Утром я с тетрадкой и фонарем переступил порог архива. Но Татьяны Ивановны не увидел.

Оказалось, то ли она перепутала, то ли намеренно не сказала, что сегодня не работает и что будет только их начальница Вера Филипповна. Это была дама лет сорока пяти, крашенная под блондинку и с незажженной папиросой во рту. Вы дам такого образца видели во множестве на должностях вроде коменданта общежития, мастера и прочих. В военных городках таких называют «мать-командирша». Она мне и разъяснила, что Татьяна Ивановна сегодня не работает, но я не должен терять надежды, ибо нужные материалы она и сама найдет.

Видя мой недоуменный взгляд, направленный на ее папиросу (дескать, а как же пожарная безопасность?), она сообщила, что по поводу пожара я тоже могу не беспокоиться, она папиросу не зажигает. Она так бросает курить, обманывая организм.

Да, про такой способ я тоже слышал. Я сказал, что на период поисков могу ее снабдить аккумуляторным фонарем.

Вера Филипповна громко заявила:

– Молодец, мальчишка!

И ушла в свои помещения с фонарем, оставив меня недоумевать по поводу такого обращения. Ну что ж, у «матерей-командирш» натура экспрессивная, они много чего выдать могут…

Искала она красношахтинские дела с полчаса, потом вынесла их мне. Я поблагодарил ее и попросил поискать еще материалы про электроснабжение северной части области и назвал источники, в которых что-то может попасться.

Вера Филипповна ответила:

– Ну я ныряю! – И отправилась в новое путешествие по архиву.

Я взял дела и сел за столик к окну. Дела пролистались довольно быстро, в Красношахтинске на электростанции были два паровых котла шотландского типа и два турбогенератора. Еще был резервный дизель-генератор. Давала она ток на центр города и затон, а также на всю красношахтинскую промышленность, то бишь ремонтно-механический завод, валеночную фабрику и пекарню. Про другие объекты упоминаний я не встретил. Но тут я вспомнил, что уже слышал про то, что наши предки писали бумаги не для нас, а для себя. Поэтому легко исследователю не бывает. А кто это сказал? Сережка или вчера Татьяна Ивановна? Или еще кто?

А тут мне вразброс пяток новых дел принесли. С ними я сидел до обеда, треть тетради исчеркал записями и схемами. Но все же попросил «мать-командиршу» на этом не останавливаться, а поискать еще. Я буду заходить. Она так умильно посмотрела на фонарь, но пришлось ее разочаровать – не моя вещь, не могу обещать приносить каждый раз. Придется еще пару раз разориться на пиво для Михалыча. Ладно, спасибо этому дому, пойдем к другому. Пора обедать и звонить диспетчеру. Так что сейчас я пойду на поиски места, где поесть, а потом двину в общежитие. Михалычу отдам фонарь да оттуда и позвоню. Чего не позвонить из архива?

Можно и из него, только из общежития проще выходить на наш коммутатор. А тут как начнешь, так будут тебя соединять то с Горбезопасностью, то с РОПП, то еще с кем, пока не взвоешь так, что тебя диспетчер и без трубки услышит.

Уходя, спросил:

– А когда Татьяна Ивановна работает?

– А ты к ней клинья, что ли, подбить решил? Сомневаюсь я, однако, что она на тебя глаз положит. Да и есть у нее кавалер. Вот если бы мне лет двадцать скинуть, я бы тебя захомутала, и пошел бы ты прямой дорогой в загс. Но на твое счастье захомутала я своего Чернова. Он вроде тебя тихоня был, пока я от него сюда не провалилась. Наверное, каждый день молитвы возносит, что некому теперь его скалкой за пьянство гонять.

– До свидания, Вера Филипповна!

– До свидания, мил человек! Захаживай в гости, да не один, а с прожектором своим!

Непосредственности таких людей я всегда удивлялся.

Пока шел к общежитию, вспомнил, что котлы шотландского типа – это старый тип судовых котлов. Наверное, их сняли с заслуженного парохода, а теперь они украшают мертвый город Красношахтинск. Тамошняя электростанция явно вне досягаемости, а вот еще три объекта и ЛЭП – там можно на что-то надеяться. И, может, это еще не все.

Надо разжиться приличной картой нужных районов и картой нахождения границ Тьмы.

Первую найти я уже знаю где, а вот про вторую – надо просить научников. Или летчиков.

Они-то туда тоже летают. Можно и не очень подробную карту, но хоть будет видно, соваться ли в деревню Зуево ЛЭП калечить или лучше дальше деревни Кукуево не рисковать?

