасно оборудованной лаборатории, Родерик щедро финансировал закупку редких книг и свитков, сырья, материалов, инструментария и ингредиентов для проведения изысканий и создания чудодейственных лекарств. Будучи человеком не глупым и практичным, Его светлость заботился о том, чтобы об исследованиях никто не узнал. Не приведи Господи, если слухи о том, что при его дворе практикуют алхимию и магию, доберутся до короля и до Святой Церкви.

Тем временем Вагнер все сильней погружался в изучение неведомого и сверхъестественного. Лекарь обнаружил, что многие слухи и легенды на самом деле вовсе не выдумка. Оборотни, вампиры, призраки, фейри и прочие сущности являются реальной частью этого мира, тысячелетия соседствуя с людьми. Практически бессмертные, наделенные уникальной природой существа были неуязвимы к человеческим болезням и иным телесным слабостям, а некоторые, такие, как фейри и оборотни, даже могли иметь с людьми совместное потомство. И почти каждый такой отпрыск был наделен каким-нибудь редким даром или способностью.

Игнациус Вагнер, получив тайное одобрение и поддержку своего хозяина, проводил весьма рискованные эксперименты.

Заключив договор с одним из надежных «охотников на нечисть», лекарь постоянно получал в распоряжение свежий материал для проведения своих рискованных опытов. Так он обнаружил чудесное влияние крови вампира на человеческий организм. Экспериментируя с пропорциями, соединяя естественную природу различных жидкостей и материй с энергией магических ритуалов и алхимическими процессами, Игнациус искал новые лекарства и снадобья, в том числе и от Черной смерти.

В процессе своих рискованных исследований он узнал, что возможности применения вампирской крови, (а также порошка из клыков оборотней, призрачной эктоплазмы и прочих сверхъестественных ингредиентов) гораздо шире, чем создание лекарств от пусть и страшных, но все же обычных болезней. И, продолжая изучать и постигать, постепенно добился совершенно потрясающих результатов.

Настолько невероятных, что пока сам Вагнер не совсем осознал, каким образом можно использовать плоды экспериментов и в некотором роде даже опасался их. Особенно после того, как увлекшись опытами с кровью вампира и полученным после алхимической очистки порошком из высушенной эктоплазмы, он создал настой, одной капли которого хватило, чтобы оживить мертвого мотылька.

Неподвижно распростертый на тонкой пластине из полированного камня мотылек вдруг затрепетал, вспорхнул и заметался под высоким сводчатым потолком лаборатории, судорожно взмахивая светящимися в полумраке крыльями, с которых отделялись и осыпались вниз частички призрачного сияния.

А затем исчез… пройдя сквозь толстые каменные стены, будто просочился наружу. Игнациус распахнул узкое окно и ошеломленно наблюдал, как воскресший мотылек удаляется в темноту, мерцая, словно иллюзорная звездочка.

Вагнер был одержим не только медициной. Еще одной его страстью была любовь к жене и детям. К тому времени, когда из Вены пришло страшное известие о новой волне эпидемии чумы, в семье лекаря ожидалось прибавление. Его жена Грета, была беременна четвертым ребенком.

Не дожидаясь, пока Черная смерть подступит к Линцу, эрцгерцог вместе со своим семейством и придворными укрылся в одном из своих отдаленных замков, надеясь переждать там пандемию.

Родерик, конечно же, взял своего лекаря с собой и позволил тому забрать свое семейство, включая двух нянек для детей.

Черная смерть очень быстро добралась до Линца, но за толстыми каменными стенами замка, где укрылся эрцгерцог, все было мирно и более или менее спокойно. Ровно до того момента, пока у жены Игнациуса Вагнера одновременно с первыми схватками не появились и симптомы страшной болезни.

Лекарь скрыл от Его светлости начавшуюся болезнь жены, сославшись на то, что у Греты очень тяжелые роды. Отослав нянек с детьми в отдаленные покои, Вагнер отказался от помощи повитухи, находившейся в замке, и заперся вдвоем с женой в комнате по соседству с лабораторией. Отчаявшись еще что-либо предпринять, на свой страх и риск он дал Грете одно из полученных им снадобий, основой которого была кровь вампира.

Раньше он опробовал лекарство только на зараженных крысах, сейчас же перед ним была его обожаемая супруга, производившая в страшных муках на свет их дитя, а значит, вылечить он должен сразу двоих. Больше суток он наблюдал, как извивается в муках его Грета, то впадая в беспамятство, то снова начиная кричать и бредить. Болезнь оставляла все более очевидные следы на ее лице и теле, а роды ослабляли организм, а Игнациус мог только ждать, не в силах больше ничем облегчить страдания супруги. Он мысленно уже пожертвовал своим еще не родившимся отпрыском, процесс появления на свет которого совпал со страшной болезнью матери. Вагнер готов был потерять дитя, но не жену.

Эрцгерцог, панически боявшийся эпидемии, заподозрил что-то, и ежечасно посылал своих людей справляться о состоянии жены Вагнера. Те, наслушавшись из-за закрытых дверей стонов и криков, возвращались с неизменным ответом: «Роды затянулись. Роженица мечется в горячке». Уверенный, что лекарь что-то скрывает, Родерик готов был уже выставить Игнациуса и его семью прочь из замка, когда Вагнер, наконец, позволил войти в покои, где проходили роды. Там всеобщему взору предстал сам лекарь, сиявший от счастья и облегчения, и его обессиленная, но вполне живая супруга с новорожденным младенцем на руках.

Мальчика назвали Рейнхардом, решив, что это имя как нельзя лучше будет соответствовать ему, учитывая, что успел испытать младенец в процессе появления на свет.

Благополучно завершившиеся роды жены Вагнера и рождение его сына стали последним радостным событием в замке. Уже на следующий день оказалось, что чума проникла за каменные стены — заболели сразу несколько человек из свиты эрцгерцога и четверо слуг.

Родерик Линцкий, не раздумывая, велел выставить всех больных за ворота, оставив несчастных погибать в мартовском лесу. Но столь жестокая мера не смогла остановить распространение болезни. Еще через два дня заболела дочь самого эрцгерцога. Родерик Линцкий почернел от бессильного отчаяния, и тогда Игнациус сказал своему хозяину, что может помочь, признавшись, что вылечил свою жену и не дал погибнуть еще не родившемуся ребенку. На тот момент испуганный, почти утративший здравомыслие эрцгерцог готов был на все, лишь бы спасти обожаемую дочь. Родерик, казалось, даже пропустил мимо ушей тот факт, что эпидемия в замке, возможно, началась с жены самого Вагнера. Его Светлость дал согласие на применении снадобья.

Лекарство снова сработало, а Его Светлость под страхом смерти велел Вагнеру держать в строжайшей тайне причину исцеления своей дочери. Он запретил применять лекарство на других заболевших, кроме своей семьи. К счастью, больше никто из близких Родерика Линцкого или его лекаря не заболел. Всех прочих, кого цепко ухватили костлявые руки Черной смерти, или у кого только заподозрили появление симптомов, эрцгерцог велел выдворять за ворота замка и сжечь сразу, как только они умрут.

Когда эпидемия отступила, измученные, испуганные люди даже не вспомнили то, как правитель Линца поступил с несчастными больными. В те времена столь жестокие меры не были редкостью.

Родерик Линцкий оценил заслуги своего лекаря, щедро наградив того. Его светлость был страшно доволен, что остался единоличным тайным обладателем чудесного снадобья, способного уберечь от чумы. Впечатленный способностями Вагнера, эрцгерцог возжелал, чтобы тот продолжил свои исследования и пообещал всяческую поддержку.

Между Эрцгерцогом и Игнациусом Вагнером возникало все больше таинственных разговоров, в которых ключевыми становились понятия «вечная молодость», «полная неуязвимость», и даже «бессмертие» и «воскрешение».

Игнациус неизменно вспоминал ожившего мотылька. Чем стало это существо? Где находилось сейчас? Как мир принял это создание, и как эта новая сущность воспринимала это мир?

Шло время. Вагнер продолжал врачевать при дворе эрцгерцога Линцкого, и параллельно вел свою исследовательскую работу. Его младший сын, Рейнхард, рос здоровым ребенком, хотя с младенчества отличался тем, что был более молчаливым и спокойным, чем прочие дети в его возрасте. Примерно к шести месяцам Игнациус заметил и еще некоторые отличия в мальчике. Цвет глаз, данный ему при рождении, вдруг стал меняться. Серо-голубая ясная радужка приобретала фиолетовый оттенок, а к трем годам глаза ребенка излучали завораживающее сияние темного индиго.

Изучив гору литературы, Игнациус нашел упоминание о данном феномене. Происхождение Александрии — изменение в человеческом организме, которое затрагивало не только цвет глаз, но несло некоторые другие особенности. Явление было редким и больше никакой информации об этом нигде не нашлось. Отец решил особенно пристально наблюдать за мальчиком, замечать и описывать все изменения, что будут с ним происходить.

* * *

…Прошлое не хотело отпускать.

Представляя события, известные ему со слов и из записей отца, по рассказам матери и обрывочным воспоминаниям братьев и сестры, Рейнхард снова и снова понимал, что невозможно узнать затерявшуюся во времени истину, нельзя ничего изменить и исправить.

Все, что потеряно — потеряно безвозвратно.

Но день сегодняшний гнал его назад, заставлял обернуться и посмотреть на давно минувшие события.

Найти связь между ушедшим и наступившим. Поймать и скрепить нити прошлого и настоящего и ничего при этом не перепутать, не задеть и не нарушить.

А еще быть рядом с Фредой. Удержать ее, не погубив и не сломав. Но возможно ли это?

Рейн совсем не был в этом уверен.

Вагнер не мог заставить себя встать с кресла и спуститься на нижние уровни Цитадели. Сама мысль о том, чтобы добровольно вырвать и отдать небытию то, чем наполнила его близость с Фредой, ощущалась, как пытка.

Он — словно вулкан, а человечность в нем была подобна лаве, живой и пылающей, в особые моменты вырывавшейся из глубин его сущности. Но, извергаясь наружу, лава застывала, превращаясь в слой вулканического стекла, безжизненный и непроницаемый. Наступит день, когда он перестанет оберегать то малое, что еще оставалось в нем от человечности, и доминирующая вампирская сущность поглотит все без остатка. Пока еще он сопротивлялся, но все яснее понимал, что делает это по привычке, нежели продолжая верить в возможность что-то изменить.

Бессмысленно противоречить своей природе. Он — Не живой и Не мертвый.

Он ничто.

Тени прошлого снова окружили его, увлекая туда, где все когда-то закончилось и началось вновь…

* * *

Маленький Рейнхард рос, не давая повода для беспокойства за его душевное и физическое здоровье. Наоборот, он казался смышленее своих старших братьев и сестры и много умнее и крепче прочих своих сверстников.

Лет с пяти он стал проявлять интерес к занятиям отца. Больше, чем прогулки и игры мальчику нравилось проводить время в лаборатории, рассматривая блестящие приборы, емкости с непонятным и пугающим, но притягательным содержимым и старые толстые книги с загадочными рисунками и схемами.

В семь лет, научившись грамоте, он стал читать отцовские книги сам, пока еще мало, что в них понимая. Он наблюдал за работой отца, иногда подглядывал за тем, как тот врачует своих пациентов, смешивает травы или другие ингредиенты, проводит алхимические опыты.

К десяти годам, Рейнхард уже знал свойства сотен веществ, изучил анатомию и овладел основами алхимии. В тринадцать стал отличным диагностом, получив разрешение присутствовать во время приема некоторых больных.

Набираясь практического опыта в медицине от мудрого родителя, Вагнер-младший стал проявлять повышенный интерес к алхимии и магии. К пятнадцати годам он мог создавать заклинания и мастерски совмещать их с результатами алхимических процессов и практической медициной. И проделывал он все это не хуже, чем его многоопытный отец. При этом юноша давно понимал важность сохранять тайну о том, что творилось в лаборатории.

Когда ему исполнилось восемнадцать, оба Вагнера уже практиковали вместе, прослыв чудодейственными лекарями далеко за пределами Линца, что крайне не нравилось Его светлости, желавшего оставаться единоличным пользователем талантов теперь уже семейства Вагнеров.

Про Родерика Линцкого давно ходили самые разные слухи. Эрцгерцог словно перестал стареть, и не был подвержен хворям. Упорно поговаривали, что это заслуга его лекаря, якобы придумавшего рецепт снадобья, которое продлевает жизнь и отменяет старение. Похоронив свою жену, эрцгерцог женился вновь, на девушке младше его внуков. На тот момент ему было семьдесят шесть, а выглядел он моложе иных сорокалетних.

Рейнхард к восемнадцати годам стал не только замечательным доктором, но и в совершенстве освоил алхимию и постиг многие тайны магии. Однако в отличие от отца, он с огромной осторожностью использовал свои знания на практике. Лишь в самых сложных случаях он применял ингредиенты сверхъестественного происхождения и магические ритуалы, считая, что даже познав и покорив неведомое, заходить, а иногда и заглядывать за некоторые пределы не стоит. Никогда не знаешь наверняка, каковы могут оказаться последствия.

Будучи свидетелем некоторых экспериментов, проводимых отцом, Рейн только тверже уверовал, что у них нет права таким образом вмешиваться в природу человека. И не только человека.

К тому времени, как Вагнеру-младшему исполнилось двадцать, у него была уже собственная практика, а пациентами становились люди самых разных сословий. Рейнхард никому не отказывал в помощи, чем заслужил неодобрение Родерика Линцкого и даже собственного отца.

Однажды он был вызван в дом торговца к его заболевшей супруге. Переступив порог комнаты, где находилась больная, Рейнхард сделал шаг навстречу своей судьбе.

Светловолосая и бледная женщина на кровати словно светилась в полумраке. Тонкую кожу покрывали бисеринки пота, под глазами залегли тени, волосы цвета бледного золота разметались по груде подушек.

Энгила, его ангел. Женщина, которую он полюбил с первого полувзгляда, нарушив сразу все законы. Как врач он не имел права влюбляться в свою пациентку, как мужчина не должен был желать жену другого, как представитель дворянства не мог связать свою жизнь с женщиной из более низкого сословия.

Непреодолимые препятствия лишь обострили его желания добиться невозможного. Десять лет спустя, уже будучи счастливо женатым, имея от любимой женщины двоих детей, Рейнхард вспоминал тот самый первый миг, когда увидел ее впервые. Тогда он не столько подсознанием или инстинктом, а почти физически ощутил понимание момента: вот ОНА перед ним, единственная, желанная и кроме нее ему не надо больше никого. Ради того, чтобы обладать ею, быть с ней рядом, он готов на все.

* * *

Серые и холодные тени прошлого расступились, будто давая небольшую передышку перед тем, как снова нахлынуть толпой.

Спустя семь столетий, увидев Фредерику, Вагнер снова почувствовал то, что было утрачено, казалось бы, безвозвратно.

Между Энгилой и Фредой пролегала пропасть, и не только временная. Они были совершенно разными во всем, но нечто объединяло их.

И не только то, что при первой встрече Энгила была больна, а Фреда ранена и обе нуждались в помощи. Не только то, что обе были напуганы и находились там, где не хотели быть: Энгила в доме нелюбимого мужа, которого боялась и не уважала, Фреда — на территории похитивших ее, совсем не дружественно настроенных вампиров.

Этих женщин объединяло то, что силой своего желания он вольно или невольно затянул обеих туда, где жизнь их круто менялась и подвергалась опасности.

Рейнхард узнал Энгилу, будучи молодым человеком, и его жизненный опыт был совсем не богат. Он толком еще не представлял, а значит и не страшился тех сложностей, что могли встать на пути их сближения.

Фреда была моложе почти на семь столетий, и в их случае именно она не имела представления о многом. Он же наоборот отчетливо сознавал, чем могут обернуться их зарождавшиеся отношения, чуждые миру, к которому он принадлежал.

Этим женщинам следовало бежать от него, но ни ту, ни другую он не хотел отпускать. Энгилу он покинул не по своей воле. Фреде осознанно дал шанс уйти и скрыться. Но и тогда, и сейчас он не переставал тайно надеяться, что все может быть иначе.

Глупые, призрачные надежды…

Вагнер прикрыл потемневшие до чернильно-фиолетового оттенка глаза, скрипнул стиснутыми зубами.

Хотелось снова услышать ее голос, легкое сонное дыхание. Прикоснуться сначала нежно и осторожно, затем обнять, крепко и жадно, тесно приникая к ней, и замереть, купаясь в живом тепле ее гибкого стройного тела.

Он почти почувствовал, как она задрожит, словно струна, сердце ее забьется быстрее, участится дыхание. Он знал: близость с ним не вызвала у Фреды ни страха, ни сомнений, только нескрываемую, неподдельную страсть.

И доверие.

Она отвечала взаимностью, так, как ему хотелось, и дарила то невероятное, во что веришь с осторожностью, будто боишься спугнуть или разочароваться.

Но что могло быть между ним, существом, почти избавленным от всего человеческого и ею, прекрасной и живой, наполненной светом и всеми надеждами этого мира?

Все будет до поры, пока не случится час Х, который имеет миллионы вариантов развития и ни один не зависит от их желаний.

И все же драгоценные капли настоящей радости, что дарила близость с Фредой, опускались в опустевшее вместилище его утраченной души, как редкие монетки в копилку. Радость эту пока не омрачало даже осознание того, что о многом он умолчал, не предоставив ей всех аргументов для того, чтобы она действительно могла сделать выбор. Но он боялся, что его доводы будут восприняты её пылающей душой совершенно обратно.

Она не испугается опасности нырнуть в омут с головой. И тогда ему останется только проклинать себя и свое существование.

Вампиры не подвержены чувству вины. Хищник не чувствует сожаления перед своими жертвами, подчиняясь инстинкту выживания. Но хищник не охотится впрок, только ради того, чтобы когда-нибудь не остаться голодным.

Регент и вампир-маг прекрасно понимал это, но поступал по-своему. Вагнер-человек готов был покарать себя за содеянное.

Тени прошлого колыхались по углам темной комнаты, смешиваясь с мраком, делая его гуще и непроглядней. Знакомые и неизвестные гости из прошлого снова надвигались, вынуждая слушать их шепот, чувствовать, как холод заползает в его и без того остывшее сердце…

* * *

…Прошло десять лет с того дня, как он встретил Энгилу. У них получился счастливый союз, в котором родилось двое любимых детей. Рейнхард по-прежнему практиковал, сменив отца на посту придворного лекаря эрцгерцога. Вагнер-старший пребывал в добром здравии, несмотря на солидный возраст, но теперь больше занимался научными изысканиями, чем врачеванием. И изыскания эти все дальше уводили престарелого Игнациуса за пределы человеческих прав и возможностей. Все больше времени посвящал он тому, чтобы постигать загадочный, скрытый от людей мир сверхъестественного и его обитателей.

Особенно его интересовали вампиры и свойства их крови. Некогда бывшие людьми, эти существа и в новой своей ипостаси сохраняли много общего с человеком, были подвержены страстям и эмоциям, но утрачивали почти все прижизненные физиологические процессы. Они существовали, как часы, которые шли, несмотря на то, что механизм их не работал. И двигателем этого механизма была кровь, потребляемая от живых и чудесным образом перерабатываемая в организме вампиров в нечто невероятное, позволявшее им существовать, наделяя неуязвимостью и силой.

Игнациус втайне от сына и всех остальных продолжал щедро оплачивать услуги охотников за нечистью, поставлявших ему редкий «живой» материал для его исследований.

Очерствевшая со временем душа старого лекаря и одержимого ученого уже не воспринимала вампиров и иных подопытных существ как созданий чувствующих и думающих. Он обезвреживал их, препарировал и подвергал иным экспериментам, не думая о том, что причиняет страдания.

Одержимый поиском чего-то, что крылось за всем непостижимым и, объясняя свои действия поиском возможности использовать это во благо людей, Вагнер-старший заходил все дальше, разрушая себя и свое сознание, балансируя на грани, за которой была темнота.

Рейнхард почти уверился, что отец теряет рассудок на почве своей псевдонаучной деятельности, но все попытки остановить старого доктора ни к чему не привели. Игнациус, имевший огромный опыт вести тайные деяния, виртуозно скрывал следы своих экспериментов.

Если бы он вовремя осознал, что не только сам вступает на опасную территорию, но и тянет туда своих родных и близких, то, возможно, смог бы остановиться. Но пока все сходило ему с рук, приносило удовлетворение и тешило самолюбие, порождая иллюзии о всемогуществе человеческого разума. Его разума, способного открыть тайну, овладев которой, он сделает человеческое тело неуязвимым к старению, болезням и травмам. Пока же все его снадобья на основе крови вампира действовали лишь временно, хотя и излечивали, и омолаживали исправно.

После смерти Родерика Линцкого место эрцгерцога занял его старший сын. Гораздо более ограниченный и нетерпимый ко всему непонятному, Его Светлость отличался от отца отношением к странному старому лекарю. Новый правитель опасался целителя, давно подозревая того в связях с «нечистой силой».

Но младший сын доктора, Рейнхард Вагнер, пугал эрцгерцога больше, чем его сумасшедший отец. Молодой красавец с пронзительным взглядом сине-фиолетовых глаз был талантлив, успешен и счастлив. Новый эрцгерцог убедил себя, что все эти качества даны молодому целителю незаслуженно.

Не желая потерять молодого врача, как придворного лекаря, способного творить чудеса своим искусством врачевания, эрцгерцог мечтал придумать способ избавиться от него, как от предмета изводивших и разрушающих его, злых и завистливых мыслей.

По соображениям эрцгерцога Вагнер должен остаться его врачом, но не должен вызывать восхищение и уважение и обладать женщиной, красота которой подобна ангельской. Его Светлость не отличался умом, не нашел счастья в браке со знатной особой и понятия не имел, как держать себя, чтобы вызывать благоговейное восхищение подданных. Зато всем этим обладал его придворный лекарь.

Однажды Игнациус Вагнер получил от своего поставщика нечисти редкий экземпляр — вампира, обладавшего магической силой. Давно выяснив способы, как обезвреживать разную нечисть, Вагнер-старший сковал вампира серебряными цепями и надел ему на голову серебряный обруч. Прикосновение этого металла к коже кровососов обездвиживало, ослабляло и вызывало эффект, схожий с действием кислоты на кожу человека, позволяя не опасаться нападения. С учетом же того, что вампир обладал и сверхъестественными способностями, старый лекарь использовал также и магическую защиту от него.

Игнациус хотел выяснить есть ли различие крови вампира, владевшего магией, с кровью «обычного» вампира. Проделывая свои эксперименты, Вагнер-старший щедро и не церемонясь, забирал драгоценную жидкость у подопытного.

— Не там и не так ищешь, старик, — прошелестел серыми губами слабеющий вампир, наблюдавший за действиями лекаря.

— Откуда знать тебе, что я ищу? — не отрываясь от своего занятия, откликнулся Игнациус.

— Все ищут одно и то же — власти над своими слабостями, — усмехнулся вампир.

— Не власти я ищу, а истины.

— Любые знания — это власть. А известно ли тебе, старик, что «Алхимия изменяющейся жизни — единственная истина»? Чтобы стать обладателем подобной истины, нужно принести жертву. Огромную жертву. А что даешь ты взамен той природе, в которую вмешиваешься? Какова твоя плата за познания, которые добываешь, силой вырывая, воруя их у мира, к которому не принадлежишь? Или ты уверовал, что во всех мирах такое дается просто так, лишь по желанию?

— Желания помочь человеку нуждающемуся — вот моя цель, — презрительно ответил Игнациус. — Я годы положил на ее достижение и многое постиг. А плата… Не тебе, вампир, говорить мне о цене. Истина бесценна.

Скрипучий смешок вызвал дрожь у старого ученого.

— Вот именно, старик, вот именно. Истина бесценна. Но ты еще далек от нее. Твои опыты лишь вызывают волнение в иных сферах, нарушают заведенную гармонию, но не открывают тебе истины. Чтобы добыть ее, надо погрузиться в процесс целиком: своей кровью и плотью, своим разумом и сердцем. Поделиться душой, сущностью и самым дорогим, что есть у тебя. Что особенно дорого тебе, старик, в этом мире? Твои родные или истина, которую ты ищешь?

Игнациус застыл на миг, пронизанный гневом и страхом, затем ответил:

— Не пугай меня, вампир. Мои родные здесь не причем, и страхов в своей долгой жизни я натерпелся достаточно. Теперь уже ничего не боюсь. Все в мире взаимосвязано, я знаю это. В процесс своих изысканий я вкладываю и сердце, и душу, делюсь своей кровью, рискую и сомневаюсь. Но твердо знаю — я смогу найти то, что уравновесит природу человека и природу сверхъестественного. Так должно быть, это неизбежная ступень постижения тайн мироздания, которую не миновать ни вам, ни нам. И доказательство тому уже есть, ведь некоторые сверхъестественные существа могут создавать потомство с людьми. И отпрыски эти являют собой нечто новое, уникальное, вмещающее в себя особенности обоих родителей. Но это богопротивно! Наверняка есть иные, менее мерзкие способы достижения этого? Я уже близок к тому, чтобы узнать их, и твоя кровь поможет мне.

— Кровь? О, да! Кровь поможет, — загадочно пробормотал вампир и добавил, — а ты действительно близок, старик. Очень близок и все же многое так и не понимаешь. Как не понимали тысячи ищущих до тебя и как не поймут те, кто придет после тебя. Все мы ищем истину, а найдя ее, не знаем, что с ней делать, как использовать. Ты думаешь, что знаешь, но это иллюзия. Вариантов множество и каждый неповторим и применим только для особого случая. Для определенной сущности. «Одна сущность обнаружится в другой сущности, одна сущность возобладает над другой сущностью, одна сущность подчинит другую сущность», — едва слышно забормотал вампир. — Найти эти сущности — вот главная задача. А это почти невозможно, даже если знаешь что именно ищешь…

Кровь тяжелыми каплями продолжала стекать из надрезов на руках вампира в емкости, стоящие на полу. Игнациус установил в каждый разрез серебряные скобы, препятствовавшие заживлению ран. Слабея с каждым мгновением, вампир повернул к ученому ставшее серым, как сумеречная тень, лицо и добавил:

— И помни о цене, она тоже у каждого своя, и ты ее еще не заплатил, но этот миг придет… Скоро…

Старый ученый остановился и задумчиво смотрел, как силы покидают вампира, прикованного высокому столу, установленному посреди лаборатории. Он прервал свои опыты с кровью и уселся за письменный стол, чтобы записать все, что услышал от вампира.

Для чего он это сделал, Игнациус и сам не смог бы ответить определенно. Все цитаты, что произносил вампир, были ему известны из древних алхимических трактатов. Но нежить добавил этим цитатам некий смысл, который до сей поры не был очевиден и ускользал. В тот миг слова кровососа вызвали у старого ученого лишь тень страха и негодования, но позже он все поймет. И ничего не сможет уже исправить. А пока он решил, что нужно найти еще одного вампира, обладавшего магическими способностями и тщательно изучить это существо.

…Годы счастья пронеслись, как один солнечный день.

Трусливая, затаенная, как застарелая обида, зависть и глухая злоба эрцгерцога Линцкого не могли омрачить Рейнхарду времени, проведенному с любимой женой и обожаемыми детьми при дворе Его Светлости.

Рейнхард вел себя мудро и осторожно, не давая лишних поводов для обострения явной неприязни правителя. Тот был действительно труслив и опасался предпринимать что-либо против своего ненавистного лекаря, страшась, что тот сделает нечто, идущее в разрез с его долгом врачевателя. Отравит, заколдует, заразит Черной язвой. Иссушенный завистью мозг эрцгерцога изнывал от бессильной злобы и рисовал самые невероятные картины.

Игнациус Вагнер продолжал заниматься своими изысканиями, все больше времени проводя в своей лаборатории, которую несколько лет назад из дворца эрцгерцога перенесли в одну из пустующих башен фамильного поместья Вагнеров. Иногда старый ученый сидел там безвылазно по нескольку дней, запершись, и лишь что-то невнятно отвечал через дверь, когда домашние справлялись о нем, принося еду и питье.

Рейнхард был более всех обеспокоен за отца, зная, что тот занимается весьма рискованными опытами. Сколько раз сын наблюдал, как глухой ночью к дальним воротам их поместья подъезжала повозка, и мрачный возница что-то затаскивал в башню, где обосновался его отец.

Рейн пытался сотни раз поговорить с отцом, вразумить того бросить свои опасные эксперименты, не искушать судьбу и посвятить старость заслуженному покою. Игнациус лишь бормотал, что он уже «очень близок и ему нужно еще немного времени».

Однажды Игнациус просидел в своей башне безвылазно неделю, не открывая дверей никому из слуг и членов семьи. Он почти не прикасался к еде, которую ему приносили, лишь просил больше чистой одежды, не возвращая грязную для стирки. Из-за закрытых дверей порой доносились странные звуки и омерзительные запахи, узкие окна лаборатории озарялись яркими вспышками света. Взбудораженная семья не знала, что и думать, и Рейнхард снова отправился к отцу.

Молодой человек велел всем родным отправиться в свои покои и не беспокоиться, заверив их, что все уладит.

Он быстро шел через темный пустой двор поместья, и на миг ему показалось, что за ним кто-то следует. Рейнхард огляделся, но увидел лишь тени на каменных стенах от голых ветвей деревьев, трепетавших на холодном февральском ветру. Вдруг показалось, что порыв ветра пробрался прямо внутрь него, остудив сердце недобрым предчувствием. Рейн поспешил в башню, бегом преодолевая просторный двор по вязкой грязи, смешанной со снегом.

Он почти достиг входа на нижний уровень башни, когда тело его впечаталось в каменную стену и его сковало внезапным необъяснимым параличом. Дыхание резко прервалось, грудь нестерпимо сдавило, гася зародившийся крик. Ноги приподнялись над землей, а чьи-то крепкие, словно каменные пальцы впились в его лицо и повернули в сторону. Как сквозь туман Рейн увидел перед собой два серых, как пасмурное небо, глаза, лишенных зрачков. Бескровное лицо, почти скрытое капюшоном, большой рот с выступающими… клыками?

Позади этого видения маячили черные тени, похожие на высокие человеческие силуэты в длинных плащах с капюшонами. Ледяные пальцы снова отвернули лицо молодого человека в сторону, не давая ничего толком разглядеть, и над ухом раздался бесстрастный голос:

— Не кричи, не вырывайся и никто не пострадает. Помни о своих родных.

Его с поразительной легкостью, словно он бел бесплотен, потащили по узкой каменной лестнице наверх башни. Перед дверью лаборатории остановились, ноги снова коснулись пола, и голос над ухом прошипел:

— Если не хочешь, чтобы пострадал твой отец или еще кто-нибудь, просто постучи в дверь, подай голос и не делай глупостей.

Его тряхнули для убедительности, и Рейн кивнул, насколько позволяла сковавшая его мертвая хватка незнакомца.

Он постучал в дверь и окликнул отца, потом еще раз, с трудом сдерживая страх, парализовавший разум. Донеслось приглушенное бормотание, шаркающие шаги, и дверь приоткрылась. Кто-то выступил из-за спины Рейна, закрывая ему обзор, он услышал, как еще один незнакомец шепчет что-то его отцу. Игнациус бесцветным, едва слышным голосом пробормотал что-то вроде приглашения войти и Рейна втолкнули в лабораторию. Мельком он успел увидеть безжизненное, застывшее лицо отца, продолжавшего с остекленевшим взглядом безучастно стоять в дверях.

Тот, кто держал молодого лекаря, ослабил хватку, но ледяные пальцы теперь впились в его горло, перекрывая дыхание и едва не протыкая кожу.

В лаборатории царил разгром, воздух был насыщен жуткими запахами, от которых слезились глаза и першило в горле. Весь каменный пол и стены были исчерчены алхимическими и магическими символами. На столе посредине лаборатории лежало тело, походившее на освежеванный труп. И все, все залито кровью. Рейнхард заметил кровь также и на одежде, руках и лице отца.

Теперь в полумраке лаборатории Рейн смог немного прийти в себя и увидел тех, кто притащил его сюда. Трое незнакомцев, двое в длинных черных одеяниях с капюшонами, лица закрыты масками в виде птичьих клювов, как у Чумных докторов.

Третьего, что держал Рейна, молодой человек хоть и не видел сейчас, но знал, что тот был без маски.

Один из незнакомцев подошел к отцу Рейнхарда и снова что-то прошептал старику в лицо. Ученый будто очнулся от забытья и обвел присутствующих непонимающим, растерянным взглядом, в котором с каждой секундой все отчетливей отражался панический ужас.

— Твои недозволенные игры закончились, старик, — ледяным голосом проговорил незнакомец, стоявший до сих пор чуть в стороне. — Мы долго терпели твои бесчинства, позволяли тебе запускать руки, куда не следует, наблюдали за тобой и твоими экспериментами. Теперь пришло время это прекратить. Ты свою миссию выполнил, старик.

— Кто вы такие? О чем вы говорите? — повысил голос Игнациус и обратился к сыну, — Рейнхард, это ты привел сюда этих господ, чтобы снова пытаться помешать мне?! Как ты мог, сын!

Незнакомец, что заговорил со старым ученым, усмехнулся:

— Да ты и в самом деле почти выжил из ума. Но у нас нет времени на попытки все тебе втолковать и прояснить твой помутившийся рассудок. Просто смотри и слушай, старик. Прочувствуй все то могущество, к которому ты так стремился. Смотри, как можно с легкостью изменить человека, сделать его неуязвимым, не подверженным старению, практически бессмертным. Или получи еще одну жертву для своих опытов. Ты ведь этого хотел? И предупреждаю, если ты хоть дернешься, хоть пикнешь или попытаешься что-то предпринять, в надежде помешать нам, ты поплатишься за это остальными членами своей семьи. Первыми будут твои обожаемые внуки.

Не давая опомниться и понять смысл сказанного, тот, кто держал его сына, откинул капюшон, открывая мертвенно бледное лицо с хмурыми глазами, и впился в шею Рейнхарда, рыча, как бешеный зверь.

Тело Рейна дернулось, с губ сорвался хриплый стон боли, из прокушенного горла на одежду полилась кровь, которую незнакомец пил бесконечно долго, жадно и мощно сглатывая. Затем вампир оторвался от горла молодого человека, явив глубокую рваную рану, словно от укуса дикого животного, впился клыками в свое запястье и приложил его к бледным губам Рейна.

Густая вампирская кровь стекала в приоткрытый рот, отравляя организм. Проделывая все это, вампир неотрывно смотрел на объятого ужасом старика-ученого, застывшего в бессилии что-либо предпринять.

Обескровленное тело Рейнхарда рухнуло на пол, Игнациус рванулся к нему, но холодная рука вцепилась в его худое старческое плечо.

— Сделай только шаг и все твои родные умрут, — прошипел вампир. — Стой, старик, и смотри, какова твоя цена поисков истины.

Игнациус застыл и только смотрел, как еще трепетали веки сына, скрывшие его удивительные глаза, как чуть подрагивала грудь, как из окровавленного рта вырвался последний долгий выдох, и Рейнхард затих.

— Получи, старик, — сказал вампир в маске и пнул тело Рейнхарда в сторону его отца. — Завтра он восстанет вампиром. И не просто вампиром, а одним из нас — вампиров-магов. Мы — Смотрящие, принадлежим к древнейшему Ордену Творящих кровь. Мы храним наши тайны уже много столетий. Не ты первый суешь нос туда, куда смертным соваться недозволенно. Мы долго терпели. Ты препарировал наших собратьев, надеясь что-то отыскать. Мы позволяли тебе это делать, поскольку считали своего рода компенсацией за те людские жертвы, которых убивали и убиваем мы. Равновесие, которое установлено не нами и не вами, а самой Вселенной. Именно Равновесие — та сила, что объединяет наши миры. Но отныне твой лимит исчерпан. Ты превратил свои забавы в нечто недозволенное, зайдя за все мыслимые границы.

— Мой сын… позвольте подойти к нему, — прохрипел старик, — он мертв?..

— Да, мертв. Но тебе решать, старик, каким мертвецом он будет. Можешь прямо сейчас отсечь ему голову, а можешь дождаться утра и посмотреть, как он сгорит в утреннем свете. Еще возможен вариант — жди, пока он обратится, и используй его, как образец для своих экспериментов. Или, если он тебе действительно дорог, сразу отдай его нам. Он талантлив, из него получится ценный собрат для нашего Ордена. Так что решаешь, старик?

— Я…мне… Я не знал… так не должно было быть… простите меня… позвольте хотя бы… проститься с ним… — Игнациус едва стоял на подгибающихся ногах. Сердце сжалось в груди, пронизав все его существо парализующей болью.

Старый ученый двинулся к неподвижно лежащему на полу сыну, протягивая к нему трясущиеся руки. Он упал перед ним на колени и ощупал бездыханное тело, осматривая разорванное горло, приподнимая веки, прикладывая ухо к неподвижной груди. Старик зарыдал.

— Прости меня, Рейн… — сквозь слезы отчаянно шептал он, склонившись к мертвому сыну. — Мне следовало слушать тебя… Прости, мой мальчик… Когда-то я спас тебя и твою мать, а сейчас…

Старик с трудом поднялся на ноги и проговорил:

— Если мой сын — цена, которую я должен вам, то забирайте его. Но обещайте, что не тронете мою семью. Пожалуйста… — с мольбой прошептал он.

— Не тронем. Пока, — отозвался вампир, который пил кровь Рейна. — Но если хоть что-то, что ты успел узнать, просочится через эти стены, если ты снова только подумаешь заняться своими опытами, то знай — мы явимся снова, и тогда уже никто из твоей семьи не уцелеет. А сейчас, жалкий, безумный старик, тебе лучше покинуть это место. Если, конечно, ты не готов еще умереть.

Один из вампиров легко поднял тело Рейнхарда и понес его прочь, Игнациус, как призрак, двинулся за ним. Двое незваных гостей остались в его лаборатории. Когда старый ученый спустился из башни вниз, вампир, несший Рейна, уже исчез, а через узкие окна лаборатории прорывались всполохи разгоравшегося огня.

Игнациус стоял на пронизывающем ветру и смотрел, все сильнее и ярче становится пламя, в котором сгорают все его надежды и понимал, что никогда не сможет простить себе смерти Рейнхарда. Он так и стоял, не чувствуя холода, когда две черные тени покинули башню, рванулись к нему и, окружив, зашептали наперебой:

— Случился пожар…

— …когда ты уже покинул лабораторию…

— … ты не знал, что тебя ищет твой сын…

— …вы разминулись с ним…

— … и он погиб в огне…

— …останки его найдут на пепелище…

— …а если захочешь, можешь рассказать правду…

— …тебя все равно сочтут сумасшедшим…

— …так, что живи и помни…

— … у всего есть цена…

— … и у каждого — своя…

Игнациус закрыл глаза, поняв, что его наказали, оставив в живых, вынудив помнить и сознавать. Он застонал и уже не увидел, как черные тени растаяли в темноте. Схватившись за сердце, старик рухнул в месиво из снега и грязи.

 

Глава 3. Добраться до поворота

За огнем в обеих топках никто не следил, но он продолжал ровно и сильно гореть, уютно потрескивая за резными чугунными дверцами.

Фреда проснулась в жарко натопленной комнате. Откинув простыню, потянулась, провела руками по обнаженному телу. Она выспалась, отдохнула. Тело ощущалось… насыщенным. Напитанным удовлетворенной страстью, гармонией ожидаемого и полученного, чисто физическим удовольствием, от одного воспоминания о котором начинало что-то трепыхаться в районе солнечного сплетения, а низ живота сладко ныл.

Фреда поднялась с кровати, обошла весь домик, нашла маленькую кухню, санузел, где не работал слив старого «фарфорового друга», но рядом весьма предусмотрительно стояло ведро, доверху наполненное водой. Девушка оделась, удивляясь, что совсем не чувствует голода, а ведь ела она почти сутки назад, как раз перед тем, как уехать сюда.

Часы на телефоне показывали начало третьего. На улице был день, но совсем скоро начнет смеркаться и тогда она сможет поехать к нему, к своему вампиру.

«Своему вампиру»? Она и впрямь так думает о Вагнере, скучает по нему?

До каких же немыслимых пределов в такой короткий срок изменилась ее жизнь? Она переспала с вампиром-магом и теперь, словно привороженная им, рвалась оказаться на опасной для нее территории, лишь бы рядом, лишь бы прикоснуться, оказаться в его крепких руках, почувствовать, как он, вопреки своей природе, делает ненужный вдох, чтобы впитать, впустить внутрь себя ее аромат, как возбуждается и словно оживает…

— Как все это возможно?.. — прошептала Фреда, опускаясь в кресло-качалку, которое дернулось и закачалось с тихим скрипом, успокаивая, словно колыбель.

Она посидела, осматриваясь, отмечая без удивления, что и свечи на столе горят все также, не тая и не уменьшаясь. Фреда поднялась, подошла к столу, на котором стояла коробка и лежал плотный конверт. В коробке оказались упакованные в контейнеры закуски, а также вода и сок. А в конверте обнаружилась солидная сумма денег, водительские права, паспорт на новое имя и подробная автомобильная карта Европы. Рядом лежали ключи от машины и от дома.

— Я же сказала, что никуда не побегу, — пробормотала вслух, запихивая бумажки обратно в конверт, но ключи положила в кармашек джинсов.

Промаявшись еще час и немного перекусив, решила, что пора ехать.

Фреда подошла к входной двери, прислушалась, обвела прощальным взглядом гостеприимный домик. Здесь действительно был создан совершенно новый мир, будто изолированный от всего, что ждало снаружи. Фреда приложила руку к Custos’у, висевшему на груди. Амулет потеплел под прикосновением, подтверждая ее ощущения.

Взялась за ручку двери и опомнилась.

— Огонь в печи! Нельзя оставлять!

Она подошла к изразцовой печке и присела на корточки перед дверцей топки. Задумалась на мгновение, собираясь с мыслями, и повела рукой, словно успокаивая огонь. Язычки пламени послушались, как верный пес команды хозяина, и погасли. То же самое Фреда проделала с огнем в печке в спальне и горящими свечами.

Довольная собой, взволнованная предвкушением скорой встречи с Рейном, она покинула домик. Снаружи серые сумерки опускались на округу. В домах уютно светились окна, но на улице не было никого. Деревня казалась безлюдной.

Фреда снова уловила тишайшее протяжное пение колокола на башенке пожарной вышки, будто кто-то играл невидимым смычком на незримой струне, звучавшей высоко и печально.

Усевшись за руль, заволновалась, ведь хоть она и умела водить, но своей машины у нее не было, и рулить ей не приходилось с тех самых пор, как получила права. Однако руки все вспомнили быстро, подсознание уверенно руководило действиями, подавая нужные команды. Доверившись самой себе, Фреда повернула ключ в зажигании и мягко тронулась с места, выруливая из-за скрывавшего машину кустарника на дорогу.

На свободном шоссе быстро освоилась с управлением кроссовером, и помчала вперед. Сумерки все гуще окутывали поля по бокам дороги, скрывали видневшиеся вдалеке холмы, очертания которых на гаснущем небе выглядели как декорации в театре теней.

Проехав пару километров, Фреда обратила внимание, что позади движется серый седан. И, кажется, ехал он за ней, соблюдая расстояние, уже довольно давно, чуть ли не от самой деревеньки. Где-то внутри кольнула тревога, но страха не вызвала.

Фреда плавно надавила на газ, увеличивая скорость. Продолжавший ехать за ней автомобиль так же увеличив скорость, сокращая расстояние между ними. Фреда еще поднажала: скоро должен быть поворот на основное шоссе, где движение будет оживленней и там преследовавший ее автомобиль затеряется и не станет действовать на нервы.

Словно прочитав ее мысли, водитель серой Audi также прибавил скорость и стремительно приближался, забирая к разделительной полосе, явно намереваясь обогнать. Фреда с облегчением выдохнула, списав свои подозрения на паранойю. Она снизила скорость и сместила траекторию движения к обочине, пропуская машину.

Седан нагнал ее и стал нахально прижиматься, все больше тесня к обочине, одновременно сигнализируя миганием фар. Фреда удивленно взглянула в окно и увидела за рулем серой Audi рыжеволосого водителя. Женщину.

— Метте?! — воскликнула Фреда, вцепляясь в руль крепче.

Водитель седана наклонилась, выглядывая в окно со стороны пассажирского сидения, и, встретившись взглядом с Фредой, сделала красноречивый жест рукой, указывая направо к обочине.

Фреда мягко нажала на тормоза, стараясь все делать аккуратно, но за продуманными осторожными действиями начинающего водителя крылось беспокойство. К чему бы Метте нагонять ее на дороге так настырно? Что-то случилось? С Вагнером?

Audi тем временем уже затормозила на некотором расстоянии впереди и из нее выскочила Метте, бегом направляясь к остановившемуся неподалеку кроссоверу.

— Метте! — воскликнула Фреда, выпрыгивая из машины навстречу знакомой. — Вот уж не думала вас встретить здесь и сейчас. Только не говорите, что это случайность.

— Да разве похоже на случайность то, как я гналась за вами и таранила бок вашего красавца? — вместо приветствия отозвалась рыжеволосая норвежка. Одетая в короткую кожаную куртку с меховым воротником и узкие джинсы, женщина-волчица выглядела обманчиво хрупкой. И чем-то очень озадаченной и раздраженной. Короткие рыжие волосы торчали сердитым ежиком на ее голове, а тонкие брови хмурились над светлыми глазами.

— Что-то случилось? — поинтересовалась Фреда, чувствуя, как порыв морозного ветра пробирается за шиворот, отчего кожа головы и шея покрылись мурашками.

— Куда вы едете, Фреда, если не секрет? — не отвечая на вопрос, поинтересовалась Метте.

— В Прагу. Возвращаюсь в Цитадель.

Не зная, стоит ли ей вообще отвечать норвежке, решила, что все же ничего такого не будет, если она скажет правду.

— Прошу вас, выслушайте меня, Фреда. Выслушайте, не перебивая, — заговорила Метте, сверля девушку тревожным взглядом бледно-голубых глаз. — Когда доедите до поворота на Развадовское, сворачивайте от Праги в противоположную сторону и чешите к границе.

— К границе чего? Области? — не поняла Фреда.

— Страны. И я вас провожу, — серьезно отозвалась Метте.

— Так. Все понятно, — выдохнула Фреда, — это Вагнер вас попросил? Я же сказала, что никуда не поеду! Не по-е-ду! Я возвращаюсь в Прагу. В Цитадель.

— Глупая вы голова! — нетерпеливо воскликнула рыжая, всплеснув руками. — Не думала я, что придется вот так еще встретиться с вами, и не думала, что вы и… Вагнер зайдете так далеко. И так скоро. Вам следовало притихнуть, как мышке, стать незаметной, а не в койку с ним прыгать.

Фреда опешила и уставилась на Метте потемневшими глазами.

— Ушам своим не верю. Ваше-то какое дело, куда и с кем я прыгаю? Откуда вы вообще узнали про… койку?! Какого черта происходит? Вы следите за нами, ревнуете, что ли? — Фреда с легким налетом гадливости смотрела на норвежку, еще минуту назад казавшуюся ей весьма приятной особой.

— Ревную? Это так примитивно, — поморщилась Метте. — Нет, я не ревную. Судьба милостива — уберегла от того, чтобы проникнуться к этому хитрожопому вампирюге каким-то там чувствами. У нас с ним долгое взаимовыгодное сотрудничество. Честное, без подстав. И каждая сторона свои условия выполняла исправно. Но я твердо помню, что не стоит переходить грань. А вот вы перешли. И очень зря. Вы думаете, будто я лезу не в свое дело, но я скорее уши себе отгрызу, чем промолчу о том, что должна сказать. Выслушайте меня, пожалуйста, а потом можете высказать свое фи, если будет такая необходимость или желание. Договорились?

— Допустим, — отозвалась Фреда, понимая, что уйти, не дослушав Метте, она не сможет, нопосле сказанного норвежкой что-то безвозвратно изменится. — Говорите, что хотели.

— Вы еще помните ту ночь в музее, когда ваша жизнь круто повернулась? — поинтересовалась рыжеволосая.

— Как забыть.

— Пробежимся кратко: полиция завела на вас дело, связав с подделкой документов в магистрате и пропажей бумаг, которые вы принесли в музей. На месте убийства того парня нашли ваш телефон. А телефон, вероятно, кто-то подбросил туда уже после того, как вампирские чистильщики уничтожили все следы.

Фреда слушала и чувствовала все сильнее разгорающееся желание бежать прочь, зажав уши.

«Не слушай!» — вопило ее сознание, и ему жалобно и скорбно подпевало сердце. Лишь душа притихла, затаилась, словно приготовилась принять удар, который вот-вот может быть нанесен.

— Вагнер вас и подставил, — мрачно проговорила Метте. — Если думали, что услышите не это, то прошу прощения. Телефон подложил он уже после того, как все убрали. Он убирал, между прочим. Они мастера все подчищать. Кровь в водицу превращают, растерзанные в клочья трупики ремонтируют искусно. Телефон ваш наверняка он же и нашел, а когда все ушли, подбросил его обратно.

— Откуда вы все это знаете? — выдохнула Фреда.

— Знаю, — мрачно заявила Метте. — У меня свои источники. Приходится обзаводиться поддержкой, если есть нужда вести дела с вампиром, да еще с таким, как Регент. Не говорила бы, если бы не знала наверняка, что он это сделал.

— Зачем? — только и смогла проговорить Фреда, с трудом разлепив губы.

— Да просто все! — воскликнула Метте. — Чтобы не дать вам вернуться в мир людей, изолировать от прежней жизни и использовать ваши таланты для этого их ненормального Ордена. Это их цель. Они так существуют. Нет в их мире простого и нет сложного. Нет плохого и нет хорошего. Как нет Добра и Зла. Есть интересное, выгодное и полезное. Они собиратели, добытчики. Все свое существование они пьют не только кровь, но и сидят на этаком подсосе от прочих интересностей, что можно поиметь от людей. Вагнер не с вами с первой так поступает. Вы многих обитателей Цитадели встречали за то время, что находитесь там?

— Никого не встречала, — бесцветным голосом откликнулась Фреда. Она пыталась сосредоточиться, подключить свои инстинкты, интуицию, чтобы хоть на мгновение, неясной вспышкой озарения ощутить — правду говорит Метте или нет. Но все ее инстинкты словно уснули..

— И неспроста. Вам и не давали соприкасаться ни с кем, обрабатывая потихоньку в одиночестве. От других адептов можно получить информацию, которая сбила бы с толку, породила сомнение, заставила посмотреть на ситуацию по-иному. А вас индивидуально уломали. Это звучит двусмысленно и грубо, но я знаю, о чем говорю. Так они поступают с особо ценными кандидатами в члены их драгоценного Ордена.

— Тогда зачем же Вагнер сам предложил мне уехать из Чехии? — вскинулась Фреда. — Он дал деньги и документы, чтобы я могла уехать и скрыться от этих тошнотных Аспикиенсов! От Ордена! Зачем ему это делать, если он меня собирался и собирается использовать?

— Гм… — нахмурилась Метте, — а вот такой нескромный вопрос — вы с ним кровью обменивались?

Фреда яростно тряхнула головой, и ее отливавшие жемчужным блеском волосы при свете полной луны казались покрытыми инеем.

— Впрочем, можете не отвечать, — поспешно добавила Метте. — Просто знайте: если обмен кровью состоялся, то никуда вы от него не денетесь до скончания века. Вампир-маг способен привязывать к себе человека, даже не обращая его, а только обменявшись с ним кровью. Такова их природа, такова сила их крови.

— Ну, а как же ритуал? — не глядя на Метте, проговорила Фреда. — Ведь, чтобы связь заработала как надо, нужен ритуал…

— Сам обмен кровью — это ритуал. Сама их кровь — это магия. Они с момента создания пропитаны ею. Сила крови всех, состоящих в Ордене такова, что не нужно никаких заклятий и прочей магической шелухи, чтобы создать пожизненную привязку. И, кстати, если обмен состоялся во время секса, то эта связь еще прочнее и полнее. Она уже основана на чем-то более интимном. На мощной индивидуальной энергетической составляющей, которая возникает только при сексуальном контакте. И чем старше вампир, тем сильней эффект, — мрачно ответствовала Метте.

Фреда нахмурилась, засунула руки в карманы и поежилась на зимнем ветру. Она молчала, сдерживая рвущееся возмущение, решив выслушать все, что ей скажет рыжая нахалка.

— Они так метят особенно интересных из тех, кого хотят сделать себе подобными, — продолжила тем временем норвежка. — Лично мне трудно назвать это любовью, искренней привязанностью или чем-то таким. Почти всегда такие меченые становятся одержимыми своими хозяевами. Кровь вампира-мага на некоторых вообще действует как галлюциноген, как наркотик. Думать о своем хозяине, хотеть его, стремиться к воссоединению снова и снова — вот какими они могут стать. Хотя бывают и редкие исключения. У некоторых проявляется устойчивость, вроде иммунитета. Иногда связь возникает на время, а потом исчезает. А кто-то вообще не усваивает кровь вампира-мага, отторгая её после приема. У вас ничего такого не…? — и она замолчала, увидев, как сверкнули в темноте глаза собеседницы.

— Почему вы все это мне говорите? — процедила Фреда. — Там, в Норвегии вы мне сказали, чтобы я не боялась ничего и… его. Почему сейчас?..

— Потому что тогда я еще не знала всего про вас. Следовало бы, конечно, предостеречь еще тогда, но я не думала, что все с вами так далеко зайдет. Да и вы мне были безразличны. Так, очередное поручение. Ответная услуга за услугу Вагнера. — Метте вскинула голову и оценивающе воззрилась на Фреду. — Вы мне понравились. Я хотела вас предупредить позже, но не успела. Вы не безликая, не овца, какими были все прочие… — Метте замолкла.

— Так вот, что вы имели в виду на самом деле, когда говорили, что я первая за много лет, кого Вагнер направил в такое место… — Фреда, прищурившись, посмотрела на Метте. — До меня были и другие… овцы. Но вы мне так и не ответили, зачем по-вашему он сам предложил мне уехать и скрыться? Я не понимаю…

— Да что тут непонятного! — вспылила Метте. — Это проверка вашей связи. Насколько она прочна, как действует. Не будьте вы, в самом-то деле, овцой, Фреда! Вы бы все равно или сами вернулись, или он бы вас без труда отыскал и снова препроводил в Цитадель под свое бледное крылышко.

— Но он предложил мне сбежать еще до того как…

— И вы думаете, что это проявление благородства, которое вы пробудили в его спящей мертвым сном душе? — фыркнула Метте. — Вампиры — страшные хитрецы по своей природе. Это, милая, пиар — ход, чтобы набрать очков в свою пользу, еще больше уверить вас в своем бескорыстии. Заставить вас максимально расслабиться, перестать бояться и сомневаться в искренности его «добрых» намерений и чувств. Так вы действительно расслабились и поверили ему настолько, что улеглись к нему под холодный бочок, надеясь согреться. Добровольно, надо полагать. Он — манипулятор. Они все манипуляторы. Если не зачаровывают, превращая ваш мозг в кашу, так играют с вами, словно кошка с мышкой. На вас ведь зачарование не действует? Тогда побегайте по крысиному лабиринту, а они понаблюдают. Да не сверкайте на меня глазами! Я говорю с вами откровенно. И если нет еще связи на крови, то все равно что-то есть. Не знаю… Метка какая-то…

— Какая же это… гадость, — Фреду затошнило от отвращения и разочарования.

Она глубоко вдохнула, настраивая себя на равновесие и пытаясь унять бурю в душе и горячку, охватившую сознание. Рука потянулась к Custos’у и… она тут же отдернула ее.

Чем на самом деле был этот амулет? Вагнер сказал ей, что это Хранитель сущности, а эта штуковина могла быть чем угодно. Возможно, это какой-то Подавитель воли или Контролёр разума. Или что-то вроде отслеживающего устройства.

Послав ее в тот заброшенный дом, Вагнер мог каким-то образом заранее подложить туда эту вещицу, а потом наплести историю про таинственное обретение Хранителя сущности. Устроил ей квест в духе бойскаутских игр «Отыщи клад», а она, как последняя идиотка, купилась и добровольно нацепила на себя эту хрень, как собака ошейник.

Фреда рванула воротник куртки и решительно сняла цепочку с подвеской с шеи. Зажав амулет в кулаке, сунула его в карман, но, передумав, обернулась к открытой машине и, подавшись в салон, перегнулась через водительское сиденье и бросила его в бардачок.

— Не стану спрашивать, что там у вас, — заметила Метте, — но что бы там ни было, если это дал вам Вагнер, лучше от всех его даров избавиться. А теперь, даже если вы мне не поверили, прошу вас, уезжайте из Чехии. Садитесь в мою машину, я переправлю вас в Германию без проблем. А там наши подхватят вас и помогут во всем.

— Наши? Кто это «наши»? — Фреда, стуча зубами, облизнула заледеневшие на ветру губы.

Мысли кружились в голове вихрем. Слушать Метте она больше не желала, но тянула время, чтобы хоть немного прийти в себя.

— Мы подошли к сути нашего разговора. С нашими вы уже встречались. В Норвегии, — Метте не спускала глаз с лица собеседницы. — Волки, помните? Вагнер сказал вам, что я вервольф, но это не совсем так. Я потомок вервольфов и людей-волков. Слышали о таких?

Фреда отрицательно помотала головой.

— Это очень древнее могущественное племя носителей уникальных знаний и способностей. Их немного осталось. Некогда грозный и сплоченный клан распался, и чистота их крови была нарушена связями с другими расами и существами. Вопрос выживания. Говорят, что старейшины клана были так озабочены чистотой крови, что дело дошло до инцестов. И, как следствие, началось вырождение. Чтобы прекратить это и остановить вымирание один из бунтарей покинул клан, нарушил все устои и женился на человеческой женщине. От него началась побочная линия людей-волков. Вот к ней я и принадлежу. Волки в Норвегии, которых вы видели, признали вас своей. Потому я и здесь. В вас течет наша кровь. Вы не помните, кто ваши родители?

— Нет, совершенно не помню.

— В общем-то, это ничего бы не изменило. Наши почуяли в вас родную кровь, это определяется безошибочно, если знакомство с чужаком происходит в ипостаси волка. А значит вы действительно наша. Будь я волком, когда встретила вас впервые, я бы тоже наверняка учуяла родича, принадлежность к нашей расе, — Метте попыталась улыбнуться, но, встретив взгляд Фреды, нахмурилась.

— Почему же они мне не дали понять о нашем родстве еще тогда? Ведь знали, что я там сидела по велению вампира.

— Знали, конечно. Я все рассказал им, и они пожелали на вас посмотреть. Но после этого вы так быстро оттуда сбежали, что мы не успели решить, как лучше с вами поступить, — ответила норвежка. — Вы рванули в Прагу, как ужаленная, а я эти дни искала способ к вам подобраться и все рассказать, пока не поздно. Но все же опоздала.

— Мы вместе возвращались. Вы меня в Цитадель подвозили, — сквозь зубы проговорила Фреда. — Почему даже тогда не намекнули хотя бы?

— Да нечего было намекать, — дернула плечами Метте. — Я же говорю, ничего на тот момент еще не было известно наверняка. Мы не знали точно, кто вы и что с вами делать. Ничего не подготовили, чтобы переправить и укрыть вас…

Она замолчала, отвернулась и посмотрела куда-то в темноту.

— Я знаю, вам сейчас погано, — продолжила она, — и что вы запутались и не верите ни одному моему слову. Вы сейчас склонны верить своим чувствам и Вагнеру. А мне мерзко, что я вылила на вас ушат холодной воды, но поверьте, если бы не было весомых оснований, я бы не стала ничего подобного делать.

— Стали бы делать и не такое, если бы по каким-то чертовым причинам я вам понадобилась, — огрызнулась Фреда, с презрением глядя на Метте. — Откуда мне знать, может вы хитрее и изощреннее Вагнера и его поганых Смотрящих. Как можно доверять кому-то?

— Верно мыслите, — одобрительно заметила рыжая. — Но тогда просто выберите меньшее зло: стать вампиром и вечность подчиняться извращенным законам мира кровавой магии и мертвецов или рискнуть и направиться навстречу неизвестности.

— И что из этого меньшее зло?

— То, где вы остаетесь сама собой и не будете коротать бесконечность в мрачных вампирских казематах. Так что решаете? Едем со мной? Или рванете в Цитадель?

— Что делать с машиной? — уйдя от ответа, Фреда кивнула на кроссовер.

— Пусть остается здесь. Если она нужна Вагнеру, он ее подберет. Или купит себе десяток новых. Для него это не проблема, — ответила Метте.

— Ну, хорошо, даже если я уеду, как же быть с кровной связью? Вы ведь говорите, что это навсегда.

— Мы знаем способы, как избавиться от этого. Не впервые. Способы непростые, иногда болезненные, но действенные, — уверенно ответила Метте и подбадривающе улыбнулась. — Теперь, когда мы точно знаем, кто вы и что с вами, можно решать вопросы конкретно, а не тыкать пальцем в небо.

Фреду сотрясала нервная дрожь. Она обхватила себя руками и задумалась.

— Ладно, поехали. Вы — зло, Регент — зло. Кажется, я ничего не теряю, а меняю одну головную боль на другую. Только подождите минутку, я хоть в себя приду, — Фредерика ощущала легкое головокружение и угнетающую, высасывающую все эмоции пустоту, образовавшуюся внутри. Словно Черная дыра вдруг возникла как раз в том месте, где еще недавно висел Custos — в районе солнечного сплетения. Её сущность определенно испытывала нужду в нем, чем бы он ни был… И теперь ее это безмерно пугало.

— Хорошо. Я все понимаю. Посидите спокойно пару минут, но не больше. Не стоит терять время, чем быстрее мы отправимся в путь и избавим вас от… всего, тем лучше и надежней.

Метте отошла от девушки, направившись к своей машине, стоящей неподалеку. Фреда, пошатываясь, забралась на сиденье кроссовера и сникла, как пустая оболочка.

Ненужная. Обманутая. Выпотрошенная. Опустошенная.

Опустошенная!

В голове словно вспыхнула, взорвалась и опалила перегоревшая лампочка, разлетевшись острыми осколками, ранившими ее сознание. В череде, состоящей из вспышки, пронзительной боли и поглотившей все темноты, мелькнул и погас какой-то образ. Сердце скакнуло к горлу, потом ухнуло вниз, затрепыхалось, как кролик, пойманный в силки, и Фреда получила подсказку от своей, наконец заработавшей интуиции.

* * *

…Метте отошла от девушки, села в седан и, достав из кармана телефон, сразу же сказала в него, не набирая номера и не нажимая никаких кнопок:

— Нас хорошо было слышно? Я сделала все, что смогла. Думаю, можно считать, что задуманное удалось. Она поедет со мной, и я глаз с нее не спущу..

* * *

…Лео стоял на крыльце и смотрел, как вместе с сумерками на гору опускается густое и пышное, как взбитые сливки, облако. Вскоре ничего не было видно уже в десятке метров, правда, для его зрения это не являлось помехой. Стало так тихо, словно округу накрыло ватой, холодную кожу вампира стало покалывать от микроскопических капелек влаги.

Лео вернулся в дом. Тайлер стоял у камина, уставившись в свой айфон, Эйвин, как пришитый, сидел на кухне за столом и что-то изучал в своем айпаде. Обоих-человека и вампира-затянуло в мировую информационную сеть в поисках полезных сведений. Вторые сутки они, как одержимые рыскали в Интернете, стараясь разузнать что-то о магии, в частности о ритуале, что был проведен с Фредой и Эйвином в детстве и о его возможных последствиях. Поисковики выдавали миллионы заманчивых вариантов, но почти все вели в пустоту. Дурацкие развлекательные псевдо-магические порталы с тиражированными гаданиями, приворотами. Пугающие своей наглой претензией на достоверность мрачные ресурсы, где якобы, обитали «истинные» маги, вампиры, демоны и прочие. Виканские сайты, форумы, где собирались чокнутые, оторвавшиеся от реальности. Эзотерические магазинчики и онлайн консультации от «настоящих колдунов».

Все это была сущая чепуха, но даже в этом ворохе шелухи они надеялись отыскать ниточку, за которую можно уцепиться.

— Туман опустился неслабый, — заявил Лео, проходя в дом, — как раз подходяще, чтобы покинуть этот гостеприимный остров незаметно. Отправляюсь прямо сейчас.

Тайлер поднял голову и посмотрел на возвышавшегося посреди комнаты вампира.

— Как ты собираешься ее искать? Будешь обнюхивать всю Прагу? — поинтересовался он.

Лео в тысячный раз пожалел, что проболтался о том, что запомнил запах Фреды. Похоже, этот нюанс не давал Вуду покоя. Злил его, раздражал неимоверно.

— Если надо, буду обнюхивать, — бросил ему Лео. — Но есть еще способ, который стоит попробовать. Местный королек. Или Эрцгерцог, как он у них зовется. Он просил меня об услуге, я ему тогда отказал, чем, кажется, обидел честолюбивого юнца. Теперь вот вернусь и покаянно предложу свои услуги взамен на его маленькое одолжение.

— Попросишь узнать о Фреде? — спросил Тайлер.

— Предполагается, что да, — спокойно кивнул Лео, — но напрямую спрашивать и о чем-то просить, конечно, не буду. Сначала прощупаю почву. И есть там еще одна интересная персона, что может быть полезной. Правая рука Эрцгерцога, его советник, некто Оз. Серый кардинал. С ним тоже можно попробовать поговорить тет-а-тет. Думаю, за определенную сумму он что-то расскажет.

Длинноволосый вампир повернулся и посмотрел на Эйвина, сидящего на кухне в круге света, льющегося из подвешенного к потолку переносного фонаря с длинным проводом. Сегодня Лео запустил генератор, мощности которого им вполне хватало, чтобы вся их немногочисленная электроника исправно работала и подзаряжалась, в доме горел свет, и функционировала микроволновка. Эйвин внимательно смотрел на Лео и слушал его, оторвавшись от экрана планшета.

— Есть там у них еще один занятный персонаж, — подал голос юноша. — Что-то вроде представителя закона и исполнительной власти при правителе.

— Знаю, о ком говоришь, — кивнул Лео. — Но продолжай.

— Зовется он Руперт. Просто Руперт, как кличка собаки, и состоит при Эрцгерцоге Краусе охранником, палачом и еще Бог знает кем.

— Мне все это известно. Что еще?

— Ничего особенного. Просто еще один объект, которому что-то может быть известно. Выглядит крайне злобным и тупым, — юноша развернул к Лео планшет и показал снимок на экране: огромный, как шкаф, субъект, одетый в длинный безразмерный плащ. В руках гигант сжимал тесак, длиной с весло каторжной галеры, а шириной с доску для серфинга. На грубом лице (или скорее морде) никакого внятного выражения, лишь звериный оскал. Глаза угрожающе горели красным. Но во всей позе чувствовалась некая постановочность, рекламность — мол, смотрите и трепещите.

— Колоритный дяденька, — хмыкнул Тайлер, заглядывая в проем кухни и тоже любуясь картинкой на экране. — Смотри-ка, Борегар, как раз для тебя задачка. Ты любишь с такими беседы вести.

— Ага, такой «орешек» мне по вкусу. Люблю тупых и могучих, — в тон ему ответил Лео. — Его тоже возьму на заметку.

С этими словами вампир легко взбежал по лестнице на второй этаж и вскоре вернулся, одетый в длинное стильное пальто, под которым был мягкий тонкий свитер и отменно сидящие брюки из дорогой шерсти. Волосы Лео убрал в аккуратный хвост, стянув его кожаным ремешком, в руках держал элегантный мужской портфель-папку из дорогой кожи. Выглядел он как солидный и представительный, но очень молодой бизнесмен.

— Я пошел, а вы продолжайте искать. Следов нигде не оставляйте и будьте на связи, — проговорил он.

Не дожидаясь ответа, Лео открыл дверь на улицу, впустив клубящееся облако тумана в дом, и исчез за порогом, словно растворился в молочно-синей, подкрашенной цветом наступавшей ночи, дымке.

 

Глава 4. Взгляд в пустоту

Метте отключила мобильник и резко выдохнула. Разговор с Фредой прошел в состоянии азарта, и норвежка только сейчас стала понимать, в чем именно приняла столь действенное участие.

Возможно, стоило отказаться брать на себя столь щекотливую миссию — вмешиваться в чью-то судьбу. Но что сделано, то сделано.

Пора напомнить Фреде, что им нужно ехать. Метте открыла дверцу, вышла из машины и замерла, когда мимо нее, набирая скорость, проехал синий кроссовер BMW, за рулем которого сидела Фреда.

Глядя стремительно удалявшейся машине вослед, Метте снова достала из кармана телефон и набрала номер:

— Она все-таки сбежала. Думаю, едет в Прагу. Мне отправляться за ней? — спокойно проговорила она.

Получив ответ, женщина, спрятала мобильник, уселась за руль своего седана и двинулась в сторону Праги.

* * *

Фреда мчалась по шоссе, полностью поглощенная процессом езды. Ни буйства мыслей после откровений Метте, ни паники, ни отчаяния — все это улеглось. Осталась лишь ярость. Она, как вода в горячем источнике — кипела где-то в глубине, норовя выбросить вверх мощный фонтан-гейзер, который опалил бы ее, но, прорвавшись, принес бы некоторое облегчение. Сейчас же эта статичная пылающая «сердцевина» погрузила ее в состояние, похожее на тяжелую лихорадку, затопив и поглотив все прочие ощущения.

Освоившись с вождением, Фредерика маневрировала в потоке машин, как опытный и уверенный в себе водитель. Постоянно поглядывая в зеркало заднего вида, замечала следовавшую за ней машину Метте. Серая Audi маячила позади, и Фреда поднажала, обгоняя несколько машин, увеличивая с седаном расстояние.

Она не даст себя остановить. Ни за что. Она все сделает и решит по-своему, не будет овцой на веревочке.

Въехав в Прагу, удостоверилась, что машины Метте нигде не видно. Кружа дворами и переулками, Фреда проехала к центру и оттуда начала движение с совершенно конкретной целью — найти Цитадель.

Ею руководила только интуиция — в машине не было GPS с заложенным в память маршрутом прямо к главному входу вампирского логова, а Вагнер ей так ни разу даже не намекнул, где приблизительно Цитадель находится. Помня лишь, какие районы они проезжали накануне, двигаясь к выезду из города, Фреда повторяла тот же маршрут в обратном порядке.

Несколько дней назад, когда Метте везла ее из аэропорта путаным путем, они в итоге оказались в районе старых кирпичных многоэтажных особняков, с тихими улицами и просторными внутренними дворами. Сейчас Фреда медленно ехала, наугад выбирая, куда свернуть и, наконец, въехала в арку между двумя четырехэтажными домами с фасадами, украшенными лепниной и колоннами. Кажется, именно здесь она была с Метте несколько дней назад.

И все же, что за игру затеяла норвежка? Времени, проведенного один на один, им хватило бы на подробную откровенную беседу. Почему она даже не намекнула ей?

Фреда устала гадать и строить предположения, она просто хотела ясности для себя.

В безлюдном внутреннем дворе, похожем на большой колодец, посреди располагался фонтан, вокруг него стояли лавочки, заметенные снегом. Еще одна арка, вела со двора на другую тихую улицу. Именно на той улице обнаружился въезд в подземную парковку, проехав которую до конца, и миновав странный невидимый переход между реальностями, Фреда оказалась в паркинге Цитадели.

Всю дорогу до цели ею руководило уже знакомое чутье, способное отличать истинное направление от ложного, чувствовать в пространстве отголоски магии и подсказывать ключевые точки, с которых начинались ответы на невысказанные вслух вопросы. Скрытый магической пеленой проход в торце парковки был невидим глазу, но манил и звал, обозначившись в восприятии, как маячок.

Остановив BMW, Фреда выскочила из него, громко хлопнув дверью, и быстро прошла к лифту. Оказавшись в холле, она, слушая только свой внутренний навигатор, отбросив сомнения и желание поддаться негодованию и гневу, двинулась путем, которым однажды уже следовала. Неслась по коридорам, минуя повороты, рывком открывала двери и резко захлопывала их за собой, будто перекрывая пути к отступлению. Ноги мелькали по ступенькам лестницы, ведущей на нижний уровень, и вот уже она бежала по каменным плитам темного подземелья Цитадели, туда, где некоторое время назад увидела Вагнера в столбе света. Фреда домчалась до проема, ведущего в каменную залу, и остановилась, переводя дыхание, унимая бешено бьющееся сердце.

Вагнер был там. Босой, одетый только в черные трикотажные штаны, низко сидящие на бедрах, он заканчивал заполнять символами начертанную на полу двойную окружность, то и дело окуная руку в большой сосуд со светящейся перламутром жидкостью. Содержимое каменных чаш, расположенных по кругу, дымилось, и с каждым мгновением дым становился все гуще, превращаясь в плотную, однородную пелену.

Фреда шагнула вперед, проходя в огромное, мрачное помещение, напоминавшее пещеру со сводчатым потолком и высоченными колоннами по периметру.

Вагнер прервал свое занятие, обернулся. Серьезная сосредоточенность на его лице не изменилась, ни один мускул не дрогнул, в глазах ничего не отразилось.

Сердце девушки сжалось.

— Фреда, — проговорил он, направляясь к ней. — Ты вернулась.

Гордо выпрямленная спина, разворот широких плеч, твердые мускулы груди и пресса — он двигался с неторопливой и надменной грацией хищника, уверенного в своей силе. Четко очерченные губы не выдали ни намека на улыбку или недовольство. Ничего.

Она предпочла бы увидеть на лице Вагнера удивление, горечь, досаду, злость, ярость. Что угодно, только не это мертвое безучастие.

— Вернулась, — эхом отозвалась она, стараясь сдержать дрожь в голосе.

Он подошел ближе, не сводя с нее потемневших до черноты глаз.

— Рад видеть тебя, — сказал без намека на радость. — А сейчас иди к себе, отдохни. Позже увидимся.

— Ты… ты только начинаешь? — спросила она, кивнув в сторону круга.

— Я готовлюсь. Прошу, Фреда, ступай. Тебе не нужно быть здесь, — твердо сказал он.

Фреда не двинулась с места.

— Можно мне остаться? Я не буду подходить, не стану мешать, буду стоять здесь, тихо, как мышь, — она зачарованно смотрела на все ярче светящийся круг. Символы переливались от сумрачно-серого до ярко-бирюзового, выравнивая свое сияние в сине-голубом спектре, соединяя его в единый световой столб.

— Нет, — отрезал вампир. — Ты должна уйти. Это не для тебя и не для твоих глаз.

— А что для меня? — спросила, поднимая на Регента влажные зеленые глаза. Они казались глубокими заводями, полными печали.

— Не понимаю вопроса, — лицо Вагнера осталось непроницаемым, напоминая прежнего Голема. Нет, не прежнего — истинного.

Он им был всегда и оставался сейчас.

— Забудь, — обронила Фреда. Она на миг прикрыла глаза, не давая заполнявшему ее отчаянному разочарованию излиться в потоке ненужных слов или еще хуже — слез.

— Что случилось? — нахмурился Вагнер. — Что произошло за те несколько часов, что мы не виделись? Я чувствую твое настроение — ты неспокойна, встревожена. Почему?

