В Пекине, к северу от бывших императорских дворцов, протянулся невысокий искусственно созданный горный хребет. Когда-то здесь на случай осады города неприятелем ссыпали уголь, поэтому это место назвали Мэйшань (Угольная гора). Сюда же переносили большое количество земли, из которой и образовалась гора с пятью вершинами. На ее склонах посадили много деревьев, особенно сосен и кипарисов, что придало этому месту красивый вид. Отсюда и произошло его новое наименование Цзиншань (Гора прекрасного вида). Эта тихая обитель некогда стала свидетельницей трагического события.
Китайскую династию Мин, господствовавшую около 300 лет (1368–1644), потрясала ожесточенная классовая борьба крестьян против помещиков-феодалов, которая переросла в крестьянскую войну.
Смотр гвардии императором Даогуаном в Пекине
Минская империя переживала серьезный политический и экономический кризис. Высокая рента, непосильные налоги и всевозможные поборы тяжелым бременем ложились на плечи крестьян, приводили их к обнищанию и разорению. В ряде провинций свирепствовал голод. Распри между феодалами, их междоусобные столкновения еще более накаляли обстановку. Чтобы поддержать расшатавшийся феодальный строй, минские правители не останавливались перед кровавой расправой над теми, кто открыто выступал против тирании.
Чаша терпения крестьян переполнилась, и они стали повсеместно поднимать восстания. К ним присоединялись правительственные солдаты, которые обращали оружие против своих военачальников, взламывали помещичьи зернохранилища и раздавали зерно беднякам.
В ходе этой борьбы вырос и возмужал выдающийся вождь крестьянской революции Ли Цзычэн (1606–1645). Его повстанческий отряд, ведя ожесточенные схватки со сторонниками феодального режима, к концу династии Мин стал самой крупной военной силой восставших крестьян. Повстанцы расправлялись с наместниками, императорскими родственниками, крупными чиновниками и помещиками, отбирали у них землю и распределяли ее между крестьянами.
Весной 1644 г. руководимая Ли Цзычэном армия восставших переправилась через реку Хуанхэ, а затем из провинции Шаньси приблизилась к столице династии Мин — Пекину. Подойдя к его главным воротам, повстанцы стали громко кричать императорским солдатам, находившимся на городских стенах: «Открывайте ворота, иначе не ждите пощады!». Не получив ответа, восставшие поднесли лестницы и решили взять штурмом городские ворота. Их усилия увенчались успехом: вскоре они оказались во Внешнем городе.
Эта весть дошла до императора Чун Чжэня. Растерявшись от внезапного вторжения восставших крестьян в Пекин, он спешно собрал своих приближенных и осведомился:
— Известно ли вам, что Внешний город находится в руках мятежников?
— Мы не знаем, — последовал ответ.
Когда император спросил, какой план защиты города от мятежников предлагают сановники, один из них самоуверенно сказал:
— Не беспокойтесь, Ваше величество. Мы будем сражаться даже на улицах и никогда не предадим родины.
Между тем восставшие крестьяне, преодолевая заслоны императорских войск, медленно, но неотступно приближались к Запретному городу.
Император нервничал и не мог заснуть: его не покидала тревога за свою судьбу. И вот с наступлением рассвета к нему пришел евнух и принес страшную весть — мятежники проникли во Внутренний город.
— Где же мои преданные войска? — с отчаянием спросил император.
— Они бежали, и вам, Ваше величество, следует спасаться бегством, — сказав это, евнух тут же удалился.
Ранним утром во дворце зазвонил колокол, который повелевал министрам прибыть на аудиенцию к императору. Но никто не явился на прием. Тогда император Чун Чжэнь снял с себя все украшения и богатые императорские одеяния, надел простой желтый халат и в сопровождении преданного евнуха Ван Чэнъэня покинул дворец и направился на гору Цзиншань, где с самого возвышенного места стал наблюдать, что происходит вокруг. Его взору предстала мрачная картина: всюду пылали пожары, дым окутал многие районы, где продвигались повстанцы, разрозненные императорские войска в беспорядке отступали и разбегались.
Ритуальный костюм минских императоров (XV–XVII вв.)
Зрелище было не из приятных. Вернувшись во дворец, император выпил несколько чашечек вина и повелел позвать свою семью и любимых наложниц. Положение становилось безвыходным: мятежники скоро ворвутся во дворец и тогда — позорный плен и насилие над его семьей. Выход мог быть только один — покончить с собой и со своими близкими. Но как быть с тремя сыновьями? Им было велено спасаться бегством.
Повернувшись к императрице, он тихо и безнадежно произнес:
— Все кончено.
