О властолюбии и жестокости Цыси много написано в исторической и мемуарной литературе после ее смерти. Возможно, не все отражено точно: вдовствующая императрица старалась скрыть свои злодеяния от общественной огласки. И тем не менее, как говорят, нет дыма без огня — эти описания в целом соответствовали действительности.

Последний маньчжурский император Пу И о властолюбии Цыси писал: «Она никак не могла упустить полученную однажды власть. Для нее принципы морали и законы предков существовали только для удовлетворения собственных интересов, и Цыси не могла позволить, чтобы они хоть в чем-либо ее сковывали. Все, кто потакал ей — будь то ее близкие родственники или придворные сановники, — процветали, а кто становился на ее пути — гибли».

Обычно человек, с которым Цыси разговаривала, не мог называть себя местоимением первого лица «я»: надо было говорить «раб» или «рабыня» (нуцай). Как-то Цыси спросила жену маньчжурского посланника:

— Я слыхала, что немецкие дворцы обставлены очень просто. Это правда?

Жена посланника ответила ей:

— Рабыня не бывала в немецких императорских дворцах, поэтому ничего не может сказать.

— Вам нравится эта музыка? — спросила Цыси одного сановника во время представления китайской оперы:

— Музыка очень приятная, — последовал ответ, — только раб не особенно разбирается в музыке.

Коленопреклонение и челобитье, как уже говорилось, были непременным правилом для всех, в том числе и для самых высокопоставленных сановников.

Впереди возвышенного трона в часы аудиенции клали на пол пять подушечек специально для членов Верховного императорского совета. Ближе всех к трону находилась подушечка для главы Верховного императорского совета: она всегда была на одном и том же месте, в то время как другие подушечки передвигались.

Чиновники пониже рангом становились коленями на каменный пол без всяких подстилок. Чтобы облегчить свое челобитье, они часто обертывали свои колени толстым слоем ваты, и это не было видно под длинным халатом. Иногда подкупали евнухов: те незаметно подставляли подушечки под колени совершавшим челобитье.

Расстояние между троном и прибывшим на прием было не настолько близким, чтобы он мог подслушать разговор между вдовствующей императрицей Цыси и императором Гуансюем, голос которого всегда был слабым и невыразительным. Подкупленный сановником евнух мог передвинуть подушечку, и тогда посетитель оказывался ближе к трону.

Аудиенция происходила примерно в таком порядке. Чиновник прибывал в Тронный зал в сопровождении евнуха: тот открывал огромные двери тронной комнаты, становился на колени у порога, объявлял имя и должность прибывшего и удалялся, закрывая за собой дверь. После этого чиновник переступал порог Тронного зала и становился на колени перед возвышенным императорским троном.

Восседавшая на троне Цыси и сидевший несколько в стороне и сзади Гуапсюй выслушивали прибывшего, задавали ему вопросы. Когда заканчивался прием, он вставал и удалялся.

Если императорский указ обнародовался в отсутствие Цыси, то сановники все равно должны были становиться на колени, словно при таком торжественном акте находилась сама вдовствующая императрица.

Цыси всегда подчеркивала свое верховенство над Гуансюем. Если она сидела, то он оставался стоять на несколько шагов позади нее и никогда не осмеливался сесть без ее приглашения. Когда вдовствующая императрица приглашала его отведать трапезу за одним столом, он преклонял колени и ел стоя только то, что она ему предлагала.

Во время государственных приемов Цыси старалась не отпускать от себя Гуансюя. Как-то во время такого приема Цыси в разговоре с иностранными дипломатами затронула вопрос о движении ихэтуаней, сокрушалась, что вынуждена была отрезать свои длинные ногти, говорила о своей вере в гадания. Несколько позади нее стоял Гуансюй и молча наблюдал за беседой. Ему, очевидно, это надоело, и он направился в императорский театр, где как раз шло представление.

Увлеченная беседой, Цыси вначале не обратила внимания на исчезновение Гуансюя. Затем, обнаружив его отсутствие, сильно забеспокоилась и громким голосом спросила стоявшего рядом главного евнуха Ли Ляньиня: «Где император?» Евнухи засуетились, побежали в разные стороны искать императора. Найдя его в театре, они вернулись и доложили об этом повелительнице Китая. Цыси сразу же успокоилась и поручила евнухам наблюдать за ним.

Почему Гуансюй присутствовал на императорских приемах, если его отстранили от управления страной? Это можно объяснить двумя причинами. С одной стороны, надо было показать, что император Гуансюй не является пленником, заточенным во дворце Иньтаи, а с другой — что дела государственные решает не он, а вдовствующая императрица Цыси.

Цыси была необычайно опытна в дворцовых интригах, беспощадно расправлялась со своими противниками как во дворце, так и за его пределами, отличалась холодной жестокостью, вела расточительный и распутный образ жизни. Ее увлечения, писали современники, были столь же многочисленны, сколь и преходящи, фавориты были ей милы лишь в минуты необузданной оргии, и потому они разделяли с ней только ложе, по не власть. Многие из них трагически поплатились за эту высокую честь. О ее кутежах с евнухами, под видом которых тайком проводились во дворец молодые люди, о красавцах-юношах, принимавших участие в этих оргиях и исчезавших бесследно после каждого такого пиршества, слагались легенды.

От нежелательных людей она обычно освобождалась с помощью яда. С этой целью в императорской аптеке хранились ядохимикаты еще со времени династии Мин, а некоторые из них были привезены иностранными миссионерами из Европы. Сила воздействия яда была различна: от одного умирали сразу, при прикосновении к губам, от другого — в страшных муках.

