Глава 1. Хочу заснуть и попасть в свое время

Михаил еще не очнулся, его глаза были закрыты, а тело словно отсутствовало, его как бы не существовало. И все же он был и всеми своими чувствами, всем своим существом ощущал жизнь. Это было нечто возбуждающее и тревожное. Это был стремительный полет. Он начался со вспышки в абсолютной темноте. В кромешной мгле Михаил ничего не различал, но непонятным образом чувствовал, что рвется куда-то к свету, на волю, в жизнь вне себя, преодолевая все вообразимые и невообразимые представления о скорости и здравом смысле. Бездна и небытие были отправной точкой его полета, мрачным тоннелем на пути к слабо мерцающему космическому пространству. Он не видел себя в этом полете, но точно знал, что всё это видят его закрытые глаза, а его отсутствующие тело и душа ощущают захватывающие чувства головокружительного путешествия в пространстве. Без всякого перехода, на той же умопомрачительной скорости он попал в мерцающий космос. Мимо проносились созвездия, отдельные звезды и их планеты. И наконец каким-то непостижимым образом он понял, что ворвался в Солнечную систему. Сквозь космическую пыль и метеориты он стремительно приближался все ближе и ближе к голубой планете, казавшейся ему необыкновенно родной, теплой и страстно любимой. Полет становился все быстрее и быстрее, он проходил все ниже и ниже, сквозь атмосферу, наперегонки с крылатой сверкающей серебром машиной, идущей на посадку. Он устремился почти до самой земли – до птичьей стаи, разгоняя своей скоростью эскадрилью пернатых. Полет проходил уже над самыми крышами. Словно с трамплина, Михаил сорвался с крыш и плюхнулся в густую зелень огромных кладбищенских деревьев. Ломая ветви и срывая листья, он стремительно пронесся над могилами серого и унылого кладбища на Васильевском острове, и наконец все внезапно прервалось. Михаил ударился о гранитную плиту. Но ни страха, ни боли он не почувствовал. Полет прекратился. В ту же секунду Михаил увидел вспышку, зигзаг молнии, ее удар о гранитное надгробье и нечто шарообразное, светящееся голубоватым светом, ударившее его в лоб. Последнее, о чем он успел подумать, было ощущение бегства, преследования и неотвратимого финала.

Он внезапно очнулся. У него было странное ощущение – казалось, что его мозг был выключен на какое-то время, до поры до времени, словно невостребованный инструмент. И вот теперь он зачем-то вновь понадобился и его снова включили. На фоне столь глобального события такие несущественные понятия, как время и реальность, даже не пытались о себе заявлять. Память начала свой новый отсчет с того места, откуда сочла нужным. Мозг мгновенно опросил все вверенные ему системы и не обнаружил каких-либо опасных или подозрительных причин для беспокойства – все функционировало в обычном безупречном режиме. И все же Михаила не оставляла тревожная мысль, какое-то подспудное, необъяснимое ощущение. Неосознанно он понимал, что наступило «сегодня», хотя «вчера» еще не закончилось. Но и это не все. Мысль была не одна, она явилась с подружкой, настойчиво твердившей одну и ту же фразу: «Ты слишком долго был в бездействии». – «Сколько»? – мгновенно отреагировал мозг. «Этого никто не знает».

Так что же все-таки произошло? Что же это было такое – мгновение или огромное временное пространство? Кто? Как? Почему? Вопросы сыпались один за другим, как горох из прохудившегося мешка.

Михаил никак не мог вспомнить что-либо, связать какие-то события воедино, понять, что с ним приключилось. Кто и зачем отключал его мозг? Когда и при каких обстоятельствах это произошло? А может быть, все это – таинственное явление, не постижимое его умом?

У Михаила было ощущение упущенной важности того, что событие состоялось, а он при этом не присутствовал, хотя оно касалось именно его. Чтобы это выяснить, надо было сделать плавный переход от ощущений к осмыслению.

«Странно все это, – подумал Михаил. Огляделся по сторонам и увидел, что находится на кладбище. – Господи, – подумал он и перекрестился, – что за наваждение? Я – человек из элиты российского общества, представитель высшего света, всеми уважаемый статский советник министерства юстиции, дворянин… и не могу вспомнить, как оказался здесь, на старом Смоленском кладбище, среди могил и надгробий. Я знаю это место. Но почему именно у этого склепа?»

Это действительно было Смоленское кладбище. И то состояние, в котором пребывал Михаил, никак нельзя было назвать сном. Все что угодно – гипноз, наваждение, потеря памяти, но только не сон. Молодой человек отчетливо понял одно: он только что очнулся от забытья. И это произошло не потому, что он имел обыкновение почивать в экзотических местах уединения, и не потому, что был столь нетрезв, что сознание с омерзением покинуло его мозг в бессмысленной борьбе с тлетворным влиянием Бахуса. Михаил был непьющим человеком и не испытывал удовольствия от спиртного или потребности в нем. Это произошло по совершенно иной причине. На то была Всевышняя воля, которая в единое мгновение выключила его сознание из реальной жизни, и которая снова включила его, дав еще один шанс, начать жизнь с чистого листа, с какой-то новой, еще не написанной страницы.

После пережитого мгновенного ужаса в его сердце и душу ворвалось ничем не объяснимое чувство безвозвратной утраты чего-то самого дорогого и близкого и нестерпимое желание все осмыслить, понять и во всем разобраться. Что это было – мгновенная смерть и возвращение к жизни? Да. Отголосок роковой любови и полет страстно желанной мечты? Да. А может быть, это непостижимая тайна самой жизни? Конечно! Но никакие ответы не могли избавить Михаила от ощущения приключившейся с ним трагедии – трагедии человека, утратившего всякую связь с Землей и выброшенного в открытый космос. Радовало одно: он пока еще жив. Он еще не пытался осмыслить, чем все это закончится, и, кроме ожидания неотвратимо надвигающейся опасности и неминуемой смерти, ничего на ум ему не проходило.

Сумбур всеобщего и всеобъемлющего отчаяния, взорвавшего его мозг, вверг все его существо в оцепенение. Как долго он пребывал в этом состоянии, Михаил не знал, он просто почувствовал, что кто-то вновь бережно и осторожно запустил Богом данный механизм – его мозг и его сердце. Этот «некто» нежно поцеловал Михаила в лоб и заставил не спешавосстановить картину произошедшего. Этот «некто» хоть как-то, по-отечески успокоил его и немного взбодрил. Мы его не видим и не знаем, но всегда на него надеемся. За дело взялось природное аналитическое, интеллектуальное начало, которое методично, шаг за шагом стало восстанавливать логику происшедших событий.

Итак, что же произошло? С чего начать? С несчастной любви? С траурной церемонии? С события, которое повергло его в жуткое замешательство? Да, пожалуй, это и есть главное. Он проснулся здесь потому, что вчера на этом самом месте случилось нечто необъяснимое. Он все вспомнил. И это уже был успех. Это были хотя и робкие, но верные шаги внутреннего расследования. Михаил потер виски, встал, сосредоточился. Его память начала с жадностью раскручивать процесс воссоздания картины происшедших накануне событий. Он вспомнил, как прошагал от кладбища декабристов, с Голодая, до центра Смоленского кладбища. Вот сюда, до этого склепа.

Михаил огляделся по сторонам. Одна навязчивая мысль не давала ему покоя: почему сегодня здесь все по-другому, словно это вовсе и не Смоленское кладбище. Но склеп-то на прежнем месте! Вот он, только рядом с ним нет той могилы, из-за которой все это и произошло.

Пришлось еще раз начать сначала. Вчера, после похорон самого близкого ему человека, дяди его матери, на кладбище декабристов, чтобы прийти в себя, надо было немного пройтись. За грустными мыслями о том, что все в конечном счете имеет свой смысл и свою бессмыслицу, он оказался у той самой могилы, у которой то ли уснул, то ли потерял сознание, а когда очнулся, то не обнаружил ни могилы, ни признаков своего времени. Вчера было 21 августа 1891 года. Родственнику, которого он провожал в последний путь, был девяносто один год. Ровесник века.

Родственника Михаила только к концу его жизни причислили к особому сану исторических личностей – к декабристам. Он, как и другие декабристы, тоже был бунтарем и идеалистом, входил в их число, участвовал в тайных собраниях и вместе со своими единомышленниками отправился на Сенатскую площадь в тот жестокий двадцать пятый год. Странная штука жизнь. Она никогда не говорит тебе, что верно, а что неверно. Она ведет тебя по своим лабиринтам и не спрашивает, почему ты не идешь прямо. Поди разбери, где там, в жизни, «прямо», а где «непрямо». Он был охвачен общей идеей, он пламенел от свободомыслия и жажды перемен. Но это была только теория – как увлекательная игра. Вскоре молодой человек понял, что невольно стал участником не игры «понарошку», а бунтовщиком и революционером всерьез, что за патриотическими идеями перестройки российского общества стоят глобальные планы реконструкции всего мира, где Россия, как и недавно Франция, является лишь этапом, стадией реконструкции общества и мировой политической системы. В тот самый роковой день его все время терзали сомнения, так ли он поступает, это ли единственный способ переустройства общества и государства. Не осознавая факта, что стал не теоретическим бунтарем, а реальным революционером, он шел на площадь в порыве общего ажиотажа, за общую идею. Но в последний момент на выручку пришло разумное «я» его прошлых поколений, подсказавшее ему, что это и есть путь, имя которому «непрямо». Природным нутром он почувствовал, что делает что-то не то, поступает не так. Разум поколений подсказывал ему быть осмотрительным. Глобальное переустройство мира вело человечество к свободе, но топтало при этом судьбы и жизни простых людей, которые не понимали столь сложных идей и жили своей обычной и простой жизнью, которая, что там ни говори, а все же становилась лучше, чем была у их отцов и дедов.

«Вот оно – то самое место, с которого все и началось», – пришло к Михаилу неожиданное откровение. Вот когда он первый раз потерял сознание и неведомым образом очутился в гуще давно минувших событий. Он ощутил себя тем самым молодым офицером, который не желал ввергать государство в пучину хаоса и безрассудства. Он увидел собственными глазами все то, что видел его дядя, и собственными ушами услышал приговор истории: «Господа офицеры, приказываю разойтись! Его величество государь император не будет вести переговоры с бунтовщиками». И уже не дядя, а он сам сделал свой выбор. Михаилу показалось, что не его дядя, а он сам выкрикнул, обращаясь к друзьям-декабристам: «Господа! Он прав! Пока не поздно, нам следует остановиться. Надо покинуть площадь. Нам следует вступить в цивилизованные переговоры!» – «Поздно, граф, надо было раньше решать, маховик новой истории запущен, и его уже не остановить». – «Но мы совершаем ошибку!» – «Мы вершим историю. Это удел сильных людей. Не стой на пути. Если сомневаешься, лучше уйди!»

Михаил вновь вернулся в свое время. И тут вся жизнь его дяди в один миг пронеслась перед глазами. Это было ощущение не чужой, а собственной жизни. Это была не услышанная от другого человека история, это была история его жизни. Страницы памяти прошлого мелькали так быстро, как это бывает у человека перед самой смертью, когда вот-вот он должен будет постичь какую-то истину, прийти к какому-то откровению и навсегда покинуть этот свет.

И все же это была история жизни не Михаила, а его дяди – несостоявшегося бунтаря, которого волею судьбы вычеркнули из почетного списка революционеров-декабристов. От него отвернулись как от предателя и дезертира. Возможно, это было справедливо, ведь он был членом тайного общества, давал клятву. А нарушить клятву – значит совершить преступление. Он обладал весьма важной и секретной информацией, которая доступна была лишь членам тайного общества. А находясь вне общества, дядя представлял потенциальную опасность как для самого общества, так и для его членов. Все это он прекрасно понимал, понимал всю низость своего поступка, весь свой грех – и все же ушел. С ним ушли еще несколько человек. Тяжело сложилась их судьба. Декабристы их презирали. Официальная власть тоже не пощадила. Смерть, месть и кара ходили за ним по пятам. Быть не таким, как все, быть самим собой – самое сложное. Пришлось не смертью, как та молодежь, с которой он теперь лежит по соседству, а жизнью, долгой жизнью доказывать смысл эволюции общества, в котором он состоялся и как гражданин, и как ученый, и как политик, и как прогрессивный человек. У него было много друзей и почитателей. Сам государь Александр III и вельможные особы от государственной власти наконец-то уважили его и уже на закате жизни отметили заслуги многочисленными наградами, почестями и иными регалиями.

Еще раз оглядевшись по сторонам и ощутив что-то неладное, Михаил тихо произнес: «Я похоронил дядю в девятнадцатом веке. Это было мое время. А где же я теперь?» Когда после похорон Михаил шел по Смоленскому кладбищу, он размышлял именно о своем быстро изменяющемся веке. Ему многое в этом времени не нравилось. Смута и бунтарство будоражили российское общество. Шла его поляризация. Кого-то заносило вправо, а кого-то влево. В голове вертелась мысль о том, до какой степени все же дядя был мудрым человеком. Он научил Михаила очень многому, о многом поведал. После разговоров с ним у Михаила появлялось больше вопросов, чем ответов, и это ему нравилось. Поболтать о лучшей доле и он был не прочь, но тем не менее каждое утро спешил на работу и отечество свое обожал, каким бы оно ни было. «Создавай законы и блюди их. В этом оплот и сила государства», – говорил дядя, рекомендуя племянника в министерство юстиции. Всякий раз, приходя на службу, Михаил ловил себя на мысли о том, что он гордится своей работой. Его сознание грела одна и та же возвышенная мысль: «Мы, как те атланты, держим на своих плечах законность и нормативные устои России». Как любой идеалист, в реальной жизни, уже вне работы, он искал себе идеальные понятия и представления, идеальное общение и ту единственную, «для которой бы все и все бы ради которой». Но она ему до сих пор так и не повстречалась, если, конечно, не считать пол-барышни на официальном приеме у него в кабинете и пол-барышни со Старо-Невского. Весь странный роман с одной из них был не более десяти минут, а с другой длился всего несколько недель. Михаил постоянно думал об одном и том же: «Вот бы соединить обе половинки от каждой из них. Те половинки, в которые я влюбился». Он и сам прекрасно понимал, что это абсурд. Нельзя разделить на части двух неидеальных людей, чтобы получить одного идеального человека. Да и кто сказал, что они не идеальны? Это он так решил. Но ведь он не Господь Бог, чтобы возлагать на себя такую миссию. «Вот видишь, – сказал ему дядя, – ты сомневаешься в такой малости, а некоторые господа берут на себя смелость перекраивать миллионы людей под свои идеалы». Дядя был философ. И вдруг…

Михаил отчетливо вспомнил тот момент, когда, прогуливаясь по Смоленскому кладбищу, он неожиданно увидел на черном гранитном камне портрет девушки и даты ее рождения и смерти: 08.08.1964 – 21.08.1991. Вчера это показалось ему странным. Он невольно подумал о том, что кто-то с горя ошибся в датах ровно на один век. Более всего его поразила надпись: «В этот день всероссийской смуты никто не погиб, кроме тебя, любимая».

Сегодня, то есть сейчас, он не видел той могилы, да и отсутствие листьев, набухающие почки, пронизывающий холод указывали скорее на апрель, чем на август. Одежда на нем была того времени, в котором он жил, а люди вон там, вдалеке, одеты иначе. В день похорон было холодно, и Михаил надел теплый суконный сюртук, шарф и шляпу. Сейчас такая предусмотрительность хоть как-то спасала его от простуды.

«Так, где я нахожусь? В каком времени и что со мной происходит? Это явь или сон? Если это сон или что-то сиюминутное, то это подарок судьбы и им надо воспользоваться. Попасть “туда – не знаю куда” и сделать “то – не знаю что” мало кому удавалось. Заглянуть в будущее хотя бы одним глазком – это сказочное везение, несбыточная мечта. И вот она сбылась! Но к чему может привести воплощение фантазий в реальную жизнь? Насколько опасным станет для него исполнение желаний? А если это нечто сатанинское и колдовское? Есть ли из желанного будущего обратный путь домой, в свое время, в свое настоящее? Что, если это навсегда? О ужас! Будущее уже не кажется таким уж и прекрасным. Кто я здесь? Человек без рода и племени. Я даже не знаю, живу ли я там, где жил еще вчера. В новом времени у меня нет ни денег, ни друзей, ни связей, ни родственников. Я нищий и бездомный. Я даже не представляю себе, какой образ жизни считается правилом. Если я появлюсь дома, на Мойке, не посадят ли меня в тюрьму, как взломщика и самозванца? Я не знаю новых норм и порядков. У меня нет документов. Кто я здесь? О, Боже! Я уже не хочу быть в этом времени. Я даже не знаю, какое оно, это нынешнее время. Я не знаю толком, какой сейчас день, месяц и год. Вон там могила с датой кончины 1937 год, а вон там – 1969-й. Сколько же в итоге прошло лет, пока я спал? Все, хватит. Я желаю стабильности и своей эпохи. Если вдуматься, то это уже даже и не моя страна. Это уже как бы заграница. И я нахожусь здесь нелегально. Довольно экспериментов, я желаю уснуть и проснуться 21 августа 1891 года».

* * *

19 апреля 1991 года. Восемь часов утра.

В кабинет главврача особой клиники Комитета государственной безопасности, несмотря на ранний час, вошел майор госбезопасности и сразу же с порога резко заявил:

– Вы гарантировали нам стопроцентную эффективность вашего препарата. Да, эффект я видел, но это не эффективность. Ваш пациент сбежал.

– Это нонсенс, такого не может быть.

– Вы что, решили устроить дискуссию? У меня нет времени на пустую болтовню.

– Я отвечаю за действие препарата, но не за охрану ваших подопечных.

– Ваш препарат должен был развязать ему язык и привести нас к нужной информации. Где этот результат? Его нет, так же как нет и самого пациента. Вот эффективность вашего препарата!

– Но ведь за охрану отвечает ваше ведомство.

– Не уводите меня в сторону. Сейчас речь идет о вашей задаче. Где результат? Его нет.

– Мне нечего возразить.

– Это не ответ.

– Что вы от меня хотите?

– Вы даже этого не понимаете?

– Меня арестуют?

– Да кому вы нужны? Пустое место.

– Спасибо и на этом.

– Ответьте лишь на один вопрос. Именно он сейчас является для меня главным. Что сейчас у вашего пациента в голове?

– Он больше не опасен, уверяю вас.

– Да он и не был для нас опасен, это мы для него опасность. Я хочу знать, он воспринял вашу программу или нет.

– Я полагаю…

– Перестаньте заниматься демагогией, мне нужен конкретный ответ!

– Он закодирован и установку получил.

– Вы абсолютно уверены?

– Абсолютно!

– Ну что ж, посмотрим.

– При вашей системе контроля, наблюдения и сбора информации, думаю, он быстро отыщется.

– Надеюсь, что так.

Доктор немного нервничал, затем он стушевался и, чуть ли не промямлив, добавил:

– Хотя, если он симулировал симптомы и сопротивлялся…

– Ну вот, а вы говорите: «абсолютно». Никогда не произносите это слово.

– Ни в чем нельзя быть на сто процентов уверенным.

– И ни в ком.

* * *

«Да нет же, этого не может быть», – с ужасом подумал Михаил. По его спине пробежала струйка холодного пота. Конечно же, он спит, и все это ему только снится. Он устал. Очень много работы, внутренних переживаний, плотских желаний, потрясений и комплексов неудовлетворенности. Во сне так бывает. Иногда сон кажется настолько реальным, что ты даже начинаешь верить, будто это вовсе и не сон, а реальная жизнь. Но в какой-то момент внешнего или внутреннего воздействия сон прекращается, ты пробуждаешься с его приятным или неприятным воспоминанием. Но почему тогда ему так холодно, почему все как наяву, почему он слышит шум, голоса, чувствует прикосновение собственной руки? Он с силой ущипнул себя. «О, черт, мне больно. Ужасно! Это не сон!»

Михаил нервно вытер рукою губы и быстро произнес: «Хорошо, хорошо, хорошо. Главное – успокоиться и не паниковать, надо что-то придумать, надо что-то делать. Вон там трое мужчин наблюдают за мной уже целых полчаса. А что если у них дурные замыслы? Физически я здоров. Я явно сильнее любого из них. Я знаю восточные боевые приемы. Я смогу дать отпор. Однако их трое. Вот один из них направился ко мне. Ага, та дубина, что лежит справа от меня, может быть, мне и сгодится».

– Вот мы тут с приятелями поспорили. Одни говорят, что ты вроде как Боярский, раз уж на тебе черная шляпа, патлатый и с усами. А другие говорят, что просто похож на него.

– Нет, любезный, – стараясь сразу же пресечь фамильярность, нервно произнес Михаил, – я не из боярских, я скорее из посадских.

Мужчина округлил глаза от неожиданного отпора и уставился на Михаила, отразив на лице глуповатую улыбку.

– А понятие «одни и другие» предполагает как минимум четверых, а вас, как я успел заметить, всего трое, – с нервной дрожью в голосе добавил Михаил.

– Круто. Умыл по полной. Слушай, а как ты вообще здесь очутился? Мы сидели, курили. Никого не было, и вдруг раз – ты нарисовался.

– Вы, конечно, извините меня, сударь, но я совершенно не понимаю, о чем идет речь.

– Нет, так дело не пойдет, я с тобой по-людски, а ты мне какую-то лапшу на уши вешаешь.

– Извините, любезный, «лапша» – это такой жаргон?

– Мужик, ты, я вижу, достать меня хочешь?

– Откуда? – не понял Михаил. Его вообще неприятно удивляла такая манера обращения. Фамильярность и хамство!

– От верблюда. А чего ж ты тогда так вырядился? Слушай, не валяй дурака, ты ведь артист, да? Хотел нас разыграть? А может, напугать? Франкенштейн Смоленского кладбища! – мужчина добродушно хохотнул. – Молчишь. Игноришь меня, что ли?

– Вероятно, вы хотели сказать – игнорируешь. У вас большие проблемы с русским языком, любезный, – самообладание постепенно стало возвращаться к Михаилу.

– Вот зараза, умник попался. Думаешь, можешь пальцы загибать, мол, такой я крутой и грамотный. Да мы тут тоже не ботфортом суфле хлебаем. У нас тут тоже у всех высшее. Мы, между прочим, тут тоже интеллигентные люди. Бывшие, но интеллигентные. Ладно, чего там о прошлом, надо думать о настоящем. Так сказать, о насущном. Идем к мужикам. Я вижу, ты прикольный.

– Что-то мне без словаря стало трудно разговаривать.

– Люблю артистов. Забавный вы народ. Как-то, помню, с Хочинским познакомился, в кафешке на Лермонтовском. Супермужик. Только не говори, что не знаешь. Он нам песни из «Бумбараша» пел.

Мужчина сделал глубокий вдох и весьма недурно запел: «Журавль по небу летит, корабль по морю идет, а кто меня куда влечет по белу свету? И где награда для меня, и где засада на меня – гуляй, солдатик, ищи ответу».

После продолжительной паузы он продолжил:

– Короче, идем к мужикам, там у нас кое-что есть. Мы живем тут неподалеку, на 5-й линии, и рано утречком у бани бормотухи купили. Идем, идем. Компания у нас неплохая и приличная. Мужики говорят: «Мы не бабники, а алкоголики», а это как ученая степень.

Мужчина от души рассмеялся.

Тем временем его друзья сами подтянулись к ним и стали за спиной у приятеля. Тот на миг обернулся и снова продолжил:

– Ну вот, гора сама идет к Магомету. Ты, Михаил, не бойся, мы не вурдалаки, пьем хоть и красное, но не кровь.

«Откуда они узнали мое имя?» – с ужасом подумал Михаил.

Все трое громко рассмеялись. Один из них достал из кармана пальто граненый стакан и большую бутыль из зеленого стекла с наклейкой, на которой были нарисованы три большие семерки. Он откупорил бутыль и налил полстакана вина, цвет у которого был не красный, напоминающий кровь, а напротив, приятный – темно-янтарный.

– Ну что, за знакомство? – он протянул Михаилу стакан.

– Нет-нет, мне нельзя, у меня с печенью проблемы, – соврал тот.

– Печень – это святое. Тут ничего не попишешь. Ну тогда мы сами выпьем за твое здоровье, – сказал новый знакомый Михаила и залпом осушил стакан. То же сделали и его друзья. Они только крякали, но ничем не закусывали.

– Во-о-о, класс, теперь самое время поговорить и по папироске.

– Я не курю, – снова запротестовал Михаил.

– Что, у тебя еще и легкие больные?

Всем опять стало весело. Михаил поймал себя на мысли, что ему явно начало нравиться их настроение. Все трое закурили.

– Михаил, ты не сомневайся, у нас здесь, на Ваське, все схвачено. Загни нам что-нибудь эдакое, про баб или про политику.

– Ага, один хрен, – поддержали его друзья.

– И только не свисти, в таком прикиде сегодня или бомжи, или артисты ходят. Для бомжа ты слишком свежий и хорошо пахнешь. Ты не думай, мы не бездомные, у нас у всех хаты есть. Время такое. Мы свое отгорбатили, пусть теперь перестройка на нас горбатится. Ты понял, да? Водку продавать по талонам удумали, да еще и с одиннадцати часов. А что, до одиннадцати помирать человеку? Гниды они все. Вот за это и выпьем, чтобы не огнидиться.

– Ага, – поддержали его друзья, – чтобы у следующего начальника страны не было фамилии Гнидин.

Они снова хохотнули и выпили. Михаил понял, что именно сейчас настал момент, когда надо предложить самую нелепую версию, но на ум ничего не приходило. Медлить было нельзя. Пришлось начать издалека.

– Видите ли, милостивые государи…

– У-у-у-у-у! – все трое выразили свое восхищение, не скрывая кривых саркастических улыбок. Так высокопарно к ним еще никто не обращался.

– Я не артист, – словно не замечая этого, продолжил Михаил, – я, как бы это лучше выразиться…

– Сбежал из психушки, – помог толстяк.

– Вот именно, – обрадовался Михаил удачной подсказке.

– То-то я смотрю – речь какая-то ненормальная: «сударь», «любезный», «уважаемый».

– А что, милостивые государи, даже прикольно, – добавил толстяк.

– Что тебе прикольно, сударь?

– А все прикольно, уважаемый.

Троица веселилась вовсю. Вволю насмеявшись, первый знакомый Михаила вернулся к начатой теме.

– Значит, из психушки, говоришь?

– Именно так.

– С Пряжки, стало быть?

– Оттуда.

– Ну ты даешь, прямо как Шурик. Но ведь ты ж не псих, да?

– Лично я думаю, что не псих, а что думают другие, не знаю. Во всяком случае, государству и обществу вреда не причинял и дурно ни на кого не влиял.

– Куи продест? – многозначительно и на полном серьезе произнес длинный.

– Да-а-а, – с пониманием протянул добродушный толстяк, – куи?

– Не выражайся, старпом, это тебе не женщина, это интеллигентный человек.

– А что я? Я только хотел сказать, что если пойдешь против общества и начальников, то тебе верная дорога на Пряжку.

– Ну, вы, знатоки хреновы, – прервал их первый собеседник Михаила, явно не желавший уступать другим свое лидерство, – хорош умничать. Видите, у человека проблема. А вам все хиханьки да хаханьки. И за что тебя туда упекли?

– Ну как вам сказать, уважаемый, – Михаил задумался. – Сложно самому себе поставить диагноз, найти повод, за что меня можно было бы изолировать от общества нормальных людей.

– Бред! Причин и поводов можно найти миллион. Это в наши дни диагноз номер два после гриппа, – неожиданно возразил высокий и худой мужчина. При этом он даже как-то по-военному приобрел осанку.

– Тогда, может быть, за это? – издалека начал Михаил, – Представим себе, что у меня в одночасье, по непонятной причине, все вдруг изменилось. Я жил-поживал, знал, что было вчера, что будет сегодня, и представлял себе, что будет завтра. Я жил по определенным правилам. И вдруг раз – просыпаюсь утром, а правила уже другие. Более того, я даже не знаю, какие они, эти новые правила. Все произошло без моего желания и участия. И я уже не знаю, какое оно – сегодня и что будет завтра. Вы это можете себе представить?

– Слышь, старпом, ты можешь привести хотя бы один пример, когда что-нибудь делалось с твоего согласия, короче, с согласия народа?

– Что-то не припомню.

– А чего тут представлять? Весь Союз в это добро вляпался, – не выдержал длинный, с армейской осанкой. – Наше мнение никого не интересует.

– Ты что думаешь, я всю свою жизнь брожу по кладбищам и бутылки собираю? – снова вмешался первый знакомый. – Да я до перестройки в конструкторском бюро работал на заводе Козицкого. Мы цветные телики конструировали и сами производили, не хуже японских!

– Ну тут ты слегка загнул, – заметил толстяк.

– Ну, чуть хуже, зато сами!

– Это точно, – кивнул головой толстяк, – он был суперским начальником КБ.

– Вот этот длинный – бывший майор, в одной из братских стран получил пулю в задницу, по-братски, ну его из армии и списали, – представил приятеля первый.

– Ага, отправили туда, куда пуля попала, – угрюмо заметил длинный.

– А толстяк, – продолжал новый знакомый, – был старшим помощником капитана на элитном океанском лайнере Михаил Лермонтов. Нам всем слегка больше тридцатника.

– Под сороковник, – уточнил длинный.

– Самое золотое время. И вдруг бац – и мы все, как ты говоришь, однажды проснулись в чужой стране. И нас никто не спрашивал, хотим мы этого или не хотим.

– Ну почему же, – возразил майор, – спросили, не колет ли меня в зад пуля, когда я сажусь. Я сказал: «Нет, когда я сажусь, то пулю из задницы вынимаю». Я думал, что они прикалываются, ведь пулю-то мне удалили. Но там шуток не понимают, а тут еще КПСС сама себя высекла. Одно к одному, списали подчистую. Извини, перебил.

– Ничего страшного, – продолжил Михаил. – Ну а если к тому же, представим себе, этот человек оказался без родных и друзей, без жилья и документов, без денег, одежды и пропитания?

– О-о-о, – протянул бывший начальник КБ, – это особый случай. Есть у нас и такие. Лохи они. Не знаешь правил – не суйся в бизнес. Захотелось денег срубить на халяву. Рыночная экономика им мозги быстро вправила. Сейчас всем органы и бандюки заправляют. Вот на них лох и напоролся. Был человеком, стал бомжом. Как говорят одесские евреи, жадность фраера сгубила.

– Да, фраеров заметно поубавилось.

– Зато бомжей немерено.

– Понятно, эта гипотеза не проходит.

– Не, не катит.

– Ну а если, предположим, случилось так, что наступило затмение, неведомые силы обрушились на мою жизнь? Если, предположим, я скажу, что потерял сознание в одном веке, а когда очнулся, гляжу – уже век другой. Амнезия. Все как обрезало.

– Если бы мне кто так загнул, я бы подумал, что он или прикалывается, или из психушки сбежал. Так это, значит, ты так прикололся? Не слабо. У меня тоже был один прикол. На моей двери на работе была табличка с надписью «Начальник КБ». Какой-то хохмач между «К» и «Б» вставил букву «Г». На следующий день я оказался без работы и в полном «г».

– Одним словом – Россия. У нас не любят самозванцев, особенно на пост начальника КГБ, – сделал свое заключение майор.

– А что означает КГБ? – поинтересовался Михаил.

– О, брат, эта хохмочка не пройдет. Мы на такие темы не беседуем. Здоровее будем. Это та сила в государстве, которой нет сильнее, и имя ей – Госбезопасность.

– А я считаю, что сам ушел из армии. Так спокойнее, нет ни сожаления, ни воспоминаний, ни ностальгии, – поменял тему майор. – Год зарплату не платили. Это нормально?

– А наше пароходство? Вот такое Харченко отъело, – толстяк показал двумя руками ширину лица. – Все корабли за границу разбазарило.

– Ага, жировой запас на черное время. А что, собственность за рубежом – это, пожалуй, покруче приватизации военторга будет.

– Им барыши, а нам шиши, – снова начал про себя толстяк, но его тут же прервал первый знакомый.

– Да что вы заладили, дайте сказать человеку. – Все умолкли. – Значит, если я правильно понял, ты стал косить под XIX век?

– А что, – заметил толстяк, – выглядит вполне антикварно.

– Угомонись, старпом. И что случилось дальше? Нашлись добрые люди, определили, куда надо?

– Нашлись, проводили до кладбища разума.

– Сам сбежал или под общую лавочку погулять вышел?

– Так они ж знают, что все равно мне деваться некуда. Найдутся добрые люди, доставят по адресу.

– Это точно, народ у нас, чокнутый, вроде меня. Мозги у нас набекрень. Систему хаем, а под ее дудку пляшем. Шестерок ненавидим, а сами шестерим. Стукачей осуждаем, а сами стучим. Всех считаем идиотами, а сами дураки.

– И вы так открыто об этом говорите?

– Да чего тут особенного. Сейчас время такое. Гласность. Можно трепаться, сколько хочешь, и нести всякую хрень. Всех психов повыпускали. Сходи к Казанскому, может, кого знакомого увидишь. Они теперь там от имени народа и разных партий выступают. За светлое будущее капитализма агитируют. И, что самое забавное, красиво говорят.

– Ага, я слышал как-то их дискуссию. Один говорит: «Ну зачем же оскорблять друг друга, ведь мы же все здесь соплеменники»! А другой ему в ответ: «Это что, от слова “сопли”?» – «Нет, – обиделся первый, – от слова «пельмени».

Все трое от души рассмеялись. Михаил тоже улыбнулся, каламбур ему понравился.

– А я недавно, – живо продолжил толстяк, – у Смольного собора видел одного дебила, который порножурнал разглядывал, и слюни у него были до полу. Стоит в них и ногами от счастья хлюпает. Говорю, где взял? А он отвечает, мол, у грузин чай фасует в подвале, а те за работу журналами расплачиваются.

– Ну вот, видишь, – вновь подхватил первый знакомый.

– А еще психи на перекрестках стоят, деньги клянчат, – снова вставил свой аргумент майор, – под инвалидов-афганцев косят.

– Слушай, в таком прикиде ты можешь хорошо заработать, – вовсю веселился первый знакомый. – Например, в метро на переходе. Типа Воробьянинов: «Же не манж па сис жур»!

– Нет, с этим у меня все нормально. До паперти я не опущусь. Вот только ощущение странное, словно я что-то забыл и не туда попал… Ву компроне?

– Аск! Еще как. Такое бывает. Я один раз так набрался, что напрочь отшибло всю память. Хожу, ничего не помню, никого не узнаю, где нахожусь, не знаю. И так было чуть ли не целую вечность, аж до одиннадцати часов, пока ребята не сбегали в магазин. Опохмелился, и все ко мне возвратилось.

– Нет, у меня другое.

– Понял, полез в политику или власть критикнул, так, да?

– А что лучше? Что сегодня более популярно?

– Слушай, ты совсем одичал там, на Пряжке, власть и органы никогда нельзя критиковать. Это все равно, что поливать против ветра.

– А если просто про смещение времени и пространства?

– Ну это как два пальца об асфальт. Это у нас любят. НЛО там, гороскопы, подзарядка воды, конец света и всякая такая чушь.

– Послушайте, любезные, а загибать про политику и говорить о политике – это что, большая разница?

– Мужик, ты совсем дремучий. Загибать – это значит рассказывать анекдот какой. Обычно про ихних козлов и про наших, где у них там, за границей, все политики – козлы, козлее которых просто не бывает, а наши – тоже козлы, но родные и симпатичные. Такие нормальные ребята, типа с бодуна.

– Наглые извращенцы с холеными мордами и умными фразами, – буркнул старпом.

– Жадные до денег, – добавил худой.

– И чужих баб, – дополнил толстяк.

Первый знакомый, не обращая внимания на диалог приятелей, продолжал:

– Лучший анекдот тот, после которого есть о чем поспорить, иногда даже до мордобоя. А говорить о политике не по бумажке – это значит сразу начинать с мордобоя и заканчивать психушкой. Только при этом фишку чистят только тебе. Ву компроне?

– Чего ж не понять. Понятнее понятного.

Михаил уже давно понял, что он познакомился с весьма толковыми людьми, которым почему-то нравилось «валять дурака» и выдавать себя за людей более низкого социального уровня. Это и настораживало его, и в то же время давало некоторую свободу общения.

– А что такое «бормотушка»?

– Сказать по правде, отрава еще та. Водочка – она, конечно, лучше, но втрое дороже. А бюджет наш ограничен. Мы тут утречком порыбачили вдоль могилок, два десятка бутылок насобирали. Вот тебе и бормотушка. Так вот прикинь, сколько надо на беленькую насобирать. Упаришься.

– Да шутит он, – вмешался старпом, – приличные люди по парадным и подворотням не пьют, а кафешки в это время не работают. Остается одно место, где русский человек может спокойно налить себе стакан вина и выпить за тех, кому не довелось увидеть сегодняшний позор.

– Ну что ж, приятно было познакомиться, пора и обратно, на Пряжку. Там спокойнее.

– Сказать по правде, ты прав. Мне и самому иногда хочется куда-нибудь упрятаться, хоть в психушку. Если откровенно, то время сейчас поганое. Не зря тебе девятнадцатый век мерещится. Там, поди, рай, а здесь одна хрень. Ну ладно, Миха, бывай.

– Между прочим, меня и впрямь зовут Михаил.

– Ну вот, я ж говорил – Боярский, а ты мне про Пряжку заливаешь. Ну что я вам говорил? – обратился первый знакомый к своим друзьям. – Вот так вот мы запросто пообщались с хорошим человеком. Со знаменитостью! За это надо выпить.

Остатки вина были разлиты с удивительной точностью в единственный граненый стакан и последовательно выпиты «типичными представителями нового общества». Выпивая свою порцию вина, каждый из новых знакомых Михаила крякал и отображал на лице блаженство и умиротворение. Наконец первый знакомый продолжил:

– Ну ты, Михаил, и приколист! Лихо нас на Пряжке раскрутил! А я уж было совсем поверил. По-вел-ся. Уважаю! Вот она, милостивые государи, волшебная сила искусства, как говорил о ней наш глубокоуважаемый товарищ Са…ах, какой человек Аркадий Райкин.

С этими словами он протянул Михаилу свою руку, и тот ее крепко, по-мужски пожал.

– Знаменитость – и мужик что надо, – вставил свое толстяк и тоже протянул Михаилу руку. Он пожал и ее.

– Уважаем, – сказал майор.

Пришлось обменяться рукопожатием и с ним.

– Если что, знай, Васька за тебя. Меня, кстати, тоже Василием величают, – представился первый знакомый. – И кончай с этой ботвой – «любезный», «уважаемый», будь проще, у нас это любят. А будешь умничать, так всю жизнь и просидишь, на Пряжку застегнутый. Да, и не болтай лишнего, то, что можно на кладбище, в жизни запрещено.

Вот так они и расстались. Спасибо Василию и его друзьям – с их помощью Михаил хоть что-то узнал, что-то понял и хоть что-то усвоил. Как сильно все изменилось, вот только психиатрическая больница Николая Чудотворца как была на Пряжке, так там и осталась. Ах да, Смоленское кладбище тоже сохранилось на прежнем месте и с тем же назначением.

 

Глава 2. И все же живой человек выглядит много лучше, чем его изображение на могильном камне

Михаил вышел на Малый проспект и остолбенел. Сказать по правде, некогда глухой уголок Санкт-Петербурга сейчас изрядно поменял свой облик. Но не это его поразило. В прошлом году в Париже Михаил имел счастливый случай попасть на завод «Пежо», куда его пригласил инженер Луи Ригуло. Он показал российскому гостю то, что во Франции уже привычно называли «автомобиль», и гость был очарован. Но то, что Михаил увидел, выйдя с кладбища, не вписывалось ни в какие масштабы его воображения. Один за другим проносились мимо него фантастические аппараты. Это уже не были безлошадные кареты с велосипедным рулем. Это были стремительно летящие обтекаемые капсулы. Машины неслись навстречу друг другу с огромной скоростью, которая была гораздо выше тех 30 километров в час, которыми так гордился Луи Ригуло. При этом они виртуозно разъезжались, даже не притормаживая. Изящные автомобили ехали практически бесшумно. Изобилие моделей с русскими наименованиями говорило о том, что Россия всегда была и остается величайшей державой во всех отношениях. Ни одной иномарки, какой патриотизм! Это ему понравилось. Даже немного полегчало, и на душе стало светлее. Приближаясь к Неве, он начал узнавать некоторые дома. Вот здесь, на 16-й линии, еще вчера, в девятнадцатом веке, жил его приятель. А вон там, за углом, на пустыре, третью зиму подряд устраивали огромный каток и ледяную горку из снега. Зимой дворники привозили сюда снег на санях и заливали его водой. По выходным здесь отдыхал и веселился питерский люд.

Машин стало меньше, и Михаил решил перейти проспект. Дойдя до середины, он увидел, как на него с огромной скоростью мчится белый автомобиль. Мозг незамедлительно отреагировал и приказал отскочить в сторону, иначе, понял Михаил, он никогда не узнает, что случилось 21 августа 1991 года. И, о боже, он вдруг увидел за рулем этого сказочного аппарата ту самую девушку, лицо которой было запечатлено на надгробном камне.

Он все вспомнил. Время словно нажало на тормоза, и в недолгом процессе его замедления Михаил отчетливо увидел три минувших события, те последние мгновения, которые отделили вчера от сегодня. Вот он увидел надгробье с поразившей его датой и портретом сказочно красивой девушки. Затем он вскинул голову вверх, удивленный тем, что на безоблачном небе вдруг появились огромные свинцовые тучи. Они быстро сгущались над его головой, закрывая собой и солнце, и свет, и все небесное пространство. И наконец, третье событие – он увидел вспышку, голубое свечение над надгробьем, шаровую молнию, ее стремительное приближение, удар. И все…

– Так вот как я здесь очутился, – беззвучно прошептали его губы. – Молния, удар – и ста лет как не бывало.

Михаил сразу же отметил один неоспоримый факт: изображение на надгробье было чарующим, но его живой оригинал был ни с чем не сравним, а взгляд огромных глаз девушки оказался просто гипнотизирующим. Михаил не мог отойти в сторону. Он стоял и умильно смотрел своей очаровательной смерти в лицо. Время сняло ногу с тормозов. Раздался скрежет от трения резины об асфальт, машина вильнула вправо и, слегка коснувшись своим крылом его ноги, остановилась. Не в пример времени, девушке удалось справиться с тормозами.

Все самые искренние и ошеломляющие чувства были написаны на лице Михаила. Он был парализован. Он стоял и смотрел широко открытыми глазами на то, чего не могло быть.

В тот же миг из автомобиля выскочила разъяренная девушка. Она уже открыла было рот, чтобы выплеснуть свое негодование в лицо олуха, растяпы, недотепы, обалдуя, придурка, из-за которого перепугалась до смерти, но, увидев огромные удивленные глаза и побелевшее лицо Михаила, сказала явно не то, что хотела произнести секунду назад. Она увидела человека, который был не просто напуган – он был охвачен ужасом. К тому же он был удивлен, потрясен и ошарашен одновременно. Молодой человек стоял и смотрел на нее во все глаза, как на некое чудо, и кроме тогоон был красив и явно ею очарован. Такой восторженно-идиотский взгляд ни с чем не спутаешь.

– Вы ненормальный? Вы псих?

Она сверкнула глазами, несколько раз с возмущением вместо подходящих слов с шумом выпустила изо рта воздух и наконец в завершение всего сердито топнула ножкой по асфальту.

– Я псих, простите меня, – тихо произнес Михаил, продолжая любоваться девушкой.

– Вы что, из космоса прилетели? Черт знает что! Вы напугали меня!

– Я виноват, простите меня.

– Зачем вы остановились? Машин, что ли, никогда не видели?

– Один раз видел, во Франции. Три машины, – еле двигая языком, промямлил Михаил, – но они не такие красивые, как у вас.

– А вот это напрасно, мой авто хоть и не «мерседес», но и не «запорожец», – с обидой и гордостью произнесла девушка. Накал возмущения ослабел.

– Простите меня, если я сказал глупость.

– Глупость? Да вы вообще непонятно что говорите. «Три машины во Франции», – передразнила девушка. – Бред какой-то.

Несколько секунд оба молчали и пытливо изучали друг друга.

– И что, – уже совсем доброжелательно добавила хозяйка белоснежного авто, – мы так и будем стоять посреди проспекта? Что вы молчите?

– Боюсь сказать очередную глупость.

– Я глупости не говорю, я их делаю, – улыбнулась девушка.

Она была в мужских брюках и блузке, которые обтягивали ее изящную фигурку. К тому же она была высокого роста. Ее иконописные глаза небесной голубизны и до плеч подстриженные солнечно-русые волосы, тонкая высокая шея и белоснежная кожа – тоньше и изящнее самого лучшего пергамента – окончательно лишили Михаила рассудка. Он чуть было не начал нести всякую околесицу, вроде «вы божественны и сказочно красивы, вы словно юная фея…» Эти высокопарные, слащавые слова мещан девятнадцатого века пронеслись в его мозгу за один миг. Усилием воли он тотчас прервал эту словесную патоку. Но в глубине своей души он изо всех сил прокричал: «Я так хочу понравиться тебе!» – и выплеснул на нее все свои флюиды. А вслух произнес:

– Бога ради, простите меня. Сам не знаю, как это вышло. Увидел вас – и все.

– Заклинило?

– Заворожило. Мне ужасно неловко. Не знаю, как это произошло. Со мной такое случается впервые.

– Какое совпадение! Со мной тоже.

Наконец девушка пришла в себя и уже спокойным голосом сказала:

– Признайтесь честно, вы так демонстрируете свою популярность?

– Вы имеете в виду мое сходство с каким-то там артистом?

– Не там, а у нас, и не с каким-то, а с главным мушкетером страны, – не без иронии произнесла девушка. По всей видимости, этот человек не был ее кумиром.

– Он что, играл роль д`Артаньяна?

– Не стану отрицать, он был великолепен.

– Боюсь вас разочаровать, но я – не он.

– Да уж, конечно. Господи, но до чего же похожи!

– Я тоже сыграл недавно одну роль. И мне кажется, весьма успешно.

– И кого же вы играли?

– Психа, сбежавшего из клиники.

– Вы только не обижайтесь, но, по-моему, вы так и не вышли из этой роли.

Она обворожительно улыбнулась.

– Теперь мне придется обдумывать каждое свое слово.

– Для психа – это бесполезная трата времени.

– Вы правы, со временем у меня действительно большие проблемы.

– Ладно, оставим эту тему. Я не ушибла вас?

– Не знаю, я ничего не чувствую.

– Но ведь я задела вас. Вон и брюки испачкала.

Только теперь Михаил почувствовал, что ушиб все-таки был, но решил скрыть от собеседницы этот незначительный факт.

– Пустяки.

– Только не говорите, что вы меня разыграли.

– Ну что вы, как можно!

– Послушайте, – девушка впервые слегка смутилась, – это, конечно, ваше дело, но все же почему вы так странно одеты? Опять же эти манеры, голос… – каждую фразу она произносила с некоторой паузой, словно проверяя, что это за тип – по жизни такой, шутит, валяет дурака или с человеком действительно что-то случилось. – А может, выпрямь сюда из психушки, ну, того? Вам, такого не говорили?..

– Говорили, совсем недавно, на кладбище. Еще и часа не прошло.

– Надо же. Вы, часом, не вампир? Кусаться не будете? Или вы потрошите трупы? Прямо какой-то фильм ужасов с Франкенштейном.

Михаил улыбнулся.

– И об этом мне говорили.

– Где? – машинально произнесла девушка.

И они оба одновременно произнесли:

– На кладбище.

Они разом рассмеялись.

– У вас хобби такое или болезнь возраста?

– Мистика какая-то.

– Наваждение?

– Может быть. Я еще и сам во всем не разобрался. Вчера все было по-другому.

– Вчера был четверг – рыбный день.

– По гороскопу?

– По Минздраву. Нам, видите ли, фосфора не хватает.

– И что из этого следует?

– Мы не светимся в темноте. А это непорядок. Ночью нас трудно отслеживать, – только сейчас Михаил понял, что девушка шутит.

– Я вижу, страна заботится о своем народе.

– Ну если под страной понимать КПСС и КГБ, то конечно. Они без нас просто никуда. Куда мы, туда и они. Чуть ли не в постель с нами ложатся.

– Это вы так шутите?

– Это я демонстрирую, как сильно они нас обожают.

– А мне сказали…

– На кладбище?

– Да, что о политике говорить небезопасно.

– Сейчас все небезопасно, тем более стоять и рассуждать посреди проспекта. Вам в какую сторону?

– Я не знаю. Все вылетело из головы, – не меняя своего восторженного взгляда, тихо произнес Михаил, – но если откровенно, то я бы выбрал ваш путь.

– Мой путь вам не понравится, он никак не подходит к вашему наряду.

– Значит, вы направляетесь в будущее?

– Сейчас мне не до будущего, разобраться бы с настоящим…

– А я до встречи с вами страстно желал попасть в прошлое.

– Яснее ясного, иначе для чего бы вы так вырядились, – девушка улыбалась, но при этом она заметила, что от ее слов Михаил насупился. – Не обижайтесь. Это я так вас взбадриваю.

Михаил молчал.

– Выходит, я все же вас сбила… с пути.

– Скорее, помогли определиться с выбором.

– Выбор есть всегда, а вы что, потеряли свой путь?

– Я оказался на распутье, где нет ни названий, ни табличек.

– Это Малый проспект, вон и табличка висит.

– Это для вас проспект, а для меня – тупик.

– Тупик Коммунизма? – улыбнулась девушка. – Сегодня это самая популярная шутка. Для большинства граждан – злая шутка.

– Вы все время шутите. Это здорово. Только сейчас я понял, что именно вы и наставили меня на путь истинный. Спасибо.

– На здоровье. Не знаю, что вы имеете в виду, но будем считать, что нам по дороге. Правда, наряд ваш не для настоящего, но это дело поправимое.

Девушка еще раз критически оценила взглядом одежду Михаила, и на ее лице отразилось сожаление. О восторге не могла быть и речи.

– Сейчас так не одеваются, я уже заметил.

– По правде говоря, да. Ладно, садитесь в машину. Я уже опаздываю.

Какое-то время они ехали молча. Наконец Михаил нерешительно произнес.

– А ведь это мой настоящий облик, повседневный.

– Имидж такой или что-то с верой связанное?

– Все намного проще – это обычный наряд моего времени. Стиль респектабельного человека.

– Так, первую часть пропускаем, каждый живет согласно своим тараканам, начнем со второй. Значит, вы – респектабельный человек? – девушка сделала паузу и улыбнулась. «Если он шутит, пусть повеселит, если валяет дурака, хоть время займет, если здесь какая-то мистика, даже забавно» – пронеслось у нее в мыслях. В любом случае она желала общения с ним.

Сказать по правде, он ей понравился. Причем он понравился ей не чем-то конкретным, а в целом. Сейчас у нее был не самый лучший период в личной жизни. По большому счету, она была одинока и подсознательно давно хотела с кем-нибудь познакомиться. Но с ее избирательностью и завышенными критериями найти подходящего человека так и не удавалось. И вот наконец-то ей кто-то понравился.

– Да, статский советник коллегии министерства юстиции, департамент по внешним связям и морским делам.

– О-о-о! – искренне удивилась девушка. – Говоря проще, государев человек, министерский юрист?

– Согласно табели о рангах – это слишком просто.

– А что, табель о рангах действует и в наши дни?

– Вероятно, это понятие уже вошло в историю.

– Извините, не хотела обидеть. У меня с историей всегда были проблемы.

– Потому у людей и проблемы, что у них проблемы с историей. Шучу.

– Браво! Вы еще и шутить умеете.

– В моем положении только и остается, что шутить.

– Скажите, – хитро улыбаясь, поинтересовалась девушка, – а там у вас все так одеваются?

– Для нашего века – это очень приличная одежда.

– Для какого века?

– Для девятнадцатого.

– Не обижайтесь. Я, между прочим, тоже не прочь пощеголять в бальных платьях с кринолинами. Но при этом я знаю, что живу в своем веке. В таком наряде даже в театр не выйдешь. Мягко говоря, не поймут. А в вашем министерстве, я понимаю, это нормальное явление – одевайся, как хочешь, лишь бы дело не страдало?

– Шутите. Это не игра в девятнадцатый век и не моя бредовая фантазия. Так уж получилось. Хотите – верьте, хотите – нет. Но еще вчера я был в своем веке, а сегодня – в вашем.

Пауза затянулась.

– Еще вчера мое одеяние не выглядело странным.

– Так, сударь, вы обещали обдумывать каждую фразу.

– Я не забываю об этом ни на секунду. Только сейчас я понял, что прошлое – это лишь определение времени. По сути оно ничего не меняет. Люди живут настоящим. Прошлое ничему не учит и выглядит смешно, как и мой наряд. Каждое поколение изобретает свой велосипед. Вот представьте меня без этого наряда. Или в рыцарских доспехах. А ведь человек один и тот же.

– Лучше, конечно, в рыцарских доспехах. Сейчас мне просто позарез нужен рыцарь, – слегка смутившись, с улыбкой произнесла девушка. Затем добавила: – Мы живем настоящим, грустим о прошлом, надеемся на будущее. Тут я с вами согласна.

– Полагаю, что так. Сам человек мало что выносит из прошлого, разве что собственные воспоминания, чьи-то истории и какие-то вещи. А это всегда грустно… Как будто с кладбища.

– Вы уверены?

– Я лишь рассуждаю. Так всегда было. Если бы издали приказ: «Красную площадь перекрасить в зеленый цвет, а тех, кто покрасит ее, – расстрелять», люди бы задали только один вопрос. Как вы думаете какой?

– Почему в зеленый цвет?

– Вот именно! Моя трагедия никого не волнует. Упоминание о прошлом веке вызывает смех, словно я анекдот рассказал. Все разговоры идут только о сходстве с кем-то и моем странном одеянии. Только о том, как я выгляжу сейчас и что собой представляю в данный момент. Так что дело за малым – стать таким, как все.

– Это от отчаяния. Стать таким, как все, – дело нехитрое. Переоделся, и все… Вы ведь не такой, правда?

– Вы правы. У меня слишком много унаследованных принципов и правил. Это и есть мое прошлое, моя память. Я не могу просто переодеться и отказаться от прошлого. Я ответственен не только за себя, но и за тех, кто все это передал мне, чтобы и самому быть лучше, и все лучшее передать другим, чтобы в будущем помнили о нас, тех, кто жил в прошлом.

– Все так красиво и правильно. А кроме этого есть еще что-нибудь удивительное, эмоциональное и необдуманное в вашей жизни?

– До сегодняшнего дня не было.

– Но это же скучно!

– Думаю, теперь мне скучать не придется.

– Вы даже представить себе не можете, какой кавардак вы устроили в моей голове, и всего за каких-то пятнадцать минут.

Снова наступило тягостное молчание. Неожиданно девушка произнесла:

– Меня зовут Лиза.

– Не может быть!

– Да уж поверьте, – девушка улыбнулась.

– Невероятно! Вы даже не можете себе представить, насколько это приятно…

– Да что вы говорите?

– Да, так, – у Михаила на лице от волнения появились красные пятна и на лбу выступили капельки пота.

– Вы себя нормально чувствуете?

– Да-да, не беспокойтесь.

– Это связано с вашей девушкой?

– Нет-нет, это совсем иное… я как-нибудь расскажу вам эту историю… Это имя для меня особенное… Такие имена рыцари носили на своих щитах. Теперь моя очередь, меня зовут Михаил.

– На самом деле или только что придумали?

– Это мое настоящее имя.

– Странный вы человек, Михаил. А фамилия у вас есть?

– Михаил Иванович Петров.

– И фамилия у вас хорошая, как у Ульянова-Ленина во время конспирации. А отчество просто замечательное, как у меня, в реальной жизни.

– Вы шутите.

– Более чем серьезно, а вот вы ведете себя, мягко говоря, странно. Только никак не пойму, зачем вам это.

– И хотел бы слукавить, но не могу. Мне никак не избавиться от ужаса произошедших со мной перемен. Хочу говорить на отвлеченные темы – и не могу. Хочу рассказывать о себе, узнавать все о вас, но мозг мне не повинуется. У меня какое-то странное паническое состояние. Это произошло всего час назад, и мне еще никак не привыкнуть к мысли, что это действительно произошло, причем не с кем-нибудь, а со мной. Думаю, со временем все это пройдет, но сейчас… Не знаю, зачем говорю вам все это. Простите меня, бога ради.

– Давайте договоримся, Михаил, говорить друг другу не только правду, но и по существу. Для начала не надо истерик. Из всего того, что вы сказали, я ровным счетом ничего не поняла. И потом, я не люблю банальных, слащавых и неискренних фраз. А пустой болтовней меня вообще никуда не заманишь. Если хотите мне понравиться, не паникуйте и будьте самим собой.

– Вы знаете, о чем я только что подумал? Никогда не догадаетесь. Я представил себе ситуацию, когда, как у Герберта Уэллса, вы спокойно едете по своим делам и вдруг прямо перед вами появляется инопланетянин, эдакий проворный десятиметровый уродец необычайной силы, который хватает вашу машину в свои щупальца и с любопытством разглядывает вас своей сотней глаз. Вы трясете головой, говорите: «Чушь какая-то, этого не может быть».

– И-и?

– Он уходит, исчезает. Вы трясете головой, говорите: «Надо же такому привидеться»! И тем не менее выходите из машины осмотреть ее, нет ли там вмятин и царапин.

– Это вы обо мне?

– Это отвлеченный пример.

– Хочу заверить вас, Михаил, вы ошибаетесь. Я бы не пошла осматривать машину.

– Почему?

– Я бы умерла от страха.

Лиза весело рассмеялась.

– Это значит, что он бы произвел на вас впечатление.

– Как и вы, – улыбнулась девушка. – С одной лишь разницей. Ощущение с инопланетянином можно пережить на обычном современном аттракционе, а с вашим появлением может вся жизнь перевернуться.

– Я другое имел в виду.

– Да не переживайте вы так, я все поняла. Больше оптимизма, хотя для этого нужен несколько иной костюм.

– Что ж, у меня все впереди, только дайте шанс, и я постараюсь не разочаровать вас.

– Не надо стараться, будьте самим собой. Вы – какой сам собой?

– Наверно, я очень скучный, хотя и образованный человек.

– Что-то я не уловила связь.

– Образование – это богатство ума, воображения, фантазии.

По кислому выражению лица Михаил понял, что хвалил не то, что следовало. Тогда он добавил.

– Шутки веселее.

– Ну, допустим, образованностью в наше время никого не удивишь, скучным вас не назовешь, а вот, что у вас на уме, хотелось бы узнать.

– Самое ужасное заключается в том, что я не знаю, как мне сейчас поступать и что делать. Я, конечно, мог бы сказать неправду про наряд, про то, как мне комфортно и как я преуспеваю в обществе, которое совершенно не знаю, но я не стану этого делать.

– Скажите правду.

– Вы в нее не поверите.

– Попробую поверить.

– Я здесь никто. Ничего не сделал, ничем не отличился. Пришелец без прошлого и настоящего. Давайте лучше поговорим о вас. Это куда более интересная тема, чем мой наряд и моя персона.

– Нет уж, давайте договаривайте до конца.

– Повторяю, вы в это не поверите и вам это не понравится.

– Оставьте это мне самой решать.

– Хорошо. Я действительно перемахнул через сотню лет и оказался здесь. У меня нет ни документов, ни денег, ни жилья, ни родственников, ни друзей и ни малейшего представления об этой вашей нынешней жизни…

– Нашей жизни? А вы, значит, по-прежнему пытаетесь убедить меня, что прибыли сюда из другой жизни, из иного века?

– Я же говорил.

– Извините, Михаил, тут я была не права.

Лиза на минуту задумалась, затем продолжила:

– Значит, совсем недавно неведомые силы, назовем их так, оставили вас без всего, что необходимо человеку для нормальной жизни?

– Можно сказать и так.

– Что же вы там такое натворили, что оказались в чужом веке, без всего и на улице?

– На кладбище…

– Что ж, давайте попробуем поиграть в эту игру, время у нас есть.

– Время – это все, что у меня осталось.

– Итак?

– Не знаю. Человек я правильный и государственный, страну и работу свою люблю и полностью ими доволен, преступлений не совершал, ни в какие дела не впутывался.

– А на любовном фронте?

– Вот здесь у меня действительно была проблема. Я был влюблен в одну девушку, но все вышло как-то не так. Словно я пытался сесть не в свой экипаж.

– Но если на все взглянуть оптимистично, то в нашем с вами положении есть и позитивная сторона. Вы не женаты и вас оставили в живых. Девушка осталась в прошлом веке, а ее красивый жених сейчас сидит у меня в машине… В моем экипаже. Я хотела сказать, в том экипаже.

Лиза заразительно рассмеялась.

– Мне нравится это время. Здесь все шутят и улыбаются. У нас все было не так.

– Вот тут-то, Михаил, и начинается классика. Если народ шутит и смеется, значит, его дела столь плохи, что терять ему уже больше нечего.

– Вот поэтому со своим серьезным девятнадцатым веком я и оказался на кладбище, – он постарался поддержать веселый настрой девушки.

– Да не переживайте вы так сильно. Мы со своим двадцатым веком оказались на кладбище, и то ничего. Вас просто вычеркнули из списка. А может быть, и заслали с секретным заданием. Вы – ретроспективный шпион, – Лиза улыбалась. Ее настрой передался и Михаилу.

– Верно. А кладбище – это всего лишь точка отсчета. Новое место рождения.

– Легенда. Оригинальный роддом вы себе выбрали.

– Впопыхах перепутал.

– Предположим. Итак, на чем мы остановились?

– На точке отсчета.

– Ах да. Она может быть как финишем, так и стартом. Скажем так, роддом наоборот. В современных условиях это очень даже неплохо. Никакой ностальгии, никаких сожалений и воспоминаний о вчерашнем дне. Это сегодня самая страшная болезнь потерянного общества. А вы, как я успела заметить, абсолютно здоровы, у вас лишь грусть по давно минувшему веку. К смерти близкого человека привыкают, а уж к такой ерунде, как прыжок во времени, привыкнуть совсем не сложно. Думаю, уже к обеду привыкнете. Кстати, вы, часом, не голодны? За сто лет без еды, поди, проголодались?

– Спасибо, я не голоден, и тем не менее я действительно из другого века. Я статский…

– Да-да, я помню, статский советник министерства юстиции, что-то там по морским делам. Сказать по правде, поверить в это не очень просто. Извините, но меня тоже можно понять.

Лиза снова стала серьезной.

– Я понимаю, это вы меня извините.

– Хотя предположить можно. Слушайте, а нас случайно не снимают скрытой камерой?

– Я не понимаю, о чем вы.

– Значит, нет, – Лиза на некоторое время замолчала. При этом она не переставала искоса изучать своего попутчика. Их глаза периодически встречались в зеркале автомобиля. – Сегодня много людей оказалось без документов, жилья и средств к существованию. Они тоже попали не в свое время. Увы, сейчас оно называется перестройкой или временем рыночных отношений, а какие они, эти отношения, мало кто знает.

– Да, мне это уже объяснили.

– На кладбище, – девушке снова стало весело.

– А где же еще?

– Неплохое место для юридической консультации.

– Для осмысления прошлого и настоящего.

– Словом, вы время даром не теряли. И с кем же вы там познакомились, если не секрет?

– Один – бывший начальник КБ, другой – бывший старпом, третий – бывший майор.

– А вы – бывший статский советник. Эдакий квартет бывших.

– Как у Крылова. Никак не сыграть мелодию новой жизни.

– Скоро все может так сложиться, что очень многие окажутся без прошлого и станут бывшими. И что же они там делали в такую рань?

– Не знаю, говорят, бутылки собирали.

– Странно, в городе немало мест, где этого добра куда больше, чем на кладбище…

Снова наступило тягостное молчание. Михаил понимал, что не надо было говорить о том, что нормальному человеку кажется нереальным. Не надо было обрушивать на эту милую хрупкую девушку свои проблемы. Какая глупость – грузить другого своей правдой, изрядно похожей на смесь лжи и фантазии. Все было бы иначе, если бы он говорил о простых и понятных вещах. Надо было говорить о том, что девушке нравится, рассказывать ей интересные и веселые истории, шутить и увлекать заманчивыми словами вслед за собой, за романтические горизонты. Или просто сочинять и откровенно врать, это все любят. Ведь кому нужна голая правда? Но его словно зациклило. Он все еще не мог оправиться от своего скачка во времени. Между ними стоял целый век, целая пропасть, и переключиться на новую жизнь он никак не мог. Михаил понял, что тема исчерпана и он упустил свой шанс. Сейчас они доедут до конечной точки и распрощаются навсегда. Сама жизнь, судьба, случай дали ему этот шанс, и он им не воспользовался. Он понимал, что оставшийся миг – это гораздо больше и важнее, чем пропущенные сто лет. И надо было хвататься за него обеими руками. Сейчас это было самое дорогое. Надо было говорить, хоть что-то, но продолжать говорить. Черт с ним, с прошлым, новая жизнь дает новый шанс! А на весьма мудрое замечание девушки Михаил совсем не обратил внимания.

* * *

19 апреля 1991 года. Десять часов утра.

Литейный проспект, дом 6.

– Товарищ майор, ваш информатор на линии, переключить?

– Да… Слушаю.

– Он объявился два часа назад на Смоленском кладбище. Одежда, правда, у него какая-то допотопная, а так вполне адекватный человек. Говорит, что сбежал из дурдома на Пряжке. Около получаса назад мы с ним расстались. Он вышел на Малый проспект и чуть было не попал под машину, белый пикап «иж комби» – народное корыто. Номер я не разглядел. За рулем девушка. Он сел к ней в машину. Сейчас они направляются в сторону Кораблестроителей.

– Вы познакомились с ним?

– Да, рапорт пришлю сегодня.

– Ваше мнение.

– Расстались как настоящие друзья. Я даже сказал ему, что живу на Пятой линии.

– Это хорошо. Возможно, он этим еще воспользуется. Перенесите наблюдение по вашему адресу.

– Все понял.

– До свидания.

– До свидания, товарищ майор.

* * *

– Вокруг все так изменилось. Особенно автомобили. Это фантастика! – Михаил решил говорить все что угодно, лишь бы не молчать. – Не знаю, поверите вы мне или нет, но такой изящной и совершенной машины, как у вас, я еще никогда не видел.

Это прозвучало неожиданно, искренно, глупо, но правдоподобно, как анекдот, рассказанный профессиональным артистом. Девушка прыснула от смеха. Михаил не понял, что произошло, и так же серьезно поинтересовался:

– Какая модель у вашего авто?

– «Иж комби».

– Это отечественный автомобиль?

– Отечественнее не бывает. Кроме «запорожца», конечно.

– Я полагаю, что эта стрелка показывает скорость.

– Вы просто поражаете меня своей смекалкой.

– И что, мы действительно несемся со скоростью 65 километров в час?

– Да, я слегка лихачу.

– У меня захватывает дух.

– Все шутите. Ну-ну. О Боже, да вы весь бледный. Совсем позеленели. Вам плохо? Я сейчас остановлюсь.

– Нет-нет, не надо. Должен признаться, с такой скоростью я еду в машине в первый раз в своей жизни.

Лиза бросила на него быстрый и недоверчивый взгляд.

– Скажу откровенно, в это трудно поверить.

На коленях у Михаила лежала черная широкополая шляпа. В ней в машину было не сесть и пришлось ее снять, отчего он испытывал некоторый дискомфорт. «Зато, – подумалось ему, – если произойдет нечто неожиданное и неприятное, то хоть машину удастся не испачкать».

– Знаете, Михаил, со мной тоже произошла непонятная вещь. Я еду и все время думаю о том, что поступаю вопреки своим правилам. Впервые в жизни я знакомлюсь с человеком на улице, вступаю с ним в разговоры, сажаю к себе в машину. И самое забавное, мне это нравится. Вы, часом, не гипнотизер?

Михаил не знал, что ответить. Такой вопрос нельзя было принимать всерьез, но и смеяться над ним тоже было нелепо.

Машина сделала лихой поворот, свернула с главной дороги и выехала на площадь перед гостиницей «Прибалтийская».

– Вот что, Михаил, я решила устроить вам маленький тест. Ставлю на кон свою машину. А что можете поставить вы?

Наступила продолжительная пауза.

– Вот это, – сказал Михаил, не отрывая своего восторженного взгляда от глаз Лизы, и достал из потайного кармана сюртука документ на право входа в министерство юстиции. – Утрата этого документа может стоить мне должности и карьеры. Держите.

Девушка с интересом взяла документ в руки и внимательно его изучила. Это не была ветхая архивная вещь, а вполне свежий, хорошего качества документ со сложными водяными знаками на бумаге. Такой пропуск в девятнадцатом веке, вероятно, невозможно было подделать. Судя по всему, он был изготовлен там же, где печатали казначейские ценные бумаги.

– Что ж, «иж комби» хоть и не будет стоить мне карьеры и должности, но каких-то денег тоже стоит. Принимается. Итак, тест. Вы остаетесь в машине и дожидаетесь меня. Это не займет более получаса. Идет?

– Конечно!

– И вот еще что: вам надо было сразу же начать наше знакомство с предъявления этого документа. Он куда убедительнее, чем ваш рассказ. Ну все, я побежала. Только чур из машины не выходить и дожидаться моего возвращения. Я скоро буду. Да, и вот еще что: держите свой драгоценный документ. Я его проверила и пропускаю вас на новое рабочее место в двадцатый век.

Прошло не более получаса, и Лиза вернулась. Она была очень довольна. Михаил, завидев ее приближение, быстро вышел, обошел автомобиль и открыл дверцу водителя.

– Я же вам говорила не выходить из машины, – улыбаясь, сказала девушка. – Что ж, тест вы не сдали.

– Мне отдать вам свой документ?

– Оставьте у себя, – девушка некоторое время пристально смотрела в глаза Михаила, после чего спокойно произнесла: – Будем считать, что я вам поверила.

– Я всегда говорю только правду.

– В наше время это скорее недостаток, чем достоинство, – с сожалением заметила Лиза.

– А как ваши дела?

– Ну хоть здесь повезло. Кстати, это второе везенье за последний час. Мне сказали, что только здесь можно достать черную икру. В чем я лично сомневалась. И ведь достала же. А как обстояли дела с черной икрой в девятнадцатом веке?

– Были бы деньги, а продуктов у нас сколько угодно. А уж если заглянуть в Елисеевский, то там разве что птичьего молока не сыщешь.

– Ну хоть с птичьим молоком мы обскакали девятнадцатый век. Натурального шоколада не достать, зато птичье молоко в изобилии, в любом ларьке.

– У вас что, денежное обращение отменено?

– Почему вы так решили?

– Вы все время употребляете глагол не финансового действия.

– Дефицитные вещи у нас достают, как фокусник зайца из шляпы. Но в итоге за них все равно платят. Правда, много дороже, чем они стоят на самом деле. Такова экономика текущего момента. Спекуляция, рыночная экономика, бизнес – синонимы.

– Это все одно и то же?

– Вы удивительно сообразительны, Михаил.

Она спокойно стояла у распахнутой дверцы и внимательно разглядывала молодого человека, словно никуда не спешила, словно изучала и проверяла своего нового, приятного и забавного знакомого.

Михаил стоял спокойно и с прежним восхищением смотрел Лизе в глаза. Неожиданно ему в голову пришла сумасшедшая идея. После некоторой паузы он все же решился ее озвучить.

– Лиза, можно вас попросить об одном маленьком одолжении?

– Попросите, – девушка еле заметно улыбнулась. – Вы это заслужили. Я ведь пошутила, тест сдан вами на «отлично».

– Дело в том, что, пока вы меня не прогнали, я бы хотел осуществить одну свою давнюю, можно сказать, потаенную мечту.

– Даже так? Вы меня интригуете. Интересно послушать.

– Это ужасно нескромно, но другого такого случая у меня, по всей видимости, уже никогда и не будет. Только вы мне можете в этом помочь.

– Не томите, Михаил, и не пугайте меня.

– Могу ли я… можно мне…

– Ну, давайте же!

– Я хочу попробовать чуть-чуть проехать на вашем автомобиле. Хотя бы один только метр.

– А как же вы поедете, если ни разу этого не делали?

– Вы мне объясните основное. Кое-что я уже запомнил. Я все пойму, я сообразительный.

– Да уж заметила. Встали посреди проспекта и соображали, жить или не жить. Ладно, у меня есть еще полчаса времени. Попытаюсь вкратце объяснить, что надо делать и чего делать нельзя. И перестаньте меня гипнотизировать.

– Да я это и не умею делать.

– Да? А я ощущаю обратное.

Михаил не понимал, что там было написано на его лице, но Лиза от души рассмеялась. Боже, как она была прекрасна.

Лиза села за руль и стала объяснять. После пяти минут краткой теории она вышла из машины, уступив место Михаилу. Девушка обошла автомобиль и села рядом с водителем.

Михаил мысленно повторил все то, что ему рассказала Лиза. Затем поставил ручку в нейтральное положение, повернул ключ, убрал ручной тормоз, выжал педаль сцепления, включил первую скорость и, плавно отпуская сцепление, начал давить на педаль газа. Машина легко тронулась с места и медленно покатила по площади перед гостиницей. Так же плавно он перешел на вторую скорость и поехал по кругу. Затем он последовательно включил третью и четвертую скорости.

– Отлично, Михаил!

Сделав один полный круг, он остановил машину и в полном восторге замер. Безграничное счастье было написано на лице человека, который сидел в современной машине в совершенно нелепой одежде. Все было как-то комично и неестественно. И тем не менее все было абсолютно достоверно. Он был в эйфории. Лиза молчала. Когда вновь испеченный водитель пришел в себя и повернул голову к инструктору, она сказала:

– Зачем вам надо было меня обманывать? На дурацкие шутки у меня нет времени, – Лиза испытующе посмотрела ему в глаза и вдруг сказала: – Послушайте, вы что, действительно это сделали первый раз в своей жизни?

Он робко кивнул головой.

Лиза продолжала пристально смотреть ему в глаза, и вдруг взгляд ее стал спокойным, добрым и чуточку нежным. Вероятно, глядя на его ненормальное счастье, она сумела заглянуть во что-то свое потаенное, найти там ответ на какой-то вопрос и принять решение.

– Что ж, Михаил, кажется, вы меня убедили. Теперь я верю, что вы действительно из девятнадцатого века. С таким счастьем на лице в нашем веке уже никого не отыскать. А теперь поменяемся местами, и я вас немного покатаю по городу. Я уже опаздываю. Нам надо поторопиться. А впрочем, может быть, вы просто валяете дурака и у вас такая манера знакомиться, но, сказать по правде, вы мне симпатичны, Михаил Иванович Петров! Поехали.

Она лихо тронулась с места и прямо перед носом огромного автомобиля выскочила на дорогу. Грузовик вильнул в сторону и перекрыл путь серой «девятке». Скрежет тормозов и крепкие словечки водителей остановившихся машин, были явно адресованы не друг другу.

Они проехали Гавань и повернули на Большой проспект. У Горного института машина выехала на набережную Невы. Только здесь Михаил узнал родной Питер. По дороге Лиза задавала простые вопросы о том, где он родился, учился, жил, чем занимался. Михаил рассказал, что родился в Питере, учился в университете на юридическом факультете, жил на набережной реки Мойки, в доме номер 47.

– Значит, вы профессиональный юрист, а не просто министерский чиновник. Это круто. Сегодня юристы очень востребованы и преуспевают.

– В прошлом году я стажировался во Франции. За два месяца мне удалось достаточно хорошо освоить всю французскую законодательную систему. Если мне дать юридическую литературу и правовые акты современной России, я думаю, что и на их изучение мне понадобится не больше времени.

– Вряд ли вам это удастся сделать так быстро. Сегодня в России действуют две системы законодательства: старая – советская и новая – основы законодательства. Новые законы еще только разрабатываются. Сплошная путаница.

– А мы, между прочим, с 1857 по 1876 год жили по своду законов, который ни разу не менялся, и только за последние пятнадцать лет произошли некоторые его корректировки, не изменившие по сути действовавшей законодательной системы и правовых отношений в целом. Если вы знаете, свод законов состоит из пятнадцати томов, а отдельные тома выпущены в нескольких частях. Это целые стеллажи толстенных книг. Я уже говорил, что занимаюсь морским правом. Свод морских постановлений от 1886 года состоит из восемнадцати книг.

– Поняла, поняла, поняла – вы вундеркинд, исключение из правил, супермозг.

Пассажир понял сарказм и насупился.

– Нет, серьезно, послушайте, Михаил, вы просто поражаете даму своими познаниями, и у дамы родилась одна сногсшибательная идея. Но об этом чуть позже.

Вскоре они подъехали к госпиталю на Фонтанке. Лиза остановила машину и, повернувшись к Михаилу лицом, сказала:

– Хочу попросить вас, Михаил, об одном одолжении. Сейчас мы зайдем в кафе у Калинкина моста, и пока вы будете пить кофе, я навещу одного больного в Военно-морском госпитале и передам ему продукты. Мне понадобится всего пятнадцать-двадцать минут. Ну максимум полчаса. Наберитесь терпения, дождитесь меня.

– Я готов ждать вас хоть всю жизнь.

– Об этом поговорим позже, – улыбнулась Лиза.

 

Глава 3. Сегодня о политике разве что инопланетяне не говорят

Михаил сидел за столиком у окна и с удовольствием потягивал ароматный черный кофе, который перед своим уходом ему купила и принесла Лиза.

– Откушайте, сударь. Не побрезгуйте, – иронично улыбаясь, предложила Лиза.

– Благодарствуйте, сударыня, Елизавета Ивановна.

– Просто Лиза.

Она сказала и упорхнула. Словно бабочка перелетела с цветка на цветок.

«Несерьезно, а мне нравится. Да что там, я просто в восторге», – подумал Михаил, глядя вслед удаляющейся стройной фигуре девушки, в которую он так внезапно влюбился. Странное существо человек: всего два часа назад ему казалось, что все кончено, а сейчас сердце чувствует, что все только начинается.

На подоконнике лежала забытая кем-то газета. Он невольно скользнул глазами по заголовкам и тексту. Все было посвящено событиям в Прибалтике и в Нагорном Карабахе. Тут же курсивом было выделено «знаменательное событие»: «18 апреля в гостинице “Ленинградская” в Москве открылось первое казино, в котором ставки делают на рубли». И словно жестокая шутка, ниже шло объявление о встрече в Ленинграде, в клубе им. Ф. Э. Дзержинского. Встреча была посвящена памяти пожарников и огромному количеству других людей, погибших при пожаре в гостинице «Ленинград» в Питере.

– Вот так вот мы и живем, вроде бы одна страна, гостиницы с одним названием, а судьбы разные: у одних гульба, а у других пальба. У одних веселье, у других панихида. Одни проигрывают тысячи рублей в казино, а другим не на что купить обыкновенную еду. Здесь свободно?

Михаил оторвал свой взгляд от газеты, повернул голову и увидел рядом с собой пожилого мужчину вполне приличного вида.

– Сейчас придет моя дама. А так свободно.

– Дама. Звучит изысканно. Ну и каково ваше мнение?

– Вы это о чем?

– О том, что сегодня пишут газеты.

– Противоречивое, – уклончиво ответил Михаил.

– А я так просто ненавижу всех этих перевертышей. Извините, я тут присяду, пока ваша дама не подошла. Нормальных людей, с кем можно было бы откровенно поговорить, не осталось. Все в прошлом. Такая сильная держава. Такой мощный аппарат подавления. Каждый третий гражданин страны Советов работал на КГБ либо агентом, либо информатором. Каждый второй – комсомолец или коммунист. «Союз нерушимый республик свободных сплотила навеки великая Русь». Все прахом. Все в тартарары. Помяните мое слово, все скоро развалится.

Он придвинул свой стул совсем близко к Михаилу и почти на ухо ему произнес шепотом:

– Это они все сами и подстроили. Сценарий отработали на Польше. Там же подготовили новые рыночные кадры. Сейчас рванут в Америку и на Запад изучать капитализм, перенимать их опыт, и прощай, плановая экономика.

– Я в политике ничего не смыслю. Дело в том, что на Пряжке нам запрещают об этом говорить. Там хорошо, тихо и спокойно.

– Так и вы оттуда, коллега? То-то я смотрю и не могу припомнить, где я вас видел. До боли знакомое лицо, а где встречались – как отрезало.

– Пути Господни неисповедимы.

– Вот и я говорю: то все были атеистами и ни во что не верили, кроме, конечно, светлого будущего, а то все вдруг в церкви подались, грехи замаливать, прощение выпрашивать. А знаете, как я попал в психушку?

– Нет. И… – хотел было прервать беседу Михаил, но непрошеный гость не дал ему закончить начатую фразу.

– Общество всегда болело ложью и жаждой наживы, но такой эпидемии, как при Горбачеве, не было никогда. Прихожу я к директору проектного института, где работал юрисконсультом, и от чистого сердца предупреждаю его о том, что воровать так откровенно и в таких масштабах нехорошо. Мы же не товарная база и не мебельный магазин. И что вы думаете? Он испугался, стал каяться, просить прощения? Не тут-то было. Этот высоко идейный партийный человек, ученый, директор спокойно так набирает какой-то номер по телефону и с трогательным сочувствием смотрит мне в глаза. В течение пятнадцати минут приезжают люди, скручивают мне руки и увозят на Пряжку. Где я благополучно отсидел четырнадцать месяцев, загубил печень и чуть было действительно не стал ненормальным. И знаете, о чем я тогда подумал? Никогда не догадаетесь. Я подумал о том, что, если бы у меня был сердечный приступ и ко мне вызвали «неотложку», она бы так быстро не приехала. А тут прихожу в свой институт забирать трудовую книжку и встречаю того самого директора. Идет такой важный, а на груди крест золотой. Представляете себе – коммунист-атеист с крестом на груди? От одного этого крыша поедет. Слушайте, а кто вы по профессии?

– Юрист, вероятно, так же, как и вы.

