Благодарности и посвящения

Я выражаю искреннюю признательность и благодарность

Богу, Который вел меня, даже когда я о Нем ничего не знала;

Врачам, которые поставили меня на ноги — Гордееву Анатолию Борисовичу, Новокшенову Александру Ивановичу, Блаженову Борису Георгиевичу, Гусеву Валентину Борисовичу;

Моему инструктору ЛФК, Ларионову Евгению Викторовичу, который научил меня ставить смелые цели и достигать большей подвижности;

Учителям, которые всей душой желали, чтобы я развивалась в полную меру своих способностей, но не давали жалостливых поблажек:

Заякиной Галине Николаевне — лучшему другу моего отрочества и юности;

Байковой Татьяне Арсеньевне — моей любимой учительнице русского языка и литературы, которая всегда старалась пробудить в своих учениках живую мысль и благородные чувства;

всем учителям, которые когда-либо учили меня.

Священнику Александру Суворкину, благодаря терпению и теплым молитвам которого, я выбралась из глубокой ямы отчаяния и обрела сознательную веру.

Моему наставнику Кардашиной Ольге, которая помогла мне вернуться к жизни и профессии;

Моему гештальт-терапевту Румановой Надежде, которая была со мной решительна и бережна, помогая мне заново обрести мою женскую природу.

Моему мудрому учителю жизни — Мэрилин Мюррей, которая придала здоровое направление всем моим стремлениям и вооружила методом преобразования собственной жизни.

Я благодарю саму жизнь за то, что у меня есть

Мой любимый муж

Мои родные и близкие

Мои прекрасные друзья

Мои неповторимые ученики

Мои замечательные коллеги

Мои непредсказуемые клиенты

И этот список еще далеко не полон…

 

Предисловие от автора

Несколько лет тому назад мне довелось путешествовать по воде в июле. Теплоход компании «Водоходъ» шел по северным озерам и рекам из Москвы в Петербург. Долгими светлыми вечерами я стояла на верхней палубе, впитывая всей душой раскрывающуюся передо мной красоту.

Однажды я стала свидетелем необычайного явления природы. Прямо по курсу небо было заложено клубящимися черными тучами. Они громоздились причудливыми витыми башнями, рокотали и вспыхивали короткими синими молниями. Удивительно было видеть, как от воды к тучам поднимались огромные спиралевидные сгустки тумана, образуя подобия колон и арок.

В то же время северное солнце, низко висящее над горизонтом, не хотело уступать место короткой ночи. Оно светило косыми низкими лучами из-под туч, придавая всей этой грандиозной картине непередаваемое великолепие. Река несла нас в самое сердце надвигающейся грозы, казалось, еще немного и прямо над нами прогремит гром.

Я смотрела прямо перед собой как завороженная, затаив дыхание. Что побудило меня посмотреть в противоположную сторону, не помню. Я обернулась и увидела — о чудо! — столб радуги! Радуга подпирала небо в том месте, где, казалось, мы недавно были. О, Боже! Так значит, все-таки возможно пройти под радугой?! Моя душа наполнилась восторгом и ликованием, когда я поняла простую вещь: при свете солнца то, что я вижу тучами, идущий мне навстречу человек увидит радугой. Я видела обратную сторону радуги собственными глазами.

Дорогой мой читатель, то давнее открытие дало название книге, которую ты держишь в руках. Мне кажется, в жизни так и бывает: то, что мы встречаем как грозовые тучи и невзгоды, по прошествии времени оборачивается прекрасной радугой в панораме жизни. Мы начинаем различать новые волшебные краски там, где раньше видели только потери. Все зависит от взгляда. Оглядываясь на прошлое, мы имеем шанс увидеть в нем духовные дары, такие как:

Красота любви,

Одухотворенность,

Жажда жизни,

Знание причин,

Готовность к добру,

Сила духа,

Факел мужества.

 

Благословение Сказочнице

(От сказителей, что лежат на погосте на Кижи-острове)

Нашего ты поля ягодка, нашего клубочка ниточка.

Себе не веришь — сказкой проверишь.

Ступай себе с Богом по трем дорогам: одна — для людей, другая — для затей, третья — для души; что найдешь — в сундучок сложи. Достанешь бусинку — будет сказочка, достанешь зеркальце — будет загадочка, достанешь уголёк — душе будет урок.

Всё слушай, всё примечай, что спросят — правду отвечай. Да не обухом по голове, а побасенкой болезной душе.

Собой не гордись, невелика птица. Невеликая птица, где хочет, там и садится. Еды тебе нужна малая крошка, а неба да солнца — бездонная плошка.

Песню голосом берешь — помни, кому поешь; вдаль отправишь — звонкости добавишь. Кому надо — услышат и тихо.

Берегись одноглазого Лиха. Голову заморочит, силы твои подточит, запугает болезную сомненьями бесполезными.

Добро не впрок, коли пуст домок. Корми с лаской, кори с опаской.

На каждое дерево — свои вредители, на каждого сказителя — свои гонители. Птицы прилетят — жуков поклюют, люди придут — беду отведут.

На все стороны света семь путей, у каждого сказочника семьсот затей на каждого неслуха, на каждого послушника, нет на зряшного, нет на оглоушенного.

Кто злится, тот в дело сгодится, а кто уныл, остался без сил, нет от него прока до сурового урока.

Смотри у кого какая потреба: кому кусок хлеба, кому еды полная сковорода, а кому ложка промеж лба.

Вот тебе вся наука. Не догнала бы скука, да не повила бы лень, а так, что ни день, что ни надень, одна забота — плести сказки до хорошей развязки.

Путь-перепуть, довела — забудь.

Жизнь сама узлы свяжет, надо будет — тебе расскажет.

Утомишься в пути — к нам приходи.

 

Сказка про Касю

В одной деревне, за ближней горой, в стародавние времена жила-была девочка Кася. Была она трудолюбивая и послушная, но жизнь у нее была нелегкая. С раннего утра до позднего вечера она трудилась для своих родных: убирала, вытирала, стирала, гладила, шила, мыла, утешала, привечала и старалась при этом быть веселой и ласковой.

Но с каждым днем становилось ей все труднее и труднее улыбаться. И все чаще капали слезы в кастрюлю с супом. А родным не было до нее никакого дела, хотя время от времени они говорили: «Ты такая хорошая. Мы тебя любим».

Стали у Каси болеть руки, ноги и спина. И в один прекрасный день она поняла, что больше не чувствует свое тело. Руки не слушаются, ноги не ходят. Стала она бесполезной калекой. Уползла тогда Кася в дремучий лес, чтобы никто ее там не увидел, такую уродину.

Лес оказался для Каси надежным прибежищем. Чем дальше она уползала, а затем и уходила, от дома, тем больше сил возвращалось к ней. Силы возвращались, а радость — нет. И решила Кася поискать какое-то спасительное средство, но не знала какое и где.

Слышала она в детстве про счастье Золушки, девушки из соседней деревни, но не верила, что в жизни такое бывает. Знала она, что трудом счастья не заработаешь, да и феи-крестной у нее нет. И решила Кася идти к людям, в большой город, чтобы разузнать, как же счастье теряется и находится, и как люди его обретают.

По дороге в город встретилась ей мудрая старушка, которая сказала Касе такие слова: «Пока море слез не выплачешь — счастья-радости не найдешь». Поклонилась Кася мудрой старушке и пошла своим путем.

Пришла она в большой город. Огляделась, осмотрелась и пошла работу искать, чтобы было, на что жить и изучать счастье. Долго ли, коротко она ходила, только в один прекрасный день увидала она объявление, в котором говорилось, что одной доброй Волшебнице требуется помощница. А Волшебница та помогала людям обретать счастье. Ахнула Кася и поверила всем сердцем, что эта работа как раз для нее.

И правда, стала она с той поры у Волшебницы помощницей. Та ее сильно не загружала, всему учила и полюбила как родную. Не заметила Кася, как сама стала волшебницей. И все бы хорошо, да только много ей приходилось плакать, вспоминая свою прошлую жизнь. И удивительное дело, чем больше она выплакивала слез и прощала старых обид, тем краше становилась и улыбчивей.

Тем временем рядом с городом, невесть откуда, появилось красивое озеро. Никто не знал, каким чудом оно родилось. Питал его один маленький прозрачный ручеек, в котором иногда замечали люди золотые блестки, похожие на кружевные снежинки.

Однажды появился в тех краях неизвестный мужчина, по виду — путешественник, по речам — чужестранец. Люди прозвали его Охотник, потому что одет он был просто, и его часто замечали бродящим по лесам и лугам. Однако никто не видел, чтобы он возвращался из леса с подстреленной дичью. Зато глаз его был зорок, а руки крепки и мастеровиты. Любую работу он делал играючи, да так ладно, что глаз не отвести.

Так вышло, что Охотник и Кася познакомились и подружились. Однажды за чашкой кофе они заговорили о том, кто откуда родом. Кася вспомнила свой дом и заплакала. Удивительно, но вместе со слезой, капнувшей ей на руку, упала и маленькая золотая снежинка. Только Охотник с его зоркостью мог заметить это чудо. Так он понял, как родилось прекрасное озеро, и откуда в нем золотые блестки. Это открытие тронуло его до глубины души, и он полюбил Касю всем сердцем.

Прошло несколько дней, в которые Касе пришлось очень много работать. Она снова старалась быть приветливой, понимающей и ласковой со всеми, кто приходил к ней со своими бедами. Однако силы ее были на исходе. И вот, когда она поздно вечером вернулась домой, выбившись из сил, вдруг ей стало ясно, что слез у нее больше нет. Только гнев. Гнев на жизнь, на судьбу, на свое бессилие найти собственное счастье. В страшном гневе выкрикивала Кася свои обиды и боль отвержения, била кулаками о стены и, в конце концов, упала без сил на пол.

В это время над городом разразилась небывалая гроза. Молнии беспрестанно озаряли черное небо, а гром грохотал так, что был слышен сквозь плотно закрытые ставни и напоминал жестокую канонаду. В страхе попрятались горожане в свои дома. И только Охотник, чье сердце было неспокойно, вышел из дому. Он стремился к домику Каси, который стоял на самом краю города.

Кася лежала на полу в забытьи, и только мягкое прикосновение к плечу вернуло ее к жизни. Она открыла глаза и увидела Охотника, который с тревогой вглядывался в ее лицо. На сердце у нее стало теплее. «Как ты пришел сюда в такую непогоду?» — спросила она. «Я не мог оставить тебя одну в такую бурю», — ответил он.

— Спасибо тебе, но я привыкла справляться сама, ведь я — Волшебница.

— А я — Охотник. Я знаю, что такое стихия. Я пришел, потому что тебя люблю.

После этих слов в доме стало удивительно тихо, потому что в него вошла любовь. А за любовью — счастье.

Утром над городом встала двойная радуга. Ручеек, бегущий в озеро, исчез. Зато в озере с той поры забило семь ключей.

Охотник и Кася обвенчались к великой радости всех своих друзей. И стали они жить в любви и согласии, радуясь друг другу и детям, которые стали у них рождаться один за другим.

Так Кася встретилась со своим счастьем.

 

Сказка о принце Ажаре

В некотором царстве, в некотором государстве, так далеко, что не дойти за много дней, жил некогда прекрасный принц. Был он одним из 12 принцев древнего славного рода и носил красивое и гордое имя Ажар. И был он самым смелым и благородным среди своих товарищей.

Его древняя страна казалась ему самой прекрасной на свете. В ней даже воздух светился розовым светом, а горы — синим. Жили в ней работящие, добрые люди, которые любили петь напевные песни. Никто из наследных принцев Ангирана не мог и помыслить разлучиться когда-нибудь с любимой Родиной.

Но однажды над синими горами сгустились черные тучи и обрушились бедой. Страшно содрогалась земля, казалось, горы сходят со своих мест. Затмились зеркала прежде ясных озер. Умолкли смех и песни.

Свинцовые сумерки опустились на землю в полдень. И вместе с ними на королевскую площадь спустилась злобная и мстительная ведьма Эчмияра. За что и почему она мстила этому народу, не помнил никто, включая ее саму, но каждые 100 лет она обрушивала на многострадальную страну какое-либо ужасное бедствие.

На этот раз она сказала: «Я погублю ваш народ окончательно! И памяти о вас не останется во всем подлунном мире!» Так сказала злобная старуха и жестоко расхохоталась. Но ей навстречу шагнули 12 принцев Ангирана, и самый смелый громко сказал: «Не бывать этому! Ты не посмеешь это сделать. Мы — часть этого мира. Если не станет нас — горы обрушатся, мир пошатнется, и ты будешь погребена под обломками».

Страшно вскрикнула ведьма и рухнула наземь. Единственное, что могло ее сломить, — это правда. Ее она боялась пуще собственной смерти.

Слова же принца Ажара были правдой чистой воды. Сквозь тучи брызнуло солнце. Эчмияра, шипя, уползла в тень скал, где вскоре истаяла как черный дым. Однако прежде чем исчезнуть, она бросила злобный взгляд на 12 принцев Ангирана и прокаркала: «Вы будете наказаны, дерзкие! Вы рассеетесь по всему миру, навсегда потеряете свою Родину, и вам никогда — никогда! — не собраться вместе». Затем она впилась леденящим душу взглядом в побледневшего принца Ажара: «А ты, который осмелился бросить вызов мне — могущественнейшей колдунье Сумеречного мира, — ты проклят мной навеки! Ты будешь странствовать по свету бесконечную череду лет, пока смерть не заберет тебя. Никто не будет помнить ни твоего титула, ни имени. Ты никогда не обретешь своего дома, как и своей Родины. Никогда!»

Томительная тоска объяла душу Ажара и его собратьев. Снова сгустились тучи и на землю обрушился безжалостный холодный дождь. День за днем он смывал в ущелья плодородные земли, затоплял дома, рушил мосты. Отчаянный холод и глухой рокот гор сопровождали его.