Теперь узнаем, что директор выяснил насчет поддержки городских властей. Но это, пожалуй, будет завтра. Ибо настало время, когда Павел Романович только мысленно с нами. А с кем он телом и душою в послеобеденные часы – кто ж ведает…

Подумав об этом, я вспомнил рассказ нашей участковой медсестры из Крымска. Она начинала работать где-то в Закарпатье и рассказывала про своего первого главного врача. Он был человеком, сочетающим религию предков с членством в партии. Согласно религии, день субботний – это был день отдыха. Но как главный врач он обязан был быть на работе (тогда еще двух выходных дней в стране не было). Поэтому он сочетал взаимопротиворечащие требования: так на работу он выходил, но принципиально ничего не делал. Сидел в кабинете, и все. Опытные сотрудники уже знали особенность субботней работы Серафима Иосифовича и ему не докучали. Новички могли прийти и обнаружить, что главный врач их слышит и не слышит одновременно. А беспокоящее их дело он будет решать в понедельник. А секретарша главного была опытной сотрудницей, поэтому при звонках начальства отвечала, что главный врач на обходе или на территории. Когда он вернется, она обязательно передаст ему, кто и по какой причине звонил…

Впрочем, у любого ветерана есть целая коллекция рассказов про причуды его прежних начальников. Я попробовал подсчитать, сколько у меня было директоров или иных начальников до Павла Романовича. Получилось восемь. Если не считать крымских халтур. Ну да, и у меня есть коллекция таких рассказов. Раньше в журналах «Наука и жизнь» и «Техника – молодежи» публиковались заметки про разные поучительные и анекдотические случаи со знаменитостями, в том числе и когда они начальственные должности занимали. Вот и я попробовал вспомнить и вспомнил рассказ про знаменитого адмирала. Адмирал в далекие времена руководил неким закрытым военным НИИ. Потом сменил место службы. Поэтому мне его фамилия и знакома, ибо мое место работы после института на его место службы трудилось круглые сутки.

Как трудилось? Этого, извините, сказать не могу – подписка, знаете ли.

Ну и что, что Союз распался, никаких тайн нет, а есть полное торжество выбалтывания? Даже если по тому объекту ходят поочередно туземцы, горные козлы и американские шпионы и все видят, то подписку давал я, а не кто другой. И если не прошел нужный срок, я не буду рассказывать про то, где и что, вне зависимости от того, есть ли Союз, есть ли секретный отдел или ЦРУ, или их всех давно нет.

Поэтому не настаивайте.

Так вот про адмирала. Однажды он обнаружил, что входящие к нему бумаги сотрудников до безобразия пестрят разными аббревиатурами, отчего смысл теряется за частоколом сокращений ПЛАРК, ЗАС, АСУ, РДП и так далее. И он стал с этим бороться. Всякий злоупотребляющий буквосочетаниями типа ПКРК и БИП стал получать на бумаге резолюцию: «ВХОД». Подчиненные обалдели и пытались понять, что она обозначает. Потом послали юного лейтенанта, только что из училища. Адмирал к юным лейтенантам испытывал симпатию и, наказывая их за прегрешения, сильно больно не делал. Вот лейтенант и спросил грозного начальника, что же обозначает таинственная резолюция ВХОД. Оказалось, это аббревиатура означает: «Вы халтурно оформляете документы». Словом «халтурно» я заменил другое определение на ту же букву.

На следующий день директор сообщил, что отношение городских властей к поискам энергетического оборудования – такое, как всегда. То есть вы ищите, а мы одобрим. Они также не против, если я присоединюсь к поискам разведбата в соответствующем районе. Но на отдельные поиски специальной экспедицией они не согласны. Транспортом они не помогут. А вот пулемет – ну, можно сказать, что дадут. Почти гарантированно. Еще в случае удачных поисков были обещаны награды и премии, за которые мы можем быть заранее благодарны.

А теперь директор стоит перед дилеммой – отпустить меня в экспедицию или нет. Меня там могут и скушать, да и другие неприятности могут случиться, а тут я тоже нужен. И даже больше, чем там. Так что Павел Романович пребывал сейчас в положении Буриданова осла. И хочется, и нет. Я пока могу продолжать архивный поиск. А он будет решать, где я нужнее.

Ну что ж. Я покинул кабинет и отправился ругаться с Крокодилычем по поводу снижения запаса угля. В архив я еще несколько раз забегал, но попадал либо на начальницу, либо на Аню. Они продолжали искать и нашли еще одно место, где могут быть трофеи.

Начинался апрель, и следовало думать о путешествии. Через пару недель должны сойти снега, а потом надо было подождать еще немного, пока просохнут лесные дороги и проселки, чтобы можно было поехать и не застрять. Итак, ориентировочный срок путешествия – начало мая. Или позже. А пока надо будет пробежаться на аэродром. Летчики еще могут летать, пусть хоть про часть пунктов скажут – стоит ли здание склада и идет ли ЛЭП в ту сторону. Или уже мародеры ее общипали.

