Государственное управление в России в 2000–2012 гг. Модернизация монетизации

Сычева Лидия Андреевна

Наука и образование

 

 

До свидания, советское. Здравствуй, «новокитайское»!

 

В последние 10–12 лет правительство к сфере образования относится, мягко говоря, противоречиво. Посещая школы 1 сентября и 25 мая (праздник последнего звонка), первые лица государства называют образование «приоритетом», но потом наступают будни, в череде которых власти изо всех сил стараются отнять у педагогов копейку-другую. Деньги учителям достаются, но мало и в трудной борьбе… Что будет дальше? В нынешней апатичной общественной атмосфере многим пока трудно уловить, что предстоят неизбежные перемены, касающиеся постепенной, но неуклонной коммерциализации образования.

 

Враги народа или спасители Отечества?

На заседании правительства была одобрена (в основном) программа социально-экономического развития страны на среднесрочную перспективу (2003–2005 гг.). Почему она понадобилась, ведь уже была принята подобная программа до 2003 года? Реформы затормозились, нужно менять цели, стратегия теперь видится иной — таков ответ. Впервые правительство решило поставить масштабную задачу, о которой говорят десятилетиями, — уменьшить зависимость экономики от экспорта нефти, отдать приоритет обрабатывающим отраслям. Это повысит нашу конкурентоспособность, будет способствовать интеграции страны в мировое хозяйство.

Среди намеченных мер — налоговая, бюджетная, административные реформы, реформа госслужбы. Комиссия Минфина под руководством министра Алексея Кудрина искала и продолжит искать способы оптимизации госрасходов, чтобы провести налоговую реформу. Ищут, конечно, не у богатых, а у бедных — в том числе и в учительских карманах. Однако пока удалось найти «лишние» средства лишь в размере 0,2 % ВВП, тогда как госрасходы составляют около 37 % ВВП.

Рост ВВП в среднесрочной программе планируется невысоким — 3,6–4,8 %, в 2005 году — от 4 до 5 %, тогда как президент поставил перед правительством задачу в 2007–2008 гг. выйти на 7–8 % экономический рост. Но, как заметил Евгений Ясин, «опасно ускорять экономический рост к определенным датам». Очевидно, что речь идет о выборах. А на прошедшей международной конференции «Модернизация экономики России: социальный контекст» эксперты вообще засомневались в том, что экономический рост в стране ныне возможен.

По мнению Джона Одлинга-Сми, директора департамента Европейского управления МВФ, России трудно будет достичь долгосрочного роста без перемен в госуправлении, реформирования финансового сектора, естественных монополий и сферы коммунальных услуг.

Советник президента Андрей Илларионов, проанализировав макроэкономические показатели, сделал вывод, что за последние 4 года в стране существенно улучшилась экономическая ситуация. ВВП вырос на 26 %, инвестиции — на 38 %., оборот розничной торговли — на 23 %, а реальное потребление населения — на 25 %. Улучшились показатели бюджета и выплачиваются долги. То есть в целом ситуация лучше, чем была в 1997 году, это означает, что кризис преодолен во всех сферах и ситуация в стране лучше, чем в 1990–1991 годах. Но эти показатели не учитывают возросшую социальную дифференциацию и являются, по существу, «средней температурой по госпиталю». В рейтинге динамично развивающихся стран в 2000 году мы занимали 13-е место, в 2001 г. — 46-е, а в 2002 г. — уже 63-е. С июня прошлого года количество безработных увеличилось более чем на 16 %, а на начало 2003 года — на 13–14 %. Сократилась продолжительность жизни и увеличивается смертность — более всего от сердечно-сосудистых заболеваний.

Среди россиян распространены две точки зрения на причины возникновения нынешней ситуации. Первая — у власти враги народа, поэтому в последние 10–12 лет они все разрушали. Вторая — у власти спасители Отечества, но им всё время мешают внешние обстоятельства. Например, дефолт 1998 года… На то, чтобы поддерживать эти две точки зрения, в основном и работают пропагандистские машины.

При нынешней экономической политике госрасходы по-прежнему остаются значительными (среди них и расходы на образование). А это прелюдия к серьезному бюджетному кризису. Что-то надо делать… Евгений Ясин, научный руководитель Высшей Школы Экономики, учреждения, являющегося колыбелью нынешних реформ в образовании, считает, что наша страна традиционная и консервативная, в ней много устаревших институтов, которые сдерживают развитие. Они либо не пропускают новое, либо его отторгают, либо так взаимодействуют, что получается нечто совершенно противоположное. Это нужно все больше и больше учитывать. В общем, образованию нужны революционные идеи… И они не замедлили оформиться.

 

Рыночная ломка

Сфера образования входит одновременно и в экономическую систему, и в социальную. По данным ректора ВШЭ Ярослава Кузьминова, это рынок услуг, объем которого составляет не менее 5 % ВВП.

Кузьминов рассуждает следующим образом: «Рациональный бюджет вуза на одного студента — 2 тысячи долларов. Сейчас стандартный вуз получает 500 долларов от государства, коммерческий студент приносит 600–650. В любом случае это четверть от потребности. Рациональный бюджет школы — где-то около 600 долларов, школа получает в лучшем случае одну треть. Как с этим быть? Мне кажется, что сейчас у власти есть некая возможность перестать говорить разные слова, а четко определиться, что нужно сделать. Есть два пути. Первый — урезание масштабов государственных обязательств, как это сделали китайцы. Из 600 вузов оставим 150–200, остальные передадим регионам, то есть как бы в никуда, и будем финансировать эти 150–200 вузов как раз по 2000 долларов на студента. Тогда преподаватель вуза будет тысячу долларов получать, как он должен вообще получать, будучи человеком интеллигентным и на рынке востребованным, он не будет бегать по десяти другим учебным заведениям, будет следить за тем, чтобы его студент делал задания, а не скачивал их из интернета. Тогда у нас учитель школы будет 300 долларов получать, у него будет время думать, развиваться, заботиться о детях. Но что будет с другими, кто сюда не войдет, готовы ли мы к этому?»

Действительно, готовы не все. Чтобы повысить готовность, необходимы новые знания и навыки, и их список постоянно меняется. Сейчас это компьютерная грамотность, иностранные языки, технологическая культура, предпринимательство и социальные навыки. К последним относится умение вступать в общение и его поддерживать, приспособляемость, умение рисковать, считает ректор ВШЭ. По мнению Ярослава Кузьминова, сегодня профессия учителя и преподавателя становится иной по содержанию. Педагоги все больше становятся консультантами, наставниками и посредниками, чья задача помочь ученику самому сформировать свое образование и осознать свою личную ответственность за это.

У нас же наука и образование организованы все еще по-советски — оцениваются затраты, а не результаты работы. Финансируются «стены» и почти ничего не остается на проекты. Можно было бы считать проектом, например, компьютеризацию школ, однако, по оценке ректора ВШЭ, на программах информатизации государство теряет 70 копеек из каждого рубля затрат: приобретены только сами компьютеры, но нет информационного обеспечения, сервиса, не налажено обучение и т. д. Правда, именно советская «закваска» учительства, способствовала тому, что в 90-е годы педагоги годами (!) не получая зарплаты, продолжали преподавать в школах. Иначе беспризорных и «асоциального элемента» у нас было бы намного больше.

Но в общем государственные затраты на образование по большей части не достигают конечной цели: 40 % студентов не собираются работать по специальности. Особенно это касается выпускников медицинских, педагогических, военных и инженерных техникумов и вузов. В России, считает Ярослав Кузьминов, возник феномен «высшего общего образования».

В то же время у предприятий — постоянный дефицит рабочих: по словам работодателей, это одно из серьезных препятствий для осуществления новых проектов. Но многие кампании просто опасаются брать на работу выпускников ПТУ из-за низкой производственной дисциплины и, нередко, асоциального поведения. Так, в Подмосковье работает 6 строительных ПТУ, но работодатели предпочитают оформлять строителей-иностранцев через МВД, хотя это и хлопотно.

По мнению Ярослава Кузьминова, современное состояние образования все больше выступает как ограничитель экономического роста. Нужно передавать все больше полномочий в руки самих граждан, привлекая их к принятию решений и контролю за качеством образования. Образовательный рынок должен становится прозрачным для потребителей. Необходима также регулярная оценка качества услуг, долгосрочные инвестиции в создание материальной, кадровой и информационной структуры образования. При этом бюджет должен обеспечивать условия для постоянного роста зарплаты педагогов.

Нынешние диспропорции — прямое следствие фактической отстраненности работодателей от сферы образования, уверен ректор ВШЭ. Ему вторит доктор экономических наук, профессор Виктор Бархатов: «Создается парадоксальная ситуация: у нас банкиры и промышленники приходят в вуз, отбирают для своих коммерческих структур рабочую силу и при этом ни копейки не платят тем, кто готовил этих специалистов». Действительно, доля работодателей в финансировании профессионального обучения не превышает 5–7 %. Чтобы стало выгодно инвестировать в подготовку кадров, как государству, так и частным фирмам, нужно переходить к системе многосторонних договорных обязательств между заказчиками, поставщиками образовательных услуг и учащимися. К чему, как видим, правительство и приступает. Правда, весьма своеобразным путем.

 

Центр придумал, регион оплатил

На заседании правительства при обсуждении оптимизации бюджетных расходов речь шла и о финансировании бюджетных учреждений образования. Количество бесплатных мест для абитуриентов в вузах в этом году не будет сокращено. Так что по китайско-кузьминовскому варианту мы пока не двинулись. Но Министерству образования предложено за два месяца подготовить программу перехода на систему возвратных субсидий и льготных образовательных кредитов. Планировалось так же изменить существующий порядок финансирования: содержать не сеть бюджетных учреждений, а финансировать услуги, которые они предоставляют. Деньги должны следовать за потребителем. Но пока этот вопрос остался нерешенным.

Чего в нынешних условиях может ожидать сфера образования? Похоже, ничего хорошего. Налицо тенденция «скидывания» финансирования сферы образования на регионы и на муниципалитеты. Экономия и «оптимизация» приведут к тому, что школы будут объединять, а учителей сокращать. Сохранение федерального стандарта образования остается под вопросом, так же как и его качество.

