Этот разговор окончательно выбил ее из колеи.

Откуда такое радушие? Разве оно заслужено? А даже если и так, то, что будет с ней, когда люди отреагируют на эту императорскую прихоть — приблизить к себе безродного. Воля богини, Теос — одно дело. С этим они смирились, пусть и скрепя сердце. Но император — человек. Причем многие в Совете обосновано думают, что Визирис — все еще просто мальчишка…

Если одним из поводов к войне было намерение его убить, хотя парень еще не успел никому основательно насолить, то что будет теперь? Когда он приблизит к себе человека, изначально не имеющего ни титула, ни громкой фамилии, ни денег, ни гениального ума. Ведь тем самым он откровенно оскорбляет тех, у кого имеется хоть один из вышеперечисленных пунктов.

Мише нужно было проветриться, привести в порядок беспокойные мысли… Жаль, но пустыня, уже покинутая солнцем, была плохим местом для прогулок. Особенно, если учесть эти чернеющие на горизонте конусы, собранные из человеческих останков.

— Госпожа, подожди, пожалуйста. — Раздался за ее спиной голос Ворона, заставляя остановиться.

— Что такое, Энгер? — Спросила Михаэль, оборачиваясь к подошедшему мужчине. — Что-то с парнем?

— С парнем? Нет. С ним полный порядок. Я вколол ему успокоительное и обезболивающее, так что он теперь очнется только к завтрашнему утру. Обработал его раны… там ничего серьезного, пара переломов, вырванные ногти… Дэймос не успел преступить к главной части. — Кажется, он правильно растолковал ее взгляд. — Так что, все в полном порядке, госпожа. На данный момент я сделал все что мог, пленник спит.

— Хорошо. — Пробормотала Миша, после чего вновь пошла вперед. — Ты что-то хотел?

— Да. — Начал осторожно Ворон, идя рядом. — Я хотел бы просить тебя об услуге.

— Для тебя, Энгер, все что угодно. Когда я говорила, что мы все в долгу перед тобой, это не было пустыми словами.

— Что ж, тогда, пусть госпожа почтит своим визитом Дэймоса. Оторопело уставившись на него, Михаэль замерла на месте.

— Энгер, что ты только что сказал?

— Он попросил меня, я не могу отказывать. — Спокойно ответил темный.

— Я не хочу его видеть. — Бросила Миша, продолжая свой бесцельный путь. — Может быть, завтра…

— Госпожа, если ты правда у меня в долгу, то ты сделаешь это сейчас.

— Ты манипулятор. — Она ткнула ему пальцем в грудь. — И речь шла именно о твоей просьбе.

— Но это и есть моя просьба. Я тебя очень прошу.

— Нет. Энгер, ты… зачем ты это делаешь?

— Он мой друг. — Просто ответил Ворон. — И когда-то я был в его подчинении.

— Он тобой пользуется.

— Я задолжал ему свою жизнь, госпожа. Кроме прочего.

— Энгер… — Миша покачала головой.

— Госпожа.

Встретив настойчивый взгляд сына Тени, девушка сдалась:

— Больше никогда не проси у меня подобного. И не позволяй другим собой помыкать.

— Это и мое желание, госпожа. Я не привык оставаться в долгу.

— Я тоже. — Бросила через плечо Миша, направляясь к палаточному городу.

— Спасибо. Это многое значит для меня. — Крикнул ей вслед Энгер, а Миша только головой покачала.

Шантажист. Впрочем, Дракон тоже хорош, этот мастер игры всегда добивается своего.

Приближаясь к лагерю, с каждым шагом Михаэль понимала, что идет туда не ради Энгера. Не из-за его просьбы. Но принять это, ей сил не хватало…

Она запомнила место, рядом с которым пытали сына императора. Еще бы, ее ведь это так впечатлило… Кровавая картина чужих страданий всплыла перед глазами, когда Миша откинув полог, прошла в заполненный сумраком, который рассеивался светом одной единственной свечи, шатер. Пустой.

