Пояснение мифа: с неприязнью на Западе относятся к иммигрантам, пока они недостаточно хорошо владеют языком и, соответственно, плохо ассимилируются в стране проживания. Достаточно хорошего знания языка, чтобы преодолеть это неприязненное отношение.

Барьер в понимании действительно легче преодолевается, когда человек начинает говорить на языке той страны, куда он приехал. Но ограничивается ли всё языковым пониманием? Только ли языковой этот барьер в общении? В связи с этим, данную тему условно можно разделить на две части, которые взаимно переплетены:

1) изучение языка;

2) барьер общения.

Однако углубляться конкретно в это разделение, его обосновывать и изучать его причины и следствия в этой книге я не буду. Это тема большого отдельного исследования — диссертанты, ау!

Из писем эмигрантов:

США. «Коль скоро человек принял решение сменить страну проживания, то язык учить нужно. Желательно, со всеми тонкостями, чтобы потом не жаловаться на то, что среда тебя отторгает.

Барьер общения, по моему мнению, не всегда коррелируется со знанием языка. Бывает, что человек, знающий пару фраз, активно общается, дополняет жестами, что не знает на словах, совершенно без комплексов. И, наоборот, знание языка — не гарантия в преодолении барьера общения.

В начале моей жизни в Америке, у меня было очень много мимолетных, случайных знакомств. Я сам охотно шел на контакты, так как было все интересно. Я изучал новую жизнь, новую культуру. Даже если кто-то откровенную глупость говорил, все равно было интересно: пытался понять, смысл найти.

С годами процесс изучения среды в основном завершился, круг общения устоялся. Большинство моих контактов — в русскоязычной среде, однако есть и американцы, которых я могу назвать друзьями. Эти отношения складывались долго, на основе общих дел, взглядов. Общение с незнакомыми просто ради процесса мне уже давно неинтересно. Если нужно для дела, то я могу спокойно говорить о чем угодно с кем угодно.

Свежий пример неформального общения в рабочем коллективе: коллега съездил в отпуск в Италию, был в Риме, Неаполе, Флоренции. В первый день после отпуска делится впечатлениями, рядом человек 6 слушателей. Я тоже подошел: люблю рассказы о путешествиях. Разговор шел на тему сравнительного анализа ресторанов. Примерно так: «Мы в Риме были в таком-то месте, съели вот это, за столько-то. Потом в Неаполе мы съели то же самое, но дороже. А у нас в Чикаго это можно взять дешевле, но не очень вкусно…» Минут через 10 мне надоело, я ушел.

«Барьер общения» я для себя давно преодолел, это не было очень трудно. Только за этим барьером ничего такого интересного нет. Общение для души — роскошь, которой много не бывает».

Подобные чувства знакомы большинству мигрантов во многих странах Запада, независимо от континента (Европа или Северная Америка). Приведу мои впечатления. Внимание: дальше следует не пиар, но пример! Вот уже 14 лет, как я живу в Австрии. Окончила с отличием австрийский университет. Работаю многие годы врачом в областной больнице. Свободно владею несколькими языками. В социальном, материальном, общественном и правовом статусе я ничем не отличаюсь от средних слоёв австрийского населения. Всего добивалась честно, без связей и знакомств. Мой немецкий — без акцента: немногие распознают по языку, что я не из австрийцев. Большинство друзей и знакомых — местные. После многих терний и кропотливой работы меня наконец-то принимают за свою. О чудо! Никто уже не в силах распознать моего происхождения. Удаётся понимать с полуслова их шутки и намёки, ловко пересыпая чужеземную речь изысканными цитатами. В общем, считаюсь уважаемым гражданином их страны. В западном смысле слова — я полностью состоявшийся человек. Но это всё до поры до времени. Как только люди в разговоре узнают о моём русском происхождении (а я его не скрываю), их отношение ко мне резко меняется. И речь здесь идёт не о вежливости — в ней не отказать любому среднестатистическому европейцу. После первого минутного удивления моментально меняется выражение глаз и лица собеседника. Оно выдаёт гамму мыслей с такой амплитудой: от «что ей конкретно от меня надо?» до «чего она сейчас выкинет?» Затем в их речи сразу появляются надменно-поучительные нотки. Люди начинают с сожалением сетовать на то, как плохо живётся всем нам (русским, украинцам, белорусам, дагестанцам, чеченцам и далее по списку), и на то, какие плохие у нас в стране политика и экономика. Потом они переходят на то, что при Советском Союзе было, мол, ещё хуже и сколько мы тогда всего натерпелись. С этого момента и в последующих разговорах австрийцы начинают снисходительно поучать вас, причём, не важно, о чём идёт речь: о культуре или здоровье, политике или литературе. При этом они всегда дают понять, что разбираются во всём лучше, совершенно не стесняясь собственной некомпетентности во многих аспектах. В общем, всем своим видом они открыто демонстрируют собственное превосходство. Хорошо это или плохо? Безусловно, хорошо для тех, кто изо всех сил стремится стать «цивилизованным» европейцем. Он будет с благодарностью воспринимать любую информацию и с готовностью забывать то, чему он научился «в прошлой жизни». Безусловно, плохо для тех, кто не считает себя и свой народ «недочеловеками» и не нуждается в нравоучениях, заставляющих пренебрегать ранее приобретёнными знаниями и ценностями. Какое место между этими двумя полюсами займёте вы?

