Таинственный полумрак. Убогая кладбищенская часовня. Темные лики святых скупо освещены нарой темных свечей.

— Господи! Спаси и помилуй мою многострадальную родину! — страстно произносит коленопреклоненная Ирина. Рядом с ней молится Илья Шахматов и несколько пожилых рабочих.

После вечерни люди тихо и незаметно расходятся. Они озираются по сторонам, соблюдая меры предосторожности.

— Это мне напоминает гонения язычников на заре христианства, — шепчет Ирина.

* * *

Шумит осенний ветер в вершинах старых елей, на заброшенном кладбище. По заросшей травою дорожке медленно движутся три фигуры. Их силуэты скрадываются в вечерней сизой дымке.

— Мне очень грустно сегодня. Это место напоминает о бренности человеческой жизни. Ведь около тысячи наших знакомых схвачены в эти дня, — с дробью в голосе произносит Ирина.

— По слухам, многие уже расстреляны. От края до края страны прокатилась волна протеста против террора, выразившаяся в взрыве промышленных предприятий, — возбужденно произносят молодой человек с волевым энергичным лицом, — в ответ на террор НКВД мы должны ответить протестом. Я предлагаю взорвать одну из доменных печей.

— Что это даст? — спрашивает Шахматов.

— Этим мы солидаризируемся с остальным движением сопротивления, именуемом большевиками вредительством. Для этой цели я могу пожертвовать собственной жизнью! Я хочу отомстить за погибших родных. Они были раскулачены и вывезены в Сибирь. Мой отец находится здесь вблизи в лагере.

— Дорогой, юноша! Поймите, что вредительство не полноценный метод борьбы с коммунизмом. НКВД даже заинтересовано во вредительстве. Мне известны случаи, когда чекисты сами инспирировали взрывы и аварии для оправдания безумного террора, Для сбережения сил, я категорически выступаю против вредительства.

— Вы очень нерешительны! — оппонирует горячий юноша.

— Благоразумие, дорогой… Взорвав несколько цехов, или подняв восстание в какой либо области, не располагая достаточным количеством оружия — безумие. Мне известно немало попыток, окончившихся неудачно.

— Что же делать? Где искать выход?

— Ждать… Возможен военный конфликт!

— А если конфликта не будет? — горячится юноша.

— Он будет! Запад с интересом присматривается к большевизму. Рано или поздно мир поймет смертельную красную опасность. Даже передовые иностранные последователи Маркса, как Мак Рэд, возвратясь отсюда, я думаю, не станут так рьяно защищать коммунизм. Кроме того, сюда приезжают и более трезвые люди.

— Очень долго ждать…

— Молодой человек! Исторические события не происходят так быстро как в личной жизни человека. Они должны выкристаллизоваться, вызреть. Гнойный фурункул сначала должен созреть, а потом прорывает…

— Но ждать… — разочарован юноша.

— Мы хорошо помним кровавую летопись большевистского владычества! Кронштадт, Антоновщину, антиколхозные восстания и голодные бунты на Украине, Дону, Кубани, геройское сопротивление черкесов, или басмачество в средней Азии. Эти смелые попытки потоплены в реках крови! Чекисты — мастера подавлять восстания. Но поймите, что без мощного центра, координирующего все антибольшевистские силы, выступление обречено на неуспех. На наших глазах здесь произошло восстание шорцев и алтайцев скотоводов. Их, вооруженных луками и кремневыми охотничьими ружьями, стеснили на небольшом участие леса и поголовно уничтожили. Мне сообщил об этом случае, сам участник карательного отряда. Он с потрясающим цинизмом рассказывал, как они забрасывали гранатами этих лесных детей…

Они по безлюдной дороге не спеша направляются в сторону виднеющегося вдали города. На переднем -плане виднеется давящая громада огромной тюрьмы.

— Там воспитываются антикоммунисты, — шепчет Ирина, показывая на семиэтажное железобетонное здание.

— За одного битого, дают двух небитых, — отвечает Шахматов словами народной пословицы.

— Пятнадцать миллионов политических заключенных — колоссальная сила. Каждый из них имеет семью, родственников, друзей, которые… естественно не могут быть довольны тем, что их близкие заключены. Поэтому цифра репрессированных округляется до пятидесяти миллионов!

— Тюрьма опора коммунизма и тюрьма его гибель! — делает вывод Ирина.

Над силуэтом социалистического города сгущаются сумерки. Шквалы холодного северного ветра гонят зловещие черные тучи. Небо напоминает бушующее море.

Лишь последний слабый отблеск на западе освещает мужественные лица идущих…