Как-то главный евнух Ли Ляньин повстречал в одном из пекинских ресторанов официанта по имени Ши, изумительно красивого юношу. Ли Ляньин привел его в Запретный город и представил Цыси. Она была поражена красотой юноши и определила его обслуживать императорский стол. Так Ши стал фаворитом вдовствующей императрицы под видом официанта. Закончилось это тем, что Цыси забеременела. Тогда ей было 36 лет (1872 г.). Когда родился ребенок, его неудобно было держать во дворце, и он был передан на воспитание ее сестре Дафэн, жившей в западной части Пекина. А чтобы замести следы, юноша Ши был умерщвлен с помощью яда.

В 1881 г. театральный Пекин восхищался самым модным и популярным актером, красивым и очаровательным молодым человеком — Ян Юэлоу. Об этом стало известно Цыси, и она повелела ему явиться в Летний дворец и выступить на императорской сцене. Изысканные манеры юноши, остроумие, а главное — красота пленили повелительницу Китая, и она сделала его своим любовником.

Ян Юэлоу мог навещать покои Цыси в любое время дня и ночи. А чтобы постоянно иметь возлюбленного «под рукой», Цыси назначила его личным телохранителем. И хотя это было грубым нарушением установленных правил, никто из князей и сановников не осмелился ее порицать.

Молодой актер часто проводил ночи в покоях вдовствующей Императрицы, но это кончилось для него печально. Однажды вечером сорегентша Цыань неожиданно появилась в покоях Цыси с намерением о чем-то с ней посоветоваться. Она не застала там Цыси, но увидела на ее ложе спокойно лежащего Ян Юэлоу. Сорегентша быстро удалилась, предупредив служанку о своем посещении.

Цыси, вернувшись в спальню, узнала о посещении Цыань. Это могло кончиться скандалом: ведь ее, правительницу Китая, застали с любовником, что означало грубое нарушение заветов предков. И она решила, как всегда в этом случае, действовать незамедлительно. Цыси приказала Ян Юэлоу встать с постели, сказав при этом:

— Моя сорегентша Цыань может скоро вернуться, поэтому тебе лучше всего скорее удалиться. Здесь, на моем столе, находится прекрасный сок, выпей его и отправляйся домой.

Послушный фаворит сделал так, как ему велели. Вернувшись домой, он умер в страшных муках: оказывается, в чашке с соком, который ему предложила Цыси, находился разведенный мышьяк.

Жертвой яда стал один из евнухов, по имени Лю, влияние которого на Цыси некоторое время было сильнее, чем влияние главного евнуха Ли Ляньина. Он ненавидел Лю и делал все, чтобы очернить его в глазах повелительницы Китая. И как Лю ни отбивался от клеветнических наветов, в конце концов он впал в немилость Цыси и стал ее жертвой.

Цыси вызвала Лю в свои покой и дала полную волю ярости.

— За твою непочтительность ты заслуживаешь обезглавливания! — прозвучал ее злобный голос.

Лю понял, что судьба его предрешена. Он встал на колени и сказал:

— Ваш раб заслужил смерть, но я умоляю Старую Будду вспомнить, что я служил ей, как собака или лошадь, в течение тридцати лет. Поэтому прошу позволить мне умереть с целой головой.

— Идите и ждите моего приказа, — брезгливо ответила она, повелев служанкам отвести обреченного в отдельную комнату и закрыть ее на замок. Затем, разразившись смехом, Цыси вызвала своих евнухов и служанок и сказала:

— Сегодня у меня есть новая забава для вас.

Одной служанке было велено принести небольшой ларец из спальни вдовствующей императрицы. Цыси открыла его с помощью крохотного ключика, висевшего у нее на поясе. В ларце оказалось около 20 пузырьков. Выбрав один из них, она вылила содержимое его в рюмку, добавила туда воды и приказала служанке отнести рюмку своей жертве.

— Пусть он выпьет и спокойно ложится на кровать, — сделала она последнее распоряжение.

Вскоре служанка вернулась и доложила, что сделала все так, как велела Старая Будда.

Через несколько минут Цыси сказала собравшимся:

— Теперь вы можете убедиться в шутке, которую я вам обещала. Откройте дверь комнаты Лю и посмотрите, что там случилось.

Все направились в комнату: там лежал евнух Лю в безжизненном состоянии — он был мертв без всяких признаков мучения.

Как-то на территории Запретного города были обнаружены трупы двух девушек. На это в обычных условиях, возможно, и не обратили бы особого внимания. Однако обе молоденькие девушки были в услужении у Цыси, поэтому много знали о ее оргиях и эротических похождениях. Чтобы не иметь живых свидетелей, которые могли проговориться, Цыси решила их умертвить. Об этом стало известно князю Дуаню — сыну покойного императора Даогуана и брату Сяиьфэна. Осуждая Цыси за деспотизм, он постарался случай с убийством двух девушек сделать достоянием придворных.

Больше всего от жестокости Цыси страдали рядовые евнухи.

Если евнух совершал проступок, его били бамбуковыми палками. За попытку к бегству его также избивали палками. При повторной попытке к бегству на шею евнуха вешали кангу — шейную колодку, состоявшую из двух досок с полукруглыми вырезами для шеи. Такую шейную колодку он носил, не снимая, в течение двух месяцев. При последующей попытке к бегству его ссылали в Мукден — древнюю столицу маньчжуров. Если евнуха уличали в воровстве, его немедленно обезглавливали.

Однажды евнух, составивший императрице Цыси партию в шахматы, сказал во время игры: «Раб бьет коня почтенного предка», на что она в гневе воскликнула: «А я бью твою семью!» Евнуха выволокли из комнаты и избили до смерти.

Вдовствующая императрица очень берегла свои волосы. Евнух, который причесывал ее, обнаружил на гребне несколько волос. Он растерялся и хотел было спрятать их, но Цыси в зеркало увидела это, и евнуха избили палками. С возрастом у нее появился на лице нервный тик, и она меньше всего хотела, чтобы кто-нибудь это видел. Императрица тщательно скрывала свои лета и старалась заставить приближенных забыть о них. Когда один из евнухов задержал свой взгляд на ее лице, она резко спросила: «Чего уставился?». Тот не нашелся что ответить и тут же получил несколько десятков ударов палкой.