Так продолжалось 12 дней и ночей. И тогда старейшины Ангирана призвали к себе наследных принцев и сказали так: «Проклятию Эчмияры суждено исполниться. Если вы не покинете нас — погибнет страна. Зло не вечно, вечен один лишь Бог, который всякое зло обращает во благо для любящих Его. Но хватит ли дней вашей жизни, чтобы одолеть проклятие, мы не знаем. На рассвете вы должны покинуть пределы страны. Помните: «Любовь побеждает всё!»

На прощание Ажар пришел поклониться могилам предков и своей горячо любимой матери. Холод сжимал его сердце с такой силой, что слезы катились из глаз. И вдруг он услышал голос матери: «У тебя чистое сердце, сынок. Оно поможет тебе. Когда ты найдешь три сокровища, которые невозможно купить ни за какие деньги, проклятие рассеется. Ты заново обретешь Родину и родной дом». Первые лучи солнца коснулись снежных вершин, когда Ажар покинул свою страну.

С тех пор минуло много лет. Принц Ажар помнил свою Родину и братьев, но дороги, по которым он шел, уводили его все дальше и дальше от родных мест. Бог весть почему, люди прозвали его Охотник. Казалось, он и вправду забыл свое имя и звание. У него было доброе сердце и умелые руки. В юности он овладел искусством строительства, и теперь, переходя из края в край, он строил дома, мосты и замки, один краше другого.

Много друзей было у него, много прекрасных женщин его любило, но нигде он не мог остаться надолго. Тоска по дому гнала его по миру.

Много сокровищ прошло через его руки: драгоценные камни и роскошные ковры, редкие вина и породистые скакуны, золотые самородки и чудеса ювелирного искусства. Однако все они продавались и покупались, хотя и за баснословные деньги. И ни на одно из них не отозвалось его тоскующее сердце. Снова и снова он оставлял все и пускался в путь налегке.

И вот однажды лесная тропа привела его к прекрасному озеру, в который впадал прозрачный, нежно журчащий ручеек. Много озер видел Охотник, но почему-то именно здесь ему стало так спокойно и радостно на душе, как нигде и никогда. Он нагнулся, чтобы умыться в ручье, и вдруг заметил, как что-то блеснуло в воде. Изумлению его не было предела, когда он разглядел в своей руке золотые, как будто кружевные, снежинки. Сердце его тепло сжалось, и он решил остаться жить у этого загадочного озера.

Неподалеку был город, в котором он и поселился. Здесь судьба была благосклонна к нему: он встретил милую и добрую девушку по имени Кася. Они полюбили друг друга так прочно, что Кася согласилась разделить его судьбу.

Однажды он открыл ей свое настоящее имя и поведал свою историю. Заканчивая долгий рассказ, Охотник вздохнул и сказал: «Я так и не смог найти три сокровища, которые невозможно купить ни за какие деньги».

Тогда Кася спросила: «Почему ты думаешь, что это какие-либо драгоценные вещи? Ведь существуют еще сокровища души».

Глубоко запали слова жены в душу Охотника. С того дня он стал все чаще и чаще задумываться над тем, что на самом деле значили слова его матери. Вместе с этим все чаще тень печали пробегала по его лицу. Видя его страдания, жена однажды сказала: «Знаешь, у каждого народа есть такой день в году, когда поминают предков. В этот день души живых и усопших соприкасаются. В этот день сердце Родины зовет к себе сердца всех своих детей, где бы они ни были. Есть ли такой день у твоего народа?». «Да, день памяти предков как раз сегодня», — ответил Охотник и внимательно посмотрел в синие глаза жены.

— Тогда сам милосердный Бог поможет тебе сегодня перенестись в родные края, если ты поверишь и пожелаешь этого всем сердцем.

— Да!

— Помни, Бог и моя любовь помогут тебе перенестись туда, но если ты захочешь вернуться ко мне — тебе придется заново проделать весь путь самому.

— Да! Я согласен!

Сердце Ажара забилось жарко-жарко, и он закрыл глаза. А когда открыл — он был в родном городе. И был там не только он! Все 12 принцев Ангирана были в сборе. До позднего вечера они рассказывали друг другу и близким о своих странствиях и приключениях, и пели новые песни.

Однако чем ближе был рассвет, тем тревожнее сжималось сердце Ажара, как будто оно снова хотело отправиться в путь. В смятении подошел Ажар к могилам своих предков и стал звать свою мать. И когда она отозвалась, он заплакал: «Скажи, мама, почему я не смог одолеть проклятие? Я не нашел сокровища, которые невозможно купить ни за какие деньги. Вот я на родной земле, но я тоскую и снова стремлюсь в путь!» Как будто нежная теплая волна окутала его, и он услышал голос матери: «Не печалься, сынок. Ты нашел сокровища, которые невозможно купить ни за какие деньги, только сам пока не знаешь, что это такое. Проклятие утратило свою силу. И тоскуешь ты по-иному. Помни, твоя родина там, где твое сердце, а твое сердце — там, где любовь. Ты сам — плоть от плоти этих гор. И что бы ни случилось — частица Родины всегда в тебе». Радость тронула сердце Ажара. С первыми лучами солнца он пустился в обратный путь.

Принц возвращался по знакомым дорогам. Всюду его встречали с радостью. Когда он удивлялся, что друзья выходили ему навстречу без всякого известия от него, те говорили: «Твое доброе имя летит впереди тебя». Когда он видел дома, мосты и замки, когда-то построенные им, ему говорили: «Твой талант запечатлелся в каждой линии. Слава Богу, что он дал тебе такой дар!». Когда он вернулся домой и с ликующим сердцем заглянул в глаза жены, то увидел в них такое сияние любви, какого, казалось, не бывает на земле. Тогда Ажар крепко-крепко прижал ее к сердцу и сказал: «Я нашел то, что искал! Три сокровища, которые невозможно купить ни за какие деньги: доброе имя, талант и любовь».

Так рассеялось проклятие злобной ведьмы Эчмияры. С тех пор 12 наследных принцев Ангирана могли свободно жить как на Родине, так и за ее пределами. Где бы они ни были — образ любимой Родины был с ними. Так оправдалась древняя мудрость: «Любовь побеждает все».

 

Навсегда и больше никогда

Далеко ли близко, высоко ли низко, жила некогда на свете Королева Нита. Детство ее было теплое, юность светлая, потому-то и стала она со временем мудрой правительницей в своем уютном королевстве. Вышла она замуж по любви (что нечасто случается в королевских дворцах) и родила в замужестве двух прекрасных детей: дочь и сына.

Все цвело и играло жизнью в маленьком королевстве. И одно только заботило Королеву: как стать ей самой и ее супругу правителями еще более мудрыми и добрыми, чтобы дарить страдающим людям помощь и поддержку. Так бы и царило благоденствие в жизни Королевы, если бы не злой рок. В поисках знаний и нового опыта все дальше и дальше уходил ее Супруг в неизведанные земли. И однажды заблудился он в Сумеречных равнинах, утолил жажду из источника Забвения и своими руками отдал корону чужестранке. Так он пропал, а Королева Нита перестала слышать стук своего сердца.

Горе поселилось во дворце. Ужасная боль пронзала Королеву, в самые отчаянные минуты она думала: «О, если бы он просто умер! Он предал всё!..»

Однако Нита была великодушна от рождения, и заботы о детях и подданных не давали ей умереть от тоски. Королева приказала не упоминать при себе имени мужа; велела вынести из дворца все его портреты, а также картины, где они были изображены вместе; раздала все его подарки и убрала в самые дальние кладовые вещи, сделанные его руками. Дети стали чаще улыбаться. Прекрасная Нита вернулась к своим королевским обязанностям.

Спустя некоторое время к ней посватался правитель сопредельной страны, человек в высшей степени благородный и добрый. Королева дала согласие. В честь этого события был устроен прекрасный бал. Лучшие художники создали наряды для новобрачных и позаботились об убранстве залов. Лучшие музыканты исполняли волшебные мелодии в честь королевской четы. Все так хотели, чтобы они были счастливы! Ведь все друзья, придворные и подданные искренне любили свою Королеву.

Однако вся любовь мира не могла оградить Королеву Ниту от чар Сумеречных равнин. Казалось всё-всё говорило о счастье во дворце, но она никак не могла почувствовать себя по-настоящему счастливой. Призрак первого супруга смущал ее покой. К вечеру она уставала так, будто целый день ворочала камни, у нее не было сил даже приласкать детей на ночь. Сон не приносил облегчения, и утром ей не хотелось открывать глаза. Воспоминания о прошлом вызывали слезы, и прогуливаясь по дорожкам сада, Нита видела, как грустно склоняют головки цветы и роняют лепестки, как будто слезы. «Так не может продолжаться бесконечно — подумала она однажды — Я хочу быть счастливой».

Королева решила удалить из своей памяти даже тень воспоминаний о пропавшем муже и обо всем, что было с ним связано. Одно было невозможно — удалить детей. А они были поразительно похожи на отца. Что ж! — с этим Нита примирилась, а остальным воспоминаниям она раз за разом говорила: «Прочь!»

Шли дни, время от времени душу Ниты посещал странный покой. Покой, но не счастье. Домашние тревожно переглядывались, замечая, что ее руки становятся все слабее, а походка все бесшумнее.

И вот однажды утром, поправляя прическу перед зеркалом, Нита увидела, как просвечивает солнце сквозь ее руку. Холод пронзил ее, когда она поняла, что стала почти прозрачной, бесплотной… как призрак. В этот миг она поняла, что самой ей с бедой не справиться.

Предупредив только верную служанку, Нита поспешила к берегу моря, где у скалы с маяком жил древний старик, слывший всеведущим мудрецом. Свежий ветер высушил слезы, когда она предстала перед седым как лунь старцем. Он сказал:

— Вижу, дитя мое, что ты стала пленницей скорби, и жизнь твоя утекает напрасно. Хочешь ли ты освободиться? Не торопись, подумай. Многие люди предпочитают жить в скорби до самой смерти, вместо того, чтобы побороться за настоящую жизнь. И ты имеешь на это такое же право, как они. Что скажешь?

— Я чувствую свою безмерную вину. Я не смогла сохранить свою семью… свою мечту… я хочу загладить свою вину перед детьми и мужем…

— Пустое… пустое… отдай свою вину ветру. Хочешь ли ты счастья?

— Да. Я готова понести любое наказание.

— Тебя некому наказывать, дитя. Испытания и труды — вот то, что тебе предстоит, если решение твое твердо.

— Я согласна!

— Что ж, три испытания ждут тебя впереди. Я расскажу тебе о каждом в свое время. На рассвете ты отправишься в Воздушный мир, чтобы пройти там по лабиринту Судьбы от самого начала до сердцевины. Пройдешь — обретешь утраченное сокровище, нет — вернешься в тот миг у зеркала, когда увидела свою бесплотную руку, и забудешь обо мне. А теперь отдохни!

Нита погрузилась в сон.

На рассвете старец вывел ее к кромке прибоя, где волны с тихим шелестом омывали песок. По его повелению она закрыла глаза и услышала, как он три раза хлопнул в ладони. Что-то прошелестело у ее лица и стихло. Она открыла глаза и увидела себя в замке из облаков.

Перед Нитой простирался лабиринт из хрустальных дорожек и туманных завес, а далеко впереди переливалось нечто светозарное. Над входом сияло слово, написанное красивыми и четкими буквами: НАВСЕГДА. «Что это значит?» — едва успела подумать Нита, как звучный голос ответил: «Это значит, что здесь навсегда сохранится всё, что было полно любви на земле». Нита вдруг почувствовала себя легко и беззаботно, как в детстве, и побежала, слегка скользя, по искрящейся радужными искрами дорожке из хрусталя.

Идти по лабиринту было совсем нетрудно, и это приободрило Ниту. Ее внимание привлекло прекрасное облако, переливающееся жемчужно-розовым светом. Ей так хотелось в него окунуться и оказаться внутри, но это был невозможно. Однако Нита, повинуясь безотчетному порыву, раскинула руки и обняла его. Вдруг она поняла, что облако — любовь ее родителей, которая привела ее в этот мир. Розовые блестки посверкивали в темных волосах Ниты, когда она пошла дальше.

Незаметно бежало время, легким шагом шла Королева Нита по дорожкам своего детства, прикасаясь к воздушным стенкам лабиринта, открывая в разноцветных облаках и тучках воспоминания, полные тепла и нежности. Там нашла она свою любимую куклу и первый подарок, сделанный своими руками; мерцание новогодней елки и сильные руки отца, подбрасывающие ликующую дочку к небу; запах малинового пирога и прочие дорогие сердцу подробности. Ничего нельзя было взять с собой, но странным образом Нита знала, что всё это остается с ней.

Встречались тучки пасмурные, темные, но и в них жила любовь. В одной из них маленькая Нита сидела у кровати заболевшей матери, то и дело поправляя плед, боясь, что маме станет холодно. В другой достаточно темной туче с алыми сполохами Нита услышала шум потасовки. Она с удивлением узнала в одном из дерущихся мальчика, на которого вовсе не обращала внимания в Школе Принцев. Он, оказывается, до крови сражался с теми, кто говорил о ней в оскорбительном тоне. Признательность, сожаление и печаль коснулись души Королевы, и она замедлила шаг.

Она вступила в пространство отрочества. Лабиринт становился все сложнее и сложнее. Безотчетные симпатии, безответная любовь ее и к ней. Чувства, которые хочется спрятать, и признания, от которых хочется убежать. Любовь, которая прячется за дежурные фразы, и потери, которых не вернуть. Так много всего, что уставшая Королева переставала понимать смысл увиденного и иногда спрашивала себя: «Почему это событие здесь? Где здесь любовь?»

Постепенно она начала понимать, что лабиринт останавливает ее, когда она не может найти любовь в событии, с которым соприкоснулась. Ей не раз приходилось опускаться на пол без сил и ждать, когда тайный смысл сам пробудит ее понимание. Зато как ослепительно прекрасны были мечты ее юности! Как много устремленной нежности и страсти было в них. Как будто весенним ветром веяло от них. И Королева, освеженная, продолжала свой путь по хрустальным дорожкам.

Казалось, что сердцевина лабиринта уже близко, осталось пройти совсем немного, но Ниту охватила внезапная тоска. Она знала, что приближается ко времени своего первого замужества.

