9 часов утра

На первом этаже мимо меня проходят две медсестры.

– Ты видела журналистов там, на улице? – фыркает одна из них. – И фотокорреспондентов. Налетели, прямо как стервятники.

– Они предложили Лизе Маккормак пятьдесят фунтов за то, чтобы она рассказала им, в каком состоянии тела.

Я, отчаянно пытаясь не думать об Эмили и о том, в каком состоянии сейчас может находиться ее тело, прохожу вслед за медсестрами через двери, открывающиеся в обе стороны, по направлению к табличке, указывающей на выход.

Как стало ясно еще на рассвете, день здесь наступал сумрачный и бесцветный.

Я толком даже и не знаю, где это – «здесь». Лишь тоненькая полоска моря, которую я заметила из окон верхнего этажа, свидетельствует о том, что мы, видимо, все еще в Девоне.

– Она взяла их? Взяла деньги?

– Джоанн! – Вторая медсестра смеется и с силой тычет свою подружку пальцами в бок. – Ты сама как думаешь?

– Как я думаю? Она вполне могла поддаться соблазну! Не всем ведь дано быть ангелами…

– Я думаю, что журналисты – чертовы ублюдки. – Медсестра вся прямо-таки содрогается. – Наверное, цепляются сейчас ко всем подряд. Они в наше время ведут себя именно так. – Повернув к какой-то больничной палате, она что-то предлагает Джоанн: – Поло?

Мне необходимо перевести дух.

Я сажусь на стул в коридоре и пытаюсь собраться с мыслями. Однако я так устала и настолько ошеломлена, что не могу навести в своих мыслях порядок. Я сдавливаю голову ладонями, пытаясь оживить в ней воспоминания.

Страх. Я помню страх. Самый настоящий страх: мне казалось, что я вот-вот умру. Мне казалось, что еще немного – и я задохнусь от дыма.

Я встаю и направляюсь к выходу.

Я не должна здесь сейчас находиться. Я должна быть уже мертвой. Я знаю, даже без тени сомнения, что моя жизнь в опасности.

Но теперь главное – это найти Полли до того, как опасность станет угрожать и ее жизни.

Мне необходимо найти убежище до того, как сюда явится Сид. Он очень зол с того момента, как я перестала позволять ему видеться с Полли. Уверена: он имеет к произошедшим событиям то или иное отношение.

И ему наверняка позвонят. В этом нет никаких сомнений. Позвонят, если осознают, что я не мертва. Если осознают, что тело в морге – это тело Эмили, а не мое.

Сколько у меня еще времени?

Я одета недостаточно тепло для такой холодной погоды, которая стоит сейчас, и у меня нет денег.

В конце коридора открывается дверь. За ней в зале ожидания перед стойкой главного дежурного администратора работает телевизор, который никто не смотрит.

На открытой витрине перед небольшим магазинчиком выставлены утренние газеты. Я читаю какой-то заголовок: «В результате пожара на курорте с минеральными водами “Форест Лодж” погибли три человека».

У меня волосы едва не встают дыбом. Я беру эту газету. Рука дрожит, и я с трудом подавляю эту дрожь. Я просматриваю статью.

Были опознаны двое из тех, кто погиб в результате пожара на курорте «Форест Лодж». Ими оказались Питер Грейвс и ночной портье Джефф Ли. Третьей и четвертой жертвами считаются две пока еще не опознанные женщины. Полицейские надеются установить их личности сегодня.

– С вами все в порядке? – У толстой девушки, стоящей за прилавком магазинчика, обеспокоенный вид. Она берет деньги из рук мужчины, покупающего коробку шоколадно-вафельных конфет «Кит-кэт», и кладет их в свою кассу. – Вы, похоже, вся дрожите.

Мой мозг начинает лихорадочно соображать. Мужчина благодарит продавщицу и уходит. В кассе, должно быть, полно денег. На стуле, стоящем позади продавщицы, висит ее пальто.

– По правде говоря, я не очень хорошо себя чувствую. – Я прикладываю ладонь к голове. Я сейчас не лгу. – Не могли бы вы позвать кого-нибудь, кто сумел бы мне помочь?

Она, похожая в своем ярко-красном джемпере на огромную малиновку, тяжело вздыхает и на несколько секунд задумывается.

– Конечно, – наконец говорит девушка. – Не переживайте. Вы пока присядьте здесь и отдохните.

– Спасибо. Я едва стою на ногах.