Присутствующие стали громко рыдать. Императрица со слезами на глазах обратилась к супругу со словами:
— Восемнадцать лет я преданно служила Вашему величеству, но вы ни разу не хотели меня выслушать. Вот теперь и пожинайте плоды своего невнимания.
Продолжая всхлипывать, она обняла сыновей, велела им удалиться, а когда они ушли, покончила с собой, повесившись на собственном поясе.
Император послал за своей пятнадцатилетней дочерью. Она явилась с испуганным лицом. Обращаясь к ней, отец сказал:
— Почему ты родилась в таком несчастном отчем доме? Прикрыв рукавом халата глаза, он нанес дочери удар мечом, предпочитая ее смерть позору. Но удар оказался несмертельным. Девушка упала и медленно в судорогах умирала от потери крови. Видя, как растекается кровавая лужа вокруг ее тела, император почувствовал дрожь и был уже не в силах нанести второй удар. По императорскому повелению наложница Юань должна была лишить себя жизни. Она решила повеситься, но не смогла этого сделать. Тогда император убил ее мечом. Затем он поразил мечом еще нескольких наложниц.
Так было покончено с императорской семьей и наложницами. Настал черед самому императору. Стараясь спасти себя, он направился к воротам Аньдин, которые еще не подвергались штурму повстанцев: через них покинули Запретный город его три сына. Но теперь эти ворота были так завалены камнями и землей, что открыть их не представлялось никакой возможности.
Тогда Чун Чжэнь, выйдя из дворца, у подножия горы Цзиншань сделал из пояса петлю и повесился на кривом стволе ясеня. Вместе с ним повесился евнух Ван Чэнъэнь, оставшийся верным своему повелителю до конца жизни. Это произошло утром 26 апреля (19 марта по лунному календарю) 1644 г.
В одной из версий утверждается, что к халату императора был пришит кусок шелка, исписанный иероглифами такого содержания:
«Прошло 17 лет с тех пор, как я взошел на трон, а теперь мятежники вторглись в мою столицу. Так как мои добродетели были незначительными и сам я был негодным человеком, я навлек на себя гнев неба. К тому же я был обманут своими приближенными. И вот после своей земной жизни я, пристыженный, направляюсь к своим предкам в мир теней. Возьмите мою корону, обмотайте мое лицо моими волосами, разрубите тело на куски, если пожелаете этого, но не делайте зла народу. Пусть мои подданные вновь объединятся вокруг наследника».
Император Чун Чжэнь оставил письмо вождю повстанцев Ли Цзычэну. В нем говорилось:
«Чиновники стали изменниками своему императору. Они служили своему повелителю слишком недобросовестно. Все они достойны смерти, и выполнить этот приговор — было бы только актом справедливости. Всех их нужно казнить, для того чтобы научить лучше служить своим государям — тем, которые будут после них. Народ не заслуживает наказания, потому что он ни в чем не виноват, и дурное обращение с ним было бы полнейшей несправедливостью. Я потерял государство, наследие моих предков. Со мной заканчивается императорский род, который продолжили столько предков-императоров до меня. Хочу закрыть глаза, чтобы не видеть разрушенной империи или страну под властью тирана. Я отказываюсь от жизни, потому что не хочу быть ею обязанным последнему и самому презренному из моих подданных. Не могу более показывать свое лицо перед теми, которые, будучи моими детьми и моими подданными, являются теперь моими недругами и изменниками».
Императору Чун Чжэню было всего 36 лет, когда он покончил жизнь самоубийством. В феодальном Китае одним из проявлений преданности правителю считалось добровольное умерщвление главы семьи со всеми родственниками: так выражалась верность государю, который погибал или умирал своей смертью. Согласно китайским источникам, со смертью Чун Чжэня покончило с собой около 80 тысяч человек.
Через несколько часов после гибели императора Чун Чжэня войска Ли Цзычэна заняли Пекин. Тело императора было снято с дерева и положено в гроб для нищих, под его голову положили камень, а сверху накрыли его простой циновкой — так восставшие выразили свою ненависть к тирану. Со смертью императора Чун Чжэня закончилось существование китайской династии Мин.
Восставшие крестьяне во главе с Ли Цзычэном не смогли воспользоваться плодами своей победы. На северо-востоке от Пекина, на территории, называемой Маньчжурией, проживала воинственная народность маньчжуры, правители которой вынашивали планы завоевания Китая. Основатель маньчжурского государства Нурхаци в XVI в. путем военных завоеваний присоединил различные племена к своим владениям и стал их верховным правителем.
Тронная палата полной гармонии и Тронная палата сохранения гармонии
В середине XVII в. маньчжуры, используя внутренние распри между китайскими феодалами, завоевали Китай. Китайскому военачальнику У Саньгую было поручено охранять Шаньхайгуань (проход из Маньчжурии в Китай). Если бы этот проход был в руках китайцев, то маньчжурские войска не смогли бы проникнуть в Китай. Однако У Саньгуй капитулировал перед маньчжурами, позволил им пройти через горный проход Шаньхайгуань и таким образом оказаться в Китае. Разбив повстанческую армию Ли Цзычэна, маньчжуры захватили Пекин.
