В которой мой любезный читатель узнает о том, что может натворить довольно интеллигентный и, в общем-то, скромный человек, если его в течение недели будут регулярно обрабатывать магическими любовными чарами. Вместе с тем мой читатель узнает еще и о том, что мне вновь пришлось распутывать хитроумные и опасные для жизни интриги злобного и коварного Верховного мага Бертрана Карпинуса.

Вчера вечером я завел свой будильник на десять утра и предупредил об этом своих спутников, намереваясь как следует выспаться. Уриэль, не смотря на это, безжалостно разбудил меня в половине восьмого, хотя я уснул, когда уже начало светать, то есть около пяти утра. Ангел бесцеремонно просунул голову в круглое окошко и принялся втолковывать мне, что все обещания нужно обязательно выполнять. Его даже не смутило то, что Лаура еще спала мирным сном и на её лице была запечатлена счастливая улыбка невесты. Открыв глаза, девушка сонно потянулась и встала с постели. Нахал ангел, бесцеремонно разглядывал её и даже не собирался убираться прочь. Качая головой, я сказал ему:

— Ури, на Лауру ты можешь пялиться сколько угодно, но вот я не привык, чтобы меня разглядывали. Будь добр, свали в туман и лучше принеси мне мою черную сумку с колесиками.

Ангел моментально исчез, а я привлек к себе девушку и затащил её под беличье одеяло. Пока Уриэль перероет все вьюки, какое-то время у нас было и мы могли успеть кое-что выяснить между собой. К моей радости сумка, за которой я попросил сходить Уриэля, была основательно завалена среди тюков и вьюков и когда он вернулся, я уже успел показать Лауре свой маленький секрет, с помощью которого любое утро, даже самое хмурое и безрадостное, можно было сделать сказочно прекрасным. Уриэль ввалился в комнату вместе с сумкой и замер с выпученными глазами и недовольно проворчал:

— Михалыч, я думал что ты уже оделся.

— Ури, если бы я спал одетым, то по такому случаю, как этот, обязательно бы разделся. Так что оставь-ка лучше сумку и выметайся отсюда. - Весело облаял я такого нетерпеливого и беззастенчивого ангела - Подожди нас снаружи.

Еще раз покрыв лицо и все тело Лауры поцелуями я, наконец, поднялся на ноги. Встав с постели и быстро одевшись, я открыл свой баул и стал вытряхивать её содержимое, упакованное в фирменные целлофановые пакеты. В основном это были обновки, которые я купил в Москве для своей дочери. Дочурка моя за те годы, что я околачивался в столице, выросла и уже превратилась в девушку, а стало быть и подарки я ей готовил вполне соответствующие её возрасту и желаниям.

Мое путешествие по Парадиз Ланду, явно, затягивалось и мне приходилось теперь, после стычки с триранозавром, только гадать, как все повернется дальше. Поэтому я и решил еще раз воспользоваться подарками, приготовленными для своей дочери. Мне предстояло навести в Микенах приличного шороху и в этот торжественный день я хотел сделать так, чтобы Лаура была очень нарядной и красивой девочкой.

Лаура выбрала для себя открытое, сильно декольтированное, темно-фиолетовое короткое платье без рукавов, все в ярких, малиновых блестках. Платье Лауре очень понравилось, но она выразила сомнение относительно его пригодности в лесной чащобе. Не пришла она в восторг и от лаковых лодочек на узеньком каблучке под цвет платья, считая, что в такой обуви в лесу долго не походишь. К тому же девушка никак не хотела понимать, зачем ей нужно надевать бюстгальтер, де еще и колготки. К трусикам она уже успела привыкнуть и считала их хорошей деталью туалета. Я вежливо пояснил ей:

— Лаура, вообще-то, эти вещи женщины одевают только для того, чтобы мужчины имели потом счастье сами снять с такой очаровательной девушки.

Это объяснение показалось ей вполне логичным и обоснованным и она быстро оделась. Хотя вещи были ей немного великоваты, теперь это не было для меня уже не сколько-нибудь сложной проблемой. Несколько манипуляций с голубым светом, привели её одежду и обувь в полный порядок и теперь они уже не казались взятыми с чужого плеча. Сотворив на стене большое зеркало, я подвел к нему Лауру и показал ей, в кого она превратилась.

По-моему, девушка осталась вполне довольна, во всяком случае, лично мне очень понравилось то, как она теперь выглядела. Не смотря на то, что Лаура была прекрасна и без косметики, я усадил девушку на стул, сделал ей макияж, привел Кольцом Творения её пальчики и ноготки в идеальный порядок и даже покрасил их лаком под цвет темно-бордовой губной помады. Когда Лаура она вышла на веранду, Уриэль громко ахнул и чуть не свалился вниз с перил.

Оседлав Мальчика, Франта и Доллара, мы втроем легкой рысью отравились на центральную поляну Микен, где была свалена такая огромная куча камней, что их вполне хватило бы на то, чтобы сложить если не Нотр Дам де Пари, то уж храм Василия Блаженного точно и никак не меньше. Все взрослое население Микен отсыпалось после тяжких трудов и лишь детвора забавлялась тем, что строила из небольших камней какую-то крепость. Смотреть на этих мальчиков с мохнатенькими ножками и девочек с разноцветными головками, было просто умилительно, но мне в это утро надо было работать.

Слава Богу со мной был Уриэль, самый лучший Карлсон в мире. Увидев в руках у ангела шоколадные батончики, конфеты и шоколадки в ярких обертках, они тотчас подбежали к нему и ангел стал творить самую лучшую магию на свете, сладкую, вкусную и питательную. Уриэль доставал из своей сумки-кенгуру батончик "Марса", "Сникерса" или "Натса", аккуратно открывал упаковку, вытаскивал из нее большую, вкусную конфету вручал её какому-нибудь голышу-карапузу, разглаживал упаковку на ладони и спустя пару секунд в его руке вновь был тугой, увесистый пакетик. Как тот крысолов из города Гаммельна, но только без волшебной дудочки, он увел от камней всех ребятишек и дал мне возможность заняться делом.

Груда камней имела в высоту метров десять и была добрых ста восьмидесяти метров в длину и метров сорок в ширину, так что купальня должна была получиться, очень просторной и вместительной. В основном это был кварцит, гранит и пегматит, но попадались и другие породы камня. Особенно рассматривать камни мне было некогда, следовало поторопиться, так как кентавры уже договорились с Полифемом на счет платы за проезд по мосту и их первые группы начали не такой уж и долгий подъем по шоссе. Памятуя о том, как стремительны кентавры, мне следовало немедленно приниматься за работу, которая не представлялась мне слишком тяжелой.

Разумеется, в лес кентавры войти не посмели бы, так как на опушке их уже поджидали мои друзья, - вудмены и вороны-гаруда, но и держать их на солнцепеке тоже было бы не хорошо. Так что затягивать с постройкой купальни мне вовсе не следовало. Объехав по кругу все наличные запасы стройматериалов, я стал прикидывать, чтобы мне сделать из всего этого добра, - аквапарк с водными горами, стандартный бассейн или что-нибудь эдакое, мудреное.

Пораскинув мозгами, я решил остановиться на эдаком, мудреном, и, не мудрствуя лукаво, быстренько сотворил здоровенное сооружение, похожее на храм Посейдона в Пестуме, только крестообразное в плане и с четырьмя портиками, сориентированное в длину, вдоль ромба лесной поляны. Правда, на том портике, который был обращен в сторону дороги, ведущей на опушку Драконова леса, я изобразил отнюдь не бога морей восседающего на дельфине, а Великого Пана, возлежащего под сенью дерева на пышных снопах сжатой пшеницы.

Пан был не одинок. Он находился в тесных объятьях трех прекрасных дев. Если взобраться повыше, то можно было разглядеть, что у Пана, не смотря на огромные рога и длинную бороду, в плане его мужского начала, все в полном порядке и было сразу ясно что у него все получится. По обе стороны от Пана я расположил в пространстве портика две скульптурные композиции, изображающие любовь во всех её изысканных позах и проявлениях и всех любовниц, которых мне уже довелось видеть в Парадиз Ланде.

В общем, на портике сатиров, эти козлоногие, нежные и ласковые любовники, занимались любовными играми с прекрасными небожительницами: - дриадами, наядами, нимфами и женщинами из человеческого племени. С упором на основное любовное качество сатиров, их нежность, я изваял в камне такое, что этим, в общем-то пуритански настроенным типам, теперь придется поломать свои рогатые головы над тем, что я хотел этим сказать. В моем же понимании сатирический портик являл собой мощный удар, направленный против их строгой нравственности и целомудрия.

В центре второго портика, на противоположном конце храма, обращенного к кафедральному собору Микен, я поставил высокого, стройного ангела, под огромными крыльями которого, тоже царили любовь и согласия, а сам ангел при этом проявлял, чудеса сексуальной изобретательности, где в ход пошло все, вплоть до ангельских крыл. Поэтому суперангела окружило уже не три, а целых пять пылких и страстных любовниц, которым очень нравились его ласки. Остальные ангелы на этом портике, расположившиеся по обе стороны от центра композиции, ни в чем не уступали своему боссу.

Центр третьего портика, который можно было видеть с балконов наших хижин, был отведен громадному кентавру, который стремился доставить наслаждение сразу четырем девушкам. Таким образом я хотел одновременно и потрафить племени конелюдей, и пристыдить этих обормотов за то, что они доставили мне столько беспокойства в степи. Кентавров я изобразил такими мужиками, что даже призадумался, а не перебрал ли я часов с размерами их мужской гордости.

Четвертый портик, выходящий на ту сторону, где недавно разгорелась битва с двуногим драконом, я отвел вудменам. Его возглавлял кряжистый вудмен, точная копия Осляби, в руках которого была всего лишь одна девушка, но ее лицо изображало такую негу, что всем микенкам сразу же должно было стать ясно, кто в их городе на сегодня самый нежный, умелый и заботливый любовник. Остальные вудмены этого портика лишь подтверждали это и на деле доказывали, сколь неистощима на выдумки их любовь.

Получилось неплохо, хотя может быть и несколько эклектично, но ни чуть не хуже, чем на стенах и колоннах храма в Банголоре, который нисколько не смущает индусов. Ну, может быть слишком уж откровенно, так как я черпал вдохновение и образы в Лехиных порножурналах, временами перенося на портики фотоснимки из этих журналов, почти без изменений. То, что на портиках храмовой купальни были изображены все те небожители, которых я уже успел увидеть лично, тоже должно было, по моему замыслу, возыметь свое действие. Таким образом я хотел показать жителям Микен, что их город должен быть открыт для всех.

Сооружение у меня получилось довольно впечатляющим, хотя на его строительство ушло не более часа. Крест храма, при его шестидесяти пятиметровой ширине, имел размеры сто тридцать два метра на сто двадцать шесть метров, а вся постройка имела в высоту в сорок пять метров, хотя фундамент её был относительно невысок, всего лишь три метра.

