Боль кинжалом ударила в центр тумана — он разошелся вокруг лезвия, как круги по воде. Боль очищает сознание от вязкой мути. Никак не могу сосредоточиться и найти эпицентр этой боли. Удар был резким и локализованным, но быстро разлетелся отголосками. Сжал ладонь… Рука… Но это, как всегда… Болит сердце. Точно, оно. И еще… Есть что-то еще… Боль жжет — жжет где-то за грудной клеткой, сдирая кожу, бьется в виске и обжигает скулу…
Открываю глаза и вижу только белый свет — не сияние ледяных пустынь Хантэрхайма, что-то другое… Восстановительный корпус… Кто-то стоит рядом — скрытый смутным полем… Не врач — машина, но не медспутник… Нет, что-то другое… Поднимаюсь на ноги, придерживаясь рукой за стену… Это Здание Совета AVRG или Центральный штаб… Если меня притащили в штаб так сразу, значит требуется срочный отчет… А я просто вырубился… Все затмевающий свет расступается перед человеком S12 — погоны засвечивают его лицо… Кладу правую руку на левое плечо, приветствуя генерала Совета, но его силуэт едва различим в навязчивом свечении… его белая шинель блекнет в невидимых лучах… Что-то не то… Погоны — наплечные осветительные панели «защитника». Это наша машина… или из отдела службы безопасности… Не вижу никаких опознавательных знаков… Все исчезает в ярком зареве… Высшая награда слепит глаза… Главное, что не ослепляет — награды имеют такое свойство. Знак на моей груди активировал генерал Снегов — я его отключить не могу. Пытаюсь отстегнуть, только пальцы не слушаются… Просто прикрыл его отворотом шинели. Не помогает. Свет заполняет все поле зрения — в нем нет ничего… Падаю на колени… Заблокировать разум от виртуальной проекции не получается — это не киберпространство. Память больше не прописывает образы — ее последний плевок в это нестерпимо белое ничто — световая волна. Меня бьет озноб. В голове все проворачивается со страшной скоростью… Время расползается по всем швам, разлетается во всех направлениях, теряется где-то недалеко — совсем близко…
— S9, ты загружаешься. Уйдешь в кому — я тебя не вытащу. Сосредоточься.
Такой холодный, спокойный голос… Слишком спокойный для человеческого. Это «защитник» — он окликает меня, как при ментальной реанимации, но что-то затягивает сознание — изморозь или иней… все проваливается куда-то вверх, в сияние Хантэрхайма… Высокие башни рушатся под лучами их истребителей — рассыпаются по леднику осколками…
— Хантэрхайм пал!
В голове проносятся клочья мыслей, обломки воспоминаний. Мы потеряли Ясный, Син — Небесный город «золотых драконов», потеряли Хантэрхайм, потеряли Шаттенберг… Нам больше некуда отступать! Штрауб закрыт щитом, а за ним пустота! Я встал, пытаясь дотянуться до излучателя… Мои попытки обрести равновесие кончились падением на что-то очень жесткое. Смотрю в пыльный пол, опираясь на дрожащие руки — ничего не вижу…
— Мы в Шаттенберге! На «оккупированных» территориях!
— Да, S9. Наземный корпус Контрольного командного центра на границе патрульных квадратов — он разрушен — здание зачищено.
— Части наземной техники в трех километрах к северу… Что с воздухом?
— Схемы пересечений рассчитаны. На квадраты разведчики выходят по графику — полет высокий, на полной скорости. Они ведут наблюдение — до зоны поиска высоту снижают редко. Ментальная активность не зарегистрирована. Термоактивности в зоне поиска нет — только крысы. Но за нами что-то следит.
— Что?
— Объект не идентифицирован.
— Как ты его засек?
— Был визуальный контакт — тень — больше ничего.
— Это не объект киберпространства…
— Нет. Я не зарегистрировал излучения кибербазы.
