Когда Эмили привезла Полли в тот вечер домой, я все еще была слегка растеряна, слегка сбита с толку.

Я уложила дочь спать и затем, сидя за кухонным столом, открыла для Эм бутылку пива «Бекс».

– У тебя забавный вид, – сказала она. – Ты какая-то другая.

Я вспыхнула:

– Что ты имеешь в виду?

– Я и сама не знаю. – Она окинула меня любопытным взглядом. – Ты – такая, какой я тебя не видела уже довольно давно. Ты что, пила?

– Нет.

Водку я спрятала подальше в кухонный шкаф и как ни в чем не бывало прихлебывала чай.

– Ты уверена?

– Да. – Она знала меня слишком хорошо. Я сменила тему. – Я предавалась размышлениям. Переживала. Может, я неправильно поступаю, позволяя Сиду с ней видеться? Я имею в виду Полли.

– Почему? – Эмили отхлебнула пива. – Что натолкнуло тебя на такую мысль? Ты что, становишься сентиментальной?

– Нет. Просто… Ко мне недавно приходила соседка.

– Ну и что?

Мне вдруг расхотелось о чем-то рассказывать.

– Я не видела ее уже давно.

– И? – Эмили начала терять терпение. – К чему ты ведешь?

Я погрела ладони о свою кружку.

– Я почувствовала себя ошеломленной, – тихо сказала я. – Из-за того, что произошло раньше.

– Почему? – Она посмотрела мне прямо в глаза. Ее взгляд был взглядом тигра, который не упускает ничего. – Что случилось?

У меня к горлу подступил комок, и я не смогла ничего сказать.

– Сид?

Я кивнула.

– Что? – Она придвинулась, намереваясь меня обнять.

– Нет, не надо. – Я закрыла лицо ладонями, но слезы все равно хлынули снова.

– Что?

– Не жалей меня. От этого становится только хуже.

– Эх ты, глупая корова. – Эмили обняла меня. От нее пахло сандаловым деревом. – Плакать – это нормально. Ты все время держишь это в себе. Я вижу тебя насквозь – такая сдержанная, такая, черт возьми, терпеливая, но вообще-то быть такой для тебя плохо. И это меня пугает, Лори. Тебе нужно дать всему этому выход, милая.

Слезы быстро отступили: их как бы поглотило упоминание о терпении. Я достала салфетку и высморкалась.

– Итак, – Эмили теперь начала вести себя осторожно и даже перестала на меня смотреть, – что она увидела? Эта твоя любопытная соседка.

– Ты имеешь в виду, что она, как ей показалось, увидела?

– Ладно, пусть так. – Эмили пожала плечами. – Что она, как ей показалось, увидела?

Несколько месяцев назад, когда Сид все еще жил здесь, Маргарет Хендерсон увидела меня на моем парадном крыльце полуголой – посреди холодной мартовской ночи. На мне была одна только футболка. Я разбудила ее, когда отчаянно стучала в дверь и громко требовала, чтобы Сид впустил меня, и она вышла ко мне, чтобы спросить, что случилось. Когда она появилась на тротуаре, я уже плакала от ярости, разочарования и боли. Едва она подошла, как Сид открыл дверь. Он, должно быть, все это время подглядывал в окно. Осознанно мучил меня. И мучил себя.

Я не стала разговаривать с ней в ту ночь – просто заскочила в дом, когда Сид открыл дверь, взбежала на второй этаж, проверила, спит ли Полли, и затем, запершись в ее спальне, забралась в ее кровать. Проснувшись на следующее утро с таким количеством синяков и ушибов, что едва могла двигаться, я попыталась притворяться перед своей сонной и удивленной дочерью, что со мной все в порядке. Но при этом я осознавала, что дальше так продолжаться не может.

Маргарет Хендерсон, кстати, пропустила тот момент, когда Сид вытолкнул меня из дома – толкнул так сильно, что у меня перехватило дыхание. Я, слетев по ступенькам парадного крыльца, упала на колени, растерянная, тяжело дыша, а потом и вовсе опустилась на четвереньки, как животное. Ошеломленная, я застыла в этой позе и несколько секунд не могла пошевелиться. Я все еще помню, как посмотрела снизу вверх на цветы камелии перед собой и невольно подумала о том, какие они идеальные.

В конце концов мне удалось, хотя и без всякой элегантности, подняться на ноги. Я стояла там, почти голая, униженная. Из носа текла кровь, а голени были исцарапаны. Мысленно молясь о том, чтобы меня никто не увидел, я поспешно поднялась на крыльцо. Затем я стала то барабанить в дверь, то прижиматься к стене крыльца, пытаясь спрятаться.