Казалось бы, выход в сложившейся ситуации очевиден: необходимо проанализировать тенденции развития информационных потоков, развития ресурсов и рынков, рабочей силы, потребления и четко обозначить пресловутые «приоритеты» конкретно для каждой ступени образования, соотнеся желания с имеющимися финансовыми возможностями. Но этого пути в ближайшей перспективе у нас не предвидится — слишком различны интересы бизнеса, общества, власти, центра, регионов и «глубинки». Согласованной стратегии в результате, при объявленной «модернизации образования» мы пока не видим — как, впрочем, и в других сферах нашей жизни.

Одно радует: главная тайна оптимизации госрасходов, которой занималась комиссия Алексея Кудрина в том, что президентом уже решено увеличить зарплату всем бюджетникам на 33 % в 2004 году, что составляет 160 млрд. рублей и 1 % ВВП. О новых отраслевых системах оплаты труда (по которым было столько шума в Государственной думе) в связи с этим пока не упоминается.

 

Зачем «сырьевому придатку» образование и наука?

 

«Не то и не так» — таково ныне главенствующее общественное настроение по отношению к власти. «Букет реформ», преподнесенный восторженному электорату, оказался с шипами. Лето 2004-го прошло в законодательной горячке, а осенью появились первые ласточки народного недовольства — на Горбатый мост у Дома Правительства в Москве вышли сначала студенты, потом педагоги и ученые. Протестовали против ожидаемых реформ образования и науки. Митинги пенсионеров, не довольных монетизацией, на время заслонили предмет осенних волнений (впрочем, весьма умеренных и, что важно, санкционированных самой властью). Однако же «собаки лают, караван идет». Пакет правительственных предложений по реформированию образования и науки скоро поступит в Государственную Думу. Трудно не согласиться с мнением, что «от того, как будет проходить эта реформа, от того, к каким результатам она приведет, будет зависеть, какой будет наша страна завтра» (заместитель Председателя Государственной Думы Георгий Боос). Контуры очередной модернизации отрасли уже достаточно ясны — этому вопросу было посвящено заседание Правительства. Попробуем разобраться в том, что нас ожидает и к каким последствиям это может привести страну.

 

По просьбам трудящихся

Параллельное сосуществование власти и народа — вещь для России более-менее привычная, однако же власть всегда свои намерения должна выдавать за чаяния народа, чтобы придать вид легитимности своим действиям. К сожалению, этот прием был использован и при проведении упомянутой реформы.

Так, министр образования и науки РФ Андрей Фурсенко последние перемены объясняет «требованиями масс». Реформа, оказывается, была затеяна «по просьбам трудящихся»: «…Времени нет, потому что наука находится в критическом положении. Все ученые взывают: необходимо срочно спасать науку» (из интервью газете «Известия»). Но так ли это? Валерий Черешнев, человек в ученом мире не последний, председатель Уральского отделения РАН, например, утверждает следующее: «Наши дни не сравнить с периодом 1992–1996 годов. То было время полного развала, люди по два-три месяца не получали зарплату. Сейчас наука приобрела опыт, и хотя систему периодически расшатывают извне, наука, как живой организм, научилась группироваться, перестраиваться, уходить от опасности». А на вопрос корреспондента «Если бы вы были всемогущим, что сделали бы для науки?» ученый отвечает: «Оставил бы в покое минимум лет на пять. Наука делается в тиши, ей нужны цель и честно заработанные деньги. Будь я всемогущим, запретил бы науку дергать, что ни год реформировать. Пожилые люди в ужасе: „Нас выгоняют? Но мы же еще можем…“ А на них смотрят ученики и думают: надо уезжать. Почему люди должны изворачиваться, чтобы служить своей же стране?»

Вопрос риторический, но мы все-таки попытаемся попозже на него ответить, а пока заметим, что и перемены в образовании чиновники оправдывают таким же образом! Этот же мотив: школьная реформа нынче появилась потому, что вы ее «сами просили», прозвучал и из уст Исаака Калины, директора Департамента государственной политики в сфере образования, в чьих руках ныне реально и находится наша школа. На одном из ведомственных собраний он заявил, что теперешние «Приоритетные направления…» развития отрасли адаптируют прежние госнамерения, «учитывая мнения потребителей образовательных услуг — учащихся, родителей, работодателей».

Зато в министерских документах, которые были представлены в Правительство, в качестве «проблем» реформы были указаны «отсутствие у работников сферы образования мотивации к участию в преобразованиях» и «низкое общественное участие в проводимых образованиях». Так хотят или не хотят трудящиеся платного образования?! Видимо, одна из задач государственных институтов ныне состоит в том, чтобы убедить население, что да, оно достаточно богато для того, чтобы жить без льгот, платить за школьное образование и поликлиническое обслуживание.

 

Куда идем?

Но допустим, что наши «верхи» занимаются ложью во спасение, внушая своим гражданам, что те сами хотят реформ. Потому что чиновники «хотят как лучше», и, более того, они, как добрые «пастыри», ведут заблудшее «стадо» если уж не к Царству Божьему на земле, то уж по крайней мере к большой и общественно значимой цели.

Какой же? И вот тут возникает очередное недоумение. Люди, давно и профессионально занимающиеся образованием, более того, искушенные в чтении государственных бумаг (а не пресловутые «кухарки»), тщетно пытаются в тумане чиновничьего новояза выловить цель затеянных реформ.

Приведем несколько высказываний по этому поводу.

Валентина Иванова, заместитель председателя профильного Комитета Государственной Думы: «Мы не нашли в этих документах ответа на вопрос, как будет общество участвовать в воспитании молодежи в самом широком понимании этого слова. Разве это не приоритет сферы образования?»

Алексей Чернышев, еще один заместитель председателя Комитета Государственной Думы по образованию и науке: «У нас нет ни анализа, ни прогноза на будущее. Мы не знаем, откуда мы идем, куда мы идем и с чем мы идем».

Уже упоминавшийся Валерий Черешнев: «Нужно проводить последовательную политику и в образовательной, и в научной сфере. Хватит нам шараханий. Приходим в сентябре и узнаем, что сформирована новая концепция, трансформация науки. Зачем это делать?»

Владислав Зинченко, заместитель губернатора Томской области: «Мы настолько увлеклись разделением полномочий, что забыли о том, что есть национальные цели и задачи».

Олег Смолин, первый заместитель председателя профильного Комитета Государственной Думы: «Прочитав правительственный документ „Перспективы отечественного образования“, внятного представления о перспективах не получат ни родители, ни школьники, ни студенты, ни образовательное сообщество, ни общество в целом».

Не будем упрекать закоперщиков реформ в скрытом троцкизме («цель — ничто, движение — все») или в чиновничьем зуде бумаготворчества, дабы оправдать «разделение полномочий». Для начала попробуем выяснить мотивировку реформ.

 

Вторая перестройка

Понятно, что объяснять столь масштабные изменения сразу в двух системах только лишь «требованиями масс» было бы не вполне солидно. (Тем более что единственная громкая «просьба трудящихся» ныне — оставить народ в покое, погодить с «экспериментами».) Поэтому для реформы науки было выдвинуто следующее обоснование. Андрей Свинаренко, заместитель министра образования и науки РФ: «Темпы развития и структура научного и инновационного потенциала российского сектора исследовательских разработок не позволяют удовлетворять растущий спрос на технологические инновации со стороны корпоративного сектора экономики и системы обеспечения национальной безопасности. Тенденция развития сектора исследований разработок соответственно не обеспечивает необходимого уровня конкурентоспособности на мировом рынке». Если перевести с чиновничьего языка на русский, то мысль А. Свинаренко такова: наука в державе нашей не поспевает за бурно растущей экономикой! Мы бы давно «догнали и перегнали», если бы не отсталые ученые, которые своими убогими идеями и разработками только компрометируют Россию в мировом соревновании интеллектов.

Впрочем, тут же возникает вопрос: если русские столь неконкурентны, то разве «утечка мозгов» приобрела бы тогда характер национального бедствия?! Перспективные ученые бегут в Штаты, бегут в Европу и по сей день. Сорос ведь не в Зимбабве активно строил «открытое общество», отслеживая лучших учителей, студентов, преподавателей и ученых, а у нас! Кроме того, именно в «неконкурентную» Москву разборчивые и прагматичные китайцы и по сей день едут получать качественное образование. Только в МГУ их сегодня две тысячи, что в четыре раза больше, чем в период нашей былой социалистической дружбы. А для южнокорейцев химические и физические институты Урала и Сибири — «дом родной»: не проходит и недели, чтобы Россию не посетила очередная делегация любознательных азиатов. Индия, известная своими колоссальными успехами в продаже высоких технологий, за образовательным математическим «фундаментом» едет опять же к нам. А все потому, что как раз по инновационному потенциалу мы входим в десятку сильнейших стран мира.

К тому же еще 10 лет назад Институт прикладной математики РАН им. Келдыша провел исследования, которые четко предсказали: инновации работают только в том случае, если есть восприимчивый к этому промышленный механизм. Но если нет экономики, если страна «не слезает с трубы», какие могут быть инновации?!

Вот и Валерий Козлов, вице-президент РАН, с горечью заметил, что «у нас почти полностью разрушен сектор прикладной науки, крайне низок спрос производственного сектора на новые знания».

Понятное дело, что мотивировка «экономика у нас хорошая, а наука — плохая» не выдерживает никакой критики. По существу, мы являемся сегодня свидетелями второй, более локальной и «тихой» перестройки, когда страну «переформатируют» по отраслям. Кстати говоря, один из подлинных мотивов реформы озвучил Ярослав Кузьминов, ректор ВШЭ-ГУ: «Сегодня у нас в Москве и Петербурге достаточно большой избыток объектов собственности. Давайте эту собственность заберем, она у научных организаций лишняя, у Академии наук лишняя, в университетах лишняя и т. п.». Просто и без затей! То, что подобная схема может использоваться и в образовании, предположил А. Чернышев: «Мы говорим: на федеральном уровне у нас останется 100 ведущих вузов. А что же будет с другими? Нас заверяют, что приватизации не будет. А все произойдет так же, как и с промышленностью. Будет перенос на региональный уровень, у территорий денег нет, и постепенно вузы уйдут в частные руки. Но уйдет не интеллектуальный потенциал, который там имеется, а здания и земля. А интеллектуальный потенциал растворится».