Двадцатисемиметровые колонны коринфского ордера, располагались группами по четыре штуки по фронту портиков и между ними был огромный портал входа, в который, при желании, мог протиснуться и Полифем. Колонны поддерживали не слишком тяжелую, монолитную крышу, покрытую красной, каменной черепицей. Чтобы не морочить себе голову по поводу расцветки храма, я взял и просто на просто, слегка смешал все камни в кучу, словно пластилин.

От этого однородная, монолитная масса камня приобрела цвет и рисунок красноватой, пестрой яшмы и лишь скульптуры и внутреннюю облицовку бассейна, я сделал однотонными. Для этого мне просто пришлось заранее отобрать несколько больших валунов кварцита розовато-белого цвета и покрасить ими эти детали постройки. Правда, мне пришлось довольно тщательно поработать с оттенками, но труды стоили того и в итоге получилось очень мило. Все небожители имели практически натуральный вид, вплоть до раскрасневшихся ланит пылких любовниц, пестрой масти кентавров, меха вудменов и разноцветных шевелюр сатиров.

Крестообразный бассейн внутри своего храма любви я сделал глубиной в целых двадцать пять метров, со всех сторон, по периметру в него спускались ступени и я намеревался сделать к тому же еще и так, что в нем будет просто невозможно утонуть. Этот бассейн был самой главной деталью храма, а точнее, основным его механизмом, которому я собирался поручить самый важный и ответственный процесс, - радикального омоложения всех райских небожителей.

Отъехав подальше, я внимательно посмотрел на творение рук своих, а точнее своих воспаленных мозгов и Кольца Творения. Лаура осталась очень довольна архитектурным стилем, но была слегка смущена тем, что позы у любовников на портиках, были очень уж откровенные. Про то, что я здесь наворотил, можно было смело сказать только одно: "Такого секса, Парадиз Ланд еще не видел". Еще девушку смущало то, что она узнала себя на всех четырех портиках и нигде она не была в объятьях мужчины-человека. Уриэль, который, в отличие от нее, имел возможность рассмотреть все в деталях, приземлившись, так прокомментировал увиденное:

— Михалыч, нечего сказать, впечатляет… Послушай, а ты точно уверен в том, что я смог бы повторить то, что там изображено? Мне и в голову никогда не приходило, что ангельские крылья можно использовать таким вот образом.

Пожав плечами, я ответил:

— Не знаю, Ури, но лично я обязательно попробовал бы, будь у меня за спиной крылья. Впрочем, в конце концов, это всего лишь мое художественное воображение, так сказать причуда фантазии и поэтическая гипербола, ну, и кроме того, мне не хотелось разрушать стилистику замысла. Ведь каждый мой герой, поставленный в центре композиции, ласкает ровно столько девушек, сколько он, на мой взгляд, может потянуть. Хотя относительно вудменов, я просто хотел сказать, что в сексе важно не только количество, но и качество, что и постарался написать на лице его любовницы.

Уриэль, по-моему, тоже остался доволен и тем, как я его изобразил и тем, чем занимался его каменный двойник.

— Ну и фантазия же у тебя, Михалыч, это надо же такое придумать, ангел и сразу пять потрясающих девчонок. Нет я конечно понимаю, когда одна дриада, попадает меду двух кентавров, это самая большая мечта каждой из этих двустволок, но чтобы ангел и сразу с пятью. Правда, мне немного завидно, что Лаура в лапах этого косматого амбала Осляби, выглядит намного счастливее, чем в моих пернатых объятьях. Хотя, признаюсь честно, Михалыч, изображено все действительно классно! Ты, часом, не скульптор?

— Нет, но я в детстве учился рисовать, а, вообще-то, еще немного занимался компьютерной три де графикой.

Теперь мне предстояло сделать самое главное, подвести к будущей магической купальне воду. Неподалеку от поляны, в лесу, из под огромного валуна бил родник, который был слишком маломощным, чтобы представлять повышенный интерес для микенцев и потому я решил отвести его воды в купальню. Проложить под землей к бассейну трубу, было не очень сложным делом, куда сложнее было заставить воду побыстрее наполнить большой бассейн, но мне и это удалось сделать, так что в итоге я увеличил дебит источника раз в пять-шесть. Вернувшись к "Храму любви", как уже окрестила мою постройку Лаура, я помог этой, смутившейся и пунцовой от моих откровений красавице, спуститься с её магического скакуна и ввел в храм по яшмовым, полированным ступеням.

Остановившись при входе, я начертал на камне первое слово, которое должно было обозначить смысл магической купальни: "Молодость". В бассейн уже с шумом вливалась вода и любопытные мальчики и девочки, на глазах которых был возведен храм, уже стали прицеливаться, как бы им влезть в него. Мне на помощь вновь пришел Уриэль и увел детвору.

Мы же с Лаурой, быстро пошли дальше, обходя храм по его периметру. Под вторым портиком я начертал следующее ключевое, магическое слово: "Любовь", за что тут же получил сладкий, поощрительный поцелуй от Лауры, сияющей от счастья. Третьим словом разумеется, было: - "Здоровье", ну, а четвертым, естественно: - "Сила". Лаура немедленно принялась загибать пальчики:

— Значит так, милорд, если я тебя правильно поняла, для того, чтобы получить от этой магической купальни все по максимуму, нужно сначала войти в нее за молодостью, потом за любовью, потом за здоровьем и уж после всего этого тебе будет обязательно дарована сила?

— Разумеется, дорогая. - Ответил я девушке - Молодость рождает в нас любовь, любовь дает здоровье, а здоровье ведет к силе. Или ты не согласна со мной, Лаура?

— О нет, милорд, ты замечательно сказал.

Посмотрев на девушку, у которой то и дело вспыхивали щеки, когда она вспоминала, в каком виде и с кем она была изображена на всех четырех портиках, я нежно привлек её к себе и, крепко поцеловав, попросил:

— Лаура, зови меня пожалуйста Олегом.

— О нет, милорд, даже не проси меня об этом, так я могу называть тебя только ночью.

Пока мы с Лаурой обнимались возле "Силы", на поляну въехали Великий Пан, священник Милон и Фемистокл. У двух последних, со стуком отвалились челюсти, когда они увидели старого, лысого сатира, показывающего свою мужскую силу сразу трем очаровательным красоткам. Свистнув лошадей, я повел Лауру вниз по ступенькам. Мальчик и Франт прибежали немедленно и, увидев своих приятелей, обычно ходивших у нас под вьюком, заржали весело и радостно, словно не видели их целую неделю.

Подсадив Лауру в седло, я вскочил на Мальчика и мы подъехали к Великому Пану. Старик был лыс, точь-в-точь как на картине Врубеля, бородат, но имел просто великолепное зрение. Увидев на сатирическом портике то, как сатир, весьма смахивающий на него самого, забавляет сразу трех молоденьких девушек игрой вовсе не на той свирели, с которой связывают его имя, он выразил свое впечатление от сотворенного мною "Храма любви" коротко, но очень емко:

— Обалдеть можно!

Мы быстро познакомились и, не дожидаясь того, когда оба микенца придут в себя окончательно, втроем поехали вокруг храма. Пану понравилось все и он совершенно не был шокирован фривольностью скульптурных композиций, а увидев ангела, забавляющего сразу пять красавиц во главе с Лаурой, вообще пришел в восторг.

— Да, пожалуй, даже Фидий не отказался бы пожать тебе руку, сэр Михалыч. Правда, он вряд ли додумался бы до такого, хотя как знать, ему ведь не заказывали построить такой храм.

Фемистокл и Милон ехали позади и о чем-то яростно шептались. Увидев то, что я смотрю в их сторону они примолкли, слезли с коней и поплелись каждый в свою сторону. На поляне, тем временем стали, собираться жители Микен. То, что я уже успел выстроить для них огромную купальню-храм, они восприняли лишь как подтверждение моих магических способностей, но то, что я изобразил на портиках, сразу разделило город на два непримиримых лагеря. Одни считали что я был слишком уж смел, если не сказать резче и точнее, ну, а другие считали что на портиках храма можно было изобразить и кое-кого из них, а не одну только Эку.

По радио Ослябя сообщил мне, что кентавры уже поднялись на плато и собрались на опушке Драконова леса и спрашивал что ему делать. Велев Ослябе вести весь табун в Микены, я скомандовал жителям Микен, чтобы они построились с одной стороны храма и сообщил им радостную весть о том, что к ним в гости пожаловали кентавры. Новость опечалила одних только сатиров, но я быстро объяснил всем собравшимся, что собираюсь вернуть молодость Великому Пану, а потому потребовал, чтобы они немедленно заткнулись и больше не вякали, пока я не применил против них самые жесткие санкции. Сатиры были плотно блокированы своими подругами и не стали рыпаться, да и куда им было деваться, если в Микены тотчас прилетела огромная стая зловредного воронья.

Пока я объяснял микенцам, что от них потребуется, в город въехал почти пятитысячный табун кентавров и то, что все они были безоружны, а потому растерянно глазели по сторонам, несколько успокоило сатиров. На спинах кентаврах сидели их пожилые подруги и некоторые были так стары, что на них было жалко смотреть. Мне пришлось пожалеть о том, что я не открутил с джипа матюгальник, так как мне потребовалось здорово напрячь глотку, чтобы выступить с краткой, торжественной речью и объяснить всем собравшимся, что для полного исцеления им будет необходимо войти в купальню с четырех разных сторон в строгой последовательности, а уж потом они могут лезть в нее, кому как заблагорассудится.

После этого настал черед делегатов. Великому Пану помогли спуститься с магического коня и он первый подошел к Лауре и Уриэлю, чтобы сдать образцы своей плоти. Девушка ловко состригла с его ног немного шерсти, затем седых волос с его груди и головы. В довершении всего она отколупнула несколько кусочков от его огромных рогов. Все эти образцы она складывала в большую позолоченную посудину, которую я, по такому случаю вытребовал у священника Милона, хоть так мне удалось успокоить его.

В довершение всего, Лаура уколола палец Пана и взяла у него несколько капель крови. Затем это же самое девушка стала проделывать с представителем каждой расы небожителей, присутствовавших на площади перед храмом, включая мага Антиноя, которого кентавры привезли с собой буквально силой. Предпоследним в списке делегатов, был ангел Уриэль-младший, а вот самым последним ворон-гаруда Блэкстоун. Микенцы было, зароптали, но Пан сурово прикрикнул на них и они тут же заткнулись.

Наконец, я смог разглядеть кентавров внимательнее, ведь прежде я их видел только на картинках и в бинокль. Правда то, что я видел в бинокль, самым разительным образом отличалось от того, что было изображено в скульптурах и на древнегреческих вазах. В первую очередь это касалось их конеподобия. Кентавры не имели ничего общего с конями, просто тазобедренная часть у них была почти втрое выше или длиннее человеческой и более широкой. Все мужское естество у них находилось как раз там, где ему и было положено находиться у всякого мужчины.