…Знакомство, первые встречи, доверие и нежность, влечение и надежда, блаженство и безмятежность… «Он говорит, как сильно меня любит! Я не могу этого выдержать! Я знаю, чем все кончилось! Неправда! Это неправда! Здесь не было любви, иначе бы он не предал!» — рыдания рвались из груди Королевы. Слезы застилали глаза, и она не видела ничего перед собой.

Все померкло и потемнело, как в грозовой туче. Долго Нита шла, плача, не зная куда, и, наконец, выбилась из сил. Спасительный сон накрыл ее мягким крылом, и во сне ей приснился тот же звучный голос: «Здесь навсегда сохраняется то, что было полно любви на земле». С этими словами она открыла глаза и увидела снова тот же момент своей жизни, от которого так хотела убежать. Но теперь она смотрела иными глазами и видела правду того дня.

Дальше дорожки лабиринта вели ее к рождению детей, переплетению судеб других людей. Они вели по радостям и печалям ее взрослой жизни, отдавая ей тепло и аромат иного времени. Постепенно Королева начала различать тончайшие оттенки любви: от ликования встречи до щемящей нежности созерцания и сладкой боли прощения.

С каждым шагом Королева чувствовала себя все уверенней и уже тихо радовалась близкому окончанию испытания, когда отвратительная черная туча преградила ей путь. Казалось, кромешная тьма заполнила все пространство впереди, она клубилась и источала удушливый холод. Одно желание она могла вызвать — не приближаться к ней, быть дальше, умалиться, исчезнуть! Только бы с ней не встречаться! Увы, Королева знала, что скрыто в ней — день, когда она узнала, что потеряла любимого мужа, и поняла, что она обманута и поругана судьбой.

«Нет-нет! Второй раз мне этого не пережить! Я умру, я не смогу!» — отчаянное желание вернуться домой охватило Королеву. «Я больше не могу! Назад, домой!» Она едва не подумала: «Пусть все останется по-прежнему!» Но в этот миг, когда она уже была готова сдаться, прямо у нее под ногами прояснилось золотое окошко. Она увидела своих детей в саду и услышала звонкий голос сына: «Я знаю, мама скоро вернется! И мы будем снова бегать и вместе играть в мяч!» Ясная мысль, что отступить невозможно, толкнула ее вперед… и она прошла черную тучу насквозь, не замедлив шага, а на выходе услышала удаляющееся эхо — голос первого мужа: «Будь счастлива, даже если это счастье без меня… счастлива… без меня… счастлива…»

Стремительно шла Королева вперед. На последнем изгибе лабиринта она увидела своего настоящего супруга, своего Короля. Как много любви он принес в ее жизнь! И как мало она замечала!

И вот перед ней свободное пространство, центр лабиринта. До него всего три шага. Внезапное сомнение остановило Ниту: «Кто я такая, чтобы заслуживать счастья? Я недостойна». Всё тот же звучный голос, теперь согретый улыбкой, ответил: «Всякий, хотя бы раз в жизни соприкоснувшийся с любовью, имеет неотъемлемое право на счастье. Навсегда!»

Королева закрыла глаза и сделала три последних шага. Она услышала биение своего сердца! А когда открыла глаза, оказалось, что она снова на берегу моря. К ней бегут дети, и спешит Король, на ходу сбрасывая плащ, чтобы укрыть ее от холодного ветра. Пока Королева отсутствовала, наступила осень.

Радостным возгласам и объятиям не было конца. «Как ты необыкновенно пахнешь, мама!» — говорил сынишка, обнимая ее колени. «Как светится твое лицо», — удивлялась дочь. А Король только смотрел и смотрел в ее прекрасные глаза, в которых теперь светилась сама любовь.

«Не расспрашивайте ее ни о чем, — сказал Мудрец. — Ее испытания еще не закончились. Три дня ты пробудешь, Нита, с семьей в уединенном домике в горах. На закате же третьего дня ты отправишься в Подземный мир, чтобы пройти там другой лабиринт. В первом ты обрела свое сердце. Во втором вернешь свою силу. Когда будешь готова, просто скажи: «Пора!» — и ты окажешься там».

Три дня пролетели как один миг. Когда наступила минута прощания, сын что-то горячо зашептал на ухо Ните; дочка, обнимая, вложила в руку матери что-то шелковистое, а муж обхватил всех троих руками и обнял так крепко, что казалось никакая сила их не разомкнет. На мгновение Ните почудилось, что лучше и быть не может. Ей так не хотелось уходить из этих объятий в холодный мрак неизвестности. Может быть, уже достаточно испытаний она прошла? Такие мысли стремительно пронеслись в ее голове, но она успела заметить, что сквозь ее руки жарко просвечивает огонь камина, и поняла: без силы ее любовь быстро угаснет, угаснет вместе с жизнью. И она сказала: «Пора!»

…Тусклый свет едва освещал каменное подземелье. Королева стояла в самом центре бесконечного пространства боли и печали. Бесформенные глыбы окружали ее со всех сторон, и только узкая дорожка светлого песка извивалась между ними. Сама земля под черными глыбами была суха и безжизненна, как пепел.

Нита чувствовала себя опустошенной и слабой. Она едва могла дышать. Однако все ее существо еще помнило прикосновение родных рук, и она сделала несколько шагов. Едва Нита коснулась первой глыбы, как ее пронзила острая боль, и она упала на колени. Королева сразу поняла, о чем говорит этот камень, и слезы сострадания хлынули из ее глаз.

В этом месте время как будто застыло, и Нита не знала, как долго она оплакивала свою потерю. Слезы наконец иссякли, и она заметила, что держит в руках шелковый мешочек, который дала ей дочка. Она потянула шнурок, и ей на ладонь потекли семена цветов. Королева так любила цветы! Она еще не успела удивиться, а ее пальцы уже привычно растирали землю, увлажненную слезами, и сеяли семена. И едва Королева поднялась с колен, чтобы идти дальше, у оплаканного камня пробились первые ростки.

Долог был путь Королевы по лабиринту боли. У каждого камня все повторялось снова и снова: она обливалась слезами и сажала цветы. У самых черных и ужасных камней ее спасало от отчаяния только воспоминание о том, что в Воздушном мире в этих же событиях она нашла любовь. В память об этой любви она сажала самые красивые цветы.

Когда мешочек опустел, Нита увидела, что лабиринт кончился, впереди пробивался дневной свет. Она оглянулась на пройденный путь, с каждым шагом которого она, к своему удивлению, становилась всё сильней, — и ахнула! За ее спиной вместо черной каменной пустыни расстилался прекрасный живой ковер. Все оттенки цветов сплетались в письмена благословения.

С трепетом Нита подняла глаза к каменному своду и увидела выбитые в камне слова: БОЛЬШЕ НИКОГДА. «Что это значит?» — подумала она. И тут же услышала мягкий голос, похожий на голос матери: «Вся эта боль не повторится больше никогда». Радость, как на крыльях, понесла Королеву к выходу.

Цветущие луга простирались перед ней, щедро светило солнце, пели птицы. Дети наперегонки бежали к ней: «Как хорошо, что ты вернулась! Мы так скучали по тебе!» Как же хорошо было Ните, взяв детей за руки, лететь домой! Домой! Сами собой распахивались навстречу ворота и двери, звенели колокольчики, вспыхивали улыбки встречных. «Королева вернулась!» Эта весть быстрее ветра пронеслась по окрестностям и достигла дворца. Король бросился навстречу.

Так много ликования и нежности окружило Королеву, что у нее закружилась голова. Она видела, как заботливо дочь поправляет брату сбившийся от бега воротничок, и в этом жесте с удивлением узнавала себя. Она вглядывалась в повзрослевшее лицо сына и признавала, что сходство с отцом больше ее не ранит. Она замечала усталые морщинки у глаз мужа и понимала, что прошедшее время было нелегким и для него. Всех-всех ей хотелось обнять и выразить свою любовь и благодарность, но душа нуждалась в отдыхе.

Тогда Король увлек ее в самые отдаленные и тихие покои дворца. Там он напоил ее молоком и медом, уложил спать на шелковые подушки и попросил звезды шелестеть тише, чтобы не потревожить ее сон.

Утром Королева проснулась и поняла, что она счастлива. По-настоящему и навсегда! Однако она помнила свои обещания и невольно воскликнула: «Какое же третье испытание? Я прошла только два». Казалось, в потоке солнечного света прозвучал голос старца: «Самое трудное — решиться идти дальше, навстречу боли. Ты преодолела испытание на закате третьего дня».

С той поры призрак минувшего никогда более не тревожил покоя Королевы Ниты.

Предание гласит, что Королева Нита жила долго и счастливо. Ее дочь со временем украсила своей красотой владения Семизвездных Королей. Ее сын возмужал и прославил свое Отечество. А третье ее дитя было столь одарено талантом любви, что баллады и сказки, им рассказанные, могли оживить даже камень.

 

Сказка про Лихо и Доню Ясноглазку

Далеко ли близко, высоко ли низко; то ли в тереме, то ли в поле — родилось две доли — в один день, в один час, не спросили нас.

У одной сестры ручки по локоток в золоте, у другой горлышко в серебре. Так и стали их звать: одну — Золотые Ручки, другую — Серебряное Горлышко. Одна голосом своим — то мягким, то звонким — и утешит, и успокоит, и вылечит. Другая за что ни возьмется — все в руках спорится: и накормит, и напоит, и одежку новую сладит.

Весна за весной, половодье за половодьем — стали две девицы на выданье. Полюбила сестра Серебряное Горлышко парня молодого, весельчака да похвастня. Она полюбила, а он другую в жены взял — сестру Золотые Ручки. Налетела тут буря черная, беда неминучая. Серебряное Горлышко чуть с жизнью не рассталась. Да сестра подоспела, от смерти спасла. Стали дальше жить.

Зима за зимой, год-другой долой. Стали дни коротать, друг к другу привыкать. Да грянул гром среди ясного неба. Пала туча черная, отняла у сестры Золотые Ручки мужа. Померк свет в ее очах, опустились руки — жизнь не мила стала. Так бы и угасла сестра Золотые Ручки, да сестра рядом все журчит серебряным голосом, уговаривает. Как ее оставишь? Лето за летом — пережили и это.

Время бежит, к осени подбирается, ветром холодит, тоской надвигается. Сестра Золотые Ручки хозяйство ведет, добром дом украшает. Сестра Серебряное Горлышко тихонько песню поет, птицу Надежду приманивает.

И вот однажды прилетела на песню волшебная птица. Над домом покружила, на пороге яйцо положила. Да не простое, а как будто пуховое; и не пустое, а как будто полное. Подошла сестра Серебряное Горлышко, отогнула уголок пуховый — а там девочка! Крохотная такая да ясноглазая. Серебряное Горлышко стала ей слова ласковые говорить: «Ах, ты моя звездочка, ах, ты мой цветочек…» Девочка заулыбалась, ручки к ней протянула. «Ах, ты моя доня, буду я тебе мамкой» — сказала Серебряное Горлышко. Подошла тут сестра Золотые Ручки, увидала, что маленькая ножка в пеленках запуталась, развернула ее. Девочка села и первое свое словечко молвила. «Ну, что ж, радость моя, — сказала сестра Золотые ручки — буду я тебе нянькой».

Стали дальше жить, свою крошку растить. Назвали ее Доня Ясноглазка. Пролетело одиннадцать лет как один год, а на двенадцатый вот что случилось.

Ни с того, ни с сего пролегла между сестрами сначала полоска, потом межа, потом туча, потом вражда. Сквозь черную тучу друг друга не видят, только ветер сквозь тучу слова носит: «Ты почто с моего голоса не поешь?», «Ты почто по-моему не живешь?». Разгулялось Лихо не на шутку, того гляди терем снесет.

Испугалась Доня Ясноглазка того Лиха и убежала из родного дома. Спряталась под кусток, села на бугорок и стала горько плакать. Вдруг слышит, кто-то ее окликает, посмотрела, а это волшебная птица Надежда. «Что, — спрашивает — Ясноглазка, плачешь? О чем горюешь?» Та и отвечает: «Родные ссорятся — спасу нет. Я их так люблю, а помочь не могу!»

— Хочешь им помочь?

— Хочу!

— Тогда тебе нужно найти две правды и одну подсказочку. Принесешь их домой — увидишь, что будет.

— Да как же мне их найти, волшебная птица?

— А вот ступай с надеждой по той тропинке, она и подскажет.

Обняла ее птица крыльями и исчезла. Смотрит Ясноглазка, и впрямь у ее ног тропинка начинается. Встала она и пошла.

Повела тропинка Ясноглазку к лесочку, от лесочка к болотцу, от болотца к ручью, от ручья к озеру. Смотрит девочка, над водой наклонилось дерево, на дереве ветка, на ветке какое-то диво сияет-переливается. Хочет девочка это диво достать, да страх берет: «Не смогу я да не сумею». Привыкла Доня, что дома родные всегда помогут да подскажут, а то и за нее все сделают. Тут и помочь некому.

«Ну, что ж, — решила Доня Ясноглазка — на себя надеяться надо. У берега неглубоко. Дерево наклонилось низко. Попробую достать».

Зашла Ясноглазка в воду, подошла поближе, да как ни тянулась — достать не смогла. Тогда стала она по дереву карабкаться: к стволу прижимается, за ветки подтягивается. Внизу вода — смотреть страшно; под руками ветки — от царапин больно. Добралась-таки девочка до заветной ветки — потянула ее, изловчилась и достала светящееся чудо. «Это, верно, — думает — первая правда. Только правда так сиять может». Положила добычу за пазуху, чтобы не выронить, и стала на землю спускаться. Пока спускалась, так устала, что ее на земле тут же сон сморил.

Проснулась Ясноглазка ранним утром — глядь, а за пазухой ничего нет! Только хотела расплакаться, слышится ей голос волшебной птицы: «Не печалься, Доня. Ты теперь эту правду всем сердцем знаешь». Прислушалась девочка к своему сердцу и улыбнулась: «Правда, знаю!»