– Ну конечно же, кого еще могут упрятать в это достославное заведение, только нашего брата – юриста. Вы, наверно, недавно попали туда, коллега? А я уже почти год как на свободе. Слушайте, сейчас идет предвыборная кампания. Я устроился работать помощником депутата. Тоже бывший коммунист, да, по-моему, еще и из органов. Он усиливает свою команду. Хотите, я вас порекомендую? Если в девятнадцатом веке гордились ссылкой, то сегодня психушка – это чуть ли не самый крупный козырь в политических картах. Рад был с вами познакомиться, коллега. Очень буду рад нашей новой встрече.

Они тепло попрощались, по-дружески пожали друг другу руки. Только что не расцеловались. Странный юрист ушел так же незаметно, как и появился. Это была его газета. Он унес ее с собой. А Михаил так и не посмотрел на первой полосе, какой сегодня год, месяц и день. Они так и не представились друг другу. Все же психушка оставляет свой неизгладимый след в жизни нормального человека.

Из-за соседнего столика встал мужчина, подошел к нему и хорошо поставленным голосом попросил:

– Предъявите ваши документы, гражданин.

И тут Михаил понял, что до настоящего момента у него еще не было неприятностей. Ему стало нехорошо. Всплеск адреналина заставил сердце работать с бешеной скоростью. Страх пронзил мозг. По спине в очередной раз побежали струйки холодного пота. Михаил посмотрел в стальные немигающие глаза незнакомца и произнес:

– Извините, а на каком основании я должен это делать? Каким правовым актом регламентированы ваши действия? У вас лично есть такой документ?

Его жесткий отпор и встречный натиск на неприятеля оказались столь неожиданными, что человек остолбенел. Он растерялся, обмяк и заморгал глазами. Но лишь на короткое время, на один только миг. Теперь инициатива была в руках Михаила, и ему было достаточно этого мига. Он понял, что попал в точку.

Внешний вид дотошного гражданина стал меняться прямо на глазах у заинтересовавшейся данным инцидентом публики. У пытливого гражданина побагровело лицо, злобно заморгали глаза, губы исказила кривая гримаса. Он уже не мог сохранять спокойствие и рамки приличия. И наконец этот с виду приличный человек стал самим собой и процедил сквозь зубы:

– Я тебе сейчас покажу мои документы.

Он грязно выругался, сделал паузу, и тут его прорвало. Он заорал как бешеный:

– Встать, кому сказано, дерьмо собачье!

Все в кафе обернулись в их сторону. Михаил спокойно продолжал сидеть и пить кофе.

– Встать!

Михаилу стало не по себе, но он и виду не показал, что взволнован. Он поймал себя на мысли, что в свое время он бы такое обращение к себе не спустил. Но следом за первой мыслью пришла вторая, которая напомнила ему, что «здесь он никто и звать его никак». Парадоксально, здесь, в новой своей стране, в той же своей России, он был чужим, а значит, не имел никаких прав. С ужасом осознав это, он действительно чуть было не встал. Внутри него все сжалось. Михаил не на шутку испугался. Но тут раздался чей-то бас.

– Ты что разорался, козел, давно в рог не получал?

Это был даже не человек, это была гора с красным, слегка хмельным лицом. Наседавший на Михаила человек резко обернулся, потом снова зло посмотрел в его сторону и, уже обращаясь ко всем, сквозь зубы заявил:

– Сговорились, ну хорошо, сейчас я вас всех уделаю.

Он выскочил из кафе и куда-то стремительно побежал, по дороге чуть было не сбив с ног отпрянувшую в сторону Лизу. Она вовремя успела увернуться. Еще оглядываясь на странного человека, Лиза вошла в кафе. Михаил быстро встал, взял ее под руку и вывел наружу. Из аппарата, похожего на большой черный ящик, доносились слова песни: «Есть только миг между прошлым и будущим…»

– Не дрейфь, мужик, мы ему фишку начистим, если сунется, – спокойно пробасил человек-гора вслед уходящему Михаилу.

– Спасибо.

– Самому приятно.

* * *

19 апреля 1991 года. Одиннадцать часов утра.

Литейный проспект, дом 6.

– Что за спешка? Почему нарушаете установленный порядок?

– Это экстренный выход, информация безотлагательная, товарищ майор.

– Что случилось?

– Только что у меня был контакт с разыскиваемым объектом.

– Где?

– Армянское кафе у Калинкина моста. Я говорю ему: «Покажи документы!» – а он мне: «Сам покажи!» Хотел арестовать, но народ помешал.

– Вы превысили свои полномочия. Разве такое вам было дано задание? Жду подробные объяснения и снимаю ваш пост. Объект уже под наблюдением. Вы все поняли?

– Все понял.

– До свидания.

– До свидания, товарищ майор.

* * *

– Здесь произошла неприятная история, нам надо срочно отсюда уезжать, – сказал Михаил на ходу Лизе.

Они сели в машину, и он вкратце рассказал все, что произошло за время ее отсутствия.

– У меня ведь действительно нет документов.

– Ладно, с этим что-нибудь придумаем. Сегодня купить левый паспорт или любой другой документ проще простого.

– Я о политике ничего не говорил.

– Молодец, возьми с полки пирожок. Хотя сегодня о политике разве что инопланетяне не говорят.

– Извините, вы не могли бы мне хоть вкратце рассказать о том, что здесь происходит. Какое сегодня число, месяц и год. Хорошо. Вы можете не верить мне, это ваше право. Все, что я говорил о прошлом веке, можете забыть. Но поверьте, я не лгу вам… Предположим, у меня амнезия, мне дали по голове, обокрали, я ничего не помню. Один в огромном городе, без жилья, без денег, без документов, без друзей, без поддержки.

– Ладно, Михаил, не паникуйте. И никогда не говорите лишнего. Слова материальны. Сегодня 19 апреля 1991 года. Неделю назад мы отмечали юбилей – день космонавтики. Прошло тридцать лет, как первый человек побывал в космосе. Это был Юрий Гагарин.

Лиза внимательно смотрела в его глаза. Ее взгляд был особенный, как у заботливой мамы. Это был взгляд доброго и умного человека. К тому же это был взгляд красивой девушки.

– В космосе?! – не скрывая удивления, воскликнул Михаил.

– Я понимаю, в это трудно поверить.

Что-то для себя решив, Лиза сказала:

– Хорошо, я вам верю, но как и чем помочь, пока не знаю. Надо подумать, – она задумалась. – Начнем с деловой части. Формально я замужем, хотя неформально считаю себя свободной. Никак не могу решить проблему с разводом. Так что к себе пригласить не могу, сама живу с родителями и с ребенком в двухкомнатной квартире. Есть, правда, еще одна квартира на Фонтанке. В данный момент она свободна, там никто не живет, но мой драгоценный может появиться в ней в любой момент. Он человек особенный и словно фантом: то «эпиа», то «дизэпиа». Если увидит вас там, может и убить, потому как без тормозов. Мало того что он кавказец, так еще и наркоман… По этой причине я и хочу развестись с ним.

– Если в цивилизованной стране брак не является пожизненным, то наверняка существует такая норма, которая может решить вашу проблему.

– Вы что-нибудь понимаете в семейном праве?

– Это весьма специфическая отрасль законодательства. Для каждой страны и конкретных обстоятельств оно различное. Но нет ничего невозможного.

– Я два года прошу его дать согласие на развод. А он мне: «Только через мой труп. Может, попробуешь?» Вот так он шутит, а меня дрожь пробирает, а злости столько, что действительно готова его убить. По нашим законам, он должен всего-навсего появиться в суде. Я уже там все пороги обила и судье надоела. Даже не думаю о последствиях. Меня волнует только формальная сторона дела. Мне нужна квалифицированная юридическая помощь.

Лиза замолчала. Она так и сверлила Михаила своими огромными голубыми глазами. Он тоже молчал. Ему нечего было сказать. Надо было выслушать человека до конца. Понятно, что Лиза что-то для себя решила. Вот только ему было неясно, как человек без документов сможет решить юридическую проблему в суде, где на каждом шагу надо предъявлять свой паспорт.

– Послушайте, Михаил, вы ведь юрист. А что если мы с вами заключим сделку?

– Пока я без документов, это могут быть только устные консультации.

– Нет, в пустых словах и советах я не нуждаюсь. Мне нужен результат.

– У меня нет ни денег, ни жилья, ни документов…

– А если я дам вам деньги, жилье и документы, тогда вы сможете сделать развод?

– Скорее всего, да.

– У меня нет времени на эксперименты.

– Да.

– Что ж, такой ответ меня вполне устраивает.

– А если – неудача?

– Если в течение двух месяцев вы не решите мой вопрос, то возвратите мне все мои затраты. Проценты за кредитование брать не буду, – пошутила Лиза. – Но для того чтобы рассчитаться со мной, вам придется еще и поработать.

– Вы нанимаете меня на работу?

– Да, больше ведь некому о вас позаботиться.

– Это верно.

– Тогда так: я позабочусь не только о вашей профессиональной занятости, но и о вашей временной легализации. Если вы порядочный человек, то не обманете меня. Если вы хороший юрист, вам это дело не составит труда. Сейчас юридическая практика – дело прибыльное. Сегодня очень популярно заниматься регистрацией и перерегистрацией товариществ и обществ, особенно совместных предприятий. Несколько моих знакомых, кстати, интересовались, нет ли у меня такого специалиста.

– Если вы можете решить такие глобальные проблемы, как документы, жилье и деньги, то почему вы не можете финансовым образом урегулировать бракоразводный процесс?

– У старой системы есть один недостаток – чиновники среднего звена взяток не берут. И это в первую очередь относится к судьям.

– Послушайте, Лиза, сейчас я уже за себя не беспокоюсь, я волнуюсь за вас. Если браться за такое серьезное дело, то надо к нему серьезно подготовиться. Здесь уже надо иметь не только нормальные документы, но и многое другое. Я согласен на все. Во мне можете не сомневаться. Но еще раз обращаю ваше внимание на существенную деталь: к процессу надо очень хорошо подготовиться.

– И я о том же. Готовьтесь. Я обеспечу вас всем, что будет необходимо, всем, что вы попросите. Для дела, конечно.

– Сейчас это предел моих мечтаний.

– И это все, что вам надо для полного счастья? Шучу. Одну минуту.

Они остановились у маленькой будочки, внутри которой висел телефон. Лиза еще раз пристально посмотрела Михаилу в глаза. Наконец, решив что-то для себя, она выпорхнула из машины, вошла внутрь этой будочки и кому-то позвонила. Потом она сделала еще несколько звонков. Наконец Лиза снова села в машину.

– Послушайте, вы разбудили во мне жуткую авантюристку. Я так долго жила правильно, что вдруг мне захотелось настоящего бунта.

– Я тоже о таком мечтал, но никогда не мог себе этого позволить.

– Что ж, неведомые силы сами сделали это за нас. И вот еще что, Михаил, мне все время надо возить вас с собой. В вашем присутствии решаются любые мои проблемы. Жить вы будете у моей подруги на проспекте Просвещения. Пару лет назад ее муж уехал в Австралию. С тех пор в квартире никто не живет. Сама она вместе с ребенком перебралась на Старо-Невский к родителям. Сейчас мы зайдем в срочную фотографию и сделаем снимки на паспорт. Бывшие друзья моего мужа ко мне относятся лучше, чем к нему. Это уже мои настоящие друзья. Они сделают вам липовый паспорт. Никто не отличит его от настоящего. Какие у вас будут фамилия, имя, отчество, место жительства и дата рождения – узнаете из нового документа. Вам придется подстричься.

– Надеюсь не наголо?

– Не волнуйтесь так сильно, мы постараемся максимально сохранить вашу красоту. Просто сделаем немного покороче и посовременнее. Одежды у вас будет с избытком. Столько, сколько ее у моего мужа, нет ни у одной женщины. Я покупала для него, но так и не подарила. Не заслужил. Вы с ним абсолютно одинаковой комплекции, так что все будет впору. Я принесу вам все нормативные акты по гражданскому, процессуальному и семейному праву и передам все необходимые документы и справки.

– Этого будет вполне достаточно.

– Я пыталась сама отстаивать свои права, но при первой же встрече с судьей поняла, что мне это сделать не удастся. Здесь необходимы профессиональные навыки, особый стиль и манера поведения. Нужны особые слова, точные определения, словом, у меня ничего не вышло. Три года я пребываю в жутком нервном напряжении. Я живу на пороховой бочке с факелом в руке во время торнадо.

После того как Михаила постригли на вкус Лизы, а затем сфотографировали в какой-то маленькой будочке с вывеской «Срочное фото на документы», они поехали дальше. Про себя Михаил заметил, что ей нравится руководить им. Даже при том, что он не является ее мужчиной, Лиза сейчас получала то, в чем ей, вероятно, было отказано в замужестве.

Они подъехали к дому, где еще вчера жила пассия Михаила. И снова его сердце заколотилось, как у кролика. Они вошли в ту же парадную, в которую с волнением Михаил входил в прошлом веке, и поднялись на третий этаж. Именно здесь жила его девушка. Та же дверь, та же латунная кнопка звонка. От этого совпадения он вновь покрылся испариной. Его стала колотить нервная дрожь. Лиза позвонила. За дверью раздался лай собаки. Дверь приоткрылась, и длинная коричневая такса выскочила на площадку. Тявкнув и фыркнув, она обежала вокруг Михаила, понюхала его ботинки и юркнула обратно в квартиру. Они вошли. В коридоре было сумрачно. Лиза обменялась приветствием со своей подругой и отошла в сторону.

– Юля, познакомься, это мой приятель Михаил. Не обращай внимания на его внешний вид, это у него такой имидж.

– Вы баптист, стилист или нигилист?

– Он юрист.

– Ты теперь даже шутишь серьезно и в рифму.

– Научилась у Михаила.

– Обожаю твои новые увлечения.

Юля улыбнулась очаровательной улыбкой, лишних вопросов задавать не стала и, проводив гостей в комнату, сразу же переключилась на разговор с Лизой о том о сем – ни о чем. Они понимали друг друга с полуслова. Им было комфортно.

Михаил испытывал какую-то необъяснимую неловкость. Наконец он обратился к Юле, слегка покраснев.

– Мне бы ненадолго отлучиться.

– Удобства? Сейчас я вам покажу.

– Я помню.

– Правда? – с нескрываемым удивлением хором воскликнули девушки.

– Я хотел сказать, что сам найду, не тратьте на меня время.

Когда Михаил вышел из комнаты, Юля шепотом спросила.

– Слушай, он так похож…

– Ему об этом все говорят, – прервала подругу Лиза. – Его это ужасно раздражает. Стесняется. Что еще можешь сказать.

– Красивый и интеллигентный молодой человек, но что за странный наряд? И с твоим-то идеальным вкусом.

– Это мы исправим. Так он вырядился до меня.

– Я так рада за тебя. Наконец-то у тебя появился парень.

– Сама не знаю, что произошло.

– Он тебе нравится?

– Если честно, то да.

– Мне он тоже понравился.

– Но-но!

– Шучу. Мы с тобой две дуры. Наши мужья нас бросили, живут в свое удовольствие, а мы им верность храним.

– Ну мне-то с верностью легко разобраться.

– К сожалению, и тут ты права, мне со своим «добром» придется идти до конца.

– Давно не звонил?

– Больше месяца.

Михаил вернулся и сел рядом с Лизой. Девушки снова перешли на нейтральную тему. Юля несколько раз бросала на Михаила взгляд и слегка краснела. Что до Михаила, то он просто не мог оторвать глаз от этой девушки. На его лице было изумление, кричащее огромными буквами: «НЕ МОЖЕТ БЫТЬ!» Наконец Лиза сказала: «Ну все, нам пора». Юля отдала ей ключи, которые все время держала в руках. Юля – особенный человек. Михаил был поражен. Вот оно – воплощение его мечты в реальность. Мечты из той, прошлой жизни о соединении двух идеальных половинок. Сейчас он видел это собственными глазами – в такой далекой и совсем близкой реальности. Перед ним стояла девушка, которая соединила в себе те две половинки, о которых он так сильно мечтал в свое время. Это было что-то античное – не полная и не худая, возбуждающе-приятная брюнетка с белой кожей и очень красивыми вишневыми глазами. Она была настолько красивой, что он никак не мог оторвать от нее своего взгляда. Сейчас он испытывал такие же чувства, какие появляются у ученого археолога, нашедшего древний артефакт. Это была не влюбленность, а неописуемый восторг, удивление, обожание и даже гордость – вот, мол, какой я молодец, отыскал-таки. Это было открытие.

К тому же Михаил очень хорошо знал эту огромную пятикомнатную квартиру, в которой разве что поменяли шторы и обои. Массивная дубовая мебель – и та осталась из прошлых времен. Он отлучился не для того, чтобы посетить «удобства». Он вышел в прихожую, чтобы справиться со своими эмоциями – спустя век Михаил вновь попал в квартиру той девушки, с которой у него так странно закончились сердечные отношения. Разве такое совпадение может быть случайным? Нет, конечно! Молодой человек понимал, что он стал участником каких-то особенных событий, которые как-то связаны с его прошлой жизнью.

Когда они сели в машину и стремительно куда-то понеслись, Лиза сказала:

– Я вижу, Юля вам понравилась.

– Не то слово.

– Что, очень-очень понравилась? – продолжала шутить Лиза.

– Нет, дело в другом. Это какое-то наваждение. Хотите – верьте, хотите – нет, но в этой квартире в свое время жила моя девушка.

– Вы серьезно?

– Уж поверьте мне.

– И что, Юля похожа на нее?

– Совершенно не похожа. Ну разве что наполовину.

– Только квартирой.

– Только фигурой.

– Вам нравятся полненькие?

– Она не полненькая.

– Ага, вот и попались. Вижу-вижу, понравилась. Это моя лучшая подруга. У нас с ней очень много общего и в интересах, и в судьбе. Ваша девушка тоже была замужем?

– Нет.

– Теперь понятно, почему «наполовину», – Лизе стало весело, и она заразительно рассмеялась. Глядя на нее, улыбался и Михаил.

Спустя полчаса они оказались в месте убежища и временного пристанища Михаила.

– Я иногда здесь уединяюсь. Заходите и устраивайтесь. Теперь это ваше фактическое место жительства. А юридическое скорее всего будет в другом городе.

Лиза включила удивительный аппарат, назвав его телевизором, объяснила, как им управлять, и пошла на кухню готовить еду. Михаил тем временем стал внимательно слушать все, что говорили с цветного экрана. Политика, политика, политика. Все слова, все сюжеты и события были посвящены только политике. Он понял, что попал в историческое время, в то самое время, которое потом будут называть кризисом, переломом, революцией или еще как-нибудь. Это будоражило его нервы и воспаляло его мозг. Многого он не понимал, но суть ухватывал сразу.

– Да ну ее к лешему, – весело сказала Лиза, заглянув в комнату.

– Кого ее?

– Политику. Сейчас вкусная еда намного интереснее любого политического шоу. Все готово. Идемте за стол. Уверяю вас, там ничего за это время не произойдет, все уже давно за нас решено. Представление в полном разгаре.

Они с аппетитом поели. За едой немного поболтали о всяком разном. Выйдя из-за стола, Лиза спокойно и серьезно сказала:

– Вы не псих, не аферист и не искатель приключений. Вы, Михаил, редкий экземпляр русского интеллигента, занесенного в Красную книгу.

– А что это за книга?

– В нее заносят вымирающие виды. Считайте, что вы в нее уже попали.

Затем Лиза уехала, дав на прощанье наказ:

– Из дома не выходить, голодным не сидеть. Еды в холодильнике хватит на несколько дней, сама покупала. Всякой ерундой голову не забивать, изучить исковое заявление. Вот оно. Завтра утром будет вся необходимая юридическая литература и, может быть, что-то прояснится с документами.

Но на следующий день она не пришла. Не пришла она и на второй день. Это были выходные дни.

 

Глава 4. На третий день Бог сотворил страх. А страх сотворил любовь

Михаил уже ко всему привык. Как говорят, обжился. Зажигать газ, пользоваться разными приборами и устройствами, куда девать мусор – этому его Лиза научила еще в первый день их знакомства. Среди множества разных книг, плотно расставленных на книжных полках, прибитых под потолком вдоль всей стены, Михаил нашел одну самую полезную в его положении книгу под названием «Кулинарные советы и рецепты». С этого момента он начал сам готовить еду. Кроме того, он пылесосил квартиру, смотрел телевизор, читал газеты и художественную литературу. Новой информации было так много, что Михаил едва успевал делать для себя открытие за открытием. Самыми большими откровениями явились для него информационные системы, достижения науки и техники, прошедшие в двадцатом веке войны, освоение космоса, развитие вооружения и виды оружия. Такого количества способов уничтожения всего живого на земле он себе и представить не мог в свой прогрессивный девятнадцатый век. Чем больше Михаил смотрел телевизор и читал газеты, тем сильнее он ощущал, как неведомое доселе чувство страха заползает в его душу и в его сознание. Не только политическая обстановка в мире и в стране пугали его – жутко становилось от того количества убийств и насилия, которые становились обычным образом жизни россиян. Манера изъясняться и общаться друг с другом весьма приличных людей напоминала глухую магаданскую деревню спившихся уголовников. Здоровенные парни, остриженные наголо, в одинаковых длинных черных пальто, в зеленых или красных пиджаках, с женскими сумочками в руках, учили академиков и прочую интеллигенцию, как надо жить, пугали стариков и становились кумирами для молодежи. Они стали хозяевами на предприятиях, в торговле и в политической жизни страны. Их манера поведения и нецензурные выражения, их лозунги и угрозы в чей-то адрес шокировали Михаила. Непонятно было, за что шла война в отсталом феодальном Афганистане и как ее можно было проиграть. То ли это были военные маневры, игры, в которых накапливался опыт для чего-то будущего, то ли предательство, то ли специальная психологическая акция. Или, может быть, это был сговор сильных мира сего? Непонятно. Еще более непонятным являлось признание героями тех, кто проиграл войну в чужой стране. Чтобы все это понять, вероятно, надо было жить в России в период этих событий. «Хотя о чем это я, – подумал Михаил, – России как таковой нет, есть кусок СССР в виде Российской Федерации». Чуть ли не каждый день по телевизору коммунисты транслировали песню со словами: «Мы мирные люди, но наш бронепоезд стоит на запасном пути!» Михаилу хотелось кричать: «Вы что, ослепли? Неужели не видно, что ваш бронепоезд проржавел насквозь, его полностью обгадили залетные голуби, а руководители партии – “наши рулевые” украли и рельсы, и шпалы, и то, что было в вагонах. Да и куда ему нестись – назад к старой России? «Смешные люди, тут одному человеку туда не попасть, а вы толпу собираете. И смех, и грех. Ваш главный машинист-коммунист уже все видит и заранее готовится к прыжку, если уже не сделал в Ново-Огарево».

Михаил понял одно: в этом ужасе политического хаоса и криминального разгула главное – не высовываться. Надо быть незаметным, не отличаться от других, ни во что не вмешиваться и не влезать, прикидываться дурачком и избегать мест, где могут произойти какие-то хоть мало-мальски опасные события. Как бы там ни было, а телевизор смотреть надо. Информация – это более эффективное оружие, чем пистолет или нож.

Михаил сидел в оцепенении. Все услышанное и увиденное, все уже пережитое на кладбище и в кафе сложилось в одну ужасающую картину. Он не воспринимал информацию во всех ее тонкостях и оттенках, он впитывал ее в целом, понимая по сути.

Неожиданно Михаил услышал, как кто-то пытается открыть дверь квартиры ключом. И вновь адреналин захлестнул его организм. Нервная дрожь пробежала по всему телу. Он резко вскочил с кресла, крадучись подошел к телевизору и выключил его. Щелканье дверным замком прекратилось. Спустя какое-то время он подошел к массивной железной двери и посмотрел в глазок. На лестничной клетке стоял молодой человек. Слышимость была великолепной. Незваный гость с раздражением произнес:

– Юлька, зараза, замок поменяла. Один открывается, а второй нет.

Михаилу показалось, что молодой человек был не один.

И вдруг, словно почуяв что-то неладное, гость поднял голову и тоже посмотрел в глазок. Михаилу стало жутко. Он отпрянул в сторону и замер. В дверь позвонили. Михаил стоял ни жив ни мертв. И только теперь он понял, почему дверь не могли открыть. Помимо двух хитроумных замков дверь была оснащена еще и задвижкой, которую он машинально закрыл, когда провожал Лизу. Между тем молодой человек сказал кому-то шепотом неразборчивую фразу. Кто-то так же шепотом сказал: «Хорошо». После чего Михаил отчетливо услышал удаляющиеся звуки шагов. Кто-то спустился по лестнице. Сомнений не было, это была девушка.

– Кто там, откройте дверь или я вызову милицию, – спокойно, но очень громко произнес молодой человек.

Михаил затаил дыхание и не шевелился. Гость позвонил еще несколько раз. Это были долгие, душераздирающие звонки. Безрезультатность его взбесила, и он стал колотить в дверь что есть силы. Вышла соседка. Вероятно, она его узнала. Они поздоровались и стали бурно обсуждать, как надо поступить в данной ситуации. В итоге сошлись на том, что надо вызывать милицию. Наступила пауза.

– Подождите здесь, я сейчас позвоню. Они скоро приедут, – сказала женщина.

– Да ладно, может быть, просто замок заело.

– И все же я на всякий случай вызову милицию.

Но милиция долго не приезжала. Время шло, а ее все не было. Михаил не знал, что ему делать. Он был страшно напуган. Его воображение было заблокировано, и он не мог себе представить ничего хорошего. Он не в силах был отстоять свои права. Их у него просто не было. Нет документов – нет и прав. От одной мысли, что над ним будут безнаказанно издеваться, а в случае малейшего отпора – станут бить, ему становилось плохо. Он так сильно разнервничался, что в какой-то момент неожиданно для себя плавно отодвинул засов и сел на пол неподалеку от двери с одной мыслью: «Будь что будет».

Прошло около часа, может быть, меньше, но ожидание предстоящего ужаса показалось ему вечностью. Наконец он услышал, как дверь отворилась, и от страха потерял сознание.

Михаил очнулся от жуткого запаха нашатырного спирта. Над ним стояла Юля.

– Что с вами, что здесь произошло?

– Там был ваш муж. Он пытался открыть дверь. Мне в голову полезло бог знает что. Словом, моя психика не выдержала, и я потерял сознание.

– Мой муж в Австралии. Вам, вероятно, померещилось. Мне позвонила Лиза и попросила заехать к ней, взять кое-что и передать вам. Вот этот пакет.

– Может быть, я делаю что-то не то, но мне бы хотелось во всем разобраться. Может быть, я действительно начинаю сходить с ума. Мне непонятно, где я нахожусь и что вокруг происходит.

– Сначала надо прилечь на диван и прийти в себя. Давайте я вам помогу.

– Ну что вы, я сам.

Шатаясь, Михаил дошел до кресла, сел в него и тихо с грустью произнес:

– Я уже не жду ничего хорошего. Мои нервы на пределе. Стук в дверь, угрозы, милиция. Это выше моих сил. Кто-то пытался открыть дверь, а я и представить себе не мог, как себя защитить.

– Это моя квартира.

– И тем не менее. О такой ситуации меня никто не предупредил.

– Извините. Вы здесь на законном основании.

– Так-то оно так, но сами посудите, я при всем при этом нахожусь в чужой квартире, без свидетелей и без документов. Воображение рисует жуткую картину, как приезжает милиция, как меня допрашивают, требуют доказательств, а их у меня нет.

Юля была взволнована. Она представила себе эту ситуацию и поняла, что Михаил был прав.

– Меня избивают и увозят в тюрьму – вот такую картину нарисовало мое воображение. К тому же, когда он стучал в дверь и звонил, вышла соседка. Может быть, спросить у нее?

– Не волнуйтесь так сильно. Это скорее всего голодный обморок. Я посмотрела на кухне, вы практически ничего не ели. От голода могли начаться галлюцинации.

– Нет-нет, я питался отменно, варил картошку, жарил капусту, открыл банку шпрот и банку сардин. По кулинарной книге я даже суп сварил и приготовил мясо. Нет-нет, я не голодал.

– Хорошо, я спрошу у соседей, что здесь произошло.

– В дверной глазок я видел, как из квартиры с номером 135, из той, что слева, выходила молодая женщина, кажется, армянской национальности. Она говорила с легким акцентом, она же и милицию вызывала.

Юля ушла. Когда она вернулась, на ней не было лица. У нее было такое состояние, что теперь уже Михаил достал пузырек с нашатырем и стал откручивать пробку.

– Не надо. Мне уже хорошо, – на некоторое время она замолчала, потом добавила: – Это действительно был мой муж.

Она была очень расстроена. Михаил пришел в себя и стал за ней ухаживать. Сварил кофе, накрыл на стол. Девушка сидела спокойно и о чем-то напряженно думала. И лишь стоило ему мысленно пожелать: «Не мучай себя, расскажи обо всем», как она сразу же, неожиданно для Михаила, заговорила.

– Это я виновата. Я сама виновата во всем.

Юля сделала паузу и продолжила.

– Это мне предлагали ехать в Австралию. Все из-за этого безденежья.

– Успокойтесь, пожалуйста.

– Я сама уговорила папу отправить его вместо меня.

Девушка встала, подошла к окну и стала смотреть на улицу. Не оборачиваясь, она тихо произнесла:

– Папа, как всегда, оказался прав. Он меня предупреждал, что нельзя мужчину надолго оставлять без присмотра.

Юля обернулась и с надеждой посмотрела на Михаила. Ей нужен был собеседник, надо было выговориться, излить душу.

– Вы отпустили его.

– Я упустила его, – с грустной улыбкой произнесла девушка. – Выехать можно было только одному человеку. Маше всего годик исполнился. Ну как ее оставишь? Я же нормальный человек, мама как-никак. А тут такое сказочное предложение – полторы тысячи долларов в месяц! Здесь такие деньги и за полгода не заработаешь. Контракт на два года, еще пара месяцев, и все.

– Конечно, ребенок – это главное. Да и деньги…

– Странно все как-то, он не должен был приезжать досрочно.

– Может быть, изменились обстоятельства.

– Может быть, и так. Полгода он звонил мне чуть ли не каждый день, писал нежные письма. И вдруг все прекратилось. Звонки пошли все реже и реже, хорошо, если раз в месяц. Он в основном болтал с Машкой. Он ее любит. Это решало все. А иногда он скажет ей пару фраз и попрощается. А мне доставалось всего три слова.

– Зато это самые важные слова.

– Нет-нет, Михаил, вы не о том подумали. Это не было признание в любви. Он говорил вначале: «Привет», а в конце: «Целую, пока». Вот и весь разговор.

– Но ведь он все же звонил.

– Ну, в общем, да. Последний раз это было месяц назад.

– А что, если у него возникли какие-нибудь проблемы?

– О-о-о, Михаил, вы его не знаете. Если у него возникает хоть малейшая проблема, он ставит на уши всех родственников и знакомых. И с этого момента эта проблема становится их проблемой, но никак не его.

– Вы просто сердитесь на него. А в глубине души все же любите, ведь это ваш муж.

– Если он здесь, значит, ему что-то надо. Виза у него долгосрочная, продлевать ее не требуется, разве что отметиться в ОВИРе…. Не знаю, сама я за границей ни разу не была, и этот момент как-то не интересовал меня… У нас свободный выезд за рубеж начался только с этого года, сами знаете.

Михаил молчал.

– Маришка, моя подруга – вот кто в курсе всего. Все визы проходят через нее. Я не спрашивала, а она мне ничего не говорила. Я узнаю у нее правду.

– Вы хорошо подумали? Сначала признайтесь самой себе, вы этого очень хотите? Вам нужна эта правда?

– Не знаю, не знаю, не знаю. Мне мерзко и гадко.

Юля замолчала. Спустя какое-то время она продолжила разговор:

– А может быть, он нашел себе хорошего помощника? Я уже думала на эту тему. Пыталась приучить себя к мысли, что ему там одиноко, что кто-то должен заботиться о нем. Все это временно. Я даже думала, что вот он скоро вернется и я даже не спрошу у него ничего. Пусть рассказывает сам о том, о чем сочтет нужным. Я пойму и прощу ему все. Семья – это главное.

– Да, конечно, ради семьи пожертвуешь чем угодно.

– Семья – это очень ранимое живое существо, если его расчленять на части, оно перестает существовать. Я не стану делать больно своей семье.

Обида и унижение не отпускали ее душу. Было гадко от одной только мысли, что он поступил так подло и низко. Приехал тайком, не позвонил, не зашел домой, не навестил дочь. Такое она себе и представить не могла.

– Он был один? Он был без вещей?

Вдруг у нее сами собой, непроизвольно потекли слезы. Она их словно не замечала. Они капали, а она смотрела на Михаила и ждала ответа.

– Да.

– Думаю, что он сюда поехал не из аэропорта. Впрочем, все и так ясно. Значит, у него есть место, где можно оставить вещи и переночевать.

Михаил только пожал плечами.

– Ладно, хватит об этом. Теперь, если кто-либо будет звонить в дверь, отвечайте, что вы здесь живете, снимаете у меня квартиру. Соседку я предупредила. И закрывайтесь на засов. Это вы правильно сделали.

Она снова подошла к окну, постояла так несколько минут, затем вернулась назад, взяла свою сумочку и на какое-то время застыла, глядя Михаилу в глаза. У нее был очень умный, красивый и трогательный взгляд. Это никак не вязалось с сумбурной логикой ее догадок. «Если у ее мужа есть другая женщина в далекой Австралии, – размышлял Михаил, – то с кем же тогда он приходил сюда, на Просвещения? Не привез же он заморскую зазнобу с собой в Россию. Хотя как знать? Если он приехал недавно, то не стал же он сразу бегать по городу и разыскивать себе временную подругу. Скорее всего, он действительно приехал в Россию не один. И именно это все и объясняет. Но не делиться же с Юлей своей догадкой. Да и чем делиться, если она и так все сама знает. Женское чутье не обманешь».

Михаил смотрел на Юлю и думал о ее переживаниях. Все, что сейчас произошло, все, о чем шла речь, касалось и его. И тем не менее он ничего не мог поделать с собой – переживая за Юлю, молодой человек думал о личном. Совсем недавно и у него была душевная травма. И все из-за вымышленной страстной мечты и поневоле оставленной реальной девушки, которая нравилась ему. Сказать по правде, она очень нравилась ему, он даже готов был связать с ней свою жизнь. Ему даже казалось, что он любил ее. Но только здесь, в новом веке, он понял, что настоящая любовь пришла к нему лишь сейчас, и не одна. Но эйфории он не испытывал. Михаил отчетливо понимал, что хотя его страстные мечты и, казалось бы, несбыточные фантазии состоялись, но все в них было как-то не так. Все в них было связано с опасностью и каким-то грехом. Со своим умом и воспитанием он понимал, что для семейной жизни нужна именно реальная, простая и милая девушка. Но он знал и то, что для брака нужна еще и любовь. А желанной любви, пусть даже греховной, как раз-то и не было. Сама природа воспротивилась этому и выбросила его из той жизни, где клятву дают не только друг другу, но и Богу. Он понимал, что окончательно во всем запутался. И тогда судьба распорядилась по-своему, она показала ему портрет девушки, не похожей ни на его мечту, ни на кого-либо ранее известного ему. «Да, именно так все и было, – произнес Михаил про себя, – я увидел ее, влюбился и навсегда расстался со своим прошлым». Вот она – его настоящая любовь, вот именно то, чего ему так не хватало! Он смотрел на Юлю, он боготворил ее, он жалел ее, сопереживал вместе с ней, но думал о Лизе. Он защищался этим именем, словно щитом. И все же Михаил понимал, что от того чувства, которое в него только что вселила Юля, уже не избавиться. Судьба – дама коварная. Она всегда устраивает сюрпризы, испытывает и проверяет избранного человека. Своими искушениями она способна пробить любой щит. «Ты настолько уверен в силе своей любви, что не променяешь ее даже на воплощенную в реальность мечту? – искушала его судьба и страстным голосом вопрошала: – Посмотри вот та девушка, о которой ты так неистово мечтал. Только что она стала свободной. Бери ее. Она твоя».

Михаил несколько раз потряс головой, чем сильно удивил Юлю, и тихо произнес:

– Надо уметь противостоять самым фантастическим искушениям. Ради святого можно пожертвовать и своей мечтой.

Юля не поняла, к кому относилась данная фраза, и с удивлением посмотрела на Михаила.

– Это, конечно, так, но в реальной жизни все выходит иначе.

Да, Юля – это его давняя мечта, это романтическое прошлое, с ним никогда не расстанешься, оно всегда будет согревать душу, напоминать о себе, но жить следует реальной жизнью, он сделал свой выбор. Это Лиза.

Именно в этот момент его пронзила весьма неприятная мысль: «А как же моя девушка из прошлого? Если я завтра вернусь назад в девятнадцатый век, как посмотрю ей в глаза? Чем же тогда я буду лучше Юлиного мужа? Он попал в Австралию и там нашел свою настоящую любовь, я попал в будущее и влюбился в Лизу. Нет, прошлое уже не вернуть. Да и возвращаться туда, несмотря ни на что, уже нет желания. А что Юля? Нет, это не соблазн. Юля – это лучшая частичка из прошлого в настоящем времени. Она словно последовала за мной, чтобы уберечь от искушения страдать по прошлой жизни, чтобы оградить меня от чего-то неверного. Может быть, это мой ангел-хранитель и ангел моей любви? А ангела можно любить только душою, его надо беречь и заботиться о нем. И тем не менее Юля здесь, и это – реальность. Что тут ни говори, а у нее не просто проблема, у нее – большая беда. И в этой ситуации надо быть честным человеком. Если ты считаешь себя таковым, то не должен бежать прочь, боясь искушения. Ты просто обязан помочь тому, кто тебе безгранично дорог и кто нуждается в твоей помощи».

Все это были стопоры и преграды, которые Михаил мысленно создавал, защищая себя от искушений и соблазнов. Конечно, ему очень хотелось понравиться Юле, ему хотелось помочь ей, быть для нее полезным, но он прекрасно понимал еще и то, что ни в коем случае не должен стать для Юли решением всех ее проблем. После продолжительной паузы он тихо спросил:

– Вы хотите уйти?

– Не знаю, мне очень плохо.

– Побудьте немного со мной.

– Только ни о чем меня не спрашивайте.

Юля говорила тихим голосом. По всему было видно, как ей в этот момент было тяжело и одиноко.

– Я буду молчать.

– Хорошо. Только не надо на меня так смотреть.

– Что вы, упаси бог! Я лишь подумал, что вашему мужу удивительно повезло. Ему досталось настоящее сокровище. И он навернякаэто знает.

– Михаил, не надо этого. Мне сейчас очень плохо.

– Я сказал правду. Не хочу пользоваться сложившейся ситуацией, не хочу обидеть вас, не хочу, чтобы вам было плохо.

– Тогда давайте посидим молча.

Через несколько минут молчания Юля грустно улыбнулась и сказала:

– Как бы там ни было, а мне хочется слышать приятные слова.

– Вы созданы для счастья. Все наладится, вот увидите. Я, пожалуй, выйду на кухню. Вам нужно немного побыть одной.

– Останьтесь здесь, пожалуйста.

– Но…

– Я прошу вас, Михаил, останьтесь.

Они сели в кресла напротив друг друга. Наступила абсолютная тишина, слышно было только, как пульсирует кровь в висках и колотится сердце.

Вопреки уговору он все же исподволь поглядывал на девушку и, не подавая виду, любовался ею. Она смотрела куда-то вдаль, но изредка тоже бросала настороженный взгляд на Михаила, их глаза встречались, и она тотчас отводила свой взор в другую сторону. Затем Юля вновь продолжала о чем-то напряженно думать. Она была трогательной, печальной и восхитительной во всей своей женственности и красоте.

– Вы знаете, Юля, скажу вам по секрету, за пару часов до того, как мы познакомились с вами, я безумно влюбился в Лизу. Именно это позволяет мне говорить с вами откровенно. Я хочу, чтобы вы поняли одну простую вещь. Вы дороги мне так же сильно, как и своей самой близкой подруге. Я очень хочу вам помочь.

– К сожалению, в этой проблеме вы мне не помощник.

– Я знаю, и все же. Давным-давно в своем воображении я тысячу раз мысленно рисовал этот образ. Ваш образ. Я даже влюбился в него. Но я никогда не верил, что он станет для меня живой реальностью. И еще я знал, что это чудо не для простого смертного. Пусть я повторюсь, но еще раз замечу, что вашему мужу безумно повезло.

Михаил говорил тихим, спокойным голосом, словно сказку рассказывал. Юля молчала. Казалось, что она не слышит его слов. Но это было не так. Девушка постепенно успокаивалась и приходила в себя.

– Расскажите о своей мечте, мне сейчас хоть что-то будет приятно услышать.

Неожиданно раздался продолжительный звонок. Они оба вздрогнули. Юля встала и пошла открывать дверь. Это прибыли милиционеры. Михаил почувствовал, как сильно заколотилось его сердце. По обрывкам фраз было понятно, что Юля, как может, объясняет ситуацию. Какое-то время длился непонятный ему диалог. Затем она вместе с одним из блюстителей порядка вышла из квартиры, вероятно, к соседке. Другой милиционер некоторое время постоял в прихожей, а затем прошел в комнату и нос к носу столкнулся с Михаилом. Странный вид его одежды вызвал у милиционера ехидную улыбку. Пару минут они оба стояли молча. Наконец блюститель порядка, как его величали советские граждане, спросил:

– А документики показать можете, гражданин…

– Петров.

– А может, Иванов?

– Петров.

– Хорошо! А что вы так нервничаете? Я же не сказал «Сидоров». Ну так что, гражданин Петров, у вас есть паспорт?

– Да, конечно, – жестко, но с дрожью в голосе соврал Михаил.

– Ну так покажите.

– Вы хотите меня дискредитировать или идентифицировать?

– Не надо выпендриваться. У меня на каждое ваше сопливое интеллигентное слово найдется десяток крепких мужских аргументов.

– Даже не сомневаюсь. Я юрист и лишь следую профессиональным навыкам.

– Я тоже почти юрист, но ведь не выпендриваюсь.

В этот момент в квартиру вошли Юля и другой милиционер. Они вошли так тихо, что их никто и не заметил.

– Все, Серега, пошли отсюда. По дороге расскажу.

– Ну что ж, будем полагать, что с документами у нас все нормально, – прищурив глаза и окинув Юлю взглядом, с пошловатой ухмылкой заявил Серега и направился к своему приятелю.

Они ушли.

Когда Юля закрыла дверь и вернулась в комнату, Михаил был ни жив ни мертв. Второй раз у него спрашивали документы, и второй раз доводили его этим вопросом до полного ужаса и безысходности. Его все еще продолжало трясти от пережитого страха. Чтобы как-то прийти в себя, Михаил подошел к Юле, очень осторожно усадил на прежнее место и ненавязчиво предложил:

– Никак не могу привыкнуть к порядкам нового времени. Такого количества стрессов и страха я еще никогда не испытывал. Хотите, я расскажу вам одну хорошую историю о себе и о вас?

Юля молчала.

– Нам надо успокоиться и немного отвлечься от происшедшего.

– Хорошо, рассказывайте.

– Сейчас, только приду в себя.

Михаил сел в свое кресло, затем встал, прошелся по комнате и снова сел в кресло. Сделав несколько глубоких вдохов, он начал свой рассказ.

– Это было давно, вас тогда еще не было. И все же вы были. Это был девятнадцатый век. Только не смейтесь и не сердитесь на меня, пожалуйста.

– Мы снова возвращаемся к вашей мечте?

– Как вы угадали? Да, именно об этом я и хочу вам рассказать.

– Итак, был девятнадцатый век…

– Да. Я потом вам все объясню. Шел третий год моей юридической деятельности на государственной службе. До этого у меня была частная практика и международная стажировка. И вот приходит как-то к нам в регистрационную палату министерства юстиции солидный мужчина из Австрии. По-русски двух слов связать не может. При нем переводчица, девушка, и приносит документы на регистрацию совместного предприятия в составе российской и австрийской финансовых компаний. Я как увидел ее, так обо всем на свете и позабыл.

– Вы всегда так молниеносно влюбляетесь?

– Это была не любовь. Это была шаровая молния. Она что-то спрашивает, а я смотрю на нее и на все вопросы тупо отвечаю: «Да». Как преданный пес, смотрю в ее огромные вишневые глаза, смотрю и ничего не могу с собой поделать. Это было сказочно красивое лицо. Это было ваше лицо. Это были вы, Юля. Я видел, что абсолютно безразличен ей, но ничего с собой поделать не мог и строил фантазии наших сказочных с ней отношений. Вот только фигура у нее была не как у вас. Скажем, не столь изящная, словно сделанная начерно. Она ушла, и больше я ее уже никогда не встречал, но ее восхитительный образ навсегда остался в моей памяти. А спустя какое-то время я знакомлюсь с другой девушкой.

– Она тоже была красивая?

– Конечно. Я убежден, что нет некрасивых девушек. И тут я говорю себе: «Вот она, та самая фигура, которая подходит к лицу той, первой девушки». Мое желание соединить двух человек воедино имело такую энергетическую силу, что судьба и таинственные силы забросили меня в новый, двадцатый век. И вот я попадаю в ту же квартиру, где жила моя знакомая, и вижу свершившееся чудо – вас, соединившую в себе мои желания: лицо и тело двух разных дам из далекого девятнадцатого века.

– Такие фантазии могут вас далеко завести.

– А теперь о вашей квартире. Две комнаты были закрыты на замок, и я туда не входил.

– Но все же попытались?

– Грешен, не удержался.

– Да, на время отъезда родителей я закрываю двери на ключ. Так у нас в семье заведено. Мама говорит, что эта привычка появилась еще до революции.

– И не удивительно. Хотите, я расскажу вам, как они выглядят и откуда появилась эта привычка?

– Интересно послушать.

Михаил в деталях описал обе комнаты, в которые он попасть не мог, так как они были заперты. Особое внимание он уделил лепнине и плафонам потолка, подробно описал все выступы, альков и изразцы на сохранившихся каминах. Юля была потрясена.

– Даже не знаю, что вам на это ответить. По-моему, это звучит как-то глупо. Вы уж не обижайтесь на меня, пожалуйста. Мне сейчас не очень хорошо и уж совсем не до лестных историй, поймите меня правильно. Чем ярче вы описываете мой образ, тем сильнее я начинаю себя жалеть. Чем больше вы рассказываете о прошлом, тем тревожнее становится у меня на душе.

– Ну вот вы и улыбнулись.

– Я хотела услышать романтическую историю про вас, а услышала какой-то мистический триллер. Еще не хватало узнать о таинственном привидении… Что с вашим лицом? Что, оно существует?

– Она.

– Женщина?

– Старуха… Я обязательно расскажу вам обо всем, но чуть позже…

– Достоевщина какая-то.

Наступила томительная тишина, и никто не желал первым нарушать ее. Наконец, глубоко и печально вздохнув, девушка продолжила прерванный разговор. За этот отрезок времени что-то в ней явно произошло.

– Надо жить реальной жизнью, Михаил.

Сразу было понятно, что девушка говорила совсем не то, что хотела сказать. Щеки выдавали ее. На них уже не было того первоначального румянца, с которым она встретила Михаила, они пылали пожаром.

– Скажите откровенно, Юля, разве вам никогда не хотелось что-нибудь исправить в любимом человеке?

– Вы имеете в виду моего мужа или вообще?

– Это как вы пожелаете.

– Нет, я приняла своего любимого человека таким, каким он был.

– Тогда давайте отвлечемся от конкретных персонажей. Вы только представьте: вдруг вам по непонятной причине довелось увидеть наяву собственного идеального мужа. Он тот же самый, но к его привлекательной внешности добавился удивительный характер другого мужчины. Пойдем дальше. Он стал обладать божественной фигурой третьего человека и с острым умом, успешностью и респектабельностью четвертого человека, преданностью и верностью пятого человека и так далее? Разве вы откажетесь от этого? Разве это плохо, когда сама судьба воплощает ваши мечты в реальность?

– Это один и тот же человек или это разные люди?

– Конечно, это разные люди. Они когда-то встречались вам в жизни и превращались в мимолетную мечту, которую неплохо было бы воплотить в тело вашего супруга. Вы лишь грустно улыбались и забывали о таких встречах и желаниях. Но однажды такой человек повстречался вам на пути, и проблема была лишь в одном – это не был ваш муж. Этот человек был просто похож на вашего мужа. Естественно, я говорю не про себя.

– Из этого я должна сделать вывод, который и так ясен: мой муж далеко не идеален, с кучей недостатков, да еще и мерзавец. Я это и так сегодня поняла.

– Нет-нет, вы не так все поняли. Я говорил о том, как проверить себя и свои чувства. Стоит только захотеть идеального – и любви конец.

Она грустно улыбнулась, но ничего не ответила.

– Все люди хотят идеала, но его не найти. Двойников много, похожих людей еще больше, и вся проблема лишь в том, что все они разные, потому как каждый человек неповторим.

– Связывая свою судьбу с судьбой другого человека, мы миримся с тем, что он не идеален.

– И тем не менее в нем есть то единственное, чего достаточно для настоящей любви.

– А если настоящей любви не было?

– Настоящая любовь или есть, или ее нет. Если мы ослеплены этим чувством, то все представляется идеальным. А если мы начинаем замечать недостатки и сравнивать своего избранника с идеальными людьми, значит, ослепление прошло. Значит, то была не любовь, а простая влюбленность. Это тоже красиво, но далеко от идеала.

– Нет ничего идеального. Нет и идеальных людей. А если подобные им и находятся, то они, увы, уже заняты, – с грустью в голосе заметила Юля.

– Ну да ладно, хватит о всякой ерунде. Вы правы. Надо жить реальной жизнью, – Михаил улыбнулся и решил поменять тему. – Давайте посмотрим, что вы мне принесли. Может быть, это отвлечет вас от грустных мыслей.

– Возвращаясь к вашей истории, Михаил. Как ни странно, она мне понравилась.

– Это чистая правда, вы уж извините меня.

– У этой истории, вероятно, есть и продолжение. Вы мне как-нибудь потом расскажете, что было дальше, хорошо?

– Хорошо.

– А пока что ж, давайте вскрывать пакет. Надо действительно, как говорят психологи, уметь переключаться.

В пакете оказались одежда, какие-то приборы и юридическая литература. В конверте лежали деньги.

– Юля, мне нужна ваша помощь. Расскажите, как всем этим надо пользоваться. В моем веке такого не было.

– Сейчас вы переоденетесь и снова вернетесь в двадцатый век. Ваша одежда, скажу вам откровенно, ввергла в замешательство даже милиционера. Лиза приготовила вам то, что действительно вам подойдет больше, чем этот театральный наряд.

– Это моя повседневная одежда из того века, откуда я здесь появился.

– Даже и не знаю, что на это ответить. Как-то все странно и немного забавно. Насчет другого века я ничего не поняла, но, вероятно, эта игра доставляет вам удовольствие. Пусть будет так.

– Договорились.

– Среди моих знакомых нет ни одного взрослого фантазера-сказочника.

– Значит, я буду первым.

– Если вам приятно, я поддержу вас. В наше грубое и циничное время немного добрых фантазий не будут лишними. А теперь идите переодевайтесь.

– Возвращаемся в нашу реальность. Я сейчас, я мигом.

– Хорошо, можете не торопиться, мне спешить некуда. Я уже всюду опоздала.

Михаил вышел в прихожую и там быстро переоделся, посмотрел на себя в зеркало и вернулся назад.

– Ну как?

Юля разглядывала молодого человека во все глаза и загадочно улыбалась.

– Прекрасно, Михаил. Эта одежда подходит вам гораздо больше. Она вам очень идет. Да, вы в ней смотритесь много лучше, чем в прежней. У Лизы этого не отнять, она умеет все подбирать со вкусом. Современно, стильно, солидно. Ее мужу явно повезло. Это она из него, можно сказать, из ничего, сделала звезду.

– Как это?

– Теперь моя очередь рассказывать вам истории. Лиза этого не сделает. Она вообще не любит говорить на эту тему.

– А это удобно?

– Лиза не любит тайн и сама попросила меня при случае поговорить с вами. Вот случай и представился.

– Ну, если так, я не против.

– Ее муж был обычным смазливым мальчиком с кавказскими корнями и замашками. Сокурсник. С третьего курса, где-то через месяц после свадьбы, ушел из института. Занялся то ли фарцовкой, то ли продажей наркотиков, то ли и тем и другим сразу. Лиза – полная его противоположность. Из интеллигентной семьи. В отличие от своего мужа она все же закончила ЛЭТИ. Кроме того, Лиза – очень талантливый художник. Помимо основной профессии она работает еще и дизайнером в Доме мод на Невском. Там она и предложила попробовать супруга в качестве модели. Он сразу же всем понравился. С того момента начался конец ее семейного счастья. Всему виной безденежье и тщеславие ничтожества. Подиум вскружил ему голову. За несколько лет он сильно изменился. Богемные тусовки, торговля, валюта, наркотики – в общем, ничего хорошего. Лиза мне сказала, что попросила вас вести ее бракоразводный процесс. Юрист, как священник, должен знать все о своем прихожанине.

– А теперь расскажите, пожалуйста, про современные деньги и как ими пользоваться.

– Это несложно.

Михаил впитывал новую информацию, как губка впитывает воду. Потом Юля сказала, что лучше всего теорию проверять на практике.

– Юля, вы, пожалуйста, простите меня, не знаю, уместно ли это сейчас, но я давно хочу сказать вам. Мне просто необходимо ваше общество. Только не обижайтесь на меня. Вам нельзя огорчаться. Я хочу, чтобы вы были счастливы. И хочу, чтобы вы знали, как я отношусь к вам, что чувствую и о чем думаю. Я готов защищать вас от всего плохого. И вот еще что, я… хочу чаще видеть вас, встречаться с вами. Мне просто необходимо ваше общество. Мне с вами очень уютно и легко.

– У вас уже есть недостающая нежная составляющая.

На ее щеках вновь появился румянец. Она долго и пристально смотрела Михаилу в глаза. Она понимала, что он куда-то спешит, чего-то боится и говорит то, что через минуту бы не сказал.

– Вы – моя потаенная мечта, и я не хочу от нее отказываться. Сейчас я сам не знаю, что верно, а что нет. Но быть верными друзьями мы можем, ведь так?

– А вы уверены, Михаил, что сможете?

– Время покажет. Скажу вам откровенно, я по-настоящему люблю Лизу. Она, может быть, даже сама не знает, как сильно я ее люблю.

– Не беспокойтесь, знает.

– Вы уверены?

– Уверена.

– Не буду скрывать, вы мне бесконечно дороги и переполняете мою душу самыми нежными чувствами, но я не стану вторгаться в ваши отношения с мужем, не стану пользоваться сложившейся ситуацией. Я просто хочу быть рядом, оберегать и защищать вас.

– Знаете, Михаил, несколько дней назад я загадала желание, чтобы неопределенность в моих семейных отношениях закончилась. Я даже не желала прежней любви и прежних отношений. Там все было не так, как хотелось бы. Я просто хотела ясности.

– Хорошее слово «ясность» – не точно, зато понятно.

– И вот она, эта ясность, наступила. Как ни странно, но в исполнении моего желания вы явились главным звеном. Мое желание исполнилось… Может, вы и есть исполнитель желаний?

За все последнее время он не видел такой обворожительной и искренней улыбки. Она была и нежной, и трогательной, и кроткой, и очень-очень доброй. Молодые люди сидели друг напротив друга. Они смотрели друг другу в глаза и думали об одном и том же. Михаилу казалось, что он берет ее за плечи и прижимает к себе. Ей виделось то же самое. Они чувствовали одно и то же, думали одинаково, и от этого в душе распускалось необыкновенной красоты чувство сказочного восторга и таинства. Они оба этого хотели и боялись своих чувств. К тому же они оба знали, что этого никогда не будет.

Михаил был в смятении. Только что он остро ощутил, что попал в две параллельные жизни. Что бы он ни предпринимал, они будут протекать самостоятельно, не мешая друг другу и не пересекаясь между собой.

Юля, казалось, увлекала его в прошлое столетие и собой создавала иллюзию прошлого времени. Именно с ее помощью он снова ощущал себя в привычном девятнадцатом веке. Там и с ней ему было хорошо и безопасно. С ней все было понятно. Он точно знал, что она нравится ему, и видел, что тоже нравится ей. Но было и новое чувство. Это стремительная влюбленность в новое время, в иную жизнь и в совершенно другую девушку, которую звали Лизой. Она ворвалась в его жизнь на скоростном автомобиле. Она вскружила ему голову. Она околдовала его. Она уверенно встала между ним и Юлей. Михаил понимал, что и он, и Юля в этот момент убегают от стресса и страха, от жестокого мира и от своей слабости перед ним. Они пытаются скрыться в далеком и безопасном, романтическом девятнадцатом веке. Они не такие сильные, как современные люди. Но в их слабости и заключалась сила. Им было комфортно и приятно в обществе друг друга. Если Лиза уверенно шагала через все штормы современного мира, то Юля и Михаил стремились укрыться от этой неразберихи, от этого хаоса. И в этом стремлении они были едины. Вот тут-то действительно и произошло чудо. Оба одновременно почувствовали, что стресс и страх куда-то подевались. Им на смену пришло новое чувство – безопасности, уверенности в себе, уюта и взаимного влечения. Это было благостное чувство. И они оба знали, что это такое.

Они продолжали сидеть друг напротив друга и с упоением смотреть друг другу в глаза, словно проверяя, правда это или нет, чувство это или что-то иное. Эта процедура была очень приятной. В платонической любви тоже есть своя прелесть.

– Мне пора.

– Я все время буду думать о вас.

– Завтра я снова приду, ненадолго. Просто узнать, как ваши дела, не случилось ли что. Что выкинет мой австралиец, предугадать невозможно.

Помяни черта, и он будет тут как тут. Дверь отворилась, и в квартиру влетел Юлин супруг.

– Меня за границу отправила, а сама здесь развратом занимаешься!

– Как вы смеете!

Юля и Михаил оба вскочили со своих мест.

– Заткнись, урод, с тобой я потом разберусь. А ты ведешь себя как гулящая девка!

– Вы… Вы – негодяй, – с негодованием вырвалось у Михаила. Он машинально перехватил руку Юлиного супруга, которой тот попытался то ли схватить Юлю, то ли дать ей пощечину. Михаил резко оттолкнул его от растерявшейся девушки. Юлин муж грязно выругался. И тотчас получил хлесткую пощечину от Михаила.

– Ты, сучок, напал на меня в моей же квартире? Да я тебя сейчас урою, гнида.

Он замахнулся, но ударить Михаила не решился. Михаил был и выше, и сильнее его. Да тут еще Юля вмешалась. Она встала между ними и спокойно произнесла:

– Ты ничего не сделаешь. Иначе твоей австралийской жизни конец. Это раз. Ты находишься в моей квартире. Это два. Сейчас ты отдашь ключи, извинишься перед человеком и навсегда позабудешь обо всем, что связано со мной. Это три. А если произнесешь еще хотя бы одно слово, то здесь же и сейчас напишешь согласие на развод. Это четыре. Мне хватит считать или продолжить?

– Юля, моя кроткая девочка, я тебя не узнаю. Хорошо, я был не прав. Извини. Пощечину я уже получил, что еще надо? Еще раз извини. Только как все это понимать?

– Тебя не было два года. Ты украдкой возвращаешься, силой врываешься в мою квартиру, вместо того чтобы появиться дома. Без «здравствуй» и поцелуев оскорбляешь меня и еще спрашиваешь, как все это понимать. У тебя вообще что с головой и с совестью? Словом, пару дней назад я сдала квартиру этому человеку. Или, может быть, ты считаешь, что я должна была сначала разыскать тебя в Австралии и спросить разрешения?

– Какой развод, о чем ты говоришь? Маленькое недоразумение – и сразу же «на развод»? Ладно, ты права. Я виноват, поступил нехорошо. Прежде чем появиться дома, хотел немного последить за тобой. Я неправ, но не надо горячиться. Давай все решим спокойно, по-семейному. Ты достаточно долго жила без меня. Я имею право на элементарную ревность.

– Нет у тебя такого права. Ты ведешь себя не по-мужски. Выкручиваешься, лжешь и еще при этом хочешь меня унизить. И знаешь что, ты только что сам и на всем поставил точку.

Юля посмотрела на супруга с болью и отчаянием, затем тихо произнесла:

– Я приняла решение.

– Подумай хорошенько.

– Говори это чаще самому себе, может быть, поможет.

– Успокойся, всякое бывает.

– Я уже не хочу всякого… Мое решение окончательное, я развожусь с тобой.

– Сперва посоветуйся с родителями и не горячись.

– Не волнуйся, твое согласие я не стану использовать тебе во вред. Это будет моя гарантия, моя защита от тебя. Ты уже был у Марины в ОВИРе? Ведь тебя сейчас больше всего беспокоит, получишь ты визу или нет. Не волнуйся, получишь. Уезжай как можно дальше и поскорее, я не желаю тебя видеть.

Наступила гнетущая тишина. Все трое молчали. Наконец на лице Юлиного мужа появилось некое подобие улыбки, и он спокойно произнес:

– Хорошо, я все сделаю так, как ты хочешь.

Он отдал Юле ключи и вышел из квартиры.

– Теперь, Михаил, вам не о чем волноваться. Все будет хорошо. Еще раз спасибо вам и до завтра.

– Я провожу вас.

– Нет, – с трудом сдерживая слезы, запротестовала Юля, – я поймаю такси. Спасибо и до свидания.

И она ушла. Так закончился третий день.

* * *

Майор Комитета госбезопасности снял трубку прямого телефона и четко доложил:

– Товарищ генерал, пропажа отыскалась. Сейчас он находится на Просвещения. Наблюдение установлено.

– Ваши люди уже дважды упускали его из-под контроля. Не упустите и на этот раз. Чья это квартира?

– Дочери главврача Монастырского.

– Срочно проверьте, нет ли какой связи между его исчезновением из клиники и главврачом Монастырским.

– Обязательно проверю. Только Монастырский вторую неделю находится в США на симпозиуме. Думаю, что он здесь ни при чем. Согласно докладам информаторов, мой подопечный совсем недавно познакомился с его дочерью, через ее подругу.

– Кто такая?

– Я отправлю вам всю имеющуюся о ней информацию. Мой подопечный знаком с ней всего несколько дней благодаря совершенно случайным обстоятельствам.

– Ничего совершенно случайного не бывает. Проверьте все до мелочей. Не мне вас учить. Помните, ваша карьера напрямую связана с бумагами его отца.

– Я все понял, товарищ генерал.

– Выполняйте. И вот еще что: к концу недели представьте мне подробный отчет.

– Будет исполнено, товарищ генерал.

– Не затягивайте с этим делом. Отсчет пошел уже не на месяцы, а на дни.

– Я знаю. Будет исполнено.

– Сегодня не он главная фигура, но по глупости вреда может наделать предостаточно. Большие силы не привлекайте. Все.

 

Глава 5. Великая сила пол-литра

Михаил плохо спал и всю ночь размышлял о том, что его ждет впереди. Предстоящее вообразимое и невообразимое будущее ничего хорошего ему не сулило. И тем не менее он понял одно: надо начинать жить реальной жизнью, используя новую возможностью, которую ему предоставила судьба. Однажды дядя сказал: «То, что ты не сделаешь сегодня, станет твоим сожалением завтра». Только сейчас Михаил понял, что означают эти слова. «Надо жить реальной жизнью и ничего не откладывать на потом!»

Рано утром приехала Лиза.

– Михаил, вы преображаетесь на глазах. Я чувствовала, что попаду в десятку.

– У вас все получается великолепно, даже стрельба.

– Надеюсь, именно это мне и не пригодится.

– Не зарекайтесь.

– Эта одежда вам очень идет. Я тут еще куртку для вас привезла, чтобы не замерзли. Все-таки апрель на дворе. И документы.

Она достала новый советский паспорт и протянула его Михаилу. Согласно данному документу он родился и жил в Петропавловске-Камчатском, на улице Ленина. Дата рождения: седьмое декабря 1961 года. Звали его Николай Владимирович Путников. Михаил изменился в лице. У него непроизвольно открылся рот и округлились глаза.

– Что-то не так, – робко поинтересовалась Лиза.

– Дело в том, что я родился именно 7 декабря, только 1861 года.

Лиза с подозрением посмотрела на Михаила, не понимая, разыгрывает он ее или нет. Наконец она энергично продолжила:

– Все-все-все. Никакой чертовщины. Простое совпадение. У нас нет времени на всякую ерунду.

– Вы правы, времени действительно в обрез.

– Вот доверенность на ведение моего дела. А вот доверенности на регистрацию юридических лиц – совместного предприятия и товарищества с ограниченной ответственностью.

– Такого не бывает. Есть либо товарищество, либо общество с ограниченной ответственностью. А смеси бульдога с носорогом не бывает.

– Это в ваше время не путали божий дар с яичницей, а в наше время – это норма культуры и новых юридических знаний. Поэтому регистрируем то, что просят и за что, кстати, платят деньги. Здесь остальные бумаги по моему делу. Суд находится на 10-й Красноармейской. Судья Романова Ольга Петровна.

– А где осуществляют регистрацию юридических лиц?

– В Смольном соборе.

– В самом соборе монастыре? – искренне удивился Михаил.

– В 6-м подъезде. Но сейчас меня больше волнует бракоразводный процесс. Запомните, Михаил, мой район Адмиралтейский.

– А сегодня мы можем это сделать?

– Сегодня? Кстати, да, сегодня у моего судьи приемный день с двух до пяти.

– А это что?

– Это я написала согласие на развод от имени мужа. Не хватает только подписи. У меня есть его паспорт, но нет владельца. Михаил, не смотрите на меня, как на преступника. Я предупреждала вас, что готова пойти на крайние меры. Вот я и дошла до крайности.

Михаил не знал, что ему делать. Лиза вновь ворвалась в его жизнь, как свежий ветер. Ее энергия и обаяние очаровали и увлекли его за собой. Лиза ошибалась, полагая, что этические нормы не позволят Михаилу пойти вместе с ней на подлог. Эту тему он закрыл еще вчера, сопоставляя все «за» и «против». Одно то, что он незаконно жил в новом времени и согласился на липовый паспорт, снимало все сомнения. «Это как на войне, – уговаривал себя Михаил, – невольно приходится переступать черту ради собственного спасения и браться за оружие. Никто не знает, на что он способен в минуту, когда его жизни станет угрожать смертельная опасность. Это не уголовщина, это самозащита. Но стоит этой войне закончиться, и вновь вступают в силу законы и этические нормы мирного времени. Главное, что сегодня никому нет никакого дела до соседа, никому нет никакого дела до отступлений от закона, если, конечно, нет вреда согражданам, власти и стране. Все остальное – косвенные доводы. Эти два отступления делаются лишь для того, чтобы отстоять и защитить свое право на нормальную человеческую жизнь. Это сделка? Да! Ей – свобода, и мне – свобода. И на эту свободу каждому нужен свой документ. Ей – справка о разводе, мне – паспорт». Но и разумом, и сердцем Михаил понимал, что даже без обмена принципов на паспорт он сделал бы все для этой внешне сильной, но по сути хрупкой и беззащитной девушки… Он готов был ради нее пойти куда угодно и на что угодно. Вот она – его настоящая любовь и воплощение реальности. Вот она – не надуманная фантазия, а страстно любимая девушка. Подспудно он понимал, что «куда угодно» и «что угодно» никак не связаны с преступлением, потому что этические, нравственные и гражданские устои Лизы были ничуть не ниже, чем у Михаила. Он понимал, что в минуту опасности Лиза, пожертвует собой. Он видел, он чувствовал, что Лиза не просто заботится о нем, она искренне и по-настоящему любит его. И еще он знал одну весьма существенную деталь: Лиза значительно сильнее его духом. Это задевало самолюбие и в то же время радовало Михаила. Правда, в настоящую минуту его волновало еще одно обстоятельство. Скоро должна была приехать Юля. Михаил очень ждал эту встречу, он готовился к ней. Его волнение было столь очевидно, что Лиза с подозрением спросила.

– Что-нибудь не так?

Надо было что-то отвечать.

– Его паспорт тоже не настоящий?

– Сегодня такое время, что даже про себя трудно сказать, настоящая я, или не настоящая.

– А можно посмотреть его документ?

– Пожалуйста.

Михаил открыл страницу с фотографией и увидел на ней своего знакомого со Смоленского кладбища. Точная копия. Поразительное сходство. У Михаила все было написано на лице.

– Да что вы меня все время пугаете? Это настоящий паспорт, а вот у моего мужа липовый, я при случае их поменяла. И кстати, он живет по нему уже полгода и никаких проблем.

– Я знаю, где найти вашего мужа, – прервал ее Михаил, – поехали. Я все объясню вам по дороге.

Через час они уже обходили на Смоленском кладбище могилу за могилой в поисках двойника. Но его нигде не было. И тут Михаил вспомнил.

– Он говорил, что живет на 5-й линии, неподалеку от бани. Да, там они еще эту, ну как ее… такое с разговором связанное название… покупают и пьют. Она еще по качеству хуже водки.

– Бормотуху, что ли?

– Да, конечно, ее. Как это я мог забыть!

– Да, Михаил-Николай, вы человек продвинутый, быстро вживаетесь в новую действительность.

Они поехали на 5-ю линию.

– Михаил, буду и впредь вас так называть, зайдите, пожалуйста, в этот дворик, если его там нет, надо будет зайти в соседний. Если и там его не будет…

– Вот он! – прервал ее Михаил. Они остановились. Михаил вышел из машины и не очень громко окликнул:

– Василий!

Оглянулись все, кроме Василия. Увидев «Боярского», они одновременно стали толкать своего приятеля – один в бок, другой в плечо – со словами:

– Васька, там тебя мужик с кладбища спрашивает. Короче, который на Боярского похожий.

Василий обернулся и стал внимательно разглядывать новый облик Михаила.

– Не-е-е, ребята, это уже не Боярский, от того только усы остались, ну и еще что-то от физиономии. Что ты с собой сделал, Михаил, стал сам на себя не похож. И вообще, кто это? Не-е-е, мужики, это не Боярский.

– И все же, Василий, это я. Михаил.

– Это я что, так сильно вчера перебрал, что никак признать тебя не могу?

– Не юродствуй, Васька, видишь, мужик по нужде к тебе пришел, – сказал длинный, смущенно взглянув на Лизу.

– По нужде ходят в другое место, а не ко мне.

– Ха-ха-ха, – развеселился толстяк и тоже уставился на Лизу.

– Я не понял, Михаил, ты что, в другую веру подался?

– Да брось ты, Васька, веру его, что ли, не разглядел? Вон она, рядом стоит.

– Хороша, чертовка. С такой не забалуешь. Покосил под Боярского – и хватит. Ишь какой современный стал. Не чета нам.

– Ну да, я подстригся и переоделся. Что это меняет?

– Это меняет все. Раньше ты выглядел лучше, натуральнее. Ты был из нашего времени. Из прошлого. А сейчас только одни усы натуральными и остались.

– Он прав, – грустно заметил длинный, – в погоне за Западом мы приобретаем лоск и продаем свою душу.

– Нынче быстро от прошлого отказываются, – добавил толстяк.

– Согласен, согласен, согласен, но времени – в обрез. Василий, мне нужна ваша помощь. Мы можем отойти в сторонку, чтобы я все объяснил с глазу на глаз?

– У меня от друзей секретов нет.

– Хорошо. Василий, мне нужна ваша помощь.

– Ты это уже говорил.

– Да, говорил.

– Что надо, вагон бутылок насобирать?

– Намного больше.

– Тогда валяй.

– Василий, вы очень похожи на мужа моей знакомой девушки.

– Да что ты говоришь. Этой, что ли?

– Да.

– Она что, тоже из психушки?

– Если бы.

– Шустрый малый, – заметил старпом.

– Может, и нам под психов покосить? – хитро улыбнувшись, добавил бывший военный. – Глядишь, стимул появится.

– За стимулом дело не встанет.

– Угомонитесь, – прервал затянувшиеся рассуждения Василий, – ваше дело хоть со стимулом, хоть без стимула – на пол-шестого.

Все разом рассмеялись, по достоинству оценив пошловатую шутку приятеля.

– Поймите, если сегодня этого не сделать, то канитель растянется на долгое время.

– А без развода она не может с тобой шашни крутить?

– Речь не обо мне. Они уже несколько лет не живут вместе.

– И что? Если бы у нас из-за такой ерунды разводились, то судей бы не хватило на разводы, очередь бы стояла до самой Финляндии.

– Короче, Василий, вот в чем беда: паспорт ее мужа у нас есть, заявление от него у нас есть, а самого мужа нет. Он, скажем так, свободный художник. Человек с Кавказа.

– Что-то я не догоняю. А я-то здесь при чем?

– Вы очень похожи на ее мужа. Можете сами взглянуть на фотографию в паспорте. Никто не отличит.

– И что? Это моя вина?

– Не валяй дурака, Василий, – заметил длинный. – Его девушка хочет развестись со своим мужиком, а тот шляется где ни попадя, и развод с ней ему по барабану. Чего тут не понять?

– А ты похож на ее басурмана, который где-то шляется, вот и будешь его замещать, – пояснил старпом.

– Потому что свободный кавказец намного круче, чем свободный художник, чем бомж и даже чем мы. Он орел, а значит, выше всего мирского. Философия, – многозначительно объяснил друзьям майор.

– Ну да – орел. Укололся и улетел в нирвану, – заметил Василий.

– Я бы тоже не дал ей развод, – мечтательно произнес старпом. – Уж больно она хороша.

– И я бы не дал, – мечтательно произнес майор.

– Усохните разом. Пустили тут слюни. Вы-то в стороне останетесь, а мне, если что, отвечать придется. Здесь все надо хорошенько обмозговать.

– Ну да, на трезвую голову.

– Вот именно, а мы только что опохмелились.

– Вы всё шутите. А мне действительно нужна ваша помощь. Вы ничем не рискуете. Рискую только я, поверьте.

– Да что ты говоришь? Развод – дело серьезное, а с подлогом еще и криминальное, – спокойно заметил Василий. – Ты на что нас толкаешь, артист?

– Юрист, – шепотом поправил старпом.

– Один хрен.

– Я понимаю. Всю ответственность я возьму на себя. Мне терять нечего.

– Конечно, что с психа спросить. Теперь понятно, за что тебя в психушку упрятали.

– Без вашей помощи мне не обойтись.

– Да уж вижу. Ну с тобой, допустим, все ясно – втюхался по уши, поэтому и башню снесло, а нас-то зачем за собой тащишь в свою трясину?

– Здесь, конечно, нет никакой логики и здравого смысла, но мне действительно нужна ваша помощь.

– Выпендриться хочешь.

– Развод, понятно, дело серьезное, и даже, если посмотреть на него с другой стороны, то он промедления не терпит, с ним надо поспешать, пока желание не пропало, – добавил майор.

– Даже не знаю. И девицу твою жалко, такая красота пропадает, и подставляться не хочется, – промямлил Василий.

– Вашего активного участия не потребуется, нужен только Василий, как физическое лицо. Типа истукана. Всего и дел: прийти, показать паспорт, кивнуть, что согласен на развод, и все.

Василий колебался. Он явно не хотел показывать своего страха перед нарушением закона, уж в такой правильной стране вырос.

– Не-е-е, на это я пойтить не могу. Надо посоветоваться с шефом, – как-то театрально и не к месту произнес он нелепую и чужую фразу.

– С Михал Иванычем? – уточнил его друг.

– Ага, с Михал Иванычем, – произнес он, продолжая странно расставлять слова и не своим голосом.

– Так я и есть Михаил Иванович, – недоумевая и не понимая, что они имели в виду, робко произнес Михаил. Всем троим стало весело, и они долго смеялись. Зато у них поднялось настроение.

– Это будет дорого стоить, – отсмеявшись, заявил Василий. Он принял решение.

– Сколько?

– Пол-литра водки!

– На каждого, – добавили его друзья. Они снова громко расхохотались. Их настроение Лизе и Михаилу понравилось.

– Хорошо, поехали. Будет вам все, что пожелали.

– Но сначала надо принять по соточке, для храбрости и на ход ноги.

– В суд нельзя идти выпивши.

– Слушай, артист…

– Юрист, – шепотом добавил старпом.

– Один хрен, уж тебе ли не знать, «без газа нет джаза»! Перед выходом на сцену все профи принимают по соточке.

Стандартным способом каждый из этой «троицы» выпил по стакану портвейна и выкурил по папироске «Беломорканал». Наконец Михаилу удалось усадить беззаботных друзей в автомобиль Лизы.

Они сели на заднее сиденье, и тотчас в машине запахло потом, перегаром и еще чем-то противным. Лиза мужественно терпела. Лишь один раз она повернула к Михаилу голову и шепотом произнесла:

– С ума сойти, стопроцентное сходство.

Суд был обшарпанным, запущенным, плохо освещенным. Переходы, лестницы и маленькие комнаты для ожидания ввергли министерского юриста в гнетущее состояние. Перед кабинетом судьи Романовой О. П. сидели несколько человек. До начала приема оставалось не более получаса. Лиза предусмотрительно сразу же заняла очередь. Ровно в 2 часа вышла секретарь и зачитала аншлаг. Лиза подошла к ней и о чем-то переговорила. Из одной руки в другую что-то перекочевало. Секретарь несколько раз кивнула головой, объявила стороны по текущему делу и закрыла за собой дверь. Через пару минут она вернулась и сообщила Лизе, что через час может состояться слушание по ее делу.

– Образовалось окно, ответчика не будет. Вам явно повезло.

– Надеюсь, везение сегодня меня не оставит.

Лиза и Михаил оставили одного из друзей Василия – того, который назывался старпомом с «Лермонтова», – сидеть в суде, и вышли на улицу.

– Запомните, – еще раз напомнил Михаил, – рискую только я. Все документы настоящие. Липовый только муж.

– Вот это-то меня больше всего и беспокоит, – без оптимизма в голосе заявил Василий.

– Положитесь на мой опыт.

– Ты сам-то понял, что сказал? Чтобы подопытный положился на собственный опыт. Бред какой-то.

– Успокойтесь, все будет хорошо, – добавила Лиза, хотя сама явно волновалась. Это было заметно, потому что некоторые слова она произносила дважды. – Вам, Василий, необходимо потренироваться в подписи. Заявление необходимо подписать так же, как в паспорте, в присутствии судьи.

Лиза достала паспорт и протянула его Василию. Он мельком взглянул на подпись, что-то чиркнул ручкой на листке бумаги и с ухмылкой произнес:

– Легко, получите оригинал.

– Вы кудесник, Василий. Будь вы моим мужем, я бы с вами не разводилась.

– Мы так в суде и скажем.

– Не получится, дружок. Я дважды на одни и те же грабли не наступаю. Хотя, как говорят, для чистоты эксперимента попытать счастье можно.

– Я же подопытный. Можно и попробовать. Мне что водка, что пулемет – лишь бы с ног валило. К тому же оставшемуся без работы совсем не лишней будет кормилица.

– Поилица.

– Это точно. Моя беда, а может быть, и счастье в том, что я перестал быть бабником и поднялся на новый уровень.

– И кем же вы стали?

– Профессиональным алкоголиком.

– Все вы так. Сначала говорите: «Любить, так королеву, грабить, так миллионы», а до дела дойдет – «извините, я не люби, я профи».

– Се ля ви.

– Да, Василий, вы потеряли свой шанс, придется разводиться.

– Такой шанс у меня уже был. Перестройка меня перестроила.

– Примите мои соболезнования.

– Ничего, скоро вы примете и мои.

– Спасибо заранее. Николай, а ваш удел – представлять нас в суде. Вы как-никак мое доверенное лицо. Вы все успели прочитать?

– Да. Ничего особенного, обычная процессуальная процедура, примерно такая же, как и в мое время.

– Так, стоп, ребята. Не спешите, не догоняю чего-то. Что значит «Николай»? И при чем здесь какое-то другое время?

– Василий, какая вам разница, кого как называют. Вы согласны мне помочь или нет?

– Согласен. Только уж давайте начистоту, что там за фокусы-покусы?

– Потом объясню. Николай – это мое сценическое имя, а в миру я – Михаил.

– Понял, не дурак: он же Гоша, он же Гога, он же Жора, он же Гриша, он же Миша, он же Микола Питерский. Валяйте.

– Тогда вот ваш паспорт и пошли разводиться.

Через некоторое время подошла их очередь.

– Гамлет и Елизавета Катуния, – прочитала секретарь по бумажке.

Все трое вошли в кабинет. Василий давился от смеха. Это был нервный смех. Поводом явилось имя, на которое там, на улице, он не обратил внимания, а причиной – боязнь государственной судебной системы. Судья уничтожающе посмотрела на Василия, и он стал икать.

– Что вы себе позволяете? Вы понимаете, где вы находитесь? Да еще в нетрезвом состоянии!

– Со вчерашнего вечера ни грамма, синдром похмелья, так сказать.

Все складывалось очень плохо. Такое начало ничего хорошего не предвещало. Лиза сразу заметила, что Василий был не просто навеселе, его начало развозить, но все же надеялась, что судья этого не заметит. Ан нет, заметила.

– Ваша честь, – вмешался Михаил, – несмотря ни на что, нам сегодня повезло. Нам удалось доставить ответчика в суд хоть в таком состоянии. Сами понимаете, каких усилий нам это стоило.

– Ладно, сдайте свои документы секретарю, зарегистрируйтесь. Но предупреждаю: малейшее замечание ответчику – и заседание будет перенесено на другой день.

– Мы постараемся контролировать ситуацию, ваша честь.

Михаил и Лиза отдали свои паспорта и доверенность. Василий тоже достал паспорт и отдал его секретарю. Секретарь открыла его на последней странице, потом стала листать дальше и вдруг с недоумением спросила:

– Смирнов Василий Петрович – это вы?

Лиза чуть не упала в обморок. У Михаила все похолодело внутри.

– Вот черт, Васькин паспорт прихватил, вот мой.

