О духе человеческом
Высшая сторона человеческой жизни есть дух. Здесь вложено Творцом Божественное семя. Это чувство Божества или идея, служащая источником нашего всегдашнего влечения к Богу. Оно же и для молитвы служит точкою опоры.
Утверждаясь в центре и самом корне нашего существа, оно служит средоточием нашей духовной жизни, проникая ее всю влечением к Божеству.
«Дух человеческий собственно есть духовное существо, которое, будучи связано с плотью, может отрешаться от нее и действовать само от себя и по себе – свободно и самостоятельно. По происхождению своему он есть непосредственное влияние Творческой мысли в собственном ее виде».
Или, как бы так сказать, воплощение Божественной мысли и ее выражение в деле и явлении. Поэтому он в самом себе, или вернее в глубине существа своего, носит ничем незаглушимое чувство Божества, которое обыкновенно называют: «идея Божества». В этой идее заключен образ Божий, ради которого человек так неизмеримо возвеличен между всеми тварями, сущими на лице земли. «Имея в себе сию идею, дух человеческий сам есть свет истины, внутреннее осязаемое свидетельство о Боге, чрез кое мы познаем Его бытие, свойства и дела.
Во-вторых, дух наш есть чувство красоты, и мы созерцаем ее отчасти в самой себе, а более в ее отражениях и одушевляемся блаженною надеждою соединения с нею в вечности. В-третьих, – он есть сила добра, показующая душе высочайший образ ее деятельности в святости Божией и, по соединении с Господом, он получает от него эту самую силу творить добро во славу Божию и в свое спасение».
«Дух человеческий, будучи Божественного происхождения, не может быть заключен ни в какое понятие, поэтому же самому он ни в чем из земного не находит себе удовлетворения и по естеству своему стремится к Источнику своего бытия. Как образ Творца он прост, самосведущ, самостоятелен, свободен, могущ. В всем мире чувственном ему нет бытия, равного по достоинству. В этом его несравненное превосходство, слава и величие, потому что и Творцу ничто так не любезно, как образ Его высочайшего существа.
Человек равняется вселенной и есть малый мир. Они имеют существенное между собой отношение, человек есть первообраз мира. Самое драгоценное, мало чем не возвышающее нас до состояния ангельского, это есть именно сия идея или чувство Божества, вложенная Создателем в существо нашего духа, в котором заключается тот несомненный залог уверенности в бытии Божием, которое всегда носит в себе наш дух и в котором он всегда имеет неумолкаемое и неложное свидетельство в пользу сей истины.
В этой также идее находится основа и корень нашей веры в бытие Божие, которая положена Богом в глубине духа человеческого и заключается в прирожденном ему чувстве Божества, естественно возникающем в нем из родственного влечения его богоподобной природы к природе Божественной [из богословия епископа Сильвестра].
Эту Божественную в нас искру учители и отцы церковные называют различными именами: очами духовными, очами сердца, очами души, око сердца, – поется в каноне Богоматери, – воспущаю к Тебе, Пречистая .
«Иные писатели разумеют здесь Божественную стихию человеческой души, небесное сокровище нашего духа, единственный источник всего истинного, доброго и прекрасного в области наук, искусства и жизни практической» (проф. Карпов).
«Оно есть око ума, как такого рода способность, при посредстве которой он может непосредственно зреть Божество, открывающееся ему в ответ на его стремление к Нему, вследствии родства с Ним своей природы, а чрез это не может не прояснить и не укрепляться в нем присущая ему мысль о Боге и вместе с нею вера в Его бытие. Только при этом требуется от человека благочестивая и праведная жизнь и оно дано нам для того, чтобы мы могли посредством него, когда оно чисто, созерцать то истинно сущее, которое есть источник всего постигаемого умом…, есть единое прекрасное и благое, внезапно проявляющееся в благородных душах, по причине их сродства и желания видеть Его… Немногие из людей видят его, но только те, которые жили праведно и сделались чисты чрез справедливость и всякую добродетель… Ибо как телесные глаза у зрячих людей видят предметы этой земной жизни и усматривают различие, например: между светом и тьмою, между белым и черным, между безобразным и красивым, между правильным – соразмерным – и неправильным – несоразмерным, между чрезмерным и недостаточным, – так точно есть и очи души, чтобы видеть Бога. И Бог бывает видим для тех, которые способны видеть Его, у кого именно открыты очи душевные. Все имеют глаза, но у иных они покрыты мраком и не видят солнечного света.
И хотя слепые не видят, но свет солнечный все-таки существует и светит, а слепые пусть жалуются на самих себя и на свои глаза. Так и у нас очи души помрачены грехами и злыми делами.
Человек должен иметь душу, как блестящее зеркало. Когда на зеркале есть ржавчина, то не может быть видимо в зеркале лицо человеческое, так и человек, когда в нем есть грех, не может созерцать Бога».
«В каждой душе человеческой, насколько она есть душа, есть непременно духовные очи, данные ей для того, чтобы видеть Бога, подобно тому, как в каждом теле есть телесные глаза, устроенные для того, чтобы видеть предметы чувственного мира.
Поэтому для того, чтобы видеть Бога и убеждаться в Его бытии, нужно только смотреть на Него своими духовными очами. Но при этом требуется, чтобы эти очи были здоровы и не покрыты тьмою и нечистотою греховною, иначе они не увидят Бога, хотя Он для других будет видим, подобно тому, как больные глазами или слепые не видят солнечного света, не смотря на то, что он для зрячих не престает существовать и светить.
И это око сердечное, или очи душевные, или просто Божественная в нас идея не есть мыслительная или рассудочная сила души, а скоре есть внутреннее ее чувство, или, точнее сказать, внутреннейшая и глубочайшая сторона этого чувства, какою оно обращено к особеннейшей области сверхчувственного и Божественного, подобно тому как чувства внешние обращены к области предметов мира чувственного. Оно негадательно или посредством выводов и умозаключений проникает в область Божественного, а непосредственно соприкасается к ней, принимая из нее живые впечатления, и выносимое им отсюда убеждение в бытии Божием не есть основанное на каких-либо посредствующих или логических выводах, а осязательное, живое, непосредственное убеждение, похожее на то, какое получается нами относительно бытия внешних предметов, без всяких посредств рассудочных на основании одного свидетельства зрения, слуха и других внешних чувств. Не будь у нас этого духовного чувства, мы не имели бы возможности свою веру в бытие Божие доводить до степени осязательной и неотразимой несомненности.
Но оно дано каждому, будучи так нераздельно с природою души, как глаза с организациею тела, благодаря чему каждый имеет полную возможность осязательно убеждаться в бытии Божием, как убеждается в бытии солнечного света имеющий глаза. Если же не все пользуются этой возможностью, если некоторые готовы сомневатся в самом бытии Бога, то причина этому не в чем-либо ином, как в испорченности и низвращенности того, что составляет глаза души, – в чем они сами виноваты и их порочная жизнь» [из богословия епископа Сильвестра].