А вот на аэродроме меня совсем не обнадежили. Скоро возможен перерыв в полетах по погодным и иным условиям, потому сейчас в ожидании этого очень плотная программа полетов. Специально слетать они совсем не смогут. Обещали только поглядеть при случае, если по другому заданию окажутся в нужном районе. Тем более что летает всего один пилот, ибо недавно еще два пилота пропали без вести. К лету, может, удастся научить еще одного летчика, но пока совсем завал. Я очень удивился – как могут пропасть без вести сразу два пилота. Неужели они сели на вынужденную где-то в опасном районе и пропали? Нет, они не в полете пропали. Поехали куда-то не то в Захолмье, не то из Захолмья, и пропали. Тел не нашли, никто не знает, что с ними случилось, и тому уже месяца полтора. Кстати, это сама организатор летного отряда Настя-летчица и ее муж, который тоже пилотом был. Настю я несколько раз встречал в городе, женщина очень красивая. Как-то не хочется говорить, что «была». А мужа ее я не знал. Мог видеть его, но не зная, кто он. Жалко, если они где-то погибли. Пришлось оставить список интересующих мест руководителю полетов и откланяться.

Теперь надо дожать знакомых добытчиков, чтобы взяли. Вот если я буду с пулеметом, они могут не устоять. Значит, придется давить на директора, а тот пусть давит на городскую власть, точнее, на того из власти, кто пулемет обещал… А еще мне предстоит оружие освоить, а с пулеметом я совсем не знаком, разве что с РПК. Но здесь таких нет, а здешние мне известны только внешне.

Куды ж податься с просьбой показать, как пулеметиком пользоваться? И пострелять тоже не грех. Вот как стреляют с рук – я нагляделся. Чтобы, так стреляя, попадать – навык нужен.

Эхма, пойду тогда в Горсвет и к комендачам, попрошу поделиться наставлениями. А кстати, а что они мне дадут? Я-то тут уже пяток систем видел, может, есть и еще. А то выучу наставление на РП-46, а дадут какого-то американца или «Брен». А тут еще мир не тот, и пулеметы могут быть совсем не такими, даже если внешне похожи на знакомые.

Тогда с наставлениями надо подождать до выделения конкретного девайса. Так я размышлял, анализируя ситуацию дома на кровати. Время идет, а ясности не хватает. И случится все как всегда. Ничего не будет ясно еще долго, а потом побежим, как на пожаре. В один день все решим, а завтра ехать надо будет с неосвоенным пулеметом и без навыка стрельбы. Что ж, не первый раз в воду бросают, чтобы плавать научился. Плывем дальше.

Но мой вчерашний пессимизм был частично посрамлен. Наутро ко мне явился наш завхоз Иван Кириллович и сказал, что к обеду поедет за пулеметом. Он будет числиться за станцией и мне выдаваться под роспись.

Гм. А как быть со списанием пулемета, ежели ситуация сложится так, что придется бросать? Кириллыч сказал, что долго писать бумажки придется, но жить буду. Спасибо ему за моральную поддержку. А что у меня за пожелания, если дадут возможность выбирать?

Я подумал и сказал, что пусть ищет что-то полегче. РП-46 и МГ-42 однозначно не нужно, как самые тяжелые. Лучше бы он выдавил из складских Кощеев инструкции, и если дадут, то какую-то подвесную систему для переноски боекомплекта. Кириллыч ушел, унося переданную ему бутылку для Кощеев. Он мужчина серьезный – если будет возможность что-то выбрать из предложенного ассортимента, он выберет самое лучшее. Но если в бумаге сказано «МГ», тогда что же делать… Я сидел, составлял заявки, а сам то и дело отвлекался на размышления – что дадут, сколько патронов, где подучиться стрельбе…

После обеда прибыл завхоз и приволок пулемет. Он принял участие в истреблении бутылки, поэтому был на подъеме и подробно рассказывал, как склонял складских, что они хотели подсунуть и как он с этим боролся. В результате торга он выцарапал мне «Брен». Ну, это не так плохо. Пулемет неплохой, и по весу где-то посередке среди пулеметов, какие я видел.

Легче него только американский БАР да «японцы», но там есть другие прелести, нивелирующие меньший вес. Теперь проверим – ну да, килограммов десять, как в нашей реальности, тянет. Магазин сверху такой же, как был у нас. Смазка удалена. К нему выдали восемь магазинов, полтысячи патронов и инструкцию на английском. Подвесной не было, придется придумать такую самому. И сшить тоже. Ага, я отчего-то вспомнил, что в магазин «Брена» все штатные патроны не влезали без насилия над ним. Ладно, пусть Кириллыч оприходует его и спрячет под замок, а я пойду нагружу бывшего сисадмина, провалившегося этой осенью. Он хвастался, что английским владеет свободно, вот пусть и приносит пользу.

Саша задаче обрадовался, но заныл, что за такой подвиг ему нужно памятник поставить… Тут я ему напомнил, что это задание он получил не в приватном порядке, а официально, поэтому «торг здесь неуместен». Пусть сначала сделает, а потом рассчитывает на награды. Так подавив меркантильные поползновения подчиненного, я отправился на склад поглядеть, что Крокодилыч сделал после моей заявки и не нужно ли идти к Павлу Романовичу жаловаться на его бездеятельность.

