Анка проснулась еще до восхода солнца и видела, как Старшой собирался в дорогу. Ей было завидно, конечно: вот повезло Емельке! Сейчас он вымахнет из овражка и промчится равниной, гордый доверием, немножко заносчивый, откровенно счастливый… И ею завладела мечта: промчаться долами и горами когда-нибудь на рассвете на таком вот красивом, словно бы кованном из жаркой меди, сильном и гривастом скакуне!

Чуток приподнявшись, Анка увидела ночного гостя. Седой человек сидел на охапке сена перед Михеем, бережно держал его руку обеими руками и повторял чуть слышно:

- Никакой опасности… Спать.

И Анка подумала с уверенностью, что этот пожилой мужчина с холодной фамилией Мороз определенно добрый человек. «Все же,- еще подумала она,- какие разные работы у людей! Одни сеют хлеб, другие добывают уголь, третьи ведут поезда, а вот Михей Степанович бродит по всему району и собирает… камешки! Значит, камешки ему что-то говорят? Ну, а этот добрый Мороз - он-то зачем роется в кургане? Что ему расскажет курган? Быть может, он ищет камни, но какие-то особенные?..» И Кудряшке припомнилось особенное слово «алмаз», припомнилось- и словно сверкнуло перед глазами…

В то утро Михей Степанович спал глубоким сном. Порошки и пилюли, которые давал ему профессор с вечера и ночью, как видно, возымели действие, и раненый не бредил, не метался, дышал ровно и глубоко.

С восходом солнца Костик принес свежей воды, Анка успела разжечь костер. Она немного продрогла на своей жесткой постели без одеяла и теперь с наслаждением грелась у огонька. Ей было приятно, что ученый, принимаясь за физзарядку, тронул ее кудряшки и сказал одобрительно:

- Молодцом, девочка! Будь хозяйкой. Разбери-ка в сумке мою дорожную снедь. Подкормим Степаныча, да и сами подкрепимся.

Сбросив гимнастерку военного образца, а затем и майку, он бегом пустился в овражек, быстрый и ловкий не по годам, пробежался туда и обратно. Пока Мороз у криницы обливался холодной водой, Анка раскрыла его походную сумку, ладно скроенную из брезента, сорвала несколько листьев, лопуха и разложила на них наличный запас провизии.

Тут было чему порадоваться: из сумки она достала довольно большую краюху хлеба, половину жареной курицы, десяток вареных яиц, пакетик с заваркой чая, другой - с кубиками сахара, третий - с горсткой соли. Чай она заварила все в той же фляге, в которой вчера вечером грел воду Емелька. Когда профессор вернулся к землянке, Анка по-военному четко доложила:

- Товарищ начальник, стол накрыт.

Он одобрительно улыбнулся:

- Да еще какой стол!.. Скатерть - мягкая травка, салфетки - листья лопуха, который, кстати, годится и как закуска.

С этими словами ученый выбрал из сена еще довольно свежий стебель лопуха, потер в ладонях и съел. Костя с Анкой не выдержали - захохотали. Михей Степанович, спавший так тихо, словно его здесь и не было, произнес ровным, спокойным голосом:

- Спасибо, друзья, что разбудили. Странно, и уснул-то на часок, а уже день…

- Нет,- мягко поправил его заметно повеселевший Мороз,- не часок, уважаемый Михей Степанович, не часок. Вы уснули в девять часов, а сейчас девять двадцать утра. Таким образом, вы проспали богатырским сном двенадцать часов, да еще с хвостиком.

Анка налила в колпачок от фляги чаю, положила кубик сахару и поднесла раненому. Он благодарно взглянул на нее и медленно, с наслаждением выпил чай.

Устроившись на валке сена у изголовья Степаныча, Мороз попытался кормить его с ложечки.

- Слушаться, коллега, как в госпитале. Представьте, что вы недавно с поля боя. И еще представьте, что вы весь в гипсе, а я ваша медсестра. Итак, начинаем питаться…

Михей Степанович зажмурил глаза и тихонько засмеялся:

- Уважаемая медсестра… то есть дорогой профессор! Мы, геологи, люди из металла, наш принцип - выздоравливать за одну ночь. На Урале я сорвался со скалы - выжил; на Алдане барахтался в бешеной круговерти реки Томмот выбрался; под Сургутом в гиблой трясине засосало по грудь - подоспели товарищи, выручили. Теперь вот ребята, к счастью, подоспели, да и вы, профессор…

Мороз улыбнулся и заметил:

- Металл - это касается физических данных, а в характере настоящего геолога, мне думается, обязательно присутствие Непобедимого - так в древности называли алмаз.

Анка вся потянулась к профессору:

- Дяденька профессор… расскажите! Пожалуйста, мы с Костиком очень просим! Что вы там, в кургане, ищете… алмаз?

Мороз пожал плечами, а Михей Степанович спросил удивленно:

- От кого ты, девочка, слышала, что алмазы ищут в курганах? Сама придумала или кто-то говорил?

- Сама… Только я не придумываю - догадываюсь. Вон сколько курганов по степям, и почти все разрыты.

Костя поддержал ее:

- Значит, что-то в курганах есть: может, и камень дорогой, и золото, что какой-то богатырь, говорят, зарыл…

Привстав на локтях на своей постели из сена, дядя Михей ласково смотрел на Анку:

- До чего же это интересно, девочка: курганы и алмазы! Романтика… Но есть в этой земле, если копнуть поглубже и умело, вещи, которые дороже всяких алмазов. Например, уголь… Наш замечательный донецкий уголек!.. Есть еще и многое другое.

