Что-то мне кажется, что сегодня для всех собравшихся день откровений. То ли они этого не знали, то ли они считали, что легко отделались и обошлись без народного и Божьего суда, но есть еще суд того, кто стоял рядом с Богом и был низвергнут вниз для управления всей землей.

— Наденька, это правда? — как-то отрешенно спросил Ленин.

— Да, Володенька, правда, — виновато ответила Крупская.

— Вранье это все, — завопил Троцкий, — меня ни в какие амебы не переделать. Я даже среди амеб буду Троцким. Однозначно.

— Там вам и место, — рассудительно сказал Сталин, — а я все думаю, чего это у меня после посиделок с вами все суставы и спину ломит, а потом у меня стали исчезать седые волосы. Да и у вас, Владимир Ильич, тоже признаки молодости проявляются. А вы, Надежда Константиновна, все так в вот неведении держали нас. Нехорошо это. Не по-коммунистически.

В комнате воцарилась тишина.

— Может партию в шахматы? — спросил Троцкий, но на его предложение никто не прореагировал.

Ульяновы встали и пошли собираться. За ними поднялся Лев Давидович со своей шахматной доской. Я тоже стал собираться, раздумывая о том, куда мне направить свои стопы в этом мире, где живут люди, не имея какой-либо определенной надежды или мечты.

— А вы где собираетесь остановиться? — обратился ко мне Сталин.

— Пока не знаю, — сказал я.

— Если не будет возражений, то я предлагаю вам остаться у меня, покушений я уже не боюсь, — он рассмеялся, — а вы мне все-таки расскажете, как там обстоят дела.

— Да-да, и к нам обязательно в гости завтра. Всенепременнейше, — сказал Владимир Ильич, — ведь так, Наденька?

Надежда Константиновна согласно кивнула головой.

Троцкий ничего не сказал и первым вышел из квартиры, ни с кем не прощаясь.

— Садитесь за стол, товарищ, — пригласил меня за стол вождь и учитель народов. — Так гости ничего не попробовали и не выпили. Расстроились. Я тоже расстроился.

Он налил в большую стопку водку, выпил и закусил сервелатом.

— Ничего водка, и колбаса хорошая, — сказал Сталин, — а вы почему не пьете? Ах да, забыл обязанность хозяина — налить гостю. Привычка, знаете ли. Грузинского во мне ничего не осталось, разве только пристрастие к хорошему виноградному вину да к зажигательным танцам. Люблю посмотреть на них. Раньше у меня было заведено, что каждый наливал себе сам, и первое-второе тоже сам себе накладывал. Зачем лишним людям давать возможность смотреть на великих людей. Если хотите, я вам налью, но лучше налейте себе сами. Я и раньше подозревал, что здесь чего-то не так. Как мы соберемся да схватимся с Троцким, так я неделю отойти не могу. И Троцкий-то умер давно. И Ленин тоже. Как же они ко мне в гости приходят? Где мое государство? Где мои подчиненные? Где Президиум ЦК партии? Значит, и я тоже умер? И что это здесь у нас, рай или ад? Где ангелы, где черти? Я не атеист, но Божьего здесь я не вижу. Кто эти люди, которые на улицах? Почему они со мной здороваются? Вот видите? Одни вопросы, а ответов на них нет. Хоть бы кто-то правила здешней жизни рассказал?

Сталин задумался, кивнул головой на бутылку и подождал, пока я не налью в бокалы. Мы выпили, закусили. Я попробовал консервированные томаты. Давно забытый вкус молодости. Умеют болгары консервировать овощи, на этом и валюту зарабатывают. И до сих пор непонятно, маленькие бедные страны день ото дня богатеют, уровень жизни их народа постоянно повышается, а в нашей огромной стране с неисчислимыми богатствами мы день ото дня беднеем, а уровень жизни простого народа постоянно и неуклонно откатывается к черте, за которой начинается нищета. Ну, почему это так? Какой Менделеев или Кулибин это объяснит?

— Так что осталось на месте империи, — вдруг спросил Сталин, — от чего она погибла? От нашествия гуннов или от саморазложения, как Римская империя?

— Гуннов не было. Была холодная война, но она могла продолжаться еще сто лет, и никто бы в ней не победил, — сказал я. — Партия коммунистов привела к развалу всего и вся. Когда одни не могут руководить, а руководимые не хотят подчиняться, то тогда приходят другие, которые могут и которым подчинятся. Так ведь гласит теория революции? Во всем мире технический прогресс и демократия, а в СССР однопартийный феодализм, как в Китае и в Корее. Но мы же не корейцы и не китайцы. Тем скажут, и они уже через пятнадцать минут, все как один, будут клеймить кого угодно или восхвалять только что ими клейменных врагов как самых лучших друзей, любовь к которым постоянно тлела в их горячих сердцах. Но даже китайцы поняли, что нужна перестройка и перестройка именно в экономике, потому что бытие определяет сознание. У китайцев все перестройки начинались по решению ЦК КПК и проводились активно и с огоньком.

И наши партийные руководители тоже поняли, что нужна перестройка, но начали они с уничтожения идеологических основ, оставив пустыми прилавки магазинов. Все волнения в Риме начинались с криков — «хлеба и зрелищ». У нас были зрелища телевизионных трансляций партийных съездов и конференций на всю страну. На все это смотрели как на представления в цирке. Зрелища были, а хлеба не было. Поэтому, когда партия попыталась было призвать людей к порядку, ее смахнули как муху, севшую на кусок жирного пирога. И пошло, и поехало. Еле Богославию смогли удержать от распада. И все по пьянке. Был такой парад суверенитетов, что горячие головы могли и атомные бомбы на горячих сторонников демократии сбросить.

— Но Богославия-то осталась? — спросил тихо Сталин.

— Осталась, но сильно обрезанная, — сказал я. — Ваш любимчик Никита Хрущев сразу после вашей смерти в 1954 году отдал Крым Украине. Затем для создания целинного края отдал пять богославских областей Казахстану. А до этого еще при вас переданные Украине богославские области. Все ухнуло как в трубу. Никто даже не подумал о том, что нужно решить территориальные вопросы между бывшими советскими республиками. Те были готовы на все, чтобы выскочить в незалежность, а богославский руководитель в пьяном угаре махнул рукой и сказал: «Берите, что хотите». Потом нам всем доказывали, что решение было мудрейшим из мудрых, что, мол, устами пьяного глаголет истина — он так предотвратил войну между бывшими республиками. Тьфу. И он должен обитать где-то здесь. Может, прячется, или все еще в квазимодовском состоянии?

— А как Черноморский флот? — глухо раздался голос вождя народов.

— Пока держится, — сказал я, — но к 2017 году он должен уйти из Севастополя как побежденный из захваченных врагами богославов богославских земель. Украина с Грузией пригласили американские военно-морские силы чувствовать себя в Черном море как дома. И они уже были там.

Наступила тишина. Мы сидели молча. Каждый думал о своем.