И на этой цитате позвольте прерваться на борьбу с голодом и жаждой в организме рассказчика.

Вечером после работы я смог оторваться от текучки и подумать о дальнейших планах. Увы, пришлось себя обругать. Пулемет-то передали без запасных частей и инструментов для разборки-сборки! Запасной ствол может и не понадобиться, но все остальное отсутствует. Ну, я точно не знаю, может, к «Брену» запчасти не полагались, но всякие ершики и прочее должно быть! А Кириллыч доистреблялся и забыл о существенном моменте.

Ладно, завтра я ему скажу – пусть исправляется. С утра были неотложные дела, время на Кириллыча и пулемет я выкроил после обеда. Пошел к нему в кандейку, но встретил его еще в коридоре. Кислое выражение у него на физиономии и виноватое.

– Иван Кириллович, мы с тобой вчера лопухнулись. Ни ты не вспомнил, ни я не напомнил, что к пулемету всякие протирки полагаются, а может быть, и запчасти, если у него что-то часто ломается.

– Лексеич, это еще не все. Мне Сашка-охламон часть бумаг про разборку перевел, и я сегодня начал пулемет разбирать. И эти храпоидолы нам дали пулемет с треснувшей затворной рамой.

– Итить за ногу! Кириллыч, а кто складскую смазку удалял?

– Они, сколопендры! И такую хрень подсунули и промолчали! А ну как хрустнет при стрельбе? А мы к ним как к людям отнеслись…

– Ну что ж, собирай это железо и вези им под бесстыжие глаза. Может, у них совесть проснется и что-то другое выделят, получше. А вообще как тебе эта бандура с точки зрения разборки-сборки и устройства?

– Что-то душа к ней не лежит. И это не потому, что поломанное подсунули, а вообще. Вроде как и несложный, но что-то в нем есть не такое, а что – как-то не могу слов подобрать.

– Ладно. Наверное, надо просить что-то родное, а не ленд-лизовское. Пойду Романовича обрадую, пусть он городскому начальству «фэ» скажет.

Павла Романовича я успел перехватить перед отъездом в город и накляузничать про выделенный пулемет. Директор разозлился и обещал довести нужного человека до белого каления, чтобы ожог дошел до того самого исполнителя. Директор уехал, а я продолжал работать. На следующей неделе завхоз поехал опять на склады (но уже без бутылки), сдал «Брен», и ему по записке вручили «томпсон». Когда он возмутился, поскольку «томпсон» вообще-то числился пистолетом-пулеметом, а не пулеметом, «складские сколопендры» подсунули ему форму учета, где «томпсон» числился все же пулеметом. После долгой ругани Кириллыч сдался и сосредоточил внимание на поиске неисправностей и полноте комплекта.

Когда он приехал, я его успокоил, так как когда-то читал в старых журналах, что «томпсон» называли и пулеметом. И в принципе ничего страшного, что дали его. Думаю, что на ближней дистанции он раздерет в клочья любую тварь Тьмы. И адаптанту тоже будет несладко. А сражать противника на большой дистанции у меня не хватит квалификации.

Так что отказываться не буду. Иван Кириллыч пошел снимать смазку, а я хотел понести инструкцию к Саше на перевод, но, развернув ее, обнаружил, что в нее вложены листки тонкой, почти папиросной бумаги с переводом. Потому догнал Кириллыча и отдал ему инструкцию. Руки до пулемета дошли через пару дней.

Нам достался вариант М1, восемь тридцатипатронных магазинов, 500 патронов, два подсумка на три магазина каждый и разное добро, которого завхоз уже не упустил из виду. Я взял автомат (мне такое слово как-то привычнее), повесил на плечо, надел оба подсумка с набитыми магазинами – вышло весьма увесисто. Но вроде как не тяжелее, чем «Брен» без патронов. А с патронами пулемет потянет еще больше. Теперь надо попробовать, как из него стрелять – сильно ли будет подкидывать вверх. Ах, да, у него же снимается приклад – тогда нужно попробовать с прикладом и без него. Без приклада автомат был очень компактным, хорошо бы оказалось, что и без него стрелять было удобно.

Потом мы с комендачами, как обеспечивающей стороной, съездили в нежилой сектор и постреляли. Агрегат работал безотказно. Насчет удержания его – вот тут я пожалел о том, что вешу не 95 кило, как до болезни. Масса мне пригодилась бы. Вроде удерживал уверенно, но потом оказалось, что плечо сильно болит – отбил. Ладно, может, привыкну. А вот стрельба одиночными мне не понравилась – точности не было. Надо попробовать еще, может, в следующий раз лучше пойдет. Без приклада выходило хуже, стрелять с бедра у меня навыка не было. Сколько я тогда весил? Килограммов семьдесят пять – восемьдесят. Я сейчас восемьдесят два вешу, так что можете сравнить. Сегодня почистить автомат я попросил Кириллыча, благо он его уже освоил, а я сейчас возьму инструкцию и дома почитаю, что там и как делать надо.