С конями кентавров роднило только то, что спереди от паха, их большие, сильные тела, были покрыты короткой шерстью самой разной масти, вплоть до тигровой. Передние ноги кентавров больше напоминали человеческие, чем лошадиные, хотя они имели чисто лошадиные подкованные копыта, а вот задние ноги были точь-в-точь как у лошадей, хотя длинный торс кентавров был слегка приплющен и вдоль него, от самой спины шла глубокая ложбинка. Собственно говоря, вся задняя часть кентавра, представляла собой, чудовищно разросшиеся ягодицы, которым как раз и понадобилась эта, дополнительная, пара ног. Однако, самым любопытным было то, что кентавры носили на себе нечто вроде одежды, - своеобразную кожаную раковину-гульфик.

Это было понятно, носиться по степи без кожаных трусов, было небезопасным, но уж больно велики размеры были у этого гульфика и я, поначалу, подумал, что это делалось это из чисто эстетических соображений, но когда, повинуясь моему приказу все собравшиеся сбросили с себя одежды, так как магическая купальня просто уничтожила бы их без следа, то я невольно присвистнул от удивления. В своих художественных фантазиях, в которых я, повинуясь необъяснимому азарту, сделал кентавров супер-любовниками, мне так и не удалось переоценить их. Почесав в затылке, я, наконец-то, понял отчего так смутилась Лаура, ведь на портике она страстно целовалась с кентавром, смело оседлав вовсе не его конскую спину.

Пока Лаура стригла волосы и собирала образцы крови на анализы, я вошел в храм и принялся загружать в магическую купальню свои ингредиенты, и в воду полетело все подряд, вплоть до шпанских мушек и валерьянки. При этом я творил такую крутейшую магию, что от воды отскакивали шаровые молнии и в воздухе пахло озоном. Мне пришлось читать по шпаргалке названия тех болезней, которые должна излечивать эта магическая купель и вкладывать в её память все, что она должна была делать небожителями и чем должна их наделять.

На все у меня ушло почти полтора часа и, наконец, я затребовал к себе Лауру с её посудиной. Вывалив все в воду, я произнес последнюю инструкцию и вода в бассейне упокоилась. Теперь мне нужна была первая жертва и желательно подревнее. Спор зашел между Паном, Антиноем и Блэкстоуном. Блэкстоун вообще-то был не против пройти первым, но это было просто смешно, ведь как раз вороны-гаруда меньше всех в Парадиз Ланде нуждались в омоложении и по моему плану должны были пройти через купель последними, а начинать должны были магические существа или маги, но ни Пан, ни Антиной не хотели признаваться, кто же из них старше.

Видя, что выяснение может затянуться невесть на сколько времени, я подал Ослябе знак и вудмены подхватили обоих несговорчивых старцев и мигом зашвырнули в купальню. Из бассейна бабахнула такая струя брызг и пара, что народ невольно попятился назад, а кое-кто и начал креститься. Тут из клубов пара чертом выкатился молодой, обнаженный, мускулистый красавец с длинными каштановыми кудрями и лицом, просто невероятной красоты, и быстро спросил меня:

— Куда теперь входить, милорд?

Объяснив юному Антиною, что теперь он должен сойти на траву и пройти по ней до ангельского портика, где на верхней ступени высечено слово "Любовь", я усмехнулся, а толпа тихонько ахнула, но когда вслед за Антиноем выскочил юный Пан и взбрыкнув копытцами помчался добавлять себе любви, микенцы взревели. Лишь то, что они хотели досмотреть представление до конца, удержало их от того, чтобы немедленно ринуться в купальню. Когда же Пан и Антиной прошли через все четыре портика, жителям Микен и их гостям предстали два могучих, молодых атлета. В наступившей тишине я объявил им, что теперь в заплыве могут принять все желающие и что магическая купальня "Храм любви" лечит все мыслимые и немыслимые хвори, как у взрослых, так и у детей не хуже, чем бывшее четвертое управление Минздрава СССР.

Поспешно отскочив в сторону, чтобы нас ненароком не затоптала толпа, ринувшаяся в купальню, я обнял за талию Лауру и прошел по краю храма к центру бассейна, где прямо из воды били высоко вверх струи фонтанов. От первого входа в бассейн, вода поднималась высоким горбом и бурно клокотала, преображая плоть небожителей и сдирая с них все отвратительные приметы старости. Дряблую кожу, седые космы, изуродованные артритом и подагрой суставы. Поскольку людской напор был весьма велик, то никому в этом клокочущем водном холме, не удавалось задержаться надолго и от него уже поплыли вглубь храмового бассейна, прекрасные, молодые и полные сил и энергии создания.

Огромный молодой, черноволосый кентавр, подхватив на руки свою юную, золотоволосую подругу, молотя воду копытами, плыл к струям фонтана и истошно вопил. Его обгоняли стремительные наяды, которые плыли, волнообразно изгибая свои сильные тела. Лаура запрыгала и захлопала в ладоши:

— Милорд, наяды снова могут плавать! Они действительно стали молодыми! Как это прекрасно, сэр Михалыч!

К нам подошел Уриэль со своей вечной сигаретой в зубах. Ангел не торопился воспользоваться магической купальней, как это сделали наши друзья вудмены, которые теперь затеяли в воде веселую возню с хохочущими наядами и дриадами. Крикнув им, чтобы они прошли через остальные портики, я тоже закурил, укрывая сигарету от брызг воды. Сатиры, кентавры, прекрасные небожительницы, видя, что выйти из бассейна тем путем, через который они вошли, совершенно не представляется возможным, стали выбираться на каменные ступени и, бегом добираясь до массивных колон, спрыгивать на траву, чтобы посуху добраться до ангельского портика, за которым уже также бушевала магическая волна, насыщая тела жаждущих, любовной страстью и удивительными желаниями.

Молодая и прекрасная нимфа, которая вошла в магическую купальню вместе с годовалым младенцем-сатиром, крепеньким красавчиком с круглыми щечками, который орал громко и басовито, подбрасывала его вверх и заливалась счастливым, звонким смехом. Подле нее в воде крутился юный сатир с соломенными кудряшками волос, по лицу которого обильно текли слезы. Лаура шепнула мне, что в Микенах до этого дня, рождалось все меньше здоровых детей и, видимо, это была одна из несчастных матерей, которая даже и не надеялась увидеть свое чадо живым и здоровым. Сатир выбросил из воды свое молодое, сильное тело, взял на руки младенца и помог выбраться из бассейна его счастливой мамаше. Втроем они побежали ко второму портику.

Тем временем, уже на всех четырех концах крестообразной магической купели, бушевали водяные валы и чем больше в купель набивалось народу, тем больше энергии она выделяла. Это тоже было частью моего замысла, согласно которого, все болячки и хвори являлись для магической купальни тем топливом, которое ей требовалось для процесса омолаживания. Перепрыгнув с каменных плит на спину Мальчика, я подхватил на руки Лауру и пустил магического коня медленным шагом.

Проезжая по тропкам-улицам Микен, мы всюду видели счастливые лица и слышали веселый смех. Любовь взяла этот лесной городишко в плен и теперь под каждым кустом, не смотря на то что время было полуденное, можно было найти милующуюся парочку. Моя магическая купальня резко испортила нравы богобоязненных сатиров и они, как и их четвероногие собратья, уже не стеснялись заниматься любовью среди белого дня и к тому же на виду у всех. Да, уж, хотел бы я сейчас посмотреть на того мужика, который смог бы сопротивляться моей любовной магии.

Сатиры были так восхищены тем, что они вновь вернулись в пору своего детства, когда бегали среди лесов Пелопоннеса за быстроногими гречанками, что на радостях открыли свои кладовые и теперь угощали своих гостей, кентавров, с искренним радушием и щедростью. Коньяк буквально лился рекой. Может быть и из-за этого сатиры не были так ревнивы в этот день к своим подругам, когда они, прихватив с собой амфору, садились верхом на кентавров, чтобы уехать с ним совсем недалеко. Пока мы выезжали из Микен, то успели насмотреться всякого и потому Лаура, хотя она и не проходила через магическую купель, изрядно начиненную всяческими афродизиаками, стала все сильнее и требовательнее ласкать меня, хотя я всего лишь хотел посмотреть на останки тиранозавра.

Чтобы мне, все-таки, удалось попасть к тому месту, где мы завалили эту грозную и свирепую зверюгу, нам пришлось часа на три остановиться возле небольшого холмика, макушка которого была свободна от зарослей папоротников и вся поросла толстым слоем мягкого мха. Пожалуй, еще никогда моя юная охотница не была столь смела в своих желаниях и столь очаровательно бесстыдна. После этой остановки Лаура уже не захотела одевать на себя ничего, кроме красных туфелек-лодочек на таких неудобных для леса каблучках.

Когда мы, наконец, добрались до останков тиранозавра, там уже было не на что смотреть, кроме громадной груды костей, перфорированных клювами. Вороны-гаруда склевали все подчистую, даже хрящи, соединяющие кости и высосали через дыры костный мозг. Мох кругом был весь истоптан копытами сатиров и потому мне ничего не оставалось делать, как повернуть обратно. Лауре не хотелось возвращаться в Микены и потому мы так и остались на ночь в лесу, вернувшись на тот холмик, который мы себе облюбовали раньше.

В одной седельной сумке лежал шерстяной плед, а во второй нашлись бутылка вина, печенье и конфеты, а ничего большего нам и не требовалось, чтобы с комфортом устроиться в лесу на ночь. Правда, я, на всякий случай, превратил верхушку холмика у удобное и мягкое ложе, высоченные папоротники заставил сплестись над нами в прочный, надежный навес. Вдруг среди ночи пойдет дождь и помешает нашей любви.

В Микены мы с Лаурой, вернулись к четырем часам пополудни, так как печенье и конфеты, были слишком слабым заменителем обеда и довольно безрадостной перспективой на ужин, иначе мы непременно задержались бы в лесу еще на одну чудесную ночь. Кентавры покинули лесной городок еще до полудня, расплатившись с сатирами тем, о чем козлоногие хлопцы более всего мечтали, - золотым песком, который конелюди мыли в реках Парадиз Ланда, протекающих через его степные просторы.

Не такими уж и неверными и легкомысленными оказались подруги сатиров, многие из которых, хотя и изменяли своим бой-френдам направо и налево, но убегать с кентаврами, однако же, не стали. Зато в Микенах прибавилось сразу полторы дюжины новых жительниц. Некоторые красотки, которые прожили всю свою жизнь в степях, решили теперь навсегда остаться в этом лесном островке цивилизации.

