Часть первая

Третий

Что-то тяжелое ударило в стену совсем рядом с моей головой, заставив подскочить на лавке.

Что это? Кто это? Несколько толчков сердца я пребывал в панике и ничего не понимал, ибо в момент удара мысли мои были далеко отсюда, от трактира «Полумесяц» и недоеденного ужина.

Затем пришло понимание и злость. В стену врезалась оловянная пивная кружка, запущенная кем-то из дерущихся. Пока я был далеко в эмпиреях (и думал о чем-то очень важном), в зале развернулась драка – две группы кутивших купеческих охранников что-то не поделили, нордлинги с пришлыми. Жаль, не знаю я заклинания, которое заставило бы их испытать нестерпимый анальный зуд или что-то подобное. Это было бы достойной карой им за мою моральную травму. А если бы они еще оказали друг другу взаимопомощь, почесав зудящее, то это было бы достойным воздаянием и в видах общественного порядка, и благолепия. Или персонально нордлингам организовать выпадение всех зубов сразу, чтоб потом никто не смог ими воспользоваться и в косичку вставить…

Вот Воздушный Молот могу, Сожжение Души – тоже, хотя только паре драчунов, не больше. А вот Квадрат Смерти – нет, больно Силы много надо добавить от напарника или амулета…

Стоп, а о чем это важном я думал, пока меня не оторвали от мысли? Нет, никак не вспомню, хотя явно очень нужное и важное было… Пьяные, заразы! Пройтись, что ль, по вам Воздушной Плетью?!

Нет, не надо. Право у нас в Новых княжествах все больше прецедентное, то бишь такое, на какое сподобится судья утром в понедельник. А я очень хорошо знаю, какими бывают судьи в понедельник, – помогал, бывало-с. А когда в понедельник в башке чугун похмельный, ох не хочется от этого чугуна прецедента дожидаться. Гораздо лучше про это право в газете читать, чем с ним вживую сталкиваться…

Поэтому я в драку вмешиваться не стал, ничего буянам не сделал, лишь терпеливо ждал, когда прибудут мужи властные из тверской полиции. Только откидывал токами воздуха опасно летящие в меня предметы и держал руку на рукоятке револьвера – на случай совсем ярких событий. Но оружие не понадобилось. Не прошло и четверти часа, как мужи в полицейских мундирах сюда явились, повязали всех полегших и устоявших в бою драчунов и в кутузку их отправили. Послезавтра они прецедентное право воочию увидят, если завтра судья Будкин после моего вчерашнего визита пить продолжит. Тогда настроение у него в понедельник будет самое то…

Частного пристава Ивана Лукича, возглавившего рейд в наш кабак, я немножко знал, поэтому времени у меня отняли на разбирательство по минимуму, то есть всего часик. Подписал я свидетельские показания, и меня по случаю наступавшей темноты домой подбросили на казенном «козлике». Правда, не сразу и не одного. Сначала завезли в гостиницу в доску упившегося полуэльфа. Он к моменту драки был уже в отключке и в ней участие не принял. Дождался я, пока чины полиции с руганью дотащат бесчувственное тело и сдадут его портье, и через четверть часа очутился дома.

Дома меня «встретил» кролик Масик, потребовавший вечернюю порцию еды. И сена, и прочего у него хватало, но животное требует утром и вечером внимания в виде новой порции.

– Привет, дочкин зверь! – сказал я ему и пошел за едой. Добавил веточек ивы и открыл клетку, чтобы зверь погулял, пока я еще не лег спать. Масик оказался в затруднении: есть или гулять, поэтому я вытащил его из клетки и отнес в кабинет, где опустил на пол. Гулять я его пускаю там, ибо в кабинете он лишен возможности нашкодить, ободрав обои или обглодав электрический провод. Там все безопасно устроено. Погуляв десяток минут, кролик улегся под кресло и вытянул задние лапы. Тяжело таскать подкожные накопления. Ладно, пусть гуляет лежа.

Сам я, переодевшись в домашнее, взял книгу и сел почитать на диване. Но не читалось. Как-то вечер прошел неудачно и неудобно. Промаявшись с час, я отправил кролика обратно в клетку и решил сам лечь спать. Масик возмущенно застучал лапками в пол, но тут же прекратил, ибо обнаружил ивовые веточки.

А я отправился на диван, но сон не шел – слишком много я за день чаю выпил. Поэтому ворочался всю ночь. Естественно, регулярно пытался вспомнить, что за мысль меня посетила в момент удара кружкой в стену. Или это я задремал, и снился мне чудный сон о том, чего никогда не было, но хотелось, чтобы было? Пару раз казалось, что вот-вот вспомню, но мысль срывалась, как рыба с крючка. Поэтому я все более злился на пьяную компанию и желал буянам не менее полугода откачки выгребных ям. Надеюсь, желание мое дойдет до судьи непосредственно или через Высшие Силы, Управляющие Великоречьем. Должны же они как-то отреагировать в ответ на горячие просьбы страждущих и жаждущих… Заснул я уже под утро, и сон был какой-то беспокойный, но в деталях не запомнившийся.

Проснулся рано от частого стука в дверь. С большим трудом разлепил глаза и, на негнущихся ногах доковыляв до сеней, рванул дверную ручку. На пороге стоял сосед Василий Ступкин, явно желающий одолжиться на опохмеление. Был бы я Медузой горгоной – превратил бы его тут же в стройматериал. Взглядом. В сантехнический фаянс. В общественном туалете. Василий, ощутив мой взгляд, захлопнул уже раскрытый рот и галопом покинул крыльцо.

А я остался страдать от недосыпания. А вы что думали – что я такой злой с похмелья? Не угадали.

Не может быть похмелья после бутылки белого вина, да и той не допил. И вообще никогда у меня похмелья не было. Организм у меня такой – от выпитого мне не весело, а тоскливо, а чтоб веселее стало, нужно пить уже не как пришлому, а как гному, что ли. Поэтому я до этого состояния почти не допиваюсь. И страх на соседей навожу не с похмелья, а с недосыпа.

«Заяц», видя, что я встал, тоже потребовал внимания себе. Он встает всегда раньше, но пока я не встал, сидит тихо. А увидев меня, требует положенного. И получает. Пока кролик жевал сено, я пошел умываться. Вернувшись, выставил его из клетки и стал менять в ней подстилку. Зверь активно помогал в этом, путаясь под ногами. Наведя чистоту в клетке и пополнив запасы еды и воды для зверя, я пошел пить чай. Масик пошел со мной и играл с занавеской, пока я заваривал и пил.

Голова постоянно болела – чай не помог, а затем не помогла и таблетка. Утро и обеденное время оттого провел дома. Ничего полезного, естественно, сделать не удалось. Даже читать не мог – смотришь в книгу, а видишь явно не то, что там написано. Пообедал без аппетита тем, что дома нашлось. А после обеда завалился досыпать недоспанное утром. Спал как убитый и компенсировал отобранный Василием час сна. Потом глаза продрал и еще часок повалялся. Голова после дневного сна как не своя, но хоть не болит, как утром.

Сходил к воротам, взял утреннюю газету. Полистал ее на крылечке. Ничего особенного – мелкие городские происшествия. Призыва резервистов на войну с эльфами нет – и то славно.

Из-за забора доносились пьяное пение и ругательства Васильевой жены. Явно Василий нашел нужное без моей помощи.

Потом был еще один гость, правда, скорее не ко мне, а к Масику. Это Марина, живущая через три дома. Как-то мама ее заболела и пришла ко мне на прием подлечиться, а дочку взяла с собой. Кролик ей очень понравился. А зверь он обаятельный, несмотря на обыкновенную для кролика внешность. С тех пор она его навещает и играет с ним. Ну и когда я уезжаю по делам, есть у кого оставить животное. Родители сами хотели ей купить кролика, но она заявила, что лучше Масика не бывает. Это правда, я сам к кроликам был равнодушен, пока мы не завели его для покойной дочки. А далее этот серо-коричневый зверек и мое сердце покорил. Марина с кроликом отправились в сад, где зверь активно рыл ямки и гулял средь молодой травы. А потом мы вместе ему отмывали лапки.

Вот так и закончилось воскресенье. Хорошие выходные получились – вчера чуть без головы не остался, сегодня почти весь день провел без нее же. И о чем я вчера размышлял, пока нордлинг в меня чуть кружкой не попал? Может, я спал и видел сон?

Ответ пришел под утро в понедельник, когда я наконец заснул. Увидел я своего школьного наставника Гордимера. Он стоял на моем пороге, не переходя его, и медленно ронял слова: «Ты третий. Первый уже начал свой путь. Второго ты видел. Он тоже вскоре двинется. У каждого из вас свое. Трое составят фигуру Силы. Пора».

Наставник исчез в черноте сна.

Потом я увидел женщину. Она стояла ко мне спиной. Я не мог видеть ее лица, но знал, что это моя бабушка Анна. Она, не поворачивая головы, вздохнула: «Жалко мне тебя».

Понедельник был днем моего дежурства на воротах. Несмотря на гнусное настроение и отвратительно проведенное воскресенье, я стойко вынес всю сутолоку дня. И даже ни на кого не излил накопившееся. А вредных для общества существ сегодня не попалось. Но подумать о серьезном время нашлось только за ужином.

Почему мне приснился Гордимер, о котором я не вспоминал лет двадцать, и давно умершая бабушка? Что означает это все? Ответов на вопросы у меня не было. Но что-то мешало признать эти видения игрой воображения и жить, как и жил.

Поэтому я осуществил выжидательный маневр – договорился с коллегами о том, что я в ближайшую неделю – десять дней подежурю не в очередь, а потом у меня образуются две-три недели (а то и больше), не требующие исполнения общественных обязанностей. Надеюсь, за это время не случится ни призыва, ни чего другого экстраординарного. А у меня окажется свободное время и этого свободного времени может хватить… Для чего? Если б знать.

Вся неделя была сплошным трудовым подвигом. Хоть и шла война, народ меньше ездить не стал и валом валил хоть в город, хоть из города. И не вся работа была чистой формальностью, ибо нашелся-таки обращенный Дурными болотами человек. Ну и на вампира в городе пришлось поохотиться.

Посылали меня на подкрепление к охотникам, ловившим вампира в порту. Я подстраховывал на случай форсмажорного исхода. С тех пор как в прошлом году неудачная охота на вампира обернулась кровавой историей, городское начальство постановило, чтобы подобные операции следует подстраховывать городскими магами либо приглашать группу охотников, имеющую в составе мага. Четверо охотников прибыли откуда-то с севера княжества, сами разыскали вампира, который устроил себе лежбище в неиспользуемом складе, сами же его брали. Я был сзади, приготовившись устроить вампиру веселую жизнь, если он их разбросает и рванет из склада. Но не понадобилось. Ребята уверенно втроем (четвертый сторожил запасной отнорок вампира) открыли ворота, бросили внутрь три самодельные гранаты, дающие яркую вспышку. Вспышки были страшно яркими, глазам стало неприятно даже сквозь зачерненные очки. Вампиру тоже оказалось неприятно, и он рванул к отнорку, который уже заблокировали. Беглец ворвавшимися охотниками был застигнут в углу и расстрелян картечью. Картечь тело вампира рвет, но не убивает. Он может восстановить повреждения, но не сразу. Поэтому охотники быстро подошли к издырявленному вампиру и проткнули его осиновым колом. Все. Далее частный пристав засвидетельствовал убиение вампира и выполнение контракта. То, что от кровососа осталось, выволокли на улочку, облили друидской смесью и сожгли. Далее удалые охотники пошли отмечать событие, а я вернулся на пост. Неплохо сработали, быстро и без потерь.

Я упорно зарабатывал себе свободное от обязательных занятий время и ждал очередного знака. Его я дождался в ночь на пятницу.

Во сне явлен был мне длинный свиток бумаги с письменами. Проглядев его, я проснулся, заклинанием зажег лампу (обычно я Силу на мелочи не трачу) и быстро, пока не забыл, воспроизвел. Надеюсь, ничего не забыл и не перепутал. Не зря везде древние прорицания и важные известия потомкам в стихах излагали. А вот попробуйте такой текст запомнить просто так: «Трактир. Поиск. Временные союзы. Гуляй-поле. Отродья ящерицы либо обезьяны. Сожжение. Притоны. Тот, кто похож на тебя. Портал. Три нехороших места. Вампиры. Храмы и алтари. Полудемон. Из огня да в полымя. Замок. Прорыв. Спор с бывшим союзником. Твое. Зеркало-друг, зеркало-враг. Петля судьбы». Потом отер со лба холодный пот и еще раз перечитал написанное.

Вывод: «Патока с имбирем – ничего не разберем. А ты, дядя Еремей, как хочешь, так и разумей».

Пока лишь разумею, что что-то необычное началось в трактире в минувшую субботу, и предстоит мне дорога. Какая дорога, куда и чего мне будут стоить шаги по ней – пока неясно. Вот только бабушкины слова во сне…

Если счесть «Полумесяц» тем самым трактиром, то его можно принять за начало. Значит, все остальное должно проходить более-менее последовательно. Раз дальше упоминается Гуляй-поле, значит, надо ехать туда, а далее еще куда-то, в том числе через портал. И встречаться с разными неприятными существами. С кем-то я вступлю в союз, а затем переругаюсь. С отродьем обезьяны или полудемоном? С вампиром – вряд ли. Союз вампира и человека – это абсолютно исключено.

Хотя в каких-то старых книгах пришлых Гордимер находил упоминания, что были люди на службе вампиров, оказывающие им услуги (в основном – охрана их лежбищ в дневное время), за что этих помощников не выпивали, а вознаграждали. Но при перенесении мира пришлых сюда эта традиция исчезла.

В Гуляй-поле я уже пару раз бывал. Сначала когда нанимался на службу в отряд наемников, а потом еще раз приезжал прикупить разного магического инвентаря. Гнусное это место, не для нормальных людей.

С утра в субботу я отправился в порт договориться о проезде в гнездо порока. Официально туда рейсов нет, ибо княжество наше не поддерживает и не признает их отложение от Ярославского княжества. Фактически – все можно организовать. Только неофициально. Поэтому я официально на барже «Волна» плыву в Нижний по своим делам. Со мной в каюте еще один человек тоже в Нижний плывет. И десяток людей в палатках на палубе – туда же. Или еще куда-то, но не в Гуляй-поле.

За место я не плачу – платой будет охрана баржи и пассажиров от происков всякой нечисти магическими способами. Ну и от пиратов тоже. Питаться буду за свой счет, но это не страшно – не в Астрахань плыть…

Тут требуется пояснение – отчего маг-целитель весьма почтенного уже возраста восстал и двинулся в путешествие незнамо куда, зачем и непонятно, надолго ли? Отчего он неверным снам поверил? Не нордлинг же он и не эльф, которым сон определенного содержания равносилен приказу?

Наверное потому, что ждал я чего-то подобного всю жизнь. Жил и живу я вроде бы неплохо, жизнь размеренная, приключений совсем немного, разве так, чтоб совсем не облениться… Но среди размеренной тишины вдруг всплывает желание значительного, необычного, героического. Оно обычно дремлет, убаюканное тем, что целитель и маг каждый день необычное творит и по краю бездны ходит. Ведь к заразному больному зайти и за руку его подержать подчас подвигу сродни, хотя не ощущается как подвиг. Видимо, не угасло в душе ощущение того, что предназначено тебе сделать нечто большое и значительное. Не только на воротах оборотней обнаруживать и спасать от похмелья сильных мира сего.

Если подумать, есть и еще два соображения. Первое из них то, что родился я в год Тигра по календарям многих восточных народов. То есть уготована была мне судьба воина. Я ее же вывернул наизнанку, став целителем. Вообще-то воин, когда закончит раны наносить, тоже занимается лечением ран у себя и товарищей, но все же есть в этом какое-то логическое несоответствие, как в поговорке «Всякий солдат постоянно работает лопатой и лишь иногда ружьем». Может, это судьба велит возвратиться к предначертанному.

И второе. Глянув на жизнь прошедшую, вижу я некую геометрическую фигуру, которую я описываю в пространстве этого мира. Родился я в форте Федоровском, что возле города Самары. Остаться там не пожелал, поехал учиться в Царицын, жил в Нижнем Новгороде, служил при дворе аборигенского барона, в Тверь переехал… Кривая какая-то получается, правда, названия я таким кривым не знаю, ибо математике не обучался. Но кончилась ли она или предстоит еще выписать в пространстве последний завиток, вернувшись куда-то к началу? То есть то, что эльфы называют Петлей Судьбы. Они верят, что, если в определенный момент прийти в место, где что-то с тобою началось и еще не закончилось, ты можешь вернуться в то прошлое, где ты начал это все.

Наверное, поэтому они постоянно пытаются отвоевать свою Закатную Пущу – Петля Судьбы их волочет туда, как харазский аркан.

Так что сны эти либо знак судьбы, либо знак того, что старый целитель не доиграл в молодости в героя и сейчас доиграть это пытается. В обоих случаях сопротивляться этому не стоит.

Начались сборы в дорогу. Поскольку было неясно, долго ли я буду пребывать в Гуляй-поле и не придется ли мне еще и по диким местностям пешком ходить, надо было взять два комплекта одежды и вещей – для пристойного общества и для прогулки по логовам нечисти. Поэтому полевая форма одежды и запас разных надобностей для поля упаковались в ранец, а парадная – в большой саквояж. Запас консервов на дорогу уложен в специально взятую сумку. Итого три места плюс карабин в чехле – четыре. До судна и в Гуляй-поле потащит носильщик, а лишнее место груза потом постараюсь пристроить на обратный рейс баржи. Заплачу за провоз и доставку до дома, матрос отнесет и отдаст вещички соседям на сохранение до моего возвращения.

В принципе в Гуляй-поле можно ехать без всякого груза, только с деньгами. Все нужное там найдется (вместе с неприятностями на сдачу). Чем я и воспользуюсь, ибо докупать кое-что придется.

Пока по плану – глушитель к кольту, гранат пару штук и запас консервов на дальнейшее путешествие. Возможно, потребуется что-то колдовское, но пока не будем спешить с этим. Предсказаны мне порталы, алтари и демоны, а вот что с ними сделать надо – пока неясно.

Захватил почти все наличные амулеты, оставив только те, что против моли и против пожара. Ибо не хотелось бы возвратиться к пепелищу. Оружие взял ходовое, дома осталось в основном то, которым не пользуюсь. В отличие от многих магов, я от использования оружия не отказываюсь.

Как правило, я ношу с собой револьвер 45-го калибра и пистолет кольт 45-го. К ним патроны одни и те же – только для револьвера они идут с обоймою на пять штук, чтоб удержаться в каморах и одновременно выбрасываться. Вычитал в свое время я про такое дело в старых книжках о прежнем мире пришлых (там такой револьвер назывался «Модель-1917»), и, когда с деньгами получше стало, заказал гномам. До этого пользовался «чеканом». Теперь мне для пистолета и револьвера нужен только один вид патрона, а не два разных. Правда, пришлось все же заказать 10 гильз с закраиной – я их использую для специальных пуль, по нечисти.

Мастер Барри сначала хотел сделать револьвер на основе «чекана», шестизарядным и длинноствольным, но потом рассчитал, что лучше получится короткоствольный и пятизарядный револьвер, пригодный и для скрытого ношения. И уговорил меня, потому что я тоже рассчитывал на полноразмерный револьвер. Барри объяснил мне, что патрон 45-го калибра относительно несильный, а калибр пули велик, оттого падение мощности из-за ухода пороховых газов в зазор между барабаном и стволом будет столь значительным, что длинный ствол себя не оправдает. То есть коль в длинном стволе нет нужды, то лучше спроектировать револьвер как небольшое и компактное оружие для стрельбы накоротке. Что-то вроде «Силы гор», только патрон будет другим, и рассчитан он будет не на гномью руку. Я подумал и согласился. И не жалею. Кольт приспособлен для установки глушителя, но я много лет обходился без него. Вот их и возьму, плюс еще один кольт в резерв.

Вообще-то этот кольт – мое оружие как резервиста. Так что резерв – это ему самое место. В дополнение к ним карабин СКСМ с двукратным оптическим прицелом. Оставшиеся два револьвера и энфилд будут меня дожидаться дома. Патронов к карабину возьму 120, револьверных-пистолетных полсотни. Поскольку больше не имею. Плюс тех самых патронов с рантовыми гильзами 10 (с серебряными и зажигательными пулями). Дробовиков не люблю, оттого в хозяйстве их нет.

Гранат у меня нет, зато есть две буровые тротиловые шашки с детонаторами и шнуром. Где взял – страшная тайна. Пригодятся двери открывать против желания хозяев.

Холодным оружием я обычно не пользуюсь, но тут взял с собой нож и одно хитрое оружие вроде ятагана. Досталось оно мне во взятом городе Сендере, когда я служил магом в отряде наемников. По приказу капитана отряда мне и другому магу по имени Аррен сносили всю добычу, про которую подозревали, что в ней есть что-то магическое (с предосторожностями, естественно), чтобы мы разобрались, что это такое и насколько оно опасно. Амулеты, в которых мы не разобрались, по обычаю топили в речке. У ножей и пистолетов, в щечки рукояток которых прежние владельцы вставили заклинание, опасное для взявшего оружие чужака, мы заклинания либо ломали, либо снимали зловредные щечки и возвращали обезвреженное оружие захватившему. Амулеты наемники назад не требовали, даже простенькие, от пищевых отравлений и сглаза. Чужой амулет для человека без магических познаний опасен, вот и они предпочитали пользоваться лично купленными, а не захваченными. Поэтому магическими предметами мы с Арреном изрядно обогатились. Был среди моих трофеев вот этот странный клинок ятаганообразного типа. Рукоятка простенькая, из какого-то дерева буроватого цвета с насечкою. Сталь хорошая, но странно рыжеватого цвета, как будто заржавевшая, хотя это так только выглядит на первый взгляд. Слева на клинке надпись на древневилларском: «Выпрямляет дорогу к могиле». Военный юмор аборигенов. Они не только такими надписями баловались. За хорошие деньги им гномы на боевых молотах делали специальные ударные выступы, чтоб удар молотом по латам выбивал на них монограмму ударившего или даже его герб. Типа как визитная карточка бойца: «Мое имя? Гляньте на разбитый наплечник, там оно вычеканено».

А на правой стороне лезвия – тоже надпись, только язык ее так никто не смог распознать. В непонятные буквы вставлено несколько маленьких кристалликов. Что за камень черного цвета – ювелиры затруднились сказать. В них залито заклинание, а какое точно, мне непонятно. Простейшие тесты не показывают его направленность, а разбирать его на составляющие я опасаюсь. Но оно не активируется от разрубания и разрезания мяса сырого и жареного, других кушаний, дерева и тканей. Нашедшему клинок наемнику я тогда сказал, что в лезвии какое-то заклинание, а что оно должно сделать – ведают только боги. Наемник не стал рисковать и оставил оружие мне. Так оно у меня и хранится. Несколько раз я его показывал разным знатокам оружия из Тверской академии и магам оттуда же. Идей было много. Один профессор даже заявил, что оружие из стали такого цвета должно отправлять демонов обратно в их планы, а тела, которые они захватили, – разрушать. Правда, обычно клинки этого назначения были прямыми, а не изогнутыми, как этот. Спустя пару лет я проверил его на захваченном вампире. Увы, предположения не подтвердились – демон из вампира не вышел, плоть его клинок резал легко, но не лучше, чем обычный, хорошо отточенный нож.

К ножу и тесаку присовокупил осиновый кол. Вот и все оружие для похода. Еще дома остались эльфийский меч и гномья секира, украшавшие собой интерьер кабинета. Для поля взял с собой разгрузочный жилет, для города небольшой подсумок для запасных патронов. И гномьей работы кольчуга со знаками солнца, изображенными где только возможно. Вампиры мне обещаны – пусть теперь поцелуют меня в… знак Мардога.

Вечером перед отъездом я отнес клетку с Масиком домой к Марине. Зверь путешествия в клетке не любил и всегда сильно пугался во время них. И сейчас было не лучше. Но, попав в компанию Марины и ее кота, быстро успокоился и предался играм. Я полюбовался на него и ушел. Родителям Марины я, как всегда, оставил денег на его питание, пока я путешествую.

Следующим утром отправился в порт. Выглядел я так, как должен выглядеть маг в глазах аборигенов. Длинный пыльник серо-коричневого цвета (вместо мантии), рожа кирпичом («не влезай – убьет»), на шее болтается огромный амулет величиной с блюдце (на самом деле это обманка, а магического в ней только пульсирующие огоньки, ибо не разрешается носить в городах активные амулеты). Сзади – два носильщика с багажом. Встречные аборигены только спины гнули в поклонах, пришлые старались уйти на другую сторону улицы. Спектакль же «отъезд мага» был предназначен не для них, а для разных таможенников и прочих проверяющих структур.

Так я ступил на сходни самоходной баржи «Волна», принадлежащей купцу Семену Иголкину. Сам купец что-то решал на берегу, поэтому встретил меня его матрос, продемонстрировал надлежащее почтение и отвел в заранее обговоренную каюту. Мой попутчик уже был там – оказался он молодым приказчиком из магазина купца Барановского, который захотел посмотреть на чудеса Гуляй-поля, где ничего запретного нет. Больше всего его интересовали девушки из веселых домов и разные магические снадобья, дающие восхитительные грезы, но не дающие привыкания. Вот по последним я и прошелся, кое-что рассказав и тем разочаровав молодого человека, который действительно поверил, что магия гарантирует отсутствие зависимости. Хе-хе. Пусть утопит свое разочарование в веселом доме. Иголкин прибежал через полчаса и наскоро напомнил всем, что плывут они не в известное место, а в Нижний, Чернолесск, форт Георгиевский и всякие другие города и деревни.

Все об этом помнили и таможне сообщили про свои маршруты только правильную версию. Ко мне вообще таможня не подходила – поглядели таможенники на меня, грозно восседающего на стуле и крутящего вокруг руки голубые искорки, заробели и все, что нужно, спросили у купца.

Все закончилось. Сходню убрали. Отданы швартовы, и баржа медленно стала отходить от причала. Я не смотрел на остающуюся позади Тверь, не смотрел и вперед по курсу. Мне не хотелось видеть ни прошлого, ни будущего. Хотелось продлить настоящее и, вновь открыв глаза, увидеть все то же настоящее, а не что-то иное.

Побыл пару часов на палубе и ушел вниз, где прилег поспать. Спалось хорошо и без сновидений, чему был только рад. Вообще первый день прошел тихо и незаметно. Сосед по каюте нашел других собеседников и разговорами не докучал. Должно, не перенес того, что я разбил его иллюзии. Хотя длительное отсутствие соседа это неплохо. Каюта наша была очень скромного размера – около трех с половиной квадратных метров. И пребывать в ней вдвоем было тяжело, и дышать тоже.

Пришел вечер, и началась работа. С наступлением темноты я прошелся по палубе и наложил магические сторожки вдоль всего периметра бортов. Сторожки должны были реагировать на тайное появление чего-то из-за борта. Теперь нужно будет раз в час-два их усиливать. Пока же засел между рубкой и кормовым гнездом для наблюдателя, приготовив карабин и амулеты. Вообще на стрежне Великой нападение чудовищ из-под воды маловероятно. Эта опасность более характерна для ее притоков, пересекающих Дурные болота. Куда вероятнее столкновение с другим судном и ночной абордаж с лодок. Первое – не по моей части, а вот второму постараемся противопоставить сторожки и бдительность. Надеюсь, матросы в кормовом гнезде тоже не будут дрыхнуть. Вот нынешний сидит с дробовиком на изготовку и вертит головой, прислушиваясь и присматриваясь к обстановке. А я его поддерживаю.

Ночь мы караулили бдительно, ничего подозрительного не узрели и не услышали. С рассветом я, утомленный бдением и расходом Силы, ушел с палубы и завалился спать даже без завтрака.

Последующие двое суток прошли аналогично. Днем я отсыпаюсь, ночью предаюсь бдению и поиску супостата. Речное путешествие, когда едешь в интересной компании, рассматриваешь пейзажи Великой, отдыхаешь и развлекаешься – это прелестно. Когда не нужно что-то делать.

Когда ночью ждешь: а не крадется ли кто-то во тьме по твою душу, то красоты природы несколько менее трогают ту самую душу. Но было в этом путешествии и приятное. Приятным был послеобеденный отдых в раскладном кресле на палубе, когда уже отпустило напряжение минувшей ночи, а следующему наступать еще рано. Хлебаешь чай, глядишь вдаль, улавливаешь токи Силы над водой, и пополняешь ею свои запасы. Как магу Воздуха, мне это доступно. Вот энергия Земли – нет.

При плавании по реке могу только ощутить какое-то прохождение Силы глубоко под водой и все. Может, там находятся рудные жилы, может, что-то еще. Недоступно мне это по определению – не моя стихия.

А вот в следующую ночь настало время работы. Ближе к полуночи, когда пассажиры уже спали, я очередной раз прослушал пространство за кормой заклинанием Волчье Ухо. Оно усиливает слух мага и может обострить его даже до уровня волчьего. Вдруг я услышал мерный стук мотора. Держать такое заклинание долго нельзя, оно сильно истощает, но все пять минут, что я держал, шум мотора приближался. Это еще ни о чем не говорит – мало ли судов плывет по Великой с большей, чем у нас, скоростью. Так что пока его я имел в виду, но особо на нем внимания не заострял.

Если нас догоняет другое судно, то мы вскоре увидим его ходовые огни. Если же звук будет приближаться, а огни не появятся… ну, надеюсь, понятно, кто это будет и для чего. Минут через десять ходовые огни не появились. Тут я проделал следующее: взял специально выделенный мне хозяином бинокль, активировал заклинание Кошачий Глаз и попытался рассмотреть догоняющего. Заклинание это позволяет видеть в темноте почти как на свету и совместимо с биноклем или другой оптикой. И меньше Силы требует, его держать и по полчаса кряду можно. Глядел, глядел и разобрал, что догоняет нас небольшая моторная лодка или катер.

Без огней, естественно. К этому времени звук мотора иногда и так можно было услышать, без заклинания. Я метнулся за рубку и, обойдя ее, постучал в стенку чуть ниже окошка. Из него выглянула бородатая физиономия матроса Федора. Я быстро сказал, что нас преследует лодка без огней, и на четвереньках, прикрываясь капом машинного отделения, двинулся к кормовому гнезду. Почему я прятался за рубку и сейчас не пожалел поясницы, ползая по палубе? На лодке мог тоже оказаться человек с Даром Силы. И он тоже мог активировать Кошачий Глаз. Матрос в кормовом гнезде (забыл, как его зовут) на посту не спал и обернулся на мое кряхтенье.

– Готовься к абордажу с кормы. Нас догоняет лодка без огней.

– А сколько их там?

– Не знаю, лодка низкая и плохо видно.

Я активировал оба амулета, снял карабин с предохранителя, пристроился поудобнее за капом и направил ствол в сторону шума мотора. За рубкой были слышны осторожные шаги, звяканье, ругательства полушепотом, но я не отвлекался на это. Еще через некоторое время вновь активировал Кошачий Глаз. Они были уже близко и заходили с левого борта. Вообще мы с Иголкиным забыли обсудить такой важный вопрос: когда начинать стрелять? Ждать ли, когда пираты полезут на баржу, или расстрелять их еще на подходе? Пожалуй, лучше ждать попытки абордажа или иных однозначно враждебных действий. Тогда у нас неоспоримое право защиты. А стрелять в судно без огней – вдруг они напились и забыли включить ходовые огни? А нам брать на себя убийство невиновных остолопов? Ну а коль Иголкин команды не подает – ждем абордажа.

И дождались – по фальшборту с легким скрежетом прошелся абордажный крюк, потом второй. Но звук несильно громкий – если бы вахтенный в гнезде расслабился и погрузился в думы о приятном, то он мог его и не услышать. Над фальшбортом вырос темный силуэт, в который и всадили – две пули я и матрос заряд картечи. От рубки тоже прозвучал выстрел. Силуэт исчез. Матрос Тихон (вспомнил я его имя), как пружиной подброшенный, подлетел к борту и, широко размахнувшись, метнул что-то вниз. Секунды через три грохнул сильный взрыв – наверное, еще в воздухе. Стрельба продолжалась недолгое время и затихла по команде Иголкина. Я опять активировал Кошачий Глаз и попытался рассмотреть лодку в темноте. Ничего не увидел. Что стало с лодкой речных пиратов, знают только демоны: может, и затонула, может, и нет. Признаков магических действий с той стороны тоже не было.

На барже включили палубное освещение и стали изучать «поле боя». На фальшборте и палубе пятна крови, хотя ее и не особенно много. Имеются два зацепленных абордажных крюка-кошки с веревками. В фальшборте застряла также картечина Тихона. Есть пулевые попадания в рубку, борт и одну из палаток – пираты с лодки огрызались огнем. Раненых и убитых на барже нет. В ватервейс закатился стилет с отпечатками зубов на деревянной ручке. Видимо, первый абордажник держал его в зубах и прикусил от боли, получив пулю.

Ну что же, не зря старались. Все мы при своих жизнях, свободах и деньгах – у кого что было. Одним (или не одним) разбойником меньше стало.

Иголкин выступил вперед и велеречиво поблагодарил меня за неусыпную бдительность и активные действия, которые уберегли всех нас от злой участи. После чего с поклоном вручил трофейный стилет как законный трофей. Я вежливо принял дар и произнес несколько слов, подобающих в этой ситуации. Потом Иголкин поблагодарил Игната, а далее к нам стали подходить пассажиры со словами благодарности и предложениями выпить в честь столь удачного исхода. Но мы отказались – вахта еще не закончилась.

Иголкин сменил рулевого, а мы с Тихоном продолжили бдеть на вахте. Пассажиры же еще долго не могли успокоиться – ходили друг к другу, звенели посудой, переговаривались, обсуждая и отмечая счастливое избавление от нежданной беды. Больше никаких событий ночью не было, но я чаще обычного прослушивал и просматривал магически сектор возможной атаки. Не хотелось бы, чтобы вторая лодка подкралась к нам, воспользовавшись нашей эйфорией после удачного отражения нападения. Настал рассвет, и я, чувствуя себя страшно уставшим, ушел с палубы. Даже есть не хотелось. Спустившись вниз, я был удивлен тем, что сосед по каюте, оказывается, всю ночь дрых без задних ног и ничего не слышал и не видел. Да, проснулся бы он рабом или вовсе не проснулся…

Усталость от расхода Силы совсем валила с ног, и я думал, что только упаду на койку, так и отключусь до обеда или позже. А не тут-то было. Лежал, ощущая ломоту во всем теле и давящую боль в голове, и никак не засыпал. Пару раз мне казалось, что вот-вот засну, ан опять не выходило. Поняв, что стараться заснуть засыпанию не поможет, я стал размышлять о разном. Отец мой, бывший большим шутником, называл подобное состояние «размышлениями над проблемами мира и социализма». Фраза явно пришла из Старого Мира до Переноса, но что она означала там, уже в точности никто не скажет. Но подтекст был явно ироническим.

Сначала я размышлял, почистить ли мне карабин или пока отложить. Решил, что лучше отложить. Затем взял трофейный стилет и рассмотрел повнимательнее. Клинок четырехгранный с выбранными канавками-кровостоками, общая длина сантиметров четырнадцать-пятнадцать. Очень похож на штык трехлинейки, только острие чуть другое, заточенное на конус. Протыкать тело будет неплохо, а вот резать им нельзя – грани не отточены. Рукоятка деревянная с насечкой, гарда небольшая, из латуни. Никаких надписей и украшений нет, кроме отпечатков зубов предыдущего владельца. Магического в оружии нет ничего. Сохраню его, авось пригодится. Или будет памятью о том, как некогда на реке Великой он мог принести мне смерть. Но смерть выбрала другого. Ножны только надо будет для него завести.

Спрятал трофей в ранец и устроился поудобнее на койке. Спать не хотелось, спина и поясница все ныли и болели, и мысль моя сосредоточилась на ощущениях и причине их. К магам в Великоречье отношение двоякое: в глаза почет и уважение, в спину – подозрительность и нелюбовь. Подозревают нас в том, что мы можем, едва шевельнув пальцем, проделать с любым все, что нам заблагорассудится. Тут они, конечно, по незнанию преувеличивают.

В нелюбви причиной является приличная стоимость магических услуг. Это у пришлых. Аборигены могут припомнить и то, что маги зачастую управляли и управляют аборигенскими государствами, втихую вертя баронами и герцогами. Поэтому вполне обосновано подозрение, что рост старых налогов и введение новых, которые «нестерпимые, невыразимые, неизвестные нашим отцам и дедам», внушен барону человеком в мантии мага.

В Новых княжествах ставки налогов рождаются совершенно в других головах. Что же касается цен… Ну да, продавать картошку на базаре и рубашки в лавке можно всякому, и всякую цену можно на них назначать. А вот за магическое избавление от похмелья цена всех морщиться заставляет. Не пейте, родимые, стаканами, не придется звать мага, чтоб он вас восстановил к завтрашнему утру, а то некому будет торговать и судить. Им кажется, что Сила у мага сама по себе приходит, беспредельна количеством и качеством, берется и отдается легко и непринужденно. А отдаю им ее по такой цене исключительно по врожденной мизантропии и испорченности натуры своей.

Конечно, возможность ощущать потоки Силы и манипулировать ею – это дар свыше, причем не всегда полномасштабный. Многие люди могут не все – например, только ощущать движение Силы или воздействовать только на что-то немногое, вроде приготовления рыбы. А дар свыше обусловлен тонкими изменениями в работе желез внутренней секреции – гипоталамуса, гипофиза, тимуса и эпифиза. Эти скромные кусочки ткани и дают возможность прикоснуться к Силе. Или не прикоснуться, потому что до сих пор никто точно не знает, что в них дает или не дает это делать.

Но зато точно известно, что усиленное пользование некоторыми видами магических действий на здоровье отражается – маги Огня, увлекающиеся запуском файерболлов и прочих огненных потех, часто зарабатывают опухоль передней доли гипофиза. Последнее приводит к нарушению зрения, могут также вырасти здоровенный нос или уши. Были более-менее нормальные, а стали «на семерых рос, а одному достался». Поэтому почтенный маг Огня чаще всего имеет нос обширный, бугристый, мясистый, с фиолетовыми прожилками. Маги – любители портальных переходов начинают жаловаться на боли в спине. Я, как и многие маги Воздуха, склонен к излишнему весу. Маги Земли к сорока годам всегда лысые как колено, а отчего так – тайна сия велика есть. Ученые из академии много спорят, употребляя биохимические и магические термины, что важнее в процессе облысения, но факт налицо. Есть и многое другое профессионально-колдовское, отражающееся на здоровье, правда, про это непосвященным знать не положено. Например, одно заклинание, эффект которого часто жаждут получить страждущие, отзывается геморроем у мага. Вот и подумайте, должен ли маг бесплатно или за символическую плату страдать от геморроя. Чаще всего маг выглядит старше своего возраста и несильно здоровым. И причина этому – работа с Силою. Оттого маги постарше стараются не использовать Силу там, где без этого можно обойтись (это неофиты готовы Воздушным Молотом гвозди забивать). Я оттого от оружия не отказываюсь – иногда проще пристрелить разную пакость, чем разряжать «внутренние аккумуляторы» боевым заклинанием. Поэтому некоторые маги, желающие совершить действительно великие дела, пытаются стать личами. В случае удачи им уже не нужно думать о здоровье и возрасте. К счастью для окружающих, это настолько сложно, что получилось только у десятка пытавшихся.

Что интересно, у аборигенов с подобными профессиональными болезнями дело обстоит не так остро. И живут они подольше магов из пришлых. Не редкость маги возрастом двести-триста лет. Если активно в политику не лезут. Бэраху вообще приписывают пятисотлетний возраст к моменту рокового взрыва. Но я думаю, что это просто легенда. У великого мага должно быть все великое. Конечно, двухсотлетний маг вроде Гискара, преподававшего у нас в школе, или трехсотлетний (по слухам) маг Валер выглядели не вечными юношами, а просто бодрыми старикашками. И периодически на хвори жаловались. Но скрипели и скрипели себе дальше, ибо скрипучее дерево дольше многих стоит. Поэтому, когда маг называет цену, то в нее входит и потраченное время. И потраченная Сила, и компенсация за «откат Силы», и все дальнейшие последствия колдовства. И странно ожидать, что, например, медиум забудет компенсировать обязательную головную боль, которая будет после выхода из астрала.

Эти размышления в защиту высоких цен на колдовские услуги понемногу сморили меня, и я уснул. Сон был странный: я увидел гнома в полном вооружении старых времен, который бросался в атаку с поднятой секирой и криком: «На погибель детям бездны!» Вообще я двергского языка не знаю, но во сне смог перевести. После этого я проснулся, однако бодрствовал недолго и снова провалился в сон. Второй сон был почти точной копией прежнего, только гном бросался в бой не с секирой, а с двуручным мечом размером почти с него самого. Врага его видно в обоих случаях не было – какая-то завеса мрака, и все. Второе исполнение «На погибель!» совершенно отбило сон. Хоть я и чувствовал себя по-прежнему страшно уставшим, и запас Силы требовал пополнения (это ощущается как гнетущая пустота в сердце, если выражаться возвышенно), но все попытки еще поспать провалились. Идти на палубу совершенно не хотелось. Я сходил на камбуз, попросил разогреть консервы (просьбу с готовностью выполнили), после чего поел и до вечера из каюты не выходил.

С жутким нежеланием, буквально заставляя себя, почистил карабин и дозарядил его. После чего пребывал в ничегонеделании, ибо ничто полезное не получалось, даже чтение магической книги для того, чтоб вспомнить подзабытое. Сосед по каюте, видимо, завел с кем-то из палубных пассажиров дружбу, ибо пребывал на палубе безвылазно. Спустился в каюту только перед закатом – собрать вещи.

На закате мы прибыли в Гуляй-поле. Величаво развернулись, отдали якорь. Буквально через несколько минут появился друэгар – дежурный по рейду, который после недолгого разговора с Иголкиным принял от него плату за якорную стоянку и дал сигнал на берег, чтобы перевозчики явились за пассажирами. У Иголкина был какой-то груз в трюмах, но он справедливо рассудил, что вечером грузчиков не найдет, лучше подождать утра. Поэтому зачем платить за ночную стоянку у причала? Вскоре подошли две большие моторки, управляемые полуорками. Иголкин оттеснил рвущихся к трапу пассажиров, давая мне дорогу, а матрос Тихон помог спустить в лодку мой багаж.

На причале нас уже ждали двое таксистов-друэгаров с полевиками. Видимо, друэгары, контролирующие порт, и собратьев-таксистов подкармливают. Нагрузив водителя половиной своих вещей, я направился к машине.

Еще в плавании я обдумал стратегию поведения в Гуляй-поле. Придется провести здесь некоторое время, пока не появится знак, куда двигаться дальше. Я решил представиться наемником с небольшими колдовскими способностями, который несколько лет прослужил аборигенскому барону, а теперь утратил службу и желает пристроиться в какой-либо отряд. Поэтому хождения и расспросы не будут странными, а то, что я подзабыл, что, где и почем – вполне объяснимым. Поэтому я сказал водителю, чтобы он подвез меня к недорогой гостинице, в которой останавливаются охранники и наемники, желательно поближе к «Ржавому шлему», если биржа все еще там. Она там и осталась, заверил меня водитель. Раньше было принято, что в этот трактир приходили капитаны отрядов, желающие нанять бойцов. Некоторые капитаны обычно бывали утром, некоторые вечером. Туда же поодиночке приходили нанимающиеся бойцы. Договорившись о найме, наемники туда более не приходили, а веселились в кабаках по своему вкусу, пока не наставало время выступать. В «Ржавом шлеме» для них было больно тихо и пристойно, а девок несложного поведения вообще не имелось. С мордобоем и громкой музыкой тоже было тяжело. Туда забредали и посетители, далекие от наемничества. Их терпели.

Друэгар доставил меня в гостиницу «Филин». Была она достаточно пристойной и даже имела сейф для ценностей постояльцев. Я занял номер на три дня и добавил, что, может быть, потом продлю пребывание. После оформления поволок свое барахло на второй этаж. Всегда стараюсь выбирать второй этаж. Надо слегка затруднить работу ночным тварям и наводнению. Третий этаж, если он есть, тоже затрудняет, но уже не только бедствиям, но и тебе. В номере было чисто. Мебель старенькая и слегка ободранная – кровать, шкаф, столик ночной, столик побольше, стул. При ходьбе по номеру скрипит, но от прикосновения не разваливается. Удобства в коридоре, но… кому хочется большего, нужно жить в «Галерном колоколе» или «Золотом осетре». И платить, не скупясь. На стене отпечатанные правила проживания в гостинице (на трех языках), на полу перед кроватью потертый коврик. Вот и все.

Я наскоро разложил вещи, проинспектировал удобства (видал я и похуже), поставил сторожки на дверь и окно. Теперь можно готовиться ко сну. Кольт положил под подушку, а из револьвера я вынул патроны в обойме-держателе и заменил их специальными фланцевыми. В барабан легли поочередно три патрона с серебряными пулями и два с зажигательными. Револьвер отправился на прикроватный столик, а я потушил лампу и лег в постель.

Спать сильно не хотелось, и я поразмышлял, что из напророченного уже произошло, а что еще должно быть. Получилось, что еще должно произойти очень многое. Если все перечисленное обязательно должно случиться. Беспокоил меня только вопрос, куда из Гуляй-поля придется двигаться и каким транспортом. Что интересно, меня пока совершенно не беспокоило, что именно я должен сделать. «Упремся-разберемся».

Утром я проснулся вполне выспавшимся и бодрым, хотя запас Силы еще не восстановился. Решил пройтись по городу, заодно позавтракав чем-то неконсервированным, а потом заглянуть в «Ржавый шлем», где поболтать с кем-нибудь о ситуации на рынке наемной военной силы. Я оделся в походную одежду, взял с собой свой колдовской медальон, револьвер и кольт. Подсумок для запасных патронов доставать поленился, обошелся тем, что рассовал по карманам полтора десятка патронов. Патроны со специальными пулями в револьвере заменил на обычные пистолетные – редко по улицам крупных городов днем бегают представители нечисти. Ценные вещи сложил в шкаф и поставил на них охранное заклинание Кольцо Лунной Стражи. Кто залезет в шкаф – сильно пожалеет. Горничные в этой гостинице белье меняют, только когда постоялец съедет, так что невинных жертв не будет.

В квартале от гостиницы зашел в маленькое кафе на углу, где меня вкусно покормили. После яичницы с ветчиной и чая с булочками я пришел в доброе расположение духа и направился в «Ржавый шлем». Но сразу в зал не пошел, а зашел в расположенную в том же здании оружейную лавку, которую держал рыжий гном Дарин. Я у него уже бывал в прошлый мой визит, поэтому рассчитывал маленько поболтать и просветиться насчет местных новостей. Да и список оружейных покупок имеется. Скидку он, как старому знакомому, не даст (ибо гном!!!), но поболтать вряд ли откажется.

Гном уже открыл торговлю. Меня он узнал и спросил, чего я желаю. Я сказал, что желаю пару гранат ГОУ-2, глушитель к кольту 45-го калибра и пачку патронов к СКС-М. Гранаты и патроны у него нашлись, а вот глушителя не было. Но он сказал, чтобы я забежал к нему завтра после обеда, попробует добыть. Гуляй – польских новостей было много, например, вчера у них утром был передел власти и собственности в городе. Некий Федор Слива, подмявший под себя почти весь город, уже ничего не подминал. За компанию с ним пострадали Созерцающие, с которыми он водил тесную дружбу. Храм их сгорел, а все жрецы перебиты. Это была приятная новость, ибо все нормальные люди и нелюди эту пакость не любят. Бандитские войны за то, кто в городе самый-самый, меня не волновали, но следовало опасаться того, что вчера они разделили все не окончательно и захотят подправить.

Дарин рассказывал, что когда проходил мимо подворья служителей Черной Богини, то всегда испытывал какое-то неприятное ощущение на душе. Больно много Зла там творилось. Я предложил Дарину выпить пива за избавление города от эдакой гадости. Гном был не против, но только после работы (гном!!!). Насчет же возможного найма в отряд Дарин сказал, что тут возможны сложности. С месяц назад большинство крупных отрядов было нанято и город покинуло. Он часто по вечерам пьет пиво в «Ржавом шлеме» и видит, что зал опустел. Ушедшие пока не вернулись. Найду ли я службу, он не знает. Мы договорились встретиться вечером здесь же, после чего я вернулся в гостиницу. Не таскать же по городу гранаты, пугая прислугу в трактирах и магазинах. Оставив покупки, я решил прогуляться по городу. А поход в наемничью биржу совместить со встречей с Дарином.

Гуляя по городу, я поспрашивал местных и по их указаниям подошел к месту, где был храм Кали. От храма сохранился только монументальный забор. В нем только в некоторых местах были проломы, и символы богини с него успели посшибать, хоть и не всегда качественно. Сам храм как бы просел, лишившись фундамента (именно такое было впечатление) и сейчас представлял собою груду стройматериалов. Более-менее целой выглядела крыша, при падении здания пострадавшая мало. Подробнее рассмотреть мешали патрули местных бандитов, очень активно интересовавшиеся теми, кто рассматривал развалины больше чем парой беглых взглядов. Рядом с храмом был красивый дом с покрытой медью крышей, сейчас маленько подпорченный следами штурма и наскоро затушенных пожаров. Чей это дом – я не знал, поэтому решил, что там, наверное, жрецы жили. Но штурмовавшие не зря старались. Этих неприятных ощущений, о которых говорил Дарин – не было. Я попытался определить, где был алтарь, магическими методами – не получилось. Наверное, его подорвали после штурма. Алтарь превратился в крошево и потерял магические свойства.

Далее я гулял и снова спрашивал, и вышел к храму бога Акера (между прочим, врага Кали), где совершил поступок на грани бестактности. Постоял в храме и подпитался от верующих, которые приносили жертвы и молились о своем. В эти моменты искреннего обращения к богу храм переполняется ручьями и водопадами Силы. Вот от них я и заполнил ее дефицит. Это прямо не запрещено, но считается достойным только для неофита. Маг в возрасте как бы должен сам найти природный источник Силы и от него пополнить запас ее. А в храме – некомильфо. Ну да ладно.

Маг в возрасте иногда может позволить себе не обращать внимание на всякое внешнее и к сути не относящееся. Далее я посетил еще пару оружейных лавок и таки обнаружил там глушитель. Правда, подождать все равно пришлось. Нарезка на стволе и глушителе не совпадала, пришлось ждать, когда оружейник заново нарежет резьбу на переходной втулке. Пока он трудился, мы обсудили те же новости. Затем был обед и послеобеденный сон в гостинице.

Ближе к вечеру я прибыл в «Ржавый шлем». Зашел в полупустой зал, уселся поудобнее, подозвал подавальщицу (роскошная девушка, не у всякого парня рук хватит ее обнять), заказал белого вина и орехов на закуску. Пока она отходила к стойке, огляделся. Да, тут мало что изменилось с тех пор, когда я нанимался в отряд к капитану Эрдину перед походом на Сендер и Каскелен. Тогда харазский владыка (уж не помню, какой у него титул – бей, что ли) подавлял мятеж своего родственника, владеющего этими городами, и нанял отряд Эрдина для штурма Сендера. Его собственная дружина и отряды более мелких его знаменосцев представляли собой легкую конницу, негодную для штурма и городских боев. А у Эрдина была даже пушка и пара минометов. Где он их взял – в Нижнем, вестимо. Поэтому харазцы и их подданные гоняли мятежников в поле, а мы брали Сендер. Владыка хотел напугать остальные восставшие города, поэтому разрешил нам делать с жителями Сендера все, что захотим. После чего прибыл отряд харазцев и уничтожил тех, кого наемники убивать поленились. Сендер, по слухам, с тех пор мертвый город. Устрашенные судьбой Сендера, крупный город Иш-Велер и пара городов помельче попросили милости. И ее получили. Милость по-харазски – это казнь каждого двадцатого и крупная дань в казну. Ну и то, что возьмут сборщики дани лично для себя. Каскелен решил драться до конца. Там тоже живых не осталось. Но Каскелен был передан какому-то отличившемуся вассалу харазцев, он заселил его своими подданными, и город теперь живет. Правда, его называют теперь чуть по-другому, так как язык новых жителей отличается.

Затем была казнь в столице руководителя мятежа и его приближенных. Я на казни не был, но капитан рассказывал, что список мук был из двадцати пунктов, поэтому, чтобы казнимые не умерли раньше, харазские маги падали с ног. Аррен вообще утверждал, что затраченным количеством Силы, если применить ее еще столько же, можно было бы вернуть души казненных из нижнего плана, и осталось бы еще немного на восстановление тел. Что-то меня на воспоминания про поход на Сендер потянуло… Обычно я стараюсь этот эпизод из биографии пореже вспоминать и еще реже рассказывать… Я не резал глотки сендерцам и не сжигал храм в Каскелене вместе со спасавшимися там людьми, но я служил в том отряде. И не помершие от дизентерии на стоянке в Черном Лесу благодаря моим стараниям наемники смогли сделать все это.

Ладно, проехали. Людей в зале было действительно немного, и на капитанов наемнических отрядов они не походили. Пару человек можно было назвать атаманами пиратских шаек. Подавальщица принесла заказ. Я сунул ей монету и спросил, может ли она сказать, чего так мало в зале людей вообще, а наемников совсем не наблюдается. Девица негромко поблагодарила и ответила, что действительно, с месяц назад кто-то нанял большинство крупных отрядов, да и мелкие тоже в последнее время куда-то разошлись. Кто их нанял и куда – она не знает. Правда, здесь бывает один человек (тут девица скорчила брезгливую гримасу), который может за умеренную плату рассказать, но пока его нет. Когда же он придет, девица обещала обязательно показать его.

Так я провел около часа. Зал продолжал оставаться полупустым. Подошла пара компаний, но их совсем нельзя было назвать наемниками. Видимо, случайно забрели. Вскоре подошел и Дарин со своим знакомым гномом, откликавшимся на имя Двалин Гвоздь. На лицо Двалин был почти неотличим от Дарина. Я выслушал непременную историю про происхождение этого имени, и мы выставили друг другу за знакомство. Потом за избавление от Кали. Потом еще за что-то. Но тут я уже вровень с гномами не пил. И невозможно, и не люблю я пиво. Ради компании могу кружку-другую выпить, но без энтузиазма. Гномы закусывали какой-то рыбной сушеной мелочью, я – поджаренным мелко резанным картофелем. После второй кружки я вспомнил, что глушитель уже есть, и сказал Дарину, чтобы он не беспокоился раздобывать его.

Прошел за беседою еще часок, и я вспомнил про свой сон с гномом, кричащим про сукиных сынов, и задал гномам вопрос, существует ли у них в гномском сообществе такое заклинание или боевой клич. Не забыл добавить, что если это секрет, то пусть секретом и останется. Гномы скорчили кислые гримасы, потом Двалин неохотно сказал, что у гномов нет, а вот у друэгаров что-то подобное должно быть. Я о взаимной неприязни гномов и друэгаров знал, поэтому перевел разговор на другое. Но заметку в памяти сделал. Теперь где ж мне найти разговорчивого друэгара? Мы посидели еще некоторое время, после чего я откланялся. Нужный человек, про которого говорила подавальщица, так и не явился.

Смесь белого вина и светлого царицынского ощутимо влияла на ноги, поэтому в гостиницу я шел неспешно. И не знаю, смог ли бы побежать. Сон был также прерывистым из-за мочегонного эффекта смеси вина и пива, поэтому ничего вещего мне не приснилось.

Утром я подумал вот о чем: являлось ли посещение остатков храма Кали одним из тех самых трех нехороших мест, о чем говорилось в свитке? Двалин тоже говорил, что хождение мимо храма Кали вызывало у него такие же неприятные ощущения.

Теперь как бы задать вопрос друэгарам про сукиных сынов? Честно говоря, никогда в жизни не общался с ними иначе, как по делу. И репутация у них, действительно, не блестящая. Расскажут ли они что-нибудь постороннему? Есть ли в этом какая-то тайна или нет? И самое главное – для чего мне это? Какое отношение имеет кричащий друэгар к моим будущим делам?

В качестве первого шага я решил зайти в эльфийский клуб «Священный аэрболл». Людей туда вроде как пускали, хотя тоже не всех подряд. И вроде бы в клубе была библиотека. То есть можно было надеяться, что в книгах найдется информация. И со мною ей поделятся, так как я не спрашиваю нечто тайное о самих эльфах. А друэгарские тайны эльфам не столь ценны, чтоб их скрывать. Хотя у эльфов может быть совершенно другое мнение, чем у меня.

Я оделся поприличнее (но без галстука), надел магический медальон-обманку (но и настоящий медальон не забыл тоже), попросил портье вызвать такси. Назвал водителю место и отбыл. Меня, конечно, беспокоило то, что отправляюсь я утром, а утром клуб может не работать, так как жизнь там кипит больше ночью. Но куда ж деваться?..

В клубе я сунул привратнику рубль и спросил, можно ли обратиться в библиотеку клуба. Привратник (им оказался не эльф, а человек) ответил, что вполне. Я расписался в гостевой книге клуба и отправился по лестнице в библиотеку. Библиотека располагалась на втором этаже и внешне выглядела, как библиотека в дворянских и купеческих клубах пришлых. То есть место, где можно под благовидным предлогом подремать между приемами пищи и номерами концертной программы. Ибо в интерьере преобладали диваны. Я прикоснулся к магическому звонку, и на его мелодичный звон вышел эльф, представившийся библиотекарем. Я тоже представился и задал свой вопрос. Библиотекарь попросил подождать и удалился в другое помещение. Ожидая его, я присел на диван и чуть не утонул в нем. Да, сидя на таком диване, хочется думать о приятных сновидениях, а не о поиске информации. В школах такие диваны полностью ликвидировали бы тягу к знаниям. Оказалось, я тут не один. Через пару диванов были видны две разноцветные копны волос, явно окрашенные магией. И цвет неестественный, и магия ощущалась. Я предположил, что там, возможно, любовное свидание, поэтому из деликатности старался туда не смотреть.

Библиотекарь вышел ко мне и негромко сказал, что ничего не нашел. Я поблагодарил его и пошел вниз. Внизу попросил вызвать мне такси. Такси материализовалось у клуба чуть ли не мгновенно. Видимо, таксист состоял в тесных отношениях с привратником и ждал сигнала поблизости. И водитель был друэгаром. Что ж, да здравствует план «Б». Я подошел к водителю, назвал ему свою гостиницу и сел в «полевик».

Проехав пару кварталов, я спросил водителя:

– Уважаемый, есть ли у вашего рода здесь в городе хранитель традиций или старейшина? Я хочу спросить его об одном важном деле, касающемся прошлого вашего племени. Поскольку я понимаю, что этот вопрос может быть важным и не подлежащим разглашению, хочу спросить именно такого старейшину, чтобы не смущать своим вопросом тех, кто не может решать сам – ответить ли мне.

Эк я завернул, прямо как эльфийский дипломат на приеме у герцога. Друэгар, перед этим без умолку болтавший о том, что за магазины, клубы и бордели находятся по ходу нашего движения, замолчал и притормозил. «Полевики» и так неспешны, а тут мы поехали буквально со скоростью ползущего на брюхе кота. Затем последовал ответ:

– Есть.

– Скажи, а может ли этот старейшина поговорить со мной? Я спрашиваю его не из пустого любопытства.

– Не знаю.

– Тогда вези меня к нему. Возможно, он удостоит меня чести разговора и ответит.

Друэгар резко вывернул руль влево, и мы довольно долго петляли какими-то закоулками, пока не выехали к двухэтажному деревянному дому. Дом был довольно обшарпан и имел два симметричных крылечка. Друэгар бросил мне: – Посиди здесь! – и резво рванул к левому крыльцу дома. Не было его довольно долго. Я на всякий случай держал руки на оружии и рассматривал дом. А что было еще делать? Из раскрытых окон доносился раздраженный разговор двух голосов, как мне показалось, скандалящих жены и мужа. Точно, естественно, я сказать не мог – ругались-то на друэгарском. Запахи из окон тоже были – от тошнотворных до вполне аппетитных. Я даже подумал, что возможно, аппетитно пахнет совсем не еда, а тошнотворно – именно она. Откуда мы, пришлые, знаем про быт друэгаров?

Наконец появился мой водитель. Он позвал:

– Пойдем. Тебя ждут!

Я оторвал руки от оружия, встал и вышел из машины, поднялся на крыльцо и вошел в крашенную тускло-зеленой краской дверь. За дверью был Г-образный коридор, заполненный вещами и друэгарами. Множество друэгаров занимались чем угодно – кто чистил обувь, кто звонил по телефону, кто искал что-то в шкафчике, кто беседовал друг с другом. Двигались все аккуратно и не сталкивались друг с другом. Наверное, их было тут десятка два с лишним. Запахи в коридоре были тоже крайне разнообразные, но аппетитных не было совсем. Что интересно, друэгары на работе одеваются как пришлые, а дома носят однотонные свободного покроя костюмы вроде пижамы. Мы с провожатым медленно двигались в этом броуновском движении друэгаров и потихоньку добрались до дверного проема, завешенного шторой из бусин, нанизанных на длинные нити. Водитель сказал:

– Заходи! Тебя ждут. Я буду в машине.

Я раздвинул занавес и сделал шаг внутрь комнаты. И остановился. В комнате царила почти полная тьма. Только где-то в конце слабо горели несколько неярких коптилок. Воздух был спертый и сильно раздражал слизистые носа и рта. Ощущение было такое, что в воздухе просто столбом стоит пыль. Запах тут, может, и был, но из-за ощущения столба пыли нос его не воспринимал.

– Да будет милость богов над обитателями сего дома!

– Да пребудет она и над тобой, незнакомец! Присядь на стул и расскажи, что ты хотел узнать.

Слева из темноты вынырнул темный силуэт размером с ребенка и поставил небольшую табуретку, после чего скрылся во тьме. Голос ответившего мне доносился справа. Я сел. Глаза потихоньку привыкали к темноте, и я смог различить фигуру говорившего. Судя по тому, что я видел, друэгар был обычного для них роста, но совершенно усохший.

– Скажи мне, достойный старейшина, вот что. Недавно увидел я сон, который должен счесть вещим. В нем был друэгар, который атаковал нечто темное с оружием в руках и кличем. Я не знаю вашего языка, но во сне я мог понять, что он означает на языке пришлых что-то вроде «На погибель сынам бездны!» – Тут меня осенило, и я продолжил: – Много лет назад мне в руки попал клинок, выкованный из стали странно рыжего цвета, как будто она ржавая, но это только видимость. Лезвие похоже на ятаган, на нем есть надпись, сделанная письмом, которое никто не мог прочитать. Знаки похожи большей частью на полудуги, развернутые в разные стороны. Есть и треугольники, и квадраты. В надпись вставлены четыре малых черных камня, в которые залито заклинание. Оно не активируется, когда режешь что-либо. Возможно, это тот самый клич, что звучал в моем сне. Я показывал оружие многим, один из них сказал, что такое оружие изгоняет демонов из тел, которые они захватили. Скажи мне, о старейшина, действительно ли это заклинание принадлежит вашему народу? И не ошибаюсь ли я, думая, что клинок тоже сделан вашим народом? Если я спрашиваю о том, что не должен знать, как представитель другого народа, то я смиренно уйду.

Ответа не было довольно долго. Я смотрел в сторону собеседника и думал, что он, наверное, очень стар, раз так высох, ибо друэгары по комплекции весьма плотны.

Наконец он ответил:

– Ты не представился, незнакомец, но я знаю, что ты – Владеющий Силой. А имя – неважно, ибо ты – Luftёtar. Возможно, это действительно тайна клана Ас-Ирит, но ныне на земле нет живущих членов этого клана, и я не вижу, как может повредить им рассказ о ней. Ты прав, Владеющий. Эта надпись в переводе на твой язык звучит почти так. Воины ныне погибшего клана жили в месте, где им постоянно приходилось бороться с демонами, которые вселялись в тела животных, живущих вокруг людей и представителей других рас, даже в тела самих воинов клана. Для борьбы с ними и ковалось оружие из такой стали с такими надписями-заклинаниями. Когда воин поднимал оружие вверх и произносил его, заклинание активировалось. Когда оружие пронзало врага, демон изгонялся в свой план, а захваченное им тело рассыпалось прахом. А потом произошло Слияние миров и земли, где жил и боролся клан, которые по большей части куда-то пропали. В этом мире уже не осталось клана Ас-Ирит, да и из оружия их производства сохранился едва десяток клинков и топоров. Раньше я сомневался бы, можно ли рассказать про это магу из пришлых. Теперь основания есть. Следуй своим путем, Владеющий, и не сворачивай. Сейчас подожди возле дома немного, пока я напишу, как звучит это заклинание на вилларском. Твой язык не совсем подходит для него. Если же боги будут милостивы к тебе и ты вернешься домой, то передай этот клинок кому-то из моих соплеменников. Ему больше подобает быть у них. Прощай, Luftёtar.

Я поклонился в сторону говорившего и вышел в заполненный друэгарами коридор. Пройдя через них, мимо их вещей и вдыхая их запахи, я вышел на крыльцо. Водитель стоял возле машины и ждал меня. Вскоре на крыльце показался пожилой друэгар и с почтительным поклоном протянул мне кусок желтоватого шелка. Я взял его и пошел к машине.

Водитель, спросив меня о маршруте, пребывал в молчании до конца дороги. После чего сделал героическую попытку отказаться от денег, сказав, что от меня он не может их принять. Но я преодолел его сопротивление, положив их в бардачок. Затем он уехал, пожелав мне удачи и назвав меня hakmarrёsi i gjini. Второй раз меня называют непонятным словом. Теперь я глянул на лоскуток шелка и прочитал надпись.

Надпись на древневилларском выглядела так: «Tё shkatёrrojnё fёmijёt e djallit». По-русски это означает «На погибель детям бездны».

Далее было время обеда и послеобеденных размышлений. Подумать было о чем. Я лежал в номере и размышлял. Выходило, что мои сны не продукт расстроенного пищеварения или другой внутренней причины, а послание, инспирированное посторонними силами. Кому-то нужно, чтобы я поехал и сделал нечто нетривиальное. Круги энергии от этого желания и действий, направленных на его воплощение, расходятся все шире. И ощущаю их не только я.

Есть также мысль насчет того, что мне предстоит. Если клинок из Сендера действительно понадобится мне, то он нужен для поражения одержимых демоном. Поскольку вряд ли мне понадобится поражать мучимую бесами аборигенскую коровушку, то наиболее вероятный вариант применения его – вампир. Или, не к ночи будь помянут, лич. Собственно, вампиры должны служить личу как своему владыке, так что они будут вместе.

И мне намекнули, что я могу не вернуться из похода. Возможно, Luftёtar и означает – смертник, жертвующий собой ради чего-то или кого-то. Или мститель за погибший клан друэгаров, как бишь его в темной комнате называли… Вот такие предварительные выводы, от которых взмокли спина и затылок. Ах да, можно, наверное, счесть друэгаров временными союзниками. Вот нехорошим местом их домик как-то язык не поворачивается назвать, хотя был он совершенно не похож на все до этого виденные жилища. Даже с учетом запахов друэгарской еды.

Вампиров я не боялся, мне уже приходилось встречаться с ними и убивать тоже. Хотя сражаться сразу с несколькими – этого не было. Но вот лич… Все мое сознание активно отталкивалось от мысли о встрече с ним. С моими колдовскими способностями – это все равно что пытаться опрокинуть тур-ящера, столкнувшись с ним лбами. Силы именно так и соотносятся.

Кстати, о личах. Этих премерзостных созданий за всю историю мира было около десятка. А вот есть ли сейчас в нашем мире лич? Этого я не знал. Размышления и переживания о столь неприятных предметах совершенно отняли у меня послеобеденный сон.

Поэтому, малость повалявшись, я отбыл на поиски знаний. В «Священный аэрболл» повторно заходить не стоит, зайду лучше завтра, а вот храмы посетить нужно было бы и с жрецами пообщаться.

На сей раз я такси брать не стал, а двинул пешком. Вскоре понял свою ошибку, но из упрямства продолжал двигаться пешком аж до вечера. Ноги были убиты совершенно, но программа была выполнена грандиозная. Я посетил храмы шести богов и пообщался со жрецами. Поскольку пришлось везде пожертвовать на храм, жаба жадности изрядно потерзала душу.

Во всех храмах я задавал вопрос: есть ли в нашем мире сейчас лич или некий демон, влияющий на судьбы очень многих людей? В храме Мардога это не исключали, судя по изменениям тонких материй. В храме Акера сказали, что есть. И жрецы Акера предполагают, что он в последнее время перешел от сугубо личных дел к вмешательству в дела Великоречья, и война с эльфами явно дело его рук. Один жрец даже сказал, что ожидает значительного наплыва вампиров в города и усиленное обращение ими людей. На другой важный вопрос о происхождении моих снов жрецы как один ответили, что они ниспосланы светлыми богами (вот только какими конкретно – у каждого было свое мнение).

Еще я попытался поинтересоваться сведениями о природе личей, их уязвимых местах и прочем важном, но тут меня особенно не просветили.

То есть жрецы улавливали какие-то тревожные изменения как в тонких материях, так и в грубой прозе жизни, но еще не могли сказать точно, что происходит и по какой причине.

Увы, за этими поисками я забыл зайти в «Ржавый шлем» пообщаться с типом, который за денежку информацией делится. Вспомнил уже в гостинице, но героизма встать и пойти туда в себе не ощутил. Вообще-то пора этим самым светлым богам или их аватарам, конкретно мною занимающимся, дать очередной знак в вещем сне. Но сон был далеко не новым. Я уже раз пять его видел, и не влек за собой он ни хорошего, ни плохого. В шестой раз во сне увидел я себя в порту города Самары, стоящим на причале и глядящим в воду. И увиделась мне все та же картина – сильно обмелевшая Великая, так что дно стало совсем близко. Но видны только обросшие водорослями камни, и ничего больше. От таких снов теряешь веру в то, что сон может быть вещим. Не сон, а какая-то маета души.

Утром, после завтрака, я прибыл в «Священный аэрболл», привычно подмазал человека на входе, привычно поднялся наверх, привычно поискал взглядом, не скрывается ли рядом та самая парочка, привычно позвонил в звонок. Поздоровавшись с вышедшим на звонок библиотекарем, я задал ему вопрос о личе: есть ли такой сейчас в Великоречье?

Бедняга аж побледнел и силился что-то сказать, но не мог. Не преодолев внезапного спазма, он сделал извиняющийся жест и выскочил в дверь. Я остался стоять, размышляя, что же такого страшного было в моих словах. Библиотекарь появился только минут через пятнадцать, лицо его все еще было белее его же волос. Он извинился, что плохо себя чувствует, потому был вынужден уйти. Я сочувственно вздохнул. Эльф сообщил, что о личах есть упоминания в паре манускриптов. Правда, это не сами манускрипты, а их недавние копии. Если я могу читать на квенья, то он готов их предоставить. Ну это понятно, кто ж отдаст древние манускрипты в такой город людей. В Пуще им самое место. Я рассыпался в благодарностях и изъявил желание припасть к источнику эльфийской премудрости.

И припал. Естественно, я не рассчитывал, что мне покажут нечто действительно стоящее и содержащее секретные знания – для этого у меня недостаточно острые уши. Правда, ходила в нашей семье легенда, что немного эльфьей крови в нашем роду есть. Но подробности никто не знал. Скорее всего, ее запустил склонный к фантазиям дядюшка по матери, ее младший брат.

Я мог рассчитывать только на популярную книгу для недостаточно продвинутых эльфов. Вроде учебников для начинающих, принятых среди пришлых. И надеялся, что в этом учебнике для начинающих найдется пара фраз, которые не встречаются в учебниках пришлых и аборигенов.

Над манускриптами я сидел до обеда. Оказалось, что квенья я изрядно подзабыл (или меня учили другому квенья). Ну и типично эльфийские книжные фокусы мешали… Библиотекарь стал выглядеть лучше и охотно помогал с переводом особо темных мест.

Я сделал пару страниц выписок, чтобы обдумать их на досуге. Кое-что, как мне показалось, содержало зерно истины, если я, конечно, не заблуждаюсь.

Под конец визита я еще раз задал вопрос, не знает ли он чего-то о ныне живущих личах. Тот опять побледнел, но справился почти сразу и ответил, что вроде бы сейчас существует лич, прозываемый Ашмаи, но никто о нем ничего толком сказать не может. Книги его существование не отражают.

Поблагодарив библиотекаря, я отбыл обедать и размышлять об увиденном и прочитанном. Реакция библиотекаря на вопрос мне не нравилась. Хорошенько подумав об этом, я пришел к выводу, что эльфы знают больше, чем «никто и ничего» об Ашмаи (если это его настоящее имя). И то, что они знают, им напоминает какое-то их пророчество, записанное лет триста назад. И в оном пророчестве говорится о чем-то ужасном для эльфов, вроде сожжения их городов или гибели мэллорнов в значительных масштабах. Не менее. Ну что ж, пусть переживает. Я не собираюсь помогать Ашмаи жечь эльфийские леса и засаживать места пожарищ коноплей.

Затем я, продолжая переваривать обед, стал размышлять о пророчествах вообще. Тут у меня всплыли в памяти слова из старого романа, изданного еще до Переноса, который я читал в юности. Там пророчество ассоциировалось с прекрасной, но коварной женщиной. Если я правильно вспомнил, сказано было так: пророчество похоже на прекрасную, но коварную женщину. Она целует тебя, ты наслаждаешься этим поцелуем, но наслаждение внезапно сменяется болью укуса. Поэтому чрезмерное погружение твоей жизни в пророчество чревато болевым шоком.

Я бы видоизменил слова забытого автора, сравнив пророчество с внешне прекрасной вампиршей, за манящими губами которой скрываются острые клыки, жаждущие твоей крови.

Среди пришлых вера в пророчества менее распространена, чем среди эльфов, она более индивидуальна. Эльфы же не раз, повинуясь невнятным и превратно истолкованным пророчествам, шли в бой, надеясь, что пророчество даст им долгожданную победу. Но оно только высасывало кровь из эльфийского народа.

Дальше я вспомнил про известное пророчество о переходе через реку Галис и его интерпретацию. Дальше последовал послеобеденный сон, в котором ничего не было. Проснулся я часа через три, и еще некоторое время голова приходила в себя после сна. Под вечер я решил все-таки добраться до «Ржавого шлема». В полупустом зале информатора опять не было, зато был Дарин.

Сегодня он закрылся пораньше, но это был не внезапный приступ нехарактерной лени. Просто сильно расторговался. За последние дни покупатели стали валить просто валом, и он уже распродал почти половину наличных запасов. Гранаты шли вообще на «ура», и Дарин даже пожалел, что продал мне две штуки чуть раньше. Сейчас он на них бы наварил лишнюю десятку. Наплыв покупателей за оружием и патронами гном объяснил тем, что возможен очередной передел собственности. Покупатели больно специфические, и он даже может сказать, кому из здешних главарей что-то не нравится. Я этим не заинтересовался. Дарин даже рассчитывал, что могут купить имеющийся у него «максим» на треноге, что достойно увенчает всплеск продаж. Тут я вспомнил другого старинного писателя, который охарактеризовал гномов как лиц, для которых всемирный потоп – роскошное время для продажи купальных принадлежностей.

С Дарином мы сидели еще часа два, но ожидаемый человек так и не приходил. Пива на сей раз я не заказывал себе, решив держаться белого вина. На ноги вино не повлияло, но вызвало прилив аппетита. Поэтому я решил сходить поужинать, оставив Дарина в «Шлеме». Попрощался с ним и вышел.