Но не в этом ли и состоит подлинная цель реформы?!

 

Монетизация образования

Надо сказать, что подводка к тому, что перемены подобного рода нужны и в образовании, сделана более тонко. Тут мы отдадим должное казуистическим способностям главного идеолога школьных модернизаций последнего времени Я. Кузьминову.

По ВВП на душу населения мы отстаем от европейских стран примерно в 3,5 раза, а по финансированию образования в 7–8 раз. Госбюджет дает средств нашему образованию не только меньше, чем в любой стране ЕС (в процентном отношении), но и меньше, чем в Китае или Индии. Из этих данных, которые сам Я. Кузьминов и приводит, он делает совершенно неожиданный вывод: средства надо «влить», но не из бюджета, а из карманов населения. То есть барон Мюнхгаузен, чтобы выбраться из болота, должен сам тащить себя за волосы! Ситуация абсурдная, но в нашей стране не безнадежная, уверяет ректор ВШЭ. Тем более что монетизация льгот и реформа ЖКХ показывают — сей путь возможен.

Виктор Садовничий, ректор МГУ, вышедший «в люди», в академики, из далекого украинского хутора (советская власть бесплатно учила!), из простой семьи, ужасается: «Если мы доведем страну до того, что каждая семья будет платить за образование, мы совершим страшное преступление!» Ему, человеку старой генерации, платное общее образование в стране, где правящий класс даром (или почти даром) получил в свое распоряжение недра, предприятия и СМИ, затеянная «монетизация образования» кажется преступлением. Нашему Минобрнауки это же действо представляется прогрессивной и единственно возможной новацией. «Внедрение различных моделей снижения недельной нагрузки учащихся, легализация услуг дополнительного образования должны позволить увеличить зарплату учителей с опережением по отношению к росту бюджетного финансирования», — уверяют министерские. То есть в школу фактически вводится всеобщая частичная платность (пока в пределах 25 процентов уроков) под лозунгом сокращения нагрузки. Но позвольте, не далее как весной 2004 года А. Фурсенко на слушаниях в Государственной Думе, посвященных здоровью школьников, удивлялся: в нынешних учебниках он не находит многих вещей, которые были во времена его детства. То есть книги уже упростили — и никакой перегрузки он тут не видит! Такая переменчивость суждений говорит о том, что никакой внятной собственной концепции развития школы у министра не было. Стремительная же «кристаллизация» реформы свидетельствует только об одном — Минобрнауки действительно работает «по просьбам». Только не трудящихся, а тех, кто им противостоит.

Для проведения идеи «частичной платности образования» государству и «трехмиллионному образовательному сообществу», по мысли Я. Кузьминова, надо «договориться». И тогда, к 2010 году учитель в среднем должен будет получать 500 долларов (а в Китае при коммунистах он уже нынче получает тысячу «зеленых»!). «Договоренность», видимо, предполагает, что учителя должны бурно приветствовать надвигающуюся реформу платности (и ни в коем случае не считать ее преступлением, как В. Садовничий). Как же, ведь денежки, «30 сребреников», зазвенят в карманах!.. То, что у нас вот-вот достигнет пика демографическая яма и средства бюджета даже при прежних нормах должны по идее увеличиваться, то, что при нынешних намерениях властей «разгрузить школу» десятки тысяч учителей окажутся на улице, то, что все население при параллельном введении множества «монетарных» реформ окажется в положении «белки в колесе», тщательно замалчивается в надежде, что «пипл все схавает» (терминология современных телезавсегдатаев). Каждый «грабит» каждого — разделяй и властвуй. О попранной Конституции, гарантирующей бесплатность общего среднего образования, нынче никто уже и не вспоминает.

Но продолжим изложение официальной мотивации происходящего. Одной из причин реформы Я. Кузьминов называет «нарастающее вырождение системы образования, постепенно расширяются очаги псевдообразования». Может быть, под этим идеолог модернизации подразумевает неумеренно разросшуюся сеть частных вузов, где «заочно» можно стать и журналистом, и юристом, и экономистом? Но в развитие лжеобразования существенный вклад внесли именно государственные органы! И как раз в результате одной из «реформ» у нас в обилии возникли пресловутые «очаги». Частные вузы, выдающие диплом государственного образца, например МГУ («двойник» прославленного университета), гонят «вал», обещая за 40 у. е. в месяц престижную «корочку». Заметим, это не только санкционированная государством (именно оно выдает лицензию) обираловка граждан, но и сознательное размывание уровня образования. А очередное размывание будет требовать очередную «модернизацию» или «реформу». Что мы ныне и видим.

Но как заметил Я. Кузьминов: «Не важно, чему учить. (!) Главное, правильно построить процесс обучения на всех его этажах, чтобы процесс шел». И процесс пошел…

 

Цели явные и цели скрытые

А страна тем временем теряется в загадках: что происходит? К чему движемся? Почему буксуем? «Почему мы все время топчемся на месте? За эти же 15–20 лет Япония еще прибавила, Южная Корея ушла в далекий отрыв по всем инновациям», — недоумевает В. Черешнев. Он же пытается разобраться в смысле происходящих реформ: «Государство должно вернуть себе целеполагание. Мы должны разработать стратегический национальный прогноз, то есть мы должны четко знать: что мы строим, какое государство?»

Но не надо думать, что если этой ясности нет в державных бумагах, то и цели у нынешних реформ, кроме замутнения смыслов, нет. Вернее, эти цели совершенно неприемлемы для нормальных здравомыслящих людей, но, видимо, открыть простую истину, что страну последовательно и весьма успешно «ведут» в определенном направлении, у многих просто не хватает духа.

Оттого, что нет четко заявленной цели, или оттого, что эта цель озвучивается «вполголоса», и, наконец, потому, что она совершенно чужда 99 процентам населения, вовсе не значит, что этой цели нет. На образ будущего недавно намекнул Герман Греф.

Выступая в Совете Федерации, Г. Греф обозначил экономические перспективы России в случае вступления в ВТО. Нам уготованы роли «транспортного коридора» и «сборочного цеха». Но зададимся вопросом: зачем «шоферам» и «слесарям» фундаментальная наука, собственные КБ и НИИ, качественное высшее образование и даже крепкая средняя школа? Ответ мы получим в откровениях А. Свинаренко. Он считает, что одним из ключевых направлений реформирования науки должно стать «проведение прикладных исследований по ограниченному числу приоритетных направлений». То есть люди из «сборочного цеха» должны знать свое место в мировом разделении труда и не претендовать на поиски истины в фундаментальных исследованиях — «шибко умными будут!». Кстати говоря, приоритеты будут определяться исходя из «оценок перспектив на глобальном рынке», а также на основе «консенсуса между экспертами научного сообщества, бизнеса и государства».

Опять же если вдаваться в конкретику, то «сборочному цеху» не нужно свое сельское хозяйство — при вступлении в ВТО «Европа нам поможет», сбывая в Россию «излишки». В связи с этим вполне объяснимы удары, которые уже нанесены нашей сельскохозяйственной науке. По словам Геннадия Романенко, президента Российской академии сельхознаук, Закон «О плате за землю» фактически разоряет отраслевые институты. Г. Романенко все еще уповает на разум: «Наша наука обеспечивает более 90 процентов сортов, выращиваемых в стране. Покупать семена за рубежом — переплачивать в 5–7 раз дороже!» Глас вопиющего в будущей российской пустыне: «Почему мы оценку делаем по тому, что можно продать? Есть обратная сторона медали — что не надо покупать! Ведь мы не покупаем семена! Цифра двухлетней давности такова: сколько продали нефти за 5 лет, столько купили продуктов питания. Но мы же можем половину производить в России, обеспечить рабочие места, загрузить промышленность производством современной техники! Почему мы продолжаем покупать те же окорочка не только в Америке, но теперь и в Бразилии и топим свое научное и производственное хозяйство в этом направлении?!»

Надо ли говорить, что Геннадий Романенко не дождется внятного ответа на свои вопросы? Наши «рулевые» рассуждают с точки зрения глобальных интересов мировой экономики. Народ России безжалостно брошен в топку «очага глобализма».

В. Садовничий, не первый год упорно сопротивляющийся Болонскому процессу, в очередной раз заметил: «Мы понизим свой уровень образования, если слепо, не думая, будем следовать этой двухуровней системе». Зачем нам копировать Запад? — недоумевает Виктор Антонович. Действительно, западные специалисты с их магистерскими или бакалаврскими дипломами к нам не бегут, а наших «спецов» из МИФИ, МФТИ или МГУ и нынче берут за милую душу по всему миру. Но министерский тезис о том, что «мы должны все время следить за конкурентностью наших выпускников вузов на мировом рынке», подтверждает идею, что для нас сегодня главное — угодить Западу, обслужить его интересы. Министерский ключ, коим открывается ларчик реформы, — перемены в профессиональном образовании. Повторимся: для нашего будущего «сборочного цеха» нынешний уровень грамотности и профессиональной компетенции населения избыточен. В США, например, 20 процентов населения не умеют читать и писать и, по уверениям тамошних властей, вполне счастливы. Нынешний разрыв между уровнем жизни в России (в среднем бедным) и уровнем образования (высоким, по мировым меркам) рождает не только излишние социальные претензии и ожидания, но и тормозит окончательное установление «нового мирового порядка», в коем России уготована незавидная роль.

 

Генерация знания и генерация совести

Внимательно изучая министерские документы, посвященные образованию, язык, которым они написаны, идеи, которые там изложены, трудно отделаться от ощущения, что люди, их подписавшие, сразу родились чиновниками-технократами. Или появились у нас откуда-то из туманности Андромеды. Складывается впечатление, что жизненные периоды «детство» и «юность» им совершенно не знакомы, а между тем именно на детях и молодежи они будут проводить свои «эксперименты» и «реформы». Ужасающий технократизм!

По существу, наши «поводыри» уже ощущают себя инженерами в «сборочном цехе», и у них напрочь отсутствует понимание, что люди, а тем более дети не металлические болванки, а учителя — не токари, которые нарезают болты.