Хреново… Боль мешает мне говорить — перешел на ментальный контакт…
— Ты проверил переходы?
— Заблокированы. Здесь под землю спуститься невозможно.
Надо заставить мозги работать… прогнать туман… Он опять наползает… Тошнота подступает к горлу…
— Я получил дозу?
— Ожог локальный, но доза жесткого излучения выше твоего порога переносимости, S9. Ты не приходил в сознание двое суток.
— Двое суток… Время пропало, будто скингер слизал…
— Я колол тебе деактиваторы, антибиотики и противовирусные по схеме, а обезболивающие в предельно допустимых дозах.
Ничего — бывало и хуже. Неизлечимую болезнь может заставить отступить только смерть, а перед излечимой главное — не отступить самому. «Защитник», наконец, решил поднять меня с пола… Пошел за ним — почти, как слепой, — ориентир нечеткий. С координацией у меня дело плохо… Зато я нашел очаг боли: она расползается по голове адским пламенем, нарастает, пульсирует в висках.
— Радиационный ожог…
— Площадь поражения небольшая — распространение ожога было быстро остановлено. Деактиваторы не дают тканям отторгаться. Ты надышался пыли, но они блокируют воздействие альфа и бета частиц. Скоро начнутся процессы регенерации. Ты — S9. Ты выживешь.
— Отлично, хоть и трудно в это поверить. Коли…
— Я слежу за твоим состоянием — показатели ниже болевого шока.
— А то как же… Коли.
— Будет передозировка — терпи.
— Убедил… Мой уровень мне это вытерпеть позволяет. Что ж, мучиться мне не привыкать… Тогда будем считать, что боль — самый верный признак, по которому можно понять, что еще живой.
— Используешь сарказм как прикрытие?
— Сарказм всегда на передовой.
— Не та ситуация, S9.
— Не спорю — такое насилие оптимизм уродует, но что делать? Оптимизм — шустрая тварь, только держи… так и норовит деру дать.
— Можешь не продолжать.
— Действительно. Ты с этой шустрой тварью не знаком. Твоя система повреждена?
— Повреждений нет. Системы повышенной защиты были активированы из-за высокого уровня жесткого излучения. На их поддержание ушла резервная энергия. Сейчас загружена стандартная система, но энергоблок на исходе. Если он не будет заряжен в течение пяти суток, защита будет отключена.
И радиация разрушит связи его электронного мозга… Пять суток, и совершенная машина перестанет функционировать. Ничего, время еще есть, что-нибудь придумаю.
— Передай мне графики патрулей…
— Идем, S9. Нам нужно двигаться на восток.
— Да, на востоке Шаттенберга наземных частей нет — их восточные базы только на границах Ясного…
— Достаточно далеко.
У нас две минуты, чтобы убраться с этого квадрата… Умирать времени нет. Ускорил шаг. Если разведчик пройдет по грани зоны фона — засечет нас сразу…
Так… Я жив. Со мной «защитник». Мы в Шаттенберге… В памяти всплывают только раздробленные фрагменты… Последнее, что помню достаточно четко — разведвылазка. Мы определили патрульные зоны, составили схемы патрулей и оптимальный маршрут, проверили переходы, поставили растяжки… Дальше — только белый свет…
— D40, я не все помню… Докладывай все, что было.
— Сержант N4 и бойцы N2 погибли на месте, как и ты, но никого из них вернуть я не смог.
Черт… И Герф… Сколько раз под лучи подставлялся — герой… Что ж… на войне мечты о посмертной славе сбываются чаще, чем о бесславной жизни.
— Ты их оставил?..
— Так точно. На захоронение или расщепление времени не было.
За белым светом проявились какие-то блеклые очерки — мы зашли на другой объект. Теперь у нас есть еще десять минут… Ухватился за створу разомкнутых дверей…
— Они били с воздуха…
— Они подняли «белых медведей». Объект 071-20 уничтожен.