Значит, освою сборку-разборку и приведение в готовность, еще разок постреляю – и можно пристраиваться к разведбату. Это малость самонадеянно, но куда же денешься? Не проводить же всю весну и лето за тренировками и, дойдя до возможной вершины мастерства, ненароком обнаружить, что наступила зима и поиски надо откладывать на весну. Да и разведбатовцы будут рядом. А от меня требуется только малость подмогнуть в тяжелую минуту. Так успокоив себя, я занялся неотложными делами по работе.

А город готовился к встрече с весной, и, когда она пришла, Углегорск аж закипел от выброса весенних чувств. Среди любовной лихорадки, охватившей почти всех, терялись рассказы про очередной этап противостояния. Собственно, и я сам тоже не прислушивался к тому, чего там не поделили командир разведбата и ранее неизвестный мне человек, к которому примкнуло еще несколько хозяев жизни. Хотя мне не от кого этой весной было терять голову.

Так что снег и лед таяли, по ночам дождики стучали в стекло, девушки сбрасывали надоевшее зимнее, а мужчины только ахали, глядя на сбросивших пальто и шубки красавиц, руководство под шумок строило козни друг другу. Все заведения общепита по вечерам светили огнями, а те, кому не хватило места за столиками, отдыхали самостоятельно…

Моя же жизнь под влиянием весны не изменилась. На работе трудился, обеспечивая свет городу, после работы изучал автомат и ждал. Что-нибудь да должно было случиться. Либо разведбат, временно ограничивший операции из-за распутицы, вновь их развернет и захватит меня, либо Зов зазвучит так сильно, что я встану и сам уйду навстречу ему.

Что будет там – не совсем ясно, но особых иллюзий, что там будет хорошо, я не питал.

Мне говорили, что если на долю секунды сунуть руку в расплавленную сталь, то можно выдернуть обратно без повреждений. Был раньше такой фокус для приведения новичков в шок. С Тьмой такое вряд ли пройдет. Войдя туда, можно рассчитывать на все что угодно. Реальнее будет – на самое плохое.

Вот вы удивляетесь, что я спокойно знал, что эта встреча не сулит мне ничего хорошего, но собирался, а потом пошел. А что остается делать? Да, можно посидеть еще в углу, за веником, как мышь, которая думает, что там ее кот не обнаружит. Действительно, у нее еще будет пяток минут, пока кот совершит круг почета и пойдет к ней. Пусть она тешит себя этими пятью минутами. Я уже вам говорил, что жизнь в Углегорске существовала на пределе возможного, как существует тяжелый больной на последних остатках здоровья. Как только она стала поедать саму себя – ее ждал скорый конец.

Я услышал хруст, с которым ломается жизнь в Углегорске, и с тех пор ощущал, что Тьма уже рядом. И еще я ощущал Зов. Я специально спрашивал, существует ли такое у других. Не было такого. Люди предпочитали не соваться близко к темноте и тварям, если только это не было их обязанностью. Когда имелась прямая обязанность – вставали и шли. Сами понимаете, с какой охотой. «Пишите – мы не придем назад. Но хоть назад и не вернемся, зато уйдем не тихо».

Что это за стихи? А вашего питерского поэта, Николая Тихонова. «Баллада о гвоздях»… Ужасно древняя баллада.

Не понимаете? Ну, тогда подумайте, что это тоже симптом болезни.

Опять не понимаете? Хорошо, вот что такое баллада? Назидательное произведение с трагическим концом. Герой должен погибнуть, оставив след в сознании людей, что так не нужно, как он, делать, или нужно делать именно так, как он. Но конец все равно трагический – хоть для Эдварда-отцеубийцы, хоть для Винкельрида, своим телом пробившего австрийский строй. Ну или вспомните японцев: любой самурай уже мертв, хоть он еще не получил катаной по голове. Поэтому он готов к этому удару катаны и не беспокоится, когда он случится – сегодня или через неделю. Он думает не об этом. Вот и я думал не об этом, хотя и не самурай. Но это свойственно не только самураям – ощущать себя уже мертвым и не беспокоиться о длине некролога.

В первых числах мая был рейд на Порфирьевск. Там имелась довольно крупная железнодорожная станция и тьма-тьмущая складов. Наверное, там хватало и всяких других ценностей, но мы туда заехали именно по делу, отклонившись от маршрута патрулирования. Иначе бы не поехали – пелена Тьмы была совсем близко.

Вот тут я впервые увидел ее относительно близко. Я бы вам ее описал, но нет таких слов. Они слишком слабы, чтобы передать нечто совершенно не вкладывающееся в наши впечатления и понятия. Вот как бы мы всю жизнь жили возле узкой речушки и рыбу крупнее карасика видели только в книжках. А потом внезапно оказались на берегу океана, и рядом всплыл кит. Нет, это даже не так – как будто мы оказались посредине океана на спине кита. Потому что должен быть испуг или опасение от открывшегося вида. Просто так смотреть на нечто огромное – это не так. Вы же не будете пугаться, глядя на фотографию стоэтажного небоскреба. А вот станете на подоконник сотого этажа и глянете вниз – вот это будет слабое подобие ощущений от Тьмы.