Поужинать я решил не в том месте, где я завтракаю и обедаю, а в трактире «Окорок». Дарин говорил, что порции там даже для гнома немаленькие. Вот и попробую эти «немаленькие». Трактир был довольно далеко и в противоположной стороне.

Порции были, конечно, не гномьи, но солидные, и готовили там качественно. Отведав запеченного мяса с картофелем и запив это чаем, я вышел на пустынную улицу и отправился домой. По дороге я обнаружил, что за мной кто-то идет. Больно характерный перестук каблуков был у этого типа, нельзя было сказать, что это уже другой. Я специально остановился рассмотреть витрину магазинчика – перестук умолк. Двинул вперед чуть быстрее – шаги за спиной ускорились. Ага, тип явно идет за мной. Ну что ж, попытается сократить дистанцию – его ждет сюрприз. Следующий квартал плохо освещался. Стук каблуков ускорился, поэтому я резко развернулся, одновременно активируя заклинание.

Под воздействием заклинания в воздухе повисла, не доставая приблизительно метра до земли, темная фигура – как будто гигантский рыболовный крючок проткнул ей воротник и подтянул вверх. Заклинание в свое время показал мне другой отрядный маг Аррен, проиграв спор на интерес. Удобная вещь. И есть еще положительный момент: жертва никакого вреда не получает, а значит, если ты применил его к случайному прохожему по ошибке, есть шанс в беседе с судьей свести дело к неудачной шутке, сократив размеры штрафа.

Держа фигуру на мушке обоими стволами, я откинул потоком Воздуха капюшон плаща жертвы. Видно было плохо, а подсвечивающее заклинание мешало бы основному. Поэтому револьвер я убрал, освободившейся же рукою достал фонарик и включил его. Луч света вырвал из полумрака вампирью морду и блеснувшие острые клыки. Ага, они и впрямь начинают попадаться все чаще. Но ничего, этому уже никого выпить не удастся. Вопрос о правосудии совершенно отпадает, вернее, выворачивается наизнанку. Вампир не издавал ни звука, поэтому я, держа его на прицеле кольта, задал вопрос:

– Кто тебя послал?

– Никто. Я сам.

– Хорошо. Но говори правду. Потому что, если мне не понравится твой ответ, – тебе конец.

– Я скажу!

– Где находится Ашмаи?

– В своей башне!

– А где она, эта башня?

– Не знаю!

Этот ответ мне не понравился. Тщательно прицеливаясь, я всадил три пули в голову вампира. Сунув фонарик в карман, я убрал заклинание. Тело с разнесенной пулями головой рухнуло на тротуар. Я подскочил к нему, пинком перевернул его на живот и, выдернув кол из-за голенища, воткнул его, целясь в сердце. Затем навалился на него. Вот и все. На тротуаре осталась мумия – не очень молоденький был кровосос. Судя по одежде, был он из коммивояжеров или приказчиков. На плодотворный диалог с ним я не рассчитывал – так, больше для отвлечения внимания.

Теперь надо было ждать здешних «стражей порядка». «Козел» с «правоохранителями» прибыл довольно быстро. Направили на меня четыре ствола, считая и пулеметный, и громким голосом предложили медленно и аккуратно бросить мои стволы (револьвер к тому времени я уже вынул снова) на землю. Я ответил им, что незачем марать оружие о землю из-за какого-то дохлого вампира. Поэтому пусть пошире раскроют глаза и займутся делом. У меня Силы хватит, чтобы их «козлик» вместе с ними завязать узлом (а знать, что это сильное преувеличение, им вовсе не обязательно), потому никто в них стрелять не собирается. Я и так проявил добрую волю, дождавшись их.

Бандиты малость офигели от такой наглости с моей стороны. Но ссору завязывать не стали и перешли к осмотру трупа. Я же медленно и аккуратно убрал оружие. Естественно, они сразу же убедились, что стрелял на улице я по делу и даже принес городу пользу. Поскольку от выпитых вампиром людей пользы «смотрящим» никакой не бывает. Командир спросил, как меня зовут и где я остановился. Я ответил, но поинтересовался, для чего это им. Командир ответил, что можно было и не спрашивать, но вдруг «смотрящий» заинтересуется и награду предложит. Я в это не поверил и заявил, что такое маловероятно, но кол свой я заберу, да и содержимое карманов тоже. Трофей как-никак.

Законная добыча состояла из носового платка, расчески, связки ключей, записной книжки и довольно туго набитого кошелька. Оружия не было. Вот на кошелек я и нацелился, сказав, что от остального готов отказаться в их пользу. Командир заспорил, говоря, что это надо везти к «смотрящему» для решения. В ответ я скептически поинтересовался, а не обидится ли «смотрящий», если мы оторвем его от приятных ночных дел ради дележа носового платка и суммы, которую он почитает сущей мелочью. В общем, после краткого обмена мнениями, сошлись на разделе фифти-фифти. И незачем бандитское начальство беспокоить. Настаивать на всей сумме я не стал – вдруг у начальства бандитского настроение не то, и разделит оно еще хуже, чем надо. Поэтому бандиты стали укладывать вампирские останки в машину, а я пошел восвояси, отягощенный добычею в двадцать семь новых рублей. С учетом веса трех выстреленных патронов груз не тяготил физически, а, наоборот, морально способствовал его переноске. Жаль, конечно, что у жертвы оружия и патронов не было, но… может, это и к лучшему. Вдруг бы он смог выстрелить сверху.

Ага, совсем забыл пистолет дозарядить. Вынул из кармана три патрона и на ходу вставил их в магазин.

Дальнейший путь в гостиницу прошел без приключений. В честь удачного завершения вечера почистил пистолет и кол, не откладывая на потом. Затем улегся спать. Завтра надо будет поискать источник Силы или опять в храме потолкаться, ибо Небесный Крючок много силы потребовал.

Утром я не стал никуда спешить, а решил подумать хорошенько о своем «задании» и своих возможностях. Итак, что я знаю о личах? Как бы много, но в основном без подробностей. В магической школе, которую я закончил, тексты о таких темных вещах были переплетены в черную кожу и хранились там, где ученики не могли до них добраться. Ну а когда мы переставали быть учениками и получали свои медальоны, то никто не приходил в школу и не просил пустить в эти тайные сокровищницы знаний. Все уходили в свою жизнь. Возможно, что тексты в переплетах черного цвета никто никогда и не тревожил, даже преподаватели, если не случалось чего-то такого из ряда вон выходящего.

Чтобы стать личем, нужно пройти ритуал Вечной Ночи, то есть реально умереть и воскреснуть. Ритуал занимает около недели, требует чтения определенных заклинаний и расхода приличного количества Силы. Нужна помощь со стороны. Про это обычно не говорится, но я делаю такой вывод из того, что в ряде книг говорится, что нужно поместить в филактерию свои внутренности. Впрочем, не все книги говорят об этом, большинство из них, кстати, говорят, что туда должна быть помещена душа, а не потроха. Маг, желающий быть личем, испивает яду и ложится в подготовленном месте умирать. После того, как ритуал успешно завершается, он восстает из мертвых. Плоть его за это время истлевает, и миру является скелет, обтянутый кожей.

Смерть и пребывание за чертой обычно плохо отзывается на характере лича, он становится предан своей всепоглощающей страсти, и хорошо, если он будет иметь страсть к получению знаний, которой он и предастся на ближайшие столетия. Если он возжелает обрушить свою месть на кого-то, то я тому не завидую. Ах да, филактерия, она же «лукошко лича», она же «сосуд души» и так далее. Это очень важная часть жизни лича. Она обеспечивает возможность ему вновь возродиться. Обычно это коробочка, либо драгоценный камень, либо магический артефакт. Если это коробочка, то она должна иметь заклинания, которые покрывают ее поверхность или записаны на помещенном внутрь пергаменте или пластине. В филактерии сохраняется душа лича или его внутренние органы (во что я не очень верю, ибо поместить их в драгоценный камень как-то затруднительно). Если уничтожить филактерию, то лич в этот момент испытает только ощущение потери чего-то важного. Он будет жить по-прежнему, но теряет способность возрождаться. Если его убить после этого, то он умрет уже окончательно. Поэтому лич должен хранить ее очень тщательно, с собой не носить. Один из великореченских личей даже спрятал ее между мирами. Оттуда достать ее было невозможно, и его враги создали специальное оружие, которое в подходящий момент уловило его душу. Ибо душа лича не должна храниться в коробочке все время, а должна определенным образом то приходить в его тело, то прятаться снова. Вот в момент, когда душа была в теле, лича пронзил меч, который имел способность вытягивать душу из жертв. Потому и не помогла ему спрятанная в междумирье коробочка. Личи накладывают заклинания, затрудняющие ее поиск магически, подготавливают для нее специальную стражу из големов и низшей нечисти и пр.

На что способен лич? Тут книги дают совершенный разнобой. В общем, проще сказать, что он способен на все. И ему подвластны способы владения и управления Силой, которые не доступны обычным магам.

Как лича убить? Разнобой в книгах полнейший. В одном фолианте говорится, что он практически неуязвим для магии, в другом – что уязвим. Металл вроде бы его не берет никакой. За исключением особо зачарованного при изготовлении. Серебро – точно нет.

Огонь – большая часть книг говорит, что тело может сгореть и потребовать воскрешения посредством филактерии. Меньшая – что не действует и это.

Из эльфийских книг я выписал про Баэлнорнов. Это эльф, ставший личем, но при этом он как бы не служит злу, а вечно служит своему роду. При этом он остается на светлой стороне бытия. Но во втором манускрипте содержался намек, что-таки смерть и воскрешение портят и Баэлнорна, хоть и не так страшно. И он способен осознать, что творит Зло, и устыдиться своего поступка, после чего умирает окончательно. Про Баэлнорнов я слышал впервые. Существование их также вызывает у меня сомнение. Эльф, идущий на смерть ради кого-то, эльф, вечно служащий своему роду – это противоречит образу эльфа, который сложился для меня. По-моему, эльфы совершенно противоположны этому. Кроме того, коль стать Баэлнорном возможно, и это не какая-то легенда Зари Рождения Мира, то за минувшие двести лет некий эльф-маг должен был стать Баэлнорном и спасти эльфов от пришлых. Чего мы не наблюдаем.

Но на всякий случай нужное я записал. Вдруг Ашмаи – это Баэлнорн, устыдившийся долгих поисков знания, за время которых пострадал весь род эльфов, и решивший наверстать упущенное.

Размышления, как я смогу достать Ашмаи, довели меня до раздражения и головной боли. Выходило, что никак. Плюс куча вампиров, низшей нечисти, големов и прочего, которые будут толпиться вокруг лича. Только на прорыв в Цитадель Зла потребуется целая армия.

Куда ж ведут меня эти сны? А, кстати, что мне снилось сегодня? А ничего. По крайней мере, не запомнил. Раздражение мое усилилось, и я решил, что хватит думать, пора идти завтракать.

После завтрака я прошелся по храмам, где продолжил морально падать, собирая Силу там. Но что ж делать, если ходя по этому городу порока и вседозволенности, я не ощущаю естественных токов Силы? Наведенных источников сколько хочешь: зачарованные двери, руны крепости на заборах и стенах домов, магические сигнализаторы на входах в казино и богатые дома, а естественных – не ощущаю. Может это оттого, что на улицах ни деревца? Или пороки городских жителей так влияют?

До обеда я мрачно томился в гостинице, а пообедав, захотел подремать. Но сон не шел. Какой-то неудобный и неудачный день получается, ибо все идет не так. Что я еще не сделал?

Оружие закупил. Консервы – пока рано, ибо неясно, когда потребуются и на сколько дней. Амулеты тоже закупать преждевременно, ибо неясно, в каких есть нужда. Гостиницу я оплатил еще за три дня. Белье постирают только завтра. Ах да, я хотел ножны под трофейный стилет сделать. И надо подумать, как оружие разместить для похода. Раньше я носил в поле нож на поясе, а осиновый кол за правым голенищем. Тесак рассчитывал пристроить на ранце справа, благо там есть крепежная петля. Рукоятка при этом торчит над плечом и можно вытаскивать через него. А вот теперь сложности есть – стилет слишком длинный, чтоб его за голенище совать. Прикинул, как он на поясе будет размещаться – тоже получается неудобно (живот у немолодого мага малость отрос). Путем разных проб и прикидок решил, что ножны делать надо, но носить его придется в ранце, а на себя вешать только в особых случаях. Потом прятать обратно. Нож без разгрузки, как и прежде, останется на поясе, а при ношении жилета переедет в специальный карман для него. Кол, как обычно, будет за правым голенищем, при нужде может переехать в разгрузку, поближе к руке. Решил также разрядить набитые магазины к карабину (кроме одного) – пусть отдохнет и фонтан, то бишь пружины. После чего отбыл на поиски изготовителя ножен. При этом чуть не забыл сам стилет – пришлось возвращаться.

Портье гостиницы сказал, что неподалеку есть мастерская, владелец которой изготавливает перевязи, ремни, седла и вьюки, наверное, он сможет и ножны сделать из кожи. И назвал, куда надо пойти. То ли я недослушал, то ли сам портье напутал, но мастерскую я еле нашел, и оказалась она в противоположном направлении, нежели я представлял себе. Или все-таки день не благоприятствовал?

Владелец, абориген из харазцев, сказал, что изготовить ножны он сможет и даже практически сразу, если я имею возможность часок посидеть в мастерской. У меня других планов не было, поэтому я согласился. Харазец оказался болтливым, но, пока язык его молол, руки активно делали свое дело. Я бывал в его родных местах, поэтому мы могли обсудить их красоты и редкости. Рассказ про то, как я туда попал, я предусмотрительно опустил, сказав, что служил тогда у барона и сопровождал того в путешествиях. И не зря. Харазец родился в Иш-Велере и покинул его, опасаясь кары за участие в том достопамятном восстании. Как выяснилось, про наш разгром Сендера ходили ужасающие слухи, подогретые восточной фантазией. Мы вроде бы снимали жертвам побогаче кожу с одного пальца каждый день. Лишенный кожи палец загнивал, и жертва сходила с ума от боли. Так якобы мы выдавливали из градоначальника Сендера и богатых людей сведения, где находятся их сокровища. Градоначальник якобы выдержал шесть дней пытки, потом сошел с ума и умер на девятый день. Прочим у кого сокровищ однозначно не было, мы якобы отрубали одну руку, одну ногу, выкалывали левый глаз (это была такая жертва темным богам нордлингов) и сбрасывали умирать в городские рвы.

Ну не скажешь же бедняге, что градоначальника (по-тамошнему аллишпана) разорвало на стене снарядом еще до прорыва внутрь. И девяти дней на такое у отряда не было. По обычаю, грабили город три дня, после чего капитан повел отряд дальше. Некоторых наемников из винных погребов и наскоро созданных мини-гаремов приходилось вырывать силой. Но всех оторвали и в строй поставили. Во рвах же лежали только те, кто во время боя туда свалился и там помер. Хотя ходить и видеть вокруг три дня разгула наемников было очень тяжело. Спасало только то, что раненых и больных было до демоновой матери, поэтому времени на эти зрелища было немного. Мы с Арреном и прикомандированными помощниками работали не покладая рук и амулетов. Всего пользовать пришлось сотни полторы раненых и больных, но большая часть пострадала легко. Много было жаловавшихся на ухудшение слуха и головную боль. Харазский владыка выделил много динамита, из которого мы понаделали самодельных гранат (полуфунтовая шашка, обмотанная проволокой, и с куском шнура) и не жалели их, кидая во все помещения. После того в домах «лежал живой на мертвом, а мертвый на живом», а сверху была мебель. Ну и гранатометчикам тоже взрывом уши портило. Пара нордлингов, для демонстрации смелости слишком укоротивших шнур, пострадала посильнее.

Я кивал и поддакивал мастеру, а перед моими глазами вставали позабытые картины этого бедствия. Вот денек-то выдался. После часа мучений, мастер показал мне готовый образец. Ножны он сделал из кожи, с деревянным наконечником и металлическими заклепками. Он сказал, что быстро получилось, так как ему часто приходится такие ножны делать, поэтому есть и заготовки, и рука набита. Такие стилеты любят носить удалые молодцы, ходящие в ватагах по реке.

Я расплатился, повесил стилет на пояс и вышел. Путь мой лежал в гостиницу, но находиться там не хотелось. В порядочном городе вроде Твери или Нижнего я бы погулял в саду или по набережной, а здесь такого не предусмотрено. Поэтому я зависал в здешних трактирах, пил белое вино и пытался избавиться от нахлынувших воспоминаний, растревоженных харазцем. Но они все всплывали и всплывали…

Отрядом командовал капитан Эрдин, родом из какого-то аборигенского государства на астраханской границе. Лет ему было под пятьдесят, но седины у него почти не было. Гладкое, почти без морщин лицо, глубоко посаженные черные глаза. Голову он брил наголо, усы тоже, а бороду отращивал. Дисциплину в отряде он поддерживал исключительную. Все знали, что хоть он голоса в разговоре никогда не повышал, но виноватый всегда получит, что ему причитается по Кодексу.

Вообще не выполнить безнаказанно любое приказание Эрдина можно было только в случае абсолютной невозможности это сделать. Лейтенантом был его двоюродный брат Эрру, чуть помоложе капитана. Ветераны рассказывали, что Эрру смолоду отличался бесшабашной храбростью и всегда лез в самое пекло. Однажды и получил топором по голове. Шлем и череп не выдержали. С неделю он лежал между жизнью и смертью, но потом оклемался. Храбрости не утратил, но с памятью у него стало твориться что-то странное – он не помнил ничего дольше пяти минут. Потом все из головы вылетало. Как-то он даже забыл, как зовут его братца. Поэтому, чтобы не было казусов, его как тень сопровождал ординарец, служивший ему вместо памяти. Эрдин специально подобрал на это парня непьющего и дамами не интересующегося, чтобы того ничто не отвлекало. Эрру ростом был с меня, а в плечах даже шире. Лицо и руки испещрены шрамами. Видимо, каждый раз, когда лез в самое пекло, так и получал ранение. В отличие от всех отрядных командиров он совсем не пил. Думаю, это последствия встречи с топором – поврежденная голова алкоголь просто не выносила.

Обращаться принято было по званию: капитан, лейтенант – склонив голову, чтобы подбородком коснуться груди, но вне боя. В бою это не требовалось. Еще в отряде было три командира рот и начальник артиллерии. Они назывались мастерами и приветствовались без склонения головы. Был еще один мастер, заведовавший тылом отряда, по традиции называвшийся грабежных дел мастером. После захвата добычи на нем лежала обязанность принять ее, оприходовать и разделить, согласно контрактам и обычаям. Мы с Арреном должны были называться владеющими, но поскольку по положению и доле добычи были приравнены к мастерам, то часто нас так и называли.

Солдат отряда должен был предоставить свою добычу на глаза мастеру грабежных дел и сдать то, что положено сдавать. Деньги и драгоценности он сдавал обязательно, оружие и одежду оставлял себе по обычаю, амулеты тоже. Эрдин тут внес новшество, чтобы предметы с магической начинкой прежде показывали магам, чтобы те установили, не будет ли от этого неприятностей. Если все было безопасно, то владелец оставлял себе их. Вино и еда тоже полагались тому, кто их нашел, за исключением особых случаев, когда в них была резкая нехватка. Тогда объявлялось заранее про особый случай, и нашедший получал себе только часть в качестве поощрения. Утаившего добычу ждали кары, согласно Кодексу. Тут все было правильно, поскольку солдат не боялся, что останется обделенным, если находился на посту далеко от места, где была основная часть добычи. И не выходил из боя, боясь не успеть на грабеж. Да, пленных тоже было положено сдавать, поскольку выкуп или продажа шли централизованно. Правда, в Сендере три шибко деловитых озерника устроили полевой бордель из захваченных женщин. Но, чтоб не попасть под Кодекс, плата за пользование взималась вином, дабы все выглядело «дружеской услугой», за которую не платят, а как бы благодарят.

– Господин, вам еще бокал?

– Да.

Мой коллега Аррен происходил из Вираца. Как все знают, из этого баронства родом две великие колдовские династии – Ас-Пайор и Бэрах. Но он был сыном небогатого купца. Когда проявились колдовские способности, он не стал продолжать отцовское дело, а решил стать магом. И у него были все задатки к тому, чтобы стать Великим. Но вскоре после нашего похода он устроился на службу в герцогство Ребольд, где выдвинулся сначала в герцогские любимчики, потом в герцогские советники, потом за него выдали любимую племянницу герцога… Это кому-то не понравилось, и он при очередном перевороте тоже стал мишенью. Собственно, тогдашний переворот и начался с расстрела герцогской «чайки», в которой сидели герцог, Аррен, его жена и еще какой-то приближенный герцога. После этого за два года было еще четыре смены власти, но с тех пор на престоле восседает Ансельм Четырнадцатый, народом прозванный «тот же». Говорят, это единственное хорошее впечатление о правлении Ансельма. Выглядел Аррен прямой противоположностью мне – невысокий, около метра шестидесяти, с круглым лицом и светлыми волосами. Глаза у него были блекло-голубые. В одежде он предпочитал светлые цвета. Как потом выяснилось, наемники прозвали нас День и Ночь. В качестве Ночи выступал я за мрачное выражение лица и пристрастие к черному цвету одежды.

Магические способности у него были выше, чем у меня, но по общему багажу знаний он уступал. Собственно, это часто встречается среди магов из аборигенов. Но он как-то этого не понимал и с пылом влезал в спор по любому вопросу. Я это подметил и стал спорить на интерес. Проигравший выполнял желание выигравшего. В этих случаях я заказывал ему показать мне заклинание, с которым я не знаком. Так было раз шесть. Ему давно было пора понять, что и как, но горячность снова и снова ввергала в проигрыш.

Наставники Аррена хорошо выучили его боевой магии, поэтому его способностями часто пользовался капитан. А вот с целительской магией получалось хуже. Ну и аборигены обычно с гигиеной не в ладах. Поэтому, когда в Черном Лесу на стоянке вспыхнула эпидемия дизентерии (по той же аборигенской непривычке к чистоте и порядку), то от него толку было мало. Он не знал ни нужных заклинаний при такой болезни, ни карантина и прочих мер для прекращения эпидемии.

– Еще вина?

– Да.

Поэтому он помогал только в подзарядке лечебного амулета. Амулет был великолепным, но после многих разрядок-зарядок сдох окончательно. Еще бы, заболело сто тридцать пять человек из четырехсот бывших в отряде. Была вполне реальная угроза отряду закончить свое существование от кровавого поноса. Эпидемия длилась две недели, да еще по моему настоянию отряд не трогался с места десять дней. Капитан заимел на меня зуб, потому что на него давил харазский бей (вот каков его титул, еле вспомнил), требовавший скорейшего выступления к Сендеру. А я заявил, что если он хочет повести неокрепших людей в поход, то это будет равносильно убийству их. Если он хочет назвать отряд Отрядом зомби, то у него будет на это полное право. Потом капитан понял, что слава командира, чей отряд погиб от поноса, еще не вступив в бой, ему не нужна, и моя строптивость мне не отлилась.

К Сендеру все бывшие больные восстановили силы. Но пришлось активно заняться гигиеной и санитарией. Капитан в этом меня поддержал. Поэтому больше кишечных эпидемий до роспуска отряда не было. Отдельные разгильдяи ухитрялись зарабатывать расстройство и позже, но их немедленно помещали в карантинную палатку и лечили. Сержмены по очереди дежурили возле отхожего места и заставляли всех обработать руки антисептиком на основе уксуса. Строптивых учили выполнять приказы палками. Увы, аборигены мыть руки перед едой не способны. Но и принятых мер хватило.

При Сендере больше пришлось работать Аррену. Он придумал заклинание, помогавшее контуженным быстрее прийти в себя от последствий (его он проиграл мне спустя две недели). Ну и огнестрельные ранения тоже были оставлены ему, так как он знал хорошие заклинания обезболивания. Правда, таких было немного. Винтовки в Сендере были только у дружины градоначальника, у людей побогаче еще встречались «чеканы» и помповики, а основная масса воевала либо холодным оружием, либо старыми дульнозарядными ружьями на черном порохе. К моменту, когда они смогли бы попадать в наших бойцов, попадать уже было почти некому. Я занялся раненными холодным оружием, которых было около трети. Больными занялся сержмен Ассо, ранее сломавший руку. Рука уже срослась, но не восстановилась полностью, чтобы идти в бой, а он жаждал полезной деятельности. Я его только инструктировал. Как правило, сендерцы были вооружены кривыми саблями и ножами. Довольно часто встречались чугунные кистени. Пики я тоже видел, но раненный пикой был только один. Поэтому ранения оказались довольно однотипными – резаные либо рубленые раны от сабель и ножей и переломы либо ключицы, либо предплечья от удара кистенем. Тяжелых ран было относительно немного (спасали кольчуги и шлемы), умерло всего пятеро раненых.

После окончания трехдневного разгула отряд ушел к следующему городу (он сдался на капитуляцию, узнав, что мы взяли Сендер), а меня с охраной и выздоравливающими оставили в загородном поместье сендерского аллишпана, которое располагалось верстах в семи от города. На четвертый день два нордлинга пошли в самоволку в Сендер, ибо винная порция им казалась маловатой. Они как раз увидели приход карательного отряда и начало его работы.

Никогда больше не видел плачущего нордлинга. Вина им каратели выделили, но, хоть нордлинги выпили его еще по дороге, шок у них не прошел. Пришлось отпаивать спиртом. Один из них мне потом по секрету рассказал, что не понимал, слушая баллады, почему места побоищ именовались страшными местами, а теперь увидел, что они действительно страшны.

– Еще вина?

– Нет, это последний бокал. Мне уже пора.

В ров действительно казненных сбрасывали, но это уже не мы, а посланцы харазского бея. Вот отрубали ли им все до уровня фомора – это нордлинг не рассказывал, а я проверять не ходил. Да, потом я слышал легенды про рвы Сендера, что из убитых там вывелись умертвия, ходившие по округе выпивать жизнь из проезжих. Все в виде красивых девушек, на которых засматриваются проезжавшие мужчины, останавливаются, заговаривают с ними, пытаются поцеловать, встречают губами космический холод мертвой плоти, и жизнь уходит из них. Наутро на том месте остается только одежда прохожего или проезжего… Это бывает ночью и вечером, а днем только мертвые стены и заваленные наполовину скелетами рвы.

После Каскелена от людей с нашими отрядными знаками харазцы просто шарахались. Даже на базарах не торговались. Сам видел в глазах продавцов панический страх и желание тут же удрать подальше и при этом не оборачиваться.

Вечер, прохлада, редкие капли влаги во встречном ветерке. Я шел в гостиницу. Нет, я был почти что трезв. Но на душе было тоскливо и отвратительно. И зачем я пошел за теми ножнами и встретил ужас из своей прежней жизни? Или это задумка тех сил, что хотят направить меня на нечто безнадежное, чтоб ощущал себя виноватым и не цеплялся за прежнюю жизнь?

Тут я вспомнил слова старинного поэта о том, что жертвенный огонь человеку страшен. Вот медленно тлеть – совсем другое дело.

Пожалуй, готовят меня к тому, чтобы не убоялся этого огня.

Проснулся я еще до света от грохота. Видимо, во сне куда-то бежал, дернул рукой и сшиб револьвер с ночного столика. Ну а удар железа о пол меня и пробудил. Глянул на свою луковицу, увидел, что еще три, и дальше провалился в темноту.

Этот сон запомнился. Опять была Самара моего детства, только не порт и камни с водорослями в обмелевшей глубине, а переправа через Великую возле старинного пивзавода, который на счастье самарских жителей провалился в новый мир. Вот соседний с ним монумент частично остался в прошлом мире, частично прошел в мир Великой реки. Так и осталась многометровая колонна, словно разрубленная наискось топором на высоком берегу. Что изображал монумент – мнения старожилов расходились. Чаще всего упоминали что-то крылатое. А один старец утверждал, что не крылатое, а человека по фамилии Паниковский. Среди жителей остались легенды, что до переноса жило в Самаре почти миллион народу, и простирался город на несколько часов поездки от края и до края. И даже за реку Самару перебрался. Но в этот мир пришел аккуратный четырехугольник, как будто вырезанный из бывшей в другом мире Самары. И нефтеперегонный завод за Самарой. Чтоб его защитить, поскольку это был один из трех сохранившихся при Переносе заводов, и построили тот форт Федоровский, где я и родился через много лет.

Так вот, переплываю я ширь реки на пароме в село Рождествено, которое при Переносе уцелело, и, сойдя на берег, иду через Самарскую Луку. Через нее идти по горам и лесам можно и пару дней, но я во сне пересекаю ее как-то очень быстро, словно земля сама идет под ноги. Слева от меня остаются озера, справа поднимаются холмы. А далее один овраг, второй овраг. Через такие ходить своими ногами тяжко, а вот во сне переходишь, как будто это канавки. Путь мой отклоняется к северо-западу и приводит к большому лугу, заросшему репейником и крапивою. А что это за трава, что-то знакомое-знакомое… Ах да, это болиголов. Рассказывали нам в школе, как лечить отравления им, когда аборигенская жена захочет мужа нового заполучить, но старого недотравит.

Из густой травы поднимаются развалины кирпичного дома. Сворачиваю налево и выхожу к зарослям осоки вокруг небольшого болотца. В зеленых зарослях мелькает несколько белых пятен. Вскидываю бинокль и вижу нескольких крестьянских детей, голышом купающихся в речке. Но что-то с их анатомией не то. Спины сгорблены, волосы всклокочены, руки, как ветки, скрюченные и узловатые… Что-то тут не так.

В самарской округе встречались и редкие заболевания, вроде «болезни птичьих крыльев». Человек, ею больной, живет недолго, а из-за поражения мозга машет руками непроизвольно, как птица крыльями. Но это больше к северу отсюда встречается, и болезнь наследственная. Лечить ее невозможно сейчас, и многие толкуют ее как кару богов за браки с родственниками. Поэтому, когда слышу я, что некий барон или герцог женился на двоюродной сестре, ибо не пристало ему разбавлять благородную кровь менее благородной, то всплывает перед глазами образ машущего руками, как крыльями, человека и безумный взгляд его с каймою у радужки зрачков… И это не единственная кара за близкородственные браки.

Но это не дети. Это шишиги! А что ж они тут делают белым днем, хотя положено им в сумерках вылезать на берег и искать жертву вроде пьяного, чтоб утопить?! Ага, понятно, что это за место. Вот только для чего я в него попал?

Вдруг я ощутил, что меня буквально уносит в противоположную сторону от того места, куда я направлялся. Быстрее, быстрее, словно некая стена воздуха толкает меня туда. Скорость все возрастает и достигает скорости летящего По-2. И путь мой закончился в Сызрани, возле кремлевской башни. Подошел к ней, тронул рукой белый камень. И все – сон кончился.

Уже было утро, на часах полседьмого, желание спать дальше пропало. Из окошка тянет утренней свежестью. Вчерашнее вино требует эвакуации. Я пошел навстречу его требованию, вернулся и сел на постель. Сон явно вещий и требует расшифровки.

Во сне я вернулся на родину, хотя и не совсем точно туда. Петля Судьбы?

Внезапное и ускоренное движение от Жигулей к Сызрани. Портал?

Сызранская башня. Она была единственным каменным строением Сызранского кремля, и она одна из всех его сооружений сохранилась. При Переносе она же единственная перенеслась в новый мир. По крайней мере, так мне говорили, но если забыли упомянуть еще про пару лачуг, переместившихся вместе с ней, то невелика беда. К Переносу ей было под триста лет, да еще после него – в итоге полтысячи получается. Что означает башня древностью в полтыщи лет и белый камень стены? Случайная это деталь или нет? И не является ли белый камень стены намеком на Черную Башню?

Этого еще не хватало – встретиться с великим ужасом аборигенов, про который они только шепотом рассказывают, трясясь от страха.

Рождествено. Вроде ничего необычного, тайного и магического в нем нет – хоть в реальности, хоть во сне.

С шишигами понятно. Более-менее. Место их обитания называется Аскулы. Когда-то там была деревня, но давно запустела. Пока я жил в тех местах, то не раз слыхал про бесшабашных добровольцев, периодически переселявшихся туда, так как земля там очень плодородна. Они переселялись туда семьей, года два-три все шло великолепно, но потом бросали все и возвращались домой. Возвращение скорее напоминало бегство. Со мной на эту тему они не разговаривали, но ходили упорные слухи, что семьи сбегали оттуда, так как шишиги похищали и топили детей переселенцев. Насколько это было правдоподобно – не знаю. Но важнее другое – отчего меня унесло от царства шишиг и болиголова? Или, может, мне не нужно было в Сызрань, мне просто нельзя было идти, куда я направлялся?

И еще – яд и отравления. Болиголов – известное средство деревенских знахарей аборигенов. Им можно и отравить, можно и подлечить – знахари пользуются мазью с ним для лечения прострелов и спазмов мышц. Болезнь птичьих крыльев – это тоже отравление, как говорят старые книги. Организм не может перерабатывать медь, и она отравляет организм. Размахивание руками, как крыльями – это симптом поражения мозга, а ободок на радужке – это тоже медь, отложившаяся там. Ранее было лекарство от этой болезни, но после Переноса мы его производить не можем.

Но для чего все это? Неужто лича нужно убивать медным оружием? Или ядом из болиголова? Или отравленной болиголовом медной стрелой?

Ответа на эти вопросы у меня не было. Посему пора было идти завтракать. Когда я, позавтракав, проходил мимо гостиницы «Галерный колокол», меня кто-то окликнул:

– Господин маг, остановитесь, пожалуйста!

Я остановился и обернулся на зов. Оказывается, позвал меня молодой человек, одетый так, как обычно одеваются приказчики. Он подошел ко мне, снял шляпу (а здорово его купец выдрессировал) и начал:

– Не соблаговолит ли почтенный маг оказать помощь моему хозяину, который так захворал, что не может подняться с постели, а его дела из-за того тоже не могут двигаться? Почтенный маг не пожалеет о потраченных усилиях и времени, ибо купец Арсений Васильевич Семихвостов человек не бедный и щедрый…

Это я его речь сократил приблизительно втрое и убрал словоерсы. Злоупотребляют ими приказчики богатых купцов, словно если не скажешь «да-с» вместо «да», то мир опрокинется. Слушая их, прямо ощущаешь, что ожили герои древнего писателя Островского, что жил за сто лет до Воссияния Звезды. Это у третьей гильдии приказчики как люди разговаривают, а не как актеры Тверского театра на сцене.

Страждущий Арсений Васильевич пребывал в номере «Галерного колокола». В принципе я уже предчувствовал, с какой болезнью у Семихвостова мне дело иметь придется. И предчувствия не обманули – номер встретил меня роскошным запахом перегара. И форточки заперты (точь-в-точь как герои Островского, которые, когда дышать нечем становилось, не проветривали, а ароматы воскуривали). Я сразу же потребовал, чтобы мне показали, где руки можно помыть. Ванная была тут же, за сдвижной дверцей. В принципе можно было не спешить пока с этим, а сначала расспросить, но это настраивает на нужный лад больного. Да и привык за многие годы…

Страдалец лежал на кровати и имел вид, соответствующий двух-трехдневному запою. И глаза красные, ибо не спал. Ночи с две прикидочно.

Я спросил, сколько дней купец в запое находится и сколько ночей он не спит. Обычно в таких случаях страждущий либо жалобно смотрит на меня и молчит, а за него говорят родичи или товарищи, либо он тараторит наперегонки с родными и даже скандалит из-за очереди говорить. Здесь был первый вариант – устал купец. Приказчик мне ответил, подтвердив мои догадки, и добавил, что это что-то удивительное, что так плохо хозяин себя чувствует, ведь пил только хорошие и дорогие напитки – гномскую водку и армирский коньяк. Не должно быть похмелья от очищенных и хороших напитков.

Ну да, это всеобщее заблуждение – насчет очистки и похмелья. Жаловаться на плохую водку имеет смысл, когда ты ею только остограммился, а с этих ста граммов тебя три дня наизнанку выворачивает. А после трех дней запойного пития даже наилучше очищенное зелье боком выйдет. Ибо там совсем другие механизмы работают.

Ладно, будем лечить, хоть я и не стал брать в дорогу лекарств от похмелья, ибо рассчитывал на нечто другое. А именно Силой лечить. Я сказал, что лечение купцу обойдется в тридцать новых рублей и только за сегодня (купец привстал и пытался что-то сказать, но рухнул на подушку). Ага, жаба дыхание сперла. Лечение будет не болезненным и колоть его не будут (купец расплылся в улыбке), вливать в него растворы тоже не стану, а буду лечить колдовскими методами, потому и цена такая (тут улыбка несколько увяла). Сейчас Арсений Васильевич при поддержке молодого человека пусть идет в ванную, где сделает свои дела, лицо умоет и приходит сюда. Сил молодого человека не хватило, поэтому пришлось ему помочь провести купца туда и не дать его ногам подкоситься. Затем купец, слегка умытый и облагоображенный, появился вновь. Шагать он стал чуть ровнее. Я уложил его на кровать и заклинанием погрузил в сон.

Я посидел еще немного, убедился, что купец хорошо спит, и никаких нарушений у него нет, и сообщил приказчику, которого звали Викторином, что купец будет спать до вечера, а он должен за ним следить, чтобы спящий не свалился, не утыкался лицом в подушку и прочее. Вечером я приду опять, сон сниму, купец сделает неотложные дела, поест и опять будет обработан Силой. Потом он будет спать до утра. Кстати, такси вечером за их счет. Ну а завтра будет видно, что делать. Еще я вручил ему бусину от четок, на которую наложил простенькое сигнальное заклинание. Если ее в руках покатать, то я сигнал услышу и быстро прибуду. Это на случай чего-то неожиданного и опасного. Да, никого из купцов сюда не пускать, а то разбудят и зальют еще. Деньги пропадут даром тогда. Это было вместо парфянской стрелы.

Я получил с Викторина деньги и убыл. Храпел купец здорово – слышно было аж на лестнице. То, что надо.

Путь мой лежал в баню. Я вообще планировал сходить туда после обеда, но раз на вечер привалила работа… После бани был обед, затем сон, а до визита к больному я перечитывал выписки из эльфийских книг. Старею: чтобы хорошо запомнить, нужно несколько раз прочитать. Конечно, если бы в этом городе была публичная или частная общедоступная библиотека, я бы лучше там время провел. Но здесь гораздо чаще встречаются заведения вроде казино или борделя, чем библиотеки…

Часов в шесть я вышел и направился к Семихвостову. Портье и охрана меня останавливать не стали, и я прошел в номер. Купец мерно и мирно храпел на кровати, а Викторин томился в кресле. Я опять помыл руки, потом подошел к купцу, положил руку ему на голову и заклинанием пробудил его. Купец открыл глаза, сел и постепенно начал приходить в себя. Я скомандовал:

– Викторин! Веди Арсения Васильевича в ванную! Он давно уже там не был.

На сей раз купец двигался живее, и моя помощь не потребовалась. В ванной они пребывали с полчаса (я аж заскучал). Вышедший Арсений Васильевич выглядел куда пристойнее, чем утром. И сам мне сказал, что в родном Нижнем его тамошние целители уже пару раз пользовали, но там так быстро ему лучше не становилось. Там ему бы влили литра два растворов, а лучше бы еще не было. Это я и сам знаю. Жил я и в Нижнем, и практиковал там тоже. И вечно ругался и с простыми лекарями, и с магами-целителями за подобный метод выведения из запоя.

Увы, Тверская академия и Нижегородский университет своих выпускников обучают именно такому методу, а так называемый «сухой метод» игнорируют. Хотя книги из Старого Мира, описывающие этот метод и преимущества «сухого», есть и у них на полках. Вроде объясняешь, что у человека и так кровяное давление в похмельном состоянии высокое, а вы ему еще водой своей давление добавляете, а для чего? Чтоб надежнее сосуды разорвать?

И далее – вы понимаете, что такое запой? Это ведь не только выпитые бутылки водки, это изменения в голове пациента. Как будто некая чуждая сила прямо-таки ведет его в алкогольную пучину. Словно бы его какой-то особый вампир обратил, и пьет он с тех пор водку, как молодой вампир кровь. А вот «водозаливание» больного изменений в психике больного не учитывает. Потому лучшее лечение подобных состояний сон и кислород. Ну и Сила, если лечит маг. С точки зрения целителя, у «сухого метода» есть и второе преимущество – нет нужды в оборудовании для переливания жидкости и самих растворов. Единственное преимущество «мокрого» метода – тратится много всего и канители много. Поэтому за великие труды и большую плату попросить не грех, ибо «мы пахали».

А так, как я, – и пациенту лучше, и тебе не внапряг. Пациент спит, нервы его успокаиваются, подобное мании влечение к пьянству проходит, да и нарушения из-за отравления тоже минуют. Причем эффект хоть Силы, хоть снотворных средств принципиальной разницы не имеет. Самое главное – чтоб спал. Даже гипнотический сон помогает. Но у нас гипнотического сна народ боится, поэтому практикуют его нечасто.

Я магически просканировал внутренние органы купца, ничего опасного не увидел и сказал, чтобы он заказал себе ужин и поел. А потом он снова будет спать до утра. Семихвостов сказал, что есть ему не хочется. Ну и правильно, еще рано. Когда аппетит проснется, он тогда выздоровел. Поэтому я сказал, что я это учитываю, но есть ему все равно придется. Есть нужно, так как силы и энергия требуются на ликвидацию последствий отравления. Поэтому пусть закажет себе небольшую порцию чего-то вкусного и сытного. Почему немного – потому что много не съест. Что-то вроде осетровой икры или ветчины. И обязательно чаю большую кружку. И ее надо выпить до дна. Вообще можно было бы и морса или компота, но лучше чаю – надо еще восстанавливать обожженную водкой слизистую желудка. Вот чай ее и простимулирует.

Викторин стоял, готовый идти за заказом. Купец заказал кусок буженины и пару бутербродов с икрой. Я напомнил про чай, и чай добавили. Потом купец спросил, не желаю ли я чего-то тоже? Я желал (при вечерних визитах этим частенько пользуюсь). Поэтому заказал мясной пирог и тоже чаю. На ужин как раз хватит, и хозяина жаба не задавит. Викторин проявил чудеса оперативности и уложился в четверть часа. Это время я провел за расспросом пациента о его ощущениях. Он сам тоже ожил и живо интересовался разными деталями. Кстати, как выяснилось, в Нижнем я пользовал от такой же беды его бывшего компаньона. Михаил Михайлович Ковешников как-то допился до белой горячки и чуть не убил себя, когда выскочил из окна четвертого этажа, спасаясь от кошмарных видений. Вот тогда я его и лечил. После чего купец пить бросил и прожил еще года четыре. Больше не дала жить ранее пропитая печень. Я этими сведениями воспользовался для дополнительного нажима на пациента. Чтобы он снова не запил в ближайшее время.

Викторин вернулся. Купец героически сжевал буженину и с насилием влил в себя чай. На бутерброды с икрой сил не хватило. Но я не стал настаивать, рассудив, что и столько неплохо. А икра пойдет Викторину как награда за дневное бдение. Сам я с аппетитом поел (как говорила жена – «аккуратно, но прожорливо»). Купец спросил, можно ли ему выкурить сигару. Этот позыв я задавил в зародыше, сказав, что он еще не здоров до такой степени, чтобы начинать травить себя вновь.

Затем Семихвостов был опять уложен и усыплен. Я задержался еще на полчаса, еще раз магически просканировав пациента. Все было нормально. Потом шепотом сказал приказчику, чтоб шел вызывать такси. Викторин на цыпочках ушел вниз. Я сидел и ждал.

Приказчик появился на пороге и сделал мне знак, что уже готово. Спускаясь по лестнице, я напомнил Викторину, что никакого алкоголя купец не должен принимать. Это на случай его раннего просыпания, до моего приезда. Выпьет – пиши пропало. Поэтому я рассказал кое-какие страшилки про тех, кто целителя не послушал и за то пострадал. Отрицательных примеров про пьющих у меня в изобилии. И повторять про то, что нельзя пить снова, пьющему и семейству следует неоднократно, разнообразно и образно, чтоб дошло. Потому что они норовят совместить лечение с удовольствием. Я б им разрешил, если бы это можно было. А потому – нечего тешить себя надеждами: или бросаем пить, или продолжаем. Я могу и подождать. Только обойдется тогда продолжение дороже – и в деньгах, и в процентах потерянного здоровья.

Отходя ко сну, обнаружил, что я забываю менять патроны в револьвере, то есть вечером вставлять специальные, а днем – обыкновенные. Ну ладно, все равно ночь, коль уж забыл утром убрать специальные, так пущай стоят дальше…

Сон был длинный и бестолковый про то, как я сдаю экзамен в магической школе и все никак не могу сдать его. При этом я помню, что диплом у меня уже есть. Впрочем, такая белиберда снится не только мне, но и многим людям.

Утром попытался поразмыслить об основной задаче, но мысли все уклонялись в сторону лечения купца. Устав бороться с неизбежным, плюнул на борьбу и в половине девятого прибыл к «Галерному колоколу». Верный Викторин, видимо, всю ночь бодрствовал и мух отгонял от патрона. По крайней мере, вид у него был соответствующий такому героизму.

Купца я разбудил. Проснувшийся Семихвостов выглядел очень неплохо. После того как он посетил ванную, я уложил его и провел более серьезное магическое воздействие, предназначенное для подавления желания употреблять алкоголь сроком на неделю. Это уже более неприятная вещь, чем снотворное заклинание, но не так уже и сильно неприятная. Немного потерпит, и все. Расход Силы здесь более значительный.

Далее я вновь провел магическое исследование состояния здоровья пациента. После чего объявил ему, что он в принципе здоров и может заниматься всем, чем хочет, кроме употребления алкоголя. От этого он должен воздерживаться ровно неделю. Не воздержится – пусть пеняет на себя и не забудет решить все вопросы с наследованием. Курить он может. Может ощущать себя чуть слабее прежнего, но это быстро восстановится самостоятельно, если он будет хорошо есть и хорошо спать. Ест он пусть что хочет, а для сна принимает средство «илинден», которое купит в магической лавке или аптеке (по знаку купца Викторин записал). Это такой сладковатый на вкус корень, который растет в окрестностях Царицына. Аптекари продают его уже готовыми порциями. Пусть купит пяток порций и пяток ночей пьет на ночь по одной. Бессонница бросившему пить угрожает и готова довести до белой горячки – чтобы не было как с Ковешниковым, надо принимать этот корень.

После чего я заявил, что с купца полагается еще тридцать рублей. Купец загрустил, но отдал. Про то, что много, я знаю, но… Если он попьет еще, то убытки от пропущенных и невыполненных сделок будут куда большими. И поставили его на ноги рекордно быстро. Так что пусть платит и не выпендривается.

Знаю я купеческую публику: как прогулять-пропить сумму, так никаких угрызений совести, а как целителю отдать – так душевные борения начинаются. В Твери я беру меньше, но купец первой гильдии свое возьмет. Со следующей же сделки.

Оставшееся до обеда время я провел, гуляя по улицам. Зашел в «Ржавый шлем», но там мне сказали, что искомый тип не появляется с момента свержения Сливы. Наверное, попал под горячую руку либо прячется из страха за свою жизнь…

Зашел к Дарину. Тот был доволен как никогда. Вчера вечером ему наконец удалось продать тот самый «максим» за полторы тысячи. В то время как он его обменял на что-то более дешевое. Оттого Дарин был чрезвычайно горд собою и даже пригласил отметить успех вечерком. Я сказал, что подойду, если ничего не помешает. Засим откланялся. Обед должен быть по расписанию, если нет войны.

Вернувшись в гостиницу, я было собрался идти в номер, но меня окликнул портье. Оказывается, меня искал посыльный. Он оставил письмо, а портье переданы деньги на тот случай, если я соглашусь – чтобы вызвать мне такси. Я удивился, что кто-то ищет меня, но развернул письмо. Меня пригласили приехать в гостиницу «Восточное подворье» оказать помощь больному, ибо наслышаны о моих талантах. Если я соглашусь, то они ждут меня в любое время. Встретят меня в холле гостиницы. Писано явно аборигеном – они в торжественных и протокольных случаях очень любят писать кудрявыми почерками, а договор, напечатанный на машинке или в типографии, вызывает у них приступ уныния.

Я сказал портье, что согласен, и тот стал накручивать телефонный диск. Волна явно пошла от Семихвостова, который, почувствовав себя здоровым, рьяно занялся делами. И, видимо, кому-то из купцов сказал, что вот, его очень быстро поставили на ноги. А далее информация нашла нужного человека. Возможен вариант, что Викторин рассказал какому-то приказчику, а тот уже сообщил «больному» патрону. Удивляться тут можно только тому, что очень быстро.

По приезде оказалось, что я был прав. Семихвостов и его верный помощник пошли на встречу с купцом из графства Минден бер-Ноди, а приказчик бер-Ноди (или как на тамошнем языке приказчик называется) сообщил, что хозяин после ужина себя плохо чувствует и не может делами заниматься. Семихвостову сделка с бер-Ноди была нужна, вот он и посоветовал, к кому обратиться, упирая на скорость лечения и минимум неприятных ощущений. Слово «быстро» для минденского купца оказалось очень важным. Вот меня и пригласили.

По виду сей купец не был похож на запойного. Был очень бледен и то и дело хватался за сердце. Поэтому я подробно стал расспрашивать его, что с ним случилось. Бер-Ноди был склонен к восточной витиеватости, и ему кое о чем не хотелось рассказывать подробнее. Но я настаивал и выяснил, что здесь чуть другая ситуация.

Бер-Ноди решил отпраздновать успех сделки, посетив бордель и воспользовавшись там услугами непременно трех фей любви. Поскольку он был уже не молод и самостоятельно на такой подвиг не способен, то воспользовался «помощником» – известным магическим стимулятором «белый кролик». Магический грызун оправдал надежды купца ночью, но утром вызвал перебои в сердце (собственно, это часто бывает после «кролика»). Поскольку почтенные отец и дед купца умерли именно от болезни сердца, то бер-Ноди испугался. Реальное расстройство наложилось на страхи, поэтому минденцу было сейчас «и кюхельбекерно, и тошно».

С «белым кроликом» и его жертвами я уже сталкивался. Вообще в Твери он запрещен, но многие его втихую провозили, поскольку спрос на него был. Поэтому два-три раза в год приходилось оказывать помощь жертвам больших запросов при малых возможностях. Дело это выгодное, поскольку пострадавшие просили не говорить, что это «грызун» виноват, и готовы были за это приплатить. Я шел навстречу – из любви к кроликам (живым, естественно), да и деньги лишними не бывают. Ну а в Гуляй-поле это вообще не актуально.

Далее я взялся за работу. Тут магических сил требовалось больше, поэтому на завтра пришлось запланировать пополнение Силы в храме. Я обработал купца, после чего попивал кофе с восточными сладостями и наблюдал, как слуги купца беспрерывно подносят ему сосуд для сбора мочи, вместе с которой из организма должны были уходить сердечные расстройства и остатки стимулятора. Потом периодически подновлял заклинание.

Изгнать зловредного «грызуна» удалось к закату. К этому времени уже пару часов сердце бер-Ноди не беспокоило. Я провел магическое сканирование, убедился, что сейчас ему ничего не угрожает, и сообщил купцу, что он может считать себя здоровым. Но женщины ему запрещены на неделю, чтобы организм отдохнул от перегрузки, а стимуляторы – пожизненно, если он не хочет, чтобы его сердце не выдержало. После чего потребовал с него пятьдесят рублей. Купец отсчитал мне их, и я отбыл на такси к себе. Встреча с Дарином отпала.

Дорогой я размышлял о купцах Семихвостове и бер-Ноди и за кем останется верх в борьбе за право компенсировать расходы на мою помощь за счет другого участника сделки.

Но ехидство мое было наказано. Ибо я польстился на дармовой кофе (на целых две чашки), за что сон пришел ко мне только под утро.

Проснулся я от стука в дверь. С трудом стряхнув сон, я взялся за револьвер и спросил, кто там. Это оказался портье. Я проковылял к двери. Портье, до невозможной степени перепуганный, захлебываясь словами, просил меня оказать милость и пойти помочь его матери. Она позвонила ему и рассказала что-то невразумительное про свою болезнь. Женщина в последнее время прихварывает, и сын чрезвычайно опасается за ее здоровье. Поэтому он умолял помочь ей, очень извинялся за беспокойство и т. д. Я наскоро умылся и пошел.

Быть целителем – это значит вставать и идти на зов. А не пойти имеешь право только тогда, когда сам так болен, что не сможешь встать.

Матушка портье жила всего в двух кварталах от гостиницы. А далее была ситуация из серии «и смех и грех». Помощь требовалась не ей, а ее коту. Разволновавшаяся мама так рассказала, а разволновавшийся сын так понял… Они смотрели на меня виноватыми глазами и рассыпались в извинениях.

Оказалось, что их кот, играя с клубком ниток, доигрался, проглотив иголку, и теперь мама портье с минуты на минуту ждала смерти дорогого ей животного. Но живность не проявляла признаков прободения кишечника. Иголка застряла где-то в небе, судя по каким-то поперхиваниям кота. По моему указанию хозяйка взяла животное на руки, крепко прижала к себе, сын раскрыл ему пасть, и я заглянул внутрь. Ага, иголка с обрывком нитки воткнулась на переходе мягкого неба в твердое. Надо извлекать, но никаких инструментов у меня нет – ни хирургических, ни ветеринарных, ни слесарных. Надо Силой.

Кот магии не поддается, сталь иголки – почти не поддается, а вот шерстяная нитка – вполне. Потоком Воздуха я и потянул за нее, сказав, чтобы они крепко держали животное. Иголка вылетела из пасти и, сорвавшись с нитки, шлепнулась на пол. Кота отпустили, и он обиженно унесся под кровать. Далее я отказался от денег и потребовал в качестве платы право погладить кота. Портье вынул зверя из-под кровати и дал мне потискать. Красивый зверь. Пушистый и цвет оригинальный – на плоской морде черная «маска», ушки, лапы и хвост черные тоже, а туловище цветом как топленое молоко.

Интересно, где разводят такую породу котов? Но женщина не знала. Котенка она подобрала на улице, пожалев жалобно мяукающее существо. Тогда он был просто черно-белым и далеко не пушистым. А дальше он рос и хорошел. Пожелав им всего хорошего, я пошел завтракать, еще раз отказавшись от денег.

А после завтрака надо обязательно в храм – пустота от расхода Силы уже неприятно ощущается.

Но я малость планы поменял и сначала пошел в храм. Ближайшим был храм Мардога. Великолепное каменное здание, увенчанное пирамидальной крышей и шпилем с огромным коловратом. Стены снаружи покрыты изображениями разных знаков Мардога и других его атрибутов: посоха с проросшей веткой, пучка из трех стрел, перевитых лентой. Они были изображены и в виде рельефов, в виде фресок, вплетены в витые решетки окон подвального этажа. А верующие за дополнительную плату могли сделать их изображение и установить внутри храма. Изображения из недрагоценных материалов находились недолго, не более трех дней, а вот драгоценные имели шанс вечно украшать стену. И их имена на изделии – тоже.

Я вошел внутрь, бросил монету в ящик для пожертвований и двинулся в главный зал храма. Зал был квадратный по форме и со всех сторон окружен колоннадой, поддерживающей балкон из резного дерева. Что изображала богатая резьба колонн и ограждения балкона – вы догадаетесь сами. Нависающий балкон как бы делил зал на две зоны – окраинную, затененную и скрытую, и центральную, открытую, всю залитую потоками света из верхних окон храма. Таящаяся в углах Тьма и льющийся сверху Свет… Утреннюю жертву уже принесли, поэтому посетители могли молиться, где хотят – хоть в полутьме под балконом, хоть в середине зала. Хоть стоя, хоть лежа, хоть вслух, хоть про себя.

Посетитель мог принести и специальную жертву от своего имени, но не лично. Жертву приносили специальные служители, делившиеся на два разряда в зависимости от того, какая жертва – кровавая или бескровная. У них были специальные названия, но в простоте их именовали левые жрецы и правые жрецы. Жрецы этого наименования не любили, но вежливо поправляли невежественного посетителя. Почему правые и левые – потому что к алтарю они подходили именно так. Вот только я вечно путаю, с какой стороны какой из них должен подходить.

А даритель стоял на специальном камне чуть в стороне и наблюдал за этим. При принесении утренней и вечерней жертв все молящиеся стояли под балконом, и для их недопущения в середину зала между колоннами натягивался специальный шнур.

Я постоял пару минут под сенью балкона, а потом, словно повинуясь какому-то внутреннему толчку, вышел из-под него и прошел на середину зала. Сверху на меня лился свет гуляй-польского утра. Сюда, под самый купол, обычно приходят молить бога об исполнении наисокровеннейшего своего желания. Даже есть поверье, что здесь молиться могут только чистые душой, потому что Свет Мардога безопасен для чистой души, а недостаточно чистых – сжигает. Для чего прошел сюда я? Что нужно мне здесь? К богам я отношусь отстраненно и с некоторой долей скептицизма. Можно даже назвать такое отношение потребительским. «Как боги к Иакову, так и Иаков богам». И нет у меня сейчас затаенных желаний, исполнения которых я жажду всем сердцем. Так для чего же я вышел на Свет Мардога?

Я стоял смотрел ввысь, в световой поток и понемногу наполнялся ощущением, как будто я растворяюсь в этом свете. Свет был всюду вокруг меня, свет был внутри меня, свет приходил в меня и покидал меня. Я был един с этим светом, я весь словно состоял из света. Еще я ощущал, что как будто стою перед огромным глазом, глядящим на меня, глазом, который видит меня насквозь, но одновременно я и сам ощущал себя этим глазом, который глядит откуда-то сверху на мир. Меня окружал хоровод вихрей, огней, видений, но я не мог разобрать, где кончается одно видение и начинается второе, потому что они сменялись со слишком большой для меня скоростью и трансформировались одно в другое. Свет передо мной собрался в дорогу цвета опавших осенних листьев, и я шагнул на нее. Сделал пару шагов, а дальше меня словно понесло по ней, как в недавнем сне от Жигулей к Сызрани. Свет поглотил меня и стал темнотой.

Очнулся я в какой-то комнате от запаха ароматических солей, поднесенных к моему носу. Последующая серия чиханий пробудила меня еще надежнее. Я сел. Болели голова и зубы. Во рту ощущался несильный вкус крови. Не сильнее, чем после чистки зубов новой щеткой. Я сидел на скамье в небольшой комнате, а рядом со мной с флаконом в руке стоял молодой жрец. Я спросил, где нахожусь и что со мной произошло.

Жрец ответил, что я в храме, что сегодня утром я сюда пришел. Вышел на середину храма и встал в световой поток. Постоял немного и пошел назад. Но по дороге у меня подогнулись ноги, и я упал. Он и служки кинулись меня поднимать, но, едва они прикоснулись ко мне, их словно отбросило разрядом Силы. С большой осторожностью они еще раз подошли ко мне, но больше такого не происходило. Жрец описал свои ощущения, такие же, как от удара током. Меня перенесли в этот придел, и я здесь часа два лежал как кукла. Сейчас я стал шевелиться, поэтому он попытался меня привести в сознание, и это получилось. Перед этим я говорил, но на языке, которого он не понимает. В голосе жреца звучали виноватые нотки, словно он хотел извиниться за то, что оказал мне помощь. Странно.

Я поднял руки, подвигал ими, затем ощупал голову и лицо. Вроде повреждений нет. Вкус крови во рту и потеря сознания могли пахнуть эпилептическим припадком. Только этого не хватало! Но вроде не очень похоже. Мышцы не болят, а после припадка должны бы. Язык вроде цел, но высовывать его наружу и рассматривать я постеснялся. Брюки сухие. Нет, не эпилепсия. На язык посмотрим попозже. Амулеты и оружие были на месте, деньги тоже. Я осторожно встал. Ноги меня удержали. Жрец молчал и отчего-то пристально всматривался в мое лицо. И взгляд был какой-то потрясенный, что ли.

Поблагодарив жреца за помощь, я медленно направился к выходу. Поблуждав в незнакомых коридорах, вышел, но не через привычный вход, а через ранее неизвестную мне служебную дверь. Стоявшие там двое служек с метлами тоже воткнулись взглядом в мое лицо и озадаченно молчали. Вид у них был, словно они увидели что-то крайне редкое, но безопасное для них.

Чтобы это значило? Вроде как при ощупывании головы демонических рогов не нашел. Ноги по-прежнему в сапогах. Искать же крылья за спиной или хвост ниже поясницы как-то неудобно – храм все-таки.

Я медленно шел, и головная боль чуть приутихла. Зубная боль стала какой-то мигрирующей вдоль челюсти. Голова не кружилась, стоял и шел я твердо. Ладно, пойду пока, а дальше будет видно, может, и поеду. Есть не хотелось, но для порядка зашел в трактир, где и поел без аппетита, но так, как требовал от Семихвостова, – надо есть, хоть и не хочешь.

Подавальщица на меня особенного внимания не обратила, так что крылья и хвост явно не выросли. Вообще по времени уже и обед, но обедать не смогу – и так чай с булкой еле влезли, куда еще что-то туда. Спать тоже не хотелось, но я пошел в гостиницу. Все-таки после какой-то неясной потери сознания безопаснее не бродить по улицам.

Придя в гостиницу, отдал портье деньги за проживание (сейчас дежурил другой, не сын владелицы кота-иглопожирателя). В номере скинул пыльник и сапоги и прилег на кровать. Спать не хотелось. Чувствовал я себя довольно бодро, словно не недоспал и не был рано разбужен. Вообще не мешало бы подвергнуться магическому сканированию – что там с моими внутренностями происходит? Самому это не проделаешь, значит, придется найти мага-целителя. Но это позже.

Я вспомнил про удивленные взгляды. Встал и пошел к зеркалу, по ходу включив свет. При осмотре повреждений не было. Но новое кое-что было. Шрам на левой щеке, которому было уж сорок лет, то бишь уже слаборазличимый, стал ярким и хорошо видным, как будто только-только зарубцевался. И форма чуть изменилась – из крестообразной стала больше напоминать наконечник стрелы. И правая бровь была белого цвета.

А прежде на брови максимум один волосок седой был. Утром я в спешке в зеркало на себя не глянул, но вчера-то еще такого не было. Естественным образом так не бывает. Седина отрастает вместе с ростом волос на двадцать пятую долю дюйма (или миллиметр) в сутки. Поэтому любимые страшные рассказы аборигенов о том, как юноша или девушка, увидев нечто ужасное или запретное, к утру поседели – не реальное, а фантастическое. Ибо даже у бритого наголо юноши седая щетина на голове появится не наутро, а сами понимаете когда. Поседеть от страха можно, только не сразу. Хотя магически цвет волос изменить можно. И очень быстро. Правда, лично не пробовал и не знаю, сколько Силы для этого потребуется. Неужели я попал под какое-то воздействие Силой?

Но для чего этой Силе добавлять мне седины, причем именно таким образом? И обновлять шрам? Ах да, наверное, что-то это значит. Ибо жрец и служки из аборигенов на меня удивленно глядели, а вот девица в трактире и портье, будучи из пришлых, никак не реагировали на мой внешний вид. Придется повспоминать разные аборигенские легенды, что означает это странное поседение и стрелообразный шрам.

Этим я и занялся, но ничего не мог вспомнить, хотя раз мне показалось, что смогу. Затем меня снова одолели размышления. Собственно, само по себе поседение брови и освежение шрама меня не пугало (я ведь уже не молод), беспокоило то, что это может быть признаком чего-то. А вот чего? Насланной болезни? Нисхождением божьей благодати? Кознями Ашмаи?

Помучившись так, решил выйти прогуляться. Спать не хотелось, лежать тоже, и я решил походить по улицам. Хождение опять вылилось в поиски, чем бы заняться и убить время. Поэтому я заходил в лавки, глядел на товары, озадачивал приказчиков вопросами, но ничего не покупал. Зашел в пару заведений, где демонстрировались танцы с раздеванием, но зрелище меня не вдохновило. Больно девушки были несвежие.

Заходил и в разные трактиры, где сидел над кружкой пива подолгу. Пить алкоголь я не решился, потому вяло жевал закуску, делал вид, что отхлебываю пиво, глазел по сторонам и уходил, оставив нетронутую кружку. Странно, что жаба не давила.

Чувствовать себя я продолжал хорошо, расход Силы был компенсирован. Хотя позже меня одолела мысль: а не зачерпнул ли я сам или небесные покровители дали столько Силы, что мне стало плохо? И даже больше: не прибавился ли у меня уровень владения Силой и ее собственный запас? Это интересно, но проверить пока нельзя. Можно случайно переборщить с заклинанием и перестать контролировать свою Стихию. Попытаешься сдуть движением Силы голубя с крыши – и снесешь весь дом. Оттого завтра съезжу за город и поупражняюсь со Стихиями. Сон пришел незаметно, хотя я думал, что придется долго его дожидаться.

И во сне увидел я старого вампира, который сидел на крылечке кирпичного дома и беседовал со мной. Оказывается, вампиры тоже болеют. Одна из болезней, о которой мы беседовали, называется пустынная лихорадка. Подвержены ей молодые вампиры, которые после особо роскошного вампирского пира начинают чувствовать себя так, как в те времена, когда они еще были людьми и простужались. Их буквально трясет, как от жара прежде, хотя они на ощупь остаются холодными как лед. И еще их начинает буквально терзать голод и жажда (особенно последняя), но это не жажда крови, а обыкновенные голод и жажда. А жидкость они пьют как лошадь или верблюд, вернувшийся из перехода по пустыне. Оттого и появилось такое название. Вот едят они и пьют буквально за троих, но лучше им не становится, и через неделю или чуть больше они, заснув, больше не просыпаются. Интересно, что тело их при этом напоминает на ощупь мармелад. Мастер гнезда, после того как случаи такой болезни участились, поручил этому вампиру изучить ее, но кровосос-ветеран за свою долгую жизнь про нее не слышал и не видел, пока она не проявилась в последние полгода. Поэтому он и просит меня подсказать, не знаю ли я чего-то про эту или подобную болезнь.

Вот так да! А люди-то думают, что вампиры бессмертны сами по себе и ничем не болеют (и даже душа у них не болит). Я припоминаю, что пара аборигенских аристократов, заболев неизлечимой мучительной болезнью, добровольно превратились в вампиров, чтобы от мучений избавиться. В одном случае это была проказа, а в другом, кажется, рак.

Вампир ждал моего ответа. Я ответил, что у людей подобной болезни не встречал, но у меня появилась пара ассоциаций или идей (не знаю, как сказать правильнее).

Первая. Озноб и лихорадка бывают и у людей при переливании им не совместимой по группе крови. И дело тоже может кончиться печально из-за гемолиза. Слово «гемолиз» на вампира произвело неприятное впечатление. Его аж передернуло. Если эта идея верна, то должно существовать какое-то сочетание разных групп крови или крови разных народов, которое становится опасным. Но в проверке ее я ему помочь не смогу.

Вторая. Один бывший охотник за нечистью говорил мне, что по его мнению, когда человек вампиром становится, в его тело внедряется не один демон, а множество. С течением времени остается только один, что имеет результатом резкие изменения в поведении. Оставшийся демон других не то поглощает, не то изгоняет. Возможно, эта лихорадка является признаком конфликта демонов между собой с печальным для хозяина концом. Детали тут мне неизвестны: может, демон-глава чересчур рьяно выгоняет других, а надо не так быстро это делать, может, что-то еще…

Вампир встал со ступеней крыльца, церемонно поблагодарил меня и пропал. Вслед за ним пропал и сон. На часах было два. Я прошелся до необходимого места и вернулся в постель. Некоторое замешательство от увиденного во сне все никак не проходило.

Конечно, за прожитую жизнь какой только ахинеи во сне не увидишь, но вампир, просящий у меня врачебного совета, как лечить своих не в меру упившихся братьев по крови – это вообще за пределами добра и зла. Прямо рекорд несуразицы, а не сон. Я отчего-то продолжал чувствовать себя обескураженным и растерянным. Отчего бы? От такой необычной новости про болезни вампиров? Или оттого, что я отнесся к просьбе вампира как целитель, а не как истребитель?

Пелена сна накрыла меня незаметно, и снова проснулся я уже утром. Больше сновидений не было, но предыдущее все же не отпускало меня. И что-то мешало счесть его игрой воображения.

Кроме того, я ощущал, что во сне были еще две важные детали, которые я отметил, но сейчас не мог вспомнить. Полежав еще и понапрягав мозги, я вспомнил, что:

1) крыльцо кирпичного дома из сна было странно знакомым;

2) прощаясь и благодаря, вампир назвал меня Luftёtar, совсем как старый друэгар.

Неужто это любимое название старейшин для меня? И вообще, что означает Luftёtar?

У кого бы спросить? Решив, что хватит валяться, я отправился умываться, а после того решил позавтракать и отправиться за город поупражняться с Силою.

Внизу сегодня пребывал тот портье, мать которого была так напугана кошачьим несчастьем. Он радостно поприветствовал меня. Я поздоровался и спросил о здоровье обоих. Портье ответил, что с обоими все хорошо, но кот от греха подальше лишен удовольствия играть с клубками. Для того ему мячик приобрели. Я спросил, где можно будет нанять такси для поездки за город на небольшое расстояние.

Он ответил, что большинство таксистов при поездке за город начинают бессовестно задирать цены, а многие даже из боязни могут отказаться. Если я не против поездки в конном экипаже, то могу нанять его совсем неподалеку, в Дровяном проезде. И обойдется это раза в два дешевле. Если мне нужно побыть одному или наедине с кем-то, то извозчики подождут сколько надо. Идти туда надо так – сразу от входа пройти по улице Неожиданной до рыбного магазина, затем свернуть направо и пройти три квартала. Там будет пустырь, огороженный забором, возле которого и стоят извозчики для поездки за город. Заказы в городе они почти не берут из-за конкурентной борьбы с таксистами, которые их вытеснили в этот закоулок. Я поблагодарил его и вышел. Путь мой лежал в трактир, ибо Сила Силой, а еда по расписанию.

Сначала я употребил чаю с горячими плюшками, потом попросил налить чаю во взятую с собой фляжку. Еды с собой брать я не стал, рассчитывая обернуться за час-другой, а вот иметь, что попить, никогда не помешает.

В указанном месте стояли два крытых возка и один открытый. Рядом курили извозчики. Изобилия желающих прокатиться не было. Я выбрал крытый возок на случай внезапного дождя и спросил извозчика, есть ли неподалеку от города овраг, где я могу, никому не мешая, пристрелять пистолет. Он ответил, что есть такой приблизительно в версте от ворот. Я вручил ему рубль задатка и взгромоздился на сиденье. Экипаж заскрипел, но выдержал. Мы чуть ли не шагом выехали через какие-то проулки к городским воротам явно хозяйственного назначения. Охранник лениво подошел к нам, прикоснулся к моей левой ладони жезлом и махнул извозчику рукой, чтобы тот трогал. Второй охранник курил в стороне и на нас вообще внимания не обращал.

Версту до оврага мы плелись с полчаса, ибо ни лошадка, ни извозчик явно никуда не торопились. Меня же беспокоили больше рессоры, передававшие моему организму все неровности земли. Но пока терпеть было можно. Когда мы прибыли к оврагу, я спросил извозчика, где лучше спуститься вниз, а то здесь весьма крутые склоны. Извозчик ответил, что не знает, ибо он всегда ожидает пристреливающих пистолет здесь, а в сам овраг не лазит.

Я пошел вдоль склона, выбирая более пологое место. Не тут-то было – пологий спуск отсутствовал. Наконец я плюнул и прыгнул вниз. Сапоги ушли в рыхлый грунт почти по щиколотку. Высвободив ноги, я быстро спустился на самое дно. Мусора там хватало, имелись и следы трапез, и следы попоек, и следы взаимоотношений между полами. Но трупного запаха не было, и это радовало. Сначала я аккуратно потоками Воздуха, как веником, немного расчистил дно оврага вокруг себя, сметя мусор в одну кучу. Затем, закрутив потоки Силы узлом, выдернул небольшой куст и забросил его наверх. Потом пришло время для пары заклинаний посложнее.

Затем поискал вокруг водоносные жилы. В овраге, судя по моим ощущениям, с водой было все в порядке – должны быть и родники, и колодец выкопать было можно. Этому меня в свое время хорошо выучили, и в Сендерском походе это умение пригодилось. Тут я прервал воспоминания и проделал еще один фокус – потоками Силы захватил у себя за спиной все лежащие на земле предметы на площади приблизительно квадратного метра и заставил их левитировать. Затем обернулся и посмотрел, что мне попалось. Оказалось, в воздухе зависли разбитый горшок, пара сухих веток, скомканная газета и ежик. Я осторожно опустил «добычу» на землю и позволил ежу удрать в кусты.

На том упражнения и закончились. Вообще отличий от обычного состояния я не заметил: Силы не прибавилось, уровень владения ею не изменился. Запас ее тоже. Ощущал я себя так, как бывает, когда займешься магией после хорошего отдыха, восстановившего Силу. И все.

Надо было возвращаться. Ах да, я же сказал, что пошел пристреливать пистолет. Ну ладно, поддержим легенду. Я вынул кольт, прицелился и двумя выстрелами добил тот самый горшок. Вытащил магазин, вставил туда патроны взамен израсходованных, и стал искать пристойный подъем. Пройдя метров десять дальше, нашел осыпь, которою и воспользовался, хватаясь свободной рукой за кусты. Осыпь мне напомнила обвал стены Каскелена, там, где мы смогли подорвать стену динамитом. На штурм через эту брешь и осыпавшийся в ров оползень первую роту повел Эрру. Ему, как всегда, чем опаснее, тем было лучше. Вторая рота штурмовала город с востока, где стена была ниже всего. Штурмовые лестницы у нас были ублюдочные, так что вся надежда была на то, что стрелки собьют горожан со стены и не дадут им нас посбрасывать в ров. Третья рвалась через разбитые пушкою Речные ворота… Тут я опять насильно оборвал нить воспоминаний и двинул к извозчику.

Но возка и извозчика на месте не оказалось. Совсем. Там, где возок стоял, остались конские яблоки и окурок. Следов драки и убиения нет. Был возок и пропал. Я подумал и решил, что ждать я его тут не буду. До ворот совсем не далеко, а торчать лишнее время в безлюдном месте, на краю оврага – оно мне надо? Тем более я не бросил извозчика в беде, он сам куда-то ускакал, зараза. Я плюнул и пошел по дороге в сторону ворот. Навстречу мне вышел тот же охранник, лениво проверил меня жезлом и сделал приглашающий жест. То, что я прибыл пешком, без возка и извозчика, его совершенно не волновало. Я задал ему вопрос, куда мог запропаститься извозчик, пока я пистолет пристреливал.

Охранник, ухмыляясь, сообщил, что это с Аймо (так звали этого паршивца) случается регулярно. Когда его клиенты предаются пристрелке пистолетов, разврату, выбиванию долгов и прочим мирным занятиям, Аймо скачет в недальний хутор, где вкушает самогон, до которого он большой любитель. Остаться он может только тогда, когда знающие его клиенты ему вперед не заплатят. Если по незнанию заплатили вперед – искушение он преодолеть не может. Однажды нервный клиент его подстрелил за исчезновение. Но простреленная ляжка Аймо от загулов не отучила. Тут я, слушая это, еще раз пожалел, что не знаю заклинания, вызывающего анальный зуд. Я б его к этому Аймо применил вместо пистолета.