Как-то вдовствующая императрица спросила евнуха: какая на улице погода? Евнух, у которого сохранился еще деревенский выговор, ответил: «Погодка сегодня холодная-прехолодная!». Ей не понравилось выражение «холодная-прехолодная», и евнуха избили.

При Цыси всегда находился желтый мешок с различными бамбуковыми палками: такими палками по ее распоряжению наказывали евнухов. Куда бы она ни отправлялась, этот мешок всюду носили за ней.

С подавлением движения ихэтуаней для Цыси закончились опасные и тревожные дни: завершилось ее «самоизгнание», связанное с различными неудобствами; подписан унизительный Заключительный протокол с державами, наказаны сторонники антииностранного курса. Жизнь вдовствующей императрицы вновь вошла в свою привычную колею.

Любимым местом времяпрепровождения Цыси, особенно в жаркое и знойное время, был дворец-парк Ихэюань, расположенный в 12 километрах к северо-западу от Пекина.

Общая площадь парка 330 гектаров, из них одна пятая часть приходится на горы и около четырех пятых — на водную поверхность. В различных уголках парка разместились дворцы, храмы, отдельные залы, террасы, павильоны, пагоды, ажурные мосты и другие сооружения.

Маньчжурское правительство в 1883 г. выделило большие ассигнования на создание современного военно-морского флота. Значительная часть этих средств была присвоена Цыси и использована для возведения в окрестностях Пекина роскошного летнего дворца-парка Ихэюань.

Последний маньчжурский император Пу И со слов близких о своем деде — великом князе Чуне писал: «Когда дед отвечал за создание военно-морского флота, то для того, чтобы у вдовствующей императрицы было место для развлечений, он истратил на строительство ее летнего дворца Ихэюань большую сумму денег, предназначенную ранее для организации флота. В самый разгар строительства в провинции Чжили и в окрестностях Пекина произошло крупное наводнение.

Цензор У Чжаотай, боясь волнений среди пострадавших, предложил временно приостановить работы по строительству дворца, но был лишен чиновничьего звания и „дело его передали для дальнейшего разбора“. Великий князь Чунь, однако, в поте лица все же выполнил свою миссию. В 1890 г. в летнем дворце Ихэюань были завершены все работы».

При своих огромных размерах и сложной планировке Ихэюань сочетает в себе красоту природную и искусственную: во дворце-парке представлены все характерные ландшафты Китая. Напоминая известные красивые места, он одновременно отличается необыкновенным своеобразием.

Озеро Куньминху, гора Ваньньшоушань (гора Долголетия), храм Фосянгэ, пагода Юйцюань, цепь горных хребтов и отвесных скал и затерянные в дымке вершины Западных гор — все здесь слилось воедино, образуя прекрасный фон для парка. Озеро Куньминху у горы как бы открывает красивый вид на весь парк. Трудно поверить, что это озеро, созданное более 200 лет назад, — искусственное «водохранилище» для обеспечения водой города Пекина.

В китайских парках сооружались галереи, объединявшие основные постройки архитектурного ансамбля. Такие галереи служили защитой от дождя и солнца, местом отдыха, выполняли декоративную функцию.

Гордостью загородного парка-дворца Ихэюань считается галерея Чанлан, или Длинная галерея, — так ее прозвали за большую протяженность. По словам китайского поэта, она «похожа на шелковую лепту, опоясывающую стан красавицы-феи».

Галерея Чанлан, пересекая основные постройки архитектурного ансамбля, разноцветной радугой протянулась вдоль озера Куньминху: она начинается на востоке у ворот Яоюэмэнь, проходит у подножия горы Ваныпоушань и кончается у павильона Щичжатин на западе. Общая протяженность ее 728 метров.

Вступая под своды Длинной галереи, посетитель видит перед собой теряющуюся вдали вереницу зеленых колонн. Балки сводов галереи покрыты резьбой и ярким разноцветным орнаментом. Колоннады и стропила также украшены национальным орнаментом.

В каждой из 273 секций галереи потолок и стропила расписаны множеством больших и малых картин масляной краской в традиционной китайской манере. Всего там насчитывалось около 6 тысяч картин, среди них нет ни одной одинаковой.

Содержание картин весьма разнообразно. Темой некоторых из них являются легенды, заимствованные из знаменитого средневекового романа «Путешествие на запад», сюжеты из классических художественных произведений «Троецарствие», «Речные заводи», «Сон в красном тереме». На многих картинах изображены сцены из известных китайских пьес, на некоторых из них — пейзажи южнокитайского озера Сиху, цветы, птицы…

Обе стороны галереи заканчиваются небольшими павильонами с поэтическими названиями: «Павильон застывшей красоты», «Ладья пары чаек», «Павильон, где останавливаются волны», «Павильон осенних вод», «Павильон чистых далей» и др. Каждый павильон отличается своеобразной красотой. Отсюда открывается живописный вид, меняющийся в зависимости от точки наблюдения.

Неторопливая прогулка по Длинной галерее оставляла у посетителя незабываемое впечатление. Можно было одновременно любоваться нарисованными сверху картинами, живописными видами озер и гор, их причудливыми очертаниями.

Центральный храмовой и дворцовый ансамбль начинается с трехпролетной арки на берегу озера Куньминху. Поднимаясь по лестнице, попадаешь в павильоны — Пайюаньдянь (Павильон заоблачных высей), находящийся в центре горы Ваньшоушань, и Дэхойдянь (Павильон блеска и доблести). Оба они со сверкающими на солнце черепичными двухъярусными крышами, с терракотовыми фигурками на острие скатов, с традиционной росписью фризов и глубокими портиками с колоннами являют собой прекрасные образцы дворцового зодчества периода маньчжурского господства.

