– Добрый день, пан Богдан, вижу, у вас новая машиночка, «ланцечка», да? Красивая, надо признать, красивая. Что сегодня будем? С фирменного счета или с личного, сперва взнос на личный, а потом на фирмы, да? Мирек, обслужи пана Богдана, да не проверяй ты документы у пана Богдана, ведь ясно же, что это пан Богдан, присядьте, пожалуйста, и подождите минутку, коллега сейчас принесет вам подтверждение на подпись. Что слышно, пан Богдан? Дела идут, если позволите так выразиться? Ну и чудненько, страшно приятно слышать, что идут. Да, конечно, я знаю, какая ситуация на рынке, да, ничего не движется, но кому сейчас легко? Будем надеяться… Мирек, как там наши операции? Еще нет? Поторопись, пан Богдан не может так долго ждать, ты только пойми: фирма, обязанности. У моего знакомого тоже такая машина, только красная. Должна сказать, выглядит очень представительно, но сами понимаете, если занимаешься серьезными делами, надо как-то… Мирек, что там с переводами? Уже? Так давай быстро сюда. Ах, еще печати? Ой, как ты возишься, ну вот, пан Богдан, пожалуйста, распишитесь вот здесь и еще здесь, все, подтверждение на зеленой копии – это вам, разумеется, можете выкинуть, это как вам угодно, это уж ваше дело, но я бы порекомендовала сохранить до получения ежемесячной выписки со счета, чтобы можно было проверить, сравнить, все ли сходится, ну, само собой, вы не обязаны это делать, к тому же это банк, тут все должно быть тютелька в тютельку, иначе и быть не может, нет, нет, это нам приятно, мы всегда рады видеть вас, приходите к нам, приходите и обязательно передавайте привет вашей супруге!

Пан Богдан на самом деле человек опытный и неприкосновенный. Хотя и ответственный. За разные корпоративные шахер-махеры. А его жена слишком много звонит. Хорошая из них пара. Да передаст он, передаст привет, чего же не передать, обязательно передаст.

– Раз на коне, раз под мухой, как говорится, главное, чтоб дела шли, – бросает пан Богдан на прощание, а брюки у него на заду свисают, как дряблая кожа.

Пан Богдан садится в свою новую «ланцу», плюхается, громогласно пернув, на удобное сиденье, вытирает рукавом нос и спокойно съезжает с высокого поребрика, отчего «ланца» издает стон, а душа пана Богдана мигом переполняется страхом божьим за подвеску. Пан Богдан мысленно дает себе торжественную клятву, что в следующий раз обратит внимание предупредительного персонала банка на необходимость позаботиться о конкретном, удобном месте парковки для моторизованных клиентов.

Бася с благоговением наблюдает, как пан Богдан плавно вписывается в уличное движение, и в этот упоительный миг у нее возникает ощущение, будто она соприкоснулась с трансцендентальным. Такой вкладчик – это же просто клад! И как красиво он обделал дело со своими сотрудниками! То есть это Бася обделала, а пан Богдан только решительно подтвердил: больше жалованье они на руки получать не будут, потому как, в конце концов, уже двадцать первый век, и эта страна должна наконец выглядеть как подобает, больше никаких наличных на руки, вся зарплата теперь будет переводиться на сберегательно-расчетный счет, именуемый в просторечии СРС, а если эти неблагодарные работники, эти неуклюжие распустехи, швабры ресторанные будут недовольны, то он им скажет, чтобы не выебывались, тут им не государственное учреждение, чтобы капризничать, а ежели им не нравится, так скатертью дорога. И никого не колышет, что за своими деньгами теперь надо переть через полгорода, потому что какое значение имеет жизнь людских ресурсов и их ничтожные проблемы перед бесконечным величием вселенной? Вот именно.

– Что, уехал этот жулик? – спрашивает Гоха и смотрит в окно.

– Госька, ну что ты такое говоришь? – спрашивает Бася, и во рту у нее моментально появляется горький, неприятный привкус.

– Да жулик он, Бася, жулик, на всяких махинациях сделал капитал. Что, думаешь, я не знаю? Сколько лет прошло, как он стоял у кино и спекулировал билетами? Валютчик трижды хезаный, сейчас у него два ресторана, а как был депутатом, так жил на взятки, а суточных ему только на сигареты хватало, пенсионер от коррупции. А еще вот послушайте: он по пьянке человека задавил насмерть, и ничего, сунул кому надо, отмазался, снова водит машину, жена и дети дома, а любовницу он сделал вице-президентом фирмы, точно, точно, я видела ее, он приходил с ней, с давалкой, а она и двух слов связать не может, да и он не лучше…

– Госька, может, заткнешься? И потом, откуда ты все это знаешь? – Бася злится, а ее отреставрированный внутренний мир, исполненный тепла, напоенный светом, который излучают тела бизнесменов, начинает дрожать, точь-в-точь как приведенная в опасные резонансные колебания дефектная мостовая конструкция.

– Откуда я знаю, Бася? Знаю, мне даже знать не нужно, откуда я знаю. Знаю, потому что знаю, говорили мне, и ты зря думаешь, что люди не знают. – Гоха смотрит на Басю, потому что хочет, чтобы Бася познала правду и только правду.

– Люди, Госька, разное говорят.

Бася улыбается, потому что знает: и на сей раз, как обычно, правда будет соответствовать ее slapstick-версии.

Гоха нервничает внутри себя, бросает блокнот на стол и выходит в уборную покурить, после чего старательно ликвидирует все следы, которые могли бы свидетельствовать, что она курила в сортире. Пепел исчезнет в канализационных трубах, а окурок, который невозможно утопить в унитазе, и потому он не утонет, будет спрятан в мини-корзинке для мусора, стоящей у двери.

– Эта курва думает, что я вчера родилась, – бросает мне Гоха по пути в туалет.