Любимая идея министра А. Фурсенко, которую он не устает повторять, — это «опережающее развитие среды генерации знаний». Общественность, ошарашенная новоязом, что называется, «плохо вслушивается». То есть люди старой генерации все еще по старинке понимают образование как формирование нравственного человека, раскрытие его творческих и интеллектуальных возможностей, и понятное дело, что именно такой гражданин будет трудиться для приумножения национальных, культурных и государственных ценностей.

Но пора понять суть реформы образования и науки. Она направлена, во-первых, против человека, как такового. Адепты концепции «генерации знаний» считают, что человек ценен только информацией. При этом неважно, какова эта информация. Важен сам процесс ее обновления. Что же касается знаний, то это «отцензурированная информация». А современный работник — носитель знания того или иного предприятия. В общем, человек становится придатком информационной «машины».

В эпоху «генерации знаний» человек «генерации совести» не только не нужен, но и опасен, поскольку действует совершенно в иной системе координат. По большому счету, внедрение системы «генерации знаний» является мощным демографическим регулятором. Благополучная Финляндия уже нынче столкнулась с трудностями военного призыва — виртуальная зависимость сравнялась по своей опасности с наркозависимостью. Зато любовь Минобрнауки к избранной концепции такова, что под информатизацию образования мы и нынче заняли у добрых западных дядей 100 миллионов долларов. И это при том, что более трети российских школ нуждается в капитальном ремонте… Но что значит детское здоровье в сравнении с пресловутой «генерацией»?!

По большому счету, наши нынешние «поводыри» стали заложниками очень опасной, античеловечной мировой «игры». В коей они только пешки. Что же касается богатеньких российских деток, то их развитие в духе «генерации знаний», вне нравственности и духовности должно закрепить существующее положение дел, чтобы, не дай Бог, не возникли у нас новые Львы Толстые, призывающие к социальному равенству и отказу от собственности.

Антиутопия? Но, перефразируя Некрасова, можно сказать, что «жить в эту пору чудесную», похоже, «придется и мне, и тебе…».

 

Нужен ли стране интеллектуальный ресурс?

 

В нашей буче — боевой, кипучей — не соскучишься. Не успела страна прийти в себя от монетизации льгот и широкомасштабной реформы финансирования образования, не успела опомниться от августовских терактов и Беслана, как грянул новый «гром». Поводом для общественных волнений послужили «Концепция участия Российской Федерации в управлении государственными организациями, осуществляющими деятельность в сфере науки», «Стратегия Российской Федерации в области развития науки и инноваций на период до 2010 года», а также поправки к Закону о науке, разработанные в недрах Министерства образования и науки РФ.

 

ОАО «Наука»

Автор упомянутой «Концепции…» замминистра Андрей Свинаренко заявил, что «государственный сектор науки не оптимален по структуре и не эффективен». Наши научные коллективы получают только 34 процента патентов, выдаваемых в стране, при этом общее число патентных заявок на 10 тыс. населения в несколько раз ниже, чем в ведущих странах мира. (О том, что зарплаты наших ученых в десятки раз ниже, чем в «цивилизованных странах», скромно умалчивалось.) Доля корпоративной науки в России — 6 процентов, в США — 75 процентов. (Но в США первая корпорация, которая приходит на ум, это Microsoft, а у нас, увы, ЮКОС…) В системе РАН численность НИИ выросла на 52,9 процента. В стране 2388 государственных научных организаций, в 40 процентах которых работают менее 100 человек. При этом российская наука, утверждал Свинаренко, совершенно не ориентирована на производство, что проявляется в постоянном сокращении численности проектных и внедренческих организаций, конструкторских бюро. А ресурсов, имеющихся в распоряжении Минобрнауки, может хватить только на содержание 200 научных организаций. Так что ничего не поделаешь — «избыточную науку» придется сокращать.

Избыточное знание — это, разумеется, прежде всего фундаментальная наука. Помимо сокращения по первому варианту «Концепции…» у академии предполагалось отобрать и экономическую свободу. Опытно-конструкторские производства, экспериментальные заводы, книжные издательства, детские сады, больницы и санатории с баланса академии предполагалось снять. Арендная плата за сдачу помещений должна будет направляться в казну (до сих пор ее разрешалось использовать на научные цели). С принятием поправок в земельное законодательство, которые сейчас рассматривает Государственная Дума, академии придется платить налог на землю (а это, помимо всего прочего, ботанические сады, заповедники и опытные поля), хотя религиозные организации и тюрьмы от налога освобождены. На очереди — налог на имущество. (При этом далеко не самые бедные организации — «Газпром» и РАО «ЕЭС» — от налога на имущество освобождены.)

Необходимость таких преобразований связана с тем, что большая часть предприятий науки имеет форму федеральных государственных унитарных предприятий (ФГУП), которые к 2007 году должны прекратить существование и акционироваться, утверждает министр Андрей Фурсенко. То есть на смену ФГУП должны прийти ОАО или ЗАО… В сходной по целям «Концепции…», касающейся образования, количество госуниверситов предполагается сократить до 100, а остальные будут преобразованы в «государственные автономные учреждения» (ГАУ) и «государственные автономные некоммерческие организации» (ГАНО).

 

После нас — хоть потоп?

Справедливо рассудив, что в своей государственнической деятельности Правительство руководствуется принципом «После нас — хоть потоп», первыми выразить свое недоумение новациями решили студенты. На акции протеста у Дома Правительства звучали обещания устроить «вторую пражскую весну», если Минобрнауки не откажется от своих «антимолодежных проектов». В ответ Андрей Фурсенко путано заявил: «Государство несет ответственность за предоставление возможности молодым людям получать высшее образование, и оно должно оплачивать по крайней мере часть образовательных услуг в вузах. Какую часть, это будет зависеть, наверное, и от того, насколько студенты готовы к получению образования и заинтересованы в нем. Это связано и с установлением социальной справедливости». Из этих слов можно понять, что Правительство вовсе и не собирается отказываться от своих планов. А именно: количество бюджетных мест в вузах будет определяться из расчета 170 на 10 тыс. человек от 17 до 23 лет, а не всего населения, как было раньше. Столь простая манипуляция позволит сократить число «бюджетных студентов» в 5–6 раз.

Ученые тоже вышли на Горбатый мост и к Дому Правительства, чтобы упредить возможное развитие событий по неблагоприятному сценарию. Выступления были резкими. «Мы потеряли статус человека знания — ученого, деятеля культуры, педагога, врача. Дворником, сантехником быть почетней, чем человеком, который добывает знания трудным путем, — заявила на митинге Светлана Прожогина, доктор филологических наук, главный научный сотрудник Института востоковедения РАН. — Ослабленный корпус культуры — это ослабленный дух страны. А душевные болезни гораздо страшнее физических. Неужели наша власть не понимает, что уничтожение науки — это раскол, распад, деградация нации, страны, государства! Я — африканист, и я знаю, что в Африке ученые — это фетиш общества, люди, которым поклоняется все общество… А мы сейчас требуем права на работу, на профессию! При том, что даже надбавки за ученые степени у нас до сих пор не выплачиваются в полном объеме! Ложь, что принятие „Концепции…“ сделает нашу жизнь лучше. Нас обманут, как это было уже не раз!»

 

Венчурные планы

Но, может быть, родное Правительство действительно хочет «как лучше» и фундаментальная наука должна приносить «копеечку», которая существенно подкрепит наш нефтедолларовый бюджет?! Но тот же Институт мировой литературы РАН ну никак не поможет «комплексному реформированию в развитии национальной инновационной системы» (одна из целей «Концепции…»). Значит, не быть ему, как и теоретическим физикам и абстрактным математикам. Фундаментальная наука не окупается — это давно понятно во всем мире. Она может жить только за счет бюджетных денег или спонсорских взносов.

Любопытно, что в грядущем реформировании никакие оглядки на Запад в данном случае некорректны. Американский опыт, где наука сосредоточена в университетах, мы все равно перенять не сможем — для этого нужны десятилетия. А вот в Германии все университеты государственные, в Англии — за исключением Букингемского — тоже. Да и вся наука там государственная. Что же касается любимой идеи Андрея Фурсенко — венчурных разработок (пограничных между фундаментальной и прикладной науками), то и без нынешних нововведений они развиваются весьма динамично. Так стоит ли из-за этого городить огород?!

«Жизнь без науки — смерть», — заметил еще в XVII веке Уильям Гарвей, английский врач, основатель современных физиологии и эмбриологии. А между тем и безо всяких «Концепций…» средняя заработная плата научного работника опустилась ниже прожиточного минимума, научная работа потеряла всякий престиж, а талантливая молодежь разбежалась по всему свету в поисках лучшей доли. В проекте федерального бюджета на 2005 год повышение оплаты труда работникам РАН предусмотрено лишь на 20 процентов.

Ситуация вокруг РАН оказалась настолько острой, что привлекла внимание главы государства. Владимир Путин встретился в Кремле с членами Совета по науке, технологиям и образованию. Президент ждет «вдумчивой и результативной модернизации» (надо полагать, не только от академии, но и от Правительства). При этом фундаментальная наука должна не только сохранить научные школы, но и обеспечить их развитие. Разумеется, для решения поставленных задач необходимы совершенствование законодательной базы, а также интеграция науки и образования.

«В России экономический рост во многом основан на эксплуатации природных и сырьевых ресурсов. При этом ни ведомства, ни эксперты не берутся прогнозировать кардинального роста вклада науки в увеличение ВВП», — констатировал глава государства. Президент убежден, что «можно и нужно планировать такое воспроизводство интеллектуальных ресурсов, которое даст отдачу, сопоставимую эксплуатации природных ресурсов». Путин считает, что это будет переходом к так называемой «экономике знаний».

В общем гуле полемик вокруг РАН утонул такой факт: ежегодно в академии выходит том «Научных результатов, готовых к применению в промышленности». Передовые разработки, которые востребованы, увы, лишь процентов на десять. Потому как промышленность страны в большей своей части все еще лежит на боку…

 

Езда в незнаемое

Оглядываясь на реальные достижения последнего времени, приходишь к выводу, что все они родом из советского времени. Тут и создание мощных госкорпораций, и активная внешняя политика, и накопление золотовалютных запасов, и «любимые партии», и внимание к обществоведческим дисциплинам…

Думается, что советские рецепты управления страной востребованы вовсе не из любви к недавнему прошлому или от недостатка эрудиции. И гарвардский менеджмент, и «шоковая терапия» эффекта не дали. Успехи же советского времени — очевидны. Значит, в логике тогдашнего государства присутствовал не только «большевистский произвол», но железная целесообразность, нарушение которой ведет к тяжелым, порой необратимым последствиям.