Профессор осторожно помог Степанычу сесть поудобнее и заметил:

- К алмазам и курганам я добавил бы еще и «кровь дракона»… Помните?

Анка всплеснула руками н прошептала:

- Кровь дракона?.. А какой он, дракон… вроде крокодила? Я видела его на иконе… жуть!

Профессор, казалось, не расслышал.

- Давайте вспомним, Степаныч,- продолжал он в раздумье,- где и когда мы встречались в последний раз? Это было в конце апреля 1941 года в Донбассе, на станции Никитовка. Мы выехали с вами с той станции на северо-восток, н в большой разлогой балке вы показали мне следы старинных разработок ртутной руды - киновари. В то время я занимался историей донецкого края, и для меня было поразительной новостью, что наши далекие предки скифы еще две с половиной тысячи лет назад добывали здесь киноварь и продавали Древней Греции и Риму… Эту руду, замечательную пурпурную краску, арабы называли «кино-барис», что означает «кровь дракона». Я до сих пор признателен вам…

- Потом грянула война,- вздохнув, сказал Михей Степанович.

- Да, грянула война, и меня послали на Урал разыскивать новые месторождения железной руды, а вас - на далекий Алдан, искать золото, и до меня как-то долетела печальная весточка, будто вы утонули в реке Томмот… А теперь приехал с экспедицией на курган Высокий - и случайно узнаю, что вы тоже в этих местах! Понятно, я сразу же оседлал Гнедого… Эх,- сокрушаясь, мотнул головой Мороз,- если бы немного раньше… Выли бы мы с вами вдвоем - разбойнику несдобровать! Но вот что мне покоя не дает: нападение случайное или подготовленное? Кому неизвестно, что и до войны, и в ходе войны фашисты сотнями засылали в наши тылы шпионов, поджигателей, убийц? Убираясь с нашей земли, они оставляли у нас самых обученных и хитрых своих агентов, чтобы всячески вредить и пакостить нам. Поэтому очень важно выяснить, кто нанес вам удар исподтишка: случайный бродяга или вражеский лазутчик? Вспомните, коллега, в котором часу это случилось? Чем вы были заняты? Не произнес ли бандит какого-то слова?..

Михей Степаныч долго смотрел прямо перед собой, ему нелегко давалось напряжение памяти: руки сжимались в кулаки, сухие губы кривились, капелька пота сбегала по виску.

- Было четыре часа пополудни… Я сидел здесь, на склоне, и на коленях у меня была карта района… Помнится, поднялся ветер, и я удерживал карту обеими руками. Послышался шорох, и я хотел было обернуться, но ветер скомкал угол карты, а я поспешил разгладить его… Тогда это и случилось: будто земля качнулась, меня подбросило, а сверху навалилась тяжесть… жаркая и черная… дальше ничего не помню.

- Не может быть,- сказал, заметно волнуясь, Мороз,- чтобы сознание отключилось тотчас же. Были же какие-то мгновения испуга, изумления, растерянности… Вспомните, пожалуйста.

Михей Степанович был, казалось, смущен: порывался что-то сказать - и будто не решался. Наконец неуверенно произнес несколько слов:

- Кто-то спрашивал у меня… грозно и зло выпытывал: «Где камень?.. Говори… Иначе убью!..» - Степаныч встряхнулся, тяжело вздохнул: - Я не могу утверждать, что так оно и было. Возможно, тот голос мне только чудился? Понимаете, профессор, я не знаю, в самом деле кто-то добивался у меня насчет какого-то камня или, быть может, в сознании в минуту потрясения всплыл один эпизод… Здесь, неподалеку, находится хуторок Сухой Колодец. Он разрушен до основания, чудом уцелела только избушка славного старика Акима Назаровича Пивня. Я знал его до войны: он охотно помогал в полевых работах и знаменитому геологу Васильеву, и мне… А недавно мы встретились, и Аким Назарович рассказал, что в пору оккупации, то есть совсем недавно, в этом районе зверствовал некий гестаповец по кличке «Бешеный Ганс»… Тому Гансу втемяшилось в башку, будто где-то в нашем районе кем-то зарыт драгоценный камень-«Черный алмаз»… Такая легенда издавна существует, но… только легенда. Бешеный поверил легенде. И скольких людей он допрашивал, скольких пытал, замучил… Понятно, без результата. С Пивнем я встретился третьего дня: поэтому, вполне возможно, что в полу сознании мне припомнился тот эпизод и вопли Бешеного Ганса при допросах: «Где камень?!.»

Анка спросила тихонько и взволнованно:

- Алмаз?.. А какой он… круглый?

Профессор заботливо обернулся к ней:

- Ты что-то спросила, девочка?

- У меня есть два камушка,- прошептала Анка, шаря в накладных кармашках блузки.- На этих камушках бумажные наклеечки с номерами. Я взяла их в сумке у немого Тита… Вы слышали про такого бездомного?.. Он бродит по селам, что-то мычит, мажется грязью… Куда же они делись, эти камушки?

Она еще долго шарила по кармашкам, осматривала траву вокруг костра, спрашивала у Костика, вывернула и его карманы.

Костя сказал насмешливо:

- Тю-тю твои камешки!.. Да и что в них проку? И потом я не помню, чтобы на них были номерки.

- Были,- упрямо настаивала Анка.- В том-то и дело, что были. Наверное, я потеряла их, когда ходили за сеном. Но я их найду… Обязательно найду.

Костя непонимающе пожал плечами:

- Ищи, если тебе нечего делать. Только при чем тут алмаз?..