Умылась Ясноглазка студеной водой, согрелась на солнышке и пошла берегом дальше. Шла до полудня, проголодалась, со вчерашнего дня маковой росинки во рту не было. Стала она ягоды собирать, вдруг откуда-то потянуло сладким запахом. Побежала Ясноглазка посмотреть, что это такое, и привели ее ноги на полянку. На полянке старушка у костра хлопочет. На костре жаровня, на жаровне лепешки румянятся. Старушка каждую лепешечку медом душистым намазывает и в тарелочку складывает. «Иди-ка, милая, поближе, — говорит — Я тебя лепешками с медом угощу, а ты за то сказочку послушай».

— Согласна ты?

— Согласна.

Села девочка на травку, кушает да слушает, слушает да кушает… Не заметила, как ее сон сморил. Проснулась — на небе первые звездочки зажигаются. «Спасибо, бабушка, — сказала Ясноглазка — за привет, за ласку и за Вашу сказку. Только я боюсь, что не запомнила, проспала-прослушала». «Э, нет — улыбнулась старушка — не пропала сказка. У тебя сердце доброе, открытое, там она и спряталась. Ступай себе с Богом!»

— Бабушка, а бабушка, а то была сказочка или подсказочка?

— А это ты сама решай!

Улыбнулась еще раз старушка и в тумане пропала.

Огляделась Ясноглазка — совсем смеркается, куда идти? Вспомнила о родных, поди уж ее ищут, волнуются. Пошла она дальше, куда глаза глядят. Идет и сама удивляется — ночь, а ей не страшно; давно в пути, а сил прибавилось. На душе посветлело. Ноги сами вперед бегут, как будто дорогу знают. И так интересно Ясноглазке стало, что дальше будет, — аж дух захватило.

В это время все звезды на небо высыпали. Заприметила Ясноглазка три красивые звездочки: две большие и одну маленькую. Вдруг та маленькая — чирк! — и полетела с неба на землю, быстро-быстро. Побежала девочка к тому месту, где звездочка должна упасть, глядь — лес кончился, впереди чисто поле. По полю вдаль дорога убегает, ровная да гладкая. А над той дорогой низко-низко — не выше Ясноглазкиного роста — та звездочка висит-переливается. Подошла девочка поближе, поклонилась почтительно. Звездочка засмеялась-залучилась:

— Слыхала я, Ясноглазка, ты правду ищешь?

— Ищу.

— Я тебе правду на ушко скажу, а сама дальше полечу своим путем. Только ты со мной поделись тем, что тебе сейчас всего дороже.

— Хорошо, звездочка. Мне в пути надежда светит, пусть и у тебя она будет.

Вспыхнула звездочка пуще прежнего, лучом ушка девочки коснулась, нежно-нежно ей свою правду прошептала. Зажмурилась девочка от яркого света, а когда глаза открыла, увидела, что стоит она на пороге родного дома. Постояла она там немного, вспомнила две найденные правды и одну подсказочку, открыла дверь и вошла.

Позвала Ясноглазка своих родных да любимых и стала им свои приключения рассказывать. Лихо черное под потолком висит, тоже слушает.

Рассказала девочка про птицу Надежду — вздохнули сестры печально, а Лихо недовольно заворочалось.

Рассказала девочка про дерево — сестры заволновались, а Лихо черное передернулось: «Молчи, глупая! Не говори правды!» «Нет, скажу! — решила Доня. В той правде вот что сказано: «У обеих сестер золотое сердце». Тут сестры заплакали, а Лихо из черной тучи стало серым облаком и взобралось повыше.

Рассказала девочка про старушку — Лихо глухим громом заворчало, а сестры спросили: «Что за подсказочка?»

А то за подсказочка, что семь на сто семьдесят семь лет, то бишь во времена незапамятные, Лихо семена черные посеяло. Уважение их под спудом держит, Любовь силы лишает — нет им хода. Уважение — что земля, любовь — что травы да птицы. Без любви уважение — пустыня бесплодная. Без уважения любовь — мираж безводный. Как начнут друг друга люди учить да своим даром кичится — так Лиховы семена и прорастают, сеть ядовитую плетут, разум отнимают, сердце сушат. По виду любовь — а жалит. По виду уважение — а душит.

— Неужто и помочь нельзя?! — всплеснули сестры руками и еще горше заплакали.

— Нельзя! — Лихо грохочет.

— Можно! — Ясноглазка перекрикивает.

Да как топнет ножкой, как замахнется кулачком — Лихо черной шелухой и осыпалось. Будто его и не было.

Стали все втроем шелуху выметать, чуть не до утра работали. Перепачкались все. Истопили баньку, выпарились, вымылись. Сели чистые чай пить. «А что же, Доня Ясноглазка, дальше было?» — спрашивают сестры. Рассказала девочка про звездочку, как она ей правду открыла и домой перенесла.

— Что же тебе звездочка открыла?

— А то открыла, что не век мне с вами вековать. У каждого своя судьба, своя дорога, только все они пересекаются. Я по своей дороге пойду, свое счастье найду. Оттого счастья и вам тепло будет. «Все люди похожи, — сказала звездочка — и все разные, потому по-разному жить будете: Серебряное Горлышко по-своему, Золотые Ручки по-своему, а ты, Доня Ясноглазка, по-своему».

Допила девочка чай и убежала к подружкам новый день встречать. Сестры посмотрели друг другу в глаза и задумались.

Далеко ли близко, высоко ли низко; в тереме ли, в поле — родились две доли, каждому своя, тут и сказка вся.

 

Сказка про девочку, которая заблудилась в играх

На одной планете — не такой уж далекой от Солнечной системы — в сказочно красивой стране, где на небе появляются самые красивые башни из облаков и зимой рождаются самые необыкновенные снежинки, жила-была девочка Дюша. Больше всего на свете она любила играть. Иногда она так увлекалась, что забывала обо всем на свете.

Надо сказать, игры на той планете были самые разные: некоторые, как у нас на Земле, а некоторые совсем непохожие на наши. Дети там играли и в прятки, и в догонялки, и всякие другие развлечения у них были. А были еще игры, в которые играли не только дети, но и взрослые, поскольку они очень увлекательные. Те игры отдаленно напоминают наши компьютерные, только они намного интереснее. Создает их прибор фантафон. Стоит к нему подключиться, как он начинает улавливать твои чувства и желания и, исходя из этого, предлагает тебе роль. А уж к роли, как при съемках фильма, можно подобрать и фон, и партнеров, и приключения.

Например, придет к фантафону грустная девочка — возможно, она попадет в сказку о грустной принцессе или о Мышке-горькие-слезки. Придет мальчик, только что подравшийся с другом, возможно, он станет в своем приключении Черноголовым Мстителем или Вождем Грозные Очи.

Фантафон придумали в незапамятные времена, чтобы с его помощью люди учились владеть своими чувствами и отличать фантазию от реальности. Правда, стечением времени истинное назначение фантафона забылось, а пустые домыслы и ложные догадки окончательно все усложнили и запутали. Большинство стало использовать прибор для развлечения, а некоторые люди и вовсе меняли свою жизнь на фантафонные миражи.

Так вот, девочка Дюша очень рано и совершенно самостоятельно научилась играть с фантафоном. Родители ее любили, но много времени ей уделять не могли, да и детей ее возраста было мало, поэтому она много времени проводила одна. Никто и внимания не обращал на то, что она могла целые дни проводить в фантафонных грезах. Не шумит ребенок, да и ладно. Входить в игру и играть в полную силу она сама научилась, а то, что из каждой игры нужно обязательно аккуратно выйти, никто ей не сказал, забыли видно.

Дело же заключается вот в чем: пока ты рядом с фантафоном, ты чувствуешь себя в игровой реальности, как будто в настоящем приключении, а когда выходишь, нужно тщательно проверить и снять с себя все контакты-невидимки. Если хоть один контактик останется, действие игры хоть и ослабеет, но будет тебе и в обычной жизни чувства и слова навевать, а иногда и мнимые события создавать. Дюша же — сама того не ведая — изо дня в день, из игры в игру нарушала главное правило своей страны: «Всему свое время — всему свое место».

Были у девочки свои излюбленные игры, были и те, в которые она раз поиграла и бросила. Одни слишком страшные, другие слишком нудные.

И представьте себе, она росла, стала девочкой-подростком, потом взрослой девушкой, вышла замуж, родила двоих детей, и все играла, играла, играла… Самое печальное, что она этого даже не замечала.

Дюша думала, что так реальная жизнь и устроена: обязательно надо определить, во что играет каждый новый для нее человек, какая у него роль, и какой за ней скрывается сюжет.

Ну, и правда, как могло быть иначе, все ее роли на ней повисли, и жизнь она видела сквозь фантафонную дымку. Удивительно даже, что никто — включая ее саму — ни о чем не догадывался. Вот только грустила она чаще других и чувствовала себя одинокой и несчастной. Душа ее о чем-то томилась, а о чем, сама не знала. И вот что странно: годы шли, она же продолжала по внешнему виду напоминать хрупкую девочку, и ее продолжали звать детским именем. Хотя на той планете у каждого выросшего человека появлялось взрослое имя, а детское всеми забывалось. У нее же взрослое имя менялось не раз, но почему-то все по привычке называли ее детским — Дюша да Дюша! Ласково-то ласково, а ей самой радости никакой.

Заблудилась Дюша в играх и чуть не пропала. Но на ее счастье случилось вот что. На все планете однажды отключилось электричество. Надо сказать, что в тех краях было сделано множество полезных изобретений именно на основе электроэнергии и электроники. И последние лет триста, а то и все пятьсот, люди своей жизни без электричества не представляли. Для обычной жизни, правда, использовались иногда традиционные ремесла, но это было редко. Была еще магнитроника, но она использовалась только для безопасности. И вот в теплый летний вечер повсеместно отказала вся техника, в которой была хоть искра электричества, включая фантафоны.

Все погрузилось во тьму. Только звезды светили над домом Дюши и три разноликие луны. Дети спали в доме, а Дюша сидела в беседке. Она переживала игру-приключение немыслимой давности, попутно стараясь понять, в какую игру играет ее новый сотрудник. Она была директором одного важного Центра, и в ее обязанности входило найти ему подобающее место. Сделать же это было никак невозможно, потому что он не был похож ни на одного героя всех известных Дюше игр. Решить головоломку она никак не могла и совсем выбилась из сил.

В первый момент, когда погас свет, Дюша подумала, что это начало новой игры. Когда ничего не переменилось, она рассердилась, что фантафон сломался. Через три минуты ей стало не по себе, ведь отключились все игры разом, все игры, с которыми она уже срослась.

Так необычно Дюша еще никогда себя не чувствовала. Хотелось что-то делать, но разум ничего не говорил. Однако ноги, казалось, знали, куда идти. Дюша встала, и ноги сами понесли ее вон из сада, через калитку и дальше к холмам. Руки отодвигали нависающие над тропой ветки и отгоняли ночных мавочек. Уши чутко прислушивались к мелодичному пению лунироков и непонятным шорохам в зарослях. Лицо подставлялось ветерку, доносящему запах то ли моря, то ли дыма… Странно, что Дюша все это замечала, и даже сумела заметить, что слегка дрожит от волнения и ночной прохлады.

«Не торопись, красавица. Смотри под ноги» — услышала она незнакомый голос. В свете лун и звезд она увидела незнакомца в плаще. «Ты ведь первый раз в темноте идешь, не правда ли?» — спросил тот.

Да, — ответила Дюша — Откуда вы знаете? Вы из какой игры?

Просто догадался. А в игры я не играю, я просто живу.

Дюша поразилась спокойствию незнакомца, казалось, он совсем не был обескуражен внезапной темнотой и неясностью ситуации. «Сейчас посветлее станет» — пообещал он и достал из одного кармана белую палочку, из другого — маленькую коробочку. Из коробочки достал еще что-то, чиркнул по коробочке — вспыхнул и затрепетал живой огонек. Незнакомец поджег белую палочку — огонь стал светить ровно и ярко. Такое Дюша уже где-то видела, но никак не могла вспомнить название игры.

«Это свеча. Можно и костерок развести, — предложил странник — Все равно никаких дел нет. Пойдем к холмам, там удобнее будет». При свете лун отправились они к ближайшим холмам. Шла Дюша и всему встреченному удивлялась. Казалось бы, уж чего только она в жизни не перевидала, а вот — на тебе — удивляется.

Человек тот оказался интересным собеседником. При свете костра разговорились они о том, что на свете делается, почему да отчего все выключилось. Много предположений было да мало толку. Дюша совсем пригорюнилась: «Теперь вся жизнь на планете остановится. Ничего не работает. Как мы будем жить?»

— Да просто будем жить. Это у тебя все привычки с электричеством связаны. Есть люди, которые и без него живут. Да человек всегда найдет, как к жизни приспособиться. Лишь бы духом не упал.

— Не верится мне. Фантафоны ведь отключились. Как теперь жизнь узнавать? Как мои дети научатся?

— Дети от жизни лучше всего учатся.

— Кто же им подсказывать будет?

— Чувства.

— Да ведь все чувства от фантафона! Как вы не понимаете? — разгорячилась Дюша.

— С чего ты взяла? Вот ты сейчас на меня сердишься, а перед этим удивлялась. И без всякого фантафона.

— Нет! — Дюша аж ногой притопнула, — Чувств всегда уйма, десять, двадцать. Без прибора правильное не выбрать.

— Тю! И много их у тебя сейчас?

— Одно! Злюсь, что вы глупость говорите.

— Постой-ка, а что, правда, что у тебя такая путаница была, что сразу много эмоций?

— Да.

— О, какое дело! Видно, фантафон у тебя был неисправный. Ты что, не заметила?

— Ничего подобного, — возмутилась Дюша. — Я им всю жизнь пользовалась. Так всегда и было.

— Погоди, может быть, отключение разладилось? Как ты из игры выходила?

— Шла по своим делам и всё.

— Как ВСЁ?! А контакты проверить, роли снять? Ты же должна была игры завершать правильно.

Дюша даже растерялась: «Что-то я вовсе не понимаю, о чем вы говорите?»