Раздумья по этому поводу посетили в связи с пленарным заседанием Общественной палаты, посвященным вопросам образования, науки и интеллектуального потенциала нации. Во все времена любое дело решают кадры и идеи, то есть то, что рождается в школьном классе и в исследовательской лаборатории. Вот и Генри Киссинджер в одном из своих интервью заявил, что «существование науки в государствах, недружественных США, рассматривается как стратегическая угроза Америке». А другой известный «геополитик» в свое время проводил мысль о том, что «человека нужно учить лишь самому необходимому. Все остальное будет ему только мешать!.. Зачем мальчику, который хочет заниматься музыкой, геометрия, физика, химия? Что он запомнит из всего этого?»

Странные «переклики» с этими гитлеровскими «базисными учебными планами» то и дело всплывают в намерениях наших модернизаторов от образования. В докладе «Готова ли Россия инвестировать в свое будущее?» можно было, например, прочесть, что «наша педагогическая мысль по-прежнему бьется в тисках подхода, ориентированного на заучивание массивов информации». Посему нам позарез нужен лучший зарубежный опыт в разработке стандартов образования, и следует рекомендовать Минобрнауки «реализовать ряд альтернативных проектов с приглашением к участию в них в том числе и лучших зарубежных специалистов».

Иностранные эксперты, впрочем, не заставили себя ждать. Гости из Китайской Народной Республики заявили, что они высоко ценят российское (советское) образование и сейчас пытаются перенять у «великого русского народа то, что позволило ему добиться выдающихся успехов в науке, технике, индустриализации». Разумеется, нынешняя наша общеобразовательная и высшая школа слабей прежней, но и сегодня кое-что осталось — даже Андрей Фурсенко признает, что по фундаментальности преподавания мы все еще превосходим и Европу, и Америку.

Удивительно: годы идут, но ничего не меняется — на заре «модернизаций» ректор ГУ-ВШЭ Ярослав Кузьминов был «мозгом реформ», ныне он же озвучивает «новые подходы». Между тем, как утверждает Сергей Комков, президент Всероссийского фонда образования, разрушительные реформы 90-х есть не результат некомпетентности рулевых, а последовательное осуществление «Русского проекта», план которого разработан президентом Клинтоном и Конгрессом США. «Идеологический штаб „пятой колонны“ создан на грант Всемирного банка и называется Высшая школа экономики, — утверждает С. Комков. — „Научную работу“ в ней ведет Евгений Ясин, а в качестве бессменного ректора вот уже 15 лет подвизается Ярослав Кузьминов. В свое время это был молодой кандидат наук, защитивший диссертацию по проблемам трудовых отношений в первобытном обществе. Туда, судя по всему, он нас и тащит. Все разрушительные новации в стране обосновываются именно в этой „вышке“ и через нее проталкиваются. Меняются президенты, премьеры, но всегда на своих местах Лившиц, Якобсон, Ясин».

Что же, в этих резких словах есть доля истины: Я. Кузьминов выступает с идеями «модернизации» при любых режимах. Эти новации чутко улавливают телодвижения власти, но в них всегда присутствует и заемная мысль, «изюминка», совершенно чуждая отечественной традиции (ЕГЭ, «оптимизация», коммерциализация образования, компетентностный подход, нормативное финансирование, образовательный контракт и пр.). Можно было бы, конечно, эту особенность списать на менталитет ректора ГУ-ВШЭ и отмести мысль о «штабе» реформ, как не соответствующую действительности, если бы не некоторые косвенные доказательства. Горы бесплатных книг и брошюр «по образованию», написанные на русском языке, но совершенно не по-русски, больше похожи на отчеты западным раздатчикам грантов, чем на реальные научные исследования. Засилье «мертвого слова», лженаучность этих многочисленных «трудов» потрясают.

Заметим также, что и Я. Кузьминов, и Александр Адамский, и новый, только что назначенный замминистра образования Исаак Калина, являются представителями одного образовательного направления, которое можно обозначить как инновационно-конъюнктурное. Что же касается «традиционалистов», «почвенников», «государственников» в образовании, то фигур такого масштаба известности значительно меньше. Но связано это не с действительным отсутствием грамотных специалистов, а с государственным курсом вчерашнего дня, истоки которого находятся все в том же «штабе».

Ректор МГУ Виктор Садовничий говорил о проблеме фундаментальности подготовки в высшей школе. «Мы теряем среду, когда за деньги берем в вузы неподготовленных людей», — заявил Виктор Антонович. Сегодня в России 500 студентов на десять тысяч населения — это один из самых высоких показателей в мире. Но дипломы эти в большинстве своем не обеспечены реальными знаниями. (Кстати, Я. Кузьминов заметил, что расчищать образовательное пространство — это дело ведущих университетов. Но возникает законный вопрос: а чем тогда занята Федеральная служба по надзору? За что чиновники деньги получают? За раздачу липовых лицензий? В этом году Генпрокуратура уже предостерегала ФС о недопустимости нарушения Закона «Об образовании»: «Полномочия по приостановлению или аннулированию лицензий практически не осуществляются»).

Не обошел ректор МГУ и проблему ЕГЭ: «Разовая оценка, которая ставится при ЕГЭ, может привести к тому, что вузы потеряют именно талантливых ребят». По мнению ректора, в самое ближайшее время в стране необходимо развить сеть школ-интернатов для талантливых детей. Еще одна проблема — повышение квалификации работников высшей школы, непрерывность этой системы, интеграция с мировыми научными центрами. Почувствуем разницу: не они к нам едут «советовать», как нам «устроить перестройку», а мы к ним — оценить лабораторное оборудование, исследовательскую базу, техническое оснащение и лучшее купить или перенять. Что касается диалога бизнеса и образования, то ректор МГУ выступил за создание «корпоративных институтов». Под этими учебными заведениями он подразумевает «университеты в университетах, поддержанные бизнесом».

Услышаны ли будут эти идеи? Бог весть. В России государственная политика в области образования — это езда в незнаемое. То еле плетемся, то вскачь несемся: например, в Москве в этом году в школы пришли реальные деньги — зарплата учителя-предметника взлетела до 30 тысяч, а преподавателя иностранных языков — до 60 тысяч. Можно ли это было вообразить еще год назад?! Финансовые вливания, кстати говоря, сразу «обесцветили» множество заемных идей, разработанных в «штабе».

…Литератор Дмитрий Липскеров в одном из своих интервью заявил: «Общественная палата, на мой взгляд, замечательная вещь. Туда приходят люди сложившиеся, известные, ненуждающиеся. Если хотя бы один процент из этих людей будет делать что-то для общества важное, это будет большое подспорье для России». КПД в один процент звучит издевательски, особенно если вспомнить самоотверженный (и часто бесплатный) труд учителей в беспросветные 90-е.

 

Ларек строим, завод — рушим

В одном из гнезд отечественного либерализма — Высшей школе экономики — решили пристально взглянуть на интеллектуальный потенциал нации. Обсуждаемый вопрос касался сферы государственного регулирования, но был принят собравшимися на «ура», поскольку «насилие деньгами», особенно бюджетными, приемлют даже самые завзятые свободолюбцы. Речь шла о проекте федеральной целевой программы «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России», рассчитанной на 2008–2012 годы. Ректор ГУ ВШЭ Ярослав Кузьминов отметил необычность повестки дня: «Впервые палата рассматривает не законопроект, а ресурсный проект Правительства».

В России число сотрудников НИИ и промышленных предприятий сегодня составляет 361 тыс. человек, в вузах у нас работает 30 тыс. научных сотрудников и 322 тыс. преподавателей, причем к числу исследователей из них можно отнести только 60 тыс. Средний возраст кандидатов наук достиг 53 лет, докторов наук — 61 года. Большинству специалистов, работающих в высокотехнологичных секторах экономики, уже более 64 лет. «Отсутствие программной поддержки воспроизводства кадров обессмысливает все разговоры об инновационной направленности экономического роста России», — заявил Я. Кузьминов.

Появлению программы предшествовал доклад на Совете по науке и образованию при Президенте. Далее все происходило в соответствии с евангельскими посланиями: «Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам; ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворяют», — Владимир Путин дал распоряжение подготовить необходимые меры для привлечения молодых кадров в науку. Основные положения проекта представил собравшимся директор Департамента научно-технической и инновационной политики Минобразования Александр Хлунов. По сути, программа — собранный воедино практический опыт отдельных вузов. Для привлечения молодежи в науку и высшее образование предлагается довести средний уровень зарплаты ученого до 30 тыс. рублей в месяц. Выявлять перспективных учеников на раннем этапе обучения поможет система школьных олимпиад, а строительство десяти гостевых научных городков упростит ученым передвижение и обмен опытом. Целями программы обозначено увеличение доли работников в возрасте до 39 лет как минимум до 30 процентов. Цена вопроса — 15 млрд рублей (собравшиеся сошлись во мнении, что это мало — для начала неплохо бы 35 млрд рублей в год).

На заседании Комиссии выступил ректор МГУ Виктор Садовничий. По его мнению, главное негативное последствие, которое произошло в 90-е годы, — это разрушение научной среды. «Я часто привожу в пример ту творческую обстановку на мехмате МГУ, которая существовала в 60-е годы. Мир не понимал, что у нас происходит, как это возможно: на пятистах семинарах, что проходили на факультете, был охвачен практически весь спектр математической науки. До сих пор зарубежные исследователи пишут об этом периоде как о чуде — откуда это явилось? Никонов, Самарский, Петровский, Келдыш — каждое имя было звездой. За ними шли ученики, создавались научные школы».

Именно воссоздание научной среды, по мнению В. Садовничего, должно стать главной целью программы. Для ученого важна не только зарплата, но и престижность его труда, а также возможность заниматься любимым делом в главных научных центрах. А это — вопрос жилья, семейных общежитий и пр. Гении часто рождаются в провинции, и потому следовало бы продумать программу привлечения талантливых иногородних ученых, которые пока вынуждены уезжать, разумеется, большей частью на Запад. Не менее важна для научных школ и покупка дорогостоящего оборудования, приборов.