— Чувствуешь мое настроение? Это… кровная связь, которую мы создали?

— Вампиры считывают эмоциональное состояние людей и других существ и без кровной связи. Я уже говорил тебе, — голос Вагнера стал заметно холоднее, тьма заполнила взгляд. — А кровная связь усиливает восприятие.

— Пусть так, — выдохнула она, — тогда скажи, когда ты закрепишь нашу связь ритуалом? Не хочу, чтобы обмен кровью был напрасным, и я досталась бы кому-то из Смотрящих.

— Ты не достанешься никому из Смотрящих, не бойся. Поверь мне, мы успеем провести ритуал, время еще есть. — Вагнер изучающе смотрел на нее. — Ты поэтому так разволновалась?

— Да, и поэтому тоже, — кивнула, чувствуя себя почти хорошо, от того, что смогла сдержаться и не дать бушующим эмоциям проявиться в полной мере. Не сейчас, еще не время. Она должна выяснить еще кое-что.

Нет, даже не выяснить, а прочувствовать на себе.

— Не волнуйся, мы все сделаем, как нужно. Ступай к себе, а я должен начать, иначе придется проводить подготовку заново, а это весьма хлопотно и занимает много времени, — нетерпеливо сказал вампир. Он направился к кругу. — Уходи, Фреда — бросил на ходу, полуобернувшись, и она заметила тень гнева на его лице.

Свечение символов тем временем превратилось в один мощный и яркий столб света, льющегося под своды залы и тонувшего где-то высоко во мраке. Послышался ровный гул, словно заработали невидимые турбины, и воздух вокруг светового столба завибрировал.

Фреда попятилась назад, и, выходя из залы, увидела, как Вагнер остановился у границы круга, замер, опустив голову и коснулся пояса брюк. Одно движение и единственный предмет одежды, бывший на нем, упал на каменный пол, оставляя вампира обнаженным.

Фреда сделала пару шагов по коридору, но тут же решительно развернулась.

— Я никуда не пойду! Я остаюсь, пока ты делаешь это! — крикнула, забегая снова в зал. — Что бы ты этим не делал, — добавила тише.

Вагнер, только вступивший в круг, резко обернулся на ее голос. Лицо его неузнаваемо исказила гримаса ярости, тело напряглось. Он зарычал, как зверь, который еще не бросился, но предупреждал, чтобы от него держались подальше.

— Убирайся! — рявкнул он, стоя в круге. Его тело плотно «обнимал» свет, затекая даже в глаза, прорезая темное индиго белесыми грозовыми вспышками. Когда он крикнул, сияние вырвалось из его рта, словно он резко выдохнул сгусток, похожий на шаровую молнию. Свет пропитывал тело вампира, проникал внутрь него, и это было жутко и завораживающе одновременно.

«Я не должна уходить! — твердила про себя Фреда. — Мне нужно остаться, чтобы… чтобы понять». Хотя она сама толком не знала, что должна понять.

* * *

…Сидя в машине на шоссе после всего, что рассказала ей Метте, Фреда чувствовала лишь пустоту. Словно из нее разом с силой вырвали все, чем наполнилась ее жизнь последнее время.

Прежнюю себя она уже почти забыла, начиная привыкать к тому, как круто все изменилось для нее и в ней самой. Возникший на пути Вагнер вызывал не однозначные, но понятные чувства, в которые она сначала не хотела верить. И дело здесь вовсе не в его притягательности, не в том крышесносном сексе, который у них случился. Не бывает такого притяжения между существами, такого волнения, зарождавшегося внутри самого естества, если дело только в сексуальности. Это было похоже на страстную нужду друг в друге, на потребность давать, а не забирать, на готовность доверять и немного… на любовь.

Если только все это не порождено магией.

А ведь был миг, когда она засомневалась, а он почувствовал это и поспешил разуверить в том, что нет ничего магического в происходящем между ними. Она тогда поверила безоговорочно. И верила до того момента, пока Метте не развернула ее веру на 180 градусов. Неужели и, правда, все ее чувства к Вагнеру ни что иное, как искаженное магией, искусственно вызванное восприятие?

В машине она решила, что изолирует себя от всех, кто влияет на нее. Нет, не сбежит и не спрячется где-нибудь на необитаемом острове, а выстроит внутри себя собственную Цитадель, в которую откроет ход только для себя самой, для своих решений и своих выводов. Пока не разберется, что есть правда для нее, а что — навязанное извне, искаженное состояние разума и души.

Не исключено, что Вагнер, отравленный магией крови еще при обращении, мог и не сознавать того, что чувствует девушка, того, как она пытается мыслить. Он был настолько самоуверенный в своем опыте и мощи, что не станет особо волноваться о том, что она начнет пробираться к истине собственными путями, невзирая на то, что эти пути ей заказаны. Он наверняка уверен, что ей это не под силу. Она же плевать хотела на все его правила, привычки и самоуверенность.

И на все законы и запреты мира, к которому он принадлежал.

Если он войдет в этот столб света, она войдет с ним. И выяснит, что там происходит, что можно почувствовать, что увидеть. Если этот процесс лишит ее всех чувств, эмоций, воспоминаний и даже частицы ее самой, то пусть так и случится. Опустошенная, силой затянутая в мир, где все искажено, где нечему и некому верить, она начнет все заново. Станет сильнее, наберется опыта. Но не будет покорной и молчаливой. А если потребуется навсегда принять недоверие, как основу нового существования, она сделает и это. Недоверие не так уж и плохо, оно способно помочь избежать горьких разочарований.

Её используют? Что ж, она попытается извлечь пользу из обстоятельств, стать мудрее и сильнее. Закалиться и обрасти броней, под которую никто и никогда не заберется.

Фреда вернулась в Цитадель, вспомнив рассказ Вагнера о том, как он вынужден избавляться от мыслей и эмоций, относящихся ко всему, что хочет скрыть от Смотрящих и Магистров, от всего чуждого вампирам-магам. Ритуал Опустошения, как он называл его. Зачем он ему, если на самом деле никаких недозволенных чувств и порывов у него нет? Он врал либо ей, либо Аспикиенсам. Либо это парение в столбе света нечто совсем другое, о чем она представления не имела. Может, это не опустошение никакое, а сеанс связи со Смотрящими или Магистрами.

Почему-то ее сознание прицепилось к этому, упорно и навязчиво, побуждая узнать больше. Фреда привыкла слушать свой внутренний голос, послушалась его и на этот раз. Пока еще предчувствие ее не подводило.

* * *

— Я сказал, убирайся отсюда немедленно! — оглушительный рык вампира исторгся из самых глубин природы Вагнера, слился с гулом, исходящим от столба света и превратился в звуковую волну, докатившуюся до Фреды и едва не сбившую ее с ног.

— Не уйду! — она прижалась к стене, благодаря холодный камень за поддержку. — Мы связаны с тобой, помнишь! — дерзко крикнула она, с вызовом вскидывая голову. — Мы обменялись кровью. Меня теперь прет от тебя, как от косяка. Ты же сам говорил, что Аспикиенсы все узнают о нас и тогда будет очень плохо, и что я должна буду делать то же самое, что столетиями делаешь ты, защищая свои секреты. А я не хочу, чтобы они узнали мои секреты. Хочу научиться жить, как живешь… существуешь ты. Хочу к тебе, туда.

Она вскинула подрагивающую руку, указывая на столб света.

Вагнер пару секунд стоял, вперившись в нее горящим взглядом, сжимая челюсти. Через сомкнутые губы проглядывали удлинившиеся клыки.

— Хочешь сюда, ко мне? — он шагнул из круга к ней. Голос его, казалось, был соткан из жестких и колючих кристаллов льда. — Что ж, давай, — сказал вкрадчиво, и это по-настоящему напугало Фреду.

Она невольно поднесла руку к груди, желая коснуться Custos» а, но вспомнила, что оставила его в бардачке машины. Вагнер метнулся к ней, схватил за предплечья, стискивая пальцы до боли.

— Ты дерзкая и упрямая, упорно не желаешь понимать, чего стоит бояться и к чему нужно относиться с больши́м почтением. А от чего необходимо держаться подальше, не требуя объяснений, а просто приняв, как данность, — он встряхнул ее, как куклу. — Давай, малышка Фреда, окунись вся без остатка в мой мир. Будем считать, что ты окончательно сделала свой выбор. Самостоятельно. И дороги назад нет.

Она молчала, объятая ужасом от того, что видела перед собой того самого мужчину с которым совсем недавно добровольно делилась жизненной энергией, теплом своего тела и души. Того, кому готова была дарить слова, полные самых искренних чувств. И шептала их, захлебываясь восторгом и блаженством.

Сейчас перед ней стоял Некто неузнаваемый, холодный и безжалостный. Она смотрела на застывшее в гневе лицо, с оскалом безупречно белых зубов с выступающими, как у тигра, клыками. Глаза казались налитыми темной кровью и ненавистью. Вагнер прикасался к ней, и его пальцы прожигали сквозь слои одежды невыносимым холодом, как сухой лед. И сердце Фреды, вместо того, чтобы биться чаще от волнения и страха, замедлило ритм, словно поток крови, бегущий по венам, застывал от идущего от Вагнера запредельного холода.

Не дав ей опомниться, Вагнер рванул Фреду за собой, грубо подтаскивая к магическому кругу. Столб света загудел громче, басовитей, дым в каменных чашах заклубился, становясь похожим на пепельные облака, курящиеся над вулканами.

Фреда вздрогнула, когда от одного движения руки вампира ее одежда и обувь отделилась от тела и ворохом упали на пол. Ошеломленная, она стояла на ледяных камнях пола голая и босая, не понимая, каким образом это произошло.

— Ты все еще хочешь туда? — хватая ее за запястья и подтаскивая к себе, прорычал Вагнер.

Фреда упрямо кивнула, не в силах вымолвить ни слова.

На его лице возникла злая и голодная усмешка. Не стирая этого выражения и не сводя с Фреды глаз, вампир резко поднес ее руку ко рту и глубоко вонзил в запястье клыки. Не обращая внимания на ее крик боли, Вагнер грубо перевернул и сдавил девичью руку, позволяя крови из ранок стекать в центр круга. Кровь тонкими багряными нитями медленно растекалась от центра в стороны, добираясь до символов, смешиваясь с ними, проникая в них и исчезая.

Вагнер снова по-звериному безжалостно прокусил тонкое запястье Фреды, намеренно причиняя больше боли. Поняв это, она сдержала крик, лишь зажмурилась крепче и стиснула зубы. Регент обходил чаши, грубо таская Фреду за собой, и в каждую сцеживая немного ее крови, и дым над курильницами становился все гуще.

Вампир шагнул в круг первый и рывком затащил в него Фреду. Он замер, переместил руки с ее запястий на плечи и, неожиданно притянув к себе, впился холодным и жестким, испачканным кровью ртом ей в губы. Фреда всхлипнула, запрокидывая голову назад, открывая беззащитную шею. Вагнер рычал, царапая ее губы клыками, грубо проталкивая в рот настойчивый и жадный язык. Она не сопротивлялась, не вырывалась, и когда он отпустил ее, лишь дрожала всем телом, охваченная отчаянием и болью.

Смотрела в искаженное неистовым голодом лицо Вагнера, встретив его полный ярости взгляд.

Фреда почувствовала, как ноги отрываются от пола, и она поднимается вверх, будто что-то сначала подтолкнуло её снизу, а затем зафиксировало в парящем положении, лишая свободы движения.

Вагнер завис напротив нее. Он закрыл глаза, подсвеченное сиянием круга лицо вампира застыло. Он превратился в статую — неподвижную и безжизненную. Голова Фреды закружилась, она зажмурилась, вдруг почувствовав себя уязвимой, абсолютно незащищенной перед какой-то силой, неподвластной пониманию. Эта сила сначала с любопытством взирала на нее, прощупывая с нездешним холодным всепроникающим вниманием каждый ее нерв, каждую клеточку обнаженного тела и открытой перед неизвестностью души.

Разом лишившись всех пяти чувств, Фреда окунулась в пустоту. Функционировало только ее сознание, которое в панике искало способ дать привычные определения тому, что происходило. Но ничего даже отдаленно привычного во всем этом не было.

Нечто необъяснимо чужеродное бесцеремонно и напористо проникало в нее, перебирая ее мысли и каждую эмоцию, как четки, выискивая что-то среди них. Каждое такое «прикосновение» вызывало поначалу дискомфорт, затем превращалось в болезненные уколы, и вот уже Нечто, отыскав что-то в ней, цепко ухватилось за это и рвануло. Кровь и боль окутали сознание, опаляя каждый нерв. В глубине сущности зародился крик, который она не могла исторгнуть, лишенная такого права.

Что отняли у нее так грубо? Воспоминание? Чувство? Какой она будет без этого, с незаживающей кровоточащей раной, оставленной взамен?

Снова включился жадный поиск. Нечто искало, чем бы поживиться, запуская липкий страх в ее душу и сердце, как хирургический инструмент, ковыряя им, надрезая, делая уже не просто больно, а невыносимо, нестерпимо. Лишенная возможности сопротивляться, Фреда переносила непереносимое, отвечая на действия неизвестной силы внутренним противостоянием: своего рассудка, своей воли и всем тем, чем так дорожила. Даже если она лишится своих чувств, даже если ее тело и разум покинет память об этих чувствах, она все равно останется собой.

И не уступит никому того, во что верит.

Неведомая сила замерла на миг, заинтересовавшись противоборством Фреды. Ледяное любопытство сменилось намерением проверить на прочность. «Острие» вошло в сердце глубже, подцепило там что-то, рвануло, отделяя нечто ценное от самой человеческой сущности…

В эпицентре нестерпимой боли где-то в глубинах сознания, возникло чернильное облако ужаса и растеклось, затапливая ее всю…

Затем что-то потянуло вверх, в бесконечность. Там должна быть Свобода. Избавление. Или Смерть, что сейчас приравнивалась к Свободе и Избавлению. Только бы это кончилось…

Движение вверх вдруг прекратилось и Фреда, очутившись на неведомой высоте, полетела вниз.

* * *

… Она очнулась на холодных плитах пола в темном зале подземелья Цитадели.

Лежала, не имея ни желания, ни сил даже дышать. Сознание включилось почти сразу, сердце билось медленно, устало, но билось, значит, она жива. Рука вцепилась во что-то. Фреда попыталась повернуть голову, превозмогая не боль, а отсутствие умения двигаться — попытка движения расценивалась телом, как нечто чужеродное.

Её изменило настолько, что она уже совсем не она?

Однако движение все же удалось, и она затуманенным взглядом увидела, что рука ее лежит на ворохе собственной одежды.

Чувства возвращались постепенно, но все же возвращались. Она могла видеть, и уже ощущала свое дыхание и слабый стук сердца. Она слышала тишину и чувствовала холод камня под собой. Обоняние улавливало легкий запах дыма и крови. В зале было тихо и пусто. Вагнер исчез, исчез светящийся круг и столб света. В чашах больше не курился дымок.

Фреда приподнялась, прикусив до боли губу. Но этой боли она даже обрадовалась — она жива и все еще чувствует себя той самой Фредой. Так что же изменилось?

Ответом на ее мысленный вопрос стало четкое осознание — что-то вторглось в потаенное хранилище ее разума и души, где обитало самое дорогое, ценное. То, что никогда не подвергалось никаким сомнениям и изменениям. Теперь ее «сокровища» отсутствовали. Все исчезло, было вырвано насильно, развеяно в неизвестности. Она все помнила, знала, чем именно обладала, но больше не владела этим.

Пустота вокруг, пустота внутри. Невыносимая, кровоточащая, незаживающая.

Фреда села, опираясь на дрожащую руку, и завыла, как раненое животное.

…Она не могла подняться еще довольно долго. Сидя на полу, кое-как надела джинсы и пуловер, обуться не сумела — не справилась с задачей натянуть сапоги. Поднялась на трясущихся ногах, подхватила оставшуюся одежду и поплелась из темной залы.

По дороге раз пять опускалась на пол и отдыхала, переводя дыхание, затем вставала и двигалась снова, держась за стены.

Не было ни мыслей, ни желаний, ни эмоций: в душе и сознании осталась выжженная пустыня, реальность воспринималась, как мираж. Тошнота подступала к горлу и сводила спазмами живот.

Фреда добралась до своей комнаты, где бросила одежду прямо у двери, рухнула на кровать и мгновенно провалилась в сон, похожий на вакуум.

Не проснулась, а очнулась, будто вышла из затяжной комы. Состояние ее почти не изменилось, двигаться было все так же сложно. Она сползла с кровати и, шарахаясь от стены к стене, побрела в ванную. Вид «фарфорового друга» организм воспринял, как приглашение — Фреда рухнула на коленки перед ним, и ее вывернуло наизнанку. И еще раз, и еще… Пока исторгала свои внутренности, в голове проносились картинки-вспышки — раскадровка всех последних событий.

Душ и чистка зубов привели в чувство, но снова отняли силы. Переодевшись в чистое, Фреда снова упала на кровать и пролежала без движения, глядя в потолок еще какое-то время.

Чуть оправившись, поднялась, все еще ощущая слабость.

Неужели Вагнер, оказываясь в круге, каждый раз ощущает такое?

Или это представление специально для нее?

Фреда содрогаясь и отчаянно борясь со вновь подступившей тошнотой, подошла к одежде, брошенной на пол. Обыскав карманы, не обнаружила телефон. Не было и сумки — ее она, скорее всего, забыла в машине.

Двигаясь медленно, но уже довольно уверенно, накинула куртку и вышла из комнаты.

Она обошла все запутанные коридоры Цитадели, побывала в библиотеке, сжав зубы, снова спускалась в подземелье. Телефон так и не нашла, как и следов пребывания Вагнера. Камин в библиотеке не горел, а пепел давно остыл.

Фреда спустилась в паркинг. BMW стоял на том же месте, где она его оставила.

Забравшись на водительское место, обнаружила свою сумку, лежащую на сиденье рядом. Телефона в ней не было, зато нашелся небольшой квадратный конвертик с запиской внутри:

«Пивоварня Страговского монастыря, 21 час, сегодня».

Фреда взглянула на часы на приборной панели автомобиля, показывавшие двадцать две минуты девятого.

Она поедет по указанному адресу, хотя и понятия не имела, от кого записка. Но что-то ей подсказывало, что это снова была Метте, и на этот раз Фреда не станет сбегать от нее. Все, что хотела, она выяснила для себя.

Кроссовером она воспользуется только для того, чтобы выбраться из Цитадели и отъехать подальше, а потом поймает такси.

Custos по-прежнему был в бардачке. Фреда сгребла амулет и бросила в сумку, сама не зная, зачем это делает. На его место положила конверт, оставленный Вагнером с документами и деньгами. Проверила свою наличность — не густо, но на такси и кружку пива хватит.

Повернув ключ в зажигании, направила машину на выезд из кошмара.

 

Глава 5. Безграничное терпение, вечное ожидание

Некоторое время назад

…Вагнер задержался, сидя в Синей гостиной в окружении теней прошлого и неясных призраков настоящего.

Все, что с ним происходило здесь и сейчас, не являлось просто воспоминаниями. Он не вспоминал, а ощущал, что его экзаменовала сама извечная и изначальная Природа, законам которой он беспрекословно подчинялся. Его проверяли на прочность убеждений, на целостность его сущности, усугубляли сомнения, давили на болевые точки, бередили старые раны и наносили новые. Он уперся в непроницаемую стену, и пройти дальше можно было, лишь дав ответ по всем пунктам.

Столетия назад

… Рейнхард не знал сколько времени миновало с того момента, как он был обращен. Он утратил всё, кроме способности мыслить. Но с большим удовольствием погрузился бы на самое дно забытья, распрощавшись с рассудком.

Спасительное забытье не приходило, наоборот, все чувства возвращались многократно обостренными, и он стал походить на оголенный нерв.

Оказавшись насильственно перемещенным из мира живых в мир тьмы, после мучительного периода адаптации в новой ипостаси, Рейнхард потихоньку уравновешивал себя в новом состоянии, что, однако не было смирением.

Он довольно быстро научился держать под контролем жажду крови и теперь изучал еще одну способность, что даровала ему его новая природа вампира — магию. Но не ту магию, которую он так осторожно практиковал, будучи человеком, обдуманно и взвешенно пользуясь книгами, а истинную Силу, Энергию Всего на Свете, заложенную в Бытие и Небытие, которая не может быть прописана словесно и обличена в заклинания-правила.

Магия была в самой его крови, изливалась с кончиков пальцев, сочилась из пор, извергалась в случайных движениях. Она поначалу не поддавалась осмыслению и контролю, но Вагнер быстро осознал это и начал учиться управлять ею.

Смотрящих заинтересовала способность новообращенного так осмысленно подходить к особенностям его изменившейся природы. Они с любопытством следили за его очевидными успехами в покорении специфических проявлений натуры вампира-мага. У подавляющего большинства на овладение контролем уходили десятилетия, либо они не достигали его вовсе. Новичок стал справляться уже несколько месяцев спустя.

Обретя более или менее уверенную способность управлять своей изменившейся сущностью, однажды он смог улучить момент и как-то ночью, когда Смотрящие в полном составе отбыли по каким-то важным делам, пробраться на территорию маленького фамильного замка оставленной им семьи. Он хотел только убедиться, что его родные ни в чем не нуждаются. Если повезет, мимолетно взглянуть на жену, официально считавшуюся вдовой, и на осиротевших детей. Увидеть отца, если тот еще жив. И мать. Всех.

Он преодолел расстояние от Вены до Линца в считанные минуты. В ночи беспрепятственно приблизился к замку, окруженному тишиной и темнотой, и остановился в густой тени, глядя на темные окна и не решаясь к ним приблизиться. Вскоре бесшумно открылась одна из дверей, ведущая в подсобные помещения усадьбы, и оттуда кто-то вышел, опираясь на трость. В согбенной фигуре Вагнер узнал своего постаревшего отца.

Вампир застыл в тени деревьев, желая остаться незамеченным. Он почувствовал одновременно и боль, и облегчение: отец жив, но подходить к нему нельзя. Ожидая, что Вагнер-старший скоро уйдет, Рейнхард сжал кулаки, боясь не сдержаться и окликнуть старика.

— Сын… — словно в ответ на его мысли тихо раздалось в ночи. Слабый голос Игнациуса прозвучал так неожиданно, что вампир едва не рванулся с места.

— Сын, я знаю, что ты здесь, — старик не видел его, но совершенно определенно знал о его присутствии. — Я знаю, что ты слышишь меня. Покажись, прошу. Я ждал тебя все эти месяцы, ждал каждую ночь. Мне так много нужно сказать… Рейнхард, прошу, это крайне важно. Я так страшно виноват перед тобой и хочу хоть что-то исправить… Прошу, покажись, поговори со мной.

— Откуда ты узнал, что я здесь? — Рейнхард выступил из тени.

— Я поставил метки по периметру усадьбы, — срывающимся от волнения голосом проговорил старик, делая навстречу сыну несколько неверных шагов. — Когда ты пересек их, я получил сигнал о твоем появлении. Это несложная магия. И не опасная.

— Ты неисправим, отец. Если Смотрящие узнают, что ты снова практикуешь магию, они выполнят свои угрозы, — сжав зубы, горестно проговорил Рейнхард. — Ты забыл? Они угрожали всей семье. Они не лишили тебя памяти потому, что ты не должен забывать этого. Никогда.

— Я ничего не забыл, — обреченно покачал головой старик. — И я больше не практикую, а метки не являются чем-то непозволительным. Они не больше, чем… — старик поднял голову, и указал куда-то наверх, на остроконечную крышу центральной башни усадьбы, — …чем флюгер на крыше. Только подают сигнал о приближении вампиров. Тебя, сын… Я ждал тебя… — повторил старый лекарь.

Рейнхард не мог задерживаться долго, не должен был вступать в контакт ни с кем, даже с отцом, который знал его истинную судьбу. Он какое-то время смотрел на морщинистое лицо старика.

— Моя семья? Жена? Дети?

— Они живы, здоровы и ни в чем не нуждаются, — быстро проговорил отец. — Твоя мать, братья и сестра тоже здравствуют. Не волнуйся… сын, — дрожащая рука поднялась и потянулась к нему, но старик отдернул руку, увидев, как заледенело лицо того, кто когда-то был его сыном. — Прости меня, Рейнхард. Прости, если можешь. Позволь мне сказать тебе то, что я должен сказать.

— Я должен идти, — Вагнер медленно отступал в тень, — мне нельзя было приходить сюда.

— Постой! — в голосе старика звучала боль. — Послушай меня, Рейнхард. Есть кое-что, что ты должен знать.

Рейнхард замер.

— Все это время после твоей… после того, как… — старик задохнулся, не в силах произнести правильных слов. — После всего, что ты вынес из-за меня, я больше не занимался магией и алхимией. Больше не проводил своих изысканий. Лаборатория сгорела вместе со всеми плодами моего многолетнего труда — записи, книги, свитки… Все было уничтожено Смотрящими… они пригрозили мне смертью родных, если я снова начну свои опыты… Я поклялся ничего не делать и клятву сдержал. Но все это время я пытался по памяти восстановить то, чем занимался все долгие годы поисков. Я делаю новые записи и…

— Не смей этого делать, отец! Они узнают и не пощадят, — процедил сквозь зубы Рейнхард.

— Я знаю… знаю. Поэтому я записываю все, что удается вспомнить, и тут же сжигаю это… в результате кое-что, остававшееся скрытым для меня все это время, вдруг стало обретать иные, более ясные очертания. Слушай меня, сын, и запоминай.

— «Одна сущность обнаружится в другой сущности, одна сущность возобладает над другой сущностью, одна сущность подчинит другую сущность», — торопливо заговорил старик. Дыхание его сбивалось, Рейнхард слышал, как глухо и быстро стучит изношенное сердце, как со свистом и хрипами проходит воздух через легкие. — Это ключ ко всему, сын! Нужно найти сущность, с которой можно образовать равновесие. А для этого необходимо создать Эгрегор Изменения сущности.

— Отец! — оборвал старика Вагнер. — Ты бредишь. Остановись. Я должен уходить, а ты возвращайся в дом…

— Нет! Я в здравом уме, — с чувством воскликнул ученый. — Я знаю, что больше не увижу тебя и это единственный шанс сказать все, о чем я узнал. Тот вампир… я мучил его, а он насмехался и цитировал, не переставая… Он упоминал «Алхимию изменяющейся жизни» и многое другое. И это не просто цитаты из древнего учения, это — истина. Изначальная истина всего. Сущность можно изменить, если найдется что-то или кто-то, способное отделить от себя то, что возобладает и подчинит. Вампиру можно стать иным, если соединить его естество с чем-то живым, создать новое равновесие и поддерживать его. Для этого и нужен эгрегор.

— Что такое эгрегор? — бесцветным голосом спросил Рейнхард, не понимая, почему еще не перестал слушать старческий бред свихнувшегося от горя отца, и не ушел, заставив старика забыть обо всем.

— Эгрегор — это некая сила, чистейшая энергия, которая несет в себе заданную информацию, предназначенную для строго определенной группы существ. Эгрегор создается для четких целей и задач, которые будет строго выполнять, оберегая посвященных. Вампир и человек, например, могут создать такой эгрегор. Они могут объединить свои сущности, обменяться ими, разделить свои специфические особенности, сотворить новое равновесие и затем поддерживать его. Вампиры были когда-то людьми. Человеческая суть в вас… в них находится в бессознательном, летаргическом состоянии, но она не мертва окончательно. Я неоднократно убеждался в этом, проводя свои эксперименты. Нужно только найти способ разбудить, восстановить и затем сохранять её. Этот процесс и есть алхимия изменяющейся жизни.

— Где же найти этот всемогущий эгрегор? — мрачно усмехаясь, прошептал Рейнхард, к ужасу своему, чувствуя, что в словах отца действительно может скрываться та самая истина.

— Его нельзя найти, он не материален. Его создают при помощи желаний, энергии, силы, мудрости, и лишь тогда он становится чем-то почти реальным, — печально и тихо проговорил старик, качая головой. — И сделать это могут только те, кто совпадает в своих целях полностью. Только те, в ком нет противоречий и колебаний. Кто готов жертвовать и принять жертву. Рейнхард! — горячо зашептал старый ученый, — найди способ сделать это.

— Как?! — прорычал вампир. — Где искать того, кто захочет разделить свою сущность с вампирской?! Как узнать, кто сможет создать этот эгрегор?

— Я не знаю, — в бессильном отчаянии прохрипел старик, — но я уверен, что ты сможешь узнать. И тогда можно будет исправить… хоть что-то.

Игнациус снова потянулся к сыну.

— Ты должен защищать в себе свою человеческую природу, пусть она и покорена сейчас вампирской. Не позволяй ей окончательно зачахнуть и исчезнуть. Береги то, что дано изначально. Все еще может измениться, и ты будешь снова жить… Однажды такое уже случилось с тобой и твоей матерью. Поэтому ты такой особенный. Это не должно быть просто так. В этом есть смысл…

— Отец, ты не понимаешь, о чем говоришь, — прорычал Рейнхард, чувствуя, как рушится контроль, которому он так тщательно учился. — Нет никакого смысла, нет никакой возможности сохранить человечность. Жажда пожирает все… убивает…. выжигает изнутри, превращая в оболочку, наполненную лишь остывшим пеплом… И это все, что остается от человечности… И от моей особенности.

Поняв, что сделал старому отцу невыносимо больно своими словами, обрисовав свои муки, Рейнхард сжал кулаки, стиснул зубы, чувствуя, как удлинившиеся клыки протыкают нижнюю губу. Ужас и отчаяние отразилось на лице Вагнера-старшего. Тот в свою очередь тоже осознал, что заставил сына надеяться на несбыточное, поколебал и без того шаткое равновесие, разрушил смирение и обретенный контроль. Может быть, стоило оставить все, как есть, не обрекая Рейнхарда на бессмысленные поиски способов бороться с уже свершившимся?

— Борись за каждую частицу… — все же прошептал старый ученый, отогнав мысли о смирении. Как врач он знал — чтобы излечиться, нужна решимость и настойчивость. Сдаваться нельзя. — Помни о том, что было дорого, что делало тебя необыкновенно добрым и милосердным. Ты врач, найди в себе силы и средство исцелять свою человеческую суть. Иногда лечение бывает крайне болезненным, но тебе ли этого не знать… И еще вот, возьми это, сын…

Сухие горячие руки старика коснулись ледяных пальцев Рейнхарда, что-то вложили в них.

— Что это? — равнодушно спросил Рейн, глядя на лежащую у него на ладони маленький продолговатый флакончик из темного матового стекла.

— Это частица тебя. Твоя человеческая кровь. Я сохранил ее с того раза, как мы с тобой занимались изучением свойств крови. Помнишь? — проговорил Игнациус. — Сбереги ее. Возможно, когда-нибудь ты найдешь ей применение.

Вагнер-старший помолчал и добавил:

— Ты должен помнить тот раз, когда я помог эрцгерцогу Родерику вернуть прежние силы и омолодить его организм. Помнишь, что я сделал?

— Помню, хотя был совсем мальчишкой, — отозвался Рейнхард. — Ты провел какую-то процедуру, соединив алхимию, магию и медицину. Ты заставил некую силу забрать у эрцгерцога его немощь и наступающую старость. Ты очистил его, опустошил и будто бы наполнил вновь — здоровьем, молодостью.

— Заставь и ты эту силу забирать у тебя то, что тебе не нужно, — отозвался старый ученый.

— Что это за сила такая? — снова горько усмехнулся вампир. — Как достучаться до нее?

— Эта сила — сама природа, Вселенная. Она создала все сущее. Она владеет всем и заключает в себе всё. Она бесстрастна, но способна услышать твой зов. Проси у нее помощи и отдай все, что тебе мешает. Ты обладаешь всеми нужными знаниями, чтобы научиться делать это с собой. Но помни — иногда стоит отдать что-то очень дорогое, чтобы не допустить большего разрушения…

— Я уже отдал все, что мне было дорого, — прохрипел Рейнхард, прерывая отца.

Он бросился вперед и схватил старика за плечи.

Вампир заставил отца забыть все, что он ему наговорил и стер из его памяти свой визит. Но сам ничего не забыл. Слова старого ученого навечно отпечатались в его мозгу. И с годами сказанное стариком только приобретало новый смысл, подтверждая, что тот был прав.

Сначала, следуя советам отца, он научился чувствовать себя созданием природы, и отдавать Вселенной часть себя, получая взамен возможность обновления и не становиться просто мертвой оболочкой.

Он добровольно отдавал то, что было особенно ценно — чувства, воспоминания, эмоции — но зато никто не мог больше узнать его секретов, и ничья злая воля не могла насильно лишить его того, чем он дорожил. Опустошенный, но очищенный, он все воссоздавал в себе снова, словно начинал чувствовать и существовать с нуля.

Ритуал не лишал памяти, но скрывал ее, словно вырывал страницы, с которых можно было считывать информацию. Затем страницы добавлялись вновь.

По прошествии столетий и другие слова Вагнера-старшего в некотором роде подтвердились даже с научной точки зрения, когда в 19 столетии был сформулирован принцип гомеостаза.

Именно способность систем сохранять постоянство своего внутреннего состояния, восстанавливать и поддерживать равновесие и имелась в виду Вагнером-старшим еще в 14-м веке. А если учесть, что поддержание гомеостаза подразумевает механизм обратной связи, то вывод отца о том, что некто живой может вызвать в мертвой природе вампира необходимые процессы для изменения (или оживления) становились практически научно подтвержденной теорией.

Но только теорией, ведь на практике никто никогда подобного не делал, потому что механизм этого действа существовал только в воображении. Не было никаких реальных средств, чтобы провести некую последовательность действий и добиться желаемого. И здесь ничего не поделать, даже в совершенстве владея алхимией, магией и медициной и зная, что такое эгрегор.

Рейнхард более семи столетий практиковал магию, но так и не смог понять, как использовать этот самый эгрегор для той цели, о которой говорил отец. А главное, как и из чего создать ту силу, которая способна запустить процесс изменения Сущности.

Эгрегор сам по себе являлся энергоинформационной сущностью, которую нельзя сотворить из ничего по щелчку пальцев. Должна быть создана объединяющее намерение, цель. Цель была, но не было никого во Вселенной, кто мог бы её разделить с ним. И даже обрети он кого-то с подобным желанием, что послужит «топливом» самого процесса?

Все это наличествовало только в воображении, в теории, в предположениях. И нигде более. Иначе Магистры и Аспикиенсы, тысячелетиями чахнувшие в своих оболочках, уже давно бы нашли способ изменить себя. Да и последствия подобной процедуры были непредсказуемы. Что станет с самим эгрегором, когда он выполнит свое назначение? Объединит, воссоздаст — а дальше? Не станет ли сама объединяющая сила «горьким лекарством», которое растворяется после приема без следа, исцеляя или же вызывая необратимые процессы и страшные побочные эффекты?

* * *

Вагнер сдавил ледяными пальцами телефон, едва не сломав, и нажал быстрый вызов. Когда ему ответили, отрывисто произнес:

— Окажи мне услугу прямо сейчас. Не перебивай, прошу! — рявкнул он, услышав гневный возглас собеседника. — Я буду тебе должен. Буду должен всем вам. И я не подведу, ты же знаешь. Не подведи и ты. Это важно не только для меня. Это важно для нее и для всех нас, поверь. А теперь слушай. Я оставил Фреду…

Он говорил напористо, не давая себя перебивать. С каждым произнесенным словом, все отчетливей чувствовал, как растет его решимость, уверенность в своей правоте, и как все больше холодеет мертвое сердце, которое своим решением он добровольно подвергал пытке, зажимая его словно «испанским сапогом». Он обрывал нить, которая уже предельно прочно связывала его с Фредой. Он перерезал артерию, что давала ему возможность существовать на этой Земле, надеясь на что-то.

Вернувшись в свои апартаменты, Вагнер скинул джинсы и рубашку, в которых был с Фредой. Он торопливо и яростно скомкал вещи и бросил их в горящий камин. Огонь мгновенно поглотил легкую «пищу», превращая хлопок и шелк в пепел. На рубашке сохранился запах Фреды, он чувствовал его все время. Теперь все уничтожено огнем.

Но его кожа тоже хранила аромат Фреды, он пропитался им. Её теплом… Ему освежевать себя? Поджечь?

Вагнер ограничился душем, в котором вода не смывала, а выжигала.

Натянув черные трикотажные брюки, вампир покинул свою спальню и отправился на нижний уровень Цитадели, в ритуальный зал: пора отдать Вечности то, что отныне ему не принадлежит.

Тысячи раз проведенный ритуал никогда не был и не станет привычкой. Каждый из тысячи раз это похоже на то, как чьи-то жесткие щупальца заползали в самые потаенные глубины его сущности, бесцеремонно копались, выбирали, а затем безжалостно вырывали с дикой и жадной радостью самые «лакомые» кусочки души.

На самом деле это было не так.

Вечность, Вселенская пустота или сама изначальная Природа вовсе не «радовалась», она была абсолютно бесстрастна, как и говорил его отец.

Она — вездесуща и возвышенна. Она отвечала на зов, если с ней могли связаться. Она брала, если ей предлагали, была непостижимо мудра и удивительно «разборчива», поглощая только то, что представляло особую ценность для дающего. Проявляла щедрость, даруя болезненное очищение и избавляя от тягот.

Вампир «кормил» вселенскую пустоту, не давая подобной пустоте поселиться в себе, не позволяя существованию сделать его таким же, как те, кто обратил его в вампира. Надеясь восполнить утраченное, он позволял брать самое дорогое. Желая скрыть свои тайны, он делился ими с пустотой. Взамен своих жертв он очищался, получал шанс существовать дальше, избегая некоторых опасностей, до тех пор, пока он не сломается, не сдастся или что-то не изменится в его НЕжизни.

Например, он найдет то, что искал и ждал все это время.

И он, наконец, дождался, но слишком запоздало понял, что не имеет права на дарованный шанс. Если только он не готов стать палачом и принести в жертву ее, Фреду, как когда-то принесли в жертву его самого.

* * *

… Он не ждал, что она вернется. Рассчитывал, что Метте сможет увести ее и спрятать. Ему останется только нейтрализовать их кровную связь. Но Фреда вернулась, а он почти испугался, увидев ее на пороге залы. Он видел, что она сбита с толку, но все же не поверила до конца. Захотела во всем убедиться сама. Как мало он, оказывается, знал ее.

Смутить, напугать, прогнать ее не удалось.

Затащив Фредерику в круг по ее же желанию, он был груб и безжалостен. Вагнер надеялся, что его жестокая, нечеловеческая сторона натуры оттолкнет девушку, окончательно разрушит ее доверие и укрепит то, что он должен был посеять в ее душе — сомнения, страх, отвращение к нему.

Но почему так мучительно тяжело это делать? Что возникло между ними? Что именно он должен был разрушить? Слово, которое он не вспоминал и не произносил семь столетий, всплывало откуда-то из мглы, из холодного океана неверия и утраченных надежд.

Любовь. Чисто человеческая слабость.

Дыра, с которой начинается полное разрушение.

Или фундамент, на котором возводится что-то на века.

Он знал, как ей было больно, когда он рвал ее запястье, пуская горячую кровь, когда затаскивал в круг и отдавал пустоте, такую хрупкую и уязвимую. Он знал, как было невыносимо ей, живой и полной чувств, когда Нечто вырывало частицу ее самой.

Он выдерживал свои муки, но едва справился с ее страданиями. Вагнер бросил Фреду в ритуальном зале, утратившую связь с действительностью, опустошенную, обессиленную, словно прошедшую через адские жернова. Он знал, как плохо ей будет. В первый раз, проводя подобное с собой, он чувствовал, словно его выпотрошили, а затем залили внутрь кислоты, а ведь он был бессмертным и лишенным человеческой уязвимости и телесной слабости.

Вернувшись к себе, Вагнер получил вызов от Аспикиенсов — они срочно хотели его видеть. Что-то важное назревало, и Рейнхард с мрачной обреченностью осознал, что ему остается только надеяться, что Фреда все же покинет Цитадель, Прагу и страну вообще, пока он будет пытаться решить вопросы с Аспикиенсами.

Вагнер забрал телефон, который дал ей: она будет ему звонить, нельзя этого допустить. И хорошо, что его не будет, когда она очнется и попробует найти его в Цитадели. В том, что она именно так и поступит, он уже не сомневался.

Вампир положил в оставленную в машине сумку Фреды записку о встрече на пивоварне Страговского монастыря. Там тихо и это место удалено от любого обиталища пражских вампиров. Вагнер снова связался с Метте и договорился, что она дождется Фреду и увезет силой, если понадобится.

Попытка номер два должна стать успешной.

— За сутки она придет в себя. Но ты жди ее дольше, чем укажешь в записке. Жди до утра, стоя на дороге, возле монастырской стены, — сказал он. — Если она так и не появится, приезжай сюда. Пока меня не будет, в Цитадель тебе не попасть, даже в паркинг, но ты можешь ждать ее где-то поблизости, чтобы не пропустить.

— Сколько же мне ждать?! — взвилась Метте. — Услуги услугами, но у меня есть и свои важные дела и тебе это известно. Я не могу все время посвящать тому, о чем меня просишь ты.

— Я понимаю, и обещаю не злоупотреблять твоей любезностью. За мной будет долг, без срока давности, — твердо проговорил Рейнхард. — Прошу, не исчезай, будь на связи. Я вернусь, самое большее через сутки, найду ее, где бы она ни была на тот момент, и заставлю уехать отсюда любыми способами. Только дождись ее и увези. И тверди ей только то, что уже было сказано, — напомнил он. — В конце концов она во все поверит.

 

Глава 6. Что было, что будет, чем сердце успокоится

Фреда беспрепятственно выехала из ворот паркинга. Невидимая пелена, ограждавшая и скрывавшая вход в Цитадель от реального мира, мимолетно вызвала уже знакомое ощущение легкой дезориентации.

Когда проезжала через внутренний дворик, краем глаза заметила за фонтаном темный силуэт: кто-то, сгорбившись, неподвижно сидел на лавочке. Не задерживаясь, не всматриваясь, не раздумывая больше, Фреда покинула двор и тихий район.

Она доехала до Городской библиотеки, там оставила кроссовер и поймала такси до Страговского монастыря. Фреда попросила водителя после Манесова моста не сворачивать к Вояновым садам, а следовать путем, пролегающим через лесной массив. Водитель только пожал плечами: чем длиннее дорога, тем больше выручка.

На место Фреда прибыла с опозданием в пять минут. В баре пивоварни за каждым столиком кто-то сидел, но никого знакомого видно не было. Заметив, что посетители покидают столик, расположенный слева от длинной барной стойки, Фреда заняла освободившееся место, сев спиной к стене. Заказав подошедшему официанту кружку «Св. Норберта», принялась осматриваться внимательней: никто из присутствующих не проявлял к ней видимого интереса и не смотрел в ее сторону.

Чувствуя явную заторможенность мыслительного процесса и физическую слабость, Фреда потягивала пиво, хрустела солеными гренками и пыталась сообразить, что будет делать, если…

Если никто не придет.

Если придет тот, кого она видеть точно не захочет.

Если придет тот, кого она знать не знает.

Поразмыслив и прикинув, Фреда решила, что во всех трех случаях станет действовать по обстановке, прислушиваясь к своим инстинктам, но все равно в итоге ей придется куда-то бежать и прятаться. А прятаться ей негде.

Чего она ждала, явившись сюда? Самым верным было бы считать, что все мосты сожжены, и выкручиваться из всего нужно самой. Но каким образом это возможно, Фреда пока не представляла: ни денег, ни документов у нее нет, и она по-прежнему числилась в розыске.

И неужели ей нужно все же убедить себя, что все с Вагнером было лишь какой-то нелепой и жестокой фантасмагорией? От этой мысли содрогнулась, как от резкого дуновения лютого зимнего ветра, а поспешно сделанный большой глоток ледяного пива только усугубил ощущение.

От столь сильных разочарований не найти спасения. Ей никогда не оправдать свою глупость и легковерность, никогда не смириться с тем, что она поверила в нечто, несуществующее на самом деле.

Никогда не понять, как прочувствованное ею могло быть обманом, вызванным чьей-то прихотью, а не зародилось тайно ото всех в скрытых глубинах ее души и сердца.

Слабый голосок надежды попытался предложить ей в подробностях вспомнить то, что она ощутила в близости с Вагнером. Такое невероятное слияние тел, ставших единым целым, сплетенных не только взаимным желанием, но и обоюдным, очень тонким и глубоким пониманием и доверием, не могло быть полностью порождено силой какого-то колдовства. Не могло!

Или же не только могло, но так и было на самом деле?

Фреда снова жадно и отчаянно хлебнула из кружки. Поперхнулась, закашлялась, на глазах навернулись слезы.

До закрытия пивоварни оставалось сорок пять минут.

* * *

Лео двигался по улицам вечерней Праги. Он шел, укрывшись за поднятым воротником элегантного пальто, но прятался не от порывов резкого ветра, гнавшего навстречу охапки колючих снежинок. Ветер был ему не страшен. Он скрывал от прохожих свое красивое юное лицо, застывшее маской безмолвной ярости, способной напугать сильнее, чем выпущенные клыки.

Два вечера и две ночи он потратил на то, чтобы отыскать в городе Фредерику. Даже зная, где именно и у кого она находится, он не смог приблизиться к цели.

Прибыв в Прагу, Борегар связался с Озом, советником и доверенным лицом вампирского наместника Крауса. Оз, еще более загадочный и непростой, чем его широко известный тезка-волшебник, выслушал Лео и с обескураживающей любезностью сказал, что непременно передаст Его Светлости их разговор и просьбу господина Борегара.

Просьбы, собственно говоря, никакой не было. Лео обезличенно формально сообщил, что пересмотрел свой отказ оказать содействие эрцгерцогу Краусу в покупке участков земли под Прагой и, оценив взаимную выгоду, готов взяться за реализацию сделки.

Он не просил ни аудиенции, ни извинения, ему лишь было нужно как-то обосновать свое возвращение в Прагу и найти убедительный повод для того, чтобы любыми из доступных путей приблизиться к здешней вампирской верхушке. Лучшим вариантом вампиру по-прежнему казался Оз. В крайнем случае, он попытается обратиться к главе охраны наместника, хотя вести переговоры с этим исполином все равно, что пытаться взломать дверь в Хранилище Джи Пи Морган. Но внешность часто бывает обманчива.

Прибыв в Прагу второго января, Борегар через сутки встретился с Озом на нейтральной территории — в шумном человеческом клубе — и смог убедиться, что этот вампир знает и понимает гораздо больше, чем ему полагается.

В процессе долгого разговора собеседники обменялись двусмысленными ироничными намеками и завуалированными под остроты угрозами. Поклацав клыками, выяснили, что их личные интересы взаимовыгодно соприкасаются. В результате Лео получил информацию о том, где расположена Цитадель. Оз же, от оказанной заморскому гостю небольшой услуги, испытал «глубокую удовлетворенность» в виде вдохновляющей суммы денег, немедленно переведенной на один из его счетов, о чем быстро получил подтверждение.

Для себя Оз сделал простой, но занятный вывод, который, возможно, когда-нибудь еще пригодится — девчонкой интересовались слишком многие. Почему? До этого ему не было дела. Но чужой интерес к этой особе мог стать полезным для него еще не раз.

— Да, и кстати, — сказал Оз на исходе встречи с Борегаром, — я прекрасно понимаю, что вовсе не профессиональный интерес стал причиной вашего нынешнего появления в Праге, что бы вы там ни говорили. Все, что от меня зависело, я выполнил — доложил Его Светлости ваше запоздалое предложение оказать таки ему услугу. И не мое дело, как вы будете выкручиваться, если Краус решит вашим предложением воспользоваться.

— Точно, не ваше, — охотно подтвердил Лео. — Есть еще какое-то «но», о котором вы не могли или не хотели сказать раньше?

— Угадали. Теперь, когда мы с вами так хорошо поняли друг друга, скажу, что в Цитадель вам никак не пробраться.

— Так уж и никак? — выгнул бровь Леонар.

— Никак, поверьте. Даже если вы найдете вход в нее, внутрь не попадете. Орден умеет создавать пространственные иллюзии, выстраивать магические барьеры и скручивать реальность в непроходимые лабиринты. Еще ни разу никто не смог войти в Цитадель без специального приглашения. А в то время, когда отсутствует Регент, войти в Цитадель чаще всего не может вообще никто, даже посвященные в Орден. Ну, кроме представителей их высшей власти — Магистров и Смотрящих. Сейчас, насколько мне известно, Регента как раз в Цитадели нет. И если…

— Понятно, войти туда нельзя, — отбросив формальную вежливость, нетерпеливо перебил собеседника Лео, — а выйти оттуда можно?

— В Цитадели содержат учеников только в период адаптации после обращения, или когда обучают особо одаренных, повышая уровень их способностей. Таких посвященных единицы. Некоторые адепты, уже прошедшие определенную ступень обучения, могут покидать стены Цитадели, имея специальный допуск. Это не бумажка с печатью, не электронный ключ и не гостевой бейджик, как вы понимаете. Это некая магическая метка, позволяющая беспрепятственно преодолевать барьер. Такая метка строго индивидуальна, она контролируется, является чем-то вроде маячка и полной свободы передвижения не дает, хотя и позволяет выйти и войти обратно. Есть ли такое разрешение у девушки, которая вас интересует, — Оз развел руками, — мне неизвестно. Члены Ордена предельно скрытны во всем, что касается их дел. Зато свои носы суют беспрепятственно везде, где им вздумается. Основное сообщество сородичей предпочитает с ними лишний раз не связываться. Слишком уж они непредсказуемы и себе на уме. Нагружены всякими тайнами и непонятностями по самое некуда, никогда точно не знаешь, врут они или виртуозно искажают правду. Человеческая девушка их заинтересовала. Не удивлюсь, если окажется, что ее уже обратили и сейчас тщательно изолировали на период адаптации. Орден всегда был жадным до наделенных особыми талантами, а в ней определенно что-то такое имеется. Но в круг моих интересов она уж точно не входит. А вам — удачи в поисках.

И, оставив Леонара погруженным в мрачное молчание, Оз стремительно исчез, словно телепортировался прямо от столика, за которым они сидели.

За оставшиеся до утра пару часов Лео без труда нашел то место, где должен быть вход в Цитадель и вскоре убедился, что если Оз ему не соврал и дал верные сведения, то войти туда действительно невозможно. Уютный, мирный внутренний двор, окруженный старинными многоэтажными зданиями, имел два противоположных выхода на улицы через арки. Через одну из них Лео вошел, через другую вышел на соседнюю тихую улочку, застроенную такими же величественными особняками. Лео присматривался и прислушивался, ходил туда и обратно, не торопясь входить в подземный паркинг, в котором, по словам Оза и должен быть надежно скрытый проход в Цитадель.

Войдя, наконец, внутрь, вампир неспешно прошествовал вдоль рядов припаркованных машин, пока не уперся в стену.

На краткий миг движение его сильного мощного тела словно замедлилось, встречая невидимую преграду, мягкое пружинящее сопротивление. Человек ничего бы не почувствовал, а вампир, с его обостренным восприятием окружающего мира, ощущал, будто уткнулся в невидимую мембрану. Усилия преодолеть преграду успехом не увенчались, и остаток ночи Лео провел, сидя на лавочке возле фонтана. Один раз через двор быстро прошла женщина, кутающаяся в меховой воротник куртки, и это совершенно точно была не Фреда. Вампир не сомневался, что ее бы он точно узнал.

Больше никто не входил и не выходил во двор и со двора. Округа словно вымерла, погрузившись в сон, в домах не светились окна. Обычные люди, лишаясь сна, часто тоскуют предрассветными часами от ощущения, что попали в безвременье, где никого и ничего нет. Вампиру Леонару Борегару подобное чувство тоже было прекрасно знакомо. Оно не раз подкарауливало и нападало на него с того самого дня, как ни стало Мэдисон.

В такие моменты Лео готов был выть от неизбывной злости и от остроты понимания, что упустил в своей НЕжизни нечто важное и ценное.

…На следующую ночь Лео побывал в доме Фреды и нашел ее квартиру опечатанной. А тот самый аромат, который никак не исчезал из его памяти, отсутствовал возле ее жилища, подтверждая, что хозяйка здесь давно не появлялась.

Остаток ночи он снова провел, сидя на той же лавочке у фонтана. Редкие прохожие проходили через молчаливый двор и исчезали в стенах своих домов. И никто из людей даже отдаленно не напомнил ту, которую он искал. Ярость от вынужденного бездействия и пустой траты времени то подступала, то откатывала, но Лео не мог поделать ничего, кроме как пребывать в томительном и пока бесполезном ожидании.

Позвонив Тайлеру, Лео узнал, что у них с Эйвином все в порядке, и они продвинулись в получении нужной им информации, но сведения эти не для телефонного разговора.

Если Тайлер не хотел говорить ничего по телефону, значит, они действительно узнали нечто интересное. Хорошо, хоть что-то где-то продвинулось.

Эйвин вызывал у Лео откровенную симпатию. Именно таким и должен быть сын Мэдисон.

Парень был вовсе не психованным размазней, как показалось поначалу. Несмотря на то, что ему крепко досталось, Эйвин держался молодцом, не выказывая страха или нетерпения, не истерил и не задавал лишних вопросов. Ко всему прочему юноша обладал крайне полезным талантом. Зарабатывая на жизнь профессией программиста, он оказался настоящим компьютерным гением, умевшим получить доступ туда, куда обычному пользователю никогда не добраться.

…Синий зимний вечер еще не уступил свои права ночи, в окнах домов горел свет, двор был тих и пуст, но до чутких вампирских ушей ясно доносились звуки вечернего города. Лео сидел на лавочке, вытянув длинные ноги и привалившись к спинке. Он прикрыл глаза, превратившись в одно обостренное восприятие, и пытался уловить в звучавшей отовсюду «городской симфонии» что-то полезное. Вампир встрепенулся, резко повернул голову, на мгновение став похожим на филина, почуявшего добычу, когда через двор проехал кроссовер BMW. Он не слышал, чтобы машина приближалась откуда-то издалека, она появилась из арки, за которой располагался въезд в паркинг.

Лео успел проводить внимательным взглядом исчезающий из виду кроссовер и увидеть, что за рулем определенно сидела женщина: вампир заметил копну отливавших жемчугом волос, обрамлявших бледное лицо. Похожие волосы он видел только у двоих за всю жизнь. Об одном обладателе такой шевелюры он предпочитал не вспоминать, вторую — не мог забыть.

За рулем сидела Фреда, в этом Лео не сомневался. Незаметно прячась в тени, вампир последовал за машиной. Теперь он ее не потеряет.

* * *

…Фреда допила пиво и слишком поздно поняла, что совершила ошибку. Ее организм, еще не пришедший в норму после эмоционально-магической встряски, отреагировал на хмель самым неприятным образом — голова поплыла, к горлу подступила тошнота. Фреда боролась с желанием метнуться в туалет и сунуть два пальца в рот, когда к ней подошел официант, любезно напомнил, что они закрываются через пятнадцать минут и поинтересовался, не желает ли пани еще чего-нибудь.

«Пани», стремительно теряя краску и без того бледного лица и прикрывая рот ладошкой, только покачала головой и попросила принести счет. Через минуту официант принес коричневую тисненую обложку, внутри которой был чек, флаер на бесплатную кружку пива при следующем посещении и пластинка мятной жвачки.

Первым делом Фреда развернула жвачку, затолкала ее в рот и, с наслаждением ощутив мятный привкус, чуть притупивший тошноту, полезла в сумку за деньгами. Рассеянно скользя глазами по чеку, замерла, зацепившись взглядом за дату, пробитую на бумажке внизу справа — 4 января.

Фреда обмерла: если верить указанному на чеке числу, она потеряла два дня.

Не имея мобильника, календаря, не включая телевизор, не слушая радио в машине и не читая газет, она совершенно выпала из действительности, пребывая в информационном вакууме все последние недели. Выходило, что она проспала не сутки, как ей казалось, а почти трое. А, следовательно, слово «сегодня», указанное в записке, могло означать и «вчера» и «позавчера».

Растерянность, досада, отчаяние — все накатило разом, и Фреду замутило еще больше. Дрожащей рукой она сунула деньги в книжечку, подхватила сумку и рванула к двери, на которой была прибита табличка с женским силуэтом.

В туалете «Св. Норберт» немедленно попросился наружу, и её вывернуло омерзительной желчью, а от горечи, наполнившей рот, тут же снова затошнило.

На лбу выступил холодный липкий пот, руки тряслись, а в зеркале над раковиной отражалось бледное привидение с потухшим взглядом. Умывшись и прополоскав рот, Фреда на подгибающихся ногах вышла в опустевший зал ресторанчика. Душный, насыщенный крепким пивным ароматом воздух снова вызвал рвотные позывы.

Фреда, сколько себя помнила, ни разу даже гриппом не болела, а тут чувствовала себя совершенно больной и разбитой, чуть ли не умирающей. Как во сне, борясь со страшной слабостью и шумом в ушах, она подошла к барной стойке и на оставшиеся деньги купила бутылку воды. На улицу выползла, не видя ничего вокруг от мерцающих в глазах «звездочек». Глоток холодной воды чуть разбавил мерзкую горечь во рту, но голову не прояснил.

Она плелась по тускло освещенной опустевшей автостоянке, с усердием ярого мазохиста размышляя, как могла докатиться до жизни бомжа вне закона, наделав глупостей и вляпавшись во все эти несуразности по самую макушку.

Фреда шла наугад, не глядя под ноги и по сторонам, смутно соображая, что может сделать теперь, не имея денег, документов и связей, которые могли бы ей помочь. Лишь одно понимала отчетливо — возвращаться в Цитадель она не станет.

Можно выйти на улицу с оживленным движением, поймать такси и доехать до места, где она оставила BMW. В бардачке кроссовера лежал оставленный ею конверт с деньгами и документами на новое имя. Она могла бы взять оттуда немного в качестве компенсации за «моральный ущерб»…

Фреда размышляла о своих неясных перспективах и автоматически двигалась по обочине дороги вдоль монастырской стены. Инстинкт самосохранения подал невнятный сигнал тревоги, когда она отошла от ворот пивоварни. Показалось, что кто-то следовал за ней еще от ресторана, хотя, обернувшись, она никого не заметила. Мимо промчалась пара автомобилей, но заторможенная Фреда слишком поздно сообразила, что нужно было поднять руку и проголосовать.

Её сотрясал озноб, и продолжала мучить отвратительная тошнота. Запоздало подумала, что нужно было лучше поесть что-то легкое, а не заливать в себя пиво. При воспоминании о запотевшей кружке с пенной шапкой, ее снова скрутило. Фреда шарахнулась на обочину, уперлась рукой о ствол дерева и согнулась пополам, содрогаясь от спазмов в желудке.

В глазах снова потемнело, девушка обессилено привалилась лбом к шершавому стволу и стала сползать на землю.

Чьи-то руки подхватили ее, и сквозь дымку забытья Фреде показалось, что она плывет, не касаясь ногами земли… Невесомость, легкость…

Глаза не хотели открываться, подсознание отдало приказ расслабиться и не сопротивляться волшебным ощущениям. Холодный ветер обдувал лицо, принося несказанное облегчение, кто-то сильно, но бережно удерживал ее, а щека прижималась к чему-то мягкому, приятно и успокаивающе пахнущему пряной свежестью. Что-то такое неуловимо знакомое, очень и очень далекое…

Фреда блаженно улыбнулась и сдалась, понимая, что у нее не осталось сил сопротивляться.

…Находясь на грани того, чтобы окончательно очнуться от забытья, Фреда уже достаточно четко все слышала и ощущала, но все еще сопротивлялась тому, чтобы открыть глаза и посмотреть вокруг. Так не хотелось выныривать из глубин целительного сна без сновидений на поверхность реальности.

Она пошевелилась, пытаясь уловить стремительно ускользающую ниточку забвенья и удержаться за нее. Кто-то коснулся ее лба холодной ладонью, провел по щеке.

Фреда невольно улыбнулась, и губы сами прошептали:

— Рейн…

* * *

— Ну, надо же, не вскакивает, не кричит «Где я?! Кто вы?!»

Высокий широкоплечий блондин, стоящий в дверях, говорил по-английски негромко и смотрел чуть насмешливо.

Окончательно очнувшись, Фреда окинула взглядом его, затем себя: она лежала на чем-то вроде футона на низких ножках, застеленного пледом. Вся одежда на месте, кроме куртки и сапог. Девушка медленно и осторожно привстала, принимая сидячее положение, огляделась — совершенно пустая комната, не считая её «ложа». Стены, полы, потолок обшиты золотистым деревом, большое панорамное окно, за которым открывалась неописуемая красота — склон горы, снег и морская гладь внизу вдалеке — всё в золотисто-коралловом рассветном сиянии.

— Я вас помню, — проговорила Фреда, — вы — тот самый десмод.

Блондин вопросительно вскинул бровь.

— Ну да. Летучая мышь-вампир. Так ты меня обозвала в нашу первую встречу, — ухмыльнулся он.

— Назвала. Не обозвала, — поправила его Фреда. — Со вступительной частью, можно считать, мы закончили? Теперь не поясните «где я и кто вы»?

Она еще раз обвела взглядом комнату.

— И сейчас что, уже день? — она удивленно уставилась на блондина. — Вы какое-то новое поколение вампиров, которые не боятся дневного света?

— Новое поколение окон с защитой от ультрафиолета, — пояснил вампир. Он прошел в комнату, присел на корточки у стены. Привычным жестом откинул назад длинные светлые волосы. Блестящие и густые, но явно давно не знавшие расчески.

— Ты, в самом деле, меня не боишься или это у тебя бравада такая? — поинтересовался блондин, внимательно разглядывая девушку.

Фреда поднесла руку к волосам, пригладила их и рассеянно пожала плечами.

— Не знаю. Понимаю, что надо бы беспокоиться или даже бояться, но вот… почему-то не хочется, — отозвалась она. — Может быть, я уже израсходовала весь отпущенный мне резерв страха. Или попросту устала чему-то удивляться…

Она спустила ноги на пол.

— Так объясните мне все или как?

— Объясню, — серьезно ответил блондин. — Меня зовут Лео, и бояться меня не надо, я зла причинять тебе не собираюсь. Ты сейчас не в Чехии и в этом доме тебя никто не тронет. Гарантирую. Это для начала, а прежде, чем продолжу, не хочешь чего-нибудь? Поесть? Попить? Умыться?

— Какая забота… — проворчала Фреда, осторожно вставая с футона. Ноги вполне держали, голова не кружилась, тошнота прошла — уже неплохо. И не было ни страха, ни удивления. Совсем как в тот раз, когда она очнулась в особняке вампирского наместника.

— Умыться и попить не помешало бы, — ответила, осматриваясь в поисках своих вещей.

Сумка, куртка и сапоги лежали рядом на полу аккуратной кучкой.

Фреда взяла сумку, порылась, доставая расческу и пудреницу.

— Где я могу привести себя в порядок?

Блондин снова ухмыльнулся и, направляясь к выходу, бросил:

— Пойдем.

Фреда шла за Лео, испытывая отчетливое дежа-вю, что в этом доме она уже бывала. Чувство накатило не отдельными фрагментами, а целой совокупностью разных ощущений — расположение помещений, звуков, цвета гладкой золотистой древесины, вида из окон. Она точно знала, что была здесь, но не помнила когда и с кем.

В какой-то момент показалось, что она слышит энергичный, но ласковый женский голос, звонкий детский смех и топот маленьких ног по деревянным половицам. Фреда на миг затаила дыхание от того, как неожиданно уловила… Воспоминание? Видение? Чем бы это ни было, оно прошло сквозь нее уже знакомой теплой и уютной волной.

Они спустились на первый этаж в просторное помещение с большим камином из природного камня. Мебели и здесь не было, если не считать еще одного футона в углу у самой стены, аккуратно застеленного клетчатым пледом. Рядом на полу стояла большая спортивная сумка и мужские ботинки, по углам у стены располагались еще какие-то коробки, свертки, мотки проводов.

— Лагерь беженцев какой-то, — пробормотала Фреда, осматриваясь.

Только сейчас она заметила, что в проеме, ведущем в другое помещение, стоит и с напряженным вниманием смотрит на нее молодой человек. Незнакомец был высокого роста, с коротким ежиком волос неопределенного света, темно-синими, как предвечернее небо, глазами. Он хмурился, но не сердито, а, скорее, напряженно.

— Привет, — сказал парень. — Я Эйвин.

— Фреда, — она кивнула в ответ. — И сколько вас тут еще?

— С тобой теперь четверо, — раздался за ее спиной голос Лео. — Решили представиться по одному, чтобы особо не шокировать. Ты как?

— Ну, как видите, — Фреда повернулась к вампиру-блондину, — по-прежнему не кричу «Кто вы?!» и «Где я?!»

Губы Лео тронула тень улыбки.

— В таком случае, знакомься с еще одним обитателем нашего, как ты выразилась, «лагеря беженце», — отозвался Борегар и добавил, — кстати, точно подмечено.

Из-за спины Эйвина появился еще один молодой мужчина. В стройном, чуть выше среднего роста русоволосом парне Фреда безошибочно определила вампира.

— Я — Тайлер, — представился тот, оставаясь стоять рядом с Эйвином. — Не бойся нас, мы мирные и тебя не обидим, — сказал он и сдержанно улыбнулся, но его темных глаз улыбка не затронула.

Фреда снова кивнула, но называть свое имя не стала, уже не сомневаясь, что оно и без того всем тут известно.

— Кофе будешь? — спросил Эйвин.

— Буду, — после секундного колебания ответила Фреда, решив, что ее желудок уже пришел в норму и чашку кофе можно себе позволить.

Она снова повернулась к Лео, и он тотчас указал ей на дверь, ведущую в санузел.

Приводя себя в порядок, Фреда размышляла.

«Я боюсь? Нет, вовсе нет. Я не шокирована и даже не удивлена. Я скорее заинтригована».

Мысли, подкрепленные интуитивными ощущениями, успокоили, заставив взглянуть на происходившие с ней странности не как на нелепые и ужасающие повороты судьбы-злодейки, а как на нечто закономерное, через что она непременно должна пройти. Только вот для чего все это нужно, пока понимания не было.

Четверть часа спустя она сидела на кухне, в единственном помещении дома с мебелью. За большим столом собрались все обитатели дома — трое мужчин и она. Мужчины наблюдали, как она пьет кофе из большой кружки и жует поджаренный в микроволновке тост с апельсиновым джемом.

Фреда ела, ничуть не смущаясь их взглядов, не спеша прихлебывала ароматный напиток и в свою очередь с любопытством поглядывала на каждого сидящего за столом.

Лео смотрел на нее с ироничным прищуром светло-голубых глаз, Эйвин был по-прежнему серьезен, но взгляд его заметно потеплел, Тайлер словно полностью погрузился в свои мысли, но тоже время от времени бросал на девушку короткие задумчивые взгляды. Он казался отстраненным, чем-то опечаленным или озадаченным.

— Спасибо, отличный кофе. А теперь внимательно вас слушаю, — Фреда отодвинула чашку. — Хотелось бы знать, как я здесь оказалась? И где именно «здесь»?

— Территориальные воды Норвегии, небольшой остров, на котором расположен рыбацкий поселок. Неужели не помнишь, как мы добирались? — вскинул брови Лео.

— Не помню, — устало отозвалась Фреда. — Последнее, что помню, это как прощалась с «Норбертом» у обочины…

— «Прощалась с Норбертом»? — переспросил Эйвин.

— Пиво такое. Отличное пиво, между прочим, — пояснила Фреда, смутившись. — Но, видно, не для меня. Представляю, как это может выглядеть — девица перебрала и… Но я выпила всего одну маленькую кружку, и мне стало совсем нехорошо…

— Если быть точным, ты начисто отключилась, — сказал Лео. — Мы добирались сюда по воздуху, немного на машине и по воде. Ты почти всю дорогу то ли проспала, то ли пребывала в каком-то забытьи. Двигалась, как автомат, когда нужно было чуть пройти, потом снова впадала в транс.

Фреда поморщилась, представив, как ее перетаскивали и перевозили, словно мешок.

— А как мы пересекали границу? У меня ведь нет документов, — она передернула плечами, вспомнив свое недавнее состояние.

— Говорю же — по воздуху. Как десмод с добычей, — ухмыльнулся Лео. — Мы прибыли вчера, едва успев до рассвета, и ты еще сутки спала, как убитая. Сейчас мы в доме, расположенном на склоне горы над поселком. Кроме нас поблизости никого нет.

Фреда вздохнула, не зная, что и сказать: слишком часто в последнее время она чувствовала себя беспомощной.

«Жизнь моя будто движется по замкнутому кругу, по которому меня водят на веревочке…» — подумала она.

Теперь она снова в Норвегии и опять не по своей воле. Так ли давно она сидела в домике на берегу фьорда и думала о том, как хочет услышать голос Вагнера. Как сейчас…

Она проглотила подкативший к горлу комок. Горький, как невыплаканные слезы, как обида и разочарование.

— У меня странные ощущение, что я уже когда-то бывала в этом доме, — Фреда откинулась на спинку стула, скрещивая руки на груди.

Все трое мужчин одновременно посмотрели на нее одинаково удивленно.

— Эти ощущения не обман, — ответил Лео. — Этот дом был твоим, здесь ты жила с рождения и до… До гибели вашей с Эйвином матери. Кстати, познакомься с ним еще раз — Эйвин твой брат.

Фреда резко выдохнула, прикрыв глаза, что-то прошептала одними губами и встала, с шумом отодвинув стул. Она решительно вышла из кухни и направилась прямо к входной двери дома. Мужчины тоже поднялись со своих мест и двинулись за ней.

Фреда выскочила на улицу, отбежала от крыльца и остановилась, повернувшись лицом к дому. Она смотрела, нервно покусывая губу, частое дыхание вырвалось на морозе облачками пара. Затем она вернулась в гостиную и остановилась, словно размышляя о чем-то. Мужчины молчаливо окружили ее.

— Я видела этот дом во сне и не раз, — проговорила задумчиво. — Это крыльцо и горы вокруг. Мальчик со светлыми волосами и синими глазами, — она повернулась к Эйвину, — это был ты. И женщина, на которую ты похож… Мама. Я видела девочку и теперь понимаю — то была я, — она покачала головой. — Сказка какая-то, но я уверена, что это не бред.

— Не бред, а чистая правда, — подтвердил Лео. — Пойдем, присядем, я все объясню.

* * *

Они просидели на кухне за столом долгие часы. Фреда слушала и верила каждому слову, и чувствовала, как встают на место недостающие детали замысловатого пазла, в который превратилась ее некогда простая и понятная жизнь.

Она незаметно пересекла некую границу, и не только географическую. Она зашла туда, где никогда не думала оказаться. Вдруг обрела семью с такой непростой историей, соприкоснулась с чем-то, что неожиданно дало ей силы и заполнило пустоты.

Слушая, как Лео рассказывал про то, как вмешался в их с Эйвином судьбы, Фреда не испытывала ни сожаления, ни гнева, а думала, что сейчас пошла бы на такое… осознанно. Чтобы забыть Рейнхарда. Не знать его никогда. Душа горестно заныла, и Фреда крепче сжала скрещенные на груди руки, пытаясь защититься от ощущения, что к сердцу откуда-то извне тянется ледяная рука тревоги.

«Мне кажется… с ним что-то не так…»

«С ним всегда было что-то не так… Это часть его существования. Он рассказывал тебе, и в этом не было обмана».

«А всё остальное было обманом?»

«Ты задаешь вопросы самой себе. Сама и отвечай на них».

Фреда тряхнула головой, прогоняя эхо мысленного диалога, вихрем пронесшегося в голове, и обвела присутствующих растерянным взглядом. Она думала о Рейне постоянно, начиная понимать, что эта сторона ее жизни еще очень долго некуда не денется, а, возможно, будет существовать всегда параллельно с сиюминутной действительностью.

Фреда глубоко вздохнула, с некоторым усилием возвращая себя к теме разговора.

— Я знаю, что есть способы, которые подтвердят или опровергнут то, что вы мне сейчас наговорили, — сказала она. — Можно, например, провести генетическую экспертизу, чтобы установить наше с Эйвином родство. Можно поехать в Америку, в Арканзас, отыскать старый дом Мэдисон, поднять какие-то забытые архивы, в которых хранится информация о семье матери и до которых не добралась магия. Можно, в конце концов, прибегнуть к магии снова. Но я ничего этого делать не хочу. Я почему-то знаю, что все это правда.

Она посмотрела сначала на Эйвина, потом на Леонара и добавила:

— Хотите, верьте, хотите — нет, но у меня получается… — она замялась, подбирая нужное слово. — …словом, это как интуиция, только не такая мимолетная, воздушная и неопределенная, что мелькает неуловимым иллюзорным ощущением и все. Это что-то более приземленное, четкое, как указание внутреннего компаса или навигатора. И в последнее время оно работает все чаще и уверенней.

— Значит, это никуда не делось в тебе, — проговорил Тайлер. — Что-то такое было в тебе с самого детства, словно у зверька, чувствующего окружающий мир более остро. Ты с младенчества прислушивалась к своим ощущениям комфорта и дискомфорта. Мы не раз замечали, что если тебе вдруг становилось плохо, ты начинала чудить или капризничать, то чаще всего потому, что как-то по-особенному чувствовала что-то или кого-то. Ты прекрасно ориентировалась в физическом состоянии и потребностях других, могла даже чувствовать опасность или приближение радостных событий. А с некоторых пор, когда мы убедились в этом, то стали внимательней прислушиваться к тебе.

Тайлер рассказал ей случай, когда она спасла Эйвина от весеннего оползня.

— Ты росла жуткой непоседой, но ни разу не поранилась и не причинила вреда другим. Балансировала на грани, но словно кошка всегда приземлялась на лапы, оставаясь целой и невредимой, — заключил вампир. — Ваша мать всегда знала, что вы с Эйвином особенные, но так и не успела полностью узнать ваши способности. Она ждала и боялась этого.

Фреда внимательно слушала его.

— Не означает ли это, что я должна была как-то отреагировать на то, что случилось с нашей матерью еще до того, как она уехала из дома в тот день? — проговорила она. — Почему я ее не остановила? Я, конечно, ничего не помню, но…

Все примолкли, не зная, что сказать на это. Лицо Лео застыло, он прикрыл глаза, будто подавил болезненное ощущение. Потом открыл и уставился на Тайлера.

— В тот день я оставался дома с вами. Но ничего такого за тобой не заметил. Вы играли, возились совершенно спокойно, — отозвался тот.

— В день гибели Мэдисон меня здесь не было. Но, возможно, никто и ничто не могло предотвратить её гибель, — заговорил Лео заметно заледеневшим голосом. — Кое-что, а точнее многое просто должно случиться и все. Больше не задавай подобных вопросов ни себе, ни нам. И не бери на себя больше, чем можешь потянуть.

Последние фразы прозвучали почти грубо, но Фреда его поняла. Сама в полной мере ощущала, что значит постоянно задавать себе вопросы «А что если…? А почему?»

Ей показалось, что Тайлер недобро усмехнулся, услышав слова Лео. Она видела, как прищурились его темные, почти черные глаза и скривился рот. Эйвин тоже покосился на светловолосого вампира, но остался сдержанно серьезен. Пока они разговаривали, молодой человек не отрывался от экрана своего планшета, а пальцы его проворно порхали по сенсорным кнопкам клавиатуры.