Охранник продолжил, что если мне неохота и дальше идти домой пешком, то за воротами есть трактир «Красная роза», откуда можно вызвать такси. Я пошел туда. Трактир был весьма запущенным, и напитки в нем были под стать заведению. Поэтому хозяин компенсировал ободранность стен и неважный вкус вина своим пением и игрой на гитаре. Коронным номером была душещипательная баллада о красной розе на вилларском. Повествовалось в ней о любви дочери садовника к сыну лесничего. Все было у пары своим чередом, пока во время любовных утех кто-то из них случайно задел заряженный арбалет. И «моя красная роза побелела». Пел и играл он средне, но с чувством. И проникновенно.

Балладу эту я уже слышал, и еще тогда обратил внимание на то, что в юности, читая приключенческий роман из времен до Переноса, встречал там другую балладу с такой же строкой «моя красная роза побелела». Герой романа, слушая эту балладу, получает известие о гибели жены. Его роза тоже побелела. Или я путаю, и это белый шиповник стал красным?

Такси явно не торопилось, поэтому балладой про красную розу я насладился дважды. Но грех жаловаться – сколько я наслушался солдатских песен и жестоких романсов про любовь всяких несочетаемых героев вроде вампира и охотницы на нечисть. Или эльфийки и алху.

То ли дело чеканные строки стихов из Старого Мира:

Звучит! Или стихи Киплинга про галеру. Это вам не солдатские песни про то, что когда девок нет, сойдет и старуха, а когда нет и старухи, сойдет и обозная кляча. Что интересно, эти стихи в Старом Мире написали два штатских, которых на войну взяли только военными корреспондентами. Наверное, они еще и очкариками были, а оттого к службе в строю не годились…

Чудные вещи творились в Старом Мире: военные стихи писали негодные к службе, а солдатам кофе в паек включали…

Под окном засигналил «полевик»: пора было ехать. Время обеда и время опять пораскинуть мозгами. Что-то засиделся я в Гуляй-поле, а что делать дальше – пока не очень понятно. Пора бы вдохновителям этого «похода по Дороге Снов» подать некий недвусмысленный знак, куда, как и когда… Нельзя сказать, что лечение котов и купцов, изредка перемежаемое расстрелом вампиров и посуды, меня утомляло, но отдых имеет свою границу, за которой ты не восстанавливаешь силы, а, наоборот, теряешь их.

Я вышел, сел в машину и сообщил водителю, куда ехать. В голове звучало «Моя красная роза побелела»… Тьфу, зараза, привязалась!

А вообще ладно, лучше пусть в голове вертится эта баллада, чем воспоминания, как развеивали астральных тварей, которых выпустили каскеленские колдуны от безысходности. Или на что было похоже лицо командира второй роты после удара саблей на стене, которую мы почитали самой низкой и несложной в преодолении, но которую взять так и не удалось до удара третьей роты ее защитникам в тыл…

Хоть самому пой про эти розы! И спою! Стоп, это не та песня! Да, не та, но все равно! Вот так, под собственный вокал о розах, я и прибыл к гостинице. Доплатил за номер, оставил фляжку в нем и пошел обедать.

Обед омрачило одно происшествие, которое могло показаться мелочью, но я был готов увидеть в нем некую серьезную подоплеку. Я не смог есть пирог с капустой и запить его морсом. Не лезло в меня кислое. Странно, я всегда его охотно ел, и даже лимон. А теперь даже откусить кусок пирога противно. Пришлось заказать вместо морса чай. Отпив чаю, попробовал снова укусить пирога, но опять стало противно, и я отложил пирог окончательно. Меня с детства приучили не оставлять на тарелке ничего съедобного, и этому принципу я всегда старался следовать, потому и сейчас испытывал дискомфорт. Но демоны с этим пирогом, а вот со мной что происходит – просто организм выделывается или это более серьезный симптом какой-то трансформации организма? Первый шаг – внешность изменилась, второй шаг – кислое есть не могу. А потом что – превращусь в цербера для борьбы с вампирами? Или в четверорукого, как Кали, сокрушителя демонов? Да, так можно дойти и до серьезного нервного расстройства, выискивая в мелочах глубокий смысл и прослеживая связь капусты в пироге с тайнами миропорядка…

Ладно, побреду в гостиницу, может, после сна что-нибудь пройдет – или отвращение к кислому, или паникерство…

Но послеобеденный сон не оправдал надежд, а, наоборот, выбил из колеи. В нем я трижды проникал в Черную Башню и трижды погибал в ней. Один раз меня сожрала гигантская зубастая пасть, в которую превратился портал ворот, когда я через него проходил. Второй раз меня изрубили в схватке посреди какого-то зала. Третий раз наступил на что-то во время перехода по нескончаемому коридору – я просто очередной раз шагнул и рассыпался прахом. Видимо, нарвался на какое-то защитное заклинание, преграждающее дорогу посторонним. Вот и почувствуй себя хорошо, если за какой-то час столько раз просыпаешься от ощущения, что ты умираешь…

Несколько успокоив рвущееся наружу сердце, я попытался проанализировать увиденное во сне. Исследовательский мазохизм особо не помог. Где находилась Черная Башня во сне – непонятно. Выглядела она каждый раз по-другому. Однажды – черным столпом среди ровной степи, однажды – мини-замком, скорее стилизованным под крепость, чем реальной крепостью. Третий раз – семибашенный замок, а Черная Башня была его донжоном. Выглядела она всегда прилично и не заброшенно. Встречали меня в бою полуорки, зомби и какие-то карлики. Оружие у них было только холодное. Колдовством они не пользовались, колдовство скрывалось в самой башне. Главного обитателя Замка ужаса я не увидел. И источника его Силы тоже.

Немного набралось информации, и не факт, что она достоверна, раз Черные Башни разные. Есть лишь ощущение, что Властелин Ужаса не желает лично убивать пришельца. Или ценит свое время выше, чем визит врага, или он в состоянии, подобном стазису, и может работать только опосредованно. Или вообще погулять вышел.

Воспоминания о снах и размышления окончательно испортили мне настроение, и я решил никуда не идти и всю вторую половину дня провалялся в номере. Чтобы не лезли в голову воспоминания о харазском походе, заменил их воспоминаниями о службе у барона Иттена.

Время службы было спокойное, сытное, но монотонное. Поэтому я сразу много вспомнить не мог (кроме того, что встретил там свою жену). Потом стало вспоминаться все больше и больше.

Сначала комический случай с бароновым братцем-близнецом. Когда «настал момент такой», пошел он в типично аборигенский замковый сортир, выполненный в виде машикули. То есть встроенная в стену башни выступающая наружу будочка с отверстием в полу, откуда все излишнее падает в ров замка. И провалился в отверстие. После чего довольно долго висел на одной руке. Позвать на помощь боялся, думая, что закричит и оборвется. А внизу ров с водой, в котором хоть и не плавают кровожадные твари, но купаться опасно и отвратительно. После спасения братца барон Аугустин таки тряхнул мошной и построил в своей башне нормальный туалет. Видимо, вообразил себя на месте братца. И правильно, потому что братец тонкий, но жилистый был. Из-за небольших размеров и провалился, но силы хватило держаться. Барон же мог и застрять, но на одной руке его тело точно не удержалось бы. Потом все семейство оценило, что так жить приятнее и удобнее.

Жилось мне там спокойно и сытно, ибо участия во внутрисемейной и межсемейной политике я избегал. В основном я лечил барона и его братца от перепоя и обжорства, сопровождал их на охоту и при выездах в гости, и иногда помогал штатному баронскому охотнику на нечисть изводить ее в округе. Детей у барона не было, а жена принципиально ни на что не жаловалась – лечилась сама при помощи молитв разным богам. Они ее, видимо, не оставляли, и моя помощь ей потребовалась всего пару раз, когда она получала травмы. Братец барона уже успел овдоветь, а от брака имел двух дочек, которым было пятнадцать и шестнадцать лет. Старшая даже пыталась меня соблазнить. Нельзя сказать, что она мне была не по вкусу (за исключением обычной для аборигенов неряшливости), но я не рвался к связи с девицей, начитавшейся разных романов про любовь и желающей немедленно претворить свои впечатления от книг (читай – фантазии) в жизнь. И сложности с бароном мне тоже были не нужны. Поэтому я сосредоточил свое внимание на дочке замкового библиотекаря, к собственному удовольствию и к удовольствию барона. Чем я был доволен, вы, конечно, догадались, а барону досталось удовольствие от того, что я не проник в его семейство. Девица Эли на мою холодность и то, что я ее променял на другую девицу, обиделась и с месяц со мной демонстративно не общалась. Потом у нее начался роман в письмах с одним юным соседом, и стало не до меня.

Была еще эпическая охота на тур-ящера, но это феерическое приключение требует отдельного рассказа. Испокон веков главными развлечениями баронов были охота, война и пиры. Ну и турниры, которые могли считаться смешанным развлечением. Сейчас жизнь несколько изменилась, войны стали реже, а турниры вообще отошли в область истории, поэтому героем можно себя проявить большей частью на охоте. Потому аристократы стараются выбрать животное для охоты покрупнее, чтоб можно было голову его на стенку прикрепить и всем рассказывать, как он такую ужасную и огромную бестию убил. Наиболее выигрышно смотрятся на стенке головы дракона, водяного коня и тур-ящера. Вот на них и пытаются охотиться жаждущие славы аристократы. Аристократы постарше и с меньшими амбициями охотятся на медведей, лосей и оленей. Знавал я и барона Рина, который охотился на тварей из Дурных болот. Но общество его считало крайне эксцентричным, аж до неприличия. И головы тварей на стенку не повесишь – они очень быстро портятся после убиения. Поэтому эксцентричный барон мог показывать только снимки убитых им порождений Дурных болот. Для того у него в свите был фотограф.

Вот братец однажды подбил моего барона на охоту на зависть всем. Драконы еще существуют, но редко появляются в заселенных местах. Возможно, раньше их было больше, ибо у доброй половины баронов и герцогов на гербах изображены драконы целиком или порционно, а в семейных преданиях содержатся рассказы, как их предок огнедышащую тварь убил. Если это не древние сказки, то воина, убившего дракона, надо было действительно почитать как героя, ибо я разок видел свежеубитого дракона и не представляю, как можно его убить мечом или копьем, да еще после этого в живых остаться. Разве что ядом, ибо магия дракона не берет. В гербе барона Аугустина драконья голова была, родоначальник, убивший дракона, тоже имелся. Поэтому два остолопа-близнеца решили так же, как предок, убить дракона. Но драконы, как я уже говорил, ныне редки, хотя и не исчезли совсем, а лезть на край мира, где они точно есть, братцы не хотели. Водяной конь тоже отпал, ибо охотники были способны переносить воду только в виде бульона или чая. Оставался тур-ящер, тем более его вполне можно было бы назвать нелетающим драконом. И началась великая охота. К ней месяц готовились, месяц добирались, неделю охотились и месяц возвращались.

Злые языки среди соседних баронов потом ехидничали, что на охоту братцев подвигло желание получить «рога» тур-ящера, из которых делают средство, повышающее потенцию. Но я думаю, что барон Аугустин согласился на предложение родича больше из-за того, что у него был законный повод выскочить из-под каблука жены, баронессы Имри. И он в этом преуспел. Два с лишним месяца путешествия плюс еще три месяца, во время которых Имри «обижалась» в гостях у маменьки. Она бы обижалась еще дольше, но в тех землях был обычай, что если жена отсутствует четыре месяца и более, то муж имеет право жениться на другой, ибо не в силах дольше воздерживаться. А так почти полгода барон Аугустин жил полноценной, с его точки зрения, жизнью, то есть жил как хотел, а не как прикажет супруга.

А охота на тур-ящера сильно напоминала древнюю, еще из Старого Мира, поэму об охоте на Снарка. Поэма была малость абсурдная, и охота получилась местами абсурдная. И идея охотиться на тур-ящера у двух красавцев, которым не восемнадцать лет, а давно за сорок, была такая же, и исполнение не лучшее.

Пока мы добирались до места, поэма почти ежедневно вспоминалась мне, особенно ее строка про «был частенько с рулем перепутан бушприт». Потому что братец забраковал труды слуг по упаковке багажа и сам распределил багаж по-своему. Далее он составил перечень того, что в каком тюке хранится. После чего листок благополучно потерял. Слуги, выполнявшие его команды, остались в замке, поэтому никто не помнил, что и где. После недели каждодневных поисков что где лежит, капитан дружины предложил наконец все пересмотреть и составить новый список (я ехидно молчал всю неделю). Братцы собирались так и сделать еще три дня, и после очередных безуспешных поисков щипцов для завивки усов согласились.

Приготовление оружия для охоты – это была отдельная глава поэмы абсурда. С копьем и мечом, естественно, уже не актуально охотиться на крупного зверя. Наличные «энфилды» и маузер 11-миллиметрового калибра были слабоваты. Потому решили заказать гномам пару жутких монстров калибра приблизительно 10, только не гладкого, а нарезного. Заряд дымного пороха был под стать калибру, поэтому ружье должны были носить двое слуг, а стрелять следовало с опоры вроде пулеметной треноги, только попроще. Гномы заломили за изготовление немалую сумму, поэтому у охотников зародилась мысль уменьшить цену, сделав ружья дульнозарядными. Тогда оно будет дешевле, ведь не потребуется изготавливать затвор и подгонять его. Поскольку заряжание с дула долгое, то в случае промаха тур-ящер мог бы затоптать охотничков. И меня вместе с ними. Поэтому я подговорил капитана, и мы таки внедрили эту мысль братцу, а потом сдался и барон. Ружья изготовили казнозарядными.

Был еще «мозговой штурм» – брать доспехи на охоту или не брать. Победила мысль, что хоть в доспехах, хоть без них – человек не выживет, если по нему тур-ящер пробежит. Взяли только легкие кольчуги и шлемы на случай стычки с разбойниками.

Выйдя на охоту из лагеря, мы, ведомые проводником, обнаружили стаю ящеров и стали осторожно сближаться. Ветер дул на нас, поэтому запахи наши ящеров не беспокоили, и не пришлось мазаться «маскирующим средством». Ибо есть экстремалы-охотники, которые подползают буквально на пистолетную дистанцию и стреляют из обычной винтовки в пару убойных мест, в которые попасть можно только почти в упор. Чтоб подбираться на полсотни шагов, приходится маскироваться и бороться с человеческим запахом. Рецептов отбивания «русского духа» несколько, из них весьма популярен способ с фекалиями самого ящера. Было нас восемь. Проводник, четверо ружьеносцев, два охотника и я. Удачно сблизиться помог небольшой овраг. Мы пробрались по нему, затем довольно долго ползли и вылезли на небольшой холмик, заросший кустами. Стая паслась в отдалении, а отбившийся от нее ящер был совсем недалеко, шагах в трехстах.

Штуцеры установили, братцы выцелили добычу и выстрелили залпом. Пелена дыма закрыла все. Я забеспокоился, ибо слыхал, что сейчас тур-ящеры стали малость пугаными, и стая их при выстреле срывается с места и бежит, куда глаза глядят. Так можно и оказаться на ее пути. Томительное ожидание миновало, но из дымовой завесы ящеры на нас не вылетели. Когда дым развеялся, стал виден обстрелянный ящер, ошалело вертящий башкою и присевший на задние лапы. Но вроде как не собирающийся падать. Его собратья были уже далеко. Братья защелкали затворами, перезаряжая ружья. Ящер малость оклемался и направился в нашу сторону. Шел он, пошатываясь, но постепенно восстанавливался.

Когда ружья были перезаряжены и братцы стали ловить цель в прицелы, я быстро отбежал вправо и вперед, чтоб оказаться вне дымзавесы. При этом я малость рисковал, что эта тушка пойдет на меня, но сидеть в дыму и ждать, размышляя «попали – не попали, затопчут – не затопчут», было опасно. А для ящера у меня есть сюрприз. Он хоть и близок к дракону, но магией берется. Ящер уже не шатался и медленно набирал скорость, Что-то в его силуэте мне не понравилось, но тут опять грохнули ружья, отвлекая мое внимание. Ящер, видимо, получил в голову опять, опять же присел на задние лапы, но выправился и продолжил разбег. Видимо, попадание было касательным. И его еще раз оглушило. Ладно, лучше недовольный работодатель, чем растоптанный работодатель. Я активировал амулет и резко выбросил вперед правую руку. Безголовая туша ящера пролетела вперед еще десятка два шагов, затем колени ее подогнулись, и она еще пропахала по земле, прежде чем остановиться.

И тут как раз дым рассеялся над обоими охотничками. Я побежал туда, опасаясь, что им достанется от летящей по инерции туши. Но они пострадали только морально – туша до них не дошла. Убедившись, что с братцами все нормально, я пошел посмотреть на срезанную Серпом Восточного Ветра голову ящера. И, дойдя до нее, чуть не заржал в голос: стрелки сбили два из четырех «рогов», а еще один готов был отвалиться. Ищи теперь их будущую потенцию по всему полю! А мне пришлось долго заряжать амулет – Силы в нем было много, придется подзаряжать в несколько приемов. Барон и братец весь день были в тихом апофигее и не ворчали, что я не дал им прибить тварь. Как потом мне шепнул один оруженосец по секрету, братец перед обезглавливанием ящера старательно засовывал патрон фланцем вперед и безбожно ругался, что он не проходит. Барон успел перезарядить, но не взвел курок (его нужно было взводить специально), потому все жал и жал на спуск, а нажатый спуск почему-то не толкал в плечо отдачей… Вот и охоться с такими любителями охоты – можешь «внезапно и быстро исчезнуть из глаз», как писалось в поэме.

Один отбитый рог таки нашли в траве. Братцы, как заправские охотники, решили отведать на ужин свежего мясца из добычи. И героически давились им. Мясо тур-ящера не ядовито, но есть его из-за неприятного вкуса не рекомендуется. Правда, некоторые кочевые народы его едят (с голодухи явно) и даже разработали способ сделать мясо посъедобнее. Но этого способа мы не знали. Поэтому братцы вскоре перестали мучиться и с большим удовольствием поели бастурмы. Ах да, грудные щитки панциря ящера вообще-то можно было вырубить и продать, но баронам не к лицу такая проза жизни, им нужен трофей и слава, а не выручка. Поэтому щитки остались на радость кому-то проходящему мимо.

Далее было медленное возвращение домой с пиршествами, где только можно. Так что к возвращению в замок я умучился обоих протрезвлять.

Специально обработанная голова ящера украсила пиршественный зал, а ружья – замковый арсенал. Братец пытался из этого ружья бить издалека оленей и лосей, но обнаружил, что хоть зверь и кладется на месте, но мяса становится существенно меньше. Поэтому, стреляя из этого убойного штуцера, он лишает себя части любимого блюда. И он вернулся к «энфилду».

Кому-то может показаться, что я несправедлив к обоим братьям. Нет. Я не отказываю им в храбрости и некоторой житейской смекалке. Они не дрогнули, когда пришлось столкнуться с разбойниками, которые хотели нам спеть «Подари лошадку атаману, слышишь, подари!» Ну и все остальное тоже. Руководить пришлось капитану дружины, а они демонстрировали смелость и даже меткость. Ну в общем, они напоминали старые учебники литературы, где рассказывалось о «лишних людях». Бароны стали такими же лишними, когда отпала нужда постоянно воевать всем против всех, а другого занятия они для себя не нашли. Вот братья и пытались себе найти развлечение (а окружающим их – приключения на одну из точек опоры).

Потом до барона Аугустина дошло, что другой барон рассказывает о его великой охоте на ящера не как о героическом поступке, а как о попытке срочно найти афродизиак для угасающего либидо. Состоялась дуэль, с которой барон не вернулся живым. Его противник помер тоже, но не сразу, а спустя недели две от сепсиса. Передо мной возникла дилемма – уезжать или оставаться. Я выбрал отъезд. Лицезреть спор о наследстве я не желал. Да и все новые претенденты на владение меня не особенно любили – ни баронесса Имри, ни братец, ни возникший откуда-то еще один дальний родственник, настаивающий, что это он должен быть бароном по праву старшинства в роде, но якобы из любви к Аугустину уступивший очередь тому. Но вот теперь… Громкие споры этих трех (иногда с участием дочек братца) звучали день и ночь на весь замок. Они даже за обедом ухитрялись в голос спорить, пресеклась ли ветвь этого нового лица или не пресеклась.

В итоге я решил уехать, воспользовавшись тем, что клятва службы расторгнута смертью барона, а детей у него нет (по здешним законам от меня могли потребовать службы детям барона до совершеннолетия их, если они этого пожелают). Меня не гнали, но и не удерживали. Все были заняты собой. Провожали меня только слуги и дружинники, которым я когда-то сделал что-то доброе. Алина уезжала со мной. Отец ее остался. Аристократы громко ругались в зале о применении параграфа восемь местного кодекса законов при разделе имущества и титулов дедом Аугустина. Сложно мне их понять. Ведь у меня нет двенадцати поколений благородных предков, герба и родового проклятия. Оно должно было поразить внуков следующего владельца, если верить семейным хроникам.

За окнами незаметно подкрался вечер. Ужинать не хотелось, поэтому я решил никуда не ходить. Если организм передумает, то у меня был оставшийся утренний чай во фляжке и галеты, не съеденные на реке. Я совершил вечерний туалет, почистил сапоги и кольт, перезарядил револьвер спецпатронами и улегся на кровать. Темнота за окнами густела и густела. Постепенно подкрался сон. Тьма и сон приходят всегда…

А во сне опять были забитые живыми и мертвыми колодцы Каскелена, крики заживо горящих вместе с храмом на центральной площади жителей и вдрабадан пьяный командир третьей роты мастер Торвальд, ходящий по умирающему городу и для чего-то разбивающий всем покойникам носы боевым молотом. Для чего он это делал – он сам не объяснял, а спросить у него никто не решился ни тогда, ни потом…

Миновавший день седьмой (если я не сбился со счета) и его «удовольствия» стоили мне подъема давления на следующий день. Давящая головная боль отпустила только после обеда, а выбраться из номера я решился лишь к вечеру. Сходил поужинать, так как было не до еды ни утром, ни днем. Еда не лезла в горло, но я ел по необходимости. Экспериментировать с кислым не стал, ибо не ощущал себя в силах. И так весь день подташнивало.

Уходя в гостиницу, даже пожалел, что нет портала между трактиром и номером – шагнул бы так от порога к порогу. А теперь идти аж целых три квартала. Когда я их прошел, запоздалая мысль посетила меня, что можно было, коль плохо себя чувствую, и на такси проехать. Тудыть его через семь гробов в центр мирового равновесия, в загробные рыдания и бракоразводные электроды! Совсем болезнью мозги добило, раз не допер до этого! Увы, «хорошая мысля вечно опосля».

Вот так и прошел восьмой день – без всякой радости и всякого толка. Хорошо одно, что сегодня воспоминания совсем не беспокоили. Но что-то мне в Гуляй-поле память сильно встряхнуло, как бы чего еще нехорошего не вспомнилось… Переоделся ко сну и лег. Высшие Силы смилостивились надо мной и послали мне спокойный сон до утра и без всяких сновидений. То, что и надо было…

Мысли о том, что я слишком долго сижу в Гуляй-поле, вновь посетили меня утром. Этим мыслям я и отдал должное, проснувшись и повалявшись перед подъемом.

Сызрань и Самарская Лука были мне явлены в вещем сне прямо и недвусмысленно. А вот Черная Башня – скорее как собирательный образ. И общим для всех трех ее вариантов было только то, что ее Властелин либо дома отсутствует, либо занят чем-то архиважным и незваным посетителем побрезговал. Я пробовал на зуб эту мысль и так, и эдак, пока не пришел к следующей догадке: а что, если этих Черных Башен действительно несколько, ибо они созданы для разных целей? Тем более что по аборигенским легендам Властелин Ужаса был из местных аристократов, для которых число замков и дворцов прямо пропорционально их значимости.

Тогда семибашенный замок – это, должно быть, основная резиденция, мелкая стилизация под замок – охотничий домик, а одинокая башня – какое-то узкоспециализированное здание. Место заключения, место добычи чего-то, место разведения тварей… Кстати, он мог воспользоваться и своими исконными замками, переделав их под новые потребности. Скажем, в наличной тюрьме он только добавил камеры для магов-врагов. А кухню за ненадобностью переделал в алхимическую лабораторию. Из доверенных слуг мог понаделать зомби, чтобы всю Вечную жизнь его окружали вечные слуги с лицами, к которым он привык за века. Каламбур такой получается. Если я прав, то семибашенный замок он навещает почаще или даже живет в нем, оттого меня и встретила волна его приспешников. В остальных двух были только магические ловушки, то есть владелец там бывает только эпизодически, оттого и держать там кого-то из слуг нужды не имеет.

Жаль, что нельзя их локализовать, но тем не менее есть ощущение, что их расположение в пространстве напоминает некую фигуру. Но откуда я это знаю? Не знаю откуда, но откуда-то знаю. Еще один каламбур. И что это за фигура – геральдическая, с герба владельца? Созвездие? Фигура Силы из Высших разделов магии? Пока ответа нет.

Но стоит вернуться ко сну о Самарской Луке. Вот я иду в царство шишиг и болиголова, а затем меня буквально выносит к башне в Сызрани. А что это может значить? Уж не то ли, что мне предлагают ломиться в башню, где мне приготовлены разные сюрпризы, с которыми я явно не справлюсь, а нужное мне реально находится там, на Самарской Луке и возможно даже с посильной мне охраною? А это значит… А значит это, что на Самарской Луке находится нечто небольшое, но крайне ценное, для защиты которого не нужно башен, бастионов, полчищ воинов и тому подобного. То есть можно его хранить и под защитой стен и армий зомби, но лучше в тихом укромном месте, не привлекающем внимания, а ищущие пусть ломятся в Черные Башни. Конечно, тайная стража может быть и здесь, и ловушки тоже, но они не будут бросаться в глаза так, как Замок ужаса.

Ответ – «лукошко лича» или филактерия. Предмет невеликий, но крайне важный для лича. В Черных Башнях может таиться много чего полезного – артефакты, лаборатории, алтари, пленные, чудовища, но все это второстепенно перед вместилищем души лича и его надеждой на возрождение даже после проигранной схватки. Но филактерия – это не только вместилище бессмертия лича, но и его уязвимое место. Как смотровая щель броневика или забрало. Сквозь них выбирают жертву и цель, но в них тоже может влететь смерть.

Штурм Замка ужаса мне не по силам и не приводит к решительному результату: лича может там и не быть, а даже убитый, он снова возродится. Не открывать же бизнес по регулярным убийствам одного и того же лича. А бить надо по уязвимому месту, где и скромных сил хватит, и результат будет нужный.

Тут я получил сигнал, что размышления – это хорошо, но еще кое-что требует неотложного внимания к себе. Пришлось спуститься с небес на землю.

Позавтракав, я не спешил уходить, а продолжал сидеть на веранде заведения и размышлять. Яичница с ветчиной, съеденная перед этим, несколько поубавила оптимизма и уверенности. Да, все передуманное мной утром вроде бы логично и вполне правдоподобно. Но… правильно ли я истолковал явленное мне или у показанного мне есть другая расшифровка? Не уподобиться бы царю Крезу, неправильно поняв, что надо делать. А потому нечего вскакивать и бежать в поисках судна, плывущего в Самару.

Оснований для отсутствия спешки было не менее четырех:

1. Самарская Лука достаточно велика. Ходить по ней в поисках тайника можно и неделями. Вряд ли я на местности буду передвигаться с такой скоростью, как во сне.

2. Филактерия реально может находиться не на Луке, а к ней будет вести портал из окрестностей Аскулы.

3. Кто еще может сторожить нужное место, кроме шишиг? Да, и про них тоже нужно освежить память – как с ними бороться и что они могут мне сделать?

4. Когда сама филактерия попадет мне в руки – что с ней следует делать: сжечь, разбить, утопить, смазать соком болиголова?

Мои учителя не касались этого вопроса никогда.

Потому трогаться с места нельзя. По крайней мере, до получения сведений по последнему вопросу. Придется снова посетить «Священный аэрболл» и вызвать еще один приступ тошноты у библиотекаря. Может, сон еще что-то полезное принесет.

Я уже начал вставать, как еще одна догадка пришла ко мне. Я вспомнил сон про вампира, который просил у меня врачебного совета по лечению своих собратьев. А я еще думал про то, что сидит он на каком-то очень знакомом месте! А это место я видел перед этим, только в другом сне. Это тот дом рядом с зарослями болиголова. То есть, наверное, вампиры тоже живут в Аскулах и сторожат там тоже!

А вот это уже лучше. И не связана ли болезнь вампиров с несением стражи именно в этом месте? С эманациями филактерии, неподходящим для них климатом, присягой Ашмаи, тем самым болиголовом, наконец? Да, идей и догадок прямо как лет жизни у демона, только какие из них правильными окажутся…

Вскоре я в третий раз переступил порог «Священного аэрболла». И тут увидел нечто необычное – привратника-то нет! Кто ж у меня теперь рубль примет и такси вызовет? А нету не только привратника, но и, наверное, вообще никого. Ни загулявших гостей, ни обслуги, ни поставщиков, возмещающих израсходованные ночью запасы. Я, нарочно громко топоча сапогами, пошел через холл к лестнице. С моей стороны это, наверное, жуткая бестактность, ибо по чувствительным ушам эльфов мои шаги должны бить как дубиной. Но никто не отреагировал на передвижение через холл. Не менее медленно и громко я стал подыматься. Но если кто из эльфов здесь и присутствовал, то пытку топотом по ушам он вынес без малейшего стона.

В библиотечных уютных креслах никого не было, свет горел. Я подошел к столу и позвонил в звонок. Библиотекарь был на посту, чем меня изрядно удивил. Я уже настроился на блуждание по пустому клубу. Но бледный он был как полотно и даже вроде как пошатнулся, заходя в дверь. Значит, это не мои расспросы ему организм подорвали, ибо я еще ничего сегодня спросить не успел. Мы поздоровались. Меня тянуло спросить, что с ним, но я сдержался. Все-таки эльфы живут в отличающемся от нас сообществе, и, может, у них не принято задавать такие вопросы даже между собой, а уж пришлому это вообще непристойно делать.

Я задал вопрос, нет ли в его книгах каких-нибудь сведений о том, как можно разрушить филактерию лича. Мой квенья на сей раз был куда лучше, не приходилось останавливаться, подбирая подзабытые слова. Интересно, отчего это – день сегодня такой удачный или это из той же оперы, что и отвращение к кислому?

Библиотекарь обдумал вопрос и попросил подождать, пока он ищет. Желудок у него явно продолжал болеть, ибо он все время морщился и прижимал левую руку к области левого подреберья. Садиться я не стал, ходить тоже. И зря. Поиски были долгими, не менее получаса. Я уже и нервничать стал. Наконец он появился с двумя небольшими деревянными цилиндрами в руках и сообщил, что, судя по каталогу ссылок, в этой рукописи могут быть нужные сведения.

Рукопись была хроникой событий, происходивших приблизительно четыреста пятьдесят лет назад, и повествовала о судьбе одного эльфийского рода. Библиотекарь его даже назвал, но название вылетело из головы, ибо совершенно незнакомое часто трудно запомнить – не за что ему в памяти зацепиться. Но дело не в судьбе рода, а в заметках о других событиях. Тогда севернее Итиля жил и действовал лич по имени (или прозвищу) Ис-Винир, проигравший поединок с тогдашним Великим Магом. Я поинтересовался, а смогу ли я понять текст сам? Библиотекарь ответил, что вряд ли, ибо автор пользовался ныне малоизвестным вариантом письменности. Его такому обучали, поэтому он сможет перевести нужные места. Ага, понятно, есть там нечто, предназначенное не для таких, как я. Рукописи были вынуты из футляров (библиотекарь похвастался, что эти футляры идеальны для хранения писем и свитков знаний, ибо их не берет ни огонь, ни вода, ни магия). Манускрипты, естественно, были позднейшими копиями, а не раритетами.

Перевод и поиск заняли часа два. Автор не был участником событий, поэтому записывал с чужих слов, хотя и из осведомленного источника. Но эти события эльфов интересовали постольку поскольку, ибо они практически не участвовали в тех событиях, и о большинстве событий упоминали скупо. В общем, лич как-то затронул интересы союза аборигенских княжеств, и они ответили сбором войска и привлечением восьми знаменитых магов, в том числе одного Великого. Войско лича, состоящее из разной нечисти, наемников и полуорков с севера, было разбито на Четырехкратном поле (это явно ошибка перевода). Уцелевший, но проигравший единоборство с Великим лич укрылся в своем замке где-то близ Итиля. При штурме замка погибла куча народу и трое из восьми магов, но лича они таки уничтожили.

А затем был произведен поиск филактерии Ис-Винира. Она нашлась (тут эльфы совсем ничего не знали о деталях), и наступил период попыток вскрыть ее. Пытались смазать свежей кровью дракона, но безуспешно. Вот тут автора надо поправить. Это не свежая кровь живого дракона использовалась, а один алхимический почти Абсолютный Растворитель под названием «Кровь дракона». Ныне он почти забыт, но нам рассказывали про его существование. Потом пытались сломать крышку оружием магическим и обыкновенным. С тем же результатом. Немного помогла волшебная трава «pian ceann», которая малость размягчила защитные чары, смыв часть их с корпуса филактерии. А далее пять чародеев составили Круг и совместным заклинанием, как молотом, раздробили вместилище души лича. Интересно, это просто метафора насчет молота или реальное заклинание Воздушный Молот?

Внутри находилось золотое кольцо, в которое вместо камня был вставлен кусочек кости животного, именуемого «edentate» (а что за зверь такой?). А в этом кусочке кости и находилась душа лича.

Кость со всякими предосторожностями вынули из оправы и сожгли на огромном костре. Золу тщательно собрали и маленькими порциями развеяли по ветру. Кольцо было с предосторожностями утоплено в водах Итиля. Все это было сделано, чтобы лич не возродился, и вроде как они преуспели в этом. Что интересно, шесть из восьми магов, и Великий в том числе, были из герцогства Илир, а вот из Вираца не было никого. Хотя Арсин Бэрах тогда уже должен был жить. Сильно изменился с тех пор магический небосклон, и другие на нем звезды сияют…

Еще я заметил, что библиотекарь, несколько раз начав переводить, потом как бы сам себя останавливал и говорил, что это не про интересующие меня события. Темнит явно. А оттого, возможно, не только эльфийские тайны передо мною закрытыми оказались, но и нужные подробности.

Желудок его серьезно беспокоит. Попробую облегчить его страдания. Из-за разницы в биохимии и биофизике людей и эльфов людская целебная магия плохо помогает эльфам (лучше полу– или четверть-эльфам, но и там требуется чрезмерный по человеческим меркам ее расход). Но есть одна лечебная методика, одинаково хорошо помогающая и эльфам, и людям. Попросил библиотекаря протянуть мне левую руку, взял его кисть своею левой рукой и развернул ладонью вверх. А ногтем большого пальца придавил в точку чуть выше перехода линии жизни на тыл кисти. Эльф поморщился, но я нажал еще и еще. На лице эльфа отразилось недоумение, постепенно сменявшееся облегчением (придавливать с секундным интервалом я продолжал). Подавив минут пять, я полностью снял боль. Оказывается, это желудочное расстройство терзает его все время жизни в Гуляй-поле – не идет в него здешняя еда. Да, в меня тоже не всегда.

Поблагодарив друг друга, мы расстались. Жаль, конечно, что эльф не знает про эту самую волшебную траву, но я буду искать в других местах. Размышляя про то, где отыскать сведения про траву, я забыл спросить библиотекаря, куда подевались все обитатели клуба, кроме него. Поскольку вспомнил я это уже на улице, то возвращаться не стал.

Теперь надо пообедать, а затем имеет смысл посетить храмы и побеседовать со жрецами на предмет волшебной травы, Ис-Винира и прочих темных мест.

В трактире я заказал обед, но в несколько измененном виде. Не стал заказывать ни щи, ни морс, ибо проверять, сохранилось ли отвращение к кислому, поостерегся. После отдыхать в номер не пошел, а совершил обход храмов. Заняло это время до вечера, и информационный улов был поскуднее. Лича Ис-Винира жрецы не помнили, волшебная трава вызвала три разных версии, одна из которых оказалась тем самым болиголовом. Нет, увольте. Личей обвиняют в великих злодействах, но не в великой глупости. Поэтому я отказываюсь думать, что лич спрячет свое сокровище в зарослях травы, нужной для его ликвидации, чтобы облегчить работу врагам.

А вот с изменением шрама и поседением брови получилось интересно. Все жрецы дружно заявили, что это что-то должно означать, но сами они точно не помнят, надо поспрошать других жрецов. И называли жрецов другого бога. В итоге круг отсылок в другой храм замкнулся.

Шишиги, как оказалось, не требовали убиения специальными средствами. Хватало обыкновенной пули. Я припомнил сон о бое с защитниками Замка ужаса и пожалел, что в Новых княжествах не делают пистолеты-пулеметы. Вот видел я в юности в Самаре древние журналы из Старого Мира, где изображался такой агрегат под названием «Томпсон». Пистолет-пулемет – это разновидность пулемета, но не под винтовочный патрон, а под пистолетный. Оттого он не столь дальнобоен, но на близких дистанциях не уступает по эффективности своему старшему собрату. А по весу значительно легче. Его бы мне сейчас вместо карабина – с удовольствием бы взял. Пока враги подходят поодиночке – обошелся бы пистолетами, а вот по толпе прихвостней хозяина прошелся бы очередью. С тридцатипатронным магазином он по весу мало отличается от карабина и даже компактнее, если снять часть деталей вроде приклада. А про его мощь я уже говорил. Цена патронов – это важно, но вот ни новыми рублями, ни гномьими марками не отстреляешься от толпы врагов.

Может, их не производят потому, что опасаются попадания в руки враждебным аборигенам или эльфам? Да, в руках у эльфа эта «метла» в лесной войне может дел натворить. А может, и не поэтому… Впрочем, даже если бы их производили и выдавали егерям или жандармам, могли нам, грешным, и не разрешить владеть, как не разрешают пулеметы. Хотя многие купцы были бы не против иметь хоть «Льюис». Ладно, что мечтать о несбыточном…

Что же касается изменений моей внешности, то коль жрецы изображают незнание, надо искать какой-то иной источник информации. Скорей всего – аборигенский. Проблема в том, что аборигены разные. И легенды жителей Лесного хребта озерникам могут быть незнакомы. Поспрашиваю-ка я магов из аборигенов. Ужиная, я задал подавальщице и охраннику вопрос, не знают ли они неподалеку живущих магов из аборигенов. Мне назвали пару адресов. Но я по адресам идти пока не стал, а решил еще раз подстраховаться. И двинул в «Ржавый шлем». Надеюсь, Дарин сможет подсказать мне про этих магов – не склонны ли они к каким-то нехорошим вещам вроде обмана или чего другого. Или подсказать другой адресок.

Гном уже закрылся, но искать его долго не пришлось – он по соседству заседал, вкушая пиво в компании незнакомого мне гнома. Я поздоровался. Дарин ответил мне тем же и представил своего троюродного племянника, которого звали Балин Кусачка. Прозвище он это заработал за неуемную страсть на спор перекусывать зубами проволоку приличной толщины. Незнакомые с ним гномы и люди бились об заклад, что он не сможет ее перекусить, и проигрывали. Верхние зубы у Балина в результате регулярных подвигов с проволокой стали слегка треугольной формы. Интересно, а если он перестанет чудить, восстановятся зубы или нет?

В гномьей физиологии я не силен. Знаю, что пуля их берет, а алкоголь – нет. Это я сам видел. А еще слышал, что у гномских женщин девственность отсутствует от природы, но случая проверить это не было. Мы заказали еще пива и стали болтать о том о сем. Я сказал, что поскольку службы приискать никак не удается, уже почти решил возвращаться. Может, еще несколько дней побуду – и все. Дарин рассказал, что лихорадочное вооружение в ожидании войны за передел власти в городе уже схлынуло, но совсем не прекратилось.

Когда гномы перешли на следующую кружку, я задал вопрос, не знают ли они таких магов: Хауса Альсини (этот явно харазец или откуда-то поблизости) и Истрина Белого (вот тут по имени не поймешь, откуда он)? Какие о них слухи ходят? Истрина гномы не знали, а вот об Альсини слышали много хорошего. Сами же они никого дополнительно назвать не смогли. Я посидел еще часок, предаваясь болтовне.

Визит к Альсини запланировал на завтра. Адрес я уже знал, а гномы его подтвердили. Хорошо выспавшись и позавтракав, я направился в гости к Альсини. Маг принимал на втором этаже двухэтажного деревянного дома. Вывеска его соседствовала с вывеской винного магазина. Бойкое место. Захочешь – выпьешь, захочешь – маг тебя протрезвит. Только не путай, на каком этаже что.

Текст вывески гласил, что здесь принимает Владеющий Силой из древнего рода Владеющих Силой, услугами которого пользовались многие владетельные особы, да продлят боги их благоденствие… И все это на трех языках – великореченском, вилларском и каком-то восточном. Может, и харазском, а, может, и нет. Я на нем читать не могу, хотя на слух понимаю. И даже кое-что сказать могу. А еще над входом была деревянная раскрашенная голова человека. Девушки, если быть точным. А это означает, что наш маг сильно «испортился» от общения с пришлыми. У восточных народов изображения живых существ не приветствуется. Кроме изандийцев.

Но изандийцы – особые во всем. Недаром столько легенд ходит об их происхождении. Самая оригинальная версия – что они произошли от пришельцев из другого мира. Было якобы давно еще одно Слияние Миров, и вот их предки так сюда и попали. Впрочем, пусть этим страдают интеллектуалы из Тверской академии. Там любят пофилософствовать на пустом месте и поспорить о константах – действительно ли они постоянны. Так они закаляют в себе характер истинного ученого.

Я толкнул дверь (вверху мелодично зазвенел колокольчик) и не спеша стал подыматься по лестнице. Толкнул дверь второго этажа (снова зазвенел колокольчик, но уже в другой тональности) и вступил в вестибюль.

Вот помянешь изандийца, а он тут как тут!

Навстречу мне из-за стола поднялась изандийка, видимо работающая у мага секретарем. И выглядела она как типичный представитель своего народа, то бишь божье наказание для глаз всех остальных народов. Детали красивые, почти что идеальные, а общее впечатление – глаза б мои на нее не глядели. Рыжие волосы с отдельными прядями, раскрашенными в синий цвет, недлинная косичка справа («дерни за веревочку и спусти воду»), темно-зеленые краски вокруг глаз, черная губная помада. И тоненькая, но длиннющая сигарета в левом углу рта, почти вываливающаяся из губ. Представили? Ну и одежда такая же: кофта длиной по середину бедра, юбка, всего на ладонь длиннее кофты. Цвет их описать – нет таких слов в русском языке, пропали триста лет назад. А ведь когда-то были – «цвет блохи, упавшей в обморок»… На руках украшений нет, а вот на щиколотках есть. Взять бы девушку, помыть да переодеть – так царицею была б, а не истязанием для глаз.

А вот это истязание для глаз – еще один признак отхода Альсини от племенных традиций. Истинный харазец будет терпеть изандийца только как военную добычу, то есть до ближайшего невольничьего рынка. И до этого еще постарается слегка отшлифовать, чтоб не так глаза болели, глядя на него. Продав же, немедленно вознесет молитву Небу за избавление от «ужаса очей моих».

Девушка отрывисто спросила, чего я хочу. По-вилларски. Да, вспомнил я, что они так же отрывисто разговаривают, как нордлинги, только язык их ни на какой другой не похож.

Я ответил, что у меня небольшое дело к Владеющему Альсини. Но я хотел бы побеседовать с ним не как жаждущий магической помощи, а как его коллега-маг. В вилларском нет слова «коллега», поэтому произнес его на русском. Если Владеющий Альсини сможет уделить мне немного своего времени не сейчас, то я подойду в названное им время.

Девушка уже на русском сказала, что сейчас спросит мага, и вышла в дверь, прикрытую занавеской. Я огляделся. Вестибюль выглядел просто и чистенько. Никаких предметов с магическим излучением. Стол-конторка для девушки, небольшой шкафчик рядом с конторкой, восемь стульев для посетителей. В качестве украшения – фотографии в рамках на стенах. Нижний Новгород (вид с Великой), базар в восточном городе, гора Тирген-Ула, еще пара городов, в которых я не был, потому не узнал, ручеек в овраге, тонкое деревце посреди степи. Интересно, есть ли потайной смысл в этом подборе фотографий?

Гора эта почитается проклятым местом, про нее даже есть легенды, что там демоны могут явиться человеку и пообещать выполнить любое его желание. Но при этом они стараются нагадить ему, чтобы он проклял свое желание, которое высказал. Скажем, просит он саблю, которая легко рубит человека напополам. Сабля является, и первый же человек, разрубленный пополам ею, – это сам загадавший желание иметь ее. Или: «Я хочу руку любимой мною девушки!» И желающий получает эту руку. Отдельно от девушки.

Впрочем, таких легенд я знаю много, про разные места. А восточный обрыв горы действительно напоминает голову демона – при наличии некоторой фантазии.

Девица выпорхнула из-за двери, сказала по-харазски:

– Входите, ожидают!

Занавес перед дверью раздвинулся, дверь распахнулась. А волна Силы идет от нее. Сильна девушка. Чувствуется богатый магический потенциал и виртуозное владение потоками Силы. С такой работать вместе вполне можно. И языки знает.

Комната за дверью была весьма невелика. Справа окно во двор, слева дверь в другую комнату, откуда явственно тянет Силой. Стены затянуты харазскими кошмами, на полу – ковры. Мебели в комнате нет, есть только два небольших подиума, усыпанных подушечками. На одном, напротив меня, восседал Альсини, на другом – пушистый рыжий кот.

Выглядел маг как типичный харазский купец: шитая золотом круглая войлочная шапочка, шелковый халат с узорами (сами харазцы различают по ним, из какой части страны человек родом, но я этого не могу), на подогнутых под себя ногах расшитые мягкие туфли. Лицо восточного типа, гладко выбритое, на котором выделяются совсем не характерные для харазцев зеленые глаза. На руках множество колец-амулетов. Возраст неопределенный, морщин нет, но назвать его молодым не могу.

Я поздоровался, назвал свое имя, добавив, что это имя получил при рождении.

Это легкая шпилька в восточную магическую традицию. Восточные маги считают, что имя, данное при рождении, нужно скрывать, ибо враг, узнав его, получает магическую власть над тобой. Мы в это не верим, и практика наш вывод подтверждает.

– Приветствую тебя, гость мой. Меня зовут Хаус Альсини, сын Идриса. Родом я из города Нарин-Депе. При рождении я получил другое имя, но я его не знаю, ибо родители мои погибли, когда я был совсем мал.

Гм. Значит, он не совсем харазец, а, скорее, наполовину нехаразец. Оттого и глаза такие. И слава Небу, мы не брали его город. До него было еще верст сто, если мне память не изменяет.

Не успел я ответить встречной любезностью, как Альсини предложил мне присесть на возвышение напротив себя. Повинуясь потоку Силы от него, подушка с рыжим котом поднялась в воздух и перенеслась ближе к окну. Кот недовольно фыркнул.

Я с благодарностями присел на оставшиеся подушки. Как только я устроился, как кот молниеносно вскочил мне на колени и замурлыкал. Ага, а то я не знаю, что ты не ко мне пришел, а к месту, которое я бессовестно занял. Ну ладно, рыжий, коль пришел, так терпи, пока я тебе за ухом почешу.

Восточный этикет требует, чтобы гостю подали какой-то напиток. Если это чай, то сразу же, как он заварится. В разных регионах Хараза напитки разные, и местные жители даже могут по ним определить, откуда родом хозяин. Даже самый бедный харазец подаст воды из колодца, ибо так заведено предками. Ходит даже легенда, что когда к умирающему от жажды в степи харазцу в шатер заполз такой же полумертвый от жажды путник, хозяин шатра пытался дать ему своей крови, ибо ничего другого не имел.

Альсини вскинул брови, и, подчиняясь незримому, но магически ощутимому сигналу, в дверь вошла девица с подносом. Ага, потчевать меня будут по-столичному. Чашечки с чаем не конические, а цилиндрические, от содержимого идет сильный дух мяты, а к ним прилагается стакан холодной воды для запивания чая. В харазской столице часто еще прилагается варенье из ирги. Сочетание чая с мятой, варенья и холодной воды на вкус весьма необычно и интересно, но для зубов вредно. Поэтому я горячий чай холодной водой не запиваю.

Но сегодня варенья не было. Я склонил голову в поклоне, принимая стакан и чашечку. В чашечке чая на донышке. Это тоже этикет. Хорошему гостю наливают в чашечку понемногу и часто подливают. Гость не столь желанный получает полную – дескать, пей да вали, добавлять не будут. Девушка передала чашечку с чаем Альсини (воду он брать не стал) и присела рядом на корточки, держа поднос с чайником. Обычно с чайником при гостях находится старший сын хозяина, за исключением тех случаев, когда разговор идет о таком, что и сыну хозяина знать не положено. Значит, девица по меньшей мере любимый ученик. Или… Или Альсини вдали от родины перекраивает обычаи как хочет.

По этикету же не следует начинать разговор с важного, поэтому я похвалил чай, знание девицей языков и ее же владение Силой. Альсини поблагодарил, но насчет девицы не стал уточнять, кто ему она, хотя я специально назвал ее ученицей, чтобы услышать уточнения. Ну да ладно.

– Я обратился к вам, достопочтенный Альсини, с вопросом, который меня беспокоит. Несколько дней назад со мной случилось нечто непонятное, которое я не могу объяснить. Я тогда был в храме Мардога, потерял сознание и некоторое время не знал, где я и что со мною. Когда я очнулся, то никаких повреждений у себя не обнаружил. Владение Силою осталось прежним. Ничего нового я в себе не ощущаю, но одна моя бровь поседела, и давний шрам на щеке как бы посвежел и стал напоминать стрелу. Еще я заметил, что мой внешний вид производил на некоторых жрецов и служек храма впечатление, что они видят нечто необычное, но, когда я спросил об этом, они уклонились от ответа, что это значит. Возможно, что храмовая дисциплина заставляет их уклоняться от ответа. Я предполагаю, что это знак возложения на меня некой миссии, но уверенности в этом нет. Возможно, достопочтенный Альсини что-то слышал о подобном. Не откажет ли он в толике своей мудрости и познаний?

Альсини отхлебнул глоток и сделал знак девице. Та вспорхнула и долила нам чаю. Маг медленно заговорил:

– Достопочтенный собрат по Силе, я не готов сказать, что это означает. Эта неготовность не оттого, что я, подобно жрецам храма Солнечного Паука, хочу что-то скрыть или поискать в этом свою выгоду. Мне действительно припоминается что-то подобное, но я не хочу вводить тебя в заблуждение, сообщив то, что я неправильно припомнил. Поэтому я обязательно просмотрю свои книги и дам тебе ответ, если он там имеется. Как только я закончу поиск, я дам тебе знать.

– Я живу в гостинице «Филин», но скоро уеду. Скорее всего, вниз по Великой.

– Не беспокойся, мое послание дойдет до тебя.

Повинуясь новому безмолвному приказу, девица встала, поставила чайник на пол и вышла в ту комнату, из-за двери которой тянуло Силой. Я ощущал на входе маскирующее заклинание, поэтому в ту сторону и не смотрел – бесполезно и неуважительно по отношению к хозяину. Через пару минут девица вернулась и протянула мне круглую костяную пластину величиной с гномью марку. На обоих отполированных сторонах имелась целая россыпь красных точек, сливающихся в какой-то рисунок. Я вопросительно глянул на Альсини.

– Это амулет связи. Храни его, где хочешь, только если намерен положить его в карман, то обязательно на правую половину тела. Он прочен и боится только пули и морской воды. Периодически прикасайся к нему рукой и в нужное время ощутишь, что послание к тебе пришло. Когда послание будет передано тебе, он превратится в обыкновенную пластинку.

Ну, теперь с ним почти все ясно. Он адепт ордена (или секты – кому как нравится) Ылдырмез, или в переводе Хрустального Ордена. Им вообще лгать запрещено уставом. Солгавший утрачивает Чистоту Хрусталя, то есть право на существование. На Востоке их жизнь тяжела, ибо там почти у всякого человека есть брат или знакомый, который замешан в чем-то антиправительственном. И солгать власти про него он не может. Поэтому члены Ордена либо покидают родные места, либо совершают самоубийство перед допросом. Гора Тирген-Ула тоже к месту, ибо на ней они получают посвящение. Приходят туда и ждут на вершине, когда в них ударит молния. Выживший обретает нужную степень Чистоты. Если не выжил, значит, был недостаточно чист душою. Тогда девица – только ученик, ибо жениться им запрещается.

Спасибо преподавателю алхимии Федору Ивановичу. Он, когда ученики быстро и правильно справлялись с заданием, в поощрение им рассказывал о своих путешествиях и встречах. А рассказать ему было про что.

Да, о секретах магического мастерства адептов ордена расспрашивать нельзя. Им это тоже запрещено разглашать. Федор Иванович говорил, что у них очень интересная система работы с Силой, но подробности он не мог знать по этой причине. Что понял со стороны, то и понял.

Но попробую.

– Прошу прощения, еще один вопрос. Не скажет ли, достопочтенный Альсини, чем можно уничтожить защитные заклятия на филактерии, в которой скрыта душа лича?

Пауза, глоток чаю, ответ.

– Меня не обучали этим заклятиям. Считалось, что черная душа лича не способна вынести близкое присутствие Поклоняющихся Чистоте и должна укрыться подальше от них.

Мда, но что ж поделаешь… Я допил остаток чая (так положено делать, это еду можно оставить в знак того, что так хорошо накормлен, что не в силах доесть) поставил чашечку и стакан на ковер, аккуратно переложил кота с колен на ближайшую подушку. Встал, поклонился хозяину, поблагодарил его за помощь и пожелал ему ни разу более не ощущать Поцелуй Молнии. Это традиционное прощание их Ордена. С учениками прощаться не принято, поэтому девице я ничего не сказал.

Я шел в сторону гостиницы и ощущал, что в душе у меня созрело решение: пора уезжать. Поэтому оставшееся до обеда время я провел в порту, узнавая кто, когда и куда.

Потом был обед, а послеобеденного сна не было. Это результат чая Альсини. Поэтому я потратил время сна на обдумывание вариантов маршрута. Ни один из хаусботов баронов еще не собирался уходить вниз по реке. Владельцы недостаточно насладились Гуляй-полем. Можно было отплыть завтра на самоходной барже «Таисия», идущей в Нижний. Дальше уже добираться проще. Либо подождать еще несколько дней, вдруг какое-нибудь судно, идущее вниз до Самары и южнее, сподобится зайти. Вариант весьма неопределенный, а с учетом возможной мобилизации судов на военные перевозки можно и застрять серьезно. Придется плыть «Таисией».

Что мне еще нужно докупить? Еды до Нижнего – немного кольтовских патронов взамен потраченных и, пожалуй, что все. Амулеты покупать не стоит. Демон знает, что мне может потребоваться, поэтому спешить не буду до более ясного понимания, какой нужен. Тем более, что магические лавки будут и в Нижнем, и в Самаре, да и по пути тоже, если зайдем в Казань или Чернолесск.

Встал, натянул сапоги и снова двинул в порт. Авось владелец баржи уже закончил дела в городе и вернулся. Купец Ульянов прибыл почти сразу за мной. После получасового торга мы договорились, что я плыву до Нижнего, место будет на палубе в палатке (мест в каютах нет). Питаюсь за свой счет, вместо оплаты буду охранять посудину от всяческих бед с воды и из-под воды. Ибо пиратские нападения участились, не только с Иголкиным такое произошло за последние пару недель.

Остаток дня ушел на баню, стрижку, закупку недостающего и упаковку вещей. На ужин я не ходил, поел в номере заранее купленной снедью.

Вот так завершился этот день. Теперь бы спокойный сон без всяких сновидений о харазском походе или чего-то такого же.

Утро выдалось пасмурным, можно даже было ожидать дождя. Я умылся, собрал туалетные принадлежности и спрятал их. Потом спустился к портье за расчетом. Отдав деньги, я попросил вызвать такси, а сам вернулся в номер. Все три места багажа и карабин уже ожидали, когда их подхватят. Я взял половину и снес вниз, оставив вещи возле стойки. Такси подъехало, когда я вернулся с последними сумками. Помахал портье на прощанье и стал выносить добро к машине. Водитель помог уложить багаж. Теперь осталось погрузиться самому. Погрузился, сказал водителю, что ехать надо в порт. «Полевик» тронулся. «В Бристоль, друзья мои!» – как говорилось в одной из любимых мною книжек детства.

«Таисия» была пришвартована к причалу и заканчивала принимать последнюю партию груза. Один трюм уже был затянут брезентом, а во второй еще носили и укладывали мешки с зерном. Ульянов, как ужаленный в одно место, бегал по всей палубе и громко командовал матросами и грузчиками, перемежая команды руганью на четырех языках. Слышно его, наверное, было на всем рейде. Я выгрузил вещи, сложил и присел на них, ожидая конца аврала. Вообще забавное зрелище было – как купец, маленький и юркий, словно мячик, бегает по палубе, подбегает к здоровенным грузчикам-нордлингам (вдвое выше него), кричит им, потом уносится на другой конец судна. Вновь прибегает и вновь кричит то же самое.

Погрузка закончилась. «Копейка», привезшая зерно, уехала. Грузчики получили с хозяина деньги, поклонились ему и, подбрасывая на ладонях монеты, пошли в сторону города. Матросы начали устанавливать крышку люка. Ульянов продолжил бегать вокруг них, ругаясь еще громче. Видимо, не израсходовал весь запас эмоций. Установленную крышку люка обтянули брезентом. Ульянов оглянулся, узнал меня и погнал матросов помочь мне перенести вещи. Матросы резво подняли вещи на борт, положили их, принесли откуда-то небольшую палатку и надувной матрас и натянули палатку между люковыми крышками трюмов. А вот за это спасибо, у меня так ловко и быстро не вышло бы.

Далее я уложил вещи в палатке и спросил купца, когда будем отчаливать. Он ответил, что пойдет к друэгарам и решит все не ранее чем часа за полтора. Я сказал, что пока пойду позавтракаю. После чего матросы занялись своими делами, а мы с Ульяновым покинули борт и отправились каждый в своем направлении. Я двигался быстрым шагом, ел тоже быстро и справился за полчаса. Ульянов появился ближе к полудню и скомандовал отдать швартовы.

Дизель уже был прогрет, матросы отдали швартовы, и судно медленно отошло от причала и двинулось к выходу из затона.

На берег я не оглядывался. Некому меня было провожать и не на кого бросать последний взгляд перед расставанием. Гуляй-поле оставалось позади, как перечеркнутая страница жизни…

 

Часть вторая

Вниз по реке

Довольно скоро мы вышли из устья Велаги на простор Великой. Предстояли три-четыре дня плавания. Я прервал разборку и укладку вещей, вышел из палатки и отправился искать хозяина баржи. Требовалось решить некоторые «стратегические проблемы», памятуя опыт плавания на «Волне».

Искать Ульянова долго не пришлось – он был в рулевой рубке, распекал рулевого за подвиги в Гуляй-поле. Речь шла о кабацких загулах. Далее последовали угрозы «разделать как бог черепаху» и засунуть якорь в то место, наличие которого я у матросов мужского пола не подозревал. Еще пять минут ругани, и Ульянов вышел из рубки, где был перехвачен мною. Меня интересовал кардинальный вопрос – стрелять только когда полезут на борт или профилактически? Ульянов ответил, что мы в своем праве – когда полезут, поэтому только тогда. Собственно, этого я и ждал, но обсуждать все равно надо.

И второе – как тихо предупредить «Готовьтесь к бою»? Я об этом подумал заранее и протянул Ульянову небольшой кусочек гранита, над которым вчера магически поработал. Пусть камешек лежит на ночных вахтах перед рулевым. Когда нужно будет поднять тревогу незаметно для пиратов, камешек засветится. Тогда надо вызывать людей с низов переговорной трубой или чем еще. Ну если дело дойдет до внезапной атаки – придется вставать по выстрелам. То, что я днем отлеживаюсь, а караулю в ночи, – это уже согласовано заранее.

Ульянов понес камешек в рубку, а я вернулся к прерванным занятиям. Закончив обустройство, задался вопросом: а не пора ль почистить карабин? Я его не трогал все городское сидение, наверное, время пришло. Сходил к мотористу, выпросил у него ветоши, разложил все необходимое и принялся за чистку. Закончив с карабином, взялся за револьвер и запасной кольт. Потом стал заряжать магазины к карабину. Ну в общем, за всеми этими делами обед пропустил, благо есть сильно не хотелось. Я этим воспользовался и решил соединить обед с ужином. Плюс оружейные дела малость утомили, и я с удовольствием поспал до ужина, на счастье, ничего не снилось.

Проснувшись, взял котелок, насыпал туда заварки и пошел на камбуз – кипятком разжиться. Команда, видимо, сама недавно чай пила, поэтому кипяток имелся. Залил его в котелок, вернулся в палатку и подождал, пока заварится. Затем перелил чай во флягу, освободив котелок для консервов. Аппетит уже нагулялся, поэтому две банки каши с мясом пошли на ура даже не разогретыми. Сегодня я ел хлеб, а завтра перейду уже на галеты – есть и обычные, и сладкие. Хлеб быстро черствеет, я же черствый не люблю, поэтому и брал его немного.

Далее помыл котелок и сложил мусор в специальное хранилище для него. На «Волне» объедки и прочее летело за борт, а Ульянов имеет пунктик о загрязнении реки, поэтому мусор собирает на борту, а на стоянке выбрасывает. Меня об этом предупредили заранее. Еще Ульянов славится на реке угнетением курильщиков – курят у него только на корме, и под страхом немедленной мучительной смерти окурки в воду не кидают. Ну это мне не страшно, отроду не курил…

До заката было еще долго, серьезного дела не хотелось искать, поэтому я взял купленную перед отъездом книжку в бумажном переплете. Брал я ее на тот случай, если в дороге скучно будет, а магическую книгу читать не захочется. Книжка была из тех, что лежат везде и повествуют о любовных драмах из жизни эльфов, причем, наверное, этих романов было больше, чем реальных браков среди эльфов за последнее столетие. Но дамы их охотно покупают, чтобы поплакать над терзаниями юных эльфийских дев, которые любят юного эльфа из другого клана или племени, но законный брак с ним невозможен, ибо кровная месть или косность родителей мешают им соединить сердца и прочая розовая вода, и прочая…

Хорошо, что авторы и издатели не издают серии книг про одну влюбленную пару, ибо долголетие эльфов могло бы дать материал на полсотни романов.

Доход у издателей от этого чтива хороший, недаром даже один аборигенский барон открыл у себя печатню для их издания. Иногда встречаются романы такого же типа из жизни баронов и графов. Здесь популярен сюжет о бедной девушке или парне, что влюбился или влюбилась (и взаимно) в аристократа или аристократку. Так они маются, не в силах быть вместе, пока не выяснится, что простой парень или девушка – не вульгарные простолюдины, а похищенные в детстве дети другого благородного семейства. Тут книга заканчивается свадьбой и всеобщим ликованием. Зря опять же нет продолжений, ведь пропавший в детстве аристократ мог бы оказаться представителем семейства, с которым уже поколений пять идет глухая вражда с дуэлями и засадами… Это придало бы роману дополнительный слезоточивый эффект.

Купленный мною роман отличался от прочих. Его герой, житель Углича, попадает в эльфийскую засаду и получает там пулю в грудь. После чего отправляется в посмертие, которое оказывается совершенно неожиданным. Он возрождается в теле нордлинга, да еще и во времена до Переноса. Причем нордлинг еще подросток, которого бьют все сверстники из-за тугодумия и неуклюжести.

Впрочем, они об этом быстро пожалели, ибо герой мобилизовал свои навыки егеря, поднакачал мышцы и показал обидчикам то, чего они заслужили. Такое перерождение увальня в лучшего драчуна всех огорошило. Далее герой стал выдвигаться в первые воины клана, да и советник из него оказался хоть куда. Далее чтение прервалось из-за того, что начало смеркаться. Гм, ну и завернул сюжет автор! Еще десяток страниц – и федерация племен нордлингов во главе с бывшим угличанином завоюет весь север Итиля!

Я начал собираться, отложив книгу. Надел кожаную куртку, сверху пыльник (вроде дождем не пахнет), ибо ночью может быть и очень прохладно. Во внутренние карманы пыльника улеглись два запасных магазина к карабину, пачка сладких галет, фонарик, два амулета. Попытался пристроить в карман флягу с водой – нет, неудобно, потому перевесил на пояс. Ну кольт и револьвер – само собой.

Проверил, все ли нужное взято с собой, и вышел на палубу. До полной темноты осталось уже недолго. Я поздоровался сначала с рулевым, потом с кормовым вахтенным и начал устанавливать сторожки. Закончив с ними, устроился на кап машинного отделения и стал следить за кормовыми секторами. Чуть позже стемнеет окончательно, тогда начну поиск специальными заклятиями, а пока можно подумать и о прочитанном только что.

Книга оставила о себе какое-то двойственное впечатление. С одной стороны, интересно и ново, с другой стороны, не покидает ощущение какой-то неправильности в ней. Немного позже впечатление сформулировалось так: как от зрелища активного пожирания того, что у нас считается обычно несъедобным, скажем, сырое мясо. При этом претензий к историческому антуражу не было. Ладно, маленько займусь делом, а дальше еще поразмышляю.

Ночь длилась. Было тихо. В кормовых секторах наблюдения было спокойно, поисковые заклинания ничего не находили. Навстречу нам разок попалась самоходная баржа вроде нашей. Я пару раз подходил и заводил беседу с кормовым наблюдателем – сначала с Федором, затем с Кириллом. К рулевому подходить не стал – ему требуется вести судно, и я его могу отвлечь от управления. Вот наблюдателю разговор как раз нужен, чтобы отвлечь от монотонного и убаюкивающего течения событий. Ближе к полуночи пожевал галет. Если я бодрствую, то всегда ем в это время.

Все тихо. Угроз не было, поэтому я то сидел на капе, то вставал и прохаживался, можно было и поразмыслить об этой литературной концепции – послать в прошлое человека нынешнего времени, чтобы он там изменил, что сможет. Если же человек, попавший в прошлое, живет тихо и скромно и не пытается своими знаниями из будущего прошлое изменить, то это ничего. Ну будет в прошлом экстравагантный житель, иногда способный под настроение пророчествовать или сделать что-то нетривиальное. Такие типы и в реальности есть.

А вот изменение прошлого опасно. Не только тем, что что-то произойдет не так, кто-то кого-то не встретит, и оттого его дети не родятся.

Да, и отдельный человек, и группы людей периодически делают выбор, выбрав из нескольких вариантов один. И оттого другие варианты отсекаются и не происходят. И есть соблазн счесть не произошедший вариант более ценным, чем тот, что был. Выбрав не тот, что был, а другой вариант действия, мы вроде как должны получить другую историю. Которая вроде как лучше истинной.

Но вот отчего же «Мы выбираем, нас выбирают»? Просто следуем своей свободной воле или наш выбор как-то детерминирован? В применении к истории – встал барон не с той ноги и выбрал союз не с Вирацем, а с Марианским герцогством? В применении к судьбе человека: кого он выбрал – Машу или Марину? Наверное, нет. У нашего выбора есть внутренние истоки, и он не проистекает из минутной прихоти. В случае с Машей и Мариной – отношение к ним молодого человека явно неоднозначно, кто-то из них ему дороже, и даже если Маша сгоряча ему откажет, то он сразу не перестанет ее любить. А когда она завтра снова скажет ему, что погорячилась и пусть он вновь придет в ее объятья, то он будет счастлив, если ее действительно любит. Если же выбирать равнодушно, без всякого собственного желания, то выбор Маши и Марины будет чисто механический. А этого в делах сердечных не бывает. Даже в чисто династических браках, без всякой любви и взаимности, жен не выбирают механически, как патроны из большой кучи или абсолютно одинаковые бутылки на полке магазина.

В политике тоже существует детерминация выбора образа действия. Эльфы не предложат оркам союза против пришлых, как бы он ни был привлекателен. Уже предложение такого союза есть глубочайшее оскорбление эльфу.

Ну и в людской политике тоже. Всех глубин я в политике не постиг, но мои собственные наблюдения говорят, что политика государства есть равнодействие многих факторов, поэтому решение о союзе или войне происходит не просто так. И здравомыслящий барон не затеет войну, против которой все его подданные. Психопаты среди баронов встречаются, но они скорее исключение, чем правило. Ибо на них династия прерывается. А более-менее долго живут только те династии, где психопаты, способные воевать просто потому, что утром было такое настроение, до наследования не доходят. Как это делается на практике – как-нибудь потом расскажу.

Поэтому я считаю, что появление даже такого джокера, как нордлинг-угличанин, только временно дестабилизирует ситуацию, а дальше она устаканится сама. Радикально изменить мир может только однократное вторжение совершенно иного, как Пересечение Сфер, или длительное и постоянное, хоть и менее значительное воздействие. То бишь угличанин должен основать династию, и династия должна пару сотен лет требовать от аборигенов соблюдения гигиены, чтобы они хоть в значительном проценте стали жить чище. Чтобы все сравнялись чистотой с пришлыми – это надо лет пятьсот. И каждый день гонять за нечистоплотность и не погибнуть самому до срока за действия «нестерпимые, непонятные, отвратительные, незнакомые нашим отцам и дедам».

Ключевые слова здесь – «незнакомые нашим отцам и дедам». Когда власть активно борется с дедами и отцами, есть шанс, что до внуков дойдет, что мыться или сажать картофель надо не только потому, что за отказ бьют.

Размышляя о литературе и насколько справедливо в книжках перекраивать историю на собственный лад руками таких «попаданцев» (вот слово какое дивное придумалось), так незаметно и дождался я рассвета. Ликвидировал сторожки, отнес оружие в палатку и пошел на камбуз, еду себе подогреть. Там уже активно трудился Федор, готовя команде пропитание. Ну и мне малость подсобил, тушеную говядину с морковью разогрел и чай заварил. Еда с чаем пошли в глубь организма, а я отправился умываться. Сегодня мне есть хотелось активнее, чем умываться, поэтому и порядок действий изменил. Теперь можно и прилечь.

Но с этим пришлось обождать, ибо команда начала приборку на палубе. А я не настолько устал, чтоб свалиться в сон и не реагировать ни на что. Тем более что Ульянов руководил «операцией». Оттого я подался на самый нос (кажется, это называется полубак), где стоял, изображая носовую фигуру на древних судах, пока приборка идет.

От созерцания реки меня отвлек Ульянов, попросивший помочь машинисту, который маялся зубами. Я пошел к корме. Оказалось, что машинист Климентий тоже пострадал в Гуляй-поле. Открывая очередную пивную бутылку, он воспользовался для этого зубами. Левый нижний клык взял и сломался. Поскольку содержимое удачно открытых бутылок было внутри Климентия, то он долго не замечал зубной боли. Но, когда алкоголь его покинул, стало совсем нехорошо. Я глянул на остатки зуба – там сохранилось не так много. Вырвать зуб я не смогу – нет навыка, да и клещей зубоврачебных тоже. Но есть способ помочь – заклинанием убить нерв зуба. Болеть перестанет, но потом надо зуб показать специалисту. Это я и сказал страдальцу. Он был согласен, ибо за ночь намучился. Я захватил остаток зуба двумя пальцами, сосредоточился и произнес заклинание. Ощущение пациенты описывают, как удар током в зуб. Затем отпускает и постепенно перестает болеть совсем. А если десна отечная, то отек за день спадает. Но почистить зуб у специалиста я всегда рекомендую, чтоб воспаление кости не началось. Когда маска боли сползла с лица машиниста, я его покинул и пошел мыть руки.

Машинист оказался христианином и вознес своему богу молитву за избавление от мучений и попросил его вознаградить меня за мои таланты на том и этом свете. Ну я не против. Хорошо бы, чтоб вознаграждение еще коснулось преподавателя нашего, Ивана Аристарховича, который это и многое другое полезное нам показал.

Я отправился в палатку, прилег поудобнее. Спать не сильно хотелось, поэтому я решил почитать дальше про угличанина. Он покорил течение Итиля, женился на дочке какого-то герцога, чем сильно увеличил свои силы, разбил эльфов, развернул масштабные реформы всего, чего только мог, только грузовики производить не сподобился. Но порохом вплотную занялся и литьем пушек. Возможно, автор не остановится на достигнутом и сочинит целый цикл романов, в которых герой покорит весь Итильский путь и преобразует Старый Мир до неузнаваемости. Интересно, решится ли автор дать герою возможность дожить до Столкновения Миров? Он, конечно, не эльф и не орк, чтоб жить так долго, но при помощи магов – сможет.

Вообще в реальной истории был такой аристократ, маркиз Пасивидо, сильно помогший пережить первое опасное время пришлым. Получив много чего редкого, ценного и полезного от пришлых, он сильно спутал карты непримиримым аборигенским феодалам, желавшим истребить пришельцев. Маркиз путем интриг и подкупов два раза рассорил участников коалиции непримиримых между собой. Съезды коалиции превращались с его легкой руки в такую взаимную грызню, что все силы уходили на нее, а не на пришлых. Когда же два-три барона, уставших ждать консенсуса, пошли на войну самостоятельно, их войска стерли с лица земли. Это привело к очередной вспышке ругани на очередном съезде, которая закончилась грызней и дуэлями, но союз опять не был создан, а тем временем наконец заработал арсенал в Твери. Вторжение уже не было столь страшным, ибо с боеприпасами стало получше. А маркиз всего лишь делал на этих съездах то же самое, что и всегда, только уже не просто из любви к искусству.

Вот каково могло стать продолжение цикла романов господина Алексея Корнева. Роман, который я только что дочитал, назывался «Лед и пламень». Если автор не устанет и напишет второй, про завоевание среднего течения Итиля, то его можно будет назвать «Лед идет по Итилю». Третий, про покорение всей речной долины – «Ледостав от истоков до устья».

Ну, а роман про Пересечение Миров с этим героем? «Лед сверху и снизу»? Нет, не годится, ибо напоминает названием трактаты по искусству плотской любви.

Или самому на старости лет предаться сочинительству? Это сколько лет я ничего изящно-литературного не писал? Да уж лет двадцать пять будет.

Помню, одной девице любовные стихи посвящал. Девица мне взаимностью не ответила, но стихи сохранила. Другие кавалеры ей стихов не посвящали. Муж тоже.

А еще писал стихи сатирические, на своих преподавателей. Вроде этого:

Вообще за такое стихоплетство можно были и из школы вылететь. Но, как мне потом рассказали, когда Измайлов пошел жаловаться ректору на стих, тот с деканом много ржали и, отсмеявшись, сказали, что грех на правду обижаться. А чтоб ученики такого не писали, нужно не пересказывать на лекции великолепный учебник Абрикосова слово в слово…

Видимо, еще обо мне впечатление у ректора было положительным. Учился хорошо, а под настроение даже отлично, занятия не прогуливал, с утра пивом от меня не разило. Если положительный ученик такое сочиняет, а не записной разгильдяй, значит, неспроста сочиняет. Измайлов потом со мной принципиально не здоровался, но этим он мне морального ущерба не нанес.

Вот если б Федор Иванович на меня за стихи обиделся, я б повинился и выкинул их подальше. Я еще немного повспоминал разные магические казусы времен обучения и незаметно задремал. И приснилась мне, естественно, альма-матер, и то, что я на занятиях никак не могу припомнить второе правило творения эликсиров девственной чистоты.

Проснулся я от осторожного стука ногтем о твердый предмет и приятного запаха еды. Стук был не то в крышку люка, не то в нечто в этом роде. Я приоткрыл глаза и увидел бородатую физиономию Федора.