«В науке сейчас идет жесткая конкуренция, и в мире стараются нас не цитировать, — заявил В. Садовничий. — В некоторых странах существует даже негласное правило — при заявке на грант ученый должен не ссылаться на русских, иначе он не получит эти средства. Мы мало публикуем в ведущих журналах — и мы обязаны прорвать информационную блокаду». Кроме того, еще одним последствием провальных 90-х стало то, что мы почти полностью перестали переводить на иностранные языки наши учебники. Сейчас книги, написанные нашими учеными, практически никто не знает — это связано и с тем, что поле употребления русского языка за последнее десятилетие значительно снизилось. Отсутствие системы перевода наших учебников приводит к еще большей международной изоляции России.

Ректор Российской академии адвокатуры Гасан Мирзоев говорил о проблемах высшей школы. Отметив, что «судьба государства находится в руках юристов», он выразил озабоченность качеством и количеством подготовки кадров, особенно по гуманитарным специальностям. По мнению Гасана Борисовича, примерно 20 процентов наших заключенных находятся в местах не столь отдаленных из-за судебных ошибок. (От себя добавим: не меньшее количество из тех, что должны сидеть в тюрьме, у нас гуляют на свободе…).

Итог дискуссии подвел министр образования Андрей Фурсенко. Выступление его отличалось некоторой парадоксальностью суждений: «Два часа обсуждения вызвали у меня страх — это первая программа, которая вызывает общее единодушие, а это один из верных признаков того, что ничего не будет принято». И далее: «Есть опасность превращения программы в братскую могилу. Потому что желания огромны: либо мы распылим средства, либо поставим заведомо нереализуемые запросы».

Далее министр призвал к финансовой скромности: «И сейчас есть большие проблемы с получением этих средств, а если мы начнем повышать свои притязания, то шансы будут уменьшаться». То есть расшибаться в лепешку для получения этих денег, «стучать», чтобы «отворили», министерские, по-видимому, не будут… Комментируя выступление Г. Мирзоева, министр заметил: «Сегодня в обществе уже появилось осознание, что высшее образование — это инструмент развития, а не камера хранения. Давайте себе откровенно скажем, что пока это еще в основном — камера хранения». Допустим, это так, особенно в сфере негосударственных вузов, но кто тогда должен ответить за построение «образовательных пирамид»?! Разве не само министерство и его первые лица — нынешнее и предыдущее?!

И, наконец, А. Фурсенко поставил точку: «15–20 процентов высшего образования сегодня — это инструмент развития. Остальное — способ решения вопросов социальной стабильности. Изменения произойдут». Понимать это следует однозначно — государство готово пойти на беспрецедентное сокращение бюджетных мест в вузах. Уже в этом «абитуриентском сезоне» количество «бесплатников» уменьшится примерно на 20 процентов. А дальше все будет развиваться в соответствии с перспективой, начертанной А. Фурсенко.

Вот так у нас всегда: торговый ларек строим, а завод — рушим…

 

Главная часть любого механизма — это голова его руководителя

Доктор философских наук, член-корреспондент РАО, первый вице-президент Параолимпийского комитета РФ, президент общества «Знание» России, президент Ассоциации издателей и пользователей учебной литературы «Российский учебник»… Можно долго перечислять должности, звания и награды, а можно сказать просто: Олег Смолин.

С заместителем председателя Комитета Государственной Думы по образованию мы беседуем о насущных проблемах отечественной школы.

— Олег Николаевич, 5 ноября 2008 года Дмитрий Медведев выступил с посланием Федеральному Собранию страны, где были намечены пять направлений совершенствования отечественного образования. Какова сегодня судьба инициативы «Наша новая школа»?

— На мой взгляд (я очень бы хотел ошибиться), перспективы осуществления этой инициативы крайне проблематичны. Более того, она во многом расходится с текущей образовательной политикой нашего министерства. Приведу некоторые примеры. Позиция первая: Дмитрий Медведев говорит о том, что школа не должна быть ветхой. Это правильно, но финансирование образования в стране, даже по заявлениям официальных лиц, составляет в лучшем случае половину от минимальной потребности. В этих условиях школа не может не становиться ветхой. Президент говорит о том, что одной из ключевых позиций работы школ должно быть здоровье ребенка. Абсолютно правильно, но, по официальным заявлениям Минобразования, 90 тысяч парней не могут быть призваны в армию из-за дефицита массы тела.

В бюджетном послании президента заявлено, что в следующем году зарплаты чиновников и интеллигенции будут заморожены. Что касается чиновников, то тут вопросов нет. Но у нас в первую пятерку снизу по зарплате регулярно входят врачи, ученые, педагоги, работники культуры. Если мы будем и дальше проводить такую же политику, то на развитии человеческого потенциала страны придется поставить крест. Поэтому инициативу президента я поддерживаю, но в том, что она будет реализована, сильно сомневаюсь.

— Давайте обратимся к итогам нацпроекта в образовании. На ваш взгляд, он сыграл свою роль в усилении внимания государства к этой сфере жизни страны или это была половинчатая мера, не решающая основных проблем в нашей школе?

— Я думаю, что слухи о нацпроекте «Образование» сильно преувеличены. Напомню: максимум расходов на его реализацию составлял 17 процентов от текущего плана финансирования образования, а чаще всего 8–12 процентов. На такие деньги реализовать серьезный проект нельзя. Кроме того, в нем не было никакой системообразующей идеи, он представлял собой некое «лоскутное одеяло». Хотя, конечно, существовали в проекте и положительные позиции. Например, хоть и незначительная выплата за классное руководство — тысяча рублей. Да и сам по себе факт, что федеральный бюджет напрямую поучаствовал в финансировании школы в регионах, — безусловно, положительный.

Если же выделять какую-то идею нацпроекта, то это идея грантов, которые могут быть при определенных условиях важным инструментом образовательной политики. Условий этих три. Первое — достойное финансирование всего образования. Второе — поддержка слабых: детей, школ, таких у нас очень много, для того, чтобы они подтягивались до среднего уровня. И третье — только в этом контексте — гранты наиболее продвинутым учебным заведениям, чтобы они указывали направление движения для всех. Когда же мы вырываем гранты из этой общей системы, мы только усиливаем неравенство образовательных возможностей, а оно в России и без того превысило все допустимые пределы.

И, наконец, последнее. Как известно, нацпроект «Образование» с 2009 года немного, а с 2010 года, судя по трехлетнему бюджету, значительно свертывается, поэтому скоро говорить о нем будет вообще бесполезно.

— Любопытные явления у нас происходят в содержании образования. Почему в стране, где заявлена ориентация на инновации, вводятся элементы религиозного образования, а не, допустим, технического?!

— Скажу сразу: то, что предложил Дмитрий Медведев, лучше тех предложений, которые делались до него, но значительно хуже действующего законодательства. Президент, напомню, предложил на выбор для преподавания три религиозные культуры и светскую этику, что более или менее соответствует практике некоторых развитых стран, например Великобритании.

Но если религиозные культуры будут преподавать батюшки, раввины и муллы, это значительно повышает вероятность конфликтов на межконфессиональной основе в школах. Если же предполагается, что религиозные культуры будут преподавать светские учителя, то возникает вопрос: где взять столько высококвалифицированных кадров? Отец Павел Флоренский когда-то говорил, что нет ничего вреднее для православного воспитания, чем принудительное введение Закона Божьего.

У нас 60 процентов молодежи, как показывают социологические опросы, готовы преступить все десять заповедей и все моральные нормы ради успеха. То есть для озабоченности нравственным состоянием юношества существуют более чем достаточные основания. Но я убежден, что нет более мощного средства нравственного воспитания, чем великая русская литература. Мы же одновременно резко сокращаем преподавание русской литературы и пытаемся вводить элементы религиозного образования. Это заведомо неправильный путь с моей точки зрения. Действующее законодательство вполне позволяет всем желающим заниматься религиозным воспитанием своих детей на факультативной основе.

— Сейчас много дискуссий о качестве образования. Мы не будем сравнивать сегодняшнюю ситуацию с советским временем, поезд уже ушел, но за последние десять лет, на ваш взгляд, качество образования в стране реально повысилось или понизилось?

— Ну отчего ж не будем? Не грех напомнить, пусть дети гордятся, что их деды полвека назад входили в тройку самых интеллектуальных поколений своего времени.

Теперь данные весьма противоречивы. Есть международная система оценок, она называется ПИРЛЗ, это сокращение от английских слов. Система измеряет знания в начальной школе, и здесь мы пока находимся среди мировых лидеров. Второй уровень — основная школа. И тут мы по системе ТИММС смотримся тоже более или менее прилично.

Третья шкала измерений качества охватывает старшие классы. И вот здесь мы, согласно оценкам системы ПИЗА, проваливаемся и находимся в третьей, худшей группе стран. Сравнительно недавно российские социологи проводили опрос по методике Евросоюза, проверяли качество знаний у молодежи, окончившей школу. У нас 28 процентов граждан согласились с тем, что Солнце — это спутник Земли. То есть Коперника для них никогда не существовало.

Я должен согласиться с оценкой президента страны: с передовых позиций в образовании мы откатились. Но когда я слушаю Андрея Фурсенко, я все время вспоминаю песню Верки Сердючки: «Хорошо, все будет хорошо, я это знаю!»

Для меня очевидно: надо во многом менять российскую образовательную систему, реформы в этой сфере дали прямые отрицательные результаты.

Качество образования падает потому, что отрасль финансируется наполовину от минимальной потребности. Кроме того, статус учителя в России недопустимо низок. Третье место снизу по зарплате — это позор. И если грядущий год будет объявлен Годом учителя без реального повышения социального статуса, эта акция окажется профанацией. И наконец, у нас в стране создана антиобразовательная информационная среда. Если мы когда-то воспитывались на передачах вроде «Очевидное — невероятное» выдающегося просветителя второй половины ХХ века Сергея Петровича Капицы, то сейчас молодежь воспитывается на всякого рода телевизионных, почти публичных, «домах». В результате сменилась система ценностей. Диплом хотят все, образование — лишь немногие.