Василий выдернул из рук секретаря свой паспорт и вручил ей другой. При этом он с акцентом произнес:

– Бывает, понимаешь, да? Васька денег должен. Вернет – получит назад.

– Это незаконно, – сказала секретарь.

– Зато эффективно.

Все взоры разом устремились на судью, но та в этот момент была увлечена чтением дела. Секретарь хмыкнула, посмотрела укоризненно на Лизу и, не скрывая того, что делает ей огромное одолжение, произнесла:

– Все нормально.

Судья зачитала исковое заявление, затем все документы, прилагаемые к нему, и стала задавать вопросы. Василий нес какой-то бред, Лиза от напряжения мямлила что-то невразумительное.

– Нет, это невыносимо. Официальный представитель, вам слово.

– Ваша честь, в делах семейных самым сложным и неблагодарным обстоятельством является участие посредников. Как профессиональный юрист я прекрасно понимаю это. И как никто иной хочу мира и согласия. И все же я опираюсь только на факты и с глубоким уважением смотрю на вас. Ведь именно вы являетесь здесь самым опытным и справедливым специалистом в вопросах семейного права. Вы не только являете собой житейскую и юридическую истину в последней инстанции, но еще и отстаиваете государственные интересы более высокого порядка. Мы с вами прекрасно понимаем, что семья как одна из основ нравственного общества должна быть сохранена. Тем более что в этой социальной основе есть еще и ребенок. Как сложится его судьба, как повлияет развод на тонкую детскую психику? И об этом мы с вами тоже не забываем. Я без особого оптимизма и желания согласился на участие быть посредником в разрешении семейного конфликта. Но стоило мне начать разбираться в его психологии, в корнях его образования, в его характере и последствиях, как я пришел к выводу, что следует удовлетворить просьбу истца. Все факты говорят против ответчика. Мы не можем не считаться с юридическими фактами, они выше наших благих намерений. Именно поэтому в дополнение к сказанному прошу приобщить к делу следующие справки, заключения и заявления, касающиеся аморальной жизни Гамлета Катунии и подтверждающие необходимость удовлетворения поданного иска. Приобщаемые к делу бумаги избавляют меня от словесной характеристики ответчика. Вот перед вами два человека. Взгляните на них, разве они похожи, едины, совместимы? Это разные люди, с разной жизнью, интересами и ценностями. Долгое время они не живут единой семьей. Отец не заботится о своем ребенке и ничего не предпринимает для сохранения семьи. Общее в этой семье только одно – ребенок. Истец считает, что даже с учетом этого обстоятельства сохранение семейных отношений невозможно и будет только во вред их ребенку. Прошу удовлетворить просьбу истца, тем более что ответчик согласен на развод, а истица не предъявляет к нему никаких материальных и иных требований.

Развод состоялся. Вся разношерстная компания вышла из здания суда. У них были такие лица, словно каждого из них приговорили к пожизненному заключению. Наконец Василий сказал:

– Да, Михаил, круто, уважаю. Если я сейчас не выпью, то зарыдаю. Только что ты навешал Гамлету по самое некуда.

– Василий, верните паспорт, пожалуйста, и проверьте, кем вы остались.

– Да ладно, не хочу я быть Гамлетом. Подумаешь, вышла промашка, с кем не бывает.

– Ну-ка, Васька, расскажи нам про Машку.

– Без пол-литра об этом не расскажешь.

– Василий, соберитесь, рано расслабляться, нам еще через две недели идти в суд за решением, а затем в загс проштамповать паспорта о разводе.

– Вот за это я и не люблю женщин. Они все время держат нас в напряжении, – заметил Василий.

– Напрягают по полной, – согласился старпом.

– Это точно, стоит жениться – и понеслось, – добавил майор.

– Ладно, господа алкоголики, хватит болтать. Сегодня вы получите первую часть гонорара – два пол-литра.

– У-у-у, – недовольно в один голос протянули мужики.

Лиза их прервала:

– А через две недели еще столько же. Кроме того, вам причитается премия в размере десяти пол-литра. Главное – довести дело до конца. А на эти сто рублей купите себе хорошей закуски и помойтесь в бане.

Лиза протянула деньги. Василий взял их с театральной благодарностью.

– Мерси, мадам. Но хочу заметить, что от вашей махинации тоже не очень-то хорошо пахнет.

– Все, Василий, это уже перебор.

– Хорошо хоть, что все так гладко прошло. Сказать по правде, я сильно перетрухался в суде. Спасибо Михаилу. А что, мужики, может, и впрямь сходим в баньку, заодно и помоемся?

– Заодно и попаримся. Вот только пол-литры свои получим, и айда на Пятую мыться.

В машине никто не произнес ни слова. Наконец тягостное путешествие закончилось. Машина остановилась у магазина на углу Среднего и 6-й линии. Там Лиза, как и обещала, купила две бутылки водки, после чего Лиза и Михаил тепло попрощались с Василием и его веселой компанией. Оставшись наедине со своим доверенным лицом, Лиза искренне проговорила:

– Ну, Михаил, просите у меня, что хотите. Я исполню любое ваше желание. Вы сегодня сделали невозможное. Что вы хотите?

– Отвезите меня к Юле, пожалуйста, на Просвещения.

– Так к Юле или на Просвещения? – с горькой улыбкой и сожалением произнесла Лиза.

– В квартиру, мне надо прийти в себя. Я первый раз в жизни нарушил закон.

* * *

– У меня даже не было времени отказаться.

– Не волнуйтесь, что ни делается, все к лучшему. Этот прецедент нам только на пользу.

– А что если объявится настоящий муж и навешает мне по полной схеме?

– Вам нечего волноваться, продолжайте ваши контакты с Михаилом. Сами инициативу не проявляйте. Он теперь у вас в долгу. Лучше не придумать.

– Надеюсь.

– Запоминайте все, что он говорит, в душу к нему не лезьте. Все должно быть естественно и непринужденно. Малейшее давление, подозрительная любознательность – и вы его потеряете.

– А что конкретно я должен у него узнать?

– Всему свое время. Ему может понадобиться надежный человек. Теперь ваша задача – стать таким человеком. Когда попросит помочь, сами поймете.

– Так я уже помог.

– Это вы не ему помогали. Его черед еще не настал.

– Понял, не дурак.

 

Глава 6. Пусть будет, как будет

Михаил весь день просидел перед телевизором, тупо глядя в разноцветный экран. Показывали какую-то чушь про нелепые отношения в Санта-Барбаре. Именно такой бред и надо смотреть, когда думаешь о своем. в минуты тяжелых душевных потрясений человек всегда ищет отдушину. Он нуждается в пассивном отдыхе, будь то прогулка вдоль Невы или по побережью Финского залива, рыбалка или неспешное блуждание по лесу с ружьем, которое никогда не выстрелит, языки пламени в камине или житейская чушь по телевизору. Время убито без всякого смысла, но энергия души восстановлена.

В какой-то момент ему неожиданно захотелось просмотреть документы, прочитать типовые образцы, изучить порядок регистрации юридических лиц, разобраться в тонкостях множества статей гражданского права. Он почувствовал небывалый прилив сил и энергии. Предстояло многое сделать. Главное, Михаил обнаружил у себя желание делать это. Надо было, как сказала Лиза, срочно и основательно «въехать в тему».

Через несколько часов напряженной работы Михаил встал, размял свое тело случайно пришедшими в голову упражнениями, выпил горячего чая и сел в кресло, которое заблаговременно придвинул к самому окну. Он смотрел на серое питерское небо и думал о Лизе. Михаилу все в ней нравилось – ее активность, энергия, ум, забота о нем. Мужчины вообще, как малые дети, любят, когда о них заботятся – ухаживают, готовят вкусную еду, слушают тот бред, с которым не обратишься даже к другу. И вообще, подсказывало Михаилу его подсознание, она сказочно хороша во всех своих инициативах и к тому же она волнующе красива. Лиза очень современна во всем, даже в ее красоте есть особые европейские черты прогрессивного двадцатого века. Он напряг все свое воображение, но так и не смог сравнить Лизу с каким-либо общепризнанным эталоном или идеалом. Лиза являла собой совершенное и оригинальное творение уходящего двадцатого века и была выше всякого эталона. И тут он понял, что объективность всегда уходит, когда появляется любовь.

Лизу невозможно было сравнивать с Юлей. По складу своего характера Юля казалась Михаилу типичной представительницей девушки из высшего света девятнадцатого века. Лиза же влекла его в новый, заманчивый и фантастический двадцатый век. Но помимо своей ослепительной роскоши и технологичности этот век вселял в душу Михаила необъяснимый страх житейской неопределенности и физической опасности. И стоило ему лишь подумать о Юле, как его мечты тотчас уводили его от суровой реальности настоящего в сторону замшелой тургеневской рафинированности прошлого. Эти мечты были сладостно приятны. Они кружили его в своем водовороте комфорта, стабильности, уверенности в себе и безопасности, которые ему были чертовски желанны и которые ему некогда гарантировал век девятнадцатый.

Михаил снова размечтался о своих нафантазированных отношениях с Юлей. Вновь и вновь он возвращал в памяти пережитые эпизоды волнений в минувшие дни и сказочное ощущение ожидания мнимых объятий и поцелуев в дни грядущие. Он страстно желал иметь свой тайный уголок платонической любви, фантазий и мечтаний, куда путь был заказан всем, даже Лизе. «Возможно, – подумал Михаил, – придет время, и я сам разрушу этот уголок за его ненадобностью, но только не сейчас. Юля – дневник моей души. Я пишу в него самое сокровенное и прячу его от самых близких и дорогих людей».

В этом году Михаилу должно исполниться тридцать лет. А может быть, сто тридцать? Господи, какая разница, при чем здесь возраст. Один миг, день, неделя, месяц, год счастья могут стоить долгих лет совместного сосуществования и безразличия. Если люди любят друг друга, то ни возраст, ни что-то иное их не волнует. И пусть это длится столько, сколько проживет их любовь. Он хотел признаться Юле в своей любви, хотел услышать ее признание, хотел обнимать и целовать ее. Но желал он этого только в своих мыслях. Хотел разделить с ней весь огонь любовной страсти, но только в своих фантазиях и мечтах. В реальной жизни он категорически отрицал это. Вся прелесть его восторга заключалась в сладострастии возвышенных чувств, в их оторванности от реальности. В реальной жизни он желал быть с Лизой. Она вспенивала его кровь, переполняла сердце адреналином, взрывала мозг до безумия и питала душу желаниями и восторгами. Лиза влекла его вперед, в будущее.

Но Юля… Снова и снова она была в его мыслях. Михаил до боли в мозгу понимал, что удар о надгробье был столь ошеломляющим, что полностью разрушил всю логику его прошлого. Он мысленно сравнил себя с самыми надежными в мире часами фирмы Мозера, которые вышвырнули с третьего этажа на булыжную мостовую Старо-Невского. Удар был сокрушительным даже для такой авторитетной системы, как прославленный Мозер. Ах, Юля! Это совершенно иное создание и явление в его жизни. Она звала Михаила в бархатный романтизм отношений девятнадцатого века, в чистоту девичьих чувств и ощущений тургеневской философии. Она манила его назад, домой в прошлое, в привычное ему по духу и образу мысли «свое время». Жуткая мысль ворвалась в его мозг: «Господи, но ведь это же не Эрмитаж, чтобы подзаряжать себя духовной страстью и высокими чувствами. Это тот человек, в которого я всегда был влюблен, о котором мечтал все свои сознательные годы… И все же, что тут лукавить, все это было в прошлом, до встречи с будущим. До встречи с Лизой… У меня действительно началось сумасшествие. Не мои любимые женщины разделились надвое, а я сам поделил себя на две половины. Во мне одновременно существуют две жизни – реальная и вымышленная. Господи, неужели я и впрямь сумасшедший?»

Ему хотелось быть честным, и в то же время ему было приятно немного лгать самому себе. «Господи, куда я попал? Что я делаю? Разве в свое время смог бы я пойти на подлог, на нарушение закона? На что я еще способен? Что еще меня ждет впереди? Неужели я заразился болезнью девяностых годов двадцатого века, название которой – лицемерие? Все, больше я не совершу ничего противозаконного».

Михаил проснулся от ненавистного ему звонка в дверь. За окном было сумрачно, но не темно. Был ли это вечер или утро, он не знал, потому как спал в кресле одетым и с включенным телевизором. Часов у него не было. Дверной глазок показал, что это соседка. Он открыл дверь, и она робко вошла. Густо покраснев и извиняясь, сказала бархатным голосом:

– Вы уж простите меня за столь поздний звонок. В десять часов вечера в гости без приглашения не ходят. Мне позвонила Юля и попросила позвать вас к телефону.

Они вышли из квартиры. Михаил захлопнул за собой дверь и проследовал за женщиной. У нее в квартире пахло свежей выпечкой и было очень уютно. Хозяйка представилась.

– Меня зовут Инга, а это мой муж Армен.

Она что-то сказала по-армянски, мужчина, сидевший к ним спиной и наблюдавший за событиями в Санта-Барбаре, буквально на секунду повернул в их сторону голову, поздоровался и снова отключился.

– Все с ума посходили с этим сериалом. Вы не смотрите?

– Нет, времени не хватает.

– Да-да, Юля сказала, что вы юрист, квартиру снимаете. О-ой, как нехорошо вышло. Милиция, Вадим. Да, вы ж не знаете, Вадим – это муж Юли. Сейчас я ей перезвоню.

Она набрала номер и передала Михаилу телефонную трубку. После нескольких продолжительных гудков в трубке раздался милый и желанный голос.

– Да, я вас слушаю.

– Юля, это Михаил.

– Михаил, я хочу извиниться перед вами, простите меня, если сможете. Дело в том, что у меня кое-что изменилось. Я приняла мужа обратно. Только не осуждайте меня. Не буду объяснять детали и вдаваться в подробности, но я так решила. Ребенку нужен отец. Нужна определенность. Мои и его родители в слезах и предынфарктном состоянии. Мой муж клянется в любви и верности. Он стоял на коленях и просил у меня прощения. Я не верю ему, но дала согласие не разводиться с ним и жить вместе. Пока он будет жить у родителей, потом не знаю. Через месяц он уезжает в Австралию на полгода. На этом его путешествия заканчиваются. Мне сейчас очень сложно, я должна полностью сосредоточиться на своей семье. Нам с вами не нужно встречаться. Простите меня и знайте, вы – лучшее, что у меня было. Вы дали мне крылья. Вы помогли мне взлететь и парить над всей этой мерзостью высоко-высоко, безмятежно и очень красиво. Но сейчас не время для романтических грез…

Юля говорила и говорила. Она словно боялась, что Михаил ее прервет, скажет нечто душераздирающее и она не сможет сделать то, что решила сделать вопреки своему желанию.

– Михаил, милый, простите меня… Запишите телефон Лизы и в случае надобности звоните по нему от Инги, я с ней об этом уже договорилась.

Она назвала номер и очень тихо попрощалась с остолбеневшим Михаилом. Все. Он записал номер, машинально повесил трубку, поблагодарил Ингу и вышел из квартиры на лестничную площадку. Там было темно, свет перестал гореть. Дойдя на ощупь до своей двери, он попытался ее открыть и внезапно понял, что попасть в квартиру ему не удастся: замок защелкнулся, а ключи остались внутри.

Несколько минут Михаил приходил в себя. «Нет, я не отступлюсь, я буду за нее бороться. Ну что за напасть, что за наваждение. Второй раз милая и желанная мне девушка из одной и той же квартиры на Старо-Невском отказывается от меня. Отказывается от любви и от будущего. Роковая квартира. А может быть, и встреча роковая? Как знать. Но ведь ничего ровным счетом не было».

И вновь он физически ощутил, как его душа разделилась на две половины. Одна из половин хотела настоящей, полноценной любви, а вторая желала любви возвышенной для своей души. Одна из половин уже принадлежала Лизе, а вторая была отдана Юле. И вот теперь вторая половина осиротела, в ней образовалась черная дыра, пустота, бездна…

Спустя ровно месяц после расставания с девушкой из этой квартиры умер его дядя и Михаил оказался в другом времени, в другой жизни, с другим именем. Что сулит ему это расставание? А может быть, все еще образуется? Может быть, надо сделать новый круг? Может быть, надо что-то изменить? «Я буду за нее бороться», – с необычайной страстью подумал Михаил и отчетливо понял, что ничегошеньки он сделать не сможет. Все решает сама Юля. Все решает сама Лиза. И если одна из них сказала «нет», это еще не значит, что другая скажет «да».

Постояв в нерешительности несколько минут перед запертой дверью, Михаил возвратился к квартире номер 135. Он робко позвонил, отошел от двери и стал ждать.

– Кто там?

– Инга, это я, Михаил. Я оставил ключи в квартире, и мне туда не попасть. Дверь захлопнулась. Можно я от вас позвоню Лизе?

– Да, конечно, заходите.

Лиза была дома. Михаил рассказал ей о своем несчастье.

– Не паникуйте, через час я буду у вас.

Он положил трубку на телефон, поблагодарил Ингу и направился к двери.

– Куда же вы, там опять бомжи лампочки выкрутили. Посмотрите телевизор. Сейчас чаю попьем с пирогами. Я их только что испекла.

– Спасибо, тогда я должен Лизу предупредить, где меня искать.

Через час Лиза позвонила в дверь. К этому времени Михаил уже хорошенько познакомился с Арменом и Ингой. Пирожки и коньяк были отменные. Все это плавно перешло в плотный ужин. Звонок Лизы спас гостя от смертельного переедания за обычным ужином хлебосольных хозяев. Никакие уговоры не смогли усадить Лизу за стол и продолжить трапезу. Минута, другая, и вот они снова в Юлиной квартире.

– Михаил, вам пора привыкать к новому имени. Это будет и нормально, и безопасно. Ведь Николай – это тоже красивое имя.

– Николай – это совершенно другая судьба. Это другая жизнь. Это другой человек.

– Значит, придется ко всему этому привыкать.

– Я уже это ощущаю. Мои мечты не сбываются, а чужие желания, как будто я – Николай-угодник, сами собой воплощаются в реальность.

– Мечты и желания – это совершенно разные женщины.

– Это так. Куда уж точнее…

– И я даже знаю их имена.

– Вы все время шутите, Лиза. У вас все просто и легко. С вами хорошо.

– Это только так кажется, – немного помолчав, Лиза добавила: – Не только вы можете исполнять желания, но это, быть может, удастся и мне. Сейчас на улицах пустынно, и я могу вам дать потренироваться в езде на автомобиле. Выше нос. Надо уметь переключаться!

– Это сказка?

– Это исполнение желаний. Ну что, будем переключаться?

– Будем.

Во дворе дома Михаил сел за руль Лизиного автомобиля. Сначала робко и медленно, затем все увереннее и быстрее он проехал одну улицу, потом другую и выехал на проспект. По пути следования он выполнял указания и запоминал устные инструкции. Михаил спрашивал и пытался запомнить все знаки и указатели. Примерно через час езды ему это удалось. Сказать по правде, знаков оказалось не так уж и много. На Петроградской стороне Лиза показала ему, как надо заправлять машину бензином. Проезжая через Троицкий мост, Михаил был поражен красотой увиденного и даже не заметил, как уверенно прибавил газа. За мостом он повернул направо и через некоторое время остановился. Они вышли из машины и пошли гулять пешком. У Дворцового моста стоял маленький кораблик. Какой-то человек, взяв в руки рупор, приглашал желающих покататься по Неве и Финскому заливу до утра. Они купили билеты. На верхней палубе стояли столики и работал буфет. Продавали шампанское и бутерброды. Играла легкая музыка. Михаил и Лиза сидели у борта за столиком на двоих, смотрели на воду, пили шампанское и тихо общались под шум двигателей и плеск воды за бортом. Последние дни апреля. Было по-летнему тепло.

– Михаил, вы принципиально не пьете шампанское?

– Мне больше нравится держать бокал в руках, ощущать запах игристого вина, по этому запаху определять вкус, поддерживать компанию и произносить глупые, но искренние тосты. Вы лучше расскажите, как нам не запутаться в моих именах.

– Да, задача у меня не из легких, но я постараюсь с ней справиться. Значит так, наедине с вами я буду говорить «Михаил», в присутствии посторонних вы будете Николай. И тогда у вас будет не только чужая новая жизнь, но и обычная прежняя.

– Прежней жизни у меня уже не будет, – с грустью в голосе произнес Михаил.

– Как знать.

К середине ночи похолодало, и они спустились в каюту. Там было сумрачно, тепло и уютно. Многие парочки сидели обнявшись и целовались. Михаил и Лиза сели так, чтобы никому не мешать. Лиза сняла туфли и подобрала ноги под себя.

– Вы можете лечь и положить свою голову мне на колени.

Она так и сделала.

– Михаил, расскажите мне что-нибудь из своей жизни.

– В той моей жизни все было по-другому. Чтобы сделать карьеру, надо было хорошо учиться и много знать. Я просиживал в библиотеке почти все свое свободное время. Однажды там же, в читальном зале, я познакомился с девушкой. Наши отношения были как бы спланированы заранее. Она мне нравилась, и я ей нравился. Чтобы зря не тратить время, можно было и пожениться. Все к этому и шло. Как-то раз она пригласила меня в гости. Это была та самая квартира, в которой сейчас живет Юля. Было лето. Ее родители уехали в Гатчину, на дачу, и мы остались вдвоем. За разговорами время пролетело незаметно, наступила ночь. Мы зажгли свечи и стали шептаться. Я подступал в своих рассуждениях все ближе и ближе к поцелуям и нежностям. И вдруг по коридору кто-то прошел, старчески передвигая истрепанные тапки. Шаги на миг затихли у нашей двери и снова продолжили свой путь. Моя знакомая сидела ни жива ни мертва. Ведь, кроме нас двоих, в квартире никого не было! Я взял свечу и вышел в коридор. Там никого. Я еще немного постоял в коридоре и пошел обратно. Переступая через порог, я почувствовал удар в спину. Запнулся, но не упал. Я резко обернулся. Позади меня никого не было.

Михаил замолчал.

– И что было дальше?

– На следующий день моя девушка сказала мне, что больше нам не следует встречаться. Она была в нервном состоянии, как-то странно дергалась, путалась и оглядывалась по сторонам. Я спросил ее, что случилось, почему мы не можем больше видеться. Она часто-часто замотала головой из стороны в сторону, ничего не сказала и убежала. Я решил все же добиться своего, разузнать причину и на следующий день направился к ней домой. Поворачивая на Старо-Невский, в десяти метрах от ее дома, я чуть было не попал под ломовых лошадей. Выручил какой-то зевака, который столкнулся со мной прямо перед лошадьми. Подойдя к дому, я машинально поднял голову вверх и в ужасе застыл оттого, что прямо мне на голову летел огромный кусок лепнины, отвалившийся от карниза. Он упал перед моими ногами. Я больше не стал испытывать судьбу. А через месяц умер мой дядя.

Лиза молчала. Слушала она Михаила или думала о своем под его убаюкивающую речь, он не знал. Они оба молчали. Спустя несколько минут по ровному дыханию Михаил понял, что Лиза уснула.

Была удивительно большая луна и ослепительно яркие звезды. Пароход покинул устье Невы и плавно плыл по Финскому заливу. Звезды были неестественно большими. Они отражались в морской воде, брызгали Михаилу в глаза, пронзали насквозь сознание и возвращали мысли в прежние времена. В памяти возникали бессвязные эпизоды из прошлой жизни. Он поймал себя на том, что именно об этом и думал тогда, в день похорон. Всего несколько дней, а прежняя жизнь длиною почти в тридцать лет была уже как бы и не его. Михаил снова поймал себя на мысли о том, что ему удалось ее пересказать за какие-нибудь пять минут. «Пожалуй, – прошептал Михаил, глядя на спящую на его коленях девушку, – мне потребуется во много раз больше времени, чтобы рассказать обо всех событиях, происшедших в новой жизни длиною в пять дней».

Начался рассвет. Это было восхитительное зрелище. В алом маковом лепестке, закрывающем полнеба, появилось огромное солнце, как нечто фантастическое, рожденное в недрах бутона. Пароход возвращался в город. Он вошел в Неву, прошел под разведенными мостами и причалил к берегу.

– Пора вставать, – тихо прошептал Михаил Лизе на ухо.

Она что-то сказала, капризно, как маленький ребенок, и открыла глаза.

– Уже утро?

– Оно самое.

– Тогда с добрым утром?

– С добрым утром.

Они сошли на берег. После теплой каюты их стал колотить озноб. Взявшись за руки, они побежали к машине. Она стояла там же, где молодые люди ее и оставили накануне вечером.

– Удивительно, что ее не украли. Сегодня это дело обычное, – спокойно сказала Лиза. Она посмотрела на встревоженное лицо Михаила и прыснула от смеха.

– Расслабьтесь, Михаил, все прекрасно!

– Вы что, об этом даже не думали?

– Не поверите, Михаил, ни одной секунды. Признаюсь вам по секрету, это со мной впервые, – у нее было прекрасное настроение.

Теперь уже Лиза села за руль, завела мотор, включила свет и печку. Через некоторое время в машине стало тепло и уютно. Путь, который Михаил проехал за час, оказалось, можно было проехать за двадцать минут, что и продемонстрировала ему Лиза.

– Вот мы и дома. Проверьте ключи, Михаил.

– Только не говорите, когда мне вас ждать. Последнее время это ни к чему хорошему не приводит. Пусть будет, как будет.

– Хорошо, пусть будет, как будет. До встречи. И вот еще что. Спасибо за прекрасную ночь. Я думала, что делаю подарок вам, а вышло наоборот. Это вы мне сделали прекрасный подарок, – и тут же пошутила: – Я в долгу не останусь. Отдыхайте, а мне пора.

 

Глава 7. Царский подарок

Михаил с жадностью принялся за работу. Два дня пролетели на одном дыхании. Он даже не помнил, когда ел и спал. Новое для него законодательство было достаточно формализовано, а комментарии к нему не оставляли за собой никаких белых пятен. Образцы документов подтвердили его уверенность в том, что он с поставленной задачей справился. Под письменным столом Михаил нашел пишущую машинку, которая мало чем отличалась от его печатной машинки последней модели, системы «Ундервуд». «Это, вероятно, единственное и последнее совпадение двух веков», – ухмыльнувшись, подумал Михаил. К вечеру второго дня уставные документы для регистрации юридических лиц были готовы.

В дверь позвонили. Уже по характеру и продолжительности звонка он понял, что это была соседка. Она, смущаясь, поздоровалась и предложила Михаилу свежие пирожки.

– А это Армен передает коньяк. Вчера наши друзья из Еревана приезжали и привезли в подарок канистру конька. Угощайтесь, пожалуйста.

– Я же не пью.

– Ничего, друзей угостите.

– Инга, у меня к вам просьба. Позвоните, пожалуйста, Лизе и передайте ей, что у меня все готово, надо идти к нотариусу. Большое спасибо за пирожки и коньяк. Передайте привет Армену. Как только получу гонорар, обязательно приглашу вас в ресторан, вы не против?

– Ну что вы, зачем?

– Будем поддерживать наши добрые соседские отношения. Подумайте заранее, в какой ресторан мы пойдем. Я буду с Лизой, – Михаил был возбужден. Он не скрывал восторга от своего успеха. Как кстати зашла Инга! Ему обязательно нужно было хоть с кем-нибудь поделиться своей радостью.

– А Юлю с Вадимом… – начала было она, но тут же осеклась. – Ой, извините.

– Ничего, я думаю, мне не следует появляться в их жизни. Так будет правильно.

Она собралась уходить, но, как бы вспомнив что-то, обернулась и сказала:

– Завтра, 26 апреля, у Юли день рождения.

Только теперь Михаил понял, зачем заходила соседка. Ее женское чутье сразу же определило, что Михаил не просто хорошо относится к Юле, а влюблен в нее. Как он ни старался скрыть своих чувств, Инга знала, что он влюблен серьезно и по-настоящему.

– Передайте ей… нет, не надо… я не знаю. Я поздравлю ее сам.

26 апреля Михаил проснулся в восемь часов утра, именно в это время ровно неделю тому назад он оказался в новой жизни, которая стала ему все больше и больше нравиться. Не нравилось только одно: сегодня была пятница. Этот день ему всегда преподносил сюрпризы. По сути, если не лезть на рожон, можно жить и в новом времени. Комфорт и удобства в нем как в сказке. Такого уровня техники и такого количества красивых девушек он раньше не видел. Да, он был влюблен, но не обращать внимания на молодость и красоту он не мог. А вокруг него всего этого было так много, что просто дух захватывало. Это вспенивало его кровь и усиливало в сотни раз его чувства. И уже было неважно, к кому это относилось – к Юле или к Лизе. Главным было то, что именно в этой жизни он влюбился по-настоящему. Искал всю свою жизнь, нашел через сто лет и потерял за одно мгновение. Юля стала его мечтой и воспоминанием. Зато появилась Лиза. Она лежала на его коленях, от нее изумительно пахло молодостью и французскими духами, она открыто смотрела в его глаза, она не скрывала своих чувств и совершала ради него опасные и противозаконные поступки. Она была прекрасна, и Михаил любил ее реально и по настоящему. Кроме того, в этой жизни у него произошло и еще одно значимое событие: у него появились друзья. Армен и Инга были искренне рады новому соседу и очень тепло к нему относились. Кроме дяди, у Михаила не было друзей. Теперь Лиза стала для Михаила самым близким другом и единственным человеком, с кем он мог и хотел связать свою жизнь. Михаил задумался. Всего семь дней, а он успел за этот короткий срок наворотить кучу дел. Запутаться в своих чувствах, разобраться в них и почувствовать настоящую любовь. Михаил понял, что то чувство, которое охватило его в первый день знакомства с Лизой, никуда не девалось. Оно скромно отошло в сторону и ждало своего часа. И он ухватился за это чувство обеими руками, словно стоял на краю обрыва.

За семь дней в его сознании был создан новый мир. Он сам себе создал небо, землю и всяких тварей. Всеми фибрами своей души Михаил ощутил, какое огромное пространство он сумел охватить за эти семь дней и полюбить, как родное дитя, как собственное творение. Он отыскал в райских кущах свою желанную Еву, свою возлюбленную, единственную на весь рай. И вот теперь он отчетливо понял, что готов бросить к ее ногам весь свой мир и самого себя…

Беспокоило одно – судьба Юли. Ее муж почему-то представлялся ему в образе дьявола.

Раздался звонок. «Ну вот и она», – подумал Михаил машинально и пошел открывать дверь. На пороге стоял Вадим. «Помяни его, он и явится». Вадим небрежно отодвинул Михаила в сторону, словно мешающую на пути штору, прошел в комнату, затем заглянул на кухню, в ванную и в туалет.

– Вы кого-то ищете?

Вадим с развороту, без слов, ударил Михаила в живот. Это было столь неожиданно и профессионально, что Михаил даже не успел защититься. От боли и от того, что у него перехватило дыхание, он упал на корточки и стал судорожно пытаться глотнуть воздух. Наконец ему это удалось.

– Это тебе за пощечину. А теперь слушай, говнюк: если полезешь в мою жизнь, будешь мешаться у меня под ногами, твоим постоянным местом проживания станет кладбище. И чтоб после праздников освободил квартиру. Только вякни что-нибудь Юльке, убью. Ты все понял?

Он отпихнул Михаила в сторону и вышел из квартиры, изо всех сил хлопнув дверью. Через некоторое время, словно он что-то забыл, раздался новый звонок. Михаил поднялся с колен и, превозмогая боль, подошел к двери. Он не стал смотреть в глазок и, теперь уже готовый к драке, снова открыл ее наобум. На пороге стояла Лиза. Взглянув на Михаила, она встревоженно сказала:

– Внизу я видела, как из дома выходил Вадим. Он проскочил мимо, даже не поздоровался. Скорее всего, не заметил. Вы что, подрались? Что вы молчите?

– Я думаю и не знаю, что ответить. Вероятно, надо ехать к нотариусу… У меня все готово.

– Хорошо, не хотите отвечать, не отвечайте. Я сама с ним разберусь. Поехали.

Они проехали не более ста метров, когда Лиза как бы между прочим произнесла:

– Опять эта серая «девятка». Сидит у меня на хвосте с самого утра.

– Это плохо или хорошо?

– Пока не ясно.

Они встретились с учредителями на Суворовском проспекте в 9 часов, как и было назначено. Обговорив все детали, ровно в 9.30 зашли к нотариусу. Формальности заняли не более пятнадцати минут.

– Открытие совместного предприятия – дело новое, здесь все должно быть сделано на сто процентов точно.

– У нас профессиональный юрист, – заверила нотариуса Лиза, – ошибок быть не должно. Сейчас подошли учредители еще одного юридического лица – товарищества с ограниченной ответственностью, примите и их за одно.

– У меня была договоренность только с Семеном Ефимовичем. Впрочем, если он не возражает…

– Не возражаю, нам еще в Смольный надо успеть.

После формальностей у нотариуса Михаил сел в машину к учредителю совместного предприятия. Надо было по дороге в Смольный обсудить с ним еще кое-какие вопросы конфиденциального характера. Такого технического совершенства, роскоши и комфорта Михаил еще не встречал. Он был в восторге. Это было что-то фантастическое. В голову даже не приходила мысль сравнивать это авто с тем, на чем ездила Лиза.

– Если у нас все пройдет без заминок, можете рассчитывать на место в моей фирме.

– Спасибо. Извините, я не обратил внимания, какая модель вашего автомобиля?

– «Мерседес», трехсотый. Сейчас должна появиться новая модель, так что эту поменяю на лучшую. В серьезной фирме все должно быть на высоком уровне.

В Смольном вся команда во главе с Семеном Ефимовичем так же, как и у нотариуса, без очереди прошла в регистрационную палату. И только перед самой дверью в кабинет начальника регистрационной палаты команда остановилась, пропустив вперед Михаила. Он вошел в кабинет и оказался один на один с очень красивой тридцатилетней девушкой, которая проверила документы по формальному признаку, а уж затем внимательно – по содержанию. Эта процедура длилась не менее получаса. Она читала молча, внимательно и без комментариев. Михаил сидел тихо и изо всех сил желал, чтобы ей все понравилось. Это было его первое задание. Это был его заработок, его будущее в новом времени.

Наконец, дочитав содержание всех документов, она как-то странно передернула плечами. Последовал продолжительный изучающий взгляд. Михаил почувствовал какую-то внутреннюю неловкость. Это был особый взгляд. В нем было и удивление, и интерес, и еле уловимая усмешка. Так это умеют делать только женщины по отношению к заинтересовавшему их мужчине. Наконец, вновь обратив свой взгляд на документы, она сказала:

– Редкий случай, когда все сделано грамотно. Чувствуется профессиональный юридический уровень. Надо же, на квитанциях даже стоят печати сберкассы.

Она еще раз перелистала бумаги. После чего, так же загадочно посмотрев Михаилу в глаза, начальник отдела регистрационной палаты мило улыбнулась.

– Если наши юристы скажут, что все правильно, то после 12 мая все будет зарегистрировано. Вот мой телефон, прежде чем ехать, позвоните. Меня зовут Елизавета Аркадьевна.

– Это имя приносит мне удачу. Меня зовут… Николай Путников. Когда-то и я занимался регистрацией юридических лиц.

– Хм, ну-ну, посмотрим.

– Сегодня куда больше ответственности.

– Не стану возражать.

– Очень приятно было с вами познакомиться, Елизавета…

– Лиза, коллега. Наедине – просто Лиза. До свидания.

– До свидания, Лиза.

Когда он вышел в фойе, все с нетерпением обступили его со всех сторон. Михаил был немного растерян, но все же ответил на немой вопрос обступивших его людей.

– Документы приняли, зарегистрируют после 12 мая.

Семен Ефимович на минуту заглянул в кабинет, а когда с довольным видом вышел оттуда, сказал:

– Вот что, Николай, Елизавета Аркадьевна довольна вашей работой. Мы тут посовещались и решили, если с первого раза примут документы, то вас следует отблагодарить. Видите эту толпу? Они по третьему кругу пытаются сдать свои бумаги. Поезжайте на Короленко в исполкомовский гараж, передайте на проходной вот эту записку и выберите себе машину. Там вам все объяснят. Ну что ж, приятно было познакомиться. Как я вам и обещал, вы приняты в мою фирму. Поверьте, это очень хорошее предложение. А пока получайте машину и встречайте праздники.

Сначала он, а затем и все остальные поочередно пожали Михаилу руку, попрощались и уехали. Затем подошли скромные учредители товарищества с ограниченной ответственностью и тоже пожали ему руку, поблагодарили и пешком отправились на автобус.

– Вы молодец, Михаил, вами можно гордиться. Вы не только заработали хорошие деньги, но и еще сделали себе карьеру. Тот, кто проходит с первого раза Елизавету Аркадьевну, имеет сто процентов успеха. После нее уже не проверяют. Что ж, поехали смотреть автомобиль.

– Между прочим, она разрешила мне называть ее просто Лиза.

– Да-а-а? Хм, – не скрывая удивления и хитро улыбнувшись, произнесла его спутница, потом добавила. – Красивый и умный – редкое сочетание.

– Вот и она так же сказала.

– Значит, она положила на вас глаз. Я чувствую, Михаил, вы и здесь преуспеете.

– Я не ловелас.

– Вот именно в этом и состоит ваша проблема, Михаил. Этим вы и интересны.

В гараже на проходной очень долго проверяли его липовые документы, сличали фотографию с оригиналом, потом снова проверяли документы, снова сличали фото с натурой и наконец сказали:

– Проходите. Прямо и направо, к завгару Петру Васильевичу. А вот, кстати, и он сам. Ты куда собрался, Васильич?

– Семен Ефимович позвонил, сказал, человека надо встретить.

– Да вот он этот человек, получай.

– Здравствуйте, меня зовут Николай, а можно со мной пройдет помощник Семена Ефимовича по юридическим вопросам – вот эта дама?

– Да мне-то до лампочки, что на проходной скажут.

– Документы с собой?

– Да, вот мой паспорт.

Так же долго и пристально изучался и сличался ее паспорт, после чего Михаил и Лиза проследовали за завгаром в отдельный бокс, где стояли пять черных машин модели «Волга» ГАЗ 2410.

– Вот эти три машины хорошие, остальные не очень.

– А что вы посоветуете, Петр Васильевич? – спросила Лиза.

– Ну я бы взял вот эту. Ей от роду всего два года, и на ней практически не ездили. Тот, кого возили, либо болел, либо по командировкам мотался. Машина по большей части в гараже стояла.

– Спасибо. Тогда мы выбираем ее.

– Приходите с документами после майских праздников, тогда и оформим. Будет уже и с номерами, и с техосмотром.

– А когда именно?

– Тут с этими перестановками… сам черт ногу сломит. Суббота и воскресенье – рабочие дни, а там аж до шестого числа выходные. Вот после них и приходите.

– Значит, до седьмого? – мило улыбаясь, уточнила Лиза.

– Значит, до седьмого, – смущенно ответил завгар.

Они попрощались и вышли на улицу. Лиза всю дорогу молчала, но когда сели к ней в машину, она вся засияла. У нее было такое выражение радости на лице, словно ее осыпали с ног до головы золотом и бриллиантами.

– Михаил, это здорово. Я так рада за вас, просто не передать словами. Это надо отметить. Поехали.

Михаилу снова уступили место, и он сел за руль.

– Инга сказала, что у Юли сегодня день рожденья.

– Утром я уже поздравила ее от нас двоих. Сегодня нам еще представится возможность сделать это в более торжественной обстановке.

– Вы такая внимательная. Только я к ней не поеду.

– Не волнуйтесь, Михаил, к ней ехать не придется, мы поедем к Марине.

Как выяснилось, они поехали и не домой к Юле, и не на работу к Марине. Их путь лежал в маленькое кафе на Фурштатской, которым, «де факто», владела Марина. Через пять минут путешественники достигли конечной точки сложного маршрута. Но именно эти пять минут оказались для Михаила вечностью. Езда в центре огромного города в час пик – это настоящий экзамен и пытка одновременно. Он вышел из машины взмокшим, хотя началось похолодание и на улице было не более 12 градусов. Руки и ноги у него тряслись от пережитого напряжения. Как бы в подтверждение его мыслям Лиза сказала:

– Ну, Михаил, вы – супер во всем. Экзамен по вождению сдан. Завтра мы получим мою машину из ремонта. До получения личной «Волги» вы можете целую неделю ездить на этом «москвиче» модели «иж комби». Это папино авто, он все равно на нем не катается. Оформим доверенность и все дела. А вот вам еще одна куртка, потеплее, чтоб не болеть, – Лиза заботилась о нем, как о близком человеке, и это было приятно. Михаил надел куртку.

– Блеск! – отметила Лиза.

Молодые люди вошли в кафе. Там было всего шесть столиков, один из которых был накрыт по-праздничному. Туда они и направились. За столиком уже сидела одна пара. При их приближении парень с девушкой поднялись со своих стульев, вышли навстречу и стали обнимать и целовать Лизу.

– Познакомьтесь, это Николай, но я зову его Михаил, мы так договорились. Правда, Михаил?

– Да, это правда, официально меня зовут Николай, а попросту – Михаил.

– Круто, – сказал молодой человек, – официально меня зовут Андрей, а попросту Жан-Поль Бельмондо.

– Марина, – мило улыбнувшись, представилась девушка. Она была чуть старше своего приятеля или он выглядел моложе, было непонятно. Но Михаилу они оба понравились. Это была очень приятная пара.

– Это в миру, а так она Мата Хари.

– Вы это серьезно? Весьма изысканная славянская внешность, ничего азиатского.

– Пластическая операция.

– Не слушайте его, Михаил, это он так шутит.

В тот момент, когда официальная часть знакомства была завершена, вошла Юля. Она была одна. В белой теплой курточке с капюшоном, отороченным мехом, она была неотразима. Все стали ее обнимать, целовать, поздравлять. Дошла очередь и до Михаила. Он густо покраснел и тихо сказал: «Поздравляю», и поцеловал ей руку. Марина, по праву хозяйки заведения и организатора праздника, предложила сесть за стол.

Юле было отведено особое место у огромного букета с желтыми розами. Она блистала красотой, об обладании которой словно и не подозревала, держалась как-то по-особенному, загадочно и романтично. Михаил обратил внимание на то, что она изо всех сил старалась не смотреть на него и все же смотрела. Когда это случалось, на ее щеках появлялся румянец, а в глазах вспыхивали бенгальские огни. Достаточно было одного мига, чтобы понять, как она к нему относится. Михаил был счастлив.

Лиза обожала свою подругу, была рада этой встрече, чувствовала себя сопричастной к внутреннему миру Юли и так же, как и она, вся искрилась от радости и восторга. Она отражала собой внутренний мир своей подруги. И в то же время во всем ее облике превалировало личное счастье. Такую Лизу все любили.

После небольшого перерыва, чтобы привести свой внешний вид в надлежащее состояние, гости заняли за столом места, которые им предложила хозяйка кафе, и стали произносить тосты за именинницу. Наконец очередь дошла и до нового члена их компании.

– Я не готов.

– Нет, Михаил, у нас так не принято. Тем более что всем известно, какие юристы краснобаи и как лихо они владеют искусством экспромта. Начинайте.

– Я расскажу одну восточную притчу. Однажды ранним утром молодая девушка проснулась от разговора трех голубок, но сон был так сладок, что она не спешила открывать глаза. Птицы, не подозревая, что их слышат, сидели на подоконнике и ворковали между собой. Одна сказала: «Если она проснется и встанет с правой ноги, то станет самой красивой девушкой на свете, все будут в нее влюблены, но вот беда – она сама никого не полюбит. Так и останется несчастной». Другая ей вторила: «Если она проснется и встанет с левой ноги, то вскоре будет самой богатой девушкой, богаче которой не сыскать во всем мире. Однажды она влюбится в принца, но ни за какие богатства не получит его любовь. Так и останется несчастной». «Если она проснется и встанет на обе ноги, – продолжила третья голубка, – то встретит того, кого и сама полюбит, и кем любимой будет, но не будет у нее ни сказочной красоты, ни огромного богатства. И это омрачит бедняжке ее счастье и любовь. И она никогда не будет со своим принцем». Птицы еще немного посидели на подоконнике и улетели. А бедная девушка лежала час, другой, третий, не зная какой вариант ей выбрать. Говорят, она и до сих пор так лежит. Не встает, потому что не может себе представить жизнь без красоты, богатства и любви. Я желаю имениннице начинать каждое утро так, как ей вздумается, и не размышлять о том, на какую ногу вставать. Я желаю ей не думать ни о красоте, ни о богатстве, ни о любви. Потому что любовь идет за ней по пятам. Только оглянись – и вот она. А любовь – это и есть и красота, и богатство. И к тому же она самая прекрасная из всех девушек на свете, и большей красоты ей не надо. И еще она самая богатая девушка – у нее есть такие друзья, как вы. Ведь больше, чем это богатство, нет ничего на свете. За именинницу, за ее красоту, за ее друзей и за любовь.

Застолье длилось чуть больше часа, потому как это был рабочий день и всем надо было быть на службе.

– Юлечка, любимая моя девочка, – сказала Марина, – сегодня мы только обозначили твой день рожденья, суббота и воскресенье – рабочие дни, поэтому в понедельник мы с Андреем приглашаем тебя и, конечно, вас, Лиза и Михаил, к нам в Вырицу на дачу. Там мы продолжим отмечать то, что сегодня так хорошо начали.

Все стали прощаться. Юля поочередно поцеловала каждого, в том числе и Михаила.

– Мы заедем за тобой в десять часов, – сказала Марина.

– Мы тоже будем у нее в это же время. Завтра я наконец-то получаю свою машину, – сообщила Лиза.

– Спасибо, девочки, но я не смогу с вами поехать, вернулся мой муж. Он не совсем здоров, и мы останемся в городе.

– До отъезда еще три дня, за это время можно решить все проблемы, мы все равно встречаемся в назначенное время у тебя, а там видно будет.

На том и порешили. Юля уехала с ребятами на иномарке, а Михаил с Лизой – на ее белоснежной машине модели «иж комби».

– Михаил, отвезите меня на Невский проспект, пожалуйста. К Мойке. Я уже опаздываю. Вам же надо привыкать к машине.

Михаил сел за руль, Лиза села справа от него и с еле заметной улыбкой стала наблюдать за водителем-новичком. Как ни странно, он вел себя вполне профессионально. Лиза была довольна.

– Очень хорошо, Михаил, теперь за вас можно не беспокоиться. Вы хорошо ведете машину. У меня есть еще один сюрприз для вас. Вот он.

Лиза достала из сумочки маленькую красненькую книжицу и вручила ее Михаилу. Этой книжицей оказалось водительское удостоверение на имя Николая.

– Это мой вам подарок.

– Это царский подарок, – у Михаила перехватило дыхание от восторга. Он уже знал, что в современной России это самый главный водительский документ и самое главное условие, чтобы самостоятельно управлять автомобилем. – Вы так много для меня делаете. Я снова у вас в долгу.

Она была приятно удивлена его искренним восторгом.

– Вы довольны?

– Я счастлив, как ребенок.

– Вот так и я, просто получаю удовольствие.

– Спасибо.

– Можете поцеловать меня вот сюда, – она пальцем показала место на щеке.

Михаил тотчас выполнил ее приказание. Она звонко расхохоталась.

– Можно я вас подожду в машине?

– Я на пару часов. Вам лучше погулять по городу. Или вот что, сходите в кинотеатр «Баррикада», посмотрите какой-нибудь фильм и возвращайтесь. Если я освобожусь раньше, то подожду здесь. Импровизируйте и наслаждайтесь.

– Экспромт – это ваше призвание.

– О-о-о! В этом я сильна. Можно сказать, это мое второе я.

У нее было прекрасное настроение. У Михаила тоже. Куда там, он был счастлив.

* * *

– Ну все, он у нас на крючке. С липовыми документами, да еще и на имя человека, который находится в розыске, – лучше не придумать.

– Значит, он решил себя легализовать. И где засветился?

– Не поверите, товарищ генерал, в Смольном. У него теперь новое хобби – юриспруденция.

– Он что, и в этом силен?

– По мнению Елизаветы Аркадьевны, очень.

– Талантливый человек во всем талантлив. Усильте за ним наблюдение.

– Уже сделано.

– Я вот о чем подумал: а что если кодирование исказило программу? Что если у него произошло раздвоение личности и мы как не могли им управлять, так и не управляем?

– К сожалению, так оно и есть.

– При таком раскладе он может быть еще опаснее. Следите за каждым шагом, просчитывайте его действия наперед. Да, и вот еще что: дайте «отбой» в клинику. Туда он еще успеет попасть.

– А может, сразу в тюрьму? Это уже его второе нарушение закона.

– И всего-то? Сегодня у священников и то в сотню раз их больше. Пусть набирает актив. Счет мы всегда сумеем ему выписать.

– Лучше не скажешь, товарищ генерал.

– Действуйте.

 

Глава 8. «Спасибо, жизнь, за праздник твой – короткое свидание с Землей»

Михаил был счастлив. Впервые за все прошедшее время жизнь снова начала его радовать.

– Интересно, – неожиданно для себя произнес он вслух, – белая полоса будет шире черной, или это просто миг?

Вот и кончилась пятница. Как бы в дополнение к вырвавшейся восторженной фразе вспомнилось приятное недавнее событие. Когда Михаил прощался с Лизой, она сказала, что этот день скорее был удачным и очень хорошим, нежели проблемным и тягостным. И добавила: «Несмотря на два по тринадцать». Это она имела в виду 26 апреля. Она специально так сказала, чтобы избавить своего подопечного от печальных мыслей и оставить в его памяти только то, что действительно было радостным и приятным. Но уж так устроен человек, что плохое в его мозгу сохраняется дольше. Михаил еще и еще раз прокручивал в памяти прошедший день поминутно, пока наконец не понял, что отныне в глубине его души по соседству с восхитительной любовью поселилось новое маленькое ощущение страдания и печали. Его переполняли самые противоречивые мысли и ощущения. Он радовался чувству, которое питал к Лизе, но и хорошо осознавал, что история с Юлей еще не завершена. Она тяготила его, она мешала ему, и все же она была мила и желанна его уму и сердцу. Он прекрасно понимал, что надо избавиться от платонической надуманной любви и полностью отдаться любви реальной и настоящей. Кроме того, Михаил твердо знал, что как порядочный человек он не позволит себе вторгаться в чужую семейную жизнь. Он не боялся Юлиного мужа. Уж теперь-то этот хлыщ не застанет его врасплох. Михаила не беспокоили его угрозы, хотя подсознательно он понимал, что Вадим, судя по манере его поведения, был парнем не простым. И именно это требовало от человека из чужого мира иного выбора, иных действий – не бросать Юлю, не оставлять ее одну, не позволять мерзавцу обманывать порядочную и верную девушку, не давать ему унижать Юлю и причинять ей страдания. С этим надо как-то разобраться, но соломонова решения не было.

Лиза права: надо уметь переключаться, и решение найдется. А день и впрямь выдался великолепный. Сквозь душевную боль и переживания влюбленного человека он был пронизан множеством очень приятных событий. Последним из них в эту пятницу явился концерт Асмолова. Он не был известным «заштатным» или «придворным» певцом, и тем не менее его знал весь Советский Союз. Его знали не по красочным афишам, а по пиратским кассетам. Знали и любили – все, кроме Михаила. Михаил попал на его выступление совершенно случайно. Фильма не было. Вместо него был концерт, на который все билеты уже были проданы. А вот желающих попасть в кинотеатр было хоть отбавляй. Можно сказать, народ осаждал «Баррикаду». Михаил стоял в стороне и наблюдал за происходящими событиями. Спешить было некуда. Лиза дала ему на отдых целых два часа. Неожиданно к нему подошел молодой человек и тихо спросил: «Билет нужен»? Михаил, не раздумывая, сказал: «Да». Он не знал стоимости денег, ему их не с чем было сравнивать, поэтому он заплатил столько, сколько у него запросили, за один билет. Это были почти все деньги, которые ему дала Лиза. И это была его первая покупка в новом времени. Но, как потом выяснилось, она стоила того. Удовольствие, которое он получил, трудно оценить чужими деньгами. Так уже было с Михаилом во Франции, когда он заплатил за выставку импрессионистов в Лувре непонятную ему по значимости сумму франками. Неважно, что потом он весь месяц жил впроголодь. Михаил забыл об этом сразу же, как только наелся до отвала. Важно то, что он еще до сих пор находился под впечатлением от увиденного там. Все в жизни так и должно быть: надо иметь и правильно расставлять ценностные приоритеты, и тогда все мелкое и незначимое останется на потом, до чего очередь может и не дойти.

Только отойдя в сторонку, он увидел, что концерт начинался в пять часов вечера. Михаил не знал, что ему делать. Пришлось возвратиться к машине, чтобы посоветоваться с Лизой. Она уже сидела в авто и что-то писала в блокноте. Его появление ее очень обрадовало.

– Михаил, у меня неожиданно поменялись планы. Приехали спонсоры из Германии, директриса срочно устраивает презентацию, застолье и все такое, словом, машина в вашем распоряжении аж до восьми вечера. Если вы меня дождетесь и встретите, я буду рада.

– Конечно, Лиза, без всякого сомнения. А я тут билет купил на концерт Асмолова, хотел вам предложить…

– О, нет, это на любителя. Но вам, я думаю, понравится.

За оставшееся до начала концерта время он успел и нагуляться по городу, и хорошенько устать.

«Мне снился сон, короткий сон длиною в жизнь…» Эти слова крутились и крутились у него в голове. Они переворачивали сознание Михаила вверх тормашками, оголяли его нервы и чувства. Он был на грани срыва. Пережитые им за эти семь дней события показали, насколько он оказался неподготовленным к социальным катаклизмам. Вся беда того общества, в котором он жил раньше, заключалась в том, что оно, это противоречивое общество, было стабильно. В нем Россия праздновала свои великие победы, в нем прогресс набирал обороты, в нем Михаил чувствовал себя уютно и комфортно, как рыба в воде, его ласкало каждое новое сегодня, а каждое завтра было желанным и предсказуемым. И вот он попадает в джунгли, где под ногами шуршит что-то ядовитое, над головой притаились смертоносные гады, а за каждым кустом и деревом спрятались хищные звери. Сквозь все опасности Михаил наконец-то выбирается на залитую солнцем поляну, кричит и прыгает от счастья и восторга, хотя прекрасно понимает, что дальнейший путь будет так же опасен и вот так, откровенно, высовываться не стоит. Идти надо, но уходить отсюда не хочется, и он сейчас и здесь, как может, наслаждается этим маленьким кусочком рая и блаженства.

Он слушал Асмолова с упоением. Впервые с далекого детства у него на глазах появились слезы. Михаил сидел на первом ряду, и, кроме самого певца, этого никто не видел. Они изредка обменивались какими-то еле заметными знаками. Асмолов все видел и в какой-то момент почувствовал, что попал прямо в десятку. Наконец Михаил справился с собой, привел лицо в нормальный вид и уже дальше продолжал слушать концерт, как все – с восторгом и овациями. После выступления Асмолов прилюдно спустился со сцены в зал, подошел к Михаилу, пожал руку и искренне сказал: «Спасибо, это круче аплодисментов».

Когда Михаил рассказал обо всем этом Лизе, она с восхищением произнесла:

– Господи, вы еще и сентиментальны. Михаил, вы бесподобны в своем таланте очаровывать людей, – а про себя она отметила, что его надо немного поддержать, ведь слезы умиления означают, что психика человека находится на грани срыва. – И я начинаю бояться за вас. Ваша порядочность, сентиментальность и интеллигентность ни к чему хорошему не приведут. За вами, как за маленьким ребенком, надо ходить следом и оберегать от опасностей.

– От всего не убережешься.

– Это, конечно, так, но лезть на рожон не стоит, лучше разумно отойти в сторону.

– Так поступают слабые и трусливые люди.

– Так поступают мудрые и опытные люди.

– Если бы вы знали, Лиза, что я сейчас чувствую.

– Догадываюсь, – она с грустью посмотрела собеседнику в глаза и тихо добавила: – Вам в этом мире одиноко. Вы, Михаил, – человек из чужого времени.

– Ничто в этой жизни просто так не происходит. Та бабка, которая давным-давно умерла, а потом невесть сколько шастала по коридору, неспроста толкнула меня в спину.

– Вы так думаете? Я запомнила ваш рассказ и понимаю, что вы имеете в виду. Мне кажется, Михаил, вы преувеличиваете. Мистика до добра не доводит.

– Мне все так говорят. Но нет, этот толчок я запомнил на всю жизнь. Она словно защищала от меня свою правнучку. Защищала от того, кто воспринимал свою девушку только наполовину, от того, кто не принадлежал ей полностью и тайно, в своих мыслях мечтал еще об одной, другой половине. Я мечтал о светлом будущем и не ценил настоящее.

– Тут вы не одиноки, у нас этим грешила вся страна. Будь я социологом, назвала бы данное явление эффектом Петрова.

– Шутите, а у меня это было действительно так. Нельзя жениться на половине человека. Печально, но факт, что я даже встречался с той другой, недостающей мне половиной. Бабка как бы сказала: «Хочешь все – отправляйся-ка тогда в другое время, там и найдешь желанное, а здесь не дури девке голову».

– Вы, Михаил, идеалист. В реальном мире все наполовину нормальные.

– Вероятно, я становлюсь таким же… Но как мне все это не по душе!

– А вы не задумывались над тем, почему ваше путешествие сюда не произошло в тот же день?

– Не знаю, видно, я должен был выполнить еще одну миссию, например похоронить дядю.

– Вы что же, так сильно были с ним связаны?

– Да. Дело в том, что мой отец погиб в последней крымской кампании, когда я был еще маленьким, и опеку надо мной взял мамин родственник. Она называла его дядей, ну и я называл его так же. Хотя по возрасту он был моим дедом. Мы были очень близки. И образованием, и карьерой я был обязан только ему. Незадолго до моего поступления в университет умерла мама, от воспаления легких. Мой дядя остался единственным близким для меня человеком. На маминых похоронах он сказал мне: «Ну что ж, видно, придется мне еще немного пожить, пока я из тебя не сделаю самостоятельного человека». Мы продали наш флигелек на Малой Посадской и купили огромную квартиру на Мойке. Теперь мы жили по соседству. Дядя частенько наведывался ко мне в гости. Мне было с ним интересно и комфортно. Я его очень любил.

– Что-то здесь не вяжется.

– Наоборот. Все слишком связано воедино. Девушка от меня отказывается. Я хороню дядю. Я остаюсь совершенно одиноким человеком.

– Одиночество – страшная штука.

– Я стал не только одиноким, но и несчастным человеком. Вы знаете, что это такое, когда нет ни родственников, ни друзей, когда нет рядом любимого и понимающего тебя человека?

– Я понимаю вас.

– Надеюсь… Только тогда каждой клеточкой своего существа я осознал и прочувствовал, что для нас означает связь с близкими людьми и их утрата… У меня нет братьев и сестер. Родственники с нами не общались. Я переживал, когда не стало отца, я страдал, когда умерла мама, Я чуть было не потерял рассудок, когда умер дядя. Ни родных, ни друзей, ни любимого человека… И вдруг я увидел ваш образ! Сознание помутилось, вспышка, удар молнии, и я за один миг пронесся сквозь столетие. Я попал в новое время и наткнулся уже не на мифическое видение, а на вас реальную.

– Вот это – неоспоримый факт. Наткнулись так уж наткнулись.

– Я напугал вас…

– До смерти.

– Да, конечно. Извините.

– Ладно. Это уже история. Или точнее – событие, с которого все началось.

– Получается так, что вы – мой ориентир и проводник в этом времени, мой добрый очаровательный ангел.

– А вы уверены, Михаил, что эта роль мне по плечу?

– Лиза, милая, только не отказывайтесь от меня и не бросайте посреди джунглей.

– А вы, оказывается, еще и «храбрец».

– Стыдно признаться, но это так. Я ужасный трус.

– А может быть, это куда более серьезное испытание?

– Что вы имеете в виду?

– Вы мечтали об идеале – и вот вы его получаете: ту самую девушку в новом обличье, соединившую в себе ваши потаенные желания, ваши мечты? Вот они, райские кущи, вот она, желанная Ева. Но жизнь полна соблазнов. И тут появляюсь я. Увы и ах! Адам на распутье. Вы хоть на секунду можете себе представить, что я – никакой не ангел, а самый что ни на есть змей-искуситель.

Лиза шутила, ей было весело. Михаил глупо улыбался, мол, шутка ему очень понравилась, а на самом деле он даже побледнел от того, как точно Лиза угадала его мысли. А девушка продолжала веселиться и подтрунивать над Михаилом.

– В моем образе жизнь подбрасывает вам не менее заманчивое искушение, чем соединение двух половинок. У вас дилемма. Перед вами опять встала задача выбора. Как тогда, сто лет назад. Вы готовы к такому испытанию?

– Не знаю. Возможно, вы и правы… Нет, вы не правы. Я хочу этого. Мне уже без вас – никуда.

– Расслабьтесь, Михаил, я же шучу. Не понимайте все так буквально, вспомните о том, что у вас есть замечательное чувство юмора. Здесь уже не джунгли. Здесь Невский проспект, тьма народу, мы среди своих, среди таких же слабаков, в общей стае.

Они сидели в кафе на Невском проспекте, ели мороженое, пили кофе и вели беседу. Стремительно надвигалась ночь. Город оживал. Зажигались фонари, то там, то тут в окнах появлялся свет, разноцветная реклама феерически мерцала на всех фасадах. Людей становилось все больше и больше. Именно это создавало особое ощущение спокойствия и возбуждения. «Стая таких же слабаков», как сказала Лиза, защищала Михаила от опасностей. Окружающий мир уже не казался ему джунглями. А радость и беззаботность праздно бродящих людей автоматически впитывались сознанием. То же ощущение мира передалось и Лизе. Беседа постепенно приняла лирическое направление.

– Скажу откровенно, мне понравилась ваша идея с соединением двух идеальных половинок. В какой-то момент люди начинают искать изъяны в образе любимого человека, а вы, наоборот, идеализируете свою любовь.

– Нет, Лиза, это не любовь, это всего лишь мои фантазии.

– Фантазии – это нереализованные желания.

– Чуть-чуть, в основном – игра воображения.

– Ой ли, а мне кажется, что как раз воображения здесь чуть-чуть.

– Не совсем так, – Михаил лукавил, и Лизе это нравилось.

– Так, так, я же вижу. Она вам нравится. Вас удерживает только то, что Юля замужем. Вы ведь человек высокой морали, чужих жен не домогаетесь.

– Я хотел бы оставить эту тему и говорить только о вас.

– Я не против.

– В моем времени мир был более закрепощен, чем сейчас. Все, что было особенным, сразу же бросалось в глаза. Другие девушки, или лучше сказать, те девушки, которые хоть чем-то выделялись на фоне остальных дам, подвергались обсуждению и награждались дурной славой. Их осуждали. Осуждение в обществе – это клеймо, которое тотчас переводило человека в низшую категорию – в разряд певичек, танцовщиц или того хуже. Сегодня этого нет. Люди в своих фантазиях абсолютно свободны. Не скажу, что все мне нравится, но и ханжой быть не хочу.

– А что вам больше всего не нравится в женщинах?

– Всего три вещи – сквернословие, пьянство и татуировки.

– Треть современных девушек отвернется от вас за такие слова. Может быть, можно смилостивиться хотя бы над татуировками?

– Никто по доброй воле не станет наносить на свое тело клеймо. Это абсурд.

– Согласна, это и безвкусица, и некрасиво. А как насчет одежды?

– Дамы моего времени одеты были иначе, это очевидно. Другое время, другая мода. Они были более кокетливы и замкнуты. Но это только до первого вздоха, пожатия руки, поцелуя. Дальше все происходило как и тысячу лет назад. Вероятно, так же, как происходит и в эти дни. У вас очень высокий темп. Вы хотите получить всё сразу и сейчас. А когда получаете, не знаете, что с этим делать. Я говорю не о вас, боже упаси, я все обобщаю – увиденное по телевизору, на улице, прочитанное. Я думал, мы другие, не такие умные, как вы. Оказалось – нет, мы такие же. Я получил вашу информацию и стал таким же. Я – законник и мысли не допускал, чтобы хоть на букву отклониться в сторону, но в критической ситуации, не раздумывая, пошел на нарушение закона.

– Это я вас принудила к тому. Не корите себя. Вы не совершили преступление.

– Пятница не мог быть умнее Робинзона по определению – дикарь и неуч. Робинзон дал ему свою культуру и свои знания. Пятница стал цивилизованным человеком. Получи Пятница сегодняшнюю информацию, он бы выглядел умнее Робинзона. Если я попадаю в другое время, значит, это имеет какой-то смысл. Я не могу пока что обобщить цепь происшедших событий и сделать какое-либо заключение, но уверен, что рано или поздно мне это удастся. Может быть, здесь недостаточно одной логики.

– Вы верите в мистику?

– Я верю в сказки, Лиза.

– А вы помните, как все в них происходит?

– Помню, конечно. Жил был чудак-простак, а где-то там, за тридевять земель, было чудо чудное, жило диво дивное.

– Конечно, оно только там и может находиться – за тридевять земель, в другом царстве, в другом государстве.

– В другом времени.

– Как бы там ни было, но для всех времен остается одно правило, одна норма, один закон: за любовь надо бороться. И здесь каждый имеет равные права. Побеждать надо самому. Мораль любой сказки в том, что добро всегда борется со злом. И если ты знаешь, что борешься со злом, то биться надо до последнего своего вздоха.

– Хорошо, если так.

– Нельзя быть счастливым за чужой счет.

– К сожалению, в реальной жизни люди не очень щепетильны и о морали не думают.

– В жизни никогда не происходит то, о чем написано в сказках. Потому что в это невозможно поверить.

– Поверить-то можно.

– Но дождаться нельзя. Я вас понимаю. С каждым новым днем лучше не становится, человек взрослеет, грубеет, перестает мечтать. А хочется всего и сразу, да и не когда-нибудь, а сегодня, прямо сейчас, чего бы это ни стоило, а там хоть трава не расти.

– Проанализировав нынешнюю ситуацию, я сделал именно такой вывод.

– Это лишь наполовину правда. Есть чудаки, которые, как бы там ни было, верят в прекрасное, и в сказки, Михаил, в том числе. Сказка – это завуалированная жизнь, которую напрямую никому не расскажешь. А в завуалированном виде это можно делать сколько угодно. Всю свою жизнь.

– Но вы же не верите мне, что я из другого времени. И правильно делаете. Всех, кто живет и думает иначе, кто совершает благородные, но бессмысленные поступки, считают ненормальными, донкихотами. Зачем я сюда попал? Какая моя миссия? Что я должен сделать такое особенное, чтобы вновь обрести себя и свою реальную жизнь?

– Не знаю.

– А может быть, ничего выдумывать и не надо. Не надо мечтать, не надо мешаться под ногами. Зачем вторгаться в чужую жизнь, бороться за то, что тебе не принадлежит? Может быть, достаточно оказаться кометой в чьей-то жизни или просто падающей звездой, сказкой, на которую двое одновременно обратят внимание, загадают желание и снова найдут то, что когда-то разожгло их любовь. Может быть, в этом и состоит моя миссия?

– А вы-то что хотите с этого получить? Смотреть на них, страдать и наслаждаться?

– Как-то и не думал об этом. Наверно, я тоже хочу любви. Пусть короткой, пусть роковой, но сумасшедшей и сказочной, чтобы однажды сказать с упоением, вдыхая последний глоток воздуха: «Спасибо, жизнь, за праздник твой – короткое свидание с Землей». Да, я хочу любить и быть счастливым.

– Этого все хотят.

– Я уже начал свою битву.

– За кого же, если не секрет?

Михаил пристально посмотрел в глаза девушке и отчетливо произнес:

– За вас, Лиза.

Пауза длилась несколько минут.

– И с кем собираетесь бороться?

– К сожалению, здесь злые силы отыщутся сразу же.

– Как-то вы не очень хорошо сказали, даже не по себе становится. Напрасно вы связались со мной, Михаил.

– Я сделал свой выбор.

– Давайте не будем спешить. Мне ведь тоже есть над чем подумать.

– И все равно я счастлив.

– Вы только никогда и никому не говорите, что вы счастливы, не говорите, что вы здоровы, не говорите, что вы богаты, не раздражайте людей тем, что вы удачливы и талантливы. У нас этого не любят. Этого вам не простят. Вас тут же опустят так низко, что уже никакие силы не помогут победить это зло, ну разве что на вас снова найдется спрос, спецзаказ на поимку жар-птиц, да и то не у нас, а где-то там в заморской сказочной стране за хороший стимул. Об удаче и счастье надо молчать, держать в секрете, а секрет – в тайне, тайну – за семью замками, а ключи утопить посреди океана. Вот тогда все будет хорошо и как у всех.

– Правильно, так и должно быть. Сказочная страна – это мой вымысел, мое настоящее время, и рассказывать об этом никому нельзя.

– А что если мы вместе спустимся с небес и начнем по чуть-чуть вкушать житейские радости настоящего? Я своего, а вы – чужого времени. Что если попробовать никого не раздражать и никому не сообщать о своем счастье и своей радости? Что если не лезть на рожон и позволить мужу с женой самим совершить свой героический поступок? Самим разобраться в своих тараканах и самим все решить без посредников? Надо осмотрительно совершать собственные смелые и героические поступки. Риск, конечно, благородное дело, но в жизни многие благородные дела со временем подлецы превращают в насмешку или в смертный грех. И здесь в одиночку не уцелеть.

– Вы это серьезно? Допустим, со мной все понятно. А вы-то от чего защищаетесь? Неужели и вы считаете современную жизнь настолько жестокой? Чего вы боитесь? Разочарования, обиды, обмана? Кого вы боитесь – людей, царей, всего общества?

– Я боюсь подлецов, перевертышей и резких перемен. Революция – это не мое. А сегодня мы стоим как раз на ее пороге.

– Вы уверены?

– А вы этого не почувствовали?

– Я об этом не думал. А еще чего вы боитесь?

– А еще я боюсь собственного, хотя теперь уже бывшего, мужа. Боюсь не за себя, а за вас и за своих близких.

– На это мне нечего ответить.

После продолжительной паузы Михаил неожиданно сменил тему.

– Скажите, Лиза, вы любите кураж?

– Наверно, да. Мне нравится действие, стремительность, как бы это лучше выразиться… динамика и экспрессия.

– Само собой, вы ведь водите автомобиль.

– Браво, Михаил. Шутим. Значит, процесс пошел. Если нам удалось его нАчать, то теперь его следует углУбить.

– Вы уверены, что правильно поставили ударение?

– Это крылатое выражение, можно сказать, боевой клич лидера перестройки Михаила Горбачева. В его «перлах» надо ударять именно так. Возьмите на вооружение, но сами никогда не используйте. Нам достаточно одного ударника перестройки.

– Ядовито.

– Зато верно.

– Лиза, можно я задам вам один нескромный вопрос?

– Задавайте.

– После того как вернулся Юлин муж, удобно мне оставаться в их квартире или надо подыскивать что-нибудь другое?

– Если вы хотите короткий ответ, то да, удобно. Если отвечать подробно, то я так думаю. Вы помогли мне с решением самой большой для меня проблемы и даже не можете себе представить, как я этому рада. Я вам очень благодарна. До развода вся моя личная жизнь была сплошной обман. Наконец-то я могу жить честно, так, как хочу. Я свободна. Я сама приняла решение. Я сама решила свои проблемы с мужем. Я вырвалась на свободу. Все дело в нашем сознании. Все остальное – дело техники. Без вас мне было бы не справиться с этой проблемой. Поймите, Михаил, у вас, как и у меня, проблема тоже технического плана – документы, жилье, деньги. Решив их, вы тоже станете свободны. Поверьте, как только утрясутся все три составляющие, все остальное разрешится само собой. Вы сразу поймете, что это такое. После праздников вас возьмут в хорошую фирму на очень хорошие деньги. У вас будет своя машина. Вы станете независимым человеком. Сначала снимете себе новую квартиру, а потом купите то, что вам понравится. Вас будут окружать солидные люди, бизнесмены, политики. Вокруг вас начнут крутиться очень красивые девушки. Месяц-другой вы, может быть, еще погрустите о своей надуманной любимой, а потом все встанет на свои места и вы будете на полную катушку получать удовольствие от жизни. Словом, вопрос о квартире, обо мне, о Юле отпадет сам собою.

– Вы это серьезно?

– Возможен и другой вариант. Вы откажетесь от прекрасного предложения, получите хороший гонорар за проделанную работу и будете продолжать жить в Юлиной квартире. Переезжать никуда не надо. Юлин муж через месяц все равно возвращается в Австралию, а приедет он назад или не приедет – никто не знает. У вас будет достаточно много времени, чтобы разобраться в своих чувствах и в отношениях с Юлей. Я буду периодически помогать вам с заказами, чтобы было на что существовать, но постоянный приток клиентов гарантировать не могу. Умных, не очень умных и бестолковых, но пронырливых юристов становится все больше и больше. Рынок есть рынок. Как сложатся наши отношения, тоже не знаю.

– Мне не нравятся оба варианта.

– Третьего не дано.

– Шутите?

– Если откровенно, то да, не обижайтесь. Я еще не полностью пришла в себя. Мы заканчиваем проект и после кастинга…

– Извините, чего?

– Просмотра, отбора, конкурса.

– Понятно.

– Вот после этого действа, мы выезжаем за рубеж. Кастинг – чистая формальность. Девиц, желающих на любых условиях выехать за рубеж, хоть отбавляй. А ведь из них надо не только отобрать лучших, но и сделать хоть какое-то подобие моделей.

– Этим вы занимаетесь?

– И я в том числе. Этот технический момент мы решим, не первый раз. Проблема за малым: нужен спонсор с российской стороны, а уж в Германии-то проблем не будет. Сегодня это решили на презентации. Сказать по правде, я рассчитываю на финансовую поддержку фирмы, учреждаемой с вашей помощью.

– На Германию так на Германию. «Значит нам туда дорога».

– Браво, вы уже и это знаете?

– Да вот, посмотрел тут один старый фильм про войну. А про ваши варианты скажу так: предложение, если оно будет, я приму, хотя бы просто для того, чтобы помочь вам. А в остальном время покажет. Я не думаю, что сделаю какую-нибудь низость или покривлю душой и совестью. Сейчас больше всего я боюсь потерять вас, Лиза.

Неожиданно к их столику подошел бритоголовый молодой человек атлетического телосложения. Он был в красном пиджаке, в джинсах и кроссовках. По специфическому запаху было ясно, что он изрядно выпил. Крепыш достал из кармана толстую пачку денег и обратился к Лизе:

– Ай эм сори, леди, хочу предложить вам срочно промотать эти бабки.

– Вы обратились не по адресу.

– Вас что, смущает этот лохарик? Так мы его мигом отправим домой бабасеньки.

– Оставьте нас в покое, пожалуйста.

– Ну, лохарик, сколько тебе надо бабок, чтобы ты исчез?

С этими словами он достал из пачки несколько крупных денежных купюр и обратился к Михаилу:

– Вот тебе стоха, Лоха, с тобою нам тут плохо. А это на такси треха.

Михаил встал. Он был одного роста с непрошеным гостем, но явно уступал ему в силе.

– Вам лучше уйти отсюда.

– Что-то не догоняю, ты мне угрожаешь, что ли, лохарик?

– Я прошу вас по-хорошему.

Атлет сунул деньги в карман красного пиджака и неожиданно нанес сильный удар взбунтовавшемуся противнику в солнечное сплетение.

На этот раз Михаил был готов. Он ловко перехватил руку и одновременно с разворотом собственного тела завернул ее за спину своего противника. Прием был выполнен профессионально, и освободиться крепышу из такого положения было невозможно. От нестерпимой боли человек в красном пиджаке изогнулся до самого стола и уперся в него побагровевшим и перекошенным от злобы лицом.

– Ну все-все, я понял, ошибся адресом.

– Извинитесь.

– Извини.

Михаил отпустил его руку. Атлет резко развернулся и исчез.

Вот так и закончился этот день.

Утром следующего дня у Михаила поднялась температура, заложило нос и горло, от нестерпимой боли раскалывалась голова. Лиза хотела было отложить поездку с друзьями в Вырицу, но он убедил ее, что этого делать не следует. Тогда она накупила Михаилу кучу лекарств и продуктов, дала конкретные инструкции, как себя вести, что делать, и уехала получать машину из ремонта. Следующие два дня она опять была занята. Что за секретные дела у нее были по субботам и воскресеньям, Михаил еще не знал.

* * *

Из докладной записки старшего лейтенанта госбезопасности – специалиста по психоаналитике.

«Кроме вышеизложенного дополнительно сообщаю. Со всей очевидностью можно утверждать, что у первого и второго объектов сложились прочные личные отношения, при которых первый объект может использовать в своих интересах второй объект. Вероятно, он обладает искусством гипноза, так как отдельные лица, с которыми первый объект общался, выполняли его указания помимо собственной воли, что установлено мною после персональной беседы с большинством из них. Доказательством тому служит также прецедент на концерте Асмолова, когда объект силой своей воли заставил артиста спуститься со сцены и обменяться рукопожатием. Считаю, что за первым объектом необходимо установить дополнительное наблюдение с использованием особого специалиста и более совершенной спецтехники. Беседы объектов стали носить острый политический характер. Частично разговор записан агентом и проанализирован мною. Кроме того, следует вывести на прямой контакт с первым объектом опытного специалиста комитета. Полагаю, что это должен быть куратор, имеющий санкционированное право на установление такого контакта в экстренном случае или по иной необходимости. Кроме того, считаю целесообразным установить наблюдение и за вторым объектом. Считать оба объекта как группу, связанную общим интересом. Также обращаю внимание на хорошую физическую подготовку объекта и его знание специальных боевых приемов».

 

Глава 9. Может быть глупо, а может, и нет

Михаил грустил и температурил. Три дня он лечился, как мог. В основном спал и смотрел телевизор. Настроения не было. Апатия сделала его безразличным к самому себе. Информация воспринималась без интереса, сама собой, параллельно мыслям, которые вертелись вокруг одного человека. И этим человеком был он сам. Михаил все время задавал себе один и тот же вопрос: «Зачем я попал в это время?» Ему хотелось найти смысл в этой новой жизни. Смысл в происшедшем и в происходящем. Михаил все время повторял одно и то же слово: «миссия, миссия», а в чем она состоит, эта его миссия? Для кого он это произносит? Зачем он себя уговаривает и успокаивает? И вдруг он произнес вслух: «Стоп! Давай разберемся во всем по порядку. Пришло время. Я уже столько всего наворотил, голова кругом. Итак, начнем. Что со мной происходит? С того самого дня, когда я оказался на кладбище, я непроизвольно раздвоился. Внешне я нахожусь в настоящем, а глубоко внутри себя я продолжаю жить в прошлом. Если я принимаю жизнь такой, какая она есть, мне хорошо. Если я начинаю думать о том, что мне не нравится и где я хочу быть, мне плохо. Все, что сейчас происходит вокруг меня, мне не нравится. Страна в хаосе, народ в сумбуре, всё вокруг в беспорядке. И тем не менее мне здесь хорошо. Абсурд? Да! Здесь фантастически хорошо. Умопомрачительно. Но в этом заслуга только одного человека – Лизы. Не будь ее, меня бы здесь съели заживо. Мне никак не избавиться от чувства опасности. Но с другой стороны, так счастлив, как сейчас, я никогда не был». Он ненадолго замолчал. Михаил разговаривал сам с собой, глядя в большое Юлино зеркало. Ему нравилась новая прическа, новая одежда. Наконец он нашел нужный ответ и продолжил беседу со своим отражением. «Проблема в том, что у меня куча проблем. Даже то, что я влюбился в Лизу, – фантастическая проблема. Но мне хорошо от этой проблемы, и я не хочу от нее избавляться. Я влюбился до безрассудства. Ради этой любви я готов идти на что угодно. В этом-то и беда. Сумасшествие толкает меня на такие поступки, которые я бы никогда не стал совершать в прошлой жизни. Я живу по подложному паспорту, я веду процессы по подложным документам, я занимаюсь частным бизнесом, хотя никогда не хотел этим заниматься, потому что я прирожденный чиновник, государственный человек. Современное общество безнравственное и малокультурное. Я здесь чувствую себя не в своей тарелке. Мне никак не избавиться от ощущения, что кто-то постоянно следит за мной, преследует меня. Вот они, мои проблемы. Это, пожалуй, все. Но разве этого мало? А с другой стороны, Лиза права: современное общество – это джунгли, где свои законы, где за жизнь надо бороться всеми способами и при этом постараться остаться нормальным, порядочным и правильным человеком. Верить никому нельзя и полагаться не на кого. А зная это, уже можно защищаться. Предупрежден, значит, вооружен». Он замолчал, но мозг не переставал работать, подсознание укоризненно качало головой. «Да, – снова произнес вслух Михаил, – есть и еще несколько причин. Я боюсь этого времени. Здесь страшно и неуютно, мне здесь некомфортно. Я цепляюсь за каждую возможность, чтобы хоть как-то побыть в своем времени, но вижу только это, совершенно незнакомое мне отражение. Я другой. Я страстно хочу обратно, в свой век. Я уже наигрался в эту игру и хочу домой. Именно поэтому я изо всех сил цепляюсь за Юлю. Она напоминает мне о моем прошлом. Мое прошлое и есть моя настоящая жизнь, мой родной и любимый девятнадцатый век. Я тот простак, которого зачем-то и для кого-то отправили за тридевять земель за чудо-девицей. Знать бы еще, за какой…» Он грустно улыбнулся.

Время шло, а Михаил, словно под гипнозом, сидел напротив зеркала и продолжал бессмысленно смотреть в отражение своих глаз. Комок отчаяния подступил к горлу и сдавил его до боли. «Мне туда уже никогда не вернуться. Надо приспосабливаться к новой жизни, так же как к ней приспосабливаются миллионы советских граждан. По всему видно, что они тоже попали за тридевять земель. Все мы здесь чудаки-простаки».

В 15 часов 27 минут 30 апреля 1991 года раздался звонок. Михаил посмотрел в дверной глазок. Это была Инга.