Сама Фреда за все долгие часы их разговоров так и не перестала думать о Вагнере. В ушах непрестанно звучал его голос, ласкающий слух и кожу, будоражащий мысли. Сначала она пыталась игнорировать, пробовала закрыться, но скоро смиренно впустила мучительные ощущения прямо в сердце, которое всё сильнее ныло от тоски.

Надо было уединиться хотя бы ненадолго, попытаться без свидетелей посмаковать разочарование, проглотить острую горечь утраченного и несбывшегося.

— Пока наши разговоры не потянулись еще куда-то, мне бы хотелось переварить информацию. Ничего, если я посижу немного одна в той комнате наверху? — обратилась Фреда ко всем присутствующим.

— Конечно, — отозвался Тайлер. — Иди, тебя никто не потревожит. Отдыхай. У тебя столько времени, сколько тебе понадобится.

Фреда временами бросая на этого вампира случайные взгляды, видела, что тот не пропускал ни слова из того, что она говорила и, не отрываясь, смотрел на нее.

Благодарно улыбнувшись Тайлеру, она вышла из кухни.

В комнате наверху Фреда постояла у окна, наблюдая за тем, как день клонится к закату. Именно сейчас раздумывать ни о чем не хотелось, но внутренняя потребность подвести некие итоги все же была. С чего же начать? Со вздохом усевшись на футон, она взяла свою сумку и вытряхнула ее содержимое на плед.

«Начинка» девичьей сумочки составляла всё имущество, которым Фреда действительно обладала на сегодняшний день. Пудреница, расческа, блеск для губ, пачка одноразовых платочков, открытая упаковка леденцов с цитрусовым вкусом, блокнотик для записей, ручка, чехол от ее давно потерянного еще в музее смартфона и… Custos.

Увидев амулет, запросто примостившийся в кучке обыденных вещиц, Фреда невольно отшатнулась, но не потому, что предмет все еще казался ей чужеродным и опасным, как она успела подумать о нем раньше. Хранитель напомнил ей о том, во что она хотела бы верить вопреки всему.

Колеблясь, Фреда протянула руку и коснулась амулета кончиками пальцев. Он опять показался теплым, словно живым. Это успокаивало и настораживало одновременно. Фреда более уверенно взяла Custos в руки и вытащила его из переплетения цепочек. Чуть выпуклый круг лег на ладонь, подобно маленькой чаше. Руке было тепло, а в матово-серебристой поверхности амулета отражалось ее лицо. Казалось, Custos воспроизвел образ самой Фреды, призывая вступить в некий диалог.

Вдруг разволновавшись, она стряхнула амулет с руки, как насекомое, хмуро покосилась на него, отвернулась и задумалась. Погруженная в свои мысли, не сразу отреагировала на тихий стук в дверь.

— Войдите, — встрепенулась в ответ на повторно раздавшийся стук.

В комнату заглянул Эйвин.

— Прости, что беспокою, — он остановился в дверях. — Я пришел спросить, не нужно ли тебе чего-нибудь. И… вообще-то мне хотелось переговорить с тобой наедине. Просто дай знать, когда будешь в состоянии пообщаться.

— Да я и сейчас вполне в состоянии. Тем более с тобой, — отозвалась Фреда. — Мы ведь, вроде как, почти в одинаковом положении оказались. С кем же перетереть всё, как не с… товарищем по «непоняткам». Только не знаю, с чего начать.

— Я тоже не знаю, — улыбнулся Эйвин. И сразу в его лице появилось что-то мальчишеское и озорное.

— Ну, тогда начнем с того, что ты просто присядешь, — Фреда похлопала по футону рядом с собой.

Она обеими руками сгребла кучку вещей на самый край матраса, освобождая место.

Молодой человек пожал плечами, как бы говоря «почему бы и нет», собрался было присесть, и замер. Его взгляд скользнул по предметам, вываленным Фредой из сумки, и остановился на Custos’е.

— Это все твои вещи? — кивнул юноша на нехитрое имущество Фреды — По всему видно, что тебе собраться в дорогу не дали. Мне в этом плане повезло чуть больше.

— Последнее время меня вообще не спрашивали, хочу ли я в дорогу. Я жила в стойком ощущении, что меня подхватило ураганом и несет куда-то. Стараюсь расслабиться и просто посмотреть, куда «кривая вывезет», но получается плохо, — Фреда усмехнулась.

— Понимаю, — Эйвин снова посмотрел на вещи сестры. — Прости, что лезу не в свое дело, но я просто лопну от любопытства, если не спрошу, что это за штуковина такая? Металл какой-то странный… Вроде я что-то такое уже видел. Наверное, у меня отказал механизм идентификации предметов, даже предположений никаких нет…

Не дожидаясь, пока она даст ответ, молодой человек взял Custos.

Фреда, застыв с расширенными от удивления глазами, наблюдала, как он вдруг резко отбросил амулет и вскочил с футона, тряся рукой, словно его укусила змея.

Custos крошечным фрисби пролетел до стены, ударился об неё, упал на пол, чуть покачался там на выпуклом донышке и замер.

 

Глава 7. Холодно-горячо

— Я… Ээээ… — юноша ошарашено смотрел то на амулет, то на Фреду, — мне кажется… Подожди минуту, я сейчас! — воскликнул Эйвин и выскочил из комнаты.

Фреда чувствовала себя зрителем в цирке. Она не проронила ни слова, пока брат использовал ее Custos, как летающую тарелочку для собак, а затем убежал, ничего не объяснив. Она поднялась с футона, подобрала амулет, машинально стерла с него невидимую пыль и снова положила его к остальным своим вещам.

Вздрогнула от прозвучавшего за спиной возбужденного голоса Эйвина.

— Посмотри! Вот, — сказал он, протягивая ей раскрытую ладонь, — только не прикасайся. Просто смотри.

Фреда перевела удивленный взгляд с оживленного лица юноши на его ладонь, с лежащим на ней небольшим серебристым равносторонним треугольником.

— Ничего не напоминает? — поинтересовался Эйвин.

— А должно?

— Присмотрись получше. Этот металл… — парень чуть повернул ладонь под другим углом, и Фреда увидела скользнувшее по поверхности треугольника приглушенное до мягкой матовости серебристое сияние.

— Ну, металл, — повторила Фреда, глядя на руку Эйвина, — что с того, что металл? Эйвин, я не понимаю.

— Металл странный, словно все время теплый. Это не серебро, не платина, уж точно не алюминий, — пояснил парень, аккуратно беря треугольник за одну сторону и чуть поворачивая его снова и снова. — Переливается приглушенным, и каким-то плотным сиянием, — он указал на Хранитель Фреды, — совсем как твоя штуковина. Кстати, она меня обожгла. И настолько ощутимо, что в руках не удержать.

— Обожгла? — Фреда с сомнением покосилась на амулет, мирно лежащий рядом с расческой. — Не знаю, что ты имеешь в виду, но…

Не успела закончить предложение, как Эйвин быстро приложил треугольник к тыльной стороне руки Фреды. Она пронзительно ойкнула и дернулась, инстинктивно прижав ладонь к…обожженному месту? Посмотрела на свою руку — никаких следов, но ощущение точно такое, как коснуться поверхности раскаленного утюга, только мозг среагировал на болевое раздражение быстрее и резче. И в подсознании отпечаталось строгим предупреждением избегать дальнейших соприкосновения с данным предметом.

— Почувствовала? — Эйвин с живым любопытством смотрел на нее. — Похоже на ожог, правда же? Круглая штуковина и треугольник «родственники», не иначе. Обжигают, если к ним притрагивается кто-то кроме нас, и сделаны из одинакового на вид материала. Тебе так не кажется? Кстати, не расскажешь, откуда у тебя этот кругляш?

— И снова какие-то нескончаемые загадки, — пробормотала Фреда, потирая все еще саднящее запястья.

Она опустилась на футон, и потянула за рукав брата. Оба присели рядышком, примолкли, прикидывая, с чего начать или как продолжить, подбирая слова, которые будут понятными.

Эйвин задумчиво потер небритое лицо, повозил рукой по чуть отросшему ежику волос на голове и сказал:

— Я умом понимаю, что есть вещи, которые существуют помимо наших знаний, желаний и потребностей. Но никогда не думал, что окунусь во что-то такое с головой. Раньше, если и приходилось с чем-то соприкасаться, то только на время, все равно, что фильм посмотреть или сон — увидел, поудивлялся и забыл. Теперь все не так. Я в самой гуще этого всего и мне ужасно некомфортно, странно, а местами довольно противно. Мой организм протестует, отказываясь верить, хотя некоторые вещи очевидны. Или кажутся таковыми.

Слушая его, Фреда наблюдала, как он размеренно крутит в пальцах треугольник. Движение выглядело привычно отработанным, как у тех, кто постоянно перебирает четки. Видимо, парень не впервые задумывался о том, о чем говорил и не впервые размышлял об этой странной вещице, крутя ее в руках.

— Мне сказали, что этот предмет называется Custos или Хранитель сущности, — заговорила Фреда.

Она поведала Эйвину историю о том, как нашла амулет, опустив некоторые детали (например, появление призрачного видения в заброшенном доме) и рассказала, что чувствовала, когда носила его. Юноша слушал очень внимательно, время от времени поглядывая на треугольник в своей руке и на лежащий на пледе Custos Фреды. Затем он рассказал свою историю, не забыв упомянуть, что предмет в его руке способен поглощать кровь.

— Может быть именно тем, что этот треугольник попал ко мне и можно объяснить то, что моя стихийная эмпатия вдруг притихла и перестала сводить меня с ума, — заключил юноша. — Я же сижу рядом с тобой и не чувствую твоих эмоций. Если только я не пытаюсь притянуть версию за уши в попытке объяснить необъяснимое.

— Может, и пытаешься, — заметила Фреда, — но в этом явно что-то есть. Я теперь тоже понимаю, что все те фокусы, которые я вдруг начала творить, стали более осознанными и почти контролируемыми, когда я нашла Custos.

Она согласилась, что круг и треугольник действительно похожи внешне, словно детали чего-то единого. Во всяком случае, материал, из которого они были сделаны, на глаз казался идентичным, со специфическим плотным и мягким сиянием на гладких поверхностях. И размеры. Её амулет имел в диаметре сантиметров шесть-семь и треугольник Эйвина выглядел соответствующим, соразмерным. Фреда взяла свой Custos и, желая проверить свою догадку, поднесла его к треугольнику в руках парня.

Оба почти перестали дышать и ошеломленно замерли, почувствовав, как предметы… потянулись друг к другу.

— Словно намагниченные, — пробормотал Эйвин, невольно отдергивая руку с треугольником. Сила притяжения тут же исчезла.

— Ага… — подтвердила Фреда, зажимая свой амулет в кулаке.

— Хм… круг или чаша, треугольник… — произнес Эйвин. — Это довольно популярные в магии символы. Пока я гулял в сети по колдовским сайтам, форумам ведьм и тру-волшебников много чего нахватался. Информации о символике там хоть отбавляй, не знаю только, насколько достоверной.

— Ну, в любой куче мусора можно отыскать нечто полезное. «Истина где-то там», — задумчиво процитировала Фреда. — Знаешь, Эйвин, я своей интуиции доверяю, и мне почему-то больше совсем не хочется, чтобы вещицы соприкасались, — хмуро добавила она.

— Что-то вроде того… — отозвался юноша. — Когда эта фигня впилась мне в ногу, кровищи было предостаточно. Я ее тогда подобрал и положил в карман. Точно помню — она была просто вымазана кровью, а не поглощала ее. А уже потом дома, после того, как я порезался второй раз, я своими глазами увидел, как это происходит. Да и вампиры это видели, так что на бред это мало похоже. Что бы это значило, а?

— Вопрос интересный, но ответа я не знаю, — передернула плечами Фреда. — И то, что эти вещицы оказались у нас с тобой примерно в одно время, наводит на определенные выводы. Хотя и ничем не подтвержденные.

— Какие же?

— Ну, хотя бы такие, что это действительно что-то значит и как-то нас объединяет. Может и не только по-родственному. Ты, кстати, как? Веришь в наше родство?

Эйвин повернул к ней лицо, пристально посмотрел, губы его раздвинулись в улыбке, в глазах заплясали озорные искорки. Он взял из кучки вещей Фреды пудреницу, открыл крышку и поднес ближе к ее лицу.

— Смотри, — сказал он.

Фреда некоторое время просто изучала свое отражение в маленьком квадратном зеркальце, потом скользнула взглядом по лицу Эйвина. Юноша наблюдал за ней, продолжая терпеливо держать перед ней пудреницу.

У них обоих была чуть смугловатая кожа, похожий разрез глаз и высокие, четко очерченные скулы. И у Фреды, и у Эйвина густые темные ресницы во внешних уголках опускались вниз, отчего глаза казались чуть подведенными «стрелками». И явным признаком похожести был абрис нижней губы — в виде изогнутого лука, отчего посредине образовывалась маленькая ямка, придававшая рту чуть капризное выражение.

— Ну-у… — проговорила она, — что-то общее можно, при желании, наблюдать.

— Ты осторожна, — заметил Эйвин.

— Научена горьким опытом. Стараюсь не радоваться раньше времени, чтобы не разочароваться, — отозвалась Фреда. — Предположим, ты мне понравился, я к тебе прониклась сестринскими чувствами. А потом, раз — и окажешься каким-нибудь коварным мошенником.

По ее бледному лицу пробежала тень, уголок рта дернулся в болезненной гримаске, но она быстро овладела собой.

— Разумно, — кивнул юноша. — А потому не стану слишком настойчиво взывать к твоим сестринским чувствам. Буду осторожен, постараюсь заслужить доверие. И кстати, ты мне тоже понравилась.

— Рада, что это взаимно, — улыбнулась Фреда.

Эйвин встал с футона.

— Пойду я, пожалуй, — сказал он. — Тебе ничего не нужно?

— Машину времени, — хмыкнула она. — Я бы тогда вернулась на некоторое время назад. Но не для того, чтобы чего-то исправить, а чтобы еще раз взглянуть на кое-какие вещи более внимательно.

Они обменялись понимающими взглядами, и юноша вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь.

* * *

Фреда не стала погружаться в раздумья и строить предположения. Она долго стояла у окна, вглядываясь в ночную темноту. На чистом небе высыпали звезды, напоминавшие снежинки, беспорядочно налипшие на темно синем холсте.

И все же звезды лишь казались расположенными хаотично. На самом деле они складывались в созвездия, являя собой вечную гармонию, сохраняющую изначальную сущность, хоть и чуть меняющуюся с течением времени.

«В моей личной Вселенной сейчас царит хаос. Но разве порядок не появляется именно из хаоса? Надо только постараться не дать сбить себя с толку, запутать окончательно, отвлечь от наиболее важного. Надо крепко ухватить и удержать то, что не должно затеряться и пропасть в неразберихе».

Фреда обхватила себя руками, вспомнив, как не так давно Рейнхард отвез ее в Пругоницкий парк и устроил маленькое шоу из танцующих гейзеров в протекающем ручье и фейерверк из снежинок. Всего одна снежинка, из мириадов разлетевшихся по воздуху, упала на его ладонь и не растаяла. Всего одну он поймал и удержал, не повредив ее хрупкость, не дав утратить первоначальную гармонию, сохранив симметричность и тончайшую красоту.

«Я хотела бы стать этой снежинкой. Ведь правда же?» — мелькнула горькая мысль.

Издав звук, похожий на смех, рвущийся сквозь подступающие рыдания, Фреда глубоко вдохнула и выдохнула. Поток теплого дыхания коснулся окна, и на стекле образовалось туманное пятно.

Фреда смотрела, как мельчайшие капельки влаги собираются в более крупные и начинают медленно стекать вниз.

В какой-то момент периферийное зрение уловило, как за пределами туманного пятна, словно по ту сторону окна, стал сплетаться оптическая иллюзия — неясный образ, постепенно принимавший очертания человеческой фигуры. Силуэт колебался и дрожал, словно был виден сквозь толщу воды. Бледный, залитый лунным светом, он то отдалялся, то чуть приближался на невидимых волнах, не позволяя себя разглядеть. Нечто похожее она уже однажды наблюдала на испытании у Аспикиенсов.

Фреда замерла, боясь пошевелиться, и во все глаза смотрела, как фигура медленно, с явным усилием подняла руку и потянулась к ней. Бледная ладонь, гротескно увеличиваясь в размерах, приближалась к окну, пока полностью не закрыла силуэт. Крепкие длинные пальцы коснулись туманного пятнышка на стекле, оставив влажные отпечатки, и снова отдалились.

Фреда оцепенело наблюдала, как следы от пальцев превратились в водяные капли, которые вдруг стали стремительно окрашиваться багряным цветом и густеть на глазах. И вот уже по стеклу текли тягучие струйки крови; они искривляли свое движение, вычерчивая какие-то знаки или узоры, которые тут же исчезали без следа. Через миг от видения не осталось ничего, а поверхность окна снова была совершенно чистой. Скорее всего, это была лишь игра разыгравшегося воображения, но призрачную руку Фреда узнала.

Крепкая ладонь с длинными красивыми пальцами. Рука Вагнера.

Словно оглушенная внезапно накатившим ощущением надвигающейся беды, Фреда отпрянула от окна, заметалась по комнате, борясь с желанием бежать куда-то. Грудь сдавило, лишив возможности дышать. Ловя ртом воздух, девушка рванулась к двери и выскочила из комнаты в темноту коридора. Она налетела на что-то твердокаменное и едва не упала, оглушенная, но крепкие руки схватили ее за предплечья и удержали, не давая свалиться мешком. Дыхание восстановилось и стало резко вырываться из груди частыми толчками, от которых зашумело в ушах, и закружилась голова. Фреда дрожала всем телом, ноги подгибались в коленках, и если бы не крепкий захват удерживающих ее рук, она бы точно свалилась на пол.

— Я все время тебя где-нибудь ловлю, — заявил невозмутимый голос.

В коридоре этажа было темно, только справа чуть проникал свет, льющийся снизу, из гостиной. Электричество здесь явно экономили, но и без того было понятно, что она налетела на Лео.

— А я везде на тебя натыкаюсь… — пробормотала в ответ, чуть успокоившись и перестав трястись.

— Куда ты так спешила? — Лео ослабил хватку, продолжая лишь чуть придерживать.

— А куда я здесь могу спешить? — ответила Фреда вопросом на вопрос. — Вниз решила спуститься. Есть вдруг захотелось…

— Изголодалась ты, видать, изрядно, раз так неслась, — ухмыльнулся вампир. — Ну, пошли, Эйвин там что-то оставил тебе перекусить.

— Да я и сама дойду, — Фреда повела плечами, высвобождаясь из рук вампира. — Спасибо.

Руки Лео на миг задержались на ее плечах и мягко скользнули вниз. Пальцы вампира едва заметно дрогнули, словно сжались в нежелании отпускать, и он отпрянул от нее, отступая к стене.

Она быстро пошла к лестнице, ведущей на первый этаж.

Фреда услышала, как скрипнули зубы Лео, и как сквозь них хрипло по-французски вырвалось едва слышное:

— Оbsession diabolique…

Даже не зная французского, она поняла, что пробормотал Лео.

* * *

Увидев опрокинутое лицо вошедшей на кухню Фреды, Эйвин помрачнел, но не стал ничего спрашивать, а только показал на контейнер со спагетти.

Она благодарно кивнула и мысленно взмолилась, чтобы ее оставили на кухне одну. Фреда жевала чуть размякшее от повторного разогрева в микроволновке спагетти, щедро залитое соусом из картонной упаковки. Ела, не чувствуя вкуса еды, но четко ощущала соленый привкус собственных слез, которые глотала, не давая им пролиться из глаз.

Очередное видение нарушило готовность обрести равновесие и смирение. Её подсознание могло предательски вызвать фантом, возникший в окне, но Фреда чувствовала, что вовсе не подсознание играло с ней. Образ был посланием. Загадкой, которую следовало разгадать и как можно быстрее. Или это было прощание, щедро сдобренное кровью, которой истекала ее раненая душа.

Фреда и сама не понимала, от чего хотелось плакать больше всего — от усталости и потрясений, следующих без перерыва, как подземные толчки прямо под ее ногами. От непонимания и бессилия. От утраченных надежд и разбитого сердца.

Или от злости, потому что не знала, как на все это повлиять и исправить.

Но если что-то не знаешь, то можно найти способ восполнить пробел, попытавшись узнать необходимое.

Закончив есть, Фреда налила себе чашку остывшего чая, который обнаружила в большом керамическом чайнике. Зеленовато-коричневая жидкость имела резковатый запах, казавшийся знакомым. Сделала глоток и раздраженно поморщилась — редкостная гадость, как такое вообще можно пить.

— Эйвин! — позвала негромко, надеясь, что вместе с юношей не ввалится кто-нибудь из вампиров.

Парень вошел на кухню, напряженно глядя на Фреду.

— Что это за чай такой? — спросила она. — Никогда ничего противней не пила.

Лицо Эйвина мгновенно расслабилось.

— Это не чай. Это отвар сосновой коры, — ответил он.

— Зачем? — удивилась Фреда.

— Хм… Прочитал тут кое-что, решил попробовать. — сказал Эйвин. — На себе попробовать, не на тебе, — поспешно добавил он. — Как-то не подумал, что ты обнаружишь это варево. Извини, что не предупредил.

— Нет. Это ты извини, что сунула нос, куда не следует, — вздохнула девушка. — Мне следовало спросить тебя. Мало ли что тут может быть, в самом-то деле, не все же нужно сразу в рот тащить.

— Но все же, зачем тебе отвар? Если, конечно, не секрет.

— Не секрет, — Эйвин сел рядом с Фредой за стол. — Попалась информация, в которой утверждается, что отвар сосновой коры может возвращать утраченную память. Я подумал, что это может позволить вернуть стертые воспоминания.

— Да ладно! — воскликнула Фреда. Эйвин в ответ на ее восклицание выразительно посмотрел куда-то за ее спину и приложил палец к губам.

Фреда понизила голос и продолжила:

— Что, вот так просто — ободрал деревце, заварил кору, выпил и все вспомнил, разом излечив магическую амнезию?

— Конечно, все совсем не просто. Надо набрать коры с определенных деревьев. Затем заварить, произнося какую-то абракадабру, дать настояться четко обозначенное время и пить по строго предписанным указаниям, — на полном серьезе пояснил юноша. — Можешь потом посмотреть, я рецепт в айпаде сохранил.

— Я еще поверю, что так можно вылечить цингу или кашель, но вернуть память… — Фреда скептически покачала головой.

— Ну, не вспомню ничего, так хоть витамина С в организм добавлю. Тоже неплохо, — улыбнулся парень. — Вреда не будет.

— Тоже верно, — согласилась Фреда. — Ты молодец, что пытаешься что-то предпринимать. Мне осточертело себя овцой чувствовать, а что делать, я пока не пойму.

Как жаль, что в книгах, которые ей давал читать Вагнер, не нашлось ничего полезного для них в данной ситуации. Возможно, глотая магическое чтиво том за томом, она просто ничего не запомнила, но, кажется, никаких практических советов, типа «как избавиться от бородавок» или «как вернуть утраченное» там точно не попадалось. Лишь тонны исторических фактов, общей информации о клане вампиров-магов и псевдонаучных доказательств существования магии и ее разновидностей. Еще попадались пространные описания обрядов и ритуалов, но это был не обучающий материал и не руководства для начинающих пользователей.

— А знаешь что, — произнесла Фреда. — Если уж кому и пить твое зелье, то мне, а не тебе. Я недавно столько информации по всякому паранормальному поглощала, а ничего толком вспомнить не могу. Может что-то важное и полезное упустила. Так что давай, рассказывай, как это твое пойло употреблять.

…Позже, после их разговора, Фреда немного прибралась на кухне, и, устало зевая, отправилась наверх. Лео заперся в одной из комнат на втором этаже и ни разу не показался в гостиной. Тайлер куда-то исчез почти сразу после того, как они рассказали все Фреде.

Эйвин какое-то время прислушивался к полнейшей тишине в доме, потом открыл в своем айпаде запороленную папку и задумчиво уставился на открывшийся текст.

На небольшом экране был изображен круг, с вписанным в него равносторонним треугольником.

К рисунку прилагалась краткая информация «Символ возврата зла. Используется в контрмагии, как месть за магическое нападения (негативное влияние) на человека. Не используется как ответ на зло, возникающее в обычной жизни. Для мщения используется энергия нападения вашего врага (врагов)».

Юноша несколько раз перечитал короткий текст и стер его, уничтожив следом за этим и саму папку.

На них с сестрой по сути и было совершено «магическое нападение», уничтожившее в детстве их прежнюю жизнь и часть их самих. Но почему-то Эйвин никак не мог считать, что это являлось именно тем «злом», за которое могли отомстить их объединенные в один Хранители.

 

Глава 8. Зимний вечер в Ганновере

Вагнер «гостил» в Ганноверской резиденции Аспикиенсов пятые сутки.

Отправляясь к Смотрящим для доклада еще в Праге, вампир считал себя подготовленным ответить на все вопросы и выдержать любые проверки.

Членов Ордена объединяла единая кровная линия, многократно усиленная магией. Вагнер даже не помышлял о том, чтобы скрыть обмен кровью с Фредой. Он заявил, что девушка ответила категорическим отказом на известие о принятии ее в ряды членов Ордена и бурно отреагировала на решение об обязательном Обращении. Человеческая строптивость, истеричность, непокорность нового адепта и связанные с этим риски для сообщества вампиров стали убедительным объяснением поспешному обмену кровью в обход одного из Смотрящих. Кровная связь была одним из основных способов привязки и контроля, и в таких случаях к нему прибегали без проволочек. Даже не являясь создателем и новообращенным дитя, любой вампир-маг, обменявшийся кровью с человеком, мог чувствовать часть себя в том человеке, и человека — в себе.

Аспикиенсы не выказали видимого недовольства и приняли объяснение. Они подробно расспросили Вагнера о девушке, уделив общему положению дел в Цитадели лишь толику внимания, подтвердив опасение, что Фреда вызвала у них особый интерес.

Отчитавшись, Рейнхард счел, что справился, не выдав своих личных мыслей и тайн. На этом все должно было закончиться, но формальный визит неожиданно затянулся. Смотрящие не торопились отпускать Вагнера, а затем заявили, что он отправляется с ними в их резиденцию в Германии под Ганновером. По прибытии на место сообщили, что Фреда исчезла в неизвестном направлении, и ее обязательно нужно найти и вернуть.

Несомненно, о побеге Фреды им стало известно еще в Праге, но там они ничего Вагнеру не сказали.

Согласно первоначальному плану, Метте должна была вывезти Фреду из страны и переправиться через границу. В этом случае девушки проследовали бы по территории Германии, и Аспикиенсы вполне могли узнать направление движения беглянки, используя магию. Но, видимо, где-то ее след терялся, и теперь Фреду можно было найти, только подключив кровную связь.

Рейнхарду оставалось надеяться, что девушки успели укрыться в безопасном месте, и кроме этой туманной надежды у него не было ничего. На время визита к Аспикиенсам запрещалось пользоваться любыми видами связи и исключались все светские контакты с внешним миром, поэтому все эти дни Вагнер не мог связаться с Метте.

И хотя ему страшно не терпелось узнать, как обстоят дела Фреды, он был не против задержаться возле Аспикиенсов и подробнее узнать их планы. По крайней мере, сейчас он точно знал, что Фреда покинула Цитадель и страну, ускользнув от Смотрящих.

Вангер рисковал открыться, дать почувствовать свои истинные эмоции, в том числе и по отношению к Фреде. Аспикиенсов не шокировало бы известие о том, что Регент переспал с человеческой девушкой, они и не исключали такой вариант. Смотрящие ничему не удивлялись и ничего не осуждали, они просто делали то, что считали правильным и необходимым. Все прочее, если оно не являлось помехой их планам, они просто игнорировали или уничтожали без раздумий и колебаний.

Сородичи всегда потакали своим инстинктам, используя для этого людей.

Правящая верхушка Ордена исключением не являлась. Древние маги-вампиры, давно утратившие тонкости человеческого восприятия и не обремененные нравственными условностями, к поиску подходящих объектов для удовлетворения своих нужд подходили крайне рационально.

За тысячелетия Смотрящие словно превратились в одно триединое существо. Их потребности и желания чаще всего совпадали по времени и силе, а посему достаточно найти одну женщину, от которой можно получить и питание, и секс всем троим одновременно. Так проще и надежней. Чаще всего после таких «групповых упражнений» жертва не выживала, но одна жертва — не три. Аспикиенсам, видимо, казалось, что таким образом они поступают более целесообразно, разумно и… гуманно.

Представив, что на месте подобной жертвы вполне могла оказаться Фреда, Вагнер в полной мере осознал, насколько сложно будет сохранять сдержанность, находясь длительное время под пристальным наблюдением и контролем своих Покровителей.

* * *

Через французские окна эркера видна покрытая снегом лужайка. Вдалеке, по периметру обширного участка горят фонари, освещая сегменты внушительного и замысловатого ограждения из кирпича и толстых металлических прутьев.

Эркер занимал всю стену в просторной, со вкусом обставленной комнате, освещенной тремя настольными лампами на консольных столиках. Еще одним источником света была толстая свеча в массивном подсвечнике, водруженном на середину круглого стола, расположенного в пространстве эркера. Белая мраморная столешница крепилась на массивную центральную опору в виде огромного кубка из старой бронзы, украшенного сложным узоров из переплетенных символов.

Свеча служила не для того чтобы добавить обстановке уюта и подчеркнуть очарование зимнего вечера. Зачарованная древней магией, она являлась поглощающей силой, которая заставляла всё, что будет произнесено за этим столом, оставаться здесь и не быть никем услышанным и узнанным.

За столом сидели четверо мужчин. Трое Смотрящих походили друг на друга: одинаково противоестественно гладкие, бледные и неподвижные лица, немигающие, словно мертвые глаза. Четвертым был Вагнер, и он выглядел в этой компании, как очевидно правильный ответ в тесте на определение «лишнего элемента».

— Рейнхард, надо отметить, что в данной ситуации твое поспешное решение создать связь со строптивой девчонкой, оказалось очень своевременным, — сказал один из сидящих за столом — темноволосый, одетый в идеально сидящие черный пиджак, серые брюки и ослепительно белую рубашку. — Поэтому ты и здесь. Приступай к поиску немедленно. Используй любую магию, если нужно. О последствиях можешь не волноваться. Доминис мы берем на себя, они ничего не узнают. Владык не стоит волновать и посвящать во все наши хлопоты.

«Наши хлопоты? Так Доминис не в курсе того, что вы затевает? Интересно, чего вам стоит держать в секрете свои замыслы…» — пронеслась где-то на периферии сознания крамольная мысль, и Вагнер тут же отогнал ее.

Рядом со Смотрящими легко стать вампиром-параноиком с манией преследования, постоянно ожидания ментального контроля с их стороны. Однако процесс подключения к сознанию не был беспрерывным, и это давало возможность научиться отслеживать его.

Рейнхард сосредоточился на происходящем за столом.

Доброжелательность тона и спокойствие речи Смотрящего, которого звали Кассий, никогда не обманывала Регента.

Именно Кассий был Создателем Вагнера, и за семь столетий их родства Рейнхард научился хорошо понимать своего Сира и остальных Аспикиенсов.

Любые эмоции были для древних вампиров-магов редкостью, поэтому предавались они им с особым наслаждением, смакуя каждый нюанс, как изысканное лакомство. Если они позволяли себе гневаться, то это было из разряда «умри все живое и неживое». Потеря чувств практически ничем не компенсировалась, потому они пользовались любой возможностью ощутить хоть что-то. Сейчас Кассий был в состоянии контролируемого азарта, как затаившийся в засаде охотник или хищник.

— Я найду ее, — твердо заявил Вагнер. — Девчонка никуда не денется.

Он старался сохранять невозмутимость, кожей чувствуя вибрации силы, что скапливалась в комнате, ощутимыми покалываниями оживляла отмершие нервные окончания и свивалась в энергетические жгуты, предупреждая о недопустимости быть пойманным на лжи, укрывательстве или неподчинении.

Спросить напрямую, какую судьбу уготовили Смотрящие Фреде, Вагнер не спешил. Гораздо больше можно прояснить в процессе беседы, наблюдая и слушая. Ясно одно — интерес Аспикиенсов к Фреде вызван не просто любопытством к её неординарными способностями.

Талантливых новичков было достаточно, чтобы создавать из них полезных членов Ордена, постоянно пополняя его ряды. Но действительно уникальных адептов Ордена за все семь столетий Вагнер мог сосчитать при помощи пальцев одной руки. И одним из них являлся он сам. Способности Фреды незаурядны, но кроме желания заполучить ее в ряды магов крови было и еще что-то, в чем Аспикиенсы решили ее задействовать.

Ожидая дальнейших пояснений, Рейнхард неприятно удивился, когда разговор неожиданно свернул в другую сторону.

— Ты в курсе, что крысеныш Эрцгерцог что-то снова затеял? — спросил Вагнера второй из Смотрящих, самый «молодой» из них — Скиллинг. Бывший воин-англосакс, обращенный в вампира в пятом веке, больше, чем за полтора тысячелетия не утратил своих стремлений к завоеванию всего и всех. Скиллинг являлся кровным «братом» Вагнера, так как у них был один создатель — Кассий.

— Это невозможно не заметить, — сдержанно отозвался Рейнхард. Эрцгерцог слыл весьма непредсказуемым и часто будоражил вампирское сообщество не только Чехии, но и всего Старого света какими-нибудь провокационными выходками. — Вечный мальчишка, он хочет быть заметным и как-то выделяться среди прочих правителей нашего Сообщества.

— Наместник не дурак, хоть и производит впечатление легкомысленного и заносчивого болвана с завышенным самомнением, — заметил третий Аспикиенс по имени Карл. — Не обманывайся на его счет, Рейнхард.

— Собственно, это еще одна из причин того, что ты находишься сейчас здесь, — добавил Скиллинг.

— Что же происходит? — поинтересовался Вагнер.

— Краус активно ищет старые рукописи, — ответил Карл.

— Это не ново. Он всегда был неравнодушен к разным редкостям, артефактам и прочему, — отозвался Рейнхард. — Краус болен собирательством, потому что иначе и не назвать его манию тащить все, что блестит. Он не коллекционер, он настоящая сорока. Скульптура, кальяны, живопись, свитки, рукописи, ювелирные изделия, модные шмотки всех времен и народов. Недвижимость. И этим область его интересов не ограничивается. Не удивлюсь, если узнаю, что Краус собирает еще и обертки от жвачки или фигурки слоников.

— Не спеши с выводами, Дитя, — подал голос Кассий.

Чувствуя, как обострились его инстинкты, Вагнер не позволял зарождавшемуся в нем предчувствию приобрести конкретную форму — эмоции или оформленной мысли — ведь это непременно почувствуют Аспикиенсы.

Нельзя чувствовать, нельзя размышлять, можно просто слушать, накапливая и складируя информацию. Пока у него все получалось, многовековая выдержка ему не изменяла.

— Так что же ищет наш наместник? — сдержанно поинтересовался Вагнер.

— Тебе, кончено, известно, что такое Эгрегор? — вдруг спросил Кассий.

Рейнхарду показалось, что его мертвое сердце вдруг превратилось в тяжеленный камень и ухнуло куда-то в темную бездну, полную первобытного ужаса, потащив его за собой, словно утопленника.

— Конечно, известно. Это энергоинформационная сущность, которая создается группой посвященных, — автоматически ответил Рейнхард, как на экзамене. — Каждый Эгрегор объединяет своих создателей, имеет определенные цели и задачи и способен воздействовать на членов группы и не только на них.

— Неучи и невежды путают эгрегор с созданием группового заклинания или ритуала, при помощи которого можно добиться той или иной цели, — заметил Кассий. — Эгрегоров бесконечное множество и они многообразны по своим возможностям. Но создать Эгрегор совсем не так просто, как придумать и произнести новое заклинание. Одного желания и владения магией недостаточно, чтобы объединиться для сотворения могущественной сущности. Даже правильно сформулировать идею может далеко не каждый, не говоря уже о том, чтобы запустить механизм действия конкретного эгрегора и заставить его работать правильно.

Кассий назидательно прочел эту небольшую лекцию о том, что Вагнеру было давно известно, и замолчал. За круглым столом воцарилась тишина, нарушаемая только тихими звуками музыки, несущимися из стереосистемы, установленной на тумбу между двумя книжными шкафами.

Альбан Берг и его мрачный «Воццек». Очень уместно и своевременно. Достойная иллюстрация к тому, что творилось.

— Рейнхард, ты задаешь мало вопросов, хотя наверняка понимаешь, что ситуация не просто так требует твоего участия, — вдруг сказал Карл. — Мы все объясним. Так вот, Краус, судя по тому, что нам удалось узнать, ищет информацию об эгрегорах изменения сущности.

«Одна сущность возобладает над ругой сущностью…» — как эхо пронеслось в голове.

— Подобные эгрегоры — всего лишь недобрые мифы, которые будоражат умы вампиров, и не только вампиров, тысячелетиями, — твердо ответил Рейнхард, чувствуя, как окончательно умирает его едва живая душа. — Но я уверен, что в большей степени наш вид давно перерос глупую веру в невозможное.

«Семь столетий прошло, а я как сейчас помню наш разговор с отцом об эгрегорах. И эта беседа не похожа на просто совпадение. Но почему, почему сейчас?!» — снова подало голос сознание.

Тревога нарастала, превращаясь в доносящийся откуда-то из прошлого жуткий звук, похожий на вопль банши, несущий самые дурные известия.

— Каждый миф произрастает на почве реальности, — возразил Скиллинг. — Ничего в этом мире не исчезает бесследно, — лицо Смотрящего в свете свечи стало похоже на мраморный барельеф. — Это один из принципов магии, но также и закон существования всех миров. Любое событие или идея, возникнув где-то в какой-то отрезок времени, навечно становятся частью Вселенной и никогда уже не уйдут в небытие. Они могут быть забыты, отодвинуты во мрак невежества, казаться потерянными, но все это лишь на время. И никогда, ни при каких условиях не могут быть уничтожены окончательно и без следа.

— Создание эгрегоров — обычная магическая практика, и мы пользуемся ею постоянно, — продолжил Кассий. — Сотворение Эгрегора, способного изменять сущность — это совсем другое. Это не наука, не искусство, не забава, вроде головоломки. Это высшее понимание, которое дается далеко не каждому. Но это тоже реальность.

— Ты знал, что твой отец очень близко подошел к пониманию этого? — спросил Карл, внимательно глядя на Регента мертвыми глазами с мутновато-синими радужками.

— Я знал, что отец многое постиг, — ответил Вагнер. — И мне, как никому другому, хорошо известна цена, которую пришлось за это заплатить. Игнациус пересек границы дозволенного в своих исследованиях. Я был против этого тогда, не считаю это правильным и теперь.

«Почему это всплыло именно сейчас?!» — пульсировало в мозгу Вагнера.

— И, насколько мне известно, все записи моего отца сгорели вместе с его лабораторией, — осторожно заметил он.

— Сейчас это уже не столь важно, — отозвался Кассий. — После пожара у твоего отца не осталось ничего из его работ. И Игнациус до конца своих дней соблюдал обещание, данное нам — под страхом смерти живущих родных и всех последующих потомков не заниматься больше исследованиями. Записи сгорели, но их содержание для нас не секрет. Не думаешь же ты, что мы не потрудились ознакомиться с тем, что успел изучить твой батюшка? Он не открыл ничего нового, все, что он узнал, для нас не являлось тайной. Но он вступил на территорию, на которой смертным делать нечего.

Вагнер не смог сдержаться и утратил контроль, позволив Аспикиенсам почувствовать свое состояние. Древние вампиры-маги тут же отозвались, жадно, как хищники, почуявшие раненую дичь. Их ментальные и энергетические нити потянулись к нему, бесцеремонно полезли в его сознание, прощупывая, изучая, и купаясь в волнах его эмоций.

— Ты встревожен, — заметил Кассий. — Но это объяснимо, дитя мое. Ветер, доносящийся из прошлого, порой волнует даже нас. Но не будем отвлекаться. — Создатель Вагнера, медленно оглядел всех присутствующих и продолжил: — Совершенно точно имеются печатные источники, в которых упоминается об эгрегорах изменения сущности. Именно их и ищет эрцгерцог. Тот человек, что был убит в музее, работал на Крауса. Он поставлял ему архивные материалы со всего света, содержащие информацию на эту тему.

— Наш Эрцгерцог умело играет роль легкомысленного повесы, а на самом деле он хитер, как старый лис, — заметил Карл, моргнув тяжелыми веками, отчего стал похож на жуткого инфернального филина.

— Но с чего наместник вообще вздумал интересоваться этой информацией? — спросил Вагнер, даже не пытаясь скрыть искреннее недоумение.

— Трудно сказать, почему вдруг он так заинтересовался этим, — отозвался Скиллинг. — Возможно, заскучал и решил проверить достоверность мифов. Или случайно натолкнулся на упоминание в каком-то источнике. Ведь то, что узнал Игнациус Вагнер смог узнать и еще кто-то, только в другом месте и в другое время. Идеи не исчезают, и иногда появляются у нескольких человек, никак не связанных друг с другом. Как бы там ни было, но некоторые события вдруг совпали. И интерес наместника к данной теме не случаен.

— Но не хотите же вы сказать, что Краусу по силам осуществить ритуал создания такого Эгрегора! — воскликнул Рейнхард.

— Конечно же, нет. Но что помешает ему попытаться, — ответил Кассий. — Мы знаем об Эгрегорах все и даже больше, мы создаем их для разных целей. Но это вовсе не то же самое, как люди выпекают блинчики на завтрак. Мы лучше всех прочих знаем, как непросто это сотворить. Но Краусу это неизвестно, он полон одержимого желания попробовать.

— Мы пытались выяснить, как далеко зашел Краус в своих изысканиях, — продолжил Карл. — Для этого и подослали в музей Оливера, чтобы он забрал документы, но та девушка спутала все карты. А документы, судя по всему, все же достались Краусу. Не то чтобы нас это сильно беспокоило, но эрцгерцог как назойливая муха, которая лезет туда, куда не следует. Пока мы займемся им, ты, Рейнхард, должен отыскать девушку и доставить ее к нам.

— Девушка тоже как-то связана с этим? — взгляд Вагнера застыл, индиго радужек поглотила чернота.

— Девушка полезный объект с неплохим потенциалом, — уклончиво отозвался Скиллинг. — Но об этом рано говорить, сначала ее нужно найти.

Вагнер молчал, изо всех сил пытаясь не думать о Фреде. Он догадывался, зачем она понадобилась Аспикиенсам, но пока не мог обдумать свои соображения. Он напряженно замер и снова привлек к себе пристальное внимание всех трех Смотрящих. Они как локационные установки, мгновенно чувствовали любое изменение эмоционального фона и тут же пытались проникнуть в сознание, чтобы прочитать потаенные мысли.

Вагнер постарался выдать свое напряжение и нарастающую тревогу за чрезмерную озабоченность темой разговора. Пусть Смотрящие думают, что он шокирован тем, что его посвятили в эти тайны.

— Мы проследили ее путь и знаем, где именно она пересекла границу страны. Мы знаем, что она была не одна, — продолжил говорить Скиллинг. — Ей помогают какие-то вампиры, и они не члены Ордена. Кем бы ни были те вампиры — чужаками или подданными эрцгерцога — ситуация может стать неприятной и непредсказуемой.

Рейнхар на миг опустил глаза, скрывая взгляд, в котором могло отразиться его смятение. Фреда попала к вампирам-чужакам? Неужели она не с Метте?

— Мы не можем упустить прекрасную возможность по нелепым причинам, — сказал Кассий. — Крауса мы берем на себя, а ты находишь девчонку. На этот раз у нас должно получиться нечто большее, чем раньше. И ты присоединишься к нам, став четвертым в нашем вечном союзе, дитя мое.

 

Глава 9. Другой берег

Фреда сжалась в тугой комок на футоне, обхватив себя руками и повернувшись на бок лицом к окну. Она то погружалась в дрему ненадолго, то снова просыпалась и слегка затуманенный взглядом следила, как над верхушками елей по небосклону медленно пробирается луна.

Из головы не шло недавнее видение бледной руки, оставившей кровавый отпечаток на поверхности стекла, словно такой же кровоточащий след был теперь и в ее сознании, а вместе с раненой памятью капельками крови истекала и душа.

Попытавшись отвлечься от гнетущих мыслей, Фреда сосредоточилась на внешних ощущениях. Но вовне было мало того, что способно задержать внимание: ни запахов, ни звуков, пустые стены и только полотно окна с лаконичным пейзажем за ним. Тем не менее, эта пустая комната в незнакомом доме не казалась чужой и неуютной. Наоборот, именно здесь она чувствовала себя почти безопасно, впервые за долгое время. В этих стенах находились еще два вампира и человек, и она их не боялась, делила с ними кров, хотя и не могла толком осознать, кем они на самом деле для нее являлись.

Значит, вот так это и бывает — внезапно обрести семью, которой, как она считала, у нее не было? Кто-то находит тебя в определенный момент жизни и говорит, кто ты и откуда и ты словно должен начать жить как-то иначе.

«Верить или не верить» больше не являлись основными категориями для суждений и оценки ситуации. «Принять или отвергнуть» — так теперь стоял вопрос.

Раньше, в прежней жизни «до музея» было так: верю, значит, принимаю, не верю, значит отвергаю.

Теперь же верить вовсе не означало принимать. А неверие во что-то или в кого-то не являлось больше поводом для того, чтобы все категорично отрицать.

Она поверила Лео и Эйвину, но никак не могла принять их теми, кем они, якобы, для нее были.

Она не доверяла больше Вагнеру, но поймала себя на мысли, что при этом не отвергает его самого. Но разве такое возможно?!

Что-то снова заныло в душе, жалобно и горько, словно тихо заплакал одинокий, всеми брошенный и забытый ребенок. Фреда крепко обхватила себя, вцепившись пальцами в предплечья, и зажмурила глаза.

Понимание того, что никогда больше не сможет почувствовать Вагнера так, как страстно желала, причинила нестерпимую боль. Мысль о том, что никогда больше не увидит его, почти убивала.

«Хотя бы еще раз увидеть его. Не задавая вопросов, ничего не говоря. Просто увидеть, заглянуть в глаза. Иначе мне не принять, не смириться…»

Желание накатило так сильно, что Фреда разволновалась, и сердце забилось в груди с частотой барабанной дроби. Перевернувшись на спину, попыталась успокоиться, заставляя себя дышать медленно и размеренно. Глаза по-прежнему были закрыты, и она попробовала представить себя ритмично раскачивающейся в гамаке под сенью деревьев в летний день. Этот прием частенько помогал, когда нужно было совладать с волнением или паникой.

— Мне не с кем просто поговорить, не говоря уже о том, чтобы спросить у кого-то совета… — Фреда и не заметила, как мысли превратились в слова, сами собой сорвались с губ и растаяли, словно облачко теплого дыхания на морозе.

— Неправда. У тебя есть ты сама и лучше тебя никто не знает, как поступить.

Голос прозвучал тихо, но так отчетливо, что потрясенная Фреда на миг перестала дышать. Замерев, она приоткрыла глаза, глядя в темноту сквозь ресницы. В глубине комнаты, освещенной только рассеянным светом полной луны, она увидела призрачную фигуру. Фреда резко села, опираясь на руки за спиной, и спустила ноги на пол. Тело напряглось, став пружиной, готовой вскочить и броситься к двери, но инстинкты не подавали сигналов об опасности.

— Ты видишь меня, — раздался все тот же тихий голос.

Это был не вопрос, а утверждение, и Фреда уверенно отозвалась:

— Вижу. И не впервые.

— Ты знаешь, кто я.

— Не уверена, что могу утверждать наверняка, но предполагаю, что ты… Мэдисон.

Если ее нервная система дала сбой, и теперь она видит галлюцинации, то такие правдоподобные диалоги с видениями являлись совсем уж печальным признаком.

— Я не галлюцинация, — прозвучал ответ на мысли Фреды. — И сразу говорю — я не слышу мыслей, и не чувствую эмоций, как могла когда-то, но выражение твоего лица более чем красноречиво транслирует твои чувства.

Видение выступило вперед, и сейчас стали отчетливо видны полупрозрачные контуры изящной женской фигуры. Никаких призрачных балахонов, на силуэте прорисовывалась вполне обычная одежда — джинсы и майка. Будто сотканное из лунного света, видение казалось лишенным красок и объема, но в то же время выглядело вполне реалистично, если такое определение применимо к чему-то призрачному. Ниже среднего роста, стройная, почти хрупкая, длинные до поясницы волосы откинуты назад, открывая высокий лоб и гибкую шею. Черты призрачного лица чуть размыты и плохо различимы.

— Тогда что же ты такое? Призрак? Дух? Фантом? — спросила Фреда.

— Честно говоря, сама не знаю, — отозвалось видение. — Я помню, как покинула этот мир, но во время перехода что-то произошло. Меня словно зацепило где-то на границе. Я не понимаю до сих пор, где именно нахожусь и почему соприкасаюсь с миром живых таким образом.

— Вампиры вообще не живые, но они чувствуют себя в нашем мире вполне неплохо, — сказала Фреда. — Почему бы не существовать и таким, как ты.

— Верно, — тихий смешок прозвучал, как одобрение. — Хотя от этого не становится яснее, «что» я такое.

— Чем бы ты ни была, я вижу и слышу тебя, если это, конечно, не сон. Можно спросить?

— Конечно, раз уж мы нашли способ общаться, — пожатие призрачных плеч и легкий кивок головы подтвердили слова. Длинные, серебристые пряди волос качнулись медленно и плавно, будто в воде.

— Ты и, правда, моя…мать?

— И Эйвина тоже, — ответ прозвучал без колебаний. — Я назвала вас Джейк и Леона. Лео дал вам другие имена и другие жизни. Я зла на него за это. И безмерно ему благодарна.

Фреде показалось, что видение произнесло эти фразы, как нечто, давно просившееся быть высказанным.

— Почему? — вскинула брови Фреда.

— Вы почти двадцать лет прожили нормальными человеческими жизнями, не помня горечи потери единственного родителя, — Мэдди качнулась, плавно переместившись в сторону, и продолжила, — и, насколько мне известно, практически ни в чем не нуждались. Вы выросли и выучились, затем неплохо устроились, причем благодаря своим собственным возможностям и талантам, и были далеки от всего сверхъестественного. Вам помогали и вас поддерживали хорошие люди. Это именно то, что любая мать желает для детей. Но вас лишили имен, наследия, родных, знакомых, и ваших сущностей. За это я просто обязана злиться на Лео. Но лишь чуть-чуть, ведь основная вина лежит только на мне — это я отвечала за вас, но оставила одних.

— Не по своей воле, виноват случай, — проговорила Фреда, облизнув пересохшие от волнения губы.

— Я обязана была подумать об этом.

— Не сомневаюсь, что ты думала и страшилась этого. Но иногда ничего нельзя изменить.

— Верно, но это слабое утешение, — горько усмехнулась Мэдисон. Её бесплотно-медленные покачивания стали резче и быстрее, словно дрожь. Тревогой пронизало воздух в комнате, не призрачной, а вполне реальной, неизменно ранящей и не дающей покоя ни в этом мире, ни в каком-то ином.

Фреда смотрела, как лунный свет проникает сквозь силуэт стоящего посреди комнаты существа, и вместо плотной тени на стене появляется скопление подрагивающих бликов и полупрозрачных пятен, как бывает, когда тусклый свет проникает сквозь мокрое стекло.

— Сейчас я здесь и чувствую, что многое нарушено, искажено, — продолжила Мэдди. — Я это знаю наверняка и понимаю, что не должна быть здесь и в таком… виде. Мне неизвестно, можно ли все исправить или привести в какую-то норму. Если для происходящего норма вообще существует.

Силуэт Мэдисон дрогнул и на какой-то миг почти утратил свою полупрозрачность, став телесно-плотным.

— Первый раз ты увидела меня в каком-то заброшенном доме, — сказала призрачная женщина. — Где это было?

— В Праге, — отозвалась Фреда.

— Я тогда толком еще не осознавала ничего, не понимала, где нахожусь. Была, как во сне, — продолжила Мэдисон. — Меня словно выдернуло из пустоты и куда-то настойчиво притянуло. Это был не первый мой контакт с этим миром, но первый более или менее… осмысленный. Я увидела тебя и осознала кто ты. Ты что-то искала в том доме?

— Я так думала.

— Ты нашла?

— Мне так казалось.

— Уклончивые ответы. Как бы там ни было, я подчинилась какому-то инстинкту, понимая, что должна была тебе что-то подсказать, как-то помочь. Ты помнишь, что я сделала тогда?

— Помню. Ты указала мне направление. Но тогда я подумала, что ты мне пригрезилась, стала игрой света, тени и моего воображения.

— Это вполне естественно. Но будучи живой, я видела и не такое, уж поверь мне… — проговорила Мэдисон. — Чего уж говорить о странностях, если с определенного момента моей семьей стали вы с Эйвином и два вампира. Порой обстоятельства складывались так, что я почти перестала удивляться и пыталась извлечь пользу из всех странностей и непонятностей. Попытайся и ты.

— Не так давно я оказалась в одном… неприятном месте и услышала голос, — Фреда передвинулась на футоне, который довольно громко скрипнул деревянными ножками по полу, нарушив тишину. — Голос остановил меня в нужный момент, не дал совершить ошибку… Это тоже была ты?

— Кажется, меня не видит и не слышит никто, кроме тебя, Фреда, — призрачная собеседница обошла прямой ответ на заданный вопрос. — Пару раз мне казалось, что меня может видеть Лео. Но, кажется, это не так.

— Но тогда это была ты?

— Вероятно, да, — осторожно отозвалась Мэдисон. — Иногда мои визиты в материальный мир носят не совсем ясный для меня характер. Я сама будто сплю или прибываю в пограничном состоянии. Меня то тянет за грань, то снова, как рыбу, выбрасывает на берег этой реальности. И мне непросто ориентироваться…

Фреда нервно кашлянула, украдкой поглядывая на призрак, и снова задумалась, не является ли весь этот разговор лишь странной игрой ее подсознания.

— Но откуда мне знать, что сейчас ты не плод моего воображения и не сон, который породил мой нагруженный всякой всячиной рассудок? — хрипло проговорила Фреда.

— Не знаю и не могу дать подсказок на этот счет. Но что-то все чаще возвращает меня сюда и теперь держит поблизости от вас. В виде снов или видений, или еще чего-то. И я все отчетливей понимаю, что должна что-то сделать для вас всех. Но не знаю, что именно. Здесь определенно имеется какой-то якорь для меня, который держит и не дает унестись в безвременье… — тихий голос призрака звучал по-человечески горько.

— Так много всего, что требует понимания и ответов, — тихо заметила Фреда. — С чего же начать?

— Мне кажется, так вопрос уже не стоит, — отозвалась призрачная Мэдди. — Все уже начато, процесс давно запущен. Сейчас нужно действовать, но очень и очень осторожно.

— Как действовать? — невольно повышая голос, воскликнула Фреда. — В том-то и дело, что ни я, ни кто другой не знаем, что делать дальше!

— Тише, успокойся, — мягко проговорила женщина-фантом. — Я знаю, что тебе досталось в последнее время и есть нечто, что ты хотела бы прояснить в первую очередь. Вот с этого и начни.

— Но…как?! — выдохнула Фреда. — Я не могу отсюда никуда отправиться… Меня ищут и…и…

— …и все же есть место, куда ты можешь отправиться…

Голос Мэдисон вдруг затих, она рывком повернула голову, бросив взгляд на закрытую дверь. Полупрозрачные пряди длинных волос медленно, совсем не в такт резкому движению, колыхнулись, напомнив водоросли в глубине вод. Фреда невольно тоже посмотрела на дверь, но когда повернулась обратно, призрак уже исчез. В этот самый миг луна зашла за гору, и в комнате стало совсем темно.

Не заданные вопросы, не высказанные слова, застряли в горле. Фреда тщетно вглядывалась в темноту помещения, выискивая в сгустке мрака хотя бы слабый намек на присутствие там призрака. Беззвучно что-то шепча, она вся сжалась, сосредоточившись на желании вновь услышать то, что уже прозвучало, но…

— Да очнись же! Что с тобой?!

Голос звучал негромко, но требовательно. Кто-то сильно тряс ее за плечи, а по лбу почему-то стекали холодные струйки. Еще одно ледяное прикосновение к виску вызвало раздражение.

Зрение прояснилось, и Фреда увидела, что из открытой двери в комнату проникает рассеянный свет, сама она по-прежнему сидит на футоне, перед ней склонился Лео, а рядом с ним стоит Эйвин. Вампир тряс ее за плечи, а Эйвин, с перекошенным от волнения лицом, прикладывал ко лбу и щекам девушки полотенце, в которое, судя по всему, был завернут снег.

— Какого черта?! — воскликнула Фреда, отмахиваясь от непрошенной заботы, и порываясь подняться с матраса.

— Это ты нам объясни, какого черта здесь происходит? — повысил голос Лео. — Я услышал, как ты что-то бубнишь. Сначала подумал, что ты с Эйвином разговариваешь, но его храп доносился с первого этажа. Мне стало интересно, уж прости. На стук в дверь ты не ответила, а продолжила говорить. Ну, я и заглянул в комнату и увидел, как ты сидишь, смотришь стеклянными глазами в темноту и что-то бормочешь… Я, конечно, не из пугливых, но меня такое настораживает. Ты как, в норме?

Фреда вдруг как-то обмякла, глубоко вздохнула, исподлобья посмотрела на вампира, затем на брата и сказала:

— В порядке. Сны беспокойные снились, приступ лунатизма, наверное, случился от эмоционального переполнения, — проговорила, невольно покосившись туда, где совсем недавно видела призрак Мэдисон (или думала, что видела?) — Много всего произошло, нервишки шалят, мозги не справляются и все такое.

Она перевела взгляд на Эйвина, у которого с лица не сходило выражение беспокойства, и виновато улыбнулась ему, словно прося извинения за то, что снова нарушила зыбкий покой обитателей дома. Выхватив из рук брата полотенце с комком снега, прижала его к своему лбу, и сказала, обращаясь к Лео:

— Отвези меня на материк. Можешь? Я объясню, куда именно.

* * *

Перед самым рассветом Фреда забылась сном на час или чуть больше. Проснувшись, быстро спустилась вниз. Проходя мимо спящего в гостиной Эйвина, подумала, что чувствует себя так, будто знает этого парня давным-давно. Это, конечно, не доказывает, что он ее брат, но в их ситуации с доказательствами дело обстояло вообще непросто.

Поверить или просто принять.

Пошарив на кухне в поисках съестного, Фреда обнаружила коробки с хлопьями, молоко, сок, кофе, упаковку с дюжиной яиц и банки с консервами, среди которых нашлась жестянка с ветчиной. Через двадцать минут на кухню, заполненную аппетитными запахами, заглянул заспанный Эйвин. Привычно потирая ежик волос на голове, парень наблюдал, как Фреда накрывает стол на две персоны.

— Как ты умудрилась сварганить яичницу? Плита ведь не работает, только микроволновка, — поинтересовался он.

— В микроволновке и сделала, — отозвалась Фреда. — Не велика премудрость, освоена со студенческой поры. Садись за стол, все готово.

Они сидели напротив друг друга, и пили по второй чашке кофе.

— Не знал, что в микроволновке можно готовить яичницу, — сказал Эйвин. — Получилось очень даже вкусно.

— Когда я училась и жила в кампусе, мы готовили в микроволновке абсолютно все, — ответила Фреда.

Она допила свой кофе, сполоснула и убрала чашку.

— Я хочу прогуляться, — сказала она, вставая.

— Пойти с тобой? — Эйвин вскинул голову, брови его озабоченно сошлись к переносице.

— Нет, лучше покопайся снова в Сети, может, найдешь еще что-нибудь полезное.

В дверях Фреда остановилась и спросила, кивнув на стол:

— А где твое варево из сосновой коры?

— Выбросил, — пожал плечами Эйвин и улыбнулся, отчего его лицо сразу стало открытым и милым. Белые зубы блеснули в два ряда, вызывая невольную ответную улыбку у Фреды.

— Ясно, значит, ты решил прервать эксперименты по зельеварению.

Она ушла, а Эйвин, подождав, пока стихнут ее шаги, поднес чашку с остатками кофе ко рту и пробормотал:

— И без зелья все станет ясно…

…Фреда вышла из дома впервые за все время, что находилась здесь. Меньше недели прошло с того момента, как она покинула домик в деревеньке под Прагой, а ее жизнь за столь короткий срок снова круто изменила направление.

Не спеша, она обошла дом вокруг, разглядывая его от фундамента до крыши. Попыталась представить, что когда-то жила здесь, бегала по склону среди низких елей, залезала на каменные уступы, носилась по дороге вниз и вверх. Память молчала, не собираясь давать никаких подсказок и оживлять картины прошлого, но это было и не нужно. Внутренним состоянием покоя и умиротворения Фреда понимала, что это место ей не чужое. Во снах или в реальности — не важно — главное, что сомнений в достоверности этих чувств у нее не было.

Ночью, когда она попросила Лео отвести ее на материк, Фреда еще не вполне четко понимала, что именно она собиралась делать.

Она вспомнила, что рассказывал ей Вагнер об «особых местах» на земле. Не вдаваясь в размышления о том, правда это была или ложь, Фреда интуитивно ухватилась за мысль, вспомнив, что одно такое место находится совсем неподалеку, здесь же, в Норвегии.

Там она провела странное Рождество, встретила волков, которые могли быть ее родичами. Там впервые почувствовала, что думает о Вагнере не как о монстре.

Может быть, попав туда снова, она сможет найти ответы на некоторые свои вопросы и развеет хотя бы часть гложущих ее сомнений.

Пустой тратой времени будет сидеть здесь и ждать, пока Лео, Тайлер и Эйвин разберутся хоть в чем-то, ведь ничем конкретным помочь им она не могла. Призрак Мэдисон, если он существует, сможет найти ее где угодно, и это подтверждалось уже неоднократно. И к тому же, ей не придется пересекать границу и рисковать быть пойманной полицией.

Ну, а если кровная связь действительно работает, то Вагнер быстрее сможет найти ее в том месте. По крайней мере, Фреда надеялась именно на это. Что будет после того, как он найдет ее, она сейчас не думала. Ей просто хотелось понять, как глубоко она заблуждается, и насколько сильно позволила себя обмануть.

Что сделает Вагнер, если найдет ее? Заберет в собой силой и заточит в Цитадели? Обратит в вампира против ее воли, как когда-то поступили с ним? Отдаст Смотрящим?

Все это Фреду совсем не пугало, хотя она и понимала, что должно было бы пугать.

Больше всего волновало, что если с ней случится какая-то неприятность, Лео и компания бросятся ее разыскивать и выручать и сами попадут в беду. А Фреде совсем не хотелось становиться причиной больших проблем для кого-то.

Но она должна попробовать.

* * *

— Отвези меня на материк? Можешь? Я расскажу, куда именно.

— Куда это — на материк? — вскинул бровь Лео, нависая над Фредой, как лохматый шлагбаум.

Лицо этого вампира было чересчур красивым. И глядя на него вблизи, Фреда откровенно робела. Интересно, что творилось с девицами, когда этот высоченный красавец был живым и представлял собой один из лучших образцов потенциального продолжателя рода?

Фреда кашлянула, беря себя в руки.

— Где-то на берегу Тронхеймс-фьорда, — ответила, отважно глядя на вампира. — Я узнаю место, если… — замялась она.

— Могу я спросить, что ты там забыла? — поинтересовался вампир, не скрывая недовольства.

— Ответы на некоторые вопросы. Только не проси рассказывать подробнее, — поспешно добавила она. — Мне действительно нужно туда. Очень-очень нужно.

— Очень-очень не вовремя, — заметил Лео.

— В самый раз, — парировала дерзко. — И у меня есть пара вопросов на… на вампирскую тему.

— Вампирскую тему? — Лео склонился еще ниже, пристально глядя на Фреду. Длинные волосы упали, обрамляя красивое молодое лицо. — И что за вопросы?

Фреде надоело ощущать себя нашкодившей кошкой, забившейся в самый угол на сиротливом матрасе.

— Мы можем поговорить прямо сейчас? — спросила, вставая и выпрямляясь перед Лео.

— Почему бы нет. Так что у тебя за вопросы?

— Как работают кровные узы? — и уточнила, чуть понизив голос. — Между смертными и вампирами.

Краем глаза увидела, как нахмурился Эйвин, и ей стало ужасно неловко. Хорошо, что в помещении было довольно темно. Но у парень явно обладал утонченным чутьем и врожденным тактом. Он взял из рук Фреды мокрое полотенце с растаявшим снегом и вышел из комнаты, не глядя на нее. Девушка бросила вслед Эйвину благодарный взгляд.

— Ты обменивалась кровью с вампиром? — сквозь зубы проговорил Лео, буравя ее пронзительно голубым, светящимся в полумраке, взглядом.

— Это не ответ на мой вопрос, — огрызнулась Фреда.

— Как посмотреть, — он обдал ее холодом. — И кто же он?

— Не твое дело! — Фреда с вызовом уставилась ему прямо в глаза. Губы сжаты, крылья изящного носа трепещут от гнева.

Она вдруг стала ужасно похожей на Мэдисон в минуты злости, какой Лео запомнил ее.

Вампир моргнул, прогоняя наваждение.

— Так уж получилось, что теперь я в некотором роде отвечаю за вас с Эйвином… снова, — проговорил он.

— Неудачная попытка номер два, — перебила его Фреда. — Один раз ты уже не справился с ответственностью, не стоит брать на себя лишних обязательств снова. Тем более, мы с Эйвином уже большие детки и не нуждаемся в ничьей опеке.

Лео застыл, глядя на Фреду, и громко скрипнул зубами.

— Поосторожней, детка. Я никогда не напрашивался вам в дядюшки, — процедил вампир, не разжимая челюстей. — Не стремлюсь им быть и сейчас. Но так уж вышло, что по моей вине или в результате ошибки, но мы снова оказались связаны некими узами. И уж точно не менее серьезными, чем те, что так заботят тебя сейчас.

— Откуда тебе знать, что именно меня заботит! — прошипела Фреда, подаваясь вперед всем телом.

Дерзкая, натянутая, как струна от злости и раздражения, она стояла близко от него, и ее аромат, запомнившийся с их первой встречи, окутывал Лео.

Она пахла не как Мэдисон. Она выглядела не как Мэдисон. Она во всем была другая, дочь чужака, который своим появлением разрушил все.

И Фреда была копией своего отца.

Если бы не рождение детей, Мэдди не нужно было бы скрываться здесь.

И тогда она не погибла бы в этих горах.

Но если бы не смерть Джейка, Мэдди никогда бы не доверилась Лео.

От этих «если» у вампира помутнело в глазах.

Фреда была частью той, которую он тайно любил и не мог забыть. И в чем уже не боялся признаться самому себе.

И все же, стоящая перед ним девушка была сама собой.

В голове Лео многое путалось с тех пор, как он разыскал детей Мэдисон. Раздражение, досада изводили его. Ему казалось, что он попал в болото: пока не тонет, но и выбраться не может. Он не знал, как ему вести себя с Эйвином и особенно с Фредой. Почему «особенно»? Да потому что она вызывала в нем нечто, что он предпочел бы не ощущать.

Лео втянул в неподвижную грудь воздух и с усилием сглотнул, поглощая аромат Фреды вперемешку со своей злостью и горьким привкусом необъяснимой ревности.

Только вот кого он ревновал и к кому?

Этого Лео тоже не мог понять и бесился еще больше и яростней.

А, может быть, это от того, что он учуял в ней кровь той сволочи, что привязала ее к себе?

Фреда напряглась, увидев, как дернулось его горло, и недобро сузились глаза.

— Это был тот вампир-маг, к которому ты попала после музея? — спросил Лео.

— Перестань допрашивать меня! — огрызнулась она.

В любое другое время, в другой жизни, будучи вампиром Лео Долговязым, он бы и не подумал допрашивать ее. Он бы просто припечатал девчонку к стене и заставил замолчать, слушая только свой основной инстинкт.

Он бы использовал ее, как средство от раздирающей боли и отчаяния. От ярости вызванной тем, что ничего нельзя исправить и вернуть назад. Он бы наплевал на то, кем была Фреда, и просто взял ее, как вампир и как мужчина, добавив к текущей по ее жилам крови вероломного Регента, свою, более древнюю и сильную кровь, которая заставила бы Фреду видеть, слышать и чувствовать его всегда и повсюду.

Но эта девушка — дочь Мэдисон, а значит ничего из того, что пронеслось в его помутившемся сознании, он никогда не позволит себе сотворить.

Никогда и ни за что.

— Это не допрос, — спокойней сказал Лео. — Если ты обменялась кровью с вампиром, то не надейся, что все мысли и чувства, что ты считаешь своими, на самом деле твои. Кровь вампира — это яд и лекарство, наркотик и афродизиак. Чем старше вампир, тем сильнее кровь. Ты можешь видеть галлюцинации и эротические сны. Твои чувства могут обостряться в тысячи раз. Ты можешь начать путать реальность и самые бредовые видения.

Фреда нервно сглотнула, не отрывая взгляда от лица Лео. Ей совсем не нравилось то, что она слышала сейчас. И Лео это знал и чувствовал.

И пусть вампир слегка сгущал краски, но в данный момент он считал это абсолютно правильным.

Пусть эта шальная девчонка уразумеет, на что подписывается.

— Вампир, выпивший из тебя, будет знать, что с тобой и где ты, — продолжил он. — А если обмен кровью произошел с вампиром-магом, умножь всё это в сотни раз.

— Значит, он сможет меня найти, даже не зная, где я нахожусь?

— Ему и не нужно знать, достаточно чувствовать тебя. И он найдет. Это ты хотела услышать? И именно этого ты хочешь?

— Да, этого, — коротко и спокойно ответила Фреда. — Так ты отвезешь меня на материк?

 

Глава 10. Полет и ожидание

С наступлением сумерек того же дня, Лео покинул свою комнату на втором этаже, в которой запирался на день, и никому не сказав ни слова, куда-то исчез. Через час он вернулся с большим, плотно набитым, пакетом. Небрежно вывалив содержимое сумки на футон Фреды, он сказал, не глядя на девушку:

— Вот. Здесь более подходящая, чем твоя, одежда и еще кое-что, что может тебе пригодиться.

Он порылся в ворохе, вытащил сверток из коричневой бумаги, обернутой скотчем, и одним движением разорвал упаковку.

— Что это? — спросила Фреда, разглядывая какие-то пузырьки и продолговатые коробочки.

— Коллоидное серебро и то, куда его можно заправить, — пояснил Лео.

— Заправить?

— Открой, — вампир сунул ей в руку одну коробочку.

Фреда открыла и не без опаски вытряхнула на ладонь… ручку. Вполне обычную, заурядную ручку, какую можно купить в любом канцелярском магазине.

— Нажми на кнопку, — велел Лео. — Только осторожней.

Фреда послушно нажала, как и ожидалось, выскочил стержень. Вот только наконечник стержня был гораздо длиннее и острее обычного, и скорее походил на шило.

— Внутрь заправляется содержимое пузырька, — Лео взял ручку, раскрутил, разделяя на две неравные части, — здесь резервуар, вмещает одну бутылочку коллоидного серебра. При нажатии на кнопку выскакивает острие и впрыскивается жидкость. Хватит, чтобы на какое-то время ослабить и вывести из строя вампира. Новообращенного можно сильно покалечить сразу, особенно, если всадить такую ручку в глаз, в область сердца или в сонную артерию. Сильного вампира этим не завалишь, но точно отвлечешь и доставишь ему несколько неприятных минут. А если быстро воткнуть штуки три такие ручки, и желательно в лицо, то можно ожидать впечатляющего эффекта.

— И… что будет, если… воткнуть это вампиру в лицо? — поморщившись, спросила девушка.

— Концентрированное жидкое серебро действует на вампиров, как кислота на людей. Если попадешь в глаз или близко к нему, можно ослепить — глаз лопнет и вытечет, — с невозмутимым равнодушием пояснил Лео. Фреда с отвращением рассматривала ручку и не замечала, что Борегар следил за ее реакцией. — Всадишь в горло — будет захлебываться собственной кровью. Короче говоря, это неплохое средство от вампиров. Здесь пять таких ручек, нужно зарядить все. Разложи их по разным местам — в куртку, в сумку, в карманы и держи наготове. Может пригодиться.

Фреда кивнула, не глядя на Лео. Воображение уже нарисовало ей Вагнера, утыканного «ручками» — ослепшего, хрипящего, с кровавыми провалами вместо глаз и дырой в горле, из которой хлестал фонтан крови, и свисали ошметки кожи. Фреду затошнило, и она закашлялась, морщась от отвращения и ужаса.

Лео холодно посмотрел на нее.

— Будь готова кушать реальность большой ложкой, девочка. Это не игры, — произнес он. — Все вампиры злые и нехорошие.

— Я заметила, — буркнула она.

Фреда кожей ощутила, как Лео раздражен.

— Пока будешь одеваться, я отдам ручки Эйвину, пусть заправит, — сказал вампир, беря пузырьки и коробочки. — А ты собирайся, если не передумала искать на свою задницу приключения.

Он вышел из комнаты, а Фреда лишь сердито посмотрела на его широкую спину и тихо вздохнула.

Лео зол на нее, это понятно, но было и еще что-то в его бурной реакции на ее решение отправиться на материк. Гадать о причинах и раздумывать на эту тему времени не было, поэтому она быстро собралась и спустилась вниз.

Заправленное жидким серебром «оружие» было уже готово, и Фреда, под пристальным контролем Леонара, разложила ручки: одна отправилась в сумку, две в карманы джинсов, еще две в карманы куртки.

Эйвин вопросов не задавал, только попросил быть осторожной и вручил свой смартфон.

— Вот, возьми. Я удалил все номера и оставил один в быстром наборе — номер Лео. Периодически отзванивайся или шли смс-ки. А если не сможешь говорить, или случится еще что-то непредвиденное, просто отправь пустое текстовое сообщение, можно на адрес моей электронной почты — айпад включен постоянно. А если от тебя долго не будет известий, мы за тобой примчимся.

Эйвин обнял Фреду на прощанье, стиснув ее сильными, накачанными руками. Братские объятия оказались очень крепкими и Фреда охнула.

— Ой, прости, — Эйвин смутился и выпустил девушку.

Фреда в ответ улыбнулась и поцеловала его в щеку. От Эйвина почему-то пахло морской водой и бергамотом. Наверное, он недавно пил чай Эрл Грей, который, судя по всему, предпочитал всем остальным напиткам — початая упаковка такого чая стояла на столе в кухне.

Новая теплая куртка, свитер, ботинки, рукавицы и шарф пришлись как нельзя кстати в путешествии, что Фреда чуть позже смогла оценить в полной мере.

Они с Лео вышли на крыльцо, вампир грубо обхватил Фреду руками и притиснул к себе так, что она уткнулась лицом в его каменную грудь, едва дыша.

— Держись, — коротко сказал он.