— Бункер 071 уничтожен — экранированный бункер! Полностью стерт!
— Объект стерт тремя мощными лучевыми ударами.
«Белые медведи» — тяжелые истребители на базе АS1 — на них стоят лучевые пушки второго порядка… Это наш кошмар, но я никогда не мог ими не восхищаться. Они умные — очень умные. Они знали… Они знали… Откуда-то из неимоверной глубины души начало подниматься настоящее, ни с чем несравнимое, отчаянье. Отчаянье и безнадегу легко перепутать, если забыть, что безнадега заглатывает целиком и сразу, а отчаянье пережевывает тебя перед тем, как проглотить. Стараюсь заткнуть эту сволочь поглубже, но она так и рвется на волю. Я остался один… один в Шаттенберге… Мои бойцы… и Герф — герой… Когда Хантэрхайм пал — штурм забрал всех… Только мы прорвались — только мы с ним… а сейчас… Капитан Норвальд… в Штраубе снова сделают его техноклон. А Штрауб… До меня только начинает доходить, что произошло. Это конец?.. Штрауб падет… А я остался один в руинах Шаттенберга — на «оккупированных» территориях! Один! Взять себя в руки. Для отчаянья всегда найдется время, но потом, а если не найдется, тем лучше.
— Как они обнаружили бункер 071?
— Удар был точно рассчитан — они знали расположение объекта. У них новые поисковые системы.
— Предположения есть?
— Они ориентируются по фоновой ментальной активности.
— По ментальному фону…
— Экраны блокируют не все сигналы фона.
— Но выделить и проанализировать такой сигнал практически невозможно…
— Факт остается фактом — они вычислили объект.
Как медленно я соображаю… Определить такой сигнал… несмотря на помехи… Нет… невозможно… Но не стоит забывать, что факты остаются фактами до тех пор, пока мы не знаем, что это и не факты вовсе. Напряжение начинает карабкаться холодом по кончикам пальцев… Плохи наши дела. Все меняется слишком быстро. Опять этот туман… У меня температура зашкаливает…
— На экранированном объекте еще есть возможность остаться необнаруженным, если нет возможности избежать пересечения.
— Выделить сигнал будет сложнее, но это только затруднит поиск. Если они будут искать — найдут.
— Надо уходить отсюда…
— Не сейчас, S9.
— Надо уходить отсюда как можно скорей… Мне нужна холодная вода… Плесни на ожог…
— Нельзя.
— Да плевать! Будешь меня из комы вытягивать?! Проводить реанимацию сознания?! А если не получится?! Дай мне флягу…
Снова проваливаюсь в ледяные пустыни Хантэрхайма… Мерзлый ветер бьет в лицо… Вслушиваюсь в его вой — за порывами уже различим свист рассекаемого поднятыми истребителями воздуха… Холод болью студит ожог… Это вода с негодующим шепотом льется мне на лоб, струится по вискам… Мысли проясняются. Туман уползает. Звон стылой воды собирает мир в точку сосредоточенности ничуть не хуже зова воздушной тревоги.
Капли гулко ударяются о пол, рассыпаются мелкой искристой пылью… Это напоминает отзвуки мерцающего ручья — чистого, прозрачного, манящего напиться прохладной воды, даже не проводя дезактивации. Но когда кажется, что что-то несет покой, надо присмотреться, не волочит ли это «что-то» за собой тяжелую угрозу. Досмотры ведь не зря придумали… Опытного бойца тишина усыпляет ровно настолько, насколько будоражит. Сосредоточенность, неподдающаяся влиянию внешних факторов — первое правило штурмовиков отрядов А2. Операция по ликвидации продуктов конца Эры Порядка на территориях девятой укрепленной базы Штрауба в очередной раз его доказала. Быстрые ручьи Валсхайма недоверием врезались в память. Все эти твари затаивались именно в каменистых лесных ложбинах, по которым и сбегали с ледников талые потоки.