– Михаил, добрый день, вас к телефону. Юля.

Наученный горьким опытом, он прихватил с собой ключи, захлопнул дверь и проследовал за Ингой в ее квартиру. На туалетном столике рядом с телефоном лежала трубка. Михаил поднял ее и тихо произнес:

– Да, я слушаю.

– Михаил, только ничего не говорите и слушайте меня.

– Хорошо.

– Полдесятого мне позвонила Лиза и сказала, что вы заболели. Она тоже захворала. Желудочные боли, весеннее обостреннее, нервное напряжение – обычное явление. Поездка в Вырицу отменилась, она с самого начала была не слишком хорошей идеей. Марина с Андреем поменяли свой план, и мы поехали к Лизе. Ее родители сказали, что она отправилась на Фонтанку, чтобы слегка подлечиться. Мы приехали как раз вовремя, минут за пятнадцать до нас там же объявился ее муж. У них был жуткий скандал. Увидев нас, Лизин муж ушел, разбив по дороге стекло в двери. Скорее всего, он сильно поранил руку и все вокруг заляпал кровью. В дверях он остановился и сказал: «Ты хочешь крови? Будет тебе кровь». Весь вчерашний день мы были у нее. Я осталась с Лизой на ночь. Сегодня она уже чувствует себя нормально, но ночь была бессонной, теперь Лиза отсыпается, приводит себя в чувство. Она попросила меня позвонить вам и сказать, чтобы вы были очень осторожны. Лиза сказала мужу, что развелась с ним. Не удержалась. Он угрожал ей и заявил, что сделает все, чтобы найти того, кто ей в этом помог. Она написала письмо и попросила меня передать его вам. Завтра в восемь часов утра я буду у вас. Никуда, пожалуйста, не уходите. Что бы ни произошло, не выходите из дома. Хорошо?

– Да.

– До свидания.

– До свидания, Юля.

Михаил ничего не понял из сказанного, кроме того, что у Лизы неприятности и ее муж представляет для него угрозу. Впрочем, Михаил отчетливо понимал, что в этом времени все вокруг представляет для него угрозу. И лишь одно, самое главное, он понял сразу: Лиза в опасности, ей нужна помощь. «Что же такое происходит, – подумал он, – мужья оставляют своих жен, живут своей жизнью, но стоит того же пожелать их половинам, как сразу начинается кавказская месть. Я вторгся на территорию чужой собственности. Меня обнаружили и спустили собак. Травля началась. Помню, Лиза говорила, что ее и Юлин мужья были очень дружны. Не хватало еще, чтобы они объединились. Нет, я не стану отсиживаться здесь и ждать, когда девушки решат свои проблемы. Я что-нибудь придумаю сам».

Дойдя до метро, он некоторое время в нерешительности постоял перед входом, затем вошел и стал внимательно наблюдать, что делают другие люди. Пропуск в подземелье оказался нехитрым. У Михаила все получилось с первого раза. Процедура прохода через турникет ему даже понравилась. Он еще не знал, что впереди его ожидает такое жуткое препятствие, как эскалатор. Когда он вышел из метро на станции «Балтийская», к нему подошла пожилая женщина и испуганно спросила:

– Вам плохо? Вы такой бледный…

– Ничего.

– Вы весь взмокли, вам нужна помощь?

– Спасибо, все нормально.

– С этим шутить нельзя, знаете, сколько сейчас умирает молодых людей от переутомления? Время стало тяжелое. Надо заботиться о себе.

– Спасибо за заботу. Вы мне маму напомнили. Вы не подскажете, как дойти отсюда до Фонтанки, 135?

Женщина очень подробно все объяснила и даже некоторое расстояние прошла с ним по Лермонтовскому проспекту, пока им было по пути. Затем она еще раз объяснила Михаилу, как добраться до нужного дома, и ушла.

С Лизиным мужем Михаил никогда не встречался, поэтому он шел, не оглядываясь, уверенной походкой, но все же по пути старался все примечать. Навстречу ему никто не попался. Михаил поднялся на пятый этаж и позвонил. Дверь открыла Лиза. Сначала она остолбенела. Потом жутко обрадовалась, затем испугалась и, быстро втащив нежданного гостя в квартиру, захлопнула дверь. Затем Лиза заперла ее на все замки и на длинный металлический крюк. После чего она обняла Михаила, прильнув к нему всем телом, поцеловала и так же быстро отпрянула, отошла в сторону и, слегка смутившись, сказала:

– Вы с ума сошли. Вот тебе и трусишка. Или вы с Юлей договорились? Она сейчас тоже должна подойти. Я в общем-то и думала, что это она.

Михаил молчал. Ощущение, которое он только что прочувствовал, зациклило его мозг. Лиза смотрела на гостя своими огромными глазами, идеально упакованными в черный бархат длинных ресниц. Ее губы слегка разомкнулись, и на них отпечаталась внутренняя влага соблазна. Высокая изящная шея была обрамлена волосами солнечного цвета. Лиза была вызывающе красивой. Она видела, что Михаил бесстыдно и нежно разглядывает ее. Лизе это нравилось. Она так же откровенно и нежно разглядывала Михаила. Так они стояли несколько минут. Наконец Лиза сказала:

– Сейчас придет Юля.

– Да.

– Вам представится возможность.

– Чего?

– Разобраться в своих чувствах. Всё в ваших руках.

– Я ни о чем не просил Юлю, и мы с ней ни о чем не договаривались. Она мне просто позвонила и все рассказала.

– Я о другом.

– Мне трудно догадаться, что вы имеете в виду. Извините меня, пожалуйста, я что-то стал туго соображать.

– Это простуда, – сказала Лиза и первый раз за все время их диалога улыбнулась.

– Юля попросила меня никуда не уходить из дома до ее прихода. А прийти она обещала лишь завтра в восемь утра. Но я не мог сидеть и прятаться неизвестно от чего. И если есть опасность, то мой долг – быть здесь, рядом с вами, защищать вас. Может быть, я поступаю глупо, как знать, но, сказать по правде, я за вас испугался.

– Конечно, глупо, но мне приятно.

Они прошли в комнату. Лиза сварила кофе. Обычно она делала его очень крепким и наливала себе в маленькую, а ему в среднюю чашку. Она пила его без сахара, а Михаил накладывал две или три чайные ложки. Так было и на этот раз.

– Говорят, что сладкое любят оптимисты и жизнерадостные люди. Сахар что-то там вырабатывает, и у них никогда не бывает депрессии.

– Тогда нам надо поменяться чашками.

– Михаил, это только с виду я такая отчаянная и деловая.

Пока Лиза совершала кофейный ритуал, Михаил вдруг подумал о том, что Юлин муж при всей его любви к жене и ребенку мог вот так же однажды при каких-то обстоятельствах повстречать необыкновенного человека. Этот необыкновенный человек закружил его в вихре новых чувств и ощущений, заставил перестать сопротивляться и унес с собой в неведомые дали романтических отношений. По сути, Австралия – это совершенно иной мир. Там и свое время, и свои традиции, и своя жизнь. И еще он подумал, что эту мысль ни в коем случае нельзя произносить вслух. Потом пришла еще одна мысль: самое ценное в его отношениях с Лизой – это то, что в них нет ничего интимного и при всей огромной симпатии к этой обворожительной даме он не перейдет черту доверия и порядочности. «Мне и заставлять-то себя не надо, я по-прежнему влюблен в Юлю», – подумал про себя Михаил и тут же улыбнулся. Это было оправдание и откровенная неправда. Потому что он безумно любил другую девушку, и она была рядом. Именно сейчас он понял, что обратного пути нет да и не хочет он возвращаться назад. Вот он – предел его мечтаний и смысл его жизни!

Они молча пили кофе и почти не смотрели друг на друга. Каждый думал о своем. Так бывает: когда главное состоялось, то думаешь о всяких несущественных мелочах. А главным было то, что они оба любили друг друга.

А потом пришла еще одна мысль: «Господи, зачем я в нее влюбился? Что я делаю? Сознательно теряю свободу и надежду попасть обратно в свое время. Все! Хватит об этом! Я этого хочу».

– Почему вы открыли дверь, не узнав, кто там?

– Со мной это впервые. Начинаю повторять чужие ошибки. Может быть, с вами вообще опасно общаться? Может быть, за вами и бабка увязалась в новое время? А за ней и темные силы подтянулись?

– Вы всё шутите. А я хочу знать, что я должен сделать, чтобы защитить вас от опасностей?

– Меня защитить? Это вас надо защищать. Вы, наверно, еще не очень разобрались в том, что вокруг происходит и куда вы попали. Несмотря на то что вчера вы были настоящим героем, бесстрашным рыцарем, ходить с открытым забралом еще рано. Сейчас не мне нужна помощь, а вам. Чтобы это объяснить, я начну издалека. Попытаюсь отдельными мазками нарисовать картину реальной действительности и ее предысторию. Буду исходить из того, что у вас амнезия на целый век. И вы ничего не помните. Так вот, я расскажу вам о нашем, сегодняшнем мире. Вкратце, как смогу, и не шибко умничая. Итак, как вы там ни старались, но империю не сохранили. В 1917 году общими усилиями царя свергли. Новый коммунистический режим, как и его прообраз – Парижская коммуна, сначала развалил империю, а затем ее снова создал. В 1939 году началась Вторая мировая война. До нас она докатилась в 1941 году и называлась уже Великая Отечественная. В 1945 году сначала Германия, а потом и Япония были разгромлены. У этих ребят был экзотический роман, так называемый германо-итало-японский альянс. Появилось атомное оружие. Взрыв двух бомб в Хиросиме и Нагасаки заставил Японию капитулировать. В 1946 году наши бывшие союзники Америка и Великобритания объявили нам новую войну, без бомбежек и стрельбы – экономическую и политическую, так называемую «холодную войну». К этому времени в России, то есть в Советском Союзе, тоже было создано атомное оружие. Несмотря на послевоенную разруху, наша страна за очень короткий срок сумела восстановить все сферы экономики и финансов. Советский Союз был столь мощным государством, что мог противостоять всей мировой капиталистической системе. До середины шестидесятых годов нашим консерваторам удавалось удерживать самый низкий темп инфляции. Гонка вооружения набирала обороты. Советский Союз принял вызов и стал создавать оружие нового поколения, строить новый военно-морской флот и авиацию. Началось соперничество за освоение космоса. Произошла реорганизация армии. Огромные средства вкладывались в военное освоение космоса и в испытание совершенно новых видов оружия, пострашнее атомного. В семидесятые годы начался дефицит финансовых ресурсов, а с середины восьмидесятых – финансовый, политический и экономический коллапс, развал государственных устоев. США начали создавать военные базы вокруг нашей страны, и Советский Союз ввязался в войну в Афганистане. В это время, по совершенно случайному стечению обстоятельств, в стране стали происходить массовые аварии и беспорядки. То пожар на газопроводе, то взрыв на атомной станции, то корабли столкнутся, то верхней палубой мост снесут, то поезда летят под откос, то самолеты падают, да тут еще землетрясение в Армении, межнациональные конфликты и так далее, и тому подобное. Словом, фильм ужасов. Складывалось впечатление, что все это хорошо организованная и заранее спланированная кампания. Начиная с 1985 года уровень преступности начал расти непредсказуемыми темпами. Сегодня он в 11 раз выше, чем в 1981 году. Пятая колонна, не без ведома силовых структур, делала свое дело. Военное руководство и спецслужбы через Афганистан и Туркмению стали массово поставлять в страну наркотики. Сейчас наркобизнес процветает вовсю. В прошлом году возбуждено полтора миллиона уголовных дел, до разбирательства доведено только девятьсот семьдесят тысяч, а к срокам приговорено всего триста шестьдесят тысяч человек. В основном это бытовые кражи, драки, хулиганство и прочее. Крупные дела контролируются органами и до суда не доводятся. Этой информацией со мной поделился мой брат и еще один очень хороший знакомый из КГБ. Это коррупция и сговор с преступным миром. Страна покатилась под откос. Начался экономический саботаж. Исчезли с прилавков товары первой необходимости. Как в военное время, в стране ввели продовольственные карточки. Посмотрите «600 секунд», сразу найдете 600 ответов. Вот такая у нас ситуация на сегодняшний день. В фирме, в которой я работаю, еще не знали, что мы выезжаем за границу, а наша «крыша», то есть тот, кто как бы обеспечивает нам безопасность, уже все знал и даже пришел за гонораром. Приятное известие нам сообщил бывший спортсмен и уголовник Шамиль. Директриса безумно обрадовалась, отдала ему толстый пакет с деньгами и поздравила нас с предстоящей поездкой. Теперь часть тех денег, которые мы ему отдали, нам передадут спонсоры из других источников, а другая часть пойдет бандитам на новые преступления. Вот куда вы попали, Михаил. Поэтому я делаю следующие выводы. Вам, Михаил, ни в коем случае нельзя ни во что вмешиваться. Я уже нахожусь под защитой, за это заплачено. Они не позволят никому вторгаться на территорию их бизнеса. Мой муж об этом знает. А вот вы действительно в опасности. Вот видите, вопрос о Юлиной квартире решился сам собою – теперь там жить нельзя. Мой и Юлин мужья очень дружны и к тому же связаны с бандитами и спецслужбами. Одна лишь разница – один без царя в голове, а другой трус и подлец. И мне кажется, что именно Юлин муж отыскал моего абрека с какой-то своей просьбой. Что он ему напел, я не знаю, но в стечение обстоятельств не верю. Вот откуда и неожиданный визит сюда, и скандал, и угрозы. Слава богу, те люди, которые мне помогают, их обоих терпеть не могут. Ладно, выражаясь сказочным языком, утро вечера мудренее, что-нибудь придумаем. Запомните одно: ни милиция, ни спецслужбы вам не помогут, наоборот, они скорее станут помогать другой стороне, если это затронет их интересы. Вам все понятно?

– Более чем.

– Даже про инфляцию понятно? – попыталась пошутить Лиза.

– Это самое простое. Инфляция известна еще с середины прошлого века, а точнее, с Гражданской войны в Северной Америке 1861–1865 годов. В буквальном смысле инфляция означает вздутие денежной массы. Говоря попросту, обесценивание денег.

– Вот с этого и начнем, будем упреждать события. Хоть у нас пока и нет гражданской войны, но картина наблюдается та же.

Лиза прекрасно понимала, что Михаил все уяснил, и теперь пыталась мрачную картину хоть как-то раскрасить в радужные цвета. Он тоже подключился к этому процессу.

– Значит, надо менять худеющие деньги на те, которые не худеют. Так всегда поступают.

– Вы этим владеете? – поинтересовалась Лиза.

– Здесь нет ничего особенного. Юридически это делается либо непосредственно, если разрешено, либо опосредованно, через третью валюту, если операции со второй запрещены. Валютные операции прописываются специальными законами. Незадолго до моего путешествия во времени я принимал участие в разработке нормативного регламента осуществления валютных операций гражданскими и военными судами России в иностранных портах. Получился весьма интересный документ, подраздел финансового и морского права.

Лиза на некоторое время задумалась, потом вдруг сказала:

– Вообще-то валютные операции у нас запрещены. Господин Павлов остановил конвертацию валюты. Правда, сейчас этот процесс снова восстановился, но, думаю, ненадолго. Михаил, вы что же, владеете и финансовым правом?

– Несмотря на гражданско-правовую специализацию, я владею всем тем, чему меня учили в университете.

– Тогда мы с вами нашли запасной вариант. В случае крайней необходимости вы сможете неплохо заработать. Сейчас все идет к тому, что Прибалтика скоро от нас отколется. При случае надо будет съездить в Эстонию. Оценить обстановку. В Тарту у меня есть очень хорошие знакомые. Они как раз занимаются финансовыми операциями по линии «Внешэкономторга». Конвертируемая валюта – это их хлеб.

– Забавно. Не перестаю удивляться и восхищаться вами. Вы всегда такая активная… энергичная… деятельная? Не знаю даже, какое подобрать определение. Я просто восхищаюсь вами.

– Нет, не всегда. С недавних пор. До этого, как говорят, не было мотивации. А если попросту, то сейчас у меня появился интерес. Между прочим, я хотела в предстоящей поездке остаться в Германии и все начать сначала.

– Теперь не останетесь?

– Во всяком случае, не в этот раз. Даже если бы и хотела, я не могла бы остаться по многим причинам, в первую очередь – надо завершить начатое.

– Я понимаю. А тут еще я – обуза.

– Нет, Михаил, вы не понимаете. Я не могу вам всего сказать, но уверяю вас, вы мне очень нужны, и давайте оставим эту тему. Поговорим лучше о чем-нибудь другом. Например, о Париже. Я там никогда не была. Расскажите мне о Франции, пожалуйста.

Их беседа длилась никак не меньше двух часов, а Юли все не было. Лиза стала волноваться. Наконец она извинилась за то, что прерывает увлекательный рассказ, и позвонила Юле сама. Чтобы ей не мешать, Михаил вышел на кухню и сел за стол. Через несколько минут он устал от бессмысленного сидения. Чтобы хоть чем-то себя занять, он встал, подошел к окну сбоку и, слегка отодвинув занавеску, посмотрел во двор. Это был «каменный колодец», вход в который был через арку с Фонтанки. Там под аркой стояли два человека, один из которых был Юлин муж, а второй был удивительно похож на Василия.

Михаил не слышал, как подошла Лиза, но он ее почувствовал. Она стояла позади него, тоже смотрела во двор и, так же как и Михаил, видела хорошо знакомых ей мужчин.

– Я сказала Юле о том, что вас больше не будет на Просвещения и письмо передавать не надо. Она его уничтожит, – тихо сказала Лиза, – а теперь нам надо уходить. Видите, Михаил, они ждут еще кого-то.

Молодые люди собрались быстро, без суеты. Они вышли из квартиры, заперли ее и спустились по лестнице вниз. Второй выход из дома был в соседний колодец. Беглецы дошли до автостоянки, где стояла машина Лизы, сели в нее и поехали в центр. По дороге Лиза объяснила, что на улице Халтурина, которой потом оказалась хорошо знакомая Михаилу Миллионная улица, есть квартира, которая на пару месяцев может стать его пристанищем. Самое главное, там есть телефон и два выхода. Один выход во двор, а второй – в роскошную парадную с огромными дверями на Дворцовую набережную.

Как бы там ни было, Михаил понял одно: в жизни нет ничего случайного. Жизнь рассчитывает на нас, умных и внимательных. Она постоянно подает нам знаки. С того момента, когда мы их игнорируем, и начинаются случайности. И это тоже жизнь. Нет случайных совпадений, есть предупреждения и предложения. От нас зависит, прислушаемся мы к ним или нет. Плохого нам не предложат. Это или испытание, или выход из положения. Мы сами организуем хаос. С сумбурной стороны жизнь – это нелогичные поступки самонадеянных или невнимательных людей. Эти люди совершают их вопреки здравому смыслу, побуждаемые надуманными идеями, безалаберностью, излишними опасениями или природными инстинктами. Высокое и низменное, добро и зло, грех и порядочность, верное или неверное решение – вот что такое жизнь. Они всегда идут рядышком, как человек и его тень. Если мы идем навстречу солнцу, то не замечаем свою тень и радуемся жизни. Если луна нам светит в спину, то наша собственная тень может напугать нас до ужаса своими масштабами или очертаниями. Ведь вокруг нас кромешная тьма.

«Ну что ж, – решил Михаил, – предположим, что два выхода – это тоже не случайно. Спасибо, жизнь, и за это тоже».

* * *

– У нас появились еще два фигуранта. Оба – наши информаторы, но руководить их действиями мы не можем. Система может решить этот вопрос?

– Что-нибудь придумаем.

– Как бы они чего не натворили.

– Я уже в курсе. Вы опасаетесь за оба объекта или за один?

– Второй объект, по-моему, в безопасности, а вот над первым сгущаются тучи.

– Я предупрежу наблюдение. Они будут начеку. В крайнем случае вмешаются.

– Не было бы поздно.

– Это самое простое.

– Именно простое меня и настораживает.

 

Глава 10. И в виртуальной жизни бывает настоящая любовь

Михаил посмотрел в окно, которое выходило во внутренний дворик. Там было удивительно чисто и светло. Солнце еще не встало над домами. Во дворике его можно было увидеть лишь в полдень, и то на какие-нибудь полчаса. В голубом небе не было ни единого облачка, и оно в унисон празднику все светилось от жарких, весенних солнечных лучей. В городе творилось что-то невообразимое. Это наступило Первое мая.

Михаил отправился за продуктами. Выйдя на набережную, он тут же попал в какую-то бесноватую толпу. Народ гулял с плакатами, ветками, транспарантами, флагами и разноцветными шарами. Чуть ли не каждый второй был навеселе, или, как говорил его новый знакомый со Смоленского кладбища, «на кочерге». Магазины были закрыты, но вдоль домов стояли столы с пивом и вином, с подозрительными бутербродами и еще с чем-то непонятным в разноцветных обертках. Конечно, все это продавалось, а он чуть было не подумал, что угощают бесплатно. Михаил немного побродил в районе двух ближайших кварталов и возвратился назад, в свою новую квартиру на улице Халтурина. Там его уже дожидались гости – Лиза, Марина и Андрей. Они пожурили Михаила «за самовольно оставленный пост» и пригласили к столу. Оказывается, эта троица появилась вскоре после того, как он ушел бродить по городу.

– Михаил, вы оставили пост номер ноль, а это намного выше, чем пост номер один! – строгим голосом заявила Марина.

– А где, если не секрет, находится пост номер один?

Лиза от неожиданности прыснула от смеха. Марина возмутилась.

– Не богохульствуйте, товарищ, это в столице нашей Родины, в Москве, конечно.

– Молодец, Михаил, так им всем по первое число.

– По Первое мая, – тихо добавила Лиза.

– Молодец! Именно по туда, – каламбурил Андрей, – что нам Москва, сейчас Питер рулит! Нам их посты по барабану, да, Михаил? Куда хочу, туда и рулю. Когда хочу, тогда и иду! У них свой руль, а у нас свой, – развеселился Андрей, – И Москва нам нынче не указ.

– Москва всегда будет указ, – заметила Марина.

– Ты сказала – «у касс». Вот тут я с тобой согласен. Слушай, радость моя, а ведь ты их зацепила. И ведь как точно подметила, – Андрей балагурил и веселился вовсю.

Марина улыбнулась и лишь покачала головой. По всему было видно, что ей очень нравился ее приятель.

– Словом, Михаил никуда не ушел, а просто был, да весь вышел, – добавил Андрей.

– Он просто пошел… – начала свою фразу Лиза, но не успела закончить, ее весело прервал Андрей:

– Пошел – это когда посылают, а тут по доброй воле, все чин по чину, – веселился он.

– Ну все, тема исчерпана, – и тут же, как бы извиняясь за своих друзей, Лиза обратилась к Михаилу: – Мы хотели сделать вам сюрприз. Ну все, господа-товарищи, достаточно. Он еще не привык к такому изобилию ваших шуточек.

– Они очень хороши на голодный желудок, – заметил Андрей.

– Ха-ха-ха, – дружелюбно проговорила Лиза. – Не обращайте внимания, Михаил, сейчас они просто голодные и злые. И шутки у них такие же. Но когда они слегка перекусят, то снова станут веселыми и добрыми. А если серьезно, то мы очень рады вашему выздоровлению. Мои друзья очень хотели познакомиться с вами поближе. Вот мы и пришли в гости.

– Михаил, ты что, обратную дорогу определил по запаху? – улыбаясь, поинтересовался Андрей.

– Это он к тому, – пояснила Лиза, – что мы всё привезли с собой и уже стол накрыт.

– Простите меня, пожалуйста, я не знал, что вы придете.

– Таких хлебосольных, как мы, надо ждать всегда, – не унималась Марина. Она немного кокетничала.

– Ну всё, давайте-ка за стол, господа-товарищи! Будем отмечать праздник! – сказала Лиза, взяла Михаила под руку и провела в комнату к празднично накрытому столу.

– Фантастика! А что за праздник сегодня?

– Михаил, вы случайно не диссидент? Или, может, баптист?

– Сегодня Первое мая – День международной солидарности трудящихся, – пояснила Лиза.

– Это тот самый день, Михаил, когда есть повод солидарно поддать со всем мировым пролетариатом. По этому случаю мы запаслись всем самым необходимым, – подвел итог Андрей.

– Ах да, 1889 год. Первый Парижский конгресс второго Интернационала. В Петербурге Первомай впервые отмечали в 1891 году. Я даже не обратил на это событие особого внимания. Не думал, что он будет так долго популярен.

– А мы сразу обратили внимание. Столетний юбилей – это вам не хрен японский.

– Андрей, – Лиза укоризненно покачала головой, – не цепляйтесь к словам.

– Ну вот, в знак солидарности с Парижским конгрессом и в честь столетия празднования Первомая в Санкт-Петербурге мы и купили французский коньяк. А то мне тут все уши прожужжали: «Зачем французский, зачем французский?» – вот за этим за самым.

– Интересно, какое отношение имеет «Принц Де Гейон» к международному пролетариату?

– Какое?

– Да. Какое?

– Ну-у-у. А потому что пролетариат – он и есть пролетариат, то есть всегда пролетает и, кроме как выпить, ему больше ничего не остается. Выпьет «принца» – и вроде как с властью наравне становится, опять же, можно потом сказать, что на праздник не пил всякую бурду…

– Бордо, – поправила Марина.

– А хороший коньяк, – закончил свою фразу Андрей.

– Угомонись.

– Между прочим, Михаил, сегодня и наши спортсмены перешли с кефира на импортную выпивку. Она, оказывается, так полезна для спорта, что им даже разрешили ввозить ее в Россию без пошлины. Например, этот напиток предназначен для поднятия боевого духа спортивного клуба армии. Его сюда фирма «Медицинский хозрасчет» поставляет. Или попросту «Медхор». Неслабо, да? Эдакий хор мальчиков-непьюльчиков.

– Все, Андрей, о политике ни слова.

– До этого все в городе у них компьютеры покупали. Кому ж не известно, что спортсмены – самые крутые электронщики. Сейчас они торгуют спиртным. Очень прибыльное дело.

– Нет спорта без спирта! Ура, товарищи!

– А мои друзья музыканты, – сказала в пику приятелю Марина, – говорят иначе: нет джаза без газа!

– Твои музыканты – алкаши, а мои спортсмены – крепыши!

Михаилу по непонятной причине было легко и весело, но обостренным внутренним чутьем он почувствовал, что эта тема Марине не понравилась, и решил прервать их пикировку.

– А разве продажа спиртных напитков не является государственной монополией? Ведь ввоз и реализация спиртного – очень прибыльное дело.

– Поэтому уже и не является.

– А за счет чего же живет страна?

– А она не живет, – веселился Андрей, – она существует.

Марина как-то странно посмотрела на своего приятеля и тихо произнесла:

– Что с тобой, я тебя таким не помню, угомонись. Перебор.

На помощь пришла Лиза. У нее было прекрасное настроение.

– Так, мальчики, всё, хватит о политике, давайте-ка приступим к главному.

– А что у нас главное?

– То, что мы собрались вместе и хотим приятно провести время, – пояснила Лиза и произнесла тост: – За нас, за весну, за любовь.

С этого момента все пошло как по маслу.

Чем дольше они сидели за столом, произносили тосты, шутили и просто болтали на разные темы, тем беззаботнее и теплее становилась атмосфера. Все расслабились и стали говорить на отвлеченные темы. Шутки стали добрыми и веселыми. Это создало теплую и доверительную атмосферу. Михаил и Андрей поймали общую волну. Они понимали друг друга с полуслова. Один что-то начинал, другой продолжал, первый раскручивал дальше, а второй все переиначивал. Получалось очень смешно. Всем было весело.

Ближе к вечеру вся компания отправилась гулять по Питеру. Дамы шли чуть-чуть впереди, а Михаил с Андреем за ними следом. Андрей был страшно увлечен компьютерной техникой. Что это такое – Михаил никогда не слышал и даже не имел представления, как она выглядит, эта техника. У Андрея был педагогический талант. Не имея под рукой объекта или просто листа бумаги с карандашом, он очень лихо объяснил своему новому приятелю, что собой представляет компьютер и что с его помощью можно делать.

– Сейчас считается дурным тоном работать в солидной фирме, не владея компьютером хотя бы на уровне пользователя. Пишущая машинка уже считается бабушкиной штучкой. Анахронизмом.

– А сколько надо времени, чтобы научиться работать на компьютере?

– В режиме редактора – один день. А если с базой данных или специальной программой – дня три-четыре.

– Андрей, мне нужна помощь.

– Нет проблем, через пару дней мы с Маришкой возвращаемся с дачи. Я подтащу сюда свой компьютер и кое-что объясню, дам литературу, потренируемся, словом, не бери в голову.

Потом был салют. Такого масштабного зрелища Михаил еще не видел, в нем было что-то языческое и сатанинское. Набережная Невы, заполненная народом до отказа, ревела от восторга после каждого залпа. Михаил и сам не заметил, как вскоре стал вместе со всеми кричать «Ура!». Но это еще что, с Лизой творилось что-то фантастическое, близкое к состоянию экстаза. Когда Михаил это заметил, салют перестал его интересовать, и он начал украдкой наблюдать за своей дамой. Он понимал, что это нехорошо, низко, но ничего не мог с собой поделать. Михаил был просто очарован Лизой и ее состоянием. И тут салют прекратился. Народ стал целоваться, ничуть не стесняясь друг друга. То же самое делали Марина с Андреем. Михаил держал Лизу за руку и мысленно представлял себе, как она обнимает его, прижимается к нему своим стройным и гибким телом. Страстно целует в губы. Он на физическом уровне почувствовал, как это здорово. Такого ощущения Михаил еще никогда не испытывал. А потом все, что он нафантазировал, произошло на самом деле. Вот так все и произошло.

Лиза вместе с Мариной и Андреем уехала в Вырицу, а гость из далекого прошлого снова остался один. С ним творилось что-то непонятное. Михаил не мог ничего делать. Пребывая в какой-то восхитительной прострации, он ничего не видел перед собой, полностью отдаваясь мечтам и грезам. Сказочное ощущение сладкого поцелуя и наэлектризованности двух примкнувших друг к другу тел рушило все мысли и желания. Сладкие фантазии переполняли голову.

Но вдруг – словно повеяло прохладой – перед глазами промелькнул образ Юли, и наваждение исчезло. Как там она? Ему сейчас сказочно хорошо, а каково Юле? У ее мужа явно не все дома. Какая тут может быть любовь? Бедная Юля. Как и чем ей помочь?

Он очень хорошо понимал, что похож сейчас на Буриданова осла, перед которым лежат две охапки свежей, сочной и ужасно аппетитной травы, а он лишь таращит на них глаза и не может отдать предпочтение ни одной, ни другой. Самое удивительное заключалось в том, что Лиза не являлась дополнением к Юле. Лиза была сама по себе единое целое. Совершенно иное, яркое и ослепительное, как салют. А Юля? Юля – это нечто тонкое, ранимое, возвышенное и настолько женственное, что, вероятно, именно в этом она была эталоном. С Лизой ему хотелось реальной, страстной, физической и настоящей любви, а с Юлей ему мечталось иметь романтические, тонкие, нежные, платонические отношения – держать ее за руку и томно вздыхать.

Так пролетели еще два дня. Рано утром четвертого мая явился Андрей, и с этого момента у Михаила началась совершенно новая жизнь, вытеснившая его любимых женщин на второй план. Два дня подряд, с короткими перерывами на перекур, молодые люди постигали компьютерные тайны. Андрей был фанатом в мире вычислительной техники. Это была его профессия, и в ней он был мастером. Когда учитель объяснял своему ученику различные процедуры и действия, нежно нажимая кончиками пальцев на клавиатуру, Михаил ощущал, как мысли одержимого человека проникают в самое сердце компьютера. Он видел на подсознательном уровне, как эти мысли бегут следом за каждым электронным тактом компьютера, как они отслеживают все хитросплетения алгоритмов и программ, подключая к процессу то один элемент системы, то другой. Даже когда Андрей устраивал перекур, выходя на кухню, чтобы в комнате было чем дышать, этот процесс не прекращался.

Вечером пятого мая приехала Марина, насильно оторвала обоих компьютерщиков от «идиотского занятия», накормила и увезла Андрея с собой. На прощание, предварительно отправив Андрея на улицу, она сказала:

– Юля и Лиза – это лучшее, что у меня есть. Если Юля может наступить своим чувствам на горло и сделать так, как того просят другие или здравый смысл, то Лиза такого никогда не допустит. Ей нужно либо все, либо ничего. Быстрей определяйтесь, милейший, и не мучайте девушек. Я это говорю только потому, что отчетливо вижу три ваших недостатка – у вас не только все на лице написано, но еще к тому же вы ненормальный и порядочный человек. Хотите знать мое мнение?

– Да.

– Оставьте Лизу в покое.

– Почему?

– Потому что с такими данными вам гарантировано место либо на кладбище, либо в психушке, если, конечно, вы уже там не побывали. Мне неважно, когда вы туда попадете – прямо сейчас или через год. Если вас не прибьют современные уроды, тогда она сведет вас с ума, как и других. Короче, оставьте Лизу.

– Извините, Марина, но я не могу вам этого обещать, – к удивлению для самого себя произнес Михаил.

Они уехали, а Михаил остался один на один с компьютером. Андрей к тому же оставил ему книгу под названием «Самоучитель для чайников». Он действительно чувствовал себя чайником, в котором все кипело, из носа валил пар, а свободного пространства внутри становилось все больше и больше. Тем не менее к двенадцати часам шестого мая ему удалось выучить все, чтобы потом смело говорить: «Да, я владею компьютером на уровне пользователя». Ему это очень хотелось сказать только одному человеку, который должен был вот-вот появиться. Он с нетерпением ждал Лизу, чтобы вместе с ней поехать за черной «Волгой» ГАЗ 2410.

Время шло, а Лизы все не было. Наконец она позвонила по телефону.

– Предлагаю вам прогуляться пешком до улицы Короленко. Там я буду вас ждать ровно в пять часов вечера. Сегодня я без машины, так что полностью рассчитываю на вас, Михаил.

Как и было обещано, машина была надраена до блеска и стояла без номеров.

– В МРЭО я уже все сделал, – сказал завгар, – завтра поедем к нотариусу, оформим договор купли продажи и снова в МРЭО – за номерами и документами на вас. Так что приходите к десяти часам утра вон к тому дому. Там, у нотариуса, и встретимся. Паспорт и деньги не забудьте.

Михаил и Лиза тепло попрощались с завгаром и пошли гулять по Литейному проспекту. На углу Литейного и улицы Некрасова зашли в кафе, купили бутылку сухого вина и сели за столик.

– Как ваши дела?

– С Фонтанки я уехала в тот же день и больше там не появлялась. Папа выписался из больницы, мама по-прежнему работает в Гидрометеоцентре, а дочуля – Аленка с моим дедом и бабушкой отдыхают на даче в Отрадном. В следующие выходные снова поеду их навещать. Вот я и раскрыла вам все свои тайны.

Все домыслы и предположения Михаила, все вопросы и непонятные вещи оказались простой человеческой обыденной жизнью. От нее веяло теплом и уютом. Ее так не хватало нормальному, обычному человеку, каким он не переставал считать себя ни на минуту. Что-то хотелось сказать, но ничего в голову не приходило. Неожиданно для самого себя Михаил произнес:

– А я владею компьютером на уровне пользователя.

Это ее рассмешило. Она долго смеялась. Наконец, как бы прекращая смех и одновременно извиняясь, Лиза проговорила:

– Бесподобно. Даже предположить не могла. Я думала, вы будете говорить о машине, о планах, куда на ней поедете кататься. И вдруг… Нет-нет, не обижайтесь Это действительно здорово. За это, как сказал бы Василий, надо обязательно выпить.

Они выпили. Вернее, Михаил лишь пригубил, а вино потягивала Лиза. Все, что бы она ни делала, восхищало Михаила. Это было красиво, элегантно, грациозно и искренне. Его поражало то, как она смотрела в его глаза – открыто и доверчиво, прямо, как ребенок в ожидании чего-то необыкновенного.

– Михаил, у меня есть к вам одно деликатное дело. Как бы это лучше сказать…

– Дать вам прокатиться на «Волге»? – попытался он пошутить.

Лиза словно не слышала его и, даже не улыбнувшись, с таким же напряжением закончила свою фразу:

– Словом, Юля просила меня передать вам, что больше с ней встречаться не надо.

Теперь уже Михаилу стало нехорошо.

– И звонить тоже нельзя?

– И звонить тоже не надо. Она пытается наладить свою семейную жизнь.

Михаилу очень хотелось думать, что Юля сделала это ради его безопасности. Может быть, узнав от Лизы о том, что оба опальных мужа объединили свои устремления, она отказалась и от него, и от Михаила? Но это было не так, она просто не хотела никаких сложностей ни для себя, ни для своих близких. Она сделала свой выбор и скорее всего была права. Семья должна быть защищена от стрессов, переживаний и бессмысленных сцен.

– Лиза, ради бога, хоть вы-то от меня не отказывайтесь.

– Здесь вы можете не сомневаться. Да, Михаил, Марина просит вас перейти с ней на «ты», как с Андреем, так ей более комфортно. Я тоже присоединяюсь к ее просьбе.

– Я постараюсь, хотя в официальном обращении есть свой шарм и немного романтики.

– Михаил, это ваше право – выбирать форму, содержание все равно остается в душе. Между «вы» и «ты» есть такое промежуточное состояние, которое сокращает расстояние, делает людей ближе, доверительнее, сохраняя при этом и шарм, и уважение друг к другу.

– Несомненно. Я согласен, – немного помолчав, Михаил добавил: – Мне ужасно хочется показать тебе, как я работаю на компьютере.

– Уже поздно, да и к тому же вино – вещь коварная, оно кружит голову, которая и до него уже была закружена.

– Сегодня такой теплый вечер, прямо как летом, может быть, мы все же погуляем по городу?

Они вышли на Фонтанку, дошли до Летнего сада, пересекли поле и оказались на улице Халтурина. Лиза что-то рассказывала, а Михаил напряженно думал о своем. Он шел рядом и все острее понимал, что с самой первой встречи он страстно любил Лизу. Он любил ее и боялся своих чувств. Боялся их силы, боялся их правды, боялся настоящего и реального. Он понимал, что куда удобнее жить в мечтах, в воспоминаниях, и томительных недоговоренностях. Именно этой потребности соответствовала Юля, но с Лизой такой номер пройти не мог. Михаил знал, что Лиза – это и есть его желанная и настоящая любовь, но до смерти боялся признаться ей в своих чувствах. Вся его беда была во внутреннем страхе, который блокировал действия и сдерживал его желания. Лиза пугала его роковым стечением обстоятельств и в то же время манила его к себе, притягивала своим мистическим обаянием и неземной красотой. Михаил изо всех сил сопротивлялся, но подсознательно желал повода отпустить тормоза. Юля была вымышленным сказочным чудом и щитом от суровой реальной жизни. Она была в этом новом веке его поводырем. И вот Юля выпустила его руку. Все! Он сделал первый самостоятельный шаг и тотчас полетел в бездну своих потаенных желаний и страхов. Он летел в этом фантастическом пространстве и боролся только с одной мыслью: признаться Лизе в любви или нет. Он давно желал этого полета, желал этого признания. И наконец решение было принято. Платонические чувства – это, конечно, здорово, но они все равно оставляют тебе путь к отступлению, они не трогают твое холодное сознание и не дают чистой человеческой природе раскрыться в полной мере, во всем ее масштабе. Сейчас Михаил уже не мог с уверенностью сказать, продолжал ли он оставаться под контролем разума или нет. Это уже не имело значения. Им руководили иные чувства и ощущения. И он ничего не мог с этим поделать, да и не хотел делать что-либо. Он понял, что любовь – это не только природное психическое и физиологическое явление, это еще и подсознательное самоусиление, это источник мотиваций, питающий благодатную почву его любви. Он ощутил всем своим существом, как из маленького ростка взошла и окрепла настоящая любовь. Лиза – это и есть та самая мотивация, дороже которой нет ничего на свете. Что с ним произошло и в какой момент? Этого он не знал. Михаил понял, что его разум перестал быть холодным, он закипел. Он не только потерял голову, он потерял себя самого. Ему это нравилось. И кроме того, ему, как бездомной собачонке, ужасно захотелось иметь хорошего и доброго хозяина. Его любовь сразу же вытеснила все страхи и неурядицы. Они уже не волновали Михаила. Сердце вырывалось из груди. Он страшно нервничал. И только одна фраза, одно желание произнести ее заполняли мозг. Он с ужасом подумал: а что если он и впрямь – сумасшедший, маньяк, псих ненормальный? Что если этот шаг в пропасть – никакой не полет, а простое падение? Что если он не улетит в райские кущи, а банально шмякнется о грешную Землю? Но тут он почувствовал, что душа его парит, что он летит, что в этом полете он уже не разобьется, потому что рядом летит Лиза. Силы ее крыльев хватит на двоих.

Они вошли в квартиру. Михаил зажег свет, посадил Лизу в кресло, встал перед ней на одно колено и произнес:

– Лиза, я люблю тебя. Выходи за меня замуж.

Наверно, со стороны это выглядело нелепо и комично, но Лиза даже не улыбнулась. На полном серьезе, выдержав продолжительную паузу, она сказала:

– Я согласна.

Все произошло. Михаил сказал то, о чем мечтал всю свою жизнь, что берег для самого дорого и единственного человека на свете. Этот ритуал, как инаугурация, возводил на престол и возлагал на него немыслимые обязанности и полномочия.

И в то же время это выглядело нелепо. Нелепость предложения была во всем: еще вчера он был влюблен в Юлю, Лиза еще не развелась со своим мужем, он не имеет настоящего паспорта, не имеет прошлого и будущего, вокруг него сгущаются тучи опасности, за душой ни гроша, ни кола ни двора, живет под чужим именем, словом, Николай Нидвораевич. Все это понимала и Лиза. Михаил спешил. Он понимал, что если не сделает этого сейчас, то уже никогда не признается в любви. И вот все случилось. Все произошло само собой. Господи, Лиза согласилась! Она поставила точку на прошлом и на всех метаниях. Они открыли общую тетрадь, чтобы вместе начать писать историю новой семьи, историю любви, историю жизни двух любящих сердец с чистого листа.

– Лиза, у тебя ведь был гражданский брак, ты ведь с мужем в церкви не венчана, да?

– Да.

– Формально, гражданский брак расторгнут, да?

– Да.

– Давай завтра же обвенчаемся в церкви, там ведь не нужны документы. Там ведь могут называть меня настоящим именем. Там все будет по-настоящему. Ты согласна?

– Да.

– Я хочу попросить тебя еще об одном: не надевай прежнее свадебное платье. Чужое платье тоже не бери. Пусть это будет новое платье, только наше. Давай займем денег, купим тебе все, что нужно для свадьбы. Выберем кольца. Я все отработаю. Я буду стараться. Я был очень толковым юристом. Думаю, что и здесь справлюсь. Я буду верен тебе, буду бороться за тебя и защищать тебя. Я буду сражаться за нашу любовь. Твои родные будут моими родными, твоя дочь будет моей дочерью. И если захочешь, у нас еще будут дети. Тебе решать. Знай только одно: я люблю тебя и всегда буду любить.

Лиза сидела бледная и спокойная. Своим теплым и безумно нежным взглядом она проникала в глубь сознания Михаила, словно выискивая или проверяя там что-то. И вдруг она побледнела, закатила глаза, закрыла их и откинулась на спинку кресла. Михаил так сильно напугался, что чуть было не заорал. Прошла минута, другая, а она все еще была без сознания. Он словно оцепенел, смотрел на нее и не знал, что делать. Наконец Лиза открыла глаза и тихим, слабым голосом произнесла:

– Мне надо лечь.

Он подхватил ее на руки и отнес в постель.

– Раздень меня, пожалуйста, – шепотом сказала Лиза.

Михаил сделал так, как она попросила. Раздевал ее бережно, с переполнявшим его волнением. Наконец он дошел до нижнего белья.

– Дальше я не могу, – шепотом произнес Михаил.

– Дальше и не надо. Ты тоже разденься и полежи со мной рядышком.

Михаил мигом разделся, нырнул в ледяную постель, и ему показалось, что она зашипела от его раскаленного тела. Лиза обняла Михаила, положила голову ему на грудь и затихла. Он лежал на спине ни жив и ни мертв.

– Скажи мне еще раз, что ты любишь меня, – спустя какое-то время неожиданно прошептала Лиза.

– Я люблю тебя.

– Только меня?

– Тебя единственную.

– И я люблю тебя.

– Я безумно люблю тебя.

– Я тоже.

Через некоторое время Лиза еле слышно произнесла:

– Сними, пожалуйста, с меня остальное… И с себя тоже.

 

Глава 11. Пока смерть не разлучит нас

Михаил проснулся от жуткого звона. Это был будильник. Он показывал половину девятого. Лизы не было. Рядом с часами лежала записка.

«Ровно в десять ты должен быть на улице Короленко. Собирайся и не опаздывай. Меня не будет. Будь самостоятельным мальчиком. Я люблю тебя. Твоя Лиза».

Ниже шел постскриптум: «Я все помню. Будь дома в два часа дня. Люблю тебя».

Михаил весь светился от счастья. Все плохое отошло на задний план. Теперь он был не один, теперь их двое. «Как все быстро произошло. Словно кто-то подтолкнул его, подсказал верное решение. Вот так, не раздумывая, на одном чувстве, на одном желании и навсегда!»

После быстрых формальностей у нотариуса завгар посадил Михаила в свою машину, и они поехали на Мойку. «Волга» еще со вчерашнего дня стояла там на милицейской стоянке. «Для своих, – пояснил завгар, – сошлешься на меня и тоже будешь свой», – пошутил он. Стоило им доехать до Храповицкого моста, как Михаил невольно подумал: «Сейчас меня отвезут на Пряжку, и этим все закончится. Значит, мне туда дорога». Но они повернули налево. В МРЭО стояла толпа народу. Завгара это не касалось.

Оформление машины прошло как по маслу, и уже к часу дня «Волга» перешла в собственность Михаила, более того, она красовалась новенькими номерами «М 00–38 ММ». Самое забавное, что у Лизиного «москвича» были те же цифры на номере – 00–38. Только буквы были другие. Такое обилие совпадений начало его пугать. Номера дома на Фонтанке и квартиры Инги на Просвещения тоже совпадали.

– С такими номерами тебе сам черт не брат. Кончилось золотое время партийного представительства, началось новое время.

– Время золота и его старателей?

– Это не мое дело. Работа у меня есть, связи сохранились, совесть, слава богу, тоже не потерял.

– Не жалуете вы рыночные отношения.

– Спекуляция и насилие – это не рыночные отношения – это хренов капитализм в извращенной форме. Ну да ладно, привыкнем и к этому. Удачи вам.

– Вот здесь я для вас приготовил, – начал было Михаил, но завгар его недовольно перебил:

– Все формальные и неформальные расходы уже оплачены. Ни пуха ни пера.

– Спасибо вам огромное.

– Сохрани хоть что-нибудь от русской интеллигенции, – он немного помолчал, а затем добавил, улыбнувшись: – Я не имел ввиду автотехнику партаппарата.

Они пожали друг другу руки и разъехались в разные стороны.

Михаил аккуратно проехал по Мойке не очень простой путь. Столько нерегулируемых перекрестков, пересечений с главными дорогами ему еще ни разу не попадалось. От напряжения он весь взмок. И лишь в одном месте он ненадолго остановился. Это был дом из его прошлого. Это был его дом, номер 47. Затем, за Певческим мостом, он свернул на Зимнюю канавку и выехал на улицу Халтурина. Миновав несколько дворовых арок, остановился перед самым окном квартиры, где проживал уже целую неделю. Когда-то это была дворницкая. В таких «клопоморках» ютились приезжие татары, которые тянулись в столицу друг за дружкой и готовы были выполнять любую работу за гроши. Их охотно брали дворниками, угольщиками, разнорабочими. Эта дворницкая была таким же анахронизмом в современном мире, как и Михаил. Но именно выходя из дворницкой и возвращаясь в нее, он мог говорить на языке своего времени и называть улицы и мосты привычными ему именами из прошлого.

Когда Михаил открыл дверь и вошел вовнутрь, то так и застыл в прихожей. Он был ошеломлен. Перед ним стояла Лиза в сказочно красивом белом подвенечном платье. Когда он пришел в себя, то только и смог произнести:

– По-королевски красиво. Ты восхитительна. Это лучшее, что создала природа.

– Тебе правда нравится?

– Я не знаю, как мой восторг выразить словами. Я люблю тебя. Ты как ангел небесный.

– Ты мне все время будешь так говорить?

– Всю свою жизнь. Как тебе это удалось?

– Это я его придумала. Мою модель одобрила сама госпожа Бенуа.

– Насколько я помню, Бенуа – это целая семья известных художников и архитекторов.

– Один вокзал в Петергофе чего стоит.

– Это платье стоит сотни таких вокзалов.

– Это, можно сказать, подарок от Дома мод. Сейчас я переоденусь, и мы пойдем покупать остальное.

Лиза была счастлива. Она вся лучилась. Михаил пытался ничем не омрачить ее радости. Да и сам он был на седьмом небе. Он тоже был счастлив.

Первым делом они доехали до Никольского собора и записались на венчание. Это сделала Лиза. Михаил стоял перед собором и ждал ее. Самой ранней датой оказалось 29 июня.

– Это почти два месяца!

– До двадцать пятого мая у них все занято, а там мы уезжаем на месяц в Германию и далее по Европе с выставочным показом моделей. Еще год назад церковь была вне закона. За венчание в ней можно было лишиться карьеры, работы, навсегда стать изгоем. А сейчас народ словно одурел.

– Тогда пойдем в другой собор.

– Не будем искушать судьбу. Оставим все так, как получается с первого раза.

– Ты ведь не откажешься от меня за это время? Ты не боишься, что текущие проблемы смогут повлиять на нашу любовь?

– Я к ним готова. Не волнуйся, я люблю тебя. Я взяла у родителей кучу денег. Сказала, что за пару месяцев отдам. Так что нам предстоит потрудиться.

– Я готов начать работать прямо сейчас.

– Нет, трудиться мы будем иначе – мы будем тратить деньги. На ближайшие дни я полностью в твоем распоряжении. Сначала мы оденем тебя.

Это была не такая уж простая задача. Для ее решения пришлось объехать несколько крупных универмагов. У Лизы действительно был талант, она выбирала одежду с таким вкусом, что сами продавцы были в восторге. Одежда в магазинах была в основном мешковатая, немыслимых тусклых красок и немодных фасонов, но и среди этого ширпотреба попадались восхитительные исключения.

И все же самой сложной проблемой оказалась покупка золотых колец. На обручальные кольца надо было предъявить специальную бумагу. Продавцы во всех магазинах спрашивали одно и то же:

– У вас есть талон из Дворца бракосочетания?

– Нет, – честно отвечали они.

Наконец в Апраксином дворе после стандартного вопроса и стандартного ответа продавец отвел Лизу в сторонку и о чем-то с ней переговорил. Она кивнула ему в ответ, дала деньги, и проблема была решена. В завершение всего Михаил попросил Лизу дать ему немного денег на шампанское и цветы. Лиза всплеснула руками, несколько раз произнесла: «Прости меня, любимый!» – и отдала все, что было у нее в кошельке.

– Нет, так дело не пойдет. Давай тогда уж пополам.

На том и порешили. С кучей коробок, с кольцами, цветами и шампанским они вернулись в свою маленькую, уютную дворницкую. Этот день оказался на удивление удачным и счастливым. Такой же счастливой была и последовавшая за ним ночь.

Утро началось в одиннадцать часов. Лиза приготовила завтрак. Она продолжала светиться счастьем и была так хороша, что Михаил не мог оторвать от нее восторженного взгляда. Она смущалась и делала ему на этот счет милые замечания. После завтрака Лиза сказала:

– Михаил, пойми меня правильно. Я люблю тебя. Я буду твоей женой. Мы будем счастливы. Но некоторое время нам придется побыть врозь. Пока что я не могу никому ничего говорить. И тебя прошу о том же. Это только в интересах нашей безопасности. Это только для того, чтобы никто и ничем не осквернил нашу любовь и наше счастье.

– И как долго мы должны это скрывать?

– Я думаю, до самого венчания.

– А как же Дом мод? Ведь они шили для тебя подвенечное платье. Дарили его тебе.

– Насчет подарка – это я пошутила. Я оформила его как выставочную модель.

– Значит, кто-то другой будет выступать в нем на подиуме?

– Нет, я сняла его с демонстрации и выкупила. У меня есть такое право. Взамен я предложила две другие модели. Иногда мы так делаем. Все знают, что я замужем, поэтому вопросов не было. Потерпи немного, любимый. Прошу тебя. Это продлится не долго.

– Хорошо, Лиза, я все сделаю так, как ты хочешь. Наверно, ты права. Я хочу сказать о другом. Ты в силу своей деликатности не спрашиваешь меня о моем прошлом. Я вижу, что ты не веришь в мое путешествие во времени. Это твое право.

– Это уже не имеет значения. Мы сделали свой выбор и приняли решение. Я не стану утверждать, что все могу объяснить. Я не ханжа и не буду говорить, что если это необъяснимо, значит – неправда. Сегодня появилось такое понятие, как «отон» – внутренняя энергия человека, связанная с космосом, которую мы называем душой. Лично я считаю, что это просто модная выдумка. Но есть прецедент. Электроны мы тоже не видим и не знаем, как выглядит электричество.

– Зато его результаты мы видим повсюду.

– И их никто не оспаривает.

– До чего-то, вероятно, мы еще не доросли.

– Многие ученые утверждают, что пространство и частота появления черных дыр на Земле расширяется. Именно через них, по непонятному стечению обстоятельств, происходит перемещение энергетической и материальной субстанций в пространстве и во времени.

– В это трудно поверить.

– Вот я и говорю, что до твоего появления я относилась ко всему этому с улыбкой и называла если не чушью, то как минимум чудачеством, типа «чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало». Но сейчас я готова поверить в любые чудеса. Кто знает, может быть, ты – то редкое чудо, которому удалось совершить такое путешествие. Для меня ты и без путешествия есть то самое редкое чудо, которого не бывает. Ты мой сказочный сон и моя мечта. Тот мужчина, о котором мечтает каждая девушка. Я люблю тебя. И когда засыпаю рядом с тобой, не хочу просыпаться. Я безумно боюсь, что все это может закончиться.

– И я тебя люблю. Я очень люблю тебя. Но меня беспокоит одна навязчивая мысль: как и для чего я здесь очутился, что со мной приключилось. Я запутался во всем.

– Доверься мне, и мы вместе во всем разберемся.

– Я пришел из другого века, из другой жизни. У меня иные принципы, мораль, представления, иной образ мышления.

– Уверяю тебя, и в нашем мире есть подобные тебе люди. То, что ты перечислил, не имеет временных границ. И самое главное, это никак не влияет на наши чувства и отношения.

– Конечно, нет. Я к тому, что постоянно об этом думаю. Наверно, я схожу с ума, становлюсь шизофреником.

– Не переживай так сильно по пустякам, я отправлюсь за тобой хоть на край света. Я всегда буду рядом… Даже в дурдоме, – пошутила Лиза.

– Спасибо, родная. С твоим появлением чувство опасности и непонимание того, как я здесь оказался, притупились, зато появилась новая тревога.

– Я пугаю тебя?

– Я боюсь потерять тебя.

– Не бойся, мы скоро наденем на меня колокольчик, и все твои страхи прекратятся.

– Я не хочу возвращаться назад. Я хочу жить в твоем мире, я хочу строить с тобой этот новый мир. Вот что я хотел сказать.

– Спасибо, любимый.

– Ты согласна строить наш новый мир?

– Конечно. Наивно, но заманчиво.

– Иначе нет смысла.

– Ты такой славный и забавный.

– Кроме любви должна быть еще и общая цель.

– Ты напомнил мне слова одной революционной песни: «Мы наш, мы новый мир построим». Огромная страна строила свой «город солнца» под названием «коммунизм». И к чему это привело?

– Не было у вас толкового Кампанеллы.

– Вот тут ты прав, с толковыми Кампанеллами нам явно не везет.

– Никак не попадаются?

– А кто их ловит? Это два параллельных мира.

– И в каком из них мы?

– В другом.

– И что теперь?

– Разве не видишь? Мы все перестраиваем. Радует одно: как в нашем, так и в их мире нет никаких гарантий. Все зависит от божьей воли и тех, кто подбирает и кодирует «странных» правителей на нашу голову. Вчера это были Кампанеллы, сегодня – аферисты от перестройки, а завтра ими могут стать спортсмены из КГБ или рецидивисты-уголовники. И это будем решать не мы, а тот, кто занимается глобальным переустройством мира.

– Может быть, вызовем их на соревнование?

Лизе было весело, ее глаза брызгали счастьем.

– Нет, дорогой, я хочу держаться от них как можно дальше.

– Стране это, может быть, и не под силу, а у нас получится. Запомни, любимая, мир перестроить нельзя, но зато в нем можно найти то место, где строительство собственного нового мира не возбраняется. Мы сделаем наш мир таким, каким мы его хотим видеть, пусть даже только в границах этих стен.

– Я с тобой счастлива. И в этих стенах, и в других.

– И я тоже.

После мелких утренних хозяйских дел молодые люди сели на мягкий диван немного отдохнуть. Они держались за руки и нежно смотрели друг другу в глаза.

– Мы будем выходить из нашей норки и никому не рассказывать, как там здорово!

– Спасибо, любимый. И вот еще что: не говори, пожалуйста, Марине и Андрею ничего ни о себе, ни о нас, ни о наших планах. Она работает в Главном управлении внутренних дел, в ОВИРе, а он – в Госбезопасности. Марина в своем отделе занимается визами и регистрацией. Они при желании могут проверить и твой паспорт. Они могут проследить всю твою жизнь не только от девятнадцатого века, но и от самого Адама. При всем при том паспорт для тебя делали совершенно иные люди, которые очень даже не дружат с этими заведениями, хотя и работают под их прикрытием. Вот такая детективная история.

– Я все понял.

– Надеюсь.

– Но они хорошие люди?

– Они очень хорошие люди. Только подневольные. И запомни: то, что говорит Андрей, не означает, что это можешь говорить и ты. Он может так говорить не потому, что так думает, а потому, что так ему разрешено. Всего сразу не объяснишь.

– Это может быть такое задание? Его тоже могут проверять?

– Ты все верно говоришь. И тем не менее оба они очень славные и честные. Я их люблю. К тому же они умные и порядочные люди. Последнее время я стала сама язвить на политические темы, но это остается только между нами. Думаю, теперь мне тоже следует следить за своими словами.

– Если человек захочет, он сам придумает то, чего в действительности не было. От фантазии и наветов не убережешься. Мне кажется, что люди сами создают себе такую надуманную ситуацию, с которой уже не могут справиться.

– Надеюсь, ты имел в виду третьих лиц?

– Конечно же, не тебя или себя. Я весь как на ладони.

– Я тебе верю.

– Между прочим, Марина сказала мне, чтобы я оставил тебя в покое.

– Опоздала, – весело заметила Лиза. – Не бери в голову, как-нибудь я тебе все объясню. Марина очень правильная девушка, а меня она считает порочной. Ей не нравятся мои друзья, моя работа, мой образ жизни. Но я – ее лучшая подруга. С самого раннего детства. Ты – единственный из моих друзей, кого она считает порядочным человеком. Понимаешь? Она считает тебя человеком своего круга, своего уровня.

– Другого мира.

– Да, а это уже многое значит. Я думаю, она не за меня, а за тебя беспокоится.

Михаил пропустил это мимо ушей.

– Помнишь, в первый день нашей встречи все, что ты хотела, все исполнялось. Материализация мыслей. Таким же образом происходит и предсказание будущего, и путешествие во времени. Мне иногда кажется, что и Леонардо да Винчи, и Нострадамус, и многие другие гении совершали такое же путешествие, как и я. Одно отличие – я не гений.

– Не знаю, не знаю.

– Смеешься? А я серьезно. Меня волнует другое. Сколько бы они ни находились в будущем, всегда возвращались в свое время. Я боюсь, что в какой-то момент своего огромного счастья с тобой в этом времени я вновь возвращусь в свое время. Еще несколько дней назад я мечтал об этом, а сегодня я ненавижу свои мысли. Я не хочу возвращаться в свой век.

– Не стоит загадывать. Сколько нам отведено на любовь, столько и проживем. Запомни одно: я без тебя жить не буду.

– Если тебя не будет, то и мне незачем жить.

– Мы будем жить долго и счастливо. Не может быть такой несправедливости, как разлука навсегда.

– Знаешь, что я придумал: мы пойдем в церковь и сами себя обвенчаем. Это событие является важным только для нас. Поймут ли нас остальные? Не знаю, да это и неважно. Для них чужое венчание – всего лишь повод для праздника, канонизированный обряд. И мы его соблюдем 29 июня, а для нас он состоится сегодня. Мы это сделаем в Спасо-Преображенском соборе. Ты согласна?

– Согласна.

– Тогда надень свадебное платье. И я тоже переоденусь.

– Ты сумасшедший. Но я ничего не могу с собой поделать. Мне это нравится.

И вновь тем же привычным путем, каким они ходили последние дни на улицу Короленко, Михаил и Лиза отправились на Преображенскую площадь. Они шли и никого не боялись, никого не стеснялись. Только на этот раз молодые люди вышли не из тихого дворика, а из парадной, прямо на набережную Невы. Ореол счастья сиял над ними ослепительным солнцем. Если раньше на них никто не обращал внимания, то сегодня все оборачивались, провожали их восхищенными взглядами и поздравляли. Лиза сначала была чуть-чуть смущена и чувствовала себя немного неловко, она была насторожена, как бутон чайной розы, уже прорвавший «рубашку», но еще не открывший ни одного лепестка. И чудо свершилось: бутон лопнул, открыв любопытным взорам всю свою необыкновенную, сказочную красоту. Она вся засияла и стала свободной. Лиза была прекрасна. Это действительно было событием и праздником в их жизни. За несколько домов до площади она сказала.

– Ты знаешь, у нас не только не принято было венчаться в церкви, но даже в официальных словарях, когда давали толкование слова «собор», писали так: «например, собор Парижской богоматери». Это выглядело так смешно, словно в нашей стране нет не только секса, но и ни одного собора.

– Не может быть.

– Посмотри Советский энциклопедический словарь за 1980 год, сам увидишь.

– Ну как же так, ведь это не только культовое сооружение, это же еще и культура, история России.

– У нас его рассматривают прежде всего как культовое сооружение.

– Так-то оно так, но у него есть и другие достоинства. Во-первых, это архитектурно-исторический памятник, созданный по проекту архитектора Василия Стасова в память о победе в русско-турецкой войне 1828–1829 годов.

– Ну это-то у нас знают все культурные люди.

– Хорошо. Во-вторых, это единственный собор, который удостоен звания «всей гвардии», и в-третьих, он выполнял еще и гуманитарно-социальную миссию. Созданное при нем приходское благотворительное общество предоставляло работу, бесплатную столовую, больницу, детский приют, школу для солдатских детей, бесплатные квартиры.

– Этого я не знала.

За разговорами они подошли к самому собору. Повернутые вниз стволы трофейных турецких пушек блестели на солнце. Это ли не символ мира, это ли не отрицание насилия?

Миновав ограду, они вошли в собор. Зрелище небывалой красоты открылось их взорам, преломленный солнечный свет тысячью маленьких лучей освещал лики святых. Один из таких лучиков указал им дорогу. Лиза и Михаил подошли к иконе Николая-угодника и стали шепотом задавать друг другу вопросы.

– Готова ли ты взять меня в мужья и жить со мной в мире и согласии, в горе и в радостях, в болезнях и здравии, пока смерть не разлучит нас?

– Да. Готов ли ты взять меня в жены и жить со мной в мире и согласии, в горе и в радостях, в болезнях и здравии, пока смерть не разлучит нас?

– Да.

Она протянула ему правую руку. Михаил взял ее своей правой рукой, поднес к губам и поцеловал. Все это время за ними наблюдал служитель храма. Он подошел к ним и ненавязчиво поинтересовался:

– Вам помощь нужна?

– Благословите нас, батюшка, – неожиданно для Михаила произнесла Лиза.

– Вам что-то мешает?

– Да, – сказала Лиза.

– Вы любите друг друга?

– Да, – хором ответили они.

– Благословляю вас, дети мои, будьте счастливы.

Молодые люди вышли из собора. Такого чистого голубого неба и ослепительно яркого солнца Михаил не видел с прошлого века.

Они одновременно остановились, одновременно повернулись друг к другу и одновременно произнесли:

– Я счастлива.

– Я счастлив.

Они поцеловались и с веселым смехом перебежали Преображенскую площадь. И тут словно кто-то окликнул их. Михаил и Лиза одновременно обернулись и увидели над собором ореол. Это длилось всего одно мгновение, и ореол исчез.

– Ты видел? – словно завороженная, спросила Лиза.

– Я видел. Мне кажется, наш поступок одобрен. Я люблю тебя.

– И я тебя люблю.

* * *

Из докладной записки.

«Считаю своим долгом дополнить свой отчет к оперативному заданию следующим.

Конечно, аналитический отдел обладает большей информацией, чем я, и имеет полное представление об объекте наблюдения, но, по моему глубокому убеждению, объект номер один пребывает в абсолютном здравии и светлом уме. Что с ним произошло в клинике, мне неизвестно. Это никому не известно, так как запланированное кодирование не удалось. В какой мир мы его отправили, тоже неизвестно. Мне известно лишь одно – это исключительно порядочный и интеллигентный человек. И в этом я убежден. На данном основании я считаю, что мои последующие отчеты могут стать субъективными и безрезультатными. В этой связи прошу освободить меня от дальнейшего выполнения данного мне задания и разрешить продолжить выполнение моих обычных профессиональных функций. Прерванная работа с диссидентом Коваленко А. А. может в итоге привести к тому, что психически неуравновешенный человек войдет в состав новых политических сил».

Резолюция.

«Отказать. Контакты продолжить. Перейти ко второй фазе задания. Документы должны быть найдены. Дело по Коваленко передайте в 12-й отдел».

 

Глава 12. Жизнь всегда вносит свои коррективы в наши планы

Михаил и Лиза жили эти дни на одном дыхании. Они не ходили по земле, они парили над ней, таинственно и нежно улыбаясь друг другу.

– Давай спланируем нашу жизнь на ближайшие дни.

– Давай.

– Сначала мы отправимся в путешествие. Оно будет коротким, всего два-три дня. Мы покатаемся по Эстонии, а оттуда поедем в Отрадное. Двенадцатого надо быть в суде, взять решение, навестить Василия и завершить бракоразводный процесс. А у тебя двенадцатого дела в Смольном, надо будет получить документы и устроиться на работу.

– Мы всё так и сделаем. Я люблю тебя.

– И я тебя люблю.

Последующие дни, с вечера седьмого по десятое мая, Михаил и Лиза катались на его новой машине под названием «Волга». Они путешествовали по принципу «вперед, пока не устанем».

Путешествие началось с одного из пригородов Санкт-Петербурга. Это была Гатчина. Нагулявшись по гатчинскому парку, они тронулись дальше. Через Волосово выскочили на Таллинское шоссе и к ночи прикатили в Кингисепп. Там они не стали задерживаться, доехали до Ивангорода и первую ночь провели в приграничной гостинице. Машину оставили неподалеку, на стоянке. На следующий день молодожены добрались до Тарту. Вволю нагулялись, посетили университет, пообедали в кафе с друзьями Лизы, заехали в Раквере, накупили детских вещей для ее дочки и поздно ночью прикатили в Нарву. Эстонская гостиница мало чем отличалась от российской, разве что питание и обслуживание были чуть лучше. Да и то только благодаря тому, что Лиза свободно говорила по-шведски. Эстонцы его понимали и стелились перед ней, как перед натуральной шведкой. Поэтому и машина стояла во дворе гостиницы. Весь следующий день Михаил и Лиза провели в Усть-Нарве и ближе к вечеру поехали в Кингисепп. Около центральной гостиницы Лиза попросила остановиться. Ее укачало, и дальше путешествовать она не могла. Они подъехали к стоянке напротив шикарного входа в гостиницу и остановились рядом с двумя черными «мерседесами». Вошли в холл и стали оформлять у администратора документы на одну ночь.

– Мы не можем заселить вас в двухместный номер, пока вы не муж и жена. Тем более что девушка замужем за другим мужчиной.

– Хорошо, тогда оформите нам два одноместных номера.

– Зачем же вам переплачивать, в двухместных номерах вам будет дешевле.

– Ничего, мы переплатим, – спокойно ответила Лиза.

– Ну это ваше право, – фыркнула администратор, – только визиты в номера заканчиваются до десяти вечера.

– Не волнуйтесь, – очень вежливо сказала Лиза, – мы всё успеем сделать до десяти вечера.

– Лиза, какими судьбами?

Молодые люди одновременно обернулись, как по команде. Перед ними стоял респектабельный мужчина лет сорока на вид, в очень дорогом костюме стального цвета. На нем все было дорогое – и рубашка, и галстук, и часы, и ботинки. И вообще он был весь как пасхальное яйцо – круглый, яркий и холеный.

– Я отдыхаю, у меня майские каникулы. Познакомься, Николай, это Михаил Резкин – очень крупный бизнесмен и политик.

– Ты слегка преувеличиваешь. Как поживает Гамлет?

– Не знаю, недавно я развелась с ним.

– Ну наконец-то. Значит, ты теперь совершенно свободна?

– Если я здесь не одна, значит, не совершенно и не свободна.

– Я тебя знаю, это ненадолго. Кстати, я спонсирую поездку Дома мод за границу и тоже буду в Германии. Я здесь фабрику приобрел. Словом, дела идут полным ходом. Ладно, развлекайся. Только никак не могу понять, как ты можешь ночевать в этом гадюшнике? Я тебя не узнаю. Ты падаешь в цене. Ну да ладно, за рубежом мы тебе лоск наведем и перышки почистим.

– А сам-то ты что здесь делаешь?

– Переговоры, контракты, встреча с общественностью, словом, все как положено. Это его аппаратное корыто?

– Его.

– Хм, хорошие номера. Вкушаешь свободу?

Резкин все время мило улыбался. Был абсолютно уверен в себе и очень доволен собою. Не дожидаясь ответа, он повернулся к ним спиной и ушел в сопровождении четырех хорошо откормленных, коротко стриженных мужчин в одинаковых темных костюмах, в белых рубашках и черных галстуках. Один из них записал номер машины Михаила.

Следующий день начался с обеда в ресторанчике, расположенном неподалеку от гостиницы. Все эти дни Лиза и Михаил только и делали, что смотрели друг на друга и таинственно улыбались. Они были счастливы.

Путешествие подошло к концу. Молодожены прибыли в Питер к трем часам дня. На углу Волхонского и Таллинского шоссе их остановили на посту ГАИ и долго проверяли документы Михаила. Эта процедура длилась около часа.

– Что-то здесь не так, – сказала Лиза, – не нравится мне эта остановка. С такими номерами так долго не держат.

Наконец им вернули документы, отдали честь, извинились за задержку, пожелали счастливого пути, и Михаил с Лизой продолжили путь. Не проехав и пятисот метров, Лиза вдруг решительно заявила:

– Знаешь что, давай-ка развернемся и снова проедем мимо поста ГАИ.

– Зачем?

– Так надо.

Дорога была пустой, и они свободно развернулись. Проезжая пост ГАИ, они обратили внимание на то, как два милиционера что-то объясняли человеку в серой «девятке». Третий гаишник отдал честь черной «Волге» с «крутыми» номерами и, проводив машину удивленным взглядом, что-то быстро сказал своим напарникам. Те обернулись и застыли в полном недоумении. В Горелове путешественники решили свернуть направо, на проселочную дорогу.

Весь дальнейший путь Лиза была в роли лоцмана и занималась проводкой их лайнера по лабиринтам грунтовых сельских дорог. Она уверенно отдавала команды: «Лево руля, право руля, так держать». – «Есть так держать», – отвечал Михаил. Наконец они выехали на узкую шоссейную дорогу. Это была Ропша. Потом были Гостилицы.

– Полный вперед!

– Есть полный вперед.

Часа через два, миновав деревню Бронку, они въехали в Ломоносов.

– Сейчас, за дворцом Меншикова, повернем налево к станции Ораниенбаум.

В итоге они оказались на пристани, взяли билеты на паром и спустя час прибыли в Кронштадт. На дамбе у них снова проверили документы. Все было в порядке. Миновав разбитую дорогу недостроенной дамбы, через Горскую, Лисий нос и Ольгино они наконец-то въехали в город. На посту ГАИ два хорошо упитанных милиционера, выпятив вперед животы, отдали им честь. И только здесь Лиза стала прежней. Она смеялась от души.

– Видел? Ах, какие у тебя сладкие номера! Гаишники даже облизнулись от удовольствия. Теперь можно расслабиться. Поехали на Невский, в ресторан, будем танцевать. Сейчас заедем в гараж на Конюшенной, пристроим машину на ночь и будем веселиться.

– Я никогда в жизни так долго не путешествовал. Мне все так понравилось. Спасибо, любимая.

– Не за что, милый. Мне тоже понравилось.

В гараже ее хорошо знали, Лиза не раз оставляла там свою машину.

В три часа ночи, уставшие, но довольные, они возвратились домой, в свою дворницкую.

На следующий день Лиза заболела. У нее поднялась температура, болел желудок, и с сердцем тоже были нелады.

– Надо обратиться к врачу.

– Нет, не надо, я знаю, что у меня. Сейчас я напишу, что надо купить, сходи, пожалуйста, в аптеку. Она здесь рядом, на Невском. Да, и зайди в гараж, продли стоянку на один или два дня, на твое усмотрение.

Михаил вновь был напуган. Он очень волновался и переживал за Лизу. Хуже всего было то, что он не знал, чем и как ей помочь. Поэтому он тут же все сделал так, как она попросила. После приема лекарств Лизе стало лучше, и весь остаток дня она проспала.

Наступило двенадцатое мая.

– Мои планы придется чуть-чуть изменить. Я еще денек полежу, полечусь. Тебе надо ехать в Смольный самому. Я уже созвонилась со всеми. Они будут ждать тебя в 10 утра. Удачи тебе, любимый.

В Смольный Михаил приехал к девяти утра и у массивной дубовой двери шестого подъезда был первым. Дверь была заперта. Около десяти стали подходить служащие. Они звонили в звонок, и солдат внутренних войск пропускал их, тщательно проверив документы.

– Лучше бы они так проверяли фарцовщиков на площади, – заметил пожилой мужчина, левая сторона пиджака которого была плотно увешана медалями, а правая – орденами.

– Одна шайка-лейка, – поддержал его другой мужчина, лет сорока пяти.

У них завязалась беседа. Они прекрасно понимали друг друга и были солидарны в осуждении новых порядков и вообще в том, что «сейчас творится форменное безобразие». Михаил боялся, что его втянут в разговор, поэтому предусмотрительно повернулся к ним спиной.

Из Смольного он возвращался довольным и уверенным в себе человеком. Все сложилось великолепно, если не считать того, что новый начальник Михаила весьма добродушно сделал ему несколько замечаний.

– Если вас просят позвонить, это надо сделать непременно, никогда не приходите так рано. Возьмите за правило приходить точно к назначенному сроку. И вот еще что: никогда не стойте в очередях.

Новая должность Михаила называлась «юрисконсульт». Место работы – Мариинский дворец. Начало работы – завтра, с десяти утра. Это здорово! Это уже начало карьеры, начало стабильности и благополучия! Это один из первых пунктов семейных планов Лизы и Михаила.

– Лиза заболела. Мне надо еще несколько дней. Но я готов выполнить любые ваши поручения, не связанные с кабинетом.

– Хорошо, возьмите с собой эту папку, разберитесь с ее содержимым, сделайте отчет, что нужно исправьте и выходите на работу со следующего понедельника.

По дороге Михаил купил молочные продукты, хлеб, конфеты и цветы. Настроение было прекрасное. Подойдя к дворницкой, он обратил внимание на то, что окно в комнате открыто. Из него отчетливо был слышен разговор. Это были Лиза и Марина.

– Ты все время ищешь себе приключения.

– Не преувеличивай.

– Я проверила в нашей базе твоего приятеля. Тот, за кого он себя выдает, выглядит иначе, вот так. Твой Михаил-Николай не существует.

– Оставь его в покое.

– Я никому ничего не говорила и не скажу, можешь не волноваться. Я беспокоюсь лишь за тебя.

– Почему ты это сделала?

– Он оставил паспорт на столе. Я непроизвольно посмотрела и удивилась. Мы зовем его Михаил, а по паспорту он Николай. Я боюсь одного: чтобы он не оказался аферистом.

– Если бы он хотел меня обмануть, то уже давно бы это сделал. А когда я его знакомила с тобой, то сразу же сказала, что он и Михаил, и Николай одновременно. Я думала, тебе этого будет достаточно. Уверяю тебя, он очень хороший человек. Оставь его в покое. Кроме того, я люблю его. И он любит меня. Это самое главное. Пойми, Мариша, он дорог мне. Он для меня – все.

– Даже так? Ну как знаешь, я тебя предупредила.

– Спасибо.

– Да, вот еще что, сегодня я заверила разрешение на предоставление австралийской визы Вадиму. Юлька просила. Через неделю он возвращается в Австралию. Он передал это письмо от Гамлета для тебя. Я не читала, но думаю, что там нет ничего хорошего.

Михаил позвонил в дверь. Разговор прекратился. Было слышно, как Лиза проводила Марину через парадный вход. Наконец очередь дошла и до него. Михаил вошел в квартиру. Лиза была очень рада. Если бы он не слышал ее разговора с Мариной, то никогда бы и не догадался, что у нее что-то произошло. Как женщины умеют скрывать неправду, навсегда останется для него тайной за семью замками. И вот уже цветы стоят в вазе, продукты лежат в холодильнике, Лиза о чем-то беззаботно щебечет и приглашает к столу обедать.

За едой Лиза стала рассказывать Михаилу сколько раз и кому звонила, как все здорово складывается с поездкой, как она рада за него. И вообще все очень здорово и она безумно счастлива.

Пока Лиза читала письмо, Михаил с аппетитом смаковал ее кулинарные изыски. На ее лице появились пятна, а на глазах – слезы.

Михаил прекратил есть и поблагодарил Лизу. Она словно окаменела. Он молча наблюдал за своей возлюбленной. Наконец они оба вышли из-за стола. Лиза отвела Михаила в сторону. Он понял, что девушка чем-то сильно взволнована и что-то хочет сказать ему. Лиза обняла его и стала шепотом говорить на ухо.

– Тебе надо срочно уходить. Прости меня, любимый, это я во всем виновата, это я втянула тебя в этот кошмар. Сделай, как я прошу. Уходи через парадный вход. Уезжай в Отрадное. Я сейчас напишу тебе адрес и нарисую схему, как туда добраться. Внимательно смотри по сторонам, особенно когда станешь переходить дорогу. Используй проходные дворы, теряйся в толпе. Запоминай людей, которые идут за тобой. Когда убедишься, что все нормально, садись в метро. Доедешь до станции «Рыбацкое» и там сядешь на электричку. В поезде прочитаешь записку и доберешься до Отрадного. Передашь письмо моей маме. Она там. Сейчас я его напишу. Она все сделает как надо. Словом, все очень плохо. И надо быть осторожным.

– Да что произошло?

– Мой псих что-то сделал с Василием.

– Как ты узнала?

– Все расскажу потом. Иди, любимый, быстрее. Будь очень внимательным. Береги себя. Я тебя очень люблю. Я никогда и никого так не любила. Не волнуйся. Мы скоро увидимся.

Михаил стоял как вкопанный. Его словно парализовало. Тем временем Лиза что-то чертила и писала.

– А меня на работу приняли. Буду работать в одном здании с мэром города. В Пассаже надо выбрать хорошие костюмы, рубашки и обувь. Для меня. На каждый день. Фирма оплатит. Мне даже денег дали на первое время.

У Лизы непроизвольно брызнули слезы.

– Не трави мне душу, любимый.

– Так все же что произошло?

– Прости меня, я очень рада за тебя. Это очень здорово. Только есть одно «но». Прежде чем тебя пустят в мэрию, о тебе наведут все справки и мигом выявят, что паспорт твой липовый. В таких делах Госбезопасность ошибок не допускает.

– Я останусь с тобой. Мы что-нибудь придумаем.

– Да иди же ты, дорога каждая секунда. Любимый мой, сделай, пожалуйста, как я прошу. За меня не волнуйся. Я под защитой.

– Я люблю тебя.

– И я тебя очень сильно люблю.

– Я взял работу на дом, чтобы побыть с тобой еще несколько дней, до понедельника, пока ты не поправишься. Вот, видишь, целая папка.

– Я сама верну ее хозяину. Оставь ее мне.

– Значит, все оказалось напрасным? Значит, нам никогда не подняться вверх? Значит, я всегда буду никто и постоянно должен куда-то бежать и от чего-то скрываться?

– Это ненадолго. Именно для того, чтобы ты никогда больше не скрывался, тебе надо срочно спрятаться там, где я тебе сказала.

Они поцеловались, и Михаил вышел из квартиры. Лиза осторожно закрыла за ним дверь. Он постоял у запертой двери минуту-другую, прижавшись к ней спиной, затем стал подниматься наверх. Дойдя до верхнего этажа, Михаил вдруг обнаружил, что у него в руках большая спортивная сумка. Открыв ее, он увидел внутри одежду, деньги и еду. Перед ним была лестница на чердак. Дверь оказалась открытой. Он прошел по чердаку до противоположного конца дома, нашел укромный уголок за колонной. Там было темно. Михаил сел на какой-то деревянный ящик и так просидел в одной позе несколько часов. Наступила ночь. Михаила словно зациклило. В голове вертелась всего одна фраза: «Не может быть, это несправедливо». Мысленно он повторил ее тысячу раз и все продолжал повторять и повторять. Он прислонился лбом к деревянной колонне и заснул. Во сне он снова увидел бабку со Старо-Невского. Она шла по чердаку ему навстречу, шаркая тапками. Дошла до колонны, которую он подпирал своим лбом, остановилась и сказала: «Одну девку сбаламутил, другую, и что теперь? Вертайся взад, попутешествовал и хватит. Так уж и быть, бери мою правнучку в жены, мешать не стану. Мужик ты вроде неплохой». Михаил в ужасе крикнул: «Нет!» – и проснулся.