— А в идеале мы хотим воспитать творческую личность, гармоничного человека, потребителя, творца? Какова цель?

— Начнем с того, что в Минобразования по части целей происходит раздвоение личности или, если угодно, сверхплюрализм в одной или в одних и тех же головах. Если в официальных документах говорится о доступности и качестве образования, а против этого не может возражать ни один нормальный человек, то когда министр начинает откровенничать, например выступая перед молодежью на Селигере, он произносит нечто другое. А. Фурсенко говорит о том, что советская школа была плохая, поскольку пыталась воспитывать творца, а сейчас нужно воспитывать «квалифицированного потребителя». Естественно, газеты самых разных политических направлений, например «Литературка», спрашивают министра: а где же мы будем брать творцов? Завозить с Запада? Но это Петр I организовал «утечку умов» в Россию, а наше постсоветское правительство устроило «утечку умов» в США и в Европу, да еще в таких масштабах, которые царю и не снились.

Цели образования известны со времен древних греков, и они заключаются в том, чтобы: а) воспитывать многостороннюю, целостную, творческую личность; б) формировать граждан своей страны; в) готовить ученика к будущей профессиональной работе. Но мы нарушаем все основные цели образования.

Начнем с конца. Единый государственный экзамен приводит к депрофессионализации выбора, к тому, что дети подают документы сразу в десять вузов или на десять факультетов одного и того же университета по принципу: не важно где, лишь бы получить диплом. Это факт! Если прежде человек думал, хочет ли он быть учителем, врачом, инженером, то теперь он хочет получить диплом, неважно какой.

Теперь что касается воспитания граждан. Те проявления дикого национализма, которые мы периодически наблюдаем (всякого рода скинхеды), — это прямой результат недостатка цивилизованного патриотического воспитания. А что такое патриотизм? Это реакция гражданина на отношение к нему государства. Человек чувствует, как к нему относится государство, и платит ему той же монетой.

И, наконец, что касается многосторонне развитой личности. Если прежде учитель и ученик знали, что они участвуют в едином процессе, который назывался «педагогика сотрудничества», то теперь нам говорят, что учитель обслуживает ученика. Соответственно школьник начинает относиться к преподавателю как к обслуге, в лучшем случае как к парикмахеру или к продавцу.

Моя мама, учительница, любила повторять: «Главная часть любого механизма — это голова его руководителя». Так вот, чтобы система образования работала нормально, нужно установить правильное целеполагание и не говорить официально одно, а неофициально — другое.

— Вы коснулись ЕГЭ. Ситуация вокруг единого экзамена, прямо скажем, непростая…

— В текущем году, когда ЕГЭ был применен на всей территории страны, с одной стороны, не произошло национальной трагедии, и это хорошо, с другой стороны, полностью разрушен миф об объективности результатов Единого экзамена, и это тоже хорошо. Москва заняла 11-е место по результатам ЕГЭ, впереди нее многие национальные республики. Я не считаю, что в республиках не может быть хорошего образования, но я думаю, что там более сложные условия: у многих ребят проблемы с русским языком, а это значит, что и с русской литературой. Я уж не говорю о том, что в столице намного больше денег, которые тратятся на репетиторов, да и учителя получают более высокую зарплату… Санкт-Петербург оказался по многим предметам ниже среднероссийского уровня. Тоже сомнительно. Поэтому недавно на совете олимпиад я вспомнил Станиславского: «Не верю!»

— Одна из последних новаций в нашем образовании — новая система оплаты труда. Зачем она и кому выгодна?

— Сначала поясним, в чем смысл нововведения. Раньше учитель получал за часы плюс классное руководство, проверку тетрадей, заведование кабинетом и некоторые другие виды работы. Сейчас учитель получает так называемый базовый оклад — 70 процентов, а еще 30 процентов должны составить стимулирующие надбавки, которыми распоряжается директор школы. Но, во-первых, в большинстве школ практически не остается денег на стимулирующие надбавки, и все сводится к 70 процентам, а во-вторых, учителя жалуются на произвол, поскольку награждают надбавками не лучших, а наиболее послушных, тех, кто ближе «к телу». Например, в Омской области есть педагог, лауреат конкурса «Учитель года». Я его спрашиваю: что он выиграл от введения новой системы оплаты труда? Оказывается, его зарплата уменьшилась.

На многих территориях страны новая система оплаты труда в связи с ухудшением финансирования реально приводит либо к сокращению зарплаты педработников, либо к обесцениванию наиболее квалифицированного труда, когда уборщице, например, зарплату подняли до «минималки» — 4330 рублей, а учитель получает 4500–5000 рублей, а иногда и меньше. Естественно, возникает вопрос: зачем так долго учиться, чтобы так мало получать?! Если учесть, что цели перед новой системой ставились прямо противоположные, а именно увеличить стимулирование квалифицированного труда, то новая система оплаты труда реализована с точностью до наоборот.

А вообще смысл такой системы предельно простой, он заключается в следующем: усилить зависимость учителя от начальства. Это, если угодно, своего рода «вертикаль» в образовании. У нас теперь президент назначает губернаторов, губернатор руководит главами администрации, главы администрации назначают директоров школ, соответственно теперь надо сделать так, чтобы учитель находился в зависимости от директора школы. В Омском районе Омской области собирают директоров школ и говорят им: «Вы отвечаете за то, чтобы не было социального взрыва». А может, все-таки проще зарплату заплатить?!

 

Страсти вокруг «школьной монетизации»

Российская школа вот уже 20 лет пребывает в состоянии перманентного реформирования. У всех на слуху «вариативность образования», ЕГЭ, второе поколение стандартов, оптимизация, региональный компонент, новая система оплаты труда учителей, Болонский процесс, «основы православной культуры», информатизация, нацпроект с соответствующим названием и, наконец, президентская инициатива «Наша новая школа».

Но в последнее время Интернет, чуткий индикатор общественного мнения, пестрит совсем другими заголовками: «В России введут среднее платное образование», «Рухнул последний бюджетный бастион», «Школам прописана приватизация», «Конституционные гарантии закончились», «Школам и больницам выдали госзадание на платные услуги», «Народ должен быть глупым, нищим и фанатично верующим».

Столь бурную реакцию журналистов, родителей, учителей вызвал принятый Государственной Думой Закон «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в связи с совершенствованием правового положения государственных (муниципальных) учреждений». Этот документ, подготовленный в недрах Минфина и внесенный Правительством, безусловно, изменит положение и роль школы в обществе. Примечательно, что Минобразования, призванное «осуществлять функции по выработке государственной политики и нормативно-правовому регулированию в сфере образования», долго хранило гордое молчание по поводу этого закона. Наконец Андрей Фурсенко разомкнул уста и высказался за то, что он считает нецелесообразным перевод в автономные учреждения малокомплектных школ, расположенных в селах. Но это заявление можно считать сугубо популистским — закон к этому времени был уже принят.

Суть новых подходов в том, что радикально меняется механизм доведения денег до бюджетных учреждений (БУ). Сейчас собственник БУ (муниципалитет, область, федеральный центр) финансирует их через смету — план, который определяет объем средств и указывает, на что они выделены. В результате реформы собственник станет каждый год определять для БУ госзадания по оказанию определенного количества услуг гражданам и давать под них субсидии. Взамен бюджетники получат больше возможностей легально зарабатывать и распоряжаться этими средствами. То есть детсады, школы, колледжи и вузы (применительно к образованию) превратятся в этакие бизнес-площадки по собиранию с населения «копеечки».

Попытаемся понять логику сторонников и противников закона.

Депутат Госдумы Олег Смолин заметил, что «по действующей редакции Гражданского кодекса учредитель обязан полностью или частично финансировать созданное им учреждение. Закон, который мы рассматриваем, предлагает снять с учредителя эту обязанность. Мне кажется это более чем странным, и я прошу вернуть эту обязанность учредителю». О. Смолин также высказался по поводу идеологии обсуждаемого документа: «…принимаемый закон радикально меняет отношения учреждения с учредителем. Учреждение прежде всего будет зарабатывать деньги, а уж затем выполнять социальные, образовательные, культурные и всякие прочие функции. Абсолютно уверен, что это неправильно. Я хочу призвать в союзники такого великого эксперта, как знаменитый социолог и политолог Макс Вебер, который объяснял еще более ста лет назад, что принципы деятельности бизнеса и принципы деятельности государственного сектора абсолютно различны. Мы все время пытаемся всех искусственно превратить в бизнесменов».

Критику законопроекта продолжил депутат Виктор Шудегов: «Я провел десятки встреч в коллективах в Удмуртии. Все озабочены тем, что государство снимает с себя субсидиарную ответственность за финансово-хозяйственную деятельность бюджетных учреждений. Когда мы принимали Закон „Об автономных учреждениях“, нам говорили, что возникнет огромная очередь из бюджетных учреждений, желающих изменить свой статус. Но фактически таковыми на федеральном уровне стали только те вузы, которые мы сами перевели в АУ в соответствии с законодательством… Государство и муниципалитеты, задерживая финансирование по тем или иным госзаказам, могут подвести учреждения под банкротство, они автоматически окажутся неплатежеспособными. В этом кроется самая большая опасность данного законопроекта. Я считаю, что нам нужно сохранить субсидиарную ответственность государства для всех бюджетных учреждений наряду с казенными». Депутат заявил, что получатели госзаказа окажутся изначально в неравных условиях: многие столичные вузы, в отличие от периферийных, получили средства на свое развитие в рамках нацпроекта «Образование». В госзаказе никаких средств на развитие вузов не предусмотрено.

Виталий Шуба, первый заместитель председателя Комитета по бюджету и налогам Госдумы на это заметил: «Данный закон — и это не скрывает Правительство в пояснительной записке — направлен прежде всего на то, чтобы существенно уменьшить количество бюджетных учреждений как на федеральном, так и на региональном и муниципальном уровнях». Таким образом, следует предполагать, что вслед за «существенным уменьшением» БУ последует и «существенное уменьшение» самих бюджетников…

Тема «школьной монетизации» вышла далеко за пределы Государственной Думы. Вредительством назвал этот закон доктор экономических наук, профессор ГУ — ВШЭ Иосиф Дискин. «Мы что, готовимся переложить риски администрирования на плечи граждан? — задался вопросом политолог во время обсуждения законопроекта в Общественной палате. — Нет системы контроля, системы сдержек и противовесов».