Тут новый знакомый догадался, что с Дюшей случилось. Он о таком только в старых книгах читал, но сам никогда не видел. Стал он ей объяснять, что к чему. Поняла она, что без правильного отключения несла на себе все контакты из недоигранных игр. Получалось, будто она одновременно и жила, и видела сны с открытыми глазами.

«Твое счастье, что все выключилось, и морока эта отпала» — сказал задумчиво мужчина. Заволновалась Дюша: «Как же я буду отличать реальность от фантазии?»

— Через чувства и ощущения, как все.

— А вдруг они призрачные?

Странник засмеялся: «Да что ты! Смотри, как три луны сияют. Они светят отраженным светом, а солнце — своим собственным. Ты лунный свет от солнечного отличить можешь?»

— Могу.

— Значит, научишься постепенно реальность от иллюзии отличать. А запутаешься с непривычки — у детей спроси, подскажут.

— Я поняла!

Тем временем стало светать, и они пошли в сторону городка. Дюша впервые видела окружающий мир без тумана призрачных образов. Солнце показалось из-за холмов, когда путники подошли к красивому домику с изящными башенками. Дюша остановилась: «Какой хорошенький домик! Чей он?»

— Твой!

— Мой?!

Дюша смутно помнила, что любила обустраивать свое жилище, но не ожидала, что так замечательно получилось. Навстречу бежали дети, девочка постарше, мальчик помладше. Дюша заулыбалась и спросила: «Чьи это дети?»

— Твои. Разве не узнаешь?

— Ой, неужели? Мои как-то иначе выглядели.

Дети подбежали и стали ее обнимать: «Мама, мама, где ты была?» Дюша обещала все рассказать дома, а дочка позвала всех завтракать.

Завтрак был необыкновенный: прекрасный пирог и чай вкуснее вкусного. Оказалось, что за водой сынишка на родник сходил, а пирог дочка сама испекла. Оказывается она на курсе «Фермерской жизни» научилась. Дюша не переставала удивляться, что дети, похоже, совсем не растерялись без чудес техники. Поблагодарила Дюша своего спутника за помощь и вразумление, а тот пожелал всем счастья и ушел.

Постепенно стала у Дюши жизнь налаживаться, даже имя у нее поменялось. Она часто смотрела на утреннее солнце и повторяла как припев: «Солнце — это правда. Правда — это солнце. Солнце — это правда…» Однажды сын услышал этот припев и сказал: «Я знаю, кого зовут Солнце правды. А ты?» Женщина вспомнила, засмеялась и поняла, что эта радость — самая настоящая.

Так закончилась необычайная история, случившаяся некогда в сказочно красивой стране, где на небе возникают самые причудливые башни из облаков, и зимой рождаются самые необыкновенные снежинки.

 

Сказка для маленького Солнышка

Давным-давно, когда ты был совсем маленьким, меньше горчичного зернышка — а может, еще меньше! — и существовал только в замыслах Божиих, три Ангела решили порадовать Отца Небесного — сотворить новое созвездие. Только и для Ангелов это совсем, совсем непросто, радость моя! В древнем-древнем манускрипте, который они разыскали неведомо где, был записан один рецепт. В нем говорилось так:

«Если на Земле отыщутся мужчина и женщина, чьи судьбы окажутся совершенно несходными…

Если их жизненные пути пересекутся вопреки их воле…

Если хотя бы одному из них удастся взглянуть на другого глазами Ангела…

Если у них окажется достаточная мера общего времени…

То, возможно, между ними вспыхнет Любовь.

И если ни тот, ни другой не испугаются силы своей страсти,

Любовь соединит два их сердца в одно,

А в беспредельном пространстве засияет новое Созвездие».

Прочитав древний свиток, самый юный по виду Ангел захлопал в ладоши от радости и воскликнул:

— Здорово! Просто замечательно! Совсем нетрудно. Считайте, братья, созвездие уже готово!

— Не думаю! — промолвил самый задумчивый Ангел.

— Почему?!

— Слишком много «если».

— И что?

— Ты не знаешь людей, — тихо сказал самый печальный Ангел. — С ними всё непросто. Они очень своевольны. Они то и дело меняют предначертанное и путают все наши планы.

— Отчего?!

— От чувств.

Тебе интересно знать, что это были за Ангелы? Я тебе расскажу. Звали их Ариэль, Тариэль и Умиэль.

Ариэль — Ангел радости, у него всегда при себе райская ветвь, которой он может касаться сердца человека. По отзвуку сердца он узнает, насколько жива душа человека.

Тариэль — Ангел печали, он носит на поясе кувшинчик, в который собирает слезы страдающих людей. По весу кувшинчика он узнает, от чистого ли сердца они пролиты.

Умиэль — Ангел равновесия, он никогда не расстается с весами, которые взвешивают намерения и решения людей. По стрелке весов он узнает, соответствуют ли они воле Божией.

Три Ангела разлетелись в разные стороны, чтобы искать две несхожие судьбы. Один — в предвкушении, другой — в сомнении, а третий — почти без надежды.

Бог улыбался их затее, но не вмешивался. До поры до времени.

До поры до времени.

* * *

Целый год летали Ангелы по всему миру. Облетели всю Землю с севера на юг, с востока на запад. И никого не нашли!

Ариэль — Ангел радости — искал среди молодых юношей и девушек, томящихся по любви и счастью.

— Но все они были так похожи в своих стремлениях! Про судьбы же и вовсе ничего нельзя было сказать — они еще не определились, — поведал Ариэль с затуманенным лицом.

— Что ты хочешь? — сказал Умиэль — Ангел равновесия. — У них еще все впереди.

Тариэль — Ангел печали — искал среди одиноких и тоскующих людей. Он тоже никого не нашел. Он сказал друзьям:

— Странно, но они не способны ничего увидеть, кроме своей тоски. И удивительно то, что они не хотят отдать ее Богу и стать счастливыми!

— Да, таким людям трудно подарить радость! Уж я-то знаю! — воскликнул Ариэль.

Умиэль — Ангел равновесия — целый год листал Книгу Судеб. Лишь одна судьба приковала к себе его внимание. Сердце его забилось быстрее в ожидании удачи, но — увы! — на следующей странице он увидел, что смерть уже поставила свою печать на этой судьбе.

— Та девушка ушла в страну теней прежде, чем встретила свою настоящую любовь. А у нее было такое любящее сердце! — тихо проговорил Умиэль со слезами на глазах.

Так Ангелы поняли, что их поиски оказались бесплодными. Однако Ангелы не знают уныния. «Будем искать снова!» — решили они и снова разлетелись в разные стороны.

* * *

Ровно через год Ангелы встретились.

— Я нашел его! — едва приземлившись, закричал Ариэль, — Мне нравится этот мужчина. Его зовут Мастер Джура. Я легонько коснулся его райской ветвью, а его сердце так и вспыхнуло радостью! Я уверен, это ОН!

— Погоди, погоди, — сказал Умиэль, — Я его знаю. Ничего не выйдет, Ариэль. Я тебе говорю. У него взрослые дети, давно нет жены…

— Значит, он свободен!

— Нет, послушай. Он не сможет больше никого полюбить. Он растратил себя на множество женщин и ни с одной не смог остаться надолго. Он не тот, кого мы ищем!

— Не может быть, чтобы он был пустым человеком! Кто умеет так радоваться — тот сумеет полюбить!

Хорошо, что Ангелы не умеют ссориться, а то неизвестно, что случилось бы дальше. Тариэль вмешался в спор друзей:

— Послушайте! Я расскажу вам, в чем тут секрет. У Мастера Джуры заноза в сердце.

— Мы не видели никакой занозы! — воскликнули Ариэль и Умиэль хором.

— Заноза погрузилась так глубоко в сердце, что ее и не разглядишь. Когда-то давно, когда Джура был молод и горячо любил свою жену, случилась беда. Измена. Он не смог простить, не смог выбросить из своего сердца обиду. Обида превратилась в черную занозу, которая разрушает его жизнь. С той поры он в каждой женщине видит предательницу. Много лет он ищет, но не может найти покой и счастье.

— Как жаль! — воскликнул Ариэль. А Умиэль сказал:

— Но ведь ни одна обида не может надолго остаться в сердце, если ей не за что зацепиться.

— Да, это так, — грустно вздохнул Тариэль. — Мастер и сам забыл, что в незапамятные времена он сам обидел свою первую любовь. Кусочек его сердца очерствел и превратился в сухую колючку. За нее-то и зацепилась обида.

— Да — кивнул головой Умиэль. — Я знаю, с людьми так часто бывает: какую рану им нанесли — помнят, а какую они — нет.

— Не может быть, чтобы этой беде нельзя было помочь! — настаивал на своем Ариэль.

— Бог поможет, если только сам Мастер Джура предаст Ему все свои печали, — молвил Тариэль, расправляя крылья. — Теперь я буду читать Книгу Судеб. Может быть, ему найдется достойная пара.

И снова разлетелись три Ангела на четыре стороны света: Тариэль — листать Книгу Судеб, Умиэль — врачевать сердце Мастера Джуры, Ариэль — искать неизвестную среди дочерей Евы.

* * *

Незаметно подошел к концу третий год странствий, и три светлых Ангела встретились снова. На их лицах лежала тень заботы.

— Чем мы так опечалены? — спросил братьев Умиэль.

— Тем, что не нашли решения, — промолвили тихо Ариэль и Тариэль.

— А впрочем, — встрепенулся Ариэль и взмахнул райской ветвью радости, — может быть, у каждого из нас есть часть решения.

— Правда, — подхватил его мысль Тариэль, — давайте расскажем друг другу, что случилось за год.

Первым стал говорить Умиэль:

— Целый год я провел рядом с Мастером Джурой. Время посеребрило его виски. Он стал больше замечать чужое страдание. Иногда он плакал, и от слез его сердце стало мягче. Скоро можно будет вынуть занозу и крючок, на котором она держится. А еще — самое главное! — он носит у сердца Образ Божий. Теперь Мастер верит, что Господь выведет его из печали.

Вторым повел свой рассказ Ариэль:

— А я, пока летал по свету, то и дело слышал в молитвах людей одно и то же имя: Панна-Юлика, Панна-Юлика. Мне захотелось посмотреть, кто это такая. Почему столь разные люди так просят для нее у Бога счастья в любви? Я нашел ее среди чужих детей. Она их успокаивает, воспитывает, учит, а по ночам сочиняет для них сказки. Ах, как она похожа, братья, на ту девушку из Книги Судеб, которая умерла, не дождавшись своей любви! Только Панна-Юлика очень странная. Добрые люди просят для нее любви и счастья, а она сама — нет. И живет она как будто в полсилы. Она такая отрешенная, без надежды на встречу со счастьем. Знаете, из ее сердца бьет лучик чистой любви, но он такой тонкий и хрупкий. Она направляет этот лучик на детей и всех, кто ей дорог, но его силы не хватает, чтобы согреть ее собственное сердце. Я коснулся ее райской ветвью — ее душа затрепетала от радости! И знаете, что она делает? Она превращает трепет души в стихи и сказки и дарит их людям. Ей самой достается только эхо.

— Мой кувшинчик потяжелел, пока ты говорил о Панне-Юлике! — сказал Тариэль. — А это верный признак того, что у нее было много горя и слез. Пришло время их осушить. Мне нравится Панна-Юлика. Только захочет ли она сама стать такой же счастливой, как герои ее сказок?

— А я хочу сказать, какую удивительную вещь я заметил! — воскликнул Умиэль. — Пока вы говорили, мои весы беспрестанно колебались. Мне казалось, что на чашах весов бьются два сердца!

— А нашлось ли что либо в Книге Судеб? — спросили Ангелы Тариэля.

— Только одна загадка. Книга Судеб сама раскрылась на той же странице, что заметил Умиэль. Я удостоверился, что на судьбе той девушки, не дождавшейся своей любви, действительно стоит печать смерти. Однако в самом низу страницы я заметил маленькую стрелочку, будто указывающую, что страницу надо перевернуть. Я провел по ней пальцем, и она засветилась и запульсировала как живая!

— Ты перевернул ее?!

— Нет! Да! Не знаю, как вам ответить. Я попытался перевернуть страницу, а поддалось сразу несколько. Они как будто склеены друг с другом. А дальше идет повесть другой судьбы. Я горячо молился об удаче, но после многих безуспешных попыток поспешил к вам. Видно, Господь подает нам знак, но я не смог прочитать его в одиночку!

— Помолимся, братия, ко Господу, чтобы он дал нам разумение и благоговение перед Его тайнами, — сказал Умиэль.

Три Ангела преклонили колена в полном безмолвии, и сердца их наполнил трепет. Затем они развернули свои прекрасные крылья и устремились туда, где ждала их великая Книга Судеб.

* * *

В самом уединенном краю Вселенной, на алмазной горе покоится Книга Судеб. Укрывает ее хрустальный свод, а стерегут ее все Силы Небесные.

Три Ангела встали у изумрудных Врат и услышали Голос: «Пусть войдет тот из вас, кто сильнее всех верит в чудо!» Ариэль шагнул вперед, Врата растворились, и три Ангела полетели навстречу сиянию. Едва они приблизились, Книга Судеб раскрылась с мелодичным звоном на известной странице. Радость переполняла Ариэля, когда он легкой рукой коснулся живой пульсирующей стрелки в нижнем углу. Страница поддалась без усилий, и… три Ангела увидели продолжение жизни той, о ком они так много думали:

— Она жива!

— Это она!

— Панна-Юлика!

Вот что узнали Ангелы про Панну-Юлику.

Она росла единственным ребенком в семье, где все ее любили и баловали. И хотя она была немного капризна, как все кумиры семьи, нрав у нее был добрый, а характер легкий. Так получалось, что люди поворачивались к ней своей лучшей стороной. Друзей у нее было много, и всем она желала счастья.

Больше всего на свете Панна-Юлика любила детей. Даже с самыми драчливыми, непоседливыми и упрямыми она легко находила общий язык. С отроческих лет она мечтала выйти замуж за хорошего человека и стать матерью многочисленного семейства.

Годы шли, а мечта все не сбывалась. Ни один юноша, ни один мужчина не мог ответить на ее любовь. Не знала Панна-Юлика, что она последняя в роду, поскольку род ее отмечен проклятием.