Сатиры были этим ужасно горды и теперь воспевали до небес мой великий дар врачевания. Особенно усердствовал юный священник церкви Христа Спасителя, Милон, который уже успел восславить Господа Бога, направившего меня в Микены. На счет дара врачевания, сатиры нисколько не врали, все произошло так, как они говорили. Маг из Зазеркалья не только излечил их от всех хворей и недугов, но и вернул в Микены молодость и любовь. Теперь сатиры уже не стеснялись того, что им было присуще еще в Зазеркалье, и что позволяло им соблазнять древних гречанок, - своей чувственности и немалой изобретательности в делах любви.

Именно поэтому подруги сатиров не сбежали с пылкими и страстными кентаврами, как утверждали, с некоторым злорадством, эти мохноногие Казановы. По-моему, теперь эти парни вполне справедливо гордились собой. Во всяком случае, не смотря на разгар дня, из весьма многих хижин доносились страстные, иступленные крики небожительниц. Именно в этой связи мы с Лаурой почти не встречали по пути сатиров. В основном нам попадались навстречу одни женщины, но зато все они, прямо-таки наперебой, пытались соблазнить меня и мне стоило больших трудов не поддаться их чарам.

Однако, самая главная перемена в Микенах заключалась в том что, совсем уж вопреки моим предположениям, практически все микенки поголовно, надели на себя туники, пепласы, сари и даже платья, срочно пошитые кем-то по фасону платья Лауры. Хотя как раз этому, я находил вполне понятное объяснение, так как вместе с любовной страстью высокого накала, утроенным желанием, неизбывным влечением друг к другу, как-то само собой к женщинам пришло и искусство флирта. Даже дриады моментально смекнули, что прикрыв свою очаровательную наготу длинным, полупрозрачным пепласом, они сделают свою красоту воистину неотразимой.

Лаура, которая сидела на моих руках обнаженной, была этим несколько пристыжена, хотя я находил ее наряд, состоящий из одних только темно-фиолетовых, лаковых туфелек, очень сексуальным и возбуждающим. Впрочем, я никогда особенно и не скрывал того, что лично на меня особенно возбуждающе действует только полная нагота женщины и совершенство её тела, а не всяческие там драпировочные ухищрения. Именно поэтому я никогда и не понимал нудистов.

Сатиры, со свойственной им скрупулезностью быстро все подсчитали и остались очень довольны, так как в активе у них было: девятнадцать юных красоток, включая такую редкость, как очаровательная магесса, плененная чарами юного Пана. Еще один, совершенно уж невероятный трофей Микен, маг-красавец, хотя и ускакал из города, на взятом в аренду магическом скакуне, ведя второго в поводу, но только затем, чтобы вскоре вернуться вместе со всем своим скарбом.

Дом для себя Антиной уже купил и в нем теперь прибирались сразу пять его новых подруг, которых он отбил частично у сатиров, а частично у кентавров. Вообще-то, это была далеко не единственная прибыль, полученная сатирами в итоге моей деятельности. Сатиры получили от кентавров по три унции золота за каждого омоложенного члена их табуна. Ну, как раз в этом не было ничего удивительного, как и в том, что сатиры были предельно честны с кентаврами и отвесили им пятьдесят семь унций золота сдачи за тех красавиц, которых те лишились в Микенах.

Такая меркантильность никого не покоробила, как не покоробило тех же воронов-гаруда требование сатиров отработать как свое омоложение, в котором те не очень-то нуждались, так и то, что они три дня столовались возле Микен. Задание для воронов-гаруда было весьма простым, - оповестить всех жителей Большого Пелопоннеса, так, кстати, называлась эта область Парадиз Ланда, о том, что в Микенах, великим магом-врачевателем Михалычем, выстроена магическая купальня "Храм любви" и что жители Микен приглашают всех страждущих прийти к ней за исцелением. Исцеление по таксе. Таксу можно узнать за дополнительную плату в виде хорошего обеда, которым накормят посланца.

В актив пошло и то, что Великий Пан вновь вернулся в Микены и пообещал заняться своим классическим промыслом, изготовлением волшебных свирелей. Но все-таки главным в списке приобретений микенцев, стоял "Храм любви". Поэтому Милон и Фемистокл, узнав о том, что я, наконец, вернулся из леса, немедленно прибыли к моей хижине, чтобы узнать, что я теперь потребую с жителей Микен в качестве платы за строительство магической молодильной купальни.

Такая постановка вопроса меня несколько озадачила, так как я вовсе не считал этот проект коммерческим, но оба сатира, которые сидели на самых настоящих, деревянных венских стульях с бокалами коньяка, смотрели на меня без малейшей тени улыбки на лице и терпеливо ждали ответа. Задумчиво почесав щетину на подбородке, я поинтересовался у меркантильных микенцев:

— Ребята, надеюсь вы понимаете, что я могу взять с вас чисто символическую плату? Если брать с вас по вашим же расценкам, Микены не расплатятся со мной никогда.

Фемистокл рассудительно сказал:

— Мессир, именно по этому мы и попросили тебя назвать свою плату или, если твоей милости будет угодно, условие.

Вот это было уже гораздо серьезнее и потому я решил несколько усложнить своей купальне задачу, а заодно резко повысить статус Милона. С невинной улыбкой на своей роже, от которой с лица Лауры мигом слетела насмешливость, я сказал:

— Отлично, мужики, я поставлю Микенам условие и даже не одно, а сразу несколько. - Обращаясь к юному священнику, я добавил с улыбкой - Милон, сбегай-ка в свой храм и принеси мне тот священный сосуд, с помощью которого я сотворил свою магию и набери в него воды из купальни.

Милон рванул к выходу на четвертой скорости, чуть не сбив по дороге с ног Ослябю и его пассию, и вихрем помчался к своей церкви. Удивленный вудмен, входя в столовую в обнимку с Экой, одетой в нежно-голубой пеплас, озабоченно клацнул клыками и поинтересовался:

— Михалыч, чем это ты его так шуганул? Часом не магией ошарашил?

— Садись, Осля, сейчас все узнаешь.

Милона нам не пришлось ждать слишком долго. Вскоре он вошел в столовую, держа в руках позолоченную посудину, доверху наполненную прозрачной водой, источавшей целый букет тонких ароматов. Он хотел поставить священный сосуд на стол, но я остановил его.

— Стой тут, Милон и держи сосуд в руках. Теперь я сделаю тебя не только служителем храма Христа Спасителя, но и его именем служителем "Храма любви". Ты согласен, Милон?

Милон кивнул головой и тихо сказал:

— Да, мессир, согласен.

По-моему, этот козлоногий парень не хуже меня понимал, какое именно условие я собираюсь поставить Микенам и его это вполне удовлетворяло и даже несколько расширяло его религиозные возможности. Встав перед юным священником и заставив золоченый сосуд, воду в нем и руки Милона светиться голубым сиянием, я торжественно сказал:

— Отныне, священник храма Христова, Милон Микенский, будет открывать магическими чарами и именем Иисуса Христа, Спасителя нашего путь в храм любви, каждому существу, которое придет к нему с такой просьбой. После того, как Милон свершит таинство посвящения с водой в этом сосуде, всякому существу будут немедленно возвращены молодость, здоровье, сила и красота. Да будет так до тех пор, пока жители Микен не отвергнут просьбу пришедшего к ним и не прогонят его прочь, не дав ему возможности исцелиться.

Разумеется вся магическая формула была куда более объемной и содержала гораздо более подробную инструкцию, но в это я Милона не собирался посвящать. С него вполне хватало того, что теперь вся сила была в его руках. Голубое сияние погасло и я, похлопав Милона по плечу, ухмыляясь сказал ему:

— Теперь можешь поставить чашу и не беспокоиться о ней, Милон и прошу к столу. Нам надо спрыснуть это дело и спрыснуть, как следует.

До Фемистокла, наконец, дошло, чего я потребовал этим жестом от микенцев и он обреченным голосом спросил:

— А если сюда поднимется сам циклоп Полифем? Нам что и его нужно будет пустить в магическую купальню храма любви, именем Христовым?

Уриэль, прикуривая, весело хохотнул и выкрикнул:

— А то! Он обязательно поднимется, Текля! Более того, жди этого парня уже завтра. Хотя дорога под него и не строилась, но подняться он по ней сможет легко, вот увидишь. Габариты у этого неказистого парня, конечно еще те, но, малость пригнувшись, он в купель наверняка влезет. Да, и Годзилла сможет в этой купели выкупаться, если хвост свой подожмет.

Фемистокл так и обмяк на стуле, представив себе то, что микенцам придется теперь пускать в храм любви, кого ни попадя. Впрочем, как раз Милона это нисколько не смущало и он радостно потирал руки, уже предвкушая кайф от того, как он заставит Полифема встать перед храмом Христа Спасителя на колени и перекрестить свой одноглазый лоб. Красавица Эка, была озабочена куда более реальной проблемой. Подняв на меня свои прекрасные изумрудные глаза, она спросила:

— Мессир, значит теперь и повелительницы змей, гидры, смогут вернуть и себе, и всем своим ядовитым тварям молодость и силу?

Я поторопился успокоить юную дриаду:

— Эка, милая, я ведь ясно сказал, все, кто смогут попросить Милона или любого жителя Микен об этой милости. Змеи вряд ли смогут просить об этом, так что тебе вовсе не стоит волноваться по этому поводу.

Дриада тут же принялась составлять список возможных соискателей.

— Понятно, мессир. Значит теперь к нам придут все: гидры, гарпии, эти противные медузы, грифоны, сфинксы, все духи лесов и рек. О, это неплохо. - Внезапно она перестала вспоминать своих знакомых и спросила меня - Мессир, а что должен будет сделать Милон для того, чтобы твоя магическая купель приняла в свои воды просителя и даровала ему молодость и здоровье?

— Тоже самое, что делала Лаура, срезать немножко шерсти, волос или отщипнуть кусочек рогов, взять капельку крови, если такая имеется, в общем сдать образцы на анализы, говоря по научному, Эка. - Ответил я любознательной дриаде и обращаясь к Милону, попросил - Да, кстати, говорят в Микенах есть отличные портные, они не могли бы пошить для моих братьев-вудменов униформу? Фурнитуру я им дам.

Ответить мне Милон не успел, так как в этот момент на плетеную стену столовой, хлопая крыльями сел ворон-гаруда, на голове которого красовалась маленькая, золотая корона, которая держалась на ней неизвестно каким образом. К тому же на шее у птицы, на золотой цепочке висел цилиндрический футляр темно-красной кожи, обрамленный золотом. Ворон осмотрел всю нашу компанию и радостно гаркнул:

— Кто здесь смертный из Зазеркалья?

— Однако ты хам, батенька. - Ответил нахалу Уриэль, вставая со своего высокого табурета - Здесь ты можешь найти великого мага-воителя из Зазеркалья, подлинного властелина Кольца Творения, которого я имею честь сопровождать, но никак не простого смертного.