Внимательно осмотревшись, девушка прошла вперед, позволяя себе глубокий вдох. Прошел всего один день, а она, кажется, уже успела забыть… Темнота чужой комнаты, наполненной таким же запахом: терпкий, острый, сладковато-пряный аромат чувственной тайн. Гладкость простыней, мягкость подушек, жар чужих прикосновений, голос…

— Знаешь, что меня заводит больше твоей показушной злости? Это когда ты, разыгрывая из себя само недовольство, находишься на моей территории, пытаясь противостоять самой себе.

Еле сдержав себя от испуганного вскрика, Миша, вздрагивая, молниеносно обернулась. Она уже успела подготовить слова полные холодного безразличия по дороге сюда, и теперь была готова озвучить их, потому, надев на свое лицо маску фальшивого равнодушия, она открыла рот. Однако слова не успели прозвучать в этой напряженной мимолетной тишине. Стоило Мише обернуться, как мужские пальцы, обхватив ее подбородок, резко притянули ее лицо к Дракону, который накрыл ее губы своими.

Это длилось не дольше секунды, после которой Михаэль очнулась, начиная вырываться.

Послышался резкий звук пощечины.

— Т-ты…

— Начинаешь входить во вкус, госпожа? — Усмехнулся Дэймос, слизывая каплю крови с прокушенной губы. — Что ж, боль и кровь мне еще в постели не мешали.

— Ты что себе, мать твою, позволяешь! — Собралась с силами Миша.

— Помогаю тебе, разве это не очевидно?

— Какая помощь?! Ты вообще о чем? Лучше скажи, зачем ты просил Энгера?! Зачем я тут?

— Вот-вот. Меня это тоже интересует. Ты здесь, но все равно пытаешься убедить себя в том, что испытываешь ко мне ненависть.

— Пытаюсь? Да ты сам этого добиваешься!

— Ты права только на половину. — Улыбнулся порочно мужчина, отчего Миша резко увела взгляд в сторону. — Я добиваюсь, но не совсем ненависти…

— Как ты… как ты можешь быть таким! — Вскричала девушка, отходя в угол. — Тебе бы не помешало немного подумать об убитых тобой сегодня. А еще о замученных насмерть.

— Я орудие в твоих руках. Если кому и думать об этом, то точно не мне.

Миша покачнулась, поднимая свой шокированный взгляд на Дэймоса.

— Я… то есть ты хочешь сказать, что в том… что теперь головы этих бедняг сложены пирамидкой, моя вина? Что все эти люди, замученные тобой уже после того, как они добровольно сдались, — мой грех? Это, черт возьми, не я делала! Я бы никогда не сделала подобного! Это гадко… чудовищно!

— Конечно. — Рассмеялся Дракон, чем еще больше ее ошарашил. — Чудовищно. Гадко. На фоне тебя, такой милой, маленькой, чистенькой, я — настоящее чудовище. — Дэймос словно в удивлении покачал головой. — Будь все проклято, какого же дьявола я достался именно тебе. Что ты вообще забыла на этой земле? Такая правильная и благородная. Ладно, черт с ней с землей, лучше объясни, почему ты пришла сюда?

— Ч-что?!

— Это война, черт возьми. Как ты себе это представляла? Начиталась книжек про рыцарей и героев? Доблестный путь воина? Свершение великих подвигов? Благородство? Честь? Боги, ты еще такая девочка.

— Я, может, и молода, особенно если сравнивать с тобой, древний, но я не дура! — Прорычала Миша. — Не нужно мне объяснять, что война — сама по себе огромная жестокость. Но то, что сделал с этими людьми ты… выходит за рамки этого понятия! Они люди! Такие же, как и я. У них тоже есть семьи, матери, жены, дети. Они сражались за своего царя, за свою правду, так же, как сражались и мы. Они заслужили быструю благородную смерть воинов на поле боя, а не на твоем долбанном пыточном стуле!

— Серьезно? — Мужчина непонятно усмехнулся, с размаху опускаясь на тот самый пыточный стул. Закинув ногу на ногу, он принял позу короля на своем троне. — Они заслужили мучения, боль, страх, смерть — все это, потому что встали против того, кого я признал своим хозяином. Они назвались врагом моей госпожи. Они верили и надеялись на то, что возьмут ее людей и ее землю силой. Что отберут у нее то, что ей дорого. Что спалят мир, которым она жила, дотла. И раз я — преступник после того, как уничтожил ублюдков, доказав им тщетность и глупость их стараний, — отлично. Я, собственно, никогда не был праведником.