Панна-Юлика прилежно работала и старалась быть приветливой и ласковой со всеми, но сердце ее тосковало и постепенно покрывалось шрамами несбывшихся надежд. Отчаяние затуманило ее душу, и тогда она стала легкой добычей магов. «Ты хочешь творить добро. Мы научим тебя исправлять судьбы людей и врачевать их болезни» — так ей сказали. И на свою беду она поверила. Так Панна-Юлика стала ученицей магов.

(На этом месте повествования сердца трех Ангелов сжались от ужаса: «Ах, как же она поверила такой чудовищной лжи! Все судьбы в руках Отца Небесного. Без Его воли ничего не вершится! Ничего нельзя исправлять — можно только молиться!»).

А секрет был прост. Маги говорили: «Ты особенная. Ты добрая. Тебе можно вмешиваться в чужие судьбы. Ты все делаешь во благо. Тебе Господь помогает». Так они питали гордость Панны-Юлики, и та день ото дня росла, а сама Панна-Юлика думала, что развивает свой дар целительства.

В конце концов — быстрее, чем Панна-Юлика поняла свою ошибку — чужая боль превратилась в яд и отравила ее. Маги и демоны, которые им покровительствовали, уже радовались, что еще одна заблудшая душа погибла. Однако их злая радость была преждевременна. Двух вещей они не смогли сделать: отлучить Панну-Юлику от любви к Богу и заставить ее наживать богатства на чужой беде. Потому-то, когда смерть уже поставила печать на ее судьбе, Господь ее спас.

В последнюю минуту жизни Панна-Юлика подумала так: «Подобное стремится к подобному. Я умираю. Если в моей душе есть свет — она полетит к Отцу Небесному. Если она же переполнена злом — отправится в ад. Значит, другого я не заслужила. Господи, прими мою душу!» Душа ее белым голубем полетела ввысь, а сознание — по бездонному колодцу вниз. В этот миг безвременный Господь вернул ее в реальность.

…Две недели Панна-Юлика пребывала между бытием и небытием.

Друзья ее молились горячо, чтобы к ней вернулись жизнь и разум. На Светлую Пасху она пришла в себя к великой радости родных и близких. Одного они не знали — она перестала быть прежней.

Разум Панны-Юлики недоумевал: «Зачем Господь вернул меня к жизни? Мне нечего здесь делать, потому что я не могу больше любить и радоваться жизни». Душа ее онемела от соприкосновения со злом. Что делать? Она не верила, что сможет жить дальше, однако отдала все на Волю Божию.

Четыре года она провела под покровом монастыря, пока душа залечивала раны молитвой. Затем три года среди детей-сирот, учась заново любить людей. Жизнерадостность и любовь постепенно вернулись к ней. Однако свои мечты о семье она похоронила глубоко в сердце, а сверху положила камень вины и печали. «Я виновата сама, что осталась бесплодной смоковницей». Потекли быстрые дни, заполненные работой, и медленные вечера, заполненные одиночеством.

И вот однажды — то ли Ангел вздохнул над ее судьбой, то ли небесная радость коснулась ее сердца — Панна-Юлика сказала в молитве так: «Господи! Ты собрал меня, разбитую на множество частей. Ты собрал меня заново и восстановил мою жизнь. Ты один знаешь зачем. Я благодарю Тебя. Но Ты Сам изначально создал меня женщиной. Устрой же мою судьбу, как Тебе угодно. Я сама ничего не могу без Тебя».

Она доверилась Богу, и жизнь ее с той поры не потекла, а побежала по новому руслу — любви навстречу!

Книга Судеб мягко закрылась. «Скорее на Землю!» — воскликнули Ангелы и полетели быстрее молнии в ту страну, где жили, ничего не зная друг о друге, Панна-Юлика и Мастер Джура.

* * *

На Земле тем временем приближалось Рождество Христово. Кругом было белым-бело. Мели такие метели, каких сто лет в здешних краях не видывали.

Ариэль, Тариэль и Умиэль опустились на снежное облако и развернули древний манускрипт. Все трое волновались как никогда!

— Достаточно ли несходны их судьбы?

— Пожалуй, да.

— А сколько это — «Достаточная мера времени»?

— 15 минут.

— Почему?

— Один мудрец отметил, что самое главное между мужчиной и женщиной решается в первые 15 минут.

— Что значит «посмотреть глазами своего Ангела»?

— Значит, видеть так, как мы. Видеть саму душу сквозь ее оболочку.

— А он полюбит?

— А она поверит?

— Это, братия, как Бог даст.

Так перешептывались Ангелы на снежном облаке, пристально вглядываясь две линии судьбы — Его и Ее. Наступил день, когда эти две линии сблизились как никогда раньше, но шли параллельно друг другу.

И было совсем непохоже, что они когда-нибудь пересекутся.

«Пора! — сказали Ангелы и согласно кивнули, — Сегодня они оба в одном городке. К счастью, метет такая метель, что легко сбиться с привычного пути». А потом засмеялись, ведь и Ангелы любят иногда пошалить как дети.

Тариэль сказал: «Я буду рядом с Мастером Джурой. Я знаком его душе. Если Бог благословит, он увидит Панну-Юлику моими глазами».

Ариэль сказал: «Я буду рядом с Панной-Юликой. Я постараюсь снять с ее сердца камень вины и печали хотя бы на время. Тогда она поверит, что счастье возможно».

Умиэль сказал: «Я буду приводить в соответствие их дороги и время. Надеюсь, что чудо случится».

…Тот день Панна-Юлика провела на работе, среди детей. Все дела ее шли на удивление легко и так складно прилагались одно к другому, что сердце радовалось. И дома, вечером, за чашкой чая она заметила, что на душе спокойно и беспечально.

…Мастер Джура провел день в хлопотах, а вечером был в такой глубокой задумчивости, что свернул не на ту дорожку и постучал не в ту дверь. Как ни странно его встретили как знакомого. Когда же он увидел Панну-Юлику, чей-то звонкий голос у его плеча сказал: «Это она!»

Что такое случилось с Мастером Джурой, что он говорил и говорил, не переставая, всё, что приходило на ум, лишь бы привлечь внимание женщины, которая показалась ему необыкновенной?

Что такое случилось с Панной-Юликой, что она слушала, не поднимая глаз, его сбивчивые речи, да такие речи, будто он уже все знал о ней со слов ее лучших друзей?

…Что-то уже происходило, но еще не случилось. Ангелы замерли, затаив дыхание. Истекали драгоценные 15 минут… Неужели все их старания напрасны?! И вдруг, в последние секунды Мастер Джура присел на корточки и заглянул в глаза сидевшей перед ним Панны-Юлики. Их взгляды встретились! И тут случилось такое, отчего три Ангела, ликуя, взмыли сквозь тучи в звездные небеса! Он и она почувствовали, как магнитные токи притягивают их друг к другу с неодолимой силой.

Еще не любовь, уже не одиночество. Два пути соединились в один.

— Если они не испугаются силы своей страсти, — шептал Ариэль слова манускрипта.

— Он бесстрашный, — тихо ответил Тариэль, — Он не отступится.

— Она добрая, — добавил Умиэль, — Она не оттолкнет.

Весы в его руках качнулись, их чаши уравновесились и замерли.

И Господь сказал: «Так».

* * *

Через год после их встречи пришел день твоего рождения, радость моя.

В тот миг, когда ты сделал свой первый вдох, и мир услышал твой первый крик, в беспредельном пространстве засияло новое созвездие. А на Земле в морозном небе громыхнул гром, и вспыхнула радуга. Люди удивлялись и недоумевали. И только три светлых Ангела знали, что это значит. Господь улыбнулся и благословил их труды!

Теперь ты знаешь, мое солнышко, что значит случайная встреча. Когда влюбленные говорят: «Мы встретились случайно», — и счастливо смеются, знай, Ангелы много потрудились для земной и небесной радости.

В память об этом мы и говорим:

«Слава Богу за всё!»

 

Тинаина и Малин-река

Жила-была на свете одна женщина, звали ее Тинаина. Была у нее большая семья и хозяйство немалое. С утра до вечера проводила она в трудах и заботах, и всё у нее в руках спорилось и всё получалось. Жить бы ей да радоваться, но пошли дела под гору. Тинаина из сил выбивалась, чтобы всё в порядке держать, ан перестало получаться — и все тут!

Случилось однажды так, что день и вовсе не заладился. Услышала Тинаина, что собаки во дворе задрались. Стала их разнимать — они на нее кинулись, чуть подол не порвали. Пошла она цветы любимые проведать — они головки повесили, на нее не смотрят. Вышла в сад — скворцы все заполонили. Стала Тинаина их прогонять, а они ну кружить да шуметь. Разболелась у нее голова.

«Да что же это такое! — закричала в сердцах Тинаина. — Кручусь как белка в колесе, чтобы всех накормить, напоить, одеть, убрать, всех выслушать, всем помочь, а мне никто и слова доброго не скажет? Спасибо не вымолвит?» Чувствует Тинаина, что в животе у нее пустота, в груди тоска, руки опускаются, ноги подкашиваются. Что делать? Тут добрые люди ее и надоумили: «Сходи, милая, к Царице Небесной. Она точно поможет».

Хотя день к вечеру клонился, собрала Тинаина гостинцы и пошла к Царице Небесной в гости. На пороге помолилась, перекрестилась да и постучала в дверку. Выходит ей навстречу сама Хозяйка, улыбается, руки белые к ней протягивает: «Здравствуй, свет мой! Что не радостная?» Поклонилась Ей Тинаина в ножки да и говорит: «Да как мне, Матушка, радоваться, когда тружусь с утра до вечера, всем угождаю, а мне и спасибо никто не скажет!»

Сели они чай пить, Тинаина свое житье-бытье рассказывает, а Хозяйка рукой щеку подперла и слушает. Глядь, а уж ночь спустилась. Тут Царица и говорит: «Вижу, притомилась ты, моя пчелка. Ложись-ка спать-почивать. Утро вечера мудренее». Постелила она Тинаине на уютной лежаночке, на перинке мягенькой, укрыла одеяльцем пуховым. Запретила светлячкам перемигиваться, сверчкам за печкой петь. Перекрестила Тинаину белой ручкой, в лоб поцеловала нежно — та вмиг и уснула.

Снится Тинаине сон, будто снова стала она девочкой, ни большой, ни маленькой. Идет она по лазоревому полю, по макову цвету, на закатное солнышко. Благодать кругом да красота, глаз радуется. Шла она, шла и пришла к Малин-реке. Воду в ней заходящее солнце в малиновый цвет красит. По берегам малинники густые стоят. По-над водой малиновый дух разливается.

Наклонилась Тинаина воды испить, смотрит на свое отражение и удивляется. Видно в воде будто в зеркале, что руки у нее золотые и прозрачные, и ножки тоже, и сама вся золотая и прозрачная. Только в горлышке будто что-то темнеется и в голове туман. Зачерпнула девочка воды в ладошки, а тут крупная рыбина как плеснет в реке! Выплеснула в пригоршню вместе с водой золотой диск. Да большой такой — с ладошку величиной, и сияет тот словно маленькое солнышко. Слышит Тинаина от воды голос: «Положи подарочек в нагрудный карман на передничке. Не бойся. Ступай себе с Богом!» Так и сделала. Поклонилась девочка Малин-реке и пошла по-над бережком дальше.

Долго ли коротко шла Тинаина, видит, через речку мостик перекидывается. Перешла на другую сторону, а там лес стоит могучий. Деревья высокие-высокие, кронами под ветром шумят. В подлеске разные звери да птицы перекликиваются. По низу цветы да ягоды теснятся. Дух лесной такой бодрящий, что к Тинаине быстро силы вернулись. Идет она легко по неприметной тропинке, красотой любуется, лесными ароматами полной грудью дышит.

Вдруг перед ней шишка пролетела и упала прямо под ноги, большая и красивая. Подняла ее девочка, пошла дальше. Вдруг — тюк! — новая шишка под ноги падает. Стала она по сторонам оглядываться, слышит, кто-то тоненько смеется-заливается. Подняла глаза повыше — белка высоко на дереве сидит, глазками-бусинками поблескивает. Спрашивает ее белка: «В лесу жизнь играет, а ты невеселая. Что так?»

Да что-то зябко мне, — отвечает Тинаина.

А на тебе душегреечку. Не мешкай, одевай. Да почаще вспоминай присловие: «Кого ты приветишь — те и тебя».

Одела Тинаина душегреечку, будто по ней сшитую, поклонилась дарительнице и дальше пошла.

Вывела ее тропинка в чисто поле. Поле белыми снегами искрится, переливается, под ногами поскрипывает, легким морозцем щечки румянит. Пошла Тинаина прямо через поле и пришла к хрустальному терему. Ворота перед нею сами собой раскрылись. Вошла девочка во двор.

Навстречу к ней старичок седой идет, полушубок простой, а валенки белые да рукавицы узорами расшиты. «Ну, здравствуй, голубушка. Рад тебя видеть, труженица! Давно я к тебе присматриваюсь. Работаешь много, а песни совсем не поешь. Забыла. А голос-то у тебя ясный — грех им не петь. Помнишь, как ты раньше пела? Спой мне песенку, уважь старика. Я тебе за это дам волшебных ягодок, они любую хмарь душевную отгоняют».

Стала Тинаина песни вспоминать, которые с малолетства знала. Вспомнила самую любимую — у нее в груди что-то оттаяло, и она запела. Сначала тихонько, потом все звонче и звонче. А когда песня стихла, старичок улыбнулся певунье светло и положил что-то в подставленные ладошки.

Тут Тинаина и проснулась. Глаза открыла — в горнице светло. Села она на лежаночке, чувствует — в голове ясно, на душе радостно. Глядь, а в кулачке у нее красные ягоды зажаты. По виду будто рябина, только крупнее, по вкусу будто медовые. Тут встала Тинаина, распрощалась с Хозяйкой с благодарностью и быстрым шагом домой пошла.

