Так я и думал… «Защитник» тащит меня под руки, как труп…

— Дай посидеть пару минут.

Я сполз на ступеньку.

— S9, лучше здесь не останавливаться.

— Не стой над душой…

— Поднимайся, S9.

— Как думаешь, далеко еще?

Посветил в шахту фонарем — вот и ответ: дно и люк в стене. Всего пара пролетов…

— Иди открой.

«Защитник» развел массивные створы… без всяких проблем… Когда центральное управление объекта выходит из строя — не беда, а когда летит энергосистема, и двери тоже ничего не соображают, не откликаются, человек такой люк не откроет, даже если тот не заблокирован. Обычно при повреждении всех центров управления объекты полностью открываются… Здесь я без «защитника» далеко не уйду…

Вышли на платформу… Переход отключен, все врата открыты. Только нужный тоннель — перекрыт. Когда-то здесь был наш блокпост. «Защитник» протестировал панель управления, сгрузил коды. Что-то не верно, блоки не разошлись — их просто заклинило. Ничего, створы не сведены — пролезть можно. Есть причина порадоваться, что вконец отощал…

Идем уже пятнадцать минут, и никаких ответвлений — ни вправо, ни влево. Я отдал D40 второй излучатель. Тьма начинает давить… Лучи фонарей блекнут где-то далеко впереди. Тоннель — старый, заброшенный. Он был перекрыт задолго до падения Шаттенберга. На стенах нет панелей, и коммуникации открыты. Некоторые кабели сорвались с крепежей и уползают во мрак по половым плитам. «Защитник» следит за показателями техники — ментальной активности нет, ничего нет, но я прислушиваюсь, памятуя о первом поколении и черт знает о чем еще. «Защитник» идет совершенно бесшумно. Под нашими осторожными шагами невысоко поднимается и быстро оседает тяжелая пыль. Из-за того, что мы так крадемся, слышно даже шипение сквозняка… Тишина такая же густая, как непроглядная тьма позади нас.

Ничего: ни ответвления, ни станции. Подумал, что еще я могу отдать D40? Сумку он уже давно тащит… и фляги…

Ничего не меняется. Темно, пыльно, вдоль стен тянутся нескончаемые провода и трубы — вены и артерии старого тоннеля… Две полосы отключенных осветительных панелей уходят в бесконечную перспективу. С потолка, с труб — отовсюду капает, стекает ржавый конденсат, собирается в тонкие ручейки… В свете фонаря капли искрятся и переливаются, как медовый янтарь на солнце. Сначала звук гулко капающей воды успокаивал и охлаждал мои раскаленные нервы, а сейчас эффект прямо противоположный — я готов застрелиться от этих звуков.

С трудом плетусь за андроидом, удерживая дистанцию в два метра. Не знаю, что именно, но что-то заставило меня остановиться и обернуться через плечо… Просто темнота… Холодок пробежал по коже… Свечу вглубь прямого коридора — ничего. Одинокий луч теряется в темной пустоте, освещая все те же ржавые трубы… «Защитник» тоже остановился чуть впереди. Панели на его руках сдвигаются — он готовит оружие… Подхожу к нему, направляю фонарь, навожу излучатель…

— D40, что это?

Всматриваюсь в полумглу… Из тьмы… Какая-то блеклая тварь ползет нам навстречу, опираясь на тощие подгибающиеся руки… Движения резкие, изломанные, нескоординированные. Из-за обтянутых кожей костей суставы кажутся слишком широкими и острыми на сгибе. Длинные белесые волосы спадают на пол, покрывают острый хребет, разлетаются на сквозняке, окружая это выцветшее порождение подземелий мертвенным ореолом… У меня под сапогом хрустнул осколок, и я чуть не спустил луч. Тварь остановилась, запрокинула голову… «Защитник» поднял руку…

— D40, это один из…

— Он из первого поколения.

Трудно признать человека, пусть и из первого поколения, в этом… Голова запрокинута, рот открыт — не хищно, а мертво… Так принюхиваются верховые руггеры полковника Ульвэра — слепые твари. Я держу этого «человека» на прицеле, но никак не могу решить, опасен он или нет. Он безоружен, на нем и одежды-то нет…

— D40, проверь его.

«Защитник» подошел совсем близко к этому созданию полусмертных, преградил ему путь…

— Ну, что?!

— Он покалечен.

— Вижу.

— S9, это тот, которому ты пустил луч в голову. С него ты снял форму Коршунова.

— И он выжил?..

— Почти.

— Как он здесь оказался?..

— Думаю, упал в открытую шахту подъемника. Кости правой голени раздробленны, позвоночник поврежден в поясничном отделе — ходить он не может.

Везде подвох мерещится, но, по всей видимости, так оно и есть. По времени получается — мы эти переходы обходили…

— Он что-нибудь понимает?

— Не знаю, S9. Головной мозг серьезно поврежден.

— Похоже, для этих тварей дыра в голове имеет меньшее значение, чем для нас.

— Ментальная активность не регистрируется. Действует только какая-то рефлекторная программа.

— Он перешел в контролируемую кому.

— Нет, это состояние не контролируется — он умирает.

Еще бы, с такими травмами… Я подошел поближе. Заглянул в глаза «человеку» из первого поколения… Глаза у него мутные… он не видит — от удара сетчатка отслоилась. Череп пробит, но ожог на лбу успел затянуться…

— И что с ним делать?.. Разве что от мучений избавить…

— Рано, S9.

— Думаешь, он еще может выжить?