Смекнув чем это все может пахнуть и остановив ангела жестом, я сказал:

— Уриэль, успокойся, эта благородная птица полностью права, хотя я и ношу на пальце Кольцо Творения и оно повинуется мне, я все-таки простой смертный из Зазеркалья, которому Верховный маг Бертран Карпинус открыл путь в Парадиз Ланд. Я слушаю тебя, царственный посланец!

Моя притворная лесть и ласковые манеры тотчас возымели свое действие. Ворон-гаруда, который был почему-то так предан и верен вздорному старикашке-магу Карпинусу, скосил на меня глаз и, удовлетворенно каркнув, сказал более мягким и дружелюбным тоном:

— Милорд, у меня для тебя послание от Верховного мага.

— Ну, что же, тогда давай поднимемся ко мне в комнату, быстрокрылый посланец Верховного мага. - Ответил я ворону.

Вновь начались дипломатические игры. Маг Карпинус не выдержал и решил первым напомнить о себе. От воронов-гаруда я уже знал, что маг Альтиус полностью потерял ко мне интерес и отозвал из Западного Парадиза всех своих приспешников. Более того, он был изрядно напуган тем, что на Микены, где жили маленьким анклавом так любимые им эллины, чуть не напал ужасный тиранозавр рекс.

Еще я знал, что теперь маг Альтиус высказывался обо мне в довольно уважительном тоне, порой, поражаясь моему терпению. Зато маг Карпинус, явно, настроил ворона-гаруда против меня и мне теперь нужно было хоть как-то изменить его первоначальное впечатление обо мне. Сотворив из кухонного полотенца прочную крагу, я надел её на правую руку и, предложив ворону-гаруда сесть на нее, распорядился:

— Лаура, дорогая, приготовь для посланца Верховного мага большую миску парного мяса и чашу с напитком, который так полюбился славным хозяевам неба, могучим воронам-гаруда и подай все наверх.

Моя лесть удалась. Ворон-посланец охотно сел мне на руку и я пошел с ним на второй этаж. Ох и тяжела же была эта черная, с легким серебром в перьях, пташка. Тянула чуть ли не на полцентнера. Поднявшись в спальню, в которой к этому дню добавилось мебели и даже появился стол и стулья, я мимолетным движением превратил один из стульев в насест для птицы с подставкой для угощения и, поставив его около письменного стола, предложил ворону пересесть на него.

Пару минут спустя, вошла Лаура, поклонившись ворону-гаруда, поставила перед ним большую миску с отборнейшим мясом и большую, хрустальную салатницу в которую был налит коньяк "Камю" с небольшим количеством ликера "Бейлис" и тоника, излюбленное пойло нашего верного друга Блэкки. До этого еще ни одна из черных птиц не сумела отказаться от этого угощения и все вороны-гаруда, без исключения, находили его божественным.

Черный посланец, с пулеметной скоростью защелкал клювом и поднял хвост торчком, что у воронов-гаруда выражало высшую степень восхищения и удовольствия. По-моему, он вполне оценил то, что его встретили по высшему разряду. Еще раз поклонившись ворону, от чего тот едва не сверзился с насеста, Лаура покинула нас, но я не услышал, чтобы она спускалась по лестнице.

Наоборот, я услышал легкий металлический щелчок, когда она сняла свой "Кольт" с предохранителя. Пули с вольфрамовым сердечником, как это было случайно установлено во время сражения с тиранозавром, пробивали воронов-гаруда насквозь и доставляли им немало мучений, что и заставило меня, в тайне от всех, сделать магическую купальню открытой для этих смелых птиц. Не собираясь томить ворона понапрасну, я сказал ему, снимая с шеи футляр и ставя его на стол:

— Сначала отведай моего угощения, крылатый посланец, а потом поговорим о делах.

Дважды приглашать его к столу не потребовалось. Первым делом он опустил клюв в салатницу и высосал половину её содержимого, а уж потом принялся клевать мясо, время от времени снова прикладываясь к коньяку и когда он покончил с этим делом, вид у него был добродушный и слегка осоловелый. Коньяк и мясо быстро возымели свое действие, и ворон радостно защебетал, делясь со мной впечатлениями:

— Да, милорд, мои собратья говорили чистую правду, для ворона-гаруда нет большего наслаждения, чем этот золотой напиток. Но, я, однако, принес тебе послание от Верховного мага Бертрана Карпинуса, милорд, чьим преданным слугой я являюсь и ты должен прочесть его.

Вот тут-то меня и осенило. Похоже, что на голове у этого ворона вовсе не спроста оказалась золотая корона. Стараясь не вызвать у этой птички подозрений относительно своих намерений, я с притворным удивлением спросил:

— С каких это пор птицы, которые служат одному лишь Создателю, стали верными слугами какого-то мага, пусть даже и Верховного?

— С той самой поры, милорд, - Ответил глухим голосом ворон - Как я надел эту корону, позарившись на её красоту. Теперь мне её уже ни за что не сбросить со своей бедной, глупой головы..

— Ну это мы сейчас проверим, друг мой. - Ответил я ворону и тотчас осветил его голубым лучом.

Корона и правда оказалась сращенной с костями черепа и касалась мозга птицы тонкими электродами. Малость поработав мозгами, я дотумкал-таки, как снять коронку, не сделав ворона-гаруда полным идиотом в результате лоботомии. Все это время ворон находился в оцепенении, не шевелился и даже не дышал и когда я, сняв с его головы золотую корону, вновь вернул его к жизни, то он не сразу понял, что произошло. Вертя корону в руках, я сказал бедной птице, попавшейся на приманку коварного мага:

— Ты смотри, а оказывается эта корона не так уж крепко сидела у тебя на голове. Если хочешь, то я приделаю к ней золотые цепочки и она будет гораздо лучше держаться на твоей глупой голове, Конрад.

Именно это имя я прочитал на внутренней стороне короны. Ворон Конрад взмахнул крыльями и, моментально перелетев на спинку кровати, возмущенно каркнул:

— Ну уж дудки, хватит с меня! - Сообразив, что я избавил его от необходимости быть верным рабом этого старого мага-интригана, он радостно захлопал крыльями, соскочил на пол и закрутившись волчком завопил - Наконец-то, я свободен! Ура! Свободен! Свободен!

Рассмеявшись я крикнул ему:

— Да свободен, ты, свободен, чего же теперь зря орать-то. Ладно, Конрад, пойдем спустимся вниз и все обсудим, как следует, вместе со всеми нашими друзьями.

Прихватив футляр с посланием мага-вредителя, я направился к выходу, а Конрад поскакал за мной, хлопая крыльями и возбужденно каркая во все горло. Лаура стояла у двери и, вкладывая пистолет в наплечную кобуру, вытирала пот со лба. Мои друзья уже вытурили из столовой сатиров и даже отправили куда-то своих подружек. Из леса прилетели Блэкки и Файербол и, увидев то, что Конрад, наконец, избавился от своего украшения, восторженно закаркали, а Блэкстоун, со всего маху клюнув Конрада в затылок, зло зашипел на него:

— Ну что, дурья башка, теперь ты знаешь как связываться с магами? Скажи спасибо Михалычу, что у него сердце доброе и голова работает, а то бы ты всю жизнь на этого старого прохиндея работал.

— Блэкки, хватит наводить на парня критику, - Строго осадил я вожака воронов-гаруда - Можно подумать, ты сам ни разу не садился в калошу, или тебе напомнить про то, как ты сам клюнул на дешевые понты Альтиуса?

Вскоре все расселись за обеденным столом. Файербол и Блэкстоун сели на насесте по обе стороны от Конрада и время от времени довольно ласково поклевывали его клювами. Поставив футляр с послание на стол, я, манипулируя Камнем Творения, открыл его, возведя вокруг него непреодолимую преграду и развернув лист пергамента, который в нем находился, принялся негромко читать текст послания, хотя и написанного красивым, каллиграфическим почерком, но содержащим неприятные формулировки в мой адрес. Послание гласило:

— Ничтожный червь,

Как ты посмел ослушаться моего приказа и не отправился сразиться с драконом? Теперь, когда необходимость в этом отпала, ты должен немедленно прибыть ко мне в Синий замок и пасть передо мной на колени. Непременно привези мне меч Дюрандаль, или я вырву твое сердце и скормлю его собакам. Чтобы ты смог добраться до меня скорее, я посылаю тебе крылатого магического коня, он знает короткую дорогу к моему замку. Жди его прилета в Микенах и не задерживайся, смертный, иначе гнев мой будет ужасен!

Закончив читать послание, я внимательно изучил футляр и сам пергамент и хотя они показались мне вполне безопасными на вид, я, тем не менее, достал из кармана свой носовой платок и бросил его внутрь голубого шара, сотканного мною из очень прочной магической субстанции. Внутри полыхнуло так ярко, что все испуганно вздрогнули. Платок и пергамент исчезли в магическом пламени, а сам футляр остался цел. Бросив внутрь шара еще одну сигарету, я окончательно убедился в том, что магическая сила иссякла, смело взял открытый футляр в руки и подытожил:

— Ну, что же, друзья, как вы сами видите, этот старый аферист, маг Карпинус, теперь ни чуть не меньше мага Альтиуса, стремится завладеть мечом Дюрандаль. Ставлю свои старые тапки против Лехиного джипа, что и у того магического крылатого коня, которого он ко мне послал, на голове будет точно такая же золотая царская корона, от которой я только что избавил старину Конрада. Так ведь, Конни?

Старый ворон-гаруда горько вздохнул и сказал:

— Так мастер. Маг Карпинус любит награждать такими коронами своих приближенных. Сейчас в них красуются помимо пегаса, трое его слуг, которые хотели покинуть его остров, да не смогли далеко улететь. Для тебя он тоже заготовил такое украшение, если ты отважишься прибыть в Синий замок и если тебя не защитят твои друзья, да только в него нет иной дороги, как по воздуху, а столько пегасов тебе не найти. - В ответе Конрада я услышал столько горечи, что даже удивился.

Блэкки добавил:

— Да, мастер, к Синему замку есть только два пути, по Лисьей дороге, по которой уже полторы тысячи лет никто не проезжал, и по воздуху. Но если ты и проедешь по Лисьей дороге, мессир, то добираться до Синего замка тебе все равно нужно будет по воздуху, или придется строить мост через пропасть, на дне которой лежит Первичная Материя. Падать на дно этой пропасти я никому не советую, даже воронам-гаруда, ибо в ней найдет смерть любое существо. Даже мы, вороны-гаруда, стараемся облетать владения мага Карпинуса стороной.

Добавление Блэкстоуна меня заинтриговало. Первичная Материя, это уже было очень интересно и я уже хотел было сказать об этом, как в разговор неожиданно вступил Ослябя, который, шумно вздохнув, сказал:

— Однако Михалыч, прежде чем тебе направляться к Синему замку старого Карпа, тебе надобно будет заглянуть в Малую Коляду и обязательно поговорить с лыцарем Харальдом. Он бывал на Лисьей дороге, но что там видел не сказывает никому, потому как руки там лишился.