Идет домой поторапливается, сама на себя удивляется: шаг легкий — будто девичий, улыбка легкая — будто младенческая. Пришла домой, все домочадцы ей навстречу высыпали, радуются, что вернулась. Напрасно она за них волновалась, они со всеми делами без нее управились. «Ах, вы мои молодцы! Ах, вы мои умницы» — обнимает их Тинаина да нахваливает. Они же ей отвечают: «Тебе спасибо, матушка, за то, что ты каждый день столько для нас делаешь. Мы только теперь это поняли!»

Обрадовалась Тинаина, пошла по усадьбе дальше, вспомнила про собак. Дай, думает, в разные миски им еду положу да в разные углы поставлю. Так и сделала. И впрямь, собаки не грызутся, не лаются, едят себе мирно. Тинаина на них порадовалась и говорит: «Спасибо вам, защитники добра нашего, за верную службу». Те хвостами завиляли, заулыбались во все морды.

Пошла Тинаина в дом, цветы проведать. Видит, жарко им. Сделала им тень — те головки подняли. «Спасибо, вам, красавицы, что всегда меня утешаете», — сказала им женщина. Цветы лепесточки расправили, сердцевинками заулыбались.

Вспомнила Тинаина и про скворцов. «Не стану их гонять, — думает, — посмотрю сначала, что они делают». Стала за скворцами наблюдать, а те знай себе жуков да гусениц ищут и склевывают. Вышла она из укрытия и говорит: «Спасибо вам, скворушки, что сад от вредителей спасаете». Те и давай на разные лады песенки петь.

Стала с тех пор семья жить лучше прежнего, потому что у хозяйки на сердце легко, на душе ясно. Было теперь у нее от любого лиха верное средство. Если тень на душу ляжет, выйдет ввечеру Тинаина на крылечко, на закатное солнышко посмотрит, вспомнит Малин-реку и все подарки, в пути полученные, и запоет тихонько песенку. От песни на душе посветлеет. Помолится Тинаина Царице Небесной — на душу покой придет. Станет все хорошо да мирно, чего и вам желаем.

 

Сказка про перчатки-неумейки, шапку-недоумку и кошелек-простодыр

Жили-были три девочки: Юлька-Шпулька, Юлюша-Капризуша и Юля Умница-Разумница. Пошли они раз в лес погулять и заблудились. Стали думать, как из леса выбраться. Юлька-Шпулька говорит: «Да, что тут думать! Давайте гулять. По деревьям лазить. А потом нас спасатели найдут!» Юлюша-Капризуша села под кустом и стала плакать. А Юля Умница-Разумница стала все теории вспоминать, как из леса выбраться.

Две серьезные сидят, а третья бегает да шалит. Ну, и доигралась — укусила ее оса. Юлька-Шпулька разозлилась, захотела ее прихлопнуть, как треснет по дереву, оно и упало, а под ним клад. Только клад какой-то странный. В кладе том было три вещи: перчатки-неумейки, шапка-недоумка и кошелек-простодыр. Только девочки этого не знали, разобрали, что кому понравилось. Умница взяла шапку, Капризуша — перчатки, Шпулька — кошелек, хотя в нем и дырки были.

Капризуша, пока под кустом плакала, с муравьями познакомилась. Помогла с их дороги веточку убрать, а для них-то это бревнище целое! Муравьи ей сказали: «Обойдете большую елку — там поляна с бабочками. Они целыми днями без толку порхают. Может, помогут».

Обошли девочки елку, встретились с бабочками. Те говорят: «Да тут до прогалины всего сто ваших шагов!» Засмеялись и улетели.

Дошли девочки до прогалины, тут шум какой-то услышали. Умница-Разумница говорит: «Ну, всё! Я теперь знаю, где мы. Это трасса шумит, а я карту помню». Пришли они домой — день не кончился, да еще с кладом!

Стали три девочки жить-поживать да своими вещами пользоваться.

Капризуша ручки свои берегла, потому решила всякое рукоделие в перчатках делать. Да только за что ни возьмется — все вкривь да вкось. Хоть плач! Она и плакала, даже рыдала, что ничего не выходит. Так плакала, что устала. И решила Капризуша, утерев слезы, подмечать, где что не так идет. Стала присматриваться, где линия криво ложится, где нитка рвется. Потом перчатки снимет и давай своим рукам подсказывать-нашептывать: «Вы у меня хорошие да умелые! Таких ошибок не делайте, как перчатки очумелые». Постепенно стало у нее одно ремесло лучше другого получаться. Капризуша и коврики вышивает, и керамику лепит, и матрешек расписывает. Красота! И плакать неохота, да и некогда!

Юлька-Шпулька за кошелек взялась — ох, намаялась! Оказалось, в нем деньги без дела лежать не должны. Отдашь легко от чистого сердца да на хорошее дело — глядь! — в кошельке еще денег прибыло. А начнешь копить да скаредничать — они как вода сквозь дырки утекают. Это Шпулька не сразу, но поняла. Для такого открытия пришлось ей научиться замечать, сколько прибыло-убыло и на что потрачено. Ну да она была девочка общительная, ей с таким кладом среди людей хорошо жилось.

Труднее всех Умнице-Разумнице пришлось. Она-то думала, что все на свете знает и других учить может. Шапку-недоумку надела и ну других поучать. И смех, и грех, да ведь ей про это никто не скажет, мол, ерунду городишь. Усмехнутся, отвернутся — и до свидания! А Разумнице-то и невдомек: видит, что все не так идет, а что сама поглупела, не догадывается. Хорошо хоть она в шапке не круглые сутки ходила. Постепенно стала замечать, что сама глупости говорила, научилась над собой посмеиваться. Потом и вовсе оказалось, что по наитию порой лучше действовать — не успеваешь до ерунды додуматься. Перестали люди ее речей да судов бояться, друзей у нее больше стало.

Через год где-то встретилась трем девочкам одна старушка. Она-то им про названия вещей и сказала да еще добавила: «Вас они выучили — другим отдайте». Положили сестры клад в лодку да по реке отправили.

Может, тот клад к вам теперь плывет?

 

Сказка про Небесную Пряху и строптивый клубочек

За морем-океаном, за островом Буяном, в том краю, где сходятся четыре стороны света, стоит — не качается, стоит — не кончается, Небесная лестница. Ступени у нее хрустальные, перильца золотые. Это для тех, кто видит, а для тех, кто не видит, в том месте только небо прозрачное да лучи солнечные покажутся. И ведет та лестница в чертог Небесной Пряхи-Вышивальщицы. Стены у него белые, окошки самоцветные, маковки золотые, стяги пурпурные. Ходит там Пряха по саду прекрасному, ищет себе для вышивания нити чудесные.

Люди на земле иногда про нить судьбы вспоминают, а того не знают, что каждая судьба изначально в том небесном саду своим светом светится. Иные клубочками по ветвям повисли, иные пасмочками по лугам легли, а третьи нитями в прозрачных ручьях играют.

Вот идет Небесная Пряха с девушками по саду да присматривает пряжу для своей работы. «Задумала я, — говорит, — новое расшить. Будет у меня два цвета главных: синий, небесный — для каймы, золотой, солнечный — для фона. По кайме разноцветные узоры лягут, жемчугом да бисером украсятся. Для каймы все нашла, а мне еще надо по полю надпись мудрую пустить. Для нее-то у меня нити и нет. Пойдемте, красавицы, в саду ее поищем». Ходят девицы по саду, клубочки разноцветные будто яблоки в корзины собирают. Вдруг увидели они диво дивное: маленький клубочек с деревца остролистного сорвался, блеснул на лету и в ладонь огромного лопуха скатился. На месте ему не лежится, знай себе с боку на бок перекатывается, разноцветными боками играет.

Заспорили девушки. Одни говорят: «Пойдем, отнесем клубочек небываленький Матушке Вышивальщице, подойдет он ей для рукоделия. Вон какие краски в нем горят!» Другие перечат: «Нет, не подойдет! Больно нитка у него крученая-верченая». Позвали Матушку посмотреть. Только она к находке склонилась — клубочек на край лопуха отпрянул, тот накренился, непослушник и упал в траву. А дальше всё по склону, по склону да в ложбиночку, по ложбиночке все под горку да под горку, покатился клубочек так скоро, что девушки, как ни ловчились, поймать его не смогли. Не успели ахнуть — тот по промоинке прокатился под ограду Небесного сада и канул в тучку мимоходящую.

«Упустили!» — девушки горюют, а Небесная Пряха их утешает: «Не печальтесь, милые. Пускай себе катится: мир посмотрит, себя покажет. Я свою работу начну, а ко времени нужному он сам вернется». «Ой, Матушка, так испачкается весь!» — одни сетуют. «Нитку запутает, а то и вовсе пропадет» — другие вторят. «Ах, вы маловерные! Ступайте-ка по своим делам. Мне ли не знать, что с сокровищем будет, которое в Моем саду выросло?» Разошлись девушки по терему, а Небесная Пряха путь беглеца широким крестом осенила и за работу села.

А клубочек-непослушник тем временем катился — с тучки на облачко, с облачка на туманчик, с туманчика на лужок, с лужка в овражек — грянулся оземь и стал добрым молодцем. Волосы черные, брови собольи, глаза приметливые, речи приветливые. Отряхнулся молодец, обернулся и призадумался. Откуда — не помнит, куда путь держит — не знает. «Дай, — думает, — пойду по свету. На жизнь посмотрю, уму-разуму поучусь, может, на что и сгожусь».

Так и сделал. Где только он ни бывал: и в городах, и в деревнях, и на ярмарках шумных, и в кельях тихих. Да что за притча! Везде ему рады, а нигде не свой. Лето за летом накатывает, год за годом пролетает, а ему все покоя нет. Ровесники уже семьями обзавелись, детям радуются, а его счастье стороной обходит.

Идет раз молодец по дороге, голову повесил, думу горькую думает: «Хотел бы жить — да незачем. Хотел бы умереть — да не пора еще».

Душа мается, как будто вспомнить что-то силится. Вдруг навстречу ему старичок, за поясом топорик, за плечом котомочка. Спрашивает: «Что, радость моя, не весел? Что голову повесил?»

— Да тошно, дедушка.

— Э, милый, сколько веревочке не виться, а концу быть. И печаль-тоска твоя не вечная, а конечная. Скажи-ка лучше, нет ли у тебя огонька? Дело-то к вечеру, хорошо бы костерок разжечь.

— Как не быть!

Разложил молодец костерок, жарко пламя загорелось, весело. Воды в баклажечке согрел, хлебушка достал, стал старичка звать: «Иди, дедушка, ужинать». Тот нехитрую трапезу крестом осенил, в кипяток травок пригоршню бросил. Такой дух пошел, будто росным ладаном повеяло.

Смотрит юноша — красота-то вокруг какая! Аж сердце щемит. По-над лугом туманчик клубится. Запад золотом отсвечивает. Яркие звезды на небе перемигиваются. Тут старичок и говорит: «Скажи, чадо, твою печаль. Может, и я тебе чем помогу». Говорит ему молодец: «Все люди как люди, один я бездомный да неприкаянный. Дома своего никак не найду».

— Это ты верно заметил, что бездомный. Знать, душа у тебя чуткая, краем себя чует, что дом-то настоящий у Отца Небесного остался, а здесь — только пристанища. Недаром говорят: «Там и дом, где друг к другу с добром, а крыша да стены не дадут замены». А много ты настоящих домов видел?

— Да, это, дедушка, как посмотреть. У одних дома простые, а душой в них отдыхаешь. У других — стены крепкие, а в дому тоска берет.

— То-то и оно.

— Мне-то что делать, дедушка?

— А ты, радость моя, с другой стороны посмотри. Вся земля — дом Божий. Всем тут место есть, всякой живой твари. Будь и ты как дома.

— Да, как же это?

— Да так! Куда ни придешь, скажи себе: «Где я — там и дом».

— Так просто?!

— Где просто, там ангелов со сто, а где мудрено, там ни одного. Спи давай!

Сами собой глаза у юноши закрылись, и заснул он крепко да сладко.

Поутру птицы щебетом молодца разбудили. Глядь, ни костерка, ни старичка, будто и не было ничего. Только на душе полегчало.

Пошел молодец по дорожке, куда глаза глядят. Видит по тропке наискосок улитка ползет. Упала на нее тень — рожки втянула, сама в домик спряталась. Солнце посветило — выглянула, помедлила и дальше поползла. «Такая махонькая, а живет и не боится! — улыбнулся юноша, — Вот уж правда, где я — там и дом».

Долго ли коротко он шел, а привели его ноги туда, где жить ему стало легче, потому как выучил урок: «Где я — там и дом»!

Дни бегут, месяцы утекают, ан опять душа мается. Смотрит вокруг молодец, досада его берет: «Как же это Бог такой мир создал, что ни красоты, ни честности в нем днем с огнем не сыщешь?!». День ото дня гнев да раздражение его пуще огня мучают. Мнится ему — кругом только обман да злодейство торжествуют, хороших людей вовсе не стало. Кому верил — разуверился, на кого равнялся — обманулся! Показалось ему, что весь мир очернел, ничего светлого не осталось: «Ну, и пусть! Буду как все, чем я лучше? Чем праведником притворяться, лучше в грязи изваляться. Честнее будет!» И пошла его жизнь по кабакам да гулянкам, по помойкам да пьянкам.

Раз очнулся молодец невесть где: в животе пусто, на душе гнусно, в глазах темно. Рядом стенка бревенчатая, в ней дверка сосновая, толкнул ее — тишиной пахнуло. В тишине лампадка мерцает, Спаситель кротко смотрит. Потемнело у молодца в глазах, закричал он: «Что Ты на меня так смотришь?! Нет в этом мире правды, и хорошего нет. Я плохой, и Тебе такой не нужен. Без тебя проживу! Всё лживое, всё притворное. Нету доброго человека, нет ни одного!». Топнул ногой, что есть силы, и выбежал вон.

Так бежал, что дороги не видел. Бел камушек под ногу подвернулся, грянулся молодец оземь, искры из глаз посыпались, казалось — и дух вон! Очнулся от того, что частый дождичек сеется, лицо ему холодит. Приподнялся молодец, огляделся, видит, из-под раскидистой черемухи знакомый старичок рукой к себе манит, чуть приметно улыбается: «Что, чадо, худо тебе? Лицом потемнел, силами ослаб».