Одной из главных достопримечательностей Ихэюаня является огромное сооружение на переднем склоне горы Ваныпоушань восьмиугольного четырехъярусного храма Фосянгэ (Храм воскурения благовоний в честь будд), который считается эмблемой парка-дворца. В центре храма возвышается позолоченная статуя будды Шакья-Муни, а по сторонам от нее — статуи его учеников. Из беседок, расположенных у основания храма, открывается прекрасный вид на весь парк и озеро Куньминху.

Напротив храма Фосянгэ стоит приземистое здание другого храма — Чжихойхай (Храм моря мудрости и разума), в котором помещена огромная позолоченная фигура лежащей святой с женским ликом — это покровительница женщин, богиня Гуаньинь. Сдержанная улыбка и загадочное выражение лица как бы внушают всем мысль о ее всемогуществе, проницательности и доброте.

Задний склон горы Ваньшоушань обращен в несколько глухое и тихое место. Весной, когда расцветают персиковые деревья, это место напоминает море цветов. Под горой извивается ручей, вытекающий из озера; гора изрезана извилистыми тропинками. Берега озерного ручья как бы вписываются в ландшафт.

У западного склона горы, на берегу озера Куньминху, можно увидеть огромную мраморную ладью с загнутыми вверх носом и кормой. Основание ее было построено в китайском стиле еще при маньчжурском императоре Цяньлуне (1736–1796). Впоследствии по приказу Цыси ее дополнила двухэтажная надстройка в европейском стиле.

На восточном участке заднего склона горы Ваньшоушань расположен Сад забав (Сицюй юань). Его центр занимает поросший лотосом пруд, а вокруг — водные павильоны, извилистые галереи, бамбуковые рощи, обломки скал. Здесь все было выдержано в подражание стилю, присущему китайской живописи.

В южной части парка Ихэюань бросается в глаза статуя большого бронзового быка за невысокой оградой. Бык стоит, повернув голову в сторону озера. Его ног не видно, но в линиях крупного тела рельефно передана спокойная сила животного. По поверью, бык наблюдал за злыми духами вод и укрощал их. Здесь же находится одна из достопримечательностей Ихэюаня — Мост 17 арок (Шицикунцяо), похожий на длинную радугу. Его арки напоминают ряд сцепленных и все увеличивающихся к центру колец. Мост выложен брусчаткой, столбики балюстрад украшают каменные львы. На островке, куда перекинулся мост, в густой зелени скрывается группа чудесных по архитектуре строений, среди которых выделяется Храм царя драконов (Лунванмяо).

У главного, восточного входа Дунгунмэыь крытые переходы ведут в Павильон человеколюбия и долголетия (Жэньшоудянь), обрамленного стройными колоннами. Здесь в своих покоях Цыси справляла день рождения и другие знаменательные даты. Около дворцового здания размещены огромные бронзовые курильницы, медные журавль и дракон, глиняные чаны с символическим орнаментом.

Севернее Павильона человеколюбия и долголетия находится Павильон добродетели и гармонии (Дахэюань) с трехъярусной крышей с широкими проемами и свободной планировкой. В нем устраивались театральные представления для Цыси и ее приближенных.

Особо пышно выглядел в Летнем дворце трон вдовствующей императрицы; вырезанный из ценного дерева, он был устлан желтыми подушками. По бокам находились павлиньи опахала, а сзади, в позолоченной раме — зеркальные заставки, исписанные иероглифами. Перед троном стояли шесть курильниц для фимиама, чаша для роз и две жаровни для воскурений. Ближе к тропу, распустив пышный хвост, величавый феникс словно поджидал свою повелительницу. Здесь же охраняли ее дракон с жемчужиной в одной лапе и мифическое животное цилинь. Трон окружали восемь журавлей и два феникса, искусно сделанные из драгоценной перегородчатой эмали. По сторонам трон украшали роскошные трюмо, картины, вырезанные из камня, вазы, часы с птичками и колокольчиками.

Под узорчатым потолком и на стенах были развешаны вырезанные из дорогого дерева черные и красные надписи, например, такие: «Длится веселье без конца», «Доблесть развевает, милость орошает», «Любящее сердце — первое счастье». На видном месте красовались иероглифы мистического значения: «фу» (счастье) и «шоу» (долголетие).

10 октября 1894 г. Цыси исполнилось 60 лет. С начала 1894 г. велась деятельная подготовка к юбилейным торжествам по случаю ее дня рождения. Для украшения парка-дворца Ихэюань были истрачены огромные суммы денег. Вдоль всех больших улиц, ведущих к Ихэюаню, а также в западной части Пекина, прилегающей к дворцу, на расстоянии пяти шагов друг от друга ставились украшенные цветами беседки и павильоны, в которых играла музыка и давались представления. Попытки ограничить такие расточительные расходы вызвали гнев Цыси, которая заявила: «Тому, кто сегодня портит мне радостное настроение, я испорчу настроение на всю жизнь».

Цыси полюбился дворец-парк Ихэюань, где она проводила время в бесконечных развлечениях: забавлялась театральными представлениями, устраивала роскошные пиры, предавалась всевозможным оргиям. Ее ублажала многочисленная челядь — евнухи, фрейлины, придворные сановники.

В каких условиях жила повелительница Китая во дворце-парке Ихэюань? Вся мебель в ее личных апартаментах была сделана из дорогого ароматического сандалового дерева. До выделки дерево Длительное время хранили в буддийских храмах, где оно «освящалось».

Все предметы, которыми пользовалась Цыси, — паланкин, кресла, одежда, туфли, носовые платки, посуда и т. п. — имели императорские символы: изображение дракона или иероглифа «шоу» — Долголетие. Она увлекалась коллекционированием настольных часов, доставленных из Европы. В ее комнатах Летнего дворца было собрано свыше 80 различных их видов.