Фреда ощутила рывок, и земля пропала из-под ног. Плотная волна ледяного ветра окатила ее, лишая дыхания, проникая за воротник куртки и надувая ее парусом. Фреда оцепенела, боясь пошевелиться и посмотреть вниз. Она сильней вцепилась в Лео и почувствовала, как он ловко натянул ей на голову капюшон куртки.

— Спасибо, — пробубнила она, не поднимая лица.

Этот жест тронул ее и немного снял напряжение, которое явственно ощущалось после их ночной ссоры. В какой-то момент Фреда даже испугалась, увидев в глазах вампира нечто недоброе и опасное. А с той минуты как он согласился доставить ее на материк, Лео не смотрел в глаза девушке и ни о чем не заговаривал.

Судя по свисту ветра и напору его потоков, летели они очень быстро. Через какое-то время, Фреда немного расслабилась и решилась повернуть голову. Открыть глаза она смогла не сразу — встречная волна ледяного воздуха словно припечатала ей веки. После определенных ухищрений, удалось посмотреть на мир, сильно прищурившись.

Они неслись в ночных небесах, над чернильной гладью Норвежского моря. Берег материка был хорошо виден, вскоре Фреда могла уже различить огни и ленты дорог, так, как их бывает видно с самолета.

От у нее вырвался нервный смешок.

— Что? — басовитый голос Лео раздался одновременно откуда-то сверху, над ее головой и прямо под ухом, из глубин его широкой и твердой груди, к которой Фреда прижималась. — Тебе нехорошо?

— Все нормально, — проговорила она, повышая голос, потому что сама себя слышала плохо из-за шума ветра. — Просто до сих пор я летала только на самолетах. А сейчас чувствую себя, мягко говоря… странно.

Лео ничего не ответил, только поудобней перехватил тело девушки, плотнее прижав к себе.

Они достигли Тронхеймс-фьорда, и Лео направил движение вдоль изрезанной береговой линии.

— Будем искать твою избушку с высоты, так будет быстрее, — сказал он. — Я чуть замедлюсь. Сможешь что-то разглядеть?

Она кивнула в ответ, мазнув щекой по ткани его куртки.

Лицо обжигало ледяным ветром, глаза слезились, но Фреда старалась ничего не пропустить, тщательно выискивая в темных очертаниях пейзажа что-то знакомое.

Утратив ощущение времени, она сосредоточилась на поиске нужного места. В темноте её зрение плохо различало детали расстилавшегося внизу пейзажа, и он стал казаться одинаковым. То и дело попадались одиноко стоящие домики, но не один из них не был тем, что искала она.

Лео не задавал вопросов, но, завидев издалека какое-то строение, чуть снижался, давая Фреде возможность рассмотреть лучше. Затем снова поднимался выше и продолжал путь.

Наконец, что-то показалось неуловимо знакомым: небольшая скала над водами фьорда, напоминавшая уменьшенную копию Языка тролля, изгиб берега с некрутым подъемом, широкая полоса густого леса, отрезавшая заснеженный участок берега от дороги. И почти утонувший в снегу бревенчатый дом с пристройкой.

— Это здесь, — выдохнула Фреда, не веря своим глазам.

Они опустились на землю вдалеке, и Лео придержал девушку, давая ей возможность твердо встать на ноги. Она, молча, наблюдала, как он внимательно всматривался в дом и окружавшее пространство, принюхивался к воздуху, слушал что-то неуловимое.

— Поблизости никого нет, — сказал Лео. — Надо проверить домишко, но не хочу оставлять тебя одну.

— И не надо оставлять. Я иду с тобой, — и она первая шагнула вперед, проваливаясь в снег выше колена.

Лео невозмутимо выдернул ее из сугроба, приподнял, прижав к себе одной рукой, и поплыл над землей, не касаясь ногами снега. Было немного жутко так двигаться, как призраки в страшном кино, и в то же время куда приятней, чем нестись в черном ночном небе, захлебываясь потоками ледяного воздуха.

По мере приближения к домику, сердце Фреды колотилось все быстрее, и в какой-то момент она поняла, что заледеневшими пальцами крепко сжимает в кармане куртки ручку, заправленную жидким серебром.

Судя по отсутствию следов на снегу вокруг дома, здесь никого не было уже какое-то время. Окна избушки темнели черными квадратами, ступеньки крыльца почти скрывались под пушистыми шапками снега.

Лео, по-прежнему держа Фреду, завис сбоку у дома, разглядывая его, словно сканируя насквозь.

— Как думаешь попасть внутрь? — спросил он, задумчиво глядя на дверь. — У тебя есть ключ?

— Ключа нет, — Фреда нервно покусывала губу, только сейчас начав задаваться вопросом, а правильно ли она поступает, притащившись сюда.

— Не подумай, что пугаю или стану отговаривать здесь оставаться, — сказал Лео, — но у этого места странная аура. Лично мне здесь не нравится.

— Это особое место, — отважно заявила Фреда, сама не веря в то, что говорит. — Так и должно быть.

— Ну, ну… — криво усмехнулся Леонар, сверкнув клыками. — Как ты и сказала, ты уже большая девочка, тебе видней.

Презрительная ирония в тоне вампира Фреде не понравилась, и она заворочалась в его хватке.

Лео мягко приземлился на чистый от снега участок деревянного настила под навесом у самой двери и отпустил Фреду, легонько отпихнув ее от себя.

— Я не прошу меня понимать, но и злиться на меня не надо, — сказала она. — Я должна это сделать. Спасибо, что помог.

Вампир бросил на нее нечитаемый взгляд.

— Это все гораздо больше, чем я готов был на себя взять, — заметил он и тут же добавил. — Так что с дверью?

— Ну, надо найти способ открыть ее, — пожала плечами Фреда, радуясь, что вампир сменил тему разговора.

Лео положил одну руку на дверную ручку, второй уперся в косяк и едва заметным движением потянул дверь на себя. Фреде показалось, что он не приложил почти никаких усилий. Но в замке что-то громко треснуло, и дверь открылась. Лео поколдовал с замком, убирая внутрь погнутый «язычок».

— Ну, все. Снаружи не будет заметно, что дверь повреждена, если ее плотно прикрыть изнутри, — проговорил вампир, критически оглядывая результат своих манипуляций.

Фреда глубоко вдохнула, только сейчас ощутив, что отступать некуда.

— Возвращайся обратно, и еще раз спасибо тебе… — сказала она, повернувшись к Лео. Голос ее заметно дрогнул, но не от страха, а от того, что поняла — сейчас Лео исчезнет, и она снова останется одна.

Странно, но за последние дни она уже привыкла к мысли, что больше не одинока.

Вампир внимательно посмотрел на нее.

— А ты не будь дурой, — бросил он и, прежде чем она смогла что-то ответить, исчез, словно растворился.

Фреда вошла в темное нутро дома и закрыла за собой дверь на задвижку. Окна были задернуты шторами, и пришлось передвигаться ощупью, первым делом опуская еще и деревянные жалюзи на каждом окне. Ориентируясь в уже знакомой обстановке, нашарила на каминной полке коробку со спичками и свечи. С горящей свечой заглянула во все помещения, убедившись, что в домике ничего не изменилось с тех пор, как она покинула его, и нет никаких следов пребывания кого-либо.

Камин Фреда решила не разжигать — дым из трубы может привлечь ненужное внимание издалека. Придется сидеть в холоде и почти полной темноте.

Сидеть и ждать неизвестно чего и неизвестно сколько, терзаясь страхами, сомнениями, к которым добавилось еще и неприятное осознание, что дерзко вторглась в чужое жилище.

Очень скоро Фредаа начала дрожать: холод в нетопленом доме пробирал посильней, чем мороз на улице, а возможности согреться были крайне ограничены.

На кухне имелась маленькая плита, работавшая от газового баллона. В тот раз плиткой пользоваться не пришлось, но сегодня это стало спасением. Фреда вскипятила целый чайник и заварила большую кружку крепкого чая, благо здесь что-то еще оставалось из запасов продуктов. Натащив из спальни пледов, она забралась с ногами на диван в гостиной, укуталась с головой и медленно пила чай, грея о чашку руки. Приятное тепло стало разливаться по всему телу, и Фреда задремала.

Очнулась, как от толчка, дернувшись всем телом.

Волнение, граничащее с паникой, прилило так стремительно, словно где-то внутри прорвало плотину самообладания. Фреда подтянула к себе свою сумку поближе, нащупала в кармане куртки ручку с жидким серебром и напряженно замерла, прислушиваясь.

Никакие звуки не нарушали тишины. Пламя свечей чуть подрагивало, бросая на стены золотистый отсвет.

Повинуясь внезапному порыву, Фреда нашла в сумке свой почти забытый Custos, который не носила все эти дни. Показав его Эйвину, она снова спрятала амулет в сеть из цепочек и убрала во внутренний кармашек сумки.

Сейчас она надела на шею подвеску и чуть прижала к груди металлический диск. Показалось ей или нет, но в то же мгновение паника вроде бы отступила.

Метте сказала, что Custos вполне может быть чем-то вроде зачарованного маячка. Возможно, амулет работал таким образом, когда его носили. Если это позволит Вагнеру отыскать ее, пусть так и случится. И побыстрее.

* * *

… Лео сидел на скале, издалека наблюдая за домом, где осталась Фреда.

Вампир не чувствовал ничьего присутствия и почти поверил, что ожидания девушки будут напрасны: она просидит впустую пока не потеряет терпение, не окоченеет, и тогда он вернется за ней и заберет домой.

Домой, где ей самое место.

Времени на то, чтобы вернуться до рассвета, осталось в обрез. Раздираемый бессильной яростью, Лео колебался между тем, чтобы наплевать на глупую одержимую девчонку и уйти или же рвануть к дому и утащить ее с собой. Вампир поднялся во весь рост, укрылся в тени каменных уступов и замер, не сводя пристального взгляда с сиротливо стоящего среди снегов домишки. Он тянул до того момента, пока его инстинкты не стали подавать сигнал тревоги — приближался рассвет, пора возвращаться или искать укрытие.

Плевать. Что бы там ни было между Фредой и тем вампиром-магом, он не будет вмешиваться. Пусть разбирается сама, иначе он снова окажется крайним.

В конце концов, он пытался сделать для строптивой дочери Мэдисон все, что в его силах. Но, наверное, он переоценил свои возможности или не способен понять, что и кому действительно нужно. Он себя самого почти перестал понимать.

Лео сорвался со скалы и устремился в темное ночное небо.

* * *

Очень хотелось удобней устроиться на диване, плотнее укутаться в пледы, свернуться клубочком, сохраняя драгоценное тепло, и хоть немного подремать. Но расслабляться было нельзя. Ожидание и неизвестность заставляли быть начеку, прислушиваться и вглядываться в темноту.

Время шло, и ничего не происходило. Фреда достала смартфон и отправила на номер Лео лаконичное сообщение «Все ОК». Часы на экране показывали 6.30 утра. В это время на улице еще совсем темно, но вряд ли в оставшееся до рассвета время что-то произойдет.

От этих здравых и логичных размышлений Фреда ощутила себя спокойней и уверенней. Она прилегла, устраивая голову на подлокотнике дивана и, почти сразу заснула.

Сон был недолгим, и поверхностным, но позволил отдохнуть и частично снять напряжение с тела и разума.

Фреда поднялась с дивана, потягиваясь и разминая ноги, и побрела на кухню. Нашла в шкафчике банку с остатками кофе. Пока на маленькой плитке закипал чайник, чуть отодвинула штору на окне и приподняла уголок жалюзи. Наступившее утро было мутным и серым, как расползшийся туман. Тяжелые облака плотно закрывали небо и, похоже, что скоро начнется снегопад.

Помешивая в большой кружке темный ароматный напиток, Фреда задумалась о том, насколько на самом деле беспомощно и глупо выглядит эта ее попытка что-то прояснить в сплетении обстоятельств.

Она не центр вселенского заговора, не особенная избранная, и уж точно не хотела устраивать вокруг своей персоны шумиху и впутывать других, далеких от ее личных проблем. Тогда ради чего она все это затеяла?

Ужасно неуютно становилось от этих мыслей, все чаще посещавших ее.

«Не будь дурой» сказал ей Лео. Она и не хотела быть дурой, и овцой на веревочке тоже.

Фреда поставила недопитую чашку на стол, потянулась к телефону — отправить сообщение Лео с текстом «Забери меня вечером». День она как-нибудь еще промается, но еще одну ночь проводить здесь уже точно не хочет.

Едва палец тронул экран, и сенсоры смартфона готовы были откликнуться на прикосновение, как ее собственные внутренние сенсоры среагировали на что-то. Холодный воздух в помещении задрожал, из комнаты на крошечную кухню ворвался порыв ветра, будто внезапно распахнулась дверь на улицу. Пламя свечи, стоящей на столике рядом с плитой, вытянулось горизонтально и погасло.

Фреда вздрогнула, сильнее вцепилась в края пледа, удерживая его на плечах, другой рукой полезла в карман куртки за «оружием».

Задержав дыхание, вжалась в стену на крохотной кухне, и притаилась, вслушиваясь в то, как явственно менялось что-то в воздухе, в тишине и окружающей темноте.

Сильное, неприятное и знакомое ощущение. Как тогда, в коридорах Цитадели или на испытании у Смотрящих.

Только Фреда собралась выглянуть в гостиную, как во входную дверь что-то грохнуло с такой силой, что лязгнула задвижка и заскрежетали петли. Девушка зажала рот рукой, чтобы не закричать. Снова наступила тишина, полное беззвучие, словно дом вдруг накрыло непроницаемым колпаком. Даже уши заложило, как от перепада давления.

Фреда отлепила дрожащее тело от стены и на цыпочках пошла в комнату.

В гостиной царила кромешная тьма, обе свечи, что горели в комнате, погасли.

Торопливо нащупав коробок со спичками на каминной полке, там же нащупала свечи и зажгла первую попавшуюся в руки. Следом запылала свеча на столе.

Прогнав темноту, Фреда почувствовала себя чуточку лучше.

Едва она успела перевести дух, объясняя шум за дверью внезапным порывом ветра, нагонявшего непогоду, как дверное полотно снова задрожало, и послышались скребущие звуки. Определенно — за дверью кто-то или что-то было. И это мог быть кто угодно — незнакомые люди, хозяева дома, волки, которых она встретила здесь неподалеку. Это могла быть и Метте, знавшая о доме и о том, что Фреда исчезла из Праги.

Девушка решила открыть дверь.

Решив открыть дверь, вытащила из кармана куртки ручку, заряженную серебром, уперла палец в кнопку, приготовившись атаковать, и отодвинула задвижку.

Дверь приоткрылась, и в лицо бросилась взвесь из снега и каких-то колючих осколков. Фреда инстинктивно прикрыла лицо рукой, сквозь пальцы, наблюдая за беспорядочно и яростно мечущимися в воздухе снежными хлопьями, вперемешку с чем-то серым, похожим на мелкие камушки, устилавшие прибрежную полосу. Странный буран был не типичен для этих мест. Фреда с трудом различала что-то на расстоянии вытянутой руки. Она хотела уже нырнуть обратно в дом, но вдруг плотная масса, наполнявшая воздух, стала замедлять свое кружение, рассеиваться, и, наконец, осела на земле грязным слоем. Все стихло, а сверху, с затянутых облаками небес, теперь медленно и мирно сыпал обычный белый снег.

Фреда задрала голову вверх и смотрела на небо, удивленно приоткрыв рот.

Она не сразу заметила, как у самых ступеней зашевелился наметенный сугроб. Из него протянулась бледная рука в обрывках какой-то ткани, затем показалась голова и торс, тоже облаченный в лохмотья.

Над телом появился густой пар, на глазах превращавшийся в дым с характерным запахом горелой плоти. Фреда, онемев от ужаса, смотрела, как тело медленно приподнялось и рухнуло, утопая в снегу, затем снова задвигалось в жуткой, ломаной пластике, рывком забрасывая себя выше на ступеньки крыльца, под навес, ближе к двери.

Кожа существа на глазах чернела, словно обугливаясь от невидимого глазу огня, а вскоре и в самом деле явственный огонь стал прорываться пробегавшими всполохами. Завороженная жутким зрелищем, Фреда не заметила, как монстр протянул руку и вцепился ей в лодыжку. Девушка с визгом отскочила к двери, высвобождая ногу из хватки чудовища, и услышала:

— Фреда…

Обгоревшая, лишенная волос голова приподнялась, и на почерневшем лице сверкнули глаза цвета индиго.

Фреда колебалась лишь миг. Потом подхватила упавший плед и быстро набросила его на пламенеющее тело.

Схватив Вагнера за руки, она рывком втянула его в дом и захлопнула дверь.

 

Глава 11. Dominion

Она упала на колени перед дымящимся свертком, стащила плед и неловко, с усилием, перевалила вампира на спину.

Покрытый обугленной коркой с головы до пят, он неподвижно лежал, как кошмарный черный манекен. Удушающий запах горелой плоти распространился по комнате. Фреда до боли закусила губу, стараясь не дышать, и попыталась непослушными дрожащими пальцами приподнять то, что было веками вампира.

Абсолютно черные радужки, которые еще минуту назад светились темным пурпуром, сейчас выглядели словно тоже сгоревшими и погасшими навсегда.

— Ты же не умер, черт тебя побери? — проговорила, сражаясь с паникой, сдавившей горло.

Она отдернула руки, не зная, что делать и можно ли вообще к нему прикасаться.

Не нужно обладать никакими специфическими познаниями в медицине, чтобы определить, что ожоговое поражение тела вампира равнялось практически ста процентам. Люди при таком не выживают. А как обстоит дело с вампирами?

Кажется, встречая окончательную смерть, эти существа превращаются в прах или типа того. Хотя, случай в музее продемонстрировал еще один вариант кончины вампира, куда менее… эстетичный.

Но если Вагнер до сих пор не стал ни прахом, ни кровавой кашей, то можно считать, что он все еще был где-то по эту сторону.

— Очнись…очнись, — бормотала она, — подай какой-нибудь знак. Что мне делать с тобой?

Фреда наклонилась ближе, пытаясь уловить в нем хоть какое-то ответное движение или звук. Отчаяние и злость смешались в ней, заглушили здравый смысл, призывая к действию лишь первобытные инстинкты.

Она уже не чувствовала ни холода, ни ужасного запаха, не обращала внимание на почти полную темноту в доме — одну свеч снова задуло ворвавшимся в дом порывом ветра, а оставшаяся гореть давала слишком мало света.

Фреда вскочила на ноги, бросилась на кухню, схватила первый попавшийся нож и вернулась в гостиную.

Снова опустилась на колени перед Вагнером и стянула с себя куртку. Секундное колебание и, решительно задрав рукав свитера, она провела ножом по запястью. Охнув от плеснувшей кипятком боли, Фреда выронила нож, и поднесла кровоточащую руку к покрытым черной коркой губам вампира.

Тяжелые капли падали на обугленную плоть, но сквозь сжатые губы не проникали. Фреда, едва не плача, превозмогая запредельный ужас и отвращение, хотела прикоснуться к подбородку вампира, чтобы надавить и силой открыть его рот. Но не решилась, боясь, что нарушит видимую целостность, почувствует что-то, что не должна чувствовать, прикасаясь к Рейну.

Трясущимися пальцами она дотронулась до рта вампира. Чуть разлепив его опаленные губы, поднесла руку ближе, направляя густую теплую кровь. Вагнер никак не реагировал и не глотал.

— Пей же, мать твою! — закричала Фреда. — Я не знаю, что еще сделать. Пей!

Зарычав от злости, Фреда решительно просунула пальцы между губ вампира и грубо протолкнула их, раздвигая стиснутые зубы, шире раскрывая его рот.

Сжав кулак порезанной руки, усилила поток крови и втиснула запястье между зубов Вагнера.

И опять какое-то время ничего не происходило. Фреда готова была уже взвыть от боли, пульсирующей в руке и удушающего отчаяния, когда челюсть вампира шевельнулась, и он сделал слабое глотательное движение.

Фреда замерла, уставившись на Вагнера. Глаза хоть и привыкли к полумраку, но различить, менялось ли что-то в черном силуэт, было почти невозможно.

Сначала вампир просто слабо глотал, не двигаясь и не издавая ни звука, затем в его груди зародился хриплый стон, как у голодного и больного пса, которому дали миску с едой. Спустя бесконечно тянущиеся секунды, Вагнер чуть сильнее сжал руку девушки зубами. Его клыки удлинились, но лишь надавили на кожу, не протыкая.

Рейнхард чуть повернул голову, и Фреда увидела, как приоткрылись его глаза. Они все еще были абсолютно черными и словно слепыми, неподвижными. Но вскоре цвет радужек стал меняться. Как в кристаллах флюорита к черноте примешивался чернильно-фиолетовый и пурпурный, сверкнул лиловый и бледно-фиалковый оттенок. Фреда заворожено наблюдала за игрой цвета в радужках Рейнхарда, и не сразу поняла, что он, не переставая пить, вполне осмысленно смотрит на нее. А в комнате стало много светлей, что и позволило ей различить все происходящее.

И источником света была она сама. Продолжая кормить вампира, она бессознательно удерживала на ладони второй руки сгенерированный непонятно когда сияющий шар.

— Господи Боже, — прошептала Фреда. — Если ты смотришь на меня и пьешь, значит ли это, что уже не собираешься превратиться в горстку пепла или растечься мерзкой кровавой лужей?

Голова вампира качнулась из стороны в сторону, что, видимо, означало «нет». Фреда почувствовала, как его язык лизнул кожу на саднящем запястье, и Вагнер медленно отстранился от руки девушки, нехотя выпуская её.

Фреда бессильно осела на пол, сверкающая сфера мгновенно сжалась до маленького, едва светящегося пятна и погасла. Оттолкнувшись ногами, девушка отодвинулась от вампира подальше и посмотрела на свою руку — порез затянулся, оставив тонкую красноватую полоску на коже.

Вагнер лежал все так же неподвижно, повернув голову и, не сводя с Фреды взгляда, а облик его менялся на глазах.

Спекшаяся корка медленно исчезала, обугленные струпья, покрывавшие все тело вампира, пропадали без следа. Появлялась бледная гладкая кожа, стали различимы знакомые черты лица и четкие, скульптурные формы сильного стройного тела. Сейчас было видно, что его волосы и брови сгорели и пока не восстанавливались, как обновленные кожные покровы.

Рейнхард задвигался, хрипло простонав, с усилием повернулся на бок. Попытался привстать, опираясь на руку, но не сумел и снова опустился на пол, обессилено прикрыв глаза.

Фреда наблюдала за ним, дрожа всем телом, затем медленно, нерешительно придвинулась ближе. Протянула руку, коснулась его плеча.

Вампир тут же открыл глаза, уставившись прямо на нее.

— Спасибо… — прохрипел он.

— Ты горел, — сказала она.

— Я в курсе, — из горла Вагнера вырвался резкий, скрипучий смешок.

— А ты в курсе, что сейчас день?

— Так и было задумано, — вампиру, наконец, удалось приподнять верхнюю часть тела, опираясь на локти. — Спасибо за кровь. Это — ценный дар. После всего…

— Объяснишь? — Фреда будто не обратила внимания на его благодарность. — Или снова будешь рычать на меня, как бешеная собака? Или напускать туман таинственности и недомолвок?

— Объясню. Но сначала чуть восстановлюсь и кое-что сделаю, чтобы можно было говорить относительно спокойно. Прости, милая. Дай мне немного времени, — и он снова растянулся на полу.

Его обнаженное тело подрагивало, подчиняясь процессу восстановления.

— Что мне сделать? — спросила Фреда. — Чем еще помочь тебе?

— Ты сделала все возможное. И даже больше. Твоя кровь вернула меня, — проговорил он. — Остальное сделают холод и темнота. Здесь в доме вполне подходящая обстановка.

Фреда поднялась, зажгла еще одну свечу на камине и вышла в соседнюю комнату, в которой она ночевала в прошлое свое пребывание в этом доме. Заглянув в бельевой шкаф, Фреда взяла пару простыней и полотенце.

На кухне налила из чайника горячей воды в миску, развела ее холодной и вернулась в гостиную.

Расстелив на полу одну простыню, Фреда сказала:

— Сможешь перебраться на нее? Под тобой много…сажи. И коврик обгорел.

Вагнер передвинулся на простыню. Фред снова опустилась перед ним на колени, намочила полотенце в воде.

— Тебе не будет больно, если я… прикоснусь вот этим? — спросила она.

— Кожа еще не восстановилась окончательно, но больно не будет. Мне будет приятно, — ответил вампир.

Она начала с лица Рейнхарда, осторожно прикладывая мягкую влажную ткань. С удивлением обнаружила, что брови и волосы вампира тоже стали отрастать, сейчас его голову покрывал короткий ежик, совсем, как у Эйвина.

Вспомнив брата, девушка вздохнула.

Снова смочила и чуть отжала полотенце, коснулась плеч Вагнера, провела по груди, стирая последние следы, оставленные огнем.

— Это… было ужасно… кошмарно и запредельно, — проговорила она. — Я ждала, что ты найдешь меня, но не думала, что увижу тебя в виде… барбекю.

— Прости, что напугал.

— Да, напугал. Я уже подумала, что ты… склеишь ласты, или как там у вас это называется… и я не успею сказать, какая же ты сволочь.

Из горла вампира вырвался глухой звук, похожий на кашель.

Он покорно лежал, вытянувшись во весь рост, предоставив себя заботе девушки, и наблюдал за ее руками, за тем, как она осторожно прикасается к нему.

Фреда прошлась влажной тканью по его бедрам и ногам, заставив скрипнуть зубами. Она старалась не смотреть на то, что не было сейчас скрыто одеждой, но предательское зрение все равно уловило, что тело вампира реагирует на ее прикосновения. Она видела, как он сглотнул, и его горло дернулось.

Фреда раздраженно бросила мокрое полотенце в миску, развернула вторую простыню и небрежно прикрыла ею Вагнера.

— Вот, завернись, — сказала она. — Сможешь перебраться на диван?

Вагнер тяжело поднялся, обернул бедра простыней и грузно опустился на диван, откинувшись на спинку. Из-под прикрытых век он наблюдал, как она собирает простыню с пола, бросает ее в камин. Туда же отправился плед в подпалинах и грязное отжатое полотенце.

Фреда взяла миску, вышла на кухню, там выплеснула грязную воду в раковину и еще раз отправила короткое сообщение на номер Лео — «Все ок».

— Я так понимаю, найти меня было несложно? — спросила, вернувшись в гостиную и усаживаясь на стул возле стола. — Но почему днем? Я была здесь с ночи. Не можешь без фокусов?

— Не могу, — кивнул вампир. Он вытянул длинные ноги, потер ладонью грудь — его поза и жесты были такими человеческими, что Фреда на секунду забыла, кто он на самом деле. — Ты ведь тоже без них уже не обходишься.

— С кем поведешься, — проворчала Фреда. — Ну, раз уж ты здесь, может, расскажешь, что творится.

Вагнер бросил на нее серьезный взгляд и поднялся на ноги. Выглядел он теперь вполне нормально, но стоял, широко расставив ноги и чуть покачиваясь от слабости.

— Нужно обезопасить это место, — сказал он, заметив, как Фреда нахмурилась, глядя на него. — Кое-что я уже сделал снаружи, но надо закончить.

Он подошел к входной двери, прокусил свою ладонь, приложил руку к дверному полотну и что-то прошептал. Под ладонью вампира раздалось потрескивание, тихое шипение, и на двери остался слегка вдавленный отпечаток со следами крови.

То же самое вампир проделал с каждым окном в доме и даже с камином.

— Теперь можно говорить, — сказал Вагнер, возвращаясь к дивану.

Кажется, манипуляции отняли у него еще больше сил. Рейн ниже сполз с сиденья, положив голову на спинку, уронил руки на сиденье и закрыл глаза.

— Я создал Доминион — защищенное убежище, — пояснил он. — Никто — ни маги, ни смертные, ни другие существа — не услышат нас, не почувствуют проявление магии и какое-то время нас будет практически невозможно здесь найти, — пояснил он. — И никто сюда не сможет проникнуть снаружи. Но, чтобы это работало, как надо, нам нельзя выходить, нельзя открывать дверь и окна.

— Какое-то время? Сколько же? — поинтересовалась Фреда, начиная нервничать.

Оказаться запертой с Вагнером в этом домишке не казалось ей привлекательной идеей. Хотя, разве не этого она хотела с самого начала, когда собиралась наведаться сюда?

— Сутки или чуть больше.

— То есть, до следующего утра, — проговорила Фреда. — Ну, лично мне этого времени хватит.

— Хватит для чего?

— Чтобы задать вопросы и выслушать ответы. Я здесь для этого. Ты ведь нашел меня потому что…

— …потому что должен был найти, — Вагнер открыто посмотрел на нее. — Я выполняю приказ Смотрящих. Ты нужна им. Я знаю, что ты здесь по своей воле, но это лишь облегчило мне поиски, — жестко отчеканил он.

Фред хмуро и недоверчиво посмотрела на него. Что-то липкое и холодное зашевелилось внутри. Фреда подобрала с пола куртку, надела, обхватила себя руками.

— Ну, в общем, я не особо-то и обольщалась… — начала говорить, но осеклась, прочистила горло и спросила, — и зачем я им понадобилась?

Вагнер откинул голову, устремив взгляд в потолок.

— Хм, в двух словах и не скажешь. Но если попытаться… Словом, они хотят использовать тебя в ритуале.

— Сварить в котле с кровью? Хотелось бы поподробней.

— Подробней будет звучать так: Смотрящие хотят позаимствовать у тебя некую энергию, разделив ее между собой, — отозвался вампир, сохраняя ровный тон и невозмутимое выражение лица. — Они заберут сущность, делающую тебя живой. И мне оказана честь, — он криво усмехнулся, — поучаствовать в этом.

Он постарался доступно объяснить ей, что такое эгрегор, и каким образом его собираются использовать Аспикиенсы.

— Паранормальное переливание кро…э-ээ, сущности, энергии жизни. А я — донор, — севшим голосом проговорила Фреда. — Звучит бредово, но ты так серьезно про это говоришь… И что станет со мной в этом случае? И во что превратятся Смотрящие?

— Ты перестанешь жить. А Смотрящие, объединенные идеей и результатом ритуала, создадут некий альянс, став практически непобедимыми и защищенными от влияния извне. Они надеются таким образом эволюционировать, вернуть себе утраченные тысячелетия назад возможности живых, оставаясь при этом в практически нетленных телах и при своей силе магов.

— Радужная перспектива, ничего не скажешь, — пробормотала Фреда. — Ладно, теперь я почти заглянула в кошмарное будущее. Честно говоря, звучит как очередной бред.

Она помолчала, хмуря брови.

— Я хочу задать и другие вопросы, — наконец, сказала она.

— Спрашивай, — не колеблясь, отозвался вампир.

— Все, что сказала про тебя Метте — правда?

— Правда от начала и до конца.

— Ты даже не спросил меня, что именно она говорила. Откуда ты можешь знать, если не сам ее об этом попросил? — прищурилась Фреда.

— Все верно. Я её и попросил, — кивнул Вагнер, проводя пятерней по голове.

Волосы отрасли и стали такими, как прежде — короткие, торчащие вызывающим, но привлекательным «ежиком». Фреде хотелось коснуться взъерошенных прядок, проследить кончиками пальцев к затылку, провести по гладкой коже сильной шеи, тронуть губами его четко очерченный подбородок…

Она вспомнила, как он реагировал на ее прикосновения…

Фреда тряхнула головой, прогоняя наваждение. Её снова затрясло и уже непонятно от чего больше — от холода, или от волнения.

— Я так и знала, — заявила она, подходя к дивану и беря лежащий там плед.

Она завернулась в него и, стуча зубами, вернулась на свой стул.

— Ты замерзла, — заключил Вагнер, — и ослабла, дав мне кровь. Здесь есть какая-нибудь еда для тебя?

— К-кофе и ч-чай, — стуча зубами, проговорила Фреда. — П-пойду, подогрею чайник. Мне от одного взгляда на тебя становится еще холоднее.

Рейнхард окинул себя непонимающим взглядом.

— Я не в смысле каких-то там сантиментов, — поспешно добавила она, выходя из гостиной. — Просто дико видеть голого мужика в выстуженном домишке. Я мерзну, а ты сидишь, как ни в чем не бывало.

— Ну, я-то не мерзну, — отозвался Вагнер. — И если у тебя нет ничего, чем бы я мог еще прикрыться, то извини — никак больше исправить это не могу. Ты же знаешь, что моя одежда сгорела.

— Накинь хотя бы плед, для видимости, — повысив голос, проговорила она из кухни, — там, на диване лежит еще один.

Фреда прикусила щеку изнутри и зажмурила глаза, страшась, что голос выдаст ее с головой. Вовсе не по причине холода волновал ее неприкрытый вид Вагнера. Видя его почти обнаженным, она не могла прогнать из головы картины их близости.

…Текущий по венам жар от касания тел, ослепительный свет в момент кульминации, соединенье губ, слова, что они шептали друг другу…

И всё, абсолютно всё, что говорила и чувствовала она, было совершенно искренним.

Ожидая, пока закипит чайник, Фреда насыпала кофе в чашку, отыскала в шкафчике початую пачку соленых крекеров. Подсохшие, не очень аппетитные, но сойдут, чтобы немного притупить голод. Как же она не подумала про еду, отправляясь сюда? Если честно, то она вообще мало, о чем подумала.

Когда вернулась, держа в ледяных пальцах кружку с кофе, в гостиной было значительно светлее и… теплей. Освещенность объяснялась просто — Вагнер зажег еще три свечи и расставил их по всей комнате. А вот повышение температуры в нетопленном доме естественными причинами Фреда объяснить не смогла.

Вагнер сидел все там же на диване, накинув на плечи плед и прикрыв себя от шеи до колен.

— Снова фокусы? — поинтересовалась, отхлебывая кофе.

— Куда же без них, — иронично отозвался он. — Фокусы — моя вторая натура.

— А какая первая? — спросила Фреда, кинув на него быстрый взгляд.

— Первую я почти не помню. Я тебе об этом рассказывал. Трудно сохранить в себе человеческое уже не будучи человеком.

— Мой телефон в музее подбросил ты?

Вагнер медленно кивнул.

— И я же навел полицию на подозрения о твоей деятельности в Магистрате по подделке документов. Это было несложно.

— Зачем тебе нужно было меня подставлять? Ты ведь тогда ничего не знал про меня, — вскинулась Фреда.

— Вот именно, не знал. Я выполнял приказ Аспикиенсов, — пояснил вампир. — Тебе уже известно, что любое проявление магии крови или подозрение на ее применение, никогда не остается без их ведома и внимания. Когда Смотрящие узнали, что случилось в музее, да еще и с участием человека — кстати, вампир Оливер, которого ты уничтожила, был их посланником — то велели сделать так, чтобы я забрал тебя в Цитадель под любым предлогом. К тому моменту, как я прибыл на место происшествия, там шныряли шестерки Крауса. Они искали документы, которые ты принесла в музей, а тебя уже отправили в резиденцию наместника. Зато твоя сумка была у Оза, смартфон они тоже нашли. Я незаметно вытащил телефон и оставил его после зачистки где-то там в коридоре.

— И это для того, чтобы не дать мне вернуться в мир людей, где я отныне становилась разыскиваемой преступницей? — спросила Фреда, сердито хрустя крекером.

— Именно так, — наклонил голову Вагнер. — Краус заинтересовался тобой. Забрав тебя, я заставил его волноваться. Ведь он ничего не успел выяснить у тебя и не знал, насколько правдивы слухи о твоей причастности к подделке документов в Магистрате. У него свои источники для этих целей и он стал суетиться, узнавая, кто еще в курсе его дел, если вдруг какая-то неизвестная мошенница имеет доступ к бумагам, которые так нужны ему.

— Но я-то никакого отношения к этому не имею, — заметила Фреда.

— Да, но Краус об этом не знал, а потому слегка утратил бдительность и позволил Смотрящим чуть больше узнать о его замыслах, — отозвался вампир. — Аспикиенсы были весьма довольны.

Казалось, что Вагнер говорит все это с каким-то особым чувством, словно перемалывает слова сжатыми зубами. Ноздри его прямого носа чуть раздувались и дрожали, как от сдерживаемого гнева или отвращения. Устало косясь на него, Фреда допила кофе и сняла куртку — в комнате стало совсем тепло. Девушку разморило, она зевнула, потерла усталые глаза — бессонные часы, проведенные в напряжении, начали сказываться.

— Тебе надо отдохнуть, — сказал Вагнер. — Он похлопал рукой по дивану рядом с собой. — Иди сюда, а я займу твое место на стуле. Подремли немного.

Фреда красноречиво посмотрела на него, иллюстрируя невысказанную вслух фразу: «Ага, щас. Так я здесь и разлеглась».

— Я не трону тебя. Знаю, ты не доверяешь мне, но я не причиню вреда, — в ответ на ее молчание сказал Рейнхард.

Он поднялся, сбросив плед, подошел к девушке и присел перед ней на корточки. Фреда видела, как под плотной, гладкой, как атлас, кожей перекатывались мышцы. Она снова едва сдержалась, чтобы не коснуться его, почувствовать силу и твердость плеч и рук.

— Не причинишь, конечно, тебе ведь надо доставить меня Аспикиенсам живой и здоровенькой, а то из хилой много не выжмешь, — отозвалась, снова зевая и прикрывая рот ладошкой.

— Все верно. Из тебя, хилой, мало, что можно выжать, — Вагнер положил руки ей на колени, скользнул ладонями к бедрам.

Фреда посмотрела на его руки почти равнодушно, внешне никак не отреагировав на прикосновение, и спросила:

— Что такое мой Custos на самом деле? Ты специально подбросил его в тот дом, чтобы я как идиотка, лазила там, ломая ноги, и думая, что ищу нечто важное? С его помощью можно отследить мое местоположение, узнать что-то? Как-то контролировать меня?

— Вопросы, что называется, по-существу, — заметил Вагнер. — Но почти все ответы были перед тобой в книгах, которые я давал тебе читать в Цитадели. Ты была невнимательна. Ладно, отвечаю по порядку. Custos-это действительно Хранитель сущности. И он действительно позволяет себя найти только тому, кому принадлежит. Все Custos’ы возникают, когда время их появления совпадает с каким-то важным моментом в жизни потенциального владельца. А место непредсказуемо, но всегда там, где будет находиться обладатель амулета в определенный отрезок времени и в определенном эмоциональном состоянии. Понимаешь, это должен быть знаковый момент жизни. Так что — нет, я ничего не подбрасывал в тот дом.

Вагнер смотрел на Фреду, ожидая, когда она примет эту информацию. Или отвергнет ее правдивость. Она промолчала, и он продолжил:

— Вообще, любой Custos — это проводник в энергетический мир. Он имеет конкретную форму в нашем, материальном мире, но несет в себе сущность, заложенную в мире сверхъестественного. Поэтому, ответом на твой вопрос о том, можно ли тебя отследить или контролировать, будет следующее — с его помощью можно усилить твою энергию, и по ней тебя можно действительно найти. Но лишь тот может это сделать, кто имеет с тобой особую связь — родственную или ментальную, или же… — он запнулся и продолжил, — но, как мы выяснили, ментальному контролю ты не поддаешься. А вот насчет родственников, — Вагнер выразительно посмотрел на девушку. — Может быть, где-то кто-то и есть, кто умышленно или невольно тянет свои энергетически-генетические нити к тебе сквозь пространство и время.

— Родственную, ментальную, или? Что ты имел в виду этим «или»? — спросила, следя за лицом вампира.

— Я имел в виду нечто гораздо более глубокое и существенное, — явно не желая углубляться, ответил Рейнхард.

— Ты говоришь о кровной связи? — не сдавалась Фреда.

Вагнер посмотрел на нее долгим немигающим взглядом, от чего ей стало не по себе.

— Отчасти.

— Я знаю, что обмен кровью может создать сильную связь. И что кровь вампиров-магов много сильнее крови обычного вампира, — она отвела глаза и стала водить пальцем по поверхности стола, чертя какие-то узоры. Вагнер наблюдал за движением ее тонкого пальчика с аккуратным коротким ногтем и хмурился все больше. — А если обмен состоялся во время секса, то связь становится еще прочней из-за энергетической составляющей, которая возникаем между… партнерами. И чем старше вампир, тем сильней связь.

Она не спрашивала, просто договорила то, что стало ей известно, и снова посмотрела ему в глаза. Лицо его было так близко — тени лежали на четких высоких скулах, вокруг светящихся чистым индиго глаз и по-мужски красивого рта. К которому так хотелось прижаться губами… Вагнер не отвел взгляда, и она ответила ему тем же.

— Все верно, — подтвердил он.

Больше говорить он явно ничего не собирался.

— Скажи, из всего того, что мне наговорила Метте, всё было правдой?

— Кое-что было… не вполне правдой, — уклончиво ответил Рейн. — Я должен был сделать так, чтобы ты уехала, — упрямо добавил он.

— Ты уже знал мое решение об отъезде до того, как вернулся в Прагу — я сказала, что не поеду. Что изменилось за те часы, что мы не виделись?

Вагнер ответил не сразу. Он сжал ее бедра, так, что она вздрогнула. Потом нехотя убрал руки, выпрямился во весь рост, и отошел в сторону. Фреда скользнула взглядом по его плоскому мускулистому животу, сглотнула и отвела глаза.

— Я сделал огромную, роковую ошибку, так глубоко затянув тебя в мой мир. К тому моменту, как я вернулся в Цитадель, меня уже ждал вызов к Аспикиенсам для доклада. Я решил, что пока буду у них, выиграю для тебя время. Я позвонил Метте и попросил ее об услуге. Ты должна была бежать от меня без оглядки. И никогда не возвращаться.

— После разговора с Метте, я готова была бежать, но меня что-то словно дернуло. Я решила вернуться.

— И напрасно. Возвращение было уже твоей ошибкой, — вампир раздраженно поправил простыню, делая ее короче и туже обтягивая тканью узкие бедра. Высокий и стройный, он был похож на античную скульптуру атлета в набедренной повязке.

Фреда окинула его взглядом с головы до ног, любуясь сильным телом с рельефом мышц под гладкой кожей, и боролась с желанием встать, подойти, прикоснуться, обнять…

— Ну, оно было бы ошибкой, если бы не позволило мне кое-что прояснить для себя, — отозвалась Фреда. — В том луче света, в подземелье Цитадели, я почувствовала то, что невозможно сказать словами. Это как выпить чистейшей тоски и печали и заесть горькой правдой.

Вагнер шагнул к ней, хотел, что-то сказать, но Фреда перебила его, добавив:

— И если бы я уехала с Метте, то не встретила бы кое-кого… очень неожиданного и важного для меня.

Вампир замер, взгляд его застыл, устремленный в одну точку, уголок рта дернулся. Он поднял сжатую в кулак руку и резко провел костяшками по губам, будто стирая рвущиеся слова, которые не хотел произносить.

Сердце Фреды скакнуло в груди, всколыхнув чувство удовлетворенности и наполнив ее теплым и ясным ощущением маленькой победы. Над собой, над обстоятельствами.

И над Вагнером.

Оставались и сомнения, и гнетущая тяжесть на душе, но все же стало как-то проще.

Так бывает, когда принимаешься собирать сложный пазл из тысячи крошечных кусочков. Поначалу кажется, что ни за что не поймешь с какого фрагмента начать. Но потом получается отыскать несколько частей и постепенно вокруг них и начинает складываться вся картинка.

В тяжкие или просто неоднозначные моменты жизни Фреде было комфортнее пребывать в зоне ироничного недоверия к внешним обстоятельствам, что давало возможность с особым вниманием отнестись к своему внутреннему восприятию ситуации. Теперь же разграничивать ее собственный мир и окружающую реальность становилось все сложнее.

Очередной раз оказавшись запертой в четырех стенах с Вагнером, в какой-то момент Фреда подумала, что игры в вопросы-ответы ей больше неинтересны.

Он страшно упертый, и будет держать ее на расстоянии. Из него клещами не вытащишь то, что она хотела от него услышать. И не просто хотела, а знала, что он может ей это сказать. Чувствовала — в нем есть то самое, ради чего она творит все эти «да не будь ты дурой» поступки и упрямо лезет в пекло.

Но он предпочитал торчать на границе своего персонального ада и самоотверженно следить, чтобы Фреда эту границу не нарушала.

Она устало вздохнула.

Надо просто выбираться отсюда. На улице день, Вагнер вряд ли будет преследовать ее. Она как-нибудь дойдет до дороги, поймает попутку и доедет до первого населенного пункта. Свяжется с Лео и Эйвином и попросит забрать ее с наступлением темноты.

Фреда погрузилась в свои размышления, и не сразу услышала, что Рейн снова заговорил.

— Аспикиенсы настояли, чтобы я уехал с ними в Германию, — он снова накинул себе на плечи плед, словно в попытке отгородиться, и отошел в темный угол комнаты. — Все это время я провел там с ними. Они вели твой след, а затем потеряли. Сказали, что тебя сопровождают какие-то вампиры.

— Говорю же — все сложилось неожиданно, — отозвалась она. — Записка в моей сумке о встрече в пивоварне была от тебя?

— Записку положил я. И снова попросил Метте помочь. Она должна была ждать тебя долго, — сухо ответил Вагнер. — Кто те вампиры?

— Метте совсем не нравится выполнять твои поручения, — Фреда будто не слышала его. — Ты это знаешь?

— Догадываюсь. Так ты не пошла на ту встречу?

— Пошла. Только двумя сутками позже назначенного. После того, как я побывала в луче света в Цитадели, я почувствовала себя заживо выпотрошенной и вырубилась, потеряв счет времени.

— Черт, я должен был предположить, что ты все это очень плохо перенесешь… — с досадой пробормотал вампир. И начал медленно, беспокойно кружить по комнате, не приближаясь к Фреде.

— Телефон ты забрал?

— Да. Расскажешь, с кем ты уехала из Праги?

— Нет, не расскажу, — покачала головой Фреда.

Вампир нарезал круги, пряча лицо в тени, простой клетчатый плед выглядел на нем, как мантия. Если бы это был кто-то другой, а не Вагнер, Фреда могла бы подумать, что он психует или злится.

Но выводить из себя Регента в её планы не входило. Снова появилась мысль незаметно подобраться к двери и выскочить наружу.

Сколько они проговорили? Пора отправить еще одно сообщение. Приятно сознавать, что у нее есть вполне реальная связь с миром за этими стенами.

— Я налью себе еще кофе, — сказала Фреда, стараясь не смотреть на Вагнера.

На кухне быстро отправила сообщение и плеснула в чашку немного ароматного напитка. В гостиной уютно: пламя свечей бросало теплый отсвет на обшитые деревом стены, от дурного запаха не осталось следа и приятно пахло кофе. Фреду вдруг охватило странное безразличие насчет того где и с кем она находилась. Она зевнула и передернула плечами, невольно покосившись на Вагнера — сейчас снова начнет уговаривать ее вздремнуть.

Вампир прекратил свое движение, посмотрел на нее.

— Думала, опять начну укладывать тебя спать? — уголок его рта приподнялся.

— Ты прямо насквозь меня видишь.

— Ты меня тоже, как оказалось.

— Значит, кровная связь действительно работает, как электронный чип? — спросила она, меняя тему разговора.

— Ну, в общем и целом — да, — сдержанно откликнулся он, — при условии, что ты остаешься где-то в этом измерении. Я чувствую свою кровь в тебе, чувствую магию. После того, как ты побывала в круге в Цитадели, связь на время исчезла. Потом она вернулась вновь, но значительно более слабой, лишенной… специфических оттенков. Если бы ты не оказалась здесь с осознанной целью дать себя обнаружить, то я искал бы тебя дольше. Но все равно, нашел бы, — упрямо повторил он.

Вагнер подошел ближе, долго и пристально смотрел на нее.

— Через меня Смотрящие могут чувствовать тебя, следить за тобой. Правда, не отчетливо, не в полной мере, но достаточно, чтобы быть в курсе твоего состояния, передвижения и прочего. Сейчас их восприятие искажено зачарованиями, но скоро чары перестанут действовать.

Его лицо было так близко, что она только смотрела и почти не слышала, о чем он говорил. При переполнении всей этой магической мутью у нее просто сработал аварийный слив, и Фреда отключилась, отказываясь дальше воспринимать информацию.

Она видела перед собой только мужчину, а не вампира или мага. А она просто женщина, у нее чувства и желания обычной женщины, и они ничем не искажены, для нее они ясны, как день. Захотелось вскочить, топнуть ногой и крикнуть: «Хватит! Давай просто сбежим куда-нибудь, где нас никто не отыщет».

Но разве такое возможно? Вот он, так близко, а она даже прикоснуться к нему не может.

— Ты говорил, что Аспикиенсы чувствуют любое проявление магии? — очнулась она, стараясь говорить ровным голосом. — Разве сейчас они не могут узнать, что ты применил чары?

— Они знают, — уверенно заявил он. — Но, во-первых, они дали мне разрешение применять магию в случае необходимости для твоих поисков, а во-вторых, с тех самых пор, как я практикую Опустошение, моя связь с ними хоть и не исчезает совсем, но на время становится не достоверной. В такие моменты я для них, как кривое зеркало — отражаю не совсем то, что есть на самом деле.

Вагнер, словно помимо своей воли, вдруг потянулся к Фреде, но остановился. Руки его дернули и смяли края пледа. Фреда проследила за его жестами, перевела взгляд на лицо, а он тут же снова отвернулся, продолжая говорить, говорить…

— Даже Аспикиенсты и Доминис вынуждены подчиняться законам природы. То, что по их древним жилам течет кроваво-магический коктейль, не отменяет того, что они, прежде всего, вампиры. День не их время, сейчас они отдыхают и не следят за всем с особым тщанием, как обычно. Дневной стазис распространяется на всех сородичей.

— И поэтому ты так рисковал, появившись здесь среди дня?

— Риск того стоил. Это позволило выиграть время, а еще обезопасить территорию снаружи и замести следы. Кстати, замести еще и в буквальном смысле.

— Тот странный буран на улице — твоих рук дело?

— Да, благо погода сегодня подходящая. Снежная пелена немного смягчила действие дневного света, иначе «барбекю», как ты выразилась, приготовилось бы куда быстрее. Словом, все было продумано, — небрежно заявил вампир.

Фреду передернуло от воспоминания о том, что представлял собой Вагнер, когда вползал на крыльцо некоторое время назад.

Как же хотелось положить руки ему на плечи, притянуть к себе, прижаться, уничтожив расстояние между ними и почувствовать его реальным и невредимым. Но что потом? За защищенными стенами дома мир не изменился, и там не найти покоя, к которому стремилось и всегда будет стремиться ее человеческое сердце.

Словно уловив ее настроение, Вагнер снова беспокойно двинулся по комнате, скрываясь за спиной Фреды.

— Ты отдашь меня Аспикиенсам? — важный для нее вопрос она задала почти равнодушно.

Он мгновенно остановился.

— А если скажу, что ни за что не собираюсь отдавать тебя Аспикиенсам, ты мне поверишь? — Рейнхард подошел сзади, уперся руками о спинку стула, на котором она сидела, нагнулся и приблизил губы к ее ушку. — Если я скажу, что не собираюсь отдавать тебя вообще никому, ты сможешь услышать в этом только то, что я говорю? Сможешь не искать никакого тайного смысла или подозревать меня в сверхъестественном коварстве?

Вряд ли прозвучавшие вопросы были риторическими.

— Еще вчера я бы хотела поверить твоим словам, — проговорила она, — но сейчас мне почти все равно, что ты говоришь. Это только слова, хотя и они порой значат многое.

— Правильно. Прежде всего, ты должна верить только самой себе, я это всегда говорил. Ответы в свое время приходят сюда, — одна прохладная рука коснулась ее лба, — но сначала зарождаются здесь, — рука переместилась и легла на грудь девушки, пониже ямочки между ключицами.

Под свитером у нее был надет Custos, и он находился гораздо ниже того места, где лежала ладонь Рейна, и Фреда почувствовала, что сейчас в нее проникает тепло от руки вампира, а не от амулета, как бывало прежде.

— По моим примитивным человеческим понятиям, хоть что-то должно быть очевидным без долгих самокопаний, мистических искривлений и многозначительных недосказанностей, — сказала Фреда.

Рука вампира соскользнула, оставив ощущение пустоты.

Тишина невидимым и невесомым покровом укутала их на мгновение.

Громкое потрескивание задрожавшего пламени свечи на каминной полке заставило Фреду вздрогнуть и резко повернуть голову. Вагнер наблюдал за ее напряженным лицом.

— Слишком много помех, и я понимаю, что никакие слова не развеют твои сомнения и не возродят доверия, если оно вообще между нами возможно, — заметил Рейн.

— Ты нуждаешься в доверии? — спросила Фреда.

— Я забыл, что это такое.

— А я знаю, что такое доверие. И тебе доверяю, — заявила она просто и серьезно. — Поэтому я здесь. И хотя по-прежнему не знаю, что ожидать от тебя, но зато знаю, чего хочу сама.

— Чего же ты хочешь?

Она посмотрела ему прямо в глаза.

— Остаться с тобой.

Рейнхард застыл, словно выключился.

— Ты не поняла про Смотрящих и их виды на тебя? Или ты свихнулась? — проговорил вампир после долгой паузы, глядя в лицо Фреды.

— Хуже. Я, похоже, влюбилась.

От ее слов он шарахнулся назад, будто она ткнула ему пальцев в глаз. И тут же снова исчез из поля зрения, переместившись куда-то за ее спину.

— Вот это реакция настоящего мужика на признание ему в любви, — заметила Фреда. — Не бойся, я не брошусь на тебя и не стану рвать на сувениры. Но если действительно хочешь доверия, то я ухожу отсюда с тобой, — отважно продолжила она. — Если врешь и опять играешь в какие-то свои игры — лучше убей. Потому что я все равно увяжусь за тобой. А если смоешься или снова придумаешь что-то, чтобы оттолкнуть — буду искать и докапываться до правды. Но я знаю правду. Я уверена, что ты чувствуешь ко мне то же самое, что чувствую к тебе я, — выпалила она.

Волосы на затылке Фреды шевельнулись, словно наэлектризованные — так она ощутила напряженное оцепенение вампира за ее спиной.

— Если заберу с собой, ты не будешь моей, — мертвым голосом произнес Вагнер. — Ты станешь добычей Смотрящих. И я не смогу спрятать тебя.

— Тогда обрати меня. Вампиром я им не нужна. Ну, если только в качестве еще одного новообращенного члена Ордена.

— Вампиром ты и мне не нужна, — сказал, как отрубил Рейн. — Я не стану… разрушать тебя.

— Тогда скажи, что тебе нужно? — с яростью выкрикнула она.

Фреда вскочила со стула, отошла к камину. Рука потянулась к свече, тонкие пальцы коснулись пламени, и она загасила его, не чувствуя, как опалило нежную кожу.

— Что тебе нужно? — повторила она. — Зачем оттолкнул меня, вынуждая бежать с Метте? Зачем приперся сюда днем, рискуя превратиться в стейк сильной прожарки? Зачем создал очередной маленький и бессмысленный Доминион посреди всей этой неразберихи?! Чтобы потом опять вынудить меня убегать куда-то и прятаться? Говоришь, что не хочешь отдавать меня Смотрящим, и я тебе верю. Но что дальше? Мне просто уйти? А ты вернешься и скажешь, что не нашел меня?

Она шагнула к столу, огляделась в поисках сумки и куртки. Вампир следил за ней взглядом, не двигаясь с места.

— Я запуталась и не понимаю тебя, — словно сдаваясь, выдохнула она. — Но ты не парься и забудь, что я тут наговорила. Я сама найду способ сделать так, чтобы прекратилась эта беготня и прятки.

— Во мне кровь Аспикиенсов, и один из них — мой Создатель, — заговорил Вагнер. — В тебе — моя кровь. Это мощная закольцованная связь. Понять ее сложно, если не ощущать в полной мере. Просто прими к сведению, что такая связь нерушима, пока звенья цепи не разорваны. Именно я проводник — то самое промежуточное звено между тобой и Смотрящими. Связь будет прервана, если не станет меня. И это будет работать даже при условии, что в тебе еще будет оставаться моя кровь.

Фреда замерла, чувствуя, как мерзкий, липкий ужас шевелится внутри, холодной змеей обвивая и сдавливая сердце. Она ощущала, как он копошится, устраиваясь поудобней, словно решая поселиться надолго.

Она нашла в себе силы посмотреть на Вагнера. Он мгновенно переместился к ней, встав вплотную и оттеснив ближе к углу за камином. Плед соскользнул с его плеч, открывая напряженные, как стальные канаты мускулы под гладкой кожей.

— Я не понимаю, — повторила Фреда тихо.

— Да что же тут непонятного? — голос вампира стал ледяным, глаза вдруг выцвели до самого бледного и холодного оттенка лаванды, а зрачки превратились в колючие черные точки. — Ничего ты уже не сделаешь. Вот если бы ты не открыла дверь, или открыла чуть позже, если бы не затащила меня в дом и не дала мне своей крови, ты была бы уже свободна, — заявил он знакомым менторским тоном Регента.

— Как мило… — выдавила Фреда. — Значит, я упустила шанс прекратить все это?

— Выходит, что так.

— Ну, и пошёл к черту! — выкрикнула в сердцах.

Оттолкнуть его не получилось — вампир даже не качнулся, будто врос в пол. Фреда шагнула в сторону, пытаясь выскользнуть из узкого пространства, куда он загнал ее.

Неуловимым движением он бросился на нее, вцепился мертвой хваткой в предплечья и припечатал к стене, навалившись, как железобетонная плита.

— Иногда самое верное — рубить концы, не думая ни о чем, — проговорил он, касаясь холодными губами ее лба. — Обещаю, Смотрящим ты не достанешься…

Голос звучал отчетливо, бесстрастно и весьма гармонично дополнял тот ужас, что черным едким дымом клубился в душе девушки.

— Пошел… к черту… — задыхаясь, прошептала Фреда, в оцепенении глядя на неузнаваемое лицо Вагнера, нависшее над ней.

Он коротко хрипло рассмеялся.

— Не получится. Вампирам путь к дьяволу заказан. У нас ведь нет души, а значит, и взять с нас нечего.

Фреда попыталась оттолкнуть его, но Регент превратился в каменное изваяние, которое невозможно сдвинуть с места. Женский инстинкт предложил, прежде чем впадать в панику и ужас, попробовать воспользоваться верным средством против взбесившихся мужиков, распускающих руки — врезать ему коленом по яйцам.

Но, подтверждая очередной раз, что он всегда на шаг впереди, Вагнер вздернул руки Фреды над головой и сильнее навалился нижней частью тела. Она сдавленно вскрикнула, когда его колено грубо втиснулось между ее бедер, и он резко раздвинул ноги девушки, распластав, как лягушку, готовую к препарированию. Стальные бедра вампира вжимались, не позволяя шевельнуться, а широкая, твердокаменная грудь давила, лишая возможности дышать.

— Лучше не трепыхайся, или будет еще более неприятно, — звук его голоса эхом отдавался в голове. — Или ты все еще надеешься найти способ, сделать так, чтобы все прекратилось?

Перед глазами замелькали светящиеся точки, и тут же заработало какое-то сюрреалистическое слайд-шоу: причудливо окрашенные картинки из прошлого, настоящего и чего-то, чего никогда не было, и быть не могло.

Сквозь эту бессмысленную чехарду, как сквозь блестящее конфетти, она увидела, что Вагнер наклоняется к ней, раскрывая рот с удлинившимися клыками.

Вампир издал низкий утробный рык, который отозвался вибрацией во всем ее теле. Ослепительной вспышкой сработало жуткое дежа-вю — музей, подвал, белые глаза вампира-убийцы — и Фреда закричала от ужаса.

Снаружи сквозь стены дома проник звук — протяжный, печальный вой. Он слился с ее криком, усиливая его, превращая в плотный, нарастающий гул. Пламя свечей задергалось, затрещало, выбрасывая вверх длинные нити черного дыма, пол и стены задрожали, а на столе запрыгала кружка с недопитым кофе…

 

Глава 12. Мир, населенный нами

Ослепшая и оглохшая от страха и ярости, едва дыша, Фреда наклонила голову, прижимая подбородок к груди в отчаянной попытке прикрыть шею, и ткнулась лбом в грудь вампира.

В этот же самый миг она поняла, что дрожат вовсе не пол и стены — дрожал Вагнер, сотрясаясь, как в лихорадке. Он по-прежнему наваливался на нее, но как-то обмяк, колени его подогнулись, голова тяжело упала Фреде на плечо. Он выпустил ее руки и медленно оседал на пол, съезжая по ее телу, как тяжеленный каток.

Фреда, освободившись из захвата, отпихнула вампира, и отпрыгнула в сторону, отрывисто дыша. Она схватила куртку и сумку, метнулась к двери, одновременно нащупывая в кармане джинсов ручку с серебряной «начинкой». Непослушные пальцы никак не хотели справляться с задвижкой, которую перекосило и заклинило. Фреда в отчаянии дергала скользкий металлический язычок, ломая ногти, в другой руке зажимала наготове «оружие».

Она в панике оглянулась на вампира, с содроганием ожидая нового нападения, и тут же остановилась, прекратив свои лихорадочные попытки справиться с дверью.

Вагнер неподвижно лежал на полу у стены, сложившись втрое, подтянув колени к груди. Его бледная ровного оттенка кожа странным образом менялась в неясном сиянии свечей. Фреда задержала дыхание, пригляделась, напрягая зрение, и увидела, что это кровь выступает из пор на коже вампира, словно он потел ею. Багряные бисеринки на теле сливались в более крупные капли, стекавшие струйками на пол.

— Я его убила… — проговорила Фреда вслух. Слова сорвались с губ чуть раньше, чем разум оживил в памяти кошмарную картину гибели белоглазого вампира в музее.

Тогда она и понятия не имела, что была виновна в кончине того кровососа, теперь же четко осознавала, отчего видит истекающего кровью Вагнера.

На мгновение Фреда замерла, невольно ожидая, что сейчас Регент развалится на ее глазах на кровавые куски, а затем бросилась к нему, все еще сжимая ручку с серебром и бессознательно занося свое оружие над головой.

Что-то было не так. Она всем своим растерянным и напуганным до предела существом чувствовала, что в нападении Вагнера было что-то неправильное.

Почему он бросился на нее? Неужели слетел с катушек от ее признания? Может, потерял контроль от жажды крови, не вполне восстановившись после того, как чуть не сгорел?

Мысли лихорадочно носились по лабиринтам догадок, ища верное направление.

Вагнер говорил ей, что того вампира в подвале она убила, неосознанно включив механизм самозащиты. И это может проявляться каждый раз, когда она будет сильно напугана и почувствует угрозу своей жизни. Если всё правда, и он знал это, то зачем же бросился на нее? Что он пытался с ней сделать?

Или вовсе не с ней?

— Ах ты, клыкастый ублюдок! Ты хотел, чтобы я это сделала с тобой! — воскликнула Фреда.

Она выронила ручку, заряженную серебром, и рухнула на колени возле него. Коленные чашечки стукнули о доски пола, боль от удара отдалась в затылке. Фреда, морщась и закусив губу, взяла голову вампира двумя руками и развернула к себе — кровь медленно сочилась из его глаз, рта, носа, ушей. Рукавом свитера девушка осторожно обтерла его лицо, вглядываясь в черты и страшась в любой миг ощутить под руками лишь останки.

— Конечно же, мне, идиотке, нужно бежать от тебя без оглядки. Но, кажется, это именно то, чего ты снова добиваешься. Так вот, хрен тебе, никуда я не уйду. Я попытаюсь задержать тебя на этом свете, а уж потом отпинаю хорошенько по твоей бледной заднице, согласно моей собственной воле и огромному желанию.

— Жду… не дождусь… — вырвалось вместе с бульканьем и хрипами из горла Вагнера, и он приоткрыл залитые кровью веки. Клыки мелькнули между губ, дрогнувших не в оскале, а в подобие улыбки.

— Сволочь ты, дикая… — в бессильном отчаянии простонала Фреда. — Я ведь тебя почти… добила. И ведь могла же…

— Могла… еще как… — снова прохрипел вампир, — …что и требовалось… доказать… — и со стоном перевернулся на спину.

— Что еще доказать?! За каким хреном ты устраиваешь мне эти адские шоу?

Вампир не ответил, в груди его снова захрипело, горло свело спазмом, который тут же прорвался кровавым чахоточным кашлем.

Фреда отшатнулась в ужасе, затем решительно придвинулась ближе и задрала рукав свитера. Пальцами надавила на подбородок вампира, шире раскрывая его рот, и прорычала:

— Давай же, кусай! Я не собираюсь больше полосовать себе вены грязным ножом. В отличие от тебя, у меня пока нет желания кончать самоубийством, — и она приложила свою руку к его рту. — И инструментом для этого я тоже не стану…

Слова ее были услышаны. Вампир дернулся всем телом и широко раскрыл глаза, пронзив Фреду взглядом.

— Не смотри на меня свирепо, больше не сработает! Кусай, гад упрямый! — сердито повторила она.

Вагнер сомкнул челюсти, но клыки лишь надавили на кожу, не протыкая ее. Фреда в нетерпении резко дернула рукой, нанизывая свое запястье на клыки вампира. Она вздрогнула от мгновенной боли, но, когда Рейнхард начал пить, немного расслабилась. Она не смотрела на него: отвернувшись и закрыв глаза, почувствовала, как что-то покидает ее вместе с кровью, которой она снова делилась с Вагнером. Дурные, невнятные, бесполезные, исковерканные эмоции уходили, как яд, а вместо них появлялось уверенность и понимание.

Она за короткий промежуток времени развалилась на части и заново восстановилась в правильном порядке.

— Я могла тебя убить… — прошептала она, только сейчас начав сознавать в полной мере, чем могло все закончиться. — Ты ведь на это специально напросился? Прервать цепь…

Язык вампира медленно и нежно прошелся по ранкам на запястье, закрывая их. Он взял совсем немного крови, наверняка этого было недостаточно, чтобы быстро восстановиться, но он уже выпустил ее руку.

— Ты ругаешься, как матрос, — проговорил тихо. — И ты ошибаешься, я не собираюсь кончать с собой. Самоубийство — удел слабых. Я не настолько слаб. Особенно после того, что ты сказала.

— А я подумала, что ты как раз взбесился от моего признания. Или у вас, вампиров, это в порядке вещей?

— У нас любовь вообще не в порядке вещей. То, что ты сказала… я не ждал ничего подобного. Не верил, что такое возможно…

Он приподнялся, опираясь на напряженные руки.

— Не забывай, милая, я — вампир, а вампиры не живут. Мы существуем. Мы не чувствуем, а подчиняемся инстинктам. Не едим, а утоляем жажду. Не любим, а совокупляемся, — сказал он бесстрастным голосом.

— Как романтично… — беззлобно проворчала Фреда. — И очень отрезвляет.

— Я увидел тебя в поместье Крауса и вспомнил то, что моей природе помнить не положено. Ощутил невозможное, — продолжил говорить Рейн, не слыша ее замечания. — Ты вошла в меня, как в реку и растворилась навсегда и без остатка. Я чувствовал тебя каждый миг, даже когда не видел. Я мгновенно запомнил всю тебя, твой аромат, то, как ты двигалась, твой голос. Я думал только о том, как прикоснуться к тебе. Обнять, не отпускать и никогда никому не отдавать.

Фреда подняла глаза и смотрела на него, не особо веря тому, что слышит. Она видела, как двигаются его испачканные кровью губы, как сияют глаза, приобретая снова привычный чистый оттенок.

Слова звучали будто бы отдельно от всего, незамутненные, естественные и необходимые ей, как воздух, а ему — как кровь.

Фреда потянулась к нему, но он отстранился.

— Не трогай меня, пожалуйста. Не сейчас. Кто-то был очень прав, стараясь оградить тебя от соприкосновения с темной стороной этого мира, — заметил он. — Ты сказала, что запуталась, — Рейн покачал головой, прикрыл глаза, пряча плеснувшую в них боль. — А я всегда знал, что творю, и чем это обернется для нас обоих. Не мог не знать, потому что мыслю рационально, без человеческой эмоциональной шелухи. Природа моего вида избавляет нас от сантиментов. Я осознанно втянул тебя туда, откуда нельзя выбраться. А мои попытки все исправить тебе известны.

— Да, морочить голову ты умеешь, — устало проговорила Фреда. — Никогда не допускал мысли, что за своим упертым рационализмом ты многое не видишь?

Он посмотрел на нее, губы дрогнули в сдержанной улыбке.

— Допускать подобные мысли было ни к чему, пока не появилась ты. Теперь я вынужден многое пересмотреть, наперекор природе, — мягко сказал он. — А это, знаешь ли, непросто. Я был уверен в том, что делаю, но не видел всех возможностей. Но сейчас, благодаря тебе, начинаю понимать, что, наверное, кое-что можно сделать.

— Сделать с чем?

— Со всем. С нами. С Аспикиенсами.

— Я больше не хочу прятаться по зачарованным домишкам, — заявила Фреда решительно. — А в перерывах между прятками ты будешь изобретать и предпринимать все новые попытки что-то доказать или отпугнуть меня.

— Это не то, что я имел в виду. Зачем повторяться и ходить по кругу.

— Почему ты бросился на меня? — вскинув голову, сердито спросила она.

Вагнер уселся на полу в непринужденную позу, словно они были на пикнике у костра — колени согнуты, руки расслабленно и небрежно лежат на них. Он заговорил, открыто глядя Фреде в лицо, стараясь удержать ее взгляд, будто ему требовалось донести смысл сказанного, во что бы то ни стало.

— Ты должна была, наконец, почувствовать свою силу и убедиться, что умеешь и должна применять ее, когда возникнет такая необходимость. Никто не сможет причинить тебе физического вреда, если ты этого не позволишь сама. Это как энергетическая защита, необычайно редкое явление в мире паранормального. Не обладая активной, генерируемой магией, ты очень сильный контрмаг. Агрессия, направленная на тебя, любое посягательство на твою жизнь вызывает в тебе ответную реакцию. Я уже говорил, что ты используешь силу противника против него самого, в той же самой мере. Закон Ньютона, только звучит чуть иначе — сила противодействия равна силе действия.

— Что я сейчас сделала с тобой? — севшим голосом спросила Фреда.

— Ничего особенного, всего лишь ослабила, заставив истекать кровью, — невозмутимо отозвался вампир еще и улыбнулся при этом, что вызвало у девушки содрогание от острого желания пнуть таки его ногой.

— Но я тебе чуть не убила…

— Ну не убила же, — почти нежно сказал он. — Признаюсь, я хотел испугать тебя, но у меня не было намерений причинять вред. Ты ответила мне отпором, довольно мощным, но в наших обоюдных действиях не было угрозы смерти, — он помолчал и добавил задумчиво. — А если бы ты и не рассчитала немного свои ответные действия, тоже неплохо — уже освободилась бы от посягательств Аспикиенсов.

— Ты — больной на всю голову придурок, — заявила Фреда. Она встала с пола, решительно прошла в спальню и автоматически схватила с полки в шкафу полотенце.

Не глядя, прошагала на кухню. Там, все больше закипая от злости, снова налила в миску воды, бросила в нее полотенце и громко проговорила:

— Было бы неплохо, если бы ты как-нибудь оторвал свой зад от пола и притащил его сюда. Я больше не собираюсь устраивать тебе омовения на полу в гостиной. Приведи себя в порядок, будь любезен. Смотреть на тебя, покрытого поджаристой корочкой или в крови с головы до ног — то еще удовольствие…

Она выглянула из кухни и добавила, сверкая на него глазами:

— Вот пустить тебе еще кровь со всей силой противодействия твоей сволочной натуре я могу, не сомневайся.

— Я не сомневаюсь, но и ты про это больше не забывай, — отозвался Вагнер довольным тоном, что еще больше взбесило Фреду.

Она вылетела из кухни в гостиную, чуть не опрокинув едва поднявшегося на ноги вампира. Забегала по комнате, поглядывая на дверь в крепнущем желании уйти.

Подошла к окну, чуть отодвинула шторы, приподняла жалюзи — по-прежнему очень пасмурно, небо мутное и низкое, но снегопад прекратился. Вдалеке видна полоса леса. Деревья, присыпанные свежим снежком, замерли плотным строем. Среди ветвей вдруг наметилось движение. Не какое-то отрывистое мельканье пролетевшей птицы, прошмыгнувшего зайца или сиганувшей с дерева на дерево белки. Между елей ровной и длинной шеренгой неторопливо двигались тени. Сквозь туманную дымку блеснули парные зеленоватые и желтые огни, с веток осыпался снег, и тени исчезли. В тот же миг со стороны леса донесся тихий протяжный вой…

Фреда еще какое-то время вглядывалась в полосу леса, но больше ничего не увидела.

Опустив шторы, она осталась стоять у окна и не услышала, как Вагнер приблизился к ней. Его руки легли на ее талию, обвились вокруг нее. Спиной Фреда прижалась к крепкому телу, теплой макушкой коснулась подбородка. Рейн стоял неподвижный и напряженный.

— Ты хотела уйти. Иди, — проговорил он. — Я не задержу тебя, и больше не будет никаких фокусов.

Она молчала и не двигалась в его объятиях.

— Люблю тебя… — сказал он отчетливо. — Люблю так, что отдам за тебя все. Прошу, уходи. Я скажу Аспикиенсам, что не нашел тебя.

— А дальше? — выдохнула она.

— Сделаю вид, что продолжу искать, стану тянуть время, пока наша связь достаточно не ослабнет, чтобы ее перестали четко ощущать Аспикиенсы. Со временем они потеряют к тебе интерес и найдут новый объект для осуществления своих планов.

— А ты?

— Буду существовать, как раньше. Другого для меня быть не может. Пойми это, Фреда. Я сломан и исковеркан, меня не исправить.

— Ты сказал, что мы можем еще что-то сделать? Это именно то, что ты имел в виду — предложить мне уйти и существовать, как раньше? — голос ее дрогнул, проседая до шепота, наполненного тоской. Её чистый природный аромат изменился, приобретая нотки горечи.

Она развернулась в кольце его рук, без особого труда преодолевая его слабую попытку сопротивления, подняла лицо. Зеленые глаза, наполненные слезами, потемнели, как чистые озера в непогоду. Она смотрела на Рейна, не отрываясь, и видела то, что не мог или не хотел видеть он.

— Ничего не будет, как раньше. Я никуда не уйду, не могу оставить тебя. Не хочу даже вспоминать, каково это — не видеть тебя, не чувствовать, не касаться, быть далеко.

— Вот сейчас ты точно убиваешь меня… — прохрипел он.

— Это я могу, — отозвалась она. — Я даже смогла заставить тебя сказать то, что ты говорить не собирался. Ты признался, что любишь.

— Люблю… Не должен любить, но люблю. Не должен этого говорить, но говорю…

Вагнеру удалось смыть следы крови, даже с волос, но Фреда все еще видела его окровавленным, ощущала его дрожь, передавшуюся ей, когда он сползал на пол, теряя силы. Чужой, далекий, стоящий на другой, враждебной и опасной стороне, обремененный безмерно длинным существованием в темных лабиринтах непонятной ей вампирской природы и магии, и все же это был её мужчина.

Мужчина, встретить которого возможно лишь раз в одной из тысячи жизней.

Или не встретить никогда, а лишь мечтать о таком и видеть в грезах.