– Покушайте, господин маг, как раз время обеда.

Я приподнялся, стряхнул с себя остатки сна и принял из рук Федора миску с макаронами по-флотски. Другое название этой популярной среди «водоплавающих» еды – макароны с мусором. Еда сытная и вкусная – отварные макароны с мелко покрошенным отварным мясом. Можно с молотым мясом, вид оного значения не имеет.

Я поблагодарил Федора, поставил миску рядом с собой и стал искать в рюкзаке томатный соус. Найдя, полил макароны и принялся за еду, благо матросы их не пожалели. А я не привык оставлять в тарелке что-то съедобное.

Ну вот, поел, теперь можно устроиться поудобнее и предаться размышлениям на сытый желудок. Можно даже опять литературным размышлениям.

Мне все-таки не понравилось, что герой (и автор с ним) стали переделывать историю. Есть в этом что-то некрасивое и недостойное.

Да, иногда человека одолевают мысли, что он когда-то сделал что-то не так или не сделал нужного. Отверг любовь девицы, отказался от казавшегося хлопотным и ненужным дела, которое в итоге стало бы судьбоносным, а он решил, что больно хлопотно… Но это рефлексия в минуту жизни трудную, а затем тот же человек перестает ныть и встает лицом к лицу со своей судьбой. Это нормально – когда никто не видит, поплакаться на судьбу и трудности. Но мне совершенно не нравится, что вся история, таким образом, становится «минутой жизни трудной» и подлежит переделке. И это мнение будет тиражироваться, преподноситься всем, и даже, может, фильму по ней снимут…

Я сменил позу и вслед за этим чуть изменил формулировку.

Как литературный прием, наверное, это все же допустимо. Взглянув современным взглядом на события прошлого, чтоб резче оттенить трагизм, опасность или что-то еще в событиях и тем самым понять, что сделали наши предки. И затем как бы спросить себя: смогу ли я такое сделать, как они? Поэтому вполне допустим роман с героем, попавшим в прошлое, когда этот герой не стремится круто изменить судьбу всех там, посылая князю письма: дескать, смело следуйте туда, эльфы еще долго собираться будут… Вот для себя или группы близких использование современных знаний вполне можно допустить, вроде маршрута отхода – не на восток, а на юг… А хуже всего будет, если герой, зная, кто вырастет из этого дитяти через сорок лет, будет детоубийством в прошлом заниматься…

Даже если оставить мораль в стороне, то устранение на ранней стадии важного участника исторического процесса смешает все карты. И неизвестно, какой в итоге расклад получится, может, даже хуже прежнего… Так что автор, который за этот сюжет взялся, должен пройти по лезвию ножа и не свалиться, чтоб не принести вред своим произведением…

Литературные размышления меня сморили, и сон до обеда был дополнен сном послеобеденным… Послеобеденный сон сильно одурманил голову, пришлось еще долго приходить в себя. Сновидения тоже имелись, но какие-то неоднородные, разбросанные. То я разное оружие собирал-разбирал, то из него стрелял (по мишеням), то гранаты кидал (опять же на полигоне). Что интересно, часто из совсем малознакомого оружия.

Мозги ворочались плохо, поэтому я медленно вспоминал сновидения и пытался вывести, что мне было явлено и какой в этом смысл.

Вот к чему то, что видел я, как сам стреляю из пистолета «маузер», а также чищу его? Маузер я в руках держал всего пару раз, стрелял из него только однажды, а чисткой его вообще не занимался. И даже не представляю, как его разбирать. Не, вроде начал вспоминать… У разряженного пистолета надо курок взвести и сдвинуть рычажок возле курка назад. Или затвор вытянуть и на задержку поставить? Уже не помню, что приятель мой проделывал рядом, после того, как сам настрелялся и мне дал попробовать…

Или вот такой отрывок, как я бегу по коридору и стреляю в мишени сразу с двух рук из кольтов.

Это явно не реально. Не умею я с двух рук сразу стрелять. Поочередно – это еще можно, только медленно. А так больше второй ствол во второй руке у меня как резерв находится.

Видимо, этот сон – сигнал, что не мешало бы и попрактиковаться в знании оружия и практической стрельбе. Ибо прорех в умениях много. Ту же винтовку «маузер» я в руки ни разу не брал, и СВД тоже. СКС-М и СВТ более-менее знаю, «энфилд» тоже знаком. Трехлинейку – стрелять из нее и заряжать могу, а вот затвор разобрать – уже не помню как. Ну «аспиды» и пулеметы можно опустить, ибо вряд ли они мне в руки попадут.

Гранатометчик из меня аховый, если купленные гранаты бросать придется, это будут третья и четвертая по счету, брошенные мной.

Отсюда вывод – прежде чем пересечь Великую и отправиться туда, куда вели меня сны, надо в Нижнем и Самаре заняться оружием. Что не удастся руками потрогать – хоть наставление прочесть.

Затем я подумал о другом: о расходе Силы на ночные поисковые заклинания. По собственным ощущениям, вроде как ночью Силу практически не расходовал. Но это может быть несколько обманчивым впечатлением после хорошего отдыха. Надо попробовать на следующем дежурстве чуть побольше попользоваться поисковыми заклинаниями и сравнить ощущения. Если они будут такие же, то… дело пахнет вмешательством свыше. То есть у меня проявляются черты аватары, посланца или «меча воли Их». А мне эта роль не сильно нравится. Имею я кое-какие опасения по этому поводу.

Да, кстати, а пластина-амулет связи с Альсини? Я залез в потайной карман ранца и нащупал ее. Никакого ощущения не возникло. То есть сообщения для меня нет. Интересно, сколько книг у Альсини и долго ли надо искать в них? И как он ищет – специальным заклятием или по старинке листает нужные разделы?

Начались сборы на вахту. Вообще литературные размышления меня неплохо занимали. Все же лучше размышлять о судьбе героя баллады, чем оказаться на его месте. Ибо весь смысл баллады не в том, что ее герой убивает, нарушает клятву и прочие ужасы творит, а в том, что он страдает душевно от совершенного им деяния. Для пущего воспитательного эффекта для слушавших.

В молодости мне нравились баллады из литературы пришлых, особенно переводы Жуковского из Саути. Потом я узнал, что в литературе пришлых были не только творения Василия Андреевича и его современников, но и народные баллады, например об иерее Варлааме, убившем неверную жену, которая слишком много внимания уделила иностранцу-шкиперу. За это он был покаран небесами: обречен вечно плавать в лодке с трупом жены на руках, приговаривая:

Но Василий Андреевич мастер был:

Это надо каждому правителю читать, чтоб не забывал, что суд найдется и на него. Баллады на вилларском нравились менее, хотя там бывали неплохие творения, вроде баллады о рыцаре в красных ботфортах, чей дух пришел к уснувшему собрату с просьбой отомстить и похоронить его, убитого и брошенного, в лесной глуши.

Хотя иногда аборигенские баллады сбиваются на черный юмор.

Вроде баллады про двух сестер, учинивших резню в доме убийц их отца. Они, изрубив всех, кто попался, со страхом приходят в храм и со страхом ждут, что скажет им жрец про ожидающую их кару богов. А там:

Ничего себе кара богов! Ну а нынешние баллады еще чаще в черный юмор ударяются, что уже явный перебор, ибо, слушая балладу, надо плакать, а не дико ржать от этого юмора.

Собирая все необходимое для ночного бдения, я еще раз подумал об усиленном поиске и решил так и сделать. Сильно бояться расхода Силы не надо, ибо на походе к Нижнему и в самом городе есть возможность восстановить резервы.

Мое желание не пожалеть силы осуществилось. Ближе к полуночи я уловил Волчьим Ухом стук двигателя на догоняющем нас судне. Я перебрался поближе к стражу в кормовом гнезде. Хоть я и не глушил шагов, вахтенный на меня не обратил внимания. Ага, уже на грани дремоты. Я кашлянул и негромко сказал:

– Нас догоняет судно. Мотор я уже слышу. Будь готов!

Страж буркнул в ответ:

– Завсегда готов!

На это я только ядовито ухмыльнулся.

Время шло. Стук мотора приблизился, но вот что странно – он доносился то слева, то справа. С чего бы это? Я взял у наблюдателя бинокль, активировал Кошачий Глаз и вгляделся в темноту. Ага, он меньше нас. Ходовых огней нет. Я послал в сторону рубки сигнал активации амулета. Сейчас он засветится и… Снова вгляделся в темноту. Кораблик сильно сместился влево. Это такой трюк с использованием течений или там рулевой совершенно негодный?

Спустя пару минут меня тихо позвали от рубки. Я, пригнувшись, переместился за ее прикрытие. Там уже устроились Ульянов и два матроса. Я присел рядом и сообщил:

– Нас догоняет небольшое судно. Огней нет, расстояние сокращается. Есть странность – он плохо удерживается на курсе, уводит то влево, то вправо. Поэтому я подал сигнал.

Ульянов на секунду задумался, затем попросил меня посмотреть, далеко ли преследователи. Я глянул еще раз и ответил, что до них метров двести, но огней по-прежнему нет. А затем добавил, что преследователь ушел в сторону правого берега. Через секунд двадцать он опять начал возвращаться на прежний курс. В результате этого маневра, когда он возвратился, расстояние практически не изменилось. Странно. Я поглядел на другие румбы – никого.

Преследователь стал уклоняться влево. Ульянов, когда я сообщил ему об этом, сказал, что этот трахнутый всеми якорями рулевой, наверное, так пьян, что на курсе прямо держаться не может. Его поддержали матросы.

Ульянов еще подумал и подал команду:

– По моей команде включить все палубное освещение и укрыться!

Матросы, пригнувшись, разбежались по местам.

– Давай!

Я едва успел прикрыть глаза, но вспышка света почувствовалась даже сквозь смыкающиеся ресницы. Шли секунды, а стрельбы все не было. Глаза потихоньку адаптировались, и я решился их открыть полностью.

«Таисия» уклонилась вправо к берегу, и через короткий промежуток времени я увидел шедший за нами катер. Он сейчас обгонял нас. Огней на нем по-прежнему не было. Правда, иллюминаторы в кормовой каюте светились. И что-то мне послышалось. Активировал Волчье Ухо и понял, что это доносящаяся из этой каюты пьяная песня. Ага, нализались, и рулевой, наверное, не лучше.

О пении «Шумел камыш» я сообщил всем. В результате был фонтан ругани в адрес пьяных скотин, шатающихся по реке и людям спокойно жить мешающих. Палубное освещение мы выключили, и народ отправился по койкам. Хотя до смены вахт оставалось уже недолго, матросы предпочли досыпать последние оставшиеся минуты. А мне бдить еще долго.

До рассвета еще много раз пришлось просматривать и прослушивать темноту. Догоняющих судов больше не было, навстречу шли два – сторожевой нижегородский катер и баржа чуть побольше «Таисии».

К утру усталость уже сильно ощущалась, но есть не хотелось. Я выпил чаю с галетами и практически сразу лег и уснул. Проснулся уже к обеду. Аппетит восстановился, поэтому я съел разом и утренние, и обеденные консервы.

Поев, выбрался на палубу, поздоровался с матросами, занятыми окраской фальшборта, и обсудил с ними ночных паршивцев с катера. Матросы обсуждали возможное наказание для таких гадов. Михаил, красивший справа, хотел просто набить им морду. Максим (который красил слева) предложил их засунуть головой в самый грязный сортир, какой найдется. Загвоздка была за тем, что это за катер. У катера был на борту номер, но матросы его прочитали каждый по-своему. Мое появление их обрадовало, ибо они рассчитывали, что я его рассмотрел лучше. Но я их разочаровал. Я видел номер, но не потрудился его запомнить. Теперь у них осталась надежда, что его запомнил Ульянов.

Потом они опять заспорили о карах катерникам. Я ушел на бак, устроился там поудобнее и стал искать в воздухе токи Силы. Я рассчитывал, что мы будем в Нижнем завтра утром, поэтому перед ночной вахтой надо будет собрать вещи еще сегодня.

Пополнение запасов Силы прошло успешно, но вопрос об изменении способностей владения ею не прояснился. Запас ее вроде остался прежним, расходование ее на заклинания шло в обычных пределах, а вот пополнение запасов сегодня шло быстрее обычного. Или мне показалось?

К вечеру я уже собрался, оставив неупакованным только то, что потребуется на вахте. Решил опять плотно поработать, благо Нижний весьма комфортен для мага Воздуха, и пополнить запас Силы там не проблемно. Как и Астрахань для мага Воды. Я вспомнил анекдотичный рассказ про мага Воды, который приехал в Астрахань и окунался там во все протоки и рукава, чтобы достичь единения с своей Стихией.

А я в Астрахани не бывал. И вообще нигде ниже Царицына. День померк, и началась моя последняя вахта на борту «Таисии».

Ночь прошла хлопотно из-за активного судоходства под городом, но все было благополучно. Вернулся в палатку и устало присел на ранец. Осталось совсем недолго, но я не спешил складывать последнее добро.

Вспомнил про амулет Альсини, потянулся к нему. Ага, ощущение, что для меня что-то есть. Вынул пластинку, сжал в кулаке, закрыл глаза и сосредоточился. Словно бы негромкий голос зазвучал в ушах: «В моих книгах ничего не нашлось. Но я ощущаю опасность для тебя. Берегись мокрого следа».

Когда я открыл глаза, узор с пластинки исчез. Прощай, Альсини. Спасибо за предупреждение.

Простившись с экипажем «Таисии», я погрузился в подошедшую лодку и отправился на берег. После того как носильщик для вещей был мною отловлен, я вместе с ним направился в гостиницу «Приют рыбака». Гостиницу эту я знал уже давно, еще по прежней своей жизни в Нижнем (тогда ею еще владел Наиль Ахмедов). Туда меня довольно часто приглашали – и для лечения постояльцев, и для лечения самого хозяина, и на праздники, которые устраивал Наиль. Затем он уехал куда-то на юг, продав гостиницу, затем уехал из Нижнего и я. С тех пор у «Приюта» сменилось еще двое владельцев. Но гостиница сохранила звание места приличного и недорогого, хотя такой кухни, какая была при Наиле, уже не было. Бывая в Нижнем с тех пор, я всегда старался остановиться в ней.

Места здесь сегодня были, и был даже свободен мой любимый номер на втором этаже. Я стоял, ожидая, когда портье закончит оформление, чтобы пойти отоспаться. Внезапно мои глаза закрыли две мягкие ладони, и знакомый голос произнес:

– Угадайте кто?

На что я немедленно ответил:

– Буревестник революции!

Повернулся и обнял своего старого знакомого, капитана парохода «Буревестник» Семена Истомина. Это у нас такой ритуал встречи, только, если я первым к нему подойду сзади, он отвечает: «Попутный ветер для буревестника».

Семен – потомственный капитан, уже шестой по счету, на четвертом по счету пароходе. Когда-то, при Переносе, в Нижний целиком и полностью перенесся пароход «Буревестник революции», который оказался очень кстати в бурные первые годы после Столкновения Миров. На основе этого парохода организовалась судоходная компания, которая с тех пор сильно выросла. Владельцы ее уже, правда, не нижегородцы, а казанцы, но до сих пор в ее составе есть пароход «Буревестник» (второе слово для краткости когда-то пропало) и на нем капитан Истомин. Естественно, он уже потомок того первого Истомина, и корабль у него уже не тот, а четвертый, построенный по мотивам того первого «Буревестника». Я его по привычке вместе со всеми называю пароходом, хотя только первый «Буревестник» был действительно пароходом, а следующие уже были теплоходами. Впрочем, от первого сохранилось довольно много деталей интерьера, которые заботливо перетаскивают с ушедшего на покой судна на его смену. Семен говорил, что от первого на последнем сохранились штурвал, судовой колокол и отделка капитанского салона. Ну и еще кое-что по мелочи. Остальное стараются восстановить под старину, но уже из нового. Однажды компания даже создала плакат, на котором изображены были первый и третий пароходы и первый и пятый капитаны. Ну и надпись в том смысле, что традиции живут, так что дорогие великореченцы, отправляйтесь в плавание, как и ваши отцы и деды, и тоже на «Буревестнике»…

Традиция капитанов Истоминых пару раз чуть не прервалась из-за того, что никак не рождался наследник мужского пола. Последний раз это было с отцом Семена. Семен родился уже пятым по счету ребенком, чем спас династию от прекращения. Его отец Дмитрий Михайлович был несказанно рад, ибо уже отчаялся обзавестись сыном, а у брата тоже были только дочери. Он попытался закрепить успех, родив еще одного сына. Увы, шестой родилась опять девочка.

Но теперь династии капитанов уже ничего не грозит, ибо у Семена сыновей трое. Тем не менее я с подковыркой спросил, не грозит ли славной династии Истоминых-капитанов прекращение по причине того, что сыновья плохо рождаются, а те, кто родился, на берег просятся? Семен засмеялся и сказал, что нет, ибо его старший, Владимир, не только уже капитан буксира (это-то я знал), но и Семену внука подарил (а вот это новость). Ну и средний сын учится тоже благородному искусству судовождения. Затем Семен спросил:

– А тебя твой Валерий не собирается дедом сделать?

– Нет вроде.

– А как он поживает?

– Да все так же, как и было. Работает в Царицыне в арсенале инженером, пишет пару раз в год по письмецу, что все нормально, подробно перечисляет, что они на арсенале убийственного производят, а о себе пару слов – жив, здоров, купил удочку… На прямые вопросы про девушек и планы женитьбы отвечает, что брак он почитает большой морокой и оттого этой мороки не желает.

Семен многозначительно произнес латинское выражение «Esquamando amabis» и перешел к следующей стадии расспроса:

– А как Алина?

– А ничего нового быть не может. Затворилась в этом Убежище и на белый свет глядеть не хочет. И ни с кем не встречается, хоть со мной, хоть с родней. Мир для нее не существует. Кончился.

Семен помрачнел и сменил тему разговора, рассказывая про своих детей и племянников. Последних было, кажется, одиннадцать, потому я в них путался. Путанице помогало то, что имена у нескольких были одинаковыми.

Мы так приятно провели время, пока копуша-портье наконец закончил бумаги заполнять. Далее мы расстались, уговорившись встретиться вечерком в ресторане «Серебрия». Жена Семена Дмитриевича всю их совместную жизнь утесняла мужа в свободе потребления алкоголя, поэтому он старался прорвать блокаду деловыми ужинами и обедами, против которых она ничего поделать не могла. Оттого мужья двух сестер Семена, которые выпить любили, сбегали с ним либо в ресторан, либо еще куда-то в гости. А двое почти непьющих чинно сидели за столом у Семена. Его самая младшая сестра замуж принципиально не выходила. Стол там был роскошный, но алкоголя больше трех рюмок не давали. Сложнее всего было мужу старшей сестры. Ему приходилось выдумывать официальную причину, по которой он оказался на деловом обеде с Семеном и мужем четвертой сестры, ибо профессия архивариуса не требует делового общения в ресторанах и трактирах. Вот тут на помощь приходил я или другие знакомые, которые официально приглашали «на прорыв блокады», «совершенно случайно» встретив Семена или архивариуса и пригласив пообедать-поужинать вместе. Ну как было отказать?

Мне также поручалось совершенно трезвым голосом рассказывать Марине Юрьевне по телефону, что мы с ее мужем мирно и чинно сидим в кабинете «Венеции», смакуем еду и пьем чисто символически, и только потому, что положено это блюдо красным армирским запивать для создания соответствующего вкуса…

Раз пришлось даже доставлять перегрузившихся Семена Дмитриевича и Самуила Петровича домой и объяснять, что их бледный вид и недомогание вызваны исключительно потреблением рыбы шилоус, запеченной в майонезе, которая, очевидно, оказалась некачественной. Вот я лично рыбу эту не ел, а ел одну свинину, оттого скучен, но шагаю ровно и не шатаюсь. Насчет алкоголя? Марина Юрьевна, посмотрите на меня! Я всегда пью вровень с Семеном, он по комплекции даже плотнее меня (это сейчас я плотнее его), разве я мог бы тогда разговаривать трезвым голосом, идти ровно, как сейчас? Во всем виною эта рыба! Вот я ее не ем вообще – и только рад этому!

Как вы сами догадались, мною были предприняты некоторые магические усилия, чтобы мощный дух перегара Мариной Юрьевной не ощущался…

Отсыпаться я не стал, а развил бурную деятельность. Сначала позавтракал, хорошо налегая на чай. Когда взбодрился, поднялся на береговой обрыв возле кремлевских башен, где пополнил запасы Силы. Затем я посетил пару магических и пару оружейных лавок. В магической лавке я купил амулет, который помогает в поисках подземных пустот либо полостей в стенах. Продавец уверял, что в обыкновенной рыхлой земле он работает метра на три вглубь, в каменной кладке или скале – где-то на полметра. Он такие амулеты часто продает искателям кладов.

В оружейных лавках я разжился разной мелочью, вроде жидкостей для чистки и смазки и парой инструкций по устройству оружия. Ну и из болтовни с приказчиками кое-что узнал об особенностях стрельбы из незнакомого мне оружия. Затем были баня и парикмахер. После бани я понял, что чай ночного сна мне не заменит и пора отдыхать. Прежде чем завалиться в номере на кровать, я озадачил горничных приданием парадного вида взятому с собой сюртуку и прочему.

Горничные разбудили меня в шесть, показали, что сюртук, галстук, белая рубашка и брюки выглядят идеально, получили обещанную сумму и удалились. Я оделся, пристроил кобуру с кольтом на пояс так, чтоб она несильно выпирала, и был готов к встрече с Семеном. В полседьмого прибыл заказанный извозчик, на котором я отбыл в «Серебрию».

Семен уже был там, за заказанным столиком. Он поприветствовал меня и спросил, чтобы я хотел отведать. На это я ответил, что все что угодно, кроме шилоуса, запеченного в майонезе. Тут мы долго посмеялись воспоминаниям. Затем Семен добавил, что Марина Юрьевна еще много лет вспоминала эту несчастную рыбу в майонезе и удивлялась, как безобидная рыба вызвала состояние, ужасно похожее на алкогольное опьянение, если бы от Семена и мужа сестры пахло бы алкоголем. Но ведь не пахло! Тут мы снова посмеялись и начали выбирать еду и напитки в меню.

Вечер удался на славу. Все как-то сложилось гармонично – и еда, и напитки, и беседа в тихой кабинке зала, приятные воспоминания и рассказы о настоящем. Приятным было и то, что Семен завтра уходил в рейс на Царицын и предложил мне воспользоваться «Буревестником» для плавания в Самару. Я ему о снах не рассказывал, сообщил лишь, что рассчитываю на частную магическую практику под Самарой. За предложение поблагодарил его и спросил, на какую пристань мне нужно подойти и к которому часу. Он назвал пристань и время.

Мы посидели еще с полчаса и на том завершили. Семен стал пить меньше по сравнению с прежними временами и явно болен желудком, потому что заказывал только отварное мясо и рыбу. Раньше он предпочитал хорошо зажаренное и много специй к нему. Но про это я его не спрашивал – еще поговорим на пароходе-теплоходе. К концу наших посиделок прибыл его средний сын, Самуил Петрович, который и отвез отца домой, а меня в «Приют» на «виллисе».

«Буревестник» отходил завтра в полдень. Особенных дел на следующее утро у меня не было, вещи я распаковывал только частично, поэтому решил поспать подольше. Сегодня я упакую парадную одежду, тогда завтрашним утром останется упаковывать только разные мелочи, вроде туалетных принадлежностей. Перед сном я поглядел на свой облик в зеркале, и у меня создалось впечатление, что гуляй-польское поседение уменьшилось, и шрам тоже поблек. Тут я не был уверен полностью, ибо с молодости стараюсь поменьше глядеть в зеркала: мельком глянул, не растрепались ли волосы, и все. А когда бреюсь, зеркало так устанавливаю, чтоб оно отражало только подбородок. Больно неприятное происшествие тогда случилось с магическим артефактом в виде зеркала. Иногда из зеркальных глубин выходит такое, что лучше б его никогда не видеть…

Часы показывали первый час ночи, поэтому я выложил походную одежду на завтрашний день, складировал упакованный багаж поближе к дверям и залег спать. Сон был какой-то беспокойный, видимо, во сне я бежал куда-то, потому что проснулся, слетев с кровати вместе с подушкой. А вот куда я бежал и из-за чего – не запомнилось. Увидел, что еще пять, подобрал подушку и снова завалился. Что снилось после полета – тоже не запомнил. В десять раздался осторожный стук в двери и из-за них прозвучал голос портье, говоривший, что я просил разбудить в это время, поэтому пора вставать. Я громко сказал, что услышал, и начал просыпаться. Поскольку времени на сборы не требовалось, я решил позавтракать в гостинице. Обед на пароходе будет в три, так что надо сейчас хоть чаю похлебать. Я умылся, оделся и, спускаясь вниз, попросил портье вызвать такси на одиннадцать. Заказал чаю с молоком и три ватрушки с разными начинками. Они кончились неожиданно быстро, поэтому заказал четвертую и еще чаю. Оставшееся время до одиннадцати заняли расчеты с портье и переноска вещей вниз.

Вскоре я был на пристани. «Буревестник» сверкал белизной краски, надраенной медью букв названия на борту, янтарной желтизной досок палубы. Матросы в идеально белом прямо летали по палубе. По носовому трапу шла погрузка каких-то ящиков в трюм, а у кормового стояла кучка пассажиров с багажом. Я пристроился за ними. Моя очередь подошла быстро. Я назвал пассажирскому помощнику свое имя. Тот сверился со своим списком и поручил матросу проводить меня и отнести вещи. Предыдущие пассажиры такой чести не удостоились и сами тащили свои узлы и чемоданы в третий класс. Скоро стало ясно, что меня ожидает. А ожидало меня путешествие в капитанской каюте на правах гостя. У капитанов компании была привилегия перевозить с собою в каюте одного пассажира как капитанского гостя за счет компании. Чаще всего там ездили жены или любовницы. Кроме того, на пароходах была специальная каюта для почетных гостей, в которой путешествовали большие люди, для чего-то нужные компании.

Капитанская каюта фактически была целым блоком помещений – спальня, рабочий кабинет, ванная и даже маленькая прихожая. А напротив капитанской располагалась та самая каюта для почетных гостей, устроенная аналогично, только кабинет был переоборудован под что-то другое. Семен когда-то рассказывал, но я уже помню смутно, что там было – не то ломберный столик, не то гардеробная для едущих с почетными гостями дам. Матрос сгрузил мои вещи в прихожей и убежал куда-то. Буквально вслед за его уходом явился еще один помощник капитана, который поприветствовал меня от имени Семена и предложил располагаться как пожелаю. Сам же капитан пока не сможет спуститься сюда, ибо занят, и довольно надолго. Обед будет в три, сюда спустится стюард и проведет в салон. Форма одежды – парадная. Напитки вот в этом шкафу. Если мне что-то потребуется, то нужно нажать вот этот звонок. После чего помощник откланялся.

Я решил расположиться в кабинете. Приоткрыл иллюминатор, чтоб проветрить, переобулся в тапочки, повесил парадную одежду на вешалку, чтобы она малость расправилась, и распихал свое добро по углам, чтоб об него не спотыкаться. После чего полез в капитанский шкаф, откуда извлек сборник баллад, устроился на диване и погрузился в чтение. Напитки я проигнорировал.

Семен спустился в каюту уже в преддверии обеда. Выглядел он малость устало. Поздоровался со мной, а на вопрос о том, как он себя чувствует после вчерашнего, ответил, что все нормально, это его не вчерашний ресторан утомил, а утреннее общение с таможней, с конторой и прочими «гнездами шилоусов». Он отправился в душ, а я подумал, чтобы мне надеть к обеду. Решил не заморачиваться приданием себе лоска, а надеть новый красивый свитер и парадные брюки. Осквернять организм галстуком и сюртуком было выше моих сил. Вместо галстука сойдет медальон-обманка. Пусть костюмы-тройки таскают приказчики. На том и остановился. Когда Семен закончил предобеденный туалет, мы вместе двинулись в капитанский салон на обед.

На судне было два помещения для приема пищи – капитанский салон на десяток человек и салон первого-второго класса, где эти классы питались попеременно. Третий класс обеспечивался только чаем (точнее, на выбор: либо чаем, либо кипятком, чтоб сам себе заваривал по вкусу). Последнее было данью противоэпидемической защите. И Волга в Старом Мире, и Итиль в этом знавали немало эпидемий. В капитанском салоне за стол садились капитан, кто-то из помощников, кто-то из механиков (я не знаю, как устанавливалась их очередность), гость капитана, жители каюты почетных гостей и могли приглашаться два-три человека из первого класса. Сегодня присутствовали капитан, я, старший механик, пассажирский помощник капитана, обитатели гостевой каюты – аборигенский барон и его любовница. Из первого класса пригласили двух купцов первой гильдии. Купцы явились без дам, что означало, что они в деловой поездке, а приказчики их еще не доросли для подобной чести. Приказчика с перспективами стать компаньоном или зятем хозяина пригласить могут. Барон явился уже слегка навеселе, за столом все больше молчал и только опрокидывал стопку за стопкой. Остальные разбились на группки. Первую составляли я, Семен и старший механик, с которым, как оказалось, я в молодости встречался и даже лечил его первую супругу, когда она щиколотку повредила. Купцы степенно разговаривали о своем, купеческом, а помощник капитана напропалую ухаживал за единственной дамой, воспользовавшись тем, что барон самоустранился от всего, кроме анисовой водки и грибов.

Так мы съели суп, котлеты, рыбу, сладкое. Далее пути разделились. Купцы перебрались на диван возле окошка, где предались курению сигар и потреблению ликера. Помощник и механик удалились на службу. Барон с трудом переместился на противоположный диван, где принял еще несколько рюмок ликера. Его дама и мы с Семеном остались пока за столом. Девица (ее звали Ари), лишившись усердного кавалера, заскучала и, видя, что мы ей особого внимания не оказываем, сама взяла инициативу в свои руки и стала приставать к нам с вопросами. Наша беседа из-за этого не пошла. Семен сделал вид, что ему пора на службу, и покинул салон. Я не стал позорно смываться бегством и посидел еще с четверть часа. Увы, никакого удовольствия от беседы с раскрашенной куклой не было, пришлось терпеть, поддерживая минимум общения. Про нижегородские лавки и политики я говорить не собирался, оттого воспользовался моментом и перевел разговор на баллады. Поскольку Ари и их не знала, кроме двух-трех самых популярных, то я свернул свой рассказ и лишь отвечал односложно, пока барон не позвал Ари идти в каюту. Шел он явно на пределе возможности, поэтому я подумал, что так он явно допьется до серьезных последствий. Ну что ж, будет ответная любезность Семену и его компании.

Я вернулся в каюту. Вскоре пришел Семен, и мы смогли насладиться беседой о политике нижегородской и казанской. После начала войны с эльфами судовладельцы ожидали разных ужасов. Но пока было относительно пристойно – мобилизация судов в значительных размерах не проходила, речное пиратство малость активизировалось, но не так чтобы очень. Судовладельцы были начеку, вооружили команды всех ценных судов, а сейчас шел процесс склонения властей к разрешению иметь на судах пулеметы. Казанские военные уже сдались и даже были готовы поделиться валяющимися на складах «льюисами», но все никак не соглашался тамошний коллега Бердышова. Даже на период угрозы. Так что у меня будет возможность увидеть, как с закатом матросики винтовки возьмут и будут охранять покой «Буревестника» и его пассажиров. Я воспользовался моментом и спросил, что за винтовки у экипажа. Семен ответил, что СВД. Тут я опять воспользовался моментом и попросил, чтобы мне какой-то его подчиненный показал, как этой винтовкой пользоваться. Семен ответил, что найдет самого виноватого и пришлет. Почему самого виноватого – это шпилька в мой адрес, основанная на старой байке про плохих стрелков, которые на упреки, что они не туда целятся, отвечали, что пуля виноватого сама найдет. Ну погоди, потомственный капитан, и я тебя уем.

Цены на горючее взлетели из-за взрыва на нефтескладе, но вскоре должны возвратиться к сезонному уровню. Выяснилось, что это не эльфья диверсия, а производственная оплошность – не уследили за электрооборудованием. Ну и потери в сгоревших баках тоже были несколько преувеличены.

В герцогстве Ребольд очередной переворот. Герцога Ансельма застрелил некий снайпер, когда тот дремал на балконе охотничьего домика. Узнав об этом, сцепились две группировки военных из его армии – пехота против кавалерии. Точнее, не только они, но и примкнувшие к каждой группировке вассалы. Герцогство к берегу Великой не выходит, но недалеко от него. Проигравшая сторона может и в пираты податься.

Астраханцы решили занять некий крупный остров в Южном море, для чего спешно достраивается их новый броненосец «Орел». Ну про это я кое-что знаю, сын писал в прошлый раз, как они в арсенале срочно выполняют заказ на пушки для него. Семен засомневался, а для чего им новый броненосец вообще нужен (как, собственно, и предыдущие четыре). Действительно, вроде как нет в южных водах тех, кто имел бы флот, угрожающий Астрахани всерьез. Пиратов там полным-полно, есть и идейные борцы с астраханской торговой экспансией, которые могут на лодочку мину погрузить и подорвать у борта астраханского судна вместе с собой, есть даже людоеды. Но нет там артиллерии у врагов астраханских, чтоб броней от нее укрываться нужно было. Или под соусом дорогого броненосного корабля легче что-то утянуть из казенного кармана в карман собственный?

Мирная беседа длилась до сумерек. Семен отправился на мостик. Он уверен, что большая часть аварий случается, когда судоводитель расслабился и не смог среагировать на изменение обстановки. Оттого и опасен переход от дня к сумеркам и от ночи к свету. Ну и вход в затон, и выход из него. На ужин я не пошел, а решил поспать. Взял белье из шкафа, постелил на диване в кабинете, закрыл дверь на замок (у Семена есть ключ, откроет сам, когда вернется) и улегся.

Сон пришел быстро. Проснулся я от какого-то скрипа, как будто когтем кто-то провел по металлу. Встрепенулся, сел, приходя в себя. Скрип не повторялся. Посидев немного, я снова лег. Мало ли звуков доносится по ночам. Никто в дверь или иллюминатор не лезет, значит, можно спать…

Сколько я спал в этот раз, что мне снилось – не знаю. Но пробудило меня какое-то ощущение опасности. Что мне грозит – не пойму, но надо проснуться и увидеть. Я и проснулся. Сижу на постели, дотянувшись до револьвера, и ощущаю, что какое-то Зло – рядом. До него – буквально руку протянуть. За дверью оно, за сдвижной дверью в капитанскую каюту. И зло это медленно и грузно, как хорошо напившийся гном, шагает за дверью, опирается на нее боком и… идет в сторону кормы. Я вскочил (как есть, даже тапки обувать не стал), схватил еще кольт, подошел к двери. Медленные, грузные шаги идут в сторону кормы. Отжал рычажок замка и пихнул дверь в сторону, подымая оба ствола. Дверь отъехала по пазам почти что бесшумно. За дверью – никого. Только полураскрытая дверь гостевого блока напротив. И – мокрые следы на полу.

Взгляд направо, в сторону кормы – туда они идут. Аккуратно высунулся и увидел силуэт, уходящий за поворот коридора. И кровавая полоса на переборке. А силуэт какой-то не такой. Цветом, что ли, но не такой, не человеческий. Рванул туда, перебросив на ходу пистолет в правую руку, а револьвер в левую (курки уже взведены). Коридор поворачивал влево и там, за поворотом, был трап наверх. Добежав до поворота, прыгнул правым боком вперед, врезаясь в противоположную стенку и разворачиваясь лицом к трапу в полете. Врезался я крепенько, но увидел сине-зеленый силуэт, который наполовину вылезал уже в иллюминатор, за борт. Две кольтовских пули пошли силуэту в середину. Существо сначала вбило в переборку (или как это называется), потом оно сползло по переборке же на пол. Как желе по стенке буфета. Опустил револьверный ствол и нажал спуск. Пуля с фосфором ушла в полулежащее тело. В ладонь неслабо толкнуло. С силой надавил снова. Палец от усилия заныл, потом от выстрела заныла ладонь, но пуля с серебром опять поразила существо. Теперь стоим, смотрим, вдыхаем пороховой дым и запах какой-то гнили. Наверное, так его кровь пахнет.

Лежит, мелко дергается, от серебра лужей слизи не расплывается, а фосфор его не поджег. Но четыре пули крупного калибра в корпусе ему явно не пережить. Человекообразный, цвет зелено-синий и кой-где как перламутр переливается. Откинутая в мою сторону рука коготки имеет и перепонки между пальцами. Морда похожа на сильно расплющенную морду летучей мыши. Волос и рогов нет, ушей снаружи нет, но отверстия какие-то сбоку головы присутствуют. Рот какой-то жабий. Или рыбий? Хвоста вроде не видно. Одна из пуль прошла навылет, на груди хорошая дырка, и в переборке тоже след есть. Из-под тела медленно вытекает буро-красная лужица. Движения потихоньку затихают. Никогда такой твари не видел. Ну ничего, шум и крики уже слышны, сейчас не только я удивлюсь, но и многие другие.

Правая лопатка болит – это я хорошо в переборку врезался, сердце выскочить из груди хочет. Да, староват я уже для ночных приключений. А всякие там Высшие Силы старого человека дергают на благо общества. Нет, чтоб кого-то помоложе найти или меня же, но пока я еще столько не прожил…

Шум в коридоре стал ближе, потому я и крикнул, чтоб не осторожничали и хоронились, а шли быстрее сюда. На зов явились двое матросов с СВД-C и помощник с револьвером в руке.

– Вот глядите, какая тварь к нам залезла. Прямо вампир какой-то подводный.

Помощник помянул трон, закон, полтысячи икон, загробные рыдания и прочее, что положено поминать. Матросы выразились тоже, но менее ярко.

– Господин помощник капитана, пошлите кого-то в гостевую каюту, где барон с девицей был. Как бы там чего не случилось.

Помощник дал команду, и матросы двинулись туда. Вернулись они бледные и сдавленно доложили, что барон и его девушка убиты, и убиты нехорошо.

Тут настала моя очередь поминать семь гробов, центр мирового равновесия, царствующий дом, архистратига Михаила, Сергия и Германа – Валаамских чудотворцев, загробные рыдания, мутный глаз, да иже херувимы и прочее.

А потом я вспомнил, то кто-то когтем скребся в дверь, да не прошел, а пошел напротив и повторил вышеизложенное еще раз, но с двойным чувством.

Ночь была напрочь испорчена. Оно, конечно, убиение такой гадости переполняет ощущением собственной полезности, но последующая бюрократическая процедура вызывает противоположные чувства. А тут без нее было не обойтись, ибо убит иностранный владетель, и надо было расследовать все с превеликим тщанием. Капитан на судне обладает полицейской и военной властью, поэтому все свалилось на Семена. Он и все помощники всю ночь проводили расследование и писали бумаги. Ну и я, как герой происшествия, тоже писал и рассказывал.

В общем, нужное число бумаг составили, убиение барона с Ари отсняли, труп этой гадости тоже, после чего все три тела были сожжены. Ехавшим в третьем классе слугам барона были переданы сосуды с прахом барона и Ари. Насчет последней были разногласия, ибо ее статус при бароне был крайне неопределенный, но решили прах передать, а дальше пусть сами разбираются. Ну и гостевую каюту пришлось отскребать от крови и следов пиршества этого…

В общем, этот гад подводный, как мне представляется, вылез из воды, забрался на борт, прокрался к каютам, нашу не открыл и повернул направо, к соседней. Там дверь закрыта не была. Барон и Ари тревогу не подняли. Барон, скорее всего, по причине возлияния, а Ари – кто знает отчего. Я не исключил бы, что гад подводный ее магией обездвижил, ибо какой-то магический фон в каюте имелся. Но отчего он появился: от действий подводного посетителя или от магических побрякушек, бывших у барона и спутницы, я сказать затрудняюсь. Далее гость напился их крови и наелся, съев груди Ари и печень барона. Отчего печень Ари его не привлекла – тоже неясно. Возможно, цирротическая печень ему вкуснее нежной и молодой? Далее он, отяжелевший от обеда, двинулся обратно в родную стихию, но до нее не добрался.

Гада подводного вскрыли, что прибавило вопросов по его происхождению. Ибо никогда я про такого не слышал и не видел. Вообще плавание по Великой в смысле угрозы чудовищ из-под воды всегда считалось безопасным. Это на притоках, протекающих через Дурные Болота, можно было ждать чего хочешь. Дышал он легкими, кровообращение у него существовало, еще между печенью и желудком у него был какой-то дополнительный орган, как бы второй желудок, но с какой-то железой при нем. Устройство и назначение его остались непонятными, ибо через него прошли пули, а желудочный сок довершил разрушение его. А вот половых органов не нашлось – были только две железки по сторонам клоаки, и все. Может, они еще не развились, ибо молод? А вот набор зубов – вампирий.

Сверху покрыт кожей. Хвоста, плавников нет, хотя есть перепонки на руках и ногах. Пальцы длинные, могут сгибаться и снабжены когтями. Когти недлинные, но острые. Ну и практика показала, что пули его берут успешно. Серебро и фосфор кончину не ускорили.

Неужели это нелюдь? И интересно, может ли он превращать кого-то в себе подобных?

Я обзавелся копией протокола и фотоснимками внешнего вида и вскрытия. Будем в Казани – отдам в тамошний университет, чтоб ученые мужи подумали, кто это и откуда. Ну и теперь придется от них беречься.

Только уже на рассвете мы с Семеном смогли присесть и обсудить произошедшее. Семен сильно устал от соблюдения всех этих процедур, да и нервничал от осознания того, что сам мог оказаться на месте барона. Я ему этого не говорил, но царапина от когтя на двери была впечатляющая. Он расспросил меня, видел ли я раньше эту тварь или похожую, но тут помочь я ничем не мог, рассказал, что знаю, а знаний много по ней не было. Семена беспокоило, как тварь влезла на борт. Судно ведь хода не сбавляло и не останавливалось. А раз оно на ходу может влезть на палубу – очень плохо. Но это завтра, то есть нет, уже сегодня, посмотрят, нет ли на борту следов подъема.

Вообще барона жалко. Собрался человек прокатиться на реке за счет приглашающей стороны, попить, поесть, погулять, а в первую же ночь умер от когтей и зубов неведомого чудища. Хорошо, если барон был под глубоким градусом и умер не проснувшись. Тут я поймал себя на мысли, что жалею барона, а про его спутницу не вспоминаю. А когда вспомнил, то ничего не испытал. Странно.

Поделился этой мыслью с Семеном, он признался, что тоже так ощущает. Вот еще одна загадка – чем же это Ари так нам не понравилась, что ее не жалко?

Вслед за этим пришла более дельная мысль про это чудо – он ведь в иллюминатор лез наружу. Будем считать, что и сюда также влез. Но туловище у него явно шире, чем диаметр иллюминатора! Голова – да, небольшая, и даже заостренная кверху, а туловище шире. А он еще и наелся. Видимо, он может как-то уменьшать свой поперечник. За счет мышц и ребер? Увы, на это я не поглядел, тогда не подумав об этом. А может, и таз у него способен менять размеры и деформироваться?

От размышлений меня отвлек Семен, сказав, что сейчас будет внеплановая остановка в городке Белокаменске. Нужно сообщить в компанию о смерти барона, да и судам дать оповещение о возможности появления таких чуд, а на борту средств магической связи нет. Воспользуются береговой. Стоянка будет кратенькая, только пока помощник бегает и решает вопрос с телеграммой, так что сильно активно любоваться Белокаменском не надо. Я ответил, что в этой дыре меня ничто не привлекает. Я даже с борта не сойду.

Семен помолчал, а затем добавил, что хорошо, что эту тварь я прибил. Если б она ушла с судна, а наутро обнаружились бы бездыханные и разорванные тела, то мороки было бы куда больше. Потребовалось бы еще расследование, кто убил, которое бы зашло в тупик. Ибо такое на суше можно было списать на упыря, а на борту? Компания явно была бы Семеном недовольна, ибо допустил, что какие-то убийцы на борт проникли и черное дело сделали. Так что от всего населения «Буревестника» мне благодарность. А он еще попробует с компании мне премию стрясти.

Я поблагодарил и сказал, что если компания расщедрится, то пусть переведет деньги сыну в Царицын. Адрес я дам. Мне под Самарой придется вдали от цивилизации жить, да и кто знает, чем это кончится. А Валерию пригодится.

Премия – это вещь неплохая, но тут есть формальный повод ее не платить. Плыл бы я пассажиром с билетом, я мог ее требовать и даже в суд подавать при отказе. А вот когда я путешествую за счет компании, то это можно расценивать как уже полученную плату за это. Будем надеяться, что владельцев жадность не задушит.

Семен отправился наверх, а я решил, что надо прилечь доспать. Запер дверь, сбросил капитанский халат, который мне принесли, чтобы я протокольными делами занимался одетым (выбежал-то я из каюты в белье) и улегся. Возникла мысль о чистке оружия, но я решил, что позже этим займусь.

Лег и провалился в омут сна. Ничего на сей раз не приснилось, и ладно. Еще во сне приключений мне не хватало.

Стоянку в Белокаменске, как и завтрак, я успешно проспал. Но про меня не забыли, ибо на столе стоял поднос, прикрытый полотенцем. Ему я и отдал должное после умывания.

Проснулся я около полудня. Казань по графику была завтра к обеду, правда, это без учета стоянки в Белокаменске. Но, может быть, опоздание наверстаем. Вообще на Казань у меня нет значительных планов, кроме как по гаду подводному. Ну и, может, по лавкам пройдусь, если будет настроение. А казанские лавки для нелюбящего торговаться человека – это испытание на прочность. Вот двоюродный дядюшка мой – он бы этих купцов сокрушил… Полдня бы проторговался, сбил цену донельзя, а потом вышел бы из лавки, сказав на прощание, что вечером еще раз зайдет и купит по цене вдвое меньше, чем сейчас выторговал… Пущай торговцы казанские возносят хвалы богам, что он всю жизнь безвыездно прожил в Царицыне и не добрался до них.

Я лично торговаться не люблю и делаю это через силу, в основном, когда что-то продает восточный торговец. Там по-другому нельзя. Собьешь чуть цену и купишь. А так – времени и усилий жалко. Потому с тверскими торговцами я торговаться не собираюсь. Если цена меня не устраивает – ухожу. Устроит – куплю.

Поскольку до обеда времени было еще много, я решил выйти на палубу, подышать свежим воздухом. Парадное одевать не стал, оделся просто, но нацепил медальон-обманку. Подумал, стоит ли брать головной убор. Решил взять камуфляжную панаму – вдруг понадобится. Достал из шкафчика запасной ключ, показанный мне Семеном, закрыл дверь и ушел. По дороге наверх глянул на ночное поле боя (гостевую каюту до сих пор убирали). Все уже замыто и вычищено, о случившемся напоминают выбоины в переборке и в линолеуме пола (видимо, серебряная пуля прошла навылет, так как подпалин на линолеуме нет). И царапины от когтей на краске. Я потер слегка ноющее после удара о переборку плечо, подумал, насколько я оказался хорош, преисполнился гордости и с преисполненным гордости видом вышел на верхнюю прогулочную палубу.

День был практически летний – яркий, теплый, солнечный. Поэтому пассажиры толпились на прогулочной палубе, болтали, показывали друг другу на красоты окружающих берегов, пили разносимый матросом морс, дети бегали туда-сюда… Я прошелся вдоль бортов, посмотрел на горный и луговой берег Великой и решил, что лучше пристроиться на скамейке в конце прогулочной палубы. Там я могу созерцать оба берега, лишь слегка поворачивая голову.

Что я и сделал, посидев там часок. После чего долг позвал заняться оружием. Встал и отправился в каюту.

Вообще публика не выглядела встревоженной и перепуганной, чего следовало ожидать при нападении монстра и ужасной смерти пассажиров. Из чего я заключил, что пассажиры (или большинство их) не информированы. Возможно, им сказали, что барон помер от естественной смерти (например, упился), оттого и непьющий народ не беспокоится. А пьющий думает, что этого с ним не будет. С кем угодно будет, но не с ним. Ну и правильно, что народ не пугают. По-другому пассажиры не доберутся до места, а сидеть в каюте и дрожать от страха, что вот сейчас чудо подводное вылезет, – это еще хуже.

Неспешная чистка оружия заняла почти час, поскольку я никуда не торопился. К концу ее подошел Семен. Он только-только завершил все формальности по смертям, поскольку по телеграфу казанские владельцы еще много чего потребовали оформить. Я поделился впечатлениями о веселье пассажиров, и Семен подтвердил, что через матросов пустили слух, будто барон помер от болезни, а его любовница с тоски по нему застрелилась, ибо теперь ей без него не жить. Так что пассажиры смогут эту историю расцветить в меру собственной фантазии. За мирной беседой я закончил чистку, дозарядил оружие и убрал его в кобуры. Ах да, надо не забыть два спецпатрона перезарядить в Самаре. Спросил Семена, что за оружие у него. Он ответил, что обычно он его не носит, разве что на берегу берет «чекан». На борту оно до сего момента не нужно было. Да и носить его негде. Капитанская форма сшита так, что там разве что дерринджер в кармане поместится или какие-то старые карманные пистолеты из Старого Мира. Они еще иногда у антикваров встречаются. Их за неплохие (если не сказать сильнее) деньги любители покупают, а потом гномам заказывают копии и патроны к ним (тоже по очень неплохой цене). Вообще наша оружейная промышленность дала сильный крен в сторону мощных пистолетных и револьверных патронов, которыми хоть медведя бей. Оттого и револьверы по весу и размерам близки к гантелям и утюгам, а отдача тоже неслабая. Хотя для жизни в городе калибры 41 и 44 мм, что есть сейчас, даже излишни. Хоть человека, хоть упыря, хоть вампира сшибает с ног куда меньший заряд, чем в их патронах. Ну а бороться с серыми медведями и мантикорами – револьвер здесь скорее оружие последнего шанса. Кстати, а Семен обещал показать СВД для ознакомления. Я ему про это напомнил. Семен сказал, что после обеда пришлет матроса, и тот винтовку покажет.

Далее я спросил, повлияет ли неплановая стоянка на время прибытия в Казань. Семен ответил, что нет, ибо механику дано указание прибавить обороты. В Казань, где владельцы живут, опаздывать не стоит.

Вскоре Семен ушел на мостик, а я остался в каюте. Там я и пребывал до обеда в размышлениях, но никакие судьбоносные решения мне в голову не пришли.

Обед прошел тихо и чинно, однако я заметил, что присутствующие то и дело бросают взгляды на опустевшие места барона и Ари.

После обеда Семен лег вздремнуть, а ко мне пришел гость – матрос с СВД-С. Дверь в каюту мы прикрыли, решив, что этого достаточно, чтобы лязг стали его не будил. Семена я давно знаю и знаю, что через пяток минут после укладывания в кровать его уже разбудят только два звука – звонок будильника и голос его дражайшей супруги. На остальные звуки он не отреагирует. Трясти нужно.

Матрос (звали его Ипполитом) сказал, что с винтовкой он знаком давно, еще со службы в армии. Прицеливанию он меня учить не будет, ибо прицел на ней обычный и ничем принципиально не отличается от прицела СВТ. А вот разборку и сборку он покажет и еще даст пару полезных советов. С разборкой и сборкой я в итоге справился. Теперь этот пункт из программы вычеркиваем, остаются в ней оба маузера (и винтовка, и пистолет) и разборка трехлинейки.

Ипполит посоветовал не пользоваться двадцатизарядными магазинами – при спешной набивке в них часто патроны перекашиваются и возникает задержка в подаче. Десятизарядный куда лучше. Ну это не новость, с СВТ такое тоже происходит, потому новобранцы в тверской армии постоянно обучаются заряжанию магазинов на двадцать патронов, пока не набьют руку, чтоб не перекашивать патрон ни при каких условиях. Десятизарядные магазины выдаются в основном снайперам, поэтому солдатики и тренируются, и паки тренируются.

Еще он сказал, чтобы я был осторожен с экспортными версиями винтовки, которые нижегородский арсенал делает на продажу не в армии Новых княжеств. Теоретически их должны продавать только отдельным союзным аборигенским княжествам. Но фактически ими торгуют далеко не выборочно. А вот у этих версий для продажи кому угодно далеко не все благополучно с антикоррозионной обработкой деталей. Так что если мне попадется винтовка, которой пользовался до того дружинник или аккуратный владелец, то еще ничего. Но если владелец к «туалету» винтовки отнесется так, как типичный абориген к своему, то… Еще есть серия винтовок с прицелом в виде круга с отверстиями на разных расстояниях от центра круга. Вот такой прицел разбалтывается очень быстро, так что лучше откинуть его вперед и целиться через прорезь постоянного прицела, которая при откидывании вперед и открывается.

Поблагодарив инструктора и снабдив его гонораром, я расстался с ним.

Прислушался к храпу за переборкой и подумал, а не составить ли нам дуэт? И исполнил это. Сон сразу не пришел, поэтому я лежал и размышлял. В мыслях был все тот же ночной случай. Пришло ж такое чудище, оставив мокрые следы на палубе и… Мокрый след?! Это о нем меня предупреждал Альсини!

Вот как нежданно-негаданно отозвалась та встреча на втором этаже дома в Гуляй-поле! Но как он догадался об этом? Наверное, Молния Света, попав в него, дала ему дар предвидения. Но вот это ощущение беды, которая совсем рядом, откуда взялось во мне? Это тоже сигнал Альсини или это уже постарались те Вышние, которые затеяли этот поход?

Да, плыву я вниз по Великой реке, а груз загадок и вопросов без ответа множится…

Затем я заснул и проснулся ближе к ужину. И стал жертвой ехидства Семена, который заявил мне, что я так храпел, что из машинного отделения звонили и спрашивали, отчего такая вибрация корпуса идет с частотой десять раз в минуту со стороны моего спального места. Вот трепло-то! На это я ему ответил, что его матрос так и не смог обучить меня заряжать магазины к винтовке – от капитанского храпа патроны все время шли наперекос.

Затем я перешел к делу. Поскольку близится ночь и есть вероятность нового визита подводных существ, я предложил поставить сигналку на возможные места проникновения. Поскольку судно велико, число иллюминаторов тоже, а я не столь велик, как Арсин Бэрах и на все отверстия меня не хватит, то пусть он выберет наиболее вероятные или опасные места. А остальные будем как-то по-другому защищать. Семен поблагодарил и сказал, что он с помощниками обсудит это и после ужина скажет, какие места нужно защитить. Тут я добавил, что может, среди пассажиров есть еще маги, они могут помочь прикрыть остальное. Семен ответил, что да, во втором классе едет один маг из аборигенов, но он его привлечь не сможет. Есть четкие указания о сохранении тайны, а аборигенам ни он, ни владельцы не доверят охрану. Я попросил уточнить: владельцы на какой срок рассчитывают сохранить тайну, ибо я в Казани планирую передать сведения о чуде подводном в научный журнал для информации всем заинтересованным лицам.

Семен ответил, что до Казани. В Казани будет замена части экипажа, так что матросы, ушедшие на отдых, явно проболтаются. Плюс будет информация в разные инстанции о нападении, так что потом тайна уже будет не важна. Владельцам важно придержать информацию на короткий срок, во избежание паники среди пассажиров и для переговоров с наследниками барона. Дальше это уже не так актуально.

Я добавил, что на будущее стоит подумать о мерах защиты от повторения. Часть иллюминаторов закрывать либо полностью, либо с ограничителем, чтоб проветрить было можно, но влезть нельзя. Ну и что решат владельцы еще – магическая сигнализация, дополнительные охранники и пр. Это уже потребует серьезных денег.

До ужина мы сидели и болтали, вспоминая старые приключения, старых знакомых и старые времена.

Ужин прошел чинно и почти в полном молчании. Далее Семен с помощниками устроили военный совет, а я сидел на диване и ожидал решения. Когда совет определился со списком опасных мест, мне его вручили и придали третьего помощника, который и провел меня по нужным местам. Когда я закончил процесс постановки сигналок, поднялся в рубку. Ожидавшему меня Семену я передал небольшую деревянную плашку с отверстием (каюсь, это брелок ключа от номера одной из гостиниц, который с него свалился, а я поленился вернуть). В отверстие продета бечевка. Пусть теперь рулевой пристроит брелок возле себя, где удобнее, и пусть брелок висит себе. Когда тварь заденет сигнализацию, то брелок засветится. Можно посылать команду на отстрел. Поскольку брелок в виде ромба, он еще будет показывать грубую наводку на место срыва сигналки – спереди (в носу), сзади (то есть в корме), ну и с какого борта. Ибо будет светиться только нужный угол.

После чего, ощущая себя весьма утомленным расходом Силы, мостик покинул и устремился в каюту. Решил спать не раздеваясь, потому надел домашнюю одежду, нацепил обе кобуры и прилег.

Решение было вынужденным, но неудобным, ибо периодически просыпался оттого, что кольт врезался в ребра или ствол револьвера в бедро. Сновидения тоже получились рваными. Запомнилось, что я бегу по какому-то замковому коридору, и меня беспокоит мысль, что хорошо бы иметь не две руки, а три, третья была бы на спине и прикрывала огнем от атаки сзади.

После этого сновидения я проснулся. Поразмышлял о том, каково было быть обладателем третьей руки между лопаток, похихикал и уснул снова. До утра я просыпался еще дважды, но сигналку за ночь никто не сорвал.

Чувствовал я себя утром не здорово хорошо из-за расхода Силы и рваного сна, потому решил после умывания на завтрак не идти, а отоспаться. Написал записку Семену, чтобы он меня не будил на завтрак, снял кобуры, разделся и улегся добирать недоспанное.

Проснулся я часов в одиннадцать – солнце ударило в лицо, отразившись от полуоткрытого стекла иллюминатора. На столе стоял поднос с колпаком (это Семен позаботился о недоспавшем маге), а рядом лежали оба ствола.

Полюбовавшись на композицию «Памяти прошедшей ночи», я отправился в ванную, после чего предался поеданию яичницы с ветчиной. Затем пошел внутрь роскошного размера сэндвич с колбасой и сыром, а запил я все это чаем. Апельсиновый сок в стаканчике я проигнорировал. Не поддерживаю я эту моду на завтрак. Среди дня еще можно. Потом подумал, что придет матрос-стюард собирать посуду и опрокинет стакан себе на безукоризненно чистую форму. Оттого и вылил сок в раковину.

Затем поглядел на расписание. Прибываем мы в Казань в час дня и отплываем вечером, то есть стоим полдня там. А когда точно отплывем – ага, в десять вечера. То есть в городе мне нужно посетить университет, оружейный магазин, магическую лавку (хоть одну из четырех), ну и книжку купить на последующее плавание. Приключения героя в другом теле не вызывали желания перечитать еще раз.

Я переоделся в одежду для выхода и отправился на верхнюю палубу. Подзарядиться Силою. Оружие оставил в каюте – надеюсь, летающие твари нам не встретятся. А встретятся – найдется, чем их порадовать, если это, конечно, не дракон, ибо он к магии нечувствителен. Тут я вспомнил, что легенда об основании Казани говорит, что на месте города было такое гнездилище тварей, что очистить от них землю было очень сложно. Вот только надо вспомнить, это были змеи или драконы, ибо в легендах дракона и змеем назвать могут. Вроде как змеи все же, если мне не изменяет стареющая память…

Далее я сидел на свежем ветерке, впитывал токи Силы и размышлял об отвлеченном: можно ли как-то задействовать дракона для борьбы с личем. Размышления привели к выводу, что никак не получится. И неясно, возьмет ли лича драконово пламя, и неясно, как дракона склонить к сотрудничеству. Убивать дракона иногда получалось, а вот человек, склонивший дракона к сотрудничеству, до сих пор не нашелся. Возможно, это смог бы сделать эльф или гном, воспользовавшись какими-то недоступными людской расе секретами, но про это тоже слухов не возникло…

Я наслаждался погодой, токами Силы, а народ потихоньку покинул палубу и стал готовиться к высадке. И, как только мы пришвартовались и установили сходни, так людской поток хлынул на берег – на штурм казанских лавок и кабаков. А я не спешил – медленно спустился вниз, взял необходимое (то бишь оружие и кошелек) и неспешно отправился к сходням. Подождал, пока последние остатки покинут борт, и опять же не спеша ступил на казанский берег. Поскольку народ расхватал всех таксистов, мне достался конный экипаж. Лошадка медленно тронула с места и повлекла меня к Казанскому кремлю.

При Переносе Казанский кремль прибыл в Новый Мир в неполном комплекте – перенеслось лишь кольцо стен (как раз незадолго до того отреставрированных) и многоярусная башня Сююмбике. Прочее где-то затерялось по дороге. Освободившийся кремль не вызвал энтузиазма как резиденция у казанских ханов, которые, как только жизнь слегка наладилась, построили себе резиденцию на противоположном конце города. Более мелкая власть, то бишь диван (так здесь парламент назвался), городской низам (то бишь градоначальник) и городская Дума (забыл, как она по-местному) туда тоже не рвались. Кремль отдали университету, ибо часть старых корпусов тоже осталась в прошлом. Постепенно он разросся и застроил почти все свободное пространство в кремле. Ну и сохранившиеся корпуса тоже отдал другим заведениям, сосредоточившись весь в одном месте, кроме технического факультета, который ныне находится в промышленной зоне. А все остальное – в кремле.

Университет имел автономию, которая была заимствована из столь древних времен до Переноса, что даже подумать страшно. Сведущие люди объяснили мне, что лет так за пятьсот до Переноса она была обычной для университетов и больше имела юридическое значение, то есть университетские получали иммунитет от любой другой юстиции, кроме собственной. В принципе это имело значение, ибо тогдашняя юстиция напоминала нынешнюю в аборигенских княжествах. Поэтому набузивший в кабаке студент мог рассчитывать, что своя юстиция отнесется к нему добрее, и пьяная болтовня или дебош обойдется неделей отсидки на хлебе и воде, а не эшафотом. Потом нравы изменились, автономия университетов стала больше данью старине, как и подчеркнуто старые одежды преподавателей и иные реликты прошлого. Казанские же ученые мужи, добившись от хана автономии, с этой автономией малость переиграли, из-за чего она внешне часто напоминала балаган.

Например, на территорию университета автомашины не допускались, лошади тоже, но на осле приехать было можно. Для этих столь уважаемых животных у входов в корпуса были устроены «ословязи», которые обычно пустовали, ибо на ослах в храм науки ездили только отдельные организмы, не то по врожденному слабоумию, не то шутки ради.

Во входных воротах дежурил страж, который беспрепятственно пропускал всех в форме университета, а прочим грозно заявлял, что они пройдут, только если выполнят одно из двух условий. Либо повернутся налево и кинут монету в ящик для сбора пожертвований на науку, либо повернутся направо и поцелуют вмурованный в стену человеческий череп. Согласно Уставу, если посетитель не сделал ни того ни другого, он выпроваживался привратником с применением физического насилия. Ходили слухи, что однажды так пострадал некий герцог, плохо понимавший великореченский. Был дипломатический скандал, но его удалось замять, сославшись, что герцог по незнанию не поклонился священному для обитателей месту, а потому виноват сам.

Входные двери на философский факультет сделаны на треть ниже, чем прочие, с целью заставить входящих склонить голову перед «матерью наук». Среди студентов культивируется традиция устраивать драки с приказчиками казанских купцов в третье воскресенье января. Уже никто не помнит, отчего это повелось, но это свято соблюдаемая традиция. Один нижегородский приказчик так зуба лишился, ибо приняли его за местного. А жалоба судье (его именуют здесь кади) результатом имела только уплату судебных издержек. Кади за сорок лет своей жизни привык, что студенты и приказчики в этот день друг другу морды бьют, и реагировал только на тяжелые увечья, посылая университетскому судье отношения о свершившемся. Зубы и синяки вообще считались мелочью жизни, недостойной порчи бумаги на переписку. Как реагировал университетский судья, именуемый педелем? Скорее всего, отписками.

Экипаж доставил меня к воротам. Я расплатился, а затем быстрым шагом проскочил ворота, метнув монету налево. При этом придав ей искусственно звону, когда она приземлилась на другие монеты в ящике. Ну и точность броска тоже была искусственной. Привратник сначала не успел отреагировать, а потом и не стал.

Далее мой путь лежал направо, в редакцию «Университетского вестника». Миновав «ословязь», я вошел в портал (не магический, а в здании), повернул направо и прошел по коридору еще десятка два метров. В кабинете редактора «Вестника» меня встретил незнакомый человек. Оказывается, прежний редактор Рустам Усманалиев с полгода как умер. Да, во время моего последнего визита он был уже так стар, что не мог подниматься на второй этаж – ноги не выдерживали. Еще один человек из твоего мира его покинул…

Новый ученый секретарь Климентий Николаевич выслушал мой рассказ и углубился в изучение материалов, иллюстрирующих его. Я, сидя в кресле, ожидал. Когда ученый секретарь закончил и позвонил в колокольчик, вызывая помощника, я решительно потребовал, чтобы эта мерзкая тварь не носила название, образованное от моей фамилии. Моя фамилия пойдет, как положено, третьим словом в названии. А первые два пусть придумают «младотурки». Этим древним термином называли неформальный клуб молодых ученых, еще не занявших значительных постов, но уже доказавших, что они на многое способны. А пока они демонстрировали полную нетрадиционность мышления и ничем не ограниченное свободомыслие. Членам этого собрания требовалось также постоянное иронизирование по поводу окружающего мира и явлений его, и чем ядовитее получится, тем лучше. Говорят, что одно ядовитое четверостишие из младотурецкого лагеря заставило хана отозвать уже принятый, но очень непопулярный закон. Я его слышал, но воспроизвести здесь не рискну – больно ненормативная в нем лексика содержится.

Мне была обещана публикация сведений о чуде в ближайшем номере «Вестника» и соблюдение выдвинутого условия. Я поблагодарил и откланялся. Здесь мои дела закончились быстро, а теперь меня ждет магический факультет. То есть мне в корпус над самой Великой.

Деканом факультета там мой однокашник Кирилл Рябцев трудится, а в его подчинении есть пара непризнанных гениев. Может, они мне кое-что полезное подскажут.

Я уже стал забывать здешнюю обстановку, поэтому чуть не заблудился. Но все же справился. Кирилл был в научной экспедиции на севере ханства, а меня принял его заместитель, который и снабдил меня сопровождающим, который знал, где этих гениев отыскать.

Оба непризнанных гения отзывались на имя Александр, а в университете их прозвали Сфинкс Рыжий и Сфинкс Зеленый. Рыжим – за цвет волос, зеленым – за цвет галстука. По слухам, этот Александр снимал его только на ночь. Оба ростом около метра семидесяти, худощавые, одежда в творческом беспорядке, как и подобает настоящему ученому, которому важна наука, а не какая-то оторвавшаяся пуговица. Могли уже быть докторами, но разработка новых заклинаний и потребление пива отнимали у них все необходимое на защиту время, поэтому они так и оставались ассистентами без степени. В иерархии «младотурецкого клуба» они занимали почетные места.

Зная их повадки, я сразу повел парней в университетскую пивную. С посторонними они о науке разговаривали только там. Заказал им по две кружки (себе белого вина) и стал ждать, когда они выпьют. Они долго ждать не заставили, а потребовали еще. Я был начеку, ибо знал, что если им дальше ставить, то они напьются до полной отключки. Если от них что-то надо, то необходимо приостановить подачу пива и спрашивать сейчас. Две кружки – это та доза, которая включает их гениальность, и мне останется только впитывать ее поток. А следующую порцию им следует дать после того, как поток гениальности иссякнет. В награду.

Я попросил их сообщить, что они могут сказать мне о личах и что они думают о достоверности этих знаний. Рыжий закатил глаза, Зеленый вперил взгляд в пустую кружку. Это они так изображают чрезвычайные умственные усилия, которые прилагают, чтобы ответить мне на наисложнейший вопрос бытия. Я ждал, пока они перестанут спектакль разыгрывать. Наконец они прекратили играть и выложили ворох среднестатистических сведений о личах.

Я сообщил, что этому учился еще в школе, тогда, когда их почтенные отцы ходили пешком под стол. А что они могут сказать нового?

Рыжий ответил, что ничего.

А что они могут сказать о способах поражения лича, используя свою гениальность, а не пересказывая мне учебник Ковтуна-Станкевича?

Зеленый серьезно сказал, что в книжках написана всякая лабуда, но лично он отчего-то думает, что лич должен плохо переносить медь. А вот серебром он бы его проткнуть не пытался.

А насчет ядов?

Рыжий сказал, что таких сведений нет, но добавил, что нельзя исключить того, что подействует даже безобидная травка, вроде петрушки. Причина скорее в том, что любая трава – это жизнь. А лич – это смерть. Лично он для борьбы с личем намазал бы оружие соком любой травы, что будет в досягаемости.

А заклинания?

Тут гении заржали и сказали, что в дуэли лича и всего магического факультета победа будет на стороне Не-мертвого. Я с ними был согласен.

Филактерии. Нужно ли содержимое открывать, чтобы уничтожить, или надо уничтожать не вскрывая?

Мнения разошлись. Рыжий сказал, что не надо, а Зеленый – что лучше вскрыть.

Но тут Зеленый задал вопрос: а не нацелился ли я на Ашмаи? Вот паршивцы, раскусили. Ответил, что да.

Выражение их лиц меня вознаградило – такая на лицах была смесь зависти, жалости, уважения, удивления и иных чувств. Но вслух они ничего не сказали. И я возгордился собой еще более.

А что они могут сказать о Самарской Луке?

Рыжий ответил, что на ней появился какой-то полюс магической активности. Засечен он недавно магами, которые мимо проплывали и на кораблях какую-то волшбу творили. При творении заклинаний идет помеха, искажающая их и отклоняющая вроде как на северо-запад. Причина пока неясна.

Ладно, основные вопросы исчерпаны. Посмотрим, не найдется ли у них для меня козырь в моей игре. И я задал им задачу: если прикрыть один страшно ценный предмет (хоть ту же филактерию) целой кучей заклинаний, как маскирующих, так и защитных, и даже в несколько слоев, то существует ли способ от них относительно быстро избавиться? Причем желательно сразу, поскольку их распутывать и гасить по одному – замучаешься.

Гении переглянулись, помолчали и выжидательно уставились на меня. Кажется, им есть что предложить, но боятся продешевить.

– Бочонок пива. Без торга.

– Два!

– Мне жалко университет. Ибо от двух бочонков его надежда переработает себя на мочу. Один – это мое последнее слово.

Сфинксы снова переглянулись, улыбнулись и согласились. Но попытались сначала получить бочонок. Но я это пресек. Сначала показываете, потом получаете. Я оставлю деньги кабатчику. Устроит меня – хоть за один присест выпейте. Нет – здоровее будете.

Оказалось, сплошную сеть заклинаний можно аккуратно свернуть «трубочкой» и замкнуть друг на друга. Пускай его составные части гасят друг друга. Да, наша первая тройка выпускников этим гениям в подметки не годится. Я бы на месте ректора им степени присвоил без защиты.

Гении пошли пить честно заработанное пиво, а я направился к воротам. Шел уже пятый час, надо было торопиться, а то лавки позакрываются. Да и поесть бы не мешало.

На борт я прибыл в девятом часу, отягощенный новыми знаниями, двумя наставлениями по оружию, толстым романом из жизни эльфов и подарком для Семена. Но его я приберегу к расставанию, а пока он еще полежит. Ничего магического не купил, ибо не решил еще, что мне понадобится.

Матрос встретил меня и проводил в каюту. Он сообщил, что капитан явится к самому отходу, а потом при отплытии будет на мостике, так что в каюту он подойдет ближе к полуночи. Тогда мы вместе поужинаем. Если я голоден сейчас, то мне стюард принесет еды.

Я ответил, что пока не голоден и подожду капитана.

Матрос удалился, а я рассовал приобретения по местам и начал размышлять о меди. Как мне сделать оружие против лича – заказать медный нож или снабдить трофейный стилет накладками из меди? Или что-то еще придумать?

Вообще я что-то про медное оружие припоминаю. Ах да, это не про личей. Это про каких-то жрецов из Старого Мира. Они носили ритуальные кинжалы с двумя лезвиями. Одно острие было медным и служило для изгнания духов Воздуха, другое – железным и отгоняло духов Земли. Но одно дело – выйти с таким кинжалом в храм и провести обряды, а иное – ходить с ним по горам, долам и подземельям. И, кстати, как их надо делать: в виде вилки или в виде креста с направленными в разные стороны лезвиями? Да, и тот и другой образец носить неудобно…

Не придя к определенному решению – нужен ли мне медный клинок или нет, а если нужен, то какой, я отложил решение на будущее и сидел, ожидая отхода судна. Не хотелось глядеть ни на огни города, ни на огни судов на Великой, ни на звезды над ней же.

Перевернулась еще одна страница судьбы.

«Жизнь постепенно сузилась до острия штыка», – как писал уже забытый мной автор книги. Старой книги.

Вот и ощущаю себя этим острием, несущимся куда-то вперед, и не гляжу по сторонам. Но это штык, который является предметом неодушевленным, которому не знакомы сомнения, переживания, а знакомы лишь деформации при пробивании тела врага.

Или, может, я неправ про отсутствие души у стали? Вон гномы же утверждают, что всякая сталь имеет свой характер и в балладах пишется про то, что порядочный меч сам выбирает своего хозяина и в достойных руках словно сам рубит?

Время продвигалось к полуночи. Скоро придет Семен и оторвет меня от размышлений о тождестве себя и холодного оружия.

Он вскоре появился. Вид усталый. Наверное, владельцы его нагрузили «бременами тяжкими и неудобоносимыми».

– Вечер добрый! – поприветствовал его.

– Вообще-то скорее уже ночь, чем вечер!

Ну да, есть у меня такое. Могу сказать вечером «добрый день!» или вот так. Наверное, это я хочу остаться в том самом «добром вечере». Но говорить ничего не стал.

Семен присел за стол, снял фуражку, отложил ее и уперся затылком в книжную полку. Закрыл глаза и пожаловался на сумасшедший день и головную боль.

– С твоим днем уже ничего поделать не могу, но как насчет живительной процедуры по снятию головной боли?

– Это будет так, как ты Михаила Фомича лечил от прострела? Бедняга потом всякого лекаря пугался и лечился только банным паром!

Вот паразит! Это он про лечение акупунктурой, которое довольно болезненно, но эффективно.

А что еще было применить этому Михаилу Фомичу, у которого на магию аллергия, а порошки и травы он принципиально не пьет? Да и врет потомственный капитан, я еще долго видел Фомича до своего отъезда, и он от меня на другую сторону улицы не бегал.

Но вместо оправданий я захватил его левую кисть и, сосредоточившись, пустил порцию Силы в точку хэ-гу.

– Так, как Фомичу, и еще больнее. Расскажи лучше про своих владельцев, что они еще удумали и тебя чем затруднили. А пока рассказываешь, боль пройдет.

– Уже проходить начинает. А удумали они…

Наш разговор затянулся надолго. У Семена на душе про владельцев многое накипело, поэтому он выложил про них много хорошего и нехорошего.

По текущему моменту следующее: особенных претензий к Семену нет. Все на уровне тихого ворчания, что пришлось что-то делать вообще, а не сидеть ровно на спокойной стороне задницы.

Особенно кстати было то, что подводный житель был науке неизвестен (владельцы про это сразу стали выяснять). С баронством все уладилось. Наследник уже устал ждать, когда баронский цирроз сведет предка в могилу, а тут нежданно-негаданно…

Мне они слегка признательны, но вопрос о вознаграждении вызвал приступ удушья. Обещали рассмотреть на собрании акционеров, которое будет созвано через неделю. Надеюсь, жаба их малость попустит к тому моменту.

