Когда я вышел умытый и одетый в общую залу, на столе уже стоял накрытый на одного человека завтрак. Стакан сметаны. Черный хлеб. Булочки. Сливочное масло. Сахарный песок. Чай. Бросив ложку сахара в сметану, я с удовольствие поел сметану с черным хлебом. Что-то давно я не ел так сметану. Попив чай с бутербродом, я встал из-за стола, и тут же в комнату вошла женщина в темном платье с белым фартучком и кружевной наколкой на волосах.
— А как товарищ Сталин? — спросил я.
— Товарищу Сталину нездоровится, — кратко ответила она.
— А что с ним? — поинтересовался я.
— Да как обычно после встречи с товарищами Лениным и Троцким, — буднично сказала женщина.
— А можно на него взглянуть? — спросил я.
— Не нужно, — сказала она, — человек и так мучается, судорогами все тело свело, шевельнуться не может.
— А вы за что здесь? — задал я внезапный для нее вопрос.
Женщина остановилась и задумалась, то ли вопрос ее поставил в тупик, то ли она формулировала ответ на мой вопрос так, чтобы не выглядеть в моих глазах исчадием ада.
— Да я в тюрьме работала, — как-то скромно сказала она.
— Плохо вели там себя? — задал я вопрос и улыбнулся. Тюремщики нужны при любом режиме. Они люди аполитичные. Им все равно, кто сидит в камере — царский чиновник, бандит и налетчик, партийный деятель или писатель. Для него они все одинаковы — зэки. Зэк-чиновник, зэк-бандит, зэк-полицейский, зэк-партработник, зэк-писатель. Сегодня он зэк, завтра — главный полицейский начальник или думский депутат. Жизнь штука переменчивая. В Богославии от сумы и от тюрьмы не зарекаются. Слово не так скажешь, десять уголовных дел заведут и посадят. А потом захотят, враз все обвинения снимут и выпустят. И никто за облыжные обвинения и неправедный суд наказан не будет. Система такая. Никому не понятная и никаким законам не подвластная. Хотя нет, есть закон. Телефонная трубка. Подняли трубку и сказали:
— Посадить!!!
— Есть, — сказали на другом конце провода и посадили.
Через неделю снова подняли трубку и сказали:
— Освободить!!!
— Есть, — сказали на другом конце провода и освободили. Побрили, почистили, фингалы пудрой замазали и перед высокие очи представили.
— Обиду в душе держишь? — спросили высокие очи.
— Никак нет, — отвечает человек, радостный до безобразия от того, что стоит не у стенки, а сидит за столом и пьет чай с лимоном из стакана в серебряном подстаканнике, — готов к труду и обороне.
— Ну, иди, — строго говорили высокие очи, — и не забывай того, о чем мы договорились.
Я стоял и смотрел на женщину, совершенно не представляя, как эта скромная особа привлекательной внешности могла стать клиентом Люция Фера. Хотя, в тихом омуте всегда черти водятся.
— Я все приказы выполняла и работала добросовестно, с огоньком, проявляла инициативу, — сказала женщина, — меня даже орденами награждали, и звание полковника присвоили. Вот я и удивляюсь, почему я здесь и почему у меня занятие такое не престижное?
— А кем вы работали? — снова спросил я, перебирая в уме прегрешения, которые могла совершить женщина-полковник в петинционарной системе того времени. — Женской колонией командовали?
— Я приводила в исполнение приговоры, — скромно сказала женщина.
На тебе!
Я слышал, что в некоторых управлениях НКВД были палачи-женщины. Пожалуй, это советское ноу-хау. Women Murders. Красный террор был и во Франции, но там женщин-палачей не было.
Мартын Лацис, заместитель председателя ВЧК в ноябре 1918 года писал в газете «Красный террор»: «Мы не ведем войны против отдельных лиц. Мы истребляем буржуазию как класс. Не ищите на следствии материала и доказательств того, что обвиняемый действовал делом или словом против советской власти. Первый вопрос, который вы должны ему предложить, какого он происхождения, воспитания, образования или профессии. Эти вопросы и должны определить судьбу обвиняемого. В этом смысл и сущность Красного террора».
Может, и сегодня всех коммунистов подвергнуть такой же процедуре, как наследников вампиров революции?
В таких условиях палачом становился любой обладатель красной книжечки с надписью ВКП(б). Мужчина, женщина, ребенок…
В восемнадцатом году в Одессе была женщина-палач «Дора». Свидетели рассказывали, что «она буквально терзала свои жертвы: вырывала волосы, отрубала конечности, отрезала уши, выворачивала скулы…» За три месяца ею одной было расстреляно 700 с лишним человек. Гордость Одессы. В такой странной стране как Богославия, самыми популярными городами, городами юмора и веселья были города с засильем бандитов и изощренными палачами — Ростов-папа, Одесса-мама.
В девятнадцатом году в Москве была молоденькая женщина-палач, лет двадцати с небольшим. Всегда ходила с папироской в зубах, с наганом за поясом без кобуры и с хлыстом в руках.
А некая Ревекка Пластинина-Майзель-Кедрова лично расстреляла 87 офицеров, 33 гражданских лиц и потопила баржу с 500 беженцами и солдатами армии Миллера.
Кто-то говорил, что женщины-палачи есть в израильской армии, были во Франции, но достоверно известно лишь о Богославии. Вот уж полная эмансипация и равенство полов.
Иисуса Христа распяли римляне, но на Голгофу отправили его же соотечественники. Но мужчины. Рассказывают, что новый Мессия, который пришел для спасения мира в третьем тысячелетии и искупления человеческих грехов, погиб именно в Богославии и пал от руки женщины-палача.
В Новом Писании от Иисуса Христа он говорит об этом так:
— Ты не тот человек, за которого тебя все принимают. Тебя избрал я, чтобы ты в третьем тысячелетии от рождества Моего рассказал людям о пришествии на землю сына Его, который разрешит все противоречия, раздирающие землю.
Людям нельзя внушить истину. Как творение Божье они сами себя познают Истиной. Они придумывают новых Богов, чтобы посеять вражду на земле и уничтожить других людей, как бесполезную живность. Они развяжут всеобщую войну, будут скрываться за спинами детей и женщин, не боясь применять страшное оружие, которое может уничтожить то, что создано Богом. Месть их оружие. Она ослепляет их в борьбе с Богом и его творением, выжигает мысли о том, что и другие люди такие же, как и они, и созданы одним Богом, а не разными.
Ты уйдешь первым. Не бойся, ты не умрешь. Все произойдет так, что ты ничего не почувствуешь. Когда ты будешь спускаться по лестнице под конвоем очень красивой женщины, она выстрелит тебе в затылок из Нагана, и на последней ступеньке ты тихо упадешь и погрузишься в темноту, в которой тебе будет тихо и спокойно. Ты встанешь и пойдешь вперед. Вдали ты увидишь огонь. Это свет жизни. Иди к нему и не бойся. Я приду к тебе. Ты меня узнаешь сразу. Я думаю, что ты и твои друзья будете ждать меня, а все те, кто живет рядом с вами, будут знать о моем приходе в Богославию.
— И как? — задал я глупый вопрос женщине.
— Да, так, — спокойно ответила она, — работа как работа. Забойщиком на мясокомбинате работать страшнее.