Но встретив и узнав, уйти, скрыться, отказавшись от него, а потом доживать остаток дней, стараясь смириться и забыть — не ее вариант. Если надо прогрызть или процарапать дыру в другое измерение, где можно быть вместе, то она это сделает.

Фреда порывисто и очень крепко обняла его. Она только сейчас поняла, что он стоит совершенно обнаженный, и ощутила ответную реакцию его тела на их объятия.

Она коснулась коротких влажных волос за его ухом, провела кончиками пальцев по гладкой коже под челюстью, очертила его подбородок, контур красивых сомкнутых губ. Вторую руку Фреда положила на его плечо, теплой, нежной ладонью скользнула по спине и ниже. Прикосновения стали настойчивей, дыхание чаще, прерывистей.

Он издал жадный нетерпеливый стон, прижался лицом к ее щеке, губами коснулся ушка, что-то прошептал на немецком.

Руки Рейна начали движение по девичьему телу, даря невероятные ощущения, оплетая прикосновениями, как кружевами, создавая сети, в которые они оба попали по собственному желанию, а не по бесстрастной воле магии. Зарываясь в копну ее волос, забираясь под свитер, он соединил их губы, языки и пил ее дыхание вместе с ответными поцелуями…

— Так говоришь, Аспикиенсы чувствуют то же, что и ты и даже я? — задыхаясь, прошептала Фреда у самого его рта.

Он кивнул, в движении головой скользнув губами по ее приоткрытым губам.

— Тогда пусть захлебнутся от зависти к тому, чего у них никогда не будет. Чего им никогда не почувствовать самим, что бы они не предприняли в своей магической паранойе вернуть себе хоть часть настоящей жизни. Чтобы ощутить себя живыми, мало просто отнять у кого-то жизненную сущность.

Её рука проследовала по животу Рейна вниз, губы прижались к его шее, теплый язык скользнул по прохладной коже. Она питала его своим теплом и дыханием, доверием и любовью, искренним желанием быть с ним и решимостью не отступать и не отдавать никому то, что принадлежит ей по праву.

Она заставила его чувствовать себя живым без всякой магии.

Она снова оказалась притиснутой спиной к стене, и снова все его стройное сильное тело прижималось к ней. Но на этот раз в этом натиске не было никакой агрессии, только жажда обладания тем, что бесценно и необходимо. На этот раз все происходило правильно, так, как и должно быть.

Рейн снова забрался руками под ее свитер и плотную футболку, коснулся нежной кожи груди, пальцы скользнули по напряженным соскам. Фреда издала тихий чувственный стон, выгнулась навстречу его рукам, рот приоткрылся, ожидая ласк. И он поцеловал ее и продолжал целовать, долго и властно — то жадно и нетерпеливо, глубоко проникая в сладкий рот языком, то бережно и ласково, нежно касаясь мягкими гладкими губами ее губ.

Сознание Фреды было свободно, как никогда прежде. Груз проблем, давивший все последнее время, вынуждавший тревожиться, принимать какие-то решения, что-то оценивать и с чем-то мириться, сейчас был сброшен. Она просто воспарила над темной бездной, позволила себе чувствовать только то, что чувствовала на самом деле и теперь отдавала это тому, кого любила.

Рейнхард поцеловал Фреду особенно нежным и глубоким поцелуем, на секунду прижал ее голову к своей груди и опустился на колени. Она оперлась руками о его плечи, и смотрела, как он развязывает и снимает с нее ботинки, стягивает теплые носки. Он делал это так неторопливо и аккуратно, будто даже эти простые действия доставляли ему особое удовольствие, которое он хотел бы продлить и прочувствовать, прежде чем идти дальше.

Рейн не поднимал головы, не смотрел на нее, просто дотрагивался, даря обещания, направляя ее желания своими прикосновениями.

Он скользнул ладонями вверх по длинным ногам, погладил бедра. Пальцы мелькнули, расстегивая джинсы, поникли за пояс, потянули вниз.

Грациозно переступая обнаженными ногами, Фреда была спокойна и уверена. Она добилась того, чего хотела — доверия.

— Если ты не хочешь брать меня с собой, тогда я заберу тебя, — сказала она отчетливо, глядя на темную макушку Рейна, все еще стоящего перед ней на коленях с опущенной головой.

Он замер, поднял к ней лицо, посмотрел так, будто видел впервые и был ослеплен и ошеломлен.

— Теперь я знаю точно, — проговорила она, глядя в его глаза, — все это случилось для того, чтобы не ты, а именно я нашла тебя и взяла с собой.

Вампир качнулся вперед и уперся головой ей в ноги, проводя руками по бедрам, чувствуя ее близость и единственное желание — не отпускать.

И не дать ей отпустить себя.

— Любимая, ты сама не знаешь, что говоришь… — хрипло пробормотал он.

И поцеловал ее ногу, провел по коже языком, подбираясь ближе к развилке бедер. Нежно, но настойчиво протиснул руки между ее коленей, понуждая расставить ноги шире. Взглянув в лицо Фреды полным невысказанных чувств взглядом, припал ртом к ее лону.

Фреда вскрикнула, зарываясь пальцами в волосы Рейна и устремляя взгляд в потолок, на котором плясали тени от пламени свечей. Она унеслась за пределы всего тленного, полностью отдаваясь тому, что было единственно истинным и правильным.

…Перед закатом Фреда пошевелилась, с трудом разлепила веки. Вагнер обхватывал её рукой, прижимая к себе, и едва он почувствовал ее движение, как притиснул еще крепче, не давая отодвинуться даже немного. Они лежали на кровати в совершенно темной спальне домика, соединившись так, что повторяли изгибы тел друг друга. Голова девушки устроилась на предплечье Рейна, лицом он зарылся в ее волосы.

Он приподнялся, приблизился, склоняясь к ней. Она поняла, что он разглядывает ее. Рейн прекрасно видел Фреду в полнейшей темноте, в то время как она почти не различала его в едва проникавшем из гостиной отблеске свечей.

Фреда потянулась к Вагнеру, и он приник к ее губам, обнимая крепко, приподнимая и притягивая к себе ближе. Долгий поцелуй, бесконечная ласка, нежные, но требовательные касания рук, скользящих по телам.

Он разъединил их губы, осторожно уложил Фреду удобней, поворачивая на бок и снова прижимаясь к ее спине. Рукой скользнул по её бедру, согнул ей ногу в колене, приподнял, отводя чуть в сторону и вверх. Прикоснулся к ее лону, провел между складочек. Пальцы проникливнутрь в шелковистую влагу, ритмично задвигались. Прижав руку к низу живота Фреды, Рейн притиснул любимую к себе, соединяясь с ней и забываясь в ее протяжном стоне, сладком вздохе и ощущая толькопрогибающееся от наслаждения абсолютной наполненностью теплое тело.

И он снова почувствовал себя живым…

* * *

— Мне нужно позвонить, — прошептала она, спустя время. — Обо мне могут беспокоиться. Где моя куртка? В ней телефон…

— Кто беспокоится о тебе? — хрипло проговорил Рейн, напрягаясь.

Фреда улыбнулась.

— Моя семья. Оказалось, у меня есть семья, — ответила она, погладив его по руке, которая обнимала ее. — Я расскажу, но сначала мне нужно позвонить.

Он нехотя выпустил ее. Фреда встала, прошла в гостиную, подняла куртку, брошенную на пол, из кармана достала смартфон.

Сначала она хотела отправить смс, но подумала и решила позвонить.

Лео ответил после первого же звонка. Голос ровный, но с заметной ноткой нетерпения.

— Лео, это я. Со мной все в полном порядке, — торопливо проговорила она. — Забери меня так скоро, как только сможешь. Да, и прихвати с собой, пожалуйста… э-мм… какую-нибудь мужскую одежду — джинсы, куртку, ботинки. Все примерно твоего размера.

 

Глава 13. Ждать и догонять — нет хуже

Сейчас

Время тянулось со скоростью больной старой черепахи, увязшей в смоле.

Фреда чувствовала взгляды Лео и Эйвина, пристально и неотступно следившие за ней, но никак не реагировала на эти внешние раздражители, оставаясь погруженной в свое ожидание.

Спасибо, хоть вопросов пока больше не задавали. Но в данном случае молчание говорило больше, чем слова. Суровый, пронизывающий, холодный, как ледышка, взгляд Лео. И глаза Эйвина — темные, как глубокие озера, настороженные, внимательные, следящие из-под нахмуренных бровей.

Везде, повсюду следуют за ней, наблюдают, пытаются оценить степень её нагруженности. Или просто раздражены ее беспокойством. Ей совсем не до этого, она сейчас не здесь, не с ними.

Начался новый отсчет, и все должно хотя бы для начала пойти в нужном направлении. Для уверенности в правильности сделанного выбора, для разгона всей ситуации. Ну, пожалуйста!

Фредаа передвигалась по дому от окна к окну, выходила на крыльцо, стояла, глядя в темноту. К.н.и.г.о.л.ю.б.нет/ Всматривалась в молчаливо застывшие черные камни, в проблески света, скользящие по поверхности холодного моря внизу у подножия скал. Слушала тишину, старалась унять тоску, все яростней вгрызавшуюся в сердце, и ждала.

Прошло больше двух часов с тех пор, как Лео принес ее обратно в дом на горе, а Вагнер до сих пор не появился.

Эти часы сделали ее больной и несчастной. Внутри души образовалась ледяная пустыня, где теперь гулял ветер тревожного ожидания и метались колючие осколки страха.

Без Вагнера она стала пустой. Перестав ощущать его рядом, лишившись возможности слышать, видеть, прикасаться к нему, Фреда едва не подвывала, как раненая волчица.

Время ползло, что-то приближая, а что-то отдаляя, нанося раны, но заставляя надеяться.

Несколькими часами ранее

— Вампир совсем близко, — сказал Рейн, указав кивком на дверь. — К дому он не сможет подойти, защита не позволит.

— Тогда я должна выйти, — заявила Фреда и решительно направилась к двери, по пути натягивая куртку.

Вагнер перехватил ее за руку.

— Постой, позвони ему для начала, убедись, что это действительно он. Когда ты откроешь дверь, чары будут нарушены.

— Знаю. Я помню, что ты говорил, — ответила она. В её глазах, голосе, жестах не было страха, одна лишь решимость.

Фреда набрала номер Лео. От его ответного громогласного «Да!» динамик смартфона загудел.

— Что за хреновина, Фреда! — прорычал Борегар. — Я не могу подойти к дому.

— Теперь уже можешь, — ответила спокойно.

Когда она выходила из дома, отпечаток ладони на дверном полотне стал блекнуть и, наконец, исчез, осыпавшись на пол хлопьями белого пепла.

Фреда вышла на крыльцо и сразу увидела высокую фигуру Лео, нарисовавшуюся у самого края каменистого спуска к берегу. Он широкими шагами отмерял расстояние туда и обратно, мечась вдоль невидимого барьера.

Увидев девушку, вампир сгустком тьмы переместился к дому и через миг поднимался по ступенькам крыльца. Решительно и бесцеремонно оттеснив Фреду, он первым вошел в дом и остановился, перекрывая дверной проем и зыркая по сторонам. Протискиваясь мимо него, Фреда готова была поклясться, что он нюхает воздух в доме, и при этом уголок его рта с тихим рычанием приподнимается, как у сторожевого пса, обнажая кончик клыка. Глаза холодные и колючие, как осколки льда.

Рейн предусмотрительно накинул на себя плед, в котором держался и выглядел с тем же достоинством, что и римский патриций в торжественном алом плаще. Он молча, встретил появление Леонара и сейчас даже в этом нелепом клетчатом пледе являл собой совершенный образец невозмутимости. Фреда отчетливо видела в нем того самого Регента — хранителя Цитадели, предельно сдержанного и абсолютно непроницаемого.

Она не хотела думать о том, что варилось в голове Лео, но гадать о мыслях, посетивших Борегара, и не пришлось — все отразилось на его лице мгновенно, словно плотину прорвало.

Два блондинистых, длинноволосых метра сначала, словно антенна или передатчик, неподвижно возвышались в комнате, сканируя пространство и присутствующих, улавливая малейшие нюансы. Затем всем внушительным корпусом развернулись к Фреде, передав одним лишь адресованным ей взглядом весь богатый спектр эмоций.

На какую-то долю мига она почувствовала себя букашкой, которую накололи булавкой, но очень быстро справилась с отвратным ощущением и позволила себе наполниться пофигистским безразличием с легкой примесью любопытства на тему «ну, посмотрим, что из этого получится».

* * *

Раньше Фреда успела рассказать Вагнеру историю встреч с Лео, начиная с самой первой, когда он помог ей в заброшенной усадьбе. Рейн внимательно выслушал, не выказав удивления, не задав вопросов, только заметил:

— Что-то я тогда уловил.

— Кто бы сомневался… — отозвалась она. — Почему ничего не спросил?

— В том, что я почувствовал, не было угрозы. А ты бы тогда сказала правду?

Она отрицательно покачала головой.

Также Фреда поведала своему вампиру и об Эйвине. Не упомянула только о том, что видит и слышит призрак матери. Эту информацию она решила приберечь. Инстинктивно чувствуя, что сейчас не время посвящать Вагнера во всё без исключения, она умолчала и о том, что у Эйвина есть предмет, похожий на ее Custos, и каким странным образом оба амулета проявляли себя.

* * *

Лео, не сводя с Вагнера взгляда, швырнул на диван пакет, что держал в руках, и на который Фреда до сих пор не обращала внимания.

— Вас надо знакомить, представлять друг другу или сами как-то справитесь? — пряча дурацкую нервную улыбку, наползавшую на лицо, заговорила Фреда.

После ее вопроса и наполненного раздражением и яростью жеста Леонара, Фреда и Рейн, как намагниченные, одновременно и совершенно синхронно переместились ближе друг к другу. Вагнер встал, чуть оттеснив девушку за себя и придерживая ее рукой. От его выпрямленной спины исходили волны напряженной энергии. Фреду на надо было закрывать от Лео, но она дала возможность Рейну показать, что к чему в их маленькой компании, а Борегару позволила полюбоваться композицией и чуточку переварить увиденное.

— Я догадываюсь, кто ты, — сказал Лео, сверля Вагнера взглядом. — Не понимаю пока смысла твоего присутствие здесь и в ее жизни в частности, — стрельнул он глазами на Фреду, — но в любом случае будет лучше, если ты для начала оденешься, — и высоченное чудо вечной юности и красоты небрежно мотнуло головой в сторону валявшегося на диване пакета.

Затем Лео смерил Рейнхарда презрительным взглядом сверху вниз и добавил:

— Надеюсь, это не традиция такая, принятая у вашего колдовского братства — разгуливать без штанов.

Фреде показалось, что в холодных вампирских телах стал закипать тестостерон. Девушка фыркнула, выскользнула из-за спины Рейна, прошла между мужчинами и взяла с дивана пакет с одеждой.

Демонстративно не обращая внимания на Борегара, она потянула своего вампира за руку, направляясь в спальню.

Вагнер сдвинулся с места с легкостью заржавевшего локомотива, но все же сдвинулся, одарив при этом Лео ответным взглядом, холодным, невозмутимым, и чуточку насмешливым. В какой-то момент у Фреды мелькнула чокнутая, мультяшно обрисованная мысль, что он сейчас сбросит плед и гордо удалится, в совершенстве своей наготы и мужской силы.

В спальне, под неотрывным и полным обожания взглядом Рейна, она самолично проинспектировала вещи, принесенные Лео, одобрила, разложила их на кровати, нежно поцеловала Вагнера в щеку и вышла из спальни. При этом они не обменялись ни словом, но были словно опутаны физически ощутимыми теплыми нитями, протянувшимися от одного к другому.

— Спасибо, Лео, — сказала Фреда, подходя к Борегару. — За все.

— Не за что благодарить, — раздраженно отрезал вампир. — Вместо благодарности более уместны были бы какие-то объяснения. Хочется понять, в чем я невольно принимаю участие.

— В том, что когда-то обещал моей матери, — тихо ответила Фреда.

— Я не так уж и много обещал вашей матери. И сейчас, хоть тресни, не возьму в толк, каким боком всё это, — он обвел глазами комнату, — относится к моим обязательствам перед Мэдди.

Фреда невольно проследила глазами за направлением взгляда Лео, и только сейчас до нее дошло, ЧТО именно он увидел, войдя в дом. На полу — ковер, прогоревший в одном месте и заляпанный кровью в другом. В камине грязное полотенце и скомканная простыня со следами крови и сажи.

Фреда украдкой перевела взгляд за спину Лео, на небольшое зеркало, висящее на стене над маленьким столиком возле входной двери. И ужаснулась — волосы взлохмачены, словно руки Рейна только сейчас выпутались из густых прядей, в которые он вцеплялся, зацеловывая ее до беспамятства. Губы припухли и стали заметно ярче, лицо пылало, глаза переливались, как два дымчато-зеленых хризопраза. Она неловко кашлянула, прочищая горло, и дрогнувшими пальцами поправила ворот свитера — под ним наверняка найдутся и другие красноречивые «следы».

Возвышавшийся перед ней вампир закатил глаза.

— Подумать только, какое откровенно милое смущение. Прямо отличница, застуканная в школьной подсобке за легким петтингом, — проворчал Лео, проходя в комнату и усаживаясь на стул.

— Тебе миллион лет, в твое время школьных подсобок не было. Откуда тебе знать, что в них происходит? — в тон ему проворчала Фреда.

— Мне миллион лет, сама же говоришь. Мне положено все знать. Все попробовать. И в мое время были подсобки, и в них тоже много чего происходило, — Борегар оскалился и окинул девушку въедливым взглядом.

Под этим взглядом, как под прицелом двустволки, Фреда прошла к дивану и села.

Почему ей так неловко в его присутствии? Она взрослая женщина, но в самом деле чувствует себя школьницей, которая стыдится… Кого? Дядюшку? Покровителя? Друга?

— Не могу не поинтересоваться, дорогая, уж прости. Ты сюда чего так рвалась? Потрахаться захотелось без удержу? — наклонившись к ней ближе, вдруг спросил Лео.

Фреда дернулась, как от удара. Глаза под изломами бровей потемнели, губы презрительно сжались, тонкие ноздри затрепетали, она вся выпрямилась, едва не звеня, как задетая струна.

«Вылитая Мэдисон в гневе…» — глядя на нее, невольно подумал Лео.

— И потрахаться тоже. Только не пойму, какое тебе до этого дело? — прошипела Фреда. — Сам же сказал — ты мне не дядюшка. Так что трахаюсь, с кем хочу и когда хочу, тебе не докладывая. Это так, для сведения. А если по-существу, то я его люблю, и он в большой беде. Из-за меня.

— Ты определенно вылитая мать, — проворчал Борегар, откидываясь на спинку стула. — Посвятишь в страшные тайны? Что там за беды ты осыпала на невинную голову семисотлетнего вампира-мага? Сломала любимую волшебную палочку? Или ковер-самолет угнала?

Вагнер вышел из соседней комнаты, одетый в принесенные Борегаром вещи. Рейнхард был ниже Лео, не такой мощный и поуже в бедрах. Черные джинсы были ему чуть великоваты, но в синей толстовке и кожаной куртке Рейн снова стал выглядеть будто бы моложе, более непринужденно.

— Это Фреда в беде, а не я, — сказал Вагнер, садясь рядом с ней.

— Подошли шмотки? — с ироничной заботой поинтересовался Лео. — А теперь посвятите, что происходит вообще и что случилось здесь в частности.

Он посмотрел на Вагнера долгим взглядом:

— Ты горел, — вампир ткнул пальцем в подпалины на ковре. — Разгуливаешь днем? По какой же это острой нужде? А еще тебе прямо здесь основательно пустили кровь. И если это не ваши какие-то там сексуально-магические извращения, то я хочу знать все. Выкладывайте.

Рейнхард рассказал Лео все настолько подробно, насколько позволяло время, которого у них как раз и не было. Борегар выслушал внимательно, не перебивая, изредка поглядывая на притихшую Фреду.

А та наблюдала за ними и ловила себя на мысли, что со стороны общение этих двух мужчин смотрелось… занятно. Хулиганистый пацан Лео и выглядевший заметно старше и интеллигентней, Вагнер. Причем второй чуть ли не отчитывается перед первым.

— Я её забираю с собой, немедленно, — изрек Борегар, когда Рейнхард закончил свой рассказ.

Лео поднялся со стула, цапнул пятерней девушку за руку и рывком сорвал с дивана. Притянув Фреду к себе, обхватил ее огромной рукой, как ремнем безопасности, сделанным из ленточной стали и проговорил, чуть подавшись вперед к Вагнеру:

— Я обязательно выясню, сколько правды в том, что ты тут наплел. И какой твой реальный интерес во всем этом. А пока тебе в любом случае лучше держаться от нее так далеко, как это только возможно. Бери куртку и пошли! — рыкнул он Фреде и потащил ее к входной двери.

Сопротивляться двигающемуся, как ледокол Леонару было совершенно бесполезно, и Фреда даже не стала пытаться. Она повернула к нему голову и спокойной сказала:

— Отпусти меня, опекун долбанный. Я хотела просить у тебя помощи, а не заботы, которая больше похожа на насилие. Отпусти.

Она не дергалась, не вырывалась, только с раздражением повела плечами, и Лео остановился, ослабил хватку. Фреда выскользнула из его рук и спокойно подошла к Вагнеру. Теперь уже она встала перед ним.

— Рейн должен идти с нами. И это будет самое правильное. На месте мы сможем все обсудить подробней, и помыслим сообща, что можно сделать, — сказала она, обращаясь сразу к обоим вампирам.

— Да не будь ты такой дурой, Фреда, — шагнул к ней Лео. — Твой вампир сам не скрывает того, что тебя могут в два счета отыскать через него. Я не знаю всей херни с магией, но то, что кровная связь очень мощная привязка, это я тебе уже говорил и повторю снова. Это природный механизм, которому вампы не могут сопротивляться и не могут его игнорировать. А связь еще и подкрепленная чумовым сексом, это вообще нечто. Не имею понятия, как собирается твой «Гарри Поттер» это заглушить или нейтрализовать, но пока в тебе его кровь, а в нем твоя — вы оба на поводке.

— Тебе лучше отправиться с ним, — отозвался Рейн, пожимая руку Фреды. — Я вернусь к Смотрящим и скажу, что пока не нашел тебя. Это позволит нам выиграть время.

Фреда набрала полную грудь воздуха, развернулась к Вагнеру и решительно выдохнула:

— Ты опять за свое?! Сколько же можно, как ручному хомяку, крутить одно и то же колесо? Нет! Ты отправишься с нами. Или я иду с тобой. Это не каприз, не блажь. Я знаю, о чем говорю.

Вагнер нахмурился, став мрачнее тучи, Лео зарычал, сделал еще один шаг по направлению к Фреде. Она встретила его резким, колючим взглядом, точно гвозди вколотила.

— Мать сделал бы точно так же. Она поняла бы меня и поддержала.

Лео замер на месте, что-то прошипел сквозь сжатые зубы.

— Хорошо. Предположим, тебе удалось сыграть на тонких струнах моей отсутствующей души, — выговорил он. — А дальше что? Ну, пойдет он с нами, ну поговорим мы обо всем. А потом? Даже он не знает, что делать! Что можешь придумать ты?

— Вот и решим сообща, — парировала Фреда, вскидывая голову.

— М-да… Упертость — ваша фамильная черта, — пробормотал Борегар. — Только тут маленький нюанс. Я беру «на борт», — он похлопал себя по мощной груди, — только тебя одну. Без вариантов.

Лео посмотрел на Вагнера.

— Если не по воздуху, напрямую, то добраться до места можно только по воде и это не самый короткий путь. Надо искать катер и чесать без остановки.

Рейнхард промолчал, и Лео продолжил.

— На телефоне я покажу место. Если повезет, успеешь добраться и найти нас до рассвета. А если не повезет — тебе не привыкать, — и он с ухмылкой кивнул на прожженный коврик на полу. — И проблемы как ни бывало.

Фреда не выдержала и, метнувшись к Борегару, выпалила прямо ему в лицо:

— Втяни жало, Лео, хватит уже ядом исходить, а то в легком раздражении Вагнер и колдонуть может невзначай. Создаст какой-нибудь фаерболл и приземлит тебе на маковку. От магического огня у вампов волосы больше не отрастают.

В глазах Лео мелькнуло легкое удивление, он невольно вскинул руку, коснулся длинной пряди своих отливающих золотом волос, и вдруг рассмеялся так, словно был чем-то ужасно доволен.

— Маленькая кусачая муха защищает великого и ужасного Мерлина. Ты сама-то не забыла, что он вампир и к тому же маг, а ты всего лишь смертная девчонка? — проговорил Лео.

— Пока он заботится о тебе и делает все, чтобы оградить от опасности, я ничего ему не сделаю, — голос Вагнера прозвучал спокойно и решительно. — А целиком и полностью поддержу.

Он притянул Фреду к себе, обнял, поцеловал нежно и ласково и, заглядывая в глаза, сказал:

— Отправляйся с ним. Я обязательно найду тебя. Если получится, попробую снова переместиться, хотя не знаю, хватит ли сейчас на это сил. Если не хватит, отыщу катер и еще до рассвета буду у вас. Не волнуйся, милая.

Чувствуя, как Фреда напряглась в его руках, он прижался губами к ее уху и прошептал:

— Ты моя. Люблю тебя и хочу всегда…постоянно… Все сделаю, чтобы быть с тобой. Ты все еще доверяешь мне?

Она молча покивала, вцепившись пальцами в воротник его куртки.

Фреда не видела, что, говоря это, Рейнхард смотрел прямо в ледяные глаза Лео, и тот слышал каждое сказанное слово.

Сейчас

Лео с Фредой быстро добрались до дома на горе. Весь путь они проделали молча. Фреда, притиснутая к Леонару, погрузилась в полудремотное состояние и сквозь дымку сна почувствовала, как он крепче прижал ее к себе, перехватывая поудобней. Рука его поправила капюшон ее куртки, подтянула шарф, укутывая лицо.

«Кажется, я начинаю понимать, почему мама попросила его о помощи», — промелькнуло в голове.

Увидев просветлевшее лицо Эйвина, Фреда сразу забыла все самое неприятное, что произошло с ней за последние сутки. Парень, которого она уже с уверенностью считала своим братом, обнял ее по-медвежьи и чмокнул в макушку, проговорив:

— Я рад, что ты вернулась цела и невредима. Когда мои волосы отрастут, в них наверняка прибавится седины — я волновался за тебя. Не знаю почему, может быть в этом виновата моя чокнутая эмпатия, но меня основательно колбасило все это время.

Он отодвинул сестру от себя, какое-то время пристально разглядывал ее.

— С тобой все хорошо? — нахмурившись, спросил он.

— Со мной все хорошо, — уверенно ответила Фреда. — Я жива и здорова, и намерена поддерживать себя в этом состоянии. Но есть тема для разговора, она меня волнует, и, наверное, поэтому ты что-то чувствуешь. Скажи, твои ощущения — сильные? — спросила она.

— Совсем нет. Моя эмпатия вообще основательно стухла. Раньше от нее у меня мозг из ушей вытекал, а теперь временами воспринимаю только какие-то слабые помехи, идущие извне. Но сейчас они точно связаны именно с тобой. Что за тема для разговора?

— Я все расскажу. Давай подождем… кое-кого.

* * *

Ожидание затянулось и сводило с ума. Фреда даже не думала, что настолько не умеет ждать. Кажется, она всегда была достаточно терпелива, но только не сейчас.

Лео, глядя на нее, излучал раздражение высочайшей степени. Они с Эйвином уединялись на кухню, о чем-то переговаривались вполголоса, затем замолкали, снова смотрели на нее. В конце концов, устав наблюдать, как Фреда переходит от окна к окну и бесконечное число раз выбегает на крыльцо, вампир поднялся на второй этаж и заперся в своей комнате.

В этой пустой комнате Лео отгораживался от всего мира и зависал, сосредоточившись только на себе и своих ощущениях. Вызывал призраков прошлого и всматривался в них с одержимостью древнего, упертого, умевшего игнорировать боль от смертельных ран воина-аристократа, в жилах которого когда-то текла и кровь викингов.

Раньше. Когда-то. В другой реальности. На другом отрезке бесконечного полотна дороги в никуда, зовущейся его существованием, он встречал в этой комнате рассвет, зная, что где-то рядом Мэдисон. И представлял себя с ней в этом доме. Только он и она.

Если бы он решился это признать и дать им шанс.

Невероятное плюс небывалое. Он и Мэдди, он и рассвет. Но окна защищали от смертельного ультрафиолета, а возникшие чувства к человеческой женщине давали надежду, защищая от всего прочего: от ярости и жажды, бывших неотделимой частью его вампирской природы, от вечного одиночества и от глобального вымерзания остатков человечности.

И страшной, втиснутой в него подобно ржавому болту, усталости от тысячелетнего «похода» во имя мнимого бессмертия. Плыть к берегам, которых нет, это вам не кругосветка, полная великих открытий. Это пытка, которая сначала вызывает эйфорию, затем дико раздражает, затем заставляет смириться, а все остальное бесконечное время выматывает и изводит, превращая в зверя. Или просто оставляет куском мертвой плоти, которым он, по сути, и являлся.

«Мать сделал бы точно также. Она поняла бы меня и поддержала».

Откуда она могла знать, как поступила бы ее мать? Но девчонка была права. Мэдисон именно так и поступала ради того, кого любила.

Слова Фреды заставили его развернуться назад и посмотреть в прошлое очень и очень внимательно.

Сейчас он сильно сомневался, что Мэдисон поддержала бы дочь, втрескавшуюся в вампира-сектанта. Она захотела бы защитить ее, оградить от опасности. А от Вагнера опасностью перло так, как несет дымом от костра до неба, в котором горят мокрые бревна. В этом Лео был уверен.

Борегар не владел магией, но очень твердо усвоил — от всей магической херни надо держаться подальше. В случае особой нужды её можно использовать, как разовую отмычку для доступа к каким-то невиданным сферам реальности, но не более того. Использовал, упал, откатился.

И притаился, ожидая пока шарахнет или не шарахнет.

А шарахало всегда, причем бывало, что доставало уже спустя время, за которое успеваешь успокоиться и расслабиться. Вот прямо как сейчас с Фредой и Эйвином.

Магия рискованна, опасна — всегда, везде и в любых дозах.

Девчонка была реально влюблена, увязнув в своей любви по самую лохматую макушку. Она изнывала, расставшись со своим вампиром. Лео ощущал, как мелкой дрожью трясется ее нежное нутро до самой последней жилки. Трясется от страха за старого и ушлого вампира-мага, от ужаса потерять его.

Леонар Борегар как капризный, заносчивый мальчишка хотел бы, чтобы когда-нибудь и Мэдисон Саттон чувствовала то же самое из-за него. Чтобы хотела его так же, как ее дочь хочет того вампира.

Хотела и ждала бы его каждый раз, как ждет сейчас та девушка внизу. И чтобы Мэдди была верна этим чувствам всю отведенную ей смертную жизнь.

Как Фреда.

И он слышал каждое слово, что говорил Вагнер девчонке.

Каждое гребаное слово, которое и он мог бы, но так и не решился сказать Мэдди.

Сейчас Мэдисон пребывала одна, где-то в темноте, там, куда ему не было доступа и откуда он не мог ее вытащить, как бы того ни желал. Лео точно знал, что иногда она прорывается сквозь небытие и совсем недолго находится рядом. Невидимая, неощутимая, но все же существующая.

Что бы отдал он, если бы вдруг нашел способ вернуть Мэдди и попробовать начать сначала? Если бы получил шанс все исправить? Стал бы думать о том, что у цены есть мера? Ответы — всё и нет.

Где-то в пластах невидимой реальности, на самой границе его восприятия, началось движение — плавное, мягкое, как танец в воде.

Лео чувствовал, как покалывает нервные окончания, как теплеют ледяные кончики пальцев, словно прикасаются к любимому лицу…

— Мэдди, малышка, что мне делать? Что бы сделала ты? Позволить ей творить то, что она хочет? Помочь рисковать жизнью?

Долетевшее до него «Да….» было не просто едва слышным словом, и не просто движением воздуха.

Это был ответ, влившийся прямо в его сознание теплом очевидности и понимания из самого дорого источника.

Из сердца и бессмертной души его ушедшей любви, которой он так и не сказал тех главных слов.

 

Глава 14. За морем, за рассветом

Эйвин сидел за столом за своим айпадом, изредка поглядывая на Фреда. Не надо быть эмпатом, чтобы понять — ей явно ни до кого и ни до чего. В конце концов, то, что чувствовала сестра, принадлежало только ей. Он мог лишь предложить свое молчаливое сочувствие, а еще чай или кофе. Фреда отказалась от всего и снова вышла на крыльцо, а он сосредоточился на экране, где висел какой-то текст.

К ночи мороз ослаб, небо осталось затянуто плотными, разбухшими от влаги тучами. Когда они с Лео добирались сюда, то неслись сквозь низкие, похожие на намокшую вату облака, и внутри этого сырого холода было точно так же, как было сейчас внутри нее самой.

Фреда подставила лицо ветру и вместе с ночным воздухом, пахнущим свежим снегом с солоноватым морским привкусом, глотала собственные слезы.

За мгновения до того, как открылась дверь дома, и на крыльцо вышел Лео, она почувствовала что-то.

Она сорвалась и побежала по рыхлому снегу вперед, туда, где начинался спуск к поселку. Дорога оставалась в завалах из камней и снега выше человеческого роста.

Фреда затормозила неподалеку и смотрела, как через завалы по-суперменски ловко перемахнула темная фигура. Она подалась вперед, но тут же замерла, словно налетела на невидимое препятствие.

— Тайлер? Это вы? — голос девушки прозвенел, как колокольчик, сорвался и смолк.

Вампир удивленно посмотрел на нее.

— Да, я. Доброй ночи, — он разглядывал ее лицо, и хмурое недоумение все явственней отражалось на его собственном. — Что-то случилось?

Она только потрясла головой и, не говоря ни слова, кинулась обратно в дом сквозь плотные сугробы.

Промчавшись мимо Лео, оставляя за собой мгновенно тающий снежный тлен, Фреда взлетела по лестнице на второй этаж и закрылась в своей комнате. Дрожа от разочарования и осознания, что ведет себя, как неврастеничка, да еще и грязи в дом натащила, уселась на футон.

Сердце ныло от самой, что ни на есть, земной тоски, без примеси чего бы то ни было паранормального. Всё то по-бабски сентиментальное, что при разлуках и ожиданиях принято заедать шоколадками и засматривать слезоточивым кино, для Фреды вдруг превратилось в топливо, на котором работает механизм принятия решений. Нестандартных решений, в которых участвует не столько рассудок, сколько эмоции, руководимые интуицией.

— Ма… — тихо, безотчетно проговорила она в темноту. — Ма, как быть? Ты могла просто сидеть и ждать?

Никаких визуальных образов и иных проявлений, только воображаемый шелест и шепот невидимых частиц, залетевших в мир реальный из небытия.

Но Фреда получила ответ:

«Никогда не могла усидеть на месте. Я совершала поступки и действия, думая не рассудком, а сердцем. Так было с Лео, так было и с вашим отцом. Джейк стал приманкой для монстров, чтобы спасти свою старшую дочь и меня. Сунулся в самое пекло, в буквальном смысле. И не думал о себе. Я осталась одна. И попросила помощи у Лео. От отчаяния, от безысходности, как думала тогда. И оказалась на краю света, где многое увидела иначе. Многое поняла. В том числе о Лео и о себе… Но я не успела ему ничего сказать. А должна была. Не упуская свой шанс, дочь. Ничто не сможет удержать тебя. Иди за своим сердцем и за своим мужчиной. Только будь осторожна…»

Фреда не могла сказать, откуда взялись эти слова — из собственной головы, или откуда-то еще, но они прозвучали, омыли взбудораженный разум, остудили разгоряченную беспокойством кровь, а саму её, готовую развалиться на части, скрепили сверхпрочным цементом.

Фреда спустилась на первый этаж. Трое сильных мужчин разом замерли и замолчали. Повернули головы, как по команде «равняйсь».

Человек, вампир — без разницы. Все они одинаково болезненно воспринимали женскую истерику, эту обнаженную демонстрацию чувств. Каждый из троих был немного уязвлен той невольной ревностью и, может быть, завистью, что состояние Фреды вызвано чувствами к неизвестному чужаку.

Фреда обвела взглядом строй мужиков, потерявших дар речи, ловя себя на мысли, что они затаились и с опаской ждут, что она скажет или какой номер отколет. Но не потому, что её несвоевременные истерики для них помеха, а потому что им не все равно.

Мысль согрела и немного напугала. Ведь подобный расклад предполагал возникновение некой связи, ответственности друг перед другом, которую невозможно игнорировать. Теперь, что бы ни происходило с каждым из присутствующих, ей никогда не будет все равно. Как и им всем. Милая, маленькая «семейка» — вампиры, новоприобретенный брат-эмпат и сестра-«нечаянно-вампиров-убивашка», в вампира же безумно влюбленная.

У Фреды вырвался непроизвольный нервный смешок, она закашлялась в смущении.

— Ну, что вы уставились на меня? — сказала она всем троим. — Страшно стало от бабьей истерики? Еще бы под стол залезли…

Она прошла на кухню, налила себе чай Эрл Грей, так любимый Эйвином. Парень, молча, протянул ей наскоро состряпанный сэндвич со свисающей между ломтей хлеба ветчиной и неровно торчащим сыром. Фреда впилась в него зубами, отхватила солидный кусок, прожевала, проглотила.

— Расслабьтесь. Я уже не психую, — добавила она спокойно.

И процитировала:

— На самом деле я знаю, что делаю, но из песни слова не выкинешь, — заметила она. — Имею право и попсиховать немного, нет? — задала риторический вопрос, обращаясь, прежде всего, к Лео, а тот только небрежно откинул длинные пряди назад и едва пожал широченными плечами, мол, «Да, на здоровье. Мне-то что…»

Повисшая пауза превратилась в неловкое молчание, но Фреда, как ни в чем не бывало, уселась за стол и продолжила поглощать сэндвич и чай. Остальные тут же оттаяли, тихо заворчали, заворочались.

— Сколько до рассвета? — поинтересовалась она.

— Меньше часа, — ответил Лео.

Фреда подняла на него глаза.

— Если за это время он не появится… — начала она.

— Я уже понял, — перебил ее вампир. — Отправишься на его поиски. Дудочка и крыса — это вы. Образно говоря.

— Я не крыса, вообще-то, но я не обиделась, — хмыкнула Фреда.

— Чего ж обижаться на правду, — отозвался Борегар. — Но тут еще непонятно, кто из вас кто.

Лео разглядывал раскрасневшееся лицо сосредоточенно жующей Фреды.

— И ты не спеши собираться в крестовый поход, — нехотя проворчал он. — До рассвета еще есть время. Он вполне может успеть.

* * *

Каково это, когда тебя ждут? Не чего-то ОТ тебя, а именно ТЕБЯ?

Когда в ожидании есть подлинная тревога, желание ускорить время и сжать пространство до двух точек, между которыми остается только провести кратчайшую прямую — «от тебя до меня».

Он уже не помнил такого, а, может, никогда и не знал.

Его рождению предшествовало традиционное ожидание желанного дитя. Но само появление на свет превратилось в жестокую пытку. Свирепствовала чума, и мать, носившая ребенка, подхватила смертельную заразу, передав ее не рожденному младенцу.

Он пробирался в этот мир, будучи обреченным, подвергая смертельной опасности себя и роженицу. Благодаря необыкновенному искусству врачевания отца, желавшему спасти, прежде всего, жену, все чудом обошлось, но пережитые страх и страдания въелись в кровь и сознание родителей и ребенка, навсегда омрачив светлый миг явления новой жизни.

В день, когда он был обращен в вампира, Рейнхард навсегда исчез из жизни своих родных. Все, кроме отца, думали, что он мертв и приняли утрату, сказав «прощай». Отец знал правду, и ждал его. Но лишь для того, чтобы покаяться и передать навеки утраченному сыну частицу тайны, которую не мог унести с собой. Слишком тяжким грузом была эта тайна даже для того, чтобы тащить ее в могилу.

Проще было свалить на другого. И разбирайся с этим, как хочешь…

И лишь теперь, спустя века мертвой пустоты и сотни тысяч разочарований, он знал, что его действительно ждут. По-настоящему, непритворно, желая его, нуждаясь в нем.

Тепло её кожи, рук, дыхания. Аромат, присущий только ей, меняющийся в зависимости от эмоционального состояния — от гнева, которому чуждо лицемерие и надрыв, до всепоглощающей любви. Едва уловимый переход, как жемчужно-радужный отблеск на крылышке стрекозы — от воздушной, утонченной сладости ванили до звонких, как пощечина, терпких, чуть горьковатых ноток.

Что-то действительно близкое, живое, настоящее. Связанное только с ней, желанной, покорившей его. Он держал ее в руках, прижимал к себе, целовал, впитывая каждый миг близости. И отпустил снова.

Вагнер не стал смотреть вслед уносившемуся все дальше и все выше Лео. Этот вампир жадно заграбастал Фреду, то ли оберегая, то ли предъявляя на нее какие-то неясные права, и унес, как стервятник добычу. Рейнхард видел, понимал и чувствовал, как Лео злился и как пытался сдержать что-то, рвущееся сквозь гнев. Очень сильный вампир, старый, пытающийся существовать так, будто бы контролирует всё и вся.

Вагнер понимал его, ведь в этом они были похожи.

Чары, наложенные на дом и территорию вокруг, рассеивались постепенно, давая возможность справиться с вынужденным расставанием. Все, происходящее с Рейном днем должно было остаться за пределами ясной видимости Аспикиенсов. При правильном раскладе они могут даже не заподозрить, что он предпринимал какие-то действия в дневное время. А если и заподозрят, то тому найдется объяснение — да, я был охвачен азартом от поиска девчонки, и время суток не имело значения.

Как только включилась «беспроводная связь» со Смотрящими, их ментальные «щупальца» протянулись сквозь расстояние, бесцеремонно сканируя, проникая в каждый нейрон. Одно из самых мерзких и наиболее часто повторяющихся ощущений, что приходилось терпеть, будучи вампиром и Регентом. Полнейшее подчинение этому было установлено по умолчанию в момент обращения и подтверждалось, когда стал главой Цитадели.

Кровь Создателя, насыщенная магией, «заправляла» новообращенного, как вечное топливо, создавая мощную привязку. Многовековое сохранение целостности, нерушимости и неприкосновенности всего Ордена строилось на единстве сущностей его членов. И частицей этой единой сущности старшие делились с неофитами в момент посвящения.

Вагнер не раз задавался вопросом, что было бы с ним, если бы он не «обнулялся» раз за разом на протяжении столетий. Зависая в беспристрастной пустоте, куда сбрасывал лишний магический, мысленный и эмоциональный груз, он не только сцеживал яд, которым отравлялось его существование в ипостаси вампира-мага, но и отдавал самое ценное, чем ни за что не захотел бы делиться ни с кем.

Возможно, это могло бы длиться вечность, но он больше не мог чувствовать себя жуком, ползущим по петле Мёбиуса.

Смотрящие могли заглядывать повсюду и видеть всё. Но они оценивали увиденное и узнанное только со своей точки зрения. Со своей многовековой позиции всемогущих и самоуверенных магов.

Именно этим и пользовался Вагнер, существуя в том мире.

То, что пыталось укрыться от Смотрящих, мгновенно вызывало повышенный интерес и стремительные действия по проникновению в самую суть.

Закрываться от ментального вмешательства бесполезно, сама попытка будет расценена, как подозрительный вызов, а притворство исключалось. Рейнхард спокойно позволил изучить свое состояние, предъявив подлинные чувства — стремления и решимость найти девушку. А все, что происходило, пока действовал Dominion, оставалось сокрытым. Даже обновленная кровь Фреды в его жилах могла восприниматься Смотрящими как усиленное магией стремление найти беглянку.

«Иду по следу. Продолжаю поиск» — вот главный рефрен, который надлежало слышать Смотрящим.

Его призывали немедленно вернуться. Он обязан доложить, как далеко зашли поиски, и заняться решением текущих дел. Отсутствие Регента на посту допускалось лишь на короткий срок, и было полностью подконтрольно Смотрящим.

Вагнер покорно участвовал в телепатическом «диалоге», не забыв упомянуть — девушка действительно находится под опекой вампиров-чужаков. С их помощью ей успешно удается скрываться, заметая следы и заглушая кровную связь.

Микроскопический интервал в непрерывном двустороннем ментальном обмене дал понять — подтвердившаяся информация вызвала повышенный интерес.

Аспикиенсы не терпели вмешательства чужаков и это сыграло на руку. Вагнеру было даровано позволение не возвращаться сразу, а продолжить поиск и выяснение всех обстоятельств. Еще какое-то время. И он обязан быть на связи в любой момент.

Его боссы затеяли что-то запретное, рискованное и не станут больше никого в это ввязывать, а значит, никаких наблюдателей и псевдо-помощников не пошлют. С неизбежным «мозгокопанием» он что-нибудь придумает, главное, что теперь есть еще немного времени и возвращение уже не является неотложным.

Рассвет приближался. Силы, потраченные на поиск Фреды, на перемещение в дневное время и на зачарования, еще не восстановились полностью. А если учесть, что он горел и терял кровь, то все это в совокупности делало быстрое перемещение на большие расстояния невозможным. Надо было отдохнуть и восполнить потерю крови, но тратить время на сон и поиск способа утолить голод не имело смысла.

Кровь Фреды была так реальна в нем, струясь живым теплом по венам, и нарушать это ощущение он не стал бы ни за что.

Он остро чувствовал её на расстоянии. Нити их связи натянулись болезненно, словно обнаженные нервы.

Она мечется в ожидании, боится, но скрывает свой страх.

От усталости и нежелания подчиняться обстоятельствам глотает злые слезы, но одна накатывает на ресницы и дрожит, как капля чистой росы…

Он видел это почти реально, рисуя на темном небе образ Фреды. Нельзя разочаровать её, обмануть снова.

* * *

На этой части побережья фьорда отыскать какой-либо катер было не такой уж сложной задачей, но все же требующей времени. Пришлось следовать вдоль линии берега, пока не нашелся одинокий рыбацкий домишко. Возле крепкого, сколоченного из потемневших досок маленького причала привязана синяя моторная лодка. Топливный бак пуст, в уключинах отсутствовали весла.

Не потревожив мирно спящих обитателей домика, Вагнер вскрыл сарай, обнаружил там весла, канистры с топливом, позаимствовал и то, и другое, и проследовал к лодке. Вампир, как гнилую нитку оборвал швартов и мощным толчком отпихнул лодку дальше от берега. Судно, чуть подпрыгивая, прочертило на поверхности воды длинную, расходящуюся в стороны линию, словно уже двигалось под мотором, и замерло, покачиваясь на солидном расстоянии от места швартовки. Оставшихся сил вампира хватило на перемещение с берега прямо в лодку. При помощи весел он быстро и бесшумно отгреб подальше, пока домик не исчез из виду. Заправив топливный бак, завел мотор и сел на скамью, правя к большой воде.

Покидая фьорд, он видел, как низкое плотное небо стало светлеть на востоке, возвещая о скором наступлении бледного зимнего рассвета.

…Скалистый островок, с расположенным на нем поселком, нарисовался впереди четким контуром на фоне продолжавшего светлеть предутреннего неба.

Зайдя с ненаселенной стороны этого клочка земли, Вагнер заглушил мотор и выпрыгнул из лодки прямо в ледяные воды. Мощным ударом проломил дно, проследил, как судно скрылось под водой, и направился к берегу.

Взбираясь по склону горы, он не знал точно, куда направлялся и ориентировался только на крепнущую связь с Фредой, спешил, все отчетливее ощущая ее волнение. Тело вампира, преодолевая скальные выступы, напрягалось почти по-человечески. В глазах рябило, как у истощенного и усталого смертного. Кожу болезненно покалывало от опасности приближавшегося рассвета.

Одиноко стоящий дом найти не составило труда.

Вагнер, как марафонец, теряющий последние силы, подался вперед и вверх, переносясь над каменными выступами, за которыми видна была крыша и светящиеся на первом этаже окна солидного бревенчатого особняка.

…Фреда, вампиры, а по инерции и Эйвин, вдруг разом разрушили устойчивую мизансцену и ринулись в гостиную.

Девушка распахнула входную дверь: Вагнер стоял на крыльце, видя в освещенном прямоугольнике только Фреду, не замечая за ее спиной трех напряженных мужчин.

Вампир подался вперед и застыл. Фреда рванулась к нему, но Лео удержал ее грубым захватом поперек груди и как собачонку за ошейник оттащил назад. Она вцепилась в предплечье вампира-гиганта, пытаясь освободиться, но лишь взбрыкнула в тщетной попытке. В гневе почти зарычала, борясь с желанием впиться в руку Лео зубами. Потом сникла, словно перестала обращать внимание на дикарские повадки Борегара.

— Входи же. Почти уже рассвет… — сказала она Рейну, и голос дрогнул едва заметно.

Вагнер не двинулся с места, а она уставилась на него в тревожном недоумении.

— Я не могу войти без приглашения хозяина, — отозвался Рейн.

Фреда, не понимая, обернулась к Лео.

Светловолосый вампир будто пребывал в невидимых боевых доспехах своего давнего воинского прошлого. Не для защиты, а для устрашения, как истинный боец, а не бутафорский рыцарь с картонным мечом.

Напряженный, застывший с непроницаемым лицом, он смотрел только на Вагнера, будто надеялся силой воли и взглядом берсерка, отогнать нежеланного гостя далеко и навсегда с наибольшим ущербом. Борегар так сосредоточился на свирепом созерцании, что не обращал внимания на Фреду и ее попытки разжать его хватку.

Лео явно упивался моментом, видя, как меняются глаза Вагнера, наблюдавшего за ним. Блондин удерживает девушку по-хозяйски, просто потому, что мог так поступать, будто имел на это право.

Лео помнил их обмен взглядами, когда Рейн целовал Фреду на прощанье и сейчас отвечал на это.

— Лео! — Фреда, задрав голову, рявкнула прямо в лицо Борегару. — Почему он не может войти? Дом ведь твой…

— Не мой, — спокойно отозвался вампир, соизволив посмотреть на нее. — Дом принадлежит Эйвину.

Не теряя время на выяснения что к чему, Фреда посмотрела на брата. Её безмолвная просьба была очевидна. Под всеми взглядами, обращенными сейчас на него — одобрительным и самодовольным Лео, напряженным Тайлера, пронзительным и выжидающим Фреды — он не торопился, раздумывал и оценивал.

Она не винила Эйвина, которому наверняка много чего успел рассказать Лео. Да, брат хотел находиться в безопасности. Он вполне мог не пустить Вагнера в дом и вскоре тот встретит рассвет прямо здесь на крыльце. Мысль эта вызвала прилив сил и новую вспышку ярости.

С обстоятельствами она как-нибудь справится. Но как справиться с упрямцами, очередной раз решившими порулить ее жизнью, поковыряться там «очумелыми ручками», решая, как будет лучше для неё?

— Что происходит? Опять?! — прошипела она, рывком выворачиваясь из рук Лео.

Фреда повернулась к мужчинам лицом и отступила к двери, не сводя со всей троицы кипящего гневом взгляда.

— Разве мы уже не приняли решение? — проговорила она, натолкнувшись на хищный взгляд Борегара. — К чему всё это, Лео? Зачем терять время на этот цирк? Тебе заняться нечем? Прошу, не напрягайся ты так больше из-за меня. Я в суровом жизненном руководстве не нуждаюсь, а знаю и понимаю, чего хочу, и ради чего буду кусаться и царапаться.

Физиономия Борегара заледенела, словно его окунули головой в жидкий азот. Ткни пальцем, и он разлетится на куски от напряжения.

Оказавшись за порогом, Фреда встала вплотную к Вагнеру. Вампир осторожно положил руки на ее плечи, чуть сжал. Медленно и бережно погладил, проводя ладонями сверху вниз, словно стирая метки, оставленные прикосновением Лео. Фреда приникла к Рейну спиной, чувствуя спокойствие и уверенность рядом с ним.

— Эйвин?.. — снова посмотрела на брата.

На самом деле прошло не больше пары минут с того момента, как она увидела на пороге Рейна, но Фреде казалось, что все затянулось на часы.

Незнакомый вампир спокойно смотрел на Эйвина глазами такого немыслимого цвета, что этот deep purple пока что вызывал только дискомфорт, но вполне мог погрузить на самое дно непролазной депрессии.

Но, кажется, сестра этого не замечала и была настроена очень решительно. Если не пригласить этого чужака, то она точно останется со своим вампиром, и в чем была, помчится искать для него укрытие в горах.

— Заходи, — проговорил парень, обращаясь к Вагнеру.

Лео недовольно зыркнул на Эйвина, словно надеялся, что парень еще поиграет в царя горы. Просто так, чтобы остальные знали свое место и не питали ненужных иллюзий.

Это только его привилегия.

 

Глава 15. Ночи для Солнца, дни для Луны

…Дни перед неизбежным возвращением в реальный мир были сумбурными. Трое неполных суток равнялись целой жизни, даже, несмотря на ощущение, что все, собравшиеся в этом доме, всего лишь нелепые фигурки из коллекции абсурдов. Кто-то или что-то выхватил их из привычных обстоятельств, выставил на шаткую поверхность и забавлялся, передвигая, как вздумается.

Сон снова тянул на дно, и Вагнер покорно погружался в плотный дурман. Но он сознательно тревожил память, воспроизводя детали последних дней.

Он уже не там, не с ней. Он снова пуст.

И все только начиналось…

* * *

Фреда заводила его в дом, ни на кого не глядя, вцепившись в его руку сведенными нервной судорогой пальцами. Будь он человеком, ему, наверное, было бы больно.

Не выпуская его руки, без отвращения и колебания взяла два пакета донорской крови из холодильного ящика, стоящего на полу.

Вела по лестнице наверх под напряженными взглядами обитателей этого дома, который хранил ощутимую дымку прошлого, витавшую здесь повсюду. Его одежда промокла насквозь, успела заледенеть, теперь оттаивала в тепле, и с него текли струйки воды, оставляя лужицы на добротных деревянных половицах.

Они зашли в небольшую комнату, где ощущался неповторимый тонкий аромат. Фреда закрыла плотно дверь и только потом нехотя разъединила их переплетенные пальцы. Сдернула с футона шерстяное одеяло. Забралась на подоконник, зачем-то занавесила пледом большое окно. Знала, что окна в доме не пропускают ультрафиолет, но будто перестала доверять этому.

Одеяло перекрыло доступ рассеянному предутреннему свету, и комната погрузилась в темноту. Фреда подошла к Вагнеру, обняла, уткнувшись носом в его шею. Он чувствовал, как, пульсируя живым теплом, двигается от дыхания её грудь и гулко бьется сердце.

Оба молчали, обмениваясь перетекающей из одного в другого энергией соприкосновения. Случился тот самый «избыток чувств», от которого распирало так, что становились возможными взлет и парение. Не размыкая объятий, они удерживали друг друга в невесомости ощущений и одновременно твердо стояли на ногах.

— Я едва не тронулась, пока ждала тебя… — пробормотала Фреда, не поднимая головы. — Умом понимаю, что так нельзя, но…

Теплые губы двигались по его коже возле яремной ямки. Она почувствовала, как он сглотнул застрявший комок невысказанных слов, и прижалась поцелуем к его горлу, одновременно стягивая с плеч вампира тяжелую, набухшую от воды куртку.

Она не видела почти ничего, он наоборот — прекрасно различал в темноте, но оба предпочитали сейчас просто ощущать близость друг друга.

Он положил ладони на ее лицо, приподнял и поцеловал в губы, нежно, ничего не требуя. Фреда ответила на поцелуй также нежно, делясь взаимной лаской.

— Люблю тебя… — проговорил он ей в губы, пробуя на вкус сладкий рот и эти слова, которые произносил за последние сутки столько раз, сколько не говорил за все семьсот с лишним лет своего существования. — Люблю…

Когда-то, будучи человеком, мужем и отцом, он, конечно, говорил все это, но никогда еще не ценил возможность чувствовать истинный смысл сказанного так, как сейчас.

Волнение Фреды стихало, откатывая волнами. Она отстранилась, зажгла маленький светильник, стоящий возле футона. Потом помогла Вагнеру стянуть свитер. Рейн сбросил ботинки, ногой брезгливо отодвинув их от себя. Девушка чуть прикрыла отяжелевшими веками глаза, когда поглядывала, как он снимает мокрые джинсы и остается нагим.

Фреда поспешно сунула ему в руки пакет с кровью, стала подбирать с пола одежду.

— Ложись сюда, — сказала она, указывая на свой футон. — Я принесу тебе еще плед.

— Плед, пожалуй, принеси. Но я лягу на полу, — отозвался Вагнер. — Я вампир, не забыла? Не мерзну, могу спать хоть на битом стекле.

— Ты должен нормально отдохнуть.

— Тебе это необходимо в первую очередь, — отрезал он, — а мне нужен плед, только чтобы прикрыться. — Я бы мог остаться в мокрой одежде или так устроиться, — он окинул себя взглядом, — но мокрая одежда будет испорчена, а ее отсутствием не стоит еще больше провоцировать вашего «Le Duce». Он и без того весь искрит. Вдруг надумает нагрянуть с обходом.

— Le Duce? — вскинула брови Фреда. — Лео?

Вагнер в ответ изобразил хищную улыбку, притянул девушку к себе и поцеловал, на этот раз жадно и глубоко.

— Ступай, — он отстранился, выпуская Фреду из объятий, — успокой своих телохранителей. Они там внизу затаились. Я слышу, как они звенят от напряжения.

Успокоиться нужно не только тем троим на первом этаже. Еще немного, и он не выпустит ее из комнаты. Оттеснит в угол, прижмет спиной к стене, сорвет с нее одежду, подхватит, сжимая ее теплые бедра, и возьмет, яростно и нетерпеливо. Видения налетели, как поезд, вырвавшийся из тоннеля, ослепили, почти затуманили рассудок.

Ноги девушки обвивают его талию… он входит в нее глубоко. Смотрит, как она запрокидывает лицо, прикусывает губы, сдерживая стоны. Он двигается в ней, снова и снова чувствуя, как пульсирует ее горячее, истекающее соками желания лоно в момент кульминации…

Вагнер подтолкнул Фреду к двери и отвернулся, укрывая бурную реакцию своего тела.

Разорвал зубами оболочку пакета с кровью и двумя долгими глотками прикончил омерзительно холодную кровь.

Жидкость плюхнулась в желудок, остужая несвоевременный накал и беспощадно напоминая, кто он есть.

…Фреда вышла за дверь с охапкой одежды в руках и, направляясь по коридору к лестнице, вдруг поняла, что всучила своему вампиру пакет с питьем прямо из холодильника. А надо было погреть в микроволновке до естественной температуры. Она видела, как это делает Лео каждый раз. Фреда поспешила обратно.

— Дай я… — начала она, заходя в комнату.

И замолчала, увидев сидящего на полу Рейна с обрывками пустого пакета в руках. Вампир прислонился спиной к стене, положил руки на согнутые колени и уткнулся в них опущенной головой. Казалось, Вагнер уже спит, но затем он медленно приподнял голову.

— Извини, я даже не додумалась погреть это… — проговорила она.

Фреда явно раздосадована, смущена. Неужели жалеет его? Не хватало еще заблудиться в иллюзиях.

— Фреда, я могу выпить хоть ртуть, хоть мышьяк — без вреда. Правда, и без удовольствия. А пакетированная донорская кровь, честно говоря, остается гадостью грей ее или не грей, — сказал он равнодушно. — Её лучше глотать, как лекарство, не смакуя. Но… спасибо за заботу.

Фреда кивнула, покусав губу, и молча вышла из комнаты. Все поняла, умница.

Она спустилась на первый этаж, положила одежду аккуратной кучкой у камина в гостиной с намерением чуть позже развесить ее на перилах лестницы для просушки. Потом прошла на кухню, где за столом сидели мужчины, ожидая ее появления.

— Мы же договорились о том, что он сюда приедет. Так зачем было устраивать этот спектакль? — выпалила Фреда, обращаясь одновременно к брату и Лео.

— Никакого спектакля, — отрезал Борегар, — элементарная осторожность. За твоим вампиром могли следить, его могли сопровождать. Да мало ли еще что.

Он посмотрел на девушку с укором.

— Ты привела в дом не юного пацана с потными ладошками и шмыгающего носом от смущения во время знакомства с семейкой подружки. Он вампир, девочка. Старый и умный. Ему по статусу положено быть хитрым и скрытным, и он знает разные нехорошие фокусы, о которых ты и помыслить не можешь, — Лео откинулся на спинку стула, положил на стол сцепленные в замок руки. — Я знаю, что говорю, потому что сам вампир и имел дело с вампирами, владеющими магией. А проще говоря — я ему не верю. Уяснила?

Фреда кивнула, сопроводив кивок длинным вздохом. Все это она понимала и без наставительных пояснений «дядюшки». Но молчала и слушала. Исключительно в знак уважения к старшим.

К тому же, если бы не Лео, Вагнера сейчас здесь могло вообще не быть.

— Я отдал дом Эйвину, — продолжил Лео. — Насовсем. Вы оба имеете право на владение, но при нынешнем положении вещей пока законным владельцем будет только он. Объяснять, почему так, надо?

— Не надо, я все понимаю, — отозвалась Фреда.

— Ну и лады, — небрежно бросил Лео, вставая из-за стола. — Часа через четыре растолкай своего спящего красавца. Надо многое обсудить. Я тоже иду отдыхать, чего и всем прочим советую. Тайлер?

Вуд посмотрел на Лео.

— Воздержись от сна на пару часов, потом я тебя сменю. Позже все обговорим еще раз.

Всегда молчаливый Тайлер лишь кивнул в ответ.

Борегар вышел из кухни. Фреда наблюдала, как он остановился возле одежды, оставленной ею на полу. Посмотрел на вещи, сгреб их, размашисто шагнул к входной двери и, распахнув её энергичным рывком, вышвырнул одежду на улицу.

Обернулся, встретившись взглядом с Фредой.

— Сейчас дам другие шмотки, — буркнул он.

Поднимаясь по лестнице, Лео сжимал челюсти так, что чуть не раскрошил зубы, представив, как Вагнер снова ошивается нагишом рядом с девчонкой.

Челюсти едва не заклинило, а скрежет зубов выстрелом отдался в голове.

Чем больше Лео думал, тем лучше понимал, что этот гребаный Вагнер такой же, как и он. А потому и не хотел, чтобы такой мутный хмырь причинял боль Фреде.

* * *

Почти достигнув дна забытья, Вагнер повернул отяжелевшую голову. Фреда, тихо посапывая, глубоко и мирно спала, свернувшись клубочком на матрасе.

Она вернулась довольно быстро, неся плед и чистую одежду. На этот раз чужие мужские вещи пахли не Борегаром. Чистые, почти новые, серые спортивные штаны и темно зеленая толстовка, скорее всего, принадлежали тому молодому парню, её брату.

Фреда установила будильник на смартфоне, вкратце поясняя, что «Le Duce» не намерен расслабляться, и собирает совет через четыре часа. Отчаянно зевая, она прилегла на футон.

Вагнер расстелил плед на полу у противоположной стены, растянулся на нем, теша себя надеждой, что столь скромным расстоянием до предмета своих желаний, справится с бушующим искушением. Они оба напряженно замерли по своим местам, не разговаривая, прислушиваясь к самим себе и зыбкой утренней тишине в доме.

Вскоре все, кроме одного, спали, как бойцы в окопах в перерыве между битвами.

* * *

Чувствовать на себе недоверие и враждебность окружающих куда привычней, чем наблюдать дневной пейзаж за большими окнами.

Какое-то время Вагнер не обращал внимание на собравшихся за большим столом в кухне и просто смотрел в окно. Погода менялась, ветер рвал плотные тучи и гнал их прочь. Тяжелое небо становилось выше, прозрачней, меняя серую плотную влажность снеговых облаков на более светлую и легкую дымку.

Окна, не пропускающие ультрафиолет, не являлись диковиной в его мире, но совокупность всего, что окружало его здесь и сейчас, было совершенно новым эмоциональным опытом.

— Давай, выкладывай, что затеяли твои боссы, — резко потребовал Борегар, которому, наконец, надоело безрезультатно сверлить агрессивным взглядом незваного гостя, погруженного в спокойное созерцание деревьев за окном.

Вагнер остался непроницаем и невозмутим: близость Фреды окутывала такой мощной аурой доверия и любви, что это нейтрализовало все враждебные вибрации.

Рейнхард снова, уже более подробно и обстоятельно, пересказал все от истории приключений Фреды в музее до своего последнего ментального контакта со Смотрящими. Он умолчал о том, как девушка нашла Custos. Намеренно или просто считая это не относящимся к делу, сама Фреда уточнять пока не собиралась и ни во что не встревала.

— Аспикиенсы подозревали, что ее укрывают вампиры. Я не стал опровергать их предположение, — сказал он. — Они осторожны и не пойдут на открытый конфликт с чужаками, не состоящими в Ордене. Поэтому позволили мне отслеживать ситуацию, пока со стороны. Им любопытно, кто еще заинтересован в девушке и почему.

Лицо Лео, застывшее, как слепок суровой сосредоточенности, вдруг стало странно довольным, и он послал в сторону Фреды долгий прищур пронзительно голубых глаз.

— А что, это может оказаться очень даже кстати, — задумчиво проговорил он.

Вагнер понимал, о чем говорил Лео. У старого вампира более мощная кровь, и она могла сработать, как своеобразный глушитель для связи, установленной с Фредой через Рейна, создавая Смотрящим помехи в восприятии девушки.

От мысли, что к этому средству придется прибегнуть, у Вагнера в груди стала свиваться тугая пружина, которая еще чуть-чуть и распрямится, выбрасывая наружу внутреннего «демона».

Фреда заерзала на стуле, поглядывая то на Рейна, то на Лео, между которыми сейчас явно велся какой-то крайне напряженный безмолвный диалог.

— И почему эти Смотрящие и Доминис еще войной на весь мир не пошли, если они такие всесильные? — громко сказала она, озвучив внезапно пришедшую в голову мысль, лишь бы прервать молчаливую дуэль между Леонаром и Вагнером. На самом деле о маньячно-наполеоновских планах правителей Ордена ей знать совсем не хотелось.

— Их сила специфична, — ответил Рейн, мгновенно переключая внимание на Фреду. — А в сочетании с особенностью природы древнейших вампиров-магов, думаю, амбиций по завоеванию мира у них нет. Или же эти амбиции имеют несколько иную направленность. Доминис за тысячелетия владения мощной магией начисто разучились чувствовать себя частью этого мира, хотя и продолжают здесь существовать. Они оберегают свои телесные оболочки, в которых заключена мощь и свои тайны. На их статус никто никогда не покушался. Уединение, незыблемость, контроль — вот их Вселенная. Их Вечность.

— Но Смотрящие-то трепыхаются, значит, не настолько утратили амбиции? — заметила Фреда.

— С ними иначе. Но их цель тоже отнюдь не вселенского масштаба, а скорее местечковая, — вампир помрачнел. — И те, и другие стары, как мир, но в отличие от Магистров Смотрящие хотят эволюционных перемен, в которых Доминис — лишнее звено. Они стремятся установить в Ордене единовластие в трех лицах. Или в четырех.

— Зря ты говорил, что они начисто утратили все человеческое. Ведь мечтают же завалить начальство и усадить свои задницы на их кресла. Или троны. Так что, все как у людей.

Вагнер улыбнулся и согласно кивнул. Фреда не сдержала ответной улыбки. Лица Лео и Тайлера остались непроницаемыми, а Эйвин еще более помрачнел.

— Это все, и, правда, было бы почти забавно, не касайся непосредственно тебя, — охладил внезапный приступ «веселья» Лео, обращаясь к Фреде.

Она ответила ему коротким взглядом из-под ресниц.

— Люди выживают благодаря способности иронизировать в момент опасности, — отозвалась Фреда. — Не все же глотки рвать, иногда надо и расслабиться немного, чтобы собраться с новыми силами и чуть переварить ситуацию. И, как ты правильно заметил, все это касается непосредственно меня, а значит, у меня имеется полное право слегка ущипнуть бредовые обстоятельства за задницу. Ну, как разъяренную злую гиену, пока она в клетке.

— Это ты в клетке, — рыкнул Лео. — Не заметила еще?

— Как не заметить, — откликнулась Фреда.

Лео подвигал челюстями, как голодный аллигатор и одарил девушку таким же добрым, как у хищной рептилии взглядом.

— Послушай, Вагнер, — обратился он к Рейнхарду, — прежде чем строить стратегические планы, мне хотелось бы знать конкретней, в чем именно заключается тот ритуал, который намереваются провести Смотрящие. Можешь описать доступно?

— Доступно — это как «Алхимия и высшая магия для «чайников»? Суть нашей проблемы так запросто не изложить, — хмуро ответил Рейн.

— Уж постарайся как-нибудь, — парировал Леонар. — Я понятливый и меня сложно чем-то удивить, все переварю. Давай, излагай.

— Попробую. Не сомневаюсь, что, вы кое-что выяснили про меня и уже знаете, кем был мой отец, — начал он.

И впервые за семь столетий он рассказал историю своей человеческой жизни и обращения в нежить. Опуская некоторые слишком личные детали, он поведал о своем рождении во время чумы, об увлечении наукой, алхимией и магией своего бесспорно гениального отца и о его опытах над сверхъестественными созданиями.

— Особый интерес у Вагнера-старшего вызывали свойства крови. Но больше всего кровь вампиров и прочих существ. Вы что-нибудь слышали об алхимическом эликсире? — спросил он.

— Бред собачий, как по мне, — отозвался Лео. — Попыток создать уйма, и ни одной успешной.

— Не бред, — качнул головой Вагнер. — На этот счет существовало множество мнений у разных алхимиков во все времена. Мой отец считал, что алхимическим эликсиром или ферментом является человеческая кровь. Она же является эликсиром жизни для вампиров. Этот факт ты бредом уже не назовешь, ведь так?

Лео в ответ шевельнул бровями.

— Суть состоит в том, что законы природы едины для всего сущего, а значит свойства эликсира — едины для всех и действие его может быть оказано на любую сущность, — пояснил Рейнхард.

Он посмотрел на затихшего в напряжении Эйвина.

— Твой айпад имеет доступ в Сеть? — обратился он к юноше. Тот кивнул. — Найди — «Изумрудная скрижаль» Гермеса Триждывеличайшего, поищи труды Раймонда Луллия и упоминания о Фулканелли и его «Тайнах готических соборов». Это доступные материалы.

Пока Эйвин занялся поиском, Вагнер продолжил:

— В тексте Скрижали изложена та самая суть. В ней говорится о Едином Начале, объединяющем все сущее, одинаковое для неба и земли, с помощью которого можно творить самые невероятные чудеса. И речь здесь идет не только о получении философского камня.

Хмурая складка между бровями Вагнера стала резче. Индиго глаз потемнело, когда он посмотрел на Фреду.

— Во все времена тысячи алхимиков и магов искали Истину в различных направлениях. Бывали и успешные изыскания. У моего отца они тоже имелись, но каждый раз успех являлся случайностью, а не закономерностью. Поиски эликсира, фермента, субстанции — как только это не называли — вызывал одержимость у ученых-алхимиков. И все они сходились в одном: в основе всех веществ лежит Prima materia или первоначальная материя, и она одинакова для всего сущего. Сама же первоначальная материя является набором неких характеристик, которые останутся, даже если само вещество исчезнет.

Вагнер накрыл ладонью руку Фреды, лежащую на столе.

— Аспикиенсы тоже собирали эти знания воедино, и нашли способ их применения. Подозреваю, что прежде, чем спалить лабораторию моего отца, они прихватили с собой что-то из его трудов. Насколько я знаю, они хотят использовать живую сущность в качестве Вещества первичной материи. Вещество это везде и во всем, но Смотрящим нужно не абы что. Их задача подняться на своей сущностью, обрести новые качества, достичь своеобразного совершенства, запустить эволюцию там, где она невозможна. И, по их мнению, Фреда как раз наделена всем подходящим для этого.

— Опять какая-то муть про «избранных» и «уникальных»? — выпрямился на стуле Леонар.

— Уникальных — да, но никаких «избранных». Это тебе не Матрица, — ответил Рейн, приковывая к себе льдистый взгляд Борегара. — Фреда для Аспикиенсов лишь материал. Одна из многих. Я недавно узнал, что они и раньше проделывали подобное и не раз. Находили других, использовали в аналогичном действе, но эффекта либо не было вовсе, либо он был незначительный. Они учуяли в девушке большой энергетический потенциал. Она смертная, живая, но не вполне человек, в ней намешано много сильных кровей. Плюс у Фреды имеется способность аккумулировать энергию и отдавать ее с той же силой, с которой она ее принимает, а может даже и с большей. А вот это уже не рядовое качество.

Вагнер посмотрел на девушку, и она ответила ему спокойным взглядом. А какой смысл волноваться и переживать о том, что уже нельзя изменить? Она терпеливо ждала, когда окружавшие ее мудрые мужчины перейдут к конкретно назревшему вопросу — что теперь со всей этой фигней делать?

— Аспикиенсы на этот раз решили изменить сам ритуал, предложив мне стать четвертым, — продолжил тем временем Вагнер.

— Поясни, — напрягся Лео.

Вагнер задумался на миг.

— Нужна ручка или карандаш, я нарисую для наглядности.

Эйвин подтолкнул лежащую возле него ручку через стол к Рейнхарду. Вампир взял из пачки салфетку и начертил на ней две линии, пересекающиеся под прямым углом.

— Крест — четыре стороны, четыре элемента — это алхимический символ горнила, испытания, — пояснил Ренхард. — Утверждается, что в «горниле первичная материя терпит мучения и умирает, чтобы возродиться очищенной и одухотворенной». Недаром говорят «нести свой крест, проходить горнило». Аспикиенсов всегда было трое, Доминис — всегда четверо. Метя на место Магистров, Смотрящие решили, что нужно полностью соответствовать схеме и добавить четвертого.

Рейн быстро проставил цифры от одного до четырех напротив каждого конца нарисованной им крестообразной фигуры.

— Сам же процесс проведения ритуала сродни прохождению лабиринта. А лабиринт — это символ работы в рамках Великого Делания, с двумя основными трудностями: пути к центру, где происходит борьба двух природ — живой и неживой — и пути к выходу из лабиринта.

Ручка снова замелькала по пористой поверхности салфетки, и вокруг креста стал появляться сложный концентрический узор. В центре узора, там, где пересекались прямые, он изобразил маленькую окружность и закрасил ее.

— Фреда — центр, несущий энергию жизни, — он указал на маленькую окружность. — Все остальные, — ручка переместилась на цифры по краям, — пожиратели этой энергии, и они во время процесса тоже неизбежно открывают свои магические сущности для смешения и разделения их между собой. Но важно не только найти к центру правильный доступ, а и выбраться за пределы окружности, измененными. Одухотворенными.

Вагнер бросил ручку на стол, скрестил руки на груди и откинулся на спинку стула. Он снова посмотрел в окно, напротив которого сидел. Все остальные уставились на салфетку с рисунком. В тишине было слышно, как в каминной трубе завывал усилившийся ветер.