На судно придали дополнительно четырех матросов для дополнительных вахт, поэтому сегодня без моих сигналок постараются обойтись. Еще владельцы приказали увеличить скорость движения ночью, чтобы затруднить тварям возможность влезть на борт. Протест Семена об опасности столкновений на повышенной скорости ночью был парирован указанием, что ему за то и платят, чтобы столкновений он не допускал.

Семен уже про это подумал и решил ночью скорость не повышать. А прибавить обороты уже на рассвете, чтобы чуть более ранний приход парохода был зафиксирован пристанями.

До пассажиров информацию не доводили, и судовладельцы настаивали, чтобы пассажиры о тварях узнали как можно ближе к конечной точке маршрута. А еще лучше – после.

Беседу ненадолго прервал стюард, принесший ужин. А ужин оказался каким-то диетическим – творожная запеканка, суфле из моркови, простокваша. Но ничего страшного. Семен же разозлился и отругал стюарда за то, что он принес такую пищу для двоих, хотя ему ясно сказали – один такой ужин и один обычный. Но я заявил, что съем и этот, и ничего менять мне не надо.

Когда за стюардом закрылась дверь, я спросил:

– Печень?

– Ага, второй год. Первый раз прихватил камень прямо на мостике. И с тех пор хоть раз в месяц, но бывает. Съешь что-то вкусное, но не полезное, и пожалуйста. Сейчас особо не беспокоит, это я на опережение решил сработать…

Я сказал, что до Самары еще далеко, поэтому смогу за это время ему камни переместить в другое место. Так что пусть выбирает, чего ему хочется: каменное сердце или пятая точка опоры, пинать которую владельцам себе дороже? Семен ответил, что его бы устроили камни на запонках. Я напомнил ему анекдот об аборигенском бароне, который преподнес невесте колье с двумя самыми дорогими ему камнями – желчным и мочевым.

Посмеялись.

Семен спросил меня, чего интересного я увидел или услышал в Казани. Я ответил, что теперь могу умирать спокойно – уже вторая тварь будет носить мое имя, так что моя слава меня переживет. Сказал, что умер один старый знакомый, а одного однокашника повидать не удалось, ибо в отъезде. Еще видел двух несомненных гениев, которые если не сопьются, то прославятся на все Великоречье.

Семен этим заинтересовался, и я рассказал ему про Сфинксов, прибавив, что их подозревают в сочинении того самого стиха про налоги и хана. Впрочем, был еще один подозреваемый в авторстве «младотурок», только с технического факультета. Но я бы поставил на Сфинксов. Заклинание, которое они мне продали за бочонок мочегонного, было стихотворным.

Тут следует пояснить, что это распространенная среди магов практика. Сложные колдовские действия легче планировать и запоминать как чтение короткого стихотворения, на определенное слово которого (или ударение) производится магическое действие. Так это легче освоить и запомнить. Хотя произнесение при этом вслух стихотворений считается безнадежной провинциальностью и дурным тоном. Можно специально построить стихотворное заклятие, а можно выбрать подходящий отрывок стиха, который хорошо помнишь и на который привязывается заклинание.

Иногда старые маги, обучая нас, выдавали совершенно неизвестные публике отрывки древних стихотворений, которые им когда-то при обучении рассказали их тоже старые учителя. Поэтому спрашивали мы, например, что за народ «гламхот» упоминается в отрывке, а учитель отвечает, что этого не знал и его учитель, обучивший его заклинанию. Может, и знал, но забыл, а теперь только можно строить догадки, из какой древней поэмы на квенья заимствован отрывок. Я как-то значительно позже спрашивал преподавателей Тверской академии про этот отрывок – те не знали такого. Один эльф, не брезговавший разговаривать с людьми, сказал, что «гламхот» – это нечто относящееся к оркам, но сам отрывок не опознал, как часть какого-то эльфийского произведения.

Есть и другие важные детали. Мне, например, легче для запоминания пользоваться хореем. Вот творишь заклинание, бурча себе под нос «мутно небо, ночь мутна», а зрители думают, что произношу слова, способные менять местами воды и горы, и проникаются. А слова мне нужны только для последовательности того, что делается без слов.

Но один из моих однокашников, Арнульф из герцогства Болер, говорил, что некоторые стихотворения сами обладают магической активностью. Его отец сказал ему, что известная баллада «Рыцарь и девятихвостый демон» способна изгонять бесов из одержимых. Но этим воспользоваться сложно. Неизвестный автор баллады создал ее из ста четырнадцати строф. Пока такое прочитаешь до конца, можно раньше беса убежать в нижний план бытия.

Мы еще поговорили и собрались спать. Дело было уже к часу ночи. Сейчас лягу, и пусть приснится мне не коридор Замка ужаса, где меня убивают приспешники Не-мертвого, а то, что я освобожден от этой задачи и спокойно плыву вниз по реке.

Только река эта должна называться не Великая, а Лета. Ибо от долга нас освободит смерть и последующее за нею. И что будет там, за гранью? Очень может быть, что вторая часть жизни, в которой придется доделывать то, что не доделал в первой части.

В общем, «солдат, учись свой труп носить», как писали два негодных к строевой службе человека, когда-то погибших на своей войне. Понесу и я свой труп на свою войну…

Невеселые размышления перешли в совершенно невыносимый сон. Его еще можно назвать душераздирающим. Сначала мне была явлена плачущая на могиле дочери Алина. От этого я проснулся и еле успокоил выскакивающее наружу сердце. Но это было еще не все.

Вторая часть сна привела меня под землю. Нога наступила на торчащий из земли камень, и я провалился в какую-то шахту. Один, в полной темноте и, как давеча, ощущая, что какое-то Зло – рядом. Не на расстоянии руки, но недалеко. Лежит где-то поблизости, скрытое темнотой, как гигантский червь.

Надо было вставать, и я встал на ноги в своем сне, сделал шаг, другой. Под ногами что-то хрустело, словно я шел по слою мелких костей. Глаза потихоньку привыкали к темноте, и я различил перед собой сталагмит высотою мне по грудь. Прикоснулся к нему рукой и с удивлением ощутил, что пальцы уходят в камень, как в глину или хлебный мякиш. Потянул назад руку и не смог вытянуть. Словно она прилипла к камню.

А затем вокруг меня медленно стал разгораться неяркий мерцающий свет, и я увидел окружающее. Я был в круглой пещере, почти точно в середине ее. Пол по щиколотку сапога был завален сухими мелкими костями. Попадались и кости человека, и кости животных. И совсем неизвестные.

Увидел я и себя: скелет, обтянутый кожей. Старой, высохшей кожей. На плечах ветхая черная мантия. Вокруг пояса обвита веревка, продетая через глазницы множества мелких черепов, не то крысиных, не то какой другой подобной твари. В свободной от хватки камня левой руке зажата сухая ветвь без листьев, но с сухими желудями, отчего-то не обрывающимися с ветки.

«Не хватало только увидеть себя в зеркале», – подумалось мне. И передо мной в воздухе стало вырастать высокое, выше моего роста, зеркало в толстой деревянной раме. Сначала явилась рама. А затем посреди нее пространство заполнилось чем-то вроде ртути, только ртути, которая бурлила наподобие закипающей воды. Постепенно с краев бурление прекращалось, зеркало как бы остывало и приобретало серебристый оттенок. Вот сейчас оно все застынет и отразит мой облик (я по привычке пригнул голову и смотрел на него боковым зрением).

Я уже был готов увидеть в зеркале нечто непередаваемо ужасное. И проснулся, не увидев этого.

На часах было пять. За переборкой мирно похрапывал Семен. Было уже светло. Жить не хотелось. Я постепенно успокоил взбунтовавшийся организм и спустя некоторое время, когда кипение в крови прекратилось, смог подумать об увиденном без риска заработать разрыв сердца.

Вообще первая реакция была – плюнуть на все это путешествие и цель его. Если меня подталкивают к совершению опасного, но нужного дела и тут же ниспосылают сны, от которых жить не хочется, то для чего мне идти? Помереть от разрыва сердца я могу и дома, хоть естественным путем, хоть при помощи Высших Сил.

Да, конечно, «тверже стали, орлиного когтя безнадежное сердце». Только «безнадежное сердце» при таком давлении может и не выдержать. Придется Светлой Четверке меня поднимать, как зомби, и далее собственноручно вести на цель. Есть в этом какая-то издевка судьбы: Не-мертвый, повелитель мертвецов и вампиров, погибнет от рук подъятого зомби. Демоны, которые будут терзать душу Ашмаи, вволю нахохочутся над этим обстоятельством.

А теперь сцеплю зубы и займусь анализом. Первая часть сна – это не будущее, а уже бывшее, за напоминание о котором Высшим Силам отдельное спасибо.

Провал в некое подземелье – вполне вероятно. Вряд ли ценнейший предмет лежит на поверхности, укрытый лопухом от солнца и дождя.

Рука, влипшая в скалу, – это явно предупреждение. Не миф же о Тесее мне напоминают. То есть прикосновение к артефакту может убить, сделать рабом артефакта, полностью изменить твою природу – это вполне согласуется с тем, что я знаю. Похоже, что филактерию нельзя трогать даже после освобождения от укрывающих ее чар.

Вот про то, что коснувшись филактерии, сам станешь личем – этого еще не было. Что же это означает? Прямое указание, что Ашмаи вплел и такое заклинание? Или это понимать нужно аллегорически? Постепенно кристаллизующееся зеркало – что это? Лишнее напоминание о неприятном случае, произошедшем со мной в молодости? Или намек на то, что в лича сразу не превратишься?

Кто бы подсказал…

Но вообще – что личу до зеркал? Они ему не мешают и не помогают (согласно тому, что я знаю). Или застывающая ртуть – это указание? Взять пузырек ртути, но не использовать ее типичным способом, а вылить на лича? Или филактерию? Или куда-нибудь еще…

Глаза мои потихоньку закрылись, и я задремал. Пробудил меня Семен, пошедший в ванную и там что-то уронивший. Как раз я увидел во сне необычный нож, висящий в воздухе неподвижно. Сделан он был не то из бронзы, не то из золота. Клинок трехгранный, наподобие стилета, только грани очень широкие. Гарды нет. Рукоятка из того же металла, в виде женского торса со всеми подробностями анатомии. Рукоятку продолжает голова женщины. Голова была живая и злобно щелкала острыми зубами.

Я преодолел некоторое почти неотложное желание, ибо Семен еще не покинул ванную, и заставил себя подумать о последнем видении. Это явно был жертвенный нож. Только где я его видел или читал про него? Это я так и не смог вспомнить, зато в процессе размышления пришла дельная мысль.

Когда Семен вышел, я поздоровался и быстро проскользнул в ванную. Когда я вернулся, Семен готовил бритвенный прибор. Я сказал:

– Положи пока бритву, а то порежешься.

– Ты хочешь сообщить о какой-то опасности для жизни?

– Хочу. У меня есть идея и предупреждение.

– И что за идея?

– А вспомни, как назывался большой город на берегу Великой между Нижним и Казанью, который частично перенесся, но его вода затопила?

– Чебоксары, кажется… Или как-то вроде того. И в чем подвох?

– А не живут ли зеленые и мокрые твари в подводных домах Чебоксар? Питаются когда осетрами, когда аборигенскими печенками?

– Ты гляди? Неужто так и есть?

– Пока это гениальная догадка. Но, если я прав, капитаны и судовладельцы будут жить поспокойнее.

– А предупреждение про что?

– Если мне не изменяет память, то мы будем еще плыть возле города, который тоже перенесся, но оказался затоплен. Вдруг там они тоже есть?

– Да, есть еще пара мест, которые можно подозревать.

– А может, и больше. Но нужно бы понять, отчего бывшие Чебоксары много лет никому жить не мешали, а теперь из них полезли…

Семен ответил, что не стал бы утверждать, что совсем ничего раньше не было. Да, баронов с любовницами в каютах без соуса не поедали, но пропавшие без вести были как и среди команды, так и среди пассажиров. И пойди пойми, как любой из них пропал – просто по пьяни свалился за борт или его сине-зеленый утащил в воду…

– Теперь придется искать по всем направлениям. Может, даже нырнут к развалинам Чебоксар. Пусть маленько казанские ученые растрясут свои организмы. Ну и меньше будет энергии уходить на балаган – от черепов в воротах до Дня Побитых Приказчиков. А то заигрались…

– Не ворчи. Можно подумать, я не помню твои рассказы про школьные похождения. Что вы там натворили: на улице каждую третью доску от забора оторвали и воротный столб завязали в виде кукиша? Я ничего не перепутал?

– А то! Теперь это достопримечательность местная. Люди приходят и деньги платят за право посмотреть. А на соседнем пустыре «пострадавший» купец Лошкарев пивную открыл. «Железный кукиш» называется. Там зеваки обсуждают впечатления от увиденного за кружкой пива или чего другого.

Да. Тут Семен прав, и мы чудили. Три оболтуса (я в том числе), которым учиться оставался последний год, попробовали после сдачи экзаменов абрикосовой наливки. Она была очень вкусная, пилась легко, пахла, почти как свежий абрикос… На ноги не действовала, но мозги сдвинула капитально. Я лично не помню, как мы на этой улице Прорезной оказались и кто как конкретно колдовал. Может, и я тот столб изуродовал, может, и не я. Остальные участники тоже не могли вспомнить деталей.

От немедленных и грозных санкций (от вышибания из школы до вполне реального полицейского преследования) нас спасло то, что не одни мы в ту ночь куролесили. Группа выпускников, тоже чего-то напившись, на радостях устроила еще худшие дела. Я слышал про сгоревшую женскую баню, попытку прирастить оленьи рога к голове владелицы публичного дома, и что урядницкому «козлу» были заменены колеса на тележные. Достоверность этого подтвердить не могу. Поэтому руководство школы сочло, что со столбом накуролесили они же, благо виновные каялись во всем, от внебрачно зачатых детей до пожара в бане, а их приехавшие отцы платили за все.

С тех пор я абрикосовую наливку не пью.

Кирилл Рябцев, которого я сейчас не смог повидать, как-то рассказал мне, что он попытался уже в зрелые годы попробовать повторить фокус с завязыванием столба в кукиш. Не преуспел. Тогда он подумал, что зачастую пьяницы, протрезвев, забывают, что было, а потом, снова выпив, вспоминают. И хлебнул абрикосовки. Увы, ничего не вышло. Точнее, кое-что было – голова болела. То ли абрикосовка хуже стала, то ли Кирилл постарел.

Я про этот случай рассказывал немногим и опыт не повторял. Третий участник эпопеи – Михаил Филимонов пропал из вида после окончания школы, поэтому спросить его нет возможности.

Семен прервал мои воспоминания, сказав, что на следующей стоянке, в Симбирске, он даст телеграмму в компанию о возможном нахождении подводных монстров. Я спросил его, когда мы там будем и сколько простоим. На что получил ответ, что завтра, ближе к полуночи, и простоим всего около часа. А почему – я должен сам догадаться.

Тоже мне проблема – догадываться о таких простых вещах! Симбирский сепаратизм называется.

В Старом Мире Симбирск был крупным городом, прославленным не хуже Казани. Но в наш мир он не перенесся. Много позже приблизительно на том месте был построен небольшой форпост, получивший название в честь старого города. Ну и вот на таком зыбком болоте воздвигся местный сепаратизм, желавший всяческих свобод и привилегий, но не считавшийся с реалиями.

Поэтому в этом месте все бродит и бродит квашня сепаратизма, но уже почти век она не в силах добродить до уровня гуляй-польского. Мешают реалии, а именно соседство двух довольно крупных и сильных аборигенских герцогств. Они отделившийся Симбирск мгновенно прожевали и проглотили бы, коль не будет у него за спиной такой силы, как Казань. Поэтому местные фрондеры резких движений не делают, а демонстрируют свое наличие и активность, старательно удерживаясь в рамках, за которыми уже фигурирует угроза получить по полной. Казань же демонстрирует презрение к этой мышиной возне.

А вольнолюбивые симбирцы раза три в год собирают вече, на котором, вволю покричав про казанское иго, не дающее расцвести их городу, составляют петиции с различными требованиями. От мощения городских улиц до увеличения доли налогов, оставляемых в городе.

С чего симбирцы решили, что Казанское ханство будет вкладывать и вкладывать деньги в не самый важный свой городок, в котором и полутора тысяч жителей нет, – ведают только небеса. Они же только ведают, какие миллионы налогов уплывают в Казань с пяти городских лавок, бойни и трех кабаков…

В основном эти петиции игнорируют. В ответ симбирские свободолюбцы, избранные в городской совет, мелко мстят. Когда приходит пора писать другие бумаги вроде отчетов, они демонстративно начинают называть казанский диван не диваном, а парламентом, должностных лиц – аналогичными названиями из русского языка и пр. Их вежливо поправляют.

Оттого в фольклоре казанском появилось нецензурное, но точное выражение, обозначающее не только поступки симбирцев, но и всякую бестолковую активность и капризное поведение. «Чисто симбирская ВЕЩЬ». Что за слово скрывается за эвфемизмом «ВЕЩЬ», вы догадались.

Симбирцы обиделись и старательно изобретают не менее ядовитое выражение про Казань, но до сих пор ничего столь же ядовитого не родили. Так прошла слава Симбирска, некому в нем теперь ни букву «Ё» выдумать, ни столицу ханства уязвить, ни революцию устроить…

Пока мы болтали, Семен успел добриться. Сейчас ему было время идти на мостик, а я остался в каюте, занявшись умыванием. Далее я дождался Семена, и мы отправились на завтрак.

После завтрака я, по обыкновению, разглядывал на верхней палубе пейзажи и ловил токи Силы.

Клонило на дождь, и воздух был наполнен силовыми потоками. У меня прямо-таки начался «магический жор»: хотелось впитать все больше и большее потоков Силы. Прямо как если бы я вчера ее очень много потратил. Ближе к обеду я аж забеспокоился – Сила лилась в меня, как вода в кадушку с худым дном, не получить бы от этого неприятностей. И ощущения что вот, уже хватит, – не было. Потому я волевым решением прервал охоту и решил вторую половину дня провести в каюте.

К обеду стал накрапывать дождь. Сначала мелкий и даже слепой, потом подтянулись тучи, закрыв весь горизонт, и до самой темноты мы шли сквозь стену дождя.

Семен большую часть дня провел на мостике, ибо считал, что без него не обойдутся в ухудшившихся условиях видимости. Но я ухитрился его перехватить перед обедом и подвергнуть лечебной процедуре. Камни у него в желчном пузыре действительно имелись. Дробить я их не стал – после этой процедуры пациенту желателен постельный режим в ближайшие сутки-двое, а Семен был не готов оставить пост. Поэтому я и сказал ему, что сильно терзать его не буду, ограничусь двумя-тремя сеансами, немного улучшив состояние желчевыводящих путей. А он уже дома в свободное время сходит к магу и камни раздробит. Сильно оттягивать не надо, ибо камни достаточно велики – если будут выходить, устроят ему Варфоломеевскую ночь. А Марина Юрьевна пусть резко ограничит добавление сливочного масла в еду любимого мужа.

Семен ответил мне, что такие советы Марине Юрьевне не решилась давать даже свекровь. Я ответил, что смелости у меня на это хватит, но я опасаюсь, что внушить подобное Марине Юрьевне я смогу только посредством караемого законом ментального подчинения. Я еще не готов быть повешенным за это. Семен вздохнул и ничего не сказал.

Семен убыл на мостик, конфисковав у меня роман про вторую жизнь в чужом теле. В рубке есть такой закуток, где капитан может пребывать, будучи готовым в любую минуту принять командование на себя. А пока тихо, он и сам отдыхает и помощнику на вахте не мешает. Я же устроился в кабинете и достал недавно купленный роман про эльфийскую жизнь и эльфийскую любовь.

Но вместо подробного описания эльфийских интриг внутри Пущи и слезоточивой истории любви двух юных эльфов, которым все что-то мешало вечно наслаждаться обществом друг друга, меня ждал сюрприз. Эльфы там, конечно, были, и даже эльфийские интриги тоже.

Но хуже всего было то, что героиня оказалась обычной девушкой, если, конечно, можно назвать обычной девушку, которая живет только с котом, причем не от невнимания к ней, а принципиально, и оттачивает отсутствующее у нее остроумие на всем окружающем мире. А далее с ней случилось странное – на нее свалилось нечто с неба (не то метеорит, не то птица постаралась), что выбило ее из этого мира и забросило в другой. Такой же, но не совсем – она теперь имела лисий хвост и лисьи уши. А если ей случалось стукнуться обо что-то головой, то она превращалась в странное существо в виде обыкновенной лисы, но с крыльями. Крылья летать не давали, но с забора спрыгнуть можно было. Процесс перехода из лисицы с крыльями в девицу с лисьим хвостом проходил тоже после удара головой. Сначала это случалось спонтанно, но потом девица поняла, как что работает, и в нужный момент стучала головой о твердое и так трансформировалась.

Вы думаете, что я издеваюсь или шучу? Я серьезен, как Демон Подземного Пламени.

Я отложил книгу, посмотрел на нее и подумал – это я реально прочел только что, или это у меня развилась та самая лихорадка, которая чуть не сгубила отряд в Черном Лесу, и я сейчас буду бредить и дальше, пока не сгорю от нее?

Вроде как нет. Я еще тут, на этом свете, трезв и не болен. Может, это у меня не болезнь, а проблема в понимании чужого юмора?

Я решил прочитать дальше. Далее Лисодеву заподозрили в заговоре, попытались изнасиловать, зарезать и прочее гадкое совершить, но она не дала сделать с собой ничего серьезного и смылась, чтобы встретить другую девицу, которая тоже переселилась в этот мир и тоже со своим котом, ибо они вместе случайно отравились приворотным зельем… Ну то, что девица им отравиться может, я соглашусь без боя, но кот, отравившийся магическим зельем? Чего-то я не понимаю в этом мире. На следующей странице я обнаружил, что девицы были еще и знакомы по прежней своей жизни…

Это было уже выше моих сил. Прочитанный едва на треть том полетел в угол, на ранец. Это что же получается – я жил себе, жил, и не видел, как в мир пришла целая литература о людях и нелюдях, которые ползают по мирам, как вши и блохи по типичному аборигену?! И теперь ничего другого не пишется, кроме как про то, что парень или девица, поковыряв в носу, попали в новый мир или в новое тело?!

Будь проклят тот день, когда я узнал, что души из тела можно вырывать не только заклинанием, но книжкой! И что все два десятка томов, что лежали на прилавке книжного магазина – это все про этих попаданцев?!

Да поразит кровоточащий геморрой авторов этих книг и да уйдет их творческий зуд вместе с этой кровью!

А что теперь делать с этой книгой? Отдать Семену или взять в поход, где использовать на растопку и утреннюю надобность? Использовать ее как туалетную бумагу – это было бы правильнее всего, но том больно увесистый – таскать его тяжело. А надежды на быстрое израсходование бумаги нет. Ежели Семен ее не захочет, отдам в какой-нибудь общественный сортир.

Вздохнул и вместо романа взялся за наставление по винтовке маузер и читал его, пока не надоело. Надеюсь, Семену понравилось читать про попаданца из Углича. Меня клонило в сон, но спать было еще рано. Решил слегка развлечься – поглядеть Астральным Глазом, что делается вокруг судна. Устроился поудобнее, сосредоточился и про себя произнес нужное заклинание. Ощутил, как нечто отделяется от моего тела, плывет к иллюминатору и поднимается ввысь, к верхней палубе. Реально же от меня ничего не отделялось, это такая особенность заклинания в виде ощущения. Начинающим она может нервы попортить, ибо иногда ощущение такое, что твой глаз вырвался из глазницы и полетел по указанному направлению. При наличии богатой фантазии очень легко запаниковать. Наш третий товарищ по вязанию столба узлами Миша в свое время такое ощутил, запаниковал и пытался вернуть «глаз» на место. Из-за паники дернулся не так и ощутил, что «глаз» врезался в стену. Он потом сказал, что ощущения были сродни хорошему удару в глаз во время драки.

Астральный Глаз поднялся выше перил ограждения палубы, и я глянул налево. Мимо нас проходил курсом вверх по течению груженый танкер. Развернул Глаз вправо – берег был виден плохо сквозь дождь. Где-то здесь в казанские владения клином врезается территория аборигенского баронства с труднопроизносимым названием. Обычно казанские жители называют его Рыбным баронством, так как на гербе владельца – большая рыба черно-желтого цвета. Портов в нем нет, есть не то одна, не то две рыбацкие деревушки и форпост баронского войска. Вялая торговля с баронством идет через казанский форт Мидилли, что чуть ниже по течению. «Буревестник» в него не заходит. У него между Казанью и Самарой только одна стоянка – в Симбирске.

Поглядел назад – нас никто не догоняет. Посмотрел вперед, посмотрел влево, посмотрел вправо… Так я развлекался почти час, потому что из-за дождя видимость понижалась и приходилось выжидать ее улучшения. В принципе ничего интересного я не увидел. Разве что три встречных судна. В основном видел воду – вода в реке, вода – дождь, вода – туман у берега… Но развлекся.

Завтра надо будет опять погулять по палубе, подзарядившись Силой.

Стоп, а зачем? Такое ощущение, что я сейчас не довольно энергоемкое заклинание почти час держал, а пятку себе потоком Воздуха почесал, то есть почти ничего не тратил? Ну я утром и нахватался Силы… Еще раз стоп. Внутренний запас Силы у мага не безразмерен. Он, правда, временно может набрать Силы больше его, чтоб разразиться особо мощным заклинанием, которое его переполнение Силой устранит. Но сделать это нужно весьма быстро. Если нельзя в это заклинание использовать (враг, например, спрятался), то Силу нужно убрать куда угодно, иначе в буквальном смысле слова разорвет. И то, пока держишь эту Силу и еще не направил ее, ощущение весьма неприятное, сродни тому, что бывает при переполненном мочевом пузыре, только в другом месте.

А вот сейчас я потратил ориентировочно процентов пятнадцать запаса Силы, но не ощущаю того, что должен ощутить при таком расходе. То есть получается, я набрал Силы выше нормы, но этого не ощущал (или почти не ощущал). А сейчас потратил и не ощутил заметной потери. А что это значит? А значит это то, что у меня отчего-то возрос запас Силы. То есть либо я стал «запасливее», либо она добавилась. Тогда откуда и как?

Откуда – ну вроде как больше неоткуда.

Как? Тут я задумался и, поразмыслив, пришел к выводу, что во время вещих снов. И от этого воздействия я вижу страшные сны вроде своей смерти в Замке ужаса или Каскеленских событий. Видимо, организм во сне не может понять, что происходит, и оттого воспринимает это как страшное. А дремлющее сознание расцвечивает это все событиями моей жизни…

Странно, но какой-то благодарности я, определив, откуда приходит Сила, не ощущал. Что-то мешало мне ощутить ее.

Но вдруг я ошибаюсь? И рост запаса Силы обусловлен чем-то другим – например, тем, что я сейчас нахожусь в фокусе потока Стихии Воздуха. А выйду из фокуса – и все вернется к прежнему уровню.

Завтра опять попробую: и отловить Силы побольше, и потратить ее. Тогда увидим, это постоянное изменение или только сегодня было.

Чем бы еще таким заняться? Разобрать и собрать оружие при помощи Силы, не касаясь при этом его руками? Ладно, до ужина еще часа полтора, займусь оружием. На сегодня будет кобурное оружие, а завтра остальное.

Я достал все необходимое и принялся за работу. Закончив, по инерции решил еще и холодным оружием заняться. Впрочем, я его только осмотрел и вернул на место, ибо во время путешествия я им пользовался только для отрезания хлеба. А завтра будет карабин, гранаты и другая мелочь.

А теперь – ужин. Вот уже открывается дверь. Добрый вечер, капитан Истомин!

Семен тоже пожелал мне доброго вечера. Присел к столу и рассказал, что сегодняшний день дался ему тяжело. Ничего страшного не произошло, встречных судов было не так-то много, но из-за регулярных ухудшений видимости он то и дело находился в напряжении: не вынырнет ли из-за пелены дождя пароход или баржа? Вот это напряжение и выматывало силы. Сейчас он собрался в душ, а затем нас ждал ужин.

Пока Семен раздевался, я спросил его, какое у него впечатление о книге? Семен сказал, что из-за постоянного стресса он не мог сосредоточиться на чтении, оттого прочел едва пяток страниц. А по столь недолгому чтению он не готов оценить книгу.

За ужином Семен ел не диетическое. Ага. Завтра еще раз его обработаю.

После ужина мы еще немного поболтали и отправились спать. Дождь практически прекратился, так что капитану можно было и отдохнуть.

Сон был какой-то унылый. Я в походной одежде бродил по каким-то болотам, что-то искал. Ноги вязли в жидкой грязи, кругом простиралась унылая равнина: где зеркало воды, где топь, где камыш, где кочки, заросшие травой. И сколько бы ни ходил, всюду одно и то же: унылый пейзаж и клочья тумана. К чему все это унылое зрелище было – не ведаю. Скорее всего, это просто сон.

Утро было довольно пасмурным, но дождь не возобновился.

После завтрака я вновь поработал с Семеном. Расход Силы на процедуру мною не ощущался. Вообще лечение Силою лучше проводить после еды (за исключением неотложных случаев). Отчего-то часто происходит падение уровня сахара в крови, и люди ощущают кто слабость, кто головокружение, а кто в обморок падает. Поэтому полезно съесть хоть что-то перед процедурой. А вот похмелье лечить – в этом принципиальной нужды нет. Предыдущая пьянка и так уровень сахара подымает.

Я взял с собою плащ-палатку и поднялся наверх. Дул свежий ветерок, от которого после обеда нас должны прикрыть горы правого берега. На этом участке оба берега принадлежат Казани, но по правому берегу есть только редкие сторожевые посты и столь же редкие рыбацкие деревеньки. Места такие, что ничего там производительного делать невозможно. Нет места для приличных полей и огородов, охота – так себе, ископаемых для добычи тоже нет. Только рыба в реке. Левый берег заселен куда плотнее, там даже есть пара небольших городков размером с тверской Великореченск или чуть меньше. Граница владений по правому берегу проходила совсем недалеко от воды, а кое-где была вообще условным понятием. На левом берегу она отстояла от берега почти на сто верст и даже дальше. Там добывали нефть, которая по трубопроводу шла в один из этих городков, откуда танкера ее возили для переработки на заводы Казани и Зеленодольска. Горы правого берега заканчивались у Симбирска, где они скорее могли называться холмами, а не горами. Далее был участок высокого мелового берега, который пытались засадить сосною, а еще южнее начиналась Самарская Лука.

Это уже царицынская территория. На левом берегу раздел проходит по реке Сок, аж до Дурных болот, через которые Сок протекает. В тех местах я бывал в молодости, когда подрос и меня стали брать на охоту. Вода в Соке отчего-то холоднее, чем в других речках. Рыбы там очень мало – Дурные болота влияют. Ну а охотиться там можно только на разных тварей из болота. Но, если тебя там не сожрут, то добыча богатая – твари жрут друг друга тоже, потому встречаются целые залежи панцирей, рогов, шипов и всякого подобного сырья для поделок. Так что если не подстрелишь, то подберешь. А знающие люди вообще не советуют ни травами, ни ягодами из тех лесов не пользоваться – еще у самого вырастут бивни или рога. Рыбу из Сока тоже есть не стоит – либо глисты, либо магические поражения она приносит. Поэтому всю еду брали с собой, а воду нещадно кипятили и еще магические фильтры использовали.

Кое-какие твари, которых мы отстреливали в порядке самообороны, мне потом ни в каких книжках не встречались. Но тогда думалось больше о том, ляжет ли тварь после третьей пули из «энфилда» или нет, чем о науке.

Я вспоминал историю охот на Соке и впитывал потоки Силы. Вот охота за Силой мне больше нравится. А к промысловой или спортивной охоте у меня душа не лежала. Поэтому, съездив разок, я к ней охладел и в следующий раз поехал только по просьбе приехавшего в гости мужа тетки.

Потом еще разок, когда дед решил последний раз в жизни поохотиться. Тогда у меня впервые проявился Дар Силы, когда нужда пришла – патроны в магазине кончились, а тварь, напоминавшая помесь волка с крокодилом, подскочила ко мне. Я и выдал нежданно-негаданно выброс Силы, который крокодилью башку разнес. А из меня не только Сила, но и все силы вышли – тяну из подсумка обойму, а пальцы не могут удержать ее. И ноги подкашиваются. Я думал, что это оттого, что испугался, но позже мне учителя объяснили, что начинающий маг не может контролировать выброс Силы, поэтому может так разрядиться, что произойдет магическое истощение. С тех пор я и не охотился – до службы у барона.

Поглощение Силы шло успешно, и остановился я исключительно из осторожности, чтоб не перегрузить организм, а не оттого, что ощутил эту перегрузку.

Решил провести еще один эксперимент и перед обедом сказал Семену, что готов (и совершенно безвозмездно) провести лечение всем страждущим из команды. Семен спросил, а для чего мне это нужно. Я ответил, что мне необходимо кое-что исследовать в себе, но это кое-что совершенно не отразится на больных. Они получат все полноценно, как если бы пошли за лечением к магу в родном городе. Но один раз, потому, если нужно будет долго лечить, то им продолжить придется уже самостоятельно. Если это потребуется, я им скажу. А то, что можно будет подавить за один раз – то я подавлю. Семен сказал, что он это организует и соберет желающих в салоне через час после обеда. Если таковые найдутся.

Они нашлись. Два палубных матроса (больной зуб и обострившаяся язва желудка), машинист (аж два зуба) и боцман. Но боцман скромно пристроился последним, выглядел смущенным – тут явно какая-то болезнь, которую ему стыдно обнародовать. Ладно, сейчас обработаем остальных и ею займемся.

С первыми тремя лечение много времени не отняло. Боцман же, смущаясь, полушепотом попросил избавить его от геморроя. Желательно выжечь проклятую шишку с корнем, чтоб она его больше не беспокоила. А то ни встать, ни сесть от нее.

Я выставил за дверь стюарда, мывшего пол, дождался, пока мне предоставят поле деятельности, и обработал его. Боцману сказал, что выжигать нельзя. Геморроидальные узлы даны человеку не как кара богов за разные прегрешения, а для определенных целей. И болят, и воспаляются они оттого, что у боцмана не в порядке печень, которую ему нужно подлечить. И на крепкие спиртные напитки ему уже надо смотреть только в чужих рюмках, а не в своей. Тогда геморрой ему жить мешать не будет. Выслушал благодарности, повторил еще раз насчет лечения печени и постепенного расставания с горячительным, и пошел в каюту.

Расход Силы ощущался на уровне минус пять процентов. То есть говорить о росте ее запаса на пять-десять процентов вполне можно. Это и радует и настораживает.

В каюте я немного полежал, потом достал карабин из чехла и принялся за чистку. В процессе работы кое-что вспомнил, и, когда с мостика спустился Семен, я его озадачил, спросив, нельзя ли из Симбирска дать телеграмму. Семен ответил, что можно. В Симбирске мы будем раньше (ибо прибавили оборотов), да и все равно агент компании придет к причалу, чтобы передать принятые для судна сообщения и получить телеграммы для отправки. Только мне следует быстро и безотлагательно составить телеграмму и отдать ему.

Я взял со стола почтовую бумагу и быстро набросал текст. В нем я известил тверских коллег, что задерживаюсь в поездке и прошу перекрыть мои дежурства. А я по возвращению рассчитаюсь с добрыми людьми за их добрые поступки. В этом ничего необычного нет, задержавшиеся в поездке маги (слово «колдун» я стараюсь не употреблять) частенько просят о такой услуге, а потом либо отрабатывают ее, либо расплачиваются деньгами. И я подстраховывал, и меня подстраховывали так.

Адресована телеграмма была Руслану Темирбулатову, который в Твери как бы старшина магического цеха. Цех наш официально не оформлен как существующий, но фактически есть. Руслан же возглавляет его из любви к искусству управления, ибо за это ничего не получает, кроме слов благодарности. С тех пор, как он не поладил с ректором академии и ушел из нее, душа его просит вносить всюду организацию и порядок. А мы и рады, ибо не надо ругаться и спорить, составляя график дежурств и прочее. Тем более что Руслан всегда выдерживает стиль «первого среди равных».

Из академии он ушел по причине публичной критики организации учебного процесса и распределения финансов на исследования. И ему намекнули, что, когда он будет ректором, тогда и будет действовать как захочет. А сейчас ректор не он… Знакомые из академии об уходе Руслана сожалели, но говорили, что по форме он был неправ.

Бумагу отдал Семену. Впрочем, меня несколько беспокоило то, что я дал обещание вернуться и рассчитаться за добрые дела. А мне уже были намеки, что я могу и не вернуться.

К Симбирску мы подошли хоть и на два часа раньше графика, но уже в темноте. К причалу швартоваться не стали, отдали якорь на рейде и отправили третьего помощника на шлюпке в порт.

Я поглядел с палубы на гнездо сепаратизма, но при тусклом свете луны и нескольких фонарей гнездо было плохо различимо. Скорее это было гнездышко, а не гнездо. Интересно, когда они пишут свои петиции, то при этом все протестанты в трактир помещаются, или часть остается на улице?

Помощник туда-сюда обернулся быстро. Какие-то бумаги для капитана у него были. Перед сном расспрошу Семена, что там интересного пишут из Казани.

Сейчас хорошее время для дальней связи, но… спать людям тоже хочется. Поэтому сегодня передадут только телеграммы с пометками о срочности или безотлагательности передачи их. Ну а моя телеграмма тем более подождет утра.

Перед сном я задал вопрос Семену о новостях. Он ответил, что распоряжений много, но все по капитанской части. Вот только есть такое сообщение о возможных случаях пиратских нападений в районах Самарской Луки и южнее форта Балаково. Так что эту ночь будем бдить.

На Самарской Луке годами не было случаев пиратства, а вот за последнюю неделю – два. Один неудачный, другой удачный. Две моторные лодки, ориентировочно десять-пятнадцать человек, и что хуже всего – пулемет МГ. После неудачного абордажа кружили вокруг баржи и стреляли, пока лента не кончилась.

Тут мне представилось, как после неудачного абордажа эта лодка обстреляет пассажирские каюты парохода, и результат не понравился. Я поинтересовался, а где были эти нападения на Самарской Луке? Семен ответил, что приблизительно посредине между Горелым Городищем и Самарой. Горелое Городище – это бывший Ставрополь (у него еще одно имя было, какое-то заковыристое). Из большого города в наш мир провалилось совсем немногое, а заводов – вообще ни одного. Город просуществовал еще лет тридцать после Переноса и погиб при набеге кочевников. С тех пор так его и называли. Пару раз были попытки возродить поселение хоть в виде форта, но все что-то мешало – то эпидемия, то еще что-то.

И все-таки мне кажется, что нападения шли из устья Сока. Да, вдоль другого берега полно островов, проток, заливчиков и озер, где пираты могут притаиться, но почему-то я так ощущаю.

Надеюсь, что из Дурных болот спустится по Соку какой-нибудь гибрид бобра с дятлом и устроит пиратам веселую жизнь…

Последнее пожелание для пиратов я высказал вслух. Семен высказался тоже за, но предложил, чтоб Дурные болота родили гибрид из человекоедящих кролика с енотом. Чтобы выходец из нижних планов бытия чередовал изнасилование пиратов с их тщательным полосканием перед тем, как съесть…

Затем я набил патронами пару магазинов к карабину. Один вставил на место, второй прикрепил липкой лентой к цевью. В револьвер вставил обычные патроны, обложился оружием и отправился спать.

Тревожное ожидание отразилось на сне, спал я беспокойно и часто просыпался. Опять во сне всплыли Сендер и Каскелен, только в явно фантастическом виде. И даже во сне это понималось, особенно когда видел себя идущим по залитой кровью улице – когда по щиколотку, когда и по колено.

В балладах и романах герои, стоящие и шагающие по что-нибудь в крови, – гости нередкие. Как и реки, покрасневшие от чьей-то крови. Но это всего лишь литературный оборот, как и поседевший к утру от ужаса человек. Конечно, узкую речушку густо завалившие ее трупы могут и окрасить, но автор баллады про Германа Красивого и Итиль так окрасил, да еще на неделю!

Об этом я и размышлял, проснувшись в три, пока снова не заснул. И проспал уход Семена утром.

Но ночь прошла хоть и беспокойно, но беспроблемно. Я пошел умываться, прикидывая, когда мы будем в Самаре. По графику – около полудня, но у нас образовалось опережение.

Я рассчитывал, что к моменту окончания умывальных процедур прибудет Семен, и мы отправимся на завтрак, но Семен прислал матроса с сообщением, чтобы я отправлялся один, а он занят и на завтрак вообще не сможет попасть.

Я отправился в салон. Народу сегодня было немного – оба купца, я, старший механик. Он сообщил мне, что мы сейчас идем впереди графика приблизительно на час с четвертью, так как ночью часто приходилось убавлять обороты.

Купцы выглядели устало и похмельно. Поскольку в Самаре мы стоять будем всего три часа, им там не разгуляться. Придется пить на судне, послав приказчиков за пополнением «боекомплекта». Если они не до Самары едут – они мне говорили, куда собрались, но я не обратил внимание. А переспрашивать не стал.

Поев, я отправился в каюту и стал собираться. Роман о лисице-девице я засунул на книжную полку. Может, Семену понравится. Или его домашним. Есть еще роман про попаданца, но я подумал и не стал искать его. Перечитывать его не хочется, в Самаре я что-то почитать найду, а в поле будет не до этого. Уложив все вещи, я достал из бокового кармана ранца коробку, завернутую в оберточную бумагу, положил ее на стол и прикрыл чистым носовым платком. Замаскировал.

Семен освободился незадолго до прихода в Самару. Как только он присел к столу, я быстро восстал, захватил его голову руками и обработал точки меридиана желчного пузыря Силой. Капитан Истомин такого коварства не ожидал и покорно сидел, пока процедура не окончилась. Такую активность я развил потому, что Семен, как типичный больной, почувствовав себя чуть лучше, вчера уже намекал, что третьей процедуры делать не надо. Ага. Ему еще долго плавать, прежде чем доберется домой и сможет снова подлечиться. И то если не передумает. А до возвращения в Казань будут еще переживания, алкоголь, недиетическая пища…

А я еще одно обязательство выполнил перед уходом в неизвестное.

Доверенность на случай получения денег от компании Семену я передал, завещание мое лежит у нотариуса в Твери, а Валерию я еще напишу из Самары окончательно. Так что должен я остался только коллегам по цеху, за возможную переработку без компенсации. Надеюсь, Светлая Четверка их не забудет и вознаградит за неудобство.

Я спросил Семена, пойдет ли он на мостик сейчас. Он ответил, что это бремя возложено на старпома. Из-за того, что капитан умаялся от утренней мороки. Я проявил любопытство. Семен нехотя ответил, что вчера среди телеграмм была и одна о необходимости проверить сохранность одной из партий груза в трюме. Вот там и обнаружилась недостача товара. Число ящиков сходится, печати на них целы, а содержимого недостает. К нему претензии вряд ли будут, но без мороки и бумагописания не обойтись. И, предупреждая мой следующий вопрос, сказал, что недостаток был в тех штуках, которые по моей просьбе матрос показывал. И это мне вообще никто не говорил.

Я понял и сменил тему.

Тщательно подбирая слова, я сказал, что в Самаре меня ждет сложное и опасное дело, которое неизвестно чем закончится. У меня не будет возможности вернуться домой и еще раз повидаться с ним. Поэтому мне хотелось бы оставить ему кое-что на память о совместно проведенном времени и совместно пережитых приключениях. Вынул коробку из-под платка и протянул ее Семену.

Из разорванной бумаги на свет явилась небольшая коробка, в которой лежал дерринджер. Костяные накладки рукоятки украшали изображения рыбы с торчащими вбок усами. Ни гравер, ни я не смогли точно вспомнить, как выглядит пресловутый шилоус, и по недостатку времени изобразили его в виде абстрактной рыбы с торчашими вбок усами. А белые костяные накладки сошли за майонез.

– Патроны от «чекана». И старайся не показывать Марине Юрьевне, чтобы ее не терзали смутные подозрения.

«Долгие проводы – лишние слезы». Этой старой истиной я и руководствовался, покидая «Буревестник».

Извозчик довез меня с вещами до Хлебной площади, к гостинице «Хлебная». Название площади сохранилось с незапамятных времен, когда город был центром торговли хлебом. И еще скотом здесь много торговали, отчего один писатель съязвил про город, что «ценят здесь только скотов». Затем хлебная и мясная торговля захирели, зато небывало развилось разное машиностроение. Провалившись в новый мир, город сохранил только один машиностроительный завод и нефтеперегонный завод в окрестностях. Остались еще, правда, пивоваренный завод и ряд мелких предприятий пищевой промышленности. За время, прошедшее от Переноса, появились новые перерабатывающие фабрики, но в не сильно большом количестве. Промышленная мощь осталась в прежнем мире. Хлебная торговля – тоже. Торговля скотом немного воспряла, но была она не очень регулярной. Ибо восточные кочевники, жившие неподалеку, периодически воевали между собой и периодически пытались нападать и на околосамарские земли, что торговлю скотом и переработку его разрушало. Оттого родилось присловье: «как на бойне в Самаре», равноценное выражению «то густо, то пусто».

Поскольку я на пристани сообщил, что завтра отправляюсь в форт Федоровский, то карабин меня в арсенал сдавать не заставили. Но по возвращении оттуда придется сдать. Завтра я отправлюсь туда, побуду денек-другой, затем вернусь обратно в Самару и буду готовиться в поход. На сборы, поиск информации и очередной вещий сон, возможно, что хватит четырех-пяти дней. Сегодня будет день отдыха от плавания. Лавки посещать не буду, погуляю по улицам, если настроение будет. Ах да, еще надо в банке наличные получить.

Сложил вещи в номере, с собой взял только пистолет и чековую книжку и отправился на первый этаж. Лестница как живая гуляла под ногами. Но здесь ничего необычного нет. Этот район перед Переносом был застроен старыми домами, обычно в один-два этажа, редко выше. И, видимо, тогда район совсем потерял товарный вид, ибо все неотремонтированные дома выглядят, как будто сейчас возьмут и развалятся. Но это больше внешне, потому что все плохо построенные дома развалились при Переносе. А остальные терзают глаз, но стоят. И я не слышал об их обвалах ни при мне, ни в преданиях. Эта застройка сохранилась отчего-то хорошо, а вот ближе к рынку уцелели далеко не все дома. Все, что выше четырех-пяти этажей, не перенеслось. Оттого и зияют провалы в рядах их. Кое-где пустыри засажены и превращены в скверики, кое-где огороды на них разбиты, а кое-где просто пустота и бурьян. Еще плохо сохранились дома на поднимающихся вверх улицах. Они тогда съехали вниз по откосу берега и рассыпались. Поэтому там дома недавние, построенные либо из дерева, либо из рассыпавшегося старого кирпича. Хорошо сохранилась только Дворянская улица. Мне говорили, что не перенеслось только три дома с нее. А вот длинная Кондратьевская улица (до переноса называлась Красноармейской) сохранила только восемь домов – самых небольших. Старые деревянные дома часто переносились уже в виде груды бревен и досок.

Я хотел спросить у портье, где здесь поблизости можно пообедать, но он весь ушел в работу, ибо сейчас принимал очередных постояльцев. По виду это купец, приказчик и какой-то господин в восточном одеянии и тюрбане. Не то переводчик, не то охранник. Стоит чуть в стороне и как бы лениво наблюдает за окружающим. Отчего «как бы»? А оттого, что выглядит он, как кот: вроде бы совсем никакого внимания на мышиную норку не обращает и ждет, когда мышь поверит, что ему не до нее. Что-то в нем необычное – аура, что ли…

Я положил ключ на стойку и, проходя мимо, воспользовался заклинанием Истинного Зрения, глядя на этого восточного. И ответ тут же получил – под тюрбаном обнаружились загнутые назад рога. Тифлинг! Он мое воздействие уловил и напрягся, утратив псевдоотрешенное выражение лица. Но я мирно прошел мимо и покинул гостиницу. Пусть расслабится, мне до его подопечного и до него самого дела нет. Хотя странновато – купчина, нанявший тифлинга, должен быть весьма небедным, а остановился он во второразрядной гостинице. Или ему неправильное название гостиницы дали? А, ладно. Где-то тут за поворотом видел я трактир, когда на извозчике ехал.

Трактир «Ивановский» обнаружился за углом, на первом этаже двухэтажного дома. Дом выглядел, как и все дома вокруг, а вот внутри трактира было вполне пристойно. Пустых столов наличествовало много. Я пристроился за стол возле окошка, и сразу же рядом вырос половой.

Я спросил, что у них на обед из горячего.

– Щи с говядиной, суп грибной, суп луковый с сыром. Уха будет к вечеру, свежую рыбу только завезли.

– Щи из свежей капусты или квашеной?

– Квашеной-с.

– Тогда давай суп луковый.

Еще я заказал тушеную картошку со свининой и морс. От горячительного отказался.

Супчик подали почти мгновенно, чем меня удивили. Негустой, с плавающими нитями расплавленного сыра, поджаренным луком и сухариками. Масла туда тоже не пожалели. Вкус мне понравился. Ага, тут еще вареное яйцо обнаружилось. Это от грибных супов надо подальше держаться. Ибо грибы – такая штука непредсказуемая, что… Оттого лечение похмелья и отравлений грибами – это наибольшие статьи моих доходов. И образуются охотно постоянные клиенты.

Так что есть своих благодетелей – кощунство. Пить свою благодетельницу – тоже.

Супчик я дохлебал. Вкус мне продолжал нравиться, но я все же думал, что он будет несытным. Отставил глиняную миску, откинулся на спинку скамьи и стал ждать второго блюда.

И тут из-за дальнего стола поднялась фигура и подошла ко мне:

– Не окажете ли вспомоществование бывшему архивариусу для поправки его здоровья после вчерашнего?

Вид, действительно, «не такой как вчера». Штаны и сапоги выглядят еще ничего, а вот потертый чиновничий мундир покрыт разного цвета пятнами, прямо живая летопись съеденного и выпитого. Но винные пятна преобладают.

– Можно. Только скажи мне одну правду и одну неправду. Тема – по моему выбору.

– Завсегда готов-с!

– Тогда сначала правду. Как сейчас добраться до села Рождествено?

– Чуть ниже пивзавода есть плавучая пристань. Оттуда утром паром ходит, на котором из сего села молочники и рыбаки товар привозят. Среди дня – на той пристани довольно много лодок есть, которые за лепту малую в село перевезут. Ну а вечером – опять паром-с.

Ишь ты, «лепта малая». Может, и правда архивариусом был.

– А теперь скажи, что за памятник стоит на террасе выше Струковского сада, только не тот, где конные и пешие, а тот, что подальше и поменьше?

– А это другой генерал, что в Междоусобную войну воевал против того генерала, чей памятник поближе и побольше!

Во фрукт! Каков Гамбетта! Это он, трепач эдакий, назвал литератора Пушкина генералом, который в Междоусобную войну воевал против генерала Чапаева, который жил на сто лет позже Пушкина!

Но выполнил условие, и даже смешно получилось.

И я приказал половому подать бывшему архивариусу графинчик водки и селедку с луком для поправления его здоровья.

Архивариус меня поблагодарил и курцгалопом унесся вслед за половым, несущим ему вожделенное средство для поправки.

Картошку ждать пришлось подольше, но она меня не разочаровала. Доел, запил морсом, рассчитался и ушел. Свернул на Венцека, пошел по ней до Дворянской улицы (она главная), дошел до круглой площади. Присел на скамейку возле памятника и стал наслаждаться покоем. После хорошего обеда тянуло посидеть. А то и полежать. Повернул голову и поглядел на красный камень монумента. Про памятник рассказывали, что сначала он был памятником царю. Потом, после Междоусобной войны, стал памятником победителю в этой войне. При Переносе статуя победителя осталась по дороге, поэтому монумент долгое время пустовал, а затем был украшен геральдическим животным с самарского герба. То есть козой. Или козлом – кому как больше нравится. Дело в том, что на гербе пол животного разобрать невозможно по причине неподходящего ракурса. А средний обыватель в геральдике не разбирается, и ему невдомек, что часто названия и пол геральдического животного определяется тем, куда направлена голова этого животного. Я в этом тоже понимаю мало, но мой дядюшка, служивший архивариусом, говорил, что по документам, когда скульптуру животного отливали, тоже спорили о деталях, какого пола делать. И тогда какой-то отец города доказал с книгой в руках, что раз животное смотрит на гербе вправо, то это козел. Правда, библиотекарь барона Иттена, он же мой тесть, потом утверждал, что это не так. Но аборигены и Старый Мир могли иметь противоположные мнения. Много интересного рассказывал дядюшка мне… Оттого и подкупил меня этот трепач из трактира – память о дяде Евгении ему сегодня помогла.

Посидел еще немного, вспоминая, потом встал и пошел по Дворянской. Через квартал должен быть синематограф, может, там что-то интересное идет… Синематограф за время моего отсутствия переехал на правую сторону улицы и получил новое название «Олимп». Сегодня в нем шла фильма «Дочь-разбойница». Я остановился, подумал и… пошел дальше.

Перешел через улицу и зашел в здание банка, украшенное колоннадой и напоминавшее скорее древнегреческий храм из старых книг, чем банк. Оно еще в Старом Мире лет сто банком служило, как хвастаются здешние труженики в целях рекламы. Что интересно, фасад здания богато украшен, а боковые стены совсем голые и мрачные. И как на грех, соседние дома этажа на два ниже. Интересно, это при строительстве на декор денег не хватило, или соседние дома когда-то развалились и были заменены более низкими домами?

Получил наличные, вздохнул, глядя на уменьшение цифры на счете. Ну ладно, будем считать, что основные траты уже позади. Прошел вперед еще полтора квартала. Справа было нечто новое – большого пустыря уже не было, а на его месте стоял новый храм Мардога. Заходить туда не стал, пошел дальше. Налево был Струковский сад, направо – три красивых здания, среднее из которых украшал древний самарский герб. Куда же пойти дальше? В сад вниз по Дворянской до пивзавода и конца города? Или подняться на террасу с памятниками «генералам»? Решил, что лучше в Струковский сад. Он вообще невелик, квартала два в длину, и где-то полтора в ширину, а расположен на береговом откосе.

Присел в тени, возле ручейка, вытекающего из фонтана. Это место, когда я был ребенком, для меня было одним из лучших событий выходного дня, когда родители брали меня и сестру в Самару. И чего тут только не было: шипучая сладкая вода, мороженое, разные сладости, интересные статуи, леденцы на палочках, воздушные шарики, артисты в необычных костюмах, дрессированные животные… И сад мне, маленькому, казался огромным и волшебным… Потом я вырос, и форт Федоровский, и Самара показались мне маленькими и тесными. И я уехал посмотреть на мир.

Теперь мне уже не нужно этого огромного мира полностью. Хватило бы немного, своего. А вот где это свое для меня? Здесь? В форте Федоровском? В Царицыне? В Нижнем? В Твери?

От философских размышлений меня отвлек кот. Черно-белый, с пушистым хвостом, он вышел из-за черемухи и пошел наискось по аллее. Я подозвал его. Кот доверчиво подошел, ткнулся мордою в ладонь, выгнулся под гладящей рукой. Потом пошел вокруг моих ног, потерся о них и ушел по своим делам. Я продолжал сидеть на скамейке. Должно быть, именно этого мне не хватало в Гуляй-поле – посидеть возле ручейка, в тени деревьев. Не за столом казино. Не у барной стойки. Не перед сценою.

Так я сидел до половины седьмого. Пора было уже и собираться. Никакой культурной программы на вечер у меня не было. Подумал про синематограф и не решился смотреть предложенное. И ничего не хотелось. Наверное, поем где-нибудь и отправлюсь в гостиницу.

Встал и пошел к выходу. Народу потихоньку прибавлялось, из палаток тянуло разными кушаньями и пивом.

Героически преодолел желание взять извозчика и пошел пешком. По пути решил, что в трактир не пойду, а куплю чего-то и поем в номере. Зашел в пару магазинчиков, где и купил небольшую бутылку топленого молока и пяток пирожков с разной начинкой.

У портье выяснил, как лучше добраться до форта Федоровский. Я попросил его разбудить меня в восемь утра, если сам не встану. Поднялся в номер и занялся ужином. После пирожков ощутил, что спать хочется все больше и больше, не стал противиться желаниям организма и улегся.

В сон я провалился почти мгновенно. Глаза открыл в семь. Чувствовал себя выспавшимся, потому занялся умыванием и сбором вещей. Сновидений не было, но это меня только радовало. Мест багажа у меня было сейчас меньше, так как сумка для еды опустела. Я ее свернул и засунул в саквояж. Пока она там недолго полежит, потом ненадолго наполнится, потом ей опять пора настанет в уголок прятаться. Когда я уже заканчивал сборы, в дверь осторожно постучали. Это был портье, который пришел будить меня по моей просьбе. Я поблагодарил его и сообщил, что успел встать сам, так что…

Нагруженный вещами, я спустился вниз, вышел на улицу и двинулся в сторону «Ивановского». На чашку чая у меня времени вполне хватало. Сегодня с утра в трактире еще никого не было, поэтому я пил чай с ватрушками в гордом одиночестве. Доев, подхватил вещи и вышел. До Хлебной площади было чуть больше квартала, потом она сама, потом еще два квартала вниз и один направо. И вот я на площадке, где с прогретыми моторами стоят машины, числом около десятка, как бортовые, так и наливные. Они каждое утро отправляются на форт, а вечером возвращаются. Служат они для переброски тех продуктов нефтепереработки, которые производятся в небольших количествах. Мазут, дизтопливо и бензин идут в самарский порт по трубам. Им придается охрана, ну и гражданские тоже присоединяются к этим колоннам. Кому срочно – может ехать и сам. На моей памяти за семнадцать лет, прожитых здесь, в год случалось в среднем один-два случая действий разных залетных шаек из степей. И приблизительно столько же нападений всяких чудовищ на людей на дороге. Но здешние жители ощущали, что береженого боги берегут и старались пользоваться оказиями военных. Рефлекс, и рефлекс стойкий. Хоть и не так часто приходят из степей удальцы-грабители, но лучше встречать их с пулеметом, чем с родным ружьем.

Тем более случалось и такое, как мне рассказывал отставной унтер из охраны: полтора десятка всадников атаковали восточный периметр охраны. Было это тогда, когда мне три года стукнуло. Выскочили из рощицы и с криками, гиканьем и выстрелами в воздух ринулись галопом на периметр. А там в три кола проволока, ров, мины и перекрестный огонь «максимов»… Но ребята в халатах и малахаях летели на все это, как будто на беззащитную деревню, хотя не факт, что они бы сквозь это проскакали, даже если бы пулеметчики не стали стрелять. А пулеметчики офигели и глядели на это с видом: это мне кажется или все, что я вижу, – правда? Первым опомнился командир блокгауза – выругался и несколькими затрещинами вернул в меридиан остолбеневших пулеметчиков. Далее всадники жили столько, сколько надо «максиму» на расстрел одной ленты… Потом унтер рассказывал, что они глядели на опустевшее поле с каким-то удивлением – а не встанут ли всадники снова?

Не встали. Потом в сумках нашлось то, что заставило их так озадачить охрану. Корень «ифтедар». Иногда называется «копыто демона». Смысл названия такой, что по мозгам бьет как копыто того демона. Ну вот и подумайте, каково это встреться с такими сорвиголовами в чистом поле, а не за линией проволоки, и без пулемета…

Я подошел к головному «козлу» и обратился к поручику с просьбой воспользоваться конвоем для поездки в форт. Он проверил документы и сказал, что я могу садиться на любую машину, но не в кабину. Сейчас охрана усилена, а потому – только в кузов. Эх, и пыли я сейчас наглотаюсь… Поблагодарил офицера, спрятал документы во внутренний карман пыльника и пошел к машинам. Подошел к третьей бортовой машине, сказал водителю, что поручик мне разрешил с ними поехать. Водитель ефрейтор кивнул головой. Солдат в кабине что-то искал в кармане и на меня внимания не обратил. Вообще они мне должны были сказать насчет того, чтобы я не курил, хоть машина и пустая сейчас. Но мне это говорить не надо – не курю.

Закинул как смог аккуратно вещи в кузов, а затем влез и сам. Сел справа от кабины, пристроив ранец на полу как сиденье. Ветра в это время года будут дуть так, что кабина меня закроет от пыли хоть частично. Чехол с карабином расстегнул, но его не вынул. Пусть так будет, в полуготовности.

Стояли мы еще около получаса. Затем медленно тронулись, спустились вниз и уже возле сведенного сейчас понтонного моста через Самару нас встретили броневики. Один задержался, пропуская колонну, а один ее возглавил. Колеса прогрохотали по понтонам, затем мы проехали через засамарскую слободку (там всего две-три улочки в мое время было, да и сейчас не прибавилось). Далее был КПП, через который нас пропустили без остановки.

Далее нас встретил ветер, несущий в лицо пыль и запах гари. Ну и нефтехимии тоже. Все как всегда – пахнет дорогой и заводом.

Но это будет не так долго. Возле завода пахнет только заводом, если ветер переменится. Пока же он дует так, что население форта отдыхает от заводского запаха.

Хотя к нему привыкаешь. По моим впечатлениям детства и юности, запах ощущался только иногда – когда на заводе были аварии или когда ты уедешь подальше, дня на три, а то и больше – по возвращении. И снова быстро привыкаешь. Но когда включат установку для военных моряков – вот там уж даже тренированное обоняние реагирует.

Путешествие выдалось пыльным, но мирным. Когда мы проезжали центральную площадь Федоровского, я постучал по кабине. Машина затормозила, и я как мог быстро ее покинул. Солдатик за рулем следующей машины давил на сигнал, поторапливая меня. Что значит молодой солдатик – не догадывается, что не все такие гибкие и шустрые, как он.

Я пропустил колонну, пересек площадь и поставил вещички на скамейку перед Народным Домом. Достал из ранца щетки и начал приводить себя в порядок. Напоследок протер лицо носовым платком и пошел в соседнее здание, где помещалась комендатура. Там мне положено было зарегистрироваться. Еще при комендатуре было несколько комнат для проживания командировочных. Вот на них я и рассчитывал. Гостиницы в форту раньше не было (и вряд ли появилась). Если там места не найдется, придется искать людей, которые сдадут комнату. А с этим есть сложности – не знаю, разрешается ли это сейчас. Да и помнит ли кто-нибудь меня через столько лет…

Зайдя внутрь в вестибюль, увидел ефрейтора с красной повязкой на рукаве, восседавшего за столиком. Это новость, раньше они тут офицера держали. Поздоровался и спросил, куда мне нужно пройти, чтобы зарегистрироваться на временное проживание. Ефрейтор восстал со стула, поправил кобуру, взял мои документы, внимательно прочел их и сказал, что мне нужно пройти в третий кабинет. Это по коридору направо.

Я двинулся туда. В коридоре слева были окна, выходящие на центральную площадь и клумбу с фонтаном посредине, а справа шли двери. Но табличек, кто помещается в кабинете, на дверях не было, только номера. Подошел к третьему кабинету, постучал в дверь, услышал: «Входите!» – толкнул дверь и вошел.

В кабинете сидел поручик в черном мундире. Во всех Новых княжествах подобные службы носят черные мундиры, хоть и называются по-разному. Значит, офицеры теперь этим делом занимаются. Раньше учетом приезжавших занимались унтера-сверхсрочники, которым уже здоровье не позволяло в строю служить, а до отставки еще пара лет оставалась.

– Поручик Ветерков. Предъявите документы.

Предъявил.

– С какой целью приехали в форт?

– Посетить могилы родственников.

– А кто у вас похоронен тут?

– Мать, отец, бабушка, муж сестры.

Дядюшку еще не упомянул, но у него не могила, а кенотаф. Ибо он утонул в Великой, а тело так и не нашли.

Контрразведчик вопроса: «а не отсюда ли я родом?» – не задал. Предложил сесть, сел сам и углубился в мои документы. Изучив подробно, достал журнал и стал вносить мои данные туда.

– Чем занимаетесь?

– Частной магической практикой, больше целительской. Иногда веду курсы в Тверской академии, но не каждый год.

– Отношение к военной службе?

– В Тверской армии прапорщик резерва. На сборах резервистов был, но в военных кампаниях Тверской армии не участвовал.

– А в других армиях?

Тьфу ты, опять придется вспоминать.

– В Царицынской и Нижегородской армии, там также числился в резерве. Участвовал добровольцем в военном походе в качестве целителя, но это вне Новых Княжеств.

– Подробнее, пожалуйста.

Еще раз тьфу. Рассказал подробнее. Но мой рассказ у него никаких эмоций не вызвал. Возможно, это профессиональное, а возможно, его службе это – дела давно минувших дней.

Далее я еще отвечал на многие вопросы. Аж скучно стало. Но наконец мои бумаги были заполнены. Далее мне сообщили, что срок проживания пять дней, если я захочу подольше, то надо обращаться с ходатайством. Уехать раньше – можно и без ходатайства. Далее мне нужно пройти инструктаж по пожарной безопасности и положено не пересекать внутреннюю линию охраны самого завода. Далее я расписался в том, что это мне объявили. И пропуск получил, который обязан предъявлять по первому требованию. Уф, теперь у меня свои вопросы.

– Господин поручик, у меня с собой оружие, в том числе карабин СКС-М. Как мне с ним быть?

– Карабин носить в пределах форта только в зачехленном и разряженном виде. Это если вне боевой тревоги. По ней – можно в любом виде. Кобурное оружие – носить можно, но только открыто. Разрешения на скрытое ношение из других мест – недействительны.

– А гранаты?

– Аналогично карабину.

Ну да, это ж не Тверь, где гранаты можно иметь только охотникам за нечистью. Здесь, в приграничном месте, с этим проще.

– Извините, еще один вопрос. У вас при комендатуре были комнаты для командировочных. Нельзя ли ими воспользоваться для проживания?

– Отчего ж нельзя? Из вестибюля, где дежурный, в коридор налево. За последней дверью переход в дворовой флигель, там и комнаты помещаются. Спросите Татьяну Алексеевну, она поселит. Когда заселитесь – на второй этаж, насчет противопожарного инструктажа. Одиннадцатый кабинет.

На этом было все. Я попрощался, спрятал документы во внутренний карман пыльника (их сейчас снова придется доставать) и отбыл.

Прошел вестибюль, оба коридора, переход и оказался перед раскрытой дверью. В ней вполоборота ко мне стояла женщина средних лет и что-то искала на полках раскрытого шкафа. Я постучал в косяк.

– Входите, гостем будете. По какому случаю здесь?

Голос знакомый.

– К Татьяне Алексеевне. Поселиться на пару-тройку деньков. Могу дать списать географию или химию. А вот геометрию нет – Измаил Моисеевич догадается, что списано.

Женщина изумленно обернулась ко мне, и пришлось извиняться. Увы, ошибся. По голосу принял ее за свою одноклассницу.

Меня простили и поселили. Жить я буду в комнате на троих, но пока один. Правда, это положение может в любой момент измениться. В соседней комнате живут два командированных инженера, но они днями и ночами на заводе, монтируют оборудование. Придут, примут по чарочке и валятся спать.

Да, кстати, в полночь флигель закрывается. Кто не успел, тот ночует на коврике у дверей (а коврика-то и нет). Удобства в коридоре. Чай вскипятить можно, а вот еду разогревать негде. Душа нет, в двух кварталах баня. Ну про нее я и сам знаю. Инженерам проще – они на заводе после смены в душе помоются. Курить в помещениях нельзя. Для того во дворике оборудовано место. При курении в неположенных местах – штраф и иные кары. Но это мне на втором этаже расскажут.

Поскольку я не командировочный – стоить это будет новый рубль в сутки.

Я выслушал еще ряд наставлений, был записан в амбарную книгу, заплатил, сам расписался и многого другого положенного исполнил. После чего сложил вещи, вынул из карабина магазин (коль так нельзя) и пошел на второй этаж – инструктаж получать. На вещи поставил сигнальное заклинание, чтобы оно меня извещало, что их сдвинули. Такого, как в Гуляй-поле, ставить не стал. Вдруг явится еще один командировочный и чуть подвинет в сторону. Тут мне немного повезло: инструктор явно хотел побыстрее закончить дело, оттого, узнав, что я здесь много лет жил, обрадовался, дал мне расписаться в книге, вручил краткую инструкцию, чтоб я освежил требования в памяти, и выпроводил. Итак, официоз позади. Кстати, в инструкции было указано, что по боевой тревоге я должен прибыть на восточную сторону периметра «конно, людно и оружно» и обратиться в блокгауз номер три к его начальнику. Время еще раннее. Пойду на кладбище, оценю предстоящий объем работы.

Но прежде я вернулся в командировочный флигель и расспросил у Татьяны Алексеевны, где можно поесть и где сейчас располагаются разные магазины.

Уже было довольно жарко, поэтому пришлось применить старый самарский опыт – ходить по теневой стороне и возле каждой колонки на лицо плескать водой. Жарко здесь летом, особенно в июле-августе, но и сейчас тоже лучше не гулять по солнцепеку. Тем более что я шел по улице, застроенной домами на одну семью. А в таких домах отчего-то повелось ставить дома фасадом на улицу, а двор с деревьями располагать сзади. Семье это, может, и лучше, а вот улица получается голая и без тени деревьев. Вот на западной окраине, где стоят восьмиквартирные дома и казармы для рабочих, там с посадками все хорошо. А улицы Волжская и Самарская вообще засажены яблонями и черемухой. Детьми мы туда часто бегали – полакомиться. Хотя у многих свои яблони во дворе были. В то время среди взрослых было принято, чтобы отгонять детей от яблок, когда они еще зеленые. Поэтому, кто бы ни шел мимо, он нас отгонял, пока общественные яблоки несли угрозу. Как созревали – уже никто не мешал. Даже помогали сорвать, если прохожий видел, что ребенок еще маленький и не дотянется. Правда, требовали всегда вымыть или вытереть. Интересно, это еще сохранилось или уже забыто.

Старое кладбище находилось на песчаном берегу старицы. Давно я тут не был. Вошел в железные ворота, точнее, в их пешеходную часть. Рядом была широкая часть, для въезда катафалков, но ее открывали только при похоронах. А посетители ходили через эту калитку. Возле домика кладбищенского сторожа лежали несколько образцов надгробных плит. Ага, значит, здесь еще хоронят и можно будет тут же узнать насчет возможной замены или ремонта памятника и оградки. Вот сейчас погляжу, а потом подойду, уже зная, что требуется. Мне идти прямо, до огромного памятника сыну купца Званцева, потом свернуть налево, потом еще пару рядов, и там будут могилы матери и отца. Бабушкина могила на другом краю. А дядина где-то рядом с ней. А вот где муж сестры похоронен, я точно и не знаю. Надо будет у сторожа спросить, если у него ведется учет похорон в какой-то книге.

Вот и могилы. Умерли они в разное время, но отец после смерти матери договорился, чтоб для него оставили место рядом с ней. И через восемь лет лег рядом с матерью. Здравствуйте, мама и папа. Если так можно говорить уже мертвым.

Я присел на лавочку и погрузился в незримую беседу с теми, кто ушел в эту землю, но остался в моей душе.

Сестра, когда после смерти мужа уезжала отсюда с детьми в Ахтубу, привела тут все в порядок. И это чувствовалось. Оградка, скамейка и столик требуют только покраски – все же семь лет прошло. Памятники тоже в порядке, нужно б только подновить краску, которой залиты буквы надписей. Ну и траву повывести… Теперь к бабушке.

А вот там оказалось не так хорошо. Тут виновата больше баба Аня. Перед смертью она заявила, чтоб на ее могилу не устанавливали каменного памятника, ибо не хочет она, чтоб ее плитой давило. Поставят пусть деревянный крест, как христианке, и даже не пишут на нем ничего. Бог ее и так знает, мы тоже знать будем, где она ляжет, а более ничего и ни для кого ей не нужно.

Отец сделал чуть по-своему и хорошо сделал: поставил небольшую каменную пирамидку с надписью, но не на саму могилу, а как бы в головах. Вот по этой пирамидке ее могилу я и нашел, потому что крест сгнил и развалился. Травы тоже много выросло, еле пирамидка нашлась.

А вот дядюшкин кенотаф оказался в идеальном порядке. И даже подсохшие цветы на могиле лежали. Видимо, женщина, любившая его, до сих пор жива и посещает. История эта романтическая, как раз в духе моего дядюшки. Он влюбился в одну замужнюю даму, та тоже его полюбила, но не могла разорвать уз брака. Так вот они и любили друг друга, пока смерть их не разлучила. Интересно, жив ли еще тот муж, бросить которого она так и не решилась при жизни дяди Евгения. Впрочем, история эта случилась во времена моей юности, поэтому мне могли не рассказать всех подробностей. Собственно, так и было, поскольку имени и фамилии мне родители так и не назвали. А дядюшка, как джентльмен, тем более. Или это уже не возлюбленная дяди, а его дочь? Кто знает…

Что ж, теперь пора к сторожке, вопросов к сторожу накопилось много…

Сторожа я застал на рабочем месте. Поздоровавшись, я спросил, ведется ли на кладбище какая-нибудь книга учета захоронений, потому что я хотел бы найти место захоронения мужа сестры, но не знаю, где точно он похоронен.

Сторож ответил, что учет этот ведется, но не им, а в жилищной части комендатуры. Это на втором этаже здания. Затем я спросил, как найти какую-нибудь организацию, которая сможет быстро изготовить крест и установить его. Оказалось, на улице Волжской, в пристройке к третьему дому, есть такая контора. Обычно она занимается похоронными услугами для тех, кто не работает на заводе (действующие работники завода погребаются за его счет, это в контрактах прописано), или если человек желает чего-то для себя необычного. Так что контора и кремацию организует, и похороны, и установку памятников. Крест у них может оказаться и готовым.

Что ж, теперь пойду обратно. Живому в царстве мертвых тоже долго пребывать не нужно. Он еще успеет сюда. Сначала в жилищную часть, потом пообедаю, потом в эту контору на Волжскую.

Было очень жарко, так что я уже не только у колонок увлажнял лицо, но и пил. Поэтому пребывание в жилищной части, где толстые стены хранили прохладу, мне очень понравилось. Сидишь, постепенно тебе все лучше и лучше, и даже то, что нужные бумаги ищут в подвале и уже долго, тебя совершенно не беспокоит – пусть ищут подольше… Но в итоге меня ждал сюрприз. Оказалось, что муж сестры в списках похороненных не значился. В списке кремированных – был. Значит, Никифор Ильич либо завещал развеять свой прах над любимым им местом, либо Анастасия увезла урну с собой. А в письмах она ничего об этом не писала.

В благодарность за поиски журнала семилетней давности по пыльным закоулкам я спонсировал отставного унтера, который на этом учете сидел и поисками занимался. Да, знаю, преступление. Но не сделал бы – чувствовал бы себя неудобно. И отставник вечером выпьет пива, смыв архивную пыль с глотки.

Выходить на улицу не хотелось несмотря на голод. Потому я посидел внизу, выпросив у дежурного в вестибюле стул. Сидел и вспоминал разные интересные захоронения и надгробные надписи.

Сначала вспомнил про Балаково. Там, в сухом грунте, многие тела высыхают и не истлевают. Хотя смотреть на них неприятнее, чем на скелеты такого же возраста. С балаковских мумий мысль перескочила на Царицынское западное кладбище, где столько интересных надгробных надписей. Там чаще хоронят своих аборигены, потому на нем соседствуют самые различные способы упокоения. И на надгробиях самые разные языки встречаются. Вот, помню, на вилларском: «Вышел я в поле для посева, но ударила в меня молния, и не увижу я теперь итога дел своих». Проникает. Или надпись, сочиненная матерью (этого языка я не знал, мне перевели): «Всем был хорош мой сын, и все мне завидовали. Даже Смерти стало завидно, что у меня есть он, а у нее его нет».