Спальня Цыси в Летаем дворце представляла собой комнату с нишей в стене для кровати в виде алькова. Три стороны ниши были увешаны полками, на которых хранились ее любимые вещи — редкие изделия из нефрита, книги, а также 15 различных часов. Пиша отделялась от комнаты занавеской из дорогого с вышивками атласа.

Днем на кровати лежало множество красочно расшитых подушек, но хозяйка спала только на одной, набитой чайными листьями. Говорили, что такая подушка благотворно действовала на ее зрение. И еще одна подушка, набитая сухими цветами, отличалась своей необычностью: в середине ее было сквозное отверстие, к которому Цыси во время сна прислоняла ухо, что якобы позволяло ей слышать даже самые отдаленные шорохи, и в это время никто не мог неожиданно приблизиться к ней.

Высоко над кроватью был прикреплен деревянный каркас, от которого спускались вниз занавески из белого крепа с красивыми вышивками. На них подвешивалось множество шелковых мешочков, наполненных травами, издававшими аромат, что доставляло особое удовольствие Цыси.

Когда Цыси удалялась на покой, двери ее спальни с внешней стороны охраняли шесть евнухов. Они бодрствовали всю ночь. В самой спальне находились два евнуха, две девушки-служанки, две старые служанки и иногда еще две фрейлины. Все они ташке бодрствовали всю ночь. Девушки-служанки перед сном массировали ноги Цыси, а старые служанки в это время следили за их работой. Два евнуха наблюдали за поведением старых служанок, а две фрейлины — за всеми, чтобы никто не допустил злого умысла. В обязанность фрейлин входило каждое утро будить вдовствующую императрицу.

Цыси вставала на рассвете, съедала чашку жидкой каши из клубней лотоса или выпивала чашку горячего молока.

Евнухи выносили во двор и проветривали ее постельное белье, обметали кровать специальным опахалом, а затем стелили войлок, на который клали три толстых матраца, сшитых из желтой парчи. Матрацы накрывали разноцветными шелковыми простынями и все это, в свою очередь, — желтым атласом, украшенным изображениями золотых драконов и голубых облаков.

Предметом особого внимания вдовствующей императрицы были ее туалеты. Она говорила приближенным: «Я люблю сама хорошо одеваться и видеть других изысканно одетыми. Мне доставляет необычайное удовольствие любоваться наряженными девушками. Это порождает во мне мечту быть вновь молодой».

В ее туалетной стояло несколько десятков флаконов с различной ароматической жидкостью и пахучее мыло. Утром, вымыв лицо, она утиралась мягким полотенцем, увлажненным особой жидкостью, приготовленной из меда и цветочных лепестков, пудрила лицо ярко-розовой пудрой с сильным запахом.

Утром Цыси одевала просторный халат и принималась за свой завтрак. Как правило, она завтракала одна — правителям Китая по установленному веками этикету запрещалось разделять трапезу с кем-либо. Природа наделила ее хорошим аппетитом и сном. Она любила изысканную и разнообразную пищу, которой издавна славилась китайская кухня. Ее любимым блюдом был «мягкий цыпленок», сваренный на пару, размельченный и прокипяченный в молоке.

Отведать изысканное блюдо было страстью Цыси. О том, как завтракала Цыси, можно судить по описанию в книге «Два года в запретном городе». Ниже приводится с некоторым сокращением рассказ автора книги Дерлин о завтраке Цыси в летнем императорском дворце Ихэюань.

«Ее величество в разговоре со мной сказала: „Право, мне так было интересно беседовать с вами, что я забыла о завтраке“. По приказу Цыси евнухи приготовили три больших стола, на которых разместили подносы с едой. Я насчитала на столах примерно 150 различных блюд, которые в пиалах и маленьких тарелках были расставлены в два длинных ряда. На пиалах красовались тонко разрисованные зеленые драконы и иероглиф „шоу“. Тарелки, палочки, ложки, которыми она пользовалась, были покрыты серебром. Ее величеству придвинули два столика, заставленных тарелками с различными сладостями: семена лотоса, приготовленные на сахаре, семена дыни, грецкие орехи, особым способом приготовленный сахарный тростник, фрукты в различных видах и другие яства.

Я наблюдала, с какой быстротой Ее величество поглощала эти яства, и удивлялась, как после этого она еще в состоянии завтракать.

Под конец евнухи принесли чай в нефритовых пиалах, покрытых позолоченными блюдцами. В двух специальных чашечках находились лепестки жасмина и розы. Евнухи, держа в руках подносы с этими чашечками, опустились на колени перед вдовствующей императрицей. Она взяла серебряными палочками лепестки цветов и положила их в свою пиалу, отчего чан принял особый аромат.

После чаепития Ее величество предложила нам перейти в другую комнату, где был приготовлен завтрак.

Войдя в комнату, Цыси села за большой стол, а нам предложила завтракать стоя. „Сожалею, что вы должны кушать стоя, — заметила она, — но я не могу нарушать обычаев наших великих предков. В моем присутствии не могут сидеть даже самые высокопоставленные лица“. Прежде чем приступить к завтраку, мы сделали перед ней несколько поклонов, затем взяли серебряные палочки для еды.

Во дворце запрещалось есть говяжье мясо: считалось большим грехом убивать рабочий скот. Поэтому пища в основном состояла из свинины, баранины, дичи, домашней птицы и овощей. Подали свинину в различных видах: вырезку, холодную свинину, нарезанную тонкими ломтиками, свинину со специальным соусом, свинину с нарезанными ростками бамбука, свинину, приготовленную с вишней и луком. Затем принесли оладьи с яйцами, грибы, свинину с капустой, брюкву. Домашняя птица и баранина были приготовлены разными способами. В центре стояла широкая чаша с супом, в котором были цыпленок, утка и акульи плавники. Здесь же рядом находились тарелки с цыпленком без костей и жареной уткой: они были посыпаны мелко нарезанными сосновыми иголками, отчего исходил приятный запах.