— Это своего рода Жертвоприношение, разделение жизненной сущности между всеми участниками ритуала, — нарушил молчание Вагнер. — Вещество в центре должно обладать свойствами, способными связать четыре элемента.

— Пятый, мать его, элемент, — проговорил Леонар.

— Абсолютно в точку, — отозвался Рейн. — Именно Пятый элемент. Квинтэссенция всего, некая связующая сущность. Парацельс считал человека квинтэссенцией бытия, созданного Богом.

— Куда ушли старые добрые времена, когда спятившие от древности вампиры, ловили ведьмочек и силой заставляли их создавать снадобье, чтобы понежиться на солнышке минут пять-десять. Вот оно было — одухотворение. А это… — хмыкнул Лео и щелчком поддел салфетку. — Это уже за гранью…

— Это еще более за гранью, чем ты думаешь, — согласился Вагнер. — Потому что здесь к алхимии подключается непосредственно магия. Призывая меня четвертым, Смотрящие намерены создать так называемый Эгрегор, который будет полностью соответствовать задуманной цели и объединит все составляющие.

— Что еще за хрень, этот Эгрегор? — скривился Леонар.

— Как звучит доступное для понимание определение, эгрегор — это энергоинформационная сущность, которая создается группой участников, имеет свои цели и задачи и способна воздействовать на других членов группы и не только. В данном случае, именно магический Эгрегор своей силой замкнет крест в лабиринте, заключив в нем участников процесса.

Вагнер снова подтащил салфетку и дополнил рисунок, начертив вокруг креста квадрат.

— Но, как я уже говорил, все известные теории и ветви алхимии, да и практической магии, опираются на идею существования некой сущности, субстанции. Только одних наименований у нее больше пятидесяти. И все из-за того, что познание и процесс получения этой сущности сугубо индивидуальный и неопределенный. В самой Фреде, как в «веществе» будут использованы лишь ее характеристики — жизненная сила, магия, кровь. Но не факт, что эти характеристики сработают как надо.

— То есть, заполучив девушку, Смотрящие могут и не добиться желаемого, — заключил Леонар.

— Именно так.

— Что будет с ней тогда?

— Ты плохо слушал, вампир? — Вагнер развернулся к Борегару всем корпусом и подался вперед. — В случае успеха само «вещество» исчезнет, останутся лишь его характеристики, «перелитые» в тела Смотрящих. Если ничего не получится — «вещество» исчезнет. И всё.

…Когда не знаешь всей силы врага, строить план сражений с ним — все равно, что возводить башенку из кубиков. Один тычок пальцем — и башенка развалится. Но если кубики останутся целыми, их можно будет снова сложить…

…Лео невнятно пробормотал что-то явно недоброе, перейдя на французский.

Поднялся со стула, тяжело прошелся по кухне, маяча за спинами притихших собеседников, и удалился, не сказав ни слова.

Следом за ним вышли Вагнер и Тайлер.

В доме холодным туманом расползлась тишина.

Фреда сидела, утратив, казалось, интерес ко всему, усталая, но совершенно спокойная, будто уравновешенная (а может оглушенная?) неким осознанием момента.

Когда вампиры вышли, она поднялась из-за стола, стала возиться у кухонных шкафчиков, что-то доставала, открывала и нарезала. Эйвин смотрел на сестру, наблюдая за ее действиями, мирными, простыми, такими обыденными: ее руки ловко двигались, она что-то шептала себе под нос, иногда хмурилась.

Фреда приготовила для себя и Эйвина перекус и кофе, и они с братом молча жевали, сидя рядом. Эйвин был не из самых разговорчивых, и в какой-то момент ей стало казаться, что она это знала давно и ничего не имела против — молчать с Эйвином было на удивление комфортно. Ей самой нечего сказать, кроме, может быть, нелепого «Ой, как я всех озадачила…»

Но разве она этого хотела?

Фреда допила кофе, поднялась и бесшумно выскользнула из кухни, бросив благодарный взгляд на брата. Эйвин внимательно смотрел ей вслед, незаметно приложив ладонь к карману джинсов, где под тканью ощущался контур металлического треугольника.

В данных обстоятельствах каждому отведена своя роль. Ему тоже, но он пока не знал, какая именно.

Не знал, но непременно выяснит или поймет. А пока момент еще не пришел…

Вампиры держали совет в коридоре второго этажа.

— Что за хрен с горы этот ваш наместник Краус? — обратился Борегар к Рейнхарду.

— Непрост и непредсказуем, с большими запросами и амбициями. Но местное сообщество вполне им довольно и принимает его таким, каков он есть. А вот моим боссам очень не нравятся энергичные изыскания эрцгерцога. Они никак не ожидали, что кто-то заинтересуется тем же, что так интересно им. А ты почему о нем спросил?

— А тебе известно, что Краус хотел купить ту заброшенную усадьбу, где я встретил Фреду в первый раз? — не отвечая Вагнеру, Лео снова задал свой вопрос.

— Я знаю, что он скупает недвижимость, — уклончиво ответил Рейн.

— А кстати, зачем там ошивалась Фреда тогда? Что искала по твоему поручению?

— Ну, скажем так — она искала свою силу, — без колебаний отозвался Вагнер. — Тогда она только попала в Цитадель, не верила ни во что, не хотела замечать очевидное, была растеряна. Объяснения она вообще не воспринимала. Отвезти ее в тот дом и погрузить в атмосферу, в которой проявились бы ее способности, на тот момент было единственным способом убедить девушку.

И снова о Custos’ е он не сказал ни слова.

— Лихо. Учения в полевых условиях, значит, — усмехнулся Лео. — Правильно, чего с ней церемониться — за шиворот и как котенка в ведро.

Вагнер промолчал, на его лицо, как декорация в театре, опустилась ничего не выражающая маска, когда Лео продолжил:

— Ты же говорил, что любишь, так какого черта затянул девчонку в это ядовитое болото? Почему не отпустил еще тогда? Не сделал так, чтобы у Смотрящих пропал к ней интерес в самом начале?

— Чего ты хочешь, Борегар? Подробного объяснения? — из голоса Вагнера улетучились все оттенки, и исчез малейший намек на интонацию. — Тебе я никаких ответов давать не обязан. Если я кому-то что-то и должен, то только Фреде.

— Это верно, — прогудел Лео, — именно из-за тебя девчонка оказалась теперь в таком дерьме. Из-за твоих… чародейных прихотей. Ты потешился, а теперь вот надо брать лопату и разгребать.

— А это не ты запустил свои ручищи туда, куда соваться никому и никогда не следует? — понизив голос, проговорил Рейнхард. — Это не ты счел необходимым исковеркать судьбы Фреды и Эйвина? Кто теперь может знать, как сложились бы их жизни, не будь наложено то заклинание. Кстати, поганое, заклинание, ненадежное по всем статьям. Они должны были взрослеть, зная свои способности и учась существовать с ними. Ты вмешался в естественный ход, в саму природу.

Лео из-под тяжелых век смотрел, как двигается рот Вагнера. Каждое произнесенное слово он не столько слышал, сколько чувствовал, как летящий в него камень. И он не отбивал их в праведном гневе. Он сам закаменел, превратившись в скалу.

— Вы это серьезно? — раздраженно встрял Тайлер. — Вы, в самом деле, думаете, что сейчас самое время воздух сотрясать впустую? Мне куда как интересней послушать про то, что этот наместник собирает рукописи с алхимическими описаниями. Выходит, ему тоже известно довольно много, раз почитать общедоступные труды известных алхимиков он считает недостаточным. Ищет, значит, индивидуальный подход, особое видение темы.

— Так и есть, — подтвердил Рейнхард. — Когда я встретился с отцом, уже будучи вампиром, он говорил о том, чтобы «не пропустить истину в случайном», велел искать «крупицу во Вселенной», как он выразился.

— Полезное пожелание, ничего не скажешь, — заметил Борегар. — Но видно, ты в этом не очень преуспел.

«Ошибаешься. Я нашел целую Вселенную…»

— Я думаю, что хобби эрцгерцога и историю с музеем можно использовать. Нам нужно что-то, что переключит внимание Смотрящих с девушки. Хотя бы на время, — продолжил Лео.

Все трое переглянулись.

— Можно подбросить Смотрящим информацию к размышлению, — согласился Вагнер.

Он потер костяшками пальцев подбородок.

— Но я не берусь предсказывать, что выйдет из подобной затеи и насколько попадутся на приманку Аспикиенсы. Они не…

Вампиры замолчали и одновременно повернули головы, услышав скрип деревянных ступенек лестницы.

— Совещаетесь? — подала голос Фреда, направляясь к ним по коридору. — Очень прошу, не тратьте время, чтобы придумывать варианты, как и где мне прятаться. Я хочу, чтобы Смотрящие отвязались от меня, — она посмотрела на Рейна, — и от тебя. Отвязались конкретно и навсегда.

— Хорошее такое, несбыточное желание, — заметил Лео, и в его тоне не было издевки или раздражения. — Может, пойдем и скажем — отвяжитесь от большого вампира и его маленькой подружки. Найдите себе другую игрушку. А то нажалуемся старшим.

Возникла короткая пауза, во время которой троица обменялась быстрыми взглядами, словно их одновременно посетила одна и та же мысль, пока оставшаяся невысказанной.

— У меня, кстати, тоже есть идея. Послушать не хотите? — сказала Фреда.

— Послушаем, конечно, — чуть ли не в один голос отозвались вампиры.

— Фальшиво звучит ваш «хор мальчиков». И что-то подсказывает мне, что не дождусь я, чтобы вы меня выслушали. Потому скажу здесь и сейчас, — голос Фреды сел от усталости. — Я подумала, что теоретически мы ведь тоже можем создать свой Эгрегор. Против Смотрящих, для того, чтобы сделать то, что нужно нам. Или я что-то неправильно поняла?

В глазах Вагнера плеснулась чернильная тьма, и он на миг прикрыл веки, а когда снова посмотрел на девушку, во взгляде его было нечто нечитаемое.

Никто, кроме него, не понял тогда, что произнесенное Фредой, являлось гораздо большим, чем просто предположением…

— Если сморозила что-то, то не обессудьте, — она зевнула, прикрываясь ладошкой, и пожимая плечами в ответ на молчание вампиров, — мне в какой-то момент показалось, что в моей идее есть смысл.

— Тебе бы отдохнуть, как следует, — осторожно заметил Тайлер.

Фреда вдруг поникла, тихонько вздохнула. Сейчас она стала выглядеть особенно хрупкой и измученной. Смуглая кожа побледнела, утратила теплый золотистый оттенок. Под глазами залегли темные круги, губы напряженно сжались. Она то и дело подавляла новые приступы зевоты и нервозно заводила за уши непослушные пряди взъерошенных волос.

— Я устала, и правда хочу выспаться, — покорно отозвалась Фреда. — Только мне не нравится, когда что-то касающееся меня, решается без моего участия. И никому не понравилось бы.

И с этими словами она развернулась и отправилась на первый этаж.

— Как добраться до ваших Магистров? — спросил Лео у Вагнера, как только шаги Фреды стихли внизу.

— Тебе — никак. Доминис контачат только со Смотрящими. Никогда не принимают вампиров со стороны, не устраивают аудиенций.

— Без исключений?

— Исключения крайне редки. В основном для глав государств. Или для мэров городов, где оседают члены Ордена, и намечается возведение Цитадели. Ты к главам государств или мэрам крупных городов какое-то отношение имеешь, дюк?

— Где они обитают? — Лео вздернул бровь, проигнорировав иронию Вагнера.

— Месторасположение их главной резиденции неизвестно никому, кроме Смотрящих, а на них наложен вечный запрет о разглашении, — ответил Вагнер. — Насколько я знаю, Доминис не сидят в одном убежище, а перемещаются. Я слышал о Париже и Вене. Есть резиденция где-то здесь, в Скандинавии.

— И что, все их норы только в Европе?

— Да, Орден в основном расположен в континентальной Европе. Мы не любим Новый свет и не доверяем пришлым оттуда, — заметил он, сверкнув глазами на Лео. — Крупных общин сородичей нет в Южной Европе и на островах. Есть разрозненные группы магов-отщепенцев, не признающих единое устройство и порядок. Они никому не подчиняются и селятся в основном в Южной Америке, Азии. Магистры предпочитают Центральную Европу. Смотрящие существуют по подобной же схеме. Я бывал только в трех их резиденциях — Ганновер, Прага, Вена. Но это все так, для общего развития. Эта информация ничем тебе не поможет. И я даже не буду тратить слова на то, чтобы объяснять насколько это бесполезная и абсурдная идея — подобраться к Смотрящим и пытаться уничтожить их. Но я по статусу имею доступ к Смотрящим. И Доминис займусь я сам, — заключил он в итоге.

— А если не выйдет?

— В любом случае вооружаться только этой идеей — безрассудно. А с другой стороны все настолько непредсказуемо, что выстраивать возможные комбинации можно до бесконечности, — ответил Рейнхард.

— Я тебе не доверяю, — заявил Борегар. — С этим как быть?

— Никак. В таком случае будем обоюдно руководствоваться принципом «не навреди».

— А то, что сказала девчонка, про эгрегор. В этом есть смысл? — спросил Лео.

Рейнхард ответил не сразу.

— Смысл есть, — мрачно сказал он. — Но, во-первых, создать эгрегор, да еще такой мощи, совсем не так просто. Точнее, очень и очень непросто. И, во-вторых, есть еще некий момент.

— Давай выкладывай, в чем загвоздка, — нетерпеливо проворчал Лео.

— Ничего нового я не скажу. Чтобы создать эгрегор, способный противостоять целям Смотрящих, нужно, по меньшей мере, представлять, как решаются подобного рода абстрактные задачи. Смотрящие стремятся использовать Фреду как батарейку. У нас будет совсем иная цель — защититься от воздействия Смотрящих. И именно эта цель и станет движущей силой нашего Эгрегора. Мы четверо должны будем объединиться — я, ты, — Вагнер кивнул на Лео, — Фреда и Эйвин. Мы — вампиры и люди — элементы различных природ. При создании эгрегора мы смешаем и объединим наши сущности. Это произойдет на подсознательном, энергетическом, а также на физическом уровне. И все это неразрывно свяжет нас навсегда.

Он вскинул голову и, глядя на Лео, добавил:

— Но каким образом это смешение произойдет, и во что мы превратимся в итоге — абсолютно непредсказуемо и не поддается никакому контролю. Ты готов на такое пойти? А взять на себя ответственность за людей?

Ответа не последовало.

— Мне придется скоро возвращаться в Прагу в любом случае, — продолжил Вагнер. — У меня еще сутки, может, чуть больше. И еще сегодня Смотрящие захотят получить порцию новостей. Нельзя, чтобы они просчитали мое точное местонахождение, но указать направление им можно. Для правдоподобия.

— Ты собираешься открыть им, где находишься? — нахмурился Лео.

— Примерно. И для этого мне нужен Тайлер, — Вагнер повернулся к молчаливому вампиру. — Поучаствуешь в маленьком спектакле?

— Смотря в каком, — отозвался тот.

— Попробуем исказить Аспикиенсам «сигнал», настроенный на Фреду и тогда можем действовать дальше.

* * *

…Все эти разговоры и сейчас звучали в его голове. Совсем, как у людей, замученных навалившимися заботами, когда не можешь выкинуть события из головы и прокручиваешь их снова и снова.

Через несколько часов он выйдет из своего дневного убежища в Цитадели и ступит на дорогу, направление которой весьма туманно. Вагнеру все яснее казалось, что это вовсе и не дорога, а нечто вроде движущейся дорожки, трэволатора, как в аэропорту — встал, и тебя поволокло по заранее заданному курсу. И выбора никакого вовсе нет, и если ты на эту дорожку встал, от тебя ничего больше не зависит…

* * *

Они с Фредой не могли найти время для себя, довольствуясь красноречивыми голодными взглядами украдкой. В доме, где она чувствовала себя защищенной, невозможно было урвать короткое уединение, простое объятие или поцелуй. И это притом, что тот, чьих объятий и поцелуев она так хотела, был рядом и вне враждебных стен.

После бесконечно долгих разговоров на кухне, после рассуждений, составлений планов, выстраивания предположений, опасений и споров Фреда почувствовала себя нагруженной и уставшей до предела.

Хотя все, о чем говорилось, касалось в конечном итоге ее, она так и не смогла занырнуть в этот омут с головой. Её разум очень выборочно подошел к загрузке информации. Что-то она не запомнила вовсе, а какие-то детали сами собой встали на нужные места и закрепились, предлагая ознакомиться с ними подробней, прочувствовать и прислушаться к ощущениям. И из этих ощущение произросли уже ее предположения. Например, про эгрегор.

Мужчины еще что-то решали, на нее уже никто не обращал внимания. Несколько раз она ловила себя на том, что едва не роняет тяжелую, словно налитую свинцом голову на стол. Вот теперь действительно пора отдохнуть.

В комнате на втором этаже, которую уже привыкла считать своей, она рухнула на футон и мгновенно заснула.

Пробуждение было похоже на продолжение волшебного сна — его губы на ее губах. Рейн стоял на коленях возле матраса. Одну руку он осторожно просунул под ее голову, второй обхватил за талию. Объятие свило вокруг Фреды крепкое и надежное кольцо. Рейн погрузил лицо в ее спутанные волосы, вдохнул в неподвижные легкие мирный и сладкий аромат девичьего сна, безотчетно зашептал на ухо какие-то слова — что-то о том, как любит… никому не отдаст. Она это знала и без слов, потому что чувствовала его настоящего.

Но пока ее любят и хотят уберечь, она не будет лежать колодой, позволяя событиям вершиться без ее участия. Мысль промелькнула в сознании, как световой сигнал и до поры до времени затаилась где-то в глубинах разума.

Фреда приоткрыла глаза, улыбнулась, обхватила вампира за шею и притянула к себе.

— Лео стоит у дверей? — шепотом спросила она.

Вагнер с коротким смешком качнул головой.

— Нет. Он внизу, — тихо ответил Рейнхард. — Лео даст сначала отдохнуть Тайлеру, а потом поспит пару-тройку часов сам. Эйвин уже спит.

— Так Лео точно нет у дверей? — недоверчиво повторила вопрос.

— Говорю же, все внизу, я прекрасно слышу, как двое разговаривают, а парень похрапывает. Да и какая разница, вообще-то, пусть стоят, где хотят. Им надо привыкнуть к факту, что ты — моя.

Фреда прижалась губами ко рту Вагнера.

Он подался вперед, сжимая объятия сильнее, чуть приподнимая ее тело. Пока их губы то нежно пробовали, то ненасытно пили друг друга, рукой Рейн пробрался под футболку девушки и, сдвинув чашечки бюстгальтера, ласкал напряженные соски. Гладил, сжимал, чуть покручивая, снова гладил, сводя с ума невозможно сладкой пыткой. Фреда тихо стонала, ерзая в нетерпении и выгибалась навстречу пьянящим ласкам.

Рейнхард скользнул рукой по ее спине, ловко справился с застежкой, рывком задрал футболку вместе с бюстгальтером и приник ртом к ее груди. Фреда прижала тыльную сторону ладони ко рту, сдерживая звуки, рвущиеся с припухших губ.

Он гладил теплый живот, обрисовывал аккуратную раковинку пупка, заставляя вздрагивать всем телом. Рука Рейна опустилась ниже, быстро справляясь с пуговицей и молнией ее джинсов. Его ладонь и пальцы гладкие и нежные, но прикосновения к ее коже нетерпеливые и требовательные. Они подчиняли, лишали остатков самообладания, заставляли наплевать на осторожность и забыть, что в этом доме они не одни.

Сквозь подрагивающие ресницы Фреда туманно видела его темноволосую голову на своей груди, наблюдала, как ритмично двигалась его рука под тканью ее джинсов и трусиков, ощущала прикосновения там. Пальцы проникли внутрь, и она приняла его.

Фреда потянулась к нему, пробралась под мягкую ткань толстовки. Теперь её ладонь лежала на его напряженном животе, скользнула ниже, под эластичный пояс спортивных штанов. Рейн замер на миг, поднял голову и с усилием перехватил ее руку.

— Нет. Сейчас только ты… только для тебя… — хрипло прошептал он.

Фреда сильней закусила губу, выдохнула:

— Я закричу…

— Кричи, — отзвался он. Глаза Вагнера подернулись аметистовой дымкой. — Я выпью твой крик, никто не услышит его кроме меня. А теперь расслабься… позволь мне прикасаться к тебе… — он накрыл своими губами рот девушки, словно запечатывая его.

Губы Рейна мягкие и гладкие, согретые соприкосновением с ее кожей. Его язык в глубине ее рта двигался, ласкал, гладил. Рейн снова просунул руку ей под шею, прижал дрожащее от возбуждение тело к себе ближе, теснее. Сквозь поцелуи он шептал что-то такое, от чего она дрожала сильней, отводила колено, извивалась, стонала…

Его пальцы двигались быстрее, делая ее бескостной, покорной возбуждению. Она сейчас эгоистична, откровенна и алчна в своем желании. Бедра девушки раздвинулись шире, приподнимаясь навстречу заданному им ритму.

Дневное светило стало ночным.

Её жажда — как пустыня. Она — Луна и песок. Он — Солнце и вода. Здесь и сейчас Фреда сияла отраженным светом, а Рейн согревал ее кровь, раскалял кожу, заставлял плавиться изнутри. Он питал и омывал ее, превращая знакомое ощущение блаженства в ослепительный океан колышущегося раскаленного марева.

«Мы подходим друг другу. Мы одно целое», мелькнуло в сознании.

При желании для всего находятся определения. Часто принято говорить, что в момент оргазма можно «разлететься на кусочки». Фреда не чувствовала ничего подобного. Наоборот, принимая то, что дарил ей Вагнер, и, даря ему, она стала чем-то целостным, правильным.

Не человек, а некая субстанция, тот самый безупречный Пятый элемент.

Совершенная материя.

 

Глава 16. Escape

[13]

В начале февраля запахло весной. Холодной, мрачной, суровой, почти как зима, но все же весной. Это были влажные и грубоватые ароматы начинавшей оттаивать почвы и оживающих деревьев, меняющегося ветра и первого ледяного дождя.

С того вечера, как Вагнер покинул дом на горе прошло около трех недель.

* * *

Накануне отъезда Рейна с острова Тайлер Вуд пил кровь Фреды. Смотрящие должны почувствовать ее кровь в другом, незнакомом вампире. Это могло подкрепить идею, что у нее есть покровители и подобраться к ней не так просто.

Вагнер сам, аккуратно, бережно, очень осторожно прокусил её запястье, стараясь не проглотить ни капли драгоценной карминной влаги, и, сжав зубы, смотрел, как густая ароматная кровь стекала в бокал. Он держал руку девушки так крепко, что на ней остались синяки, но Фреда смотрела на отпечатки его пальцев на своей коже, как на охранные менди, магический татуаж, возникший от того, что он чувствовал к ней и за нее.

Тайлер будто окаменел, когда пил неповторимую на вкус кровь. Двигалось только его горло. Эйвин, не пожелавший смотреть на странную процедуру, похожую на дикий, варварский обряд, быстро оделся и вышел из дома.

Лео остался и наблюдал. За Вагнером, державшим руку Фреды и смотревшим на девушку голодными и больными глазами. За Вудом, с огромным усилием вливавшим в себя кровь.

Он хотел быть на месте Тайлера. Или Вагнера.

И понимал, что останется только на своем месте. Что бы ни случилось и как бы ни повернулись события.

«Мэдди, любимая, если ты слышишь меня, прости за все… Прости, что так поздно понимаю, как НЕ должно быть. Прости, что снова теряю себя. Но быть таким, каким я был с тобой и для тебя, я больше не могу. Да и незачем. Я бы хотел все исправить. Но просрал все шансы…»

Маленькое шоу, в которое превратилось питье ее крови, оставило Фреду практически безучастной. Она была спокойна и казалась равнодушной. На самом деле душа ее и мысли унеслись прочь, туда, где маячило что-то неуловимое, но крайне важное. Если бы она могла разглядеть ЭТО, если бы только сумела понять…

Как только Вуд проглотил кровь, Вагнер, не выпускавший руки Фреды из болезненного захвата, вытащил ее из-за стола и опрометью бросился вместе с ней на второй этаж.

Там, в коридоре, он, как рассвирепевший зверь, прижал Фреду к стене, накрыв своим телом, и целовал, пока у нее перед глазами не замелькали светящиеся «мушки», и она едва не стекла на пол, утратив ощущения собственного тела, пространства и времени.

Только убедив самого себя, что она все еще принадлежит только ему, он выпустил Фреду из плена своих рук и губ. Некий нарушенный баланс между ними был восстановлен.

После этого Вагнер попросил Лео разрешения воспользоваться подвалом в доме. Он закрылся там на пару часов и вернулся спокойным и сдержанным, каким был обычно.

В тот же день, едва стемнело, Вагнер вместе с Тайлером переместились на юг Швейцарии. Рейнхард оставил Тайлера недалеко от границы с Италией, а сам вернулся северней, к Берну.

Выйдя на связь со Смотрящими, Вагнер доложил, в каком направлении движется Фреда вместе с «неизвестными» вампирами. Он рассчитывал, что их маленький обман был вполне убедительным, и Аспикиенсы непременно почуют девушку по следам ее свежей крови, которой питался другой вампир.

Оставалось только надеяться, что столь внезапное появление этих самых следов не заставит Смотрящих сомневаться в их достоверности. Но ничего иного они сейчас предпринять все равно не могли. Использовать сильную магию и вывозить Фреду с острова было нельзя.

В Норвегию Рейн вернулся один, а Тайлер проследовал дальше, в Италию, «нанося» на поверхность Земли ложный маршрут «движения» Фреды.

Перед отбытием в Прагу Вагнер договорился с Лео, что свяжется с ними, как только что-то разузнает. И только после этого они смогут действовать дальше.

Рейн отбыл в намеченное время и пропал.

Никаких вестей от него так и не поступило.

Первые пару дней после его отъезда были для Фреды тягостны, дальше начался кошмар. Тяжкие эмоции нагнетались, как приближающийся ураган. В какой-то момент она почувствовала, что с ее вампиром что-то случилось. Прилетевшая сквозь расстояние боль оглушила ее, укутала темным саваном отчаяния.

Первым порывом было ехать туда, где может быть он. Найти и спасти. Но Лео и брат удержали, уговаривая и успокаивая. Они явно ждали от нее необдуманных действий, не оставляли одну, оберегали день и ночь.

Башенка надежды, выстроенная из хрупких кубиков их планов и чаяний, развалилась до самого основания. Фреду заволокло в бездну, заполненную липким страхом, холодом и мраком неизвестности.

Поначалу она сопротивлялась, не давая затащить себя на самое дно, откуда не вырваться, где нет больше веры и нет желаний. Она еще ждала, еще надеялась.

Но время шло, и, спустя долгие дни, Фреда перестала держаться на плаву, отпустила саму себя, позволила утянуть на глубину. Однако боль и страх не утопили, не лишили сил. Они пленили ее, зафиксировали в точке, где все прежние желания и надежды были мертвы, но оставалось некое знание, что где-то в этом вакууме находился портал — единственный выход из пустоты, заполненной отчаянием. Но чтобы сдвинуться с мертвой точки, чтобы почувствовать верное направление, нужно было что-то понять и сделать.

* * *

Фреда постучала в дверь комнаты, за которой находился Лео. Дверь открылась, и вампир отступил в сторону, пропуская девушку. Первый раз за все время пребывания в этом доме она переступила порог комнаты, где Леонар всегда запирался, отсиживаясь днем. Это была особая территория — спальня Мэдисон.

— Объясни мне, что чувствуешь, когда теряешь. Как понять, что кого-то… больше нет? — проговорила она.

Лео смотрел в ее погасшие глаза.

— Я не смогу дать тебе точный ответ. Я терял многих. Создателя, которого по-своему любил и уважал. Я чувствовал раздирающую боль от утраты словно части самого себя. Но это чисто по-вампирски, — говорил Лео. — Я потерял твою мать и чувствовал, как прерывается наша связь. Не только очень специфическая связь, которая устанавливается между вампиром и человеком в результате кровного единения, но и…

Он запнулся, поняв, что сказал лишнее. Это был первый раз, когда он почти озвучил, то, что так тщательно скрывал.

— Я давно поняла, что ты чувствовал к Мэдисон, — тихо сказала Фреда. — Я почти уверена, что и она тоже… Но почему ты молчал? Почему не признался ей?

Лео метнул на Фреду пронзительный взгляд, схватил свои длинные волосы в кулак, заводя их назад. И в этом взгляде и жесте было столько затаенной боли, что Фреда невольно отступила на шаг.

— Молчал, — глухо проговорил он. — Молчал, как последний кретин. Ждал чего-то, а может, не верил. Или не хотел верить. И все упустил.

Фреда видела, чего ему стоило это сказать. И не посмела больше тревожить его.

— Так вот, о чем мы с тобой говорили, — громче и спокойнее снова заговорил Лео, принимая свой привычный слегка надменный и задиристый облик, — о связи между вампиром и человеком. О той самой, которая обоюдно сильна, и принадлежит только двоим. Но вампиры чувствуют ее острее, четче. Люди так не ощущают. Между тобой и Вагнером тоже существует связь. Очень сильная. Может быть даже сильней, чем я себе могу представить, но ты, прежде всего, человек, и что ты можешь почувствовать, если… если бы его не стало — я не знаю, — сказал Борегар.

Она медленно кивнула.

С нехарактерной для него нерешительностью Лео вдруг приблизился к ней, положил большую ладонь на плечо Фреды и мягко потянул к себе. Она покорно шагнула к нему и доверчиво приникла к сильной груди, разом обмякнув, словно ноги перестали держать. Вампир крепко обнимал девушку и смотрел куда-то поверх ее головы. Больше ничем помочь он не мог.

А если бы мог, то захотел бы?

Податливое, теплое тело Фреды застыло, прильнув к нему в осознанном, открытом доверии и инстинктивном поиске утешения, но мыслями она унеслась далеко. Он чувствовал это также четко, как и ее аромат — волнующий, нежный и сладкий, со ставшей слишком очевидной горькой ноткой печали.

Вся опасность, грозящая ей, отошла для нее на второй план или же вовсе утратила хоть какую-то значимость. Она не перестанет ждать Вагнера и очень скоро отправится искать его, и ничто и никто ее уже не удержит.

Лео держал слово, данное Вагнеру — никогда и ни при каких условиях никуда не отпускать Фреду. А если от него так и не будет известий, они должны будут, спустя какое-то время, вывести её в то место, которое подготовит Тайлер.

Вагнер знал, что мог не вернуться. И его возможная гибель для Фреды и для них всех была бы самым верным выходом.

Вот только она не примет это никогда. Отправится искать и выручать, даже если будет уже поздно и выручать будет некого. Лео понял это. И не собирался мешать.

А она уже неоднократно порывалась отправиться в Прагу. Знала, что Эйвин и Лео непременно последуют за ней, и понимала, что тащить их за собой в неизвестность, на опасную территорию, это огромный риск.

Потерять Вагнера и недавно обретенную семью — за пределами самых страшных кошмаров… Только это и сдерживало.

На протяжении минувших недель ничего не происходило. Тайлер Вуд, следуя ранее намеченному плану, проследовал через Италию до Туниса и оставался там, ожидая дальнейших указаний. Когда новостей от Вагнера не дождались, то решили, что Тайлеру все равно не стоит двигаться с места и возвращаться: не исключено, что Смотрящие все еще отслеживали и выжидали. Они, конечно, могли «увидеть» и реальную Фреду, но частица ее крови, текущая в венах Тайлера Вуда путала точность определения ее местонахождения. И пока девушка не двигалась с места, сидя в доме на острове, сохранялось зыбкое ощущение безопасности.

Леонар регулярно мотался в Прагу, Ганновер и Вену, пытаясь хоть что-то разузнать, но тщетно. Борегар хотел встретиться с Краусом, но наместник изволил отбыть в неизвестном направлении по неотложным делам.

Лео удалось связаться с Озом, но серый кардина после последней их встречи больше не был настроен делиться какой-либо информацией. Или же он никакой информацией и не обладал. Единственное, что Борегар смог у него разведать, так это отсутствие новостей о переменах или громких происшествиях в пражской общине вампиров. Ничего не говорилось и о возможной гибели Регента.

Из других источников Лео также не почерпнул никаких известий, сплетен или слухов об исчезновении или окончательной смерти кого-то из высокопоставленных вампиров.

Орден берег свои тайны, оставаясь скрытным и храня абсолютное молчание.

Борегар провел пару ночей, бродя неподалеку от того места, где находился тайный вход в пражскую Цитадель. Двор оставался практически безлюдным и спокойным, как и все подобные дворы в районе старой застройки. Несколько проехавших мимо машин, да редкие прохожие — все, что он видел.

Вчера Лео очередной раз отправился на континент. Эйвин и Фреда остались в доме одни. В связи с вступлением Эйвина в законные права владельца, теперь не было нужды так тщательно скрывать от местных жителей, что дом снова обитаем. Генератор уже работал, теперь заработало отопление и полноценная подача воды из котла. Они немного расчистили дорогу к поселку, чтобы можно было проходить к припаркованной за завалом машине. Были закуплены кое-какие необходимые предметы мебели и обихода.

Дом стал по-настоящему жилым, заполнился особыми запахами и звуками. Стены, простоявшие пустыми почти два десятка лет, снова впитывали происходящие события, наслаивая их в себе, как годовые кольца в деревьях.

После исчезновения Вагнера Фреда неоднократно мысленно и вслух обращалась к Мэдисон, надеясь снова увидеть ее. Но призрачная женщина больше ни разу не появилась. Раз или два ночами девушке казалось, что она чувствует ее присутствие, но, открывая глаза и окликая, она получала в ответ лишь тишину. И крохотную каплю успокоения.

Дни превратились в один неопределенный отрезок времени. Существуя за гранью, Фреда двигалась, говорила, ела, пила, пыталась спать, и все это благодаря Эйвину, который ходил за ней, как за немощным ребенком. Она откликалась на его заботы только чтобы не обидеть брата, не рухнуть и не отключиться, так ничего и не успев узнать или сделать.

В один из хмурых февральских дней, ожидая очередного возвращения Лео с новостями или без них, они с Эйвином сидели на расстеленном возле камина одеяле. Парень налил себе и сестре по щедрой порции Балвини, который недавно привез и добавил к их «человеческим» запасам Лео. Фреда взяла стакан, больше, чем на треть наполненный темно-янтарной жидкостью, покрутила его в руке и поставила на пол.

— Выпей, — сказал Эйвин. — В самом деле, выпей. Это для тебя сейчас как лекарство.

Она отрицательно покачала головой и поморщилась.

— Я должна ехать в Прагу, — сказала и торопливо добавила, — осознаю возможную опасность и то, что вы с Лео будете категорически против. Но я больше не могу, Эйвин, правда, не могу. И ничто не успокоит меня и не заставит смириться.

Парень вздохнул, отпил из своего стакана.

— Тогда надо ехать, — заключил он.

Фреда недоверчиво покосилась на брата.

— Я еще недостаточно тебя знаю, чтобы понять шутишь ты или нет, — нахмурилась она.

— А здесь уместны шутки, сестричка? Считаешь меня способным шутить в этой ситуации? — он сделал еще глоток. — Прощаю, но только потому, что мы действительно еще плохо знаем друг друга. И все равно обидно, что ты обо мне так плохо думаешь.

Фреда задумчиво посмотрела на огонь в камине, взяла стакан с виски и тремя глотками осушила его.

Слезы выступили на глазах, она задохнулась, закашлялась. Потом как-то съежилась, обхватила себя руками и… заплакала. Но это были вовсе не пьяные слезы и совсем уж не слезы облегчения. Это были слезы безысходности и решимости признаться себе в чем-то очень неприятном.

— Но почему я не сделала этого сразу, — прохрипела Фреда, давясь слезами. — Я же давно почувствовала, что с ним что-то случилось. А вдруг я могла что-то предпринять, а теперь уже поздно…

Слезы текли из ее глаз потоком, плач не искажал лица, лишь изменил тембр голоса и заставил дрожать губы. Она держалась изо всех сил, не давая себе возможности расклеиться окончательно.

Эйвин не знал, нужно ли ее утешать. Решив, что правильным будет не говорить пустых слов, юноша просто дал Фреде возможность выплакаться. Он подсел к ней ближе, обнял за вздрагивающие плечи. Она плакала и говорила что-то, и снова плакала. А потом вдруг затихла, вытерла нос рукавом, совсем, как ребенок, повернула к нему измученное, но чуть просветлевшее лицо и сказала:

— Мне страшно втягивать вас в это. Я не хочу, Эйвин. И не забывай, что мне не так просто нанести вред, особенно магический. Я отвечаю ударом на удар. Поэтому я поеду одна и…

— И не продолжай даже! — резко прикрикнул юноша. — Заканчивай причитать про «втягивать» и «поеду одна». Никуда ты одна не поедешь. Ты вообще не одна! У тебя есть мы. И объясни мне толком, что бы ты могла сделать раньше? Да и когда «раньше»? Неделю назад? Десять дней? Вагнер не обговаривал никаких сроков, он просто сказал, что даст знать, когда все разведает. Да, у всего есть разумный срок. Времени прошло достаточно, чтобы позволить себе начать волноваться и даже паниковать. Но что ты могла, Фреда? Поехать и попасть в руки Смотрящих? Или полиции? Да и что бы ты делала без связей и поддержки? Стала бы бегать по городу и спрашивать что-то у случайно встреченных вампиров? Или записалась на прием к Смотрящим?

Фреда не смотрела на Эйвина, она слушала брата, опустив голову и разглядывая узор из разноцветных клеток на одеяле.

— Я поостерегусь утверждать, что твои способности возвращать направленную на тебя негативную энергию — это надежная защита, которая исправно сработает в любой ситуации. Вагнер тоже был очень осторожен в этом. И она не работает с людьми, а забывать, что ты все еще в розыске, не стоит.

Он помолчал, погладил сестру по руке.

— И, признаться честно, я совсем не уверен, что нам нужно ехать, — спокойней и тише продолжил Эйвин. — А если и ехать, то именно в Прагу. Как я понял, Смотрящие не сидят на месте и могут быть где угодно. Возможно, они и Вагнера таскают за собой. Но Прага — это отправная точка. Место, где все начиналось для тебя.

Он одним глотком допил виски, отставил стакан.

— А то, что ты почувствовала… Я не знаю, что это, но ощущение могло быть вызвано ожиданием, сильной тревогой, напряжением, в котором ты пребываешь. Я видел, что было с тобой, когда ты ждала его в прошлый раз. А сейчас все так сложно, непонятно и ты сама продолжаешь оставаться в опасности… Все обострилось в сотни раз. Ты как оголенный нерв.

— Но я все равно не хочу больше вас не во что втягивать, — упрямо заявила Фреда. — Пойми, пожалуйста. Я справлюсь, я ничего не боюсь, кроме одного — потерять снова всех.

— Я понимаю, — отозвался юноша. — Но как ты себе это думаешь? Ты хоть на миг можешь себе представить, что мы с Лео останемся сидеть, отпустив тебя одну? А если ты надумаешь смыться тайком, то неужели мы не рванем за тобой следом? Ты же сама такая.

Она нервно заерзала, стала оглядываться, словно прямо сейчас и готова была рвануть куда-то, но вскоре успокоилась. Взяла руку Эйвина, сжала широкую, крепкую и горячую ладонь. Его ответное рукопожатие, сильное, но бережное, успокоило и уравновесило.

— Мы поедем и попытаемся что-то узнать и сделать, — он помолчал и добавил: — Я помню, как ты говорила про эгрегор. Мы можем попробовать его создать.

Фреда вскинула на брата заблестевшие глаза.

— Но как это сделать? Вагнера с нами нет… — прошептала она.

— Его с нами нет, но кое-что мы знаем и у нас есть цель. Это основа создания эгрегора. Мы не стремимся к тому, что задумали Смотрящие, никакой алхимии, никаких обменов сущностями. Мы не нарушим естественную природу, а лишь создадим защищенный круг, объединим силы, чтобы отвести опасность, — добавил брат уверенно. — Нас все еще четверо — ты, я, Тайлер и Лео. Мы попробуем. Воспользуемся объяснениями Вагнера, схемой, что он начертил. Ты уже читала материалы, которые я накопал в Сети. Я дам тебе почитать еще то, что нашел. Эти эгрегоры не такая уж и мудреность. Все, что находится в нашем измерении и может быть облечено в словесную, буквенную, знаковую или иную видимую форму, то может быть услышано, прочитано и понято. Мы с тобой, если даже что-то не поймем, то инстинктивно прочувствуем. По-своему, но прочувствуем. Твоя интуиция и возможность концентрировать энергию придутся очень кстати. И мы ведь не полезем на рожон, не пойдем штурмом на Цитадель или на Орден. Просто, оказавшись ближе к тому месту, где все началось, можно точнее сосредоточиться на цели. Будем тыкать пальцем в небо, и уповать на удачу. Но сидеть, сложа руки и, правда, больше нельзя.

Фреда смотрела на брата, слушала его и понимала, что другого варианта тоже не видит. Она благодарно и с безмерным облегчением обняла его. Эйвин прижал к себе сестру, с чувством чмокнул ее в лоб.

— Почему-то мне кажется, что дядюшка Лео возражать не станет, — невесело усмехнулась Фреда. — Только сначала я хочу наведаться на побережье Тронхеймс-фьорда. В то место, куда меня отвозил Лео в прошлый раз. Я хочу кое-что попробовать сделать. Поедешь со мной?

Эйвин, не колеблясь, кивнул.

— Тогда не будем тянуть. Отправимся завтра утром.

Лео, вернувшийся снова с отсутствием новостей, действительно принял их затею абсолютно спокойно. Он знал, что это случится и был готов.

…На следующий день, прямо с утра, Фреда и Эйвин наняли в поселке крепкий и быстроходный рыбацкий катер и отправились к домику на берегу Тронхеймс-фьорда, где вечером должны были встретиться с Лео.

* * *

…Вампир остался в опустевшем доме. Он неподвижно лежал на своем спальном месте, состоящем из толстого широкого матраса, удобной анатомической подушки и темно-синего пледа Glen Saxon.

Отдыхать надо с максимально возможными удобствами, даже будучи не совсем живым.

Но отдыха в последнее время как-то не получалось. Все перепуталось, исказилось. Бодрствовать приходилось и в дневные часы, спать урывками, не позволяя себе проваливаться в оцепенело-плотное вампирское забытье. Пару раз у него начинала идти кровь из ушей и носа. Биологический сбой давал себя знать и тем, что было ощутимо нарушено внутреннее равновесие.

Рваные эмоциональные всплески возникали как помехи в четкой радиоволне, на которую он был настроен на протяжении тысячелетия. Подавляя их, Лео морщился — не хватало еще на старости лет чувствовать «муравьев в штанах».

Природа взяла свое, и вампир погрузился в сон. Сначала поверхностный, напряженный, как у нерадивого солдата на посту, но затем он уплыл от берегов реальности довольно далеко.

…Так далеко, что увидел себя в пространстве, состоящем только из бело-сине-серых цветов. Невыносимо ярких, режущих даже его вампирский глаз.

Он стоял на белом. И, понимая, что «белое» является ничем иным, как снегом, не ощущал холода, словно сугробы вокруг были бутафорскими. «Синим» было небом. Но небом плоским и лоснящимся, как глянцевый натяжной потолок. «Серое» имело очертания и мощь огромной горной гряды, но контуры неустойчиво колыхались, как передвижная декорация.

Он стоял в какой-то точке этого непонятного фантасмагорического ландшафта, и абсолютно ясным для него было только одно — он ждал. И то, что он ждал, неотвратимо приближалось. Где-то вдалеке раздавался глухой, плоский звук, не оставлявший эха — от «гор» отламывались и падали в пустоту «куски».

«Небо» тускнело, покрываясь неровными пятнами.

Нетающий пенопластовый «снег», похрустывая, сам собой скатывался в липкие колючие шарики.

Мир менялся на глазах, но не этих сюрреалистических перемен ждал Лео.

Вокруг него распадалась «плоть» искуственной, обманной реальности, и сквозь этот распад проникало что-то подлинное, действительно существовавшее.

Леонар закрыл глаза, отключая визуальную составляющую своего восприятия, поднял лицо к «небу» и почувствовал, как за его спиной прокатила теплая волна, и возникло что-то надежное, долгожданное, как сбывшаяся мечта. Если, конечно, он еще помнил, как ощущаются сбывшиеся мечты и не обманывал сам себя, считая позабытые, глупые человеческие чаяния возможными в его вампирской реальности.

Теплая волна обретала плотность, стала осязаемой. Что-то мягко прижалось к нему сзади, обвило за талию. Он слышал звук голоса, шепчущего неясные слова, ощущал аромат летних трав и цветов.

— Мэдди… — не веря себе, прошептал вампир.

Он резко повернулся и открыл глаза.

Она стояла перед ним. Во плоти. Такая, какой он запомнил ее — нежная светлая кожа, синие глаза, русые, не тронутые искусственным блондом волосы до поясницы. Его глаза точно определили рост, контуры и пропорции желанного тела.

— Я сплю… — невольно проговорил он.

— Пора проснуться, Лео, — сказала Мэдисон.

— Я сплю. Но ты такая… настоящая…

— Вот именно. Я — настоящая. Увидь меня, наконец, упрямый ты, вампирище, — мягко засмеялась она. — Вытащи меня, если еще хочешь этого. Или отпусти.

— Вытащить? — говоря, как автомат, Лео смотрел и не мог наглядеться. — Или отпустить?

— Повторяешь, как попугай. Не доходит смысл? Все ведь просто — я стою на якоре посреди океана, а давно пора прибиться к какому-то берегу или уплыть далеко-далеко.

— Якорь? — снова глупо повторил он.

— Мой пепел. Хватит хранить его. Это тлен, а не я сама.

— Я не могу.

— Ты сможешь. И должен. А чтобы ты поверил — вот…

Теплые, сладкие губы коснулись его губ. Такой невероятный, долгожданный и желанный вкус и аромат проникли в него, заполнили, потекли по венам. Согрели, заставили желать невозможного, поверить в несбыточное. В возможность вернуть утраченное навсегда…

…Он очнулся ошалевший, растерянный и… возбужденный. Скосил глаза на прикрытые пледом бедра.

Разум сознавал, что все было вовсе не эротическим сном, но тело отреагировала по-своему. Тело не обманулось, воспринимая Мэдисон, как настоящую, реально существовавшую. Для него. И не только во сне.

 

Глава 17. На полпути к лабиринту

Владелец катера, который они наняли, не закрывал рта ни на минуту. Мужчина лет тридцати с обветренным лицом, широкой улыбкой и неуёмной жаждой общения.

Всю дорогу он рассказывал малопонятные шутки и истории, стараясь перекричать рев мотора и свист ветра в ушах. Фреда с Эйвином кивали головами, как дурацкие игрушки с отделенными от тел головами на пружинках. При этом девушка сомневалась, что брат все понял из беспрерывного потока нечленораздельной норвежской речи. Прибыв в условленную точку Тронхеймс-фьорда, отпустили рыбака с Богом и облегченно вздохнули. Потом прошли пешком вдоль берега до места, где стоял домик.

— В дом заходить пока не будем. По крайней мере, сейчас необходимости такой нет, — сказала Фреда, останавливаясь неподалеку и оглядываясь.

Они взяли с собой по сумке, в которые сложили самое необходимое, в том числе и что перекусить. Перспектива таскать за собой багаж не выглядела особо радужной, но и оставлять сумки они не хотели. Тем более что в них находилось «оружие», которым снабдил их Лео. Те самые ручки, заправленные серебром. Также они разложили их по карманам одежды. Уверенности это не особо прибавило.

* * *

Вчера, дождавшись возвращения Леонара, она рассказала ему и Эйвину о том, зачем собиралась снова на берег Тронхеймс-фьорда. Оба слушали с одинаково скептическими выражениями лиц.

Она говорила про встречу с волками, про Метте.

— Готов поверить, что родственнички вашего отца расселились везде, где только можно, — заметил Лео, когда Фреда закончила говорить. — Насколько я знаю, та ветвь людей-волков, что удрала из Ирландии и обосновала свой клан, поначалу поселилась именно на севере Европы. Потом уже они разбежались по всей земле, в том числе и в Америку. Но я не слышал, чтобы род вашего отца очень любил шастать в зверином обличье. Многие из них вообще не могут оборачиваться. Видимо со временем что-то изменилось в их предпочтениях, да и генетике. Значит, говоришь, видела волков?

— Угу. И слышала, — подтвердила Фреда. — Метте из их числа и она знает Вагнера уже довольно давно, у нее может быть возможность что-то разузнать, куда-то пролезть. Словом, я не знаю точно, но хочу попробовать.

— А если она тоже как-то там связана со Смотрящими? — Лео посмотрел на Фреду своим излюбленным взглядом «стрел, пущенных исподлобья». — Может она какой-нибудь тройной агент?

— «Не может быть» кричать не стану, — вздохнув, проговорила Фреда, — но я верю Вагнеру, а он доверял ей.

* * *

Пористый и тяжелый снег налипал на обувь, и идти по нему было трудно. Брат и сестра дошли до леса, изрядно промочив ноги, но не ощущали холода, потому что оба были разгоряченными активным движением. Эйвин выглядел бодрым и совсем не уставшим. В доме на горе он каждый день выполнял комплекс сложных упражнений и носился вокруг дома бессчетное количество кругов, растираясь снегом. Фреда же хоть была не так тренирована, все равно чувствовала себя полной деятельной энергии. Наверное, сказывалась наследственность, ведь люди-волки были сильными и выносливыми.

— Вот здесь я видела их в прошлый раз, — сказала Фреда, останавливаясь у полосы леса.

— И? — Эйвин хмуро вглядывался в темные заросли елей. — Будем кричать «Волки! Волки!»? Или начнем шаманить?

Фреда растерянно посмотрела не него.

— Вот тут я как-то не подумала, — отозвалась она. — Мне кажется, что бы мы сейчас не кричали или не делали, стоя тут, все будет выглядеть… по-идиотски. Но что-то же сделать нужно и можно, чтобы привлечь их внимание? А ты ничего не чувствуешь?

Юноша задумался. Он первый раз за долгое время выбрался с острова. С новогодней ночи, когда Лео и Тайлер забрали его и увезли в Норвегию, он не бывал еще нигде.

— Чувствую, как вода хлюпает в ботинках. А больше ничего, — отозвался он чуть раздраженно.

— Сердишься? — почти весело поинтересовалась Фреда. — Братец, мы с тобой оба фрики! Может не надо ерничать, а действительно стоит пошаманить?

Он ответил коротким смешком.

— Ладно, фрик. Давай шаманить.

И оба застыли в молчании, не зная, что делать дальше.

— Метте! — вдруг звонко крикнула Фреда. — Метте, прошу, отзовись! Это я, Фреда! Пожалуйста, это очень важно! Эй, кто-нибудь!

Где-то вспорхнула птица, стряхнув снег с еловых лап. Больше крик Фреды никак не потревожил тишины и безлюдья.

— Господи, дико-то как, — проговорила девушка, — стоять вот так в глуши и драть горло, зовя кого-то из дремучего леса среди снегов и скал. Прямо страшная сказка.

— Ага. Гензель и Гретель — это мы, — поддакнул Эйвин.

Он набрал полную грудь остро пахнущего хвоей воздуха и на выдохе вдруг переменился в лице, словно его что-то осенило.

— А ну-ка, колдони! — быстро проговорил он.

— Колдонуть?! В смысле?

— Запусти свой файербол, или что там ты вызывала, когда бродила в темноте.

— Файерболы — это агрессивная энергетика, — серьезно проговорила Фреда, — у меня получаются светящиеся сферы.

— Очень мило, — Эйвин растянул губы в деланной улыбке, — тогда давай, надувай свою сферу.

Напряжение, сковывавшее обоих, вдруг куда-то улетучилось, и брат с сестрой стали смеяться. Сначала робко, считая веселье неуместным, затем смелее и громче. Вскоре они хохотали, привалившись друг к другу, пока в голосе обоих не послышались истерические повизгивания.

— Послушал бы нас кто со стороны, — с трудом выговорила Фреда.

— В данной ситуации именно это нам и надо, в некотором роде, — отозвался Эйвин. — Так попробуешь создать сферу?

— Ты на полном серьезе? — вскинула брови Фреда.

— Нет, это я чисто поржать, — укоризненно глядя на сестру, ответил парень. — Мы же только для этого сюда и приехали.

— Да уж, я тебя действительно совсем не знаю, — заметила она. — Ты словно какой-то панцирь снял. Совсем другой сейчас.

Эйвин промолчал, и Фреда так и не поняла, как отнесся Эйвин к ее замечанию.

Она стянула перчатку, вытянула вперед руку ладонью вверх. Сосредоточилась. И сама чуть не села в сугроб от неожиданности, когда над ее ладошкой без промедлений возник шар света, величиной с теннисный мячик. Шарик послушно разгорался и увеличивался, чуть подрагивая.

— Ух… — выдохнул Эйвин, глядя на сферу. — Ты даешь…

— И что теперь? — спросила она, держа сферу перед собой.

— Запусти ее в лес. Можешь?

— Говорю же, это не файерболл, который можно отфутболить. Сфера довольно статична, — начала Фреда, но потом осеклась и замолчала.

Она сделала жест рукой, мягко отбрасывая сферу. Та качнулась, подавшись следом за движением девушки, улетела чуть вперед, но тут же вернулась и осталась над ладонью, словно соединенная с ней невидимым поводком.

— Как привязанная, — заметил Эйвин. — А ну, давай еще разок.

Фреда сделала более резкий жест, сопроводив его мысленным посылом, что-то типа «Давай же, лети!» Сфера нехотя сорвалась с руки и отплыла вперед, где и зависла, начав чуть искрить и потрескивать, как маленькая шаровая молния. Сфера «сердилась»?

— Я тебя не прогоняю за ненадобностью, — пробормотала Фреда, — ты наш посланник.

Особо не раздумывая, она толкнула воздух по направлению к светящемуся шару. Сфера двинулась с ускорением, удаляясь в лес. Сверкнула среди ветвей и исчезла с глаз.

— Лихо, — искренне заметил Эйвин. — Ты крутой фрик, сестренка!

— Только не нужно шуточек, типа «с тобой можно не тратиться на лампочки» и прочее, — беззлобно огрызнулась она. — Лучше скажи, теперь-то что делать?

— А теперь подождем.

Они стояли, вглядываясь в заросли, и ждали неизвестно чего. Ноги стали замерзать, веселье и непринужденность снова сменились напряженным ожиданием и тревогой. Фреда покусывала губы, начиная верить в то, что попыталась сделать что-то неразумное.

— Не надо, — произнес Эйвин, нарушая затянувшееся молчание. — Ты все правильно сделала.

— Ты что, мысли читаешь? — буркнула в ответ, почему-то совсем не удивившись словам брата.

— Нет. Но с тех пор, как мы уехали с острова, моя эмпатия, кажется, снова со мной, — ответил он спокойно. — Не такая, как была, гораздо более мягкая, и будто более послушная мне, но она вернулась. И я чувствую твой напряг. И то, как ты сокрушаешься.

— Сокрушаюсь? Нет, я не сокрушаюсь. Я начинаю закипать, братец. Как скороварка. И чувствую, что скоро что-то рванет во мне под давлением всего этого дерьма.

— А вот это здорово, — одобрительно заметил Эйвин и широко улыбнулся. — Пора начинать злиться по-настоящему. Возможно, именно твоей настоящей ярости и недостает, чтобы разобраться со всем этим раз и навсегда и получить то, что хочешь.

Фреду удивленно посмотрела на брата. С минуту она разглядывала его, будто видела впервые. Высокий, сильный, мускулистый, фигурой похожий на пловца. Видимо, так или иначе, сказались его отчаянные экстремальные заплывы в ледяном море, отметив некой особенностью его внешний облик. Темно-синие глаза под низкими светлыми бровями. Сурово сжатые, но красиво очерченные губы, смугловатая, как и у сестры, кожа — наследство от их отца, Джейка. За прошедшие недели волосы Эйвина отрасли, они оказались светлее, чем у Фреды, почти блондинистыми, но такими же густыми и непокорно торчащими.

— Наверное, мы и в самом деле родственники, — сказала Фреда.

— А ты до сих пор сомневалась?

— Как бы там ни было, теперь уже точно не сомневаюсь.

Они постояли еще немного.

— Ноги замерзают, — пожаловалась девушка. — Не хватает еще заболеть. Может, пойдем в дом?

— Хорошая идея, — согласился Эйвин.

Так ничего и не дождавшись, они развернулись и направились к дому. Внезапно Фреда остановилась, быстро подняла руку, развернула ладошку и ловко, как фокусник, сотворила небольшой световой «мячик». Не колеблясь, с энергией и грацией метательницы ядра, запустила «мячик» в лес.

— Захотелось почему-то, — прокомментировала она, и они двинулись дальше.

У дома Фреда посмотрела на невозмутимого и спокойного Эйвина.

— Ничего не чувствуешь? — прошептала она, когда они остановились у крыльца.

— В смысле не чувствую ли чьего-то присутствия? Нет, ничего. Тишина.

Они поднялись по ступенькам. Дверь домика так и оставалась незапертой. В прошлый раз замок выломал Лео, видимо никто не потрудился починить его. И возможно потому, что с тех пор здесь никого и не было. И это в некотором роде даже успокаивало.

Эйвин открыл дверь, и они вошли внутрь. Боковое зрение выхватило в углу, в темноте помещения неясную фигуру, слабо освещенную через дверной проем. Эйвин мгновенно напружинился, инстинктивно выступил вперед, закрывая собой сестру. Фреда затаила дыхание.

— Я уж думала, вы так и будете торчать возле леса, пока не окоченеете, — раздался голос из темноты.

Фигура выступила вперед.

— Метте! — воскликнула Фреда. — Я удивлена, но удивлена ожидаемо.

— А вы, конечно, думали, что к вам на ваши вопли, истерический хохот и фейерверк из леса сбежится вся стая? — поинтересовалась рыжеволосая норвежка.

Она прошла мимо них, захлопнула дверь, закрыла ее на задвижку. Оказавшись в полной темноте, Эйвин и Фреда притихли. Через пару секунд раздался звук зажигаемой спички. Пламя осветило присевшую у камина Метте. Она ловко подожгла щепу, подождала, пока та разгорится, и выпрямилась.

Зажигая свечи на каминной полке, она бросала через плечо внимательные взгляды на брата и сестру. На брата, кажется, чаще и с большим любопытством.

— Ты — Эйвин, — прозвучал не вопрос, а утверждение.

— Когда-то был им, если верить всяким невероятным историям, — спокойно отозвался юноша.

— Чего в них невероятного? Или ты не понял до сих пор, в каком мире живешь?

— Понял. Но мне все еще нравится удивляться.

Скуластое личико, хитрый прищур светло голубых глаз, которым она одарила его, тоже понравились Эйвину. И эта изящная голова с короткой стрижкой. Рыжий ежик. И худые, красивой формы ноги в узких джинсах. Тонкая, гибкая, сильная, как балерина, или нет, скорее, как изящная амазонка. Не юная девушка, лет тридцати, может еще чуть старше, но такая… притягательная. Хотелось смотреть и смотреть на нее, что он и делал, не смущаясь.

Интересно, как там Линна? Он вспоминал её все реже и все с большей отчужденностью. Он был виноват перед ней, но загладить вину возможности не было и не будет никогда. Лео постарался стереть из памяти девушки кошмары, связанные с ним, так пусть живет спокойно…

— Давайте сядем, и вы все расскажете, — предложила Метте.

Все трое заняли стулья вокруг стола. Фреда обвела взглядом комнату, сглотнула с трудом что-то, отдающее горечью. Ковер с подпалинами так и лежал на полу. Грязные полотенца и простыня догорали сейчас в камине. Кружка на столе, пледы на диване. Тот угол между окном и камином…

Не было только Вагнера.

Фреда рассказала рыжей волчице все, или почти все. Во время ее рассказа странной помехой были взаимные взгляды, которыми то и дело обменивались Эйвин с Метте. Острые, настороженные, как разогрев перед дуэлью, когда противники кружат друг возле друга, примериваясь.

Метте расстегнула короткий кожаный жакет на меховой подкладке. Облегающий свитер не скрывал очертаний ее небольшой, по-девичьи высокой груди. Эйвин моргнул, отвел глаза.

«Братец оголодал, не иначе. Что, в общем-то, не мудрено после более чем месячного сидения взаперти. Или здесь что-то другое?»

— О’кей, я все поняла, — сказала Метте, когда Фреда закончила излагать факты. — Гадкая история и ты, Фреда, вляпалась во все это по самую маковку. Да уж, видно от судьбы точно не уйти. Так что вы надумали делать? И что должны делать мы?

— Вы? — спросил Эйвин.

— Да, мы. Стая. Родичи. Твои и Фреды. Мы — дальняя родня вашего отца, Джейка, — Метте повернула к парню свою изящную головку. — На семейном древе располагаемся на разных ветвях, но происходим от одного корня и изначально подпитаны одной кровью. Тебе сестра разве этого не рассказывала?

— Рассказывала, конечно, но хотелось послушать еще, — оставаясь серьезным, сказал Эйвин. — Приятно сознавать, что где-то есть родня, хоть и незнакомая. Но вроде как никто не должен был знать о том, что мы родились? И мать хотела это скрыть, прежде всего, от родни отца. Так откуда же вы о нас знаете?

— В прошлый приезд сюда Фреды мы учуяли в ней свою кровь, — ответила Метте. — А потом и Вагнер кое-что приоткрыл, когда попросил забрать девушку. Остальное мы выяснили сами, сложив кое-какие детали. Ну и те, кто когда-то знал Джейка Келли, только взглянув на Фреду, сказали бы, что она его копия.

— Сколько в мире совпадений и случайностей, — хмыкнул Эйвин, — и бывают даже приятные.

Он выразительно посмотрел на Метте.

Та склонила голову набок, глядя на парня в ответ, и холодное сияние ее светлых глаз стало теплее.

— Так что дальше? — повторила она вопрос.

— Мы вечером отправляемся в Прагу, — ответила Фреда.

— Вдвоем?

— С нами поедет еще один. Вампир.

Метте присвистнула, нахмурилась и заявила жестко:

— Я с вампирами не работаю.

— А как же Вагнер?

— Вагнер другое. Он исключение. И не самое приятное, между прочим. Это кандалы на моих руках и ногах. Я обязана ему, — отчеканила норвежка. — Но когда-нибудь я, наконец, расплачусь по всем счетам и забуду его, как кошмарный сон.

— Тот вампир был другом нашей матери, — сказала Фреда. — И он тоже исключение. Если бы не он, мы здесь, возможно, не сидели. Мы ему тоже обязаны и доверяем.

— Но не я, — упрямо повторила Метте и мотнула головой. — Если я еду с вами, то не стану его слушать. Я буду действовать сама, только ставя вас в известность.

— Так ты согласна поехать с нами! — воскликнула Фреда. — Господи, спасибо!

— Конечно, поеду, — фыркнула Метте. — Детей Джейка мы не бросим. Тем более, когда с вами творится такая хреновина. Ты уже знаешь, где остановишься в Праге?

— Не в Праге. В деревне Жит рыбник (Живой пруд), — ответила Фреда. — Помнишь, там неподалеку мы с тобой встретились на шоссе?

Метте кивнула.

— На окраине, возле старой пожарной колокольни есть дом. Он принадлежит мне. Там и остановимся.

Норвежка внимательно посмотрела сначала на Эйвина, одарив его взглядом из-под ресниц, потом уставилась на Фреду.

— Не жалеешь, что не поехала тогда со мной? — спросила рыжая.

— Нет. Ни разу не жалела.

— Значит, так и должно быть, — кивнула та. — Теперь вот, что. Вы оставайтесь здесь. Грейтесь, и все такое. Я сейчас отправлюсь к нашим, все им расскажу. Они помогут, я не сомневаюсь. Сделать мы можем не так много, но тут уж выбирать особо не приходится.

Она застегнула жакет, подошла к двери.

— Здесь вряд ли ждут какие-то сюрпризы, но все равно сидите тихо и держите ухо востро, — велела она. — Я скоро вернусь.

Фреде показалось, что последняя фраза была адресована в большей степени Эйвину.

Когда она ушла, Фреда тронула Эйвина за руку.

— Братец, а как получилось, что ты не почувствовал ее присутствия в доме? Как же твоя эмпатия?

— Видимо, это один из сюрпризов моей эмпатии. Она ведь наполовину волчица? Или как-то так. Наверное, я не могу читать эмоции других существ. Ведь не чувствовал же я вампиров.

— Примем, как версию, — кивнула Фреда.

* * *

… В Прагу они прибыли часа за три до рассвета. Добирались обычным ночным рейсом, вполне подходящим и для вампира. К счастью, салон самолета был полупустым, и почти все пассажиры тихо дремали до самого приземления. Исключая двух девиц, которые весь полет таращились на Лео и Эйвина и презрительно поджимали губы, когда встречались взглядами с Фредой и Метте. В аэропортах все прошло гладко, поддельный паспорт Фреды не вызвал и тени сомнения, также, как и сама личность девушки.

На многоярусной стоянке аэропорта Вацлава Гавела их ждала машина. Все четверо проследовали за Метте, расселись по местам. Лео сразу занял место рядом с водительским.

Метте чуть ли не зарычала, глядя на него, но вампир и ухом не повел.

— Я поведу, — заявила Фреда, сдерживая невольную улыбку.

Метте колебалась пару секунд, потом запрыгнула на заднее сиденье и уселась рядом с Эйвином.

Они тронулись в путь. Дороги в этот ранний час были пустыми, и вскоре они уже ехали по Высочине, приближаясь к деревеньке Жит рыбник.

Фреда посмотрела в зеркальце над лобовым стеклом, бросила быстрый взгляд на сидящего рядом Лео. Стало немного легче, ведь она, и правда, была не одна.

* * *

…Они были вместе — здесь и сейчас.

Он держал ее в объятиях, мирно дышавшую, расслабленную.

Её глаза закрыты, губы чуть улыбались, пальцы нежно, медленно скользили по его плечу, шее, касались лица… Он поймал ее пальцы губами, поцеловал и приоткрыл веки, чтобы еще раз посмотреть на нее…

Но вместо любимого лица увидел только черную пустоту. И в этой пустоте нет ничего — ни звуков, ни запахов, ни ощущений.

Рассудок и незатухающая память играли с ним снова и снова.

Он — нигде и существовал только внутри самого себя.

Мертвая, неподвижная оболочка, заполненная кипящей болью.

Это все еще ОН или уже нет?

 

Глава 18. Возвращение и знакомство

Маленький дом на краю села, скрытый густо переплетенным кустарником, выглядел абсолютно так, как она его запомнила.

И колокол на пожарной вышке в предрассветной тишине также едва слышно звенел на высокой печальной ноте.

Машину загнали в непролазные заросли боярышника, припарковав так, что ее не было видно с деревенской улицы и с подъездной дороги. В прошлый раз все было проще — работала маскирующая магия, наложенная Вагнером.

Этот дом. Единственное место на земле, действительно принадлежащее ей. И Вагнеру. Их маленький мир. От понимания этого стало чуть проще дышать. Отчаяние, окутавшее ее существование темным едким дымом все последние недели, чуть притупилось. Теперь оно не терзало, не рвало изнутри, а тихо зазвучало непрерывной, болезненной мелодией тревоги, сливаясь с пением колокола.

В доме Фреда сразу же зажгла свечу на столе, огляделась.

Здесь ничего не изменилось. Можно вдохнуть воздух вместе с растворенными в нем воспоминаниями. Задержать дыхание и… продолжить существовать, довольствуясь тем, что есть в действительности.

Начисто забыв, что Лео надо пригласить, Фреда очнулась, только когда обратила внимание, как вампир топчется на ступеньках крыльца в хмуром нетерпении.

На мгновение вспыхнула искорка неуместного сейчас злорадства — а пусть побудет в шкуре Вагнера, которого он тогда не торопился пускать на порог.

Одним гигантским шагом вампир ступил внутрь, перекрыв собой дверной проем. Потолок в доме невысок, и Лео возвышался посреди комнаты, почти касаясь белокурой головой темных балок.

Фреде показалось, что в какой-то момент он принюхался, а потом скользнул в проход, ведущий на кухню и в спальню. Вернулся с нечитаемым выражением лица.

Девушка предпочла не задумываться, что он там мог по-вампирски почуять.

Осмотрев новую «штаб-квартиру», четверка быстренько набросала план дальнейших действий.

Метте и Эйвин отправятся в Прагу, где у рыжеволосой норвежки была назначена встреча. По дороге они также купят все необходимое. Фреда и Лео останутся в доме.

Фреда изо всех сил сопротивлялась тому, чтобы сидеть снова взаперти и ничего не делать даже днем, когда вампиры не активны. За высказанное желание отправиться в Прагу она была награждена укоризненными взглядами и потоком убедительных и не очень доводов о том, почему ей не стоит высовываться. И первый среди этих доводов — «тебя все еще ищет полиция». Боже, она все время про это забывала!

Эйвин и Метте укатили. Фреда с любопытством наблюдала, как загорелись глаза у брата, явно предвкушавшего поездку с рыжей один на один.

Лео медленно прошелся по небольшой комнатушке и тяжело опустился в кресло-качалку. Если бы он был человеком, его движения и внешний вид говорили бы о том, что он зверски устал или неважно себя чувствует.

Фреда оставила вампира в покое, прошлась по домику, зажгла свечи, полюбовалась изразцовой печкой, которая так понравилась ей еще в прошлый раз и вышла из гостиной на кухню.

На кухне была лишь старая газовая плита, деревянная тумба с дверцами и две табуретки, на которых стояли пустое эмалированное ведро и небольшой тазик. В полу, там, где, видимо должна была быть раковина, торчала труба, заткнутая тряпкой.

Надо попробовать, работает ли плита. Фреда вышла в гостиную, чтобы взять спички, и остановилась, прижав руки к груди.

Лео по-прежнему сидел в кресле-качалке и казался спящим. Но даже в теплом свете свечей его лицо выглядело напряженным и мертвенно бледным, гораздо бледнее обычного. Голова неловко свесилась набок, распущенные волосы упали на лицо, рот сжат. Внешний вид Лео настораживал, а темная извилистая дорожка, выползавшая откуда-то из-под волос и двигавшаяся по щеке вампира, откровенно напугала. Не поняв, что это такое, Фреда тихо подошла ближе и пригляделась. «Дорожка» медленно удлинялась, двигаясь к шее.

— Лео! — вскрикнула испуганно.

Вампир мгновенно открыл глаза и вскочил на ноги, приняв оборонительную стойку.

— Что?! — рыкнул он, озираясь.

— Это с тобой что! — взволнованно проговорила Фреда. — У тебя… откуда-то… кровь, — она всмотрелась внимательней и с неподдельным испугом добавила, — у тебя из уха кровь идет. И… кажется из носа тоже.

Он одарил ее взглядом, в котором смешались злость и раздражение.

— Со мной все в порядке, — проворчал он нехотя. — Это нормальная реакция на сбой биоритмов.

— Жуткий вампирский недосып?

Она взяла его за руку и потянула за собой. Лео, опешив, сначала послушно двинулся за ней. Когда понял, куда она его тащит, остановился.

— Перестань, — он довольно грубо выдернул свою руку. — Я прекрасно посплю в кресле.

Фреда остановилась и уставилась на Лео злыми глазами.

— Тебе пледиком ножки прикрыть, дедуля? — ехидно проговорила она. — Не знала, что вампиры тоже мучаются от недосыпания и сбоя биоритмов, это для меня откровение. И насколько я понимаю, вас это тоже ослабляет. А оно нам сейчас надо, чтобы ты превратился в старую развалину с кровавыми соплями? Иди, ложись на кровать и спи, как положено спать вампиру!

Лео растянул рот, изобразив нарочито фальшивую улыбку, не затронувшую его усталых глаз.

— Насчет старой развалины, — он достал из кармана куртки платок и принялся вытирать с лица кровь, — между прочим, мой человеческий возраст помладше твоего нынешнего будет.

Фреда коротко глянула на него, чуть улыбнулась.

— Ну, что-то такое я подозревала, глядя на тебя. А сколько же тебе было, когда…? Впрочем, не отвечай, я почему-то не очень хочу это знать, — тут же добавила она.

Пригляделась к бледному, измученному лицу вампира.

— Но сейчас ты выглядишь постарше. Основательно постарше.

— На все свои тысячу? — усмехнулся Лео.

— На тридцатник.

Вампир снова ухмыльнулся, но ничего не ответил. Он прошел в спальню, снял куртку, постелил ее на кровать, завалился сверху и демонстративно закрыл глаза.

— Все, иди отсюда. Не тревожь дедулю. Как вести себя ты знаешь. Если что — буди, — проворчал Лео.

* * *

Эйвин и Метте вернулись в середине дня. Ввалились в дом, взбудораженные и преисполненные энтузиазма, неся необъятные гроздья пакетов и свертков, которые пришлось затаскивать в дом в два захода.

Быстро разобрали продукты, запас донорской крови и чистой воды, две надувные походные кровати, пледы, подушки, одноразовую посуду, еще какие-то мелочи. Остальные приобретения бережно и с особым тщанием теперь раскладывались на столе в гостиной. Эйвин распаковывал и подключал новые девайсы к своему айпаду — подставку, клавиатуру, наружную батарею. Метте сначала занялась аптечкой, включавшей в себя невероятное количество перевязочного материала и лекарств, а затем начала осторожно вытаскивать из картонной коробки какие-то тщательно упакованные в пластик и оберточную бумагу пузатые и приземистые бутылки из темного стекла, напоминавшие те, в которых хранят физраствор. На каждой таре была налеплена этикетка с надписями на непонятном языке.

— Что это? — спросила Фреда и выразительно приподняла брови, ожидая ответа.

Метте прервала свое занятие, и некоторое время смотрела на девушку, словно раздумывая.

— Я не знаю, что это за хрень, — призналась она, коротко пожав плечами, и продолжила распаковывать и выкладывать. — Мне велели взять, довести в целости и сохранности, распаковать и аккуратно все выставить. Что я и делаю.

— Кто это велел? — прогудел басом Лео, входя в комнату.

Фреда посмотрела на него — после пяти часов дневного сна он выглядел значительно лучше. И никакой крови из носа и ушей.

— Мои дядья, — ответила Метте и, опережая следующие вопросы, продолжила, — те, кто попытается нам помочь. Скоро сюда нагрянет целая стая наглых и злых волков и будут чинить здесь самоуправство, — заявила Метте, в упор глядя на вампира. — Ты против?

— Естественно против, — спокойно отозвался Лео. — Чинить самоуправство здесь могу только я.

И он оскалился не хуже голодного волка.

Лео остановился, разглядывая заваленный стол. Взял из коробки на полу пакет донорской крови, рванул зубами упаковку и быстро выпил, выдавливая содержимое в рот, как завтрак космонавта.

— Посмотрим еще, что там за волки, — бросил вампир. — А это что за муть? — спросил он, указывая на ряд бутылок.

— Как я уже сказала Фреде — я не знаю, что это, — спокойно ответила норвежка. — Но мои дядья говорили что-то такое о нейтрализации крови вампиров-магов. Это, скорее всего, для… Фреды.

Метте покосилась на девушку.