У выходцев из герцогства Ребольд вообще не принято на могилах писать имена и фамилии. Они оставляют там два-три или чуть больше рисунка, которые должны сказать все о человеке. Например – трость, книга, четыре звезды кучкою. Означает: человек был книжником, дожил до старости, имел четырех дочерей.

А в Харазе я видел монумент в честь какого-то древнего полководца. Это была стела с выбитым на нем текстом. Сначала перечислялись победы этого человека, а заканчивалось все такой строкой: «После победы на Синей реке никто не мог встать в поле против него, ибо у всякого врага мужество стекало по ногам при звуке его имени».

А самую смешную и неграмотную эпитафию я встречал в старой книге: «Увы увы ты наповал на небо вкусивши гадостей земных и водно часье ввысь воск парил от всех своих нуждежд а нам свою болонку пре под нос мол ах тяжка ты дуля в земной удоли смертного».

Поскольку я, вспоминая некоторые надписи, не удержался от смеха, ефрейтор-дежурный не выдержал и спросил, отчего я смеюсь. Я ему и рассказал, чем доставил пареньку неподдельное удовольствие. Он ведь был совсем молод и не успел посмотреть мир. Я еще добавил про разные харазские достопримечательности. Время проходило приятно и в приятной прохладе, но сколько ни тяни, а идти-то надо.

Харчевня, которую мне рекомендовали, была по дороге к улице Волжской. Но, пока я дошел, пот лил с меня градом и пить хотелось со страшной силой. Я заказал холодный свекольник, гречневую кашу с молоком и двойную против обычной порцию морса. Выбрал все это я, исходя из температурных условий. Все пошло на ура, но вскоре стало неприятно печь в желудке. В итоге последний участок пути я страдал не только от жары, но и от изжоги. Не то там кухня была такая, не то так желудок отреагировал на холодную еду. Правда, по Волжской идти было полегче из-за того, что улицу в свое время хорошо озеленили.

В погребальной конторе «Безенчук» мне обрадовались. Что навело на мысль, что с клиентами у них не так густо. Название же навело на мысль про одного литературного героя, тоже гробовых дел мастера. Но тут все не столь однозначно. В Самарской губернии до Переноса был поселок Безенчук, район с таким же названием и небольшая речка, впадавшая в Волгу ниже Самары.

Район и поселок остались где-то в иных отделах мироздания, а вот речка слилась с местной Иден, оттого сильно увеличилась. Ландшафт получился тоже гибридный, но, слава богам, Дурных болот не образовалось. Называли ее пришлые и аборигены, кому как хотелось. Аборигены чаще по-старому, потому что на языке местных кочевников «Иден» означало «Молодая луна», а «Безенчук» не означало ничего. Рыбная ловля там считалась весьма хорошей, хотя и похуже, чем в Кинеле. Но не в пример безопаснее.

Труженики конторы сказали мне, что крест у них есть и они его могут установить тогда, когда мне удобнее, хоть завтра. Мне только нужно назвать, где могила, и дать образец надписи на кресте, то есть кто там покоится и что я еще пожелаю написать – выражение из христианской священной книги, например. Вообще я сам собирался купить краски и кисти и подновить буквы и оградку облагородить, но коль ребята тут такие шустрые, может, им это поручить? Цены, судя по прейскуранту на стене, здесь куда меньше тверских. Так и решил. Ребята приняли у меня заказ на крест (надпись на нем я делать не стал, памятуя бабушкины слова) и подновление краски. Поскольку я не знал, на каких линиях произведены захоронения, а ориентировался на глаз, то договорились, что встретимся завтра в десять у ворот кладбища. Я покажу, где нужно, и могу проконтролировать исполнение заказа. Я подписал договор, оставил им аванс и, попрощавшись, вышел. Теперь куда б деться при такой жаре? Будь прохладнее, можно было б погулять по улицам, ведь всюду есть что вспомнить.

Оттого я зашел во двор пятого дома, устроился на скамейке в тени и предался созерцанию и раздумьям. С самим двором пятого дома в моей жизни ничего не связано (забегал сюда несколько раз во время игр), поэтому я смотрел на кота, пытавшегося поймать голубей, на игры стайки ребятишек, на густо засаженные цветами клумбы… Да и самому было что вспомнить.

Так шло время. Прогудел гудок завода (это значит, что уже пять), вскоре стали появляться люди, идущие с работы. Пора и мне идти. Желудок чуть притих, но удовольствие от сегодняшнего дня он мне уже испортил. Есть еще место, где я могу поужинать, но вдруг там окажется тоже нечто снова непереносимое для желудка? Оттого я решил повторить самарский опыт с ужином, купив молока и нечто печеное, и поесть в номере. Вообще с четырех до шести в самарском климате самое пекло бывает. Может зайти в этот самый «Уютный уголок», вдруг там есть веранда, где тень и прохлада?

Пошел туда. Веранда там была, но там уже сидело много народа, громкое веселье, табачный дым коромыслом… Ну его, пойду лучше за молоком и пирожками… Молока купил целый литр, решив, что хуже не будет. Если до утра не скиснет, то попью чаю с молоком – неплохое средство при разных желудочных неприятностях. А скиснет – невелика потеря. Пирожков тоже купил с запасом, аж десяток. С капустой и яйцом пойдут на съедение сейчас, а с вареньем на утро. Что безопаснее при хранении – надо есть во вторую очередь.

Пришел в гостиницу, почистил обувь и одежду, умылся и сел есть. На часах было семь. Для ужина нормально, но вечера еще много. Поскольку перлы из жизни попаданцев я оставил Семену, то пришлось читать руководства по маузерам. К темноте они уже так надоели, что за наставление по гранатам браться не хотелось. Инженеры из соседней комнаты пока не возвращались. Не то еще не все смонтировали, не то на веранде «Уютного уголка» отдыхают.

Молоко вышло все, проблема с прокисанием решена окончательно и бесповоротно. Желудок успокоился и на пирожки реагировал вяло.

Пора спать. Револьвер на столик, часы тоже, кольт под подушку, сторожки на окно и дверь, одежду в шкаф, а сам под простыню. И пусть приснится мне нечто приятное вроде купающихся девушек или восточного базара…

Мечты, мечты… А вышло совсем по-другому. Вообще из ряда вон выходящий сон.

Я был во тьме, и мне звучал голос:

– Третий. Третий! Я не вижу тебя, но ощущаю твое движение по Итилю. Отступись, третий. Что тебе до Закатной Пущи. Что тебе до изнанки планов власть имущих, которые делят власть и золото на берегах Итиля. Отступись. Ты ничем не обязан пославшим тебя. Они тоже отступятся или найдут себе другое орудие. Тебя никто не упрекнет, даже ты сам. Отступись. Я смогу вознаградить тебя за этот шаг назад. И не только золотом или Силою. Твои родители умерли уже давно, и я не смогу воскресить их. Но твою дочь – смогу. Это нелегко, но я смогу. Вернись обратно. Петля Судьбы не хуже петли палача.

Темнота на какой-то краткий миг расступилась, и я увидел Не-мертвого. Как будто сквозь толщу воды со дна реки. Скелет, обтянутый кожей. Глаза, светящиеся, как угли пекла. На голове герцогская корона. На шее тяжелая золотая цепь с магически активными включениями. Ветхая черная мантия. В руке сухая дубовая ветвь, только желуди на ней не обычные, а золотые.

И снова непроглядная тьма и глухой голос:

– Отступись.

Я открыл глаза. Пот буквально заливал меня. Так потеют только фанатики бани в парилке или эпилептики после припадка. Другая жидкость тоже рвалась покинуть меня. Я встал. Ноги подкашивались. Дошел до туалета, сделал свое дело, плеснул воды на лицо, затем отхлебнул воды из-под крана. Чуть отошел. Но сердце колотилось, как у затравленного зайца. Поковылял обратно, пройдя сквозь мощную волну перегара из соседней комнаты (вернулись-таки с «монтажа»). Расстегнул саквояж и влез во внутренний карман. Пальцы нащупали небольшой квадратный флакончик. Теперь десяток капель в стакан воды (спасибо, что здесь принято ставить графин с водой в комнату). Взболтал и выпил. Теперь можно надеяться, что сердце не сдаст. Подошел к окну, распахнул его. Вернулся к кровати и свалился на нее (прогнутая сетка лишь чуть-чуть не достала до пола).

Ритм сердца понемногу редел, уже не напоминая его ритм у ребенка или у кролика. Пот тоже высыхал под потоком ночной прохлады.

Нет, ну не верю я в то, что Не-мертвый так обращался ко мне! То есть если он сочтет нужным, то найдет и обратится, и гонца пришлет, да еще и гонца, который от старости не умрет, если с ответом задержка выйдет. Но не может существо такой силы уговаривать меня отступиться. Переговоры ведут близкие по силе противники.

Нет, это воображение разыгралось! Или это испытание со стороны наблюдающих за мной? А вот это более вероятно, чем Властелин Ужаса, обращающийся к какой-то мелкой сошке с предложением отступиться за чрезвычайную цену.

И ведь как точно нацелено – в самое сердце! Не властью, не Силой, ни толпой девственниц соблазняют, а именно тем, от чего сердце идет вразнос. Нет, любезные, еще раз такое ниспошлете про дочь – действительно отступлюсь!

Сердце стало биться редко – получилось сорок два в минуту. Наверное, многовато принял лекарства. Но кто ж знал – рекомендация по нему пять-десять капель, а я крупнее среднего больного.

Но все обошлось. Ритм увеличился и стабилизировался самостоятельно. Встал и выпил еще воды. Потом закрыл окно. Только простуды еще не хватало.

Но все-таки кое-что мешало признать сон простой игрой воображения или проверкой на лояльность. Две детали смотрелись подозрительно, ибо дублировались с прежними снами. Дубовая ветвь с желудями и зеркало ртути. Наверное, то, что я ощущал как взгляд из-под воды, – не вода, а ртуть в чаше для поиска удаленного предмета или человека. Два пересечения вещих снов. Если предположить, что во второй раз меня проверяли, то в первом-то случае – нет!

Игра воображения? Что-то повторяется эта игра. А когда сведения о чем-то повторяются, значит, так оно и есть. И еще – у врага может быть более хитрый план. Если у меня сдаст сердце от такого предложения, то и воскрешать никого не потребуется. Угроза уйдет сама.

Нет, не верю!

А с другой стороны – отчего выбран именно я? Не абориген, а пришлый, не фанатичный поклонник Светлой Четверки, не доктор магических наук, не потомок Арсина Бэраха? Отчего бы Светлой Четверке не стронуть с места трехсотлетнего (по слухам) Валера, чуть подлечив ему старые суставы и усилив его командой из подающих надежды его учеников? Они б ему чай кипятили, уставшие ноги массировали и заодно делу учились…

Или, коль нужны обязательно пришлые – то Сфинксов (пообещав в награду неограниченное количество пива)?

Но Светлые боги и их аватары не взялись за само собой разумеющиеся варианты, а взялись за меня. Значит, для чего-то нужен именно я, то бишь есть во мне нечто, которое видно им, а мне – нет. Но только что это?

Неужто правда то, что дядя как-то сболтнул про давнюю примесь эльфийской крови? Ага, аж два раза. Гляньте на меня – эльфа я напоминаю только ростом. А вот ушами – увы… И в лесу душа не поет и не чувствует себя дома. А неплохо бы, чтоб в нужный момент оказалось, что я – реинкарнация некоего великого эльфийского волшебника минувших времен, хе-хе…

Что-то тут не так, но что – никак не могу догадаться. Оттого, что непонятно, за что меня выбрали, – за что-то или оттого, что другого выбора не было.

Перевернул подушку, устроился поудобнее. Надо заснуть. Только вот незадача – захотелось невинный сон про девиц посмотреть, а получил кошмар. Чтоб сейчас пожелать, чтоб сон нормальным оказался? Так и заснул, не зная, что пожелать.

И приснилась мне кавалерия, грозно идущая в атаку по степи. Волны всадников прокатились через меня, совсем рядом, но не задевая. И смотрел я на это как-то снизу, словно лежал на земле. Кавалерия была какая-то давняя, регулярная, но с шашками. Не сегодняшние драгуны, которые вместо шашек тесаки таскают.

Должно быть, это дела давно минувших дней, вроде той самой Междоусобной войны. Тогда стороны кавалерией широко пользовались. Победившая сторона вообще две конные армии имела, в каждой по четыре кавалерийские дивизии. Огромные массы. Если сейчас в тверской армии всех драгун с «горгулий» согнать и на коней посадить, то едва наберется четверть этой конной армии.

Проснулся я в полвосьмого. Чувствовал себя вполне нормально, ни сердце, ни желудок не беспокоили. Вышел в коридор и узрел соседей – инженеров. Гульнули они вчера здорово и сейчас обсуждали животрепещущий вопрос: похмеляться или нет? Если похмелиться – на завод не допустят с соответствующими последствиями. Прощай тогда контракт. Не похмелишься – здравствуй, белая горячка.

Ага, трижды ха-ха. Нашли чего и когда пугаться.

Им до белой горячки еще дожить надо, а до того еще и пить бросить. Попробую-ка им предложить помощь. Не заработаю, так поехидничаю.

– Привет вам, соколы ясные! Что крылья-то приопустили, пригорюнившись? Аль вчера водку с пивом вкушали до состояния не летающего, а пресмыкающегося?

Инженер, что повыше ростом, ругнулся. Тот, что пониже, пробурчал нечто в смысле, что мне за дело до того.

– Да, в общем, никакого. У меня руки не дрожат, и изгнание с работы, ежели похмелюсь, мне не грозит. Могу и мимо пройти. А могу и помочь магической детоксикацией. Один день лечения и три приема снотворного средства на ночь. И даже на работу сегодня пойдете без последствий для контракта. Все это, естественно, при том условии, если опять гудеть не будете. И гудеть не надо с недельку.

– А почем?

Ага, пробрало.

– Десятка с носа. Марками не беру. Шелонгами тоже, ибо патриот (это я так просто, из противности).

Высокий опять ругнулся. Сосед сказал ему:

– Чего экономить-то? Похмелимся – контракт накроется, ибо выгонят. Потери значительно больше будут. Не похмелимся, терпеть будем – фиг знает что получится из монтажа. Замкнет цепь от ошибки – не рассчитаемся. Куда ни кинь – всюду клин. Да и не обеднеем-то…

– Ну тогда ты первый, а я посмотрю, может, соберусь…

Низенький нашарил кошелек, протянул мне стопку монет. Я отправил их в карман, спросил, сколько у них есть времени. Ответили, что приблизительно час есть. Я подвел его к кровати, уложил, сказал, что сейчас он заснет и будет спать минут двадцать. Потом пробужу и еще раз обработаю. Сегодня он будет больше обычного мочи выделять, так что пусть не пугается. И самое главное – ни капли спиртного. Неделю.

Далее я его усыпил и, не жалея Силы, обработал. Как проснется, поставит рекорд по отделению мочи.

Повернулся к высокому, который как раз наливал себе третий стакан воды.

– Дело твое, но лучше начинать сейчас. Если ты не поспишь эти двадцать минут, то придется обрабатывать тебя Силою сильнее. Это и неприятнее, и будет стоить не десять, а пятнадцать.

Высокий помянул демонов с демоновыми матерями и полез за кошельком. Это, конечно, не так ярко, как двоюродный дядя Алексей в борьбе с царицынскими торговцами, но мощно получилось.

Когда он тоже захрапел, я отыскал Татьяну Алексеевну и попросил ее согреть чайку. Пока вода грелась, завершил свой туалет. Когда инженеры проснулись, я сидел в их комнате за столом и допивал чай. Сахар у меня был свой, а заварку, грешен, у них позаимствовал.

– Ну что, соколики? Не дрожат уже крылья? Готовы взвиться орлами? Не тяжело ль дышать от удушения жабою?

– Да нет, ничего так. Все еще не прошло, но уже совсем по-другому. Почти что хорошо.

Это отвечал низенький, а высокий ставил в этот момент рекорд по мочеотделению.

По его возвращении я их еще раз обработал. Признался в похищении заварки, но они на это внимания не обратили, занятые срочными сборами на работу.

А не зря поработал: в дыхании мерзкий запах ушел, руки не дрожат, лица прояснились. Повторил насчет снотворного и даже начертал название на бумажке. И насчет воздержания повторил тоже.

За окном забибикала машина. Инженеры спешно заперли дверь и побежали к выходу. Довольный собой, я пошел заниматься своими делами. Но что-то мешало быть полностью довольным собой, какая-то мелочь диссонировала. Поразмыслив, я догадался, что именно меня раздражало. Разговаривал-то я с ними как ехидный старый дед или тесть, ехидно же выговаривающий непутевому зятю про его вчерашние непотребства, в пьяном виде совершенные. Угнетало не то, что как ехидный дед, а то, что как дед.

Револьвер с собою брать не стал, ограничившись кольтом и прицепив подсумок. С учетом вчерашней жары пыльник надевать не стал.

Прислушался к себе – хоть Силы и не жалел, щемящего ощущения пустоты в груди нет. Это хорошо. Но надо еще попробовать потратить и посмотреть на результат.

Ребята из «Безенчука» меня уже ждали возле ворот кладбища, подъехав на своем «полевичке» с прицепом. Я поздоровался с ними. Второй из них выскочил из кабины и побежал отпирать ворота.

Как только он вернулся, я вскочил на подножку с его стороны и стал показывать дорогу. Сначала мы подъехали к могилам родителей, и я показал фронт работ. Далее мы двинулись к бабушкиной могиле. Ребята стали собирать крест из деталей, а я решил сам извести траву на ней. Маг Огня на моем месте ее бы выжег до образования корки на земле. Без корки они считают работу халтурой. О чем существуют анекдоты в магической среде, посвященные приключениям магов Огня на кухне. У меня Стихия другая, и сейчас я ею воспользуюсь как косою. Что и проделал, выкосив траву вокруг холмика начисто, а на нем самом – на половину высоты. Крест уже был собран. Ребята воткнули его острием в землю и пошли за кувалдою. А зачем нам кувалда, есть для того Воздушный Молот. Раз, два, три – и крест вбит. «Безенчуки» аж обалдели, глядя на это. Но ненадолго. Далее они стали подновлять пирамидку, а я устроился в тени машины.

Вот теперь уже потеря чувствовалась, но несильно. Где-то минус десять процентов.

Закончив, ребята закрепили венок, и мы поехали к могилам родителей. Здесь уже траву косили они. Работали они качественно, и я решил не мешать им, пусть заканчивают сами. Жара уже опять чувствовалась. Причем парило, как перед дождем. Перед уходом я рассчитался с ними полностью. Они явно обрадовались. Видимо, думали, что за свое участие я их плату срежу.

Бросил прощальный взгляд на могилы и пошел к выходу. Проходя мимо дядюшкиного надгробия, решил удовлетворить любопытство, узнав, кто же за ней ухаживает. О чем и спросил сторожа: не видел ли он, кто ухаживает за могилой. Сторож подумал и сказал, что раз в месяц-два приезжает женщина лет тридцати – тридцати пяти на вид. Иногда одна, иногда с дочкой лет семи. Машина богатая. Сопровождают ее два охранника и шофер. Цветы она сажает лично, а за лопату берется кто-то из охранников.

Вот как. Значит, от дядюшки остались не только надгробие и память знавших его людей.

Я попрощался со сторожем и ушел. В принципе все в форту мною сделано, можно еще погулять по улицам и посмотреть на памятные места (насколько жара позволит), ну и можно еще на страдальцев-инженеров поглядеть. Но тут все зависит от возможности уехать в Самару. Если это можно сегодня, то программа свернется, если завтра – то можно и все это сделать.

Я вошел в здание комендатуры и спросил дежурного, где я могу узнать про оказию до Самары. Дежурный сказал, что следует обратиться в транспортную службу. Второй флигель во дворе, только заходить через ворота, обогнув здание справа.

В транспортной службе у меня тщательно проверили документы и даже позвонили контрразведчику в третий кабинет. Далее острый приступ бдительности притупился, и мне сообщили, что можно уехать сегодня вечерней колонной, а можно и завтра утром. Из-за поломки водопровода в гарнизоне повезут солдат в городскую баню. Я сказал, что это меня устраивает больше. Тогда мне нужно будет подойти к восьми к дежурному. От комендатуры поедет «виллис» сопровождения, в него меня и посадят. Мне вручили листочек-разрешение и отпустили.

Пора было обедать. Я решил пойти во вчерашнюю харчевню, только заказать не холодные блюда, а горячие. Может, так пойдет лучше. Поэтому холодным был только морс, а картофельный суп и каша с говядиной – горячими. Поев, я сразу взмок, но желудок промолчал. В жару с холодной едой вечно неудобства, хоть ее и хочется. Либо желудок возмутится, либо горло простудишь.

Я поглядел на родительский дом (это было служебное жилье, поэтому там жили уже другие люди). Увидел школу, магазины, в которые меня посылали, баню (увы, придется мыться в Самаре), прочие памятные места. В основном все осталось прежним. Не было только людей, которых я знал и которые знали меня. Того самого меня, который качался на этих качелях, учился в этой школе, бежал по этой улице, целовал девушку под этой липой… Это время ушло, и ушел тот самый я. Мне была дарована возможность еще раз взглянуть на начало своей жизни, на памятное и дорогое мне.

Эту песенку про осень любила петь моя бабушка. Когда-то давно, уже не в этой жизни.

Ужинать я решил так же, как и вчера. Но на сей раз до утра не дожили ни молоко, ни пирожки. Татьяна Алексеевна уже собиралась уходить. Я спросил, будет ли она завтра утром, в полвосьмого, чтобы сдать место. Она сказала, что да, будет.

Страдальцы-инженеры явились в девять.

Они поведали, что дела пошли на лад, работать они смогли, и никто к ним не придирался за вид, не такой, как у всех. Правда, они устали больше обычного.

Я заметил, что это хорошо, и спросил далее, а ели ли они. Они ели. Поэтому и подверглись второй обработке Силою. А вот в аптеку они не попали. Я сделал вид, что не понял, отчего они не попали, и выговорил им за это. И добавил, что, если они не смогут сами успеть в аптеку, пусть попросят местных купить.

Наведя страх божий на пьяниц командировочных, я отправился к себе в комнату. Вещи, за исключением мелочей и туалетного несессера, были уложены. Еще немного пободрствую и лягу.

Мысли мои вернулись к минувшему сну. И тут я вспомнил момент, который ранее упустил. Голос назвал меня третьим. Как и явившийся в первых снах Гордимер, который тоже назвал меня третьим и сказал, что еще двое уже начали свой путь (или вот-вот начнут, ибо точно уже не вспомню).

Поскольку это было инспирировано известно кем, то и продолжать называть меня третьим могут только посланцы известно кого. А вот для Не-мертвого я третьим быть не должен. Даже если он засек всех трех, то наша последовательность ему вряд ли известна: кто из нас первый, а кто второй. То есть мнение мое склонилось к версии испытания. Хотя тут все зыбко и ничего точно утверждать нельзя.

Хотя, если личем стал мой однокашник Миша, с которым мы столб кукишем завязывали, то название «третий» тут в жилу. Я их тогда в кабаке нашел с Кириллом, они там абрикосовку хлебали и мне посоветовали.

Я улыбнулся этой версии, но сомнения оставались. Подумал, может еще почитать наставление по маузеру, и не стал делать это. Спать уже сильно хочется. А с такими снами еще и выспись…

Сон был каким-то пустым и незапоминающимся. Но выспался я хорошо и чувствовал себя бодро.

Быстро умылся. Увидел, что инженеры уже ушли, вырвал из блокнота листок и написал на нем «Снотворное!!». Листочек вставил под номер комнаты. Вот – злобный маг уехал, но беспокойство после себя оставил. После я нашел Татьяну Алексеевну и сдал ей комнату.

Пора было идти к дежурному. Вскоре «козлик» подкатил к дверям. Я вышел, поздоровался и протянул вчерашнюю бумажку, сказав, что мне разрешили доехать до Самары с колонною. Подпоручик внимательно изучил мои бумаги и сказал, чтобы я грузился на свободное место сзади. Я пошел за вещами. Пока я грузился, офицер зашел в разные отделы комендатуры, потом вернулся с какими-то бумагами, сел в машину и скомандовал:

– Попов, давай!

Водитель газанул.

Машина наша подъехала к казармам гарнизона, где к ней пристроились еще два грузовика с ожидающими помывки солдатами и еще один «козел», но с пулеметом. Колонна двинулась к воротам форта.

Колонна шла на хорошей скорости, никто на нас не нападал, КПП в засамарской части нас не задерживал, поэтому я вскоре уже прощался с военными и желал им всяческих благ. Им еще надо было ехать в городскую баню, а мне до «Хлебной» совсем немного. Я направился туда, но в гостинице (точнее, перед ней) меня ждал сюрприз. На входе в гостиницу стоял городовой и не пускал в нее никого. Перед входом уже собралась небольшая толпа: трое с вещами в руках (явно товарищи по несчастью), пяток зевак и молодой человек с блокнотом в руках и фотоаппаратом на шее. Явно щелкопер из местной газеты. Все требовали ответов у городового, но тот все отвечал:

– Не велено пущать! Место преступления! До окончания расследования ничего сообщить не можем!

Увели небось у какого-то купца что-то дорогое, вот теперь и расследуют. Надо искать другое место.

Я напряг память, вспоминая, где еще видел гостиницы, но тут из-за угла выехал извозчик. Пустой! Я рванул к нему и опередил двух ранее стоявших на крыльце с вещами. Хе-хе, вовремя надо спохватываться.

Извозчику я сказал, что желаю в гостиницу, но не в «Ройаль», а в такую же, как вот эта. Он предложил отвезти меня в гостиницу «Новый торг» возле центрального рынка. То есть не так и далеко отсюда. Я согласился. Доехали действительно быстро. Гостиница явно недавно построена. Я такой раньше не видел. Правда, не смог вспомнить, что раньше было на ее месте. Наверное, самые обычные дома, раз не запомнились. Извозчику я велел подождать, вдруг там мест не окажется, тогда дальше поедем. Места были, поэтому я вернулся, расплатился и забрал вещи.

Да, гостиница явно новая, в холле еще ощущается слабый запах лака и краски. Номер стоил дороже «Хлебной», но куда ж деться… Вещи наверх не я поволок, а паренек лет шестнадцати. Расплатился с портье пока за двое суток и задал ему вопрос: а не знает ли он, что в «Хлебной» случилось, раз туда никого не пускают? Портье ответил, что там вышло кровавое смертоубийство. Убили купца, приказчика и охранника. Обнаружили это вчера, потому новость успела угодить в «Вечерний листок». Полиция про это много не рассказывает, а слухи еще просочиться не успели – времени мало.

– Вот несчастье-то. Я как раз в «Хлебной» жил, прежде чем в Федоровский уехать. Может, и видел этого купца или даже с ним на пароходе из Нижнего плыл…

Портье только горестно вздохнул.

Номер мой выходил окнами во внутренний дворик, весь заросший сиренью. Мебель была новенькая, из светлого дерева. Мне понравилось даже больше, чем в «Хлебной». Я разложил вещи и занялся их разбором: что требует ремонта, что возьму с собой в поход, а что надо где-то оставить. Параллельно я писал список того, что еще нужно сделать либо приобрести. Так в трудах да заботах пролетело часа два. Но труды мои были прерваны резким стуком в дверь. Я отложил стопку белья, которую держал в руках, подошел к двери и спросил:

– Кто там?

– Полиция города Самары!

Дверь я приоткрыл – действительно, два господина в полицейских мундирах.

– Чем могу служить?

– Добрый день! Квартальный надзиратель Чумаченко! К вам есть несколько вопросов, как жившему несколько дней назад в гостинице «Хлебная».

– Проходите в номер и присядьте, я к вашим услугам.

Квартальный прошел и присел на стул, а второй полицейский остался в коридоре и прикрыл дверь.

Вот оперативность! То, что мои данные в книге учета записаны, – это понятно, а как быстро они успели прознать, что я вернулся! Тут меня попросили предъявить документы, что я и сделал. Бумаг у меня теперь много – разрешения, квитанции… Затем последовал вопрос о цели визита.

– Я ездил на могилы родственников в форт Федоровский. Я родом оттуда, хоть и живу сейчас в Твери.

– А долго вы жили в «Хлебной»?

– С обеда по утро следующего дня. Утренней колонной уехал в форт.

Вообще это в книгах записано должно быть.

– А знали ли вы купца Фирсова Ивана Ильича из города Нефтекамска?

– Не припоминаю. А что случилось с Иваном Ильичом?

– Застрелен в номере «Хлебной» вместе со своим приказчиком Чернобородовым и охранником – тифлингом, имени которого мы не знаем.

– Ага, так это я их видел. Я уже вселился и пошел вниз – найти место, где пообедать. Они же там с портье и общались, номер выбирали. Купец на диване восседал, приказчик что-то у стойки делал (что – не припомню). А тифлинг в стороне стоял, наблюдая за порядком.

– А что вы еще сказать можете о них?

– Ничего. Купец с приказчиком – абсолютно типичные внешне представители своего занятия. Обоих хоть на выставку. Тифлинга я заклинанием прощупал, когда увидел, что аура у него необычная. Увидел рога – и интерес потерял.

– А что дальше было?

– Они меня интересовать перестали, и я пошел обедать.

– А больше вы их не видели?

– Нет. До позднего вечера был в городе, потом вернулся, лег спать. А с утра уехал. Если бы сейчас гостиницу не закрыли, то я бы мог и не узнать про их смерть, ибо газет самарских не читаю.

– А почему это?

– Не до них. Дела.

Квартальный явно ждал, что я продолжу про дела, но я лишь сидел и смотрел на него. Наконец он нарушил молчание:

– Какое у вас есть оружие?

– Два пистолета кольт, револьвер, карабин. Ножи еще…

– Покажите, пожалуйста, ваши пистолеты и револьвер.

Можно было отказать, ведь ордера-то мне не показали. Но я видел, как квартальный буквально сделал стойку, услышав про кольты. Так что ордер он быстро добудет. Надо заканчивать побыстрее. Убийство явно громкое, судья легко пойдет навстречу с ордером. А мне бояться нечего. Я в Самаре только несколько комаров убил.

Я встал, вынул револьвер из кобуры. Достал кольт из-под груды свалившихся на него маек. Из ранца добыл запасной кольт. Он вообще-то не запасной, а мое оружие как офицера резерва. Ну я его и использую как резервное оружие. Уложил все три штуки в ряд и сделал жест рукой – смотрите.

Квартальный взял в руки резервный кольт, повертел, выдвинул магазин, вынул из магазина верхний патрон. Нюхнул ствол. Вернул патрон и магазин на место, положил кольт на стол. Проделал то же самое с рабочим кольтом. На лице явно было написано разочарование. Уже нехотя взял револьвер, сдвинул замыкатель барабана, откинул его вбок, нажал на головку экстрактора. Вот тут он слегка заинтересовался.

– Это придумано, чтобы иметь один патрон и для револьвера, и для пистолета. Заказал гномам, а те исполнили.

Разочарование на его лице проступило еще сильнее. Ага, понимаю почему.

Убили купца с компанией из пистолета калибром в 10 мм, которые существуют двух видов – «аспид» и «кольт». Но квартальный еще не знает, из какого точно. Поэтому сделал стойку на мои пистолеты. А они под другой патрон. Разочаруешься тут…

– Карабин, ножи посмотреть не желаете?

Квартальный не пожелал, а довольно быстро свернул разговор и откланялся.

Время подошло к обеду.

Пойду обедать, а дальше видно будет. Из-за погоды решил сюртук не надевать, пыльник тоже. Надел наплечную кобуру с кольтом, револьвер повесил на пояс. Основной медальон – на шею. Грозный вид портит только блокнот в руке. Далее я прошествовал по улице Ленинградской в сторону Великой, отыскивая взглядом места, где можно поесть и смущая внешним видом прохожих. А сами виноваты – коль у вас в городе даже тифлингов отстреливают, потому и буду ходить до зубов вооруженный. Смущал я самарских жителей три квартала, до дверей трактира «Северная корона». Владелец необычное название придумал, одобряю. Теперь надо оценить его кулинарные достижения.

Поел борща. Тоже одобряю. Пока второе еще не принесли, я открыл блокнот и стал прикидывать, что мне нужно еще сделать в Самаре до отъезда. Вот что получилось:

1. Наличные, поскольку в Рождествено вряд ли чеки примут.

2. Еды. На срок от трех дней до недели.

3. Магическая лавка (правда, что брать – до сих пор неясно).

4. Ртуть. Гм, это в предыдущий пункт.

5. Медный или латунный нож?

6. Ремонт одежды и обуви (если нужен).

7. Сложить ненужные вещи и договориться с гостиницей о временном помещении и даже отправке домой.

8. Культурная программа.

9. Письмо Валерию.

Вроде пока все. Принялся за жаркое и в процессе поедания его вспомнил, что карабин-то со мной. А надо сдать в арсенал. А потом получить. Может, удастся договориться, чтоб оставили мне, и тогда не потребуется таскать туды-сюды? Вписал еще пункт и продолжил есть.

После обеда решил не расслабляться и плодотворно поработать. Вернулся назад, на рынок, мимо которого я шел обедать. Первой была лавка съестных припасов для дороги. Там мне предложили два варианта пайков. Первый состоял из банки консервированного мяса или рыбы, брикета прессованного супа, брикета прессованной каши, трех пачечек галет, трех порций напитка (чай с сахаром или концентрат морса) и на утренний прием пищи – либо джем, либо плавленый сыр в фольге. Супы, каши, рыба-мясо также имели несколько вариантов состава. Паковался рацион в плотную крафт-бумагу. Второй вариант был чуть-чуть тяжелее и состоял из трех банок разных консервов (две банки каши с мясом либо мяса с овощами и одну банку колбасного фарша), трех пачечек галет и трех порций напитка. Еще в набор входили специи для добавления в еду, если перца или соли мало, и бумажные салфетки. Я подобрал те варианты консервов и каш, которые нравились, и заказал три пайка первого варианта и четыре второго. В ранец не влезет, придется часть еды оставлять на стоянке. Когда я беседовал с приказчиком, тот мне сказал, что на Самарской Луке полно родников и с водой перебоев не будет. Сложил добычу в бумажный мешок, прошел чуть далее и увидел слесарную мастерскую. Там выяснилось, что в мастерской есть довольно длинные медные стержни. Можно и медных гвоздей купить – аборигены любят использовать при постройке лодок медный крепеж. Собственно, стержни и есть заготовки для этих гвоздей. По моему заказу два таких стержня заточили и обмотали липкой лентой противоположный от острия конец, сделав импровизированную рукоять.

Вернулся в номер, разгрузил добытое и отправился далее, отягощенный тючком грязного белья и чехлом с карабином. От белья я избавился быстро, и постирать его обещали быстро – к завтрашнему вечеру. Увы, карабин пришлось сдать. А я понадеялся…

От арсенала пошел на Дворянскую и за свои усилия был вознагражден. В «Олимпе» шла фильма «Макбет». Мне пьеса нравится, и я всегда смотрел ее – в любом исполнении. И сейчас насладился сполна, в очередной раз услышав про Бирнамский лес, двинувшийся на замок. Эти слова вызывают у меня священный трепет. Должно быть, все мы немножечко эльфы.

Почта еще не закрылась, поэтому быстро написал письмо и отправил. Банк работал до восьми, и наличные я тоже получил. Ужинать молоком и пирожками уже входило в привычку, поэтому я поддался ей и ныне. Вообще с пирожками и в Самаре, и в Федоровском было очень неплохо. И с разнообразной начинкой, и пекут хорошо.

Поев пирожков с зеленым луком и яйцом и запив их молоком, я взял блокнот и повычеркивал оттуда уже сделанное.

На завтра в программе осталось:

1. Закончить разбор вещей, рассортировать их на две группы (с собой и на оставление). Выявить то, что требует ремонта.

2. Магическая лавка.

3. Договор с гостиницей о складировании вещей и отправке их.

4. Поиск дополнительной информации о Самарской Луке.

5. Забрать белье из стирки.

Пункт о культурной программе был оставлен, вдруг еще чего-то захочется…

На сегодня все. План на завтра есть, можно теперь спокойно ждать этого завтра.

Потом был сон, где опять приснилась кавалерия, идущая на меня в атаку по пологому склону холма. А я (почему-то один) стрелял из «максима» в волну всадников, а лента все не кончалась и не кончалась…

Проснувшись утром, вспомнил сон. Наверное, это память крови от предков, участвовавших в той самой Междоусобной войне. Да, попади я на его место, настал бы мне скорый и печальный конец, ибо ленту менять не умею… Я вообще из пулемета раз в жизни стрелял – при осаде Каскелена. Попросил расчет дать стрельнуть и расстрелял половину диска «Льюиса» по верху городской стены. Чтоб защитники лишний раз голову не поднимали. А из «максима» видел, конечно, как это делается, но только видел.

Когда я отправился на завтрак, то был перехвачен вчерашним квартальным. Ага.

– Что вам угодно, господин квартальный надзиратель?

– Не согласитесь ли вы немного помочь следствию?

Я подумал и сказал, что иду в «Северную корону» завтракать, поэтому там, за завтраком мы можем обсудить, как помочь следствию. Чумаченко согласился. От чая и булочек за мой счет тоже не отказался. Наш человек.

Чайник чаю спустя квартальный изложил суть дела. Его беспокоило то, что тифлинг не смог охранить купца от смерти, да и сам погиб. А ведь тифлинги… (ну, вы знаете, наслышаны). Это как-то не вязалось со стойкой славой их как телохранителей. Вот если бы их расстреляли с почтенного расстояния из «Секиры Дьюрина», то да. А в гибели тифлинга от пистолетной пули есть что-то неестественное. Оттого у квартального ко мне вопрос и просьба.

– Начните с вопроса.

– Как можно заклинанием обезвредить тифлинга?

– Не знаю. Тифлинги – существа загадочные. Возможно, это сделать сложно, а возможно, что совсем просто. Не обучали меня этому, а личного опыта не имею. А что за просьба?

– Не согласились бы вы проехать на место преступления и посмотреть, не остались ли там какие-то следы применения магии?

Гм. А это зачем? Здесь тоже есть свои маги. И это их работа. А лезть в их дела – мне это кажется неправильным. Если бы они просили – другое дело. Да, неправильно.

Все это я изложил квартальному. Упомянул и про свои дела, которые мне не на кого возложить, а делать их надо.

Квартальный ответил, что местные маги там были (точнее, магичка), но его эти действия не устроили. А вот чем не устроили – этого я не понял. Ибо квартальный, обычно выражавшийся вполне четко, здесь совершенно утонул в словах-паразитах. Может, дело в магичке – влюбился в нее квартальный и, пока она говорила, только млел от ее голоса, а в смысл слов не вникал?

– Господин квартальный, зачем я вам? Я больше по целительской части работаю. А в таких делах – ни опыта, ни имени не имею.

– Это вы скромничаете. Мы ведь уже и Нижний, и Тверь запросили, и там о вас отзывы самые лестные.

Ну да, соседей я магическими опытами не терзаю, из бардака коллег, как некоторые, не выкидываю, похмелье снимаю – с чего взяться нелестному? Что совсем не поможет случаю.

Но любопытство меня все больше разбирало, и я, поломавшись, согласился на участие. Но поставил условие, что коль они время мое отнимут, то вместо этого меня снабдят информацией о Самарской Луке. Найдя или указав мне человека, который с ней хорошо знаком.

– Премного благодарен за ваше участие. А о Самарской Луке не извольте беспокоиться. Есть у нас в узилище человек, который ее хорошо знает. Он сейчас там за пьяный дебош сидит и ждет суда справедливого. Ожидая немалой кары, он, чтоб ее сократить, споет вам как в опере.

А это самарское присловье. Родилось оно после Переноса, ибо оперный театр в Самаре перенесся в новый мир, а вот его артисты – по большей части нет. С театром драмы вышла обратная история – артистов было довольно много, но здание театра осталось где-то там. Артисты попытались организовать новый театр, создав гибрид оперного и драматического, но прогорели. Поэтому с тех пор «петь, как в опере» означает без умолку трещать. Как утверждали новые бытописатели, именно оттого, что незнакомые с оперным пением драматические артисты именно так на сцене пытались арии исполнять.

Квартальный отловил извозчика, показав ему бляху, и повез меня за счет полиции. Меня пропустили через охрану. Убитые снимали двухкомнатный номер на втором этаже. В комнатах уже убирали, но неприятный запах старой крови ощущался. Магический фон в комнатах присутствовал, причем больше в гостиной, где диван был.

И вообще у меня возникло ощущение, что там побывал вампир. Отчего оно возникло и как – я не мог сказать. Ибо не некромант. Я походил по комнатам, прислушивался к себе (поисковых заклинаний не использовал, ибо надо не смазать магический фон). Ощущение было именно это, но отчего оно?

Я осторожно сообщил, что у меня сложилось ощущение, что в убийстве участвовали двое как минимум и один из них вампир. Магический фон я засек, но пока о нем сказать могу только то, что в гостиной он выше. Сообщение о вампире поразило квартального, ибо, как выяснилось, это полиция знала, но не разглашала. Пораженный квартальный выдал дозу информации, что у приказчика имеется след укуса на шее. Но умер он не как выпитый досуха, а ему шею сломали. А двое других убиты из пистолета. У тифлинга – три пули в спине. А у купца прострелены оба колена, а третья пуля – в переносице.

– А лежал купец на диване в гостиной?

– Да, а откуда…

– Тогда у меня есть версия. Она не стопроцентно гарантированная, но похоже, что от купца что-то требовали. Он не шел навстречу. Тогда ему прострелили колено. Потом другое. Затем добили. Получили ли искомое – не знаю. Но явно применялась магия, ибо пистолет с глушителем был, а вот вопли купца с простреленными коленями надо было заглушить. Способов много создать зону молчания. Не исключено, что приказчик был тоже магией обездвижен и ждал своего конца. Сейчас попробую разузнать, что за заклинания пользовали, но времени прошло много, и надежда распознать слабенькая.

Этим я занимался еще некоторое время, но надежда не реализовалась. Удалось узнать только то, что убийцы уходили через окно в торце коридора (сразу под ним был навес, с которого слезть не сложно). А вот тут выяснилась существенная деталь – один из убийц таскал с собою мощный амулет. Касание этого амулета оставило четкий магический след на дереве.

Я рассказал об этом квартальному и добавил, что если придется их брать, то надо быть осторожным – амулет очень мощный. Если его умеючи применить – жди беды.

И это было все, что я смог. Хотя квартальный был прямо-таки счастлив.

Теперь пришла очередь самарской полиции. Меня отвезли в здание полицейского управления. Оно занимало целый квартал между Хлебной площадью и круглой площадью.

Там мне открыли кабинет, а некоторое время спустя привели «оперного певца». Оказалось, я даже знал его родителя. Михаил Иванович был хорошим охотником и проводником. Когда мы ездили на Сок, то два раза его брали в проводники. Взяли бы и в третий раз, но он уже был нанят другими. Сейчас он ушел на покой, ибо какое-то чудо его сильно погрызло. Сын его Федор Михайлович унаследовал отцовское дело и клиентуру, причем не боялся браться и за подряды на убиение нечисти и нежити. Хватало на жизнь и на запои. Во время последнего он и загремел сюда, ибо во хмелю был буен.

Мы с ним провели довольно много времени, и я узнал о Самарской Луке, Жигулевских горах и разных таинственных местах.

Вампиров и шишиг он не встречал там. Магические таланты у него отсутствовали, поэтому изменения магического фона он не отмечал. По его словам, нечисть и нежить в Жигулях имелась, но несильно много ее было. Старики говорили, что Жигули созданы богами как Место, которое должно помогать людям жить в мире, полном угроз. Вот как они должны людям помочь, тут мнения расходились. Некоторые почитали Жигули как энергетический полюс мира (если выразиться по-научному). Некоторые считали, что через Жигули фильтруется часть вод Великой и тем очищается от Зла, вносимого реками, вытекающими из Дурных болот. В общем, мистического я много услышал.

Но он мне еще нарисовал карту – что и где расположено там и наиболее странные места. Насчет источников воды – подтвердил, что найти можно, но они весьма прихотливо разбросаны. Пить из них можно повсеместно, кроме озер в поймах. Там можно и понос заработать. Еще Федор Михайлович назвал мне человека из Рождествено, который может быть проводником и сильно помочь в поиске. Он не без странностей, но надеяться на него можно.

Я же в свою очередь попросил Чумаченко отнестись к Федору Михайловичу помягче, насколько это возможно. Далее меня выпустили из здания, и я побрел в трактир «Ивановский». Как раз я был недалеко, и время обеда пришло. Попробую еще раз этого лукового супа с сыром. Хорошую память он о себе оставил.

Послеобеденное время было тоже потрачено не зря, ибо я посетил магическую лавку «Русалия», баню и решил кое-что насчет культурной программы. В магической лавке я купил только ртуть в герметичном пузырьке. Амулеты – не захотел. Глядел на них, глядел и ощущал, что душа не лежит к ним. Интуиции своей я доверяю, поэтому и отказался от них.

А затем отбыл в храм знаний. Это самарская библиотека. В Старом Мире она располагалась в гигантском здании, где с ней соседствовали оперный театр, спортивная школа, картинная галерея. Кажется, еще что-то было. Выбирай себе прекрасное по вкусу и занимайся…

В новый мир пришли библиотека и театр. Другое крыло со всем остальным – увы… Библиотека жила до сих пор, ибо на ее содержание Царицын давал субсидию. Правда, часть фондов постепенно забрал себе. Мне рассказывали, что раньше, когда с электрическим освещением было тяжело, библиотека работала только в светлое время – летом дольше, зимой короче.

Чтоб не подвергаться опасности пожара от керосиновых ламп. И вновь я вернулся в детство – такие знакомые старые стены, старые каталожные ящики, старые столы… Мне выдали временный читательский билет с длительностью действия неделю, и я пошел заказывать литературу. По тайнам Жигулей нашлись две книжки, и я их пролистал. Вот только что в этих книжках правда, а что словесная пурга – это придется выяснять на опыте.

Вещи и дела с гостиницей оставляю на завтра. На послезавтра – Рождествено и далее…

Надеюсь, ретивый квартальный меня снова не отвлечет на помощь…

Вечер я провел в номере, размышляя и читая наставления. Режим ужина изменил опять, сходив поесть в чайную. Вернувшись оттуда, я глянул на две кучи вещей в номере и вздохнул: время мирной жизни стремительно утекало. Приходило время нести свой труп навстречу Бирнамскому лесу.

Разделся и лег. Надеюсь, Бирнамский лес придет ко мне не в этом сне. Надежда оправдалась. Приснился мне веселый дом и мои развлечения в нем. Раз с аборигенкой, раз с эльфкой, раз с оркой. С оркой я бы наяву не захотел, но во сне – пожалуйста…

Проснувшись утром, я подумал, что это не самый плохой сон. Есть что вспомнить. И пошел в ванную. После завтрака я почти полдня возился с вещами и таки сделал все. Завтрашний поход я мыслил так: я переправляюсь в Рождествено, нахожу там нужного человека, нанимаю его (лучше с машиной или лошадью). Он и я на следующее утро отправляемся в поход. Находим удобное место, где оборудуется база, сиречь палатка, место для костра и, может быть, схрон для вещей, которые не будут требоваться при поисках. Далее проводник возвращается домой, а я ищу. Если мне не хватит еды, то через несколько дней проводник привозит. На случай срочной эвакуации я могу вернуться к его дому через портал. Маячок для портала я ему дам. Дальше попробую снова.

Исходя из плана, я возьму с собой ранец, жилет и большую сумку для еды. Я планировал взять какую-нибудь большую емкость для воды, но раз мне говорят, что с водой там нормально, то я не буду емкость искать. Ограничусь наличной.

Из одежды возьму кожаную куртку, плащ-палатку, двое брюк, две рубашки, плюс две пары белья, кроме той, которая на мне. Обувь – сапоги и кожаные тапочки. На голову возьму камуфляжную панаму. Плюс разная мелочь вроде носков, перчаток и портянок.

Все вышеназванное улеглось в левый угол комнаты. Далее я занялся набивкой магазинов к карабину. Четыре из пяти были набиты и уложены в карманы жилета. В пятый пошли только десять патронов. Ибо больше их нет. Они – для особо гадостных тварей. В них просверлено конусообразное углубление, в которое помещен кусочек сукновальной глины с записанным на него заклинанием разрыва. Сверху он залит чем-то вроде парафина (что это за заливка – гномий секрет). Стрелять ими можно только накоротке, но при их наличии серого медведя можно не бояться. Абы попал. Ну и всякое другое негигантского размера. С мантикорой я не совсем уверен. Хотя может и сработать. Ведь сначала пуля пробьет шкуру, а заклинание сработает уже изнутри. Но все равно – по Жигулям они не гуляют. Много мороки было с этими пулями – и мне, и гному Снорри, который их делал.

Револьвер будет в кобуре на бедре, а рабочий кольт – в кобуре под левой рукой. Запасной кольт – в наспинной сухарной сумке. Далее я раскладывал магазины и патроны, оба медных «гвоздя»… В общем, работы хватило до обеда. Пристраивал, закреплял, убирал, пристраивал по-иному.

В обед отправился к портье и спросил, с кем можно договориться о хранении вещей. Портье направил к хозяину, с которым я и согласовал, что я вещи упакую и помещу к ним в подвал, где они и будут храниться две недели. Если я не появлюсь, то вещи следует отправить пароходом в Тверь. Адрес я дал, заплатил за хранение и пересылку. Теперь я куплю мешок, поставлю туда саквояж, другие вещи, зашью его и сдам портье. Ну и адрес напишу еще раз на мешке.

Отправившись обедать, я еще и купил мешок, вернулся в номер, довольно быстро уложил вещи, зашил мешок и маркером написал адрес. После чего отнес мешок на стойку.

Далее я надолго покинул гостиницу. Сначала был арсенал, где я забирал карабин. Дальше я заказал в оружейном магазине две серебряные пули (увы, пуль с зажигательной «начинкой» не было) и подождал, когда снарядят ими патроны. Далее был книжный магазин, где я купил две книжки карманного формата. И почитаю их, и для других целей они сойдут. Да и выкинуть при нужде их можно.

Вернулся я уже к ужину. Портье сказал, что господин из полиции опять приходил ко мне. Ждал, ждал. Устал ждать и ушел. Ну и ладно. Только бы он не приперся утром и не оборвал путешествие в самом начале. В номере попробовал надеть сразу уже подготовленные жилет, ранец, кольчугу и взять мешок – получилось тяжеловато. Ну что ж, «учись дышать в петле». На этой бравурной ноте я снял с себя все это и отправился ужинать.

Поглощая запеканку, я поймал себя на мысли, что гуляй-польское отвращение к кислому, скорее всего, было чем-то временным. Ведь здесь я ел томатный соус, ел солянку в Нижнем, пил морс и даже квас – и ничего. Прошло. Ложная тревога случилась.

Возвратившись, я попросил портье разбудить меня в восемь и поднялся в номер. Купленные на завтрак пирожки и молоко положил на подоконник. Неуложенными остались только туалетные принадлежности и мелочи. Это и остается единственным делом на завтра. Далее я решил почитать одну из купленных книг. Она оказалась скучной, и я решил ее забыть в номере – на радость нашедшим. На туалет и растопку мне хватит второй. Стало клонить в сон, и я лег спать.

Проснулся я от стука в дверь. Голос портье из-за нее сообщил, что уже пора. Я поблагодарил его, встал и в хорошем темпе умылся и оделся. Далее настал час молока и трех пирожков. Вчерашнюю книгу я закинул на шкаф – пусть повезет кому-то.

Начал сносить вещи вниз. При этом карабин выскользнул из рук и произвел изрядный грохот. Сойдет за барабанный бой. Отловил извозчика и поехал на пристань.

Погрузка на паром (в народе его называли «лаптем») уже шла. Я прошел в носовую часть и пристроил вещи и себя на сиденье. По моим расчетам, здесь не будет так дуть, ибо с утра на Великой ветерок бывает весьма приличный. А плыть через реку долго.

Паром постепенно загружался. На корму уже приняли два «полевика». Матрос с сумкой начал обходить пассажиров, собирая плату. Прозвучал гудок. Я думал, что мы сейчас отвалим, но мы все стояли и стояли. На борт забежали трое взмыленных пассажиров. Прозвучал второй гудок. Ага, первый был предварительным, дескать, поторопитесь.

Палуба сильнее завибрировала под ногами, паром отвалил и направился к противоположному берегу. Ветер меня не беспокоил, ибо сел правильно, поэтому я мог в течение долгой переправы подумать о разных мелочах. Например о том, что в Самаре к досмотрам на въезде-выезде относятся проще, чем в Твери. Часто обходятся воротцами с вделанным амулетом, и все. То есть нечисть с нежитью сильно жителей не пугают. Ну и правильно. Дурных болот тут немного, и все далеко от Самары.

Паром пересекал Великую. Предстоял последний этап путешествия. И что ждет впереди – сложно представить. Я вспомнил свой сон в Твери, где мне был явлен список ожидаемого мной. Что сейчас будет из списка? Портал? Нехорошее место? Неверный союзник?

«Темна вода во облацех»…

 

Часть третья

Короткая прогулка по аду

Паром, развернувшись кормой, пришвартовался. Народ дружно сорвался с мест и стал давиться в проходе, стараясь покинуть паром побыстрее. Звенели бидоны, ругались женщины и мужчины…

Я решил переждать этот бардак и не спешить. Теоретически мой будущий проводник мог куда-то смыться, пока я жду конца этой толкотни, но тут не угадаешь. Он мог смыться и раньше, даже если бы я выскочил с парома первым. Поэтому я наблюдал толкотню с перебранкой и пришел к выводу, что эта давка и перебранка участникам нравится и входит в некий ритуал. Ведь они в Самару ездят почти каждый день, знают, кому срочно, а кому не очень, могли и очередность выхода установить…

Постепенно большая часть пассажиров уже удалилась. Выехал один «полевик», второй задержался, ибо его хозяин полез под капот, сочетая попытки исправить с попытками ругаться со своей женой, сидящей в кабине. Под аккомпанемент ее воплей, зачем она за такого неудачника замуж вышла, я покинул паром.

Информатор из узилища сказал про то место, где живет мой будущий проводник, только приблизительно, так что еще надо было уточнять. Матрос на пристани о чем-то беседовал с матросами парома, поэтому я обратился к деду, который стоял рядом, опираясь на клюку, и, поздоровавшись, спросил, где можно найти Демьяна Филина по прозвищу Мельник.

Дед степенно ответил:

– И вам здравствовать!

Подозвал стоявшую в стороне девчонку лет десяти в синем платьице и сказал, что это недалеко, вот Танька и покажет туда дорогу.

Девчонка сказала мне:

– Идемте, дядя.

И пошла к выходу с пристани. Дежурный на воротах внимания на меня не обратил. Спокойно живет село. Идти пришлось недалеко, дед не обманул. Пока мы шли, я вспомнил, что мне Федор Михайлович про Демьяна рассказывал и о чем предупреждал. Демьян раньше работал на мельнице в Самаре, отчего носил такое прозвище. Далее с ним случилось то, что Федор Михайлович назвал «его пыльным мешком ушибло». С мельницы он уволился и стал пробавляться охотой и рыбалкой. И сам, и в качестве проводника для заезжих охотников и рыболовов. Как охотник, рыбак и проводник он был безупречен при соблюдении некоторых мер предосторожности.

Тесное знакомство Демьяна «с пыльным мешком» требовало не делать следующих вещей:

1. Не упоминать про муку (про хлеб и зерно можно было). Иначе Демьян впадал в ступор и долго лежал на полу, свернувшись клубочком.

2. Не давать ему спиртного, даже если попросит (не знаю, как изворачивались любители охоты, которые без спиртного на охоту не ездили). В зависимости от того, сколько ему поднесли, картина была следующая: от малых доз Демьян мог вообразить себя Птицей – Филином-С-Ядовитым-Клювом и кричать: «Я ужас, летящий на крыльях ночи!», «Бойся, бойся меня!» и тому подобное. От полбутылки он влезал на конек крыши и кукарекал (что он Филин-Ядоклюв при этом как-то забывалось). Когда довольный охотой купец оставил ему всю невыпитую водку, Демьян так надемьянился, что пошел в птичник, согнал кур с яиц и стал их высиживать, распевая при этом арию «Люди гибнут за металл!». Жена это безобразие не смогла прекратить, ибо рожала. Но потом супруга взяла его под жесткий контроль и пить практически не давала. Только на большие праздники ему доставалось немного браги, от которой он впадал в некоторую задумчивость, но ничего выдающегося не творил. Поэтому меня ясно предупредили, чтобы я Филину водки не давал. И мне проводник, который яйца высиживает, не нужен, и жена может за это и сковородником огреть.

Я предупреждению внял.

Таня подвела меня к калитке, сказала: «Туточки он живет», – приняла от меня монетку и убежала. Поблагодарить забыла. Я освободил правую руку и постучал в ворота.

За забором залаяла собака. Через пару минут открылась калитка, и из нее высунулась женская голова в платочке:

– Чего хотите?

– Демьяна Филина ищу. По делу.

– Заходите.

Я вошел в калитку. Подворье было чисто выметено. Животные и птица по двору не бродили. Постройки крепкие. Есть даже теплица. В палисаднике полно цветов.

А вот это уже интересно. Вытесанное из бревна изображение совы. Аккуратно сделано и даже лаком покрыто. Сзади приделан хвост из веером закрепленных лакированных дощечек. С моей точки зрения, такой хвост больше похож на павлиний, чем на хвост совы или филина. Под «хвостом» на земле лежали два кирпича. Не валялись, а именно лежали. Аккуратно так, друг на друге. От этой непонятной детали меня отвлек голос хозяйки:

– Хозяин сейчас за домом, на заднем крыльце. Обойдите дом слева и увидите.

И как сквозь землю провалилась.

Я двинулся в обход. На заднем крыльце на ступеньках сидел мужик лет сорока, начинающий лысеть и с бородкою. Занимался он починкой сапога, для чего в правом углу рта имел несколько деревянных шпилек, а в левом цыгарку. Ниже на ступеньках лежал охотничий пес, внимательно наблюдавший за действиями хозяина.

– Мир дому сему! Где можно найти Демьяна Филина? У меня к нему дело.

– И тебе всего наилучшего. Демьян Филин – это я буду. А что за дело?

– Проводник мне нужен для поисков.

Он помедлил, забил еще одну шпильку, потом ответил:

– Сейчас жена самовар поставит, в горницу пойдем и будем о том разговаривать. Федя-я-я-я!!!

На зов отца из-за угла вышел паренек лет десяти.

– Проводи гостя в горницу и мамке скажи, чтоб самовар поставила!

Федя сказал: «Здрасти!», забрал у меня сумку и повел к переднему крыльцу. Что интересно, Демьян, общаясь со мной и зовя сына, цыгарку и шпильки изо рта не выпускал. Виртуоз.

А псина его флегматичная – на меня только покосилась, а так взгляда от хозяина не отрывала.

На крыльце я старательно обтер подошвы, хотел даже вообще сапоги снять, но Федя сказал, чтоб я шел прямо так. Если и натопчу, то в доме есть девки – найдется кому пол помыть. Это он, наверное, о сестренках своих. Вот братец растет! Меня учили другому: сестренке всегда помогать. И когда Настя не тверда на ногах была – носить и идти помогать уроки делать, когда уже в школу пошла…

Вещи я пока сложил в угол горницы, а далее сел на диван, над которым висел коврик с лебедями. Из-за буфета появился серый в полоску кот, обнюхал мои вещи, подошел поближе, потерся о мои ноги. Видя, что его не гонят, забрался ко мне на колени и замурчал. А в доме-то электричество есть! Ай да хозяин!

Появились хозяйка и девочка лет четырнадцати, которые начали выставлять на стол посуду. Появился Федя, приволокший электрический самовар, хоть и с некоторой натугою. Самовар водрузили на стол и включили в розетку.

Я спросил, где можно помыть руки. Федор повел меня на кухню к рукомойнику и стоял рядом, держа полотенце, пока я мыл.

На стол было все выставлено, самовар закипел, после чего женская часть семьи удалилась, причем девочка кота уволокла с собой. За стол сели я, хозяин и Федя. Но чай пили только мы, Федя кусочек сахара грыз.

– Можешь при сыне все рассказывать, я его специально приучаю во все дела вникать. Только при нем сильно заковыристо не выражайся.

Я пообещал. По обычаю мы сначала выпили по чашке чая. Это освященный веками самарский обычай – сначала чай, потом дела. Если даже ты сытый по горло, то хоть чашку выпей. Прозвище «самарские водохлебы» не на пустом месте родилось. Теперь можно чашку вверх дном на блюдце поставить, в знак того, что напился, да перейти к делу.

– Мне нужно отыскать кое-что в окрестностях Аскул. Искать, может быть, придется несколько дней. Для этого мне необходимо будет место для лагеря, где можно жить, брать воду и дрова. А через неделю припасов подвезти, если к этому моменту я не вернусь. Дальше будет видно.

– Аскулы, говоришь? А шишиг тамошних не испугаешься?

– Не боюсь. Может, не у самих Аскул, но поблизости, чтоб не очень ноги бить. И нужно мне знать про тамошние места – где лагерь лучше разбить (а вроде там и пещеры есть), где родник с неопасной водой, а из какого болотца лучше не пить. Какие звери и нечисть вокруг водятся. И надо как-то туда доехать – либо машиною, либо лошадью.

Демьян сказал, что все это возможно. За пятьдесят рублей. На что я ответил, что это чрезмерно загнуто. Ибо меня предупреждал Федор Михайлович про его привычку начинать с несусветных расценок и лишь потом в рамки входить. Да и сам я, без предупреждения, не счел бы эту сумму приемлемой. Я его не на Сокскую охоту на неделю нанимаю. А куда на более спокойное дело. Торговался хозяин как гном на второй день торга (когда подземные жители уже по пиву и борделю пройдутся и захочется им вчерашние траты компенсировать). Я не люблю торговаться, но тут обстоятельства вынуждали, ибо альтернативного варианта я не знал, поэтому небожескую цену я таки сбил до двадцати. Отдал их хозяину, добавил еще пятерку за продукты через неделю и присовокупил, что если меня аскульские шишиги защекочут, то оставшиеся мои вещи надо свезти в гостиницу «Новый торг» у рынка и отдать хозяину. Они перешлют вещи мне домой. Ну и сказать, что со мной случилось.

Тут Федю отослали с поручением к матери, а Демьян заговорщически спросил меня, нет ли у меня чего для отдыха души. Я предупреждение помнил и сказал, что когда меня еще парнем отец с дедом на Сокские охоты брали, то настрого приучили не брать хмельного на охоту. Если уж пить – так после нее. Демьян состроил разочарованную мину, но вслух сказал, что правильно учили. Вообще-то у меня небольшая фляжка есть (правда, я ею пользуюсь чаще для наружной дезинфекции), но кукарекающего Филина видеть не желаю. Ну и сковородника тоже.

Далее Федя вернулся, и ему было поручено отвести меня в комнату, чтобы я отдохнул. А о деталях поговорим между обедом и вечером. Комната явно была Федина. Свободный топчан оказался крепок для моего веса, но коротковат. Поэтому его удлинили стулом. Я пристроил вещи и оружие, чтобы они были под рукою, но никому не мешали. Федя явно хотел пообщаться с новым человеком, но сделал из скромности вид, что перебирает какие-то рыболовные мелочи в коробке. Долго он не выдержал, стал задавать вопросы. Я ему малость рассказал о городах, где я бывал, и разных чудесах, что видел. Но Федино удовольствие длилось недолго, вскоре пришла мать и увела за собой для какой-то работы. На смену Феде пришел кот, который устроился рядом со мной. Вскоре мы дружно заснули. Кто храпел, а кто мурлыкал.

К обеду меня разбудили. За столом собрались хозяин, хозяйка, Федя, старшая девочка, которую звали Машей, вторая девочка лет семи – Наташа. Месяцев через пять у них будет еще один братец или еще одна сестричка. Кот тоже пришел и начал ластиться, намекая на угощение. Но мне сказали, что его уже кормили, поэтому больше не надо. А то разжиреет, разленится и мышей ловить перестанет. Не буду.

После обеда мы с хозяином отправились на заднее крыльцо. Это место у него было чем-то вроде рабочего кабинета в хорошую погоду. Нас сопровождал пес Полкан, с которым хозяин ходил на охоту. Имелся еще один пес, который и лаял. Его держали в будке как сторожевого. Ибо на охоте он оскандалился и был разжалован в сторожевые собаки. Демьян чинил какую-то рыболовную снасть, я чистил карабин, Полкан следил за нами.

Хозяин рассказал, что Самарская Лука довольно безопасное место, с Сокскими лесами сравнивать невозможно. Ближайшие Дурные болота на этом берегу – аж за бывшей Сызранью, поэтому чуды из него сюда почти не добираются. Они портят жизнь тамошнему аборигенскому маркизату. За сорок лет его жизни было совсем немного случаев проникновения чуд в Рождествено. Не более, чем пальцев на руках. Натолкнуться на нечисть в лесах вероятность больше, но не так чтоб уже и сильно. Чаще случаются нападения серых медведей, сколопендр и змей. Еще бывает такая ящерица размером с добрую собаку. Цвет кожи у нее похож на камень гранит. Она на людей нападает, причем может как впиться зубами, так и захватить за ногу длинным языком. На рану она крепка. Одну такую два охотника прибили только восемью выстрелами из «тарана». Картечных выстрелов и пуль было приблизительно пополам. Вообще ей лучше в морду стрелять. Она водится чаще на северном берегу, но и сюда может забрести. Змеи есть и водяные, и лесные, часть из них ядовиты. Правда, в хороших сапогах на них можно не обращать внимания. А вот эльфийский сапог они могут прокусить – там кожа тоненькая. На стоянках же во время сна окружают себя особой веревкой. Веревка пропитана специальным составом, который змей отпугивает.

Нечисти встречается около десятка разновидностей. Хотя в последние лет пять ее количество даже уменьшилось. Наиболее опасны лешаки и гребневики. Гребневиком называют здесь местную разновидность проглота. От тверских местный отличается тем, что на спине у него выступает гребень. Поскольку проглот маскируется под лежащее бревно и вцепляется в зазевавшуюся добычу, то надо и смотреть, есть ли у бревна этот нехарактерный гребень. Если есть, то на этом бревне сидеть опасно – пасть у проглота впечатляющая. Ногу отхватит и не подавится. Но если промахнется, то уже не догонит.

Нежити почти нет. В этом году видели одного вампира. Охотники осины с собой не имели, поэтому издырявили нежить картечью, потом отрубили голову, а для верности руки и ноги. Еще много говорят о пресловутых шишигах, но Демьян несильно верил в их существование. Дело в том, что их никто из жителей Рождествена и других сел не видел. А видели исключительно те энтузиасты, что в Аскулах жить пытались.

Дичи довольно много. Есть кабаны, козы, зайцы. Птиц тоже хватает. Рыбу лучше ловить в Великой либо в старицах поймы. В центре Самарской Луки рыбы мало, ибо речки там невелики, и она сильно поражена глистами. Так что если придется ее есть, то лучше жарить до углей.

Ягод сейчас не сезон, а грибы – лучше одному не собирать. Ибо нужен опытный человек, знающий их. Многие ядовитые грибы так похожи на съедобные, что неопытные люди их путают и травятся. Опасных ручьев и речек нет. Вкус воды разный, но везде безопасно. Так что, испив воды из ручья или речки, ни козленочком не станешь, и не облысеешь.

Да, слышал я про Черную падь под Балаково. Там и вправду находиться опасно. Не знаю, воздух там такой, или вода, или земля, или все совокупно, но пробывшие там более суток начинают болеть. Сначала им просто плохо, потом кровоточивость появляется, рвота, понос. Волосы выпадают. Через месяц мучений, им становится легче. Но они обречены – ждет их смерть от падения естественной защиты организма. Любые царапины превращаются в незаживающие гнойные раны, любая простуда не вылечивается. Силы куда-то уходят. Конец тоже неприятный. Если же быть не так долго, то шанс выжить остается. Но здоровье будет не ахти. Обычно люди туда могут зайти только по незнанию. Но чаще туда попадают отчаянные головушки, которые хотят заработать сразу и много. В Черной пади есть разные минералы, которые очень ценятся. Быстро нашел, пока падь тебя не выпила – герой и богач. Задержался – живой труп. Варианты больше полярные. Или – или.

Иногда похожая болезнь встречается и у гномов. В некоторых подземных горизонтах при добыче некоторых ценных ископаемых. Более подробно подгорные жители стараются не говорить. У них свои тайны.

Насчет жилья Филин сообщил, что в прошлом году неподалеку больше месяца жили охотники, и они для себя небольшой домик поставили. Если он не развалился за зиму, то можно там. Как вариант – есть в версте от Аскул сухая пещера. Ею часто пользуются для ночлега. Прямо у входа родник бьет. Я задал вопрос: нет ли поблизости горы, на верху которой всегда ветер? Демьян ответил, что найдется такая. Это хорошо – будет, где запас Силы пополнять.

Поедем мы завтра спозаранку на Демьяновом «козлике». Если позавчерашними дождями не размыло дорогу, то можно доехать почти до нужного места, не трудя ног. Я попросил Демьяна оставить мне кусок этой самой противозмеиной веревки. Он согласился – за дополнительный рубль. Ладно.

Тут я задал вопрос насчет птицы во дворе: что это такое?

– Оберег это. От ужаса, летящего на крыльях ночи и ядовитого клюва его.

Гм.

– А кирпичи под ним зачем?

– Яйца это такие. Снес он их…

По Демьяну было не понять, то ли шутки у него такие дурные, то ли он всерьез, поэтому я от этой темы ушел.

Демьян закончил со снастями и отправился к машине. Я, закончив с карабином, взялся за короткоствол. Появился Федя и, сев рядом, принялся наблюдать за мной. Потом осмелел и стал задавать вопросы. Отец, будучи в добром расположении духа, иногда дает ему подержать ружье или почистить отдельные детали его. Стрелять ему еще рано. Сделаю-ка я невеликое доброе дело. Надеюсь, Феде за него не достанется. Демьян был где-то в сарае, и его видно не было. Вынул магазин, передернул затвор и дал Феде подержать, потребовав, чтоб он ни в кого живого не целился. А потом позволил нажать на спуск. Ну и показал, как вставляется магазин, как затвор сбрасывается с задержки… Много ли нужно ребенку для полнейшего счастья? Совсем немного: подержать в руках то, что еще не приходилось держать ни ему, ни сверстникам. И мое старое сердце порадовалось, глядя на детское счастье.

Тут долг потребовал посетить будочку на задворках усадьбы. Помыл руки, закончил чистку оружия. Затем сходил к вещам, переобулся в тапочки и занялся чисткой сапог.

За разными делами незаметно подкрался вечер.

Мы поужинали. Хозяин с хозяйкой и детьми еще поиграли в карты перед сном. Я же к картам всегда был равнодушен, поэтому выбрал игру с котом. Пока животное не разбаловалось и не оцарапало. Правда, кот понял гнусность своего поведения и, устыдившись, покарал себя самоизгнанием. Настало время сна.

Все разбрелись по комнатам, а хозяин с фонарем отправился вырубить генератор и спустить с цепи дворовую собаку. Полкан сторожил в сенях. Я уже стал засыпать, как что-то стало тыкаться под руку. Это кот отбыл срок самонаказания и пришел приласкаться. Разбудили меня шаги хозяина в горнице. Я восстал, оделся и вышел поздороваться с хозяином. Встали не только мы, но и все домочадцы. Потом был завтрак из хлеба с копченым салом и топленого молока. Хозяин ел еще молодой чеснок. Мне тоже предложили, но я отказался.

Поев, все разошлись по своим делам. Мать со старшей дочкой в кухню, младшая дочь – куда-то в сарай. А Федя стал помогать мне и отцу грузиться. Мотор «козлика» урчал на холостом ходу. Полкан гордо восседал на заднем сиденье. Вообще пес этот был на редкость молчаливым, но знающим себе цену. Из сарая донеслись крики: «Держите! Держите!» – и из двери сарая выбежал кролик. Выбежал и, очевидно, испугавшись незнакомого, припал к земле. Полкан молниеносно покинул машину, подскочил к кролику и прижал его лапой к земле. Вот умная собака!

Я подошел поближе к беглецу. Перепуганный кролик часто дышал, смешно дергая носиком. Было видно, как под белой шерстью колотится его сердце. Я чуть отодвинул собачью лапу и погладил беглеца. Тут появилась и виновница переполоха Наташа, упустившая животное во время чистки клетки. Беглеца вернули обратно, и подготовка к походу продолжалась.

Полкан занял свое место. Затем сел я. Федя открыл ворота. Демьян сел за руль, и мы медленно выехали. Путь наш лежал к северному выезду из села, а дальше – на северо-запад.

«Козлик» медленно катил по улице, Демьян здоровался с прохожими, я вторил ему. На соседней улице рябая курица чуть не выскочила нам под колеса. Демьян едва смог вывернуть руль и обругал ее хозяйку, стоявшую тут же «телушкой бестолковой». Мы проехали почти до конца улицы, когда в спину нам донеслись ругательства женским голосом. Это «телушка бестолковая» таки отреагировала. Демьян сказал мне, что ее муж – самый счастливый человек в селе. Если сделать что-то не так, из-за чего положено жене мужа пилить, то только он успеет смыться, пока жена собирается открыть рот. Я ухмыльнулся.

Мы подъехали к воротам. Зевающий ополченец повесил дробовик на плечо, поздоровался с нами и открыл ворота.

«Да здравствует ветер, который в лицо!» Или лучше в корму?

Ветра в лицо нам хватило. Не в буквальном смысле, но его было много. Лучше бы в корму. Сначала еле вытолкали машину по раскисшему склону. После сломалось что-то в моторе. Демьян полдня ковырялся в нем. Я, хоть и тоже «козлик» имею, но бездны железной премудрости не постиг, поэтому помогал только в стиле «подержи», «подай» и не более. Так что даже затрудняюсь сказать, что там полетело. Чтоб не позориться неправильным названием терминов.

Мороки было много, и большая часть дня была потрачена на ремонт. Мы даже не обедали. Домик охотников, который срубили в прошлом году, за зиму развалился. Мы воспользовались жердями провалившейся крыши как дровами для вечернего костра, собрав и порубив их. Двинули к пещере. Поскольку день уже угасал, Демьян решил вечером не возвращаться, а отправиться домой наутро. Жену он предупредил, что если быстро не управимся, то вернется он завтра.

Пещеру явно не раз использовали для ночлега. Кострище было уже многократно пользованное, были вбиты даже два железных держателя по бокам. Родник слева от входа вытекал из железной трубы, а под струей воды место было вымощено камнями.

Мы сгрузили вещи и занесли их в пещеру. Поскольку все проголодались, взяли большой Демьянов котелок для ухи, налили в него воды и выложили туда два рациона (за исключением части тушенки, которую сразу же отдали Полкану). Получилась смесь супа, каши и мясных консервов. У нас дома подобные смеси отчего-то называли «рагу по-ирландски». В смысле рецепта: смешал разных остатков еды, подогрел и, будучи голодным, сжевал, не придираясь к результату. Даже не сжевал, а сожрал – так будет точнее. А рядом поставили котелок для чая. Для скорости приготовления я воду там и там подогрел Силою. Процесс ускорился, но ждать надо было все равно, и ждать было тяжело. Когда варево приготовилось, съели его еще горячим. Для Полкана тоже оставили маленько, но не давали, пока не остыло. Мы можем и горячее сожрать. Нам нюх так не нужен, как охотничьему псу.