Потому что это было не только гигантское черное облако вроде ядерного гриба. Было такое впечатление, что оттуда шел какой-то черный свет. Потому что темнота «темнить» не может. Это свет светить может. А тут было ощущение, что из нее исходило нечто противоположное свету. Ну, как радиация, что ли. Про нее говорят, что ее особо не ощущаешь, только сохнет во рту, и все. Но тем не менее ты понимаешь, что с тобой происходит что-то нехорошее, хотя вроде бы ощущать это все не должен. Ибо нету у тебя внутри датчика радиоактивности, а ты все равно ощущаешь беду. И не только этот черный свет и духовную подавленность. А еще от близости Тьмы ты прямо-таки ощущаешь, что душевно болен, даже если не болел раньше. Ты вполне реально слышишь, как в голове у тебя что-то бормочет на разные голоса, и тебе реально плохо. Даже хуже, чем при моей болезни, потому что адреналина столь много, что в нем можно купаться, и все в тебе работает на пределе.

Ну я вам об этом рассказывал, только это было по чужим рассказам, а теперь почувствовал сам. И испугался. Что весь перерыв в болезни пойдет насмарку, а я опять сорвусь с катушек. Я ведь уже знал, что чаще всего выход из рецидива болезни происходит со снижением здоровья. То есть ты как бы восстанавливаешься, но становишься более больным, чем был до возврата симптомов. Менее нормальным. Как сердечник – до очередного инфаркта он еще сам ходил куда хотел, а после уже спуститься на скамеечку к подъезду – запредельная нагрузка. От голосов в голове и сердцебиения аж подташнивало. Впрочем, ребята-разведбатовцы выглядели тоже не очень здорово. Это несколько подбадривало. Когда не только тебе «хуже всех», а и всем остальным так же тошно, – это несколько уравновешивает тебя с окружающим миром. Интересно, им доплачивают за пребывание вблизи Тьмы или нет? Мне вроде как пообещали.

В Порфирьевске мы искали подстанцию. Благо в архиве завалялся нужный план, который я перерисовал на кальку, и вот теперь мы следовали ему. Без него я, честно говоря, запутался бы в лабиринте из сараев, кирпичных заборов, ворот, железнодорожных путей, паровозов и вагонов. Ну, вы бывали на больших станциях и, может быть, на их задворках. Так что представляете, как там несложно запутаться. То есть плюнуть, прервать поиск и вернуться – это как раз легко, а вот отыскать нужный склад или человека – без вопросов встречным людям крайне затруднительно. А тут подсказать было некому. А еще у железнодорожников какое-то странное для непосвященных обозначение служб вроде ШЧ, ТЧ, НОД и прочего. Вот как непосвященный догадается, что обозначение ШЧ относится к тамошней конторе, которая занимается сигнализацией, связью и всякими электрическими вопросами? Да никак. Надо переспрашивать или спрашивать другого.

Так что петляли мы, петляли. Я уже, честно говоря, особенно не понимал, где мы и куда едем. Голова полноценно не работала на нужный лад, все размышлял я о том, сойду с ума или нет, и как сделать, чтобы не сойти. Но командующий нашей группой старший лейтенант сориентировался на местности по моему рисунку и довел нас до нужного объекта. Видимо, он возле Тьмы бывал уже и мог контролировать свой адреналин.

Бронетранспортеры как-то внезапно для меня подъехали к зданию подстанции. Наш БТР остановился, открылась кормовая дверь, и четыре человека быстро выскочили через нее. Я пока сидел и даже за борт не глядел, ибо было заранее решено, что выхожу я вместе со старлеем по его команде. Пулеметчики вертели стволами во все стороны, выцеливая возможную опасность. Старлей пока стоял, глядя поверх борта на действия своих подчиненных. Видимо, они подали ему какой-то знак, что все безопасно, потому что он хлопнул меня по плечу. Это был сигнал на выход. В боевой обстановке все должны были переговариваться жестами, а вслух говорить – только в особых случаях. Я не знал, отчего это, но раз так надо – пусть так будет. Выскочив из БТР, я снял автомат с предохранителя и побежал вслед за командиром.

Крутанул головой – вроде как никаких врагов не вижу. Вот пара разведбатовцев прикрывает нас с этого направления, вот двери, с которых другой паренек в камуфляжной куртке ломиком срывает замок. Вот прикрытие с этого фланга, вот оба бронетранспортера. Крупнокалиберные пулеметы на них глядят в противоположную от нас сторону, задние пулеметы – вправо и влево.

Новый толчок в плечо. Это старлей. Жест вокруг глаз.

Ага, это мне надо надеть очки. Это вообще важная процедура, ибо есть такая тварь, призрак обзывается, которая внедряется через глаза. Раз-раз – и ты уже одержимый. Сдвинул со лба очки и тронулся дальше.