Она устремляется в коридор. Я осматриваюсь. Дежурный администратор, находящийся за своей стойкой футах в пятидесяти от меня, разговаривает по телефону и меня попросту не замечает. Если не считать звуков этого разговора, здесь царит зловещая тишина.

Я быстро встаю и нажимаю несколько кнопок. К моему огромному облегчению, касса тут же открывается. Я запускаю руку в стопки купюр, мысленно чертыхаясь по поводу того, что пальцы так сильно дрожат. Затем я беру со стула просторное пальто темно-синего цвета и набрасываю его на себя.

– Простите, – бормочу я, ни к кому не обращаясь. Я устремляюсь к раздвижной двери и выхожу через нее на улицу, где меня встречает холод.

В уличной чайной по другую сторону проезжей части собралась небольшая группа фотокорреспондентов. У них на шее висят фотоаппараты. Корреспонденты курят и о чем-то шутят. Я очень быстро иду на стоянку такси и усаживаюсь на заднее сиденье первого попавшегося из них. Моя пижама, слава богу, вполне может сойти за самую последнюю версию мешкообразных штанов, ставших нынче модными. Тем не менее я запахиваю пальто поплотнее.

– Не могли бы вы отвезти меня в ближайший город?

Говорить очень трудно, и мой голос все еще очень тихий – не более чем шепот.

Мне объяснили, что боль в моем горле вызвана тем, что я наглоталась дыма. Сказали, что это постепенно пройдет. Может, и пройдет, но пока что мне больно говорить.

– Так вы и есть в городе, милая моя.

Таксист смотрит на меня так, будто я чокнутая. У меня, возможно, и в самом деле такой вид, словно я только что сбежала из психиатрической больницы.

– А-а, – говорю я, оглядываясь. Рядом с дверьми сидит в кресле-каталке и вовсю дымит подросток в пятнистом халате, весь разукрашенный пирсингом. Больше у дверей никого нет: никто через них не выходит и не заходит. – Ну да, конечно. Тогда не могли бы вы отвезти меня в ближайший торговый центр?

Таксист вздыхает так, будто я попросила его отвезти меня в Томбукту.

– У меня украли сумочку, – заявляю я.

Он включает радиоприемник и со скучающим видом трогается с места.

Мне вдруг приходит в голову одна мысль.

– А вообще-то, не могли бы вы подождать минутку?

Я вылезаю из автомобиля и бегу к чайной, в которой собрались фотокорреспонденты. Их слегка удивляет – и забавляет – моя растрепанная внешность: волосы у меня торчат во все стороны. Один из них предлагает мне сигарету.

– Нет. – Я качаю головой. – Я лучше выпью чаю. Вы слышали новости?

– Какие новости? – оживляется один из них – с псориазом. Кто-то тут же заказывает мне чай.

– Про жену художника. Знаменитого. Сида Смита.

– Того, который рисует всякую религиозную порнушку? И который получил Букеровскую премию?

– Премию Тернера, – невольно поправляю я его.

– Да не важно какую. – Он чешет свою пораженную псориазом щеку. – Ну так что?

– Его жена мертва. Ее звали Лори Смит. Она погибла в результате недавнего пожара.

Я поворачиваюсь, чтобы уйти.

– Погибла? На курорте с минеральными водами? Бедняжка, – говорит корреспондент. – Но он, по-моему, от нее ушел, да?

– Разве? – Я снова чувствую, что едва стою на ногах.

– Ушел к певице. – Кто-то протягивает мне картонный стаканчик с чаем. – К молоденькой метиске. Очень сексуальной.

– Ну, его жена сейчас все равно уже мертва. – Я беру чай. – Лори Смит. И в самом деле бедняжка, – с грустью соглашаюсь я.

Но фотокорреспонденты уже потеряли ко мне интерес: они достали телефоны и звонят в отделы новостей и своим редакторам.

Я снова забираюсь в такси и, грея замерзшие ладони о картонный стаканчик с горячим чаем, сижу некоторое время, откинувшись назад. Мне сейчас очень многое нужно сделать, и я не знаю, с чего начать. Мне нужно поговорить с мамой и позаботиться о том, чтобы Полли оставалась в безопасности; мне нужно раздобыть одежду; мне нужно поговорить с Эмили. Она подскажет, как правильно поступить.

Но я не могу поговорить с Эмили.

Когда я снова это осознаю, меня охватывает ужас.

Я больше не могу поговорить с Эмили.

Моя лучшая подруга мертва, и убила ее я. Ну, все равно что убила.

В прямом или в переносном смысле, но я ее убила, потому что находиться сейчас в морге должна была я.