Ее величество особенно любила отведать корочку жареного поросенка, нарезанную мелкими кусочками, а также различные рассолы. В конце трапезы нам подали кашу, приготовленную из желтого риса и сладких зерен».

Цыси питала страсть не только к изысканным блюдам, но и к дорогим и изысканным нарядам и драгоценностям, особенно к жемчугу и нефриту. Эти бесценные сокровища хранились в 6 тысячах коробках в специальных комнатах. Среди них выделялся один крупный жемчуг искусной работы — Цыси носила его в особо торжественных случаях.

Описание сокровищ вдовствующей императрицы и ее роскошных нарядов приводит в своей книге Дерлин.

«Ее величество ввела меня в комнату, где показала мне свои драгоценности. С трех сторон эта комната от пола до потолка была заставлена полками, на которых находилось большое количество коробок из черного лака — в них хранились всевозможные драгоценности. На некоторых коробках были наклеены желтые ленты с надписями о содержимом. Ее величество, указывая на один из рядов коробок, расположенных с правой стороны комнаты, сказала: „Здесь я храню самые любимые украшения — их я ношу ежедневно, а в остальных коробках находятся украшения, которые я ношу только в особых случаях. В этой комнате около трех тысяч коробок с драгоценностями. Еще больше коробок находится в другой комнате, которая охраняется“.

Мне было предложено принести пять коробок, стоявших в первом ряду на полке, и поставить на стол. Она открыла первую из них, и я увидела необычайной красоты пион, сделанный из коралла и нефрита, его лепестки дрожали словно живые цветы. Цыси прикрепила пион к наколке на голове. Затем она открыла другую коробку и вынула из нее великолепную бабочку, также из коралла и нефрита. В двух коробках находились золотые браслеты и кольца, отделанные жемчугом и нефритом. В последних двух коробках были ожерелья из жемчуга. Таких изумительных вещей я никогда не видела.

Одна из фрейлин принесла несколько платьев-халатов для выбора. Ее величество осмотрела эти халаты и сказала, что ни один из них ей не подходит, и велела их унести. Я бросила взгляд на халаты и поразилась их совершенной красотой, удивительной расцветкой и красочной вышивкой. Вскоре та же фрейлина вернулась с еще большим количеством халатов, из которых Цыси выбрала один — цвета морской волны, расшитый белыми аистами. Она надела его и, осмотрев себя в зеркале, решила, что нефритовая бабочка ей не подойдет, сказав при этом мне: „Вы видите, я очень щепетильна даже к мелочам. Нефритовая бабочка слишком зеленая, и она безобразит мой халат. Положите ее обратно в коробку и принесите мне жемчужного аиста из коробки номер тридцать пять“. Я направилась в комнату, где находились драгоценности, к счастью, быстро нашла коробку № 35 и принесла ее Цыси. Она открыла коробку, взяла аиста из жемчуга, обрамленного серебром, и приколола к волосам. Затем одела короткий розового цвета жакет, разукрашенный вышивками аиста. На ее носовом платке и туфлях также были вышиты аисты. Знаменитый головной убор Цыси украшали 3500 жемчугов, различных по размеру и по форме, изумительного цвета. Когда Ее величество полностью облачилась в свои наряды, она выглядела словно „дама-аист“».

Наряд Цыси подчеркивал ее несравненное богатство, знатность, блеск и тонкий вкус. Она любила одеваться в дорогостоящий халат — специфическое китайское одеяние, напоминавшее длинное европейское платье, носила накидки, расшитые жемчугом. Голову ее украшала причудливая прическа с обилием наколок на голове. Для официальных встреч вдовствующая императрица надевала красивый атласный или шелковый халат желтого цвета, расшитый золотыми драконами или ярко-розовыми пионами. Ей не нравился желтый цвет. «Я выгляжу в нем, — с досадой говорила она, — слишком некрасивой. Мое лицо сливается с желтым цветом». И тем не менее установленный этикет вынуждал ее соблюдать правила, хотя нередко она их и нарушала.

Для повседневной носки у ней имелось более 300 платьев-халатов, которые хранились в лакированных коробках, обвязанных желтым шелком. Каждый халат отделывался жемчугами и нефритовыми камнями.

Зимой Цыси предпочитала носить халаты из атласа с меховой подкладкой, а летом — халаты из тонкого шелка с вышивками. Рукава халата расшивались тесемками; на шее императрицы-регентши красовались изысканные воротнички.

Чаще всего вдовствующая императрица надевала халат из бледно-зеленого атласа, расшитого иероглифом «шоу» и покрытого драгоценными камнями. Поверх платья-халата она набрасывала накидку в виде сетки, сшитую из жемчугов и отделанную кисточками из нефрита. Накидка затягивалась двумя нефритовыми пряжками. На правом плече с верхней пуговицы свисал шнурок с 18 большими жемчугами, отделенными друг от друга плоскими кусочками блестящего прозрачного зеленого нефрита. Возле этой же пуговицы был прикреплен огромный неяркого цвета рубин, от которого спускалась желтая шелковая кисточка, увенчанная двумя крупными жемчугами.

Однажды, готовясь к встрече с иностранными дипломатами, она велела достать из гардеробной до 30 халатов. Осмотрев все халаты, Цыси нашла, что ни один из них не годится, и велела принести еще несколько. Наконец она надела голубой халат, на котором было вышито 100 драгоценных бабочек.

Особое внимание Цыси уделяла головному убору. Обычно на ее пышных волосах красовалась длинная наколка, отделанная по краям жемчугом и нефритом с изображением бабочки и летучей мыши (символ счастья). С левой стороны наколки свисала кисточка из жемчугов, а в центре красовался нефритовый феникс.