Она была ошарашена. Наверное, потому молчала с пару секунд, прежде чем тихо выдать:

— Это не оправдание.

— Я и не оправдываюсь! — Рявкнул Дракон. — Я пытаюсь до тебя достучаться, потому что, будь я проклят, я делал это для тебя. Я знал, на что иду. А ты, ребенок, все еще веришь в то, что в мире живет такое редкое животное, как благородство. Его нет в твоей стране, моя госпожа. Его убили твои «люди» еще задолго до твоего рождения. — Откидываясь на спинку стула, мужчина снова усмехнулся: — Оправдываться? Зачем? Я люблю сражаться. Я не скрываю, что мне это нравится. Собственно, вся моя жизнь — сражение. Это то, что я умею лучше всего — убивать.

— Вот с этого и надо было начинать! Тебе просто нравиться мучить людей, ты наслаждаешься убийством!

— Наслаждаюсь? Ну да. — Он даже не стал опровергать это, проводя пальцами по окровавленным деревянным подлокотникам с фиксирующими зажимами. — Но, честно признаться, раньше это не приносило такого удовольствия. Убивать врагов своих господ было все равно, что убивать своих союзников, понимаешь? Я ненавидел напыщенных ублюдков так же, как те, кого я в итоге должен был прикончить. Но с тобой все иначе. — От его пристального взгляда захотелось поежиться. — Я был исключительно счастлив нести боль и страх от твоего имени. Как жаль, что мы не сошлись во мнениях. — Заключил Дэймос, плавно поднимаясь со стула. — Что ж, я рад, что мы с этим наконец разобрались. А то я уже чертовски устал от слов.

Миша сделала шаг назад, когда мужчина неторопливо пошел в ее сторону.

— Брось, госпожа. Мы уже прошли ту стадию, где ты все еще меня боишься. Когда же ты поймешь, что из всех людей именно ты меня бояться не должна? Неужели после нашей ночи это для тебя не очевидно?

Он подошел в плотную, протягивая к ней свою руку, которую Миша грубо откинула своей. И, боги, она ведь еще проклянет себя за слова, которые произнесет ему через секунду:

— Не смей ко мне прикасаться. Меня тошнит, когда я думаю о том, столько жизней ты отнял. Наверное, мне за век не сосчитать. Но мне хватает и того, что этими руками на моих глазах ты мучил парня, который был немногим старше меня! Можешь собой гордиться.

Дракон прищурился.

— Вот оно что. Отвращение. — Мужчина посмотрел на свои руки. — Я даже не знаю, что меня раздражает больше: твое безразличие или вот такое отношение. Ты действительно удивительная женщина, госпожа. То, что я был у тебя первым, для тебя ничего не значит?

— Ты мой раб, и в мои обязанности входит следить за тем, чтобы ты не помер с голодухи. Неужели тебе нужно объяснять, зачем я это сделала?

— «Это» — Рассмеялся тихо Дэймос. — Что «это»? Когда речь заходит обо мне, трудно называть вещи своими именами?

— Ты и так все понял. — Прошипела Миша.

— Конечно, понял. — Усмехнулся иронично Дракон. — Жаль, что ты пока не поняла. Но ничего, я подожду. Собственно, оно того стоит. — Мужчина наклонился к ней, прошептав: — Когда твое тело соскучится по мне, дай знать. Я с удовольствием напомню тебе ночь, во время которой я был для тебя всем, что ты хотела. И раз уж у нас будет много свободного времени, подумай вот над чем: я еще ни разу так не старался доставить женщине удовольствие. И мои старания были не напрасны, не так ли?

— Не дождешься! — Выпалила Миша, быстро направляясь к выходу, слыша, как через грохот собственного пульса доносится голос Дракона:

— Дождусь. И можешь мне поверить: до этого момента, как ты и приказала, я к тебе не притронусь. Ты сама попросишь меня об этом.

Вынося свои пылающие щеки на холодный ночной воздух, Миша готова была клясться, что в этом споре проиграет не она.