После вечерних дел стали готовиться ко сну. Я поставил две линии сторожков – шагах в двадцати от входа и поближе. Полкан был третьей линией на входе. Далее зажгли свечу и стали укладываться. Я постелил себе палатку, а ранец пошел под голову. Демьян нужное взял из машины. Вокруг лежбищ положили противозмеиную веревку. Осталось только распределить дежурства и спать.

Моя очередь была первой. Я сидел и наблюдал, как Демьян укладывается и готовит оружие на случай внезапного нападения. А была у него двустволка-вертикалка и какой-то особо крупный револьвер на бедре. Он его рядом с головой положил.

– Это что, под 500-й калибр револьвер?

– Бери выше, почти что 24-й калибр, если на гладкие стволы переводить. Без малого пятнадцать миллиметров.

Я заинтересовался и узнал, что оружие Демьяну подарил купец в знак благодарности, когда Демьян его из проруби вытащил, не дав утонуть. Сделан он по старинному образцу, который у семьи купца сохранился со времен Переноса. Перезаряжается он по одному, весом как небольшая кувалда, но бьет не хуже той кувалды. Особенно Демьяну в нем нравилось то, что в патроны идут самодельные круглые пули и черный порох, что удешевляет обладание им. Купец рассказывал, что его батюшка одной пулей посадил на задницу медведя весом пудов на шесть, если не больше. Думаю, что все пять подряд любому медведю отбили бы всякую охоту ломать владельца. Но удерживать его должно быть жутко – брыкнет как аборигенский осел. Демьян им пользовался как орудием последнего шанса – на случай появления всякой крупной твари. Одно время он думал попробовать использовать для него патроны с дробью, но потом знающие люди ему отсоветовали. Демьян с ними согласился, потому что, по его прикидкам, трехдюймовый ствол эту дробь разбрасывал бы куда угодно, но не в цель. Я слыхал, что когда-то были дробовые патроны к револьверам. Но коль сейчас их нет, значит, есть какие-то недостатки, мешающие их существованию.

Поболтав, Демьян заснул. Я же героически боролся с дремотой, протирая лицо мокрым платком. Когда вода испаряется с кожи, она тоже холодит и усиливает противосонный эффект. Дежурство прошло тихо. Пару раз Полкан настораживался и принюхивался, но на том и успокаивался. Значит, посетитель не был опасным, просто мимо пробегал. Несколько раз я пользовался Кошачьим Глазом для подстраховки, но в основном полагался на Полкана.

Время пришло. Я растолкал Демьяна, сказал, что все было тихо, никто страшнее зайца нас не посещал, пост ему сдаю. Сон был как омут – провалился и сразу на дно. Проснулся я на рассвете от утренней прохлады. Демьян сказал, что все было спокойно, а сейчас он часок поспит. К жене торопиться не стоит. Так сострив, он улегся. Я, пока он не заснул, спросил его, сделать ли на него чаю. Демьян ответил, что да. И предался Морфею.

Я же занялся туалетом и приготовлением завтрака. Дрова еще были. Пока котелок закипал, я занялся сбором всего, что мне понадобится в дорогу. Что интересно, Демьян проснулся сам, на пару секунд опередив меня, когда я собрался его будить. Наскоро умылся. Чай выхлебал буквально двумя глотками, от всего прочего отказался, взял только пару галет и скормил их Полкану. Далее он пошел заводить машину. Пока прогревался мотор, я ему помог собрать вещи. Котел мы вчера не помыли, ибо Демьян тогда сказал, что его бабы вымоют без нас.

Чай уже остыл до нужной степени, поэтому я приступил к завтраку. Ел немного, только галеты. В обед поем посущественнее. Ополоснул кружку и котелок. Демьян уже был готов. Я попрощался с ним, сказал, чтоб он приехал на день раньше, чем договаривались. Полкан уже занял место в машине.

Все. Я остаюсь один и ищу свое.

Поскольку спать на палатке оказалось жестковато, я взял тесак и нарубил еловых веток. Заклинание я не активировал, поэтому демон из елки не вышел. Не эльф я однозначно.

Демьян по моей позавчерашней просьбе оставил мне ящик из-под гаубичных снарядов (интересно, а где это он его раздобыл?). Ящик был довольно большой и имел железные защелки. Я положил в него все вещи, что не потребуются для поиска. Закрыл защелки и для верности перевернул ящик кверху дном. Вот, сундук готов. Теперь до вещей доберется только гуманоид или медведь. Один откроет, другой сломает. А всякая мелочь вроде грызунов не сможет на вещи нагадить, порвать или уволочь.

В наспинную сумку жилета, которую обычно называют сухарной, положил паек второго типа. Жилет надел, пристроил на карабин оптику-двухкратку, на пояс повесил складную малую лопатку и флягу. Скатал плащ-палатку и хотел тоже взять с собой, но поглядел на небо и раздумал. Открывать ящик снова не хотелось, поэтому засунул ее на каменный выступ над головой. Вообще пещера как ночлег мне понравилась. Сухая, вода рядом и образована в известняке. Никто не подкопается. Минус только один – возможность врагу заблокировать выход. Надеюсь, что такой враг не встретится. Вроде как все. Сейчас залью флягу под пробку и пойду.

Я взобрался на холм, указанный Демьяном, достал набросок карты местности и стал прикидывать, что чему соответствует. Разобравшись, засунул набросок в карман и с удовольствием вдохнул полной грудью северо-восточный ветер, ощутил в нем токи Силы.

Раскрылся навстречу этому потоку, вобрал его в себя. И все. Тьма.

Очнулся я от того, что кто-то обнюхивал мне ухо. Правое ухо. Перед глазами была трава. И пыль между травинками. Резко дернулся влево, перекатываясь на левый бок и нашаривая правой рукой кольт. Только бы он был там! Выдернул его и направил. А стрелять оказалось не в кого. Обнюхивал ухо мне ежик. Я сел. Во рту ощущался вкус крови. Неужели опять?! Левая скула саднила. Осторожно ощупал лицо и голову. Вроде как ничего страшного. На скуле небольшая ссадина. Руки слушались. Все тело ныло, словно я весь день рубил дрова или землю копал. Все вещи на месте, карабин лежит рядом. Надо вставать. Ноги чуть не разъехались, но встал. Ощущение разбитости никуда не делось, но еще и голова заболела. Так! А что это за тварь лежит там, где были мои ноги? Похожа на ырка, только размером втрое меньше. Дохлая. Может, детеныш какой-то живности хищной? Это что он, сдох, и оттого меня свалило?

А штанина у меня на ноге разорвана. Но укус не ощущается. Родители мои! Неужто меня опять как в храме долбануло, а когда эта тварь моей ногой полакомиться хотела, долбануло и ее, как жреца в том же храме?

Время уже того, день к закату клонится… Стало немного легче, и я потянулся за карабином. Идти надо… Поднял карабин и ощутил, как хлябает прицел. О-О-О-О! Так и есть – передний винт сломался, а запасного нет. Я вообще не ожидал, что он может сломаться, упав из рук. Теперь прицелу конец. Разве что как полбинокля пользоваться… В священномучеников Бориса и Глеба, в мутный глаз, в нетленные мощи и иеродиаконство!

Медленно, щадя себя, пошел назад. Но, проходя мимо твари, не удержался и пнул дохлятину. Тварь отлетела на пару шагов, перевернулась и уставила в небо белесый живот с редкой шерстью. И лежи теперь, пока тебя кто-то не сожрет! Перед спуском на холме росла рябинка с раздвоенным сверху нетолстым стволом. Достал тесак, срубил ее, обрубил ветки и заострил конец. Стало легче спускаться по склону, используя ее как опору. При ходьбе по горкам не очень толстая, но прочная палка – совсем не лишняя вещь. И протянуть другому в помощь, и опереться на спуске и подъеме, и много чего сделать можно… А когда ноги подкашиваются – тем паче. Вот и погуляли… День пропал, и кто знает, каков буду я завтра…

Пару раз чуть не грохнулся, но до пещеры доковылял. Сел, напился из родника. Надо насчет ужина подумать. Ага, и ногу посмотреть. Снял сапог, приподнял штанину. Штаны разорваны, белье тоже, на ноге следов укуса нет. Интересно, у него нет ядовитой слюны? На всякий случай достал фляжку, из которой не отломилось Демьяну, смочил угол платка и протер место, совпадающее с драной штаниной. Во фляжке у меня спирт семидесятиградусный, с добавкой разных ароматических трав. Можно протереть, можно выпить, если желудок луженый. А еще лучше в чай добавить. Протер еще ссадину на скуле. Защипало.

Пора есть… Полез в заспинную сумку жилета, достал паек. Нет, лучше взять тот вариант с концентратами, а вариант с банками оставить на потом. С натугой перевернул ящик, открыл запоры, достал нужное. Сполоснул котелок, залил в него воды. Разжег костер. Это сейчас долго ждать. А разогреть воду Силой можно, но боязно – а вдруг падение на холме вредно отразится на управлении Силой? То есть либо мне поплохеет, либо котелок взорвется?

Подумал и с осторожностью стал-таки подогревать воду Силой. Манипуляции с Силой проходили безболезненно, что радует. Тогда еще и кружку с чаем стал подогревать. Доведя почти до кипения, отгреб угли и поставил на них кружку, а котелок подвесил над огнем.

Когда вода закипела, достал нож, вскрыл банку с консервами, затем разорвал оболочку на концентратах и все выложил в котелок. Потом добавил приправу из пакетика. Набор для завтрака трогать не буду – пригодится еще.

Когда варево дошло до кондиции, я снял его с огня и поставил под струей из родника, закрыв крышку. Пусть оно малость остынет так. Голода, как вчера, я не ощущал, но долго возиться не хотелось. Слабость уже не так беспокоила, но и ничего тяжелого я не делал.

День угасал. Сейчас поем и попробую успеть зашить штаны, пока не стемнело. И буду готовиться к ночи.

Аппетит не проснулся, но котелок я съел полностью. Пока поставил его отмокать (на дне чуть-чуть пригорело), а сам занялся зашиванием дыры. Потом домыл котелок, хотя холодной водой отмыть хорошо не получается. Ну ладно, завтра будет еда чуть жирнее. Так делают аборигенские бароны. Тут я вспомнил, что чай-то я оставил без внимания. А он еще и не вскипел. Пристроил его поближе к пламени. Вымыл консервную банку и аккуратно отставил ее, чтобы сохла. Пригодится на правое дело. Упаковочную бумагу и картон сжег в костре. Пока чай еще не готов, решил отвинтить прицел. Вместо отвертки воспользовался ножом. Повертел его в руках. А как его носить с собой? В карманы жилета класть уже некуда. Надо подумать.

Чай наконец доспел и был выпит. Я подбросил еще немного дров в костер, потом сходил по надобностям и стал устанавливать сторожки. Первая линия в двадцати метрах. Затем я остановился и заполнил флягу под пробку – чтоб ночью, если захочется пить, не бегать к роднику. Затем вторую линию метрах в десяти от входа, а третью – на самом входе. Она будет вместо Полкана.

Уложил все оружие рядом и стал устраиваться на ночлег, окружив себя противозмеиной веревкой. Да, ночевать вне поселения – это испытание, особенно одному. Правда, я с трех сторон защищен камнем. Вход только один. Оттого и опасаюсь немногих врагов.

Сознание мирно скользнуло в пелену сна…

Разбудила меня непонятная вибрация, как будто я лежу на палубе судна, и судовой двигатель ощутимо вибрирует подо мной. И вибрация нарастает. Что это такое? Я проснулся окончательно. Может, какие-то твари хотят подрыться через пол пещеры? В степях такое возможно и случается, но тут тварей ждет бесславный отход. Пол крепче когтей, ими его не расковыряешь.

Может, идет колонна бронетехники? Откуда ей тут появиться…

Вибрация приближалась, я взял карабин на изготовку. В магазине те самые пули с магической начинкой. Беспокойства не было, было только любопытство: что это?

Вибрация прекратилась, с минуту ничего не было. Потом она возобновилась, и метрах в семи от входа среди травы закружилась пыль. Это кто там лезет из-под земли? Гном, что ли? Или чудовище?

Пыль слегка осела, потом вновь взвилась, и мне явился Белый Червь. А как его еще назвать? Из-под земли метра на полтора высунулось серо-белое тело, ставшее стоймя. И стоит, как змея на хвосте. Прямо как сарделька серо-белого цвета, если делают их размерами такими, то есть метр диаметром и полтора длиной. Кожа морщинистая, как у слонов, но другого цвета. Рук и ног нет. Головы тоже, зато есть пасть. Выглядит, как два цветка львиный зев, если сложить их вместе. Или рыло у крота. Из пасти свисает что-то вроде длинного языка. И довольно сильно воняет тухлятиной. Глаз не видно. Стоит, не атакует, не двигается, звуков не издает.

– Что это такое и для чего оно тут?

Это я сказал вслух. Ничего. Существо все так же стоит на хвосте или что там у него есть под землей.

«Зови меня Исмаил. Исмаил».

Это всплыло у меня в мозгу. Это что же – белый господин пользуется мыслеречью?

И это не просто белый червь, а литературно подкованный белый червь! Я это наяву вижу, или брежу, или уже умер, и это у меня посмертие такое – за многие прегрешения выслушивать от белого червеподобного демона литературные цитаты?!

– Исмаил, ты здесь живешь?

«Да».

– Кого ты ешь?

«Любое мясо. Кроме вампиров».

– Для чего ты пришел?

«Показаться тебе. Я тебе нужен. Я не должен тебя есть».

– Когда ты будешь мне нужен?

«Позже. Я приду».

Пасть закрылась. Существо активно ввинтилось в яму, которую вырыло. Миг – и уже след простыл. Я остался стоять, пребывая в тихом апофигее. Другими словами, это состояние сложно назвать, если не «заковыристо выражаться». Постояв, вернулся и прилег. Все равно в мою старую голову происходящее не укладывается. Может, завтра будет как-то привычнее и понятнее.

Я предполагал, что встречу разное и в том числе страшное, но я не предполагал, что встречу гигантского червя, который будет мне цитировать древнюю литературу! Но мир преподнес эдакий сюрприз, как герой эпитафии болонку своим родственникам «Пре под нос». Закрыл глаза и попытался заснуть. Только так можно уйти от сдвига сознания. Это удалось.

Мне снился сон о девушке, за которой я ухаживал в последний год жизни в Федоровском. Сон был интересный, жаль, что наяву все было не так хорошо…

Разбудила меня опять утренняя прохлада. Уже светало, пели птицы. Встал, прошелся по пещере. Раздражавшая вчера слабость не ощущалась. Царапина не болела. Все вроде было ничего, только пить хотелось. Я пошел к роднику. Заодно сделаю свои дела и осмотрю место визита. Нет, ночью я не бредил – взрыхленная земля имелась, диаметр рытвины приблизительно совпадал с шириной гостя. То есть меня посетили. Хорошо бы, чтоб сказанное им мне не почудилось.

Умываясь, глянул на себя в зеркальце. Ничего необычного, только та самая подсохшая царапина. А вообще неплохо бы иметь такое чудо в сопровождении, чтоб оно отпугивало нечисть и хищников. Чтоб они, когда земля завибрирует под ними, ощущали, что «мужество стекает по ногам их».

Устроил себе костерок, подогрел чаю, который и выпил со сбереженным вчера джемом. Есть особенно не хотелось, как всегда рано утром. После чая я собрался. Опять уложил все в ящик, перевернул его. Поставил сторожок в пещере. Интересно будет знать: кто-то в гости приходил в мое отсутствие или нет. Прицел положил в мешочек, а его повесил на шею. Получилось не здорово удобно. Надоест – спрячу.

Медленно двинулся в сторону Аскул. Посмотрим на проклятое место поподробнее.

Весь день был убит на хождения вокруг Аскул. Результат околонулевой.

Всего, что я видел во снах, – не было. Кроме речки и домов. Дома людей, которые сюда переселялись, чтоб вскорости сбежать, аккуратно разобраны до фундамента. Вот две вещи, которые удалось обнаружить.

Интересно, а разборка домов – это не работа бойких людей из села Рождествено? Вряд ли шишиги и вампиры занимались этим. А сбежавшие тоже вряд ли заморачивались разборкой и перевозкой домов.

От самих старых Аскул остался тот самый полуразваленный двухэтажный кирпичный дом. Я заходил в него с опаской, ибо казалось, что он сейчас рухнет, настолько стены покрылись трещинами.

Поиск подземных пустот выявил только подвалы под некоторыми бывшими домами, а в окрестностях и того не было. Шишиг, естественно, не было. Источников магической активности я не выявил, хотя искал не раз и разными способами.

Пресловутого болиголова – ни единого стебля. Словно кто-то аккуратно повыдергивал.

В итоге у меня создалось такое впечатление, что либо в вещих снах я видел не эти Аскулы, либо кто-то аккуратно зачистил это пространство от следов, могущих увести в нужном направлении.

Демьян рассказал мне про еще одно подозрительное место неподалеку. Но если там опять я увижу мирную идиллию? Что делать тогда?

Сегодняшний паек будет доеден, у меня останется еще три. Завтра будет день на поиски в этом подозрительном месте, на этот день паек уйдет. Остаются два пайка на два дня. Куда пойти и где искать эти два дня? Или рассчитывать, что Исмаил придет на литературный диспут и принесет кусочек мясца?

В итоге за день поисков ноги убиты, есть хочется, ничего не найдено… Все без толку. Идя к пещере, я не забывал собирать сухие ветки, и приволок изрядную охапку. Дрова-то уже кончались. Сбросил их у кострища, проверил пещеру. Никто не приходил, ничего не попортил, никто не нагадил. И это славно.

Развел костер, посмотрел, что осталось от пайка. Консервов я сегодня не ел, так что банка тушенки и две банки овощей с мясом еще есть. Галеты все съел. Сахара осталась половина и чая две заварки. Сейчас съем две банки, а третью оставлю в резерве. Выискал плоский камень и пристроил его в костре, чтобы он мог послужить в качестве сковородки. Открыл банки, поставил их на камень. Затем занялся чаем.

Обе банки съел быстро, захотелось еще, но я знал, что когда так питаешься, что днем некогда поесть, аппетит жуткий, и съеденного кажется мало. Но если чуть потерпеть, то это желание проходит. «Яма желудка» успокаивается. Так и случилось сейчас. Пустые банки закопал в землю, а горючий мусор сжег.

Пора и на боковую.

Утро, как и вчерашнее, прошло в трудах и заботах. После чая собрался, вооружился и двинул в сторону того самого нехорошего места.

Что, собственно, делало это место нехорошим, Демьян внятно не рассказал. Там люди пропадали бесследно. И все. Впрочем, с учетом подземного любителя литературы, это могло быть неудивительным. Сядет охотник отдать долг природе, а Исмаил ухватит его за заднее место в этот момент. В итоге – пропавший без вести, а на месте исчезновения – непонятно отчего взрыхленная земля и, может, оброненная охотником вещь. Или совсем ничего.

Пока я шел в эту долинку – умаялся. Сначала один овраг с крутыми склонами, потом второй, потом речка с топкими берегами, найти переход через которую сразу не получилось. А долинка – как долинка. Тихая, спокойная, уютная. Трава в ней – мечта скотовода. Полно цветов, щебечут птицы, пригревает солнышко, дует легкий ветерок. Лежать бы на траве и так проводить отпуск. Никаких тебе ужасов и страхов…

Ан нет, что-то появилось… Что это будет – страх или ужас? Метрах в пятидесяти из леса вышло нечто четвероногое и трусцой направилось в мою сторону. Величиной с большую собаку. Я вскинул карабин и навел на существо. Существо начало ускоряться. Ага. Как только оно перешло на бег, то получило пулю с колдовской начинкой. Из левого бока полетели клочья, существо опрокинулось и задергалось.

Я дождался, пока судороги прекратились, и подошел ближе. Это не собака, а скорее павиан величиной с крупную овчарку. Только морда не обезьянья, а скорее волчья. Хотя и обезьянье что-то есть. А зубы – даже не знаю чьи. Может, тигриные, если по размеру. Но я тигриные зубы не рассматривал подробно. А вот шкура – не собачья и не обезьянья, а как у болотных ящериц. Шерсти же нет. Хвост куцый, как у медведя. Пуля разнесла левый плечевой (или как он у этой твари называется) сустав, часть грудной клетки. Легкое аж вывернуло. Кровь темная, густая, тягучая. И пахнет неприятно.

Это неплохо я с пулей поработал. Испытывал я две опытных на туше коровы, которую из-за опасения заразы сжечь собирались. Дырки тоже внушительные были, но одно дело туша, другое дело живая плоть. Надо будет потом заняться их производством для охотников за нечистью, хотя расход Силы на них впечатляющий. Но я думаю, что великореченские удальцы не откажутся от пары-тройки пуль такой мощи. Кстати, с пулями для дробовых ружей мороки будет меньше из-за большего размера. Над карабинной пулей Снорри Большой долго мучился, прежде чем подобрали оптимальный размер кратера и заливку.

Тут я ощутил знакомую вибрацию. На всякий случай заскочил на камень. Ага, он самый, явился на перекус и застыл белым столбиком.

– Исмаил.

«Да».

– Не хочешь ли поесть? Это твое.

«Позже. Тогда вкуснее».

– Ты еще не готов сказать нужное для меня?

«Позже. Это не здесь. Приду утром».

И подземный литературовед скрылся в норе.

Я еще походил по окрестностям, пытался найти нечто магически активное, подземную полость… Ничего.

Что интересно, амулет не засекал ходы, которые Исмаил проделывал под землей. Может, они сразу же заваливались? Сами по себе или у него сзади есть какой-то хвост-самозакапыватель?

Прошелся вдоль речки, отыскивая нечто подозрительное. Подозрительного не нашел, зато встретил приключение – водяная змея пыталась вцепиться в ногу. Сапог оказался ей не по зубам. Я решил, что хватит искать приключений и надо возвращаться.

Вернулся потому значительно раньше вчерашнего. Есть не хотелось, поэтому обед состоял из чая и галет. И те ел по расписанию.

После обеда устроил военный совет, посовещавшись сам с собой. Исмаил завтра куда-то отведет меня. И скорее всего, под землю. Что это будет – гора и каменные пещеры или подземные ходы в относительно мягких грунтах, пока сложно сказать. Сколько я там буду находиться, тоже неясно. Поэтому надо опять перешерстить вещи и то, что не нужно или не подниму, оставить. Особенно долго я думал, брать ли саперную лопатку и кольчугу. Долгие размышления привели к решению, что кольчугу таки надо надеть, а лопатка здесь останется. Вместо нее пойдет консервная банка. Она более многофункциональна.

Утром подземный житель не появился. Поскольку я не знал, прочел ли он про допустимый для земного жителя предел опоздания в четверть часа, то не стал переживать из-за этого. Сел возле костра и стал щепать лучину ятаганом. А пучки связывал. Если окажусь под землей, то пригодится хоть чуть-чуть подогреть еду.

Больше меня беспокоило то, что уйдя в подземелье, сложно будет добывать еду. Запас ее небольшой. Положим, на три-четыре дня хватит. А закончится ли все за этот срок? Вода тоже. Фляга у меня только одна, хоть и двухлитровая. Можно в котелок еще. Или не надо? В подземельях вода встречается и нередко. А вот с едой?

Вроде я помню, что там есть каменные крысы, каменные ящеры, может, даже змеи. Может расти какой-то лишайник. А вот как это съесть – никакого опыта я не имею. Или их едят только гномы, для которых еда определяется понятиями «мало» или «много», а не другими качествами. В лесу хоть дичь есть, рыба в ручье, ягоды, орехи и коренья… Вообще в подземной речке тоже может какая-то рыба быть – но вот можно ли ее есть?

Пришло время обеда. Поразмышляв о возможных проблемах с едой, все же решил поесть нормально, съев консервов. Даже если сейчас не поем вообще, а дня через четыре сяду на голодный паек, все равно буду переживать, что когда-то чего-то не доел, а вот как бы сейчас недоеденное пригодилось. Хоть об этой банке, хоть о другой.

Исмаил явился в третьем часу дня, когда я стал размышлять, не подремать ли мне, пока проводник запаздывает.

Дрожь почвы, пыль, белый столбик.

– Исмаил.

«Нам пора».

– Подожди. Расскажи, куда ты ведешь меня. Сколько идти туда. И что будет там.

«До вечера. Ночью ждем. Утром войдешь. Странное подземелье. Потом расскажу. Вдвоем идти сложно».

И пошли мы: один под землей, другой по земле. И путь наш был неравномерным. И то и дело мы ждали друг друга. Оно и понятно – Исмаил прокладывал себе дорогу не через всякий грунт. Поэтому периодически он быстро проходил сквозь горку и ждал меня, пока я через эту горку карабкаюсь или обхожу. В свою очередь я быстро перебирался через каменистый гребень и ждал его, пока он проползет в обход его.

По прямой наше путешествие получилось километров в пять. Может, и чуть больше, но уже десять – вряд ли. Но с учетом обходов… Да и времени на ожидания ушло много. Ноги были убиты, плечи болели от ноши – марш по горам удался на славу.

«Подойдем завтра. Остались две горы. Мне надо есть».

И проводник меня покинул. Надо было устраиваться на ночь. А вот безопасной пещеры не было. Правда, родник имелся, хотя и не окультуренный. Я выбрал скалистый обрыв и разбил лагерь под ним, чтобы хоть один сектор был безопасным от нападения. Сначала нарубил лапника на постель. Затем срубил две довольно длинные жерди и установил их наклонно к каменному склону. В случае дождя накину сверху палатку, и будет нечто вроде половины простейшего походного жилья, именуемого собачий тент. Затем набрал сушняка и развел огонь. На ужин была банка консервов и чай.

Затем я пересмотрел вещи, нет ли где чего-то порванного и поврежденного. Проверил, что где лежит, кое-что поменял местами… Залег на палатку и поразмышлял. В принципе я догадывался, в какую сторону мы идем, – к Ширяевскому оврагу. Правда, может, мы до него и не дойдем, раз осталось две горы. Вот только к какой его части – не знаю. Про тамошние места рассказывали много таинственного и захватывающего. Летающие по ночам вспышки, ледяные пещеры, где останавливается время, грот Исчезающих… Что-то я слышал еще в молодости, потом освежил эти легенды в библиотеке. Но ни Федор Михайлович, ни Демьян не могли сказать, насколько это все достоверно. Каменная чаша действительно была. А вот про вечные пещеры они ничего не знали, кроме тех же слухов. И про то, что Жигули – энергетический полюс мира, и что здешняя вода энергетически ценнее любой другой воды в семь-десять раз, они тоже не слышали. Это забавы людей с образованием. Вы, наверное, слыхали или читали подобные рассказы про это место. Или любое другое. Там, где есть несколько подвинувшихся на подобных тайнах людей, – тайн будет много. Подземные ходы в городах, уходящие на километры и даже на другой берег Великой, исчезнувшие в озерах города, клады… Вообще, если не давать им денег на это, то вредят они больше своему мозгу. Но если вы – некий начальник и получили петицию от общества по раскрытию тайн веков с просьбой спонсировать поиски в древних подземельях исчезнувших библиотек древних царей, то спасет вас только четкое соблюдение двух требований:

1. Не давать им никаких денег, ни своих, ни казенных.

2. Разговаривать с ними не лично, а через того помощника, которого совершенно не жалко.

Их безумие заразительно. Поэтому будьте готовы выгнать и этого помощника – чтобы зараза ушла подальше. Говорят, что это безумие лечится только тяжелым трудом на ниве сельского хозяйства в глуши. Но я не пробовал применять этот метод.

Стемнело. Я выставил два сторожевых круга и улегся.

Сразу не засыпалось, вот я и предался размышлениям. Мне лично Самарская Лука показалась каким-то очень тихим местом для дикой природы. Поскольку я бывал и в тверских и иных лесах, то имею представление о том, сколько там живности. Вот я уже который день здесь, а сколько животных видел? Если исключить Исмаила и прибитых двух тварей – только ежика и змей в речке. Ну добавим пару мелочей, которых чуял Полкан той ночью – это слезы. В тех же тверских лесах при ночевке там заснуть невозможно – все время кто-то вокруг бегает, кричит, хрустит косточками соседа, шуршит в траве… Даже если тебя самого есть не будут, то спать не дадут своей громкой ночной жизнью. Если бы не птицы – была бы здесь мертвая тишина. Это наводит на размышления. И какие-то опасения. Что-то здесь творится, что чуют животные. И убираются подальше.

Я постепенно задремал. А затем меня разбудила сработавшая внешняя сторожка. Приподнялся, взял карабин. Никого крупного в лунном свете видно не было. Выколдовал шарик света и отправил его освещать нужное место. Ага, это лисенок. Явился опровергать мои предположения. Сейчас будешь знать, как магам мешать спать. И отправил в полет камень, придав ему магией точности. Глухой удар и визг. А вот не надо чужие заблуждения разоблачать в неподходящее время.

Но не было ли это отвлекающим маневром? Погасил шарик, проверил округу Кошачьим Глазом и Волчьим Ухом. Ничего опасного. Только звуки, которые издал лисенок, уходя отсюда.

Убрал заклинания и уснул. Правда, пришлось вставать еще разок. Дневной чай досрочно попросился наружу.

И был сон. Подземелье какого-то замка, сводчатые коридоры, подземные залы, узкие лазы. И никого. Я ходил, ходил по ним. Поднимался то выше на уровень, то спускался, отдыхал, снова шел. Что мне там надо было – непонятно. Одни хождения и хождения без конца. Радовало только то, что не нужно было подсвечивать. Свет в подземельях имелся, но не от светильников или окон, а отчего-то был. Словно камень его сам создавал.

Дождь ночью не случился, и это было здорово. Проснулся под пение птиц, занялся туалетом и завтраком. Решил на завтрак съесть банку консервов, ибо неизвестно, что там будет с обедом. Может, и не до него будет.

Поскольку Исмаил не появлялся, я занялся мелкими хозяйственными делами – еще пучок лучин, еще одна ревизия карманов…

Затем появился Белый Вергилий и застыл белым столбиком.

– Исмаил! Расскажи, куда мы идем и что ждет там.

«Не могу долго».

– Тогда скажи кратко.

«Это не мое».

Совсем непонятно. Ну ладно, не его так не его. Тогда пойдем. Что сможем, увидим, кого сможем, того убьем, что сможем, то и сделаем.

– Веди, Исмаил.

«Обходи слева».

И он нырнул в нору. Я взял пожитки и оружие и двинулся. Направление мне задано было, я обошел горушку, перешел овраг по хилому бревнышку, чуть не свалившись, спустился в долинку, где ждал меня Исмаил.

«Жди за той».

Язык показал направление, спрятался в пасть, а затем спрятался его хозяин. Он явно пошел в обход. Я продрался сквозь густой дубняк, взобрался на плоскую вершину, спустился по крутому склону и остановился, отдыхая и ожидая. Исмаил появился через полчаса. Я его даже пожалел – сколько ему приходится кругов нарезать. Это время я использовал еще для окультуривания того же рябинового посоха. Срезал некрасиво обломанные и обрубленные остатки веток, заточил нижний конец заново, чуть укоротил развилку. Ходить в темных местах лучше с палкой, чем без нее. Будет чем прощупать дорогу – провал перед тобой или пол. Развилка сойдет за костыль или подсошек для карабина.

Явился Исмаил и «встал передо мною, как лист перед травою».

«Иди в ту гору. Мне твердо. Решетка. Не останавливайся. Тебя не оставят. Не бойся. Не все правда. Что видишь».

Исмаил начал ввинчиваться обратно.

– Постой, Исмаил!

«Что?»

– Скажи, ты не родственник драконам?

«Как орки эльфам».

Ишь ты, он еще и юморист.

– Доброй охоты, Исмаил!

«Вергилий на полставки» скрылся под землей.

Интересно, не его ли интенсивные маневры распугали тут животных, нечисть и нежить?

Если так, то спасибо и за это.

Показанная мне горка издалека казалась зеленою. Но с близкого расстояния стали видны выступающие каменные участки. Точнее, пласты камня. А вот справа за таким выступающим пластом открылась сплошная каменная стена. Через такие пласты Исмаил не пройдет. А в этой стене и был проход, забранный ржавой решеткой.

Я рассмотрел ее повнимательнее. Металл толстый, хотя и сильно поржавевший. Ворот и замка нет, значит, делали, чтоб никто не зашел, наглухо. То есть изначально слабого места не будет.

В камень вмурована только часть железа – это центральный прут (он даже толще, чем остальные) и две сдвоенные полосы, которые, как обоймы, зажимают прутья сверху и снизу. Прутья чуть не доходят до верха и низа, но там места, как и между прутьями, не так много. Был бы я пацаном, пожалуй, пролез бы. Ну или всякой мелкой зверушкой. Прутья к полосам закреплены сваркой.

Как проходить? По прикидкам, если бы убрать один (любой) прут, то я пролезу. Только придется снять жилет и ранец. У меня есть две шашки взрывчатки и две гранаты. Но хватит ли на подрыв? Я ведь подрывному делу не обучался. Можно попробовать заклинаниями. Есть заклинание разрыва, есть заклинание ускоренного ржавления. Но они берут много Силы, а вот что будет за этой решеткой? Где будет нужна Сила больше – тут или там?

С Силой подождем. Надо пошатать прутья – где они послабее. Ага, есть. Один прут слева оторвался от верхней полосы. Держится только снизу. Если его сорвать со сварки, то можно сдвинуть ближе к соседнему и пролезать.

Значит, надо подсунуть шашку под него. И присыпать. Я слышал, как спецы по этому делу говорили, что если надо подрывать дот, то снаружи можно класть тол ящиками, поводя вес его до многих сотен килограммов, может, и до тонны. В то же время, если заложить внутрь дота всего пятьдесят килограммов тола (закрыв и подперев двери), можно развалить дот совершенно. Разница обусловлена тем, что, когда взрываешь тол сверху, в разрушении участвует только часть энергии. Большая часть ее сотрясает мир, а не сам дот. А изнутри вся энергия идет на дело.

Я стал вставлять детонатор в гнездо для него. Далее я подсунул шашку под «обойму» впритык к пруту и под нее вставил камень, прижавший шашку к поперечной планке. Собрал камней и засыпал шашку ими. Шнур аккуратно протянул за выступ плиты. Можно поджигать.

На всякий случай открыл рот и заткнул уши. Вроде взрыв не должен быть оглушающим, но мне разве тяжело рот открыть, даже если это излишне?

Из-за выступа вылетели камни и пыль. Испуганные взрывом птицы взлетели с деревьев.

Надо идти взглянуть на результат. А оказался он частичным: прут погнуло, но оторвало не полностью. Пришлось подобрать большой камень и бить по пруту как кувалдой, пока окончательно не сломал участок сварки.

Прут я сдвинул и стал снимать с себя ранец и жилет. Просунул их в лаз, затем туда положил карабин и стал протискиваться сам. Получилось. А дальше начался обратный процесс. Вынул фонарик, закрепил его под стволом карабина. Проверил – работает. Но теперь карабин перевешивает к дулу. Ну да ладно.

Проверил оружие, все ли на себе в порядке. Сосредоточился на поисках магической активности. Вроде как нет.

Все. Пора. Включил фонарик и шагнул под каменный свод. Свод низкий, едва выше головы, поэтому я инстинктивно пригибал голову, опасаясь удара о него. На голове была панама, но лучше бы сейчас какую-то вязаную шапку надеть. Носить летом вязаные шапки – противоестественно. Оттого я ее и не брал, оставив в Твери.

Идти было не очень удобно, потому что пол был тоже неровный, и я опасался споткнуться. Ход хорошо вентилировался, запахов я не ощущал. Ширина коридора три-четыре метра, он то шире, то уже. Интересно, он естественный или прорублен? Мазнув по стене лучом фонаря, наткнулся на древнюю надпись: «Саша П. и Колян. Отрадное 04.1973 г.». М-да, начертал какой-то балбес на стене нечто тривиальное, а теперь это реликт ушедшей эпохи. Может, дальше будет нечто вроде: «Саша и Маша пили здесь пиво».

Тут я споткнулся о неровность пола, выругался и занялся делом, отвлекшись от размышлений о праздном, то есть проверил наличие магической активности. Нет. А теперь проверю на наличие источников тепла. Тоже нет. Хотя вампира так не увидишь, ибо не излучает он тепло. Да и многих из нежити тоже.

Ход явно спускался ниже. Если ощущения мне не врут. А вообще, иду я с полчаса, сколько уже прошел? Тут я очередной раз пострадал, приложившись головой о выступ свода.

От боли аж присел. Теперь, если еще раз в пещеру пойду – так пойду в ушанке! Чуть полегчало, и я пошел дальше.

Попробовал засечь магическую активность – ага, есть! Метрах в десяти впереди. Изготовился, осветил место – никого. Осторожно пошел туда. Ближе, ближе…

Магическая активность не пропадает, она постоянна. Размазана на участке стены размером метр на два. Какая-то рудная жила? Похоже на то.

Ладно, теперь иду дальше. Вообще я вроде слышал, что чем глубже в пещеру, тем теплее становится. Если там нет текущей воды. А здесь пока ни теплее, ни холоднее становится.

Как-то я быстро устал. Наверное, это от неудобной позы из-за опасения получить удар о свод и неровностей пола. Сяду-ка посижу.

Сел, привалился спиною (точнее, ранцем) к стене, поджал колени к груди. Отключил фонарик (пусть глаза попробуют привыкнуть к темноте), зато активировал Кошачий Глаз. Пусто.

Снял Кошачий Глаз, попробовал поискать Волчьим Ухом – тоже ничего. Пока не включаю фонарь – батарейки-то не вечные. Да и заклинания долго держать тяжело.

Посидел, наверное, с полчаса. Было тихо. Тут меня одолела мысль: а там ли я? И не буду ли вечно бродить в темной пустоте?

Надо вставать. Оперся на рябиновый посох, встал. До свода осталась пара сантиметров, оттого голова и не пострадала.

Да, неплохо бы иметь в компании гнома. Шел бы впереди, видел бы в темноте, о ямах предупреждал, угрозу обвала чувствовал задним местом, тащил на себе мешок с самого себя величиной…

Мечты, мечты…

Вообще глаза как-то привыкли к темноте. Нельзя сказать, что видно все, но как будто в сумерках по комнате идешь: слева силуэт дивана, справа силуэт шкафа. А это что под колено ударило – это табуретка.

Ход, кажется, стал заворачивать вправо. Выйти бы в более высокую часть.

Тут я так приложился о выступ свода головой, что чуть не отключился. Когда голова от шока отошла, пощупал ушибленное место. Шишка будет, но рассечения нет, что славно. Мало ли какая тварь может навестись во тьме на запах крови.

Сел, вытащил на ощупь из ранца нательную рубаху, обмотал ею голову, подсунул под нее еще пару носков. А сверху с натягом надел панаму. Хоть какая-то амортизация. Непристойно это – белье на голову натягивать, но голова-то не железная…

Меня снова одолела мысль: вот иду я, иду, а сколько я иду? Не менее километра, а то и больше. И куда я должен прийти – на другой берег Великой? В иной план бытия? Или я вообще хожу по кругу?

Может быть, но как это понять, и если это так – тогда как с ним бороться? Ответа нет на это.

Остановлюсь и подумаю, благо время вроде как обеденное. Пока пожую галет, запью водой и на том остановлюсь. Пока так.

Теперь буду сидеть, напряженно всматриваться в темноту и ждать ответа на вопрос: «Что дальше?»

А что там мне сказал Исмаил? Раз – не останавливайся. Два – тебя не оставят (или что-то наподобие). А дальше насчет того, что не все виденное существует на самом деле.

Тут мне вспомнилась солдатская песня, где утверждалось, что бог не выдаст никогда, и коль посадит в лужу, то сам из нее и вытащит.

Оптимистами были солдатушки, певшие эту давнюю песню. А что им оставалось-то, как не идти в огонь и верить, что не сгоришь в нем… Не останавливаться так не останавливаться.

«Солдат, учись свой труп носить». Что-то привязалась ко мне эта строчка. И про Бирнамский лес тоже.

А было ли что-нибудь в «Макбете» про пещеры? Уже не помню…

Встал и пошел. Не то потолок выше стал, не то шея согнулась и онемела, но пока не ударяюсь.

Шаги, шаги… попробовал их считать – сбился. При ходьбе по открытому месту помогает стихотворение или песня. Подбираешь шаг под ритм стихотворения, и так идти легче. Но в темноте это опасно. Отвлекаешься.

Ноги опять устали. Сколько я уже шел – не ориентируюсь. Просто шел, не оберегая голову, ибо свод стал выше. Поэтому шея не сгибается так.

А вот что это впереди – свет? Похоже, что да.

Я остановился, прислонился к стене, достал флягу, отхлебнул воды, спрятал ее. Проверил оружие и медленно двинулся вперед.

Свет неяркий, мне навстречу не движется. Похоже, им освещена зала, в которую упирается коридор, который я топчу весь день. Еще раз остановился, проверил, есть ли источники магии – в коридоре нет. А в зале – ощущается.

А вот не буду спешить. Хоть свет и не яркий, но кто знает, как на него отреагируют привыкшие к темноте глаза. Поэтому подожду, пообвыкну.

Неплохо бы иметь сейчас темные очки, но я всегда без них обходился. Летом мне жарко, но глаза солнцем не слепит. Говорят, вечный снег и лед на вершинах отражает свет и ослепляет, но там я не бывал.

До входа в зал с десяток метров. Останавливаюсь, не спешу, погляжу искоса на свет.

«Иди. Не бойся».

Это опять мыслеречь? И опять кто-то вроде Исмаила, только такой, которому этот камень не страшен?

«Иди».

Такое ощущение, что это женщина. Ибо голоса я не слышу, только в голове всплывают слова. И это ощущение.

«Не бойся».

Не могут те, кто мыслеречью пользуется, длинных фраз выдавать. Приходится частить.

Не бояться мне говорили ранее, говорят и сейчас. Что ж, не буду вылетать из хода, как боец штурмовой группы. Возьму рябинку под мышку, а карабин прижму к бедру и войду.

Глаза не ослепли. Уже успели привыкнуть. Да и свет матовый, рассеянный. А вот откуда идет – непонятно.

Посреди пещеры возлежало странное существо. Выше пояса – женская фигура, ниже – змеиное туловище, постепенно истончающееся до хвоста. Женская часть – мечта любого нордлинга. У них такие девицы обслуживают в посмертии тех, кто достойно помер, подобно воину. И быть они должны настолько мощнотелыми, чтоб с трудом обнять можно было. Ну и все остальное чтоб было тоже в двойном размере. Змеиное – тоже не маленькое. Такие змеи только в Астраханских владениях водятся. Оно же покрыто чешуей аспидно-черного цвета. Переход женского в змеиное – волнистый.

Жал, когтей и зубов не видно, но этим обольщаться нельзя. Они часто являются как бы из ниоткуда. Лежит себе, подперев голову рукою, и голубые глаза глядят на меня, как бы вопрошая: «Кто ты и зачем пришел?» Гм, а тогда кого она звала? Все как бы мирно, но беспокойство она внушает – больно размеры немаленькие.

Вообще надо бы мне представиться да поздороваться, ибо гость я, но отчего-то не хочется этого делать. Отчего-то думаю я, что чем дольше я молчу, тем лучше. А поступлю как один преподаватель в академии, из полуэльфов. Шляпу снял левой рукой (рубашка удержалась), махнул перед собой, чуть согнулся и прижал шляпу к груди. Только полуэльф это делал правой рукой, а шляпа у него в руке воображаемая была, а не реальная. А я из правой руки карабин не отпускаю.

Девица молчит, ничего опасного не делает. Смотрит – и все. Я тоже молчу, ибо поздоровался уже. А сейчас гляну, что здесь в пещере происходит с точки зрения магии. Силы в пещере довольно много. Она накапливается на стенах пещеры, словно каплями собирается на потолке и опускается на девицу. И в нее как-то уходит. Как в пустоту. А ауры у нее нет. Совсем нет. Оттого возникает нехорошее подозрение, что передо мной не то голем, не то какая-то ловушка.

И – нет в стенах прохода дальше. Либо девица прикрывает своим туловищем проход, либо она сама и есть проход. Замаскированный иллюзией такого типа. Я отступил от края входа и стал в полуметре от него. И близко от него, но и в нем не маячу. Уперся спиной о стену, принял расслабленную позу и продолжаю глядеть на деву. И чуть насмешливую улыбку изобразил. А теперь я еще и кривою ее сделаю. Тогда вылезет на свет клык. Вот такой ненавязчивый намек.

Девица все же не выдержала:

– Кто ты?

– Идущий навстречу своему Бирнамскому лесу.

– Разве ты эльф?

– Этот лес есть у всех.

– Кто тебя послал?

– Петля Судьбы.

Хороший у нас диалог получается. Содержательный, насквозь пропитанный философским смыслом.

А разговаривает нормально, без всякой мыслеречи. Но каким бы пустым ни казался диалог, а когда не знаешь, что делать, то лучше выждать. Тут совсем непонятно, что девица делать будет: нападет, пропустит, поболтает, предложит стать родоначальником скифов.

– К чему ты готов?

– К тому, что Бирнамский лес двинется на замок Дунсинан.

– Твои цвета?

– Черный, белый, коричневый, темно-зеленый.

Это девица меня про геральдические цвета спросила. А я назвал любимые цвета.

– А что…

– Теперь мой черед!

– Ладно, ладно… – согласилась девица-змея.

– Не жил ли твой потомок в Самаре?

– Жил.

– Не твое ли имя Мелузина?

Девица завизжала. От визга заложило уши. Она буквально встала на хвост, прямо как ее белый аналог.

Над ней взметнулась пелена взлетевших капель воды, как будто она наподдала своим хвостом по озерцу. Капли создали плотную завесу, и, когда она опала, девицы уже не было. Только лужица воды на полу. А Силы в пещере резко поуменьшилось.

Вот так. Что-то много литературного вокруг меня вращается. Не хватало еще Белого Кролика, который на бал опаздывает и ужасно боится опоздать… Идти пока некуда. Речная фея превратилась в лужицу, и сейчас вода куда-то просачивается, ибо лужа уменьшается в размерах.

Не мешало бы и подкрепиться. Я снял ранец, достал из него банку с консервами и пучок лучины. Соорудил небольшой костерок. Затем открыл банку и поставил подогреваться. Лучина прогорела быстро, лишь слегка разогрев содержимое. Ну да ладно. Банка ушла в меня очень быстро. Теперь бы чаю, но чаю не будет. Вместо того кинул в рот кусочек сахару и запил водой.

Откинулся на стену и на несколько секунд закрыл глаза. Это будет символом послеобеденного сна. Пустую банку поставил к стене. Брать ее с собой незачем, а закопать некуда.

Кинул взгляд на место действия и увидел там новое – на месте, где была лужа, теперь в полу зияло отверстие. Подошел ближе, включил фонарь и направил луч света в него. Ступени, винтообразно уходящие вниз. Надо спускаться. Медленно и аккуратно.

Вообще первый раунд выигран. Хотя это существо не является врагом, оно «не друг и не враг, а так…». Скорее страж прохода, и кто знает, с какими намерениями. Если давно здесь сидит, то со скуки может и нехорошими играми заняться. Но хоть и существо это древнее, оно женских качеств не утратило. Ими я и воспользовался – вынудил заговорить первой (а с нею это важно), запутал непонятными ответами. А затем внезапный удар.

Не любят они, когда их имена вслух произносят, как и аборигенские маги. Экий я коварный.

А откуда узнал нужное? В книгах много чего написано. Предупрежден – значит, вооружен, как пословица гласит.

Книга – второе мощное оружие человека, позволяющее накапливать информацию и передавать ее многим поколениям после написания. Книги, конечно, есть и у эльфов или гномов, но там их значение меньше. Те же эльфы за счет своей долговечности стараются больше запоминать, чем записывать. И когда в эльфа на левом берегу Великой попадает пуля, она уносит из жизни эльфов целые библиотеки знаний. Когда там же гибнет житель Твери – ущерба для знаний следующих поколений меньше. Еще книга – это один из двух способов недолговечному человеку обрести бессмертие (хотя бы относительное). Ибо пока книгу автора читают люди – он живет. Со дня смерти автора «Макбета» миновало лет шестьсот, но его еще помнят. А это уже сравнимо с эльфом по продолжительности жизни.

Слыхал я даже теорию (а таких теорий в Тверской академии напридумали на все случаи жизни: от способов завоевания всех соседей до классификации демонов по длине рогов), что Пересечение Сфер и Перенос части Старого Мира – это кара богов за то, что тогдашние жители начали заменять книги какими-то мудреными электрическими штуками, которые текст в фильму преобразовывали. Или что-то в этом роде. Кара была двоякой – и стали виноватые пришлыми, и в новый мир эти штуки пришли только в виде бесполезных кусков металла и проводов… Ибо что-то с ними случилось при провале сквозь пространство и время.

Что за способы завоевания всех соседей? Да это молодые преподаватели придумали разные юмористические способы завоевания, вроде как распустить среди озерников слухи о том, что тем, кто сдаст головы своих начальников, большая награда будет. Оттого назавтра все, кто в Озерном краю хоть что-то значит, будут перебиты, и в пунктах приема давка будет от желающих сдать их головы. Для жителей Лесного хребта надо предложить звание барона первым десяти перешедшим на сторону Твери. Далее они друг друга перебьют за право войти в этот список. А что нужно сделать с армирцами – уже точно не помню. Не то устроить конкурс танцев – кто протанцует дольше всех, не то переклеить на бочках этикетки, указав, что срок хранения вина истекает. В итоге армирцы подорвут свое сопротивление либо устав от танца, либо не дав вину испортиться.

А что они про орков сочинили? А, вспомнил! Обещать магически превратить того орка в эльфа, кто украдет эльфийку и произведет от нее на свет полуорка-полуэльфа! Юные аспиранты утверждали, что так решится проблема покорения и орков, и эльфов. Балбесы они, что еще сказать…

Ступени уходили вниз и там терялись в темноте. Вытесаны они были неровно, так что имей я эльфийские каблуки, как некоторые эстеты, грохнулся бы. Слева и справа поднимались тоже неровно вытесанные стены. Потолок нависал хоть и низко, но голове не угрожал. Проверил спуск на магическую активность (ничегошеньки) и медленно пошел вниз. Карабин держал на ремне стволом вперед, а в левую руку взял револьвер.

Опять я шел куда-то и не знаю, сколько времени. Ну и опять меня одолевали мысли, что иду я столько, что могу уже в самый нижний план бытия прибыть. Или мне опять показывают нечто нереальное.

Луч света впереди уперся в преграду. Ступени там заканчивались, в полутора метрах от последней ступени начиналась стена. Спустился на этот уровень, потыкал рябинкой в стену – стена. В пол – тоже твердо. В потолок – аналогично. Активировал нижегородский амулет – пустот он не показывает. Достал нож и стал стучать рукояткой в камень, пытаясь найти пустоту. Это заняло довольно долгий отрезок времени, но ничего не дало. Почему не рукой, а подручными предметами? А вспомнил сон, как рука влипла в скалу. Наяву такого не хочется. Итого везде камень. Пробить его нечем.

Мне сказали не останавливаться и не верить всему, что я вижу. Итого возможно два варианта действий.

А. Сидеть тут и ждать, пока проход откроется.

Б. Возвращаться в грот с Мелузиной и искать еще одну дорогу.

Я выбрал первый вариант. Сел на нижнюю ступеньку. Карабин поставил рядом, но приготовил кольт и револьвер. Они у меня на коленях в боевой готовности. Подумав, вынул из петли ятаганообразный клинок и положил его рядом на ступеньку.

Но ничего не происходило. Мало-помалу я осознал, что как мне не хочется этого, а шагать по ступенькам вверх придется. Засунул оружие в кобуры, клинок в петлю. Подобрал все свое и побрел наверх. Ступеньки никак не хотели заканчиваться, и даже казалось, что их стало больше. Я шел, останавливался, отдыхал, снова шел. Наконец-то забрезжил слабый свет из отверстия. Я остановился. Послал Астральный Глаз вперед. Осторожно вывел его над краем отверстия. Провел вокруг. Мелузины нет, и вроде никого другого тоже. Точнее, никого нет в нескольких шагах. Создал шарик света и подвесил на минутку слева от головы. Чтоб глаза привыкли к свету – в гроте подсветка есть, а на ступеньках нет. Погасил его и осторожно вышел.

А пещера стала другой. Раза в полтора меньше. И появился выход. И даже обрамленный двумя грубо отесанными в виде колонн камнями. Магическая активность отсутствовала. Подсветка сохранялась.

Я решил, что никуда не пойду сейчас, а отдохну. Занял место, из которого все входы и выходы в зал наблюдались и простреливались, снял ранец, расстегнул жилет. Постелил плащ-палатку и лег. Глянул на часы – стоят. Завел их, но они встали снова через неполную минуту.

Гм. Я что – попал в «карман времени» (кажется, так это называется)? И теперь время здесь не движется, а за пределами пещеры летят года? Читывал я про такое и в балладах, и в серьезных сочинениях по магии. Правда, в серьезных сочинениях эта часть обычно так заумно написана, что понять ее невозможно.

Ладно, «карман» или не «карман», а обед по расписанию. Есть мне не хотелось, но надо было. Достал растопку, пристроил на нее вскрытую банку и кружку для чая. Поскольку вскипятить всю кружку «дров» не хватит, то добавил туда заварку, а воды налил самую малость. Она вскипеть успеет, а потом разбавлю холодной водой. Это не совсем чай в обычном понимании, но не на родной кухне, чтоб все правила соблюдать…

Говядина с морковью разогрелась плохо, но опять же – не в ресторане и не дома. Поел. Затем пришлось осквернить пещеру мусором и еще кое-чем. Ибо некуда деть.

Прощупал колонны на предмет магической активности. Нет ее. Еще меня интересовал свет. Он есть, хоть и очень неяркий, а вот световых отверстий нет, как и магического источника света, откуда идет – тоже непонятно. Вроде как сам камень светится. Что-то мне это напоминает, но вот что?

Отдохнул, теперь пора идти. Заменил батарейку в фонаре, но старая еще пойдет в дело. Пусть отдохнет чуток. Подошел к выходу, поглядел в коридор. Темновато, темнее, чем в пещере, но не мрак, что-то видно. Потыкал в колонны рябинкой – камень.

Магической активности пока в коридоре не вижу. Источников тепла тоже. Никто не шумит. Магическое зрение использовать не стал, а пошел так.

Коридор идет как бы прямо, но стены его не пробиты, а как бы проплавлены, словно кто-то в камень воткнул нечто горячее, как горячий нож в брусок масла, и проплавил дырку. Возникла ассоциация с драконом – вот он ползает по этому лабиринту и когда хочет – двигается по существующему тоннелю, а когда хочет – новый ход прожигает. Не хотелось бы с ним встречаться в узком ходу лоб в лоб. Тогда спасение только одно – отжимать Восточным Ветром пламя назад и улепетывать в боковой ход, если такой близко. На раз может и Силы хватить, а дальше…

Хотя скорее всего не дракон, а огненный червь. Считается, что это потомок дракона, который живет в пещерах и оттого утратил крылья за ненадобностью, ибо ползает по узким ходам. Летать ему совсем не для чего. Хотя есть и теория, что такой червь – определенная стадия развития дракона. Когда он некое число лет проживет, некое число раз облиняет, разожрется до невозможности летать – тогда ему прямая дорога в огненные черви.

В этом вопросе мнения авторов бестиариев расходятся, а однозначного подтверждения нет. Не жили драконы при дворах владык, чтоб подробно проследить их цикл жизни, и не общались они с людьми, чтоб можно было задать им вопрос про все стадии их развития. То, что из яйца дракон вылупляется и далее растет – тут все понятно. А дальнейшее покрыто мраком неизвестности.

Возможно, эльфы что-то знают про это, но сведениями делиться не торопятся.

Вот под эти размышления я шел уже довольно долго. Пол был ровный, свод ударом по голове не грозил, вентиляция была (это я проверил в начале хода). В коридоре было довольно тихо. Никаких посторонних звуков. А мои звуки (шаги, позвякивание, дыхание) приглушенные. Странно, я думал, что в нешироком и замкнутом пространстве все будет звучать больно для ушей.

С размышлений о драконах я переключился на размышления, сколько мне идти и куда я иду, но, как и прежде, ответа на этот вопрос у меня не было.

Коридор длился и длился, когда я ощутил посторонний звук где-то впереди по коридору. Как будто некие капли мерно падали сверху.

Я остановился и стал прислушиваться к звуку, пытаясь определить, что это и откуда идет. Выяснилось, что это вновь пошли ставшие часы. Интересная акустика в этом туннеле – тиканье часов звучит громче, чем шаги.

Вот иду и иду под горой Необходимости, через пещеры Загадок и коридоры Беспокойства. Куда – не ведаю, но догадываюсь.

Коридор раздвоился. Место раздвоения выступает, как острое ребро. Куда идти? Свернул налево. По ассоциации с Данте.

Шагов через двадцать ход закончился дверью. Солидная такая деревянная дверь с железным кольцом-ручкой. Через нее ничего не слышно. Пытался прощупать сквозь нее магией – не проходит. Есть блок изнутри. Ну ладно, что не берется обходом, то берется напролом. Взял на изготовку револьвер и кольт, слегка толкнул дверь ногой. Дверь тихо пошла назад. Чуть прищурил один глаз – вдруг там очень яркий свет.

Дверь открылась полностью. Свет там неяркий, глаза не режет. Небольшая пещера, размером три на два метра. Стены аккуратно отесаны и отполированы. Посреди комнаты круглый стол, за которым сидят двое коротышек. Ростом они с гномов, только в ширину не так велики. Серые плащи с голубыми полосами. На головах широкополые шляпы серого цвета. Лица – вполне человеческие. Смотрят на круглое блюдо, в которое налита ртуть. По поверхности ртути бегают огоньки. Меня они не видят. Негромко говорят друг с другом, показывая на эти огоньки. Язык непонятный.

Тот, что сидел ближе ко мне, поднял голову и увидел меня. Лицо старое. Глаза выцветшие, когда-то были голубыми.

– Зачем ты здесь? Это не твое. Сверни направо.

Это мне? Старик снова уткнулся в картину на блюде.

Я и не заметил, как очутился снова перед развилкой. Такое впечатление, что меня выставили. Без всякого усилия. Перенесли. Это ж с кем я столкнулся?

Меня даже слегка заколотило. Это что: они движением бровей меня выпроводили за дверь и еще дальше? Хорошо, что они в добром расположении духа были. Могли прямо через дверь выкинуть. Или об стенку. Или сквозь стенку. Я отошел к стене и сел. Надо собраться, столкновение с непонятной и мощной силой выбивает из колеи. Надо посидеть и успокоиться.

Это явно не гномы и не друэгары. Комплекция не та. И я не смог определить, какой Стихией они пользуются. Даже приблизительно.

Стоп, кажется, вспомнил. Что-то я слышал или читал про старичков, ведающих подземными и наземными водами на Самарской Луке. Если они – те самые, то, значит, они родники распределяли, где больше их будет, а где меньше. Кстати, может, от этого и зависит жизнедеятельность шишиг в Аскулах? Воды в реке много. Земля родит, шишиги поспокойнее, все довольны. Вода пошла в другое место, речка обмелела, шишиги выживают поселенцев оттуда. Ну и земля не родит. Да, какая-то закономерность прослеживается: сначала несколько лет процветания, потом люди все бросают и бегут без оглядки.

Стресс прошел, пора идти. Пошел в правое ответвление. «И отдыха нет на войне».

Это писал старый поэт из Старого Мира. Почему я вспоминаю старых поэтов? Потому что не родятся сейчас достойные поэты. Вообще их, конечно, много, и пишут они тоже много. Особенно полнятся их опусами газеты в дни юбилеев владетельного дома Тверского или в праздники. Но не будет же человек в минуту жизни трудную цитировать оду в честь дня рождения тверского или ярославского князя? Чем она его поддержит?

Ну, может, я немного и пристрастен, ибо песни и баллады пристойные попадаются. Споет их на балу или на рауте молодой человек приятной внешности и с приятным голосом – и спрячутся за голосом и музыкой тривиальные слова и рифмы. А у девиц из глаз слезы закапают, а в груди любовный пламень вспыхнет… Но на то они и девицы. А мне чем поможет в моем походе песня о любви охотницы и вампира? Не созвучно-с.

Кто-то из пророков бабушкиной веры сказал: «Кто унывает – пусть песню поет». Совет неплохой, но мне тоже сейчас не поможет. Придется всех оповещать песней – вот он я, иду – готовьтесь. И другое соображение есть – иду не то сутки, не то неделю. Сколько это песен нужно запомнить, чтоб петь хоть сутки подряд? Таких голов на свете не бывает, чтобы на память столько песен знать…

Коридор все не кончается, батарейка начинает садиться, ноги уже намекают, что пора отдохнуть. Сколько прошло времени? Не знаю. Часы снова стали, а когда – не заметил.

Я, правда, не помню, сколько они показывали, когда пошли снова. А потом, может, они и назад идти начали – кто ведает? Может, здесь так получается: вверх идешь, и время идет быстрее, вниз идешь – оно идет назад.

А наверху может еще длится тот день, в который я вошел сюда, а, может, и годы прошли… Не знаю. Но нечего застревать на этом. Что бы ни показывали часы в мире воздуха и света – здесь это безразлично. Все равно я не дошел еще до нужного места и не выполнил, что должен.

Ноги намекали все настойчивее, что они хотят отдыха, поэтому я решил их прошение удовлетворить. Сел возле левой стены, благо там имелась небольшая впадина в ней. Вытянул ноги и расслабился. И впал в какое-то оцепенение, вроде и не сплю и все вокруг вижу и слышу, снов нет, но как будто и тут, и не тут. Бывают такие состояния после перегрузок.

Посидев, подобрал ноги ближе к себе. Чтоб никто не оттоптал. Оцепенение балансировало на грани сна, но не переходило ее.

Вывело меня из этого состояния ощущение холода. Как будто в доме открылась форточка, и морозный воздух вошел в натопленную комнату. Что же это?

Из противоположной стены коридора метрах в трех от меня выплыла полупрозрачная фигура. Выглядит как самодельная детская кукла, только сделана она не из тряпок. Контуры четкие, как будто передо мной прозрачная перчатка, залитая изнутри светом. У призраков же они всегда размыты. Лицо детское, словно действительно ребенок его делал. Выделяются глаза и рот, а остальное – так, только намечено. Стоит и смотрит, но ничего не делает. Холод идет от него.

Я вытянул из-за спины ятаган, произнес заклинание друэгаров. В тишине коридора оно прозвучало громко и грозно. Надпись на лезвии засияла белым светом. Существо не обратило на это никакого внимания, повисело на месте еще с минуту и ушло в стену. Холод ушел вместе с ним.

Я встал, подошел к месту появления и проверил стену. Вдруг это какой-то знак. Ничего. Стена как стена. Подошел к месту ухода – то же самое. Значит, это никакой не знак для меня, а просто какой-то здешний житель показался. Я его не заинтересовал, и разошлись мы мирно.

Встреча закончилась, надо идти дальше.

И я шел дальше. Пока не уперся в тупик. Коридор заканчивался шкафоподобным углублением в стене, которое было уже коридора, но имело глубину метра три. А дальше – стена.

Простучал стены этого «шкафа» – пустот нет. Амулет их тоже не нашел. Магический фон имеется, но слабый и рассеянный. Нет ощущения, что где-то есть замок с магическим приводом. И реального замка нет.

Что делать? А ждать надо. По дороге ответвление было, но в комнату старичков, которые выставили сразу. И сказали, что мне сюда. Других развилок нет. Пробить стену нечем. Не специалист я во взрывах, но понимаю, что одной шашки, что осталась, явно не хватит. Да и сверлить камень под нее надо. А я такого заклинания не знаю. То есть дорога правильная, но проход временно закрыт. Жду, когда откроют. Или знак дадут возвращаться.

А пока поем, потом спать лягу. В этой нише, чтоб стена спину прикрывала. Взял банку, открыл и съел, особенно не чувствуя вкуса – так, для порядка. Воды отпил. А фляга уже пуста на треть. Сколько еще тут быть – неведомо. Вообще есть еще одно дело, но этим делом возле «шкафа» заниматься нельзя. Прошел назад и нашел участок с обратным уклоном пола. Теперь не стечет. Вернулся в «шкаф» и стал готовиться ко сну. Спать придется полусидя, что не очень удобно.

И что еще хуже – отчего-то сторожки никак не накладываются. Заклинания поиска – работают, а эти – нет. Видимо, тот самый магический фон им мешает. Пришлось сделать «механическую сигнализацию». На входе в «шкаф» положил рябинку поперек прохода и один ее конец установил на пустую банку от ужина. Расчет на то, что авось посетитель ее заденет, и авось жестянка загремит. Вот именно, что авось. Тут мне вспомнилось, что давно-давно у иррегулярных войск был такой способ маскировки в лесу. Бралась дырявая куртка (и чем больше дыр, тем лучше), и во все дыры вставлялись свежие зеленые ветки. Так и маскировался стрелок в засаде, ибо тогда маскировочных костюмов не было. Называлось это творение «мабутейка». На вопрос, что это означает, пользователи отвечали: «Мабуть, не заметят в ней». «Мабуть» – это простонародная форма «может быть».

Вот теперь можно засыпать. Мабуть, вовремя проснусь, мабуть споткнутся и разбудят, мабуть, вообще не потревожат. Так я вверил себя своей судьбе и стал пытаться заснуть. А вот это как раз и не удавалось. Вроде и устал, вроде и хотелось спать, а не получается.

Потом начал засыпать и вскинулся от ощущения, что я сплю, а в это время может что-то произойти. Такой сторожевой сон знаком тем, кто засыпал в угрожающем месте, ожидая, что кто-то придет по твою душу. Самый плохой сон на родной кровати с этим не сравнить. Некоторые ученые мужи называют этот сон «обезьяньим». Дескать, достался он человеку от предка-обезьяны, когда она спала на деревьях и так вскидывалась, боясь свалиться с дерева на радость хищникам. Но чего только не придумают ученые мужи при наличии развитой фантазии и бюджетного финансирования.

Проснулся я от ощущения, что падаю. Вслед за этим от удара об пол из меня вышибло дух. Очнулся – сам не знаю когда. Лежу навзничь. Во рту привкуса крови нет. Вокруг тишина и темнота. Никто не держит, никто не мучит. И на том спасибо. С усилием выколдовал шарик света и осмотрелся. Я лежу на полу. Передо мною стена. Сзади в темноту уходит коридор. Шкафообразной ниши нет. Вокруг меня и подо мной – мои вещи. Кроме рябинки и банки. На стене никаких следов двери.

– В трон, в закон, в полтысячи икон, в загробные рыдания и бракоразводные электроды!

Начал про священномучеников и вовремя заткнулся. Не стоит ругаться именами тех, в кого бабушка верила. Вместо них упомянул демонов нижнего плана и пожелал им еще десять тысяч лет обходиться бестелесно.

Тут я осознал, что, когда я спал, опершись спиной на стену, стена взяла и исчезла. А я свалился спиной вперед. Грохнулся. А вот с какой высоты – не скажу. Ступенек с трех, наверное. И то славно, что не с десяти и ничего не сломал. Стена же на место вернулась. Чтоб этим демонам еще пару тысяч лет никто жертв не приносил!

Стал собираться. Лицо протер платком, во рту прополоскал. Завтрак откладывается. Пойду так. Под «дверью» оставил лужу. Чтоб знать, что я здесь уже был, если вернусь. Памятка.

Тут я вспомнил одну историю из бабушкиных священных книг про такую памятку и захихикал. А история эта была про одного нехорошего человека, который, хоть и был христианином по названию, но однажды поставил свечу перед изображением дьявола. Не из почтения к нему, а так, шутки ради. Для христианина этот поступок крайне отвратителен – все равно что в храме Мардога принести жертву Кали или другим темным силам. А дьявол для христианина, если не знаете, это темный антипод Бога. Через некоторое время во сне к этому шутнику явился дьявол, поблагодарил за почтение к нему и сказал, что он тоже отблагодарит шутника, показав ему место, где зарыт клад. Во сне шутник и дьявол пошли в лес, и дьявол показал ему огромный слиток золота, лежавший в яме. Шутник сам его сдвинуть не смог. Поэтому дьявол предложил ему слиток замаскировать, а место пометить и вернуться сюда с телегой.

Шутник согласился и положил шляпу, чтоб она как метка служила. Но дьявол подсказал, что шляпу может кто-то подобрать и унести. А вот если шутник нагадит, то это никто не унесет, и метка будет. Шутнику понравилось, и он стал гадить. Но забыл, что это он не наяву в лесу гадит, а во сне в своей кровати, под бок жене. Жена проснулась и завопила на него. А он ей в ответ:

– Молчи, жена, это я свой клад так помечаю!

Мораль: полученное хоть от демонов, хоть от дьявола опасно, ибо оно может обернуться против тебя. Я шел, хихикая от этой истории. Ушибленная спина постепенно перестала болеть.

По ощущениям, коридор стал отклоняться вправо и идти вниз. Но гарантированно это я утверждать не мог: нельзя забывать про недавние обманы чувств. Магическая активность в коридоре не ощущалась. Как бы выплавленные стены, относительно ровный пол, запах пыли… Ни крыс, ни летучих мышей – ничего.

Остановился, когда уже устал. Достал из ранца предпоследнюю связку лучин и разогрел на ней чай. Чай опять получился недоделанным, но лучше такой, чем ничего. Силу тратить не хочу. Выпил чай, пожевал галет. Надо экономить. Сколько ни хожу по этим коридорам, а ничего съедобного не встретил. За исключением Мелузины и старичков.

Посидел еще, собрался, оставил «метку».

Простите меня, хозяева лабиринта, за святотатство, но больше держать в себе сил нет, а подходящих мест вы не создали.

Снова шаги, запах пыли, луч фонаря на выплавленных стенах… Вспомнил свой сон, как тоже бежал по таким коридорам и хотел, чтоб была третья рука для обороны сзади.

Ноги опять дали знать, что устали. Но тут впереди забрезжил свет. Что же будет на этот раз? Полудевушка-полурыба или полумужчина-полукрокодил? Ах да, мне обещали отродий обезьяны или ящерицы. Ну это почти то же самое.

Оружие наизготовку, шаги тише, фонарь отключен. Впереди рваный проход, как будто кто-то пробил собою каменную стенку. За ним – полукруглый зал. Глазам от света не больно. Посередине его сталактит.

Рядом с ним стоит тоненькая женская фигура. Одета она по-старинному – платок на голове, сарафан колоколом, почти до земли. Обуви не видно. Лицо печальное. На вид – ничего опасного.

– Здравствуй, девица!

– И тебе здравствовать!

Голос тихий, невыразительный. Даже как будто не от нее идет. И сама она выглядит, как неживая, прямо как картинка, в воздухе висящая.

Так, а где проход? Ага, есть. В правой стороне зала. Я от входа отошел влево, чтобы правой руке удобно было ухватить все что нужно. Девица-картинка оказалась посередине.

А вот теперь помолчать надо. Я хозяйку поприветствовал. Мне лично от нее ничего не нужно. Так что ее очередь говорить. Я жду. А не будет ничего говорить – попрощаюсь и пойду.

Девица переплыла в другую сторону, обогнув сталактит.

– Не наполнилась ли еще Каменная Чаша, прохожий человек?

– Не знаю, хозяюшка. Люди говорят, что нет, но сам я этого не видел. А иду я от Аскул, с другой стороны.

Ага, понятно, с кем имею дело. Местная легенда это. Хозяйка Горы.

– А чего нужно тебе от меня, прохожий человек?

– Ничего, хозяйка.

– Как так?

– Совсем ничего.

– Во как! А чего же ищешь ты?

– Лукошко ищу. Со Злом.

– Нет тут его. И Зла тоже нету.

– Тогда пойду я, хозяйка. Идти далеко, ноги идут плохо, воды мало. Поспешать надо, пока все это есть.

– Говоришь ты, как будто нехотя идешь.

– Какая уж тут охота, хозяйка, по этим коридорам бродить. И Зло искать, если к нему не привержен. Задача такая у меня.

– И кто ж послал тебя?

– Не волен я это говорить. Взгляни на лицо мое – должен быть знак пославшего меня. Если не увидишь, значит, пославший это скрыть хочет.

– Не вижу я ничего.

– Тогда пойду я, хозяйка. Прощай.

– А может, воды тебе нужно?

– С благодарностью приму.

От руки хозяйки отделился носовой платочек, подплыл к стене и влип в нее. И из стены потекла струя воды. Я быстро отсоединил от ранца котелок и наполнил его.

– Благодарствую, хозяюшка.

Струя оборвалась. Я аккуратно закрыл крышку котелка, закрепил его на ранце, поклонился хозяйке, попрощался с ней и пошел к выходу. Хозяйка же поплыла в противоположную сторону.

В этом коридоре было почти светло. Пошел по нему. Почему я не набрал больше воды? Потому что нет свободной посуды. А лить эту воду во фляжку я опасаюсь. Разные ходят легенды про Хозяйку Горы, и разные впечатления от встречи с ней остаются у людей. И кто знает, какой сегодня настрой у Хозяйки. Нормальная ли эта вода, или разорвет от нее все внутренности. Внешне – она прозрачная. И все, что могу пока сказать. Пока она подождет. До последнего момента, когда уже не будет выбора – пить или не пить. А пока – я даже сапоги ею не помою. Они тоже нужны.

И то славно, что я уже немалого возраста. Молодые люди после встречи с Хозяйкой могут и навеки в горе остаться. И не всегда в качестве мужа.

Коридоры все не кончались и не кончались, шли то на подъем, то вниз, отклонялись то влево, то вправо… Я уже не ориентировался, куда они выведут меня. Два раза попадались бифуркации. Сначала я пошел налево, потом направо. Но во втором случае почти тут же вернулся – тупик оказался в полусотне шагов. Хоть далеко возвращаться не пришлось.

Магическая активность почти не ощущалась. Только в одном месте был участок ее в стене. Скорее всего, опять близко либо рудная жила, либо вода. А что именно – не скажу, не моя Стихия.

После скольких-то переходов организм потребовал серьезного отдыха. Я поужинал консервами. Запил водой. Давешний котелок с осторожностью отставил в сторону. И так поставил, чтоб он не опрокинулся, если случайно задену. Здесь ниши не было, поэтому пристроился к стенке коридора, установил сторожки спереди и сзади. Лег головою в ту сторону, куда пойду. Чтоб не путаться потом.

Глянул на часы – стоят. Устроился поудобнее. Пусть мне приснится что-то приятное. А еще лучше то, что поможет выйти из этого подземелья. Достало оно уже.

Условное утро началось с просыпания, осквернения здешних мест, умывания в виде протирания грязным платком лица и завтрака, состоящего из глотка воды.

Фонарик не включился. Замена батарейки не помогла. Но в коридоре было не темно. Так, терпимо, как это бывает зимней ночью от снега. А вот что здесь все освещает – непонятно.

Это я иду уже третьи «условные сутки». Никого нужного не встретил, хотя встреч разных было аж четыре. Заметного физического ущерба не понес. Так, пара столкновений с потолком и падение откуда-то куда-то. Еды мало, воды еще меньше, патронов пока достаточно. Значит, идем и не останавливаемся. Цель – прежняя. Пока иду – надеюсь.