Ее руки украшали два браслета: один из жемчуга, другой — из нефрита. На пальцах было несколько нефритовых колец. Браслеты и кольца имели изображения бабочек. Для предохранения длинных ногтей на среднем пальце и мизинце обеих рук Цыси одевала драгоценные наконечники — футляры длиною до 8 сантиметров. Ее туфли, украшенные маленькими кисточками из жемчуга, были расшиты разноцветным нефритом.

Увлекаясь искусственными украшениями, Цыси тем не менее питала особую страсть к естественным цветам, особенно к белому жасмину. Ее личные апартаменты, тронные залы, театральная ложа были щедро украшены всевозможными цветами. Китайцы не ставили срезанные цветы в воду, а держали их сухими в вазах или горшочках: в таком виде они издавали больше аромата.

На прическе вдовствующей императрицы в любое время года красовались живые цветы. Она не разрешала прикалывать живые цветы молодой императрице — жене Гуансюя и фрейлинам: они могли носить лишь нефрит и жемчуг. И это мотивировалось тем, что ее придворные женщины были молодыми и могли обойтись без живых цветов.

Цыси считала себя хорошим каллиграфом: она писала на свитках кистью и даже щеткой крупные иероглифы, обозначающие «долголетие», «счастье», «мир». Такими свитками награждались ее дворцовые фавориты и даже иностранцы. А чтобы никто не мог спутать ее подарок, на таком свитке ставилась личная печать Цыси.

Увлекаясь живописью и каллиграфией, Цыси считала себя талантливой художницей. Она содержала при дворе 18 художников, отобранных как самых лучших из многочисленных мастеров живописи и портрета. Им вменили в обязанность рисовать Цыси в разных позах: одну или в окружении близких. Больше всего она любила позировать перед художниками в образе богини милосердия Гуаньинь с четками в руке. Свои портреты Цыси дарила приближенным в знак великого внимания.

Американская художница Катрин Карл в 1904 г. рисовала с натуры портрет Цыси. Она написала два ее портрета: один остался во дворце, а другой был послан на выставку в американский город Сан-Луис. Портрет был вынесен из дворца Цыси с соответствующими церемониями: перед ним было совершено челобитье, в котором принял участие император Гуансюй.

Посредственная художница К. Карл за один лишь портрет запросила с Цыси 100 тысяч американских долларов. Портрет пользовался шумным успехом в США и принес художнице немалый доход.

Катрин Карл была первая европейская женщина, которая длительное время находилась под одной крышей с Цыси, наблюдала за ней, наиболее подробно описала ее внешность в книге «С вдовствующей императрицей Китая». В этом описании сильно чувствуется субъективное восприятие, тем не менее оно представляет определенную ценность как наблюдение очевидца.

«Превосходно сложенная фигура с прелестно посаженной головкой на плечах. Все было при ней: поистине красивые руки, изысканно маленькие и пухлые; симметричная, правильной формы голова с довольно большими ушами; черные как смоль волосы, гладко зачесанные на пробор над высоким широким лбом; тонкие изогнутые брови, блестящие черные глаза, симметрично расположенные на лице; аристократический нос „благородной“ формы, как называют его китайцы; верхняя губа подчеркивает ее твердость; довольно большой, но красивый рот с подвижными алыми губами, которые придают ее улыбке редкое очарование, когда, полуоткрыв их, она обнажает здоровые белые зубы; волевой подбородок, но без намеков на упрямство. Если бы я не знала, что ей около 69 лет, я бы подумала, что передо мной хорошо сохранившаяся 40-летпяя женщина».

Цыси увлекалась театральными представлениями, поэтому знала всех знаменитых актеров Пекина. Она не пропускала ни одного популярного театрального зрелища, и артисты должны были играть полюбившиеся ей пьесы в императорском театре. Роли женщин в китайском театре, как правило, исполняли мужчины.

Во время театральных представлений и во дворце она восседала на широком желтого цвета кресле, а император Гуансюй сидел слева от нее на табурете. Его первая жена, «второстепенные» жены, принцессы и фрейлины в нарядных одеяниях стояли рядом, готовые по первому знаку Цыси исполнить ее поручение. Но вот на сцене появились главные актеры и стали отвешивать низкие поклоны. Их игра начиналась с произнесения хвалебных од в честь вдовствующей императрицы.

Если Цыси нравилось представление, она свое удовлетворение выражала словами: «хао, хао» (хорошо, хорошо). Это был сигнал для остальных присутствующих в театре также выразить свое одобрение артистам независимо от того, понравилась им игра на сцене или нет. Никто из них во время представления не имел права показать свое отношение к игре артистов — это считалось бестактным.

Катрин Карл присутствовала на представлении в императорском театре по случаю дня рождения императора Гуансюя. Об Увиденном церемониале в театре она писала: «В конце этого пышного зрелища штора, прикрывавшая императорскую ложу, была отодвинута, открылись стеклянные створки дверей, и все увидели Ее величество и императора. Князья и сановники подошли к императорской ложе, трижды стали на колени и каждый раз отвешивали три земных поклона, выражая этим признательность за предоставленную возможность присутствовать на представлении. После того как они удалились, артисты подошли к краю сцены и совершили такой же ритуал в честь императорских особ».

Одним из любимых развлечений Цыси была прогулка на джонке по озеру Куньминху в Летнем дворце. Белоснежная, словно лебедь, императорская джонка обычно стояла на берегу у мраморной балюстрады; здесь же находилось множество служебных лодок. В джонке вдовствующая императрица садилась на желтый стул, стоявший на возвышении и напоминавший трои; рядом с пей, поджав под себя ноги, садились на подушечки ближайшие ее придворные. Несколько евнухов стояли сзади, держа в руках теплые платки, сигареты, кальян, готовые по первому приказу предоставить все это в распоряжение своей повелительницы. Около них два гребца, двигая длинными веслами, регулировали движение джонки.