Вот некоторые выдержки из исследований по медицинской психологии, относительно вопросов эмиграции:

«Миграционный опыт как источник психогении:

В социологии существует множество определений понятия «миграция». А. Treibel (1990, S. 21) определяет миграцию как «запланированный на длительное время или ставший длительным добровольный переезд в другое общество или в другой регион отдельных людей или групп». Уточнение «добровольный» исключает из данного определения такие явления, как принудительная высылка или беженство. Еще более обобщенное определение миграции дает Немецкий Союз Общественного и Индивидуального Обеспечения: «Миграция… является обобщающим определением процессов переселения отдельных лиц и групп за пределы национальных границ» (Deutscher Verein fur Offentliche und Private Fursorge, 1997, S. 646).

В последние десятилетия в специальной литературе все чаще обсуждается проблема миграции как фактора, способствующего развитию психических заболеваний у людей, поменявших культурную и социальную среду. D. Czycholl (1997, S. 121) рассматривает миграцию как «глубокий биографический перелом» («Einschnitt» — нем.), который часто несет с собой радикальные изменения многих сфер жизни и является сложным для психологической переработки. Grinberg L. & Grinberg R. (1990, S. 28) усматривают в миграции «значительные потери… исключительно значимых и ценных объектов», таких как близкие люди, вещи, места, язык, культура, традиции, климат, иногда профессия, общественные и экономические установки и т. д. Особенно критически миграция отражается на людях, переезжающих в одиночку, без семьи. Нередко случается и такое, что семейные отношения мигрантов, переезжающих семьями, рушатся под воздействием психологической перегрузки, вызванной миграцией. Это влечет за собой потерю не только привычной среды, но и наиболее значимых отношений с другими (Czycholl D., Перевод с немецкого Е. М. 1999, S. 233).

Качество и значение той патогенной психической нагрузки, которую несет в себе миграция, многие авторы обобщают в понятии «отрыв от корней» («Entwurzelung» — нем.). Человек, оторванный от корней, теряет свои инстинктивные и духовные связи с окружающим его миром. То, к чему он привык, его рассуждения, представления, понятия, оценки, чувства и действия теряют свое значение и должны быть переосмыслены, изменены в новом контексте. Таким образом, миграция представляет собой социальное и психическое событие, прерывающее нормальное течение жизни и требующее от человека огромного напряжения, связанного с приспособлением к новым жизненным условиям. Отрыв от привычного жизненного контекста происходит чаще всего резко, в то время как достижение внутренней дистанции по отношению к старому, привычному общественному укладу с его социальными и культурными связями требует длительного времени и связано чаще всего с серьезными внутренними конфликтами (Tuna S., 1999).

Стиль жизни в новой культурной среде с иными нормами и иными формами межличностных и семейных отношений может вести к неуверенности. Неуверенность и беспомощность являются вообще спутниками новых жизненных условий, особенно когда в результате миграции некоторые вещи и ситуации оцениваются неадекватно или когда большие ожидания, связанные с новой Родиной, не оправдываются. Ухудшение материального положения и условий жизни, характерное для начального этапа жизни в новой стране, ведет к неудовлетворенности. Если этот период затягивается, последствиями может стать потеря общественного статуса и социальных связей, что в свою очередь приводит к глубокому экзистенциальному кризису. Недоверие и предрассудки местных жителей в сочетании с языковым барьером приводят к одиночеству и изоляции, что может повлечь за собой психические расстройства (Tuna S., 1999; Weisbrod Т., 2001).

R. Strobl & W. Kilhnel (2000) относятся также к числу авторов, усматривающих связь между психической патологией и миграцией как критическим событием жизни. Они называют две типичных формы реакции на неудовлетворение и жизненные трудности, связанные с миграцией: с одной стороны, девиации и делинквентность как нанесение вреда окружающей среде и социальным нормам, с другой стороны, психические и психосоматические расстройства как нанесение вреда самому себе и собственным нормам. Авторы эмпирически подтверждают предположение, что женщины реагируют на такое критическое событие в жизни, как миграция, скорее увеличением жалоб психического и психосоматического характера, тогда как мужчинам более характерно девиантное поведение, в том числе алкоголизм и наркомания. Все эти критические стратегии преодоления R. Strobl & W. Ktihnel (2000) расценивают как порожденные расстройством идентификации, недостатком чувства собственного достоинства, неуверенностью и страхами перед будущим у мигрантов.