Было раннее утро. Он спустился с чердака на первый этаж чужой парадной, вышел на улицу и пошел по набережной в сторону Васильевского острова. На улице он был совершенно один, и за ним никто не шел. Он никому не был нужен.

Утром голова работает иначе, чем вечером, и мир уже не кажется таким мрачным, как на ночь глядя. Что-то здесь не так. Михаил страдал. Он не хотел украдкой бежать из города, оставив Лизу наедине с опасностью. Он не хотел потерять свой шанс стать счастливым, построить желанную семейную жизнь и карьеру. Почему он должен бежать, полагаясь полностью на Лизу? Удар надо принимать на себя. Он обещал, что будет для нее каменной стеной, защитит от всех бед и опасностей. И что? Вместо этого ему надо куда-то бежать, где-то прятаться и спасать свою шкуру. А если реально посмотреть на свое положение? Что он может сделать? Драться он умеет, но не станет, хотя много лет занимался борьбой в частной студии восточных боевых искусств. Даже если дать ему оружие, применить его он не сможет, рука не поднимется. В душе он был пацифист, толстовец и исповедовал принцип непротивления злу насилием. Обратиться за помощью? К кому? Полная бессмыслица, какая-то безысходность. Да к тому же уже наступило тринадцатое мая.

Вот и 5-я линия. Михаил вошел в тот самый дворик, где совсем недавно отыскал Василия с его друзьями. И вновь увидев их живыми и невредимыми, чуть было не закричал от радости. Они тоже заметили его. Утренний воздух был чистый и прозрачный до такой степени, что все слова гулко повторялись, многократно отраженные от стен.

– Ба, артист пришел, – весело сказал Василий. – Что, опять выгнали, или решил начать свой бизнес, бутылки собирать в нашем районе?

– Не-е-е, – смакуя, протянул старпом, – этого ему баба не позволит. Девка – супер. Наверно, с другой застукала. Из дому выперла.

– Если ты, Михаил, насчет бани пришел, то она в такую рань еще не работает, – сострил майор.

– Я пришел предупредить вас об опасности.

Все трое почему-то расхохотались.

– Не понимаю вашего веселья, Василий.

– А чего нам бояться? Мы ведь самые никому не нужные люди. И кроме того – это наша территория.

– Мы ее пометили.

– И не один раз, – пошутил старпом.

В этот момент из арки, на которую Михаил не обратил внимания, из-за кустов на большой скорости во двор влетела черная машина «БМВ» с тонированными стеклами. Из нее выскочили три здоровенных молодых парня с круглыми деревянными битами. Мужчины бросились к Михаилу и к компании Василия. Первый удар попытались нанести Михаилу по печени, но он ловко увернулся от биты, второй удар должен был отбить почки, но и эта попытка была неудачной, третий удар был более скорым, и Михаил лишь успел взмахнуть рукой, чтобы защитить голову. Тотчас он услышал хруст сломанных костей и уже откуда-то со стороны увидел, как ему сломали еще одну руку, ударили пару раз по ребрам и наконец нанесли мощный удар по голове. Несмотря на то что он успевал на каждый удар ставить блок и принимать его вскользь, против мощных деревянных бит это плохо действовало. В момент удара по голове, от которого невозможно было защититься, Михаил увидел, как Василий, убегавший от другого нападавшего, подлетел к первому бойцу и что было сил толкнул его в спину. Поэтому удар хотя и пришелся по голове, но получился не смертельным. Михаил потерял сознание.

* * *

– Вы что там, охренели? Мать вашу! А если бы его убили? За что вам государство деньги платит? Такую ерунду, как обеспечение безопасности простому человеку, и того сделать не можете!

– Виноваты, товарищ генерал, но…

– Никаких «но». Срочно принять меры. Лучших врачей, лучшую клинику, но чтоб никаких последствий. Хватит над ним экспериментировать. Мне позарез нужны его бумаги, времени почти не осталось. А вы тут всё сопли по столу размазываете. И вот еще: чтоб я больше никогда не слышал об этом придурке на «БМВ».

– Но он же наш информатор.

– На хрен мне такой неуправляемый информатор нужен!

– Так точно, товарищ генерал.

– Если ваши специалисты не могут решить простую задачу, принимайтесь за нее сами, майор.

– Так точно, товарищ генерал.

– Исполняйте!

 

Глава 13. Мужчина должен сам принимать решения

Михаил пришел в сознание уже в лазарете. Это произошло одновременно с мыслью: «Слава богу, я жив». У него были перебинтованы голова, руки и грудь. Они не то чтобы болели, они стонали. Ни говорить, ни слушать он не мог. Каждый звук, любое движение являлись для него пыткой. Рядом на белом деревянном табурете сидела Лиза. Она смотрела на него и безмолвно плакала. Когда Михаил открыл глаза, она даже не удивилась. Только тихо сказала:

– Здравствуй, любимый. Все хорошо. Я здесь. Я никуда не поеду. Я буду здесь столько, сколько понадобится, пока ты не поправишься.

– Как ты узнала?

– Все получилось само собой, по чистой случайности.

– Нет ничего случайного.

– Возможно… Помнишь, я записала тебе Юлин телефон? Эту записку нашли у тебя в паспорте, позвонили Юле, а она мне.

– Сколько прошло времени? Где остальные?

– Я их не видела, но мне сказали, что все живы. Говорят, им тоже здорово досталось. Вам сильно повезло, если, конечно, это можно назвать везением, – и с грустной улыбкой добавила: – Несмотря на тринадцатое мая. Во дворе гуляли мужчины с собаками. Когда они увидели побоище, то спустили своих собак. Они же и «Скорую помощь» вызвали.

– За мной что, следили? Этого не может быть. Я шел проходными дворами, оглядывался, все тщательно проверял. Ни машин, ни людей вокруг не было.

– Я думаю, что это простое совпадение. Приехали разобраться с Василием, а тут и ты подвернулся… Ты лучше молчи, не разговаривай. Тебе нужен покой.

– Знаешь, их было пятеро, в машине оставалось еще два человека. Там были темные стекла, но я видел их силуэты. Ни водитель, ни тот, кто сидел посредине, из машины не выходили.

Михаил говорил с большими паузами, через силу, превозмогая боль. Он боялся, что потеряет сознание. И все же он был счастлив. Рядом была Лиза.

– За рулем был Гамлет. Это его «БМВ». А кто был другой, могу только догадываться.

– У меня очень болит голова и сильно тошнит. Меня сейчас вырвет.

Лиза позвала медсестру. Михаилу что-то вкололи, и он снова отключился.

Вечером того же дня Лиза все еще была в палате. Она никуда не уходила и, как могла, ухаживала за Михаилом.

– Глупенький, почему ты не послушался меня?

– Я не мог уйти, не разузнав, что случилось с Василием. Объясни мне, пожалуйста, что было в том письме?

– Всего несколько строк: «На правах законного мужа я приговорил Ваську к вышке, и его дружков тоже. Дело за малым, твой хахель следующий. С тобой поговорим отдельно, без свидетелей». Вот и все письмо.

– Любимая моя, пообещай мне, что выполнишь мою просьбу. Она очень простая.

– Я сделаю все, что ты захочешь.

– Тогда не отменяй своей поездки. Это очень важно. Вероятно, мне придется еще долго здесь проваляться. Со своими болячками я справлюсь сам.

– Я не могу тебя оставить в таком состоянии.

– Ты мне обещала.

– Хорошо. Я сделаю так, как ты просишь. Но немного времени у меня все же есть.

Михаил лежал в отдельной палате, к нему никого не пускали, кроме Лизы. Спустя две недели, когда головные боли прошли и болели только сломанные ребра, медсестра принесла ему записку: «Любимый, вынуждена уехать на несколько дней. Приеду – все расскажу. Я тебя очень сильно люблю. Поправляйся. Лиза».

Михаил уже знал, куда и почему уехала Лиза. Перед самым ее отъездом ему приснился сон. Это был не простой сон. Обычно он избавлялся от плохих снов так, как его в детстве научила мама. Она говорила: «Если проснешься от неприятного ощущения, посмотри сразу же в окно и скажи: куда ночь, туда и сон». Как ни странно, это всегда срабатывало. Но это был особый случай. Михаилу приснился вещий сон. Он увидел череду событий, которые должны были произойти с ним и с теми, кто так или иначе вторгся в его жизнь. Первые из этих событий уже произошли.

Пару дней у него никого не было, и больной размышлял о превратностях своей судьбы и о том, что зло за счастьем ходит по пятам. Оно тотчас находит того, кто не скрывает свою удачу и открыто радуется своему счастью. Так произошло и сейчас, так было и в прошлой жизни. Во время одного из таких погружений в скорбные мысли о бытие, в палату вошел мужчина лет тридцати пяти, с очень приятным умным лицом. Он был хорошо одет, в общении держался спокойно и вел себя деликатно. Он спросил у Михаила, как тот себя чувствует, о чем разговаривал с доктором, нет ли каких жалоб или просьб. Затем поинтересовался, нет ли у него каких-либо замечаний или заявлений. Поговорил немного на отвлеченные темы и наконец стал последовательно приближаться к цели своего визита.

– Михаил, скажу вам сразу, я не следователь. Поэтому не стану вести банальные разговоры из следственной практики. Все, что связано с этой драматической историей, уже расследовано. Одни виновные уже понесли заслуженную кару, а другие будут как следует наказаны. Меня интересуют куда более серьезные вопросы.

Михаил молчал. Что-то внутри у него похолодело. Стало некомфортно, и тотчас появилось чувство опасности. Человек из серьезного управления молчал и внимательно изучал перебинтованное лицо пострадавшего. Не дождавшись ответа, он продолжил:

– Мы хотим понять, почему произошли эти нелепые события. Где появилась непредсказуемая ситуация, и насколько вы сами стали непредсказуемы. Это многое может решить в вашей жизни.

– Я не очень-то понимаю, о чем идет речь.

– Я постараюсь восстановить в вашей памяти отдельные эпизоды из прошлой жизни.

– Из моей жизни? Вы знаете мое прошлое? – удивился Михаил.

– Конечно, до мелочей.

– Такого не может быть.

– Поверьте мне, это так.

Михаил задумался, его гость тоже молчал.

– Полагаю, я стал вам интересен с какого-то определенного момента.

– Несомненно.

– Тогда хотелось бы узнать, с какого?

– С того момента, когда у вашего отца появились наши секретные бумаги. Которые незадолго до своей смерти он передал вам.

– Мой отец погиб во время Крымской кампании.

– Знаете, Михаил, это уже даже не смешно. У меня нет времени второй раз играть с вами в одну и ту же игру.

– Поверьте мне, я не понимаю, о чем идет речь. Вы можете все объяснить простым и понятным русским языком, без намеков и предположений?

– Ну что ж. Я вижу, вы готовы идти на контакт. Это уже хорошо. На сегодня достаточно. Здесь не место для серьезных разговоров, поэтому мы продолжим нашу беседу после перевода вас в специальное отделение, там и более комфортно, и можно говорить на серьезные темы. А пока отдыхайте.

Он добродушно улыбнулся и ушел.

Уже к вечеру Михаила перевезли в другую клинику. Там действительно было очень комфортно. В палате он был один. В номере стояли телевизор и камера видеонаблюдения. Стоило Михаилу изъявить какое-либо желание, как тотчас появлялась медсестра и, выслушав пациента, приносила ему то, что он хотел. А утром снова появился тот же мужчина.

– Как вы себя чувствуете?

– Прекрасно, вот только Лизы не хватает.

– Этот вопрос мы тоже решим. Не правда ли, здесь очень комфортно?

Михаил понял, что и про Лизу этому человеку все было известно.

– Здесь, конечно, лучше, чем в прежней клинике. Правда, не знаю, чего мне это будет стоить.

– Ровным счетом ничего. Да и пробудете вы здесь недолго. На реабилитацию мы отправим вас в Военно-медицинскую академию. Там тоже неплохо и очень квалифицированные специалисты.

– Заранее, спасибо. Но, вероятно, вы пришли не для этого. Задавайте ваши вопросы.

– Михаил, поймите: есть разного рода информация. Одна – для всех, другая – только для узкого круга лиц.

– Секретная информация.

– Совершенно верно. Но есть еще и информация особой важности. То, о чем мы будем говорить, касается только общей формы, а ее содержание даже мне не положено знать. Поэтому я не буду задавать лишних вопросов. Вероятно, вы и сами не знаете, что написано в тех бумагах, которые вам передал отец. Меня интересует, где они хранятся и когда вы сможете вернуть их нам.

– Нам – это кому?

– Государству, его специальному комитету, который должен хранить тайны особой важности и использовать их строго по назначению.

– Видать, вы не очень-то справились с этой задачей, раз разыскиваете свои тайны у меня.

– Случается и такое.

– В новом времени есть одна уникальная особенность – хорошенько встряхивать мозги. Мне что-то сложно все вспомнить. Вы не поможете мне?

– Хорошо. Давайте попробуем восстановить картину последних дней. До апреля этого года у вас была не жизнь, а сказка.

– Это точно, лучше не скажешь.

– И вот тут все пошло вверх тормашками.

– И это верно.

– Мы абсолютно точно знаем, что раньше ваш отец никогда не посвящал вас в свои дела, в свои тайны. Он всеми способами оберегал вас от опасностей. Вы ученый от Бога. Вам лишние проблемы ни к чему.

– Уже интересно.

– А тут он вдруг заявил, что в стране назревают очень серьезные события. И добавил, что обладает весьма важными документами, которые могут повлиять на ход истории и на судьбу российского государства. И тогда он отдал их вам на временное хранение, до его возвращения из Москвы. Туда он срочно направляется вместе с вашей матерью на деловые переговоры. Перед своим отъездом он предупредил вас, сказав: «В том случае, если что-либо со мной произойдет, документы будут у тебя на сохранении. Абы кому их передавать нельзя. А кому их передать, решишь сам, по ситуации и по совести». Кроме вас, он никому не доверял.

– Значит, они погибли по дороге в Москву?

– Да, это трагическая случайность. Но на похоронах вы имели неосторожность заявить, что их намеренно убили и что вы сделаете все, чтобы за них отомстить. У вас был психический срыв. Немудрено, что в итоге вы попали в психиатрическую больницу.

– На Пряжку?

– Да. То, что вы сбежите оттуда, было очевидно. Мы следили за вами. Вы поехали на электричке в Лигово, но там, по странному стечению обстоятельств, вы вышли из под надзора нашего человека. Исчезли. И вот девятнадцатого апреля вы неожиданно вновь появились. Сами, в открытую. И не где-нибудь, а на Смоленском кладбище. А спустя некоторое время – в Смольном! Мы полагали, что вы пытаетесь пойти нам навстречу, но не знаете, как это сделать. Вероятно, вы хотите иметь какие-то гарантии на случай, если передадите бумаги в наши руки.

Михаил молчал, он внимательно слушал то, что ему рассказывал этот обаятельный человек, и лихорадочно рисовал картину, в которой есть еще некто, удивительно похожий на него. Этот некто исчез именно тогда, когда Михаил появился в новом времени на Смоленском кладбище. Ситуация – хуже не придумаешь.

– Зачем вы полезли на рожон?

– Я не понимаю – о чем вы?

– Ну это очевидно и предсказуемо. Вы будете играть новую роль. Роль Николая-страдальца. Тогда почему я называю вас иным именем? Это вас не удивляет? Поймите, Михаил, нам все известно. Вы вошли в круг непростых людей и непростых отношений. Так или иначе, прямо или косвенно, все они связаны с нашим управлением. Зачем вам бумаги, которые хранил ваш отец? Вы понимаете, что они представляют государственную тайну? Оглянитесь по сторонам, разве вы не видите, что происходит? В этих документах очень важная информация. Она вам ни к чему.

– Но вам-то она нужна позарез.

– Завтра их стоимость будет равна нулю. Вы можете спасти многие жизни, повлиять на ход истории. А может быть, у вас далеко идущие цели? Но в это, извините, я ни за что не поверю. Вы же не диссидент и не террорист?

Михаил молчал.

– Вы знаете, куда уехала Лиза?

– Даже не догадываюсь.

– Скажите откровенно, Михаил, зачем вы влезли в чужие отношения? В вашем положении это и нелогично, и неразумно. У вас что, такое увлечение? Создавать вокруг себя хаос – ваше семейное хобби?

– Пожалуйста, прошу вас, говорите яснее, у меня очень болит голова.

– Хорошо, немного отвлечемся. Скажу лишь то, что должна была сказать вам Лиза. Она уехала на похороны своего мужа.

Странный гость сделал продолжительную паузу и снова заговорил:

– Молодец, Михаил, выдержки вам не занимать. Так вот, по странному стечению обстоятельств, все трое нападавших на вас отморозка, а заодно и хозяин «БМВ» пять дней назад разбились под Валдаем по дороге в Москву. Не справились с управлением и угодили прямо под встречный «КамАЗ». Это дело закрыто. Случайность. Ваши родители ведь тоже погибли при аналогичных обстоятельствах, не так ли?

Михаил молчал. Человек из серьезного управления пристально смотрел ему в глаза и тоже молчал. Михаил уже видел этот визит и этот разговор. Это было во сне. Но там, во сне, гость выглядел иначе. Вероятно, там не было этой благочестивой маски на его лице. Наконец он продолжил:

– Вы себя ведете так, словно всё уже знали наперед и я вас ничем не удивил. И мой визит не явился для вас неожиданностью. Вот что, Михаил, давайте начистоту. Как там говорят юристы, заключим сделку. Мы возвращаем вам все настоящие, а не поддельные документы, за которые, кстати, вам грозит уголовное наказание, обеспечиваем прекрасное лечение и реабилитацию вашего здоровья, восстанавливаем репутацию в ЛГУ на истфаке, дарим сказочный свадебный подарок на день вашего венчания с Лизой. Кстати, как вы относитесь к круизам? На океанском лайнере вокруг света? Уверяю вас – это сказочный подарок. Обеспечиваем абсолютную безопасность. А когда вернетесь из путешествия, то сами выберете, где вам работать – в ЛГУ, обычным доктором исторических наук за мизерную зарплату, или в серьезном бизнесе, юрисконсультом у Семена Ефимовича. Я не тороплю вас с ответом.

– Вы мне не поверите, – неожиданно произнес Михаил, – я бы без колебаний согласился на ваше предложение, честное слово, если бы знал, о чем идет речь. Такое впечатление, что вы меня с кем-то путаете.

– Ну отчего же, – совладав со своими эмоциями, спокойно заявил гость, – я и пришел сюда как раз потому, что готов поверить всему, что вы мне расскажите.

– Хорошо, тогда наберитесь терпения и постарайтесь выслушать меня до конца.

Михаил начал свой рассказ. Он подробно, поминутно и в деталях рассказал все, что произошло в день похорон его дяди. Человек из управления сидел молча, не показывая своих эмоций, и ничего не записывал. Он внимательно слушал Михаила. А тот уже добрался в своем рассказе до того места, когда увидел на кладбище могильный камень с Лизиным портретом, датами ее рождения и смерти. Про надпись на камне он умолчал. Михаил умолчал еще о некоторых деталях из своей биографии. На то у него были свои основания. Зато много говорил о дяде.

– Я был потрясен его смертью. Он ничем не болел. Был достаточно бодр и ни на что не жаловался. Он был для меня вместо отца. Я его очень любил. Для меня это был эталон вечности. Как я оказался на Смоленском кладбище, сам не знаю. Меня словно тянуло туда. Грустные мысли и переживания не давали мне сосредоточиться. Мне и сейчас непонятно, почему я с одного кладбища перешел на другое. Я, словно под гипнозом, подчиняясь чьей-то неведомой воле, оказался у склепа. Именно там, неподалеку от него, я словно очнулся. Я увидел нечто необъяснимое и остолбенел. Прямо из земли исходило голубое свечение. Оно притягивало к себе. Оно подавляло мою волю. Я не сопротивлялся. Более того, я хотел его потрогать, войти внутрь, искупаться в его леденящей голубизне. В небе громыхнул гром, вспыхнула яркая молния, и в этот самый момент я прикоснулся к таинственному свечению. В тот же миг что-то непонятное с жуткой силой ударило меня в лоб, словно электрическим током, и я потерял сознание. Когда я очнулся, то оказался здесь, в новом времени. Ну а дальше вы уже все знаете. За время пребывания в новом времени я не сделал ничего предосудительного и противозаконного. Я очень благодарен всем людям, которые помогли мне не пропасть в новых условиях. Вы не знаете, что это такое – оказаться нигде и никем.

– Ну что ж, Михаил, предположим, я вам верю, – спокойно сказал его гость и продолжил: – Теперь еще немного формальностей, и вы можете отдыхать.

– Хорошо.

– Назовите, пожалуйста, даты рождения, фамилии, имена и отчества, адреса проживания, места работы и занимаемые должности – ваши, ваших родных, близких и друзей. Когда и по какому случаю фотографировались. Я имею в виду людей из девятнадцатого века.

– Вы не запомните всего.

– Вы об этом не думайте. Начинайте, пожалуйста.

Михаил назвал около двадцати человек, добавив к интересуемой его собеседника информации еще и их привычки, увлечения, профессии, внешние признаки, цвет волос и глаз, какую одежду, обувь и еду они предпочитали.

– На этом все. Я устал.

– Больше и не надо. Спасибо за интересный рассказ из истории вашей семьи. Думаю, он абсолютно достоверный. Вы ведь историк, много работаете с архивами, а тут еще и прямая связь с вашими предками… Полагаю, вам необходимо еще немного подумать. Взвесьте все обстоятельства, подумайте о Лизе, о вашем будущем и обо всем том, что я вам сказал. Мы восстановим ваш истинный паспорт с поправкой на сто лет, если, конечно, Михаил, не возникнут какие-либо препятствующие этому обстоятельства. Не возражаете?

– Не возражаю.

– Ну вот и хорошо. И знаете что? Жизнь такая непредсказуемая вещь, кому, как не вам, это знать. Только что вы были в девятнадцатом веке, и вдруг раз – уже век двадцатый. Немного отдохнете, придете в себя, подумаете обо всем. Не зря же вы оказались в нашем времени. Может быть, как раз для того, чтобы помочь нам отыскать пропавшие документы. До скорой встречи, Михаил. Выздоравливайте. О Лизе не беспокойтесь. Ей сейчас не до вас. У нее очень много хлопот в связи с гибелью мужа.

– Бывшего мужа.

– Увы, Михаил, настоящего. Решение о разводе было отложено на один месяц. Именно так он и вышел на вашего Василия. У секретаря оказалась хорошая память. Она вспомнила о путанице с паспортами. Профессионально судейские секретари начинают изучать документ с прописки, а уж потом смотрят на семейное положение, фамилию и фотографию. Именно она назвала Гамлету адрес Василия. То, что его не убили, еще одна загадка, связанная с вами. Полагаю, что документы спрятаны надежно и ими никто не воспользуется? Это ради вашего же блага. Самое ценное, Михаил, это когда ситуация находится под контролем. Сейчас именно такой случай. Надеюсь. До свидания.

– Трудно поверить в то, чтобы в суде вот так запросто выдали информацию какому-то прохожему с улицы.

– Не волнуйтесь, этим вопросом мы тоже занимаемся.

Через несколько дней Михаила перевезли в Военно-медицинскую академию на кафедру военно-полевой терапии. Его лечащим врачом был назначен Олег Иванович Агафонов. Михаилу выделили отдельную палату со всеми удобствами, и, кроме медперсонала, он уже больше ни с кем не общался. Когда ему вернули вещи, он заметил медсестре, что там у него были еще и документы, бумаги, письмо и деньги. Не прошло и двух часов, как все отыскалось. То одна, то другая медсестра навещали его в палате, не давая скучать: то укол сделают, то капельницу поставят, то просто заглянут посмотреть, как там у него дела. Очаровательные медсестры мило улыбались, все делали профессионально, исполняли все его капризы, но разговоров не заводили и на контакт не шли. Он пытался их разговорить, чтобы связаться с Лизой, но впустую: они продолжали мило улыбаться, пожимать плечами и уверять Михаила в том, что все будет хорошо и надо думать только о хорошем.

А вот с Агафоновым все оказалось иначе. Он сразу же пошел с Михаилом на контакт. Доктор моментально определил все симптомы сильной депрессии. Михаил страдал. Он вспоминал несколько счастливых дней, солнечный ореол над собором и черную ночь, наступившую следом за этим событием. Все было так радужно. Был удивительный полет все выше и выше, чуть ли не до самого рая. И такое стремительное падение…

По всей видимости, у лечащего доктора не было иной установки, кроме врачебной. Его манеры интеллигента и профессиональный уровень словно убаюкивали больного. Однажды он привел с собой психоаналитика, а сам вышел. Сначала врач и его пациент поговорили о текущих городских событиях, потом как бы невзначай подошли к моменту встречи с Василием на кладбище. По его просьбе Михаил рассказал о том, что было в этот день ровно сто лет назад. Михаил не знал, что ему давали, но с памятью явно что-то произошло, он мог вспомнить все поминутно, вплоть до деталей и мелочей. Его это ничуть не пугало, напротив, ему это нравилось. Он почему-то остро желал говорить открыто, без хитростей и уверток, только правду. В заключение он написал ответы на длинные, но не очень мудреные тесты странного доктора.

Потом на смену психоаналитику пришел психиатр, он также протестировал Михаила и вдоль, и поперек, используя при этом какие-то приспособления, лекарства и приборы. Шестого июня с больного сняли гипс. Руки были худые, с бело-синими подтеками и буграми в местах переломов. Ребра тоже зажили. Анализы показали, что он обладает отменным здоровьем. Томография головного мозга, как сказал Олег Иванович, ничем особенным и выдающимся его не удивила. «Обычный мозг нормального молодого человека. Словно вас и не били по голове». Он вообще не был любопытным человеком и лишних вопросов не задавал, зато часами слушал рассказы Михаила о людях и событиях конца девятнадцатого века. Однажды среди очередного рассказа Михаил протянул ему листок, на котором была записана его просьба позвонить Лизе и сообщить, где он находится, чтобы она не волновалась. Доктор кивнул головой, аккуратно сложил листок и положил его в карман своего халата. На следующий день он так же безмолвно положил под подушку ответ. К этому времени Михаил уже знал, что за ним следят и прослушивают все разговоры. На листке было написано: «Завтра я улетаю в Германию, всего на пару недель. Люблю и скучаю. Твоя Лиза. К тебе меня не пускают. Я тоже предупреждена».

– Олег Иванович, что вы можете сказать о моем состоянии?

– Я думаю, вы абсолютно здоровы. Ориентировочно на двенадцатое июня намечена ваша выписка. Надо уточнить какой это день недели.

– Значит, я буду совершенно свободен?

– Об этом я ничего сказать не могу. Послезавтра к вам придет ваш куратор. Он все сам расскажет.

– Я вам очень благодарен.

– Если будет душно, можете подышать свежим воздухом. Окно открывается вот так.

Доктор показал, как справиться с мудреными задвижками и засовами, шпингалетами и замками.

– Спасибо, Олег Иванович, днем еще ничего, терпимо, а вот ночью просто нечем дышать.

– Только не простудитесь.

– Я оденусь потеплее.

Поздно вечером Михаил переоделся и открыл окно. Так он просидел до полуночи. Михаил думал только об одном. И его желание осуществилось. В глубине аллеи он увидел до боли знакомый автомобиль марки «иж комби».

Мужчина должен сам и быстро принимать решения, особенно в вопросах любви. Он мигом выскочил из окна, преодолел сто метров пересеченной местности и вскочил в машину, которая нетерпеливо урчала и готова была пулей лететь куда угодно, лишь бы подальше от этого места.

– Как ты узнал, что я буду здесь? Это просто фантастика. Свою машину я отдала отцу, села в эту, и тут меня словно что-то погнало прямо к академии.

– Вот видишь, как здорово. Потом я тебе все объясню. А теперь давай, быстрее поехали отсюда.

На улице Лебедева они остановились и долго целовались. Потом снова заурчал мотор, и уже через пять минут они были в своей расчудесной дворницкой.

Рано утром Лиза доставила Михаила назад, в его палату.

До этого они спорили о том, что ему делать, скрыться или вернуться назад. Михаил снова принял решение. Надо возвращаться.

– Надо испить эту чашу до дна. Если это не яд и не эликсир, то я хотя бы утолю жажду любопытства. В любом случае к твоему возвращению я буду на свободе. У меня всего одна просьба: оставь мне ключи от этой машины и поставь ее на стоянку МРЭО на Мойке. Нет, пожалуй, это вызовет подозрение, лучше пусть ключи от машины будут прямо у сторожей. Да, так будет лучше. Документы на машину положи под коврик переднего сиденья. Предупреди, что до пятнадцатого я ее заберу. И положи туда же все мое богатство – документы, бумаги, деньги. Вот они.

– Это из-за того, что я тебе тогда рассказала?

– Это из-за того, что я тебе рассказал.

– Предложение, конечно, фантастически заманчиво, только я им не верю. Стоит им получить документы – и ни тебя, ни меня не станет.

– Вот и я так думаю. Ну да ладно, пусть все идет своим чередом. Приедешь, мы с тобой еще раз обо всем подумаем. Можно менять ход событий, но не судьбу.

На этом все разговоры закончились.

Остальное время торжествовала любовь.

Весь день Михаил отсыпался в своей прослушиваемой и проглядываемой палате. Забавно, но именно в этот день его никто не беспокоил. Дело не в том, что ему вдруг «стали доверять». Эти люди в принципе никогда и никому не верят. Их интересуют не сентенции, а факты. Скорее всего, это было короткое замыкание в научной логике тех, кто его изучал. А может быть, это просто был подарок Олега Ивановича – единственного нормального и порядочного человека из тех, кто заходил в палату «нетипичного больного». Как знать. Михаил знал точно только одно: Олег Иванович его не тестировал. Он делал свое дело и ставил больного на ноги.

 

Глава 14. Прежде всего мы обычные люди, со всеми слабостями, страхами и страстями… Чтобы понять это, надо просто создать соответствующие условия

Михаил увидел во сне ту самую бабку со Старо-Невского. До этого она являлась к нему перед самым переездом в Военно-медицинскую академию. Она стояла рядом, прищурив глаза, и кривым пальцем куда-то показывала. Михаил повернул голову к стене и увидел на ней тень от профиля Лизы. Тень извивалась и распадалась на части под напором ураганного ветра. Так продолжалось бесконечно долго. И вдруг старуха исчезла, а вместе с ней пропала и тень. Неприятное, тревожное чувство овладело Михаилом.

Утром пришла Лиза. Михаил уже знал, что эта встреча состоится. Это была очень нежная и трогательная встреча. Лиза держала его забинтованную руку, смотрела в глаза и о чем-то про себя думала.

Лиза почти ни о чем не говорила. Михаил тоже молчал.

Он никак не мог понять, что с ней происходит. Смерть мужа безо всяких сомнений потрясла ее. Она сильно переживала. Как бы там ни было, чисто по-человечески она приняла эту смерть близко к сердцу.

Странное дело, той ночью, когда Михаил сбежал «в самоволку», они ни разу не вспомнили о событиях последних дней. И вдруг эта встреча началась именно с них.

– У меня все еще звучат в голове его слова, «ты разведешься со мной только через мой труп». Прости меня, пожалуйста, я не должна об этом говорить. У меня с психикой что-то не в порядке.

– А давай на Пряжке попросим двухместную палату, – попытался пошутить Михаил, но тут же серьезно продолжил: – Не убивайся, родная, здесь нет твоей вины.

– До этой смерти я была как единое целое, а сейчас во мне сотни противоречий. Я чувствую опасность. Она повсюду…

– Смерть мужа – это большая трагедия.

– Несомненно, но я не за него переживаю, а за тебя. Ты видишь, сколько стоит человеческая жизнь? Раз – и его нет. У меня есть родные и близкие, да и сама я теперь не очень-то уверена, что защищена.

– И все же смерть есть смерть. Я не держу зла на твоего мужа.

Душа Лизы разрывалась на части.

– Он заслужил это, но, Бог свидетель, я тоже не желала ему смерти.

Она помолчала немного, затем со слезами добавила:

– Даже тогда, когда он сделал с тобой такое. Я ненавидела его, но смерти ему не желала.

Михаил сидел, как каменный. Он боялся произнести хоть слово, боялся спугнуть ее желание рассказать о чем-то очень важном, очень значимом для нее, а быть может, и для него. Но это не было самым подходящим местом для откровенных разговоров. Понимая, что сейчас она скажет что-то очень важное, Михаил осторожно предупредил Лизу, шепнув ей на ухо:

– Здесь все прослушивается и просматривается.

Она так же ответила ему:

– Я так и думала. Будь осторожен. Береги себя. А лучше всего – молчи. Я думаю, что и сама под прицелом. Интересно, меня выпустят за границу или нет?

Михаил снова прошептал:

– Я думаю, что выпустят обязательно, хотя бы для того, чтобы проверить, а не везешь ли ты с собой то, что они ищут у меня.

Сначала она хотела просто предупредить Михаила и этим ограничиться. Но его столь откровенное предположение насторожило ее. Но, видно, уж так устроен любой человек: сказав «а», он уже не может успокоиться, пока не скажет «б».

– Пойдем, погуляем, тебе ведь теперь можно выходить во двор?

– Конечно, я иногда выхожу подышать свежим воздухом.

Они вышли во двор, нашли укромное местечко за дикорастущими кустами и сели на какую-то самодельную скамейку. Им казалось, что здесь их никто не видит и не слышит. И все же Лиза была начеку: кто их знает, куда и чего «они» напихали…

– Ладно, Гамлет заслужил то, чем все это закончилось. Он всегда был негодяем и закончил так, как должен заканчивать каждый негодяй.

– Повторяю, я не держу на него зла.

– Ты – сокровище, таких больше нет.

– Тебе стало что-то известно?

– Да. Василий тоже пострадал, но не так сильно, как ты. Несколько сломанных ребер, синяки и ссадины – вот и все его потери. Его били на бегу, а ты стоял на одном месте. Вот в этом и вся разница. А его друзья вообще отделались легким испугом и как жили припеваючи, или лучше сказать, выпиваючи, так и продолжают жить. Это случилось на следующий день после похорон. Я была на Васильевском по делам, неподалеку от 5-й линии. В этот день я была без машины. Меня словно кто-то сзади толкал, и я пошла в тот самый двор. Это не простой двор, в нем такая гулкая акустика, что все звуки усиливаются в десятки раз. И я подумала: неужели никто не видел, что здесь было. Мой мозг живо нарисовал картину событий. Вот во двор со скрежетом тормозов влетает машина, бабах! Хлопают двери: бах, бах, бах! Лают собаки, кричат люди. А все жильцы при этом тихо и спокойно смотрят свои изумительные весенние сны. Прошло всего пять лет с тех пор, когда такое и представить было нельзя. Сейчас люди боятся всего и ни во что не вмешиваются. Я стояла посреди двора и мысленно представляла себе, как все это произошло. Скамейка, на которой сидели наши друзья, находится ближе к въезду во двор, чем то место, где ты стоял. Я еще раз вошла туда и посмотрела на все глазами тех, кто приехал на машине. Сначала я вижу скамейку, она стоит под углом к арке. В эту арку можно попасть с 6-й линии. Я встала под сводом арки и еще раз оглядела двор. Ехать на машине узкими двориками весьма неудобно. Зато очень просто уезжать. Ты пришел с другой стороны, и тебя не было видно из-за кустов, но зато хорошо была видна наша троица. Я не могла понять, почему все замкнулось на тебе.

Лиза наклонилась к Михаилу и стала шептать ему на ухо.

– Тут ко мне подошла женщина. Она поинтересовалась, не та ли я барышня, с которой сюда приходил парень, на Боярского похожий? Как раз перед майскими. Я сказала, что та самая. Она мне говорит: «Я сначала подумала, что тот парень и впрямь наш артист, слава богу, не он. Ой, вы уж извините меня, это, видать, вашего приятеля здесь избивали?» Я поинтересовалась, откуда она знает. «Так я же все видела своими глазами, правда, я никому об этом ничего не говорила. Хотя тут ходили двое по всем квартирам и опрашивали всех подряд. Мы с бабками еще загодя договорились, что ничего не видели и не слышали. А что как бандиты прознают? Убьют – и глазом не моргнут. Эти были не из милиции и на бандитов не похожие. Но мы все равно ни гу-гу, как договорились». «Так все же что там произошло»? – спрашиваю я. И она мне рассказала о том, что видела своими глазами. Из ее окна весь двор как на ладони. Вероятно, это чисто женское. Говорим, что никому ничего не расскажем, а самих так и распирает поделиться новостями. Оглядевшись по сторонам, она начала. «Мне что-то не спалось в это утро. А тут еще Васька вернулся с ночной гулянки со своими дружками. Сели они под окном и ржут. Вроде нормальные были ребята. Из таких хороших семей. Васька ведь институт закончил, начальником каким-то был. А тут перестройка началась, будь она неладна. С дружками своими бездельничать начал. Совсем опустились. Не работают и пьянствуют каждый день. Всю ночь где-то прошатались, а тут им поболтать приспичило. Минут пять прошло, смотрю, подходит к ним твой. Он встревожен, а эти все веселятся. И тут влетает во двор иномарка. Из нее бандиты выскочили с дубинами. Подлетели к Ваське. А твой как закричит: «Не троньте его, вот тот, кто вам нужен!» И тычет пальцем себе в грудь. Эти трое – врассыпную. А твой как стоял истуканом, так и стоит. Все бандиты на него набросились и давай избивать. Васька остановился. Дружки-то его мигом сбежали. Подбежал к одному из бандитов и в спину ударил. Тот как раз твоего по голове бил. Ох, если бы ударил концом дубины, мог бы и убить, а так рукояткой ударил, все потише. И все равно, когда твой упал, я подумала: ну все, убили. Тут они все втроем за Васькой погнались. Тому тоже перепало. Но на этом все и закончилось. Из окон народ закричал. Кто-то собак спустил. Одна, такая белая с поросячьей мордой, вцепилась зубами в дубину, так и не выпустила, как он ее ни мантулил во все стороны. Второй сразу к машине побежал, а третий-то, который Ваську догнал, несколько раз его по спине дубиной хорошенько огрел и тоже побежал к машине. Машина шмыг – и мигом выскочила из двора на 5-ю линию. Стекла темные, номера грязные. Вот и все. Я сразу же вызвала «неотложку», а вот милицию вызывать побоялась. Время такое, ненароком саму прибьют. Ну все, милочка, я пошла. Вон Васька с дружками тащится. Ты уж, дорогуша, извини, но я тебе ничего не говорила. Не обижайся. Время такое поганое. Как твой-то?» Я сказала, что спасибо, все хорошо, и пошла к Василию. Я поздоровалась с ним и поблагодарила за то, что он вмешался в ту драку. А он мне: «Это я на трезвую голову, сдуру». Они все как-то не очень весело заржали. Я отвела его в сторону, сказав, что надо поговорить с глазу на глаз, и лишь найдя укромное местечко, спросила напрямую: «Ты знаешь, почему они оказались у тебя во дворе»? «Да, уж, знаю, – говорит, – по мою душу приезжали». – «Почему ты обратился не в милицию, а в Госбезопасность»? «Потому что, потому, – он нервничал, потом вдруг сознался: – Знакомые там у меня, работаю я на них, понимаешь, инструкция у меня такая. И вот еще что, я вынужден обо всем докладывать куда надо. Ты меня понимаешь? Я обязан это делать, работа у меня такая. Да, я сволочь, но уж во что ввязался, то и буду тянуть. Хода назад у меня нет. В первый же день знакомства с Мишкой я обо всем представил отчет, ну, в общем, кому надо. Что там дальше было, я не знаю. Но мне кажется, что вас стали отслеживать. О разводе я тоже написал, извини. Я еще тогда, в день суда, обратил внимание на одну очень знакомую серую “девятку”. Ну, думаю, неспроста она здесь засветилась. Я обо всем рассказываю только потому, что твоему Михаилу жизнью обязан. При случае привет ему передай. Пусть будет начеку. Он на крючке. Не волнуйся, о нашем разговоре докладывать не буду. И вот еще что: он жив, пока нужен им, чем дольше будет нужен, тем дольше проживет. А мне из этого поезда уже не выскочить». Потом он неестественно расхохотался – это так, для публики, мол, шуры-муры и все дела. Я сказала: «Возьми деньги, скажешь приятелям, что я приходила рассчитаться с тобой за суд». – «Ну да, как же, так они мне и поверили. Убери, поверь, у меня их больше, чем у тебя. Они тебе скоро самой понадобятся». Василий подхватил своих друзей и ушел вместе с ними в сторону бани. Я пошла через арку на Шестую линию к метро и увидела в соседнем дворе серую «девятку». Я видела, кто в ней сидел. Это была та же машина и тот же шофер, что стоял на посту ГАИ.

Она сделала паузу.

– Теперь эта «девятка» день и ночь караулит меня. Словом, полная безопасность. Я под надежной охраной. И от этого как-то не по себе… Жутковато.

Лиза долго смотрела Михаилу в глаза. В ее взгляде было что-то магическое и притягательное. Она смотрела в глубину его души и пыталась найти для себя какой-то ответ. Чтобы помочь себе, она вдруг сказала:

– Вероятно, пришло время поговорить откровенно, без эмоций. Мы сделали с тобой самое главное – полюбили друг друга и решили быть вместе, жить одной жизнью, друг для друга. Раз так, ты должен кое-что узнать обо мне. Пять лет назад, спустя год после замужества, у меня родилась дочь. Это было на последнем курсе института. Я училась и растила дочь, я писала диплом и стирала пеленки. Я добывала детское питание и падала с ног после бессонных ночей. В начале апреля сил уже не осталось. Я заболела. Меня уложили в больницу – язва желудка. Мама взяла отпуск и занялась ребенком. А Гамлета не было. Он разъезжал с Домом мод по заграницам. Спустя две недели меня поставили на ноги. Мама сказала: «Вот что, дорогая, ты или учись, или занимайся ребенком. Я могу помочь тебе, возьму отпуск за свой счет еще на пару месяцев. Поживи на Фонтанке, соберись с мыслями. Заканчивай институт. Осталось немного». Я получила свободу. У меня появилось даже свободное время. Я защитила диплом. Однажды я заехала в Дом мод. До этого я проработала там уже два года. Туда же пристроила и своего мужа. Об этом я уже говорила. Он там всем сразу понравился – высокий, красивый, с идеальной фигурой. Его приглашали на все тусовки, показы и рауты. Мне это безумно нравилось. Я делала для него модели, и они проходили на «ура». И года не прошло после свадьбы, он стал мне изменять. Я думала, что хотя бы ребенок укрепит нашу семью. Я была на седьмом месяце, когда он вдруг заявил: «Сиди-ка ты дома, кому нужен твой институт? Денег у нас немерено, дизайнер из тебя так себе, может быть, хоть мать получится хорошая». Это было для меня тройным оскорблением. Я даже не знала, что ответить ему. Два месяца до родов я ходила и уговаривала себя: главное ребенок, главное ребенок. И вот я получила свободу. В Доме мод меня приняли с такой радостью – не передать. Директриса меня обожала. Она у нас немного с определенным уклоном, но этого тебе не следует знать, чтобы не портить твое представление о женщинах. Она набросилась на меня, зацеловала и затискала. Я рассказала ей о своих семейных передрягах. С этого момента у меня началась совершенно иная, новая жизнь. Она ввела меня в круг своих друзей и очень, как бы это лучше сказать, нехороших отношений. Когда Гамлет обо всем узнал, то устроил такой скандал – не передать. Я думала, что он убьет меня. Но его быстро поставили на место. У нас началась параллельная жизнь с периодическими истериками и концертами. Три года назад я решила, что это надо прекращать, и подала документы на развод. Он себя вел как-то странно – и вместе не жил, и согласия на развод не давал. У меня тоже начались заграничные поездки.

Лиза снова приблизилась к Михаилу и стала нашептывать на ухо.

– В одной из таких поездок, в Германии, я встретила свою одноклассницу, мы вместе летели в самолете. Получилась такая задушевная беседа, что я взяла да и ляпнула, мол, здесь мне все ужасно надоело. Она говорит: «Хочешь, я тебе устрою работу в Германии по контракту? На пару лет. А там, смотришь, и вид на жительство получишь, как я сейчас. Здесь все по-другому. Сама увидишь». Потом мы еще встречались несколько раз. Однажды она принесла мне контрактное предложение, но не из Германии, а из Швеции. Мне предлагали место исполнительного директора крупной дизайнерской фирмы. Они обо мне уже все знали. За полгода я выучила шведский язык. Английский и немецкий я и так знала. Упросила директрису отправить меня в Эстонию на стажировку во «Внешэкономторг». Там работало очень много хороших ребят, которые поднатаскали меня в практическом и разговорном шведском. Все шло к тому, что в этой поездке в Германию я подпишу контракт со шведами и, не возвращаясь в Союз, отправлюсь прямо в Стокгольм. И тут появился ты. Больше всего я хотела убежать от моих отношений с Госбезопасностью. Я хочу быть свободной. Но с ними этого не будет никогда. Я думала, что тебя приставили ко мне. Но потом поняла, что ошибалась. Это через них я сделала тебе документы. Вернее, через их левую контору. Там у меня есть друг – мой тайный поклонник. И вдруг я почувствовала, что окружающие стали уделять нам слишком много внимания. У меня появилось ощущение, словно мы с тобой занимаемся любовью на Дворцовой площади у всех на виду, даже не подозревая об этом. И вдруг ты украл меня и спрятал от всех. Впервые у меня началась нормальная жизнь. Впервые я себя почувствовала счастливой. До твоего признания в любви я собиралась остаться в Германии. Сегодня я здесь только потому, что здесь ты. Я люблю тебя, и я вернусь назад. Береги себя.

Михаил не знал, что ответить. У него было столь зависимое и унизительное положение, что ничего хорошего в голову не приходило. Он почувствовал всем своим существом, как что-то гадкое забралось в его мозг и начинает разъедать его изнутри. И только сердце, переполненное любовью, только душа, в которой навсегда поселилась любовь, и нежное прикосновение руки любимой девушки требовали собрать все свои силы и, несмотря ни на что, продолжить борьбу – за себя, за любимую и за любовь.

* * *

Из аналитического заключения.

Поездка возлюбленной за границу с целью налаживания контактов на перспективу для последующего выезда за рубеж – один из самых надежных и действенных факторов стимулирования активной деятельности объекта номер один. Безо всякого сомнения, в предстоящей поездке будет решаться вопрос о его выезде за рубеж для совместного проживания и работы. Надо всемерно содействовать данному процессу. Будучи абсолютно уверенным в безопасности данного мероприятия, объект номер один заранее начнет осуществлять действия с интересующими нас документами. При этом возможны следующие сценарии: Сценарий 1. Перемещение документов из одного тайника в другой, более доступный для оперативного пользования. Ситуация непредсказуемая, но удобная для перехвата документов во время их перемещения. Сценарий 2. Копирование документов по частям в компактный и удобный вид для вывоза за границу. При этом сами документы останутся в прежнем или ином тайнике. Вероятнее всего это он поручит объекту номер два. Ситуация наиболее удобная для перехвата в силу ее повторяемости. Необходимо предупредить таможенный контроль. Возможен вариант, когда будет перехвачена только часть документов. Значит, объект номер один проверяет канал по сценарию 2. Сценарий 3. Наиболее вероятный. Объект не станет извлекать документы из тайника. Только его полная изоляция от возлюбленной позволит нам достигнуть соглашения, при котором обоим объектам будет гарантирован выезд за границу в обмен на документы.

Заключение. Необходимо изолировать объект в специализированной клинике при базовой психиатрической больнице. При этом он не сможет самостоятельно распоряжаться документами и при особых обстоятельствах обменяет их на безопасность объекта номер два.

 

Глава 15. Быть тем же, похожим и двойником – совершенно разные вещи

Михаил проснулся под звуки маршей, доносившихся из окна. Громкоговорители, развешенные в парке академии, периодически прерывали эту жуткую какофонию и извещали о том, как проходят выборы. Это было двенадцатое июня, воскресенье. О выписке не могло быть и речи.

В понедельник, тринадцатого июня, к Михаилу в палату зашел Олег Иванович. Он в последний раз по-дружески похлопал своего пациента по плечу и сказал, что со здоровьем у него все в норме. Это его мнение. А за то, что считают остальные специалисты, он не отвечает, хотя и не согласен с ними абсолютно.

– Наберитесь мужества, не отчаивайтесь и не паникуйте. И вот еще что: вам надо будет как-нибудь плюнуть на все дела, сесть за рабочий стол, и записать все то, о чем вы мне так много рассказывали. Это не просто познавательно, это чертовски интересно и увлекательно. Издайте свой труд, сейчас это просто. Я буду ждать вашу книгу с нетерпением. Я благодарен судьбе за знакомство с вами. Да, чуть не забыл, в качестве рекомендации доктора – не спорьте с ними. Будьте спокойны и выдержанны. Лучше всего – молчите. Как говорят, здоровее будете. Они совсем запутались. Врачи считают, что у вас раздвоение личности. Ваш куратор считает, что вы валяете дурака и ведете какую-то свою хитрую игру. И эта игра может быть опасной для государства. Я считаю, что все это – чушь. Вас надо просто оставить в покое, и все встанет на свои места. Ну, прощайте, Михаил, и, да хранит вас Господь.

– Я ничего не понял насчет раздвоения личности. Может быть, хоть вы мне что-нибудь объясните?

Доктор внимательно посмотрел в глаза Михаила и затем спокойно пояснил:

– Там считают, что вы – доцент, доктор исторических наук, профессор ЛГУ Михаил Иванович Петров.

– Я и есть Петров Михаил Иванович, но только не профессор и никакой я не доктор и не доцент ЛГУ. Я юрист министерства юстиции.

– Вот в этом-то вся и проблема. Нет у нас в министерстве юстиции такого человека.

– Я говорю не про настоящее время, а про свой девятнадцатый век.

– Того, кто утверждает, что он из другого века, у нас отправляют в специализированное медицинское учреждение, связанное с проблемами психики человека. Так что лучше будьте доцентом и профессором истории.

– Хорошо, но где же тогда настоящий, современный Михаил Петров?

– Он передо мной. Поверьте мне, так будет лучше. Да, чуть не забыл. Вы уже были в психиатрической клинике, что они сделали с вашей памятью, я не знаю, но может оказаться так, что новое время они стерли, а ваши знания истории оставили. То есть, как говорят у нас, чистого эксперимента не получилось. Вышел непредсказуемый побочный эффект. Соглашайтесь на профессора, вот вам мой совет.

Доктор подошел вплотную к Михаилу и буквально на миг показал ему маленький листок бумаги, на котором было написано всего несколько слов. «Главный аргумент – анализы. Они отличаются».

Потом пришел тот, кого доктор называл куратором.

– Ну что ж, – начал он после стандартного приветствия, – ваше здоровье восстановлено. У нас очень сильная медицина. Специалисты, к которым мы обращаемся, – он сделал недвусмысленное ударение на слове «мы», – не ошибаются. Вот в этом-то и состоит ваша проблема. Новый паспорт, который я вам обещал, делать не надо. Он у вас уже есть. Не на руках, конечно, а в регистратуре в больнице, из которой вы убежали. А теперь хочу напомнить вам неоспоримые факты. К ним надо привыкать, как это делают нормальные люди. Вы ведь считаете себя нормальным человеком, не правда ли?

Наступила продолжительная пауза, после чего он продолжил:

– Итак, вас зовут Михаил. Настоящая ваша фамилия Петров. В 1983 году вы закончили истфак ЛГУ с отличием и поступили в аспирантуру. В 1984 году защитили диссертацию и получили ученую степень «кандидат исторических наук». В 1989 году вы защитили докторскую диссертацию. Начиная с 1982 года вы усиленно работали над темой о судьбах декабристов, которые ушли с сенатской площади в день выступления. Это целый исторический пласт. Это люди особой судьбы. И немудрено, что данная тема заинтересовала вас. Ваш дальний родственник, которого вы называете в своих рассказах дядей, действительно существовал, и все, что вы нам рассказали, подтвердилось архивными материалами. А вот тот Михаил, за которого вы пытаетесь себя выдавать, приходится вам прадедушкой. И вы действительно на него очень похожи. Более того, большую часть информации вы почерпнули из семейных архивов, которые мы изъяли у вас в марте этого года. Помните, какую истерику вы закатили, когда к вам пришли с обыском? Такое аномальное, неадекватное поведение имеет свой диагноз: психическое расстройство. В таком состоянии архив вам ни к чему, поэтому мы его и изъяли. На время вашего лечения. Уверяю, это в ваших же интересах. Знаете, сколько раз обкрадывали квартиру Михаила Зощенко?

– Я не знаю, кто это.

– Ну да, конечно, в ваше время он еще не успел родиться. А вот я его сатирой зачитывался и хорошо знаю его внука, тоже, между прочим, Михаила.

– Видно, у нас, Михаилов, так на роду написано.

– Ну-ну, шутите. А Зощенко проживал неподалеку от вас, на Малой Конюшенной. Дважды грабили его квартиру. Мы не можем допустить, чтобы и квартира, и ваши бесценные материалы остались без присмотра.

– Интересно, и где же я проживал?

– Все по тому же адресу: Мойка, 47. Хотите, чтобы вас опознали соседи? Все анализы, которые мы у вас взяли, тоже принадлежат современному Михаилу, а не доисторическому.

Михаила невольно прошиб пот, теперь только он понял смысл записки, которую на прощанье показал ему Олег Иванович.

– Видите, как вы изменились в лице? Значит, понимаете, что больше фантазировать незачем.

– Только сейчас я все понял.

– Ну наконец-то. Удивительно и вопреки логике, вы ни разу не навестили свой дом. А вас там ждали. В жизни можно встретить очень много похожих людей, даже без каких-либо родственных связей. Многие главы государств и сейчас еще посылают на массовые митинги и иные опасные мероприятия своих двойников. Вы, между прочим, чем-то похожи на Михаила Боярского, нашего известного актера. Но это не значит, что вы Боярский.

– Спасибо, мне об этом постоянно напоминают. И мне бы хотелось больше не говорить об этом.

– Ну вот видите, вы еще и самолюбивы. Ну хорошо, взять, к примеру, нашего с вами приятеля Василия и мужа Лизы Гамлета. Их удивительное сходство нас просто поразило.

– Ну, Василия, допустим, вы видели, а когда вы успели познакомиться с Гамлетом? – не удержался и съязвил Михаил.

Господин куратор понял, что за все время их знакомства он впервые допусти небольшую оплошность. Но он даже не показал виду, быстро взял себя в руки и продолжил:

– В этом году в автокатастрофе погибли ваши родители. Это были известные и весьма влиятельные люди, особенно в данный период демократизации государства. У вашего отца были очень высокие политические амбиции, – он сделал паузу, его глаза пронизывали Михаила насквозь, но тот воспринимал новую информацию безо всякого интереса. Она отпечатывалась в сознании лишь как дополнительные сведения из окружающего его мира. Той реакции, которую хотел увидеть куратор, не последовало. – Вы остались один. Это пагубно отразилось на вашей психике. У вас появилась мания преследования. Вам всюду мерещился заговор, преследование инакомыслия. Обычную катастрофу вы попытались представить как специально спланированную акцию. Вы стали противопоставлять себя государству. У вас появились навязчивые идеи. Яркий пример тому – сегодняшние идеи о перемещении во времени. К сожалению, вы все еще больны. Специалисты считают, что у вас прогрессирующее раздвоение личности. Для общества вы не опасны, и можно было бы оформить опекунство, но, к сожалению, нет опекуна. Ни с кем из других родственников, по непонятной нам причине, ваша семья отношений не поддерживала. Может быть, вы кого предложите?

Он явно намекал на Лизу. Но Михаил молчал.

– Что ж, допускаю, что вы никогда не общались со своими родственниками. Здесь нет ничего предосудительного. Я, например, тоже ни с кем не общаюсь. С моими родственниками у меня тоже нет ничего общего. Мы взаимно друг другу неинтересны.

Михаил лишь улыбнулся, но снова промолчал. Он все делал так, как «доктор прописал».

– Скорее всего, вы даже не видели друг друга. Зато мы знаем всех ваших родственников поименно. Чтобы оформить над вами опеку, необходимо их и ваше согласие. Я полагаю, что ни одна, ни другая сторона такого согласия не даст. Именно поэтому вы все еще должны находиться в психиатрической больнице. В той больнице, из которой вы сбежали.

Михаила это задело, и он спокойно заметил:

– Сбежал из психушки? Забавно. Удивительно, как эта версия нравится всем окружающим. Чуть что непонятно и необъяснимо – «он псих» или «он сбежал из психушки». Хорошо. Пусть будет так. Но почему я оказался в одежде из чужого времени?

– Мы установили и это. Незадолго до вашего побега к вам в больницу приезжали артисты театра на Владимирском с концертной программой по миниатюрам Чехова. После спектакля чемодан с театральными реквизитами исчез. Какая-никакая, а все же одежда.

– Там были и женские платья?

– Конечно.

– Они отыскались?

– Нет.

– А вам не кажется, что легче было бы украсть только один мужской костюм, и пропажу бы никто не заметил?

– Здесь я задаю вопросы, и я выношу решение.

– И каково же решение?

– Вы вернетесь туда, откуда сбежали.

Наступила продолжительная пауза. Затем куратор продолжил:

– Всему этому можно положить конец. Вы прекрасно знаете, о чем я говорю.

– Даже не догадываюсь.

– Хорошо, я озвучу еще раз. У вас документы политической и государственной важности, компрометирующие Комитет государственной безопасности. Но это еще полбеды. Сейчас на такой компромат никто и внимания не обратит. У вас документы, которые очень нужны Комитету государственной безопасности. Эти документы вам передал на сохранение ваш отец. Мы давно могли бы локализовать вас, но тогда эти документы будут опубликованы, и скорее всего не у нас, а за рубежом. Они являются гарантией вашей безопасности. Поймите меня правильно, я озвучил не наши опасения, а бытующие житейские суждения. Поэтому мы оберегаем вашу жизнь и устраняем все, что представляет ей хотя бы малейшую опасность.

– Где же вы были, когда меня дубинами охаживали?

– С этим мы уже разобрались. Поймите, Михаил, если вы отдадите нам документы, то мы возвратим вам все – прекрасную карьеру ученого и множество перспектив в личной жизни. Если же нет…

– Вы упрячете меня в психушку навсегда.

– У нас очень хорошие лекарства. Они полностью модифицируют память человека.

– Послушайте, как вы это красиво сказали, надо будет запомнить.

– Запоминайте, пока у вас есть такая возможность. Вы будете беззаботно жить, и документы не будут опубликованы. Пройдет три-четыре года, и их актуальность пропадет. Вы выйдете на свободу. Но в том «счастливом» виде, в котором вас оттуда выпустят, вы уже никому не будете нужны, даже Лизе.

– Теперь я понял, о чем вы говорите, но уверяю вас, это ошибка. Я совершенно другой Михаил, из прошлого.

– Опять вы за старое. Что ж, тогда и вы не забывайте про советские законы и поддельные документы.

– И много их?

– Паспорт и водительское удостоверение.

– Извините, это вы о чем?

Куратор прищурил глаза и вдруг резко произнес:

– Раздевайтесь и выкладывайте на кровать все свои вещи.

Михаил беспрекословно выполнил его распоряжение.

– Это все? Покажите тумбочку. Теперь снимите белье с постели. Поднимите матрас.

Из-под матраса выскочил таракан и бросился наутек. Куратор догнал его и со словами: «Вот зараза!» – тут же прихлопнул.

– Браво, Михаил. Ну что ж, я вас чисто по-человечески предупредил, а такие поступки лишь усугубляют и без того незавидное ваше положение. Одевайтесь.

– Извините, а что будет, если вдруг объявится сбежавший Михаил? Вы в нас не запутаетесь? Или будете лечить оптом? И к тому же, хочу заметить, я не историк, а юрист.

– Наш историк может осилить и право.

– За несколько дней?

– Это не имеет значения.

– Браво! Надо будет при случае рассказать об этом на юрфаке ЛГУ, то-то они обрадуются.

– Наша беседа окончена. Сейчас за вами приедет специальная машина. Вас доставят туда, откуда вы сбежали.

– Простите, могу я задать последний вопрос?

– Задавайте.

– Меня когда-нибудь могут признать нормальным человеком?

– Конечно, если это установит медицинская комиссия. Но только в том случае, если нужные нам документы будут у меня в руках. Прощайте.

– И рад бы, но что-то мне подсказывает, что надо сказать «до свидания».

Куратор вышел.

Теперь все встало на свои места и стало понятным то единственное запутанное звено, которое Михаил никак не мог расшифровать. Этим звеном была его встреча во сне с его будущим правнуком. «Ну что ж, – подумал Михаил, – остается только проверить, в каких событиях буду участвовать я сам, а в каких он. Но то, что с этого момента мы начинаем действовать на пару, сомнения у меня не вызывает».

Приехала машина. В палату вошли два санитара. Это были два крепыша, два близнеца. Они дали Михаилу весьма приличную одежду, в которой не стыдно было бы пройтись и по городу, подождали, пока он переоденется, и очень вежливо поинтересовались, надо ли ему куда-нибудь сходить перед дорогой.

– А мы что, отправляемся в путешествие? – добродушно улыбаясь, поинтересовался Михаил.

– Путешествие короткое, но по дороге всякое может произойти.

– Описаться можно только от страха. Вы что, собираетесь меня пугать?

– Еще слово… – начал один из близнецов.

– …и ты получишь по морде, кретин, – закончил фразу другой.

– Вот теперь мне понятно. Между прочим, здесь все прослушивается и проглядывается. И лично мною занимаются люди из Госбезопасности, так что вы за меня отвечаете головой.

От этих слов у них вытянулись лица, и они снова стали учтивыми и добродушными парнями.

Когда все формальности были соблюдены, все трое сели в машину и отправились на Пряжку.

– Как называется эта машина? – поинтересовался Михаил у водителя.

– Микроавтобус «Латвия». Мы его «рафиком» называем.

– А какая должность у моих сопровождающих? – не унимался он.

– Двое из ларца, одинаковые с лица, – пошутил шофер и громко расхохотался, очень довольный своей шуткой.

У Дворцового моста, перед Эрмитажем, стояла толпа народа, движение было перекрыто. Шел какой-то митинг. Было очень много милиционеров. Люди заполнили не только Зимний сад, тротуары, но и проезжую часть набережной. Народу становилось все больше и больше. «Рафик» оказался в самой гуще событий.

– Ну все, приплыли, – уныло сказал водитель, – эта бодяга надолго. Пойду хоть сигарет куплю.

Он вышел из машины и исчез в толпе. Народ в порыве своих патриотических, политических и еще каких-то эмоций стал расшатывать микроавтобус психиатрической больницы. Михаилу стало весело.

– Вот где по-настоящему дурдом. Свои свою же технику и калечат. Ух ты, прямо как на корабле во время шторма, – продолжал шутить Михаил. Высунувшись в окно, он закричал, обращаясь к толпе: – Эй, господа, вы что, тоже с Пряжки? Меня в психушку везут, поехали вместе!

На сопровождающих Михаила близнецах не было лица. Они о чем-то между собой пошептались и наконецприняли решение. Медбратья связали Михаилу руки за спиной, потом ноги и привязали его к какой-то трубе так, что он даже не мог пошевелиться.

– Сиди ровно, кретин, мы скоро придем. Можешь не напрягаться, идиот, здесь нас и не видят, и не слышат.

Они тоже вышли из машины и, встав у парапета, стали наблюдать за происходящими событиями, изредка поглядывая в сторону микроавтобуса.

– Эй, ребята, – крикнул Михаил бунтующей молодежи, которая продолжала раскачивать машину, – помогите мне обрести свободу, выпустите меня отсюда!

– Даешь свободу! – заорали они, ворвались в автобус и мигом освободили Михаила.

– Не тронь, – заорали медбратья, – это наше.

– Мочи их, гадов, – закричал кто-то из толпы.

Народ начал мять бока медбратьям-богатырям и микроавтобусу «рафику».

Кто-то переметнулся на сторону медбратьев и стал защищать госсобственность. Остальным было на все наплевать, лишь бы побузить. А бузить лучше всего по любому поводу. Словом, все сражались за свободу и демократию.

Потасовка внесла некоторое разнообразие в бесплодный митинг. Масштабы драки быстро разрастались. В толпу дерущихся врезалась группа милиционеров с дубинками. Михаил все рассчитал верно. Воспользовавшись ситуацией, он пулей полетел на набережную реки Мойки. Не прошло и получаса, как он оказался на автостоянке.

– О, старый знакомый, а где же твоя «Волга» с крутыми номерами?

– В Конюшенном дворе, на хозяйской стоянке, – честно признался Михаил, – здесь моя девушка для меня машину оставила, «иж комби», ключики должны быть у вас, а документы мои в машине.

Михаил вместе со сторожем все проверили и, убедившись, что документы и деньги на месте, попрощались. Михаил завел машину, несколько минут посидел, подождал, приводя себя в чувство, и выехал в город.

– Нет, Пряжка, ты меня не дождешься.

Его путь лежал на Аптекарскую набережную, в Гидрометеоцентр. Михаил хотел передать письмо Лизиной маме. Сейчас только она могла ему помочь. Миновав мосты Лейтенанта Шмидта и Тучков, он оказался на Петроградке. На перекрестке загорелся красный свет. Михаил остановился и стал ждать. По пешеходному переходу шли люди. И вдруг среди них он увидел Юлю. Михаил выскочил из машины и заорал:

– Юля!

Она обернулась и увидела его. От удивления Юля остановилась. Толпа пешеходов стала ее толкать и недовольно, с грубыми комментариями, обходить стороной. Михаил показал Юле рукой, чтобы она подождала его на тротуаре, сел в машину и тронулся вперед, так как уже горел зеленый свет и стоящие позади него машины нетерпеливо и продолжительно сигналили. Он повернул налево, в сторону Малого проспекта, и увидел милиционера, который показывал ему палочкой, куда надо встать, чтобы получить сполна.

– Вы нормальный человек или псих? – поинтересовался постовой, – Что вы себе позволяете? Давайте сюда ваши документы.

Михаил еле сдерживал улыбку. Ведь именно с такого же вопроса началось его знакомство с Лизой.

Милиционер посмотрел водительское удостоверение, потом документ на машину, потом снова водительское удостоверение, потом снова техпаспорт.

– Я, конечно, понимаю, что у вас очень серьезная машина с серьезными номерами, но мне нужен техпаспорт на эту машину.

– Ой, извините, я перепутал, вот этот документ.

Тот взял его в руки, сверил номерные знаки и вежливо произнес:

– Все нормально, езжайте и, пожалуйста, больше так не выскакивайте из машины.

– Спасибо вам. Это в первый и в последний раз.

В этот момент подошла Юля. Постовой отошел от них в сторону и тут же припарковал сразу две машины.

 

Глава 16. Все в жизни повторяется, измениться может только выбор пути

Михаил был бесконечно рад встрече с Юлей.

– Как ты здесь оказался? Мы же договорились. Ты же обещал мне никуда не уходить.

Он ничего не понял из сказанного, но оставаться на этом перекрестке дольше было нельзя. Везение – событие непредсказуемое и очень короткое.

– Садись в машину, поговорим по дороге.

– Когда ты успел взять машину?

– Садись же быстрее, прошу тебя.

Юля села в машину. Они выехали на Малый проспект.

– Объясни мне, что происходит?

– Я сбежал из психушки.

– Это я знаю, ты мне об этом уже говорил.

– Я не мог тебе этого сказать, так как еще и часа не прошло с момента моего побега.

– Ничего не понимаю, Тебя что, снова туда отвезли?

– Везли, но по дороге я от них убежал. Мы обо всем договорились с Лизой, еще до ее отъезда в Германию. Мы условились, когда и где она оставит для меня машину с документами. Ну вот я и сделал все по нашему плану.

У Юли появились пятна на лице. В своей ревности она была прекрасна.

– За все это время ты ни разу не вспоминал о Лизе. Теперь выясняется, что у вас с ней была какая-то договоренность. Ты мне об этом ничего не рассказывал.

– Юля, мы не виделись с тобой почти месяц, и я не мог тебе рассказать обо всех событиях, которые со мной произошли за это время.

– Я ничего не понимаю. Или ты так оригинально шутишь, или ты действительно ненормальный. Мы только сегодня утром расстались с тобой.

Михаил припарковал машину около кафе.

– Вот что, у меня есть деньги, давай перекусим, а то я с утра ничего не ел, и заодно обо всем спокойно поговорим.

Юля смотрела на него с каким-то состраданием и жалостью, как на ребенка, сделавшего очередную глупость и расстроившего свою мамочку. Поэтому от еды она отказалась, заказала себе только кофе и пирожное. Михаил выбрал свинину по-французски, греческий салат и грейпфрутовый сок. Последние разговоры с куратором, побег и летящие по его пятам опасности обострили все чувства. Мозг работал во много раз эффективнее и быстрее. Все сложилось в одну цепочку. Вот и второй Михаил появился на горизонте. Понятно, почему так себя ведет Юля. Они встретились, и Юля приняла современного Михаила за него.

– Юля, что-то случилось такое, о чем я не знаю, но начинаю догадываться. Расскажи мне по порядку все, что произошло за этот месяц. После травмы у меня периодически происходят провалы в памяти.

Она подозрительно, с огромным недоверием посмотрела ему в глаза, выдержала бесконечную паузу и, наконец в чем-то себя убедив, начала свой рассказ.

– Это было тринадцатого мая. Я отвела дочку в садик и собиралась на работу. Вдруг звонок, я подошла к телефону. Мне сообщили, что какого-то Николая, похожего на Боярского, доставили в травму на Васильевском острове в тяжелом состоянии и в его паспорте обнаружили мой телефон. Я сказала, что не знаю никакого Николая, и повесила трубку. Этот звонок не выходил у меня из головы. И тут я вспомнила про тебя. Я позвонила Лизе. Потом уже, спустя неделю, она рассказала мне о том, что с тобой произошло. Она сказала, что все это организовали наши мужья. Перед отъездом Вадима в Австралию наши родители устроили грандиозное застолье. Так называемые встречи-проводы примирения и любви. Все шло вроде бы неплохо. Мне бы чуть-чуть подождать, помолчать, и все, но то, о чем мне рассказала Лиза, не выходило у меня из головы. Вообще-то я не пью, но здесь опустошила подряд три бокала с шампанским. Голова моя поплыла. Я закатила скандал. Я рассказала всем, что это за человек. Я рассказала обо всем, что о нем знала и ото всех скрывала. О его работе на Госбезопасность, об его изменах и об организации твоего избиения. Словом, сказала, что его не люблю и хочу с ним развестись. Достала из сумочки его письменное согласие на развод и показала всем. О том, что за этим последовало, рассказывать не буду. Вадим улетел в Австралию. Я подала документы на развод. Потом позвонила Лиза и сказала, что Гамлет и его друзья погибли по дороге в Москву. Потом были похороны, потом девять дней. Все это время мы с Мариной были рядом с Лизой, пытались помочь и морально поддержать ее. Ведь это наша лучшая подруга. Она молчала, как партизан, и ничего не рассказывала. Но в день отлета в Германию с ней что-то произошло, она вся сияла от счастья, шутила и говорила всякую веселую чепуху. Потом она заплакала, и мы тоже не удержались. Вот так с групповым ревом мы ее и проводили. Андрей довез нас до Маришкиного кафе, помнишь, в котором мы отмечали мой день рождения? Там мы выпили с ней на пару бутылку сухого вина и попрощались. Я шла по городу без цели и направления. Просто решила привести свои нервы и мысли в порядок. Невольно подумала о тебе – и надо же, материализация мыслей: смотрю, ты бежишь в спортивном костюме и все время оглядываешься, словно прячешься от кого-то. Я окликнула тебя. Ты как-то странно посмотрел на меня, словно увидел в первый раз. Я сказала, что это я – Юля. А ты сказал, что сбежал из психушки и тебе нужна помощь. Я взяла такси и отвезла тебя на Просвещения. Ну а потом я приезжала к тебе каждый день, ухаживала за тобой. Ты сказал, что убежал из больницы еще в апреле. Я сказала, что знаю, и рассказала, как 19 апреля нас познакомила Лиза, как я отдала вам ключи, как мы встречались с тобой. Я подумала, что травма, которую ты получил, повлияла на твою память. В остальном ты был по-прежнему милым и умным. Ты рассказывал мне разные удивительные истории. И вообще ты пытался убедить меня, что никакой ты не юрист, а историк и если бы был силен в праве, то сейчас бы не скрывался у меня в квартире. А сегодня утром ты сказал мне, что любишь меня.

Она сделала паузу и опустила глаза. Еще чуть-чуть, и Юля готова была расплакаться.

– Это что, была неправда?

– Юля, милая, это сущая правда. Но не моя. Пожалуйста, успокойся. Сейчас ты приедешь на Просвещения и увидишь, что Михаил жив и здоров, сидит и ждет тебя, любимую и единственную. А теперь постарайся меня понять. Я тоже Михаил, но из другой жизни, из прошлого. Я действительно юрист, оказался здесь непонятным мне образом. Я люблю Лизу и хочу жениться на ней. Мы уже получили благословение в Свято Преображенском соборе. Лиза вернется, и мы обвенчаемся.

На Юле не было лица.

– Зачем ты надо мной издеваешься? Тебе нравится смотреть, как я страдаю? Чего ты добиваешься? Ты хочешь узнать, люблю ли я тебя? Да, я люблю тебя. Я потеряла голову. Я хочу быть с тобой. Или ты выбираешь между мной и Лизой? Может быть, ты уже выбрал? Вы вправду хотите обвенчаться?

Она заплакала. У нее началась истерика. Михаил понял, что здесь уже нет здравого смысла и никакой логикой, никакими доводами ее не убедишь. Надо ехать на Просвещения. Там все встанет на свои места.

– Прости меня, дорогая. Я сказал глупость. Я больше так никогда не сделаю. Поехали домой.

Михаил с грустью посмотрел на только что принесенную свинину по-французски, рассчитался с официантом, и они вышли из кафе.

– Скажи мне, что любишь меня.

– Я люблю тебя.

– Меня единственную.

– Тебя единственную.

А про себя Михаил подумал: «Господи, прости мне мою святую ложь».

– Поцелуй меня, любимый.

Михаил поцеловал ее. Это был безумно приятный поцелуй, и он невольно позавидовал Михаилу из настоящего времени.

Через полчаса они подъехали к дому на Просвещения. Первое же прикосновение к дверной ручке окунуло Михаила в воспоминания двухмесячной давности. Было очень приятно, словно он вернулся из отпуска, сильно соскучившись по родному дому. В лифте у него неожиданно началась нервная дрожь. Подсознательно он хотел и ожидал встречи со своим правнуком, который был его ровесником и на все сто походил на Михаила из прошлого времени. Это не какой-нибудь там клон, это было его генетическое продолжение. А может быть, это была еще одна его земная жизнь. Может быть, это новый виток, повторение прошлого, только выбор сделан в пользу другого решения? Кто и зачем сделал иной выбор, предложил иной путь, он не знал. Может быть, Михаил в своей жизни сделал что-то не так и новому Михаилу предстояло исправить его ошибку? Может быть, Михаилу из чужого времени надо было сразу же остановиться на Юле и «не морочить девке голову», как сказала бабка, увязавшаяся за ним из прошлого века? Кто знает? Ответов на эти тайные вопросы в реальной жизни не найти.

Они вышли из лифта. Юля сначала по привычке достала ключи, потом, вспомнив наказ, данный Михаилу, закрываться на задвижку, позвонила в дверь. Никто не отвечал. Она позвонила еще раз, потом еще и еще.

– Теперь ты видишь, там никого нет, потому что тот, кто должен быть там, находится здесь, рядом со мной. Не надо так шутить и делать мне больно.

Она открыла дверь своими ключами. Они вошли внутрь квартиры. Там было все аккуратно прибрано. На столе лежала записка.

«Юля, любимая, я забыл о твоем наказе и открыл дверь. Меня снова увозят на Пряжку. Если это в твоих силах, помоги мне. Я люблю тебя.

P. S.

Хотел написать «как сумасшедший», но, с учетом новых обстоятельств, напишу «как псих».

Целую. Твой Михаил Петров. Дурной доктор исторических наук».

– Значит, это правда? Тебя снова туда забрали?

Михаилу оставалось только глубоко вздохнуть, надуть щеки и с шумом выпустить воздух изо рта. Какие-либо пояснения или переубеждения могли привести только к негативному результату. И ему пришлось согласиться.

– Да, любовь моя.

Она бросилась к Михаилу, обняла его, стала целовать и страстно шептать на ухо.

– Я тебя никому не отдам. Я не позволю им издеваться над тобой. Я люблю тебя. Я уже не могу без тебя жить.

– Я тебя тоже очень сильно люблю. Нам надо что-то придумать. Они снова приедут сюда и заберут меня. Я не могу все время скрываться. Это будет не жизнь, а пытка.

– Я знаю, что сделаю. Мне поможет мой папа. Он – главврач в городском Комитете здравоохранения. Он нам поможет. Я ему уже все рассказала. Завтра же мы поедем к нему.

– Давай это сделаем сегодня.

– Хорошо. Но я так перенервничала, что меня всю трясет. Мне надо немного времени, чтобы прийти в себя.

– Давай я тебе заварю хороший зеленый чай, как ты любишь, крепкий и сладкий. Хорошо?

– Очень хорошо.

Михаил усадил Юлю в кресло, накрыл ее ноги пледом, предложил закрыть глаза, расслабиться и подумать о чем-нибудь хорошем. После чего отправился на кухню заваривать чай. К великому его удивлению, девушка тотчас заснула. Он снова и снова думал о том, что «все возвращается на круги своя». Значит, надо найти новое решение, сделать иной выбор. Надо найти такой вариант, который бы не имел обратного хода. Будь это простой псих, вытащить его из психушки вообще не составило бы труда. Тем более сейчас, когда тема борьбы с инакомыслием путем изоляции человека у всех газетчиков и политиков на устах. Но здесь замешана Госбезопасность. С ней не потягаешься. У нее свое видение проблемы, свои планы и замыслы. Она ничего просто так не делает и ошибок не допускает. Вряд ли Юлиному отцу удастся что-либо сделать, даже с учетом его положения. Хотя как знать. Госбезопасность – инвариантная система, она из всего извлекает выгоду, а с учетом быстро изменяющейся в стране политической обстановки может предложить что-нибудь новенькое. Или… Михаила прошиб пот. Или закрыть тему, как это было с родителями его правнука, как это было с Гамлетом. Михаилу стало нехорошо. «Думай, думай, думай!» – твердил он про себя. И, тут пришло озарение. Вот она, эврика! Он нашел решение. Он придумал его. Теперь ход был за Михаилом. В этой системе повторов он изменит выбор пути. «Ну что ж, – подумал Михаил, – пока нет Лизы, займусь хоть чем-то полезным».

Чай был готов. Именно такой, какой нравится Юле. Михаил вошел с ним в комнату, расточая его пряный аромат по всей квартире, словно ладан кадилом. Юля спала. Он взял записку Михаила за образец и попытался повторить его почерк на чистом листке бумаги. Всего несколько попыток, и у него это стало хорошо получаться. Тогда он написал ей новую записку.

«Я поехал в больницу. Попробую сам уладить свою проблему. Если до утра не вернусь, поступай так, как ты решила. Может быть, твоему отцу что-то и удастся сделать для нас.

Я люблю тебя.

Надеюсь на то, что все будет хорошо.

Целую. Твой Михаил Петров».

Михаил вспомнил свой вещий сон. На этом месте он обрывался, и что будет дальше – Михаил не знал. Вернее сказать, закончилась логическая связь событий, но отдельные всплески, эпизоды и картинки все еще оставались в его памяти. Ему еще предстояло встретиться со своим куратором – «милым и добродушным душеведом». Сейчас Михаил был готов к этой встрече, но будет ли он готов к ней в тот момент, когда она состоится? Михаил не знал и об этом уже не думал. Сегодня ему предстояло сделать либо большую глупость, либо один из лучших поступков в его жизни.

 

Глава 17. Наше будущее – это наши поступки сегодня

Михаил вновь оказался на автостоянке. Надо было поставить машину на место, кое-что забрать в психушке, вернуться на Просвещения, взять Юлю, отвезти ее домой, на Старо-Невский, и начать действовать по своему сумасшедшему плану.

– Что-то ты зачастил к нам, – добродушно приветствовал гостя сторож на автостоянке, с которым Михаил расстался чуть больше трех часов назад, – или что забыл?

– Новое дело появилось, придется машину снова поставить на денек-другой, можно?

– Да хоть на месяц, лишь бы платил исправно. Я тут продлю тебе еще на пару дней, давай два рубля, а там рассчитаемся по факту. Идет?

– Да уж куда лучше. Спасибо большое.

– Не за что.

Прямо с автостоянки Михаил направился в больницу. Путь был недалекий. Он не стал подходить к воротам, а решил обойти территорию вдоль забора. Каково же было его удивление, когда он обнаружил сразу в нескольких местах проходы и хорошо исхоженные тропы. Было очевидно, что ими пользуются регулярно. Услышав звуки шагов и чью-то неразборчивую речь, Михаил нырнул в высоченный бурьян и стал наблюдать. В проломе показались две женщины. Одна из них была стройная, молоденькая и очень симпатичная девушка, не старше шестнадцати лет, а другая, в белом халате – миловидная толстушка лет сорока. Они остановились.

– Ну все, дальше неси сама. Придешь домой, приготовь еду. Не вздумай куда-нибудь уйти. Я скоро буду. Если дома не застану, голову оторву. Поняла?