Императорскую джонку тянули на буксире две большие лодки, в каждой находилось по 24 гребца, одетых в голубые халаты. За джонкой следовало несколько лодок с множеством евнухов, обязанных служить императрице при выходе ее на берег. На портативной печке кипятили чай, который в любое время могла потребовать повелительница Китая. Евнухи-певчие исполняли старинные напевы под аккомпанемент старинных инструментов.

Иногда императорская джонка приставала к берегу рядом с фруктовым садом. Цыси сходила на берег и совершала прогулку между яблонями. По китайскому поверью, яблоки — символ мира и процветания. Они были предметом жертвоприношения для Будды. Цыси очень любила есть яблоки, ценила в них не только вкус, но и аромат. В ее апартаментах всегда можно было увидеть вазы, наполненные яблоками.

В летнее время озера в Императорском городе и Летнем дворце-парке покрывались широкими листьями лотоса. Лотос издавна почитался китайцами как символ красоты, чистоты и благородства. Своими изящными очертаниями, цветом и ароматом, характерным шелестом листьев он производит непередаваемое впечатление. Лотос — любимый летний цветок китайцев. Особенно пышно цветет он в жаркие дни июля и августа. Родина лотоса — Индия, однако в Китай он проник давно. Это многолетнее растение с неотмирающим корнем. Листья лотоса круглые. Они похожи на зонтики, установленные над водой, цветы распускаются утром и свертываются вечером.

Цыси любила рано утром кататься на джонке по тихой глади озер и наблюдать, как распускались лотосы при восходе солнца. Причудливые рыбки стаями резвились в водах озер. Они были такими ручными, что брали хлеб из рук человека.

Цыси могла часами кататься по озеру в своей красивой джонке, любоваться лотосом, золотыми рыбками и глазурованной черепицей на крышах дворцов, поблескивающей под лучами восходящего солнца. В такое время она откладывала все свои государственные дела и предавалась созерцанию.

Выезд вдовствующей императрицы в Летнем дворце даже на близкое расстояние обставлялся с большой пышностью. Летом она совершала поездки в открытом паланкине, который несли восемь носильщиков, одетых в красочные, предусмотренные этикетом, одежды. Слева от паланкина шел главный евнух, а справа — его заместитель. Четыре евнуха пятого ранга шли впереди паланкина, 12 евнухов шестого ранга — сзади. Каждый нес в руках что-нибудь из личного туалета Цыси: одежду, туфли, носовые платки, расчески, щетки, коробки с пудрой, зеркала различных размеров, духи, булавки, черные и красные чернила, желтую бумагу, сигареты, кальян, стул, покрытый желтым атласом. Кроме того, паланкин сопровождали две старые женщины и четыре молодые девушки: они также несли что-либо с собой.

Летом 1903 г. длительная засуха поразила поля крестьян Северного Китая. Вдовствующая императрица решила по-своему оказать им «помощь». Вначале она в течение десяти дней совершала молебствия, запрещала громко разговаривать в Летнем дворце, никого не принимала. Молясь о ниспослании дождя, Цыси в течение двух-трех дней не потребляла мясной пищи. По ее приказу было запрещено резать свиней в городской черте Пекина. Когда это не помогло, она велела обитателям Летнего дворца омыть тело и сполоснуть рот, соблюдать пост и предаваться молению. Таким путем предполагалось вызвать жалость у неба и упросить его послать дождь.

Цыси носила с собой нефритовую плитку, которая напоминала всем о серьезности исполняемого акта. Она облачилась в простой серый халат без всяких украшений, вкалывала в волосы ветку ивы (символ дождя).

Церемония моления происходила так. В небольшом павильоне возле ее дворца был поставлен большой стол с низкими ножками. На нем лежали несколько полосок желтой бумаги и нефритовая плитка, на которую насыпали ярко-красный порошок, заменявший собой чернила, и две кисточки для написания иероглифов. По краям стола стояли две высокие фарфоровые вазы с ветками ивы.

Взяв кусочек сандалового дерева и положив его в жаровню, наполненную древесным углем, Цыси встала на колени на желтую атласную подушечку и произнесла молитву: «Мы молимся небу и просим всех будд сжалиться над нами и спасти бедных крестьян от голода. Мы готовы принести за них жертвоприношения. Умоляем небо ниспослать нам дождь». Молитва повторялась три раза, и каждый раз Цыси и все присутствующие совершали челобитье по три раза — всего девять раз.

В парке-дворце Ихэюань вдовствующая императрица Цыси забавлялась своего рода причудой. Каждый год в день ее рождения она закупала 10 тысяч птиц и отпускала их на волю. Делалось это по такому правилу. В 4 часа пополудни вдовствующая императрица в сопровождении придворных отправлялась на один из высоких холмов, где находился храм. Вслед за ней евнухи несли клетки с птицами. В храме она сжигала сандаловое дерево и молилась духам. Затем евнух с клеткой подходил ко вдовствующей императрице и становился на колени. Она открывала клетку и выпускала на волю птиц, наблюдая за их полетом. При этом она молилась божествам, чтобы этих птиц больше никто не поймал.

Наблюдатель за жизнью маньчжурского трона в начале XX в. писал: «Нигде так хорошо не уживаются высокомерие и раболепие, как в Китае; нигде так прочно не закрепилось право сильного, как в Китае в период последних нескольких лет». Эта оценка имела прямое отношение к порядкам, существовавшим в царствование Цыси.

Страсть к сохранению во дворцах атмосферы слепого повиновения и рабского благоговения, к наслаждению богатством, к удовлетворению необузданного честолюбия, причудливых вкусов и прихотей, к необыкновенной роскоши не покидали вдовствующую императрицу Цыси до последних дней ее жизни.