Ли Цзычэн вынужден был оставить Пекин, в котором находился более 40 дней. И в 1645 г. он пал смертью храбрых в бою с врагами.
После покорения Китая правители маньчжурской династии поклонялись духу китайского императора Чун Чжэня. Поэтому кривой ясень, на котором он повесился, был сохранен и всячески оберегался как историческая реликвия. Ствол дерева заковали в железную цепь — так был «наказан» ясень за гибель последнего китайского императора династии Мин.
Долгое время на восточном склоне горы Цзиншань сохранялся ясень, закованный в цепи, — немой свидетель гибели китайской династии Мин и восхождения маньчжурской династии Цин, господствовавшей в Китае 267 лет, с 1644 по 1912 г.
Вторжение маньчжуров, писали китайские историки, вызвало коренные изменения во внутренних противоречиях Китая: основным стало национальное противоречие между маньчжурами и китайцами.
Маньчжуры не принимали участия в производительном труде и торговле — это считалось для них унизительным делом. Они в большинстве своем служили чиновниками, офицерами и солдатами. По совершеннолетии сыновья офицеров и солдат маньчжурских войск получали жалованье от государства. За одно и то же преступление китайцы несли более суровое наказание, чем маньчжуры. Их привилегии поддерживались особой юрисдикцией. Китайцы в таких условиях рставались на положении побежденных. В высших сферах общества привилегии маньчжуров были еще более значительными. Они назначались в Верховный императорский совет, занимали должности министров, генералов, наместников и губернаторов в провинциях. Только немногие китайцы, наиболее преданно служившие маньчжурским правителям, могли занять высокие посты.
Маньчжурские завоеватели, пришельцы с севера, захватившие китайский престол силой и хитростью, естественно, могли вызывать лишь ненависть покоренного народа.
Маньчжуров страшила мысль об ассимиляции их китайцами — так было со многими пришельцами в Китае. В год завоевания Китая, т. е. в 1644 г., маньчжуров насчитывалось 300 тысяч, а китайцев — 300 миллионов! Это заставило маньчжурских завоевателей прибегнуть к кардинальным мерам: маньчжурам запрещалось вступать в брак с китаянками, а китайцам — жениться на маньчжурках.
Китайцев принудили носить косу, которая считалась признаком покорности маньчжурскому императору. Сбрив волосы с передней части головы, китаец оставлял нетронутыми волосы на темени, где отпускалась коса. Китайцу без всякого разбирательства отрубали голову, если он отказывался носить косу.
Коса имела и практическое значение. Если возникала драка между двумя подданными Поднебесной империи, то они обычно старались прежде всего вцепиться друг другу в косу, а затем уже вступали врукопашную. Коса использовалась и в «воспитательных» целях: отец семейства применял ее вместо розги для наказания детей. Полицейские при аресте преступников связывали их вместе косами, а затем уже отводили в присутственное место. Даже во время казни — отсечения головы — коса находила применение: жертву заставляли стать на колени, один палач за косу оттягивал голову жертве, а другой мечом отсекал ее.
Одной из форм выражения протеста китайцев против маньчжурского господства было отрезание косы. В 1895 г. великий китайский революционер-демократ Сунь Ятсен в японском порту Кобэ в знак непокорности маньчжурским правителям остриг косу и переоделся в европейское платье. В 1902 г., будучи еще молодым, великий китайский писатель Лу Синь выехал в Японию для продолжения образования. Поступив в Кобунский институт в Токио, он отрезал косу — этот символ порабощения китайцев маньчжурами.
Чтобы ослабить сопротивление китайцев, маньчжуры старались представить себя близкими по культуре и понятиям китайскому народу, имеющими общее духовное наследие. Первым знаком «внимания» к китайцам со стороны маньчжуров было дарование древнему китайскому мыслителю Конфуцию пышного титула — «Кунцзы, древний учитель, великий и славный, совершеннейший мудрец».
Длительное господство в Китае маньчжурских завоевателей вовсе не означало, что они отвергли все китайское и создали нечто новое, не схожее с духовной культурой предшествующих веков: маньчжурские власти стремились использовать культуру и многовековые традиции Китая в интересах своего господства. Они приняли китайский разговорный и письменный язык. И хотя при цинской династии маньчжурский язык считался языком императора, однако последний обычно пользовался китайским. Поэтому жизнь и деяния маньчжурских правителей во времена династии Цин следует рассматривать в тесной связи с духовными традициями древнего Китая.