В помещениях трансформаторов оказалось до черта травы, которая является первой фазой проникновения Тьмы, но тварей не было. А вообще интересно – людей здесь не было лет десять, Тьма рядом, а всего лишь травка проросла за много лет. А за много километров вокруг – раз-раз, и готова опасная тварь. Непонятная она, эта Тьма. Старлей отбежал к БТР, машина развернулась и ударила фарами в помещение. Травка стала жухнуть и сворачиваться. Ну вот. Сейчас просветим, травка погибнет, а двери открытыми оставим.

Машина развернулась к следующей двери. Старлей показал мне жестом – иди, смотри.

Я зашел, поводил на всякий случай стволом во все закоулки – нет никого и ничего.

Гм. А трансформатор-то совсем как новенький. И вообще нигде ни пятнышка ржавчины – даже на наружном замке, что сейчас на земле валяется. Вроде как все агрегаты целые. На вид, естественно. Можно организовывать экспедицию по вывозу. Мы пока только разведали и сейчас пометим, что это наше. Теперь если какой-то шустрый мародер его лично выломает и на горбу притащит, то получит только за перевозку. Ибо сей трансформатор уже официально городской. Только еще до города не доехал. И второй, и все остальное.

С улицы донесся стук ППШ, затем все заглушил крупнокалиберный «браунинг» с машины. Я вскинул автомат. Но команды на выход нет, потому смотрю, что там с распределительными устройствами. И метку тоже оставляю. Гм, а мне как-то чуть легче, сердце уже не зашкаливает, хотя в голове прямо Колонный зал Дома Союзов, и все депутаты беседуют, никто не молчит. Пот на лбу просыхает, в сортир не хочется. Это радует.

Свисток, потом второй, потом третий. Ага, это команда на погрузку в БТР. Вскинул автомат к плечу и, водя стволом вправо-влево, побежал к машине. Крупнокалиберный вновь начал строчить. Вроде как слышны еще выстрелы, но из-за того что присоединяются другие пулеметы, они все остальное сильно заглушают. Вскочил внутрь, к правому борту пристроился и приготовился стрелять. Вот нечистая сила, это что же за тварь такая?! В брошюрках, что научники издавали, такой вроде как не было. Словно крокодил, которому приделали не его родные ноги, а такие, как у льва, чтобы бегал поактивнее. Впрочем, я уже говорил, что контуры тела там приблизительные – как неумелой рукой намалеванные. Лежит, Тьмой истекает после пулеметной очереди.

А вот еще одна такая скачет. Прицелился, но не понадобилось, потому что ее расстреляли наш кормовой пулемет и крупнокалиберный со второго БТР.

В отделение залетели наши десантники, рассыпались по своим местам. Меня отпихнули от борта – ну ясно, я же тут прикомандированный, на которого надежды нет.

А у одного левая рука плетью болтается, и лицо он кривит от боли. Неужто покусали эти крокодилы?

– Что с тобой? Может, надо под свет?

– …Ихнюю мать! Нет, это я грохнулся, руку, кажись, сломал!

– Ничего, отъедем – глянем на твою руку, может, просто отшиб ее!

Километров десять мы уходили, но уже никто нас не преследовал. Твари отстали. А может их больше поблизости не было. Затем стали в поле, заняли круговую оборону. Водители начали заниматься осмотром техники, пулеметчики и стрелки бдили, а я и здешний санитар взглянули, что с пострадавшим. Плечевой сустав стоит горбом, при ощупывании болит, солдатик постоянно матерные колена гнет как без ощупывания, так и при нем. Под кожей будет изрядный синяк. Вывих. Спросил старлея, будет ли еще пяток минут стоянки. Тот вытер курносое лицо платком от пота и сказал, что минут десять у нас есть. Ну вот и поможем парню.

Положили его в задних дверях для десанта, чтобы он руку свесил, и она висела вниз. Прикрыли его парой бушлатов от ветра и стали ждать.

Для чего, говорите? А чтобы мышцы чуть устали, расслабились и вправлению не мешали. Затем я ему сказал, как время на расслабление прошло, чтобы он как угодно ругался, но не мешал, согнул его руку в локте, своей левой рукой захватил его локтевой сустав сверху, а правой рукой с помощью санитара согнутую руку солдатика, прижатую локтем к туловищу, назад провернули, предварительно потянув вниз. Пострадавший взвыл, выматерился от боли, а потом еще раз – уже оттого, что боль прошла. А так и бывает – когда сустав на место поставишь, боль проходит, лишь совсем чуть-чуть остается. Руку на петлю из бинта повесили и велели проконтролировать рентгеном у врача. Потому что бывают и переломы с вывихами в комплекте.