– Она видела меня после того, как я поругалась с Сидом, – медленно сказала я. – На прошлую Пасху. Когда все стало очень плохо. После того, как заявила о себе его мать. Снова заявила о себе.

«Как, черт возьми, дело дошло до этого?» – думала я тогда в промежутках между всхлипываниями и отчаянными ударами в дверь. Слева в ребрах я чувствовала острую боль, а на руках уже появились синяки – отпечатки крепко схвативших меня пальцев.

– Плохо? – нахмурилась Эмили.

Это был первый случай, когда Сид несколько раз умышленно ударил меня так, чтобы на моем теле остались следы.

– Она увидела меня после того, как… – Я прокашлялась. – После того, как он вытолкнул меня из дома в… в одной лишь… – Я замолчала.

Не говоря уже про разбитую губу.

– В одной лишь – в чем? – Она покачала головой.

– В одной… футболке.

– Почему?

– Ой, я не знаю, Эм. Думаю, чтобы преподать мне урок.

– Ага. – Глаза Эмили потемнели от гнева. – И что же это был за урок?

– Я и сама не знаю. Думаю, это связано с тем, что он поговорил с кем-то в школе. – Я старалась не очень подробно распространяться по поводу этого инцидента. – С чьим-то отцом.

– А-а, вот оно что. Теперь понятно.

– Ну да.

Мне вообще-то совсем не хотелось об этом разговаривать. Это ведь еще и напоминало мне о том, о чем я предпочла бы сейчас не думать. Например, о Мэле.

– Очень здорово, что ты избавилась от Сида, милая. – Эмили знала меня очень хорошо. Она подняла свое пиво в знак того, что поздравляет меня. – Очень здорово.

– Но когда она пришла – эта женщина по имени Маргарет, – то… Даже и не знаю. Это заставило меня задуматься. Она сказала, что видела Сида, и она… Она, похоже, стала волноваться за Полли. – Я почувствовала, как меня охватывает удушающий страх. – О господи! Как по-твоему, я чокнутая, Эм? Позволять ему видеться с Полли?

– Нет, я не думаю, что ты чокнутая, – твердо ответила Эмили. – Несмотря на все его недостатки, Сид обожает Пол. Мы все об этом знаем.

Она была права, и именно поэтому я все еще позволяла Сиду встречаться с Полли. Он никогда не поднимал руку на дочь – в этом я была абсолютно уверена. Похоже, что выводила его из себя только я одна. Мой адвокат, кстати, недавно предупредил меня, что мне следует «вести себя любезно», если я хочу сохранить за собой полную опеку над ребенком.

– И все-таки… – Эмили допила пиво и, встав, накинула на себя свое старенькое пальто с подкладкой из овечьей шерсти. – Знаешь, милая моя, вообще-то ты – самый лучший судья поведения Сида. И это должно быть твое решение.

О господи! Возможно, я всегда делала неправильный выбор.

– Я сейчас уже не чувствую себя подходящим судьей в любом вопросе, – спокойно сказала я, думая о том, что произошло после того, как Маргарет Хендерсон вернулась в свой прелестный дом, а я позвонила по телефону. То есть думая о тех нескольких часах, в течение которых я не была уверена, не пожалею ли я о своем поступке.

Я пошла вслед за Эмили к выходу, наблюдая за тем, как ее волосы слегка подрагивают над воротником. Впервые я радовалась тому, что она уходит домой. Я была не готова рассказать ей о том, что сделала.

* * *

Мэл был намного тяжелее Сида. Не такой тонкокостный и изящный, он, я думаю, больше… больше походил на настоящего мужчину. Я осознала это в полной мере тогда, когда он впервые расстегнул передо мной свою рубашку. Крупный, слегка бесформенный мужчина, силуэт которого виднелся в свете зимнего дня, падающего на него через окно гостиной.

Тоже уже наполовину раздевшись, чувствуя, что мои губы чешутся от уколов о щетину Мэла, я встала и задернула шторы, пока он расстегивал ремень. Сад за домом надежно прикрывал это окно, но меня все равно тревожила мысль о том, что кто-то может подглядеть… То, что произойдет здесь, сейчас, на моем старом диване, – об этом будем знать только мы вдвоем.