Положил открытую ладонь на глаза, чтобы приглушить белый свет — не помогает. В мою руку проводящим разрядом впился шприц, боль медленно потекла по вене — лопатка онемела.
— D40, ты не мог сделать укол в другую руку?!
— Нет. Идем.
«Защитник» не просто делает все по схемам — он знает, когда необходимо или допустимо их менять. Я стиснул зубы — правая и так болит все время после Хантэрхайма. Что-то с нервами все-таки не так. Высшую награду я заслужил, а вторичное восстановление, видимо, нет… Подавал запрос раз десять — все в немую пустоту. Зато похоже теперь у меня есть шанс расстараться для такой награды. Хотя я еще толком не понимаю, что происходит. Все наши планы пущены под откос за пару секунд.
Времени нет. Совет сосредоточился на решении серьезных задач. Высшему составу было не до засекреченных экранированных объектов AVRG на «оккупированных» территориях. Их закрыли, когда Штрауб подключил щиты, — на этом все и кончилось. Неделю назад никто и подумать не мог, что нам придется открыть их в срочном порядке — ведь все было продумано, рассчитано… но мы снова что-то не учли… И как тщательно мы эту операцию не готовили — что-то упустили.
Мы не рассматривали фоновую ментальную активность как действенное средство обнаружения в таких случаях. Теперь они «видят» нас, когда мы их не «видим». Что ж… Судьба не бросает нам вызовы так часто, как мы ей.
Они полностью контролируют «оккупированные» (вернее зачищенные) территории. Рудники и энергохранилища оцеплены. Здесь на востоке важных объектов нет, но они и сюда заявятся с проверками… Не знаю, можно ли назвать везением то, что нас еще не заметили?.. У удачи есть как лицо, так и тыл: только никогда нельзя быть уверенным, что точно знаешь, какой стороной она к тебе повернулась.
Они совершенствуются — за всем следят, все видят, обо всем знают. Все катится в пропасть, и скорость увеличивается. Теперь получается, что экранированные объекты изолированы односторонне…
Ментальный фон — следствие мозговой активности, мыслительных процессов. Никуда его не денешь. В нем отзывается каждый разряд каждого нейрона головного мозга. По фоновым сигналам, по их частоте, мы можем обнаружить и опознать мыслящий объект. При тщательном анализе можно узнать практически все — провести точную личную идентификацию и «прочесть» мысли… Мысли — закодированные сигналы. Но если настроиться на ментальный фон, не трудно определить принцип кодировок. От этого мы защитились… Если мысли заблокированы — если коды сигналов сбиты, то декодировать их невозможно. Связь блокируется по тому же принципу — ключ для восстановления сбитых кодов сигнала кодируется на фон того, кому предназначена информация, и никто больше ключ получить не может. Направленные передачи — совершенная система связи, только на дальние расстояния без передатчиков не годится. Связь «закрыта», а вот мы — подставлены. Экраны были неплохой защитой, но теперь… мы фон определить не можем… а они могут.
Остановился, опершись о стену, скинул излучатель с затекшего плеча… Холодные глаза машины смотрят в упор — отражают свет, собранный из этой белой слепоты…
— D40, мне нужен мой «спутник».
— Не имею средств его восстановить.
Черт… Офицер без «спутника», как без рук… «Защитникам» доверяют только герои да идиоты…
— Уверен, что с ним ничего нельзя сделать?
— На тщательный осмотр времени не было. Ты был травмирован. Мне нужно было заняться тобой — твоими травмами — провести операцию и реанимацию. Я не мог применить к облученному регенератор тканей. Из-за лучевой болезни провел хирургическую операцию — вынул осколок из сердца.
— Сколько я был мертв?
— Пятнадцать минут.