Выяснялись весьма интересные подробности. Оказывается, даже Уриэль и тот никогда не был в Синем замке, а маг Карпинус сам прилетел к нему в его пещеру, чтобы просить ангела, быть его посланцем. Для ангела, который почти ежедневно наблюдал через магическое зеркало за жизнью людей, встретиться со свежим человеком из Зазеркалья уже было заманчиво и потому он с радостью отправился в этот полет. Что ни говори, а маг Карпинус умел выбирать себе порученцев, это был интриган высокого класса. Чтобы не оставаться в долгу, я немедленно набрал на компьютере и быстро распечатал для мага Карпинуса, послание следующего содержания:

— Ваше Превосходительство,

Получил Ваше послание и был немало удивлен его содержанием. С чего это Вы взяли, что я стану носиться по Парадиз Ланду за драконами и срубать им головы? Сейчас у меня есть срочные дела, так как в Вашей удивительной стране появились какие-то темные личности, которые имеют доступ к кладовым Создателя и извлекают из них ужасных чудовищ, которые терроризируют мирное население Западного Парадиз Ланда. Одно такое чудовище я уже уничтожил, но нет никакой гарантий, что не появится следующее, еще более ужасное и кровожадное. По этому извините меня, но явиться к Вам немедленно я никак не смогу, но как только все уладится, я немедленно навещу Вас вместе со всеми моими друзьями. Когда это произойдет, я не знаю даже приблизительно, а потому Вам не нужно готовиться к встрече со мной специально.

С дружеским приветом, Михалыч.

Чтобы у мага не возникло на мой счет никаких сомнений, я сделал плаксиво-рассерженную приписку:

P.S. А за ничтожного червя, Ваше Превосходительство, можно и по хохотальнику схлопотать. Обидно ведь.

Конрад вызвался доставить мое послание прямо в руки мага-афериста и пообещал, при этом, нагадить ему на голову. В любом случае, я решил не трогаться в путь до тех пор, пока в Микены не прилетит пегас. Иметь в отряде лишнюю пару крыльев, мне вовсе не помешало бы. Объяснения Осляби почему мне было необходимо посетить Малую Коляду, показались мне более, чем достаточными, чтобы после Микен отправиться именно туда. Хотя до этого городка было около пятисот лиг пути и находился немного он в стороне, я непременно хотел побывать там, так как в Малой Коляде, оказывается, жил новгородский гость Садко.

Заседание реввоенсовета закончилось обедом и возлияниями Бахусу и если на жареное мясо Эка и её подружки, окружившие заботой вудменов, даже не взглянули, то от вина они не отказались. Конрад так упился коньяком, что свалился с насеста и замер на полу задрав лапы к верху. Эта могучая райская птица все-таки доказала всем то, что и для ворона-гаруда есть предел стойкости. Хлопуша заботливо перенес Конрада в кресло, где он и затих. Никаких других неожиданностей нас в тот день не ожидало, разве что то, что на ночь глядя в Микены заявился Полифем, которого вороны-гаруда известили о неожиданной возможности вылечить застарелый радикулит и окончательно поправить зрение.

На это зрелище пришли посмотреть все до единого жители Микен и мне пришлось расцветить небо яркими огнями ракет, чтобы заснять Полифема на видеокамеру. Милон всласть поиздевался над верным приверженцем Зевса и заставил его не только встать на колени перед своим храмом, но и осенить лоб крестным знаменем. Хорошо было и то, что этот ярый служитель Христа не отломал крест от своей церкви, чтобы повесить его на шею Полифему. В конце концов Милон смилостивился и взвел купальню на всех циклопов, живущих еще в Парадиз Ланде. По всему было видно, что священник-сатир был доволен своими новыми возможностями проповедовать слово божье даже таким закоренелым язычникам.

Хотя Полифем и считался мужчиной, он был, вообще-то, бесполым существом и всяческая любовная магия его не касалась, не смотря на это, ему как и всем пришлось влезать в бассейн четырежды. Всякий раз это сопровождалось столь бурной реакцией, что от воды вновь и вновь летели шаровые молнии. Правда, все они взлетали под крышу "Храма любви" и там мирно гасли, но зрелище, тем не менее, было феерическим.

Циклоп после помывки, стал почему-то метров на пять ниже и гораздо стройнее и изящнее, но, самое главное, стал куда добродушнее. Вместе с целым букетом старческих болячек из него мигом испарились желчность, ворчливость и мизантропия. Теперь это был веселый и задорный парень с улыбкой широкой, как ворота, распахнутые в парк культуры в жаркий, воскресный день и единственное, чего ему не хватало, так это хромовых сапог, полосатых плисовых штанов, красной, сатиновой рубахи, черного картуза с лаковым козырьком и астрой на тулье, да еще гармошки.

Полифем щедро расплатился с микенцами золотом, серебром и даже несколькими большими слитками меди, чем настолько обрадовал сатиров, что те выставили ему несколько амфор коньяка. Чтобы парню было чем закусить, Хлопуша и Горыня наколупали ему тонны три марсов и сникерсов, но, не смотря на эту закусь циклопа развезло. Милон, глядя на то, как у Полифема заплетаются язык и ноги, разрешил ему заночевать в Микенах. А вот тут он, явно, погорячился, пьяный циклоп храпел так, что у меня волосы вставали дыбом и я был вынужден спешно собраться и уехать в лес, чтобы поспать там спокойно хотя бы остаток ночи.

События накатывались на меня с калейдоскопической быстротой и у меня не было и минуты, чтобы сесть, подумать и осмыслить все происходящее. Временами у меня возникало такое ощущение, что кто-то специально заставляет меня жить под лозунгом "Ни дня без приключений!" и это меня беспокоило. И если днем меня держали в напряжении те или иные события, то ночью мне не давала покоя моя маленькая, очаровательная подруга, в которой я нечаянно разбудил целый огнедышащей вулкан страсти.

В общем, времени на анализ ситуации у меня не находилось ни единой минуты и потому, когда вернувшись поутру с Лаурой из леса и обнаружив на поляне между наших хижин огромного магического коня чисто белой масти с белоснежными крыльями и золотой короной на голове, ко мне в голову пришла отличнейшая мысль, как устроить себе хоть один выходной. Если уж я никак не могу уединиться в пешем порядке, то это стоит сделать поднявшись в небеса. Разумеется, я не смог бы избавиться от своего друга ангела Уриэля-младшего, но именно с его помощью мне и хотелось разобраться со всеми своими проблемами.

Вокруг пегаса собралась большая толпа народа. Всем хотелось посмотреть на этого белоснежного, горячего красавца. Конек был, однако, с норовом и никого к себе даже близко не подпускал. Поднявшись на веранду нашей ивовой хижины, я знаками попросил Ослябю разогнать толпу.

В три минуты вудмены уговорили всех разойтись и пегас немного успокоился. Появление пегаса насторожило наших коней, которые находились в круглом загоне под хижиной, используемой нами в качестве склада. Особенно волновался Мальчик, который, явно, испытывал недоверие по отношению к этому белокрылому красавцу. Мой любимец ржал так громко и пронзительно, что я спустился к нему и немедленно принялся его успокаивать.

Пегас точно знал, кого ему нужно отыскать в Микенах и сразу же направился ко мне, что привело Мальчика чуть ли не в исступление. Он стал ржать еще пронзительнее и даже попытался укусить пегаса, когда тот приблизился ко мне. Памятуя о пакостном характере мага Карпинуса, я не только не стал приближаться к дареному коню, но даже наоборот, перелез через невысокую стену, сплетенную из толстых прутьев внутрь загона и уселся там верхом на неоседланном Мальчике, показывая ему тем самым, что именно он мой единственный боевой конь, а не какой-то там крылатый тип неизвестного происхождения. Подо мной Мальчик, немедленно успокоился.

Пегас продолжал тянуться ко мне и тихонько ржал, но я, осаживая Мальчика вглубь загона, не давал ему коснуться меня. Выбросив вперед правую руку, сжатую в кулак, я осветил магического белокрылого коня голубым светом и заставил его замереть на месте. Золотая корона, которая была приделана к его голове, прямо над челкой, имела ту же самую конструкцию, что и у старого бедолаги Конрада.

Корону, снятую с головы ворона-гаруда, я загнал глубоко под землю, в саму каменную твердь плато Драконова леса. Даже само золото, из которого она была сделана, вызывало у меня очень большое опасение. Освободить пегаса от этого украшения мне так же не составило особого труда, так как я уже имел полное представление о том, как она была сращена с этим магическим существом.

На внутренней части этой золотой короны я прочел имя пегаса - Узиил, так звали одного из ангелов-патриархов, насколько я это помнил. Имя для магического коня, конечно же было выбрано весьма странное, но, тем не менее, вполне подходящее, - этот магический конь весь дышал силой. Не выпуская пегаса из голубого кокона, я снял с себя майку и вбросил её в защитную сферу, созданную мною.

Внутри не полыхнуло фиолетовым пламенем, да и майка моя не сгорела, и это подсказало мне, что в данном случае маг Карпинус применил магическую ловушку несколько иного рода. Белокрылый красавец был уже оседлан. Интуиция подсказывала мне, что если бы я сразу приблизился к нему, то оказался бы в плену каких-то хитрых магических чар, которые сделали бы меня послушной марионеткой в руках этого старого зловредного мага. Правда, меня просто поражало такое редкостное скудоумие этого мага-вредителя. Неужели он и в самом деле надеялся на то, что я клюну на его дешевые трюки?

Спалив для верности собственную майку тем, что я забросил её прямо на седло странной конструкции, мне заодно удалось, таким образом, окончательно освободить Узиила от всех злых магических заговоров и чар. Только тогда, соскочив с Мальчика, я открыл загон. Магический крылатый конь с которого я снял заклятье, обрадовано заржал и ему тут же радостно откликнулись его новые товарищи. Сложив крылья он сам вошел в загон, не обращая на меня никакого внимания. Наши магические кони немедленно стали ластиться к нему, словно котята, и я не стал им мешать знакомиться друг с другом.

Лаура хотела расседлать Узиила, но я остановил её и попросил засыпать ему в ясли мюсли с клубникой и напоить как следует "Байкалом" с женьшеневкой, хотя, по его виду нельзя было сказать, что он выглядел слишком усталым. Куда больше он нуждался в общении с магическими конями. Да и те отнеслись к белоснежному красавцу с большой нежностью и заботой, окружив его со всех сторон и даже подставляя свои спины под его огромные крылья.

Завтрак нам приготовили дриады и новая пассия Уриэля, высокая, статная и смуглая красавица, одетая в легкую голубую тунику, под которой виднелась красивая, упругая грудь с темно-коричневыми сосками нежно-сиреневого оттенка. Кожа у этой молодой женщины была желтовато-смуглая, матовая, с золотистым оттенком. Более всего меня поразили её черты лица, оказавшиеся до боли знакомыми мне.

