После моей тирады наступила тишина. Любой пропагандист-разговорник в два счета опровергнет мои слова и докажет, что Богославию нужно любить так, как любят и что Богославию любят все, только вот стесняются проявить самые истинные чувства и все лишь в политических интересах, чтобы не дразнить могущественных противников Богославии. На словах они подвякивают противникам, а в это время в карманах держат скрещенные пальцы, мол, мы это не от всей души говорим. Настоящая любовь проявляется не на словах, а на деле. А в политике и в международных и экономических отношениях никакой любви быть не может. Тем более к Богославии, которой в одиночку приходится и придется дальше противостоять всему миру.

Чего далеко ходить за примером. Запад взял и оттяпал у Сербии ее сердце — Косово и сразу признал независимость самопровозглашенного края. И тут же западные подвывалы бегом принялись признавать его независимость, прекрасно понимая, что создают опасный прецедент на будущее. Богославия признала независимость двух жертв грузинской агрессии — Южной Осетии и Абхазии. Запад сразу с ясным взором отказался признавать их независимость. Вот это и есть положение Богославии в мире. И никто, никакие словоплеты не смогут опровергнуть этот постулат.

И тут же сейчас в спор полезут «западники», которые ратуют за приобщение к западным ценностям путем признания приоритета Запада во всех сферах богославского общества.

Им будут оппонировать «славяне», у которых совершенно иная позиция.

Общее у них одно: Богославию нужно пропустить через систему концлагерей, чтобы:

а) палкой вдолбить западные ценности;

б) палкой вдолбить патриотизм и славянский дух.

Если я подключусь к системе международных отношений, то весь мир будет крючить синдромом Квазимодо. Я представляю англо-саксов с лошадиными зубами, оскаленными на манер нотр-дамского страдальца. Но, в этом я уверен, у Люция Фера не только со мной подписан контракт. И у каждого у них свой синдром. Представляете, что будет с миром, если вся люцийферовская рать выйдет из тени?

— Я сомневаюсь, что смогу быть полезен вам, — сказал я. — Мне кажется, что на газовых переговорах будет крючить всех, вас в том числе, и переговоры сорвутся, так и не начавшись.

— И что же делать? — растерянно спросил дипломат.

— Менять идеологию государства, — ответил я. — Тогда всем будет ясно, с кем они имеют дело. А сейчас пока смесь дракона с соловьем. Красиво поем да вместе с трелями мадригалов клубы пламени летят. Либо дракон, либо соловей. И плевать на всех. Вот тогда нас будут уважать. Тогда и я могу подключиться к вам, чтобы скрючить именно врагов. А сейчас, приятно было познакомиться, поеду домой, времени-то уже четыре часа пополудни.

— Кто же эту идеологию будет менять? — удивленно спросил представитель газовой монополии.

— Честно скажу — ума не приложу, — сказал я, — пока не видно того, кто мог бы сформулировать идеологию и внешний облик Богославии. Новая Богославия должна быть новой во всем. И в идеологии, в гимне с новой музыкой и словами, и в других государственных атрибутах. Не помню, кто сказал, то ли Чехов, то ли Горький, но в человеке все должно быть прекрасно и душа, и тело, и одежда.

— Значит, наши сегодняшние переговоры оказались безрезультативными, — подвел итог разведчик.

— Почему безрезультативными? — улыбнулся я. — Мы с вами пришли к общему выводу о том, что Богославии нужна новая идеология.

— Алексей Алексеевич, сколько людей выступали с такими предложениями, и кто их слушал? — сказал разведчик. — Кто слышит глас вопиющего в пустыне? Кто будет слушать нас с этими бреднями вместо результатов конкретного разговора по стратегическим газопроводам? Мы не соловьи, чтобы нас слушать, нас будут драть как сидоровых коз. Вот что будет. Меня вообще уволят без пенсии. Этого, — он кивнул в сторону грустного дипломата, — сошлют третьим секретарем посольства в далекую африканскую страну, и он будет запивать свою тоску бататовым самогоном. Этого, — он кивнул на газовщика, — вообще уволят. А этого, — он кивнул в сторону Дарэссаламова, — сразу посадят на пять лет. В конце каждого четвертого года отсидки будут проводить новые слушания дела и давать следующие пять лет, если он вовремя не смотается за границу и не построит себе пятизвездочный отель, чтобы обеспечить себе старость на родине его предков. А мне как кормить свою семью? Либо идти охранником, вохром, либо в киллеры, стрелять тех, кого раньше охранял. Вот и получается, что вы просто наш спаситель или губитель. Все, что ни делается, делается к лучшему, но лучше, когда то, что делается, было хорошим, а не плохим. Согласитесь участвовать в переговорах и этим спасете четыре семьи.

— Ладно, — махнул я рукой в знак согласия и вышел на улицу.