— Ты и твои дядья с дуба рухнули, если думаете, что я позволю ЭТО использовать на ней. Во всяком случае, без вразумительных гарантий того, что эта бурда не причинит вред, — заявил Лео. — «Что хорошо для вида, то плохо для индивида». А вашему волчьему виду и падаль сожрать не влом…

Рыжая недобро прищурилась, покусала губу. Потом решила, что не станет обращать внимание на злого старого вампира, обремененного комплексом всемогущего контроля.

«Индивид» застрял в оболочке ослепительно красивого парня, у которого «начинка» была, как у трухлявого древнего старца. От замеса на таких противоречиях, у кого хочешь характер испортится.

— Эти волки — мои близкие и их дальние родственники, — она кивнула головой на брата и сестру. — Они приедут, чтобы помочь, а не причинять еще больше вреда. Они помнят их отца Джейка и знают его историю. И хоть никогда не встречались с Фредой, но уважают их мать, которая умела доверять и отказалась от многого, пытаясь уберечь своих детей.

Закончив тираду, она продолжила свое занятие.

Лео остался внешне совершенно невозмутимым, и было непонятно, достиг ли выпад Метте своей цели.

— И, исходя из этой высокопарной чепухи, я должен вам доверять? — заключил вампир.

— Да, — не моргнув, ответила Метте. — А что, сейчас есть еще какие-то варианты?

Борегар презрительно вздернул бровь и промолчал.

Гроза прошла, так толком и не начавшись. Все занялись своими делами. Лео присоединился к Эйвину, который подключил айпад и снова что-то выискивал в Сети.

Пока мужчины вполголоса переговаривались, девушки ушли на кухню.

Фреда и Метте принялись быстро стряпать нехитрый обед. Старая газовая плита оказалась в рабочем состоянии, спасибо централизованному газопроводу.

— Как провели время? — спросила Фреда, раскладывая на тарелки подогретый полуфабрикат — тушеное мясо с густой подливкой, воздушные картофельные кнедлики и маринованную краснокочанную капусту.

Метте улыбнулась.

— С пользой и не без приятности. Твой брат классный. Мне нравятся умные и немногословные мужчины, — ответила она на обтекаемо заданный вопрос.

— Я с ним познакомилась недавно, но такое ощущение, что знаю всю жизнь, — отозвалась Фреда. — Он и в самом деле классный. И умный, и немногословный. Очень заботливый и юморной. Но, мне кажется, ужасно ранимый.

Девушки остановились и посмотрели друг на друга.

— Не обижай его, пожалуйста, — сказала Фреда, понижая голос до едва слышного шепота.

Метте ничего не ответила, только кивнула, и они понесли тарелки в комнату.

После плотного обеда, сдобренного половиной бутылки отличного пива, Фреду разморило. Увидев, как она клюет носом, Лео легким пинком загнал ее в спальню и уложил на кровать. Она мгновенно заснула.

Проснулась от гула голосов в соседней комнате.

Ставни на конах оставались закрыты, а в спальне не горело ни одной свечи, но, несмотря на это, в комнате не было совсем темно. Слабый красноватый отсвет лился откуда-то на стену напротив кровати. Печь не растапливали, чтобы не привлекать внимание жителей деревеньки. Однако и холодно тоже не было. И не только потому, что кто-то заботливо накрыл девушку одеялами. Фреда приподняла голову — в ногах кровати стоял электрообогреватель, и его световой индикатор вполне сносно справлялся с функцией неяркого ночника. В самом деле, она как-то и забыла, что в доме было электричество, которым можно было пользоваться, если включить пробки в щитке.

«Начинаю дичать, привыкая жить в условиях, далеких от прежней комфортной жизни», — подумала Фреда, вставая с кровати.

Пахло кофе и еще чем-то, незнакомым, навевавшим ассоциации с магазинчиком эзотерических товаров. Дымный, резковатый и тревожный запах примешивался к мирному и манящему аромату кофе.

Еще не вполне проснувшись, побрела в гостиную, и спросонья наткнулась на спину Лео, перегородившего проход из спальни. Комната была освещена электрической лампой, и Фреде пришлось прикрыть глаза, отвыкшие от яркого света. Она остановилась, щурясь на находившихся в комнате людей. За столом сидели Метте с незнакомыми мужчиной и женщиной. За их спинами у стены стояли Эйвин и еще один незнакомец.

Все что-то довольно активно обсуждали, и замолчали, увидев девушку.

— Фреда! — Метте вскочила и подошла к ней. — Иди сюда, познакомься.

Рыжая норвежка подвела ее к столу.

— Это — Айна, — она указала на женщину средних лет с темными, тронутыми сединой, волосами, убранными в тяжелый узел на затылке. Черты лица у незнакомки были резкими, немного угловатыми и взгляд им под стать — острый, внимательный, без тени улыбки. — Айна жена моего дяди Матиаса, — Метте повернулась к мужчине, сидящему за столом.

Айна и Матиас поднялись со своих мест и подошли к Фреде. Женщина оказалась совсем небольшого роста, метра полтора с парой добавочных сантиметров на подошвы прочных туристических ботинок. Она какое-то время изучала Фреду из-под низких бровей, словно разобрала на мелкие запчасти, заглянула внутрь и снова собрала, а затем, сгребла в объятия и похлопала по спине. Чувствительно похлопала, по-мужски.

— Рада видеть тебя, маленькая, — низкий голос с хрипотцой, звучал неприятно. — Я знала вашего деда, отца Джейка, — Айна выпустила Фреду из своих объятий, но тут же крепко ухватила девушку за руку и, казалось, отпускать уже не собиралась.

Айна назвала Фреду «маленькой», тогда как сама едва доставала ей до подбородка.

— Могу сейчас что-то путать, но кажется старый Келли приходился кузеном моему двоюродному дядьке по отцовской линии, — женщина нахмурила и без того суровые брови.

— Айна, ты ничего не путаешь, мы же это обсуждали. Ты все верно помнишь, — сказал Матиас, крепкий мужчина, чуть выше среднего роста.

Рядом со своей низенькой женой он выглядел почти великаном. Рыжевато-пегие волосы длиной до подбородка зачесаны назад, серо-зеленые чуть прищуренные глаза на обветренном морщинистом лице. Он тепло улыбнулся Фреде и потрепал девушку по плечу.

— Рады увидеть детей Келли, — сказал мужчина. — Мэгги, мать Джейка, не пожелала близко знаться с родней мужа и после их расставания вообще ни с кем не общалась. Она пропала бесследно, когда вернулась ее внучка, дочь Джейка. Просто исчезла вместе с девочкой. Жаль, что вы не можете познакомиться со своей сводной сестрой, — Айна покосилась на мужа и пихнула его локтем в бок.

— Перестань, дорогая, тут нет никаких тайн и семейных загадок, — мягко сказал Матиас. — Пусть дети еще раз услышат, что они не одни и у них есть родня. О молодой женщине, которая девочку тогда привезла, мы ничего не знали. Только годы спустя кто-то что-то припомнил. А сейчас вот оказалось, что на свете есть вы.

Мужчина, стоявший у стены вместе с Эйвином, тоже подошел к ним. Такой же крепкий, как Матиас, он был чуть выше ростом, заметно моложе и симпатичней. Скуластый, с рыжевато-каштановыми волосами и глазами, очень похожими на глаза Метте — светло-голубыми, сияющими.

— Я — Гард, — представился он и протянул Фреде руку. Его пожатие было крепким и горячим. — Что касается запутанного родства, то со мной все намного проще. Я прихожусь родным дядей Метте.

— Дядей? — не сдержала удивления Фреда.

— Ага, — улыбнулся он. — Мы с Метте ровесники, с разницей в полгода. Так уж получилось, что мои мать и сестра удумали рожать почти одновременно.

— У бабули случился стихийный рецидив бесшабашной молодости. Она родила Гарда в сорок восемь, — подала голос Метте. — В младенчестве мы были похожи, как близняшки. Мама или бабуля почти всегда гуляли с нами обоими одновременно. Пока одна гуляла, вторая отдыхала или занималась домашними делами. Очень удобно. Есть семейная байка про то, как однажды к бабушке подошла немолодая пара прохожих. Они сначала умилялись, глядя на нас, а потом, видимо, начинали лихорадочно соображать, почему это ребятишки так похожи внешне и при этом такие разнокалиберные — Гард крупный, я заметно меньше. Разница была особенно заметна в первый год нашей жизни. Гард уже сидел, а я еще не умела толком головы держать. На неуверенно прозвучавший возглас: «Какие чудесные близнецы!» бабуля спокойно ответила: «Да, действительно чудесные. Малыш такой шустрик, первым родился, а вот малышка на полгода подзадержалась с появлением на свет». Потом увидела, как шокированы супруги, которые были приблизительно ее возраста, и добавила: «Знаете, в нашем возрасте такое случается».

Фреда рассмеялась, почувствовав, как ее снова чуть отпустило напряжение. Эйвин ответил сестре теплой улыбкой, радуясь ее смеху. Кажется, даже Лео ничего не имел против глупой человеческой шутки. Девушка услышала, как он тихо фыркнул за ее спиной.

Но через минуту Фреде уже казалось, что маленькая история, рассказанная Метте, являлась не чем иным, как небольшой передышкой перед самой напряженной частью неизвестного действа.

Теперь, когда все незнакомцы представились, Фреда обратила внимание, что в углу комнаты стоит довольно большой предмет, замотанный пластиком, а все странные бутылки выстроены в центре стола попарно в каком-то очевидном порядке. Там же стояла круглая керамическая плошка, накрытая крышкой с отверстиями и из этих отверстий тонкими, едва заметными струйками просачивался дымок. Теперь стал понятен источник странного запаха в помещении.

Айна, все еще крепко державшая Фреду за руку, проследила за ее взглядом.

— Итак, маленькая, нам уже рассказали о твоих… эм, проблемах, — сказала женщина, потянув девушку за руку и разворачивая ее к себе лицом. — Мы постараемся помочь и сделаем все, что в наших силах.

Фреда не успела ни рта раскрыть, ни кивнуть, как Айна усадила ее за стол, сама села рядом и сказала, обращаясь к Эйвину:

— Принеси-ка нам всем кофе, мальчик. Да наливай щедро, вон в те большие бумажные стаканы, как в Старбаксе, — она указала на упаковку со стаканами, стоящими на этажерке рядом с большой бутылью чистой воды. — Мне без сахара, а этим двум, — она указала на Матиаса и Гарда, — сыпь пакетиков по пять. Метте, помоги юноше.

Она перевела строгий взгляд на Леонара.

— А вы садитесь к нам поближе, — обратилась она к вампиру. — Вас эта часть разговора касается в особой степени.

Лео выгнул бровь и, сохраняя на лице любимое надменное выражение, медленно приблизился и сел на свободный стул за столом. Гард и Матиас, остались стоять за спинами Айны и Фреды.

— Ты не удивляйся такому моему напору, — обратилась Айна к девушке. — Судя по тому, что мы узнали, сделать все необходимо как можно быстрее.

— А можно я вас кое о чем спрошу? — не выдержала Фреда, которой стало казаться, что последние четверть часа ее то и дело дергают за руки, поворачивают, разворачивают и куда-то тащат, как марионетку. А марионеткой она быть совсем не собиралась. Хватит уже, накушалась.

Эти трое ей понравились, но она не знала их, а они не знали ее. Довериться сейчас для нее означало безоговорочное вступление на территорию, где иного выхода уже не было, кроме как вручить свою (и не только свою) жизнь и судьбу в чьи-то руки. Она ведь и Метте толком не знала, хотя и питала к рыжей искреннюю симпатию. И в данных обстоятельствах даже тот факт, что Вагнер доверял норвежке, не играл для Фреды особой роли.

Сегодня и сейчас она не полагалась ни на кого, кроме себя. Даже Лео и Эйвину не могла ввериться полностью, зная, что они далеко не в восторге от ее намерений.

А намерения свои она уже четко определила и отступать не собиралась ни за что.

— Спрашивай, конечно, маленькая, — серьезно отозвалась Айна.

— Что вам рассказали о моих… проблемах? — спросила Фреда, намеренно подчеркивая слово «моих».

Айна точно, но кратко передала суть про планы Смотрящих, желающих ее заполучить.

— Благодаря крови того вампира-мага они обязательно найдут тебя, — сказала женщина. — Не знаю, в курсе ли ты, но не просто так они зовутся Смотрящими. Они действительно умеют смотреть и видеть. Они замечают и находят всё, что в этой реальности хоть как-то связано с паранормальной энергетикой, магией, но особенно с тем, что имеет связь с ними самими и их кровью. Весь Орден — это один большой круг посвященных, объединенных чем-то вроде единой биологической нейронной сети. У кого-то из них синапсы слабее, у кого-то сильнее. Смотрящие способны при желании чувствовать и контролировать каждого собрата Ордена. Такие, как вампир-регент, опоивший тебя кровью, тоже очень сильны.

Слова «опоивший тебя вампир» резанули слух и заставили внутренне вздрогнуть от болезненного чувства несправедливости по отношению к ней самой и Вагнеру. Захотелось совсем по-девчоночьи крикнуть, брызгая злыми слезами: «Неправда! Он не опоил меня! Я люблю его!» Конечно, она промолчала, но сдержаться стоило ей усилий.

В комнату вернулись Метте и Эйвин, держа в каждой руке по дымящемуся стакану с ароматным кофе, и раздали напиток гостям и Фреде. Эйвин посмотрел на сестру, и в глазах его полыхнуло понимание ее состояния. Он чувствовал эмоции Фреды, почти как свои собственные, и сестра в ответном взгляде дала ему понять, что от нее не укрылась их такого рода связь.

— Достаточно ничтожной капли крови вампира-мага высокого уровня, — продолжала тем временем Айна, — чтобы произошло «замыкание» на объекте, в который капля попала. Ты — такой объект, Фреда. Это как метка, и связь не исчезнет со временем. Ослабнет, да. Но не исчезнет совсем.

— Я все это уже знаю, — кивнула она. — И что же делать в этом случае?

— Мы можем очистить тебя от крови того вампира и нейтрализовать ее действие. Кровная связь прервется. И мы также можем попытаться ослабить твою энергетику, которая так привлекает Смотрящих, — раздался из-за спины голос Гарда.

Молодой человек выступил вперед, наклонился к Фреде, опершись руками о стол, и продолжил, указывая на возвышавшийся в углу комнаты предмет:

— Мы привезли установку, которая по своему действию очень близка к аппарату для плазмафереза — очищения крови. Метод разработан давно и успешно применяется для нейтрализации вампирского воздействия на живых. На сегодняшний день процедура настолько усовершенствована, что позволяет решать довольно сложные случаи зависимости и привязки. Например, когда связь скреплена не только кровью. Для каждого конкретного пострадавшего применяются определенные реактивы и еще кое-что. Наука и немного магии, а в результате Смотрящие утратят болезненный интерес к тебе, — Гард бодро улыбнулся ей.

— Наверняка? — Фреда посмотрела в его очень светлые глаза.

— Мы надеемся на это, — ответил Гард. И в его ответе не было стопроцентной уверенности, а лишь намерение сделать все возможное.

— А он? Тот… вампир? — спросила она. Задавая эти вопросы, она смотрела на Лео, который хранил молчание. Он только сидел и слушал, сцепив руки в замок и положив их перед собой на стол.

— Что «тот вампир»? — подала голос Айна. — Будет себе существовать дальше, как существовал, только утратит кровную и энергетическую связь с тобой.

— А я? После этого я смогу жить, как прежде?

— Мы увезем тебя, поможем скрыться и устроиться, — подал голос Матиас.

— Скрыться?! Мне снова нужно будет скрываться? — воскликнула Фреда, разворачиваясь к нему.

— Видишь ли, пока существуют Смотрящие… — отозвалась Айна. — Нет пределов разумной осторожности, маленькая.

— Прошу вас, не называйте меня так больше. Я не маленькая, — Фреда встала, отошла от стола, повернулась, чтобы видеть всех присутствующих.

— Как я поняла, вам не все рассказали о моих «проблемах», — тихо заключила она. — Я, в самом деле, вам всем бесконечно благодарна. Поверьте! Но я не понимаю, зачем же тогда мы и вы притащились сюда, в Чехию? Не проще было остаться в Норвегии, чтобы там вы мне и помогли?

— Не проще, — сказал Матиас. — В твоем случае, Фреда, надо находиться как можно ближе к тому месту, в котором возникла «привязка». Это случилось здесь, в Чехии? В Праге?

Фреда отстраненно кивнула.

— Это случилось здесь, — ответила она. — В буквальном смысле — в этом самом доме.

В комнате повисла гудящая тишина. Фреда посмотрела на брата — глаза Эйвина выражали так много всего, что она ощутила, как в желудке у нее словно шевельнулся мерзкий холодный камень. Не стоило втягивать всех этих людей в свои замыслы. Но одной ей не справиться.

— Я не хочу, чтобы меня очищали от крови Регента, прерывая кровную связь с ним. И не могу больше скрываться, — заявила Фреда.

— Бог мой, дитя! Чего же ты хочешь?! — вопрос Айны прозвучал почти грубо.

— Я хочу найти того вампира, — ровным голосом ответила она. — Именно за этим я сюда ехала, прежде всего.

 

Глава 19. Нить Ариадны

В повисшем молчании Метте, Гард и Матиас дружно посмотрели не на Фреду, а на Айну, словно им была особенна интересна именно ее реакция.

— Просто скажите, можно ли сделать что-то? — спросила девушка, обращаясь к Айне.

Женщина уперла во Фреду тяжелый взгляд, явно раздумывая, насколько серьезное помешательство с той приключилось.

— Да… Стало действительно очевидно, что мы знаем далеко не все, — пробормотала норвежка. При этом ноздри ее тонкого носа гневно раздувались.

— Теоретически это возможно, — наконец очень неохотно ответила Айна на вопрос Фреды. — Но если ты не медиум и не можешь заглядывать в хрустальный шар для поиска пропавших вампиров, то тогда придется каким-то образом усилить и перенаправить связь, установленную между вами после обмена кровью.

— Перенаправить?

— Вампир чувствует свою кровь в ком-то, как частицу самого себя. Прочим существам этого не дано, — хмурясь все больше, проговорила Айна. — Хочешь подробностей, спроси вот у него.

Она ткнула пальцев в Лео. Тот остался абсолютно невозмутим.

Айна уставилась на Фреду черными недобрыми глазами.

— Вы можете что-то сделать? — ее ничуть не смущала бездонная тьма взгляда норвежки.

— Никогда ничего подобного не творила, — последнее слово прозвучало как презрительный тычок, — но теоретически это возможно. Но разве ты не понимаешь, что в твоем случае это прямая дорога к тому, чтобы быть замеченной Смотрящими и достаться им со всем твоим лакомым потенциалом? — она говорила так, будто вывод о рассудке юной родственницы уже сделала, и вывод этот был отнюдь не в пользу умственных способностей Фреды. — В этом случае мы тебя защитить не сможем. И никто не сможет.

— Я не прошу защиты. Я прошу посильной помощи.

— Я нахожу твое пожелание довольно странным. И это еще мягко сказано, — раздраженно отозвалась женщина.

— Я хочу найти того, кто мне дорог, — ответила Фреда. — Я люблю того вампира. Его зовут Рейнхард. И как бы странно это для вас не звучало, я ничего изменить не могу. И так, к сведению, на меня не наложили чары, и я не пила никакого приворотного зелья.

— Его кровь и есть приворотное зелье, в чистом виде! — сорвалась Айна. — Хочешь ты этого или нет, но такова природа обмена кровью с любым вампиром! Мистер Борегар, вы разве не объясняли этого Фреде? — воззрилась женщина на Лео.

До этого момента вампир, казалось, скучал, наблюдая за присутствующими. Но Фреда точно знала, что его безучастность была наносной — пронзительный взгляд, который он бросал из-под полузакрытых глаз, выдавал Лео.

— Я объяснял, и она в курсе, — спокойно ответил он. — Но здесь, я думаю, всё совсем не так однозначно, и дело не только в кровной связи, — вампир смотрел на Фреду, но сейчас видел в ней ту, другую. Ту, которая сама когда-то привязала его к себе. И пришло время, когда он пожалел, что не сделал их связь прочнее.

— Сам Вагнер все прекрасно понимал и пытался предпринять активные действия, чтобы ослабить связь и отправить девчонку подальше от всего. Такова уж природа вампиров — сначала инстинкты, потом все прочее, — Лео шевельнул мощным плечом. — Или вовсе ничего.

— Метте нам уже говорила о Фреде, и мы были готовы помочь еще тогда, — подтвердил Матиас. — Но девушка отказалась. Теперь все же что-то изменилось?

— Изменилось, да, — подтвердил Лео. — Вампир пропал, и Фреда думает, что с ним что-то случилось.

— Окончательная смерть? В этом случае ничего уже делать и не нужно, все разрешается само собой, — цинично заявила Айна.

— Мы не знаем ничего и сколько не пытались, узнать, так и не смогли, — сквозь зубы процедил Лео, недобро глянув на женщину. Эта тетка, похоже, специально нервирует девчонку, на которой уже и так лица нет.

— Вместе с Вагнером мы подготовили план для переправки девушки в безопасное место. В случае если от него в течение определенного времени не поступит никаких известий, должны были вывести Фреду из Норвегии.

Фреда бледная, как бумага напряженно смотрела на Лео. Зеленые глаза широко распахнуты и потемнели, словно озера под грозовым небом.

— Я не знала, — голос ее немного дрожал, но она старательно скрывала дрожь. — Вы ничего мне не сказали. А «какое-то время» это сколько? Когда вы должны были вывести меня?

— Уже нисколько, все сроки прошли, — ответил Лео, встречая ее взгляд. — Мы никуда тебя не повезем.

Борегар откинулся на спинку хлипкого стула, заскрипевшего под тяжестью мощного тела.

— Мать Эйвина и Фреды доверилась мне, и я дал обещание оберегать ее и детей, — сказал вампир. — Обещание я не сдержал, хотя очень долго думал как раз обратное. Я поддержу девчонку во всех ее бредовых замыслах. Ну, до определенного предела, конечно, — добавил он.

— Я в этом участвовать не буду, — заявила Айна, с нескрываемым презрением глядя на Лео. — Не имею ни малейшего желания до конца дней своих мучиться совестью от того, что благодаря моим действиям дочка Джейка была скормлена вампирам.

— А она и без нашей помощи справится с этим, — отозвался Лео. — Насколько я успел узнать её, она не станет сидеть, сложа руки. Откажетесь вы, откажемся мы — она рванет сама на его поиски и не задержится. И не станет особо задумываться ни о том, что ищет не просто парня, а вампира, ни о своей собственной безопасности. Предпочитаю в этом случае поддержать ее.

Фреда увидела, что теперь Гард смотрел на Леонара с интересом. А Метте тем временем сделала глубокий вдох, будто собираясь с силами, подошла к Айне, наклонилась, обняла за плечи и что-то зашептала на ухо. Лицо слушавшей женщины меняло выражение с удивления на гнев и обратно. Несколько раз она с возмущением порывалась отстраниться, что-то сказать, но Метте удерживала тетку и продолжала говорить.

Мельком взглянув на Лео, Фреда поняла, что от его вампирского слуха ничего не укрылось. Но на лице застыла маска невозмутимости, и прочесть по нему ничего было нельзя.

— Как ты могла?! — рявкнула Айна, когда Метте, наконец, закончила. — Твои мозги на месте были, когда ты принимала за нас всех такое решение?

— Тетя, своими силами мы не справлялись, и ты это знаешь, — отозвалась Метте. — Подумай сама, после чего все пошло на лад. И еще пару раз позже.

Фреда не сомневалась — речь идет о той самой таинственной сделке между Вагнером и Метте, которая началась с услуги, оказанной Рейном. А вот родственница рыжей норвежки, похоже, до этого момента была не в курсе.

— И как я ничего не почувствовала? Должна же была проверить, понять! Да мне даже в голову не могло прийти! — не унималась Айна. — Матиас, а ты был в курсе? — она повернулась к мужу.

Тот сдержанно кивнул.

— Вы все с ума посходили, не иначе, — взвилась Айна. — Клан такого не потерпит, если узнают.

— Никому и незачем знать, — Матиас положил на плечо жены широкую ладонь, легка сжал. — Столько времени прошло, а никто не знает до сих пор. А очевидный результат ты отрицать не можешь.

— И я был в курсе, — подал голос Гард. — И тоже поддержу Фреду.

Айна едва не рычала, поглядывая на родственников горящими темными глазами.

— Боже, Метте, сколько же лет?! — не выдержала снова женщина, стряхивая с плеча руку мужа. — Позволь спросить, а какого черта, вы не сказали мне всего до нашего приезда сюда?!

— А ты бы захотела приехать, если бы узнала? — Матиас выразительно посмотрел Айне в глаза. — Ты должна была сама увидеть Фреду и все услышать из ее уст.

Женщина скривилась, словно понюхала что-то крайне неприятное.

— Ладно. Всё, — она хлопнула ладонями по столу и глубоко вдохнула. — Всем здесь присутствующим не стоило быть свидетелями всего этого. Мои родственнички просто водили меня на поводке. А теперь ставят перед фактом, что я, некоторым образом, обязана… Обязана признать, хм… услугу, оказанную нашей семье тем вампиром. Я это признаю и сделаю все возможное, чтобы помочь тебе, Фреда.

Фреда на мгновение прикрыла глаза, испытывая безмерное облегчение. Она по-прежнему не одна и, может быть, еще не все потеряно.

В стенах маленькой штаб-квартиры что-то заворочалось, словно в темной, холодной пещере после долгой спячки оживал какой-то очень опасный и непредсказуемый зверь.

Фреда содрогнулась, поборов мимолетное желание отступить. Но понимание того, ради чего она это делает, не оставило от сомнений даже пыли.

Все так, как и должно быть, и она пойдет до конца.

Возможно, «зверь» жил всегда, как Минотавр в легендарном лабиринте. И когда Лео стер их с Эйвином жизни и выстроил новые, «зверь» не исчез, а просто уснул. Минотавру самое время проснуться, и он ждет, пока она войдет в Лабиринт.

Фреда слышала теорию о существовании множества реальностей. Одновременно и повсюду их было нечеловечески невероятное и великое множество. Эти реальности толклись на границе друг друга, временами соприкасались, чуть проникали одна в другую, мешали или помогали. Подсказывали или все путали. Но где-то есть одна единственная реальность, в которой все идеально правильно для конкретно взятого человека. Или НЕ человека. Хорошо бы ее найти или сразу в ней родиться.

Фреда почему-то в эту самую минуту была уверена, что находится не в своей реальности, но может ее найти, если… Если узнает это самое «ЕСЛИ».

Рейнхард не хотел погружать ее в свой мир, несмотря на то, что выбора ни у него, ни у нее особо не было. Он посвящал ее в тайны неохотно, осторожно и очень выборочно, не выдавая подробностей и внятных, своевременных объяснений. И она сейчас понимала, почему он так поступал.

Но теперь Фреде приходилось протискиваться «за грань» самой практически вслепую, по ходу дела приглядываясь, прислушиваясь и пробуя «на вкус».

Призрачный Лабиринт, вход в который пока был закрыт, безмерно пугал, как темная бездонная нора, в котором и дремал тот самый страшный и неизвестный зверь. Но где-то там, в самом центре, по-прежнему находилось нечто, что могло все изменить для нее и Вагнера. А, может быть и не только для них двоих.

Оставалась самая «малость»: найти дорогу, пройти по ней и вернуться обратно, держась за нить Ариадны, которую им всем вместе и предстояло сейчас сплести.

Фреда поглядывала на Лео и брата. Настороженный скепсис закрепился на лице вампира в виде неснимаемой маски. Глаза Эйвина скрывались под нахмуренными бровями. Однако выражение напряженного лица юноши менялось всякий раз, когда он и Метте соприкасались мимолетными взглядами.

Айна покопалась в своей сумке, извлекла бумажный пакетик и, открыв крышку курильницы, что-то еще насыпала туда и легонько раздула тлеющий огонек. Запах, пряный, резковатый и немного удушливый, усилился.

— Что это? — поморщился Лео.

— Травы — коротко ответила Айна.

— Просто травы? — скривился вампир. — Что-то сомневаюсь. У меня от этого запаха странные ощущения.

— Так и должно быть, — вскинула голову Айна. — Это действительно не просто травы, они особым образом… обработаны. А перед сушкой их вымочили в воде с содержанием серебра. И там еще кое-что…

— Серебра?! — вампир отпрянул от стола, хотя несколько запоздало — их «окуривали» этими травами уже добрых три часа.

Айна насмешливо вскинула брови.

— Не беспокойтесь, — сказал Матиас. — Это не причинит вам вреда, поверьте. Вы не дышите, а значит, в ваш организм дым не попадает. Во всяком случае, в том количестве, которое может причинить хоть какой-то вред. У этой травяной смеси другое назначение. Подожженная, она очищает ауру помещения, предотвращает проникновение враждебной энергетики, защищает и частично делает наши разговоры неслышными.

— Частично?

— Если бы было известно, где мы находимся, то тогда защиту можно нарушить и подслушать. Но дым также маскирует нас, скрывая наше месторасположение и делая почти неразличимыми.

— Почти. Частично. А есть что-то наверняка? — проворчал Леонар.

— Ничего не бывает наверняка, — пожал плечами Матиас. — Вам ли этого не знать, мистер Борегар.

Айна усадила Фреду перед собой, и, сохраняя на лице крайне недовольное выражение, стала задавать вопросы. Некоторые были настолько грубы и прямолинейны, что Фреда боролась с желанием послать сердитую норвежку куда подальше. Однако постепенно поняла, что та вовсе не пользуется возможностью сорвать на ней свое раздражение, как-то унизить или уязвить.

Айна что-то записывала в большом блокноте, разглядывала руки Фреды, поворачивая их так и эдак, прикладывала к ним теплые сухие ладони и при этом прикрывала глаза, словно прислушивалась к ощущениям. Пару раз женщина обращалась к мужу, неслышно шепча ему что-то, потом подозвала Гарда и отдала ему свой блокнот с записями.

Все толпились у стола, переходя с места на место. Гард и Матиас внимательно изучали те материалы, которые показывал им Эйвин в своем айпаде.

— Мистер Борегар, у вас есть что-то, что можно добавить ко всему этому? — обратился к вампиру Матиас. — Вагнер вам что-то еще говорил, объяснял?

— Никаких подробностей, он не углублялся — ответил Леонар. — Только вот.

Он вытащил из кармана куртки потрепанную салфетку, на которой Рейнхард когда-то начертил схему лабиринта с крестом.

Салфетку бережно уложили на свободное место, разгладили, и Матиас и Гард стали ее тщательно изучать.

— Я, конечно, не алхимик и никогда не увлекался этой областью человеческих интересов, но кое-что знаю, — заговорил Матиас.

Метте наклонилась к уху Фреды и быстро прошептала:

— «Кое-что» — это значит много чего. Дядя Матиас историк, физик, химик, эзотерик, и еще Бог знает, в чем сведущ. Он о-оооочень много знает. У него голова, как Библиотека Конгресса США.

— А Гард? Кто он? — шепнула в ответ Фреда.

— Гард долго жил и учился в Швеции, изучал биологию и медицину в Упсале.

Рыжеволосая норвежка помолчала и добавила:

— А тетя Айна вообще у нас непростая, она уникум. В молодости работала акушеркой. Позже выучилась на гематолога. А еще она по жизни ведьма, причем во всех смыслах, — Метте щекотно фыркнула на ухо Фреды. — Ну, это ты, наверное, и так уже поняла. Но ты верь ей. Айна многое может.

Фреда кивнула в ответ.

— …Так вот лабиринт — это сам по себе символ запутанного и зашифрованного пути к чему-то, — продолжал тем временем Матиас. — Он, этот путь, включает в себя процесс изучения и постижения символов, теорий, экспериментальную составляющую. Просто с наскока это все не возьмешь. Нужна «нить Ариадны». Но что станет путеводной нитью при входе вот в такой лабиринт, каждый решает сам.

Матиас почесал лоб и добавил:

— С точки зрения психологии, Лабиринт — это символ самоанализа, просветления, если, конечно, в этом самом самоанализе не погрязнешь. А еще он олицетворяет возвращение к истокам, в материнское лоно. Это смерть и воскрешение, но уже в новом качестве.

— А что насчет обмена сущностями? — спросил Лео.

— Да, в алхимии есть такое дело, — подтвердил Матиас. — «И так все вещи произошли от Одного посредством Единого: так все вещи произошли от этой одной сущности через приспособление». Это из текста Изумрудной скрижали. Слыхали о такой?

Все закивали утвердительно.

— Эйвин, а ну-ка набери в поисковике — Болос из Менд «О природе и тайне», — обратился Матиас к юноше.

Тот быстро выполнил просьбу, и все столпились вокруг Эйвина, читая на экране текст.

— Вот! Смотрите, — Матиас указал пальцем на экран. — Все описываемые процессы трансмутации этот самый Болос заканчивал одинаково: «Одна сущность обнаружится в другой сущности, одна сущность возобладает над другой сущностью, одна сущность подчинит другую сущность».

— Вот этого самого обмена сущностями хотят Смотрящие. А нам-то что нужно делать? — нетерпеливо подал голос Лео.

— А смотря для чего делать, — отозвался Матиас. — Что именно вам нужно получить в процессе вашего Великого делания?

— Я хочу избавить себя и Вагнера от Смотрящих. Навсегда. Так, чтобы не пришлось прятаться всю жизнь ни мне, ни ему, — громко заявила Фреда. — И чтобы никто из нас не пострадал, — добавила поспешно.

«Дорогой Санта Клаус, подари мне, пожалуйста…»

Матиас встретил открытый взгляд Фреды, коротко кивнул головой. Вроде бы в его взгляде не было порицания. Хотя это могло просто показаться. Сейчас Фреда, словно маленький ребенок, искала малейший признак одобрения своим желаниям. Так невыносимо тяжело идти наперекор всему и всем без капли сочувствия и понимания.

Матиас и Айна переглянулись.

— Скажи-ка, девочка, а ты никак не отмечена? — спросила Айна.

— Отмечена? В смысле? Родимые пятна? Стигматы? Что вы имеете в виду? — удивленно переспросила Фреда.

— Какие еще стигматы! — отмахнулась Айна. — Когда проявились твои способности, с тобой больше ничего особенного не произошло?

— Еще более особенного?!

— Понимаю, куда уж больше, — согласилась Айна. — И все же. Вспомни. Какие-то детали, события, откровения, видения, находки.

Здесь уже переглянулись Эйвин и Фреда. Айна тут же заметила их обмен взглядами.

— Ага! Что-то очевидно имеется. Выкладывайте!

Фреда еще раз посмотрела на брата, словно спрашивая у него разрешения. Тот, подумав пару секунд, согласно кивнул.

— Примерно в одно и то же время к нам попали…эм… предметы, — сказала девушка.

Она вкратце поведала, как обрела свой Custos, и что именно Вагнер ей про него рассказывал. В завершении осторожно вытянула из-под свитера амулет и показала его присутствующим.

От Фреды не укрылся напряженный взгляд Лео, брошенный сначала на Custos, а потом на неё. Он будто был обижен тем, что она не рассказала ему об этом раньше.

— Я слышал про Хранителей Сущности — Сustos entitatem, но никогда, ни разу не видел ничего подобного, — задумчиво проговорил Матиас. — Вообще-то, считается, что это миф, выдумка. Обладание такими вещицами приписывали тем, кто способен управлять своей природой, знает о своих способностях. А если и не знает, то догадывается и не боится попробовать их проявить, какими бы невероятными они не казались. Такие люди очень ориентированы на свои внутренние ощущения. Они могут себе позволить сопротивляться очевидному. И чаще всего оказываются правы. Они не вступают ни в какую борьбу, где речь идет о лидерстве. Борются только за свое и не отступают. Малышка, ты из таких? — обратился мужчина к Фреде полушутливо. Но в глазах его не было веселья, там была горечь и глубина понимания.

Фреда растерянно пожала плечами.

— Да, милая. Ты именно из таких, — уверенно заключил Матиас. — Ну, а у тебя что имеется, Эйвин?

Тот порылся в кармане джинсов и извлек потертый, сложенный в несколько раз листок бумаги. Внутри листка оказался вложен металлический треугольник.

— Вот, — сказал юноша. — Эта штука попала ко мне при очень… не простых обстоятельствах.

Он, коротко, многое опуская, поведал свою историю.

— Когда Фреда рассказала мне о своем амулете, как его нашла, и мы случайно выяснили, что две эти штуковины тянутся друг к другу, как намагниченные, очень захотелось узнать побольше, я поискал — и вот, — парень развернул листок, разгладил его ладонями. Все увидели рисунок — треугольник, вписанный в круг. — Это…

— …Символ Возврата зла, — договорила за него Айна. Она казалась сейчас спокойной, напряженное лицо смягчилось. — Контрмагия. Сокрушения врага его же энергией. Но используется это только в случае причинения именно магического ущерба, а не возникающего в обычной жизни. К грабителю или убийце это применять нельзя.

Женщина приподняла брови, раздумывая.

— Как интересно — разлученным в детстве брату и сестре практически одновременно попадают Хранители. Мистер Борегар, к какой магии вы прибегли, когда творили тот обряд? — обратилась Айна к вампиру.

— Что значит к «какой магии»? — воззрился на норвежку Лео. — Откуда мне знать. Обряд проводила одна ведьма.

— Вы хорошо ее знали?

— Успел узнать достаточно, чтобы убедить провести ритуал. Но особого выбора у меня тогда не было.

— Такие дела, мистер Борегар, никому нельзя доверять. Их и творить нельзя ни в коем случае. Никогда! — гневно отрезала Айна.

— Сейчас уже поздно об этом говорить, дорогая, — примирительно сказал Матиас. — Новая реальность уже создана, и мы сейчас в ней. Итак, что мы имеем — круг и треугольник.

— У Фреды Custos — это круг, символ защиты, — вступил в беседу Гард. — Этот символ везде — лабиринт имеет форму окружности, его центр тоже круг. А у Эйвина — треугольник. Начало, середина, конец; дух, душа, тело; мысль, воля, действие. Три силы, под воздействием которых все приходит в движение — положительных, отрицательных и направляющих или нейтрализующих. На рисунке изображен треугольник вершиной вверх, что означает мужской принцип, огонь и небесные силы.

Гард скорчил небрежную гримаску, цыкнул уголком рта и, будто додумывая на ходу, продолжил, медленнее и обстоятельней:

— Если все это собрать в кучку, то может получиться занятная схема. Но ее еще нужно обдумать.

— Я думаю, что эти вещицы попали к нам не просто так, — заметил Эйвин, крутя в руке свой Custos.

— Как-то я в пылу всей этой беготни забыл про эту твою штуковину, — с досадой заметил Лео. — А ведь мысли разные приходят. Особенно, если вспомнить, на что твоя способна…

— Способна? На что? О чем вы, мистер Борегар? — встрепенулся Матиас, а вместе с ним оживилась и Айна. Оба уставились на Лео.

— Она впитывает кровь, как губка, — отозвался вампир, с отвращением и недоверием поглядывая на треугольник Эйвина.

— Фреда, а твой амулет на такое способен? — почти в один голос спросили муж и жена.

Она растерянно пожала плечами.

— Не проверяла…

Эйвин положил свой амулет на листок с рисунком.

— Возникла идея создать эгрегор, который способен противостоять действиям Смотрящих, — сказал юноша. — Мы уже обсуждали это. Я кое-что почитал…

— А ведь отличная идея! Айна, что скажешь? Ты ведь знаешь про эгрегоры. Правда, у вас они называются по-другому, — Гард хмыкнул и лукаво посмотрел на хмурую женщину. — Предположим, что и Хранитель Фреды обладает свойствами поглощать кровь, — быстро продолжил он. — Тогда… — он задумался, — тогда уже определенно вырисовывается схема, которая вписывается в саму суть наших поисков решения проблемы Фреды.

— Ну, излагай, — подбодрил молодого человека Матиас.

— У брата и сестры есть два элемента, из которых можно составить символ Возврата зла. Это может сработать, не только как основа самого, что ни на есть правильного эгрегора, но и как центральный элемент вот этого самого лабиринта, где должно происходить некое действо. В нашем случае мы соединяем круг Фреды и треугольник Эйвина. Полученный символ скрепляется самой идеей и кровью брата и сестры, чем задается верное направление контрудара — от них к Смотрящим. И таким образом возвращаем зло тому, кто его задумал. Причем, есть огромная вероятность, что это действие будет иметь постоянный эффект — с начала создания эгрегора и до бесконечности. А само действо должно запуститься после того, как будет создан лабиринт и все его составляющие займут надлежащие им места.

— Как должно запуститься действо? Нужно что-то говорить, читать заклинания? Какую-то энергию… извергать? — Эйвин поморщился.

— Ничего не надо извергать, — улыбнулся Гард. — Господи, слово-то какое, драконье. И шаманить, пожалуй, не придется. Механизмом запуска послужит верный алгоритм, правильная расстановка по местам всех элементов. А эгрегор — это основополагающая и объединяющая идея, особый вид энергии, которая из самой идеи и возникает и ею же подпитывается.

— Только никакое зло еще не осуществлено, — резко заметила Айна. — Что будет возвращено в этом случае?

— Намерение, — не моргнув, ответил Гард. — Тебе ли не знать, что намерение уже является энергией, запускающей что-то в действие. А здесь целая кампания развернута против Фреды. Можно сказать, что действо уже вовсю идет, остается только повернуть его вспять. Или прервать. Ну, а потом, попытаться навредить могут на любом этапе процесса. И в этом случае вредителям будет нанесен ответ. Зло вернется к ним, когда бы они ни попытались помешать.

— Да, смысл в этом есть, — сказала Айна. — Вот сюда, — она указала на маленькую окружность — «сердце» лабиринта, — помещается символ, составленный из Хранителей Фреды и Эйвина. Они сами тоже должны будут войти в лабиринт и занять правильные позиции в схеме. А если верить этой схеме, то позиций четыре, а не две. И на рисунке Вагнера внутри лабиринта и его большого центрального круга имеется крест. И все его стороны соединены между собой еще и снаружи. Видите, получается еще квадрат, внутри которого начертан косой крест.

— А ведь ты права, дорогая! — воскликнул Матиас. — Это четыре элемента! Именно их образовала единая для всего сущего субстанция. Кстати, знаками, которыми зашифровывались четыре элемента, служили треугольники. Здесь тоже должно быть четверо, — мужчина указал на схему с лабиринтом. — Вы сами сказали, что Смотрящие призвали Вагнера, предлагая ему стать четвертым в их действе?

— Так и есть, — подтвердила Фреда. — Но нас с Эйвином только двое.

— Вас не двое. Есть еще я, — сказал Лео. — Уже трое.

— Я не хочу тебя втягивать…

— Я уже сам втянулся, — отмахнулся от нее вампир.

— Четвертым должен стать Вагнер, — Фреда открыто взглянула в глаза Леонару.

— Спорить не стану, даже не жди, — ухмыльнулся он. — Ты же все равно не успокоишься, пока не вернешь своего вампира.

Фреда вздернула голову, но ничего не ответила.

— В таком случае, мы, кажется, нащупали ту самую нить Ариадны, которую можно применить именно в нашем случае, — сказал Матиас. Мужчина выглядел довольным, чего нельзя было сказать о его жене.

— Что-то вы рано обрадовались, — резко бросила Айна. — Вагнера еще надо найти, чтобы он стал четвертым. А найти его куда сложнее, чем составить символ Возврата зла и создать эгрегор. Лучше будет сначала дать отпор Смотрящим, уничтожив их намерения, а затем искать вампира. По крайней мере, тогда уже девочка будет вне опасности, а вы все будете защищены эгрегором. Есть у вас соображения, кто мог бы занять место Вагнера? Сразу говорю, это не я. И не ты, Матиас, — рыкнула она на мужа, открывшего было рот. — Я за Гарда не в ответе, но знаю, что ему в это тоже ввязываться нельзя по многим причинам.

Гард медленно кивнул, неохотно соглашаясь.

— У нас есть запасной вариант, — заметил Лео. — Пора кое-кому вернуться из теплых стран первым же вечерним рейсом до Праги. Ночью уже будет здесь.

Вампир достал телефон и вышел на кухню, откуда вскоре донесся его приглушенный голос.

— Хорошо, — сказал Матиас. — Будем считать, что черновой план мы набросали, теперь давайте все обговорим подробней и до самых мельчайших деталей.

 

Глава 20. На дно

Следующие несколько часов они литрами поглощали кофе и говорили, чертили какие-то схемы, снова говорили, спорили и опять что-то чертили…

Фреда до головокружения старательно впитывала информацию, училась на ходу понимать непонятное и принимать немыслимое. Вслушивалась в новые слова и, даже не запоминая их, проникалась смыслом, что куда ценней, чем просто зазубрить все детали. Все было убедительно, и она инстинктивно ощущала правильность происходящего.

Но во всей этой правильности не хватало одного единственного элемента — Вагнера.

От мыслей о Рейне в районе солнечного сплетения стянулся тугой болезненный узел — уже знакомое, ужасно беспокойное ощущение потребности немедленно что-то предпринять, исправить и увидеть результат воочию.

Фреда огляделась: Метте задремала в кресле-качалке, мужчины держались кучкой и продолжали энергично обсуждать.

Девушка подошла к Айне и, наклонившись, прошептала.

— Прошу вас, уделите мне пару минут.

Норвежка одарила ее неласковым, по-настоящему волчьим взглядом, но со стула поднялась и нехотя пошла следом на кухню.

— Я должна сначала найти Вагнера, — горячо заговорила Фреда. — Я чувствую это. Я знаю это. Не могу объяснить, как, но знаю, — она приложила руки к груди. — Это вот здесь и для меня эти ощущения очень… убедительны.

Айна тяжело вздохнула.

— Я верю тебе, девочка, — спокойно и почти ласково сказала вдруг женщина. — А теперь послушай меня. Послушай спокойно, а потом мы решим. Если ты слышала историю рода своего отца, то уже знаешь, что люди-волки это не оборотни, не веры и не перевертыши. Это нечто совершенно особое. Мы рождались, соединяя в себе две природы — зверя и человека. Некоторые могли никогда и не обращаться в звериную сущность, но всегда носили ее в себе, передавая потомкам. А со временем стало многое меняться. Соблюдая чистоту крови и вступая для этого в родственные браки, наши предки стали вырождаться. Среди потомков все чаще появлялись те, кто был наделен сверхъестественными силами. А также абсолютно аномальные создания, выродки, носители худшего от зверя и человека. Предок Джейка, женившись на обычной женщине, стал изгоем. С их союза началась новая ветвь нашего рода, но и там аномалии продолжили проявляться. Уже не такие абсолютные воплощения чего-то плохого, — Айна недобро усмехнулась, — но не менее опасные. Например, колдуны и ведуньи, наделенные особой силой чувствовать и управлять темной энергией окружающего мира, природы.

Моя прабабка была такой ведуньей. С нашей волчьей кровью вообще шутки плохи, а со временем она стала очень нестабильна. У некоторых обращение больше не подчинялось контролю, превратившись в непроизвольную, стихийную метаморфозу. Были случаи, когда кто-то, обратившись в зверя, не мог уже вернуться в человеческий облик.

— Я слышала все это от Леонара, — сказал Фреда. — Но какое это имеет отношение к тому, что…

— Сейчас поймешь, — перебила ее Айна. — Так вот, моя прабабка при помощи магии и знахарства пыталась придумать способ, как вернуть человеческий облик тем, кто терял его навсегда. Она перепробовала кучу всего, пока не надумала соединить человеческую природу и волчью, найдя для этого добровольца, готового поделиться частицей своей человечности. Нужно было запустить механизм, столкнуть с застывшей точки процесс обратного превращения из зверя. Ничего не напоминает?

— Наверное, одни и те же идеи с начала времен витают в воздухе, только воплощаются по-разному и для разных целей, — отозвалась Фреда.

— Верно, — согласилась Айна. — Однако далеко не всегда такое действо заканчивалось возвращением человека из зверя. Бывало, что человек становился зверем. Либо их природы так причудливо соединялись и перемешивались, что получалось нечто невообразимое… Иногда абсолютно нежизнеспособное.

— О-оо… — ошеломленно протянула Фреда. — Хотите сказать…

— Будь готова ко всему, если решишься на что-то, — прервала ее Айна. — Ну, а теперь насчет того, как найти твоего вампира. Я на самом деле не знаю, как это сделать, но могу сделать для тебя то, что, возможно, поможет это осуществить — усилить «влияние» его крови на твой организм, что может помочь чувствовать его так, как он чувствует тебя. Когда установилась ваша связь?

— В Новогоднюю ночь.

— Почти полтора месяца прошло… И больше вы не обменивались кровью?

— Я давала ему свою.

— М-мм… — проговорила Уна. — И ты говоришь, что все случилось именно в этом доме?

Фреда кивнула, нервно покусывая губу.

— Это нам на руку. Ну, что ж пойдем, все подготовим, — и добавила. — Если ты готова пройти через это.

— Я готова, — спешно ответила Фреда.

— Ты даже не спрашиваешь, через что тебе предстоит пройти.

— Я готова ко всему.

Айна хмуро посмотрела на Фреду.

— Как высокопарно, девочка. Но, как принято говорить в таких случаях — надеюсь, он того стоит, — тяжко вздохнула норвежка.

У выхода она остановилась и сказала:

— И учти, я делаю это, будучи против всеми фибрами души.

— Я понимаю. И спасибо. Что бы ни вышло, я буду знать, что вы не отказали в помощи, когда я так в ней нуждалась.

— Надо же, как завернула, — качая головой, проговорила Айна. — Просто нечем крыть. — Гард, готовь все! — громко скомандовала она, входя в гостиную.

Фреда шагнула следом за женщиной и остановилась, словно мгновенное увязла в какой-то густой массе. Стало невыносимо душно, глаза заволокло мутной пеленой, и комната со всеми обитателями превратилась в размазанную картинку. Голоса слились в непрерывно звучащий тревожный звук, вызвавший одно единственное желание — бежать отсюда. Бежать без оглядки, как можно дальше.

Фреда стояла, хватая ртом воздух, которого вдруг стало очень мало, а вместо него, забивая горло, в легкие с трудом проникала плотная, застоявшаяся сырость.

Где-то на периферии свернувшего с рассудочной дороги сознания пронеслась мысль: «Прыгай. Ныряй. Падай на дно. Все ответы только там…»

Фреда качнулась, взмахнула руками, отгоняя шепчущий, бесплотный голос, и сама, едва шевеля губами, проговорила:

— Кем или чем я стану, если получу ответы?..

«Даже там, за пределами, ты останешься собой. Сильной и отважной. Если идешь наперекор привычному миру — иди до конца. Если даже понимаешь, что не можешь отыскать СВОЮ реальность, меняй ту, в которой ты уже существуешь под себя. Под тех, кто тебе дорог и необходим, как воздух. Как вода. Как земля. Как огонь. И помни — ты не одна…»

Комната вдруг утратила стены, растянулась в бесконечности и зависла в пространстве, как в черном беззвездном Космосе. В мельканье пятен перед глазами замер один фрагмент реальности — неясный светлый силуэт на фоне черной удаленной перспективы. Силуэт вспыхнул, как одиночный кадр, и пропал. Фреда успела различить лишь знакомые очертания, уже виданные ранее.

— Мама?.. — сорвалось с дрогнувших губ.

— Фреда! Да что с тобой?! — кто-то тряхнул ее за плечи.

Она моргнула, возвращаясь «на эту сторону» — перед ней нависло лицо Лео. Собственно, лица она почти не видела, только глаза, яркой и холодной небесной синевы, в которой отражалась она сама. Еще раз моргнула и посмотрела за спину Лео, туда, где еще мгновение назад мелькнул образ Мэдисон.

Вампир проследил за ее взглядом, нахмурился.

— Фреда? — тише проговорил он.

Она приподнялась на цыпочки, и прошептала ему на ухо:

— Я видела Мэдисон. Она сказала, что я все делаю правильно. Пусти, — и повела плечами, высвобождаясь. — И у меня не поехала крыша, как ты подумал, — добавила и пошла туда, где суетились Гард и Айна.

Похоже, никто, кроме Лео, ее временного «помешательства» даже не заметил.

Через пятнадцать минут Фреда лежала на кровати в маленькой спальне. Рядом установили таинственную и пугающую установку для манипуляций с кровью. На вид она была похожа на те, что можно увидеть в кино и в реальных в клиниках, но в этом маленьком домике она словно приобрела мрачный статус непредсказуемой и опасной адской машины. Металлическая стойка капельницы с закрепленными на ней емкостями из темного стекла довершали картину.

Айна измерила Фреде давление, поколдовала над венами, подсоединяя катетер. Гард возился с прибором, а Фреда лежала, устремив широко раскрытые глаза в стену перед кроватью. В желудке ее ворочался холодный камень страха и еще где-то внутри дребезжали осколки, оставшиеся от недавней уверенности.

У страха, несомненно, есть чувство юмора, он забавлялся, когда видел, как велика его власть. Особенно, если эта власть строилась на неизвестности и необходимости довериться случайному. Фреда судорожно сглотнула, косясь на свою руку с пластырем, торчащим из вены катетером и подсоединенной к нему капельницей. Прозрачной трубочке передавалась вибрация от дрожащей в сильном волнении руки.

— Несмотря на антураж, это, конечно, не совсем медицинская процедура, — сказала Айна, замечая взгляд Фреды. — Не пугайся, старайся расслабиться и не думай о том, что происходит.

— Будет больно?

— Наконец-то первый разумный вопрос! — всплеснула руками Айна. — До сих пор мне казалось, что тебе вообще все равно, что с тобой будут делать.

— Мне все равно, что со мной будут делать. Но мне не все равно, что из этого получится. А боли я не боюсь, просто не люблю. Хочу быть готова, — отозвалась Фреда ровным голосом.

— Не будет больно. Не должно быть. Если появятся какие-то болезненные ощущения, значит что-то идет не так. Поэтому сразу говори, поняла?

Фреда кивнула и посмотрела на заполнивших спаленку Эйвина, Метте и возвышавшегося за ними Лео. Встретившись взглядом с Фредой, вампир шагнул вперед, растолкав Метте и Эйвина. Те безропотно расступились, пропуская. Лео встал в ногах кровати и прислонился к стене.

— Мистер Борегар, комнатка маловата для такого количества присутствующих, — проворчала Айна. — Вам лучше подождать там, — она небрежно махнула рукой в сторону двери.

— Я буду здесь, — отрезал Лео, не глядя на нее.

Он и на Фреду не смотрел, Леонар словно был занят тем, что снова сканировал все вокруг.

Фреда не раз замечала за ним эту особенность, когда вампир словно не смотрел ни на что конкретное, но всем своим существом впитывал вибрации окружающего пространства.

Фреда пыталась сосредоточиться на чем-то вне всего этого. Ей почти удалось, но в следующий момент до слуха долетели некомфортные чужеродные звуки внезапно заработавшего механизма, и она вздрогнула всем телом. Прозрачная трубка, идущая от сгиба локтя, стала темной. Кровь девушки начала поступать в аппарат. Фреда отвернулась и прикрыла глаза…

— У вампиров отсутствует кровообращение, поэтому их кровь более густая и плотная… — слова долетали, как сквозь туман. Она даже не вникала, кто их произносил.

— Кровь неживого, попавшую в организм человека, можно отделить, как плазму…

— …а потом снова закачать в вены, но уже как усиленный, концентрированный состав…

Они что-то говорили, суетились. Бормотание, странные, будоражащие запахи. Аппарат жужжал и щелкал. Во рту стало сухо, закружилась голова…

Фреда лежала неподвижно, всё так же отвернув лицо к стене, она почти погрузилась в неглубокое забытье, когда кто-то согнул ее руку в локте и сказал:

— Всё.

— Что теперь? — это был голос Лео. Обманчиво отстраненный.

Ему ответила Айна.

— Теперь подождем. Эффект, если он вообще будет заметным, наступит не сразу.

* * *

С приближением утра в домике на окраине деревни стало совсем тихо.

Фреда лежала на кровати в спальне, рядом с ней, на самом краешке, свернувшись в клубок, примостилась Метте. Лео все так же сидел на полу у стены, опустив руки на согнутые колени и откинув голову назад.

Из соседней комнаты доносились чье-то похрапывание и размеренный тихий скрип кресла-качалки.

Находясь на грани сна и бодрствования, Фреда чувствовала себя бесконечно уставшей и потерянной. С того момента, как Айна извлекла иглу из ее вены и издающий мерзкие звуки аппарат выкатили из комнаты, прошло довольно много времени.

Фреда знала, что притихший где-то в темноте Лео подолгу смотрел на нее, прислушивался, пытаясь уловить возможные изменения. Но с ней определенно ничего не происходило. За исключением того, что постоянно хотелось плакать, и слезы подступили так близко, что щекотали в носу и заставляли то и дело сглатывать горечь.

Еще колеблясь между сном и явью, Фреда прикрыла глаза и попыталась отключиться, заняв мысли чем-то, что не имело никакого отношения к ее нынешней жизни. Например, вспомнить прошлое лето, когда она ездила отдыхать на Мальту. Ей так понравилось это крошечное островное государство, что в какой-то момент захотелось там остаться навсегда. Сверху, из самолета, остров тогда показался похожим на золотистый слоеный пирог, залитый солнечной глазурью…

Фреда невольно улыбнулась, позволив смешку тихим фырканьем соскользнуть с губ.

Поворочалась, устраиваясь удобней, и крепче закрыла глаза, погружаясь в дрему.

* * *

…Что-то мягко толкало в спину, словно помогая всплыть со дна. Голова была легкой и ясной, как после долгого отдыха.

Фреда потянулась всем телом, открыла глаза и… оказалась стоящей вертикально. Незаметно приложенная неведомая сила изменила положение ее тела, направляя и придавая устойчивость одновременно. Это было неожиданно, но совсем не страшно.

До тех пор, пока она не попыталась осмотреться.

Прежде, чем глаза смогли что-то толком разглядеть, мозг уже осознал, что мир вокруг представляет собой совсем не то, что она ожидала увидеть. Никакого отстраненного наблюдения, как бывает во сне, а только безжалостное и напористое погружение в новую реальность от первого лица.

Тело обдало мощной волной боли, заставив захлебнуться острым приступом отчаяния. Фреда перестала дышать и чувствовать что-то еще кроме паники.

Сквозь рвущие на кровавые ленты чувства пробился слабый, уже знакомый, «аварийный сигнал» — включился внутренний навигатор и настойчиво повлек в нужном направлении.

Двигаться даже не пришлось — её просто куда-то несло сквозь темноту, в которой танцевали блеклые вспышки призрачного света. Она плыла в невидимом и неосязаемом потоке медленно и неотвратимо.

Когда сознание зафиксировало прибытие в нужную точку, сами собой включились прочие, заглушенные паникой и болью чувства. Фреда ощутила пронизывающий сырой холод, безжизненный, застоявшийся запах подземелья, неяркое мерцание впереди, прорывавшее окружавший мрак.

Световое пятно, как подсветка на картине, выхватывало из темноты образ — знакомые, такие желанные очертания лица, бледного, с закрытыми глазами. Темноволосая взъерошенная голова склонена, челюсти сжаты, скулы подчеркнуты тенями, отчего кажутся провалами. Не лицо, а застывшая маска.

Единственное, что «жило» на окаменевшем лице — медленно ползущие по щекам кровавые дорожки.

Фреда оцепенело смотрела, как тяжелые темные капли собирались на подбородке и медленно падали вниз с оцепеневшего, словно мертвого образа — кап, кап…

Казалось, что в момент соприкосновения каждой капли с поверхностью каменного пола раздавался оглушительный хлопок ударной волны, подобный тому, когда самолет преодолевает звуковой барьер. От этого сводило челюсти и закладывало уши.

На черных камнях скапливалась, продолжая увеличиваться, большая лужа густой темной крови.

— Рейнхард… — прошептала Фреда.

Он все еще в этой реальности, и она нашла его.

Теперь она понимала, что чувствует Вагнера. Именно его боль влекла ее, как мотылька манит пламя. Все эти ощущения — не её, кроме паники, которая удушливыми волнами накатывала все сильней.

— Боже, нет… — хрипло выдохнула Фреда и протянула к нему руки.

Бледные, окровавленные веки задрожали, мучительно медленно приподнялись, и вместо ответного узнавания в сиянии цвета индиго, она увидела жуткие черные провалы, наполненные продолжавшей сочиться кровью…

* * *

Фреда заорала так, что тишина в домике мгновенно взорвалась какофонией самых разных звуков. Что-то грохнуло, упало и покатилось по дощатому полу, кто-то ругнулся, послышался торопливый стук шагов нескольких пар ног. Зажегся свет, и девушка снова увидела перед собой лицо Лео, почувствовала его сильные руки на своих плечах.

— Вагнер. С ним все очень плохо… — захлебываясь, проговорила Фреда. — И я знаю, где он…

 

Глава 21. Вход в лабиринт

Незадолго до рассвета вернулся Тайлер. Его посветили в планы, и молчаливый вампир принял отведенную ему роль с абсолютной готовностью. Или смирением.

Последние полчаса Фреда раскачивалась в кресле-качалке, пытаясь за размеренным движением скрыть сотрясавшую ее дрожь. В голове царил полнейший сумбур, и она стала путаться в том, что ей привиделось. Все казалось таким реальным, но могло быть обманом, воплощением ее страхов.

Лео, мрачнее тучи, стоял рядом и что-то говорил, но голос его долетал издалека, как навязчивый гул.

— Вагнер собирался найти подход к Доминис, — безжалостно рассуждал вампир. — То, что ты увидела, может означать, что он до них добрался, и Магистры ему не поверили и наказали. Или поверили и все равно наказали. Или это сделали Смотрящие, которым стали известны его намерения.

«Или я сама не знаю, что видела…» — мысленно добавила Фреда.

— Ты уверена, что он в Цитадели? — в сотый раз спросил Лео.

— Я… точно не знаю. Я видела его и, кажется, узнала каменное подземелье, — голос Фреда дрогнул и сорвался. — Вагнер будто был там и выглядел так, словно его… пытали… У него не было глаз, только кровавые дыры вместо них. Я чувствовала его отчаяние, беспомощность, и… кошмарную боль…

Она посмотрела на Лео.

— Ощущения очень реальные, как мои собственные. Разве не что-то подобное должно быть, если все сработало, и я смогла почувствовать нашу кровную связь?

— Но не факт, что все так и есть. И не факт, что ты видела именно подземелье Цитадели.

— Узнаю точно, когда попаду туда.

— А туда запросто можно попасть?

— Не запросто. Вагнер говорил, нужен специальный допуск, что-то вроде магической метки, — Фреда задумалась. — Я там была, значит, каким-то образом была допущена. Скорее всего, это разрешение сейчас уже не имеет силы, но я этого не узнаю наверняка, пока не проверю. А значит…

— …значит, ты собираешься лезть туда одна. Вообще не вариант, — отрезал вампир.

— А другого нет, и не будет, — решительно парировала Фреда. — И я использую любую возможность.

— Кто бы сомневался, — поморщился Лео. — Предположим, что ты попадешь туда. И там тебя сразу накроют Смотрящие, потому что это все очень похоже на западню.

Мысли о западне посещали Фреду в череде множества других сомнений и вопросов.

Но сильнее всего было желание как можно скорее узнать, чем являлось видение — отражением пугающей реальности или всего лишь игрой измученного подсознания.

Будь это даже ловушка, но она должна знать, что произошло с Вагнером.

— В таком случае Смотрящие знают меня лучше, чем можно представить, — отозвалась она. — И умудряются просчитывать все наши действия и даже идеи на сто пунктов вперед.

— Что очень похоже на правду и неслабо напрягает, — подтвердил Лео. — Ладно, давай рассуждать: ты туда попала, Смотрящие тебя не сцапали, и ты нашла Вагнера. Дальше что? Оттуда еще надо выбраться. Возьмешь своего вампира за ручку и просто поведешь на свет Божий?

Фреда бросила на Лео рассеянный взгляд, судорожно сглотнула и замотала головой. Вампир прекрасно видел, что девчонка на грани срыва и с трудом справляется с собой, но щадить её не собирался — она должна понимать всё до мелочей.

— И одна ты, конечно, никуда не пойдешь, — отрезал Лео, однако голос его при этом заметно смягчился.

Все одобрительно заворчали, а Фреде захотелось съежиться в комок где-нибудь в темном уголке.

Постоянно быть в центре напряженного внимания ужасно выматывало, и не только саму девушку, но и всех, кто готов ей помочь или просто был рядом.

Фреда глубоко вздохнула, стараясь ужиться с наполнявшими ее чувствами, не позволяя им стать помехой, а перед глазами постоянно стояло лицо Вагнера, превратившееся в застывшую маску с окровавленными провалами вместо глаз. Она все же надеялась, что этот образ был гротескно искажен ее не готовым к погружению в иные сферы восприятием.

Но боль и все прочее были настолько реальны…

— Я могу попробовать пройти на парковку Цитадели, — раздался голос Метте, нарушая всеобщее молчание. — Не думаю, что обо мне известно Смотрящим, а в таком случае мой «допуск» может еще функционировать.

Метте повернулась к Лео.

— Сначала парковка, а там доберемся и до подземелья. Попробовать стоит.

— Резонно, — заметил Лео. — И делать все это лучше днем. Нужно найти транспорт для безопасной транспортировки вампиров.

— Я сейчас же поеду в Прагу и добуду что-нибудь подходящее, — с готовностью отозвалась Метте.

— Поедем вместе, — заявил Эйвин, глядя на рыжеволосую норвежку. — Обратно ведь придется гнать две машины, — поспешно добавил он.

Метте улыбнулась ему, и холодное сияние ее бледно-голубых глаз потеплело.

— Все это даже не стратегия, а самая, что ни на есть, хреновая импровизация, — проворчал Лео.

— Мистер Борегар прав, все это чистейшей воды импровизация, — подал голос до сих пор молчавший Матиас. — И по ходу ваших действий вам придется продолжать импровизировать, причем быстро, не особо раздумывая. При такой партизанщине неплохо хоть как-то обеспечить тылы.

Он замолчал, потер лоб, прикрывая усталые, покрасневшие глаза.

— К сожалению, мы не сможем поехать с вами и помочь активными действиями на месте, — продолжил Матиас, и, говоря это, смотрел на свою жену. — У нас здесь крайне ограниченные возможности.

Айна чуть придвинулась к мужу и взяла его за руку.

— Мы не имеем права появляться на суверенных территориях вампиров. И не можем нарушать данный запрет. Но вовсе не потому, что боимся, а потому, что из-за этого пострадает весь наш клан.

От слов Матиаса Фреду пробил озноб, и она почувствовала, как по спине стекает струйка ледяного пота. Показалось, что все резанули взглядами в ее сторону, будто говоря хором:

— «Это всё из-за тебя…»

Фреда сглотнула застрявший в горле ком, подавляя желание зажать уши, и случайно перехватила взгляд Айны, устремленный прямо на нее.

Темные, почти черные глаза женщины излучали неожиданное тепло и понимание, мгновенно смягчившее суровые и резкие черты лица. У Фреды не нашлось сил улыбнуться в ответ, она лишь легко кивнула в знак благодарности.

— Продолжай, дорогой, — обратилась Айна к мужу.

— Я предлагаю запустить процесс прямо здесь, не мешкая, — сказал Матиас.

— Запустить что именно? — Эйвин наклонился, выглядывая из-за головы стоящей рядом с ним Метте.

Фреда заметила, что брат держит в опущенной руке узкую ладошку рыжеволосой норвежки, и большой палец юноши медленно поглаживает тыльную сторону её тонкого запястья.

— Мы прямо здесь начертим лабиринт и зададим параметры эгрегора, — с готовностью повернулся к нему Матиас. — То есть запустим действие, но пока поставим его в «режим ожидания». А активируем, когда вы снова вернетесь сюда. С Вагнером или без. Останется только всем элементам занять отведенные им места.

— Каким образом это обеспечит нам тылы? — нахмурился Лео.

— Гард объяснит лучше, — Матиас указал на молодого мужчину. — Это его идея, но я с ним полностью согласен.

— Этот уже не идея, а чистый расчет, который делается в условиях жесточайшего дефицита всего — времени, сил, знаний и возможностей, — заговорил Гард, и его светлоглазое лицо светилось азартом. — Как мы уже поняли, чтобы замкнуть и заставить работать лабиринт, нужно его создать и собрать все элементы в одном месте в одно время. Даже при наличии резерва, — Гард отвесил вежливый кивок в сторону Тайлера, — Вагнер остается одним из ключевых элементов всей расстановки. Мы пока не знаем точно, где он и что с ним. С Вагнером или без него — очень велика вероятность того, что Смотрящие или еще кто всячески будут препятствовать вам. Там их территория и возможности у них практически не ограничены. Не надо забывать, что речь идет о могущественных вампирах-магах.

По нахмуренным физиономиям присутствующих было понятно, что никто и не забывал.

— При нашем зыбком положении предлагаю создать два лабиринта — один, основной, здесь, как уже и сказал Матиас. А второй — в Цитадели, там, где предположительно содержат Вагнера.

— Не сомневаюсь, что какой-то смысл в этом наверняка есть, — снова вмешался Лео, — но вы всерьез предполагаете, что у кого-то из нас будет возможность и время не только ввалиться в неприступное логово одержимых вампиров-магов, но и начать там чертить на полу рисунки?

— Типа того, — широко улыбнулся Гард, показывая все свои тридцать два белоснежных зуба.

— Второй лабиринт не будет иметь полной силы. Если не все смогут пройти в Цитадель — его просто нельзя будет активировать на полную мощь. Но оба лабиринта смогут стать элементами одной системы — вашего эгрегора. Задавая правильный алгоритм взаимодействия с таким эгрегором, мы получаем еще одну его ценную функцию — защиту, помощь в выживании для тех, кто с эгрегором связан. Даже для тех, кто пока находится на расстоянии от основного лабиринта. И что не менее важно — оба лабиринта будут соединены между собой и смогут выступать в роли порталов, которые можно использовать для перемещения от одного к другому. Короче говоря, хоть такая неполная «конструкция» и не сработает, как разрешение основной задачи, но сможет на какое-то время защитить и переместить. Согласитесь, это уже немало.

Не переставая слушать объяснения Гарда, Фреда вспомнила первые дни своего пребывания в Цитадели.

Вагнер позволил брать из обширной библиотеки любые книги, и среди всего девушка обнаружила там солидное издание древнего китайского трактата «36 статагем» и невольно вспомнила: «Извлечь нечто из ничего». Вот это точно про них.

Кажется, с самого первого дня Рейн давал ей какие-то подсказки, намеки, малюсенькие хлебные крошки, которые могли помочь в нужный момент найти правильную дорогу.

Он забрал ее в Цитадель, ограждал ото всех, пока она не стала готова встретиться лицом к лицу с изменившейся реальностью. Он помог обрести Custos, сохранив это в тайне от Смотрящих, хотя это было совсем непросто. Научил не удивляться и не бояться странного и необычного.

Она считала его «Големом», но уже тогда он проник в ее сердце. Она не знала, чего на самом деле он испытывал, цепляясь за искаженные остатки своей первозданной человеческой природы и пытаясь сохранить их. Он рисковал и не однажды, пытаясь разыскать ее, оставаясь с ней.

И она знала, что пойдет до конца, и не позволит многим сотням лет усилий Вагнера пропасть впустую.

— Да уж, это немало. Но вот сработает ли, как надо? — ледяным тоном поинтересовался Борегар.

— В теории — должно сработать, — невозмутимо отозвался Гард.

— Это даже не теория, это всего лишь домыслы, — рявкнул Леонар.

— А у вас имеются какие-то практические научные наработки на этот счет? Или вы знаете кого-то, кто занимается подобным каждый день? — прищурился Гард. — То, что мы затеваем по большей части и есть только домыслы. Алхимия, магия для подавляющего большинства остаются и останутся навсегда лишь мифом, это чужая для нас территория. По сути, мы плетем кружева из воздуха.

— А на чем-то еще, помимо воздуха, ваши идеи строятся? — сквозь зубы прорычал Лео.

— На всем понемногу, — Гард оставался спокойным и сосредоточенным. — Я не маг и не вампир, но хорошо понимаю, в каком мире живу, поэтому кое-что мне известно. Знаете больше — поделитесь. Фреда, ты знаешь что-то о вампирской магии?

Она рассеянно пожала плечами, неопределенно качнула головой.

— Почти ничего, что можно было бы использовать с уверенностью. Но с некоторых пор понимаю, что многие вещи понимаются по ходу дела, инстинктивно, — ответила она. — Испытано на себе.

— Верный подход, — одобрительно отозвался Гард. — В магии вампиров есть такой ритуал «Бегство к истинному другу», что-то вроде телепортации на безопасную территорию. На этом я и строю предлагаемый план. В вашем случае правильно будет использовать любую возможность, даже ту, которая кажется совсем невероятной. Не согласны?

— Не согласен, — отрезал Лео, — но, похоже, выбора нет.

Гард согласно кивнул, и обратился к притихшей девушке:

— Фреда? Твое мнение?

Она запустила подрагивающую руку в спутанную шевелюру своих отливающих жемчугом волос, потянула прядь, отводя ее со лба.

— Пока я жила в Цитадели, Вагнер методично и, как мне казалось, бессистемно шпиговал мою голову разной литературой на тему магии, — сказала она. — Я мало что помню из прочитанного, потому что была уверена, что вся эта муть мне никогда не пригодится. Теперь жалею об этом… Но кое-что я запомнила, — она посмотрела на Гарда. — Не так давно, Вагнер, чтобы найти меня, применил что-то вроде телепортации. И у него это сработало. Так что да, я согласна с вашим планом, — не колеблясь, ответила она.

— И еще один момент. Очень важный, — заметил Матиас. — Активировать оба лабиринта должна будешь именно ты, Фреда.

Она вскинула на мужчину широко раскрытые глаза.

— Та светящаяся сфера, которую ты можешь генерировать, и станет ключом к запуску. Это твоя энергия в чистом виде, с нее и начнется весь процесс.

* * *

…День был серым, сумрачным и слякотным, но теплым. В напоенном тяжелой влагой воздухе под аккомпанемент шумного и дружного таяния снега разливались ароматы ранней весны.

Эйвин и Метте вернулись из Праги довольно скоро, пригнав фургон ветеринарно-санитарной службы.

Сейчас отряд направлялся в Цитадель. Они двигались по шоссе по направлению к Праге, за рулем сидела Метте. Эйвин расположился посередине, притиснутый с другой стороны сестрой. Судя по всему, юноша ничего не имел против некоторого неудобства, чувствуя левым боком и бедром тесное соседство с рыжеволосой норвежкой.

Фреда, находясь в некотором ступоре, неудобства не ощущала. Она уперлась головой в холодное стекло и старалась не думать о том, чем может обернуться их затея.

За перегородкой, в лабораторном отсеке без окон, расположился Тайлер.

* * *

Когда Эйвин и Метте уехали добывать транспорт, оставшиеся в доме занялись приготовлениями. Из гостиной вынесли всю мебель, завалив ею маленькую спальню.

Уна покопалась в своей бездонной сумке, как в шляпе фокусника и извлекла из нее длинную узкую коробочку, обтянутую потертой кожей. В коробочке, на ложе из черного шелка, лежал длинный и очень острый нож с черной рукояткой.