Эта женщина как две капли воды походила на египетскую царицу Нефертити, портрет которой, работы скульптора Тутмеса в виде фотографии или гипсовой копии ныне имеется чуть ли не в каждой второй московской квартире. За завтраком я ел без всякого аппетита и куда бы ни бросал свой взгляд, везде видел перед собой эти очаровательные, чувственные губы и темно-карие глаза с изящно подведенными ресницами. Это точно было какое-то наваждение и я просто с невероятной страстью вожделел к этой удивительной женщине, которую обнимал и ласкал мой крылатый друг.

Новая смуглая подруга Уриэля была удивительно красива, просто непередаваемо красива и обаятельна. Не то чтобы она была высока, но стать у нее была такая величественная, такая царственно-благородная, что мне хотелось пасть перед ней на колени. Черты её лица, знакомые мне еще со школьной скамьи, были невероятно запоминаемы и обворожительны, а полные, чувственные губы сводили меня с ума. Глядя на нее я просто холодел от благоговения и руки мои слабели и дрожали.

Мне было совершенно не до еды и я, чтобы не вызывать замешательства за столом, машинально отправлял в рот все, что подавала мне Лаура. Стараясь не пялиться понапрасну на эту смуглую красавицу, я склонялся над своей тарелкой, но продолжал исподлобья смотреть на нее и все никак не мог оторваться от её лица взглядом. Красавица вела себя с царственной скромностью, ласково улыбаясь златокудрому ангелу, который относился к ней совершенно неподобаемым образом, нахально целуя её прекрасные губы и бесцеремонно лаская обворожительную, царственную грудь, из-за чего мне хотелось немедленно вызвать его на дуэль и хорошенько отделать какой-нибудь сучковатой дубиной.

Сразу после завтрака я объявил своим друзьям, чтобы они начали готовиться к дальней дороге. Через два дня, рано утром, если не случится ничего непредвиденного, мы должны были покинуть Микены и отправиться в путь. Сообщив своим друзьям о том, что собираюсь теперь посмотреть на Парадиз Ланд сверху, я попросил Лауру собрать мне тормозок в дорогу, а Ослябю подготовить пегаса к полету. Моего же крылатого друга, который был так вызывающе дерзок и совершенно непочтителен с прекрасной красавицей, я попросил сопровождать меня в полете, который должен был продлиться целые сутки.

Уриэль, который уже пылко обнимался со смуглой египетской красавицей и, похоже всерьез, собирался заняться с ней любовью прямо в столовой, тотчас изменил свои планы. Ангел быстро поцеловал прекрасную Нефертити, а это действительно оказалась именно она, выдернул из крыла роскошное белое перо и с изящным, но отнюдь не благоговейным, поклоном вручил его царице Египта. Еще этот паршивец, шлепнув царицу по аппетитному, круглому заду, пообещал надолго запомнить её ласки. О, Боже, сколь же примитивен был мой друг с прекраснейшей из всех женщин Зазеркалья.

Бывшая египетская царица с улыбкой погладила ангела по щеке, воткнула ангельское перо в свои черные, блестящие волосы, и тут же принялась помогать Лауре упаковывать харчи в седельные сумки красной кожи. Не смотря на то, что её величество вела себя, словно она была обычная деревенская девушка, простая и невзыскательная, я все равно благоговел перед её божественной красотой и царственным величием и вышел прочь. Дабы не поворачиваться к Нефертити спиной, я вышел пятясь, и кляня себя за то, что не оделся к завтраку более подобающим образом, чтобы хоть как-то привлечь к себе её внимание и заслужить один единственный добрый взгляд её прекрасных, огромных, янтарно-карих глаз.

По тому, с какой основательность Уриэль стал собираться в полет, я понял, что полетать над просторами Парадиз Ланда беспечно мне не удастся. Мой крылатый друг оделся потеплее, вложил в наплечную кобуру, которую стачал себе сам, пистолет Стечкина, выменяный на что-то у Осляби, повесил на грудь автомат Калашникова с подствольником и бинокль и, чтобы он не бился об автомат, засунул его за пазуху. Еще ангел положил в сумку-кенгуру банку пива, пару гранат и даже прицепил к поясу свой меч. Сборы его, не смотря на всю основательность, были быстрыми и сноровистыми, что ни говори, а Ури был парень опытный. Попрыгав, он убедился что снаряжение ему не мешает и радостным голосом сказал мне:

— Михалыч, я полностью готов. - Обращаясь к Лауре и Нефертити он строго сказал им - Девочки, мяса побольше кладите, мяса. Ведь там, наверху, холод собачий и как полетаешь денек, другой, аппетит становится просто зверским.

Глядя на то, как тепло оделся Уриэль, я тоже решил не отставать от него и даже достал перчатки для него и для себя. Из оружия, кроме "Глока", с которым почти не расставался, я, как и Уриэль, взял себе Калашников, но уже калибра 7,62. Мне эти пукалки калибра 5,45 не очень-то нравятся, хотя магическими пулями они бьют ничуть не слабее.

Та серьезность и основательность, с которой Уриэль собирался в полет, заставила и меня внутренне собраться. Все-таки, Парадиз Ланд был далеко не самым спокойным местом в мире Господа Бога. Во всяком случае, для меня и особенно после того, как на меня окрысился маг Карпинус, да и маг Альтиус тоже была еще та штучка, чтобы я мог поверить в его доброту только из-за того, что эта старая сволочь расчувствовалась по поводу спасенных Микен.

Обвешанные оружием, как чеченские боевики, потея в теплых куртках под жаркими лучами солнца, мы вышли на микенскую поляну, по которой прогуливались праздные красотки, задрапированные в легчайшую кисею и полупрозрачные шелка. От одного только взгляда, брошенного на этих небесных гурий меня бросало в жар, а тут еще и теплый пуховик, застегнутый на молнию под самый подбородок. Ангел уже подпрыгивал и нетерпеливо взмахивал крыльями, поджидая, когда я, наконец, сяду верхом на могучего, белокрылого пегаса. Ослябя и Бирич уже вывели крылатого, белоснежного красавца на поляну перед нашим отелем.

Узиил был сантиметров на тридцать выше ростом, чем Мальчик и мне, со всем моим снаряжением, пришлось воспользоваться услугами Бирича, чтобы влезть к нему на холку. Магический крылатый конь поднял свои огромные крылья почти вертикально, чтобы мне было поудобнее сесть в высокое седло, по конструкции, гораздо больше напоминающее кресло пилота какого-нибудь боевого, реактивного истребителя, чем на простое кавалерийское седло.

У этой сложной и замысловатой конструкции, изготовленной из дерева и металла, имелась высокая спинка, подлокотники и даже подножки. Седло крепилось не на конской спине, почти полностью занятой гребнем магических крыльев, а прямо на холке пегаса прочными, широкими ремнями толстой, выкрашенной в белый цвет, кожи.

Бирич взобрался на плечи Осляби и тщательно пристегнул ремнями мои ноги к подножкам, от которых к голове Узиила шли дополнительные поводья. Прежде, чем пристегнуться ремнями к креслу, я, привстав на подножках, низко наклонился к самой голове скакуна-летуна и шепнул ему на ухо:

— Узи, хороший мой, я твой друг. Мы скоро доберемся до Синего замка, и я освобожу всех, кто носит на своей голове такие же короны, какая была на твоей голове. Потерпи немного дружок, мне нужно хорошенько для этого подготовиться.

Ослябя, Бирич и Уриэль смотрели на меня с изумлением, видимо не совсем понимая того, как это можно разговаривать с конем, пускай и магическим, но я то знал наверняка, что у этих красавцев котелок варит ничуть не хуже чем у них самих, и потому совершенно не стеснялся, когда, например, читал Мальчику стихи и даже рассказывал анекдоты Зазеркалья. Узиил повернул ко мне голову и заржал тихонько и удивленно и я, кивая головой, подтвердил уже сказанное:

— Да, да, дружище, так оно и будет, клянусь тебе! Видно, один из трех слуг мага и есть твой хозяин, Узиил?

Крылатый конь, уже к полному изумлению моих друзей, несколько раз кивнул головой и я стал пристегиваться к креслу широким страховочным ремнем. Ослябя стал объяснять мне:

— Михалыч, смотри сюды. Опускаешь носок вниз, коник твой начнет спускаться. Потянешь тонкие поводья на себя, станет подымать тебя к небу, а широкими поводьями будешь поворачивать коника, да не тяни поводья на себя, а коли хочешь что бы он летел шибче, шенкелями командуй. Ну, а коли захочешь лететь чудок помедленнее, то потяни на себя все поводья разом, да не резко, а помягче.

Кивнув Ослябе, что все понял, я вообще бросил поводья, крепко взялся за узкие подлокотники пилотского кресла и, мягко тронув бока крылатого скакуна блестящими шпорами с шариками на конце, громко и восторженно крикнул ему:

— Вверх, Узи, скорее вверх, мой хороший!

Пегас резко присел на задние ноги и когда он оттолкнулся от земли, я, наконец-то, понял, зачем на этом седле нужна была спинка. Вместе с этим он сделал крыльями такой взмах, что Ослябю и Бирича свалило на землю. Взлет был больше похож на испытания катапульты, нежели на что-либо другое и одним махом мой крылатый конь поднял меня на добрую сотню метров вверх, так что ангелу Уриэлю-младшему пришлось сделать несколько энергичных взмахов крыльями, чтобы догнать нас.

Магический конь делал крыльями не очень частые, но мощные взмахи. Буквально за пару минут мы поднялись на высоту шести-семи километров и я, одев очки, взял в руки поводья, перевел полет в горизонтальную плоскость и направил Узиила в сторону Серебряной степи. Это был мой первый полет в жизни, если не считать того, что я летал на самолетах и даже однажды спрыгнул на спор с высокого моста.

Пегас развивал скорость не меньше полутора сотен километров в час и эта скорость, похоже, не была пределом для него, но не зная того, с какой скоростью летают ангелы, я решил не устраивать гонок в поднебесье. На этой высоте температура воздуха была градусов пять тепла, не выше и потому не только теплый пуховик, но и перчатки мне не показались лишними. Без хорошей экипировки в воздухе точно делать было нечего.

Уриэль без каких-либо особых усилий летел параллельным курсом и у меня появилась возможность хорошенько рассмотреть полет ангела. Ноги его были сведены вместе и слегка согнуты в коленях и чтобы не напрягать их понапрасну, у ангела был привязан к поясу прочный ремешок с деревяшкой на конце, на которую он и положил ноги. Руки Уриэля покоились на стволе и прикладе автомата и вся его поза выражала спокойную уверенность, а крылья делали ровные, сильные и не очень частые взмахи.