С жесткой критикой закона выступил председатель Совета Федерации Сергей Миронов: «Под лозунгом экономии бюджетных денег и повышения эффективности работы готовится ломка всей системы социальных услуг, без которой просто не может быть современного развитого государства».

Писатели, члены Гражданского литературного форума, обратились к властям с требованием остановить прохождение законопроекта в Федеральном Собрании: «Пусть Правительство открыто и гласно объяснит народу, по каким причинам оно больше не в состоянии содержать бюджетную сферу и куда делись „нефтяные деньги“, которые принадлежат всем гражданам России». Клуб профессоров Алтая и Алтайского философского общества считает, что в результате принятия закона «понизится культурный и образовательный уровень населения, усугубятся проблемы со здоровьем. Все это крайне антигуманно и противоречит национальным интересам России. Это противоречит христианским, православным ценностям».

Образовательная общественность начала сбор подписей против закона и тоже выступила с обращением к Президенту: «В стране создаются предпосылки для фактического разделения образования на „элитное“ и „обычное“. Бюджеты субъектов Федерации не осилят осуществление подобных преобразований, а доступ к „дополнительному образованию“ получат только те дети, родители которых „доплатят“. Коммерциализация бюджетной сферы сделает ее услуги недоступными для значительной части небогатого в целом населения России».

Тем не менее фракция «Единой России» практически в полном составе (не голосовал один человек) сказала закону «да». Против единодушно выступили КПРФ и «Справедливая Россия». ЛДПР не голосовала, депутат Ирина Горькова от этой партии еще в ходе первого чтения задалась вопросом: как Правительство сможет дать бюджетникам грамотное задание, «если у нас нет государственных стандартов на оказание бюджетных услуг».

Ну и в заключение несколько мнений о законопроекте от депутатов «Единой России». Юрий Васильев, председатель Комитета ГД по бюджету и налогам: «Есть и определенный стереотип мышления, который формировался десятилетиями. Многие привыкли жить на смете. Привыкли не считать. Привыкли наращивать эту смету, потому что чем больше потратишь, больше потом дадут бюджетных средств. Сейчас же придется, конечно, все считать, все рассчитывать».

Евгений Федоров, председатель Комитета ГД по экономической политике и предпринимательству: «Доставшаяся нам в наследство система бюджетных учреждений оторвана от нынешних реалий и условий, она была создана под иной тип социально-экономической формации и просто неадекватна требованиям времени. Их мотивация направлена на расширение расходов и штатов, нет никакой мотивации на качество услуг».

Григорий Балыхин, председатель Комитета ГД по образованию: «Законопроект направлен на создание условий и стимулов для сокращения внутренних издержек учреждений и привлечения ими внебюджетных источников финансирования, а также создание условий и стимулов для федеральных органов исполнительной власти для оптимизации подведомственной им сети учреждений».

Подведем итоги: велика Россия — двадцать лет оптимизируем мы образование и никак недооптимизируем…

 

Эти неэффективные русские

Призрак неэффективности бродит по России. А за мной так вообще гонится по пятам.

Родилась я в селе, в Воронежской области. Черноземы лучшие в стране. Но сельское хозяйство, вместе с крестьянством, последние двадцать лет считается неэффективным. Вот тебе и «стеной стоит пшеница золотая»!.. Готовьтесь, ВТО нас накормит — пищевыми добавками от пуза. А мы, дорогие россияне, тоже загранице поможем: превратим родимые чернозёмы в «адские рудники», будем добывать в Воронежской области никель (нашей стране абсолютно не нужный, 95 процентов идёт на экспорт), и вдыхать пары серной кислоты.

Закончила я исторический факультет пединститута. Можно сказать, «факультет ненужных вещей». Его закрыли. Ну, сами подумайте, зачем детям «быдла» (а кто ещё в неперспективных деревнях мог остаться?) история! В конце концов, нашей стране всего двадцать лет, как простодушно заметил в своё время президент Дмитрий Медведев. Чему тут можно учить?!.. А предыдущие эпохи удобно осваивать по телесериалам. Дешево, сердито, эффективно.

Немецкий юрист Генри Пикер протоколировал застольные беседы Гитлера, потом выпустил свои записи отдельной книгой. В апреле 1942 года фюрер раздавал указания на тему «как нам обустроить Россию». Пикер записывал: «С точки зрения шефа, было бы разумнее установить в каждой деревне громкоговоритель, чтобы таким путем информировать людей о новостях и дать им пищу для разговоров; это лучше, чем допустить их к самостоятельному изучению политических, научных и т. п. сведений. И пусть никому не приходит в голову передавать покоренным народам по радио сведения из их прежней истории. Передавать следует музыку и еще раз музыку! Ибо веселая музыка способствует прилежной работе».

Нет, на дворе определенно не 1937 год, о чем так любят кричать оппозиционеры, а боевой 1942-й…

Идем дальше. Теперь неэффективным Минобразования признало весь Воронежский пединститут!.. Его, надо полагать, закроют. А что взамен? Церковно-приходские школы? Кто детей учить будет? Утром Патриарх Кирилл, а вечером Андрей Малахов? Всё просвещение упирается в телевизор, как при немецкой оккупации в громкоговоритель. Между прочим, нам всё время демонстрируют (чуть ли не половина новостных передач этому посвящена) жизнь Соединенных Штатов. Во всех подробностях: их нравы, быт, политика, артисты и пр. США, надо полагать, наша метрополия? Они нам план спустили по своему присутствию в медийном пространстве?!..

В результате вся образовательно-пропагандистская работа строится по известным лекалам — разделяй и властвуй. И тут уж, конечно, не до истории и национальной культуры. Кстати, о культуре. Литинститут, в котором я училась, тоже признан неэффективным. (Ну просто вся жизнь коту под хвост!..) Переводчики, прозаики, поэты, драматурги, публицисты — в нашем молодом государстве непозволительный «балласт», который следует не только сбросить с корабля истории, но и непременно утопить, и две гвоздички вослед не бросить. Правильно, а то ещё «найдется щелкопер, бумагомарака, в комедию тебя вставит… Чина, звания не пощадит, и будут все скалить зубы и бить в ладоши».

Дабы писатели не вякали из своего старинного особняка на Тверском бульваре, надо признать сей инкубатор свободомыслия неэффективным. «Дом Герцена» сжечь, якобы по халатности, поохать над трагической судьбой исторического памятника, да и воткнуть на это место небоскреб! И сдать под офисы. Или парковку многоэтажную устроить. А чтобы эстеты не ныли по «Москве уходящей», упразднить и неэффективный архитектурный институт. Зачем нам собственные инженеры-проектировщики, если их можно завезти из-за границы?! Уже вовсю идут разговоры, что пилотов российских нет, надо брать на работу иностранцев. Надо полагать, что этой великой идее предшествовало закрытие отечественных летных училищ и разгром авиапрома?! Или как?

Правит нами «тайный русофил Путин» (характеристика Александра Проханова). Наш хитромудрый президент так глубоко прячет свои сокровенные симпатии, что о них практически невозможно догадаться, несмотря на ежедневное телевизионное облучалово. Потому что местный народец вместе со своей историей, культурой, литературой «подчищается», а царю с боярами уже готовят новых подданных. Кто готовит? Да наши «новые» писатели!

В Думе или в Совете Федерации ткните пальцем в любого «всенародно избранного», и вероятность промахнуться минимальна — писатель! Хотя и «Литинститутов не кончал». Если парламентарий принадлежит к «партии власти», то за ним обязательно числится апология собственного величия — мол, лидером и государственным деятелем я чувствовал себя с пеленок. В застой наша прогрессивная общественность критиковала так называемую «секретарскую литературу». Зато теперь всё заполонила пресс-секретарская литература, повествующая «о людях хороших».

Как правило, наши великие законодатели еще и кандидаты или доктора наук, а также аффилированные лица, влияющие на работу заводов, шахт, пароходов… В общем, сногсшибательные таланты, соль солей земли русской.

Всё у них замечательно, только народишко бракованный попался. Об этом еще простодушный Игорь Юргенс повествовал: «Модернизации России мешают русские — основная масса наших соотечественников живёт в прошлом веке и развиваться не хочет…»

И вот пришла пора наполнить необъятные просторы «от южных морей до полярного края» людьми, более годными для прогресса. Члены Совета Федерации Ильяс Умаханов, Владимир Джабаров, Вячеслав Фетисов внесли законопроект об установлении упрощенного порядка приема в российское гражданство. Не надо будет ни вида на жительство, ни знания языка, ни срока проживания на территории РФ.

Кто же эти счастливцы? Все, кто были гражданами СССР, а также прямые потомки родившихся в Советском Союз и в Российской империи.

Сильный ход, что и говорить. Прямо с ног сшибает — настоящее «головокружение от закона».

Интересное дело: от нашей шибко эффективной власти, от кремлевцев-русофилов, коренные жители разбегаются по заграницам. По данным «Ромира», доля желающих эмигрировать среди молодежи в возрасте 18–24 лет достигла 48 % процентов. То есть каждый второй готов искать счастья на чужбине. А молодые ученые бегут из России массово. Большой скорби по этому поводу власти не испытывают: на место неэффективных «местных» теперь заедут новые граждане — узбеки, таджики, киргизы, азербайджанцы, да то угодно!

Британский институт Legatum недавно опубликовал рейтинг процветающих стран. Изменяли материальное богатство и личное благополучие. Россия на почетном 66-м месте, динамика — отрицательная, падение на семь пунктов. Хотя у англичан все измерительные приборы зашкалили, если бы они применили их к отдельно взятым чиновникам. Взять эффективность одной из «юбок» министра обороны Анатолия Сердюкова. Пресса сообщала: «Во время обыска в 13-комнатной квартире Евгении Васильевой силовики обнаружили полторы тысячи изделий. Они хранились в 5 кейсах. Чтобы переписать и пронумеровать все драгоценности, сотрудникам правоохранительных органов потребовалось несколько дней».

А вы говорите — писатели!.. «Писатели» нужны, чтобы переписывать заработанные непосильным трудом ювелирные изделия.