Мэл нервничал (я это чувствовала), а я была чуть-чуть пьяна. Я выпила две большие рюмки водки перед тем, как он пришел, и когда он наконец меня поцеловал (чтобы подвести его к этому, потребовались кое-какие усилия), он сделал это немного неуклюже – так, что наши зубы слегка стукнулись друг о друга. Мы неловко засмеялись, однако правда заключалась в том, что физически мы не очень-то подходили друг другу. Я даже стала подозревать, что по-настоящему хорошего секса не получится.

«Но это же в первый раз», – напомнила я себе. Хотя вполне возможно, что и в последний.

Бывает ли секс по-настоящему хорошим в первый раз?

Я отчаянно пыталась не думать о Сиде. Я вообще-то ни разу не спала ни с одним мужчиной после того, как встретилась с Сидом в художественном колледже. Сида мне вполне хватало. Более чем хватало. Он забирал каждую унцию моей энергии и затем еще чуть-чуть, доводя меня до изнеможения.

Мое тело было теперь другим – на нем остались следы телесной близости с Сидом. Я ведь выносила и родила его ребенка. Никто, кроме Сида, не видел меня голой с тех пор, как я впервые предстала обнаженной перед ним. Сильно ли я изменилась? Я этого не знала, и мне не терпелось в этом разобраться.

Я привлекла Мэла к себе.

Поначалу я поймала себя на том, что мне кажется, будто он делает все как-то не так. Но вообще-то это была не совсем правда. Он просто действовал не так, как Сид.

Некоторое время спустя я почти перестала о чем-либо думать.

И, когда я отдалась своим чувствам, я стала меньше вспоминать Сида и больше сосредотачиваться на себе и Мэле. На этом моменте – моменте, в котором я очень нуждалась. Мне нужно было помнить о том, что я все еще живу. Помнить, что жизнь не остановилась из-за того, что мы с Сидом расстались.

* * *

Когда все закончилось, я испытала огромное облегчение из-за того, что это произошло и что вакуум, оставшийся после Сида, наконец чем-то заполнился.

Мэл неуклюже обнял меня на диване: мой подбородок едва не упирался в его ухо, а моя рука неудобно согнулась между нами. Я некоторое время лежала неподвижно, но затем рука начала затекать, и мне пришлось пошевелиться.

– Выпьем? – бодро спросила я, нащупывая свою одежду, лежащую на полу.

– Ой! – сказал он, садясь. – Да. Пожалуйста.

Он выглядел ошеломленным, а потому я наклонилась и поцеловала его в щеку.

– Спасибо тебе.

Он усмехнулся:

– Нет, Лори. Спасибо тебе. Это было… здорово. – Он поискал свою рубашку. – Я вообще-то никак не рассчитывал заняться этим уже сегодня – а тем более после такого…

– Чего?

– Сдержанного начала, я собирался сказать.

– Ага. – Я нашла его рубашку за диваном и передала ему. – Иногда необходимо жить текущим моментом, не так ли? Ну, то есть поступать так, как настойчиво советуют все эти безмозглые эксперты по части «рационального поведения».

Мы неловко усмехнулись друг другу.

Зайдя на кухню, я поставила чайник, нашла его пиво и убрала водку. Она свою роль уже сыграла.

Мы сидели в приятном молчании, глядя в сад. Там юркая белка пыталась придумать, как бы ей утащить птичий корм.

– Нахальные маленькие мошенницы, – сказал Мэл.

– Да уж, – согласилась я. Мне стало интересно, что же произойдет дальше. А еще я удивилась тому, насколько спокойно я воспринимаю данную ситуацию.

Уходя, он крепко поцеловал меня в губы, а я обхватила его руками и прижалась к нему. Я почувствовала его ладони на своей спине, и мне было приятно ощущать тепло и силу мужчины. На протяжении многих месяцев я не обнималась ни с кем, кроме Полли. Иногда, пожалуй, обнималась и с Эмили. Однако есть определенная физическая разница между женщинами, детьми и мужчинами.

Мне пришла в голову мысль о том, что мы – животные. Мы нуждаемся в том, в чем нуждаются животные, например в прикосновениях, совокуплениях и проявлениях грубой силы, напоминающих нам о том, что мы все еще живем. Возможно, то, что я сделала, было не таким уж плохим.

* * *

На следующий день, отводя Полли в школу и проходя мимо камелий миссис Хендерсон с их блестящими листьями, я вдруг вспомнила, что собиралась дать ей свой номер телефона.

По какой-то причине я этого так и не сделала.

Возможно, если бы я сделала это, то затем оказалась бы в безопасности.