Считаю важным привести фрагменты из исследования, посвящённого проблемам интеграции русских немцев юношеского возраста в Германии. По большому счёту, с теми же сложностями сталкивается множество эмигрантов разных возрастов, выходцев из бывшего Советского Союза:

«Несмотря на растущее количество русских немцев юношеского возраста в Германии, государство не выделяет соответствующих средств, для необходимой поддержки в изучении языка. В связи с напряжённым бюджетом финансирование языковых программ будет далее сокращено. Теперь переселенцам выделяются только 6 месяцев для изучения немецкого языка. В 70-х — 80-х годах предлагались 12–15 месячные курсы, в поздние 80-е -10-ти месячные курсы, а до конца 1993 года они длились 8 месяцев».

Потеря ориентации

Молодые переселенцы выросли в совершенно другой общественной системе и в их окружении присутствовали совсем другие привычки и модели действий. В стране, откуда они прибыли всё было для них знакомым и понятным, в сложных ситуациях они обращались за информацией к родителям или к взрослым из их окружения. В Германии их родители или близкие перестали быть для них опорой, поскольку сами оказались в стадии ориентации и не могут объяснить многих вещей. Молодёжь часто не знает, что им здесь, в Германии делать или как им себя вести. Например, какое образование им получать или чем заниматься в свободное время. В этом скрывается причина того, что они теряют ориентировку.

Образование анклавов

Многие знакомства и родственные отношения, которые возникли во временных местах пребывания для переселенцев, оказывают притягивающее влияние и приводят к тому, что люди поселяются именно в тех жилых кварталах, где уже живут многие из их соотечественников.

Жилые кварталы, заселённые преимущественно людьми, приезжающими из стран СНГ, часто называются местными жителями «Малая Сибирь» или «Новый Казахстан».

В связи со сложившейся жилищной ситуацией не вызывает удивления тот факт, что многие общины жалуются на нарастающие конфликты в данных районах. Таким образом развивается враждебность по отношению к русским немцам и к диспропорции в сторону детей переселенцев во многих школах, что осложняет возможность нормального преподавания. Если в этих районах города присутствует высокий процент безработицы и низкий материальный уровень, то это усиливает частоту возникновения проблем с алкоголем и наркотиками. (Далее в статье обсуждаются проявления насилия со стороны таких подростков в Германии — Я. С.).

Проблемы с самоидентификацией

В связи с несоответствием между этническим самосознанием, этнической принадлежностью и видимыми с обеих сторон культурными различиями у молодёжи возникает личностный конфликт.

Даже когда этническая принадлежность не играет большой роли, всё равно переселенцам юношеского возраста приходится с ней сталкиваться в процессе интеграции. Они должны решить, кто они: русские, немцы или всего понемногу. Как раз этот выбор и является наиболее трудным, ибо многие юноши и девушки не знают, к чему они принадлежат. Найти свой ответ на этот вопрос крайне трудно, поскольку окружающие их родители, учителя, административные служащие, друзья из состава местного населения и просто соотечественники выражают (неточное слово) диаметрально противоположные мнения.

Желание быть немцем среди немцев в большинстве случаев невыполнимо. Русские немцы проявляют себя как русские по множеству деталей. В связи с этим их и рассматривают как русских. Постоянные объяснения и доказательства, что они немцы, а также прогрессирующее отторжение в своей среде утомляют и делают равнодушными. Поэтому всё больше русских немцев юношеского возраста сами называют себя «русскими» и перенимают, таким образом, навязанную им терминологию.

Это ожидание и надежда молодых переселенцев, что им удастся, как немцам, добиться большего признания, лучше встроиться в общество и достичь более высокого социального статуса, чем другие группы переселенцев, вызывают впоследствии особую форму разочарования, которая способна усиливать ненормальное поведение.

Некоторые исследования доказывают, что русские немцы юношеского возраста старше 16 лет чаще всего сталкиваются с боязливостью, неуверенностью, пониженной самооценкой и в результате со страхом перед экзаменами, нежеланием учиться в школе, страхом общения и другими ярко выраженными страхами (сообщает региональная служба немецкого Отдела по Борьбе с вредными пристрастиями г. Штутгарт)» (Немецкоязычный оригинал текста приведён в приложении 1).

Так достаточно ли хороших знаний языка, чтобы легко преодолеть барьер в общении, влиться в западное общество, преодолеть неприязненное отношение к себе и найти своё место в новом социуме? Вы не нашли ответа?

Подробнее к этим вопросам мы ещё вернёмся в мифе № 9.