– Да поняла, поняла. Давай сумку. Тут скоро сама психом стану.

– Не кусай руку, которая нас кормит. Слава богу, хоть на питание не приходится тратиться. С моей зарплатой даже на похороны не хватит. Ну все, солнышко, иди домой.

Она передала сумку девушке и поцеловала ее в щеку.

– Ну, мама, – словно стесняясь, произнесла девушка, – я пошла.

Девушка ушла, а ее мать все еще стояла в проходе и смотрела ей вслед. Вероятно, Михаил пошевелился, и женщина это услышала.

– Ой, господи, кто там? – произнесла она испуганно.

Пришлось ему вылезти из убежища и встать во весь рост.

– Фу, окаянный! Михаил, ты меня напугал. Что ты здесь делаешь?

– Да вот, вышел погулять. Услышал шаги и спрятался.

– Слушай, с тобой одни хлопоты. Почти месяц был человек человеком, а тут наладил удирать куда-то. Всех на уши поставил. Я говорю им: апрельский синдром, как у мартовских котов, а они мне – не положено. Ладно, идем обратно, скажу, мне помогал, мусор выносил.

– Да у меня тут свидание должно быть через час с одной девушкой.

– Ну вот, я ж говорила – синдром. Хорошо хоть с одной, – пошутила толстушка. – Неудачное выбрал время для свидания, сейчас как раз будет проверка. Какая-то комиссия едет. Ну да ладно, что-нибудь придумаем. Проведу я тебя.

– Вы меня найдите, когда можно будет. Хорошо?

– Да уж найду, куда ты денешься. Вы тут все наперечет.

– Я сейчас догоню, только кое-что сделаю.

– По-маленькому, что ли? Ну давай мигом и догоняй. Вон, видишь, дверь открыта? Когда дела свои сделаешь, шмыгни туда. Я пока не буду ее запирать.

Она ушла. Планы срывались. Михаил понимал, что в ожидании комиссии вся психушка будет стоять на ушах, все будут начеку и утащить нужные бумаги ему не удастся. Но чем черт не шутит? Именно ради этого он и прилетел сюда. Надо было пойти еще на одно преступление – похитить собственные документы.

Теперь Михаил уже не походил на пациента этой клиники, вид у него был вполне приличный, интеллигентный и респектабельный. Может быть, попробовать выдать себя за доктора?

Белый халат нашелся сразу, белая шапочка – тоже. Михаил уверенно шел в регистратуру клиники. Все вокруг суетились и бегали с какими-то неотложными делами. На спокойного доктора никто не обращал внимания. Войдя в регистратуру, которая совмещала и функции канцелярии, он не обнаружил там ни одного человека. В дверце шкафа, в котором хранились личные дела больных клиники, торчали ключи. «Что у них тут, пожар объявили? Таким везением грех не воспользоваться. Сказав “а”, надо сказать и “б”. Надеюсь, это будет моим последним преступлением в двадцатом веке. Беззаконие вынуждает прибегать к беззаконию».

Спустя минуту Михаил уже перебирал личные дела. А вот и документы Михаила Петрова. Здесь же лежал и паспорт. Он взял всю папку целиком и засунул ее за пазуху.

– Что это ты удумал, Михаил?

От неожиданного вопроса Михаил вздрогнул и резко обернулся. Перед ним стояла та самая пухленькая и добродушная медсестра.

– Я взял свои документы.

– Но это же преступление!

– В нашей стране все шиворот-навыворот. Я забираю свое. Разве это преступление?

Она молчала.

– Иначе мне отсюда никогда не вырваться.

– Дурачок ты, дурачок. Куда ты денешься? С документами или без документов, тебя быстро найдут. В нашей стране бежать некуда. Вот теперь я вижу, что ты точно ненормальный, – и, помолчав, добавила: – Как и все мы.

В конце коридора показались два близнеца-медбрата. Их свирепый вид не предвещал ничего хорошего.

– Помогите мне, – он сделал паузу и спокойно с нескрываемой мольбой в голосе, сказал медсестре: – Пожалуйста.

С этими словами Михаил повернулся к медбратьям спиной и стал рассматривать график, который машинально взял со стола.

Медбратья приближались к регистратуре. Пока что они были заняты своим разговором. Один из них держал в руке сопроводительные документы на Михаила, которые им выдали в Военно-медицинской академии. «Двое из ларца» несли его сопроводительные документы, как заразу, с отвращением и ненавистью. Вид у этих здоровяков был настолько свирепый, что Михаил ощутил это даже спиной.

Медсестра схватила швабру и стала протирать пол мокрой тряпкой. Медбратья вошли в кабинет.

– Куда, окаянные! Не видите, что ли, уборка! Что приперлись?

– Да вот документы привезли, сопроводительные.

– Давайте сюда, сейчас доктор освободится, я их ему передам. Ну, что встали?

– Вот, держите, – произнес один из медбратьев и нерешительно протянул ей пакет. Медсестра выдернула пакет из рук и тут же шепотом произнесла:

– Ну все, сдали и идите с богом, занимайтесь своим делом. Сейчас не до вас, сам главврач приезжает. Ну идите же, что встали, как истуканы?

Медбратья даже не взглянули на Михаила. Они развернулись и отправились в обратную сторону.

– Ой, Михаил, все же взяла я грех на себя. Ты прямо загипнотизировал меня. Ну уж чего теперь, давай я тебя провожу, только мигом.

– Вы помогли мне. Вы спасли меня. Но почему?

– Я тут своего вспомнила. Он, конечно, муж был никакой, но не преступник. За никчемностью руководство завода его все время в совхоз посылало, на уборку урожая. Идет он как-то вдоль поля и видит – повсюду вдоль дороги морковка валяется. Из ящиков повыскакивала, когда грузовики по ухабам ехали. Ну он и насобирал полную сумку. А тут милиция. Словом, дело дошло до суда. Статья ему грозила за хищение социалистической собственности. Ему бы извиниться, поплакаться, а он в бутылку полез, мол, что ж вы, мерзавцы, творите? Человека за три кило морковки судите, которую он из грязи достал на проезжей дороге, а директор совхоза, который ворует машинами, если попадется – только выговором по партийной линии отделается. Это справедливо? Словом, дали ему «по справедливости» два года химии. Хорошо хоть не колонии. Был никчемным, а вернулся совсем пропащим. Я с ним развелась… Не тягайся ты с властью, не лезь на рожон. Вот я о чем подумала. Вот тебе еще принесли бумаги, забирай и их.

«Ну наконец-то все позади. Прощай, Пряжка!» Михаил пулей полетел вдоль набережной, выскочил в какой-то переулок, поймал там частника на «Жигулях», и они покатили на проспект Просвещения. Все, что он хотел сделать, было сделано.

Михаил остановил машину за один квартал от Юлиного дома, рассчитался с водителем, быстрым шагом прошел через дворы и, внимательно оглядевшись по сторонам, вошел в дом. В нервном нетерпении он поднялся на лифте на девятый этаж, подбежал к двери и позвонил. Дверь тут же распахнулась. На пороге стояла заплаканная Юля.

– Все, все, все. Никаких слов. Никаких слез. Быстро собирайся. Все объясню по дороге. Забудь о записке.

Юля взяла свою сумочку, заперла дверь на все замки, и они сели в лифт.

Сейчас я отвезу тебя на Старо-Невский, домой. Вот, держи, это мое личное дело. Паспорт я возьму себе. Передай личное дело отцу, пусть он его хорошенько изучит, там все противозаконно. Если удастся меня реабилитировать, буду счастлив. Тогда я смогу вернуться к тебе на законном основании. Ты только жди меня и ни о чем плохом не думай.

– Как скажешь, я очень сильно тебя люблю.

– И я тебя тоже.

Михаил на короткое время взял на себя роль своего родственника. Объяснять Юле сложную ситуацию с двойниками он не стал.

В то время, когда Михаил высадил Юлю на Старо-Невском из такси, а сам отправился дальше, из дверей лифта на проспекте Просвещения вышел его куратор. Он позвонил в дверь. По стечению обстоятельств в этот момент дверь квартиры номер 135 открылась и в ней показалась молодая красивая армянка. Она закрыла свою дверь на замок и как бы между прочим учтиво сказала:

– Вы к Юле? А она только что с Михаилом ушла из дома. Я их в окно видела.

Мужчина приятной наружности вежливо поблагодарил женщину, а про себя подумал: «Надо все начинать сначала. Что за страна, ничего никому поручить невозможно. Доставить психа в больницу – и того по-человечески сделать не могут. Что я доложу генералу?»

08.08.08

Конец первой части

 

Глава 1. Хочу заснуть и проснуться, когда ты вернешься

Лиза уехала и оставила пустоту. Сначала все было нормально. Ведь так они и договорились. Умом Михаил понимал, что так и должно быть, так было запланировано. Так они решили вдвоем. Это ненавистное слово «так» повторялось и повторялось, словно он сам себя пытался в чем-то убедить, уговорить, успокоить. Но спокойствия не было. Хуже всего было то, что Михаил сам настаивал на ее поездке.

Он никак не мог избавиться от жуткого ощущения свершившейся трагедии – знаешь, что человек жив, где-то рядом, но с ним невозможно встретиться. С ним нельзя посоветоваться. Ему нельзя сказать то, что камнем лежит на сердце. Именно в такие минуты хочется, чтобы кто-то родной и близкий помог тебе поднять этот непомерный груз и выбросить его как можно дальше, навсегда, чтобы даже не вспоминать. «В тюрьме и то бывают свидания, – с горечью подумал он. – Это даже больше, чем одиночная камера, это испытание ненужной мне свободой. Что это за слово такое – “свобода”?» И снова он лукавил. Свобода – это вожделенная мечта каждого молодого человека, в том числе и его. «Но от нее мне совершенно не сладко».

Планов никаких не было. Желаний тоже. По большому счету, без Лизы свобода ему была не нужна. И тут он сделал для себя сумасшедшее открытие: это вовсе и не свобода. Это иллюзия свободы. Свобода – это абсолютное понятие. Это разменная монета для политических махинаций. На уровне простых человеческих отношений нужна совершенно иная свобода. Это то, чего у тебя никто отнять не может, и ты ею распоряжаешься сам. Отдавая всю свободу или часть ее другому человеку, тебе не хочется получать ее обратно, пусть даже на время. Он хотел несвободы. Он страстно желал несвободы с любимым человеком! Но даже на несвободу у него не было права. Это была не только разлука, это были отчаяние и депрессия.

Михаил грустил, скучал и маялся всей душой. Все его мысли были только об одном – о ней, о Лизе. Он понимал, чтобы не свихнуться, надо было чем-то занять себя. Но чем? В голове не возникали захватывающие идеи, и Михаил сомневался, что они возникнут в ближайшее время. Делать что-то полезное он тоже не мог. Оставалось одно – ввязаться в какую-нибудь авантюру, найти приключение на свою голову, создать проблему и попытаться из нее выбраться. Надо извлечь из проблемы пользу или хотя бы набраться опыта. «Господи, я действительно ненормальный. Какая мне еще нужна проблема? Куда ни глянь – всюду сплошные проблемы, и ничего нового придумывать не надо». Может быть, поэтому ему и было неинтересно. Всевозможных проблем было действительно слишком много. Ему вспомнилась фраза, которой Лиза успокаивала его: «Да, милый, проблем у тебя – воз и маленькая тележка». От этого было смешно и сразу становилось легче. Но Лизы рядом не было. «А что если их взять и свалить в одну кучу вместе с маленькой тележкой? Может быть, тогда станет куча-мала? Мала – значит, маленькая, незначительная. И все же – куча! Создай ее, и все наладится». Но даже от этого каламбура веселее не стало. И тут промелькнула нелепая мысль: «А что если устроить не маленькую кучку, а нечто грандиозное, глобальное, типа бунта или банановой революции?» Столь отчаянная мысль пришла ему в голову после того, как он случайно вспомнил свое пребывание во Франции. Его мысли разлетались в разные стороны. То он вспоминал дядю, то маму, то девушку со Старо-Невского, то последние дни современного Питера, то Юлю, то Лизу… Анархия, неразбериха, сумбур, каша – вот что творилось в его голове. Воспоминания о Франции напомнили ему Кропоткина. Почему-то именно эта мысль стала обретать какие-то формы логической истории, а не просто всплески грустных воспоминаний. Она хоть как-то отвлекла его от полного сумбура в голове. В памяти тотчас всплыл эпизод, когда он, будучи в Париже, в порыве общего ажиотажа купил в книжной лавке университета Сорбонны брошюру Петра Алексеевича Кропоткина «Нравственные начала анархизма» и за один присест прочитал ее от корки до корки. Книга потрясла его. Прошло всего полгода после ее выхода в свет, а эти идеи, аналогии, размышления и умопомрачительные выводы результатов глубокого научного труда русского аристократа, ученого, путешественника буквально снесли головы сначала французам, а потом и всей Европе, включая столичную Россию.

– Подумать только! – вслух произнес Михаил. Последнее время он все чаще и чаще стал беседовать сам с собой. – Только теперь я понимаю, почему великий князь, отрекшийся от аристократии и от воли к власти, считал себя счастливым человеком. Он, вероятно, пришел к полной гармонии через сумасшедшее несчастье! Наверно, он свято верил в свою идею, в свою любовь, и никогда не изменял им! И еще, наверно, потому, что он был героем. Он один осмелился выйти против всех безнравственных идей и поступков, не побоялся. И вопреки всему одержал победу. У кого же я недавно прочитал замечательные слова: «Он не противопоставлял себя другим, а стремился пробуждать в них чувство собственного достоинства. Высшая воля человека – не над другими, а над самим собой, своими низкими помыслами и чувствами». Значит, анархия – это все тревоги и сомнения, все переживания и правда, от которых ты никогда не отступаешься. Это внутренний порядок и порядочность. Это твоя свобода и совесть, что не может быть продано, потому что это и смысл, и нравственность. Вот что он подразумевал под анархией. А что же у меня есть от анархии? У меня есть возможность использовать по назначению чьи-то секретные бумаги ради правды, истины и справедливости. У меня есть возможность любить, быть любимым и не продавать свою честь, чувства и совесть за блага и избавление от страха!

Он нервничал, был возбужден до крайности.

«В куче тоже должен быть хоть какой-то порядок. Но его нет. Это именно то, что происходит в стране, в которой я оказался столь странным образом», – подумал Михаил.

Он решил восстановить если не логику, то хотя бы цепочку событий, происшедших с ним в последние дни. Его пугало, что в своих рассуждениях он ненароком выйдет на что-нибудь конкретное, неприемлемое, но продиктованное сложившейся ситуацией. Эту мимолетную мысль он отмел сразу же. «Не надо быть умной Эльзой и строить черные прогнозы. Надо остановиться исключительно на аналитической задаче. К тому же здорово, когда мозг работает логично, интенсивно и в нормальном режиме. Кроме очевидной пользы оценки сложившейся ситуации, это еще и отвлечет меня от грустных мыслей о Лизе». Он страстно желал этого – и этого ему так не хотелось. Он жаждал анархии, противоборства, действий, и в то же время он хотел остаться в стороне и полностью посвятить себя Лизе. Он остерегался своих мыслей, они сводили его с ума. И еще он до внутренней дрожи возвращался в памяти к очень важному для него событию. Он до смерти боялся вернуться в памяти к встрече со своим правнуком. В противном случае, он поверит в то, что это было наяву. «Все произошло как во сне, словно мне это привиделось. Но это было! Нет, нет, нет, – твердил уже не Михаил, а сам его мозг, – этого не может быть! Этого не могло быть! Мне никто не поверит. Это слишком нереально. Поверить в это можно, лишь будучи не в здравом уме, или у меня начались уже не внешние, а внутренние проблемы». И снова энтузиазм уступил место пессимизму и апатии. Уныние шло за ним буквально по пятам. О плохом не хотелось думать. Бунтовать он тоже не пытался. Теория теорией, а в сотне случаев из ста до практики наши революционные помыслы так и не доходят. Поэтому он постарался уйти к более простому и легкому пути – к воспоминаниям о Лизе, к жалости к самому себе, к мечтаниям о романтической болтовне с Юлей… «Обломовщина», пустая мечтательность поработила и его мозг, и его душу, и его тело. Он лежал на диване, жалел себя, придумывал какие-то несуразицы, мечтал о чем-то примитивном, строил воздушные замки… А может быть, так и надо было поступать? Спортсмены становятся чемпионами мира именно тогда, когда они накануне своего рекорда полностью отключаются от мечты о победе, расслабляются и думают на совершенно отвлеченные темы.

Михаил проснулся в три часа ночи. Сна как не бывало. Помимо его воли мозг сам по себе стал воспроизводить события последних дней. Пришлось встать, пройти на кухню, приготовить обжигающий горло чай, сесть в кресло и глоток за глотком, момент за моментом воспроизводить недавно происшедшие событии.

Двенадцатое июня. Проблема была в том, что его постоянно атаковали одни и те же мысли. Они никак не отпускали его мозг. В голове вновь и вновь повторялись одни и те же события. В десятый, в сотый раз его мучили картины пережитых дней. Что-то неестественное и незавершенное было в том, что с ним до этого произошло. Михаил не знал, что творилось в городе и в стране двенадцатого июня. Это был день выборов. Ни телевизора, ни радио, ни газет в его палате не было. Никто с ним на политические темы не разговаривал и в курсе последних событий не держал. Нельзя сказать, что Михаилу было все равно. Это не так. Просто он был вне политики, вне Конституции и вне избирательного права. А если сказать еще проще, то он не являлся гражданином новой России, а стало быть, и каких-либо прав у него тоже не было. Он оставался гражданином России девятнадцатого века. В новой России он был пришельцем. В реальной жизни живут по реальным законам. Считаешь себя вне реальности – отправляйся на Пряжку. Там не выступают и не голосуют. И все же двенадцатое июня было для него особенным днем – днем его личной жизни, днем самооценки и рождения планов на будущее. А если мы думаем о будущем, значит, мы живем. Он не мог не быть гражданином России. Он должен был что-то делать. Тот день был днем откровения и выбора – это были его выбор и его решение. И это были его собственные выборы! Это была его анархия. Его абсолютная свобода и порядок. Он не знал, что в этот день большинство россиян, так же как и он, не участвовали в выборах – по убеждению или просто потому, что природным чутьем они чувствовали обман, но выразить его словом или делом не могли.

Тринадцатое июня. В этот день он пытался с раннего утра найти ответ на вопрос: «Как снова стать гражданином своей страны»? При наличии такого богатства, как абсолютная свобода и порядок, необходимо иметь государство, где это богатство можно потратить без остатка. Все предыдущие попытки ни к чему хорошему не приводили. Отрицательный опыт – тоже опыт. Его, непременно, надо учесть. Итак, тринадцатое июня. Время после ухода куратора тянулось бесконечно долго. Никто к нему не приходил, и никто его не забирал из Академии. Может быть, это были всего две-три минуты, а может быть, и целых два-три часа, он не знал. Время остановилось. Тогда-то Михаил и подверг события последних дней тщательному анализу, осмыслению сложившейся ситуации и прогнозу на будущее. Ничего хорошего прогноз не сулил. Пока пациент в больнице – он узник. Михаил прекрасно понимал, что его не отпустят из-под тщательного надзора до тех пор, пока нужные бумаги ни попадут в руки куратора. Но так жить нельзя! Он не преступник и не псих. Он даже не понимал, о каких бумагах идет речь. Михаил отчетливо осознавал тот факт, что все это тоже знают. Но обществу до этих знаний нет никакого дела. Сейчас – все сами за себя, и он всем безразличен, а значит, он безразличен обществу. Он – соринка в глазу общества, а значит, пропащий и обреченный на забвение человек. И в то же время именно у него в руках была бомба, опасная не для народа, а исключительно для власти, для тех, кто занимался глобальным переустройством мира на Земле. «Ну вот я и стал студентом-бомбистом, тем продажным выродком-недоучкой, кого я всегда презирал в свое комфортное время девятнадцатого века». Надо было вырываться на свободу во что бы то ни стало. А для этого надо было что-то делать. Надо было действовать, сопротивляться, что-то предпринимать. Именно тогда у него родилась идея связать все концы в единую нить. Этот день настал, этим днем был день выписки. Дольше откладывать было нельзя! Да, именно в этот момент личного откровения у Михаила созрел логичный и осмысленный план. Он был полон оптимизма и жажды деятельности. Но оптимизм, как порох в смертельном бою, заканчивается в самое неподходящее время. В дверях палаты появились злые гении неволи. Два здоровенных медбрата вывели его во двор, посадили в микроавтобус и куда-то повезли. Казалось, и время, и шансы были упущены. Но, странное дело, чувства отчаяния почему-то не было. Мозг работал как никогда ясно, быстро и эффективно. Он мгновенно взвешивал все «за» и «против» без оглядки и без промедления. Принимал решения по обстоятельствам. А это значит верно, хотя и без плана. Но действовать без плана – это глупо. Рациональное сознание девятнадцатого века все время путалось под ногами и пыталось отвратить его от противоправных и опрометчивых поступков. К сожалению, уже было поздно, подавляющий инстинкт самосохранения одержал победу. В итоге законопослушное сознание прошлого времени уступило место сумасбродному и авантюристическому сознанию новой истории. И это сработало. Оно просто не могло не сработать. Михаил оказался на свободе, добыл настоящий паспорт и спрятался в своей норке.

Четырнадцатое июня. Он еще не знал, что конкретно надо делать, но точно знал одно: тех глупостей, которые уже совершил тринадцатого числа, больше повторять не следует. Впрочем, что там лукавить, он гордился собой за первую победу! А поразмыслив еще немного, он признался себе в том, что именно вчерашние глупости позволяют сегодня строить осмысленные планы. «И все же вчерашние глупости, лучше не повторять, лучше не нарушать закон, лучше взять закон на вооружение. Я же юрист, и из этого надо извлечь выгоду и получить преимущество», – решил Михаил. Теперь он мог себе позволить так рассуждать, ведь к этому времени произошли не только теоретические события в его мозгу, но и вполне конкретные события в реальной жизни.

Четырнадцатое июня началось с того, что снова было раннее утро и снова он находился среди могил Смоленского кладбища. Все было по-прежнему, тот же склеп, и так же холодно, как и утром девятнадцатого апреля. Михаил вновь и вновь прокручивал в голове свой сумасшедший план. Он вертелся в голове, как навязчивый мотив полюбившейся мелодии. Это грозило ему тем, что идеальный план, как и полюбившийся мотив, мог в итоге надоесть, опротиветь, осточертеть. Зато здесь он действовал строго по закону!

Михаил знал, что Василия с его друзьями сегодня на кладбище не будет. Да и зачем? Те же бутылки они могут собрать гораздо ближе к своему дому. Поставленная задача была выполнена еще в апреле. Кладбищенская тема перестала быть актуальной. За два прошедших месяца Михаила не было даже поблизости с Васильевским островом, не то что на Смоленском кладбище. Если там кто-то и дежурил, то этот бедолага, без всякого сомнения, давно уже утратил свою бдительность. И все же сегодняшний визит Михаила на кладбище не останется незамеченным. Он был уверен, что именно сегодня, когда народ «счастлив» от того, что в воскресенье Ельцин избран президентом России, а Собчак – мэром Ленинграда, с ним ничего не произойдет. И пустых бутылок от выпитой простым народом «бормотушки» будет хоть отбавляй. Ведь народ крепко выпивает только в двух случаях: либо по случаю великой радости, чего явно не наблюдалось, либо с горя и «полной безнадеги», как говорил толстяк-старпом с океанского лайнера «Михаил Лермонтов».

От улыбки было не удержаться. Не по поводу выборов. Фальшивые результаты и смешные вещи – не одно и то же. Он улыбался по поводу кладбища. Кладбище то же, а вот склеп обновили. Михаил разглядывал его издалека. Он не хотел попадать в поле зрения камер видеонаблюдения или под надзор вон того старика-бедолаги, который сидел к нему спиной и что-то читал. «В такое-то время? Что ж, сейчас на кладбище как минимум два психа». Старый заброшенный склеп сегодня выглядел так, словно его по частям разобрали, вокруг все вскопали и снова все вернули на прежнее место. «Ну что ж, – подумал Михаил, – вполне в духе времени, реконструкция могилы и революция в обществе очень похожи по результату и по смыслу. Ладно, будем считать, что я предсказуем. Если в прошлый раз мое появление было противоестественным, случайным событием, то сегодня оно будет осмысленным и заранее спланированным. Если к подцепить плиту вот на этой могиле, а не там, где меня ждали, то под ней откроется маленький тайничок». Он-то и нужен был Михаилу.

Уже находясь в безопасности, вдалеке от кладбища, он с грустью посмотрел на сверток со старушечьими обносками, которые помогли ему свободно гулять среди могил и собирать бутылки в небольшую авоську. Проблема была с усами. Пришлось сгорбиться и замотать лицо коричневым старушечьим платком таким образом, чтобы были видны только глаза и нос. И наконец, чтобы все выглядело правдоподобно, он даже дошел до Пятой линии, где круглосуточно работал пункт приема стеклотары, и сдал посуду. Спасибо Василию, его ценный опыт прикидываться бомжом теперь пригодился по полной программе.

Но этот маскарад нужен был только для камер видеонаблюдения. Странным образом, но все те люди, которые дежурили в это утро на кладбище, не могли припомнить ни усатого и длинноволосого мужчину, ни старуху-бомжиху, ни кого-либо еще.

Потягивая крепкий и противный кофе с хорошей порцией цикория, он с умильной улыбкой вспоминал вчерашний день. Тринадцатое июня стало для него исключительной датой – первым днем рождения его сумасшедших стратегических планов, которые не были подвластны отдельным тактическим ошибкам и экспромтам. Эти планы он почему-то называл глупостями. «А что еще ожидать от психа и от тринадцатого числа? Для меня этот день, без вариантов, был днем глупостей. Ведь я по определению – псих. Да и тринадцатое по определению день ненормальный – день целой горы глупостей, как и та глупость, когда я оказался там, где меня не должно было быть, – в другом столетии». Он остро понимал простую вещь: законопослушный и добропорядочный Михаил Петров остался в приличном обществе девятнадцатого века, а здесь оказалась его темная сторона, готовая к любым крайностям, которую статский советник Михаил Петров без особого труда всегда держал на привязи. «Сегодня после фальшивых выборов мне дали фальшивую свободу, а значит, спустили с цепи. Я волен делать все, что захочу, и даже то, чего мне совсем не хочется делать. Я тот дворовый пес, которого на ночь отпустили погулять. Пес думает, что ему дали свободу на всю жизнь, но придет утро, и его снова посадят на цепь. Так будет со всеми – и с теми, кто голосовал, и с теми, кто не голосовал двенадцатого июня».

Как бы там ни было, этот день действительно стал для него днем приобретения практических навыков и адаптации к суровым революционным будням. Этот день дал ему свободу и окунул в государство и общество. В этот день Михаил успел отведать все прелести сразу. Наглотаться политической мутной воды, еле-еле отбиться от хищных пираний, одуревших от произвола анархической свободы, и повстречаться с единственным человеком, который был рядом и был ему дорог. Человек, который заполнил вакуум, образовавшийся в его жизни после отъезда Лизы за границу. Этот человек был его настоящим и надежным другом. Это была Юля. Только сейчас он понял, что Юля – это не только нежная влюбленная девушка, но и тот единственный человек, который никогда от него не откажется и не предаст его ни при каких обстоятельствах.

Михаил неожиданно вспомнил, что вчера кто-то из митингующих на набережной назвал этот день днем победы демократии. Что это такое, он еще не знал. Само понятие «демократия» не имело для него практического смысла. Это была чья-то теоретическая догма, которую следовало принимать на веру. Какой она оказалась на самом деле, он понял тоже вчера.

А с другой стороны, трудно сказать, чего вчера было больше – побед или поражений. Этот день надо было пережить, и он это сделал. Самое главное, что и ночь с тринадцатого на четырнадцатое оказалась незаурядной. В эту ночь Михаил не спал. Он приступил к реализации плана под названием «глупости 13-го июня». Это звучало в его голове как название рассказа, который начинался с истории о человеке, сбежавшем из сумасшедшего дома и добровольно вернувшемся назад, чтобы совершить преступление и еще раз оттуда сбежать! Глупости 13-го июня следовали за ним по пятам. Он мысленно возвращался и возвращался к этим событиям, как преступник возвращается к месту преступления.

Прощание с Юлей разрывало его сердце и ранило душу. Он не проводил ее до дверей квартиры на Старо-Невском и не поцеловал в щеку на прощанье. Он просто вышел из машины, открыл заднюю дверцу, галантно подал девушке руку, закрыл за ней дверь, сказал: «До свидания», снова сел в машину и уехал.

Душевные страдания и угрызения совести прервал водитель такси.

– Куда теперь?

– Назад, на проспект Просвещения.

Спроси его, зачем он поехал туда, откуда только что сбежал, он не смог бы это объяснить даже под пытками. Этому просто не было объяснения, он лишь понимал на уровне животного инстинкта, что должен сделать именно так.

Была уже глубокая ночь, когда Михаил снова вошел в парадную Юлиного дома. До этого, как учила его Лиза, он наблюдал за всеми людьми и машинами, он все изучал и примечал. По лестнице Михаил тихо поднялся на девятый этаж. На лестничной площадке никого не было. Он подошел к Юлиной квартире, некоторое время постоял перед ней, резко развернулся и плотно прижался к двери спиной и затылком. Ему хотелось выть, рыдать и биться головой о стену. «Господи, ну до чего же мне плохо! Хоть напейся до полусмерти…» Михаил увидел квартиру под номером 135, подошел к ней и нажал на кнопку звонка. Было уже около одиннадцати часов ночи.

Инга и Армен ужинали. Они встретили Михаила, как близкого человека, были ему рады и пригласили за стол. За плотным ужином Михаил совершил еще одну глупость – отведал хорошего армянского коньяка. Совсем чуть-чуть, граммов тридцать, но этого было достаточно, чтобы в голове был снят запрет на все тормоза. Под хлебосольным армянским натиском было не устоять. А уж если ты пригубил этот сказочный напиток, то пить надо до дна. «Выпил рюмку, выпил две…» Нельзя сказать, что он этого не хотел. И, о чудо, он и сам не заметил, как вся тяжесть душевных переживаний в какой-то момент застолья растворилась. Неожиданно для самого себя он понял, что мир вокруг него продолжает жить и в этом мире существуют и радости, и гармония. Какая все же прекрасная штука жизнь! Ему было хорошо, и он всех любил необъятной человеческой любовью. Михаил слушал о строительном бизнесе Армена, где-то поддакивал, где-то откровенно восхищался им. А уже в конце застолья он сам вызвался помочь ему с постановкой на учет автокрана, который был приобретен Арменом по баснословно низкой цене. «Здесь либо какой-то подвох, – улыбаясь, тихо сказал захмелевший Михаил, – либо вещь краденая». «В армии сейчас все краденое, хотя и продается на полном законном основании», – спокойно ответил Армен. И они выпили за удачную покупку.

Последней глупостью явилось то, что он отказался остаться на ночлег и решил отправиться в свою «норку» – на улицу Халтурина.

Михаил вышел из хлебосольной квартиры на площадку лестничной клетки и увидел у двери Юлиной квартиры своего правнука. Шоковое удивление длилось никак не менее нескольких минут. Они стояли друг напротив друга и молча, с любопытством разглядывали собственные образы со стороны. Только сейчас Михаил вспомнил, что эту встречу со своим далеким потомком он отчетливо видел во сне. Поэтому и вернулся. Была ли она на самом деле или нет, никто так и не узнает. Что только не взбредет в хмельную голову. И все же он был убежден, что такая встреча состоялась. Он принимал на лестничной площадке парадной в доме на проспекте Просвещения самого дорогого для него гостя – реального Михаила. Михаила из двадцатого века. Он даже в планах не мог предположить, что их встреча состоится, но вот надо же, неожиданным образом это произошло.

– Сбежали?

– По привычке.

– А вот мне все никак не привыкнуть. Вы сбегаете, а я возвращаюсь.

– Меня привозят. И вообще я уже не живу собственной жизнью. Одно хорошо: все чаще меня возят на разных автомобилях.

– Да, с транспортом у них хорошо дело поставлено.

– Мы хорошо дополняем друг друга.

– И тем не менее нам снова нужен транспорт. Надо немедленно отсюда уходить, – тихо произнес Михаил и, посмотрев с улыбкой на своего современного тезку, добавил: – Полагаю, близнецы не напугают таксиста. Вы только сами не пугайтесь, в безопасном месте я все вам объясню.

– Я, конечно, ожидал сюрприза, но не такого масштаба.

До дворницкой они добрались без приключений. Таксисты – народ бывалый, и не такое видели на заднем сиденье своего авто, подумаешь, близнецы. Он довез их до Троицкого моста, даже не проронив ни слова. Оба Михаила тоже молчали всю дорогу. У Марсова поля они вышли.

Их разговор начался только в квартире, когда дверь была надежно заперта.

– Вы уж извините меня, но я уже сыт. Накормлен, как никогда, а вот вам, думаю, следует подкрепиться.

Гость не стал отказываться. Он молчал и с любопытством рассматривал своего двойника.

После плотного ночного ужина близнецы сели на диван, и с этого момента начался их долгий и всё объясняющий разговор.

– Начну, пожалуй, с того, что меня все принимают за вас.

– Вероятно, потому, что мы похожи, – тихо и спокойно произнес правнук.

– Вероятно, потому, что у них нет выбора, – улыбнулся Михаил.

– Извините, «у них» – это у кого?

– У тех людей, которые хотят получить от меня то, что находится у вас, но я к этому никак не причастен. Для освежения памяти они почему-то выбирают психиатрическую клинику. Сейчас на это такая мода?

– Есть много способов освежить память.

– Ведь вы сбежали именно оттуда?

– Это не самое лучшее место на свете.

– Согласен, я там был совсем недавно.

– Вы? – не скрывая удивления, спросил правнук. – Когда?

– Минувшим днем.

– Но зачем?

– Не стану умничать и рассказывать о том, чего вы все равно не поймете и во что не поверите. Я знаю вполне конкретные вещи: вы в опасности, вам нужна помощь, вас любит Юля, вы, я полагаю, в нее тоже влюблены.

– Тоже – в смысле, как и вы в нее?

– Тоже, как и она в вас. Ладно, речь о другом. Вы, как говорят, в бегах, и у вас нет документов. Продолжать?

Правнук молчал.

– Я знаю, что такое быть без документов в нашей стране, поэтому я их попросту выкрал.

– Вы что – профессиональный вор?

– Нет, я профессиональный юрист.

– Ну если по большому счету, то это из одной области, – ухмыльнулся правнук.

– В некотором роде; обе профессии имеют общие точки соприкосновения. Давайте все же поговорим о главном.

– И что же вы считаете главным?

– У меня, как и у вас, есть право на личную жизнь, у вас есть любимая девушка, и у меня тоже есть возлюбленная. Кстати, они подруги. Но мы не можем использовать свое право. За нами охотятся. Вернее, так: охотятся за бумагами, которые находятся у вас, а я просто попал под раздачу в силу исключительного сходства с вами. Вот и все.

– Даже так? – правнук саркастично улыбнулся еще раз, но по-прежнему продолжал сидеть спокойно и слушать своего двойника. Всем своим видом он показывал заинтересованность и готовность к диалогу.

– Интересно, как вам удалось сбежать из-под стражи сегодня, когда там все поставлены на уши?

– А я и не сбегал.

– Как это?

– В дверь позвонили. Я открыл, хотя обещал Юле не делать этого. Свобода вскружила мне голову, и я позабыл обо всем на свете. В квартиру вошел очень крепкий мужчина с серьезным таким интеллектуальным лицом, коротко стриженный, в хорошем костюме.

– Куратор.

– Ну уж не знаю, куратор он или прокуратор. Холеный такой. Белая рубашка с галстуком. Здесь трудно было ошибиться – он из органов. Сказал: «Собирайтесь, поехали!» Я попросил разрешения написать записку Юле. Он разрешил. Мы приехали в какой-то офис, где мне вежливо предложили немного подождать и заперли в кабинете. В обеденный перерыв девушка принесла бутерброды и горячий чай. Прошел день. Уже ночью этот человек снова посадил меня в машину и привез на Просвещения. Он словно знал, что вы меня оттуда заберете.

– Почему вы так думаете?

– Уходя, он сказал: «Не делайте глупостей, стойте здесь и ждите. Вон из той квартиры скоро выйдет мужчина, который позаботится о вас. Все будет хорошо. Это ваш родственник – близнец, так что не удивляйтесь. Прощайте». Вот так все и произошло. Вы ведь с ним из одной команды?

– Я даже не знаю, о ком идет речь.

– Так ли?

– Хорошо, знаю, но общих дел с ним не имею.

– Забавно, но, вероятно, вы у него как на ладони. Он не только знает обо всех ваших перемещениях, но и предугадывает все ваши поступки. Словом, если вы из разных команд, то рассчитывать на вашу помощь проблематично.

– И все же, поверьте мне, здесь мы в полной безопасности. Об этом месте он пока что не знает.

– Ну дай-то Бог.

Наступило продолжительное молчание. Было о чем подумать. Родственники-двойники не переставали друг друга удивлять.

– Первый раз вы сбежали девятнадцатого апреля?

– Восемнадцатого. Шел концерт по миниатюрам Чехова. Артисты играли просто восхитительно. В зале был весь персонал. К этому времени я уже все разведал и знал каждую дырку в заборе. До этого я уже делал пробные выходы на свободу. Ненадолго. Один раз, прямо в халате и в больничных тапках, я прогулялся до маленького комиссионного магазина. Деньги у меня были. Купил спортивный костюм и спортивную обувь. Когда через час я вернулся назад, моего отсутствия никто даже не заметил. Да еще одна нянечка помогла…

– Красивая такая толстушка лет сорока?

– Она.

– У нее очень славная дочка.

– Точно, я тоже пару раз ее видел.

– И что было дальше?

– Она позвонила моему приятелю. Он приехал к назначенному часу. Я переоделся в купленные обноски, добрался до условленного места, спустя некоторое время мы уехали из города.

– А зачем вы снова вернулись?

– Мне нужно было кое-что забрать. Да и не могу я все время сидеть вдали от города и ничего не делать. Я ученый, историк. Мне необходимо постоянно держать свой мозг в тонусе. Скажу откровенно, со мной сделали что-то ужасное. Мне давали какие-то препараты, делали какие-то уколы и все время тестировали. Я сразу же понял, они хотят сделать из меня репу, чтобы втыкать в нее иголки.

– Вас долго мучали?

– Нет. Всего несколько дней. Чтобы создать видимость достигнутых результатов, я, как мог, подыграл им. Но долго симулировать эффект дебилизма невозможно. Кроме того, здесь, как при гипнозе, ты думаешь, что создаешь видимость, а на самом деле гипноз на тебя подействовал и тобой уже управляют так, как хотят. В моей голове и в самом деле начались какие-то непонятные процессы. Я убегал именно от этого. Теперь ваша очередь доказывать мне, что вы не «засланный казачок».

– Подосланный двойничок?

– Без разницы.

– Вполне резонно. У меня есть история, в которую никто не верит, за исключением, правда, одного человека – моей возлюбленной.

– Послушайте, давайте оставим наших дам в покое, иначе скоро мы начнем хором реветь, как бабы.

– Ваш настрой мне нравится.

– Это только здесь я такой смелый, а в реальной жизни я – трус и тюфяк тюфяком, вшивый интеллигент.

– И тем не менее было бы неплохо знать вам и мою историю.

– У меня есть выбор?

– Это вы сами решите.

В течение двух последующих часов Михаил детально рассказывал историю своей жизни, особенно обращая внимание на такие тонкости и детали, которые никто не мог знать. Правнук был столь поглощен его рассказом, что в какой-то момент он вдруг выкрикнул.

– Вы – мой прадед?

– Да, Михаил. Теперь о самом неправдоподобном: о том, как я здесь оказался, и о том, что здесь со мной произошло.

После этой истории наступила продолжительная пауза. Наконец правнук произнес:

– Значит, все ваши неприятности в этом времени связаны со мной и с бумагами моего отца, – он немного помолчал. – Вы хотите, чтобы я передал вам эти бумаги?

– Ни в коем случае! Зачем они мне? Я хочу, чтобы мы сообща придумали, как нам быть, что делать дальше.

– Я обещал отцу, что сохраню их. У меня только копии. Где находятся оригиналы, я не знаю. Вероятно, есть еще кто-то посвященный. Это скорее всего тот человек, который облечен высшим доверием и которого нельзя подставлять ни при каких обстоятельствах. Я думаю, что именно он является гарантом моей безопасности.

– Дорогой мой родственник, поймите меня правильно, меньше всего я хочу заниматься этой проблемой. Давайте начнем с малого – с нашей свободы и безопасности.

– У вас наверняка уже есть какой-то план. Юристы без мудреных комбинаций и накрученных планов жить не могут.

– Тут вы правы. Для этого я и похищал ваш паспорт. Но в моем плане должен участвовать только один человек, кто-то один из нас.

– План ваш, вам и участвовать. Я так полагаю. А мне что ж, опять суждено прятаться и дожидаться счастливого конца.

– Если кратко, то да.

– И как вы себе это видите?

– Нам поможет Юлин отец. Он в больших друзьях с самим мэром. Проверка вашего личного дела сегодня же будет поручена специальной комиссии. Юля обещала мне это. А он для своей любимой дочери сделает все, что она попросит. Сначала будет определено основание для изоляции в психиатрическую больницу. Вероятно, в обмен на нашу свободу уважаемые агентства договорятся не предавать огласке методы так называемого лечения, применяемые препараты и специальные методики, ну и, конечно, сам факт содержания вас в клинике.

– Думаю, что вы правы. Скорее всего, здесь действительно будет достигнут какой-то паритет. Меня уже никто не станет забирать на Пряжку.

– На Пряжку не станут забирать того, у кого настоящий паспорт. И вот еще что: главное, чтобы нас не видели вместе.

– Ну это не проблема.

– Полагаю, да. Это уже хорошо. Я легализую ваш паспорт, стану Михаилом Петровым, то есть вами. Но работать буду по своей специальности. У меня даже есть пара хороших предложений.

– Пока бумаги у меня, вы будете в большой опасности. Я должен передать их вам.

– Зачем?

– Это же копии! Жизнь дороже. В самом крайнем случае вы отдадите им то, за что они убили моих родителей.

– Но это несправедливо!

– Это компромисс. Другого способа нет. Я должен вам кое-что рассказать…

– А вы не боитесь, что я все-таки никакой не родственник, а двойник со спецзаданием?

– У меня есть выбор? Я дошел до крайней точки…

То, что Михаил узнал от своего современного родственника, повергло его в негодование, уныние и безысходность. Не помог даже качественный армянский коньяк. Тайник, в котором настоящий Михаил прятал некоторые вещи и очень важные бумаги, находился именно на Смоленском кладбище. И сейчас, стоя на этом кладбище, Михаил из чужого времени размышлял приблизительно так. «Если хорошенько, да наедине, разговорить Василия, то наверняка он сознается, что в тот день, 19 апреля, не просто блуждал по кладбищу со своими друзьями в поисках пустых бутылок, а искал их аккурат в том месте, где мы и познакомились. Да что Василий? Он просто пешка в чьей-то игре. Михаил по этому поводу даже анекдот рассказал: “Армянскому радио задают вопрос – чем отличается генсек (это он, наверно, имел в виду генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Ильича Брежнева) от гроссмейстера? Армянское радио отвечает: гроссмейстер ходит Е2 – Е4, а генсек ходит едва-едва”. Едва ли и Василий мог ходить быстрее. Он ходил так, как ему разрешали, а не так, как он хотел. Как он мог повлиять на события? Никак. Но таких Василиев по всей стране были миллионы. Это та критическая масса, которой можно было эффективно управлять. И в нужный момент она уже ходила не едва-едва, а весьма виртуозно. Она сеяла антигосударственное зло, политическую ненависть, межнациональную вражду. Она являла собой движущую силу истории. И двигали эту силу умелые и опытные люди. А кто стоял за ними, можно только догадываться». Михаил не пытался даже вскользь затрагивать эту тему. Но его мозг, его глаза, его уши все анализировали, видели и слышали. Было очевидно, что идет развал государства, надвигается революция. И уже ничем ее не остановить. «Народ на народ, стенка на стенку, пролетариат на пролетариат. Как там сказал Андрей? Пролетариат от слова “пролетать”? Да, именно так. Пролетариат опять в пролете», – грустно улыбнулся Михаил. Сто пятьдесят миллионов россиян во время всенародного референдума 17 марта голосуют за сохранение единой России, а Горбачев и Ельцин дружно на это плюют и разваливают государство в считанные дни, да еще в наказание за всенародное вольнодумство со 2 апреля в 2–3 раза повышают цены на большинство товаров первой необходимости. Вместо того чтобы в период экономического кризиса на Западе сохранить структуру Совета экономической взаимопомощи, они же принимают «гениальное» решение – перейти на систему международного валютного обращения. СЭВ разваливается на глазах в считанные секунды, а западная Европа благополучно выползает из кризиса. И даже спасибо России не сказала. За несколько дней это не сделаешь, такие вещи готовятся годами, заранее. За день до выборов президента России ее заклятый враг, США, вдруг становится другом и предоставляет Советскому Союзу очередной кредит в полтора миллиарда долларов под такие проценты, что родной стране можно только позавидовать и с грустью произнести: «Будь у меня такие деньги, я бы тоже дал ей убогой на пропитание и под проценты стране». Народ еще не знает, но уже сегодня в подмосковной резиденции президента СССР Ново-Огареве решается вопрос о развале Советского Союза. Вот что прописано и предугадано в документах, которые так нужны куратору. В тех документах прописан весь сценарий на несколько лет вперед. Разве может такое попасть в народные руки? А если и попадет, то поверит ли в это народ? Нет, не так, а вот так: кому тогда поверит народ – стабильно обманывающему государству, продажным политикам или какому-то правдолюбу-выскочке? Развелось тут слишком много шибко умных вшивых интеллигентов. Конечно, он поверит государству. Главное, чтобы не было лишнего шума и этих двух полусумасшедших Михаилов со своими бумагами. Опять ему вспомнилась шутка водителя «Рафика» – «двое из ларца, одинаковые с лица».

Все это ему поведал Михаил из нового времени. Он сказал, что его отец не был провидцем, просто у него были документы. По воле случая он стал обладателем тайны «посвященных». Он слишком много знал. И так же, как и его далекий предок, дядя Михаила из прошлого времени, вышел из игры вопреки суровым правилам и в самое неподходящее время. Но самым «тяжким грехом» явилось то, что он открыл священную тайну секретных бумаг. Незначительную, но убийственную информацию он сообщил на одном из политических митингов. Тем самым он подписал себе приговор. Автокатастрофа. Родители Михаила погибли. Отец и мать Михаила вдвоем ехали в Москву, где должны были встретиться с представителями высшего эшелона власти. Шофера служебной машины тоже не стало. Трагическая случайность. Просто и радикально. «Ведь ясновидцев, впрочем, как и очевидцев, во все века сжигали люди на кострах». Но уникальные документы и именное табельное оружие остались. Их-то и надо было срочно и надежно спрятать. Что Михаил и сделал, как только узнал о смерти родителей.

– Ваша мать была вне политики, но и ее не пощадили, – с грустью в голосе сказал Михаил.

– Эти люди, чтобы убрать источник опасности, могут пожертвовать не только машиной, но и самолетом, поездом или океанским лайнером. К тому же народное негодование в этот политический период им только на руку.

– Цель оправдывает средства.

– Еще как оправдывает. Народу нужны сенсации.

– Сейчас вы подвергаете опасности не только себя, но и еще нескольких человек. Вот почему вам надо исчезнуть. Ненадолго. Время историка Петрова наступит лишь 21 августа.

– Вы в этом уверены?

– Абсолютно.

– Ну что ж, тогда я поеду туда, где прятался до встречи с Юлей. Я ведь уже дал вам свое согласие, если в ваших планах не нашлось места для историка в период глобальных исторических перемен.

– Для ваших летописей я соберу достаточное количество материалов и исторических фактов. Вы так и не были на Мойке?

– Нет. Ни разу. Там, наверно, уже все разграбили. Смотреть на все это у меня не хватит сил.

– Хорошо, я там сам все приведу в порядок.

– Вот, возьмите ключи. И при случае поменяйте замки на более надежные.

Они детально обсудили общие дальнейшие действия. Современный Михаил в течение двадцати минут дойдет до причала у Тучкова моста. Он должен успеть к самому отправлению «Метеора». Михаил – гость из прошлого выполнит то, что только ему под силу сделать здесь, на Смоленском кладбище. Он извлечет бумаги из тайника, пронесет пакет мимо всех тех, кто ждет там появления Михаила. Он это сделает так умело, что они просто не заметят его и даже бровью не поведут. Этот факт не отразится ни в чьем мозгу. Михаил станет для всех фантомом, человеком-невидимкой. Потом он растворится в толпе, и следующая его встреча с Михаилом из нового времени состоится только у Тучкова моста. Современный Михаил уедет на «Метеоре» в Петродворец, оттуда на электричке в Лигово, пересядет в электропоезд на Гатчину и затеряется где-то на даче у своего знакомого Льва Наполеоновича в Вопше, под Большими Колпанами. А здесь останется Михаил из чужого времени. Его планы только набирают свою силу. Эта сила нереального человека должна защитить настоящее, сегодняшнее, реальное.

Правнук долго и тщательно изучал паспорт, который передал ему Михаил. Теперь беглец стал вымышленным Николаем с липовыми данными: с новой фамилией, историей прошлой жизни, местом рождения и прописки. А гость из прошлого стал Михаилом из нового времени. Так человек из чужого времени получил то, что хотел, – законные документы и легальное положение. Он превратился в гражданина перекраиваемой страны, историка, доктора тех самых наук, в которых совершенно не разбирался. Ему не надо будет скрываться на чужой квартире. Теперь он сможет законно жить у себя дома, на Мойке, 47. Он дееспособен, не псих. Вот только надо дворницкую в последний раз навестить и забрать свои вещи, которые туда отвезла Лиза. Да еще дождаться звонка от лже-Николая.

– Берегите себя, теперь вся опасность будет направлена только на вас.

– Я что-нибудь придумаю. Один раз я уже умер, дважды это не произойдет. Пока есть документы, есть мы. Я спрячу их в надежном месте и сообщу вам, где именно.

– Логичнее было бы остаться мне. Юля как-никак моя девушка. С ней было бы безопаснее.

– Юлю вообще надо оставить в покое и не подвергать опасности. Не надо создавать ей дополнительные проблемы, у нее их и так предостаточно. Придет время и вашей любви.

– А разлука с Лизой ни на что не повлияет?

– Я люблю Лизу и во что бы то ни стало дождусь ее.

– Тогда и я дождусь Юлю. Если, конечно, мои появления и исчезновения ей не надоедят.

– Ей надо написать письмо. Я постараюсь передать его до ее отъезда… через Лизу.

– Я сейчас подумал о главном и понял, что ничего не может быть главнее любви.

– Полагаю, там тоже так думают. Это самое уязвимое наше место. Именно поэтому непредсказуемым осталось одно – моя встреча с куратором и заключение сделки: ему документы, мне – безопасность Лизы. Компромиссная договоренность.

– А он пойдет на компромисс?

– Не знаю, но попытка – не пытка.

– Что я могу сказать, если нет сильной масти, надо играть свою игру.

– Хороший совет, я так и сделаю.

И вот Михаил-пришелец уже с грустью смотрит на отплывающий «Метеор», а Михаил – беглец из настоящего времени и из сумасшедшего дома чуть задержался на палубе и скрылся внутри корабля.

Спустя два часа в дворницкой на Халтурина раздался телефонный звонок. Михаил быстро снял трубку. «Я в Пекине. Здесь ясная погода. До встречи». Это значит, что беглец добрался до платформы Лигово и звонит буквально за несколько секунд до прибытия электрички на Гатчину.

Они приняли решение. Ни один, ни другой Михаил встречаться с Юлей не должны ни при каких обстоятельствах. Это основное условие их уговора. Да скорее всего в ближайшее время они с ней и не встретятся. Юля получила приглашение от подруги из Америки и через неделю вместе с дочкой уезжает на месяц или чуть дольше погостить за океан. Может быть, это произойдет и раньше, все зависит от американского консульства и от Марины.

Время шло. Снова и снова Михаил прокручивал все события в своей памяти, делал выводы, строил схемы, увязывал воедино отдельные элементы, которые не поддавались ни логике, ни здравому смыслу, и все же они были. Когда все выстроилось в некоторую завершенную и понятную ему систему, он понял, что реализовать намеченные планы стало намного легче. Эта уверенность отразилась в его сознании как далекий свет в бесконечном туннеле, как эхо в бездонной расщелине.

Неожиданно он почувствовал, что наступило умственное перенасыщение. Голова отказывалась работать, и никакие удары хлыстом не могли ее взбодрить. Нужен был отдых. Сон выключил все системы без спроса. Когда Михаил очнулся, то тут же усомнился в реальности встречи со своим родственником из настоящего времени. Было такое ощущение, словно ему все это приснилось. На столе грудой лежали незнакомые предметы: толстая папка с бумагами, табельное именное оружие – пистолет ТТ, пачка патронов к нему и кортик. Это все, что осталось от отца Михаила. К тому же ужасно болела голова. «Зря я вчера выпил столько коньяка. Дебют не удался, и на этом ставим точку».

История отца современного Михаила была типичной для многих военных периода первого этапа разоружения. В 1961 году его, молодого и перспективного офицера, в звании полковника уволили в запас. В стране шло сокращение вооруженных сил. Он в это время служил в демократической Германии. Его войсковая часть военно-воздушных сил СССР сокращалась вдвое и переводилась в состав дальневосточного военного округа. Через пару месяцев должен был появиться на свет Михаил. И выбор был сделан в пользу семьи. Пришло время заниматься мирным трудом. Пока он работал в Ленинградском исполкоме, куда его приняли сразу же по возвращении в Советский Союз, вопросов о табельном оружии никто не задавал. Но когда началась перестройка, он предусмотрительно убрал все, в том числе и некоторые бумаги, в семейный тайник. К этому времени он занимал уже очень высокий пост в силовой и политической структуре города Ленинграда.

Первый раз с обыском пришли в 1989 году. Но оружия не нашли. Отец Михаила сказал, что его украли, пока семья отдыхала на даче. Никто ему не поверил, но вскрывать камин и полы не стали, хотя металлоискателем прощупали все, включая стены и потолок. За отцом и квартирой было установлено наблюдение. Михаил сам предложил отцу свою помощь, и тот отдал ему копии секретных документов и именные вещи. «Запомни, мой мальчик, оригиналов нет. Я отдаю тебе копии. Вот только оружие настоящее, не поддельное, – пошутил он, – я подвергаю тебя ужасной опасности, будь осторожен, береги себя. Если со мной что-то случится, спрячь все это. Что делать с бумагами, сам решишь, когда их прочитаешь. Память у тебя отменная, все и так запомнишь, так что береги голову, а не бумаги. А станет совсем плохо, отдай им все, жизнь дороже. Да и знаешь, я думаю, сейчас вряд ли уже что-либо исправишь. И все же чем черт не шутит». Он понимал, что не следует подвергать сына опасности, но положиться на кого-то другого не мог. Так бывает. И именно этот случай бывает самым надежным. Он умышленно вложил в голову некоторые сомнения, чтобы не связывать его с бумагами подобием клятвенного обязательства. Все должно было делаться по обстоятельствам.

Михаил понимал, что оригиналы тоже существуют, но где они спрятаны, он не знал.

Сейчас все это лежало перед Михаилом из прошлого времени, рядом с большой черной сумкой, водруженной на стол, которую он использовал вместо подушки. И от всего этого добра надо было как-то избавиться. Спрятать. С этой мыслью он и заснул. А когда проснулся, тотчас вслух произнес: «Но где?» Дальнейшую комбинацию он проигрывал уже мысленно. «В квартире на Мойке? Абсурд. Здесь, в дворницкой? Это уже более реально. Ну а если… Мало ли что, кого он тогда подведет? Кого подвергнет опасности? Марину. Нет, этого делать нельзя, решил Михаил. Это непорядочно. А что если рядом с квартирой? Точно, большая гранитная плита перед входом в квартиру из парадного подъезда не закреплена. Все потому, что под ней не закреплены кирпичи. А кирпичи, в свою очередь, уложены на цементное основание, которое превратилось в пыль. Чтобы все исправить, всего-то и надо три килограмма цемента да ведро песка из песочницы.

Спустя пару часов гранитная плита лежала на плотном основании, ничем не отличаясь от своих соседей, и проблема с опасными предметами была решена. Все было надежно замуровано в старинном полу перед самым входом в квартиру. Для верности он хотел вымыть пол во всей парадной, но вовремя одумался – в парадных давно уже ничего не мыли, это бы точно вызвало подозрение. Поэтому Михаил взял швабру и равномерно раздул ею пыль по всему полу. Теперь уже и плитка-тайник не выделялась на фоне остальных. Он вынес остатки песка, мусор, обломки кирпича, извлеченные из-под гранитной плиты, в подвал, там такого добра было много, после чего вернулся в квартиру. В это время снова раздался телефонный звонок. Он машинально схватил трубку.

– Михаил, привет. Это Марина. Будь дома и, пожалуйста, никуда не уезжай. Как хорошо, что я тебя застала. Я скоро приеду. Надо поговорить.

Звонок был полной неожиданностью для него. Что ни говори, а знакомому голосу Михаил был рад. Не понимая смысла ее скороговорки, он интуитивно произнес:

– Хорошо.

Она повесила трубку. Что это? Провокация? Чья-то просьба? Известие? Гадать Михаил не стал. Он решил подождать. Время покажет. А время показывало пять часов вечера. Вот и пролетел день. Вчера он был бесконечным, а сегодня невероятно коротким, словно какой-то шутник взял и перевел стрелки на пять-шесть часов вперед.

Она приехала одна. От нее приятно пахло дорогими духами. Легкая кофточка на одной пуговке скрывала разве что ее красивую грудь. Голая талия, джинсы в обтяжку, туфли на высоком каблуке – вот и весь внешний вид. Почти весь. Ее лицо и волосы были удивительно красивыми. Да что там говорить, в убогую дворницкую вошла ослепительно красивая молодая женщина, удивительно похожая на леди Ди.

– Привет, – сказала она спокойно и очень доброжелательно.

– Здравствуйте, Марина, вы всегда были неотразимы, но сегодня вас даже не с кем сравнить, разве что с женой принца Чарлза.

– Михаил, мне казалось, что мы уже перешли на «ты».

– Подданные всегда обращаются к своей королеве только на «вы».

– У вас уже есть своя королева.

– Несомненно, но я имел в виду вселенский масштаб.

– Приятно, – сказала она просто и мило улыбнулась. – Приглашаю в мое кафе. Там обо всем и поговорим. Только вчера я сделала новую прическу, и уже третий человек говорит мне, что я стала похожа на принцессу Диану. Надо будет поменять имидж.

– Не надо.

– Правда нравится?

– Очень, – увидев, как Марина по-кошачьи стрельнула глазами, Михаил сразу же решил поменять тему: – Как вы узнали, что я здесь?

– Сегодня у меня была Юля. Она сказала, что вчера ты уехал с Просвещения. А где тебе еще быть, как не здесь? Позвонила наудачу и надо же – застала дома.

Они вышли на набережную, сели в ее иномарку с четырьмя кольцами на решетке радиатора и поехали на Фурштатскую.

– Марина, давайте договоримся сразу же: никаких сюрпризов и никаких неожиданных встреч.

– Конечно. Мы посидим в кафе, поговорим тет-а-тет, и я отвезу тебя обратно. И все же, Михаил, давай на «ты».

– Договорились.

Скорее всего, она предварительно позвонила в кафе. Их уже ждали. Столик был сервирован на двоих. Буквально через пару минут на нем стали появляться закуски, вино и напитки. Марина уже знала, что, кроме сухого красного вина в мизерном количестве, Михаил ничего не пьет. О том, что армянский бизнесмен усиленно пытается приучить русского юриста к хорошему коньяку, она не подозревала. Михаил с ужасом подумал о том, что бутылка итальянского вина «Вальпаличелло» стоит немалых денег.

– Марина, у меня финансовый кризис. Я воспитан в то время, когда угощение за счет дамы считалось дурным тоном. Думаю, это и сейчас унизительно для мужчины. Я себя чувствую очень неловко. Давай ограничимся только тем, что уже стоит на столе. На это, я думаю, у меня денег хватит.

– Михаил, не дури. Ты не на свидании. В прошлый раз, на дне рождения Юли, ты же не собирался оплачивать банкет? Или ты хочешь за мной приударить? – пошутила Марина. – Это кафе мое, мы люди свои, и не надо комплексов. Лучше поговорим о чем-нибудь приятном.

– Или неприятном.

– Все зависит от твоего настроения.

– Марина, а где Андрей?

– А что, без посторонних мы уже и встретиться не можем?

– По делу можем.

– Я знаю, что произошло тринадцатого мая. Сказать по правде, я чувствую свою вину и хочу ее хоть как-то загладить. Для этого и пригласила сюда. Если бы я не пришла тогда к Лизе и не передала то дурацкое письмо, может быть, ничего бы и не было.

– В истории нет сослагательного наклонения. Что произошло, то произошло. Это уже свершившийся факт. Во всяком случае, благодаря тому письму Василий остался жив.

– А кто такой Василий?

– Наш общий с Лизой знакомый.

– В любом случае, прости меня.

– У меня этого даже в мыслях не было. Все произошло так, как должно было произойти.

– Весь этот месяц я не находила себе места. Лиза и Юля как-то отстранились от меня. С Андреем тоже все пошло наперекосяк. Он свихнулся на своих компьютерах. Сидит, уставившись в идиотский экран, с утра до ночи. А теперь и по ночам. О своей работе больше не говорит. Его это сильно напрягает… Стал выпивать… Крепко и часто. Лизы нет, Юля уезжает.

– Лиза скоро приедет, а Юля пока здесь.

– Все не так. Завтра Юля получит визу и сразу же улетит в Штаты. Лизина поездка задерживается еще на пару недель, до десятого июля.

– Это очень плохая новость. Завтра я уезжаю на Мойку, к себе домой.

– Вот об этом стоит поговорить.

– А что тут говорить, там мой дом.

– Какой смысл менять одно чужое жилье на другое? Это ведь не твоя квартира?

– Почему не моя?

– Ты же не Петров.

– Кто тебе это сказал?

– Сам говорил, мол, ты из другого времени, и зовут тебя Николай, а не Михаил.

– Нет, Марина, я именно Михаил, и фамилия моя Петров. Вот мои настоящие документы. Ты их снова можешь проверить у себя в ОВИРе.

– Не обижайся, так вышло. Время сейчас такое. Очень много аферистов стекается в Ленинград. Я волновалась за Лизу.

– А сейчас ты за кого волнуешься. За Юлю? А может быть, за себя?

– Мне за себя нечего волноваться, у меня все нормально.

– А вдруг знакомство со мной дискредитирует тебя и твоей карьере – конец.

– Не неси чушь.

Она очень серьезно и долго смотрела ему в глаза и наконец тихо произнесла:

– Я беспокоюсь за тебя.

– И потом, – Михаил решил поменять тему, – Мойка, 47 находится всего в восьми домах от этой норки. К тому же туда меня привела Лиза, а не ты. Это и не ее, и не мой дом. Я и так слишком долго злоупотреблял твоим терпением. Пора и совесть иметь, и честь знать. Пора восвояси. Сама посуди, что я выигрываю? Ровным счетом ничего. Будет желание, заходи ко мне в гости, на Мойку. В адресной книге ты найдешь и номер квартиры, и номер телефона. Никаких секретов и никакой сложности.

На этом беседа на личные темы закончилась, и они перешли на всякую чепуху. Это был приятный, ни к чему не обязывающий разговор двух весьма неглупых молодых людей. Три часа пролетели незаметно, и они снова вернулись в дворницкую. На прощанье Марина сказала:

– Не торопись с отъездом, пожалуйста, сюда я хоть позвонить могу. А там наверняка телефон отключили. За неуплату. У нас это делают быстро. Поживи здесь до приезда Лизы. Может быть, и она позвонит сюда. Не обижайся на меня.

В ее словах были своя логика и здравый смысл. Марина на секунду задумалась, затем продолжила:

– Здесь уже все стало по-другому. Раньше я не любила это место. Слишком много неприятных эпизодов из моей жизни связано с этой квартирой. Тяжелые воспоминания. Вы с Лизой словно освятили ее. Мне будет трудно без вас. Мне кажется, стоит тебе отсюда уехать, и я вас потеряю. А я этого не хочу.

Некоторое время они стояли у двери парадного входа и пристально смотрели друг другу в глаза.

– Спасибо за приятный вечер, леди Ди.

– Спокойной ночи, господин Петров.

И она ушла. Михаил слышал, как хлопнула массивная дверь парадной, как Марина села в машину и как та стремительно тронулась с места.

Михаил разделся, умылся и лег в постель. Какая-то непонятная, навязчивая мысль все время вертелась у него в голове. Что-то его беспокоило. Что? Он никак не мог понять. И вдруг эта мысль приобрела четкие контуры: это в квартире что-то не так; совсем как в Академии, в прослушиваемой и в проглядываемой палате. Тут же появилась другая мысль: «Может быть, для этого Марина и увозила меня отсюда»? И Михаил произнес вслух:

– Все равно я завтра переезжаю.

Он устал прятаться, устал бояться. У него и мысли не было с кем-либо воевать. Почему он не может жить нормально? Еще совсем недавно жизнь баловала его своими удовольствиями. Михаил служил государству. Он защищал его основы и устои. У него была замечательная семья, пусть даже в лице одного дяди, но для него – самая дорогая и лучшая на свете. Была прекрасная профессия, и было фантастическое будущее. И вдруг все в один миг исчезло. Михаила отторгли со всем его старым миром. Сослали в какую-то глушь, в какие-то нецивилизованные дебри будущего. На душе было гадко и одиноко, как-то по-особенному щемило сердце, а на уме вертелась невысказанная обида: «“Наш паровоз вперед летит!” На паровозе поменяли машиниста, а меня – трудягу-кочегара – на полном ходу вышвырнули прочь. Я и есть тот трудяга-кочегар. Меня шмякнули в грязь среди поля, утыканного крестами. Кладбище – это наше прошлое. Неужели и я – это прошлое, неужели в будущем для меня нет места? Я другой и вызываю подозрение. Я лишился всего. Ради чего все это»?

Михаил повернулся на бок и прижался щекой к подушке. Она источала тонкий, умопомрачительный запах женского желания. Это был запах Лизы. Им была пропитана вся ткань постели. Этот запах был дороже самых изысканных французских духов. Михаил невольно про себя подумал: «Ради этого», а вслух произнес:

– Хочу заснуть и проснуться, когда ты вернешься.

 

Глава 2. Утро вечера мудренее

Лиза подарила Михаилу свою фотографию. Это был великолепный цветной портрет, сделанный в хорошем фотосалоне. Он стоял посреди стола, опираясь на стеклянный стакан. Михаил смотрел на портрет, как на икону. У Лизы на фотографии была очаровательная улыбка, ее огромные голубые глаза искрились счастьем и любовью, а непослушные светлые волосы на бирюзовом фоне пылали, как солнце. Вокруг было много роскошных лилий. Это Михаил упросил Лизу сфотографироваться в салоне на Пестеля. Уезжая за границу, Лиза решила сделать Михаилу сюрприз. И это ей удалось. Но она не знала, каким тяжелым испытанием окажется для Михаила их разлука. Портрет только усиливал его душевные страдания и переживания.

И еще он вспомнил, как вчера Марина, обратив внимание на фотографию, не удержалась от вопроса:

– Это тебе Лиза подарила?

– Нет, Марина, это подарок Ван Гога, сумасшедшему от сумасшедшего, – пошутил Михаил.

– Лиза умеет сводить с ума, – парировала гостья. – И знаешь что, а ведь ты прав, вы оба сумасшедшие.

* * *

15 июня 1991 года. 10 часов утра. Литейный, 6.

– Вызывали, товарищ генерал?

– Присаживайтесь, майор.

Пауза.

– Ну, и что прикажете делать? Вы настояли на своем сценарии. Я согласовал его. Где результат?

– Это не пионерское решение. Метод прошел многократную апробацию. В девяноста девяти случаях из ста все было так, как мы планировали. Наши клинические результаты никогда не давали сбоя…

– Достаточно. Где результат по Петрову? – генерал сделал паузу, затем продолжил: – Это ваш полный провал.

– Все тесты говорили за то, что он станет действовать в соответствии с вложенной в него программой.

– Значит, хреновая была ваша программа!

– Мы перевели его из клиники в общее отделение, дали почувствовать свободу, создали условия для побега. Поначалу он поступал так, как мы того желали. Первое, что он должен был сделать, – это броситься к тайнику, чтобы скрыться вместе с бумагами. Но тут произошел сбой. В итоге…

– В итоге он смешался с толпой и вы его потеряли. Вы упустили его!

– Мы прогнозировали и такой маловероятный результат, поэтому ожидали его появление в нескольких местах. Одним из них было Смоленское кладбище.

– Вы что, хотите мне пересказать историю, которую я прочитал в отчете? Или вы пытаетесь объяснить свою профессиональную неудачу?

– Он просчитал ситуацию. К тому же он стал использовать свои уникальные способности.

– Хорошо хоть у кого-то в нашей стране есть уникальные способности.

– У него мощное биополе, он прекрасно владеет своей психикой и обладает удивительной способностью гипнотического воздействия на других. Программа в данном случае действительно дала сбой.

– Вы знали о его способностях и ничего не предприняли.

– Да, мы это знали, поэтому подключили к операции специально подготовленных специалистов.

– И что это вам дало?

– За ним постоянно наблюдают наши люди.

– Постоянно – это значит без перерыва.

– Отдельные эпизоды не нарушают всей системы.

– Не говорите ерунду! Он диктует вам свои правила игры. Когда хочет, исчезает из поля зрения, когда хочет, сам идет на контакт с вашими людьми.

Пауза.

– Хватит экспериментов. Сейчас все обострилось до предела. Бумаги нам нужны, как никогда, а он, по вашей милости, вышел на совершенно иной уровень отношений. Дело дошло до главврача и мэра города. Это уже более чем серьезно. Он добился того, чего хотел, – обеспечил себе небывалую защиту. Он легализовал себя.

– Если позволите…

– Все, хватит, предоставьте ему полную свободу. Рано или поздно он все равно захочет забрать документы из тайника. Поставьте лучших специалистов по наблюдению за объектом. Всюду, где возможно его появление, установите специальные средства. Я передаю вам в помощь опытного аналитика. Обеспечьте оперативную передачу ему всей информации, получаемой по объекту. Пусть просчитает его на десять лет вперед.

– Так точно, товарищ генерал.

– А вы не задумывались над тем, что ваш Петров затеял хитрую комбинацию? Познакомился с подругой дочери Монастырского, чтобы через нее выйти и на дочь, и на самого Монастырского? А с его помощью, да при поддержке мэра, получить не только свободу, но и желанную безопасность.

– Мы рассматривали и такой вариант. Психоаналитики единодушно считают, что при всей его интеллигентности, при всех его интеллектуальных достоинствах встреча была абсолютно случайной. В игре такого масштаба не обременяют себя искренними чувствами и глубокими личными отношениями.

– Тогда используйте и данное обстоятельство.

– Я вас понял, товарищ генерал. Ради ее безопасности он все оставит в тайне.

– Либо пойдет на компромисс.

– Либо на обмен.

– Это уже ближе к истине. Что дало наблюдение за вторым объектом?

– Насколько мне известно, он не посвящал ее в свои планы. Наша проверка подтвердила это.

– А вот у меня иная информация. В схеме появился новый фигурант.

– По моим данным – это обычный нейтральный прибалт.

– Вот что, майор, не хочу говорить про чутье, но опыт и информация говорят о другом. Именно он создаст нам головную боль – этот ваш «нейтральный прибалт». Такие простые и нейтральные, на первый взгляд, люди имеют очень серьезную и долгую специальную подготовку. К тому же наши подопечные в мае были в Прибалтике. Наши информаторы сообщили, что ни разговоров, ни бумаг во время встречи не было. Зачем тогда они туда ездили? Прибалт тоже был там в это же время, но в контакт с ними не вступал. А в Германии отыскался сразу же. Полагаю, готовится канал для передачи документов за рубеж. В ближайшие дни второй объект возвращается в Ленинград. Установите строжайший контроль. И чтоб никаких промахов.

– Будет исполнено, товарищ генерал.

– Хватит отсиживаться в кабинете, выходите либо сами на контакт с вашим интеллигентом, либо прикрепите к нему того, кто будет ему интересен. Ему деваться некуда, он пойдет на компромисс. Огласка и неудача нам совершенно ни к чему. Забудьте про клинику. Все. Эта тема исчерпана!

– Так точно, товарищ генерал.

– Ваша карьера теперь полностью зависит от этого дела. Вам все понятно? Вы все поняли, майор?

– Так точно, товарищ генерал.

– Разработайте новый сценарий и представьте его мне на согласование. Недели хватит?

– Так точно, товарищ генерал. Но, осмелюсь заметить, в марте параллельно основному мы запустили еще два сценария – стандартный и рекомендованный вами.

– Это уже куда ни шло.

– Пока что были опробованы только превентивные меры. Я дам команду о переходе к основной фазе.

– Действуйте. И тем не менееготовьте новый сценарий. У вас, я вижу, все слишком непредсказуемо с данным объектом. Пока не время переходить к крайним мерам. Хватит играть в психологию, пора начинать психическую атаку. Заставьте его нервничать и совершать ошибки.

– Я все понял. Мы нагоним страха.

– Запомните, майор, страх лишает человека воли и способностей. Иногда полезно и это напоминать людям. Ступайте.

Когда майор подошел к дверям, генерал заметил ему вслед:

– Крайние меры – это крайний случай. К ним прибегают тогда, когда полностью признают свое поражение и бессилие. Я не сторонник крайних мер.

– Я это знаю.

– Все! Ступайте.

* * *

Лишь только Михаил бегло просмотрел бумаги, переданные ему Арменом, он понял, что взялся за непосильную задачу. Чтобы во всем как следует разобраться, нужны были дополнительные сведения. Для начала он позвонил ему по домашнему телефону, так как другого номера не было. Армен сам снял трубку.

– Алло.

– Армен, доброе утро. Это Михаил. У нас проблема с оформлением бумаг. Предлагаю встретиться, чтобы все обсудить.

– А я уж решил, что после коньяка вы забудете про мои проблемы.

– С коньяком я действительно перестарался, но ничего не забыл.

– Хорошо, через полтора часа я буду в офисе.

Это действительно была проблема. Согласно документам, кран был продан войсковой частью № 60136 товариществу «Конверсия», а то в свою очередь продало его строительной организации ООО «Астрой». Транзитные номера и все документы на кран были оформлены напрямую от войсковой части к ООО «Астрой». Образовался треугольник. В документах сплошная путаница и прямое нарушение установленного порядка продажи движимого имущества. Надо было делать переуступку прав. Для верности Михаил решил проконсультироваться у завгара на Короленко. Он понял, что теперь для быстрого передвижения по городу ему очень нужна машина. И он пошел в гараж на Конюшенную площадь. Только по дороге Михаил понял, что затея эта бесполезная – «Волга» оформлена на Николая. Тогда он пешком направился прямиком к завгару Петру Васильевичу. Завгар был на месте. Михаил попросил его выйти на проходную, потому как (соврал он) оставил паспорт дома. Завгар вышел, пожал ему руку, поинтересовался, как бегает «Волга», и, не дожидаясь ответа, тут же спросил:

– Что за проблема?

– Ко мне как к юристу обратился один знакомый, чтобы поставить его кран на учет. Я такими делами ни разу не занимался. Не знаю, как вышло, но я сам вызвался помочь ему с этим делом. Теперь уже поздно отказываться от обещания, да и неловко как-то. Можете кого-нибудь посоветовать, чтобы он проконсультировал меня? Не бесплатно, конечно.

– Послушай, Николай, ты мужик неплохой, я это сразу понял. И толковый, и порядочный. Брось ты эти замашки крутых парней. Нет в тебе этого. Страна хоть и становится рыночной, но не все люди в ней торгаши. Чем смогу, тем помогу. Вот тебе адресок на углу Говорова и Шевцова. Это неподалеку от «Нарвской». Подойдешь к майору Сергееву Сан Санычу, скажешь – от меня, покажешь ему документы. Он тебе все расскажет и, если сможет, поможет. И вот мой совет: больше за такие дела не берись. Кстати, я сегодня тоже буду в тех краях. Семен Ефимыч приобрел себе нового «мерина», будем его в МРЭО регистрировать. С этими физическими и юридическими лицами одна морока. Он его на фирму взял. Ну, будь здоров.

Михаил поблагодарил Петра Васильевича, они пожали друг другу руки и расстались.

Он вышел из метро на станции «Нарвская» и пешком направился по указанному адресу. Видно, между Васильичем и майором Сергеевым разговор уже состоялся. Знакомый завгара встретил Михаила очень приветливо.

– Ну показывай свои бумаги.

Михаил тут же выложил все на стол.

– Вот зараза, опять эта «Конверсия». Знаю я этих засранцев. Короче, совсем недавно по такой же беде я помогал своему приятелю, – с этими словами он встал, подошел к шкафу и извлек из него какие-то документы в картонном скоросшивателе. – Посмотри эту папку, что нужно запиши и сделай то же самое. Перед тем как пойдешь в МРЭО, позвони мне. Твой «Астрой» будет стоять на учете в нашем ГАИ. Обрати внимание на закрепление крана за каким-либо автопредприятием. Если сам не найдешь, обратишься ко мне, дам адресок. Самое сложное – это Гостехнадзор. Туда мы тоже сделаем звоночек. Кран новый, проблем быть не должно. Ну вот и все. Действуй.

– Огромное спасибо.

– Про спасибо поговорим потом. Шучу. Ну давай, удачи!

Он крепко пожал Михаилу руку и проводил до дверей своего кабинета. Михаил вышел в коридор, нашел свободный стул у стола и стал переписывать документы из папки, которую ему дал Сан Саныч. Через час все было готово. У Сан Саныча вовсю шел прием. Михаил заглянул в кабинет. Майор Сергеев встал из-за своего массивного стола и, не прекращая начатого с посетителем разговора, забрал папку, кивнул на прощанье и прикрыл дверь. Михаил вышел на улицу и направился к Армену на Обводный канал. Теперь уже дело не казалось таким безнадежным. Все в нашей жизни зависит от других людей и совсем немного от себя лично. Но это «немного» и есть то, что нас отличает друг от друга. Это «немного» именно то, что нас объединяет с другими людьми. Это «немного» есть то, за что нас любят и ненавидят.

С Арменом проблем не было. Михаил объяснил ему причину экстренной встречи и рассказал о том, что ему требуется для завершения дела. Разделил обязательства сторон и наконец подвел итог.

– Армен, эта работа растянется на месяц, а то, может, и больше. Без моей помощи вы ее не сделаете. Да я и сам рассчитываю на помощь других людей, не будь которых, я бы сразу от всего отказался.

– Да, я уже все понял, я уже при покупке все понял. Но соблазн был велик, слишком низкая цена для шестнадцатитонного крана. Я выполню все ваши условия, Михаил.

– У меня только три просьбы. Сделать то, что я попрошу, по части оформления крановых документов. Все нужные бумаги я подготовлю сам. Заплатить мне с учетом инфляции и прочих расходов тысячу рублей. И наконец, предоставить возможность пользоваться вашим компьютером.

– Это несложные условия. Я все их выполню, можете не сомневаться. Это не проблема. Вот для начала пятьсот рублей, – он достал из стола пять сотенных бумажек нового образца и передал их Михаилу. – Остальное чуть позже. А компьютер можете даже забрать к себе домой. Все равно на нем никто не работает.

– Очень хорошо. Но лучше я буду работать здесь, у вас в офисе.

Михаилу выделили небольшую отдельную комнату, установили там стол, пару стульев и компьютер. И он приступил к работе.

В два часа дня Армен чуть ли не силой оторвал усердного юриста от бумаг и сводил на обед, после чего уехал по своим делам. К пяти часам вечера большая часть бумаг была готова. Пришла уборщица, и Михаилу пришлось закончить работу. Он решил прогуляться по городу. За разными мыслями Михаил незаметно для себя прошагал весь Лермонтовский проспект, дошел до улицы Декабристов, свернул направо, и тут на полном ходу к тротуару подъехал новенький черный «мерседес». Машина резко затормозила прямо около Михаила. Затемненное стекло плавно опустилось, и он увидел спокойное лицо Семена Ефимовича.

– Здравствуйте, Николай. Садитесь, поговорим.

Михаил сел в машину. Стекло плавно поднялось. Потому как разговор с ним был начат на «вы», он понял, что пока ему нечего бояться.

– Если встречи происходят случайно, значит, в них есть смысл, – мудро заметил хозяин дорогой машины. – Как самочувствие?

– Сейчас все нормально.

– Давно выписали?

– Только вчера.

– Какими судьбами оказались здесь?

– Навещал знакомого в ГАИ, – Михаилу почему-то показалось, что он должен дать понять, что у него есть какая-никакая, но все же защита.

– Сан Саныча, которого вам Петр Васильевич присоветовал?

Защита была разбита в пух и в прах.

– Его самого.

– А почему пешком?

– «Волга» стоит в гараже на Конюшенной. Я ее поставил туда как раз перед тем, как получил битой по голове. Долг за стоянку сумасшедший. Взял одно дело, чтобы рассчитаться. Думал, дело простое, а оказалось, что не очень. Да еще вам надо деньги отдавать. Вот сегодня и отрабатывал аванс.

Михаил достал деньги.

– Спрячьте. И послушайте меня. Что там у вас с документами?

– Должен сознаться, у меня были проблемы, поэтому я был Николаем. Здесь нет ничего криминального, уж поверьте мне. Сейчас у меня свой законный паспорт. Вот он. После того как я получил по голове, проблемы кончились, – Михаил горько ухмыльнулся. – Теперь я могу быть самим собой и жить по общим цивильным правилам. Словом, меня зовут Михаил, а фамилия моя Петров.