— Возьми и подержи его обеими руками, — сказала Уна, с осторожностью передавая Фреде нож. — Это атаме, магический кинжал способный аккумулировать энергию владельца. Он очень старый и принадлежал многим поколениям нашего клана. Теперь он твой. Им ты будешь чертить лабиринт.

Увидев колебания Фреды, Матиас положил руку ей на плечо.

— Мы подскажем, как это делать, но атаме должен быть в твоей руке, — спокойно проговорил Матиас. — Запоминай все до мелочей. В Цитадели ты все должна будешь быстро выполнить сама, без подсказок.

Начертить на деревянном полу узор лабиринта оказалось не таким уж сложным делом. В центре концентрического рисунка Фреда изобразила квадрат, внутри него, от угла к углу, провела диагонали, которые в свою очередь сходились под маленькой окружностью в центре, над точкой их пересечения.

Рисунок заполнил почти все пространство небольшой комнаты.

— Каждый элемент должен занять строго свое определенное место по углам квадрата, — наставлял девушку Матиас. — И занимая места, помните — те, кто расположится на одной диагонали, будут особым образом связаны между собой.

— Что значит особым образом? — голос Фреды сел от волнения.

— Не забыла, что я тебе говорила в нашей короткой беседе на кухне? — сверкнула темными глазами Айна.

Фреда прикрыла глаза, резко выдохнула и кивнула. Больше она вопросов не задавала, только слушала, старательно запоминая каждую мелочь. Но в обрушившейся на нее очередной раз информации мелочей не было, а каждая деталь имела смысл.

Когда она генерировала светящуюся сферу, дрожь в руке никак не унималась. Но, наверное, ее эмоциональное состояние действительно напрямую было связано со способностями и, подпитанное адреналином тело справилось со сверхъестественной задачей как нельзя лучше. Сфера вспыхнула — яркая, почти ослепляющая, — и Фреда, не медля, запустила ее в центр лабиринта.

Шар света ударился об пол и с тихим шипением рассыпался на ослепительные фрагменты. В месте соприкосновения сферы с деревянными половицами стало формироваться сияние — сначала тусклое, но разгоравшееся все ярче. Свечение крепло, густело, становясь подвижным, как расплавленный металл. Оно потекло, медленно заполняя борозды, процарапанные в дереве при помощи атаме, в точности повторяя рисунок лабиринта. Когда сияние заполнило узор полностью, сформированный лабиринт озарил комнату ровным светом, поднимавшимся к потолку.

* * *

…Глядя в окно фургона на мелькавший пейзаж, Фреда не без смущения вспоминала, какой сумбурной речью она разразилась, когда все приготовления были завершены. Она горячо благодарила своих дальних родственников за все, понимая, что на самом деле словесные излияния здесь ни к чему.

…Глядя в окно фургона на мелькавший пейзаж, Фреда не без смущения вспоминала, какой сумбурной речью она разразилась, когда все приготовления были завершены. Она горячо благодарила своих дальних родственников за все, понимая, что на самом деле словесные излияния здесь ни к чему.

Она задремала, и сквозь забытье почувствовала, как разгоряченным лбом скользит по холодному стеклу. Эйвин осторожно притянул сестру к себе и положил ее голову себе на плечо. Кажется, он чмокнул ее в макушку и погладил по руке.

Сразу стало тепло и надежно. Если бы ехать так и ехать. И забыть о том, что им предстояло…

Метте была отменным водителем и доставила фургон в нужное место в кратчайшие сроки, ловко лавируя по пражским улицам в потоке машин.

В городе наступление ранней весны было еще очевидней. Почти весь снег растаял, обнажая рыхлую, напоенную влагой почву с пробивающейся травой. Дворники старательно убирали последние упоминания о зиме — мусор и кучи прелой, слипшейся за зиму, прошлогодней листвы.

Фреда вспомнила удивительную ночь в Парке Гостиварж. Маленькую волшебную феерию, устроенную ей Вагнером, которая стала обрамлением к осознанию и глубокому пониманию чего-то по-настоящему значимого для нее. Для них обоих.

А встретила бы она Вагнера, если бы Лео не вмешался в их с Эйвином жизни много лет назад?

Фреда не хотела гадать, она слишком дорожила тем, что ей уже было даровано на этом затейливо искривленном отрезке судьбы. И это стало откровением, стершим последние ядовитые капли сомнений и страха.

…Фургон проехал арку, медленно завернул в паркинг и остановился на свободном месте.

Метте чуть отодвинула окно, отделяющее кабину водителя от лабораторного отсека, и сказала:

— Мы на месте. Я иду первая. Если смогу пройти сквозь защиту, то вернусь и решим, что делать дальше. А вы все не выходите пока из машины, не стоит светиться. Мало ли кто сюда может заглянуть.

Тайлер подал голос, отвечая сдержанным согласием.

Рыжая выскочила из машины и сразу ушла.

Эйвин и Фреда остались в кабине.

Поймав взгляд брата, устремленный на нее, Фреда покачала головой.

— Не начинай, я не хочу больше ничего слушать о том, что мне нужно быть осторожной. Я уже оценила и степень опасности, которая нам грозит, и степень своего сумасшествия. Лично мне это не мешает, но ужасает тот факт, что вы вынуждены притащиться со мной.

— А ты не забыла, сестренка, что у меня тоже имеется странная вещица, которая питается вампирской кровью и стремится создать союз с твоим Custos’ом? Мы с тобой повязаны, и ты здесь никогда и не должна была быть одна, — заявил Эйвин, сдержанно улыбаясь.

Фреда знала, что в словах брата есть правда, но все равно предпочла бы ни с кем не делить эти обстоятельства.

Метте вернулась быстро.

Открывая дверь фургона, норвежка сказала:

— Я прошла на паркинг Цитадели. Барьер меня пропустил, вроде, как всегда. Но нужно еще подняться на лифте, а его я не проверила, чтобы не терять время. Как поступим?

— Сначала проверим, смогу ли войти я, — быстро ответила Фреда. — Потом можно будет попытаться пройти остальным.

Эйвин смотрел, как обе девушки проходят до конца помещения и буквально исчезают в стене, как за невидимыми кулисами. Через пару минут они снова появились из ниоткуда и подали сигнал Эйвину. Тот коротко стукнул в дверцу фургона.

— Фреда внутри, — сказал он, обращаясь к Тайлеру. — Наша очередь.

 

Глава 22. Безупречный элемент

Фреда ждала Тайлера и Эйвина, стоя на границе между разломом и видимой реальностью. Она подала вампиру и брату руки, и они дружно шагнули через барьер.

— Здесь никого, — проговорил Тайлер. — Паркинг пуст — ни людей, ни вампиров.

Каждый едва различимый звук — тихие шаги, дыхание, шуршание одежды — отражался от бетонных стен, и возвращался, усиленный многократно.

Если их здесь и не ждали, то теперь-то наверняка знали о вторжении незваных гостей в вампирскую Цитадель.

Минуту назад Тайлер отправил Лео сообщение, что они все четверо прошли внутрь без видимых проблем. Реакция оставленного в тылу, глубоко оскорбленного вампира, была незамедлительной, и вибросигнал смартфона Вуда прозвучал в тишине, как «полет разъяренного шмеля, заставив Фреду вздрогнуть.

— Ответное сообщение от Лео, — тихо прокомментировал Тайлер. — Оригинальное и неожиданное: «Мне не нравится, что вы все так легко прошли».

Девушки и Эйвин выразили молчаливое согласие с очевидным.

— Но разве мы не этого хотели, — едва слышно изрекла Метте, направляясь к лифту.

Фреда двигалась, сжимая в опущенной руке атаме. Кроме этого кинжала у каждого из них было с собой по нескольку ручек, заправленных серебром. Не самое надежное оружие против Смотрящих с их магией, но все же лучше, чем ничего.

Как только они оказались в паркинге, Custos Фреды вдруг стал теплым настолько, что явственно ощущался сквозь рубашку и майку. Приложив руку к амулету, она сжала его через свитер. Custos немедленно послал ответный импульс живого тепла прямо в центр ее ладони. Он будто вступил в переговоры посредством доступных ему возможностей, оставалось только правильно прочесть сигналы. И Фреда надеялась, что прочитает все как надо.

В лифте она автоматически нажала нужную кнопку на панели, и вскоре четверка оказалась в холле с арочными проходами.

Фреда остановилась, огляделась: лестница, ведущая на этаж, где были ее апартаменты, полы из благородного темного дуба, где в воображаемом проломе она когда-то увидела бездну. И коридоры, ведущие, куда им вздумается. Какой-то вел к подземелью, еще один — в библиотеку с камином.

Девушка очнулась, когда поняла, что Метте, Эйвин и Тайлер настороженно наблюдают за ней.

— Пошли? — обратилась она к ним, стараясь, чтобы голос не выдал ее зашкаливающего разумные пределы волнения.

Здесь, в Цитадели, вовсе не «дороги» вели куда-то, а исключительно точные намерения попасть в нужное место. Помня об этом, девушка усилием воли распрямила свой изрядно погнутый страхом и волнениями «внутренний стержень», велев себе держаться ради тех, кто рядом с ней.

Четверка двигалась по бесконечным пустым коридорам. Кажется, они уже прошли все возможные повороты, миновали сотни дверей, но ни библиотеки, ни коридора с дверью, ведущей в подземелье, так и не нашли.

Они шли, храня молчание, потому что говорить было не о чем. Все уже сказано раньше, теперь важны только действия.

Дрожь, сотрясавшая тело, от которой постукивали зубы во рту и тряслись губы, стала привычной, а по бокам словно пристроились и нахально ухмылялись две «верные» спутницы — Паника и Отчаяние.

«Я должна попасть в подземелье… должна туда попасть», — мысленно твердила Фреда, плутая по коридорам. Но то знакомое ощущение движения в нужном направлении до сих пор не появлялось.

Никто из ее спутников ни о чем не спрашивал, они просто шли и уже даже не смотрели по сторонам, потому что интерьер не отличался разнообразием — солидный дубовый паркет на полу, отделанные деревом и венецианской штукатуркой стены, светильники на равном расстоянии друг от друга — бесконечное визуальное дежа-вю.

— Боже, какой-то ночной кошмар, — тихо проговорила Метте. — Я бывала здесь два раза, оба раза меня встречал Вагнер и провожал в библиотеку. Но я даже не представляла, что здесь такие путанные коридоры. Может, вся Цитадель это один огромный лабиринт?

Все промолчали, но мысль показалась вполне здравой.

На каком-то отрезке их движения Фреда вдруг остановилась, словно уткнулась в преграду.

— Я не так это делаю… — пробормотала она, ни на кого не глядя. — Не подземелье нужно найти, надо искать Вагнера.

И тут же включился сигнал «маячка» — теперь направление задано верно.

Паника и Отчаяние отступили, но они догонят, если Фреда снова потеряет уверенность.

Здесь и сейчас главенствовала интуиция, ее внутренний навигатор. Задача рассудка — не отключиться и помогать удержать связь с реальностью.

Фреда снова пошла вперед, ведя за собой спутников. Чья-то теплая рука взяла ее ледяные пальцы, слегка сжала. Это Эйвин. Он почувствовал, как изменился эмоциональный фон сестры и поддерживал новый настрой.

Неожиданно изменился цвет стен. Синяя, как ночное небо штукатурка, такого оттенка Фреда здесь еще не встречала. Насторожило и полное отсутствие дверей в длинном коридоре. Все было незнакомо и очень тревожно, но «навигатор» работал исправно, увлекая вперед, пока она не остановилась перед одной единственной дверью.

Фреда потянула за дверную ручку и первая вошла в помещение, похожее одновременно на кабинет, библиотеку и гостиную. Здесь тоже, как и в коридоре за дверью, преобладали синие тона. Красивый ковер на полу, тяжелый письменный стол и удобное кресло, сибаритский лежак возле дивана, плазменная панель на стене.

За письменным столом, в проеме между двумя зашторенными окнами (ложными, надо полагать), висела картина. Первое, что пришло на ум при взгляде на холст, это словосочетание Торжество тьмы.

И едва слышный голос надежды, что когда-нибудь луч света обязательно прорвет плотную завесу и озарит мрачный пейзаж…

Фреда зачарованно смотрела на картину. Подошла к ней и решительно сняла со стены, поворачивая обратной стороной. В скудном освещении на потемневшем от времени холсте внизу чуть заметна выцветшая надпись.

— Кто-то может это прочитать? — задала она вопрос, поворачивая холст к своим спутникам.

Все трое столпились у стола, вглядываясь в надпись.

— Я точно знаю, что здесь написано, это латынь, — проговорил Эйвин. — Мне эти слова уже ночами снятся. Это фраза из Изумрудной скрижали: «Сила ее остается цельной, когда она превращается в землю».

— … когда она превращается в землю, — повторила Фреда, кладя картину на стол.

Задумалась на мгновение, потом, подчиняясь неведомому порыву, вдруг подняла атаме и вонзила в полотно. Прорезала холст поперек, отсекая «тьму» от «света», а потом отделила от рамы нижнюю часть полотна, где был изображен погруженный во мрак пейзаж. Фреда и сама казалась шокированной своими действиями, ведь она не варвар и не привыкла уничтожать старинные картины. Но продолжала делать то, что делала.

— Сестрица, ты в порядке? — прозвучал тихий удивленный голос Эйвина. — Мы сюда не вандализмом пришли заниматься, вообще-то.

Фреда, сдула прядку волос, упавшую на глаза и скатала в тонкую трубочку вырезанный кусок холста.

— Пригодится, — сказала она, засовывая рулончик за пояс джинсов и прикрывая сверху свитером.

— Зверски оттяпанный кусок картины? — наморщил лоб брат.

— Ага. Что-то привело меня сюда и привлекло внимание к картине. На ней написана фраза из Изумрудной скрижали. И если я не ошибаюсь, это почерк Вагнера.

— А если я не ошибаюсь, то здесь еще одна дверь.

Тайлер указал на заполненный книгами шкаф у стены справа от письменного стола.

— Откуда ты знаешь? — спросила Фреда.

— Не знаю, но ощущаю, что там есть полость, пространство. Там вибрации другие.

— Ну, куда же без потайной двери за шкафом, — хмыкнула Метте. — А за ней комната Синей Бороды.

Норвежка обвела взглядом синюю гостиную, проводя очевидную аналогию.

— Зачем же пренебрегать отработанными приемами, — откликнулся вампир, тщательно осматривая шкаф. — Без них было бы даже скучно, — он что-то нащупал на боковой стенке одной из полок.

Раздался едва слышный щелчок, и шкаф мягко отделился от стены, приоткрывая спрятанную за ним дверь, плотно и крепко закрытую. И сколько не пытался Тайлер сдвинуть бронзовую ручку или саму дверь, они не поддавались, словно были монолитными.

— Скорее всего, она не откроется, если не знать, как ее открыть, — сказала Фреда.

— Имеешь в виду магию? — спросил Эйвин.

— Ну да. Это ведь Цитадель, — она пожала плечами. — Здесь все как в Стране кошмаров. И что самое смешное, я думаю, что нам именно туда и нужно, — и кивнула в сторону запертой двери.

Фреда уже не сомневалась, что они находятся в личных апартаментах Вагнера. Сюда привел ее внутренний навигатор, и они не могут повернуть назад и уйти тем же путем, которым пришли.

Подойдя ближе, она внимательно осмотрела дверь.

— Я попробую, — пробормотала Фреда.

Она крепко сжала атаме двумя руками, подняла его на уровень груди, словно занося для удара, и закрыла глаза. Только Эйвин почувствовал, что происходит с его сестрой, когда она стояла, натянутая, как струна, провалившись куда-то в глубину своего подсознания, взывая к неведомым силам в самой себе.

Он вспомнил, как Лео говорил про Фреду, что она «кошка, которая нарочно ходит по краю, зная, что, сорвавшись, приземлится на лапы».

Сейчас она ходила по краю бездны, и, сорвавшись, могла просто исчезнуть, так и не приземлившись. Эйвин чувствовал, как тонка грань, отделяющая его сестру от падения в эту бездну. Но он не мог и не должен был препятствовать тому, чтобы она прошла свой путь.

Сжимающие атаме руки Фреды начинают светиться. Ослепительное сияние охватило кинжал, влилось в него, заструилось к острию. Девушка поднесла атаме к дверной ручке, раздалось потрескивание, будто между кинжалом и ручкой пробежал электрический разряд. Дверь мощно содрогнулась всем полотном и медленно отворилась.

Тайлер бережно, но решительно отстранил Фреду с дороги и первым заглянул внутрь темноты, открывшейся в проеме.

— Небольшое помещение и лестница, ведущая вниз, — прокомментировал он. — Кажется, никого.

— Кажется? — прищурилась Метте. — Вампир не уверен?

— В этих стенах я и в себе самом не уверен, — мрачно отозвался Тайлер и добавил, — я никого явно не чувствую, кроме нас четверых. Но это не значит, что здесь больше никого нет.

— Как это понимать? — в голосе Эйвина звучала тревога.

Эмпат в нем ощущал только настрой сестры и легкий, как зыбь, эмоциональный фон, идущий от Метте. Но было еще тяжкое беспокойство, не его собственное, как он подумал сначала, а явно порожденное чем-то извне.

— Это значит, что если бы я полагался не на вампирское чутье, а на интуицию (в существование которой верю с трудом), то определенно сказал бы, что мы в этом здании не одни, — пояснил вампир, принюхиваясь к непроглядной темноте за тайной дверью.

— Я надеюсь, что где-то здесь находится Вагнер, — пробормотала Фреда.

Крепко зажав атаме в правой руке, левой сотворила сферу света. Теперь уже она решительно отодвинула Тайлера в сторону и шагнула за дверь первая. Эйвин и вампир мгновенно ухватили ее за плечи, пытаясь сдержать столь резвое продвижение навстречу неизвестности, но она стряхнула их руки и пошла вперед.

Сфера освещала пустое помещение с темными стенами, похожее на маленький холл. У дальней стены в полу находилось большое круглое отверстие, в непроглядной тьме которого терялась винтовая лестница, уходящая вниз. В неярком сиянии сферы видны были только три первые ступеньки.

— Туда… — обронила Фреда и двинулась вперед.

— Позволь я все же пойду первым, — сказал Тайлер, оказываясь перед ней. — Я ориентируюсь в темноте и могу заметить то, что человеческое зрение или слух не различат.

Спускаться по узкой лестнице, уводящей в чернильный мрак, было довольно жутко. Но Фреда уже бывала во тьме, когда столкнулась с ней на «экзамене» у Смотрящих. Сейчас ей было дискомфортно, но без ощущения парализующего страха, и девушка уверенно шла следом за Тайлером. За ней следовали Эйвин и Метте.

Ступеньки закончились, и под ногами оказался каменный пол. Первые шаги по нему мгновенно потонули в каком-то абсолютном беззвучье, словно они ступили не на камни, а на толстый слой ваты.

— Похоже на подземелье, — начал Вуд, — но…

— Мы в подземелье, — уверенно сказала Фреда. — Я узнаю его. Каменный пол, стены, потолок. В прошлый раз я спускалась сюда по другой лестнице, и тогда здесь везде горели светильники, а я слышала свои шаги. Сейчас же тут словно абсолютно звуко-и свето-изолировано.

— Именно так — здесь слишком тихо и темно, даже для меня, — подтвердил вампир.

Они старались говорить шепотом, и слова, падая в пустоту, пропадали без следа, а сиянию сферы едва удавалось разбавлять густую тьму вокруг них.

Они двинулись наугад. Фреда шла рядом с Тайлером, сжимая в руке кинжал и держа ладонь со сферой на уровне пояса, освещая путь под ногами.

В какой-то момент их продвижения, она почувствовала Вагнера. Её просто влекло вперед, и она знала, что Он где-то там, в этой темноте.

Какими бы Всевидящими и Всезнающими не были Смотрящие, они не могли видеть и знать всего на свете. Магия и все, что с ней связано это их конек», но понимание многих вещей, происходящих в человеческом мире, и умение их распознавать ушло от них навсегда, погребенное под столетиями высокомерной уверенности в собственном могуществе.

Аспикиенсы могли позволить им войти в Цитадель и, быть может, спокойно наблюдали за ними сейчас, как за мухами, ползущими по стене и не знающими, что некто в любой момент может раздавить их всех одним щелчком.

Но пока они не сделали этого, и четверка продвигалась вперед, пользуясь любой ничтожной возможностью приблизиться к своей цели.

А еще Фреда почувствовала, что их стало больше, и кто-то или что-то присоединилось к четверке, заняв место рядом с ней.

— Мама… — беззвучно, одними губами проговорила она. Ответное легкое шевеление воздуха возле ее щеки явилось подтверждением догадки.

Миры точно перекрещивались и соприкасались. И сейчас в некоторых из них происходили события, которые должны были соединиться во что-то единое, исправляя то, что было нарушено.

Все непонятное и невероятное переходило в разряд почти привычного.

Подземелье, глотающее свет и звуки, стало просто дорогой, ведущей к цели. Аспикиенсы в сознании обозначались лишь как кляксы на карте, которые нужно было стереть, чтобы они не нарушали точности маршрута продвижения в этом мире для нее и тех, кто был ей дорог.

Custos, атаме и сфера образовали непрерывную цепь тепла и легкой вибрации, проходящих от ее солнечного сплетения к руке. Ноги несли все дальше, и когда впереди в темноте стал просачиваться слабый свет, Фреда позволила сфере погаснуть.

Четверка дружно остановилась возле огромного проема в каменной стене, через который и лился рассеянный, бледно-голубоватый свет.

Фреда шагнула вперед и оказалась в том самом зале, в котором когда-то увидела обнаженного Рейна, парящего в сияющем потоке. Тогда сияние было ярким, позволяя различить и сводчатый потолок, и огромные каменные колонны, расположенные по периметру.

Теперь здесь царил почти полный мрак — холодный и мертвый. И только нечто мутноватое и не имеющее четких очертаний, как поднимающийся снизу пар, висело в воздухе на некотором расстоянии от пола. Скопление «пара» имело вытянутую вертикально форму и слегка светилось. Размеры его, несмотря на «рваный» контур, оставались стабильными, а вот плотность изменялась от почти непроницаемой до более разреженной. В какой-то момент, когда оболочка стала тоньше, Фреда различила сквозь нее контуры тела.

Она сорвалась с места так решительно, что даже Тайлер не успел среагировать и остановить ее. Фреда не замечала никого из своих спутников, когда они приблизились к ней и встали рядом. Она видела только, как сквозь мутную рыхлую оболочку кокона просачивались крупные, густые капли темной крови и тягуче падали на пол. На каменных плитах образовалась пугающе большая лужа, имеющая точные, не растекающиеся очертания правильного круга. Создавалось впечатление, что кокон окружен невидимым цилиндром, который удерживал кровь внутри его границ. Фреда протянула руку и ее пальцы действительно уперлись в незримый барьер.

— Там, внутри… Вагнер? — произнес Эйвин, с содроганием глядя на жуткий кокон, истекающий кровью.

— Я думаю это он, да… — проговорила Фреда. — Что с ним сделали? Как его вытащить оттуда?

— Попробуй атаме, — предложил Тайлер. — Возможно, кинжал, заряженный твоей энергией, сможет прорезать барьер.

Она кивнула, сосредотачиваясь и сжимая атаме двумя руками. Решительно нанесла удар, но… лишь отшатнулась, едва не упав, будто ткнула в резиновую стену, которая мощно спружинила, отпихивая её назад. Фреда обошла кокон, пытаясь отыскать в невидимой оболочке уязвимое место, и нанесла еще один удар с другой стороны. Но барьер остался невредимым, оттолкнув девушку с большей мощью, чем в первый раз, и, если бы не подхвативший ее Тайлер, она бы основательно припечаталась об камни пола.

— Ладно, — зло сказала она, не сводя глаз с кокона. — Будем действовать по-другому.

Фреда не была уверена, правильно ли делает, но кинжал послушно следовал за ее рукой, плавно, без труда процарапывая борозды на твердых камнях. Вскоре кокон, окруженный невидимым барьером, был заключен в квадрат, став центром лабиринта.

Сейчас она уже не чувствовала присутствия Мэдисон, словно та исчезла, сопроводив дочь к месту назначения. Теперь все было только в ее руках.

— Эйвин, Метте, Тайлер, вставайте по углам квадрата, как только я активирую лабиринт, — скомандовала она. — Я не знаю, получится ли, ведь к центру его нет доступа…

Она замолчала, сглотнув комок, мешающий голосу звучать четко и без омерзительной дрожи. Фреда немного отошла от внешней границы лабиринта и сгенерировала сферу. Запустив светящийся шар как можно ближе к центру, она наблюдала, как его сияние разбилось об пол, затем снова собралось, обволакивая невидимые границы барьера. Вскоре лужу крови опоясывал яркий подвижный ореол, похожий на кольцо голубоватого пламени, языки которого стали растекаться по контурам рисунка, заполняя их.

— Какая талантливая девушка, — раздался четкий голос, звучавший, казалось, повсюду. — Мы в тебе не ошиблись, ты все сделала идеально и вовремя.

Фреда резко обернулась, ища взглядом говорившего, и увидела три фигуры, выступившие из темноты. Аспикиенсы окружили их, располагаясь на некотором расстоянии друг от друга.

Видеть на бледных, гладких, как пластиковые маски, лицах Смотрящих подобия улыбок было страшнее, чем лицезреть оживший ночной кошмар. Фреда вздрогнула и только успела подумать о том, что надо скорее заскочить за контуры лабиринта, укрывшись в его спасительных границах.

Словно невидимое лассо мгновенно оплело ее и рывком выхватило из точки пространства, в которой она находилась. То же самое произошло и с тремя её спутниками.

Фреда, ошеломленная, лежала на полу у ног одного из Смотрящих, лицом почти утыкаясь в его элегантные ботинки. Морщась, подняла глаза и увидела черные брюки, отлично сидящие на тонких, слегка расставленных ногах. Девушка привстала, неловко опираясь на пульсирующий болью локоть, запрокинула голову и уперлась взглядом в устремленные на нее мертвые глаза. Фреда узнала и эти глаза, и гладкое неживое лицо, уже виденное однажды. Тот самый Смотрящий, которого она прозвала «костюмом».

Она не знала, что перед ней Создатель Вагнера — Кассий.

— Ты идеальна в своей человечности, девочка, — сказал он, глядя на нее. — Безупречный недостающий элемент.

В голове проносился товарняк, нагруженный тоннами бесполезных мыслей, и сквозь беспорядочное мелькание и грохот, Фреда выхватила слабый знак, словно кто-то просигналил флажком. Этот сигнал можно было и не заметить, но обостренные чувства сейчас подмечали все и ничего не отвергали. Так она осознала, что все еще сжимает в руке атаме, в карманах по-прежнему имеются ручки с серебром, а кусок картины не вывалился из-за пояса джинсов.

Она задвигалась на полу, пытаясь одновременно подняться и понять, насколько сильно ушиблась, рухнув на камни. Все ее спутники также оказались на полу в положении поверженных у ног двоих Смотрящих.

Один из Аспикиенсов с интересом разглядывал Тайлера Вуда.

— Вампир. Еще совсем дитя, твое существование не насчитывает и двух столетий. Наверное, поэтому ты еще так глуп и играешь в человеческие игры, — говорил Смотрящий, и голос его гулко разносился под каменными сводами залы.

Фреда, лихорадочно соображала, каковы их шансы сделать хоть что-то, кроме того, что признать свое поражение. Честно говоря, даже самый оптимистичный расчет был неутешительным — трое смертных и один слишком «человечный» вампир против могущественных, владеющих самой невероятной магией Смотрящих. И один вампир, пребывающий в неизвестном состоянии, запертый в истекающем кровью коконе.

— Ты хотела освободить своего вампира и одновременно активировать лабиринт, — фраза была не вопросом, а голос прозвучал… ласково. — Ты умница и тебе все почти удалось.

Итак, это все-таки ловушка, и их действия были просчитаны.

Но неожиданное предположение, что Аспикиенсам ничего неизвестно о втором лабиринте укрепило нежелание складывать руки и смиряться со своей участью раньше времени.

Фреда сильнее сжала кинжал, пряча его под рукав куртки, и потихоньку нащупала в кармане ручку, заправленную серебром. Все делалось машинально, без какой-либо определенной осмысленной цели.

— Твой лабиринт выстроен идеально, но он не предназначен для тех, кого ты хотела поместить туда, — продолжал Кассий. — Разве что, вот тот юноша, в жилах которого я чую твою кровь, вполне мог бы подойти нам, если бы у нас не было тебя.

Фреда стиснула зубы, стараясь сдержаться и не позволить себе чем-нибудь разозлить Аспикиенса. Пусть упивается своей самодовольной болтовней, а она пока подумает, что может сделать угодившая в мышеловку мышка с перебитым хребтом.

— Перед тем, как мы перейдем к делу, позволь выразить наше искреннее восхищение тобой, — неожиданно Кассий наклонился, и, подхватив ее под локоть, помог подняться с пола. — Ты уверенно двигалась к своей цели — найти и спасти возлюбленного. К тому же вы доставили нам истинное удовольствие наблюдать за вами. Вы так предсказуемы и так отчаянно бесстрашны. Или бесконечно глупы. Вы с Вагнером и в самом деле допускали мысль, что мы не узнаем о вас то, что вы пытались скрывать? И о чем ты думала, шагая по коридорам Цитадели? — спросил ее Смотрящий. То, что эти вопросы уже не риторические, и он действительно хочет получить на них ответы, Фреда поняла не сразу.

— Ответ номер раз — да, допускали, — честно ответила она, бесстрашно глядя в мутно-серые, как стоялая вода, глаза Кассия. — И ответ номер два — я думала о том, что не все, что кажется предсказуемым, таковым является на самом деле. Вы не поверите, но жить иллюзиями иногда даже приятно. Самый тщательный расчет иногда сильно ограничивает возможности.

Звук, раздавшийся в ответ, совсем не был похож на смех, но Фреда с содроганием поняла, что именно смехом он и являлся. И самое ужасное, что поняла девушка — она нравилась Смотрящим. Нравилась, как забавная зверушка, вызывающая восторг у давно лишенных эмоций существ.

— Ты определенно заслужила маленький подарок, — сказал Кассий. — Считай, что ты попала в сказку, где исполняется самое заветное желание. Уверен, у тебя таких желаний не одно, но придется выбирать. Итак, трое против одного. Выбирай — Вагнер или твои спутники.

Вот как, оказывается, выглядит самый страшный кошмар, ставший реальностью.

«Не стой! Не молчи! Делай что-нибудь! В этой безумной игре не выбирают средства, важна лишь цель. Тяни время, изворачивайся, неси ерунду, истери. Начни торговаться, уравновесь выбор — двое против двух. Брат и Вагнер. Метте и Тайлер»…

Эта мысль прожгла в мозгу дыру, навеки запечатлевшись в подсознании. Как просто сойти с орбиты всего человеческого и вылететь в открытый космос Вселенского Зла. Она быстро приняла правила этой безумной игры, оценила и разложила на весах чужие жизни…

Мокрая от ледяного пота ладонь сжала рукоять атаме. Может быть, вот оно, избавление от кошмаров и от необходимости делать выбор? Но Смотрящие не для того их сюда впустили, чтобы дать ей умереть. Им она нужна живой и здоровой.

Перестав дышать и чувствовать, Фреда оглянулась назад. Лабиринт светился, ожидая, что им воспользуются, и ему было все равно, кто и с какой целью.

Или НЕ все равно? Гард ведь говорил о важности намерения. Что, если у них уже получилось задать, обозначить и запустить то самое, что зовется странным словом эгрегор?

Или она сотворила лабиринт, чтобы убедить Смотрящих в правильности их выбора, предоставив им возможность спокойно воспользоваться плодами ее стараний?

И как узнать, какой именно вариант был активирован — ее или Смотрящих?

Лица брата, Метте и Тайлера она различала нечетко, как расплывчатые пятна. Фреда перевела затуманенный взгляд в центр лабиринта — первый раз ей пришло в голову, что в висящем над полом коконе может быть вовсе не Вагнер. Откуда у нее вообще взялась уверенность, что там именно он? И если внутри не он, то кто?

— Где… Вагнер? — выдавила она.

По лицу Смотрящего промелькнула тень эмоции. Заинтересованность?

— Там, внутри, — он бледной рукой указал на кровоточащее «нечто». — Ты сомневаешься?

— Я думала, что там Вагнер, — отозвалась Фреда, — но так и не получила тому подтверждения. Покажите мне его, прежде чем я сделаю выбор.

«Тянуть время! Тянуть так, долго, как только возможно…»

— Зачем? Выбери своих спутников и отдай нам того, кого не видишь. Твои друзья и брат уйдут целыми и невредимыми, а ты сможешь какое-то время успокаивать себя иллюзией, что там вовсе не Вагнер.

Фреду передернуло, а Смотрящий посмотрел на нее так, как наблюдал бы за букашкой, медленно отрывая ей лапки одну за другой.

— Что… с ним? И если внутри этой штуки не Вагнер, то… где он?

— Так ли уже важно где он и что с ним?

А ведь и правда — какое это теперь имеет значение, ведь сделать она ничего уже не может.

— Вы, правда, отпустите их? — Фреда посмотрела на своих спутников.

— Как только мы закончим, их память будет изменена, и они уйдут отсюда целыми и невредимыми. Все зависит от тебя.

— Отпустите их сейчас, пожалуйста… — прошептала она.

— Как только мы закончим, — непреклонно повторил Кассий.

Повторил так, что Фреда почти поверила ему.

Custos послал ей в центр солнечного сплетения раскаленную стрелу, заставив охнуть и стиснуть зубы. Амулет яростно, возмущенно жалил ее, и впервые она осознала, что они с ним действительно составляют нечто цельное. Он аккумулировал ее эмоции и силы, посылая их обратно, приумноженными.

Если Гард был прав, и этот лабиринт мог работать как портал и защита, то дело было за малым — оказаться внутри него всем вместе. Но что, если магия, которая удерживала кокон, помешает лабиринту сработать как нужно?

— Не надо мне ваших иллюзий, я имею право знать правду, — сказал Фреда. — Покажите мне того, кто внутри.

— Уверена?

— Да! Да. И еще раз да.

— А твой выбор? — спросил Кассий.

— Отпустите их, — она кивнула головой в сторону брата и друзей.

Слова упали с губ и растаяли под темными сводами каменной залы. С ними испарилась слабая надежда на торжество вечных человеческих ценностей. Происходящее было реальным, но существовало где-то за гранью, противореча здравому смыслу. Фреда продолжала упорно цепляться за ограничения, в рамках которых разум воспринимал события, пытаясь придать им понятные формы.

Но все давно вышло за контуры человеческой обыденности, как кровь, начавшая вытекать за невидимую границу вокруг кокона.

Кровь изливалась, темными струйками вмешиваясь в сияющий рисунок лабиринта, и испарялась без следа. Оболочка кокона рассеялась, и Фреда увидела того, ради которого пришла сюда. Безвольно повисшее тело, одетое в рваные и грязные брюки и рубашку. По босым ногам тоже стекала кровь. Белое, как снег лицо в бурых потеках. На месте глаз — темные провалы. Все, как в ее видении.

Тело Рейна рухнуло на пол и осталось лежать неподвижно в неестественной изломанной позе.

Фреду трясло от усилий сдерживать бешеный порыв броситься к лабиринту, к тому, кто лежал сейчас там… Она крепче сжала кинжал.

— Правда перед тобой. Это Вагнер. Точнее его бесполезная и бессмысленная оболочка. По законам нашего мира он уже не здесь, не с нами и обратного пути для него нет. Мы удерживали его здесь только для того, чтобы пришла ты.

«И я пришла… Он должен был знать, что я обязательно приду…»

— Не сокрушайся о нем, ты все равно ничего не смогла бы сделать. Регент всегда позволял себе исключительно полезные слабости. Одна из них — чувства к тебе. Взаимные, без сомнения. И это был самый верный и очевидный способ заполучить тебя. Надо признать, то, что вас связывало, имеет поразительную силу.

«Не связывало. Связывает!»

Фреда посмотрела на Кассия. Когда-то, будучи человеком, он был, несомненно, красив. Теперь мышцы его лица могли лишь искажаться, принимая жутковатые формы застывших масок. Смотрящий выглядел довольным, он явно ловил какой-то одному ему ведомый кайф, чувствуя что-то особенное в этот момент своего почти-триумфа.

— И не питай иллюзий, что сможешь воспользоваться атаме, который судорожно сжимаешь вспотевшей рукой. Ты сделала выбор, девочка, не усложняй и не меняй больше судьбу своих друзей. Пути назад не существует.

Атаме вырвался из ее руки и отлетел прочь, со звоном приземлившись в стороне.

Фреда стояла очень близко к Смотрящему и ощущала его как холодную, бесплотную тень.

Где эта ее контрмагия, когда она так нужна? И что нужно сделать, чтобы она заработала? Рейн объяснял, что защитные силы включаются, если её жизни грозит опасность сверхъестественного происхождения. Разве сейчас не тот самый момент?

Чем спровоцировать этих бледных ублюдков, чтобы они получили ответный удар от ее дремлющих способностей и начали выворачиваться наизнанку, выблевывая свою поганую кровь вместе с гнилыми кишками?

Но Аспикиенсы не станут причинять ей вред, им она нужна живой. Зато здесь есть те, кто без промедления пострадает вместо нее. Фредаа сникла: в этой ситуации ее столь полезные силы могут сработать только во вред.

Прошла вечность или считанные мгновения. Фреда чувствовала себя горящим бикфордовым шнуром.

Смотрящий прав, пути назад не существует, только не для нее.

И это вдруг чудесным образом расставило всё на свои места. Ничему нет гарантий. Все надежды мертвы. Риск правил балом. Но ничего еще не кончено.

Она встретилась глазами с каждым, кто сопровождал ее сюда, — они понимали все без слов. Взгляд задержался на брате, а рука сама собой потянулась к висящему на груди Custos’у. Эйвин чуть заметно кивнул. Он задвигался на полу, морщась и тихо постанывая, потирая колено и бедро, при этом незаметно вытащил что-то из кармана джинсов. Его амулет.

Все дальнейшие события происходили, укладываясь в неведомый отрезок времени, зависший где-то вне всяких величин. И за этот промежуток Фреда прожила десять жизней, испытав все чувства и эмоции, какие-то только существовали на свете.

Стиснув зубы из-за невыносимых волн жара, которые посылал сквозь нее раскаленный Custos, Фреда выхватила ручку с серебром и молниеносным движением вонзила в глаз Кассия, увидев, как из ее ладони рвется поток света. Смотрящий гневно взревел и взмыл в воздух, подскочив, как марионетка на невидимых нитях.

Отпрыгнув в сторону, Фреда понеслась к лабиринту, стараясь держать всех в поле зрения. Словно в сюрреалистическом сне наблюдала, как из глазницы Кассия выплеснулся фонтан черной крови.

Фреда перестала быть собой. Не понимая своих действий, она двигалась к лабиринту и на ходу создавала одну сферу за другой, хаотично швыряя их в Кассия и двух других Смотрящих. Темноту залы прочерчивали маленькие кометы, на подлете ярко освещавшие фигуры Аспикиенсов в темных костюмах. Вспышки света выхватывали из сумрака их застывшие бледные лица, бескровные кисти рук. Вампиры с небрежной легкостью, отбивали «световые атаки», искажая траекторию полета сфер, и пару секунд казались почти увлеченными игрой в этот «пинг-понг».

Их краткого, но неосмотрительного замешательства хватило, чтобы Тайлер выхватил из карманов сразу две ручки и, используя свою скорость, вонзил их в лица двух Смотрящих — Карла и Скиллинга. Они возмущенно рыкнули в унисон, развернулись, и Тайлера с невероятной силой и скоростью отбросило в темноту зала. Раздался тяжелый звук удара, хруст, от которого свело челюсти, и все стихло.

Эйвин, воспользовавшись моментом, вскочил на ноги и, крепко зажимая пальцами свой Сustos, полоснул им по лицу одного из Смотрящих. Брызнувшая струя темной крови, как намагниченная потянулась шлейфом за рукой юноши, изгибаясь подобно змее. Невероятное зрелище вызвало недолгий паралич даже у Смотрящих, явно не ожидавших от пленников такой прыти и припасенных в рукавах… Козырей? Нет, вряд ли это были козыри, скорее некие приемы, вдруг правдоподобно сработавшие у ярмарочных фокусников.

Фреда яростно закричала, когда ее брат и рыжеволосая Метте были так же, как Тайлер отброшены прочь. Эйвин с глухим стуком ударился спиной об каменную колонну и обмяк, медленно сползая на пол. Метте со стоном приземлилась на камни и проехала до самой стены, беспомощно скользя по каменным плитам. Наверное, Эйвин выронил свой Custos, и поток крови из раны Скиллинга прервался.

Амулет Фреды кипел, и она уже не сдерживала крики боли и ярости, борясь с желанием сорвать Custos с шеи. Следствием этого отчаянного желания стало сотворение не просто сияющей сферы, а самого настоящего огненного шара. Фреда бросила файербол в сторону Кассия, который надвигался на девушку, не сводя с нее немигающего взгляда. Шар сыграл с вампиром в магические «вышибал»», осалил его и лопнул, выплескивая жидкое, как лава, пламя, которое растеклось по ткани безупречно сидящего костюма. Всеядный огонь стремительно распространялся, охватывая руки вампира, его торс, подбираясь к лицу.

Смотрящие в один голос стали выкрикивать какие-то заклинания, от которых воздух в зале становился густым, зловонным, непригодным для дыхания. Фреда застыла на месте, не имея возможности двинуться, борясь с желанием расцарапать отекшее горло ногтями. Тело стало тяжелым, оцепенело: девушка попыталась шевельнуться, но лишь неловко качнулась, как если бы угодила в желе. Уши словно забило ватой, но зрение оставалось четким, и она видела, как огонь, охвативший Кассия, стал стихать, причинив видимый ущерб лишь его дорогому костюму, а рваная рана на лице Скиллинга, нанесенная амулетом Эйвина, регенерировала.

За колоннами, в дальнем конце зала, потонувшем во тьме, обозначилось какое-то стремительное движение. Фреда даже не увидела, а скорее осознала, как Тайлер переместился, подхватил с пола атаме, и в невероятном молниеносном движении полоснул кинжалом по горлу Карла, находившегося ближе всех к нему. Голова Смотрящего откинулась назад, как свалившийся с подставки бюст, и то, что было его телом, вдруг обрушилось на каменный пол серым прахом.

Кассий и Скиллинг взревели в один голос, и звук этот не был похож ни на один из когда-либо звучавших по эту сторону реальности. А Тайлер успел переместиться в противоположный конец зала, не дав Смотрящим нанести ему удар.

Воздух снова ворвался в легкие, оцепенение спало, голова прояснилась и Фреда, не мешкая, рванула к Брату и Метте.

Все их действия происходили параллельно в один и тот же краткий отрезок времени.

Норвежка, едва придя в себя, на четвереньках подбиралась к Эйвину, все еще лежащему неподвижно. Фреда, метнувшись, подхватила с пола Custos, принадлежащий брату. Амулет «ужалил», и девушка, едва не выронив его снова, успела засунуть строптивый предмет в карман. Метте тем временем уже подтаскивала бесчувственного Эйвина к лабиринту, и едва они пересекли границы, как сияние контуров вспыхнуло сильнее, лучами поднимаясь вверх.

Скиллинг переместился к ним, и Фреда почувствовала, что ноги ее опять перестают слушаться. Она закричала, что было сил, со всей злостью и отчаянием, и швырнула в Скиллинга пылающий шар. Вампир ловко увернулся, но этого мгновения хватило, чтобы он отвлекся, и его воздействие прервалось. Фреда перескочила контуры лабиринта, приседая на корточки и машинально кладя руку на спину неподвижно лежащего Вагнера.

Приняв четверых в свои границы, рисунок вспыхнул еще ярче, превращаясь в ослепительные струи света, восходящие снизу вверх. За этим сиянием не было видно почти ничего, их словно отрезало от темноты. Воздух задрожал, вибрации передавались телу, затрагивая все чувства, каждую клеточку тела, как перегрузка при взлете ракеты.

— Тайлер! Сюда, скорее! — крикнула Фреда. В ее голосе отчетливо слышались нотки истерики.

Кассий ринулся на Тайлера, выбрасывая в его сторону руку с растопыренными пальцами. Темноглазый, всегда такой молчаливый вампир смог только оглянуться на крик девушки, и взгляд Фреды приковало к спокойному, почти умиротворенному лицу, к его глазам, устремленным на нее в немом прощании.

Она только сейчас осознала то, что было очевидным с самого начала — лабиринт мог принять только четверых. Кто-то один обязательно должен был остаться. Фреда что-то закричала, протестуя, но в этот момент из темноты зала выступили четыре фигуры. Их лица с отраженным на них сиянием лабиринта, казались масками без тел, зависшими в воздухе.

Низкий гул усиливался, забирался внутрь головы, отключая слух. Пол вибрировал, лишая ощущения твердой опоры под ногами.

Четверка окружила оставшихся Смотрящих, и это было последнее, что увидела Фреда, прежде чем лабиринт сработал, как портал.

* * *

…Нет ничего — ни тела, ни чувств. Всё, что есть, заперто в темной комнате, в которой на бесконечно длинной веревке развешены фотографии — фрагменты ее жизни. И она мчалась мимо них, не успевая ничего разглядеть и понять…

Её крепко держали и перемещали. Остановка, короткая передышка, во время которой появились запахи, и они повлекли куда-то. Затем прорвались звуки. Кто-то звал, тревожно, настойчиво и так… ласково. Темная комната исчезла, появился свет и какие-то неясные кляксы, нависающие над ней.

— Фреда! Фреда, слышишь меня?

Её легонько встряхнули.

— Слышу… Не трясите… я и так, кажется, распадаюсь на атомы…

И, правда, ощущения такие словно ее пропустили через блендер.

— Ворчит, значит, соображает, — голос довольный. — Дай воды. Вот. Пей.

Зубы клацнули обо что-то, а между губ заструилось мягкое, прохладное и шелковистое — вода. Хорошо…

Кляксы приобрели очертания. Это лица, знакомые, даже родные. Лео и Метте.

— Что случилось? Где мы?

— Правильные вопросы! Мозги по дороге не растеряла. Вы вернулись, лабиринт сработал как надо. Встать можешь? Нам надо всё заканчивать поскорее…

Её подняли, голова кружилась, и перед глазами все плыло, но Фреда уже видела, что она стояла в комнате с изразцовой печкой. Рядом Лео и Метте на полу светился рисунок лабиринта.

— Эйвин? Вагнер?! Что с ними?!

— Смотри сама, — ответил голос Лео. Взгляд девушки заметался по комнате, где плясали отсветы от лабиринта, пятна горящих свечей и участки темноты по углам. У стены она увидела их — брата и Вагнера.

Фреда сделала шаг, отводя руку Леонара, попытавшегося поддержать ее. Эйвин сидел, привалившись спиной к стене, живой. Рядом с ним на полу растянулось тело Вагнера. Тело? Как там сказал Смотрящий — бессмысленная оболочка?

Фреда судорожно вздохнула, подошла к брату и Рейну, стараясь не наступить на контуры лабиринта, опустилась на корточки. Она разглядывала лицо Эйвина, боясь смотреть на Рейна и прикасаться к нему. А он был так близко, только протянуть руку…

— Эй, сестренка, я в порядке, не смотри на меня так, — прохрипел брат. — И на него не смотри так. Лео сказал, что раз он такой, значит не…

— Это явно не состояние окончательной смерти, — подал голос Лео, прозвучавший громко и отчетливо.

Фреда кивнула, не поворачиваясь, прикоснулась к щеке брата и подвинулась к Вагнеру. Губы пришлось закусить, чтобы они не тряслись, как у паралитика. Одетый в темные брюки и когда-то бывшую белой рубашку, босой, он лежал совершенно неподвижно. На белом, как мел лице она рассмотрела плотно закрытые веки, покрытые коркой засохшей крови. На расстоянии это действительно выглядело, как черные провалы. Девушка осторожно положила руки на грудь своего вампира, не зная, что хотела этим обозначить для себя. Сердцебиения и дыхания у него все равно не было, а твердость мышц и прохлада кожи не отличались от тех, что она привыкла ощущать, прикасаясь к нему. Но он был вполне реальным. Пальцы Фреды чуть сжались, сминая ткань рубашки Рейна…

— Метте рассказала, как вы его нашли, — Лео подошел ближе и остановился за спиной Фреды. — Не понимаю, что с ним, знаю одно — он не умер окончательно.

«…но он уже не здесь и обратного пути для него нет…» — всплыли в памяти слова Смотрящего.

— Тайлер… — проговорила Фреда, сглатывая застрявший в горле хрип. По лицу неудержимо заструились слезы. — Он… остался там…

— Знаю, — коротко ответил Лео. — Неизвестно, что случилось, а копаться в предположениях времени нет. Похоже, вас там навестили Магистры? Начальство Смотрящих, наконец, пошевелило своими магическими задницами и решило вмешаться.

— Магистры? Да, думаю, это были они. Сколько же я была в отключке, что Метте уже успела тебе всё рассказать?

— Недолго, — туманно ответствовал Борегар. — Метте умеет излагать факты четко и быстро. По-военному, — хмыкнул вампир.

Метте беззлобно зыркнула на него и подошла к Эйвину, увидев, что тот зашевелился на полу, пытаясь встать на ноги.

— Если это были Доминис, то почему появились только к финалу? — проговорила Фреда, продолжая хмуро смотреть на Вагнера.

— Любой ответ будет только нашим предположением, — отозвался Лео. — Метте сказала, что Тайлер разделался с одним из Смотрящих. Магистры могли явиться тогда, когда почуяли смерть одного из них. Нарушилась тысячелетняя целостность, и именно на это они среагировали.

Фреда кивнула, соглашаясь.

— Вагнер говорил, что все семеро — трое Аспикиенсов и четверо Магистров — связаны особенным образом. Но неужели они не чувствовали того, что творили Аспикиенсы все это время? Они же ощущают любое проявление магии крови. Они планировали сместить Доминис, силой удерживали одного из Регентов.

— Мы не знаем, как у них там все это происходит, и какая магия была задействована, — пожал плечами Леонар. Он пристально следил за подрагивающими руками девушки, которыми она, осторожно прикасаясь, бессознательно гладила плечи и грудь Вагнера. — Смотрящие давно затеяли все это, и им, наверное, известен способ держать свои революционные планы вне ведения Магистров. Ко всему прочему Аспикиенсы продемонстрировали удивительную осведомленность и о наших планах.

Фреда совсем притихла, сгорбилась над телом Рейнхарда.

— Кстати, вполне возможно, что Магистры и сюда доберутся. Давай уже что-то делать, — раздраженно буркнул Лео, злясь на то, что видит Фреду такой подавленной.

— Что-то? — она выпрямилась, полуобернулась, но на вампира не смотрела. — А как мы будем делать «что-то», если с Вагнером неизвестно что, а Тайлера с нами нет?! Нужен четвертый…

— Есть я, — подала голос Метте.

— Нет! — дружно отрезали брат и сестра. Они переглянулись, и Фреда продолжила, — нет, мы не будем больше никого впутывать, хватит уже и того, что… что я наворотила. И потом, Айна кое-что сказала мне. После ее откровений я вообще никого не имею право вовлекать во все это.

— Ты вообще, о чем сейчас думаешь?! — голос Лео понизился до гулкого баса. — Уясни, наконец, никто у тебя не спрашивает позволения быть куда-то втянутыми. Каждый из нас в состоянии принимать решения за себя и твоего высочайшего одобрения на это не требуется.

Пророкотав, Лео добавил чуть тише:

— Хотя, насчет Метте я согласен — её в это впутывать нельзя. И основания к тому имеются веские, я тоже говорил с Айной и Матиасом. А тебе, — он направил длинный указательный палец на Фреду, — пора перестать терзаться сомнениями и надо довести дело до конца. Всем здесь присутствующим, включая, прежде всего, Вагнера, хотелось бы именно этого.

— До какого же конца я могу довести дело! До конца света?! — взвилась Фреда, вскакивая на ноги. — Мы должны вчетвером встать по углам квадрата. Я, ты, Эйвин. И Вагнер. Но с ним как быть?

Лео сжал челюсти, сразу стал выглядеть старше и злее.

— Надо быстро найти решение, — заявил он.

— Гениальный план. Есть конкретные соображения? Нет? Вот то-то…

Она запустила руку в волосы, пропуская пряди между пальцами. На лице ее отразилась усталость.

— Эйвин, в моем кармане… — вдруг вспомнила Фреда и шагнула к брату.

Юноша, вопросительно вскинув брови, порылся в кармане ее куртки и извлек металлический треугольник.

— Я его выронил и даже не помнил этого, — с явным облегчением проговорил он. — Ты нашла. Умница! — он чмокнул сестру в щеку.

Фреда кивнула в ответ, а сама в это время смотрела только на Вагнера.

— Надо попробовать дать ему крови, — сказала она.

— Уже пробовал, — мрачно отозвался Лео. — Пока ты была в отключке, я пытался напоить его своей кровью.

— Пытался, и?

— И не получилось. Что бы там Смотрящие с ним не сделали, он, словно закоченел — веки нельзя поднять, рот не открывается. Думаю, не ошибусь, если предположу, что из всех доступных вампиру чувств, Вагнеру сейчас недоступно ни одно — не слышит, не видит, не осязает, не может питаться.

«…пустая, бессмысленная оболочка…»

Фреда упрямо насупилась, снова опустилась перед Рейном на колени. Осторожно прикоснувшись к его рту, слегка надавила, пытаясь разжать холодные губы и у нее, конечно же, ничего не вышло. В полном молчании, Фреда провела ладошкой по ледяной щеке вампира и убрала руку. Она посмотрела на мерцающий рисунок лабиринта, занимающий почти все пространство комнаты.

— Что же я могу сделать?… — проговорила она, давясь накатившим отчаянием, как желчью. И, обхватив Рейна за плечи, приподняла его, прижимая твердое, неподатливое тело к себе.

— Это не конец, милая… — прошелестел над ухом знакомый ласковый голос. — Теперь я кое-что понимаю в этом…

Фреда подняла голову. Перед ней стояла Мэдисон Саттон, почти реальная, но лишь в чуть более бледных красках, чем те, что присущи жизни. Синие глаза смотрели сочувственно и ласково. Мэдди наклонилась, протянула руку и… коснулась щеки дочери. Рука была невесомой, но от прикосновения веяло теплом.

— Мама… — в полный голос произнесла Фреда.

Лео нахмурился. Эйвин подался к сестре, протягивая руку, но Метте удержала его.

— В моем положении есть свои преимущества, — сказала Мэдисон. — Находясь за пределами этого мира и все же имея в него доступ, многое видится с иной стороны, под иным углом. Веришь мне, родная? Отвечай честно, не лукавь, не выдавай желаемое за действительное.

— Верю, — твердо проговорила Фреда. — Верю, потому что знаю, что все происходит не просто так. И это не сон, а реальность.

— Эй, Фреда! — окликнул ее Лео. — Ты меня сильно смущаешь, человечек. Говорить с воздухом в наши ближайшие планы не входило.

«Говорить с воздухом» — зацепилось где-то в сознании.

И мелькнуло следом:

«Сила ее остается цельной, когда она превращается в землю».

А потом:

«…меняй под себя ту реальность, в которой ты уже существуешь. Меняй ее для тех, кто тебе дорог и необходим, как воздух.

Как вода.

Как земля.

Как огонь.

И помни — ты не одна…»

Воздух. Земля. Огонь и вода.

Четыре элемента.

Фреда бережно опустила Рейна на пол, поднялась на ноги. Её глаза заметались по сторонам, лихорадочно оглядывая комнату. Руки сами собой стянули с шеи Custos, а пальцы ловко извлекли амулет из металлической сеточки, удерживающей его. Она повертела «чашу» в руке, разглядывая так и этак, словно ища подсказки. Амулет больше не был раскаленным, не посылал никаких сигналов, он выглядел как всегда — чуть выпуклым кругляшом неизвестного назначения.

— Если ты веришь мне, то послушай, что я скажу, — обратилась к дочери призрачная Мэдисон. — Доверься себе. Сейчас всё, а особенно то, что кроется в твоем подсознании и управляет инстинктами, все может стать очень важным. Прислушайся к себе, используй свои силы, свои чувства. Это риск, но другого шанса не будет. И если решишься сделать шаг дальше, даже вопреки первоначальному плану, то делай этот шаг сейчас. Вот только…

Мэдди замолчала и посмотрела на Эйвина. Взгляд ее синих глаз стал печальным.

— Для Эйвина переход через лабиринт невозможен, — очень тихо сказала призрачная женщина. — Он не должен быть с вами. Его место здесь. Может быть, рядом с этой женщиной, — Мэдисон кивнула в сторону Метте, длинные волосы колыхнулись медленно, тягуче, как в воде, — может быть без нее. Но он не должен входить в лабиринт.

— Но как же? Почему? — удивленно проговорила Фреда, не обращая внимания на застывших в полнейшем изумлении Лео, брата и Метте. — С самого начала мы планировали, что он один их четверых.

— Это было неверно. Он твой близнец, его сущность сходна с твоей, вас объединяет общая кровь. Лабиринт увидит в вас одно целое. Один элемент, — пояснила Мэдди. — Но и без него не обойтись. Он часть всего. Часть эгрегора.

Фреда задумалась, сжала в руке свой амулет, обвела взглядом всех присутствующих, задержалась на Вагнере.

— Тогда, я знаю, что делать, — твердо сказала она. — Спасибо, мама. Думаю, это тот самый недостающий кусочек в пазле, без которого не складывалась вся картина целиком.

— Фредерика? — вкрадчивый голос Лео раздался над самым ее ухом. Вампир склонился к девушке и заглянул ей в лицо.

— Не смотри на меня, как ласковый санитар в психбольнице, — сказала ему Фреда. — Я пока еще не помешалась. Здесь Мэдисон и она видит тебя.

Лео вскинул быстрый взгляд вглубь комнаты, туда, где как раз и стояла Мэдди. Ничего не увидев, он озадаченно поморщился и снова уставился на Фреду.

Эйвин и Метте стояли, словно их приморозило к месту, не зная, как реагировать на происходящее. Они вдруг выпали из действия, став просто зрителями, не способными повлиять на развитие сюжета.

— Мэдди здесь и видит меня, — как автомат повторил Лео. — Но почему я не вижу ее? — с несвойственной ему бесхитростностью спросил вдруг он. Голос его заметно дрогнул.

— А хотел бы увидеть?

— Шутки шутить изволите? — процедил Лео сквозь зубы. Льдисто синие глаза вампира потемнели.

— Не надо, Фреда. Не так это должно быть, — Мэдисон плавно переместилась ближе к вампиру.

Призрачная женщина опустила руки на его могучие плечи. Она не зависла в воздухе, как маленький Каспер, а, твердо опираясь на пол, привстала на цыпочки и коснулась губами подбородка Лео. Даже вытянувшись на носочках, Мэдди едва доставала до лица Лео. Тот вздрогнул всем телом, почувствовав прикосновение, и инстинктивно склонился ниже. И тут же получил одобрительный легкий поцелуй в губы.

Глаза вампира расширились, он напряженно выпрямился и на мгновение застыл, как соляной столб. Не отдавая себе отчета, кончиками пальцев коснулся своих губ, а потом вскинул руки, словно пытался обнять пустоту перед собой.

— Мэдди?… — прошептал он.

— Лео, ты верил ей? — спросила Фреда. — Веришь сейчас?

— Не играй со мной, девочка, — прохрипел вампир, не сводя глаз с пространства перед собой, где стояла призрачная Мэдисон.

— Никакой игры. Веришь или нет? Хочешь снова ее увидеть? Быть с ней? — слова Фреды падали камнями в полной тишине.

— Фреда, что ты делаешь?! — не выдержал Эйвин, делая шаг к сестре.

Метте остановила его и потянула обратно.

— Происходит что-то, чего мы не понимаем, — шепнула она ему на ухо. — Но даже если это и так, то не мешай им. Все разрешится в ближайшее время.

Теплые губы норвежки нежно коснулись его скулы, потом мимолетно прижались к уголку губ. Эйвин замер, прикрыл глаза, перевел дыхание, чувствуя, как напряжение отпускает его.

— Допустим… — едва владея голосом, просипел Лео. Он мотнул головой, прочистил горло и уже отчетливо и твердо сказал, — допустим, я хочу верить. Но не могу. Одно я знаю точно — больше всего, чего я когда-либо хотел во всех своих жизнях, это быть с ней. Я бы остался с ней навсегда, где бы она ни была.

— Тогда давайте рискнем, — сказала Фреда. И тут же сникла. — Но вот тут и возникает основная трудность. Нужно что-то, принадлежавшее маме…

Лео развернулся и, ничего не говоря, скрылся на кухне. Он вернулся, держа в руке кухонный нож. Расстегивая на груди рубашку, произнес:

— Я отвернусь, зрелище не для слабонервных.

Фреда удивленно посмотрела на Мэдисон, а та была спокойна, словно знала, что сейчас произойдет и просто ждала, с нежной грустью глядя на вампира.

Было видно, что Лео взялся за рукоятку двумя руками, поднес острие к левому боку, ниже сердца и сделал резкое движение на себя, а потом еще одно вправо. Словно сотворил ритуальное сэппуку.

Фреда и Метте вскрикнули, а на пол обильно закапала кровь. Никто не видел, что дальше делали руки Лео, пока сам он стоял, запрокинув голову вверх, а мышцы спины его напряженно перекатывались под тканью рубашки. Потом вампир чуть расслабился, оглядел себя, запахнул полы рубашки и повернулся снова. На рубашке слева расплылось большое красное пятно, а в руке Лео держал прямоугольный предмет, напоминающий портсигар, густо покрытый темной кровью. Глаза Фреды расширились от ужаса и чего-то, схожего с благоговением.

— Она всегда была со мной, — просто сказал вампир. Он обтер предмет полой рубашки.

— Это… там ее прах? — прошелестела Фреда. — И ты носил его в себе? Все эти годы?

Вампир только пожал плечами.

— Я уже мало чему могу удивиться, но это… — подал голос Эйвин.

— Ну, чему здесь удивляться? Все очень практично, — усмехнулся Борегар. — Плоская герметичная капсула из сплава платины, титана и еще кое-чего, с повышенной устойчивостью к коррозии, прочная. Очень удобно, плюс дополнительная защита сердца от желающих проткнуть меня карандашным огрызком.

Все присутствующие онемели, забыв, казалось, обо всем, кроме того, что только что с ловкостью Копперфильда проделал Лео. Только призрачная Мэдисон совсем не была удивлена.

— Позер и вечный мальчишка. Обожает эффекты, — услышала Фреда слова матери. — Думаю, в том, что я еще как-то связана с этим миром, отчасти и его вина. Или заслуга. Мой странный прах жил в его груди, купаясь в немертвой крови. Плюс эта недосказанность, незавершенность… Он держал меня здесь и не давал уйти…

Спойлер

— Мне в голову подобное не могло прийти, — проговорила Фреда, качая головой. Она оглянулась на брата и тот, ответил ей взглядом, выражавшим согласие и высшую степень потрясения. — Надеюсь, у нас еще будет возможность все это переварить. А сейчас, пожалуй, пора…

Она подошла ближе к Эйвину, остановилась напротив него.

— Ну, вот, кажется, мы действительно к чему-то подошли, — произнесла, глядя в глаза брату. — Все так странно и так… неправильно. Или наоборот — все так, как и должно быть. Если у меня больше не будет возможности что-то сказать тебе, то говорю сейчас. Ты замечательный, необыкновенный и я хочу, чтобы ты был счастлив.

Эйвин смотрел на сестру, не в силах ничего вымолвить. Они прощались, едва узнав друг друга, и помешать этому он не мог.

— Мне кажется, исполнение моего желания насчет Эйвина зависит еще и от тебя, — Фреда улыбнулась Метте, стоящей рядом с братом. — И спасибо тебе за все.

Та в ответ кивнула, быстро заморгала, отводя взгляд светлых глаз.

— Эйвин, дай свой амулет, — обратилась Фреда к брату. — Буду импровизировать, как и говорил Матиас, — пояснила она, видя вопросительные взгляды, устремленные на нее, — кстати, Метте, поблагодари их всех еще раз за неоценимую помощь.

Фреда подняла свой Custos, держа его на ладони. Эйвин приблизил треугольник, разжал пальцы и оба амулета, как намагниченные, соединились с легким металлическим щелчком, причем треугольник неведомым образом пластично изогнулся, плотно, без зазоров располагаясь внутри чуть выпуклой «чаши».

— Я думаю, что тебе эта штука больше не нужна, Эйвин, — прокомментировала Фреда, разглядывая полученный из их Custos’ов единый символ. — Но, если у нас все получится, ты взамен обретешь сильную защиту, какая только может быть у того, кто решится жить в этом ненормальном мире как обычный человек. А мне кажется, что именно этого ты и хочешь. Созданный эгрегор будет действовать всегда, а ты останешься в его кругу.

— Ну, а если у нас ничего не выйдет, — продолжила Фреда, — то ты избавишься от странного, непредсказуемого кровососущего предмета, который не сможешь выбросить и будешь хранить всю жизнь, не зная, что с ним делать. Когда-нибудь его могут найти твои дети. А ты ведь знаешь, чем кончаются неосмотрительные игры с этой штуковиной.

Шутка получилась из разряда «черного» юмора, но Эйвин улыбнулся.

— Сестренка, — отозвался он, — я чувствую твой настрой. У тебя все получится. У нас все получится, — добавил он. — Действуй.

— Вы должны уйти, — сказала Фреда, обращаясь к брату и его подруге. — Сейчас.

Никто не стал спорить. Метте быстро пробралась к двери, отодвинула задвижку. Прощанием стало обмен взглядами и кивками. Фреда заметила, что Эйвин особенно пристально посмотрел туда, где стояла их мать. Призрачная Мэдди улыбнулась и прикрыла глаза, пряча за ними печаль.

Эйвин с Метте быстро выскользнули из дома.

— Так, — выдохнула Фреда, пытаясь сдержать рвущиеся слезы. — Что мы имеем — лабиринт, четыре элемента и это, — она приподняла ладошку с лежащими на ней объединенными амулетами.

Лео и невидимая для него Мэдди смотрели, не вмешиваясь больше.

Фреда наступила в лабиринт, установила чашу в самый центр, там, где пересекались диагонали внутри квадрата. Светящиеся линии замерцали и особенно ярко в точках, где прямые визуально касались краев маленькой чаши.

— Элементы — это мы четверо. Рейн-Земля, — пробормотала она. — Лео, подтащи его сюда, ближе и дай-ка мне нож. Сам пока не заходи за рисунок.

Вампир потянулся к ней, передавая нож и стараясь не наступать в лабиринт. Затем легко переместил тело Вагнера ближе к девушке. Фреда подхватила Рейна подмышки и поместила его так, чтобы он лежал на одном из углов квадрата. Она взяла его руку, поколебавшись миг, поднесла нож к холодной ладони и провела лезвием. Кожа разошлась от пореза, но… рана выглядела так, словно она рассекла замороженную рыбу — бесцветная плоть, без единой капли крови. Фреда в ужасе уставилась на руку Вагнера.

«…пустая, бессмысленная оболочка…»

— Он полностью обескровлен, — проговорила она, едва ворочая языком. Фреда перевела беспомощный, полный отчаяния взгляд на Лео. — Как такое возможно?

Тот лишь покачал головой.

— Не сдавайся, — прошептала Мэдисон.

Фреда на миг задумалась, вспоминая все, что рассказывал ей Вагнер. Он упомянул тот знаковый визит к отцу, когда уже стал вампиром. Тогда Игнациус еще отдал ему капсулу с его человеческой кровью, велел хранить ее.

Сделав глубокий вдох, Фреда аккуратно положила руку Рейна на его грудь и достала из-за пояса джинсов свернутый в трубочку кусок картины. Ножом аккуратно расцарапала бурую краску на холсте.

— Безумная мысль, но я думаю, что это не просто краска. Это кровь Вагнера. Его человеческая кровь, — говорила она. — У меня нет доказательств, но я уверена, что права. Лео, можешь это как-то… почуять?

Она протянула ему кусок полотна. Вампир вздернул бровь, брезгливо и с недоверием поднес лоскут холста к носу и втянул воздух. На его лице отразилось удивление.

— Да, ты права, здесь примешана человеческая кровь, очень старая, но в составе краски ощущается ее наличие. Но я не могу сказать, принадлежала ли она Вагнеру, — добавил он, возвращая ей холст.

Но этого и не требовалось, она удовлетворенно кивнула и стала соскребать с полотна краску, ссыпая крупицы в чашу.

— Он смешал кровь с краской и нанес на ту часть полотна, где нарисована земля, — бормотала Фреда.

Закончив, выпрямилась.

— Так. Видимо, мои фокусы со светящимися шарами дают основания предполагать, что я — Огонь, — прокомментировала она и, не колеблясь, провела лезвием ножа по своей ладони, сжала пальцы и сцедила немного крови в чашу, смешивая ее с крупицами «краски».

— Мэдисон — Воздух. Вскрой капсулу с прахом, — обратилась она к Лео. Увидев, как напряглось его лицо, добавила мягко, — так надо, прошу…

Контейнер с прахом был герметично запаян, чтобы открыть его, Борегару пришлось импровизировать, используя подручные средства и свою вампирскую силу, в результате чего в корпусе капсулы удалось бережно проделать отверстие.

— Я надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — сказал он, подавая контейнер. При этом глаза его снова устремились туда, где стояла невидимая для него Мэдди.

— Эта фраза — просто классика жанра. Без нее никуда, — отозвалась Фреда, с уважением и деликатностью принимая из рук вампира предмет, который очевидно значил для него, больше, чем можно себе только вообразить.

— Мама, встань сюда, — она указала Мэдди на один из углов квадрата, слева от Вагнера.

И почему-то совсем не странно называть мамой призрак женщины, которая к тому же выглядела не старше ее самой.

Фреда легко встряхнула контейнер над чашей, и в нее посыпалось что-то голубоватое и шелковистое, как звездная пыль. И почти столь же невесомое и эфемерное, как частицы воздуха.

Фреда задержала дыхание, благоговейно глядя, как прах смешивается с ее кровью. Затем вернула контейнер Лео.

— Теперь ты, Лео. Ты — Вода. Твоя кровь. Добавь ее и вставай сюда, — она проследила, как вампир невозмутимо прокусывает запястье, дает стечь нескольким каплям крови в чашу и занимает место на противоположном конце одной диагонали с Мэдисон.

Вся их кровь смешалась с крупицами «краски» и тут же стала исчезать, словно впитываясь в металл, а лабиринт засветился ярче.

— Моё время, — прошептала Фреда и встала на угол квадрата, напротив лежащего на полу Вагнера.

Контуры лабиринта на полу уже не просто светились, они пылали, прорезая темноту комнаты восходящими потоками сияния, которые в точности повторяли рисунок на потолке, образуя светящийся столб.

Диагонали, соединявшие Эрика и Сьюки, Вагнера и Фреду сияли ярче, чем все остальные линии, по ним пробегали всполохи, на которые невыносимо было смотреть. Окружавший квадрат рисунок вибрировал на невыносимо низкой ноте, что заставляло стискивать зубы.

Под усиливающийся гул и вибрацию, сотрясавшую пол под ногами, за одно невообразимо краткое и в то же время нескончаемо долгое мгновение, Фреда успела увидеть, как расширились глаза Лео, устремленные туда, где стояла Мэдисон.

А затем Рейн, дернувшись всем телом, вдруг резко перевернулся на бок, оперся на руки и поднялся во весь рост. Фреда открыла рот в немом крике, когда он повернул к ней незрячее лицо…

Внешний контур лабиринта загорелся живым пламенем, окончательно отрезая выход наружу и замыкая всех в себе. Ослепительная вспышка разорвала пространство маленькой комнаты и, накрыв волной невыносимого света и жара, поглотила всё.

* * *

Покинув домик, Эйвин крепче сжал узкую ладошку Метте и потянул ее в сторону старой пожарной вышки.

— Куда ты? Что задумал? — Метте задала вопросы без малейшего намека на недовольство, наоборот, в ее тоне звучал явный азарт и нетерпение.

— Подождем поблизости, пока все не закончится, — сказал юноша, таща Метте за собой.

Они быстро взобрались по шаткой лестнице на самый верх колокольни, и присели прямо на грязный и мокрый дощатый настил, опираясь спинами на ограждение.

Темный колокол пел, чуть заметно раскачиваясь, и Эйвин с Метте какое-то время просто смотрели на него, подняв головы вверх.

Потом парень повернулся к спутнице, решительно сжал ее плечо и притянул к себе. Лица приблизились, глаза смотрели в глаза, дыхание смешалось, и Эйвин впился губами в рот Метте.

Она ответила на поцелуй, просунув язычок между его теплыми настойчивыми губами, одновременно успокаивая и волнуя еще больше.

Эйвин, не прекращая поцелуя, поменял положение, вставая перед Метте на колени и прижимая ее к себе крепче.

Они целовались так, словно отчаянно хотели утопить в ласках все свои страхи. Они сжимали друг друга в объятиях, ища убежища и утешения.

Теплая кожа молодой женщины пахла мятой, короткие рыжие завитки волос были мягкими и приятно щекотали ладони. Эйвин почти не чувствовал ее эмоций, только слабый отклик, достигавший глубины его восприятия.

Они увлеклись, забыв обо всем, скользя руками по телам, издавая вздохи и нетерпеливые стоны. Вдруг Эйвин замер и отстранился, основательно озадачив Метте столь резкой переменой в его настрое. Она заглянула в лицо юноши, увидела невидящие глаза, устремленные в никуда. А Эйвин, будто напрочь забыв про нее, стал медленно подниматься на ноги.

Метте потрясенно наблюдала за парнем, вставая следом за ним.

Первое, что они увидели — земля вокруг дома вдруг стала вспухать бороздами и выстреливать вверх комьями, словно взрывалась изнутри.

Метте и Эйвин, словно по команде повернули головы, и теперь уже наблюдали, как посреди расположенного неподалеку пруда, взвился вверх огромный фонтан воды.

Одновременно с этим поднимался и усиливался ветер, смерчем закруживший в районе маленького участка, на котором стоял домик.

Внезапно раздавшийся оглушительный звук заставил Метте с воплем подпрыгнуть, а Эйвина выругаться сквозь зубы, инстинктивно хватая руку девушки и притягивая ее к себе.

Их обдало таким нестерпимым жаром, словно совсем рядом разорвало доменную печь. Огненный столб взметнулся в вечернее небо. Яркие, оранжевые, как заря в небе языки пламени плясали выше пожарной колокольни.

Эйвин и Метте отпрянули назад, не сводя наполненных ужасом глаз с того места, где еще пять минут стоял маленький дом, а сейчас полыхал гигантский пожар, излучавший не только нестерпимый жар, но и противоестественную мощь.

— Господи… Боже… — прошептал Эйвин одними губами.

Пожарный колокол за их спинам резко дернулся, издавая протяжный чистый звук, и стал набирать амплитуду, раскачиваясь все сильней и быстрей.

С противоположного конца деревни, крича и размахивая руками, уже бежали люди, а в воздухе разливался непрерывный тревожный колокольный перезвон…