— Худо, дедушка. Кем стал — сам не пойму. Ни Богу свечка, ни черту кочерга. Хорошим людям со мной обузливо, с плохими — мне позорно.

Что мне делать?

— Чую я, ты и с Богом в ссоре, и с собой не в ладу.

Ничего не ответил тот, голову опустил, насупился.

— Охо-хо, беда за бедой — хоть не ходи домой. Перестань ты, сердешный, жизнь да людей через бинокль разглядывать.

— Как это?! — молодец от изумления голову вскинул.

— А так это, — старичок посмеивается. — Бинокль, что такое — знаешь?

— Знаю.

— То-то. Вот и представь, что ты на все через бинокль смотришь: то в дальний конец, то в ближний. Представил?

— Ну-у…

— Ну! Вот и выходит у тебя: что ни прыщ — то гангрена, что ни ямища — то червоточинка, а настоящего размера тебе и не видать. Как ты еще жив-то?! Видать, Божьей милостью. Разуй глаза — всё на место встанет.

Онемел молодец, по стволу черемуховому на землю осел, пред собой смотрит, еле слышно губами шепчет: «То в дальний конец — то в ближний… то в дальний — то в ближний…» А потом как начал смеяться, не остановишь! Старичок, на него глядя, в бороду посмеивается. Утер молодец слезы от смеха да и спрашивает:

— Выходит, дедушка, зря я на Бога грешил?

— Ой, зря, радость моя, ой зря!

— А что же теперь делать?

— Мириться всегда пригодится. Сам разбирайся, что в жизни настоящее, а что обманное. Скажи-ка, что на небе видишь?

— Солнце, тучи и радугу.

— Одного без другого не бывает.

Сказал так старичок и пропал, будто его и не было.

Призадумался молодец. Стал стой поры к людям да к жизни присматриваться, присматриваться да примериваться, настоящий взгляд искать. Мало-помалу дела на лад пошли, друзья надежные появились. С Богом помирился — лицом посветлел, спиной распрямился. А как начнет снова душа мутиться, вспомнит молодец про бинокль. «Э, нет, — думает, — ни к чему мне за старое браться». И пошла его жизнь мирно да гладко, со стороны посмотреть — всё хорошо. Хорошо-то хорошо, да не радостно.

Раз сидит добрый молодец в доме, двери на ночь уже замкнули, слышит, кто-то в ставню негромко стучит. Открывает, а там прежний старичок стоит: «Пустишь ли, мил человек, странника переночевать?» Встретил хозяин дорогого гостя с радостью, на почетное место усадил, велел домочадцам стол накрывать. Поужинали вместе, а когда разошлись все спать, старичок хозяина и спрашивает:

— Догадался, вижу, что за бинокль у тебя был?

— Догадался, дедушка, то гордость моя была. Она мой взгляд и перекашивала: то Бог плох, то люди худы, то я негодящ, а хочу быть велик.

— А зачем она тебе нужна была, догадался?

— А затем, думаю, что всегда можно так перекроить и вывернуть, что по всему выходит — жизнь виновата, а я ни при чем.

— Разобрался, значит, молодец. Что же тогда без радости живешь?

— Сам не пойму, дедушка! Скучно мне. Что почем в жизни — знаю, может, потому и не радуюсь.

— Э-э, нет! Радости нет, потому что ты до сей поры всех судишь: этот хорош, тот плох, этот прям, а тот крив.

— Нет, дедушка, я всё по правде рассуждаю, без злости.

— Ты по правде, а Бог по милости. Ты потому других судишь, что жалости сторонишься. А жалости сторонишься, потому что плакать не хочешь.

— Какая же в слезах радость, дедушка?

— Чадо, чадо, что оплакано, то отмолено; что отмолено, то развеяно — для радости дорожка проторена. Тебя, к слову, что не радует?

— То не радует, что плохого в людях и во мне много, а хорошего мало.

— Опять не туда смотришь. В каждом человеке искра Божия горит. Только все люди по-разному огонь поддерживают: кто сухими березовыми полешками, кто сырыми сучьями. Вот и выходит, у кого жарко, у кого дымно. Ты на огонь смотри, тогда не от дыма будешь отмахиваться, а поможешь костер разжигать. Чем ярче искра разгорается, тем другой душе светлей, обоим радостней.

— А во мне такая искра есть?

— Да ты разве не чуешь?

— Чую, дедушка, чую! — засмеялся молодец так звонко, что цветные стеклышки в оконцах затренькали, — Это ты, видно, во мне радость зажег!

— Без Бога ни до порога!

— Как бы мне, батюшка, тоже так научиться?!

— Бог тебе в помощь, а жизнь — в радость! — благословил хозяина старичок и пропал, будто его и не было.

После той встречи побежали года без оглядки. Так в трудах и в радости побежали годы до старости.

Тем временем Небесная Пряха кайму по шелку вышила и решила надпись мудрую по полю пустить. Позвала своих девушек-красавиц и велела им тот клубочек строптивый поискать, что прежде им в руки не дался и с Неба на землю скатился.

«Ой, Матушка Царица, не гневайся. Где же мы его искать будем? — те ей говорят. — Больно земля велика, далеко, видать, закатился».

— Ах, вы дети неразумные, что смущаетесь? Разве не знаете: всё, что в Моем саду выросло, ко Мне и вернется. Потрудитесь-ка, спуститесь по небесной лестнице — далеко искать не придется!

Спустились царевны по лестнице с золотыми перильцами — шагу по земле не сделали — глядь, лежит клубочек разноцветный на травке, как будто их дожидается.

Принесли его девушки Небесной Пряхе: «Вот, Матушка, нашли! Да уж больно он неказист оказался. В земных дорогах запылился, загрязнился. Нитка вся искрученная, вначале сильно путанная, а кое-где и вовсе в узелках. Как таким вышивать?». Улыбнулась Царица: «То не ваша печаль. Распустите клубочек ручками своими белыми, выберите из него сор да камушки. В семи водах вымочите, в семи ручьях выполоскайте, на семи ветрах высушите. К седьмому дню мне принесите».

Как велено, так и сделано. Вышли девушки на заре пряжу собирать — да и ахнули! Нитка вышла красоты необычайной: цвет в цвет переливается радужно, золотыми искрами поблескивает, серебряными всполохами посверкивает. Принесли это чудо Вышивальщице. Посмотрела Она приветливо, улыбнулась ласково, взяла ниточку за кончик и говорит девушкам: «Открою вам, милые, почему его искала. Смотрите!» Распушила нежными пальчиками кончик радужной пряжи и потянула из сердцевины тончайшую сияющую нить. Говорит: «Эта нить прочности необычайной — сама сила жизни в ней горит, среди всех испытаний судьбе пропасть не дает». Молвила слово и за работу села.

Кайму узорчатую много лет вышивала, а надпись по полотну в три дня вышила. Говорят, что полотно то расшитое украшает чертоги небесные, куда приходят все чистые сердцем. И горят на нем такие слова:

 

Есть сила жить

Тяжелое положение, крутой перелом в жизни, острое затруднение, — так словарь раскрывает значение слова «кризис». И мы часто произносим слово «кризис», привычно подразумевая под ним нечто тяжелое и мрачное. А ведь греческое слово «krisis» по существу прекрасно и означает дословно: «решение», «поворотный пункт», «исход».

Что бы это был за жизненный путь — без единого поворота? И как было бы ужасно, если бы события замирали в самой своей сердцевине и не имели исхода? И возможно ли быть человеком, не принимая никаких решений? Такое не представимо.

Кризис — это просто вызов судьбы нашей человеческой природе.

Я заболела полиомиелитом в год с небольшим. Тело сохранило об этом память, а разум нет. Моим родителям было тогда по 23 года. Что они пережили, когда прежде веселый и резвый ребенок стал бессильно обмякать в их руках, не удерживаясь больше на ножках? Что пережили — один Бог знает. Горе, горе для всей большой семьи.

Когда, подтвердив диагноз, врачи сказали маме: «Она никогда не будет ходить», — ее ответ был: «Я вам не верю». Всё ее существо сказало «нет» на, казалось бы, неотвратимый приговор судьбы. Вся ее пламенная и любящая натура вложилась в противостояние беде. Папа спрятал свою боль внутри, но с той поры его жизнь — череда поисков работы, пристанища для семьи, чтобы быть поближе к больнице, где помогут ребенку. Хождения по инстанциям, поездки в больницу, переговоры с врачами…

Солнечный Ташкент, где мы все трое родились, сменился пасмурным Подмосковьем; налаженная городская жизнь — скромным бытом русской деревни; недописанная мамина диссертация — работой лаборантки в совхозе. Бабушка с дедушкой помогали деньгами, посылками, но влиять на ход дела уже не могли. Перелом всей жизни. Личные планы и устремления канули в небытие. Семья напрягала силы для новой цели: уж если не вылечить ребенка, то поставить на ноги, сделать жизнеспособным. Время показало — удалось.

Мне много лет. Я не просто хожу — работаю с детьми и взрослыми, веду хозяйство, путешествую (в том числе и в дальние страны), вожу машину, сочиняю стихи, постоянно чему-то учусь, время от времени решаюсь на авантюрные проекты в своей жизни, ценю красоту, радуюсь людям, верю в Бога. Правда, это только одна сторона медали. А другая — много операций, много боли; страдание оттого, что я не такая как все; страх неудач; временами отчаяние, что полоса испытаний никогда не кончится; болезни близких, смерть родителей; потеря любви (и безысходные мысли: «А без нее зачем дальше жить?»); беспомощность перед гололедом; печаль одиночества и гнев на себя… И все это вмещает одна и та же жизнь. Моя жизнь.

По ее мотивам можно сочинить победную песнь, в которой будут восхваляться сила жизни и самоотверженная любовь моих родных, друзей, просто добрых людей, встретившихся на моем пути. А можно описать ее как цепь трагических обстоятельств и страданий: превозмогая одно — погружаешься в другое. Но ни то, ни другое не будет правдой. Многомерная жизнь, бурля и перетекая из времени во время, рождает неповторимые узоры светотени.

Из всех испытаний я вынесла один урок. Самое трудное — во всех обстоятельствах оставаться человеком. По-настоящему. Иметь мужество не поддаваться мрачным чувствам, что терзают душу. Видеть не только свою беду, но и жизнь в целом. Искать, искать и искать подходящие решения. Просить помощи у людей, когда в ней нуждаешься. И верить, что вырулишь, выплывешь, справишься. Трудно, трудно, очень трудно.

Но в каждом человеке живет творческое начало, которое всегда стремится изменять и преобразовывать текущее. В этом наша сила.

Лет в шесть мама рассказала мне историю летчика Маресьева. «Видишь, он был тяжело ранен и оказался в глухом лесу. Мог сразу сдаться, тогда бы он замерз и умер. А он полз и полз — и выбрался к людям. После операции он остался без ног, мог сдаться. А он боролся, преодолевал боль — и научился ходить заново, и даже танцевать. Он не мог смириться с мыслью, что не будет летать, — и победил, снова поднялся в воздух на боевом самолете». Она рассказывала очень просто, но с такой убедительной силой, что в меня запало навсегда. И кажется, этот импульс действовал потом во мне в самых жестоких обстоятельствах, даже помимо моей воли. Душа изнемогает, а сила духа движет: «Преодолевай!»

Непостижимая тайна жизни. Она пребывает в каждом человеке. И в тебе, мой незримый собеседник. Маленькая искра света, которая, как магнитная стрелка компаса, в любых обстоятельствах ориентирует нас к большему свету, указывая выход из тупика. Повсюду она ищет источники силы жизни, чтобы напитать уставшую душу.

Когда внутри сосущая пустота, а ум тупо прокручивает одно и то же («все кончено… все бесполезно…»), остается только припасть к земле, обнять ее — и почувствовать ее живительные токи. Когда кажется, что вокруг лишь предательство и обман, стоит посмотреть на заходящее солнце — и впитать глазами его живительный свет. Всюду, всюду источники живительной силы, надо только искать свои.

Может быть, для тебя это музыка, внезапно трогающая сердце. Или искренняя улыбка незнакомого человека, обращенная к тебе в толпе.

Или безгрешная ласка ребенка. Или присутствие человека, рядом с которым без слов успокаивается душа. Или полнозвучная тишина храма после литургии. Или ликующая радость бега наперегонки. Или благоговейная серьезность старинных фотографий. Есть множество вещей, способных оживить нас на краю отчаянья. Стоит лишь позволить искре внутри нас путеводствовать ко благу.

Через «не могу» и «хватит», через «надоело» и «пропади все пропадом», превозмогая нестерпимое «как они могли со мной так поступить», преодолевая горькую утрату «их больше нет», примиряясь с несбыточностью «больше никогда». «Господи, или хощу, или не хощу, спаси мя».

Понуди себя дать волю искре жизни, и жизнь беспредельная начнет вливаться в тебя неостановимым потоком. Потому что мы узелки в ее безграничной сети, и ни без одного из нас невозможно обойтись.

Поверь, это так, хотя у меня нет доказательств, кроме выстраданного опыта.

Мне вспомнилось, как я гостила у друзей в Америке. Однажды мы поехали купаться в океане, на дикий пляж. Плавать я не умела, но могла нежиться в набегающих волнах. Мы строили с моей восьмилетней крестницей замок из песка, а тем временем взрослых сморил сон, океан же удалился с отливом. Девочка сказала: «Пойдем к волнам».

— Как же я пойду? Я не могу идти по песку без опоры. Все спят.

— А ты держись за меня.

— Твоя ручка слабая. Тебе меня не удержать.

— А ты обопрись на мое плечо. Не бойся!

Я тронула загорелое плечико легонько, потом смелее — и удивилась крепости опоры. Так мы и тронулись потихоньку в путь: девочка-тростинка и я, радостно-благодарная. Почувствовавшая поддержку едва ли не всего мира. С каким ликованьем мы окунулись в шипящие волны — дошли!

Что в моей жизни сейчас? Кризис как новый поворот судьбы.