Почувствовав, что я за ним наблюдаю, Уриэль повернул ко мне свое красивое лицо с развевающимся из под меховой шапочки золотом волос и, улыбнувшись, сцепив большой и указательный палец и растопырив остальные, жестом показал мне, что у него все о'кей. Губы ангелы были плотно сжаты, да и я сам был далек от мысли о том, чтобы разговаривать на такой скорости. Узиил летел без малейших усилий, гордо подняв голову прижав ноги к брюху, где у него, на сложно устроенной сбруе, имелись приспособления из кожаных ремней, совершенно аналогичные ремешку с деревяшкой, у Уриэля. Как и ангел, мой магический крылатый конь, делал примерно три взмаха в минуту.

Под нами медленно проплывали знакомые пейзажи, Драконов лес с его гигантскими секвойями и огромной стеной плато, Красный холм, на котором горели костры, разведенные кентаврами. Сами кентавры казались с этой высоты крохотными козявками. Уриэль, видя что я пытаюсь рассмотреть, чем занимаются кентавры, сделал быстрый и ловкий маневр и передал мне бинокль, жестом показав, чтобы я повесил его себе на шею. Глядя на кентавров в бинокль, я увидел что они устроили себе веселый праздник и проводили что-то вроде спортивных состязаний.

Вскоре мы пролетели над Серебряной степью, на светлом лике которой еще были видны черные проплешины от пожарищ, устроенных Уриэлем и воронки от взрывов магических гранат. Вины, моей или ангела, в том не было никакой, но все равно я чувствовал себя как-то неловко. За Серебряной степью, лежала степь Алая, которая называлась так из-за множества цветущих маков и я легонько потянул на себя поводья, так как увидел впереди большой табун кентавров. Легонько наклонив носки сапог вперед, я велел Узиилу спуститься пониже, чтобы рассмотреть это скопище конелюдей.

Кентавры Алой степи устроили возле слияния трех рек, нечто вроде своей столицы. Степь в этом месте была вытоптана множеством копыт и на довольно большом пространстве было разбросано несколько тысяч круглых, кожаных кибиток и даже ярких, разноцветных шатров. Кружа над этим городом, устроенным степными кочевниками, я видел сверху, как на кострах готовилась пища, как кентавры, выстроившись длинной цепочкой вдоль берега, промывали песок в поисках золота, как резвилась их молодежь. Уриэль, подлетев поближе, громко крикнул мне:

— Мессир, ты хочешь побеседовать с этими варварами?

— Да, Ури, но я не думаю, что они варвары. Ты только взгляни какой город они тут отгрохали. У них даже есть верховые и вьючные лошади. - Ответил я ангелу.

Кентавры заметили нас и спокойно наблюдали за тем, как мы парим в высоте. Из большого, ярко-оранжевого шатра, украшенного штандартом из десятка человеческих черепов и конских хвостов, вышел здоровенный седой кентавр и, задрав вверх голову, пристально смотрел на нас. Меня заинтересовало кто он и я пошел на снижение, нацеливая Узиила, прямо на площадь перед этим шатром, имевшим царский вид.

Кентавры, столпившиеся вокруг своего седовласого вождя, бросились врассыпную, но вовсе не затем чтобы разбежаться, а лишь для того, чтобы освободить нам место для посадки. Мой крылатый скакун опускался плавно, словно правительственный вертолет. Его широко распахнутые крылья трепетали каждым перышком и в этом трепетании было что-то завораживающее, величавое и неповторимое. Это вам был не какой-нибудь задрипанный, оглушительно тарахтящий, геликоптер.

Коснувшись копытами земли метрах в двадцати от вождя конелюдей, он замер и слегка присел на задние ноги, чтобы в любое мгновение вновь взмыть в воздух. Для старого кентавра это послужило сигналом подъехать к нам первому. Уриэль немедленно приземлился справа от меня и тотчас замер в напряженной позе, положив руку на автомат. Подъехав ко мне, кентавр вежливо поприветствовал нас:

— Мир вам, о, крылатые странники. Не нуждаетесь ли в мясе и молоке, не нужен ли корм вашему пегасу?

— Спасибо за добрые слова, благородный и мудрый вождь конелюдей. - С вежливым поклоном ответил я седовласому кентавру - Наш полет к тебе был недолог и мы ни в чем не нуждаемся. Меня зовут Михалыч, а мой спутник ангел по имени Уриэль-младший и мы прилетели с миром в Алую степь.

Кентавр сделал легкий, сдержанный, но вполне вежливый поклон и, прижав руку к груди, сказал:

— Меня зовут Хирон и я царь всем конелюдям Алой и Серебряной степи, милорд, а имя твоего златовласого спутника нам хорошо известно, это наш старый и добрый друг. Заходи в мой шатер и будь в нем нашим почетным гостем.

Ничего не поделаешь, коли я сам набился в гости, мне следовало из вежливости спуститься с пегаса и съесть хотя бы кусок мяса, чтобы не оскорбить гостеприимство Хирона. Отстегнув страховочный пояс, я наклонился к седельной сумке и нашарил в ней бутылки и банки. Спускаться с пегаса было гораздо быстрее и удобнее, чем взбираться на него, он просто подставил мне свое крыло и я съехал по нему на заднице, как по аварийному трапу самолета, совершившего посадку где-нибудь в степи под Сальском.

Лаура предусмотрительно положила нам в дорогу бутылку коньяка, бутылку вина, банку тоника и банку "Фанты". У Уриэля также имелась банка пива и потому я немедленно попросил Хирона распорядиться на счет амфор с водой или какой-то иной тары. Судя по всему, вороны-гаруда уже успели побывать в этих местах и у Хирона моя вежливая просьба вызвала живейшее оживление на лице.

В Кентаврополисе мы пробыли не более двух часов, так как я сразу предупредил Хирона о том, что тороплюсь по своим делам. Это оказался тот самый Хирон, который, некогда, был учителем Язона. Сам Язон тоже находился в Парадиз Ланде и жил где-то в Восточном Парадизе. Старый кентавр был уже в курсе того, что произошло в Микенах, но, как всегда бывает в таких случаях, не очень то во все поверил. То, что я превратил несколько тонн ключевой воды в прекрасное вино, вкус которого он уже давно забыл, явилось для недоверчивого старца куда лучшим доказательством правоты слов ворона-гаруда, чем их пресловутая слава самых честных рассказчиков, а потому Хирон немедленно отдал приказ собираться в дорогу.

Мы калякали с Хироном о разных высоких материях, обсудили виды на урожай и результаты последних спортивных состязаний, в общем болтали ни о чем. Мне показалось, что старый, мудрый кентавр был чрезвычайно доволен своей жизнью в Алой степи. Да, ему и было с чего радоваться, ведь в его царском шатре стояло штук пять кожаных раскладушек с балдахинами, а женщин, крутившихся вокруг него и вовсе было не менее дюжины и все они обращались к своему царю ласково и отнюдь не как безмолвные рабыни или какие-нибудь верноподданные служанки.

После пустопорожней говорильни разговор зашел о недавних событиях в Серебряной степи. Не смотря на то, что Хирон поносил своих собратьев и жутко ругал мага Альтиуса, он поблагодарил меня за то, что я не перебил кентавров, подло напавших на нас, всех до единого. Вообще-то, он не создавал у меня впечатления тирана и злыдня, а про свой штандарт сказал со смехом, что это всего лишь бутафория, которую сотворил для него его знакомый маг. Рассказал я вождю кентавров и о своих магических опытах и экзерсисах. Хирону долго не верилось в то, что он вновь сможет стать молодым и вылечит свою застарелую хромоту и ангел справедливо заметил:

— Для этого, Хирон, тебе лишь нужно добраться до Красного холма и взглянуть с него в глубь каньона. Если ты не увидишь там огромного моста и сидящего рядом с ним Полифема, который взимает плату за проезд по мосту, то ты можешь поворачивать обратно, только я не думаю, что этого здоровенного парня, кто-нибудь оттащит теперь от хлебного места.

Вновь взобравшись в седло, я стал самостоятельно пристегиваться к этой мудреной конструкции. Уриэль считал, что я должен был делать это самостоятельно и потому равнодушно стоял рядом и я с ним был полностью согласен. Когда я застегнул на поясе страховочный ремень, он спросил:

— Куда теперь держим путь, мессир?

— Ури, мне нужно место, где я смог бы спокойно посидеть несколько часов и хорошенько все обдумать. Желательно такое, чтобы ни одна живая душа до этого места не могла добраться. - Ответил я своему другу ангелу и тут же поинтересовался у него - Что ты на это скажешь, дружище?

— Тогда тебе нужен приют ангела, мессир. Стартуем.

Взлетая, я пустил Узиила по широкой спирали, как мне объяснил Уриэль, это значительно экономило силы. После нашего известия, Кентаврополис был похож сверху на огромный растревоженный муравейник. Кентавры вовсе не собирались брать с собой свои шатры и скарб, а потому лишь навьючивали на низкорослых, лохматых лошадок самое необходимое, сажали на верховых лошадей и к себе на крупы своих многочисленных подруг и маленьких детей обоего пола и отправлялись в путь. Дня через четыре этот огромный табун должен будет достичь Микен, но там уже и сегодня к вечеру с нетерпением поджидали гостей.

Сатиры оказались весьма оборотистыми ребятами и первым делом увеличили производство амфор, подключив к этому своих подруг. Они вовсе не собирались отказываться от такого доходного промысла, как виноторговля и мне это очень понравилось. Фемистокл, самый опытный гончар в Микенах, уже начал строительство новой печи для обжига и первым пошел на то, что сделал своих пятерых подруг совладелицами своего немалого имущества. Как любовник он вполне устраивал их всех, но после того, как он сообщил им о своем решении, стал устраивать молодых красоток уже и как заботливый и рачительный супруг.

По стопам хитроумного Фемистокла, решило последовать еще несколько десятков сатиров и лишь Пан отваживался посмеиваться над ними, хотя от него к Фемистоклу уже сбежала юная магесса. Так что мои старания привели к весьма неожиданным результатам чисто экономического характера. Перемены в этом маленьком и замкнутом социуме были весьма стремительными и, что самое главное, необратимыми.

Насколько мне было известно, это произошло благодаря тому, что Бирич и Фемистокл успели подружиться и вудмен рассказал о том, как они поступают в тех случаях, когда не хотят лишиться своей подруги. Совместное ведение хозяйства великая вещь, если у супругов есть равные имущественные права. Лаура, вследствие этого, ходила весьма довольная и направо и налево раздавала магическим обитательницам леса бесплатные юридические и прочие консультации. Девушке впервые пригодились все её знания и опыт, которые она получила в юности в городке Марн, который лежал где-то в далекой Бретани.

То, что жизни Микен наметились кое-какие перемены и эллины стали задумываться над тем, как им распорядиться внезапно обретенной вечной молодостью, особенно понравилось Уриэлю. Вот уж никогда бы не подумал, что этот райский летун окажется таким поклонником прогресса. По мне, так и до моего появления в Драконовом лесу, жизнь была там прекрасна и обворожительна в своей ленивой истоме.