Краткая биография старца

Встали утром, когда солнце уже вышло из-за гор, щедро и богато разливало ослепительные лучи свои на всю окрестность; несметный хор птиц хвалил Бога и Творца своего, изливаясь в глас всевозможного пения.

Неисповедимый аромат благоухающих цветов, и живая свежесть травяной растительности, неприметным движением поднимаясь от нижних курганов, а равно и от противоположной стороны, обдавали нас волнами райского услаждения.

Я же, непотребный, будучи поражен необычайною беседою старца и сознавая против его свое всеконечное убожество и духовную нищету, не смел даже и взглянуть на него.

Наконец, превозмогши себя, бросился к ногам его со многими слезами и, умоляя его, говорил:

– Отче праведный! видим, что понятия ваши в духовной жизни совершенны, тонки, глубоки и многообъемлющи, и разум Ваш просвещен Христовою благодатию, и не отступим от Вас, пока не сойдете на низ в нашу хижину и совершенно не наставите нас на путь спасения!

И соизволил старец быти по прошению нашему.

Дорогою я спросил старца:

– Скажите пожалуйста имя свое святое, страну рождения своего, честное звание дорогих своих родителей и степень своего образования, ибо вижу, что вы причастны были в юности наук мира сего, и мудрость земная не была укрыта от любознательного ума Вашего, а без этого, как известно, трудно так глубоко проникнуть в духовные предметы.

Стал говорить старец:

– Я получил образование в духовной семинарии; в юности своей проводил жизнь до конца злочестивую и беззаконную, как более нельзя: не верил в Бога, отрицал Его бытие, смеялся над Евангелием, попирал всякую святыню; в церковь не ходил, Святых Христовых Тайн не приобщался; а если же когда сие последнее и исполнял по принуждению семинарского начальства, то кощунственно, ругательно и посмеятельно; пьянствовал, буйствовал и неудержно творил всякие гнусные и студные дела, их же не вем есть и глаголати.

Человеколюбец же Господь, в безпредельном Своем милосердии, не хотяй смерти грешника; но по слову святого апостола, – идеже умножися грех, преизбыточествует благодать Его, – явил на мне окаянном и имени человеческого недостойном, презельное богатство Своего милосердия.

И когда я приближался к окончанию своего учения и готовился к переходу в богословский курс, наслал на меня болезнь некую – странную, позорную, мучительную, какая едва ли когда и слышалась в роде человеческом. Нельзя было ради ее необычности ни поведать кому-нибудь о горе своем, ни взыскать помощи. Да и кто поможет, когда Господь во гневе Своем праведно карает грешника, заслужившего Божие негодование отчаянием, презорством ко всему святому и неистовством своего нрава.

Находясь в столь горестном злострадании, и кроме смерти ничего впереди себя не видя, за которою неминуемо ожидали меня вечные муки адовы, я пришел в трепет, все внутренности мои поколебались неисповедимым страхом. Хотел бежать от лица Божия на страну далече, яко же Каин, но побег не имел места и никакое укрывательство было невозможно; я пойман был судом Божиим на самом месте в делах преступления.

Вспомнились мне слова доброй матери моей, которая, любя меня более всех своих чад, бывало говорила мне, когда я был еще отроком, чистым душою и телом, и благодать Божия почивала на мне: «чадо! помни Бога и храни Его заповеди святые – и будешь счастлив в нынешнем веке и в будущем. Если же пойдешь путем греха, будешь сам себе враг – погибнешь на веки и никто тебе тогда не поможет». Так же вспомнил я жития святых угодников Божиих, коих много читал, бывши еще в первых классах училища, как некоторые из них тоже были прежде грешниками, но покаялись.

Начал возводиться к надежде спасения, а благодать Божия, того только и ищущая, чтобы обращать грешников от заблуждения путей их, помогла совершится спасительной перемене. Я вознамерился поступить в монашество в твердой надежде, что за это не только Господь простит мне все грехи мои, но и продлит жизнь мою на покаяние ради славы Своего милосердия, еже и бысть.

Тот час же уволился из семинарии, не окончивши своего полного образования. Но по выходе еще два года промедлил в миру, занимая должность поселянского учителя, но видя, что болезнь моя не проходит, а греховные навыки по-прежнему властительствуют надо мною, на двадцать третьем году своей жизни отправился в путь, в монастырь…

Спросил я:

– Скажите мне имя ваше святое.

Старец отвечал:

– Родители во святом Крещении наименовали меня Димитрием, а при пострижении в скиту наречен Дисидерий.

И жил у нас старец две недели, объясняя нам стези монашеской жизни.