А становится все теплее. И так не холодно было, а сейчас ощутимо теплее стало. Что же это? Подземное теплое озеро близко? Или это то самое? Ох, избави Светлая Четверка от такой встречи!

Ход опять раздвоился. В левом коридоре светлее, в правом – теплее. Что страшнее – светлее или теплее? Пожалуй, теплее. Повернул налево.

Появился шум. Шуршащий, с определенным ритмом. Что это – вода журчит? Я бы сказал, что шуршит, а не журчит. Но вдруг это так слышно. А вот теперь шум слышнее. И это не шум воды. Это что-то трется о пол. Ползет. А что здесь может тереться об пол? Неужели?

Я снял котелок с ранца, от спешки оборвав ремешок крепления. Несу его в руках, убрав карабин назад. Шаг, другой, третий… Мама!!

Из хода на меня выползала тварь. Голова почти как у дракона, туловище, как у кольчатого червя. Заполнило собой почти половину туннеля.

А-ах! Котелок, подчиняясь броску, взлетел вверх в воздух, а потом Сила направила его в морду твари. От удара крышка соскочила и вылила содержимое ей на морду. А я бежал обратно к развилке со всей возможной скоростью, бежал, не чуя под собой ног. Тоннель заполнил истошный визг, как поток сверл, впивающийся в уши, мозг, тело… А я бежал, разрываемый этим визгом. Из последних сил добежал до поворота и завернул за него, ощущая приближающийся жар спиной.

Подальше, подальше от этого поворота, скорее, скорее… Пусть тварь проползет дальше, не заметив, что я повернул… Это уже был не бег, я скорее ковылял, но упорно тащился вперед.

Бегу, бегу, уже почти что падаю. Дальше, дальше от этого поворота. Мне жарко, но не просто жарко. То есть я взмок от бега и мне жарко, но ведь воздух, идущий мне навстречу, овевает меня жаром! Что это?

Это червь! Тот или другой? Конечно, другой, тот остался сзади за поворотом! Развернулся и побежал назад. Скорее, скорее, вдруг первый червь прополз за поворот, а я поверну у него за хвостом и уйду дальше по коридору, куда я сразу и повернул! Скорее, скорее!

А вот теперь конец! Совсем конец! Червь не проскочил дальше, а повернул и пополз за мной.

Одно счастье – видеть, что морда у него наполовину почернела! Куда ж, куда ж… Назад! Побежал снова назад, пробежал еще десятка полтора метров и осознал, что я бегу на второго червя. А туннель один и некуда деться! Я свалился под стену. Сил не было. А сейчас и меня не будет – зажарят и съедят. С надеждой кинул взгляд наверх – может, есть в потолке щель, отверстие, ход? Нет, нету… Нет дыр в полу. Нет дыр в стенах.

Кто из них успеет быстрее? Левый? Правый? А, какая разница! Нет, она есть – еще несколько секунд жизни.

Что делать? Может, кинуть в одного шашку, а в другого – гранату? Или в обоих по гранате? Это тоже смерть – хоть от осколков, хоть от волны укрыться негде. Участок прямолинейный. Значит, у меня есть патроны с магической начинкой – одному четыре, другому пять пуль в морду! Кому сколько? Больше тому, кто первый подползет! Если не поможет – подорву гранату, когда меня кушать будут. Надеюсь, это поможет пищеварению! А если не успею – значит, гореть буду!

Ну, кто из вас, твари подземные, быстрее доползет? Оба! Прямо одновременно появились? Кому же первому попортить мордочку?

А получается, что некому… Черви остановились. И… начали медленно отползать назад. Прошла, наверное, сотня ударов сердца, как их морды (одна целая, другая почерневшая) удалились из пределов видимости.

Это происходит со мной? Наяву? Это только сейчас я был готов умереть и даже умирал, ибо согласился с тем, что сейчас умру? Это мне выпал такой сумасшедше удачный расклад, что черви друг друга увидели и по своим внутренним правилам дали задний ход? А лакомая добыча на свое счастье оказалась ровно посередине между ними и не стоила нарушений правил?

Так не бывает. Так бывает только в книгах и сказках, где бывает все, что автор захочет, даже невозможное. Так не может быть в этой жизни. Так не может произойти. Нельзя быть таким удачливым на свете. Нельзя. Свет померк перед моими глазами.

Очнулся я от холода. Стена туннеля стала ощутимо холоднее, и прикосновение ее привело меня в чувство. Я был тут, в этом коридоре. Как лежал, так и лежу на полу. Карабин рядом. Усики на гранатах не разогнуты. Сил нет никаких. А сердце зашкаливает. Стучит, как у того кролика на Демьяновом подворье. Но если у грызуна это норма, то мне такое грозит катастрофой. Надо лезть за пузырьком. Еще пяток доз там точно должны быть. С трудом стащил ранец, сдвинул его поближе. Руки слабеют, никак крышку не откроют, не могут вытянуть язычки. Нет сил откинуть крышку, нет сил вытащить флакон. Нет сил его удержать. А теперь правой рукой медленно, но верно достать флягу. Снять с нее стаканчик. Пальцы не слушаются, с трудом его сбрасывают. А теперь кап, кап – пять капель. Или десять? Не, десять было много. Флакон едва не выскальзывает из пальцев.

А теперь самое сложное. Откупорить флягу и налить воды в стаканчик. Не разлил. Не опрокинул. Теперь буду жить. До следующего червяка. Проглотил лекарство. Теперь уже можно не держать так прочно стаканчик, и он выскальзывает из рук. Уже не страшно. Вот сейчас полежу, отдохну и пойду дальше. Когда-нибудь кончатся эти ходы, эти червяки, эти девки, эти непонятно что или кто. Не может это длиться вечно, это не ад…

И под рефрен «Это не ад, это не может длиться вечно!» я второй раз потерял сознание. И сколько был без него – не ведаю. В подземельях я не могу сказать, как течет время. Оно сейчас разделилось так: «сейчас» и «долго». «Сейчас» – это в пределах нескольких минут. А «долго» – это вообще абстракция.

И что-то не идет из ума рассказ о посещении обителей подземных, где несколько минут внутри оборачиваются пролетевшими годами снаружи. Но это я не знаю наверняка, а лишь догадки строю, приподнимаясь и садясь у стены. Мочевой пузырь так заполнился, что, наверное, уже до подбородка достал. Сейчас отойду на несколько шагов и проверю, насколько это справедливо. Проверил – пожалуй, это так и есть.

А теперь надо идти. Раз черви не полезут уже в данный коридор, то надо и двигать по нему подальше и побыстрее. Подхватил вещи и медленно пошел. На ходу отхлебнул воды. Протер платком лицо. Он уже совсем грязный. В ранце еще должны быть два запасных.

Ноги потихоньку расходились, сердце работало нормально, вот только слабость в мышцах спины сохранялась. Котелок жалко, пригодился бы еще. И тут вспомнилась Хозяйка Горы и ее предложение, и подарок ее, и поврежденная морда червя. Хороший подарок мне она преподнесла, да вот не тому он достался! Пусть теперь от этого слизня все самочки его породы носы воротят из-за черной морды! Если, конечно, он не гермафродит. Ну тогда червю повезло – себя он не проигнорирует!

А вообще: «О женщины, вам имя – вероломство!» Идешь себе, идешь, здороваешься, ничего от нее не просишь, а тебе навязывают котелок яду. И все это за погибшую любовь, которой нет уже тысячу лет! А не то призрак, не то психоматрица Хозяйки Горы бродит по подземельям и гадит встречным и поперечным! Не понимаю я этого. Еще можно понять вечную месть какому-то роду, считая, что и в следующих поколениях не должен возродиться обидчик. А тут просто так…

Так, рассуждая когда вслух, когда про себя, я шел по туннелям. Они были разные – когда пробитые, когда словно проплавленные, разной ширины и высоты. Сплошная сеть их. Развилок было немного, и на них я старательно сворачивал вправо. Никого больше не встретил, чему был несказанно рад.

Так я и двигался, пока организм не сообщил, что дальше он идти отказывается, ибо требует отдыха. Достал последнюю связку лучин. Сделаю себе последний раз чаю. Нет, лучше приберечь ее на просыпание. А далее – будет только вода. Да и той совсем мало. Открыл банку консервов. Это была тушеная картошка со свининой. Поел ее. Подсчитывать запасы не стал. И без того тошно. И так от переживаний аппетита нет совсем. Еду различил только по этикетке, а не по вкусу.

А теперь спать. Поставил сторожки и улегся. Еще не хватало этих червей во сне увидеть. Сон оказался мирным – осень, лес, мокрая земля, разноцветные листья на деревьях, кустах, земле. Хорошо. Как немного надо для счастья – только б не рвалось сердце, и все. Или тебя в этом сне не убивали.

Проснувшись, вместо умывания протер лицо чистым платком. Для экономии воды. Увы, он чистым быть перестал. Потрачу, как решил, последнюю связку лучин на чай. Точнее, недочай. С водой совсем плохо, граммов четыреста останется после чая. А вот источников воды пока не видно. Не считая уловки Хозяйки Горы.

«Чай» заварился. Сахару туда кину побольше. Надо же чем-то организм подкреплять. Попил, теперь можно идти.

И снова коридоры, то вверх, то вниз, то влево, то вправо, то темно, то светло. А отчего светло? Не знаю. Магия чувствуется редко, лишь иногда в глубине камня. Вверх, вниз, мрак, свет… Я это уже говорил? Да, но разнообразием тут не пахнет. Все одно и то же, и снова такое же.

Поглядел на часы – так, по привычке. Стоят. Интересно, когда они пойдут вновь – еще в подземелье или уже наверху?

Ноги опять начали уставать, и снова пришла мысль, что я так должен был уже до Хараза дойти. Или все же хожу по кругу? Либо спускаюсь все ниже и ниже. При этом тоже ходя кругами. А если я иду вниз, да еще и кругами, то явно в ад направляюсь. Не совсем такой, как Данте описывал, а, так сказать, его индивидуальный вариант. Зверь в долине был, Вергилий, бледный, как тень, тоже был. Тогда пять кругов я уже прошел. А что было в шестом кругу и для кого? Лжеучители, кажется. Уже точно не помню. А не прелюбодеи?

В такой идее радует только одна вещь. Данте увидел ад на середине жизни. Значит, мне еще долго жить. Если б так…

Что-то свистнуло, и над головой пронесся небольшой темный предмет. Рассмотреть его я не успел, он унесся вперед и пропал за поворотом. Размер – приблизительно с футбольный мяч. Или с голову. Что же это могло быть? Предпринял кое-какие меры. Заменил в карабине магазин на магазин с патронами с обыкновенными пулями. Если стрелять влет, то промахов будет немало. Патронов же с магическими пулями всего девять. Пригодятся для не столь сложной цели. Еще на всякий случай взвел курки пистолета и револьвера. Вдруг придется быстро стрелять, так хоть доля секунды сбережется.

Впереди стал виден входной проем. Осторожно подошел, осторожно заглянул туда. Довольно большой зал. Свет там получше, чем в коридоре. Откуда свет идет – опять же неясно. Магический фон рассеянный, активных заклинаний не ощущалось. Есть и сталактиты, есть и сталагмиты. А вот это интересно. Может, и вода капает.

Осторожно вошел, огляделся. Вроде никого нет. Сталактиты и сталагмиты белые, а стены чуть желтоватые. Пол неровный, но значительных рытвин нет. Есть ли выход? Пока не вижу.

Я стал обходить сталагмит, когда увидел боковым зрением какой-то темный предмет справа. Развернулся, вскидывая карабин. Темный предмет сорвался с выступа над сводом и понесся в мою сторону. Я успел выстрелить, не попал, но предмету сбил прицел, и он пронесся надо мной. Как я успел рассмотреть, это был не мяч, не летучая мышь, а какая-то отвратно выглядящая рожа. Развернулся, выстрелил ему вслед, но тоже не попал. Рожа скрылась за сталактитом.

В лес сталактитов и сталагмитов я не пойду. Буду лучше ждать атаки на открытом месте. Надеюсь, эту гадость хорошо видно будет на белом фоне. Стою, вожу стволом по натекам, ищу пятно. Ага, вот она. Два выстрела. Отвалился кусок сталактита, от головы тоже полетели клочья, но гадость скрылась. То есть если и попал, то не убил.

Появилось ощущение, что магический фон усилился. Но активного ничего не ощущаю. Неплохо бы глянуть назад, в коридор, но не хочется поворачиваться спиной к гадости. И на Астральный Глаз отвлекаться тоже.

Пятно мелькнуло снова, выстрелил, но не попал. Лучше, наверное, двойками стрелять. Еще лучше из дробовика, но его тут нет, поэтому нечего мечтать. Еще две пули. Мимо! Сместился влево. Там натеков поменьше, и внезапно из-за них не вылетишь. А летучая гадость у меня на прицеле будет находиться дольше.

Выстрел – мимо! Второй раз не успел – спряталась. Отошел еще левее почти к самой стене. А здесь совсем неудобно: ноги скользят по мокрому грязному полу. Пошел обратно. Шаг, другой… Что-то низко мелькнуло в воздухе и выбило карабин у меня из рук. Отскочил назад, вырывая пистолет из кобуры. Ага, зараза! Долеталась! Атаковав меня не сверху, а на уровне плеч, и разогнавшись, она насадила сама себя на ствол карабина! И вертится теперь на нем! Опустил ствол кольта и всадил в нее пулю, затем вторую! Куски плоти полетели в стороны. Тут меня застигло запоздалое раскаяние: а не задену ли я карабин?

Теперь можно рассмотреть остатки летающей гадости, хотя от нее осталось около половины. Это действительно голова, и даже голова эльфа. Правда, эльф этот отрастил вампирские зубы и цвет кожи у него скорее табачный, чем типичный для эльфа. Но, может, это издержки ритуала. А что это у него среди раздробленных зубов и челюстей? Выдернул нож и поковырялся там. Вытащил кусочек кожи; на нем какая-то надпись. Разобрать ее не могу. Управляющее заклинание? Выдернул ятаган, произнес заклинание и проткнул остатки головы. Вонь пошла такая, что нос не выдержал. Отошел, выдернув ствол карабина. Значит, пока отсюда не ухожу, чищу карабин и отмываю ятаган. И попробую с водой разобраться.

Я дозарядил кольт, затем достал второй и тоже зарядил его. Пристроил его так, чтобы можно было быстро выдернуть, сел на ранец и занялся чисткой карабина. Очистив ствол изнутри и снаружи от тухлятины, с омерзением выбросил тряпки, которые использовал. Заменил магазин на тот, что с магическими пулями, а в этом добавил патроны вместо расстрелянных.

Теперь будем искать воду. Когда проходил мимо головы, обнаружил, что она уже превратилась в изуродованный череп. Да, зубы вампирьи. Экое странное дело: у эльфа голову отрезать, превратить ее в вампира и летать заставить! Кто о таком слышал? Я – точно нет. И скромно хочу заметить, что скромная моя особа полагает, что на это нужны целые реки Силы. А у кого она в таком избытке? У лича, вестимо. Можно даже подумать, что где-то близко от важного для него. Отмыть-то оба лезвия я отмыл, а вот насчет питьевой воды меня мучили сомнения. Вода капает, и не в одном месте, а вот как ее собрать, фильтровать и обработать? Пока решил не спешить, а набрать в кружку, установив на нее фильтр с магически обработанным трепелом. Еще в одно место подставил стаканчик от фляги. И стал ждать. Потом вспомнил, что у меня есть пустая банка из-под консервов. Подставил и ее.

Через магический фильтр вода идет медленно; в стаканчике тоже было немного. А вот в банку налилось быстро. Вот эту воду я и обработал магически. А потом решил из нее чай сделать. Кинул в нее заварку и еще подогрел. До кипения доводить не стал, экономя Силу.

Чай получился очень необычный: недокипяченный, недонастоявшийся, да еще и с жиром. Добавил сахара для полной гармонии и попил. Жир меня сильно не беспокоил. Восточные соседи наши не брезгуют пить чай с молоком и маслом. Это еще ничего, а некоторые народы добавляют туда и растопленный бараний жир. Я это как-то раз попробовал. Не знаю, что лучше: этот чай или конская моча. Мочу я не пробовал, но почему-то думаю, что она вкуснее чая с бараньим жиром. Если эта эпопея закончится благополучно, я внесу ясность в данный вопрос. Но не сам. Других людей тоже мучить не буду, а отловлю демона и заставлю его то и другое попробовать и сказать, что вкуснее.

Аппетит появился, и я съел пару галет. Хотелось еще, но… осталось не так много. Добыча воды заняла довольно долгое время, однако оправдала себя. Я и сам напился, и флягу залил доверху. Ну и умылся чуть получше, чем утром.

За лесом натеков был проход, за которым открылся коридор. И снова бесконечные шаги, то свет, то тьма, ноющие ноги, запах пыли, повороты… Развилок пока не было. Я был настороже, ожидая атаки еще одной головы, и подготовил ей ловушку. И, как только она атаковала меня спереди, я ее сбил наземь сетью из Воздуха. А затем две пули из кольта и белый огонь на лезвии ятагана. В этот раз был не эльф, а орк. Помимо своих гигантских клыков, он обзавелся еще и вампирьими. Как подумаешь, что такое тебе в горло вцепиться может, становится зябко.

Так я и ходил, пока окончательно не устал. Съел банку консервов. А что там было – так и не разобрал. Вкус притупился. Потом устроился спать. Но сон был рваным и неглубоким. Возможная атака летающей головы-вампира не давала заснуть как следует.

Проснувшись, я подвел краткий итог: воды еще много, еда на исходе, патронов довольно. Силы есть, но такое ощущение, что периоды активности укорачиваются, и прохожу я меньше. Насколько это точно, сложно сказать. Часы не идут. А сколько еще осталось идти, тоже не ведаю. Морально я устал от блужданий под землей, и удерживает меня от полного падения боеспособности то, что я не все время хожу в темноте. Постоянная темнота человеку враждебна и выпивает из него силы. Запас Силы есть. Расход на сторожки и согревание воды явно не отзывается. А точнее я опять же сказать не могу: как-то сложно стало это определять. Наверное, магические силы еще могут как-то самоподзаряжаться. Или я так изменяюсь?

Сейчас попью водички с галетой и двину дальше. Что там еще осталось из непережитого? Замок? Какое-то нехорошее место?

Пройдя совсем немного, я увидел, что коридор заканчивается входом. Вход был относительно небольшой и выглядел как пулевая рана в упор. Я подошел и заглянул в отверстие. Неяркий свет там имелся. За входом начинался лабиринт пещер, как будто промытый в скале рекою. Неровные стены, неровный пол, усыпанный разного размера камнями, размер тоже разнообразный – то шире, то уже. Свод то нависает низко, то вполне приличной высоты. Это какая-то естественная пещера, а прочие тогда являются искусственными. Вроде так получается.

Магическая активность здесь была сильнее, чем везде, но опять же разлитая, неясно на что направленная. Шаги звучали глухо, иных посторонних звуков не было. Впечатления о промывшей эту пещеру речке, ныне уже высохшей, чем дальше, тем усиливались. Затем появилось ощущение, что вся твердь над головою как-то давит сверху, заставляя согнуться. Такого ранее не было, даже в очень низком коридоре в начале.

Пройдя неизвестно сколько, я поскользнулся на нетвердо стоящем камне и упал на четвереньки. Ободрал ладони и сильно ушиб левое колено. Боль в колене была так сильна, что аж плохо стало. Ладони – так, ерунда. Меня беспокоила только выступившая кровь как приманка для разных гадостей. А нога болела сильно. Ощупав ее, я пришел к выводу, что это ушиб. Устроился поудобнее, вытянул ногу и полез в ранец за обезболивающим лекарством. Есть у астраханской торговой экспансии в Южный океан и положительные свойства. Например, это лекарство из какой-то травы, что там растет. Проглотил таблетку, запил водой. Затем протер подранные ладони спиртом из фляжки. Сейчас должно быстро отпустить, тогда и пойду.

Я не дремал, не грезил, я просто сидел и ждал, когда боль отпустит. Перед глазами замелькали искорки, и я как-то незаметно очутился не в пещере, а в каком-то городе. На открытом пространстве, украшенном только стоящим посреди него помостом. Дома вокруг двух-трехэтажные, с закопченными фасадами в три окна. Эту площадь окружал двойной ряд солдат в доспехах и со старым оружием. Ружей нет ни у кого. Короткие копья, алебарды, мечи, топоры. Доспехи легкие – кирасы, кольчуги, неглубокие шлемы без забрал. Из-за их фигур был виден народ, но больше головы и шляпы с колпаками.

Длинной чередой к помосту стояли люди. Много, человек сорок. Все недавно из тюрьмы: бледные, грязные лица, отросшие волосы и бороды, обветшавшая одежда. И запах тюрьмы, точнее, человека, долго просидевшего в каменном мешке. Многие кашляли. У части на руках и головах повязки с засохшими пятнами крови.

А дальше виден ряд кресел, в которых заседают сильные мира сего. Одеты как-то незнакомо, но я ведь не все аборигенские государства посетил. Однако явно аборигены – одеты с аборигенским шиком. Бархат, золоченые ткани, шелка, золотые цепи не хуже якорных. Рядом с ними какой-то тип, одетый как шут, развернул свиток и читает. Видимо, приговор. Язык на вилларский не здорово похож. Сейчас появится палач в красном, и пойдет рубка голов и другого.

А что я здесь делаю, в этом собрании кандидатов в покойники? Тенью являюсь, не иначе. Стою в шаге от приговоренных, а они на меня не смотрят, со мной не разговаривают. Протянул руку и прикоснулся к плечу юноши в рваной рубашке. Ни он, ни я прикосновения не ощутили. И тени от меня нет. Одетый как шут герольд продолжает читать. Слова похожи на имена. Это он долго будет читать, все сорок с чем-то имен. Пахнет солью и водорослями. Наверное, море где-то рядом.

Герольд окончил читать, свернул свиток, сказал какую-то заученную фразу (наверное, «так повелел наш господин барон такой-то») и отошел. Появился палач. Кто еще может появиться в такой одежде и с мечом в руке? Поклонился большим людям в креслах, взошел на эшафот, уставил меч острием в доски, оперся на крестовину. Подходи, дескать, кто первый по списку.

Первый по списку отошел от шеренги обреченных, но не пошел к помосту, а остановился и обратился к набольшим. Одет он побогаче прочих, хотя одежда тоже истрепалась. Голос громкий, явно командирский. Лица я не вижу, ибо спиной ко мне стоит. И отчего-то я понимаю его речь, хотя минуту назад, когда приговор читали, этого не было.

И предлагает он своим врагам заключить пари. Если он, лишившись головы по их воле, после смерти встанет и пройдет вдоль шеренги казнимых, то те, мимо которых он прошел, пусть будут помилованы.

Господа ржут. Ржут, прикрываясь платочками с кружевами, у одного даже слезы выступили. Аборигены, что с них взять… Почуяв доброе расположение духа господ, в смех включаются палач, герольд, писарь за столиком. Пробежали смешки по солдатам, но там их немного.

Отсмеявшись, господа соглашаются. Пари, в общем, беспроигрышное. Если даже этот парень пойдет мимо всех приговоренных, то сколько есть способов не дать этим приговоренным выйти живыми из тюрьмы. Но и это невероятно. Человек не курица и не лягушка, бегать без головы долго не будет. Пара шагов. То есть неясно, дойдет ли он даже до шеренги.

Один из господ машет платком. Двое солдат втаскивают спорщика на помост, наверху толкают его сильнее, и он приземляется на колени. Палач поднимает меч.

Тут мне вспомнилась баллада о смерти юного рыцаря. В ней говорилось, что он был так юн, что до смерти он успел поцеловать только плаху.

Глухой удар. Голова откатывается в сторону. Ее подбирает помощник палача и прячет в мешок. Выставят теперь где-то, чтоб все видели, что того точно нет в живых.

Но что это? Фигура без головы, как-то странно и неправильно встает с колен. Разворачиваясь и отчаянно качаясь из стороны в сторону, она идет к шеренге. Всеобщий вздох, сильный и протяжный. Ноги фигуры заплетаются как у пьяного, но она идет и идет. Вздох сменяется гробовым молчанием. Только крики чаек доносятся. Первые стоящие в шеренге оторопело подались назад. А фигура пошатываясь идет, сохраняя равновесие буквально на грани возможного. Спустилась с эшафота. Пройден второй, третий… Из толпы взвивается протяжный женский крик и тут же обрывается, словно кто-то из соседей с маху двинул ей локтем под ребра. Двое набольших аж встали. Рты раскрыты, но из них ничего вырваться не может. Фигура, опасно качаясь из стороны в сторону, идет дальше. Пять, шесть… Стоящие рядом со мной обреченные выпрямляются и с надеждой смотрят на приближающуюся фигуру. Один стонет: «Клаус…» – Наверное, это имя этого героя.

Палач резко срывается вперед, догоняет безголовую фигуру и толкает ее в спину. Фигура падает к ногам девятого человека, переворачивается, откинутая рука задевает еще одного. Палач не выдержал, видя, что деньги за казнь ему не достанутся. Площадь снова давится криком, так и не вырвавшимся из уст. Фигура дергается, несколько раз пытается встать. Но движения с каждым разом все слабее, наконец и они замирают. Уже не встанет. Конец.

Я больше не верю глазам своим. Разве такое возможно? Но я лично видел это. Своими глазами, глазами души, глазами своего предка – кто знает? Но видел. И не могу поверить в то, что видел.

Взоры всех сосредоточены на набольших. Они усиленно переговариваются. Герой этот парень. Из абсолютно безвыходного положения он смог спасти не то восемь, не то девять, не то десять своих товарищей. И они увидят утро следующего дня. Конечно, уморить их можно и без казни, но вдруг им еще раз повезет? Как уже раз повезло совершенно неожиданно, по-королевски, как никому и никогда не везло?

Сейчас небось господа будут заниматься мелкой торговлей – считать ли десятого помилованным, ибо обезглавленный Клаус не прошел мимо него, а только его задел.

Господа уже договорились. Они возвращаются в кресла и снова машут платком. Солдаты хватают первого человека в шеренге и тащат его наверх. Но ведь это тот, мимо которого прошел мертвый Клаус и спас его тем? Ведь эти, в креслах, обещали?!

Блеск меча, стук, голова отлетает в сторону. Подручные оттаскивают тело. Народ ахает, кто-то кричит, кто-то явно ругается, опять возносится женский визг.

Подводят второго приговоренного. Он вырывается из рук, что-то кричит господам. Но те мерно машут платочком. Его завалили, снова блестит меч… Все!

Боги такого клятвопреступления не потерпят. Это где же такое государство было, где правили столь безрассудные и вероломные? Даже граф Гислер Черная Душа (официально он звался граф Гислер Пятый Справедливый) так нагло клятвы не нарушал.

Прозвище Черной Души он заработал, когда пообещал сохранить жизнь восставшим вассалам. Он поклялся так: «Небо не увидит вашей крови, если сложите оружие». Небо крови не увидело, ибо шестерых вассалов, что сдались, утопили в реке. Граф предусмотрительно уехал, чтоб тоже не видеть.

Казнь идет своим чередом. Палач работает как автомат, через равные промежутки смахивая головы с плеч мечом правосудия. Это считается высшим проявлением мастерства среди палачей, что голова отрубается с одного удара. Наверное, сегодня всех не казнят. Больно их много, палач устанет. Но он рубит и рубит и не просит перерыва на отдых. Шеренга обреченных заметно укорачивается. Зато растет груда мертвых тел. Удар, удар, удар… Вот и последний. Рука палача не дрогнула, и голова, чисто отрубленная, вновь отлетает. Все. Народ начинает расходиться.

Палач подходит к креслам. Я вновь начинаю понимать разговор. Его хвалят за великолепное выполнение своего дела и спрашивают: не устал ли он, так добросовестно выполняя свой долг? Палач, лопаясь от гордости, сообщает, что нисколько не устал и смог бы сейчас отрубить головы всему магистрату города Амбурга, если бы в этом возникла нужда. Или Ямбурга – я плохо расслышал.

А, это даже не дворяне, это выборные городские начальники. Купцы небось, по мере разжирения решившие еще и городом поруководить. Но городов Амбург или Ямбург я не припомню. Или это было очень давно…

Пока я вспоминал, слышал ли о городе Амбурге, начался последний акт трагедии. Первые морды города обиделись на то, что палач посмел намекнуть, что он и им может головы отрубить. Палача уже скрутили воины, прижали к земле, и некто из прихлебал городской власти заносит меч. Увы, до палача ему еще очень далеко – голову он отрубил тремя ударами.

Ну и зрелище! Странное, завораживающее… Что это было – прошлое, настоящее, будущее?

И есть у меня ощущение, что я как-то причастен к этому событию. Или не я, а мой предок? Или потомок?

Люди расходятся, подавленные. Нет удовольствия и интереса, хоть и казнь была на славу – почти полсотни жертв. Солдаты подгоняют особо медлительных древками. Подручные палача берут одну голову, окунают ее в бочку с разогретой смолой. Наверное, это голова Клауса. Набольших уже нет. Пошли заливать испуг пивом. Или вином, в зависимости от скаредности.

Картина перед глазами тускнеет, тускнеет…

Очнулся я на этом же самом месте в пещере, ощущая, что нога болеть потихоньку перестает. Почти перестала, зато болит душа. Ладно, когда я выберусь наружу, то всю академию на уши поставлю, но выясню, что это за Амбург и кто этот Клаус!

Но столь незаурядное событие не могло пройти мимо и не отразиться в балладах! А я такого не помню. Может, самому попробовать? Балладу, может, и не сложу, а вот роман можно попробовать. Все же лучше будет, чем писать про девиц, которые головой об стенку бьются и от этого в лисиц превращаются.

Ужасно жалко этого Клауса, но гордость за человеческий род появляется. Не все люди блох на себе разводят и друг другу глотки рвут. Некоторые и на большее способны.

Встал и пошел. Нога подламывалась, как у Клауса в мертвом марше, но я шел. Как-то стыдно было не удерживаться на ногах после виденного. Иногда помогал себе руками, когда нужно, на карабин опирался, но шел. Хотя неровный пол то и дело отзывался в колене болью. Ничего, потихоньку нога разойдется…

Шаг, шаг, еще…

Я словно нырнул в другую реальность. На высоком речном берегу горел город. Было время летнего заката, и его краски причудливо переплетались со сполохами пламени и черным дымом.

Горел не только город, горели суда под речным берегом, горела и гладь реки. Видимо, нефтепродукты разлились по воде и теперь горят. Город чем-то напоминал Царицын, но все же сильно от него отличался: в нем было множество больших домов, да и заводских труб было побольше. А река раза в три уже Великой у Царицына. И на Тверь не похоже. Я смотрел на пожар через реку и думал: что же это случилось с городом, и сколько жизней унесет такой пожар? Хватит ли у людей сил его тушить, и не остановится ли он, только сожрав все, что может гореть? Над стеной пламени и дыма периодически расцветали фонтаны огня, взлетавшие до небес. Наверное, взрывались нефтебаки.

День угасал, но не угасал пожар. Мне не дано было слышать, что за звуки доносятся из погибающего города, но я только рад был этому. Приходилось мне слышать, как кричат горящие заживо люди и как ревет огонь…

И вспышки взрывающихся нефтебаков дополнил глуховатый голос, читающий стихи о 23 августа, о страшном пожаре и врагах, дошедших до Волги.

Голос угас во тьме, за ним угасла картина ужасного пожара. Это явлена мне Великая война, что была через двадцать лет после Междоусобной. Сгоревший город – переломная точка войны. Не сам пожар, а оборона города. Те, кто не сгорел в этом пожарище, остановили врага, а спустя некоторое время взяли вражескую столицу.

А кто автор этих стихов? Не встречал я их раньше. Интересно, он участник этой битвы или писал позже, вспоминая родных, сгоревших в этом пожаре?

Но отчего так бьется сердце от звука этих стихов, перехватывает дыхание и немеют щеки?

Видимо, и моя жизнь тоже как-то пересеклась с этим событием. Вполне может быть, ведь случилось это лет за шестьдесят до Переноса, так что тогда жили еще некоторые старые солдаты этого сражения. А их оружие до сих пор воюет в Великоречье.

Я уже здесь под горой Судьбы в странной пещере, которая бросает меня из места в место, из времени – в другое время. Прямо не пещера, а портал или целое созвездие порталов. Пройдешь еще немного и, может, увидишь сам себя, а может, глянешь своими же глазами на тот мир, который был когда-то перед тобой.

Наверное, это тот самый грот, откуда, по рассказам, можно попасть в другие времена и места. Вот только пока не совсем понятно: попадаешь ли ты туда реально или тебе это видится? Есть и другая сложность: если ты полностью туда перенесешься, то имеешь ли ты право что-то там делать, кроме как смотреть и слушать? Не случится ли такое: увидишь нечто нехорошее, захочешь помочь и подстрелишь своего предка. И получится в итоге: ты умрешь, ибо, раз нет твоих предков, – значит, и тебя нет. Эх, нет у меня на это однозначного ответа. А если тебя укусит там змея, то умрешь ли ты там или ее яд останется за гранью, когда ты вернешься? И на это ответа тоже нет.

Как нет и сил. Хочу спать – прямо умираю. Сил хватило только на установку сторожков впереди и сзади по ходу пещеры. Лег и заснул под слабый звон колокольчика где-то над ухом.

Был ли это сон или это опять магия таинственного подземного русла – судить не берусь.

Ощущал я всеми чувствами, всеми, какие у меня есть, а не смотрел со стороны.

Теплая летная погода, тихая городская улица. Я иду по ней, держа на руках ребенка. Валерию – три годика с небольшим. Он, конечно, и сам ходить может, но как отказаться от шанса прокатиться на папе? Так не бывает. Ручками он держится за мою шею. А у калитки нас ждет Алина. Сын ее еще не видит, так как едет вполоборота к ней. Ничего, сейчас увидит, и радости будет еще больше. Он славно прогулялся, увидел много интересного, перетрогал всех встречных котов, видел редкую птицу павлина. Получил кое-что вкусное, прокатился на папе, а сейчас его ожидают мама, обед и послеобеденный сон. Спать он, естественно, не захочет, и будет сопротивляться, но сон его быстро сморит.

– Посмотри, котенок, кто нас ждет! – говорю ему.

Дальше я спускаю его на землю, и к маме он подбегает сам. Сейчас мама сына поцелуями покроет, а потом подойду я, и мне тоже поцелуй достанется.

Тихое, не рвущее сердце воспоминание, которое можно хоть каждый день видеть во сне. И наяву б не отказался тоже.

Все тает в дымке прошлого, и время смывает след всего…

Глаза открылись сами, и снова послышался звон этого колокольчика.

Все та же пещера. Надо вставать и идти дальше по этой извилистой дороге сквозь скалу. Сколько еще идти – неясно. Для чего – с этим чуть лучше. Дойти бы…

Нога болела меньше, чем до сна, но я быстро устал и присел отдохнуть. Посидел немного (а сколько – не знаю) и пошел дальше. Потом снова уставал и садился. Но как сядешь – начинает клонить в сон. Конечно, я уже давно не знаю, сколько километров проходит между каждым периодом сна и сколько времени тоже. Ем я уже давно по наитию, и, в общем, есть чаще не хочется. И даже похудел. Впрочем, меня это пугает меньше всего. С водой опасный момент прошел.

Постепенно усталость брала свое, и я стал брести вперед прямо как зомби. Ноги подкашивались, я часто оступался и пребывал в каком-то оцепенении. Это опасно, но опасность в таком состоянии не ощущается… Шаг за шагом, еще шаг…

…уже последний. На лезвии фламберга потрескивают искры Силы, стекающие к острию. Крови на клинке нет – Не-мертвый в крови нуждается, но своей крови не имеет. Нечему течь из него. Длинное худое тело в драном черном балахоне лежит на утоптанной земле замкового двора. Голова откатилась в сторону. По телу тоже пробегают искры Силы, заставляя останки дергаться и принимать причудливые позы. Танец мертвеца в исполнении Не-мертвого.

Я стою и жду. Еще судорога, и тело лича замирает. Теперь я вонзаю фламберг вертикально в его туловище и наваливаюсь на перекрестье. Лезвие, хрустя, входит в тело и землю на две трети, до нужной руны. Все. Ритуал завершен. Теперь надо отойти на несколько шагов и увидеть, как магическое пламя поглотит останки Властелина Ночи.

Потом пепел соберут и разделят на девять равных частей. Его бросят в воду рек, текущих с запада на восток. Это сделают специальные люди, поклявшиеся великой клятвой исполнить этот долг. Многие люди готовы на все что угодно, отомстив этим Не-мертвому.

Минует время, и на месте фигуры на земле остаются белый пепел, золотой амулет в виде дракона и раскалившийся от огня фламберг. Его путь завершен. Ему теперь место в храме Мардога.

А мне, Армиру вар-Эспри, остается трон, любовь подданных, веселье и прочее. Если эта рана меня не убьет. Если этот мертвящий холод не дойдет до сердца. Тогда герцогом будет мой старший, Эймри. Я хочу сказать это вслух, но судорога сводит горло. Нечем дышать. Плачь, любимая страна. Тебе не быть охотничьими угодьями нежити. И мне не быть. Земля ударяет в лицо. Тьма.

Я очнулся. Оказалось, что я стоял, держась рукою за стенку. Участок пещеры незнакомый, так что я, видно, еще прошел вперед, прежде чем отключился. А потом – не то сон, не то грезы, не то дух мой покинул тело и куда-то устремился.

Но вот теперь одна загадка наконец-то разгадана. Теперь стало ясно, отчего я выбран. Я уже подзабыл, что отец Алины рассказывал мне об их происхождении, о родоначальнике их ветви Армирского дома, что он был не только хорошим воином, но и магом не из слабых и о его поединке с тогдашним Повелителем Ужаса (кажется, это шестой по счету). Тесть говорил, что он и Алина принадлежат к более старшей ветви дома, но уже лет сто после переворота в Армире правит нынешняя младшая ветвь. Его дед даже пытался вновь вернуться на трон, но был разбит в бою. Вообще, если так, то Валерий должен был быть на моем месте, но магические способности у него зачаточные – может только чувствовать магию, а сам Силой не владеет. Ну тут это не принципиально – при нужде, если нет сына, его место и зять может заступить. Теперь у меня есть еще одно дело по выходу отсюда. Надо будет не только заставить демона заняться дегустацией чая с жиром, но и разогнать к демонам нынешний армирский дом в пользу Валерия!

Да и ему Армир пойдет на пользу: тамошние дамы его отвратят от одинокой жизни, а герцогу можно иметь полон дворец фавориток и оттого не чувствовать тягот семейной жизни! И делать ничего не надо по соблазнению – сами прибегут и соблазнятся.

Или самому армирский трон потребовать от Светлой Четверки в награду за побитые ноги и моральные неудобства от общения с существами женского пола в этих пещерах?

Экий у меня злобный юмор прорезался в результате подземной жизни. Нельзя такому на трон всходить, ибо подданные назовут «герцогом Юрием Первым Злоехидным».

Глотнул воды. Есть не хочу, хочу прилечь, но надо идти. И пошел.

На этом участке речка промывала участок твердого камня вроде базальта. И смогла промыть только узкую щель – прямо как черная пасть. Мне сразу вспомнилась картинка из снов – воротный проем, превратившийся в пасть чудовища. Потому я не спешил лезть, а сначала попробовал разглядеть, что там, впереди, при помощи фонарика. Видно было плохо, потому и воспользовался Астральным Глазом. Проход неравной ширины и высоты – где можно на коленках лезть, где ползком, а в одном месте бес знает как. Всего такого гадостного прохода метров пятнадцать, дальше он уже начинает расширяться и приобретает нормальные размеры, какие были до того. Острых граней нет. Магической активности – тоже. Вода не течет.

Теперь полезу. Но прежде снял куртку, кольчугу, жилет и ранец. Из жилета куртки и кольчуги сделал узел, который и толкал впереди себя, а ранец привязал к поясу и волок за собой. Карабин ремнем на шее и фонарик включен, подсвечивая дорогу. Пока двигался на четвереньках, было еще ничего. А когда стал ползти, возникла неожиданная проблема – сползают штаны. Стали слишком свободными. Вес от прогулок сбросился. А в таком положении делать дырку новую в ремне неудобно. Эх, поползу уже как получится, авось штаны не убегут.

Через узкое место прополз без проблем. Видимо, переоценил узость лаза. А последние пять метров пошли как по маслу.

Вылез, оглядел себя – да, я и раньше грязноватым был, а сейчас вообще. Потратил на лицо немного воды, а на одежду немного Силы, чуть облагообразив себя. А штаны-то болтаются. Нашел в кармане жилета медный гвоздь и пробил им дырку.

Вынул из-под панамы «защиту головы» и вернул вещи в ранец. И двинулся в путь. Ноги тащили меня с трудом, но тащили. А куда ж им деваться?

Тут вспомнился один древний полководец, который обратился к самому себе в бою: «Скелет, ты дрожишь? Ты б задрожал еще больше, узнав, куда я сейчас тебя поведу!»

Мой скелет тоже дрожал. Правда, скорее от усталости. А долгонько длится эта пещера! Все никак не кончится. Что же мне еще…

…дадут увидеть?

Овражек мне дали увидеть. С моей стороны овражка – полоса мелкого кустарника. Дальше за ней – ржаное поле и лес.

А вот с противоположной стороны проходит проезжая дорога. И над ней вдали столб пыли. Но кто едет – не разберешь. Полез в ранец и достал пострадавший прицел. Идет колонна смешанного состава. Впереди явно офицер на коне, затем человек десять пеших и трое-четверо конных, замыкает все подвода. Пусть теперь подойдут ближе и разгляжу.

И разглядел. Четверо конных, считая офицера плюс один на подводе – эти в формах. Формы похожи на современную, только ткань однотонная, без камуфляжной расцветки. На головах фуражки, но с черными козырьками. На брюках – лампасы. А это сейчас не принято. Вооружены трехлинейками и шашками. У офицера деревянная кобура вроде маузеровской на боку. Ей-ей, опять все та же Междоусобная война! А вот пешие – это явно пленные. Одеты разномастно, половина босых, а у тех, чья обувь сохранилась, она такая, что на нее смотреть тошно. Оттого и сохранилась. У троих повязки на голове и руках. Вид изможденный. Руки связаны за спиной. На подводе лежат двое, судя по повязкам – тяжело раненные. Понятно – пленных взяли, до нитки обобрали, а теперь начальству ведут показывать дела рук своих.

Офицер что-то скомандовал (ветер дует от меня и сносит слова), конные спешились и, подталкивая прикладами, погнали пленных к оврагу. Нашли место для привала – если кто из пленных смыться попытается, то погоня и на меня наткнется. Но нет – их строят гуськом, буквально впритык друг к другу: спина одного к груди следующего. Для чего?

Офицер командует что-то типа «Давай!». Рыжебородый солдат вскидывает винтовку, подходит к концу строя и стреляет в спину последнего. Семеро падают. Оставшиеся трое дергаются в стороны. Их добивают шашками. Потом двое подходят к подводе. Как мешки, сбрасывают с нее лежачих и добивают их.

Затем трупы отправляются в овражек. Уменьшившаяся колонна бодро трогается в обратный путь. На траве валяется оброненный бинт, сиротливо так белеет.

Что я ощущаю – не передать. Сродни тому нордлингу, что сходил за вином в Каскелен. Я кое-что читал про Междоусобную войну и знаю, что там друг к другу относились без жалости. Пленному могло повезти только в случае, если его, дав для порядка в зубы, победители ставили в свой строй воевать против вчерашних друзей. Если его завтра брали в плен бывшие свои, то было немногим лучше. Но одно дело – читать, другое дело воочию увидеть это!

Пока я приходил в себя, на дороге опять поднялась столбом пыль. Глянул в прицел – эти же! Ведут очередную партию!

Я опять должен смотреть на это – я, который здесь во плоти?!

Ничего, подходите поближе. Вы меня не видите и обо мне не знаете. Карабин самозарядный, так что пара безответных выстрелов у меня есть точно. А может, и больше. Жаль, что прицел поломан. Заменил в карабине магазин на магазин с обыкновенными патронами. Вот они подъехали туда же. Значит, первая пуля – офицеру. До него метров двадцать, промахнуться трудно. А там будет видно. Их всего пятеро и нападения они не ожидают. Может, и кто-то из пленных веревку развяжет и в бой вступит. Где-то неподалеку есть еще эти, раз так быстро привели вторую партию пленных. Но если выстрелов будет чуть больше, то те, близкорасположенные, могут подумать, что пленные бежать бросились, и их теперь неэкономно расстреливают.

Офицер командует. Навожу ему в грудь и нажимаю спуск. Щелчок! Выстрела нет. Передернул затвор, еще щелчок, опять осечка. Да что это такое! Третий раз – третья осечка.

А у расстрельной команды все в порядке. Выстрел повалил восьмерых, а двух оставшихся зарубил офицер. Помахать клинком ему захотелось. Лежавшего в телеге тяжелораненого добили прикладом. Начали сбрасывать в овраг. Я вновь поймал на мушку туловище офицера, нажал на спуск…

Я снова в пещере. Карабин у меня в руке, на полу валяются два выброшенных мною осекшихся патрона. Поднимаю их – на капсюлях нет следа удара бойка. Т-т-твою дивиз-з-зию!!!

Чтоб удостовериться окончательно, я попытался выстрелить осекшимся патроном. Плевать на осторожность и осмотрительность! Как я и ожидал, сработал он безукоризненно. Тут я сел и предался размышлениям.

«Тебя не оставят» – так сказал Исмаил. И не оставили. Не подстрелил я там никого, не испортил будущего своим грубым вмешательством, и коль мой предок был там в расстрельной команде (чего совсем исключать нельзя), то и я никуда не делся. Он родил сына, а тот его внука, а далее родился тот, кто пережил Перенос. Правда, ежели его расстреляли, то тоже ничего не изменилось. Все осталось так, как было, только отчего мне так паршиво на душе? И отчего так бьется сердце – от удовлетворенности ходом исторического процесса или от горького бессилия?

От него самого. Лекарство пить не стал. По причине: «если нас посадит в лужу – сам же вытащит наружу». Встал и пошел. Ноги еще держат, пить-есть не хочется, значит, вперед! Навстречу тому, что ждет впереди! Что там впереди – Каскелен? Нижний план бытия? Все равно! Все равно там будем – не в Каскелене, так в плане, у демонов в лапах!

Так и шел, не то час, не то год, пока не свалился от усталости. И в усталости была паутина. И странная какая-то паутина. Я словно висел в ней, но не прилипнув, а как будто левитируя в ее окружении. Не знаю, как даже это точно описать. И нити паутины – это были не сплошные нити, а как бы висящие в воздухе многочисленные буквы V, как бы цеплявшиеся друг за друга. И чувствовалось какое-то биение жизни в них. Коснешься их рукой – тебя как будто электрическим током ударяет и перед глазами возникает картинка – рисунок например. Протянул руку дальше и коснулся другого звена паутины – видишь замок, сильно разрушенный временем, но все еще мощный, на берегу озера. Другого звена коснешься – появляются тексты, и иногда на знакомом языке, но чаще на незнакомом. Снова протянул руку вправо, коснулся и увидел нечто вроде фильмы. Трое молодых людей, хорошо поддатые, подошли к памятнику, изображающему связанного юного солдата, и пытаются памятник освободить. Шестиметровую фигуру опутывали железные веревки в руку толщиной – и эти путы они вручную разогнуть хотели!

От смеха я как-то откинулся назад и выпал из этой не то сети, не то паутины. И опять я в пещере, и опять идти надо. Об этой диковинной сети ничего сказать не могу – нет у меня таких слов, чтобы отобразить безграничное удивление от нее. И что это такое – тоже непонятно.

Глоток воды, собрался и пошел снова.

Шел, пока ноги не стали заплетаться, после чего стащил ранец, пристроил его под голову, поставил сторожки и лег. Сон был приятный. Видел я дочку, играющую с кроликом на полу. Зверек бегает за мячиком, дочка за ними обоими, Потом кролик устал и лег у кресла отдохнуть. Разбросал задние лапы и хотел подремать. Но не тут-то было – дочка подошла, села рядом и стала его гладить. Ну дочкин зверь был вовсе не против. Поэтому, когда она убирала руку, то он снова подсовывал голову под ее руку, как бы говоря – продолжай, пожалуйста, продолжай.

Потом они вдвоем бегут на кухню к маме, чтоб получить нечто вкусное. И дочка яблоко съедает, и ушастому достается кусочек яблока. Дальше игра продолжается. Анюта подносит к носу Масика лист бумаги. Зверь вцепляется в него зубами и отрывает полоску бумаги. Лист снова ему подсунут. И так, пока лист не переведен на полоски. Потом папа будет ругаться, потому что он на нем нечто нужное написал. А они оба результатом довольны.

Я проснулся. Лицо было мокрым. Достал из ранца последний чистый платок и вытерся. Щетина – это уже не щетина, а борода, но истреблять ее буду уже после всего.

Отдал дань природе, сжевал пару галет, запил водой. Все, встаю и иду.

Вспомнил кролика во сне. Улыбнулся. Еще вспомнил, как Алина, когда кролик вес набирать начал, говорила ему, что если он будет так обжираться, то скоро будет сам на свое жабо наступать. Но кролик не внял доводам разума, а внял доводам желудка. Иду. Дошел до поворота влево, и там в лицо ударил ветер.

Не сильный поток воздуха, а именно ветер. Ибо был я не в каменном лабиринте, а под темнеющим на закате небом. Одет я был не в свое, а только в рубашку белого цвета с одной синей полосой. И стоял я, глядя на подплывающую тучу, и ожидал молнии из нее. Страстно, всем сердцем, как ожидают юноши женской любви. Раскат грома потряс склоны Тирген-Улы. Казалось, раскололись и небо, и гора. Я шагнул к обрыву и раскинул руки навстречу молнии. Останусь ли я живым после нее – неважно, она должна пройти сквозь меня, ударить в меня, я должен вспыхнуть от нее!

И молния пришла. И я растворился в Свете. И Свет стал мной, и я стал Светом. И, полный Света, я шагнул вперед.

…Передо мной был пустой круглый пещерный зал. А посредине его, возле сталагмита, висел в воздухе диск портала.

Я был в своем теле, в своей одежде, при своем оружии. Сдвинул панаму набекрень, пробежался по снаряжению и оружию, отхлебнул глоток воды (а ее уже немного) и сделал шаг к порталу. Подойдя ближе, я не стал спешить в него, а при помощи заклинания решил заглянуть сквозь него. Есть такое заклинание, и не слишком расходное. В смысле Силы.

Еще одна круглая пещера, явно окультуренная, ибо в стенах сделаны ниши с равным интервалом между ними. Ниш с десяток, разного размера. Они не пустые – где стоят статуэтки, где шкатулки, где чучела. Подсветка есть. Пол ровный, хотя и слегка захламленный. Есть и камешки, есть и кости, но их немного. Посреди пещеры группа сросшихся сталагмитов. Магия оттуда прет – аж здесь отзывается. Прямо-таки океан Силы. Даже подумать страшно, сколько магии еще есть у хозяина этого места. Ничего живого и боеготового не вижу. Но это мало что значит. Вот это слегка облезшее чучело совы выглядит нестрашно, но стоит активировать заклинание, перейдя некую границу – и из нее появится голодная жуть.

Что скрыто в сталагмитах – не видно. А Астральный Глаз через портал посылать нельзя. Так мне говорили в школе, но чем это нехорошо – уже не помню.

Ничего, сейчас мы их прощупаем по-другому. А пока шарик-маячок для своего портала аккуратно кладем под стену. Это чтоб можно было смыться. Чужой портал – это опасно. Он может даже схлопнуться, как только я войду туда.

Теперь достанем зеленый кристалл из коробочки и произнесем заклинание. И рядом со мной образуется мой двойник. Он выглядит как я, вооружен, как я, но стрелять не может. Ибо он как бы макет меня. Он собою опробует защиту места. Кристалл покрылся трещинами. Увы, он на один раз.

И двойником долго нельзя управлять, но минуты три можно будет. Двойник прошел портал, повинуясь моей команде, двинулся к сталагмитам. По пути он пересек аж три линии сторожков, это сопровождалось мелодичным звоном и защитными действиями. В него угодил камень, сорвавшийся со свода, в ногу ударило какое-то заклинание (скорее всего, проклятие или что-то такое же, ибо прямых повреждений оно не нанесло), а затем из ниши выскочило чучело, оказавшееся вампиром. А я его за гориллу принял. Вампир резко развернул голову двойника и впился ему в шею. Ага, на здоровье. Хлебай все, что найдешь. Видно, давно здесь в нише стоит, не понял, что это неживой объект, от жажды, помутившей мозги.

В итоге – есть магическая сигнализация, пересекшего атакуют всякими способами. И что-то должно быть возле или в самих сталагмитах, раз так активно атакуют, не давая к ним приблизиться.

Идти надо, а двойников для доразведки больше нет. Но!

Должен же кто-то здесь бывать. Сам хозяин. Его помощники – в том числе и без него. Новые экспонаты для ниш.

Ну, с хозяином легче, ему сделать так, чтоб родные ловушки на него не реагировали – просто. Способов масса. Но ходить сюда самому каждый раз не всегда удобно. Иногда нужно посылать доверенное лицо. Чтоб это лицо не пострадало, ему придется дать защитный амулет или ключ. С ним защита пропускает. Но амулет можно потерять, есть возможность его продать, воспользоваться с личной целью и прочее. И личам часто служит низшая нечисть или нежить, преданная, но туповатая, которая может и перепутать, и потерять. А зачем личу опасный амулет в чужих руках, когда его тупой упырь или тупой гоблин потеряет? От этого зло и сложности.

А вот возможен такой изящный способ, который раньше использовался, но сейчас почти забыт. Защиту отключает чтение молитвы, стиха, прозы. Время отключения зависит от длины читаемого. Скажем, куплет – пять минут. Или минута.

Сам хозяин знает, что если прочесть длинную поэму, то можно находиться долго. А вот слугам это не обязательно знать. Поэтому, послав слугу, ему сообщают, что нужно прочесть первый куплет, и на пять минут защита отключится. Опоздаешь – тебя ждет много незабываемого. А другому слуге сообщат, что следует прочесть пятый куплет, и снова будешь пять минут в безопасности. В итоге никто тайну продать не сможет, ибо если предатель заявит, что ему сказали такой-то шифр, а вот через два дня туда же гоблина послали, но уже с другим шифром, сразу возникнет сомнение в честности предателя… И враг не решится использовать первый. Можно покарать слугу, отправив его с длительным заданием, но сказав, что нужно прочесть только два куплета, а на самом деле их требуется пять. Или всю.

Если нежить особо тупая, то можно и не куплетом воспользоваться, а строкой или припевом песни. Типа «Хэй-хо!».

В итоге полный ключ – вся баллада. Или любая баллада. Пока произносишь – живешь.

Это я интересно придумал на основе старых слов старой эльфийской книги из Гуляй-поля, а воспользовался ли этим сам хозяин? Вдруг у него к литературе отвращение?

Возможно, но не должно. Он вроде из аборигенских сеньоров. А для них – знание баллад обязательно. Вот самому их исполнять под аккомпанемент – это уже на любителя. Обязательно также умение самому срифмовать свою мысль. Этому серьезно учатся все без исключения. Результат, конечно, бывает разный, от вполне пристойных стихов до вот такого: «Эй, ты, мантикора с бородой! Вызываю тебя на бой!»

Вот вы смеетесь, а это доподлинный вызов на дуэль. Сам слышал его. Им вызвали на поединок барона Линсе, у которого на гербе была мантикора на фоне крепостной башни. Барон Уррен фехтовальщиком был хорошим, а стихи для вызова родил только такие. Говорят, что в старину можно было подобным вызовом пренебречь без вреда для репутации, ибо аристократ должен выражаться благородно и лучше в рифму. Но времена изменились.

Чем закончилось? Убили Линсе в поединке. Потом, правда, шептались, что на клинке Уррена был яд, но так часто шепчутся, когда недовольны исходом поединка. От этого бывает вторая волна дуэлей, когда победитель или его друзья услышат о сомнениях.

Ладно, пора идти. Карабин повесил на правое плечо стволом вниз, в левую руку взял друэгарский ятаган и поставил его так, как держат баронские дружинники, то есть вертикально вверх, прижав обухом к груди (они это делают правой рукой, а я наоборот, но задачи-то у нас разные). Основной амулет повесил на груди поверх жилета, а на кисть правой руки надел шнурок с амулетом, поглощающим проклятия. Остальные амулеты вроде как не нужны.

И шагнул в овал портала. Ощущение, как будто проходишь через полосу холода. Я внутри. Начнем вечер декламации.

Иду, иду, никто меня не трогает. А сторожки уже должны сработать – двойника уже проклятие достало на таком расстоянии от входа.

Ладно. Обойду зал по кругу, и получится круг почета. А мне яснее видно будет, что где есть.

Иду по кругу. Вампир уже вернулся на свое место, сейчас стоит, глазами водит, но не двигается. Итого в нишах три шкатулки, три чучела (лис, сова, нечто вроде белки-переростка), вампир, зомби (изрядно побитый молью), низенький карлик, весь сморщенный, как сухой табачный лист (цвет кожи тоже соответствовал табаку), кубок с водой (или чем-то вроде нее) и кристалл.

И еще заметил, что шагах в пяти от сталагмитов проходит довольно правильная кольцевая канавка, окружающая их. И наружный валик этой канавки выше внутреннего. Значит, это граница круга защиты. До него – камни и нежить, дальше включается что-то еще. А что – кто знает. Не мешало бы приглядеться, нет ли близ самих сталагмитов еще чего-то подозрительного.

А может, пока ятаганом упокоить пару охранников в нишах? Не мешало бы, но не буду – балладу придется прервать. А что хуже – нежить или включившаяся защита?

Ага, есть какое-то кольцо камней близкой окраски вокруг самих сталагмитов. Интересно, а можно ли маневрировать между разными кольцами защиты? Между первым и вторым? И есть ли эти границы еще и границами степеней посвящений – типа через первую ходят доверенные слуги, недоверенные – только до первой, а через вторую – только сам?

Ну я и не пойду.

А как филактерию доставать? Наверное, надо работать дистанционно – через первую канавку перейти, а через пояс камней – нет. А далее заклинаниями левитации и Стрела переносить все нужное через защиту. Ага, и Сфинксовы заклинания. А что потом, с чего начинать: ртуть, медь? Или гранату?

Баллада длинная, еще надолго хватит. И она не последняя, что я помню. А можно ли читать повторно? Лучше не пробовать! Кончится эта, буду их «Вороном Битв» охмурять.

И я пошел к середине зала, слушайте, песьи дети!

Жаль, что я в свое время не стал мучить мозги, запоминая «Рыцаря и девятихвостого демона». Вот та баллада хорошо помогла бы. Пока ее прочтешь – лич истлеет. От старости.

Переступил канавку. Амулет на руке мигнул и дернулся. Ага, что-то поймал. Но удержал – я ничего не чувствую.

Интересно, если бы я «Евгения Онегина» читать вздумал – сработало бы? Опасно, опасно…

А Силою тянет от сталагмитов – аж неприятно от ее ощущения. Мне бы такую Силу, и даже не всю – всем тверичам похмелье излечил бы сразу, а тем, кто не пил, – это похмелье организовал бы!

А лежит там в жутком клубке Силы (заклятия так переплелись, что не разобрать, где одно, а где другое) не шкатулка, не кристалл, не лукошко, а аккуратный сверток материи. Материя явно старая, и цвета разные. И я не я буду, если это не знамя. И на нем должен быть герб. Оттого разные краски, да и серебра с золотом хватает.

Гм, оригинальное решение. Только я бы не в центр его положил, а на стену повесил и еще пару штук повесил на другие стены. Для того, чтоб внимание рассеять. А в центр положил бы какую-то шкатулку, опутав ее заклинаниями. Пусть враги с ней колупаются.

Стоп, а вдруг так все и есть? Это знамя и прочее страшное для отвода глаз, а истинная филактерия – ну хоть эта белка-переросток, в побитой молью шкуре которой душа черная спрятана!

Сейчас поглядим еще, из круга не уходя… И декламировать продолжаем:

По идее, если филактерия лежит в ряду невзрачных вещей, и сама она невзрачна, то защита ее все равно должна иметься. Только она может не бросаться в глаза.

Вампиры, карлики и зомби отпадают. Их попытаются нейтрализовать и обнаружат, что паршивый зомби окажется странно сильно защищенным. Чучела – тоже.

Наиболее подходят шкатулки: ведь в них можно поместить свиток с заклинаниями, корпуса их магическими знаками покрыть, а в порядочной величины шкатулку и внутренние органы засунуть. Но это общеизвестно, и всякий враг сразу на них посмотрит. Кристаллом тоже можно воспользоваться. Заклинания на них пишутся. Да, можно. Правда, кто-то может заинтересоваться, а не драгоценен ли он. Кубок с водой? Гм, вода… ну есть вроде у нее память. А если это не простая вода, а, скажем, содержащая растворенную в уксусе жемчужину, и еще кое-что? Есть такой редкий рецепт. Кубок. Он выглядит как из горного хрусталя, на вид невзрачный, без украшений и позолоты, вряд ли кто-то им соблазнится.

Вода с памятью. А… Сколько это он стоит здесь? Пыли на полках довольно толстый слой. А вода в кубке – доверху. Крышки нет! Что это значит? А то, что так не бывает, – усыхать она должна.

Вода. Может, не вода, а то, что кажется водой. Или какая-то измененная вода.

Ага. На каждый хитрый болт находится хитрая гайка. А баллада все еще не кончилась, и хорошо это, что она длинная, а я помню ее всю.

Достал из ранца пустую консервную банку, поставил максимально ближе к внутреннему кольцу. Типа хозяин мне это поручил, я все сделал, как сказал он. Отсалютовал клинком и пошел назад. Опять вспыхнул амулет, и камень в нем аж потемнел. Ого, ну и проклятье. Может, даже до какого-то колена.

А теперь перейдем к «Ворону Битв», прочтем, как Харальд, будучи еще в чреве матери, обещан чудовищу.

Иду по кругу, читая строфы. И медленно читаю. Торжественности прибавляется, и секунды идут. Вот и кубок. Да, вроде похож на горный хрусталь. Или камень наподобие него. Широко известная основа для записи заклятий, хотя и с ограничениями. Можно и на драгоценных камнях записывать, но там есть свои нюансы. И самый страшный – плохо различимый неспециалистом дефект камня может извратить заклинание. То, что на врага прольется не дождь яду, а дождь лягушек, – полбеды. А искаженное заклинание, защищающее твою душу? Уже не хочется. И упереть его могут. Предатель или просто вороватый слуга.

А где же записано заклинание, удерживающее его душу? На кубке или на воде? Или даже там и там сразу?

Я лично поставил бы на хрусталь. Про воду нам только рассказывали, что записывать на ней можно, делали когда-то такие опыты, но осталось все малораспространенной практикой из-за большого расхода Силы и каких-то еще технических ограничений, которые уже точно не помню.

Ну, вот и представьте себе, что вражеские маги влезли в святая святых. Видят они воду и знают, что с нею возятся только отдельные энтузиасты. Поэтому она не видится им местом для вместилища черной души. А Не-мертвому как раз проблем с Силой нет и сложность заклинаний не помеха.

Впрочем, если вода и содержит его душу или нужное заклинание, то когда ее разольешь, это заклинание расточится, ибо будет фрагментировано. А если кубок, то когда он лопнет, пострадает и разрушится заклинание или душа в нем.

И еще подумалось. Лич древний. И лич – абориген. То есть от всяких магических воздействий он нужное защитил, ибо знает больше, чем любой маг и даже когорта магов.

А чего не знает старый абориген? Правильно, разные штучки пришлых.

Недаром сипаи учатся разбирать винтовки на счет: «Делай – раз, делай – два». А с пулеметчиками еще большая проблема, ибо способных к технике аборигенов мало. Оружейные мастера – вообще исключительно пришлые. И не только от недоверия аборигенам. Значит, действовать нужно так, а не по-Сфинкски. Продолжаем читать, продолжаем, раз действует, буду читать о том, как надеется мать, что чудовище отступится от опрометчиво обещанного сына и что тщетны эти надежды.

Достал пузырек с ртутью и налил ее кольцом вокруг кубка. Медные гвозди положил острием к центру кубка.

Хорошо, что гнездо для детонатора уже проковыряно! Гм, а когда я это делал? Уже не помню. Вставил детонатор. Быстро подумал и быстро укоротил шнур вдвое. То есть на две – две с половиной минуты будет. Пристроил шашку, придавил ее обеими гранатами. Аккуратно размотал шнур.

Взрывотехник из меня аховый, но, по мнению моему, гранаты от шашки должны сдетонировать. А взрыв всего должен сосуд разбить. Это же не броня, а горный хрусталь.

А теперь надо шороху навести, чтобы защита пещеры отвлеклась от шнура и взрывчатки и реагировала на меня, а не на шнур. Уходить буду через свой портал. План на грани возможного, но мне уже обещали, что я могу не вернуться. Или самолично Не-мертвым стать. Хе-хе.

Подпалил шнур. Шнур загорелся нормально. А теперь, не прерывая чтения баллады, магическую пулю в голову вампира! Пусть теперь собирает черепушку по полу! Он, может, и выживет, и даже заново отрастит разнесенную голову, чтоб хозяину было что оторвать за промах! И вторую такую же в чучело совы! Взлетели вверх перья. Фиг теперь в Ядоклюва превратишься!

А теперь очередное свинство – закинул амулет с руки, придав ему магически точности, в сторону псевдофилактерии! Лети, неси проклятие обратно!

Из камня в основании вырвался луч пламени, и амулет рассыпался в воздухе пеплом и искрами. Ага, хорош бы я был, пытаясь туда засунуть хоть гвоздь, хоть гранату. Хоть вручную, хоть левитацией!

Прощай, амулет, но с такими ужасными проклятиями ты мне не нужен.

Белка-переросток ожила, скачет теперь вдоль ровика, заходя мне справа. Карлик тоже вышел из ниши и тоже пошел с той стороны. В руках что-то вроде сабли. А шнуру еще гореть и гореть.

Я уже эти стихи прямо ору! И от боевого экстаза, и от надежды, что часть защиты еще ждет и не вступает в дело, повинуясь словам. Ведь может же защита учитывать, что верные слуги передерутся из-за того, кто больше предан господину, и друг другу головы поотрывают. Могут! А чего тогда все разносить в атомы из-за этих двух недоумков. И серьезные защиты не срабатывают, пока нет особо опасных поползновений на святое. А его пока не трогают. Разнесение совы в клочья и случайное попадание ее детали в магический сторожок – это мелочи. Надеюсь я на это.

Две пули в белку! Попала одна, но и той хватит! А вот карлик прыгает как мячик – три пули прошли мимо. Попала четвертая – в плечо. Рука отлетела вместе с саблей! А тварь дернулась, но не падает, идет себе, махая оставшейся, и зубы скалит. Мать твою, которой никогда не было! В грудь ему! Осечка! А патрон в магазине последний!

В мутный глаз и иже херувимы! А он близко! Карабин на шею, перекинул ятаган в правую, поднял и произнес заклинание. Свет на лезвии! Косой удар навстречу карлику! Задело его только слегка, но этого хватило. Рассыпался прахом, и все!

А мне досталось – что-то ударило чуть ниже правого локтя! Это чем меня? Скорее магический щит! А шнур что? Еще половина!

С полминуты я щит продержу, а дальше что делать? Рука болит, и ятаган я упустил, ибо пальцы от боли аж сводит. Надо стрелять левой. В детстве я был левшой, но родители переобучили. Стрелок с левой руки из меня еще хуже.

Так, а где этот лис? Стоит себе на полочке! И зомби тоже нишу украшает!

Чем их взять! Из кольта или спецпулей револьвера? Или в шкатулку стрельнуть? А что из битой шкатулки вылезет? Яд, Болотная хмарь, еще что-то? Нет, не надо!

Щит погас, и от следующего камня я еле увернулся. Это уже была пикообразная верхушка сталактита. Бр-р-р!

Снова ору строфы баллады, аж горлу больно. Сработает или нет?

Еще пару камней я отбросил потоками Воздуха. Выстрелил в лисицу зажигательной пулей, но с левой руки не попал. Да, надо руку быстро восстановить. Направил в нее болеутоляющее заклинание. Камень врезался в стену надо мной, и осколки его ударили по ранцу и спине. Чувствительно получилось, несмотря на ранец, одежду и кольчугу! Но руке уже лучше!

Шнур? Уже почти! Уже сейчас!

Сейчас последний раз шороху наведу! Поднял правой (уже смог) ятаган, произнес заклинание и метнул клинок в чужой портал! Что будет – не знаю, но пусть даже ничего!

Пора!

Подхватил карабин правой, револьвер за ремень, а левая рвет из кармана портальный амулет. Заклинание, и я вываливаюсь в него. В последнее мгновение меня достает камень в левое бедро.

Из портала я вывалился и покатился по земле. Карабин я удержал. Сильно болит нога и спина справа над ранцем. А чужой портал мигает, на полу ятагана нет! Валить надо отсюда! Со всей возможной скоростью! Поднялся и свернул свой портал, ударом каблука разбив маячок. Не пройдут! И заковылял в сторону от чужого портала. Если он взорвется – ну его к демонам так близко находится! Куда идти? А подальше! Идти и не останавливаться!

За спиной глухо прозвучал взрыв. Я обернулся и увидел клуб пыли, вылетевший из портала. Он замигал еще сильнее. Вперед! Вперед! Пока он не взорвался! Я ковылял, ковылял, оглядываясь на него, а он все мигал, мигал. И потух без взрыва. Все. Погони пока не будет.

Можно перейти с судорожного ковыляющего не то шага, не то бега на шаг и осмотреться. Я живой. И смертного холода не ощущаю. На руке куртка порвана, но рубашка цела, раны нет. Пальцами двигать можно, но поднять руку уже больновато. Как раз получил камень ниже рукава кольчуги. Ударь он выше – было б легче. На бедре порваны штаны и белье, и в дырке видна ушибленная рана. Спину я не смотрел, но там осколку противостоят кольчуга, куртка, рубашка и белье. Вряд ли что-то серьезнее синяка. Жить можно. Теперь карабин. Выбросил осекшийся патрон и, поймав, глянул на него. Капсюль пробит, но не сработал. А, ладно. Переснаряжу и повторно использую. Пуля магическая, пригодится. Сунул патрон в карман жилета, достал и вставил новый магазин. Револьвер вернул на место. Теперь глоток воды (а во фляге совсем немного).

Главный вопрос: куда идти? На выход, вестимо. А где он? Неужели опять проходить грот? Открывающуюся во сне дверь? Коридоры с огненными червями? Все эти версты и дни подземного пути? Вообще-то не должно быть так. Это было испытание – выдержу ли я все прошедшее, не сломаюсь ли, найду ли выход из сложной ситуации. Если смогу, окажусь достоин – пройду до конца, до круглой пещеры с нишами в стенах. Повторять все это уже не надо.

А на душе гадко стало. Какая-то тоска накатила. Словно увидел на себе признаки неизлечимой болезни и понял, что жить осталось совсем недолго. И жизнь эта будет мучительна и страшна. Неужели меня достало какое-то проклятие из арсенала хозяина пещеры? Эхма… Ладно, побредем отсюда. Буду я жить или не буду, стану ли Не-мертвым в наказание, сгнию заживо, умру и встану как зомби – пусть это будет не здесь. Не хочу оставаться в этой каменной ловушке. Надоело. До смерти надоело.

Пошли часы. Это что – я вырвался из проклятого кармана времени в нормальный мир? Тоска камнем давит на душу, вызывает ощущение, что не надо никуда идти, надо лечь, вытянуться, сомкнуть веки и не проснуться. «Ни о чем жалеть не стоит, ни о чем не стоит думать…»

Иду через силу. Ход раздвоился. В правом ответвлении – темнота. А в левом – далекий отблеск света. Иду налево. Вроде так близко не было развилки. Ноги подкашиваются, но иду. Свет все ближе. Это выход? Откуда он тут должен взяться? Не было тут ничего такого, когда я шел к порталу. Это наверняка морок. Пущу-ка вперед Астральный Глаз. Ан нет – нет возможности. Заклинание произношу, а ничего не происходит. Гм, запрет только этого заклинания касается? Попытался воспользоваться шариком света, Волчьим Ухом, Кошачьим Глазом, левитацией – никак. Ого… Это всерьез и надолго? Магического истощения я не ощущаю, а воспользоваться Силою не могу. Ладно, поглядим.

Нет, это и правда свет! А вот теперь стоп! Я очень долго ходил по коридорам разной степени затемненности, мне на свет еще нельзя. Поэтому сажусь и жду. Смотрю на свет издалека. Потом передвинусь и снова буду смотреть. Мне бы скорее на свет – но нельзя спешить. Снял ранец, хотел сесть на него, а оказывается, он весь изорван острыми осколками камней. Жаль, жаль, хорошая была вещь. Но без потерь войны не бывает. Сел на него и, глядя в окно света, продолжил чтение «Ворона Битвы», вслух и громко. Не знаю для чего. Ибо вокруг не было пещеры с филактерией. Просто, наверное, потому, что чтение поднимало настроение, и без того свалившееся в самый низ души. Да и ощущал себя не хуже героя баллады Харальда, истекающего кровью и перед смертью отпущенного попрощаться с невестой.

Баллада кончилась. И чем ближе я продвигался к выходу, тем легче становилось на душе. Тоска уходила. Легче было вставать и идти, легче было дышать. Пока сидел – обработал рану на бедре. Потом новые десять шагов. Еще, еще… Еще легче на душе.

В итоге я шел так к выходу два часа. И, когда вышел, в лицо ударили предзакатный свет угасающего дня и чистый воздух с реки. Они прямо смели тяжесть с души. Впереди, за прибрежной полосой начинающего желтеть леса, сверкала гладь Великой. Справа возвышалась громада Царева кургана. Где-то неподалеку жгли костер. Я его не видел, это на меня донесло ветерком запах от него. Пойду на запах. А может, это пираты? Упремся – разберемся. Пока брел через лес, настроение пошло в другую сторону – аж в эйфорию. И, кажется, я понимаю отчего. Не только от света и свежего воздуха. А и оттого, что эманации от разрушенной филактерии остались позади. И черная душа Ашмаи уже не отравляет чужие души. Надеюсь на это – дело мной завершено бесповоротно. Но, коль окажется, что я жив, а дело не доделал, то Светлая Четверка найдет возможность меня вновь на это бросить. Так что вперед, к костру.

Пройдя лес, я вышел на берег. Впереди лежала полоса песка. Справа был курган, слева, неподалеку от воды, – костер. До него с полсотни метров. У костра сидят люди. Пригляделся – пятеро. Военные, форма царицынская. Пост какой-то, наверное. Еду не готовят, а греются. Да, у реки на закате и на рассвете холодом тянет. Карабин закинул на плечо – нечего народ им смущать. И двинул на костер.

Народ меня увидел, насторожились, винтовки на изготовку взяли. Подошел шагов на десять, остановился, поздоровался. Эх какой у меня голос оказался хриплый.

– Ты откуда такой страшный?

– Из Самары я. В пещеру странную попал и ходил под землей. Может, неделю, может быть, больше. Вот только выбрался.

– Гляди ты, и вправду всю пыль пещерную на себя собрал.

– Да, пыли я навиделся и наглотался.

– А Хозяйку Горы видел?

– А как же! И другого чудного много видел.

– Садись к костру да рассказывай! Как раз катера дождемся под твои рассказы. Есть-то хочешь?

– Ага. Не знаю, когда последний раз ел. Не то день назад, не то год. Времени там не было…