— Я не знаю. Люди из первого поколения способны на быстрое восстановление после тяжелых повреждений.

— Тогда будем исходить из соображений безопасности — не годится оставлять за спиной даже умирающего врага.

— Он не враг.

— Кончай его, и пойдем.

— Мы почти ничего не знаем о первом поколении.

Это правда… Я не знаю, враги они или что-то другое… Они только защищались… От соседства с этим «человеком» как-то не по себе, но эта неприязнь не имеет ничего общего с логикой, и обосновать ее я не могу. Мне эта тварь претит, но для меня это не повод, чтобы убивать.

— Черт с ним… Пусть ползет, куда полз.

— S9, мы не должны оставлять его здесь.

— Что?

— Он нам нужен.

У меня уже не осталось сил даже на раздражение.

— Для чего?

— Нам нужно знать о них больше.

— Для чего, D40? Хватит. Пошли!

Я перевел излучатель на ждущий режим и поплелся дальше… «Защитник» обернулся и проводил долгим взглядом «человека» из первого поколения. Тот опустил голову и остался лежать, опираясь на тощие руки. Только волосы рассыпались светлой дымкой по острому хребту… он не двигается, будто и не дышит…

Ход мыслей «защитника» стал меня напрягать: что-то он проявляет повышенный интерес к первому поколению. В общем, первое поколение уже давно считается уничтоженным, и в программе «защитника» не прописана обязательная ликвидация. Возможно, он действительно думает, что это существо может быть полезно. Да он и не должен думать по-другому. Его главная функция — защищать человека. Вот здесь и возникают сложности. D40 — последняя разработка на этой базе. Не спорю, программисты и расчетчики достигли совершенства. Учли они, может и все, но есть глобальное противоречие, с которым ничего сделать уже невозможно — «защитники» не в меру умны. У них мало ограничений в схемах заданных условий. А ограничить их без потери эффективности мы не можем.

Единственное, что заставляет действовать машины такого порядка — программное принуждение исполнить задачу — это их долг, это их ограничитель сознания. Для холодного разума таких машин ничто не имеет значения, ничто не имеет смысла, но они обязаны исполнить долг. Когда задача завершена — программное принуждение снято — они стирают системы. В этом и весь подвох. Если «защитник» просчитает ситуацию и не увидит перспективы поставленной задачи — если решит, что независимо от его действий исход определен — он дезактивируется и сотрет систему. Не найдет «защитник» перспективы — тогда сочтет задачу завершенной. А вот как далеко «защитники» способны рассчитать ситуацию и сколько вариантов учесть, мы не знаем… Пока D40 — самое эффективное оружие. Но все мы где-то на окраинах сознания их боимся…

Сейчас все это меня беспокоит — висит надо мной мертвым грузом. Если D40-709 решит, что Штрауб падет, и я погибну, что бы он ни делал — «защитника» у меня не останется. В лучшем случае, он сотрет систему, а в худшем… D40 может решить, что первое поколение — это что-то вроде людей, ведь формально они считаются усовершенствованным вариантом, только дефектным. А «защитник», кажется, собирается это проверить. Судя по всему, они действительно не опасны, не представляют для нас угрозы. Если D40 решит, что первое поколение — люди… Конечно, защита «людей», которых практически невозможно ни обнаружить, ни убить, более эффективна. Так вот, если D40 перейдет на защиту первого поколения или будет его учитывать — не знаю, что тогда и делать. Все это меня тревожит и потому, что «защитники», в отличие от «спутников», при необходимости могут уничтожать людей без подтверждения, без приказа командования. Для них ликвидация — крайняя мера, но вполне допустимая.

Мы дошли до станции. Вернее D40 дошел, а я добрел, цепляясь за кабели на стенах… Я встал возле открытых врат и не могу ничего сообразить.

— И что?

— Я проверю.

D40 приготовил излучатели, вышел на платформу, а я рассматриваю погрузочную технику, которую не пощадило время…

— Здесь служебное помещение. Дверь отключена.

Я с неимоверным усилием шагнул в раскрытые врата… В глазах поплыло… Пришлось упереться руками в стену и наклонить голову — помогает. D40 зашел в темноту, а я так и остался возле входа…

— Чисто.

Плетусь за ним…

Чисто — это не то слово (в буквальном смысле). Все перевернуто вверх дном: покореженные стержни дезактивированных мониторов слежения ощетинились на нас с пола, усыпанного осколками. Мы во всем придерживаемся строгого минимализма, но здесь… Наверное, это помещение не использовалось по прямому назначению с тех пор, как тоннель закрыли, и сюда складировали все, что ни попадя. Взгляд зацепился за деревянное кресло середины Эры Порядка… Похоже, это даже не кресло из чьего-то кабинета, а настоящий трон… Вид потрепанный — его давно списали, но с почетом… Более современные предметы обстановки валяются как попало… D40 ищет в этом хламе что-нибудь полезное, а я впадаю в кому, прислонившись к стене.

В голове вертятся мысли о кресле… Я не знаю, из каких пород оно сделано, может, сейчас этих деревьев и вовсе нет — серебристо-серая и золотисто-коричневая древесина… покрыта потрескавшимся лаком… Нет, не то. Оно очень древнее… оно очень ценное… Нет, не то. Что-то раньше было. А вот…

— D40, из него можно костер сложить…

— Что?

— Кресло… Надо колбасу поджарить.

— Костер лучше разводить в тоннеле. Здесь нельзя спать, S9.

— Я не сплю, я просто закрыл глаза. Все, пошли отсюда.

Уйти далеко от станции у меня не получилось…