Он понял, что Семен Ефимович уже информирован и знает о нем все или почти все.

– Ну вот что, Михаил, давайте начистоту и по порядку. Теперь моя фирма находится непосредственно в Смольном, в 8-м подъезде. Бывшее помещение партархива. Спасибо Борису Гидаспову, уступил. Учредительные документы и свидетельство о регистрации во все инстанции я отнес сам. Кстати, позвоните Елизавете Аркадьевне, интересовалась. Я сказал, что вы в дальней командировке. Нам с ней надо поддерживать отношения. Они очень ценные, их надо беречь. Приводите себя в чувство и выходите на работу. Мне нужны толковые люди. Ерундой всякой больше не занимайтесь. Старый паспорт вместе с документами на машину отдадите Петру Васильевичу. Новый паспорт тоже. Он быстро переоформит все в ГАИ на канале Грибоедова на ваше настоящее имя. Вы ведь проживаете на Мойке? Ваши прошлые дела меня не интересуют. Аванс верните тому, у кого получили, и от халтуры откажитесь. Кстати, сколько там?

– Пятьсот рублей.

– Неплохо. Вот вам тысяча, купите себе солидную одежду и послезавтра выходите на работу. А сейчас куда вас подвезти?

– На Просвещения.

– Это мне не совсем по пути, но надо так надо.

Они тронулись с места. За всю дорогу ни один, ни другой не проронили ни слова. Когда подъехали к дому, Семен Ефимович сказал:

– Мне нравятся молчуны. Это еще один ваш плюс.

– Здесь живет мой клиент. Надо извиниться и вернуть аванс, – почему-то Михаил решил объяснить цель своей поездки по этому адресу. – До свидания, Семен Ефимович.

– До свидания, Михаил.

Он поднялся наверх и позвонил в квартиру номер 135.

– Кто там? – спросила Инга.

– Это я, Михаил.

Дверь открылась, и его впустили в квартиру. Умопомрачительно вкусный запах доносился из кухни. Михаил невольно проглотил слюну.

– Армена еще нет. Он теперь поздно приходит. Мойте руки и садитесь за стол. У меня сегодня свежие пирожки с мясом и айлазан.

– Айлазан – это такое вино?

Инга очаровательно улыбнулась.

– Это армянское блюдо, что-то вроде овощного рагу, только с баклажанами и пряностями.

– Соте?

– Уже ближе, только вкуснее.

С ней невозможно было спорить. Она так и лучилась обаянием. Невольно подумалось, как Армену повезло в самом главном – в семейном счастье и в уюте. Михаил уже давно заметил, что и Инга, и Армен очень любили друг друга. Они были женаты почти три года, но детей пока не было. Они уехали из Армении после землетрясения в Степанакерте в 88-м. Инга пробыла под развалинами двое суток. Ее спас Армен. Через месяц они поженились. А вскоре после свадьбы уехали в Ленинград. Сначала они мыкались где придется. Жили по чужим квартирам то в одном месте, то в другом. Отец Инги был членом ЦК компартии Армении. Он погиб во время землетрясения. Армен записался на прием к первому секретарю Ленинградского обкома партии Гидаспову. Борис Вениаминович лично дал распоряжение о выделении молодоженам кооперативного жилого фонда. Так они стали членами жилищного кооператива. Город предоставил им ссуду, которую Армен погасил в течение года. Помогли родственники и друзья. Вот так им и досталась квартира под номером 135.

Пока Михаил мыл руки, что-то произошло. Вероятно, Инга поговорила с кем-то по телефону. На ней не было лица.

– Что случилось, Инга?

– Сейчас приедет Армен и все сам расскажет. Я ничего не понимаю.

– Вы с кем-то поговорили по телефону?

– Да.

– Что вам сказали?

– Чтобы Армен не дурил и сделал бы так, как ему говорят, тогда ни у него, ни у меня проблем не будет.

– Похоже на угрозу. Надо дождаться Армена. Инга, успокойтесь, раньше времени волноваться не стоит.

Инга не находила себе места. Она металась по квартире, пыталась что-то делать, периодически подходила то к окну, то к телефону, минутами стояла у входной двери в прихожей и все время с надеждой и какой-то внутренней мольбой смотрела в глаза Михаилу. А он не знал, чем ей помочь, сидел в кресле и ждал. Наконец он встал, подошел к Инге и взял ее за плечи.

– Успокойтесь, пожалуйста, все будет хорошо.

– Нет, теперь уже хорошо не будет. Все кончилось. Это неестественно, когда так много счастья. Везде все плохо, а у нас хорошо, – она сделала паузу и повторила: – Теперь уже хорошо не будет.

Инга опустила голову и заплакала. Михаил взял ее за руку и усадил в кресло. Буквально через минуту в квартиру вошел Армен. Девушка сорвалась с места, словно пушинка, подхваченная порывом ветра. Они обнялись. Неожиданно Инга начала быстро и взволнованно говорить сквозь слезы по-армянски. Армен терпеливо слушал ее. Иногда он нежно вытирал ей слезы. Затем он бережно поцеловал жену в щеку и что-то стал шептать на ухо. У Михаила невольно возникла мысль: «Если все так плохо, то мой отказ просто добьет их». Наконец Армен, снова что-то шепнув Инге на ухо, обратился к гостю:

– Что-нибудь случилось, Михаил? Или просто в гости зашли?

– Армен, мой визит – это пустяк, что у вас произошло? Ингу просто напугали по телефону. Вы от меня не отказывайтесь, может быть, и я окажусь полезным.

– Даже и не знаю, стоит ли вам все это знать…

– Одной проблемой больше, одной меньше. Расскажите.

– Сегодня, как раз после нашего обеда, мне позвонили и предложили встретиться в Пушкине, на объекте, поговорить «на деловые темы». Я знал, что это произойдет, но никак не мог себе представить, что это произойдет так быстро. Я позвонил друзьям и родственникам. Мы встретились и поговорили. Разговор был резкий, так с тамбовцами не говорят. Но, как ни странно, все закончилось мирно. Мне дали время подумать. Вот, оказывается, они еще и Инге стали угрожать. Это плохо. Бандиты – это всегда плохо.

– Что они просят?

– Они никогда не просят. Они ставят условия. Я должен буду за свой счет построить для них один коттедж. И показали проект. Это дворец, а не дом. Вся моя прибыль уйдет на него.

– Вот что, Армен, давайте попробуем минусы превратить в плюсы. Просто не надо торопиться. Сколько у вас есть времени для ответа?

– Завтра в двенадцать я или отказываюсь от контракта, или соглашаюсь на их условия.

– У нас еще уйма времени. Завтра на Обводном все и обсудим. Как у нас говорят, утро вечера мудренее. Инга, вы успокойтесь, все будет хорошо. Я в этом уверен.

– Спасибо, Михаил.

– Михаил, вы ночуете здесь? – спросил Армен.

– Нет.

– Я вас отвезу. Даже не возражайте. Это далеко?

– На Марсовом поле.

– Делов-то, двадцать минут езды.

Он действительно довез его до Марсова поля за двадцать минут, и они попрощались. Михаил снова направился в дворницкую, ставшую ему за эти два месяца и родной, и близкой. Вероятно, Марина была права, в квартире стал присутствовать дух удачи. Любая попытка оставить ее приводила к новым проблемам и бедам.

В голове отчетливо прозвучал риторический вопрос бабки со Старого Невского: «И что ж ты все время лезешь на рожон?»

Михаил зашел в магазин, купил продукты и отправился домой, в дворницкую. Надо было приготовить ужин и осмыслить прожитый день. Айлазан с пирожками он так и не попробовал.

Он вышел на набережную Невы и по каменной лестнице спустился к воде. Вода искрилась и переливалась под ослепительным солнцем, которое, несмотря на вечер, все еще висело над городом.

«Что же получается?» – задал себе Михаил мысленно риторический вопрос. «Пока все получается плохо», – отчетливо прозвучал в голове ответ.

Тут он вспомнил, что говорил ему дядя. «Будут в твоей жизни минуты, когда небо покажется с лоскуток, когда проблемы, словно плетью, станут стегать тебя по лицу, по рукам, по спине. И чем больше ты будешь от них уклоняться, тем чаще и сильнее они станут хлестать, пока наконец не загонят тебя в угол. И вот тогда ты соберись в комок и затихни. Первое, что произойдет, – это затишье. Сам увидишь, проблемы на время отступят. Вот здесь ты собери все свои силы, приди в себя, вспомни каждую из них, припомни, как они били тебя, с какой силой и с какой стороны. Разложи их по косточкам, и решение придет само. Поссорь проблемы между собой. Преврати минусы в плюсы. Не спеши. Утро вечера мудренее. А когда все закончится, ты поймешь, каков он, вкус настоящей победы».

Михаил встал, всей грудью глотнул влажный питерский воздух и направился в дворницкую. Перекусив на скорую руку, он помылся и лег в постель. Молодой человек смотрел в потолок и спокойно, раз за разом, прокручивал весь день, все, что знал, всю свою жизнь. Когда все выстроилось в непонятную ему цепочку, он уснул.

 

Глава 3. За одного битого двух небитых дают

Лиза так реально вошла в утренний сон Михаила, что ему даже померещилось, будто она абсолютно реально окликнула его:

– Любимый, пора вставать!

Он тотчас проснулся. Но вставать не хотелось. Михаил закрыл глаза в надежде, что снова услышит голос своей любимой. И он действительно прозвучал еще раз.

– Любимый, хватит спать!

Михаил лежал в постели и готов был зарыдать от отчаяния, что это был всего лишь сон.

Чтобы собраться с силами, он стал мысленно заставлять себя переключиться на другую тему.

– Лиза, Лиза, любовь моя, ты действительно сведешь меня с ума.

Он сделал глубокий вдох и пулей выскочил из постели. После зарядки и холодного душа к нему снова вернулись уверенность в себе и здравая логика. Мозг готов был получать задания и исполнять их беспрекословно.

– Итак, – произнес Михаил, – проверим, что же у меня получилось «мудренее» сегодня утром. Начнем по порядку.

Далее он стал размышлять про себя: «Семен Ефимович. Сейчас это главное действующее лицо в “комедии страхов”… Я ему нужен? Безусловно. Он мне нужен? В материальном смысле – да. Да что там говорить, он мне нужен для всего. И для карьерного самоутверждения, и для профессионального роста, и для личной безопасности. Прежде всего он мне нужен для личной безопасности. Он мне более чем нужен, он мне необходим, как воздух, и для защиты, и для стабильности. А что Армен? Армен тоже может решить мою денежную проблему. Скромно, но зато спокойно. Стабильно? А вот это – вопрос. Вроде бы нормальное и надежное дело, а вон как оно зашаталось в одночасье. Что если вопрос с коттеджем не решится мирным путем? Что тогда? Тогда сам Армен станет проблемой, которую придется решать отдельно. Теперь я уже связан с ним, значит, его проблема – это и моя проблема. А решать – это значит рисковать и подвергать себя новой опасности. Да, конечно, здесь должны быть сильные тылы. Такие, как Семен Ефимович. Здесь все по-другому. Раз Котин будет в Смольном, значит, он будет защищен, а значит, будут защищены и те, кто с ним работает, те, кто в его команде, – и тут же пришла кривая мысль: – Даже если он как-то связан с куратором, в чем я лично сомневаюсь, но все же допускаю и такое, то лучше быть под его рентгеном, чем под неустанным контролем Госбезопасности. У него цель – бизнес, а у куратора – профессиональные амбиции».

Михаил прекрасно понимал, что здесь надо быть предельно осторожным и, прежде чем соглашаться на предложение, необходимо узнать, чем занимается шеф. Лиза говорила, что его бизнес – иномарки. А что еще стоит за вывеской совместного предприятия, надо будет проверить.

«Торговать не умею и не буду. Вот быть юридическим клерком я не прочь. Обеспечение юридической и экономической безопасности фирмы – это нормальное дело для юриста. Но не для историка, доктора наук, профессора. Что будет, если я исчезну? Что случится, если с моим исчезновением сорвется какая-нибудь сделка? Тогда весь удар придется на настоящего Михаила. Он не станет делать то, чем собираюсь заниматься я. А упрашивать его никто не будет. Квартира на Мойке – хорошая гарантия. Но и это еще не все. Лизу тоже не оставят в покое. Перспектива не слишком радужная – остаться и без квартиры, и без возлюбленной. С другой стороны, исчезну я физически или нет, роли не играет. В августе на самом деле мне надо будет исчезнуть формально. В любом случае с конца августа останется только один из нас, двойников – настоящий Михаил Иванович Петров, ученый, доктор исторических наук, профессор Ленинградского государственного университета. А про какого-то там юриста все вскоре позабудут. Был человек – и нет его. Эка потеря. Пока не знаю, как и куда, но мне придется исчезнуть. Мы с Лизой что-нибудь придумаем. А настоящему Михаилу надо заниматься своим делом, по предназначению. Это сейчас он как бы болеет. Но с работы его никто не увольнял. Опасность минует, все поутихнет, начнется новый учебный год, и он снова займется исторической наукой, ибо только она возвращает и славу, и позор из забвения, только она учит людей уму-разуму, только она заставляет человечество думать о своем предназначении и о своей судьбе. Надо сделать так, чтобы мои отношения с окружающим миром закончились не позднее конца августа, желательно числа двадцатого. День двадцать первое августа должен быть под абсолютным контролем, ибо я уже знаю, что это за дата. Если контракт на два месяца устроит Семена Ефимовича, я буду на него работать. Если нет, то завтра же нам надо будет разойтись по-хорошему и без долгов».

Михаил встал и стал нервно расхаживать по комнате. Он понимал, что в его рассуждениях много справедливого, и все же он кривил душой. Он понимал, что Армена не оставит, что никаких условий Семену Ефимовичу не предъявит. И еще он знал, что все эти рассуждения вторичны. Главным сейчас является обеспечение безопасности себе и Лизе. Надо все сделать так, как она наметила. Они уже планировали с Лизой, что сначала выедут в Прибалтику, оттуда паромом доберутся до Стокгольма. А там их уже ждут. Эти планы – не фикция и не фантастика. Это стратегия, а тактика – более изощренная. Она не поддается прогнозированию и здравому смыслу. Она ситуативна. Просчитать все ситуации нереально. Именно благодаря этим планам он еще жив. И пока что его удел – приспосабливаться, выживать, защищать свое будущее и свою любовь. На душе снова стало гадко.

«И все же интересно устроен человек. Вот он живет, привыкает к каким-то нормам и правилам. У него формируются принципы, интересы, привычки, мораль. Он становится важным составляющим элементом единой общественной системы. Без него нет общества. Разобщенные люди, даже если они вместе, являют собой толпу, и ничего другого. Для меня, человека, волею судеб упавшего на дно, весь смысл заключается в том, чтобы быстро подняться наверх, обрести свой статус, адаптироваться к новым условиям. Преобразовывать что-то или воздействовать на что-либо можно лишь тогда, когда у тебя есть сила. Оказывается, сила ума и культуры, сила морали и принципов – ничто перед силой положения, власти, достатка, уголовной силы».

Михаил подошел к окну, открыл форточку и стал с жадностью глотать свежий утренний воздух. Он вновь успокоился и продолжил размышлять.

«Именно поэтому я – человек, пришедший из России капиталистической, а не мой родственник – “вшивый интеллигент” из уходящей России советской, смогу приобрести эту силу. Мне мои принципы не претят помогать коммерсантам зарабатывать на спекуляциях огромные деньги, если это позволит мне подняться и встать на ноги, если это единственный путь выжить и сохранить свою любовь, сделать ее счастливой и безопасной. А вот современному Михаилу этим недугом еще предстоит переболеть».

Михаил давал себе установку, прекрасно понимая, что все, что он здесь сам себе наговорил, может лопнуть, как мыльный пузырь, из-за любого пустяка – он никогда не опустится до подлости, низости, унижения и самоуничижения.

«Теперь машина. Ее переоформлять не буду. Водительское удостоверение и документы на “Волгу” остались у меня. Михаилу я отдал только паспорт. Значит, пользоваться машиной я могу без проблем. И что самое ценное – это возможность использования ее в нынешнем моем положении в виде залога. Одновременно с трудовым договором я оформлю на эспэшку генеральную доверенность на машину и договор купли-продажи “Волги”. Доверенность я приложу к трудовому договору, а передачу права собственности по договору сделаю при увольнении. Это очень неплохая идея – и овцы целы, и волки сыты. Разрываю контракт – отдаю машину. Пусть забирает. Мне ни одна вещь без труда не достается. А эта как пришла, так и уйдет. Пусть будет так, ну а пока черная “Волга” с серьезными номерами поработает на меня. Сейчас она мне как никогда кстати».

Михаил прошел на кухню, включил газ, вскипятил воду и налил себе большую чашку чаю. Расхаживая по квартире с чашкой в руках и делая небольшие глотки обжигающей и бодрящей жидкости, он продолжал свои размышления. «Армен. Здесь немного сложнее. И все же я не брошу его. У меня есть личное время, и никто не запретит мне использовать его так, как я этого пожелаю. А чтобы бегать с документами по инстанциям, мы найдем подходящего человека. Отдам ему часть своего гонорара. Дело даже не в заработке, дело в принципе. Раз я обещал, значит, должен исполнить. Нельзя бросать и подводить человека в трудную для него минуту».

Это было искреннее и честное решение. Здесь Михаил не кривил душой.

«Наконец, бандиты. Что я о них успел узнать? Свои группировки они называют “конторами” или “моталками”. Они структурированы, конспирированы и хорошо организованы. У каждой “конторы” своя сфера деятельности. “Малышевские” контролируют малый бизнес. “Казанские” применяют жесткий рэкет, широко используют радикальные способы – гранатометы, взрывчатку, автоматы. Только что на танках не разъезжают по городу. У них много гастролеров и филиалов в других городах, в основном в Казани. Местные разрабатывают тему, а гастролеры исполняют заказ и исчезают в своем филиале. Особенно хорошо у них получается убрать кого-либо, обчистить квартиру, склад, офис ну и, конечно, нагнать страха на окружающих. Это что-то типа бандитского спецназа. Специализируются на недвижимости. “Тамбовские” – это как раз те, которые в кошелек за тремя рублями не полезут. Они контролируют крупный бизнес, новых парламентариев и администрацию. Вот с ними и придется иметь дело. Скорее всего, не на прямую, а через таких же клерков, как и я. Обращаться в милицию или Госбезопасность бесполезно. Все в курсе их дел. Это только крупные питерские “конторы”, в каждой из которых от тысячи до полутора тысяч штатных и столько же внештатных бандитов и уголовников. “Тамбовские” рвутся в политику, во власть, к ресурсам. Думаю, что у Семена Ефимовича с ними нет ничего общего, но паритет установлен. У серьезных людей все должно быть по-серьезному. Это только “малышевские” Шамили собирают дань с рынков и с частных лавочек типа Дома мод, организуют турфирмы и формируют боевые отряды проституток здесь и за рубежом.

Решение. Оно должно быть нестандартным. Здесь надо все поставить с ног на голову. Хотите коттедж бесплатно? Пожалуйста. Но только в пределах сферы деятельности Армена. Он строит коробки. Начинкой занимаются другие фирмы. Коробка – это 30 процентов от стоимости дома с отделкой, то есть, как сейчас принято говорить, сдаваемого «под ключ». Вот уже 70 процентов отыграли. Есть лучше предложение – получите не одну, а две-три коробки, но это уже совместный бизнес. Он должен быть выгодным для каждой стороны. Достаньте стройматериалы из неликвидов по ценам до подорожания. Армен все оплатит. Он и сам выиграет, и вы получите в три раза больше, чем хотели. Что такое “достать неликвиды”? Это разве проблема для “тамбовцев”, люди которых ногой открывают двери директорских кабинетов на предприятиях города? Конечно, нет. Вопрос только в одном: пойдет на это Армен или нет. Если такого разговора не получится, то ему придется возвращать аванс заказчикам и искать другую работу. Если Армен грамотно поговорит с “конторой”, то и достоинство сохранит, и в плюсе останется. Дефицит, спрос, материалы и рост цен – вот сегодня ключ к решению всех его проблем. Я уже переделал ему договора с заказчиками на условиях индексации вложений соразмерно росту цен на материалы и рабочую силу. Осталось только с бандитами договориться – и можно работать дальше, честно зарабатывая свои деньги».

Такое неожиданное решение Михаилу понравилось. Настроение поднялось, но обольщаться он не стал. Все было еще очень хлипким и могло в любую минуту рухнуть. По сути, он построил замок из мокрого песка наполовину с цементом. Если материал наберет марку, то замок станет тверже камня, если пойдет дождь, то это сооружение растает на глазах. А погода нынче хмурая и непредсказуемая. И все равно Михаил был доволен собой.

О том, что им занимается Госбезопасность, Михаил знал давно. Походя этой темой он не занимался. Он давно понял, что идет по минному полю, что поле не только заминировано, но и просматривается днем и ночью самыми современными приборами. Каждый встречный и поперечный человек – потенциальная опасность. Доверять никому нельзя. В отношении данной уважаемой организации у него были свои сведения, своя информация и свои планы. Михаил отдавал должное тому, что именно эта государственная структура обеспечивает безопасность страны, в которой он сейчас находится, но его прежде всего интересовала личная безопасность. И если их планы и цели не совпадали, значит, что-то где-то и кто-то сделал не так. В данном вопросе не могло быть договоренности, а на диктуемые условия Михаил был не согласен. Все решали время и случай.

Он решил еще раз хорошенько взбодриться. Начал с самого начала. Зарядка и холодный душ добавили бодрости и оптимизма. Он растерся докрасна, быстро оделся и вышел во двор. Его путь лежал на Конюшенную площадь.

Двор был глухой и очень небольшой, но две-три машины в нем могли разместиться. Со следующим двором он соединялся небольшой аркой, которую ограничивали с обеих сторон отбойные камни, так называемые «каретные камни». Этот двор был значительно больше. За ним, так же через арку с такими же камнями, находился еще один, последний двор. Михаил с улыбкой посмотрел на видавшие виды каретные камни. В его время это было весьма актуальное приспособление, защищавшее случайных прохожих от лихих извозчиков и еще предназначенное для того, чтобы колеса кареты на поворотах не врезались в стену и не сшибали углы здания. Именно под одной из этих арок Михаил неожиданно столкнулся нос к носу с интеллигентным бомжом Виталиком. Они оба шарахнулись в разные стороны. И только когда признали друг друга, Михаил кивнул ему головой, на что бездомный сосед почтительно ответил:

– День добрый, барин.

– Добрый день, Виталик, Что вы здесь делаете, любезный?

– За машиной одного начинающего политика приглядываю. Вон за той, – он показал пальцем на новенькие «жигули» седьмой модели. – Могу и за вашей «Волгой» присмотреть.

– Ну, что вы можете, любезный? Будут угонять – через вас первого переедут.

– Через меня, может, и переедут, а через мое приспособление – нет. Я его давно изобрел, для своей машины, когда она еще была у меня. У меня тут и квартира была. У меня все было…

– Может, покажете свое изобретение?

– Извольте.

Он проводил Михаила до первой арки, внутри которой была маленькая металлическая дверь в подвал дома, где и проживал ныне бомж по имени Виталик – бывший массовик-затейник с круизного парохода, бывший любимец женщин, бывший очень обеспеченный человек с двумя высшими гуманитарными образованиями, свободно владеющий английским и французским языками. Лиза знала о нем все. Она-то и поведала Михаилу эту историю. Не так давно было престижно находиться с Виталиком в одной компании. Сейчас же, кроме интеллигентного Михаила, с ним никто не здоровался. Его выбросили с работы, из квартиры и из привычной среды обитания. Здесь же, в подвале, был и наблюдательный пункт, и пульт управления – рычаг, который с помощью тонкого стального троса поворачивал трубу с множеством острых шипов, лежащую поперек арки и между камнями так, что шипы прятались в прорезях другой трубы, лежащей рядом с первой. Когда гребенка была приведена в «боевое» положение, то проехать через нее, не проткнув шины, было невозможно. Машина, даже если бы и выехала на Халтурина, то оказалась бы на всех четырех дисках.

– И сколько стоит такая охрана?

– Всего рубль. Или таблетки от кашля или какое другое лекарство. Можно просроченное.

– Я подумаю. Виталик, а что с вами произошло?

– Да так, залетел по глупости. Как в том анекдоте: Клод на Аничковом мосту коней отливал – ему ничего, а я отливал – мне пятнадцать суток дали. Короче, закрутил я роман на пароходе с одной дамочкой. Меня с ней комсомольские работники познакомили – мои завсегдатаи. Поначалу все было фантастически здорово. А потом она просто не давала мне прохода. А вскоре и выхода. Из моей каюты. Ну я ей и сказал, что, мол, все, повеселились – и хватит. А она оказалась штучкой непростой. Когда приехали в Питер, она мне заявила: «Ты еще об этом пожалеешь, мой милый. Я оставлю тебя голым и босым, свинья». И в полном смысле этого слова я однажды очнулся на помойке абсолютно без всего и грязный, как чушка. Пока меня где-то кололи, я успел потерять квартиру, машину и все свои вещи. Там же и в тот же день в мусорном бачке я нашел себе подходящую одежду. Когда немного пришел в себя, побежал по друзьям. Все от меня шарахались, как от прокаженного. Денег нет, жить негде, помощи ждать неоткуда. На работу не берут, всюду идут сокращения, все разваливается. Свободные художники у Спаса на крови раньше мне пятки лизали, а сейчас за человека не считают. Стал подрабатывать грузчиком в ларьках да магазинах и вот теперь пытаюсь организовать свой маленький частный бизнес.

Михаилу тотчас пришли в голову сразу две мысли. Первая из них: «Вы, молодой человек, появились и хорошо устроились в этом дворе буквально через пару дней после моего переезда в дворницкую. Я это хорошо запомнил». И вторая: «А ведь он, если, конечно, его отмыть и приодеть, очень даже может поговорить с бандитами на понятном им языке. Чуть-чуть макияжа – и лучшего дипломата не сыскать. Свой среди своих».

– Виталик, а с какой группировкой вы были связаны?

– Я? – испуганно произнес тот и огляделся по сторонам.

– Только честно.

Это был неожиданный вопрос. Виталик не был к нему готов. Пришлось сознаться.

– Ну, если честно… Не то чтобы связан, а так, пересекался по разной ерунде.

– И все же?

– Со всеми. Опять же, говорю, соприкасался. В той или иной мере. По всякой ерунде.

– Тогда как же вас так обработали?

– Умоляю вас. Кого волнует чужое горе? Это было сделано по заказу. Исполнили «казанские» гастролеры. Они делают ровно столько, сколько заказано. Заказали бы меня убить, меня бы убили.

– Виталик, хотите с ними поквитаться? – Михаил умышленно задал провокационный вопрос, на который бомж, не задумываясь ни на секунду, испуганно дал желаемый ответ.

– Нет. Нет. Ни в коем случае.

– Вы уверены?

Виталик ожидал смысла. В вопросе, заданном Михаилом, был какой-то подтекст, свой смысл. С одной стороны, ему ужасно хотелось продолжить случайно образовавшийся контакт, а с другой стороны – как можно скорее поменять тему.

– С ними этого делать нельзя, да и бесполезно. Я ни с кем не хочу квитаться, меня все устраивает. Я сам во всем виноват.

Он с испугом протараторил эту галиматью, его лицо покрылось пятнами, а глаза быстро забегали из стороны в сторону, словно он искал кого-то. Сделав паузу, Виталик еще раз огляделся по сторонам и шепотом добавил:

– Но вот с одной дамочкой, Елизаветой Аркадьевной, можно было бы попробовать.

– Об этом забудьте сразу.

– Да это я так, покрасоваться решил. Что ж я, не понимаю, что ли, с кем можно тягаться, а с кем нельзя!

– Мужа испугались?

– Конечно, он ведь с Литейного, майор, шишка!

Михаил еще раз внимательно оглядел его и понял, что решение пришло, похоже, верное. Перед ним стоял подосланный соглядатай – хитрый, скользкий, неглупый человек, который выполнял какую-то роль и кем-то был приставлен к нему для дополнительного надзора. Эдакая видеокамера с голосовым датчиком. Только вот кто поставил это устройство, надо было выяснить.

– Я думаю, вы можете быть очень полезны в одном деле.

– В каком, если не секрет?

– Не секрет. Надо съездить на встречу с «тамбовскими».

– Мне одному? Не-е-т, здесь я сразу пас.

– Это чисто деловая встреча.

– Ни за какие деньги… И не уговаривайте. Вы можете подождать меня пару минут? Я мигом, только в туалет сбегаю.

– Пару минут я подожду.

Виталик мигом скрылся в своей коморке. «Полагаю, там еще и телефон есть».

Прошло действительно не больше пары минут, Виталик вернулся.

– Я тут подумал и как-то не очень себе все это представляю.

– Да не волнуйтесь вы так! Они сами пригласили в гостиницу моего коллегу, чтобы обсудить с ним один деловой вопрос.

– Даже не знаю, что ответить. Ой! Мне опять надо отлучиться на пару минут. Вы подождете меня?

– Хорошо.

«Что ж, теперь хоть одно ясно: его приставили ко мне не бандиты. А может быть, его и впрямь пробрало от страха?»

На этот раз Виталик слегка задержался.

– Фу, вы меня так разволновали.

– Если понадобится, говорить надо конкретно и по-деловому. Но скорее всего понадобится только ваше присутствие. Все видно будет по ситуации. Пока что просто нужна поддержка.

Михаил внимательно посмотрел в глаза Виталику, выждал значительную паузу и продолжил:

– Еще раз говорю, это чисто деловая встреча.

– Но как я, вот так?..

– Все, что касается внешнего вида и гонорара, не проблема, я это решу. Согласны?

Виталик задумался. Что там творилось в его хитрых, извращенных, но далеко не пустых мозгах, трудно было сказать. Можно было, конечно, предположить, что они были изрядно накачаны наркотиками и лекарственными препаратами не только в период бездомного существования, но и задолго до этого. Уж такой у него был образ жизни. Не это сейчас было главным. Михаил даже предположил, что где-то там, в его каморке, припрятан не только телефонный аппарат, но и вполне нормальная, приличная одежда, а наряд бомжа – это лишь сценическая заготовка режиссера.

Михаил никому не верил. Но тут неожиданно промелькнула коварная мысль, породившая некоторое сомнение: «А что если все обстоит именно так, как он сказал? Что если это на самом деле его единственный шанс, чтобы выбраться из грязи, вновь стать человеком и занять то место, с которого его выбросили, как ненужную вещь? Что если его появление в этом дворе на второй день после моего переезда с Просвещения на Халтурина – лишь совпадение»?

– Я согласен.

– Тогда ждите, я скоро за вами заеду. И вот что, постарайтесь за это время где-нибудь помыться, побриться и привести себя в порядок. Надеюсь, вы ни на кого не работаете? – Михаил пристально посмотрел в глаза Виталика и увидел там испуг. Его глаза начали бегать. – Ну что ж, я вижу, что вам сейчас трудно и вы в полной изоляции. Вы умеете хранить молчание?

– Аск. Как говорят американцы, у меня есть право хранить молчание, и я им воспользуюсь.

Ну что ж, хоть здесь он понравился Михаилу. Простой и забавный ответ – и замочек открылся. Неожиданно Михаила осенило, он понял, в чем был секрет обширных связей и успехов Виталика в прошлом. Попадая в привычную для себя среду, когда он ощущал, что опасности рядом нет, начинались чудеса. Он был в ударе, «в своей тарелке» – прекрасно владел собой, говорил красиво, с юмором, с слегка пошловатым подтекстом, конкретно и мог легко расположить к себе собеседника. Он был и балагур, и краснобай, и массовик, и затейник.

Михаил, конечно, кривил душой. Когда он допускал, что Виталик говорит правду, появлялось чувство сострадания. В эту минуту, он подсознательно проводил аналогию и отождествлял свою судьбу с его судьбой. У них было очень много общего. Михаилу дали шанс подняться наверх с самого дна сегодняшней жизни. Пусть такой же шанс будет и у бомжа Виталика. За одного битого двух небитых дают. Но это была только минутная слабость.

Время летело быстро, а Михаил еще ничего из намеченного не сделал. Надо было поторапливаться. Скорым шагом за несколько минут он дошел до автопредприятия на Конюшенной площади. Здесь кое-что изменилось, теперь при входе уже не стоял древний дядя Федя. Проход был напрочь перекрыт ребятами из какой-то «конторы». Это были два бритых крепыша в одинаковых зеленых банковских пиджаках, в белых рубашках с черными галстуками, в джинсах и кроссовках. «И здесь двое из ларца», – невольно подумал Михаил. Это было смешное зрелище, но у Михаила не дрогнула на лице ни одна клеточка. Хохотал только мозг. Это был жуткий хохот непонятного страха. Это всего лишь какие-то жалкие пешки с идиотским внешним видом, а он уже чуть было не обмочился. Что же говорить о серьезных переговорах? Нет, к таким встречам он еще не был готов, вот Виталик – это совсем другое дело. «Спасибо, Господи, за твою помощь, – невольно подумал Михаил. – Она пришла, как всегда, в самый нужный момент».

Ему преградили путь.

– Куда?

– За своей машиной, вот мои документы, – Михаил показал им водительское удостоверение и документы на машину.

– Объявился. А ты знаешь, сколько натикало за просрочку? В десятикратном размере, да с учетом инфляции? Сама машина уже столько не стоит. Она нами приватизирована. Все. Свободен.

Они словно испытывали непрошеного гостя. Смотрели пристально, говорили твердо и уверенно, но никаких действий не предпринимали.

– Хорошо, – не теряя самообладания, спокойно ответил Михаил, – сейчас мы во всем разберемся, вот только в Смольный позвоню. Там все быстро прояснят. Я могу воспользоваться вашим телефоном? Или мне звонить из автомата?

Они переглянулись между собой, после чего один из крепышей куда-то ушел. Самое печальное было в том, что он унес с собой все его документы. Началось тягостное нервное ожидание. Наконец, спустя десять-пятнадцать минут, крепыш вернулся назад. Он возвратил Михаилу документы и, кивнув головой, дал понять, чтобы он шел за ним. «Волга» стояла на прежнем месте, вся серая от пыли, накопившейся за месяц отсутствия хозяина машины.

– За стоянку триста рублей и за помывку двадцать. Итого триста пятьдесят.

– Сольдо плюс сольдо итого десять сольдо. Чего ж тут не понять. Вот только машину я не мыл.

– Я так и думал, весь базар будет вокруг мытья. Сейчас помоют.

И действительно, к «Волге» подошел какой-то рабочий из автопарка, завел ее и куда-то уехал. Михаил достал нужную сумму и отдал охраннику. Он даже не стал обсуждать вопрос, почему мытье в три раза дороже, чем в любом другом месте. Сейчас это уже не имело значения.

– Мне невыгодно с вами ссориться. Сколько стоят одни сутки в мирное время?

– Пять рублей, но потом может быть дороже, мирное время кончилось.

– О потом поговорим потом, этот «потом» я зарабатываю пОтом.

При этом Михаил невольно вспомнил, что на стоянке у МРЭО он платит всего один рубль за сутки.

– Ну ты скаламбурил, – улыбнулся парень, – надо будет запомнить.

Михаил чуть было не сказал: «Даже не пытайся», но вовремя удержал себя от опасного соблазна.

Они вышли из автопредприятия, и охранник подвел Михаила к огромным воротам, которые, как по мановению волшебной палочки, при их появлении распахнулись, и из ворот выкатилась вся сияющая черная «Волга».

Михаил подъехал к улице Халтурина и увидел Виталика. Одежда на нем была ужасная, но сам он выглядел вполне прилично.

– Вот что, Виталик, у меня со вкусом туговато, этим Лиза владеет в совершенстве, но ее нет. Вы можете мне подобрать костюм для работы в Смольном?

– Без проблем, – оживился Виталик.

– Ну и вам, конечно, тоже надо поменять одежду.

– Хотелось бы знать где…

– Поехали в магазин.

– Можно в Пассаж, там у меня знакомая работает коммерческим директором. Лариса Николаевна Головина – очаровательная женщина.

– А как вы к ней в таком виде?

– Скажу «подогрели, обобрали», словом, она поймет. Да и пойду я не один, а вместе с вами. Я думаю, она на вас и зациклится. И к тому же мы ведь не просить идем, а покупать. И не абы что, а приличные вещи. Главное не то, каким ты вошел, а каким ты оттуда вышел.

– И то верно.

Когда они вошли к Армену, тот потерял дар речи. И тут Михаил понял, что попал в десятку: переговоры пройдут как надо и все проблемы будут решены. Да здравствует гениальный план! За полчаса он изложил этот план Армену. Виталика на всякий случай в курс дела он не вводил. На том и порешили.

Они попрощались, Михаил пожелал им «ни пуха, ни пера». И как принято в таких случаях, его куда надо послали. Настроение у всех поднялось.

– Так и держитесь, господа, – сказал им Михаил на прощание.

В дверях его догнал Виталик и шепотом спросил:

– Куда мне потом девать этот прикид и во что переодеться? Где мои старые шмотки?

– Я их выбросил, а это вам мой подарок.

– Спасибо, я в долгу не останусь. Михаил, скажите Армену, чтобы никуда не отпускал меня до переговоров. Иначе я шарнусь где-нибудь и тогда пиши пропало.

– Что значит «шарнусь»?

– Ладно, я сам попрошу об этом Армена.

– Виталик, недавно и я был в вашем положении. Уверяю вас, больше вы никогда не шарнетесь. Как говорил Кашпировский, это вам моя установка. Я на вас надеюсь. Главное, не забывайте, что за одного битого двух небитых дают. Вы теперь – на вес золота. Все зависит от вас. Прощайте.

Михаил не прошел и десяти метров по направлению к тому месту, где стояла его машина, как услышал оклик Армена.

– Михаил, одну секунду.

Оказалось, сразу две проблемы.

– Машина не заводится, как назло, да тут еще и встречу перенесли в гостиницу морского вокзала в Гавани. Вы не поможете?

Видать, от судьбы не уйти. Как Михаил ни пытался в грязное дело не ввязываться, ему этого сделать не удалось.

Они приехали ровно в двенадцать часов. Перед входом в гостиницу их уже ждал человек. Это был молодой мужчина лет тридцати пяти очень приятной наружности. Его умный проницательный взгляд оценивал все – на чем приехали «гости», как они одеты, о чем говорят между собой. Сам он при этом молчал.

В холле гостиницы к встречавшему их мужчине подошли еще два человека крепкого телосложения. По лестнице вся компания поднялась на третий этаж и вошла в номер. Двое сопровождающих остались за дверью. Молодой человек, следовавший вместе с «гостями» до самого номера, войдя внутрь, вежливо предложил присесть. Все трое молча расположились в мягких кожаных креслах и на диване вокруг большого стеклянного журнального столика.

– Угощайтесь. Сейчас я вернусь.

И он вышел.

На столе стояла открытая бутылка дорогого французского конька, чистые рюмки вверх дном выстроились в ряд на продолговатом блюде. Тут же небрежно лежали сигареты «Мальборо» и картонные импортные спички. Четыре банки пива «Хольстен» дополняли собой эту нехитрую сервировку. Это был соблазн. Это были атрибуты сладкой жизни, к которой так рвалось новое общество.

– Надо снять напряжение, – неожиданно произнес Виталик и, непринужденно подхватив бутыль, ловко налил себе коньяку в рюмку, которую он, словно фокусник, одним пальцем свободной руки извлек из общей стопки и поставил в положение боевой готовности.

Так же ловко он осушил рюмку до дна, открыл пачку сигарет и закурил. Он курил с наслаждением, делал долгие затяжки, и сигарета таяла на глазах. Михаил и Армен молчали.

Стоило только Виталику потянуться за банкой пива, Армен деликатно перехватил его руку и вежливо произнес:

– Все. Достаточно.

И с Виталиком что-то произошло. Он сник. Испуганно посмотрел на Михаила, по сторонам и, как набедокуривший школьник, спрятал руки под стол. Михаил невольно обратил внимание на то, что все они сидели как бы веером перед огромным зеркалом во всю стену. Он обменялся с Арменом продолжительным взглядом и понял, что Армен тоже обратил на это внимание.

Неожиданно внутренняя дверь из соседней комнаты в этом же номере отворилась, и вошел высокий, совершенно квадратный человек с добродушным лицом. Такую мощь и такую силищу Михаил увидел впервые в своей жизни. Человек-гора из кафе у Калинкина моста был против него ребенком. Виталик потерял дар речи. Вероятно, то же самое произошло и с Арменом. Что же касается Михаила, то вопреки ожиданиям спонтанно возникшее чувство страха привело его в состояние абсолютной концентрации и спокойствия.

– Я хочу переговорить с одним из вас. С кем именно?

Все молчали.

– Со мной, – тихо и спокойно ответил Михаил после продолжительной паузы, – я представляю интересы Армена.

– Тогда остальные господа пусть подождут внизу.

Виталик и Армен вышли из номера.

– Это ваша машина?

– Да.

– Приобретали через Смольный?

– В некотором роде да.

– Это вы правильно сориентировались. Серьезный человек должен ездить на серьезной машине.

– Есть и более серьезные машины.

– Это немного другой уровень. К нему еще надо прийти.

– Хорошо сказано.

– Какое у вас предложение?

Михаил вкратце изложил его суть.

– Хорошо. Мы подумаем. Это вы придумали? Можете не отвечать, и так все ясно. Вы на армяшку работаете?

– Нет. Я лишь оказываю ему некоторые юридические услуги.

– Вот что я хочу сказать на прощанье: не ездите в машине один и не сидите за рулем. Наймите себе человека. Вы кто по основной профессии?

– Юрист.

– Что заканчивали?

– Санкт-Петербургский университет.

– Значит, профессионал. Сейчас каждый второй считает себя юристом – и дворник, и математик. Профессионалов мало, значит, надо себя беречь. Берегите свою голову, она дорого стоит. И вот еще что: избавьтесь от этой гниды. Чтоб я его больше не видел. Он уже не человек. Он – отходы.

– Виталик?

– Все. Наш разговор окончен.

– А что Армену сказать?

– Пусть работает. Когда надо будет, мы к этой теме вернемся.

Михаил вышел в коридор и почувствовал, как по спине потекли ручейки пота. И все же это была его первая победа. Он ликовал.

 

Глава 4. Жизнь полна неожиданностей

Лиза прислала весточку – открытку с видом Мюнхена. На обороте открытки аккуратным красивым почерком было написано: «Люблю, скучаю, дождись меня, пожалуйста! Здесь погода не ахти, пусть хоть у вас будет нормальная. Целую, целую. Твоя Лиза». Михаил никогда не заглядывал в почтовый ящик, а тут его словно что-то подтолкнуло к деревянному монстру с оторванными дверцами, болтающемуся на одной петле на изрисованной и обшарпанной стене. Открытка торчала из самой последней ячейки. Михаил машинально нагнулся и вытащил ее оттуда вместе с квитанциями за коммунальные услуги. Как кстати была эта весточка! Прошло две недели, о которых говорила Марина. Значит, Лиза вот-вот должна приехать в Россию. Скорей бы! Михаил безумно скучал по ней. Он пытался максимально загрузить себя работой. Хватался за все. Читал и перечитывал старую и новую законодательную базу современного российского государства. От изнурительного умственного перенапряжения он засыпал вместе с книгой и утром, не понимая, что уже проснулся, вскакивал с постели. Он опрометью несся под холодный душ, выпивал стакан воды со льдом и лимоном, одевался в два счета и пулей летел на своей черной «Волге» в Смольный, чтобы не опоздать на работу.

Погода «не ахти» означало, что у Лизы проблемы. Два раза «целую» – это предупреждение: «Будь осторожен!» Можно было и не предупреждать, он постоянно был начеку.

В городе было пыльно и жарко. Уровень культуры населения определялся количеством шелухи от семечек. Складывалось такое впечатление, что Михаил снова попал в девятнадцатый век. Чуть ли не на каждом углу стояли тетки-хохлушки и прямо из мешков стаканами продавали семечки, ловко насыпая их в газетные кулечки и тут же отсчитывая сдачу. Мостовые, тротуары, электрички, автобусы, трамваи и все другое, где скапливался народ, было заплевано толстым слоем шелухи. Это еще не означало, что «деревня рванула в город», это лишь свидетельствовало о том, что деревня внутри человека рванула наружу. Вот только у Смольного было чисто, там тоже торговали коробейники, но иным товаром – ложками, матрешками, расписными яйцами, шапками-ушанками, балалайками и полным набором военного обмундирования всех родов войск. Вся эта братия налетала на интуристов, как саранча на зеленую поросль, стоило им только выйти из автобуса, чтобы полюбоваться питерскими достопримечательностями. Изо дня в день Михаил проходил мимо них, низко опустив голову, чтобы ничем не показать своего отвращения и презрения. Так он шел по булыжной мостовой вдоль левого крыла собора до огромных металлических ворот. Сразу за ними начинался иной мир – мир его времени, мир без лузгания семечек и «цыганского табора» фарцовщиков, мир столичной питерской культуры.

У Михаила был свой кабинет, свой компьютер и огромный двухстворчатый сейф в человеческий рост, точно такой же, как когда-то в Минюсте. По двум телефонам он мог вести переговоры одновременно с заграничным партнером – поставщиком иномарок и с отечественным покупателем. Заграничных партнеров было несколько. Одни говорили на чистом русском (бывшие работники СЭВ, начальники торговых представительств, командиры выводимых из-за рубежа войсковых частей и иные серьезные люди, которым развал Союза только приумножил капиталы), другие говорили на английском языке. Он оговаривал с ними модели автомобилей, их состояние, год выпуска, количество, сроки и способ поставки. Уловив в разговоре с одним из них французский акцент, он перешел на французский язык, чем приятно удивил собеседника. Беседа сразу же перешла в деловое русло. Можно сказать, контракт состоялся. О цене речи не было. Этим занимались другие специалисты. Ему также вменялось в обязанности решать все формальности с питерской таможней. Михаил уже пару раз там побывал и даже успел познакомиться с девушкой по имени Валя. Вчера она была у них в офисе. Ее отец – военный комиссар города генерал Ессентуков тоже захотел приобрести «что-нибудь эдакое» для своей дочурки. Во дворе как раз стояли две новенькие иномарки – «шевроле» и «форд». Мини-вэн из Франции ее очаровал. Вопрос был решен.

Провожая Валю до площади, Михаил нос к носу столкнулся с Елизаветой Аркадьевной. Эта встреча была неожиданной как для него, так и для нее.

– Здравствуйте, Николай.

– Михаил, – поправил он. – Здравствуйте, Елизавета Аркадьевна.

– Вы здесь гуляете, – ревниво взглянув на его спутницу, сказала она, – или по делу?

– Провожаю клиента.

– Вы так всех клиентов провожаете?

– Только избранных.

– Спасибо, Михаил, дальше я пойду сама, вон там моя машина, – Валя показала рукой на весьма приличную и престижную машину девяносто девятой модели. – Папа с вами свяжется.

Она мило улыбнулась Михаилу, всем своим видом показала, что не обратила никакого внимания на их диалог, и ушла. Так, умело пряча свои коготки, могут царапаться только женщины.

– Ой, Михаил, не связывайтесь с ее папой, – пошутила Елизавета Аркадьевна, – или у вас далеко идущие планы? Шучу. Вы возвращаетесь на работу или уже закончили?

– Возвращаюсь.

– Вы где работаете?

– В восьмом подъезде.

– У Семена Ефимовича?

– Да.

– Тогда до скорой встречи.

И они расстались. Как оказалось, действительно, ненадолго. На следующий день, то есть сегодня, к нему подошел шеф и сказал, что всей его фирме оформили пропуска в «смольнинскую» столовую.

– Ну вот, Михаил, видите, как важно поддерживать хорошие отношения с Елизаветой Аркадьевной? Вы и здесь оказались на высоте. Она сама мне позвонила утром и любезно предложила посещать столовую Смольного. Я подготовил список. Вы в этом списке уже под настоящим именем. Только что курьер принес пропуска. Этот пропуск действует только при наличии паспорта. Как у вас с паспортом?

– Он всегда со мной.

– Очень хорошо, а теперь по делу. Компания «Формула 7» из Москвы прислала запрос на коммерческое предложение по поставке ей двадцати джипов «Нисан Пэтрол». Свяжитесь с нашими партнерами в Германии. Пусть по факсу пришлют условия поставки. Пригласите москвичей на переговоры. Все остальное по прежней схеме, как с «Вольво». И обратите внимание на одну деталь: если Москва пересаживается на джипы, значит, это становится общей тенденцией. Проработайте тему.

– Хорошо бы аналитика завести.

– Вы и будете моим аналитиком.

– Для этого нужен доступ к информации.

– Ее у вас будет столько, сколько захотите. Как только закончим с «нисанами», переключайтесь на аналитику. Подготовьте концепцию. В помощь дам одного прекрасного математика, он же и экономист. Да, и почитайте про операции на биржах. Скоро это станет основным нашим бизнесом. И постарайтесь как можно скорее избавиться от лишней информации, поверьте, она вам совершенно не нужна. Вы человек новой формации, у вас прекрасное будущее.

– Я использую только ту информацию, которая мне нужна.

– Отлично! Просто иногда надо делать ревизию своих столов. Я периодически этим занимаюсь. И все лишнее либо выбрасываю, либо передаю тому, кому это более нужно, чем мне. Бывает и так, что какой-либо хлам к нам переходит по наследству. Мы думаем, что он бесценен, а на самом деле, у него просто нет и не может быть цены, как и у любого другого хлама.

Да, тут уж ничего не скажешь, Семен Ефимович умел так искусно намекнуть на сложности, от которых следует избавиться, что уже не требовались никакие пояснения и дебаты. К тому же он был человеком слова и дела. Если уж его выбор падал на человека, то это было подобно манне небесной. Он не жалел денег на специалистов, но штаты не раздувал. На него в СП работало всего семь человек. Он их называл «Великолепная семерка». Каждый из этой семерки был загружен работой по уши, и на разговоры друг с другом времени не оставалось. Свободное время – полчаса – выпадало на обеденный перерыв. Сегодня Михаил впервые не пошел бродить вокруг Смольного в поисках хлеба насущного, а воспользовался пропуском, который ему сделала Елизавета Аркадьевна. И не напрасно, хотя это могло существенно осложнить его жизнь.

Преодолев множество узких и широких коридоров, мраморных лестниц и деревянных лесенок, пять или шесть контрольных пунктов, Михаил наконец-то попал в столовую, располагавшуюся на первом этаже правого крыла желтого здания. Это был большой и длинный зал с двумя рядами колонн. Слева была раздача. В изобилии первых и вторых блюд, в разнообразии салатов, закусок и напитков можно было запутаться. Все это заканчивалось несколькими кассами. Народу было много, но очередь двигалась быстро. Справа, вдоль стены, располагались буфеты, где можно было купить конфеты в коробках, настоящий молочный и пористый шоколад, икру, твердокопченую колбасу и массу других дефицитных продуктов. В магазинах города в это время уже начались перебои даже с хлебом, сахаром и солью, не говоря уже про мясо и масло. Зубная паста, мыло, крем для обуви исчезали с прилавков прямо на глазах. Впервые за долгое время Михаил выбрал то, что ему действительно хотелось съесть. Пообедав, он решил кое-что взять с собой и встал в очередь у одного из буфетов.

– Подарите мне шоколад, – раздался у него за спиной знакомый голос.

Михаил обернулся.

– Здравствуйте, Елизавета Аркадьевна.

– Просто Лиза.

– У меня уже есть одна Лиза.

– Ну что ж, тогда я буду Елизавета вторая. И поскольку в России таковой не было, то будем ориентироваться на европейские стандарты.

– Вероятно, все к тому и идет.

Тем временем подошла его очередь.

– Мне бы, барышня, палочку вот этой твердокопченой колбаски, коробку конфет «Грильяж» и шоколад, – он на секунду задумался и, вспомнив рассказ Виталика, сделал свой окончательный выбор, – «Золотой якорь».

– С вас тридцать семь рублей.

Михаил рассчитался и тут же вручил шоколад даме.

Когда они вышли из столовой, Елизавета Аркадьевна сказала с какой-то легкой грустью:

– Мимо меня проплывало много шикарных кораблей, но золотой якорь мне подарили впервые.

– Вы любите путешествовать по морям и океанам?

– Только с надежным капитаном.

– А просто так, очертя голову, для души и наобум, куда ветер подует?

– Нет. Это не для меня. В первом и последнем моем путешествии я была вместе с моим мужем.

– Он у вас капитан?

– Майор госбезопасности, – улыбнувшись, поправила она, вкладывая в это совершенно иной смысл.

– Понятно. Теперь я должен все время оглядываться?

– Бросьте, Михаил, он не ревнивый. И потом, мы с ним уже так давно вместе, что порядком надоели друг другу. Мы с ним как американские напарники-полицейские – в одной машине, но с разной личной жизнью.

Елизавета Аркадьевна искренне улыбалась.

– А на корабле?

– О-о-о! В тот раз он был на высоте и действительно был моим капитаном. Во всяком случае, мне так хотелось в моих фантазиях. И уже неважно, кто в это время был на самом деле капитан корабля.

– Это, наверно, было сказочное путешествие?

– Оно планировалось как сказочное.

– Что-нибудь произошло?

– Давайте лучше о вас поговорим, Михаил. Что вам нравится? Вы сами-то много путешествовали?

– Случалось и такое.

– И куда, если не секрет?

– Я был в Польше, в Германии, в Австрии, а в… – он чуть было не назвал год, – последний раз я побывал во Франции. Но всякий раз я бывал там один. И уже на следующий день начинал скучать по родной России.

– Это потому, что один.

Она рассмеялась. При всей ее напыщенности смех был настолько очаровательным, искренним и заразительным, что он и сам невольно улыбнулся.

– С вами весело, – сказала она, насмеявшись вволю.

– Это только ваша заслуга.

– Тогда будем считать, что шоколад я отработала.

– Ни в коем случае. Отрабатывать – это удел мужчины. Вы заставили меня вспомнить прекрасные моменты моей жизни, чем доставили мне огромное удовольствие. Поэтому я дарю вам еще и эту коробку конфет.

– Если так дело пойдет и дальше, то мы доберемся и до вашей колбасы.

Ей снова стало весело. На щеках у нее появился румянец. Она хохотала, как ребенок, звучно и заразительно.

На этот раз Михаил не понимал, над чем она смеялась, но все равно ему тоже было весело.

– Вообще-то это планировалось мне на ужин и завтрак. Но ради такого смеха я готов голодать до следующего обеда. Вот вам моя колбаса.

Она еще раз прыснула заразительным смехом.

– Ой, Михаил, вы меня развеселили, я давно так не смеялась. Я раскрутила вас на целых тридцать семь рублей, с ума можно сойти.

И ей снова стало весело.

– Вы знаете, что самое интересное? Во время круиза муж спросил меня: «Чем тебя развеселить, моя радость?» Я ему говорю: «Чем угодно, милый, но чтоб только это не было пошло и банально». Он пригласил в нашу шикарную каюту известного питерского затейника Виталика Боликина. Б-р-р, произношу это имя, и меня в дрожь бросает от омерзения. И тому действительно удалось меня позабавить. Правда, на следующий день этот самый Виталик чуть было не изнасиловал меня в своем номере, куда я была приглашена, чтобы «весело и мило поболтать», – Елизавета Аркадьевна посмотрела на Михаила своим пронизывающим насквозь взглядом и добавила: – Вы не собираетесь меня изнасиловать?

– Ну что вы, – испуганно произнес он.

И девушка снова засмеялась.

– Еще раз спасибо, Михаил, вы просто прелесть. До свидания. У меня уже начался прием. Все ваши подарки я возвращаю назад. Нет, пожалуй, шоколад я оставлю себе. Это для меня действительно дорогой подарок. Золотой якорь – мечта любой девушки.

В этот же день Михаил подготовил коммерческое предложение для москвичей и отправил его по факсу. Буквально через пару часов от них пришел ответ:

«Предварительные условия устраивают. Сегодня же направляю к вам своих представителей. Переговоры желательно провести завтра с 10 до 11 утра. С уважением, Колосков».

После короткого совещания шеф определил состав участников переговоров. Михаил в их число не входил.

Совещание с москвичами состоялось ровно в 10 утра, как и было намечено. В 12 часов пригласили Михаила.

– Это наш лучший специалист – юрисконсульт и аналитик фирмы.

– Михаил Петров, – представился юрисконсульт.

С ним вежливо поздоровались и вручили визитные карточки коммерческого директора и заместителя директора по экономической безопасности. Что это за должности, он мог только догадываться. Когда все вопросы были решены, гости заторопились.

– Надо еще в «Медхор» заглянуть на Пушкинской.

– Это недалеко, мой водитель доставит вас туда за десять минут.

Когда они ушли, Михаил как бы невзначай заметил шефу:

– «Медхор» – это научно-производственное предприятие. Создано при Спортивном клубе армии Ленинграда. Известно как торговая компания. Чем сейчас торгует, не знаю, но недавно она продавала французский коньяк и компьютеры.

– Это только их плюс. «Формула 7» как российский филиал концерна «Интеркомцентр-Формула 7» тоже больше известна по коммерческим операциям с вычислительной техникой, однако в бизнесе нет ничего невозможного. Если завтра они начнут продавать конверсионные танки, я не удивлюсь.

– Главное, чтобы они не продавали наркотики.

– Компания располагается в центре Москвы, на Кропоткинской. Возможно, придется у них побывать. Это очень серьезная фирма, и связана она не только со спортсменами, но и с большими политиками.

– Заказ не очень большой. С этой поставкой мы передаем им все наши наработки с продавцом. В чем наш интерес, если не секрет?

– Если сделка будет удачной, то мы хорошо заработаем – это основа бизнеса. Ну и, возможно, один-два «нисана» останутся в Питере. Это московский бонус.

– Вы это серьезно?

– Михаил, как можно так легко попадаться? Конечно же, я шучу. Идет консолидация крупных компаний. И в то же время серьезные люди уже сейчас занимают свои сектора экономики. Конечно, автомобили – это не основной наш бизнес, но и к этому надо привыкать.

Было полвторого, когда Михаил вошел в столовую. Обеденный перерыв в Смольном заканчивался. Такого выбора, как в начале обеда, уже не было. Буфеты не работали, и в огромном зале находилось не более десяти человек.

Только он приступил к поглощению ухи «по-царски», как прямо у его уха кто-то произнес.

– Вам лучше с Елизаветой Аркадьевной не встречаться.

Михаил оглянулся и увидел удаляющуюся крепкую фигуру с бритым затылком и в очень дорогом костюме.

Моментально промелькнула мысль: «Не об этом ли человеке говорил правнук»?

Остаток дня был испорчен. В голову ничего хорошего не приходило, и настроение пропало. Вторая половина обыкновенно уходила у него на изучение нормативных актов, федеральных и союзных законов, распоряжений мэра, указов двух президентов и тому подобное. Двоевластие и поляризация Советского Союза и РСФСР создавали немалую неразбериху на правовом поле. Надо было не только лавировать между противоречиями, но и улавливать тенденции. Все говорило за то, что новый президент в этой борьбе возьмет верх. Михаил невольно подумал: «Надо будет внимательно следить за их поведением. До двадцать первого августа остается меньше двух месяцев. Боже мой, сегодня уже двадцать девятое июня. День нашего венчания». Ему стало душно. Отчаяние впервые за все это время комом подкатило к горлу. Михаил встал. Вышел из своего кабинета и зашел к шефу.

– Мне нужно уйти. Все, что не успел, я доделаю дома.

– Хорошо, Михаил, но это не должно входить в привычку, становиться правилом.

– Это не станет правилом. Это просто исключение из правил. Мне что-то нездоровится.

– Простыли?

– Перенапрягся.

– Это никуда не годится. Да, кстати, вы больше не занимаетесь делами вашего знакомого с Просвещения?

– Нет.

– Вы его давно не видели?

– Уже две недели, – его вопросы, в которых чувствовался подтекст, стали надоедать Михаилу, с большим усилием он оставался спокойным. – Сейчас пять часов вечера. Я прошу всего один час.

– Хорошо, идите.

Машина стояла на площади перед собором. Михаил подошел к ней, открыл дверцу и сел за руль. Но закрыть дверцу так и не успел. Над ним склонилась крупная фигура мужчины лет сорока. Он был коротко и аккуратно подстрижен и одет в знакомый дорогой костюм, который Михаил уже видел в смольнинской столовой.

– Завтра в десять утра прилетает Лиза. Просила встретить. Не опоздайте, ее обратный самолет через три часа.

Он закурил сигарету, поблагодарил Михаила, словно это он дал ему спички, и ушел.

Между тем рабочий день в Смольном закончился, и сотрудники вереницей выходили на площадь. Кто-то уезжал на общественном транспорте, у кого-то здесь же, на площади, стояла своя машина, за кем-то подъезжали мужья или знакомые. Михаил еще не успел тронуться с места, когда увидел на противоположном конце площади новенькую черную «Волгу» последней модели. Машина плавно подъехала к Елизавете Аркадьевне. Издалека она казалась моложе. Девушка не спеша села в машину, и та быстро поехала по кругу, чтобы попасть на Шпалерную. Михаил опустил голову как можно ниже и увидел за рулем иномарки новенькой «Волги» своего куратора. Они ехали молча, с каменными лицами, думали о чем-то своем и его не заметили.

Михаил вышел из машины и вернулся обратно в офис. Навстречу ему попался Семен Ефимович.

– Что-нибудь произошло?

– Да. Сегодня я могу работать хоть до утра, но завтра меня не будет до обеда. Так уж сложились обстоятельства.

– И речи быть не может. Завтра до одиннадцати часов мы должны отослать в Москву договор. Попробуйте уладить ваши дела сегодня. Все, Михаил, у меня нет времени. До завтра.

И он ушел. Впервые он дал понять Михаилу, что недоволен им. Здесь его территория. Он здесь хозяин, и все принадлежит ему – и бизнес, и тайны, и люди, и их личная жизнь. Михаилу стало нехорошо. Он нутром почувствовал опасность. Его предположения и схемы зашатались. Вероятно, он ошибся не только с Виталиком, но и с двухмесячным контрактом.

Это естественно. Но невозможно быть совершенно спокойным и рассудительным, когда приезжает Лиза, когда каждая минута до встречи равняется часу, когда миллионы планов и желаний раздувают мозг, словно воздушный шар. В противном случае это не любовь, не радость и не испытание временем. Впрочем, это только его радость и его волнения, для остальных они ничего не значат и только мешают делу. В эйфории всеобъемлющей любви к человечеству Михаил забыл, что находится в джунглях новых нецивилизованных и нечеловеческих отношений. Он расслабился и перестал быть осторожным, забыл про опасность.

Он зашел в свой кабинет и занялся подготовкой договора поставки. Когда у него все было готово, часы показывали девять вечера. Михаил отнес договор в кабинет шефа и отправился домой. Он уже знал, что завтра после обеда его ожидают крупные неприятности.

* * *

29 июня.16.307.00. Литейный, 6.

Майор госбезопасности только что закончил читать «Предварительное заключение» отдела психоаналитики. Основной вывод гласил: «Воздействие на объект экспериментальными препаратами дало отрицательный результат (в отличие от ранее полученных положительных результатов при работе с иными объектами). Наиболее вероятны четыре варианта: а) объект по своим психическим и генно-биологическим особенностям резко отличается от иных объектов, подвергнутых воздействию тех же препаратов; б) персоналом клиники допущены профессиональные ошибки и неточности при использовании экспериментальных препаратов; в) объекту удалось нейтрализовать или избежать воздействие экспериментальных препаратов путем использования собственных уникальных способностей; г) произошла комбинация вариантов а) – в). В результате специалисты клиники не смогли закрепить в сознании объекта плановую поведенческую программу, психологическое и биохимическое кодирование. Смещение памяти во временном интервале вполне реально, хотя не следует исключать и хорошо спланированной симуляции, которую объект весьма убедительно демонстрирует продолжительное время. В то же время консилиум специалистов аналитического отдела допускает и наиболее вероятный вариант – замещение в сознании (более того, в подсознании) объекта реального времени на прошедшее и реального образа на прошлый, воображаемый образ. Объект автоматически превратил собственную фантазию и профессиональные знания в псевдореальность. Без всякого сомнения, у объекта появились новые, ярко выраженные способности и качества. К ним следует отнести в первую очередь умственные, гипнотические, интуитивные и физические способности. Выводы: 1. Социальная опасность объекта – категория “средняя”. 2. Политическая опасность объекта – категория “выше средней”. 3. Экономическая опасность объекта – категория “низшая”. 4. Стабильность состояния объекта – категория “средняя”. В целом объект государственной опасности не представляет. В то же время для решения поставленной задачи возможно использовать факторы страха, волнения, неуверенности, опасности. У объекта в безусловном порядке должны наблюдаться симптомы раздвоения личности и галлюцинаций. Спровоцировать объект на какие-либо желаемые действия возможно в том случае, если использовать эффект внезапности и неотвратимости. Здесь наиболее эффективны страх, вина, утрата, унижение и безысходность. Сопутствующими факторами при этом могут быть физическое переутомление или нервное истощение, состояние огромного успеха и эйфории или депрессии и отчаяния. Состояние объекта – “неустойчивое”. У объекта могут возникать периоды устойчивой сублимации (переключения), когда он становится способен ощущать себя в нескольких состояниях одновременно, вплоть до восприятия им прямого контакта реального и вымышленного объектов, где и реальный, и вымышленный объекты существуют в его сознании не только одновременно, но и независимо друг от друга».

– Ну что ж, неплохая работа. Не без выкрутасов, конечно, но в целом доходчиво. Есть над чем подумать. А пока что надо успеть встретить жену. Это чертово «Лебединое озеро» в третий раз уже воспринимается как пытка. И за что мне только такие муки?

 

Глава 5. Неприятности только начинаются

«Лиза, Лиза, Лиза! Как мне тебя не хватает. Если б ты только знала, как мне одиноко. Но ничего, завтра все кончится. Господи, спасибо тебе за то, что ты помог мне пережить эту разлуку, – Михаил перекрестился. Он был верующим человеком и об этом подсознательном действии как-то не задумывался. Все было естественно и происходило само собой. – Наконец-то кончатся все мои неприятности». Михаил прекрасно знал, что сложности, с которыми он до сих пор сталкивался, по сути не являются неприятностями. Это была обычная жизнь начала девяностых годов двадцатого века. Он имел в виду совершенно иное – будущее. Под неприятностями он понимал непредвиденные события, те события, которые коренным образом меняют судьбу человека, вселяют страх в его душу, выворачивают все смысловые понятия наизнанку. Грубо вторгаются в мир сформировавшейся культуры, нравственности и принципов, чтобы их исказить, уничтожить, заместить чем-то новым и жутким. Он полагал, что вдвоем они смогут уберечь себя и свое счастье от этих непредвиденных событий.

Неприятности с шефом – во все времена одни и те же. Не являлся исключением и Семен Ефимович. Он был идеальным человеком системы бюрократии.

– Этим сейфом пользовались еще при Александре III. Объяснить, как его открывать и запирать?

– Нет, спасибо, у меня был точно такой же сейф.

– Ну что ж, тогда изучайте все его тайные уголки. И не забывайте после работы убирать в него все рабочие документы, – немного помолчав, он добавил: – Системный блок тоже.

После ухода шефа Михаил открыл сейф, причем делать это нужно было одновременно двумя ключами. Под стальной нижней полкой, как он и ожидал, лежал маленький квадратный крючок. Для этого крючка в глубине сейфа существовало маленькое квадратное отверстие. Михаил понимал, что даже если за ним наблюдают, то со спины не поймут ни одного его действия. Поэтому он спокойно открыл тайничок внутри сейфа и обнаружил там несколько пожелтевших листков. Он свернул их в трубочку и всунул в левый рукав рубашки.

Будучи уже в машине, Михаил не удержался и достал один из листков. Он имел свое название. «Памятка тому бюрократу, который мечтает стать начальником».

«Все должно быть так, как заведено, и так, как считает старший чиновник. Никаких экспериментов и новаций. Все чиновники-начальники одинаковые. Начальнику иначе нельзя, он не может быть иным. В поступках начальника отсутствуют логика и здравый смысл. Это не глупость, это способ «спустить проблему на тормозах». Чиновники подчинены установившейся форме. Они дорожат своим местом, потому как всю свою жизнь высиживают его, будучи обычными заштатными служащими. Они далеко не бездари. Чиновники – весьма грамотные люди. Они работают без инициативы и порицают ее у подчиненных. Они циничны, без принципов, алчны и порочны. За рафинированной культурой, фальшивой элитностью скрывается абсолютная безнравственность. Широту мышления и карьеру они высиживают задом, так называемыми «стуло-часами». При этом они терпят массу унижений, работают вопреки всем законам по десять-двенадцать, а то и по пятнадцать часов. Их личная жизнь – это работа и карьера. Они дорожат своей подписью и в официальных ответах на все вопросы граждан, должностных лиц или аналогичных бюрократических структур стараются искусно уйти от прямого ответа. Тем не менее они обязательно ответят. Они в обязательном порядке ведут карты контроля. Этот принцип системы бюрократии незыблем. Но прежде этот ответ будет выверен десятком клерков. В таком ответе нет решения проблемы, в нем нет подтверждения правоты заявителя, ответ никогда не будет “скорым”, он будет своевременным и в установленный срок. Даже если заявитель изложит в своем обращении факты, приложит массу доказательств, в ответе на обращение будет юридически грамотно объяснено, что “все не так-то просто”. Чиновник живет по принципу “как бы чего не вышло”. Он всегда ждет своего звездного часа, у него нет чести и достоинства. Больше всего он ценит связи, но через начальника готов переступить при первой же подвернувшейся возможности».

Санкт-Петербург, 1891 г.

Михаил грустно улыбнулся. Неожиданно в голову пришла мысль: «Вот где документы могут находиться в полной безопасности». Тайник в сейфе – самое надежное место. Сейф, который был выше человеческого роста, а его ширину не обхватить и двумя руками, простоял на одном месте более ста лет. И еще столько же простоит! Вот где бумаги будут в полной безопасности! Он доехал до дома, зашел в дворницкую и хотел уже было достать документы из тайника, как неожиданно у него появилась мысль: «А что если все это продумано и специально подстроено? Нет уж, документы лежат надежно и пусть лежат. Это, конечно, не сейф, но и дом не завтра пойдет на ремонт».

Когда он достал из рукава остальные документы, то обнаружил, что это были акции одной из нефтяных компаний США. Ее название часто мелькало на экране телевизора. Можно было с уверенностью предположить, что сейчас Михаил держал в руках целое состояние в десятки миллионов долларов.

«Даже думать не хочу. Надо срочно все положить на прежнее место. Никаких соблазнов, никаких рисков, никаких ценных бумаг»! Он убрал документы, найденные в сейфе, опять в рукав рубашки, вышел во двор, сел в машину и снова отправился в Смольный.

По дороге на работу он мысленно вернулся к недавно прочитанной памятке.

Семен Ефимович при всей своей автономности и либеральности все же держится поближе к власти, это очевидно. Уж он-то, как никто другой, уважает систему бюрократии. Михаил уже успел обратить внимание на то, что его шеф никому не прощал самовольных выходок и неповиновения. Он знал, что договор, подготовленный им по образцу предыдущего, так понравившегося шефу, будет им завтра забракован. Михаилу будет высказано множество нелестных замечаний, и вообще вопрос о его дальнейшей работе в СП будет поставлен ребром. Именно эти неприятности он и имел в виду. Но неприятности начались гораздо раньше. В Смольный его почему-то не пустили, хотя он работал в другие дни и до десяти вечера, а сейчас еще и девяти не было. Он снова сел в машину и отправился назад, в дворницкую, твердя про себя всего одну фразу: «Ничего, акции верну в сейф завтра с утра, сразу же, как приду на работу».

Стоило Михаилу выехать с Суворовского на Старо-Невский, как он услышал вой милицейских сирен. А вот и площадь Восстания. «Надо их пропустить», – подумал он и принял вправо. Тут же три машины окружили «Волгу» Михаила и прижали ее на площади к гостинице «Октябрьская». Из двух машин (каких именно, Михаил не разглядел, он был в шоковом состоянии, до смерти перепуган) выскочили люди в черных масках, выдернули его наружу и уложили лицом на капот. Несколько человек быстро обследовали всю машину, каждый ее уголок, попутно обыскав его самого с ног до головы. Руки, которыми он опирался на капот автомобиля, проверили только под мышками. Неожиданно прозвучал чей-то голос: «Это не он!» – и все прекратилось. Люди бросились к своим машинам и так же с сиренами стремительно помчались дальше по Невскому проспекту.

Что это было? Михаил выпрямился во весь рост, постоял так минуту-другую, затем обошел машину вокруг, закрыл все двери и багажник, сел за руль. Только сейчас он заметил, что у его «Волги» разбито боковое стекло.

Весь салон был усыпан стеклами, и Михаил сидел на чем-то жестком. Он снова вышел из машины. Оказывается, пострадавший сидел на ключах от собственного автомобиля. Как разбили стекло, выдернули ключи и вернули их назад, он не помнил.

Вокруг машины стал собираться народ. Кто-то предложил закурить, кто-то выпить. Но Михаил только отрицательно мотал головой. Какая-то женщина вычищала разбитые стекла из машины. Вокруг только и слышно было:

– Вот сволочи.

– Что хотят, то и творят.

– На них надо в суд подавать.

– Тогда они его точно прибьют.

– Это точно.

– Беспредельщики.

– Надо радоваться, что легко отделался.

И только один мужчина подошел и шепнул на ухо:

– Это они так пугают. Где-то вы кому-то насолили. Будьте начеку, – он сделал паузу, а потом добавил: – А может, и искали что.

– Что? – так же шепотом спросил Михаил.

– Ну не знаю, – он повел плечами, – может, пистолет какой, газовый. А может быть, валюту или документы какие. Не знаю, вам виднее. Скажите спасибо, что легко отделались.

И он ушел. Михаил успокоился, насколько можно было в таком состоянии. Затем он сказал всем «спасибо», сел за руль, завел мотор и потихоньку поехал. На противоположной стороне площади гаишник штрафовал кого-то за неправильную парковку. В принципе, это можно было сделать и с ним, с Михаилом, ведь он тоже припарковался в неположенном месте. Гаишник это видел, но теперь он даже не смотрел в ту сторону, где находился Михаил, и продолжал демонстративно стоять к нему спиной. «Правильно, здоровее будет. Вот и мне так надо поступать», – подумал Михаил. Хотя он прекрасно понимал, что и дальше будет жить так же, как и раньше, по-прежнему наступая на одни и те же грабли.

Подъезжая к Литейному проспекту, он обратил внимание на серую «девятку», которая прочно сидела у него на хвосте.

Машину в таком виде оставлять на ночь во дворе было нельзя, и он вновь приехал в гараж на Конюшенной. Опять дежурили те же самые крепыши в зеленых пиджаках. Они признали Михаила и без лишних слов пристроили машину «на одну ночь» за пять рублей. Конечно, это было безумно дорого, но зато безопасно. Внутри гаража ему показали, куда поставить «Волгу», взяли деньги и все – ни квитанции, ни жетона взамен. Может быть, наступило такое время – риска наполовину с доверием? Кто его знает. Значит, можно так и стекло поменять?

Михаил подошел к рабочим, которые разбирали какую-то машину по частям, и поинтересовался, нельзя ли вставить боковое стекло в его автомобиль? «Пятьдесят рублей», – не отрываясь от дела, сказал один из них. Пострадавший достал деньги и показал на свою «Волгу»: «Вон на той, черной». – «Заметано». Он не понял, что это значит, но интуитивно угадал, что дело будет сделано.

По дороге, до самой парадной с набережной Невы, Михаил оглядывался по сторонам, не идет ли кто за ним следом. Подойдя к двери в квартиру, он невольно посмотрел на гранитную плитку. Все было, как и прежде, – прочно и на своем месте. Он встал на нее и открыл дверь. Кто-то вошел в парадную. Михаил мигом влетел в квартиру и запер дверь на все замки. Чьи-то шаги тоже затихли. Затем Михаил услышал, как что-то полилось. Ему полегчало. Этот «кто-то» просто-напросто сходил в туалет. Но нервы уже были на пределе. Случай на Невском не выходил у него из головы. Даже не раздеваясь, Михаил лег в постель поверх одеяла и тотчас уснул.

Он проснулся в восемь утра. Это было ужасно поздно. Без мытья, бритья и завтрака Михаил бегом направился в гараж. Там уже дежурили другие люди. Ему пришлось долго объяснять, что он вчера уже все заплатил, что никакой квитанции ему не давали и что вот его документы на машину.

Михаилу выписали квитанцию, взяли еще раз пять рублей и разрешили забрать «Волгу». Было уже около девяти часов.

Слесари только приступили к замене стекла. Хоть здесь не обманули. Михаил понял, что опоздает в аэропорт и Лизу не встретит.

– Уважаемые, я вас очень прошу, помогите мне. Я должен в десять часов быть в аэропорту. Встретить жену. Сделайте что-нибудь. Умоляю вас.

Про акции и Смольный он даже не вспомнил.

– Так быстро мы не управимся, здесь работы еще на час. Ну что, Серега, выручишь мужика?

– Лады. Туда и обратно за двадцатник, устроит?

– Конечно!

– Только учти, я всю ночь не спал, – он добродушно улыбнулся. – Да не бойся, я ведь тоже жить хочу. Поехали.

От Конюшенной площади до Инженерной улицы рукой подать. Вот они и у Симеоновского моста. Михаил тут же вспомнил, как в 1890 году, следуя на работу и возвращаясь с нее, изо дня в день он наблюдал за его реконструкцией. Работы шли быстро и ладно. За короткое время тротуары для пешеходов были вынесены на боковые консоли моста. Именно здесь он стал встречаться со своей девушкой со Старо-Невского летом следующего года. «Будем встречаться на Симеоновском мосту», – сразу же поставила она ему свое условие. Такого рода каприз Михаилу понравился. Они чуть ли не каждый день стояли у парапета и подолгу смотрели на воду и на рыбаков, ловивших рыбу с набережной реки Фонтанки. Дело бессмысленное, но завораживающее.

Миновав мост, они свернули направо. Практически без остановки доехали до Московского проспекта и понеслись по нему прямо в аэропорт.

– Ну вот мы и на финишной прямой, – словно самому себе произнес водитель. Подъезжая к Обводному каналу, он неожиданно спросил:

– Вас никто не должен был сопровождать?

– Не-е-ет, – не понял Михаил.

– Вон там, сзади, серая «девятка». Едет за нами аж от самого гаража, – чуть-чуть помолчав, он добавил: – Ну что, проверим?

– Если только успеем в аэропорт.

– Успеем.

Он лихо перестроился в правый ряд и включил указатель поворотов направо. В принципе, так же Михаил ездил к Армену в офис. Это выглядело весьма убедительно. Он ведь не обращал внимания, когда ездил на «Волге», следят за ним или нет. В очередной раз «девятка» встала позади них. Сразу за поворотом водитель остановил машину и включил аварийные габаритные огни. Преследовавшей их машине ничего иного не оставалось, как проехать мимо в сторону Варшавского вокзала.

Когда поток машин миновал, они развернулись и снова выехали на Московский проспект. Через какие-то пятнадцать минут Михаил уже подъезжал к международному аэропорту «Пулково-2». На площади перед зданием прибытия водитель выбрал место для стоянки и выключил мотор.

– Ну что, подождать?

– Я не знаю, сколько это займет времени.

– Ладно, я не спешу, заодно и прикорну чуток. Когда встретишь жену, разбуди. Я буду здесь, в машине.

Самолет прилетел ровно в десять утра. Михаил уже знал, что на прохождение таможенного контроля уходит не менее получаса.

Он нашел цветочный киоск, купил букет роз, вернулся в зал прибытия пассажиров и стал ждать Лизу. В томительном ожидании минуты превращались в часы. Наконец он ее увидел и от волнения весь задрожал. Сердце вырывалось из груди. Внешне Михаил оставался спокойным. Если бы окружающие знали, что творилось в его голове, то они наверняка вызвали бы врачей и отправили бы беднягу на Пряжку. От волнения он уже сам перестал считать себя абсолютно нормальным. На глазах от нервного перевозбуждения выступили слезы.

Лиза испытывала те же чувства. Она вылетела к нему навстречу со слезами на глазах. Они обнялись и застыли в объятиях посреди прохода. Пассажиры обходили их стороной и что-то ворчали себе под нос на всех языках Европы и Азии. Наконец молодые люди пришли в себя.

– Чуть было не забыл, это тебе, – Михаил протянул Лизе розы.

– Спасибо, любимый. Обожаю тебя. Ты – лучшее, что у меня есть.

– И я тебя очень сильно люблю.

Лиза прижала бутоны цветов к губам, затем еще раз поцеловала его, подхватила под руку и быстро отвела в сторону.

– Через пару часов у меня обратный рейс в Берлин. У меня многоразовая виза. Это очень удобно. Я прилетела, чтобы сказать, как сильно тебя люблю. То, что должно было состояться вчера, обязательно будет. Верь мне и ни о чем плохом не думай. Я скоро вернусь. Осталось всего две недели. Все будет так, как мы хотим, любимый.

Михаил встал как вкопанный. Вот это действительно была шокирующая неприятность.

– Потерпи, любимый. Всего две недели. Так надо.

Лиза с трудом растормошила его.

– Знаешь что, я очень проголодалась, зайдем в ресторан.

Они прошли в ресторан, сели за столик и что-то наспех заказали. Некоторое время молодые люди сидели молча, взявшись за руки, и пристально глядели друг другу в глаза. Все, что они чувствовали, что хотели сказать, что хотели утаить, чтобы не расстраивать другого, – все было написано в их глазах. Наконец Лиза тихо спросила:

– Ну как ты?

– Сама понимаешь, как мне без тебя. А в остальном все хорошо.

– Ну не надо так. Ты разрываешь мне сердце. Всего чуть-чуть. Потерпи, любимый.