Но обычно, если вывих вправишь и больной уже на боль не жалуется и рукой-ногой действовать может, то все нормально. Неплохо бы ему дать чего-то обезболивающего перед вправлением, но откуда тут, в Отстойнике, шприцы-тюбики с промедолом? Здесь и новокаина-то нет. Травяные настои от боли дают. Где я этому научился? В психбольнице. Там эпилептиков много, а при припадке могут и кости сломаться, и мышцы порваться, и кость из сустава вылететь. Когда у меня это тоже началось, слава небесам, ничего не сломал. Только пару раз физиономию расквасил. Так что я на это насмотрелся и, санитарам помогая, тоже научился вправлять. А когда вывих плеча привычный, то он на место становится аж бегом: чуть крутанешь руку – и стала кость на положенное место. Вот вывих бедра я бы не решился сам вправлять, хотя схема та же. А как-то я видел вывих нижней челюсти – это вообще конец света. Рот у человека неестественно распахнут, язык болтается, слюна течет, как у бешеной собаки, сказать ничего не может, дико жестикулирует – ну прямо псих на воле, спасайся кто может! Тут я тоже не решился бы вправлять. А плечо, локоть – это умею.

Дальше мы двинулись к стационарному посту, с которого и начинали экспедицию. В принципе все прошло удачно, место разведали. Есть что взять, а потери минимальные. Как городская власть почешется – прибудет на этот пост техника и специалисты, после чего они под прикрытием будут вытаскивать оборудование на блокпост же. Может, даже в два приема. Сначала один трансформатор, потом другой. Будь мы в нормальном месте – пошло бы быстрее, но тут можно вновь ожидать атаки, оттого производительность демонтажа может резко упасть.

Когда мы приехали на пост, я спросил старлея, когда можно будет заняться демонтажом. Он сказал, что лучше недельку подождать. У тварей тоже свои порядки – коль мы подстрелили нескольких тварей вблизи Тьмы, сейчас туда явится подкрепление, чтобы отплатить обидчикам.

Так что несколько дней там будет слишком много тварей и соваться туда опасно. А потом твари куда-то уйдут. И тогда можно даже ни на кого не наткнуться. Но если там тварь будет и ее подстрелят, то лучше хватать, что успели снять, и сматываться. А то подкрепление может задавить числом. Я спросил – а не встречали ли они подобных тварей раньше. Оказалось, что нет, но его эти крокодильчики не впечатлили – медленноватые. Вот «гончие» Тьмы – это да. Они прыгают прямо как герои мультиков. Как это? То есть как будто для них законы природы не писаны. Вот как американские Том и Джерри: понадобится по сюжету на крышу дома запрыгнуть – запрыгнут. Понадобится лбом кирпичи пробить – пробьют. В сценарии написано – значит, будет.

На блоке мы и заночевали. Утром пришла машина с продуктами для гарнизона поста – с ней я и в город вернулся. А рейдовая группа занялась своим делом. Вот каким – не знаю, стояли дальше на блоке или двинулись куда-нибудь. Солдатика Романа, который плечо вывихнул, должны были забрать потом, после того как пришлют замену. Тяжело со связью в Отстойнике. В родном мире по рации бы уже передали, и на машине с продуктами уже сидел бы боец на его место. А тут рации больше чем на несколько километров не работают, а чем ближе к Тьме, тем еще короче. И качество связи отвратное. Так что к обеду я уже в городе был. Машины разведбата на КПП не досматривают, так что дополнительным плюсом было лишение возможности почувствовать световой тест. Но в общаге – увы, посветили.

По телефону я директору сообщил, что мы разведали и увидели, чем его сильно обрадовал. Как раз все найденное заменит дышащую на ладан подстанцию на Советской. А тамошние развалины – ну, найдем куда пристроить. Сегодня в награду я могу погулять, благо все пока работало в мое отсутствие без нареканий. Завтра он ждет меня в кабинете для составления подробного доклада властям.

Я сгрузил вещи и оружие в комнате и решил отправиться в хинкальную. Вроде как обедавший народ должен уже схлынуть. Вспомню молодость на Кавказе и поем кавказского блюда. Хотя хинкали меня особо не впечатляли. Шашлык куда лучше, но это будет позже. Получу наградные – и полакомлюсь.

По дороге поймал себя на мысли, что с момента, как мы пошли на отход, меня резко отпустило. Кончилось это дребезжание и шум в голове. А сердцебиение еще раньше. Что это было? Занялся делом и отпустило? Или адаптировался? Ответа пока нет. Ответ вскоре появился. Но не будем забегать вперед. Уже пора спать. Завтра утром прибываем в Питер, будет уже не до разговоров.

Вам интересно, что было дальше? Ну что ж, можно будет рассказать и дальше. Вот телефон гостиницы, где я с недельку поживу, звоните. Где она? Где-то возле площади Пяти Углов, точнее еще сам не знаю. Сотовый телефон? Нет его у меня. Пейджер есть, но мне сказали, что нужно в Питере оплатить счет, тогда только на него что-то придет. Так что пока не знаю, могу ли я им тут пользоваться.

Спокойной ночи.