— Осколочное в сердце… Я понял… Но не понял, как был мертв пятнадцать минут! Это время регистрации необратимой смерти офицера S9! Я, считай, был мертв!
— Они искали, я не мог рисковать и реанимировать тебя раньше предельного срока после остановки сердца и дыхания.
— Вот именно — предельного! Я тебе не офицер S12, могущий преодолеть смерть через тридцать минут после остановки сердца!
— Ты — S9. Ты — выжил. Факторы и время регистрации условной смерти были учтены.
— Обратимая смерть… снова…
Коснулся шеи…
— Ошейник… Он дал сбой… Проверь его.
— Серьезных повреждений нет. Настройки сбились.
Это ерунда… Подключился к памяти — сейчас посмотрим, как я на этот раз «погиб»… Отчет не подгружается… Информация недоступна — зона памяти чиста.
Вот как… Ошейник — моя память, пусть и в форме отчета. Электронный мозг стер все начисто — теперь осталось только то, что сохранил мой… А сохранил он лишь каркас событий и от силы несколько достроенных конструкций… Информационные войны ничуть не уступают нашим — кого-то убивают, ставят на его место кого-то другого… Но знать, что потерял то, что не помнишь, не так уж и ужасно — если все равно не помнишь, что потерял. Да и ничто не пропадает бесследно — ничто не пропадает из архивов службы внутренней безопасности. Отчеты — черт с ними…
— Нет других данных — тех, что нужны мне сейчас!.. Нет схем патрулей… Ничего…
— S9, при сбоях память блокируется.
Верно… Только блок не снимается, обычный доступ данные не открывает… Скорей всего, они действительно в целости и сохранности — просто теперь придется приложить старания и тяжкий труд, чтобы их достать… Нужен иной код — иначе как расширенным доступом блок не сбить… Придется найти в памяти и другие коды для добычи блокированных данных…
От возни с кодами меня оторвал какой-то шорох. Надо же — гул в ушах прекратился. А я и не заметил… Прислушался — вот опять, тихий скрежет. Еще. Здесь что-то есть…
— D40, что это? Я что-то слышу… Шорохи. Что-то шуршит.
«Защитник» подошел ко мне… Поле окружает его еле заметным ореолом свеченья, но я уже довольно четко различаю его лицо-маску. Даже вижу каркасную основу его рук — панели раздвинуты. Задний план все еще смазан, но зрение возвращается — белый свет меркнет…
— Шумят крысы, S9. Побочные изделия Эры Порядка.
— Ты уверен, что побочные?..
— Да. Все крысы — побочные изделия.
— Точно… Как-то в голову не приходило никогда… вообще крысы в голову не приходили.
— Их много — они хорошо адаптированы.
— Это продукты AVRG?
— Не знаю, S9. На них метки не стоят. Могу проверить фоновый сигнал.
— Ты еще генетический анализ возьми… К черту это. Они опасны?
— Не больше, чем могут быть опасны крысы.
Крысы не редкость. Люди восстановили их как подопытных. Не слышал, чтобы крыс специально заселяли — их использовали только для экспериментов. Видимо, когда-то произошла утечка. И крысы выжили, хоть и с усилиями… Они повсюду: на глаза не попадаются, но всегда где-то рядом… Что они едят в этих руинах?.. Кстати о еде…
— D40, открой паек.
— Ты облучен.
— Как будто я не знаю… Давай суточный паек. Я не могу только раствором питаться — не растение.
— Нет.
— Исполнишь в приказном порядке!
«Защитник» распечатал брикет пайка и вложил мне в руки. Я, как оголодавший скингер, через боль разорвал его зубами и убедился, что D40 был прав насчет пищи растений. Все пошло насмарку.
Полное ощущение, что я проглотил крысу (еще живую), и сейчас она раздирает мой опустевший желудок когтями-бритвами, заточенными специально для такого случая. Тошнота не проходит. Голова раскалывается. Кажется, я вырубаюсь.