* * *

Четким размашистым шагом Кравц вошел под навес своей небольшой палатки, проклиная сегодняшний день.

Ему так и не удалось отдохнуть от событий, которые длились вот уже второй день. Сначала леденящая кровь бойня, от которой даже у отпетого убийцы случился бы инфаркт, а потом разгребание этих искалеченных тел. Поиски еще живых, доставка в больничные палатки раненых, опознание убитых.

А еще эта гора голов, которая спустя сутки выглядит еще более тошнотворно. Кто это будет разбирать? Почему-то Кравц был уверен, что никто. К этому памятнику жестокости и беспощадности никто не осмелиться притронуться. В том числе и он.

Да уж, он многое повидал на своем веку, но такое?…

Пройдя чуть вперед, Клэймор стянул мокрую от пота футболку через голову, откидывая ее в сторону. Все что ему надо — сон. Забыть хотя бы на пару часов обо всей этой гребаной реальной жизни.

Проведя рукой по лицу, словно пытаясь снять с него маску напряжения и усталости, мужчина взялся за пряжку ремня, когда услышал тактичное покашливание. Резко выпрямившись, Кравц оглядел палатку, погруженную в темноту, после чего быстро прошел в угол, срывая с лежащей фигуры собственный китель, которым та нагло укрылась.

— Михаэль? — Выдохнул мужчина шокировано, отступая на шаг.

— Клэймор. — Простонала девушка, как от боли. — Отдай… Боги, я, конечно, понимала, что в пустыне ночью холодно, но не настолько же.

— Ты… что тут делаешь? — Выдохнул сержант, выпуская из рук китель.

— Выгоняешь меня, да? — Грустно протянула Миша, приподнимаясь. — Мне некуда было пойти.

— А как же Дэймос…

— Молчать! — Рявкнула она, после чего добавила спокойно: — Что Дэймос?

— У него там очень много места. Хватит на вас двоих с головой.

— Что значит «нас» и «двоих»?

— А… Нет. Я просто… просто подумал, что ты предпочтешь остаться со своим темным. — Произнес он сбивчиво, потирая шею.

— С чего это? Или ты думаешь, что мне будет спокойно спаться под одной крышей с тем, кто сложил пирамиду из людских голов?

— Но тебя-то он не тронет. К тому же, у тебя есть еще один… ну тот, Ромео.

— Энгер сегодня занят с ранеными. — Вздохнула Миша. — Если я тебе мешаю, так и скажи.

— Ты…нет, просто я… — Сержант тряхнул головой, после чего сел с ней рядом. — Я чертовски устал.

— Как и я.

— Просто это немного… странно. Ты могла попросить императора…

— Спокойной ночи. — Оборвала его Миша, вновь заворачиваясь в китель. — Я много места не займу. Можешь считать, что меня здесь нет.

— Как будто это так просто. — Пробормотал мужчина, поднимаясь и вновь выходя наружу.

Оказавшись на прохладном вечернем воздухе, Клэймор достал из кармана брюк помятую пачку сигарет, доставая одну из оставшихся трех. Шумно вздохнув, он чиркнул зажигалкой, после чего глубоко затянулся терпким дымом.

Ну и как это расценивать? Единственная женщина, которая ему не безразлична, считай, залезла в его кровать. Конечно, она думает иначе, однако для него это выглядит… как предложение. Черт! Она вообще когда-нибудь думает о последствиях?

Кравц обреченно покачал головой, печально усмехаясь.

И на что он надеется? Она изначально была недоступна, являясь его курсантом. А теперь она носит звание генерала, что делает ее совершенно недосягаемой. К тому же он…

Мужчина медленно провел рукой по своему шраму на лице.

Он никогда не нравился женщинам, и разве их можно за это осуждать? Особенно если учесть, что он сам ненавидел свое отражение, хотя уже давно смирился с тем, что таким останется на всю свою долбанную жизнь. А сейчас он хотел быть другим…

Ха. Кто бы мог подумать, старший сержант сходит с ума по женщине. Любовь? Для него это было не более чем простым пушистым словом, звучащим из уст сопляков.

Он не верил в любовь, потому что никогда ее не встречал. И в этом нет ничего удивительного: он мог отпугнуть кого угодно.