Михаил молчал. Он не мог вымолвить ни слова.

– О себе рассказывать не буду. Вот тебе письмо от меня, дома прочитаешь и все узнаешь. Где ты сейчас живешь?

– На Миллионной… На Халтурина. В той самой дворницкой.

– Я тебе позвоню. Теперь можно.

– Ты знаешь, мне кажется, там что-то не так.

– Не может быть, Марина никогда не пойдет ни на какую сделку, а если ее и заставят, то она найдет способ, как нас об этом предупредить.

– Вероятно, я стал мнительным. И все же особенно по телефону не откровенничай. Говори только о любви и о погоде. Обязательно сообщи, когда тебя встречать в следующий раз. Можно даже на работу мне позвонить. Вот мой телефон.

Михаил взял белую салфетку, которая почему-то была разрезана на четыре квадратика, и на одном из них шариковой ручкой записал свой рабочий телефон.

– У тебя были проблемы?

– В это время у всех проблемы. Его надо пережить. Главное, ты береги себя. Если что-то надо сделать, скажи.

– Об этом потом. Какие еще новости?

– Юля улетела в Америку. Марина сделала стрижку, как у принцессы Дианы. Работаю у Семена Ефимовича в Смольном. Катаюсь на черной «Волге». Вот и все мои новости.

– Я чувствую, что ты что-то утаиваешь от меня, ну да ладно. Ты очень огорчен… Я тоже. Береги себя, пожалуйста. Очень прошу, не рискуй.

– У меня ощущение чего-то необъяснимого и неотвратимого.

– Назревают очень нехорошие события. Будь начеку. Может быть, тебе лучше и от работы отказаться. Просто живи в нашей дворницкой, гуляй по городу, ни во что не вмешивайся и жди меня.

– Хорошо, любимая, я так и сделаю.

– В этом конверте вместе с письмом лежит тысяча немецких марок. Это где-то около пяти тысяч рублей. Марина поможет тебе с обменом. Этого тебе должно хватить до моего приезда. А там подумаем, что делать дальше.

Михаил не стал украдкой прятать письмо. Он положил его перед собой на стол и взял Лизины руки в свои. Он грустно и нежно смотрел в глаза любимой девушки, нежно гладил ее пальцы, затем поднес ее руки к губам и поцеловал.

Все, что им принесли, они быстро съели. И Михаил, и Лиза действительно проголодались. К тому же оба сильно нервничали. Им так не хотелось покидать друг друга! У Лизы на глазах появились слезы, но она справилась со своей слабостью и стала пристально смотреть в глаза Михаила. Так же, как это недавно делал Михаил. Они оба испытывали одни и те же чувства, думали об одном и том же, были одним целым. Лиза молчала, она боялась произнести хотя бы одно слово, чтобы не расплакаться. С Михаилом творилось то же самое. Он сдерживал свои эмоции и чувства с огромным трудом, наконец, сделав глубокий вздох, взял себя в руки, рассчитался с официантом и встал из-за стола. Лиза поднялась следом за ним. Они молча пошли на регистрацию в зал вылета. Письмо, которое дала ему Лиза, Михаил положил в нагрудный карман летней куртки. Лиза взяла его левую руку и тотчас обнаружила, что в рукаве рубашки что-то лежит, но и виду не подала. Она лишь улыбнулась ему в ответ и как бы невзначай засунула обе руки в боковой карман его куртки. Затем она игриво обняла Михаила и шепнула на ухо:

– Эту пленку надо спрятать в очень надежном месте. В ней твоя и моя безопасность.

– Или опасность.

– Ну что ты, милый, будь оптимистом, улыбайся. И жди меня. Я тебя очень сильно люблю.

– И я тебя тоже.

Теперь он понял, что означает маленький круглый предмет, который она так таинственно переложила в кармане в его руку. Этого было достаточно для того, чтобы понять, насколько и ей нелегко. Они не стали взваливать свои проблемы друг на друга, решив, что не следует обременять любимого человека собственной обузой. Они оба нуждались в помощи, но не могли даже намекнуть на свои проблемы. И Михаил, и Лиза хорошо знали, что пока помочь друг другу они не могут. Им надо было самостоятельно выстоять и выдержать эти две недели, чтобы потом все решать сообща. Их силой и опорой была любовь.

Они стояли перед выходом на регистрацию. Лиза обняла Михаила и стала спокойно шептать на ухо.

– Ты запомнил человека, который сообщил тебе о моем прилете?

– Да, – так же шепотом ответил он.

– Это очень хороший человек. Это мой брат, сводный, по первому браку отца. В самом крайнем случае обратишься к нему. Запомни номер его телефона, – она внятно назвала семизначное число. – Запомнил?

– Да.

– Этот телефон на прослушивании, поэтому скажешь так. «Я от Лизы. У нее снова обострение гастрита. Просила помочь с лекарством». Он все поймет. Он знает о тебе все то, что знает о тебе куратор. Может быть, даже больше. Это все, что тебе надо знать. Запомни, он все придумает сам. Никакой самодеятельности. Хорошо?

– Да.

– Господи, что я говорю, ты же никогда и ни к кому не обратишься за помощью. Береги себя!

– И ты береги себя. Мне без тебя не жить.

– Я люблю тебя. Будь осторожен.

– И я тебя очень люблю.

– До свидания, любимый, мне пора.

– До свидания, любовь моя. Я дождусь тебя. Все будет хорошо.

– Не сомневаюсь.

Она еще раз поцеловала его и скрылась в общей толпе пассажиров, улетающих в Берлин.

Михаил вышел из аэропорта. На стоянке он разбудил водителя и сел в машину.

– Ну и где же жена?

– Она улетела обратно.

– Что, неправильно встретил? – пошутил он. – Дает вторую попытку?

– Вроде того.

– Ну ладно, поехали обратно.

До Конюшенной площади они добирались в два раза дольше. Набережная Фонтанки была плотно забита машинами, и они ехали медленно, с частыми остановками.

– Ни езда, а похоронное шествие, – в сердцах произнес водитель.

В гараже Михаил рассчитался с водителем, добавив к сумме еще пять рублей. «Волга» была готова. В Смольный он приехал в два часа дня. Первое, что сказал Михаилу разъяренный Семен Ефимович, было:

– Что за чушь вы тут написали? И что это за выходки?

– Я забирал машину из ремонта и ездил в аэропорт. А написал я контракт по типовому образцу, как и до этого на поставку «Вольво».

– Еще одна такая выходка, и у нас будет серьезный разговор.

– А сейчас, надо полагать, у нас обычная дружеская беседа.

– Не забывайтесь, дорогой! И знайте свое место!

– Я все понял.

– Так-то лучше, – сказал он обычным вежливым тоном, теперь это действительно походило на дружескую беседу. – Ну ладно, погорячились, и будет. Принимайтесь за работу. Заберите контракт и откорректируйте его согласно моим комментариям. Пусть это будет в первый и в последний раз. Больше я такую выходку не потерплю.

– Хорошо.

– Сходите пообедайте. В системе все должно работать как часы. Сегодня были перебои с электричеством и обеденный перерыв сдвинули. Столовая работает до трех. Еще успеете. Все должно быть так, как установлено порядком. И не следует этот порядок нарушать. Не противопоставляйте себя системе. Она сотрет вас в порошок.

Михаил это знал. Он не стал говорить, что уже пообедал с Лизой, но от предложения, скорее похожего на распоряжение, не отказался. Михаил чувствовал, что шеф ищет перемирия. Да и ему самому надо было прийти в себя, пережить и осмыслить то, что сегодня произошло. Для того чтобы вернуть чужие бумаги на прежнее место, достать свои рабочие документы и системный блок компьютера понадобилась всего пара минут.

В буфете он купил банку импортной тушенки и упаковку спагетти. Теперь можно было не беспокоиться об ужине. Михаил вышел во двор через шестой подъезд и на тенистой аллее, окружающей сзади и по бокам Смольный собор, встретил Елизавету Аркадьевну. Она сидела на скамейке и выглядела совсем по-другому. В ней не было заносчивости и высокомерия. По лицу было видно, что на душе у нее не все гладко.

– Не проходите мимо Елизаветы второй. Присаживайтесь, господин Петров.

– У вас что-то случилось?

– Почему вы так решили?

– Не знаю, мне так показалось.

– Это не ответ. Вы меня так ни разу и не назвали по имени. Просто по имени и без отчества. Скажите откровенно, что вы вообще думаете обо мне?

– Честно?

– Так спрашивают дети, а не взрослые люди, – грустно улыбнувшись, заметила девушка.

– Последнее время я вообще боюсь откровенничать.

– Почему?

– Так тоже спрашивают дети, – Михаил тоже улыбнулся в ответ. – Время какое-то сейчас малопорядочное. И люди такие же. Но вам я верю. Это и есть мой ответ на ваш вопрос.

– Честно?

– Очень честно.

– А что вы думаете о Елизавете?

– О какой? – не понял Михаил.

– О любой.

– Мне сейчас так плохо, что только это имя меня и греет.

– Откровенность за откровенность. Я в курсе ваших проблем и сочувствую.

– Спасибо, – он немного помолчал, а затем тихо произнес: – Это имя действительно для меня очень много значит.

Михаил на какое-то время задумался и наконец продолжил: – Давным-давно я влюбился в одну девушку со Старо-Невского только потому, что ее звали Елизаветой, так как до нее я был безнадежно влюблен в самую первую в моей жизни Елизавету – великую княгиню дома Романовых, родную сестру Александры Федоровны. Я увидел ее на церемонии по случаю назначения Сергея Александровича Романова генерал-губернатором Москвы. Стоял рядом, почти как сейчас с вами.

– Да что вы говорите! То есть совсем рядом и в девятнадцатом веке?

– Не смейтесь. За чувства и полет фантазии осуждать нельзя. Дайте человеку помечтать.

– Мне приятно, когда вы мечтаете. Это у вас здорово получается.

– И еще раз спасибо. Как бы там ни было, но безусловным фактом является то, что обе сестры были ослепительно красивые женщины. И немудрено, что Сергей и Николай Романовы влюбились в них с первого взгляда. Одна из них стала женой градоначальника Москвы, а вторая – женой последнего императора России. Влюбиться с первого взгляда, потерять голову, тут же признаться в любви и повести свою любовь к алтарю – это большая редкость. Это царская прихоть.

– Да уж, не для простых смертных.

– Когда я увидел Елизавету Федоровну, то потерял все – и голову, и разум, и покой. Я завидовал ее мужу и ревновал к самому генерал-губернатору. Все мы когда-то впервые в своей жизни влюбляемся безответно и так, словно это самое-самое и единственное. Любовь и страдание живут в одном доме. Идя к ним в гости, никогда не знаешь, кого из них застанешь дома. Но время лечит, и на смену старой приходит новая любовь. Так продолжается до тех пор, пока ты не найдешь действительно единственную и настоящую Елизавету.

– Надеюсь, вы сейчас никого конкретного не имеете в виду?

– Именно сейчас – нет. Это аллегория. И все же каждая влюбленность остается в памяти навсегда.

– Это прекрасно, Михаил.

– Несомненно. Женщины окружают мужчин не для соблазна, а для того, чтобы мужчины ощутили всю прелесть и красоту жизни. По-настоящему надо любить только одну женщину, но не замечать красоту и прелесть других женщин – это ханжество. Главное – не жить прошлым и не возвращаться к нему. И очень бережно следует относиться к своим желаниям.

– Бойтесь своих желаний, они могут исполниться.

– Вот именно! Желания сбываются всегда, но уже сильно искаженные во времени. Опытное и потертое настоящее оказывается намного хуже наивного и искреннего прошлого. В памяти мы идеализируем чей-то образ, а в реальной жизни он оказывается много хуже, и нашему герою уже не подстроиться под нафантазированный эталон мечтателя.

– Самое забавное, что со мной это произошло. Я действительно вышла замуж за свою первую любовь после продолжительной разлуки. Мои фантазии оказались намного ярче.

– Это как хорошая книга, героиня которой затронула сердце, запала в душу и осталась там на всю жизнь.

– С одной лишь разницей: про книгу рассказывать можно сколько угодно, а про прежнюю любовь лучше и не пробовать.

– Да, и герои книг застывают в своих образах, а реальные люди стареют и с годами изрядно меняются.

– Но любовь-то не стареет.

– Это верно. В своей Елизавете я не ошибся. Совсем недавно я узнал о ее трагической судьбе. Мне до сих пор тяжело об этом говорить. Вы только представьте себе. Москва, 1905-й год. Террорист Иван Каляев в клочья разносит бомбой тело генерал-губернатора. Елизавета Федоровна собирает мужа по кусочкам и еще после этого она приходит к убийце в тюрьму, приносит ему Евангелие и прощает его. Ее отвергают, и она уходит в монастырь отмаливать грех убийцы. Все свое состояние, драгоценности и украшения продает, а на вырученные деньги устраивает жизнь нищих и обездоленных. Обходит кабаки Хитрова рынка и уговаривает опустившихся людей отдать ей своих детей на воспитание. Принимает в монастырь падших и отчаявшихся в жизни женщин и обращает их к Богу. Создает приюты, больницу, народные квартиры. Одевается просто, живет скромно, – Михаил замолчал. Елизавета Аркадьевна тоже молчала. После продолжительной паузы он снова заговорил. – Ответьте мне на один вопрос: кто из современной знати, из высокопоставленных дам, из тех, кто называет себя элитой российского общества, способен на такое?

– Никто.

– Вот и я так думаю.

– Вы идеалист. Или все же романтик?

– Я – вшивый интеллигент.

– У вас что, ностальгия о прошлом или вы пишете дамский роман?

– Ни то и ни другое. Я говорю об идеальных женщинах. Я говорю о том, что из истории мы выбираем совершенно иные ценности.

– Об идеальных мужчинах тоже можно говорить часами. Только где они? Знаете что, Михаил, давайте сходим с вами в выходные в Петропавловскую крепость. Заодно и на диковинного Петра I посмотрим. Тоже ведь – идеальный мужчина.

– А что на это скажет ваш муж? Или вы и его предлагаете взять с нами за компанию?

– Мужа не будет. Вам беспокоиться не следует. Все решаю я. Сама. Кроме того, поговорим о том, что он мне вчера рассказал про вас.

– Про меня?

– Итак?

– Больше того, что я знаю, он вам рассказать обо мне не мог, – и немного помолчав, Михаил добавил: – Я согласен. В субботу, в 11 часов вам будет удобно?

– Мне удобно в любое время. Спасибо за приятную беседу и до встречи у пушки.

Дома Михаил долго думал, что ему делать с микропленкой. Он не знал, куда ее спрятать. Вновь в голову пришла коварная мысль: «А что если это повод, предлог указать сыщикам на то место, где я прячу бумаги Михаила?» И тотчас ему стало жутко стыдно. Как он мог хоть на один миг усомниться в своей любимой, в том человеке, который был для него и смыслом жизни, и самой жизнью! Он был в полном отчаянии. «А что если ее заставили, пригрозили и ради моей, ради нашей безопасности она пошла на такой шаг?.. Нет-нет, такого быть не может. В этой пленке наверняка и впрямь что-то очень важное… Юля! Вот кто мне поможет».

* * *

Михаил не знал, что Лизу в аэропорту подвергли унизительной процедуре тщательного досмотра. С раздеванием и полным обследованием всех ее вещей и каждого уголочка ее тела.

При этом Лиза не проронила ни слова. Про себя она повторяла всего лишь одну фразу: «Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя».

 

Глава 6. Уравнение со всеми неизвестными

Лиза и Елизавета Аркадьевна не подлежали сравнению. Их невозможно было сравнивать. Это были две абсолютно разные женщины. И если бы все же кто-либо решил это сделать, то, узнав одну и другую, он бы с уверенностью заявил: «Две противоположности!»

Михаил невольно подумал: «Если бы я писал роман, то этот период своей жизни я бы назвал “Любовь и соблазны”. Меня можно не испытывать, я верен своей любимой!»

Как только Михаил увидел ту, которая кокетливо называла себя Елизаветой второй, он сразу понял: эта встреча добавит ему немало проблем к тем, что уже имелись. За этими проблемами могли последовать любые неприятности. По тому, как женщина одевается на свидание, можно достаточно точно определить, какой смысл она в эту встречу вкладывает и какую цель преследует. В Смольном ее внешний вид подчеркивал, что она имеет хороший вкус, любит дорогие вещи, кроме нее, в Смольном других женщин просто не существует. Да и не женщины они, а подчиненные или сотрудники. Клерки. Внимание мужчин должно быть приковано только к ней, и только тех, кто ей интересен. Все остальные – коллеги или посетители. Занудные и надоедливые клиенты. В любом случае, никому не дозволялось заступать за черту. В то же время в ее облике был четко виден официальный статус. Было ясно – это лицо государственное, значит, неприкосновенное и недосягаемое. Все должно быть в рамках установленного этикета и циркулярных правил. Только Михаил был исключением. Такого исключения королевы может быть удостоен лишь шут или фаворит. Внимательно присмотревшись к ней, Михаил вдруг понял, что она чем-то напоминает ему Марину.

Сегодня, на свидании, все было иначе. Елизавета Аркадьевна была в черных кожаных брюках, облегающих ее красивую фигуру, в белой блузке с широким воротником поверх короткой кожаной курточки и глубоким вырезом. В отличие от Смольного, здесь у нее была свободная прическа, вернее, прически не было, и красивые густые темно-русые волосы были предоставлены в распоряжение легкого питерского ветерка. Все в ней как бы говорило: будьте проще, вот я какая – современная, изящная и обыкновенная. Но всего не укроешь и черные туфли на высоких каблуках, цокая по брусчатке, утверждали: «Я необыкновенная, я необыкновенная». День был тоже необыкновенный, хотя внешне был спокойным, теплым и не солнечным. Именно в такой день могло случиться нечто неожиданное – засиять солнце или налететь дождь с молниями и раскатами грома.

К памятнику было не протолкаться. Именно по тому, куда шел народ, они и определили, где находится это, уже изрядно нашумевшее творение Михаила Шемякина.

– Я уже давно так отчетливо не ощущала локоть ближнего.

– Да, здесь тесновато.

– Можно я вас возьму за руку, иначе меня окончательно куда-нибудь запихают?

– Конечно.

Народ двигался хаотично, но в основном в одном направлении, поэтому путники все же добрались до цели. Памятник стоял перед зданием гауптвахты. Они увидели нечто отрезвляющее. Сознание привыкло к классическому способу изображения исторических личностей, и это «нечто», которое они узрели, не вписывалось в прежние рамки и представления. Невозможно было сразу сказать, плохо это или хорошо. Многогранное ощущение Михаила Елизавета Аркадьевна выразила одним словом.

– Оригинально.

На большом кресле или престоле восседало большое тело с четко выделенными ногами, повторяющими форму престола. Эдакое шестиногое полуживое сооружение, за которым как бы стоял сам Петр I, цепко ухватившись сильными руками с неестественно длинными пальцами за подлокотники. Тело сидело в кресле прочно и фундаментально. Маленькая лысая голова с огромными глазами была как бы сама по себе. И невозможно было сказать, что это плохо, и трудно сразу же заявить – гениально. Они стояли молча в полном недоумении, пока кто-то рядом не произнес спокойно и рассудительно:

– Все нормально. Вертикаль власти. Маленькая голова, огромная бюрократия, которая задницей сидит на народе, и народ – до задницы деревянный.

Даже не оглядываясь, Михаил снова взял свою спутницу за руку и отвел в сторону, от греха подальше. Их притиснули к самому памятнику. И тут Елизавета Аркадьевна вслух негромко прочитала надпись на нем.

– «Основателю Великого Града Российского императору Петру Первому от итальянского скульптора Карло Растрелли и от русского художника Михаила Шемякина. 1991 год. Отлита в Америке.

– Вполне логично, – снова раздался у них за спиной тот же голос, – папа Карло начал делать Петра в России, а дядя Миша сделал из него Петрушку в Штатах. Совместное предприятие по производству железного Буратино.

Михаил не оборачивался и продолжал стоять молча. Он понимал, что это провокация. Елизавета Аркадьевна не выдержала и, обернувшись, резко спросила:

– За что вы так не любите Америку?

– Я не люблю? Да я ее просто обожаю. Даже доллары на память покупаю, чтобы усилить родные рубли.

Михаил взял свою спутницу за руку и быстро стал пробираться через толпу к выходу. Когда они наконец оказались у Иоанновского равелина, он увидел ресторан со стилизованной вывеской «Аустерия».

– Давайте зайдем, пообедаем и немного поговорим без свидетелей.

– Ну наконец-то вы заговорили. Конечно, мне будет приятно пообедать с вами, Михаил.

В ресторан было не так-то легко попасть. Очередь стояла снаружи. Выходил метрдотель и приглашал внутрь, когда места освобождались. Им явно повезло. Из ресторана вышла большая группа иностранных туристов, и Елизавету Аркадьевну вместе с Михаилом пригласили за столик на двоих. Он стоял под сводом у стены, и им никто не мешал обменяться мнениями без посторонних. Пока дама Михаила некоторое время отсутствовала, у него приняли заказ.

– Я заказал, то, что вы хотели.

– Спасибо.

– Я еще под впечатлением.

– Конечно, он на себя много взял. «Мы с Растрелли…» А господин Бартоломео Растрелли, между прочим, видел Петра Первого совершенно иначе. По его модели был сделан нормальный памятник и в 1800 году поставлен перед Михайловским замком, где Павел Первый сделал более скромную надпись: «Прадеду правнук».

– Здесь я спорить не буду. Медный всадник Фальконе тоже проверен историей. А Пушкин вдохнул в него вторую жизнь, чем придал еще больше величия монументу. Правда, при этом он не написал на гранитной глыбе: «Пушкин и Фальконе Петру Первому». Но кто знает, что скажет завтра «просвещенная столица». В свое время так же воспринимался и импрессионизм. Одни заявляли: «Ужас!» Другие спорили с ними: «Бесподобно!»

– Мне кажется, в чем-то тот чудак у памятника был прав. Нельзя переносить свое отношение к советской власти на всю историю России. Будем считать, что это – некий дружеский шарж, выраженный в скульптуре.

– Я думаю, это такая новая тенденция. Символично и ко времени. И власть, и искусство, и новая история, и внешний облик – всё в одном.

– Бритоголовый пахан?

– Мне далеко до такого смелого суждения.

– Не беспокойтесь, это мое суждение.

– Сегодня смелые суждения очень дорого стоят. Да они, впрочем, всегда стоили дорого.

– Не всегда свое мнение и ощущение следует облекать в суждение.

– Недавно я прочитал сборник стихов Владимира Высоцкого. При жизни он не мог его издать. А сейчас – и страсти поутихли, и печатай, что хочешь.

– Вам нравится Высоцкий?

– Я его вообще не знал. Но, говорят, многим он нравится. Вот я и решил разобраться почему.

– Итак, Высоцкий.

– Да. Так вот, там были два стихотворения. Одно из них посвящено Шемякину-художнику и подчеркивает его мастерство и светское признание. А другое – простое, чисто личное, с обыкновенной человеческой симпатией к приятелю Михаилу Шемякину. Я не помню всего, но кое-что запомнил. Вот послушайте.

Здесь все – и пьянка, и талант, и муки творчества, и гонение, и гениальность, и обычная житейская простота.

А вот и другое. По-простому.

Вот так мы во всем: для истории с пафосом, а между собой – от души и о главном.

– Сказал «поживем» и вскоре умер.

– Он живет в памяти и в сердце того, кому дорог.

– Ох, Михаил, какой же вы все-таки идеалист.

Когда они вышли из ресторана, дошли до стоянки, где была припаркована машина Елизаветы Аркадьевны, Михаил попрощался со своей статусной дамой. И вдруг она неожиданно сказала, попросту и без высокомерия:

– Здесь я должна была вас поцеловать. Но я этого не сделаю. Берегите себя, Михаил. Вы очень хороший человек. Прощайте.

– Так у вас было задание? – улыбнувшись, спросил ее спутник.

– Начала с него. А закончила лично. Извините. Спасибо за хорошую прогулку. Я завидую вашей Лизе.

– До свидания… Я вас видел с ним…

– Это случайность, совпадение. Мы редко бываем вместе… Он мой муж. Это и обязанность, и ответственность, и большая… – грустно заметила девушка и жестом выразила свое сожаление.

– И мой куратор.

– Уже нет… И это очень плохо. Берегите себя, Михаил. Еще раз спасибо и до свидания.

Он повернул к Троицкому мосту, прошел пятьдесят метров и столкнулся с Мариной. Она ничуть этому не удивилась.

– Ну вот и ты, а я уж подумала, что меня разыграли. Десять минут стою, жду. Думаю, может быть, не на том месте. И вдруг вижу тебя с девушкой. Красивая.

– Это был культпоход.

– По тому, как холодно вы попрощались, сразу видно, что это не любовная прогулка.

– Марина, о чем ты говоришь?

– Все, все, все. Я пошутила. Иначе зачем бы ты меня приглашал на свидание?

– Я приглашал?

– Да. Вернее, некий твой друг, которого ты попросил об этом.

– И что, он сказал, что я жду тебя здесь?

– Да. А что, разве не так?

– Я, конечно, очень рад тебя видеть, Марина, тем более что мне нужно было с тобой поговорить кое о чем, но я никого не просил звонить тебе и сюда не приглашал. Извини. Я думаю, кому-то надо было, чтобы ты увидела меня с этой женщиной. Может быть, и с тобой опасно встречаться?

– Что за бред?

– Я уже не знаю, чему верить, а чему нет. Мне все время приходится ждать неприятностей. Если я их ожидаю, они не происходят, но стоит чуть-чуть расслабиться – и они тут как тут.

– Со мной можешь не напрягаться. Даже если бы мне никто не позвонил, я бы все равно с тобой встретилась. Сегодня разговаривала с Лизой. Она сказала, что добралась до места благополучно, что кое-что передала тебе, и еще просила тебе помочь. Я догадываюсь, что она могла тебе передать из Германии.

– Да. Это марки. Возможно, на следующей неделе мне надо будет отдать долг – где-то около двух тысяч рублей.

– Я скажу тебе, сколько это будет в валюте. Думаю, во вторник мы все и поменяем.

– Очень хорошо. Знаешь, о чем я хотел тебя спросить?

– Даже не догадываюсь.

– ам, на Халтурина, живет один молодой человек по имени Виталик. Вот уже две недели я его не вижу, куда-то он запропастился. Что ты можешь мне о нем сказать?

– Почти ничего. Скользкий он тип. Веселый, неглупый, образованный. Закончил филфак ЛГУ. Сам он из Свердловска. Здесь квартиру снимал. Машину свою «опель рекорд» ставил так, что мне уже было и не въехать во двор. Мы с ним крепко поругались на этой почве. Лиза его хорошо знала. Но дел с ним никаких не имела. И вообще обходи его стороной. Это мерзкий тип. Тебя это интересует?

– Нет, это меня не интересует.

– Я вижу, ты сегодня не в настроении.

– И да, и нет.

– Ладно, тогда встретимся во вторник.

– Спасибо, Марина. Ой, постой секундочку и не шевелись. Слушай, это фантастически красиво. Жаль, что ты себя не видишь со стороны.

Это произошло неожиданно – выглянуло солнце и так озарило ее золотистые волосы, что они неестественно стали переливаться в его лучах всеми цветами радуги. Такое великолепие Михаил видел впервые. И это действительно было очень красиво. Он всегда видел существо явления, то есть главное, а не конкретный предмет, с которым это явление было связано. Такой же была и Лиза.

– Михаил, зачем тебе это? – с грустной улыбкой сказала Марина и, сделав элегантный жест пальцами правой руки, направилась к метро «Горьковская».

– Извини, если я тебя обидел, не уходи.

Она остановилась, обернулась и непривычно нормальным тоном произнесла:

– Я понимаю, тебе одиноко. Моя компания тебя не устраивает, а с другими женщинами ты ведешь себя так правильно и официально, словно находишься на партсобрании. В жизни такого не бывает. Жизнь требует эмоций и естественных отношений. Ты думаешь, я не люблю Андрея? Еще как люблю. Не меньше, чем ты свою Лизу. Но он уехал. Так же, как и она. «Так надо», – сказал он перед отъездом. А кому надо? Мне? Мне этого не надо. Куда, на сколько? Ведь кто-то знает, только не я. Вот и вся любовь.

Почему-то на ум приходили аналогии. Михаил усиленно не хотел этих аналогий. Поэтому думал о том, почему она не на машине. Вероятно, она так спешила к нему, что на машине боялась опоздать. Марина и метро – это трудно было представить. И вот надо же! Михаила мучили угрызения совести.

– Не уезжай, пожалуйста. Я тебя потом сам отвезу.

– Извини, Михаил. Я все же поеду на метро.

– Не всякое общение мужчины и женщины можно назвать соблазном.

– Вот поэтому и до свидания.

Он вернулся домой. Закрыл двери и окна на все запоры, задернул шторы и занавески, включил свет и стал читать письмо в десятый, а может быть, и в двадцатый раз. Лиза писала:

«Любимый мой.

Не могу подробно писать обо всем. Некоторые вещи я и сама не понимаю, а на что-то просто не обратила внимание. Дневник я тоже не вела. Нет времени, да и не очень-то это хорошо у меня получается. Опять же, в сумочке его носить не будешь, а оставлять в номере нельзя. Все ценное ношу с собой. Поэтому напишу о самом главном.

Перед тем как уехать, я встретилась с братом. Я о нем тебе не рассказывала. Его зовут Алексей (остальное о нем при встрече). Надо было посоветоваться, как мне поступать – ехать в Германию или остаться в Питере. Если ехать, то как решить некоторые проблемы, связанные с прежними моими отношениями кое с кем. Что-то нужно было решать и с дочкой. Слава богу, отец поправился, и теперь они на пару с мамой присмотрят за Аленкой. Сейчас она на даче. Там дед с бабой – люди взрослые, но и за ними надо приглядывать. Все мне в один голос твердили: “Езжай, езжай, нечего тебе здесь сейчас делать”.

У меня было десять причин, почему надо было ехать.

Первое надо – подтвердить контрактное предложение по работе в Швеции.

Второе надо – предварительно согласовать все условия моего пребывания в Стокгольме с учетом Аленки и тебя.

Третье надо – что-то подыскать и тебе.

Четвертое надо – заработать какие-то деньги на первое время, хотя бы две-три тысячи долларов. С пустыми руками ехать в Швецию – абсурд.

Пятое надо – показать мою коллекцию одежды: это моя визитная карточка, это мое profession de foi, мое умение, мои взгляды, мои убеждения.

Шестое надо – с некоторыми людьми, о которых я писала выше, разойтись по-хорошему.

Седьмое надо – выполнить контрактные обязательства, неисполнение которых может мне вылиться в весьма существенную неустойку.

Восьмое надо – оценить ситуацию на Западе.

Девятое надо – хоть чуть-чуть узнать о том, чего следует ожидать в Питере и в Союзе в ближайшее время.

Десятое надо – выполнить маленькую просьбу брата.

Сейчас я с уверенностью могу сказать, что в Швецию ехать надо, хотя нас ждут и в Германии тоже. Более того, по заявлению одного влиятельного человека, сегодня время работает на нас. На наших всевозможных шоу и после них присутствуют не только специалисты, богема и тусовщики, но и бизнесмены, политики, журналисты. Последнее время нами очень интересуется криминальный мир. Все чрезмерно много пьют и болтают много лишнего. Так вот, этот официальный дядечка из кабинета премьер-министра земли Бранденбург на одном из банкетов в его родовом замке сказал, что где-то через два-три месяца в Союзе произойдет нечто радикальное. Тогда или даже прямо сейчас можно спокойно остаться в Германии и получить статус не хуже еврейского “контингентного беженца”. По этому статусу срок вида на жительство не установлен. Выдается разрешение на трудовую деятельность, право на социальную помощь, пособие по безработице и очень много других социальных льгот, например на страховку, на курсы изучения немецкого языка, профессиональную переподготовку, право на жилье и пособие на детей. Он запал на меня и всячески уговаривал остаться в Германии. Я объяснила, что уже обручена и собираюсь обвенчаться, как только вернусь в Россию. Он мне говорит: “Зачем привозить русского медведя, если у нас медведей на гербах значительно больше. Наши медведи породистые”. На это я ответила ему так: “Мой медведь высшей пробы, с элитной родословной”. “Тем более, – сказал он, – тогда приезжайте вместе, такие медведи тоже нужны Германии”.

Кроме того, я выполнила все пункты своей программы, включая поручение брата. Это было простое поручение – нанять кинооператора для освещения событий в процессе демонстрации моделей, на встречах, банкетах, на отдыхе и пр. В первую очередь для рекламы на Западе, ну и для будущей рекламы в Союзе. Этот человек меня уже ждал. Им оказался бывший прибалт из Риги, Айвар. Я представила его руководителям шоу, как своего давнего хорошего знакомого (на самом деле я видела его в первый раз в своей жизни). Первая же его съемка прошла на “ура”. Вечером четыре ведущих телеканала показывали его материалы. Это было здорово. Директриса была в восторге. С этого момента он стал постоянным членом нашего коллектива. Он снимал нас везде. Однажды я обратилась к нему с просьбой подготовить пикантные фото– и видеоматериалы на одного человека, который домогается меня с первого дня нашего знакомства. Ты видел этого человека в гостинице Кингисеппа. Если мне и ждать неприятности, то только от него. Некоторые материалы я захвачу с собой для тебя. Если ты читаешь это письмо, то значит они уже у тебя. И вот еще что: однажды он разоткровенничался и сказал, что ты мне не пара. Ты представляешь для меня угрозу. Твой отец, оказывается, был очень “известной властной фигурой”. Ты лично никому не нужен. Всем нужны документы, которые попали в руки твоего отца, и если их от тебя не получат, то проблему просто-напросто ликвидируют. Надеюсь, ты понимаешь, что это значит. Я очень за тебя боюсь. Будь осторожен. Это все, что я могу тебе посоветовать.

Теперь о самом важном. Я люблю тебя, все время думаю о тебе и ужасно скучаю. Я волнуюсь, чтобы ничего плохого с тобой не произошло, поэтому я готова бежать с тобой хоть на край света. Спрячь пленку. В крайнем случае она должна попасть в Тарту. Ты знаешь к кому. Не складывай все яйца в одну корзину. Уничтожь письмо.

Люблю, люблю, люблю. Твоя Лиза».

Михаил невольно подумал: «Пусть это неправильно, может быть, я об этом еще пожалею, но из России не побегу». Он вышел на кухню, взял спички и поджег странички. Когда они сгорели, на блюде остался какой-то непонятный желтый силуэт и кучка пепла.

Михаил проснулся в четыре часа утра. За двенадцать часов он и выспался, и сильно проголодался. Раздвинув шторы, он обнаружил, что и белые ночи могут быть черными, если в это время идет проливной дождь. Чай и несколько бутербродов с маслом быстро утолили голод. Можно было идти. Своего плаща или зонта у него не было. Михаил порылся в шкафу и обнаружил большую армейскую плащ-палатку – эдакий брезентовый шатер с капюшоном цвета хаки.

Во дворе никого не было. Все окна были черными. Город спал. Он вышел на улицу Халтурина, обогнул Марсово поле и попал на Садовую. Около здания военной комендатуры стоял газик с зажженными габаритами. Внутри спал прапорщик. Михаил постучал в дверцу, и тот сразу проснулся. В таком виде Михаила можно было смело принять за военного, но когда он надевал плащ-палатку, то не придал этому значения. Теперь такой маскарад его здорово выручил.

– Извините, я вас разбудил.

– Никак нет, – четко отрапортовал прапорщик.

– Мне бы до Балтийского вокзала. Сколько это будет стоить?

– Я не могу, я на дежурстве, товарищ майор, – снова отчеканил прапорщик. Михаил так и не понял, почему его назвали майором, но спорить не стал.

– Какое дежурство в такой ливень?

– Сейчас я узнаю у дежурного капитана, может, и разрешит на полчаса отлучиться, – смекая, что вместо сна можно заработать, уже по-человечески ответил он.

Все еще уверенный в том, что он имеет дело с военным, да еще с майором, прапорщик выскочил из машины и скрылся в здании комендатуры. А через пять минут они уже ехали к Балтийскому вокзалу.

Первая электричка на Гатчину отправилась в 5.45. В вагоне Михаил был один. Закутавшись в плащ-палатку, он снова уснул. Его разбудила шумная компания молодежи, с громким хохотом влетевшая в вагон. Это была Гатчина, и поезд должен был вот-вот отправиться обратно. Михаил мигом выскочил на перрон.

Здесь тоже шел дождь, но не такой сильный, как в Питере. Людей было немного. Он вышел в город и на одной из стоянок такси нашел частника, который довез его до развилки на Вопшу. Остальной путь Михаил проделал пешком. Как и куда идти, ему объяснил его правнук. Трудно было запутаться «в заданных координатах»: «Прямо по дороге до магазина, там сразу налево, справа второй дом. Спросить Льва Наполеоновича».

 

Глава 7. Второе предупреждение – последнее

Лиза очень любила одну поговорку: «понедельник – день тяжелый». Теперь она стала и его поговоркой. И даже дело не в том, что после отдыха надо снова работать. И не в том, что после привычной для россиян пьянки трудно подняться и собрать тело и мысли воедино, чтобы при этом не мучила жажда и не болела голова. Михаил этим не страдал. Он не пил и от похмелья не мучился. Просто в этот день все складывается не в его пользу, да еще и сюрпризы именно по понедельникам шли за Михаилом по пятам, словно напасть какая-то. Первым сюрпризом был незапланированный звонок Армена.

– Михаил, все, что нужно было сделать, мы сделали. Что дальше?

– Хорошо, вечером я заеду, все проверю и завтра отвезу Сан Санычу. Как со строительством?

– Пока все нормально. Сделал дороги, выполнил геодезию, отрыл котлованы, завез песок и щебень. Сейчас занимаюсь бетонными работами. Кое-кто привез арматуру и кирпич по очень хорошей цене. Как и договорились, я делаю первые три дома под расчет за материалы.

– Надо все принимать по накладным, под расписку. Я подготовлю вам договор. Береженого Бог бережет, все должно быть законно. Виталик не появлялся?

– Нет.

– А как дела дома, как Инга?

– Я отправил ее в Ереван, к родственникам. Еле-еле уговорил. Звонит каждый день.

– Это хорошая новость. Передавайте ей привет.

– Обязательно. До свидания, Михаил.

– До свидания, Армен.

Второй сюрприз ожидал Михаила на площади перед Смольным. Это был Виталик. Его лицо было скрыто под капюшоном спортивной куртки, накинутым на голову. Торчали только нос и подбородок. Руки он держал в карманах. Бывший бомж подошел к Михаилу и как бы невзначай тихо произнес:

– Здравствуйте, Михаил.

– Здравствуйте, Виталик. Раньше вы величали меня барином.

– Времена меняются, а с ними меняемся мы.

– А что ж не на латыни?

– Я не юрист.

Только теперь, обернувшись и полностью увидев его лицо, Михаил узнал Виталика. Выглядел недавний бомж неплохо – бритый, опрятный, в импортном спортивном костюме, в модных кроссовках.

– Как ваши дела? Куда-то вы пропали.

– Потихоньку возвращаюсь в прежнюю жизнь.

– Поздравляю.

– Спасибо.

– И что же вас сюда привело?

– Да вот, есть одно поручение.

– От кого, если не секрет?

– Секрет.

– Я не люблю секретов и никаких дел с ними иметь не хочу.

– Вот вас и просят избавиться от секретов. Очень хорошую сумму предлагают. Баснословно хорошую. В валюте. Сейчас валюта – на вес золота и в прямом, и в переносном смысле. За границей наши «деревянные» никому не нужны, – Виталик говорил тихо, но внятно.

Он внимательно посмотрел в глаза Михаила, но тут же отвел свой взгляд в сторону. Его собеседник молчал. Выждав паузу, Виталик добавил:

– А я бы еще и пистолетик прикупил, для себя. Но не настаиваю. Понимаю, семейная реликвия, именное оружие. Память, как-никак. Здесь у меня задаток и, конечно, мой долг за костюм. С процентами.

– Вы безнадежный человек, Виталик. Несете какой-то бред. Я вас совершенно не понимаю. А ведь у меня на ваш счет была надежда.

– Ой, Михаил, никогда не женитесь на надежде, она умирает последней.

– Извините, Виталик, мне пора.

Михаил повернулся к нему спиной и направился к восьмому подъезду, а бывший бомж так и остался с протянутой рукой, в которой был толстый прямоугольный пакет в полиэтиленовой пленке, крест-накрест перевязанный скотчем.

Ровно в десять часов началось совещание. Семен Ефимович проводил его еженедельно по понедельникам в одно и то же время. Все приносили отчеты, он их тут же просматривал, делал замечания, что-то для себя помечал, акцентировал внимание всех на общих задачах и проблемах. Не было исключения и на этот раз. Он верил в каждого из своих людей, но доверял только себе. Это они поняли давно и привыкли к тому, что он изолировал их друг от друга. Четко и откровенно он продемонстрировал это и сегодня, на совещании.

– В заключение, – произнес он, – хочу напомнить: договор на поставку «нисанов» – очень серьезная сделка. Наш клиент потребовал от меня полной конфиденциальности. Если и говорить о коммерческой тайне и безопасности, то это именно тот случай. Поэтому договор я завершу сам. Вся коммерческая часть – за вами, Андрей. Все условия и таможенный механизм поставки – за вами, Ольга. Всю юридическую часть подготовит Михаил. Думаю, излишне говорить о том, что никаких сведений вы друг другу не предоставляете. Михаил, сегодня передайте коллегам основную часть контракта. Завтра все должно быть готово. Вот, ознакомьтесь с новыми замечаниями москвичей. Со среды до пятницы меня не будет. Следующее совещание будет не в понедельник, а в эту пятницу. После того как договор будет подписан, я передам его одному из вас для реализации. Все свободны. Михаил, задержитесь.

Когда все вышли из его кабинета и они остались вдвоем, Семен Ефимович сказал:

– Принят закон о приватизации, Поговорите с Елизаветой Аркадьевной на эту тему. Она крупный специалист по недвижимости. Нас теперь будут интересовать земля и ее недра, одним словом, ресурсы. Начинается новая страница в истории страны, и мы должны попасть на нее. Постарайтесь это сделать деликатно, больше ни с кем на эту тему не разговаривайте.

– Я не смогу с ней переговорить.

– Почему? – искренне удивился босс.

– Я не стану ее использовать. Это непорядочно.

– Что за чушь вы несете? – Семен Ефимович брезгливо посмотрел на Михаила. – Вы у меня по уши в долгу, я посвятил вас в свои тайны, вытащил из… Словом, вы сами знаете, во что вляпались со своими паспортами. Я обеспечил вам безопасность.

– А вот в этом я сомневаюсь. В центре города, средь бела дня, на глазах у толпы народа и милиционеров на меня налетают люди в масках, разбивают стекло, вытаскивают из машины с крутыми номерами, устраивают обыск и уезжают дальше, как будто ничего не произошло.

– Вы это всерьез?

– Куда уж серьезнее. Или вы думаете, что я вас обманывал, когда говорил про ремонт машины? Вы хоть знаете, кто у Елизаветы Аркадьевны муж?

– Конечно, знаю. Он здесь ни при чем, но информация интересная. Ладно, я с этим разберусь, – Семен Ефимович сделал паузу. – Поймите, Михаил, я очень хорошо знал вашего отца и полагаю, что все ваши проблемы связаны с его деятельностью и той информацией, которой он обладал. Когда мы с вами познакомились, я просто оценил вас за светлую голову и профессионализм. Но потом, когда служба безопасности проверила и выяснила, что вы никакой не Николай, а Михаил Петров, да еще и сын глубоко мною уважаемого Ивана Петровича, я попросил предоставить мне всю информацию о вас. Я знаю, кто муж у Елизаветы Аркадьевны и какую роль он играет в вашей жизни. Более того, это ваше право – хранить личные вещи родителей, даже если они для кого-то представляют потенциальную или прямую опасность. Главное, чтобы вы не вздумали ими воспользоваться. И даже неважно, обдуманно вы это сделаете или необдуманно. Я уверен, что с головой у вас все в порядке, поэтому совершенно за вас спокоен. Вы всегда будете под контролем. И это даже хорошо. Контроль – это тоже охрана. Хотите, я вам найму водителя? Не делайте глупостей, и все будет замечательно. Я в некотором роде в долгу перед Иваном Петровичем, он мне в свое время очень помог. Поэтому я и опекаю вас, забочусь о вас. Занимайтесь со мной одним делом, не отвлекайтесь на все остальное, и я помогу вам во всех ваших благих начинаниях, – он снова сделал паузу. – Я вижу, вы меня поняли. И бог с ней, с Елизаветой Аркадьевной. Можете ее ни о чем не спрашивать. Но все же отношения поддерживайте. А все, что мне нужно, я получу прямо из правительства, в Москве, – Семен Ефимович пристально посмотрел Михаилу в глаза и уже холодным тоном произнес: – Я делаю вам второе и последнее предупреждение. Или уходите сейчас, или идите со мной в настоящее богатое будущее, а не в надуманную бедность. Но тогда любое мое слово должно быть для вас законом. Здесь вы в безопасности. Здесь цивилизация, а там, за пределами Смольного, начинаются джунгли. Идите и подумайте, с кем вы остаетесь. Со мной или без меня.

– А как же информация?

– У вас всего два пути: либо отдайте ее тому, кому она принадлежит, либо забудьте про нее навсегда, оставьте для потомков, пусть им достанется древний исторический артефакт, который был актуален лишь в наше лихое время.

Он был прав, подумать было о чем.

Наступило время обеденного перерыва. В столовую Михаил не пошел и решил прогуляться по городу. Напротив Таврического сада была булочная, где прямо при тебе выпекали пирожки, круасаны и булочки, варили изумительный натуральный кофе и все время мило улыбались. Он сидел у окна, не торопясь пил кофе, ел булочки и анализировал события, которые произошли за последнее время. Внутреннее ощущение того, что тучи сгущаются, не покидало его. Он уже привык к тому, что за ним настойчиво ходят какие-то люди, а за машиной неотступно следует серая «девятка». Чтобы не забрести в дебри, Михаил оценивал события в целом, не опускаясь до сентенций морали и взаимоотношений. И тем не менееего постоянно трясло от страха. Сейчас конкретные личности его не интересовали. Интересовало организующее их начало – источники опасности. Все проанализировав, он насчитал несколько таких источников, связанных с разными субъектами, объектами или обстоятельствами. В их число входили секретные документы, Лиза, Армен, Семен Ефимович и непосредственно сам Михаил. Ему не хотелось, чтобы ко всему этому добавились еще сложности, связанные с его отношениями с Елизаветой Аркадьевной. По большому счету, у него с ней и не было никаких отношений. Они были просто недавние знакомые. Как себя вести стратегически, было ясно давно. Необходимо было найти очень эффективное тактическое решение, чтобы тебя не похители или просто в удобный момент не пристрелили И оно пришло неожиданно. «Именно кафе! И именно, как нестандартный вариант». На него Михаила натолкнул разговор за соседним столиком. Так уж повелось, что последние две недели он внимательно следил, кто за ним идет, как движутся машины и что происходит вокруг. Свободных столиков в магазине было несколько, но две девушки сели в непосредственной близости от Михаила. Они прекрасно понимали, что он их слышит. Им явно понравился молодой человек, и девушки непроизвольно кокетничали перед ним. Они старались, чтобы Михаил обратил на них свое внимание. И конечно, он невольно подслушал их разговор. Одна из них рассказывала о том, как она запуталась в своих многочисленных приятелях, похождениях и отношениях. Начались угрозы и разборки. Ее подруга, очень похожая на Анжелику Варум, дослушав монолог до конца, сказала:

– Да, хорошего парня сейчас не найти.

– Везет нам с тобой на уродов и отморозков.

– Помнишь, как мы через окно в туалете убегали от качков?

– Ой, да сейчас все спортсмены идиоты. Работы нет, так они на бандюков работают.

– Нет, я серьезно. Мне обязательно надо спрятаться от своих отморозков.

– А ты набери еды и запрись дома на целый месяц. Смотри телек и видик, читай книги, двери никому не открывай и на звонки не отвечай. Пусть бесятся и ищут себе других баб. За месяц они тебя точно позабудут. Я не видела ни одного мужика, который бы мог продержаться больше двух недель. Их поэтому даже в командировку не отпускают на длительный срок, чтобы там не начудили с другими.

– Не может быть!

– Уж поверь мне. Ну максимум на три недели. Я лично не продержалась бы и трех дней.

Они обе засмеялись.

– Так ведь и я больше трех дней не продержусь.

Им снова стало весело.

– Или лучше вот что: найми личного шофера, пусть он тебя всюду катает и сам со всеми разбирается.

– Нет, все водилы чокнутые. Понта много, а толку мало. Хотя идея неплохая.

– А давай Лешку попросим, ему все равно делать нечего. Будет заезжать за тобой в твою кафешку, отвозить домой. На работу сама доберешься.

– Ну это же твой парень, а вдруг он на меня западет?

– Только попробуй.

– Нет, с ним проблем будет еще больше. С его делами самого где-нибудь прибьют, а заодно и меня.

– Сплюнь. Во-о-о, явился. Пойдем, сейчас у него и спросим, западет он на тебя или нет.

С громким смехом они выпорхнули из магазина. Из черной «восьмерки» им навстречу вышел огромного роста белокурый парень с широченными плечами. У него было простодушное и приветливое лицо. Чисто русский, новгородский типаж. Он посадил девушек в машину и быстро тронулся с места.

«Конечно, – подумал Михаил, – нанять шофера и добавить себе еще одну головную боль. Пока я без водителя, со мной сплошные проблемы. Никак не уследить: то я пешком, то на метро, то на машине, то на такси. И не уследить, и не угадать, и не понять, что я там еще выкину. А с водителем все просто, предсказуемо и под контролем, а если с водителем еще и побеседовать, то его вполне даже можно использовать против меня. Когда надо будет. Нет уж, господа хорошие, я как-нибудь сам обойдусь, без водителя. По-своему Семен Ефимович прав, надо держаться за него. Здесь и водитель логично вписывается в его концепцию контроля и безопасности. Но принять его предложение – значит, поставить жирный крест на своей личности, на принципах, на своих убеждениях. А может быть, не стоит так все драматизировать, а попробовать взглянуть на сделанное предложение проще? Утилитарно, как на сделку. Тогда что это: измена себе или компромисс? Предположим, я соглашусь и останусь, что тогда? Что останется от меня самого, от моего “я”? Кем я тогда стану? Его собственностью? Его беспрекословным рабом? И чем дальше и дольше я буду на него работать, тем меньше будет оставаться моего “я” и моей естественной человеческой свободы. Я стану богатым, войду в элиту общества, примкну к его партии, стану презирать нищих и называть их неудачниками, вторым сортом, уродами и гоблинами. У меня будут деньги, женщины, поездки за границу, извращенный вкус, и изуродованное представление об отдыхе. Конечно, он локомотив, а я всего лишь номерной вагон, пусть даже перевозящий золото и обшитый броней. Но золото остается золотом, а вагоны меняют на более совершенные и безопасные. Ладно, до приезда Лизы поработаю вагоном, а там видно будет. Осталась всего неделя. И все же пока меня терзают сомнения, решения я не принял. Но я точно знаю, что оно где-то рядом».

Михаил вышел из булочной. Машинально посмотрел по сторонам и направился к Смольному. Мозг сфотографировал двух мужчин позади него, которые только что прекратили разговор, пожали друг другу руки и направились в разные стороны, медленно тронувшуюся с места машину «ВАЗ-2106» и бригаду ремонтников в куртках «Водоканала», куривших у открытого люка впереди на проезжей части и искоса поглядывавших в его сторону. Михаил похлопал себя по карманам и, словно что-то забыл в магазине, быстро развернулся и пошел обратно, чуть было не столкнувшись у самых дверей булочной со следовавшим за ним мужчиной. Тот явно этого не ожидал, отпрянул в сторону, и Михаил беспрепятственно вошел вовнутрь. Машина шестой модели проследовала мимо и остановилась.

Михаил подошел к девушке-продавщице, не так давно продавшей ему булочки и кофе, и тихо спросил:

– Как мне попасть на улицу, чтобы не столкнуться вон с тем человеком у дверей?

– Идемте, я вас провожу, – так же тихо ответила она и уже громко добавила: – Катя, постой за меня, я на секундочку, – это уже относилось к ее помощнице, которая на подносах подавала выпечку.

– Вы так похожи на Боярского, – смущаясь, сказала она на прощанье, когда они оказались во внутреннем дворе дома.

– Правда? Значит, надо снова идти в парикмахерскую. Боярский – мушкетер, а я так, слабак. И все же спасибо вам огромное. Да, и вот еще что: вы очень красивая девушка и ни на кого не похожи. Это здорово. Прощайте.

– А поцеловать на прощание? – кокетливо и слегка покраснев, заявила девушка в шутку. – Мушкетеры всегда так делали.

– У меня уже есть своя Констанция. Прощайте.

Через пятнадцать минут он был на своем рабочем месте. Всю дорогу Михаила преследовали мысли: «Что это – психологическое давление, нагнетание страха, подталкивание к какому-то действию или реальная угроза? Или у меня уже начинается шизофрения и мания преследования? Может быть, я сам себе надумываю нереальную ситуацию? Одно знаю: если меня хотели напугать, то цели своей они достигли». Работа валилась из рук. Михаил вышел из кабинета и зашел к Семену Ефимовичу.

– Можно?

– Да, Михаил, заходи.

– Я хочу попросить вас об одном одолжении. Могу ли я на некоторое время поставить во внутренний двор «Волгу»? В таком нервном напряжении я не могу ездить по городу.

– Хорошо. Я позвоню на охрану, и вам откроют ворота. Когда вы хотите это сделать?

– Сейчас.

– Хорошо, – он снял трубку телефона, набрал какой-то номер и произнес: – Это Котин. Здравствуйте. Да, и я вас узнал. Мне надо во внутренний двор «Волгу» поставить… Это моя машина… Сейчас… Хорошо… Спасибо.

После того как Михаил перегнал машину в условленное место, пришлось снова зайти в кабинет шефа.

– Вот документы и генеральная доверенность на ваше имя на «Волгу». Охрана сказала передать их вам. На всякий случай.

– Положите к себе в сейф.

– Вы меня извините, Семен Ефимович, но пусть уж лучше они будут храниться в вашем сейфе.

– Хорошо. Оставляйте, я их уберу к себе, – холодно сказал он, прекрасно понимая весь смысл того, что сейчас делал Михаил. Он утратил свой интерес к человеку, который дважды отверг предложение быть безгранично богатым, а стало быть, счастливым человеком. Он был убежден, что только власть и деньги делают человека счастливым.

Теперь Михаила ничто не связывало с ним. В документах лежал конверт, в котором находились 500 немецких марок. По курсу валюты реального рынка на этот день одна марка приравнивалась к пяти рублям. Это покрывало все бонусы и авансы, которые он получил от Семена Ефимовича.

К семи вечера контракт был полностью готов. К нему Михаил прикрепил еще один листок, на котором было написано.

«После нашего разговора я обнаружил на улице пристальный интерес к моей персоне. Постоянно находиться в таком напряжении я не могу. Поэтому возвращаю Вам машину и деньги, которые Вы дали мне, и те, которые я должен получить за работу. Коммерческую тайну по всей той информации, которую получил в Вашей фирме, сохраню. Искренно благодарю Вас за все, что Вы для меня сделали. Вероятно, мое будущее гораздо скромнее. Я возвращаюсь к народу, в джунгли. Да, и вот еще что. Счастье не в богатстве и власти. Оно в любви и самоуважении.

С уважением, Михаил Петров».

Вот теперь настроение у него значительно улучшилось. Михаил вышел на площадь, догнал автобус, который медленно подъезжал к остановке, доехал до метро «Чернышевская» и вошел внутрь. Здесь он влился в тесную народную массу и доехал до Балтийского вокзала.

Михаил уже подходил к офису Армена, когда большая новая машина «БМВ» с затемненными стеклами поравнялась с ним. Стекло задней дверцы опустилось, и тот самый квадратный человек из гостиницы Морского вокзала, с которым Михаил беседовал насчет строительства коттеджей в Пушкине, спокойно сказал:

– Михаил, садитесь в машину. Нам надо переговорить. Всего на пару минут.

У бывшего смольнинского юриста сердце ушло в пятки. Он захлебнулся адреналином, но, сохраняя спокойствие, все же сел в «БМВ» на заднее сиденье.

– Как дела, Михаил?

– Все дела кончились. С сегодняшнего дня я безработный.

– А как же Смольный, Котин Семен Ефимович?

– Я уволился.

Эту новость человек в машине встретил как известие о чьей-то кончине. После принятой в таких случаях минуты молчания он спросил:

– Это вас Котин уволил?

– Нет, по обоюдному согласию.

– А у армяшки, значит, лучше?

– Везде одинаково. С ним я тоже прекращаю деловые отношения. Я вообще не хочу работать. За мной постоянно следят. Я чувствую, что мне угрожает опасность, но только не могу понять, с какой стороны. С Арменом было нормально работать, пока не появились вы.

– Разве мы вели себя как-то нецивилизованно? Вы сами пришли с предложением. Мы его приняли. Взаимовыгодный бизнес, без стрельбы и разборок. Чисто деловые отношения. Вы ведь этого хотели? И скажу откровенно, я не армянину пошел навстречу, а вам. Можно сказать, оказал услугу.

– Услуга считается таковой, когда она приносит тебе какую-то выгоду. А в чем здесь моя выгода?

– Если муж с женой спят поврозь, это еще не значит, что они в разводе. Ставьте свои условия, и он их выполнит. Сейчас у вашего армяшки дела пошли в гору. Он скоро забуреет. Берите с него свою долю. Если он что-то не поймет, мы ему объясним. Так что пользуйтесь своей услугой.

– Человеческое участие и услуга – совершенно разные вещи.

– В бизнесе человеческое участие называется благотворительностью. Об этом мы не договаривались.

– Что вы от меня хотите?

– Самую малость: чтобы вы снова вернулись в Смольный.

– Это вас Семен Ефимович попросил?

– Я с Котиным даже не знаком.

– Тогда какой смысл?

– Скоро узнаете. До встречи, Михаил. Запомните, я предлагаю только один раз. Умные люди это понимают. И не занимайтесь благотворительностью. Это вам не по карману.

Михаил вышел из машины. Черная «БМВ» резко тронулась с места и через несколько секунд пропала из виду. Он прекрасно понимал, что тамбовцам нужна была информация по контракту. Москвичи должны были вот-вот оплатить «ниссаны». Расчеты в валюте. Наличными. Это очень заманчиво, когда знаешь сколько, где и когда.

 

Глава 8. Дороги, которые мы выбираем

Лиза предвидела такой оборот дел. Она еще в аэропорту предупредила Михаила о том, что сейчас ему ничем не следует заниматься. Сейчас главное – не высовываться. Начинается битва титанов. Сейчас не место и не время для сентенций и принципов. Сейчас нет морали и жалости. Сейчас нет здравого смысла. Сейчас начинается борьба за звание короля джунглей. И Михаил здесь – далеко не лев. А если честно, то он просто милый, трудолюбивый, умный усатый и слепой крот, которого она обожает и ради которого готова на все.

В самолете она не могла дождаться взлета. Наконец самолет набрал нужную высоту и можно было отстегнуть пристежные ремни. Лиза зашла в туалет и, плотно закрыв рот рукой, зарыдала. Спустя пару минут девушка умылась, похлопала себя по щекам, с помощью косметики придала лицу респектабельный вид, вернулась в свое кресло и через некоторое время заснула.

В аэропорту ее встречал Айвар. Он приехал на своей темно-синей «вольво 940 GLE».

Через полчаса они подъехали к небольшой, но очень комфортной гостинице, расположенной в секторе Западного Берлина.

– Это была не самая лучшая затея, и все же я ему завидую.

– Прости меня, Айвар.

– За что?

– Я роковая женщина, всем мужчинам приношу одни неприятности.

– Вот удивила. Все женщины приносят мужчинам неприятности. Cherchez la femme! Французы по этой части – доктора.

– Академики.

– А я что сказал?

– Ну ладно, академик, спасибо, что встретил, и спокойной ночи.

– Ну скажи еще хоть что-нибудь приятное.

– Береги себя и найди себе подружку!

– Завтра же этим и займусь.

– Никогда не откладывай на завтра…

Она не успела договорить – раздался глухой хлопок. Голова Айвара неестественно дернулась, и он упал всем телом на руль. Рев мотоцикла, какой-то человек в черном шлеме с затемненным стеклом, еще два выстрела в голову, снова рев мотоцикла, и все стихло.

* * *

– Товарищ генерал, у нас непредвиденные обстоятельства.

– В чем проблема?

– В Берлине пропал наш музыкант.

– Начните по порядку.

– Наша подопечная в состоянии аффекта, первый этап завершен. Музыкант все сделал прямо на ее глазах, но…

– Что но? Научитесь докладывать, а не рассказывать мне детективные истории, – генерал нервничал; он понял, что произошел какой-то непредвиденный сбой в хорошо отлаженной системе.

– Музыкант пропал. Он все сделал как надо – один в цель и два контрольных. Но через условленное время он не вышел на связь. Такое впечатление, что кто-то отслеживает ситуацию.

– Это уже выходит за пределы вашей компетенции, ситуацию в Берлине я передам другому человеку. Додавливайте свой объект, времени совсем не осталось.

– Будет исполнено, товарищ генерал.

– Чтоб волос не упал с ее головы. Мне еще войны с коллегами не хватало.

Когда офицер вышел из кабинета начальника, генерал государственной безопасности непроизвольно сделал заключение:

– Наши дураки перешли дорогу контрразведке. Теперь жди гостей и вестей.

* * *

Было уже поздно, но Армен был на работе и терпеливо его дожидался. За внешним спокойствием этого человека Михаил интуитивно почувствовал огромное нервное напряжение. И оно не было связано с его опозданием.

– Здравствуйте, Михаил. Вы не на машине?

– Добрый вечер, Армен. Машину я оставил хозяину.

– Что-нибудь случилось?

– Можно сказать, да.

– Я сегодня тоже без колес. Дал брату. Он на ней в Пушкин поехал. Там еще какие-то материалы прислали. Я не успеваю принимать. То щебень, то кирпич, то арматура, то бетонные блоки, то дорожные плиты. Сумма материалов уже значительно перекрыла стоимость трех коттеджей. Не знаю, что и делать.

– Для начала надо успокоиться и все разложить по полочкам.

– Полочек уже не хватает, – пошутил Армен. – Что-то мне не по себе. Может быть, где-нибудь посидим, возьмем бутылочку коньяка, шашлык?

– Можно и так. Только, вы же знаете, я практически не пью.

– Я помню. По чуть-чуть. Да и поесть надо.

– Хорошо.

– Это здесь рядом, у Калинкина моста.

Армен включил сигнализацию, позвонил на пульт охраны, и они вышли на улицу. Какой-то дед в кепке на белой 21-й «Волге», завидев их издалека, с необычайной прытью подрезал путь нескольким машинам одновременно и лихо остановился у тротуара. Услышав адрес, он тут же назвал свою цену.

– Три рубля.

– Мы заплатим пять, только довезите нас без аварии.

Они сели на заднее сиденье. Дед тронулся с места с таким рывком, что у Михаила заломило в затылке. Машина, словно горный козел, три раза прыгнула и наконец понеслась по равнине, виляя между попутными автомобилями. Старенькая «Волга» вырвалась вперед. Дед был доволен.

– Я на этой ласточке уже почти тридцать лет катаюсь по городу. Такая «Волга» с оленем – большая редкость. Можно сказать, раритет. А ведь как новенькая. Все переключатели на рулевой колонке. Руль с инкрустацией. Съемный. Вот.

Он вытащил руль прямо на глазах у пассажиров и, демонстрируя его, повернулся к ним лицом. Машина ехала вперед, шофер держал в руках руль, тыкал им Михаилу в лицо и не смотрел на дорогу. У пассажиров зашевелились волосы. Армен побледнел и потерял дар речи. Полный ужаса, Михаил тихо произнес загробным голосом:

– Верните руль на место.

– И смотрите на дорогу, – в тон ему добавил Армен.

Шофер тут же отвернулся от них, воткнул руль в свое гнездо и спокойно сказал:

– Что же, я не понимаю, где его снимать, а где нет? Впереди ровно и пусто, чего опасаться?

– Такого же циркача.

– Да уж с рулем оно, конечно, понадежнее будет, – согласился дед.

– Вот и оставайтесь с рулем.

И тут дед буквально заклокотал, давясь от смеха. Насмеявшись вволю, он выдавил из себя через смех:

– Анекдот вспомнил, про Чебурашку. Снимите с руля, ха-ха-ха!

– Мы его тоже знаем, рулите спокойно, – сказал Армен.

– Меня еще никто срулем не называл, вот потеха, – дед смеялся от души.

Остаток пути пассажиры сурово молчали и на всякий случай вцепились руками в сиденье. А дед все не унимался. Ему явно хотелось поговорить.

– Я по молодости был горазд на всякие рационализаторские предложения. Мы их рацухами называли. Когда Никита Хрущев в шестьдесятых туфлей по трибуне постучал, мол, «мы вам покажем Кузькину мать», меня на Кубу послали. Мы там первый ракетный комплекс монтировали. Все нужно было делать скрытно и тайно. Так я на эту тему штук двадцать рацух и напридумывал. Когда вернулся, сразу же эту «Волгу» купил. Экспортный вариант. Каждую ночь дрожал. Можно сказать, не спал. Надоело аккумулятор каждый день снимать и домой таскать, чтоб машину не угнали. И тогда я придумал специальную цапфу, чтобы легко снимать и ставить руль на место. Ее, между прочим, потом французы запатентовали для спортивных авто. А что, с таким рулем одни удобства. Домой приехал, руль снял, в авоську положил и забрал с собой. Спишь себе преспокойненько, никакой сигнализации не надо. Какой дурак машину без руля угонит? Я так везде делаю, где ее оставляю. Как-то раз в бане сдаю руль вместе с пальто в гардеробе, а мне говорят: «Вы бы еще колеса притащили». Тоже мне, шутники. Все лучше, чем снимать провода с трамблера или таскать домой аккумулятор.

С Лермонтовского проспекта машина свернула на Фонтанку, и вскоре «путешественники» добрались до Калинкина моста. Прямо у входа в кафе машина остановилась.

– Все. Приехали. С вас пять рублей. Как просили, доехали без аварии.

Михаил быстро рассчитался, и дед-экстремал укатил пугать других пассажиров.

– Армен, сделайте одолжение, посмотрите, я случайно не поседел?

– К счастью, нет. А я?

Они отошли в сторону и дружно засмеялись. Это был какой-то ненормальный, ненатуральный нервный смех. Насмеявшись вволю, Михаил наконец-то посмотрел, куда его привезли. Это было именно то кафе, в котором он ждал Лизу в первый день их знакомства. Вечером оно выглядело несколько иначе. В нем было уютно, пахло кавказской кухней, пряностями и жареным мясом. Метрдотелем работал родственник Армена. Он сразу узнал Михаила, и тот его тоже узнал.

– Какой замечательный гость. Ай да молодец. Вот уважил, дорогой.

Он подошел к нему с распростертыми объятиями, и мужчины обнялись, как родные. Так же он поприветствовал и Армена.

Они сели за уютный столик и стали ждать то, что по-армянски заказал Армен. После продолжительной паузы Михаил начал спокойно объяснять ему сложившуюся ситуацию.

– Мне очень жаль, но все, что я делаю по установленным правилам, по закону и здравому смыслу, в рамках нормальной логики и исходя из конкретной ситуации, приводит к плачевному результату. Словно кто-то специально заманивает меня поиграть с ним в игру, по ходу которой он как хочет, так и меняет правила. Может быть, мы выбрали не тот путь и надо было отказаться от контракта?

Армен не готов был к этому вопросу. Его терзали сомнения. И прежде чем ответить, он тоже воспользовался паузой. Он начал издалека и с некоторым пафосом, как хороший артист.

– Я все обдумал и принял решение. У нас нет больших накоплений, а те небольшие сбережения, что имеем, обесцениваются с каждым днем. Значит, надо работать. Жить без работы нельзя. В любом случае деньги необходимы.

– Против этой истины нет возражений.

Армен снова задумался, наконец стал по-простому объяснять Михаилу свою позицию.

– Сейчас в стране два государства, и каждое по-своему взимает с нас налоги. Одно – старое – по-старому, другое – новое – по-новому. Предположим, что есть всего одно государство и оно забирает у меня 40 процентов от дохода легально. Что я могу сделать? Дать ему в морду или лечь на рельсы в знак протеста? Я поворчу, поплююсь, но буду платить. Или вот как сейчас – отдавать в два раза меньше, но уже бандитскому государству, которое тоже меня не любит, но хотя бы защищает от других шакалов. И что в итоге? В итоге я даже выигрываю, причем немало, целых десять-пятнадцать процентов. Это уже вопрос понятийный. Как относиться к рэкету. То же самое я объяснил и Инге, поэтому, Михаил, нечего себя в чем-либо укорять, – он немного помолчал, потом добавил: – Я, конечно, мог бы на все плюнуть и отказаться от контракта. Но куда мне идти? В торгаши? Я этого не умею делать. Я умею строить. Это честный и настоящий труд. Все материалы, которые мне присылают, я складирую на отдельной площадке. Из них я построю только три дома, в которых мой труд будет бесплатным – это и есть сумма нецивилизованного налога. Зато остальные дома я буду строить по закону. Из того материала, который сам куплю. Мне нужна только одна помощь, ваша помощь, Михаил – довести оформление крана до конца.

– Вот документы. Здесь все, что вам надо. Меня смущает другое. Вы что, серьезно полагаете, что они не понимают, сколько материала надо на самом деле? Лишний материал – это дополнительные обязательства. Вряд ли они успокоятся на трех коттеджах. Аппетит приходит во время еды. И, по-моему, они уже вошли во вкус.

– Они во вкус вошли давно, с приходом Горбачева.

– Пока не поздно, надо остановиться, подвести итог, взять свой доход и выйти из дела.

– Не получится.

– Хотя если аналитически посмотреть на ситуацию, то здесь нет ничего страшного. Они вкладывают свои деньги в недвижимость. Они смотрят в будущее. С этой позиции, то же самое следует сделать и вам, Армен. В любом случае выбор за вами. С краном, я думаю, лучше повременить. Он никому не нужен, пока проблемный, но стоит ему получить настоящий паспорт – и виды на него будут совершенно другие.

– Да зачем он им, у них сейчас уже создано собственное агентство недвижимости. А кран – это движимое имущество.

– И залоговое тоже. Поверьте моему опыту, Армен.

– Что же мне делать?

– Выходите из дела или все оформляйте документально. Регистрируйте недвижимость. Нотариально заверяйте каждый договор. Им это тоже пригодится. Им не нужна чужая головная боль. Пока не разработан новый гражданский кодекс, это наилучшая страховка. Грязные деньги легче всего отмывать в строительстве. Вы можете быстро стать очень богатым человеком, но уже никогда не будете свободным и навсегда перестанете спать спокойно.

– Я уже не сплю спокойно.

Им принесли коньяк, напитки, много овощей и ароматное жареное мясо. На этом разговоры на проблемные темы прекратились. Через некоторое время Михаил полностью успокоился и стал даже с любопытством поглядывать по сторонам. Каково же было его удивление, когда он повстречался взглядом с краснолицым здоровяком – тем самым великаном, который заступился за него в первый день визита в это кафе. Он сидел с дамой лет сорока пяти, внимательно слушал ее и периодически выпивал рюмку за рюмкой водку из большой бутыли с наименованием «Абсолют». Они сидели к Армену и Михаилу боком. Вдруг здоровяк что-то сказал своей даме, грузно встал и направился к их столу. Это действительно был великан.

– К нам гости.

Армен на секунду обернулся, после чего с восхищением спросил:

– Ваш знакомый?

– Ага. Как в том кино. Сейчас подойдет и спросит, зачем Володька сбрил усы.

– Здорово, мужики. Да вы ничего такого не думайте, продолжайте кушать. А то я как к кому ни подойду, у них почему-то сразу аппетит пропадает. У меня тут бумажка одна для вас, – обратился он к Михаилу. – Где-то недели три назад пожилой такой мужчина, я его здесь часто вижу, спрашивал, не появлялся ли тут молодой человек, на Боярского похожий. Если, говорит, появится, передайте ему эту записку. А то, говорит, наверно, он мою визитку потерял.

– Потерял.

– Как в водку глядел, Штирлиц. Конспирируетесь? Шучу. Вот, держите, – с этими словами он передал Михаилу записку и направился назад, к своей даме. Сделав пару шагов, он обернулся и с добродушной улыбкой произнес: – А тому фрукту, что в прошлый раз к вам докапывался, я все же фишку начистил.

Михаил машинально развернул небольшой листок, выдранный из записной книжки, и прочитал.

«Коллега, если объявитесь, позвоните мне по любому из этих телефонов: 217-73-64; 106-24-32».

Когда ужин подошел к концу, Армен сказал:

– Мне самому решение не принять. Я, наверно, посоветуюсь с родственниками. Сегодня их и соберу. Вот здесь, в папке, все документы, которые вы просили.

– Добавьте к ним эти документы, – Михаил достал из портфеля несколько листков и вложил их в папку Армена. – Теперь у вас полный комплект. Можете сами идти к Сан Санычу. Он вам все сделает в лучшем виде. Я вам больше не нужен. С этим делом не затягивайте. В любом случае завтра вы должны оформить его в ГАИ.

– Как же я без вас?

– Сейчас у меня самого большие проблемы. И я боюсь, что не доведу дело до конца. Но Сан Санычу я позвоню. Он прекрасный человек.

– В ГАИ прекрасные люди не работают.

– Напрасно вы так, Армен, это очень порядочный человек.

– Может быть, но мне почему-то такие люди не попадаются, кроме вас, конечно.

– Все зависит от того мира, который мы выбираем.

– Спасибо, Михаил. Вам заказать такси?

– Нет, я, пожалуй, прогуляюсь пешком. Вот пятьдесят рублей. Думаю, этого будет достаточно.

– Не обижайте, Михаил. Я вас пригласил, я вас и угощаю.

– Спасибо, Армен, до завтра.

– До завтра.

И все же Михаил не смог вот так взять и уйти на полпути, оставив приятеля в трудном положении. Он решил помочь ему. Весь следующий день Михаил занимался краном. Рано утром он позвонил Армену и пригласил его в ГАИ.

– Необходимо присутствие самого хозяина и, конечно, надо показать кран. Дальше вы справитесь без меня. Номера выдадут сегодня. Таков порядок.

Когда формальные дела были урегулированы, Михаил подробно объяснил Армену, что ему нужно делать дальше. Здесь уже не требовалась юридическая поддержка. Тот, в свою очередь, передал своему юристу остаток денег – пятьсот рублей и, преждечем попрощаться, сказал:

– Мы приняли решение. Я остаюсь. Просто буду внимательнее и предусмотрительнее во всем. Буду все делать, как вы посоветовали, документально и все, что нужно, заверять нотариально. Сегодня пришло сразу же несколько коммерческих предложений на строительство коттеджей. Всего на двадцать шесть домов. Это очень много. Это серьезные перспективы.

– Ну что ж, Армен, может быть, вы и правы. Государство не переделаешь. Уже сейчас оно открыто говорит: «То, что сегодня является исключением, завтра станет правилом». То, за что вчера давали срок с конфискацией, завтра станет примером для подражания и обогащения. А говоря попросту, бизнесом.

– Мы тоже так решили. Поэтому надо приспосабливаться, раз уж мир поменялся. Государство, как я понимаю, не будет бороться с новыми привычками.

– С дурными привычками. Оно похоже на нас. Оно, как и мы, всегда хочет выглядеть лучше, чем есть на самом деле. Да и людей надо чем-то занять. Чтобы отвлечь внимание толпы голодранцев от насущных проблем, всего-то и надо – объявить борьбу с собственными недостатками, прекрасно понимая, что никогда не захочешь от них избавляться. Все как в жизни человека: горький пьяница всегда уверяет, что бросит пить, заядлый курильщик – бросит курить, а воришка – никогда больше не будет красть. Вспомните, с чем мы только не боролись. С пьянством, с коррупцией, с курением, с преступностью, с проституцией, с бюрократией, со злоупотреблениями, с отсутствием культуры и с самой культурой, со стилягами и с родимыми пятнами капитализма. А теперь выясняется, что вовсе это и никакие не пятна, а звезды в ночи коммунизма. Бред – наше ремесло. Государство всегда найдет, чем занять народ, даже самой бредовой идеей – подзарядкой воды, питьем собственной мочи или поиском неопознанных летающих объектов. В одном я убежден: оно никогда не будет бороться с ложью. Обман – это образ жизни политической системы. К нему, кстати, тоже можно приспособиться. Это вопрос принципа. По большому счету, принципом тоже можно поступиться. Но рано или поздно принцип становится вопросом чести и совести.

– В моем случае это не принцип, это компромисс.

– Знаете, Армен, Ленин в свое время написал работу «О компромиссах». Помните? Грабители напали на машину, в которой он ехал весь в гриме и под чужой фамилией. Он отдал все деньги и драгоценности, но сохранил жизнь. Это действительно был компромисс. Но когда под давлением Троцкого он не исполнил того, что пообещал народу, многоуважаемый Владимир Ильич поступился принципами и в итоге умер от угрызения совести и трех инсультов.

– Его отравили.

– И это логично. Суть в одном – не рождай монстра благими намерениями. Ну что ж, Армен, желаю вам успеха. Думаю, что вы правильно сделали, что отправили Ингу подальше отсюда. Надеюсь, когда вы станете очень богатым человеком, то не забудете подать мне руку при встрече.

– Ну зачем так, Михаил?

– Извините, Армен, это я действительно хватил через край. Не обижайтесь на меня и прощайте.

Михаил шел по набережной Фонтанки и напряженно думал о том, что скоро, очень скоро наступит время, когда простой человек перестанет что-либо решать в этой стране. Но и в другой стране будет та же картина. Можно ли что-то изменить, открутив стрелки часов на сто лет назад? Что-то предпринять, если уже знаешь будущее? Нет конечно. История – это уже свершившийся факт. И пусть он даже распишет все будущее по минутам, его современники не извлекут из этой писанины надлежащий урок, а наоборот, сделают так, как все и случилось. Михаил уже будет только мешать вершить им эту историю. В итоге при первой же возможности от него постараются избавиться. Он будет мешать всем – и хорошим, и плохим. Михаил грустно улыбнулся и подумал: «Когда я вернусь в свое время, то смогу гордиться лишь тем, что, будучи в новом времени, ни разу не поступился своими принципами, не пошел против совести и не утратил своей чести. Я даже не смогу извлечь выгоду из знания истории наперед. Ибо, опять же, совесть и честь не позволят мне этого сделать».

 

Глава 9. Все, как доктор прописал

«Лиза была права, надо на некоторое время исчезнуть. Я принял решение. Я не просто убегаю, я сбегаю. Я сбегаю, потому что боюсь. Мой потенциал исчерпан, – Михаил сидел перед большим зеркалом в дворницкой на улице Халтурина и размышлял. – Я так долго всем своим видом показывал окружающим, что ничто меня не касается, я ничего не знаю и моя хата с краю, что полностью себя опустошил. Я долго приспосабливался. Я все надеялся, что смогу принять современный образ жизни, но этого так и не произошло. Я попал в кошмарное время. Надо из него бежать. Надо бежать куда угодно, только бы подальше от всего того, с чем успел связаться за последние два месяца. Надо где-то спрятаться и дождаться Лизу. Надо все обдумать, собрать силы и накопить новую энергию. Но вот вопрос – куда мне бежать? На ум ничего не приходит. Бежать к Михаилу в Вопшу означает сложить все яйца в одну корзину. Нет, конечно, туда я не побегу. С Львом Наполеоновичем я уже обо всем переговорил. Я его уже успел удивить своим появлением. Это, конечно, уникальный человек. Лучше, чем он, я пока что никого не встречал. Как он меня встретил! Все еще спали, когда я подошел к калитке его дома. Хозяин в это время как раз вышел во двор покормить собаку».

Перед его глазами вновь возникла картина недавно происшедших событий.

– Лев Наполеонович!

– Михаил, что это ты встал в такую рань? И куда ходил на ночь глядя?

– Михаил спит там, где и положено ему спать. Я его родственник.

– Даже так? Он мне ничего о вас не рассказывал.

– Значит, забыл. Хотя мы договаривались, что он предупредит вас обо мне.

– Мне разбудить его?

– Пусть спит.

– И все же я пойду проверю.

Он отсутствовал не более пяти минут. Михаил сказал, что ему нужно посоветоваться с хозяином где-нибудь в укромном месте, чтобы их никто не увидел. И еще ему надо было успеть обратно в город к началу работы. Хозяин проводил гостя в отдельно стоящую баньку, накрыл на стол, хорошенько накормил, внимательно выслушал и лишь затем попросил подождать его у магазина. Спустя некоторое время он подъехал к Михаилу на своей «четверке». По дороге в Питер они обо всем и договорились. До встречи с Михаилом из реального времени Михаил-пришелец даже и не знал, кто такой Лев Наполеонович, где живет, чем занимается. Михаил сказал, что это исключительно порядочный человек, надежнее которого просто не найти. Именно ему Михаил отдал микропленку, которую привезла Лиза из Германии, и попросил ничего не рассказывать Михаилу-постояльцу, но если что-либо с ними произойдет, попытаться ее использовать по назначению. Где и кому передать, тоже объяснил. Лев Наполеонович сказал, что он вне политики, но круг его друзей – это тот круг порядочных людей, которые были друзьями Ивана Петровича – отца Михаила. Они подскажут, что надо будет сделать. Не всем нравится то, что сейчас происходит в стране. «Вообще-то, – сказал он, улыбаясь, – мое отчество – Наполетович. От имени Наполет. Но такого имени у нас не знают. Оно звучит как “нофелет” из какого-то фильма, что означает “телефон”, если читать наоборот. Так бы меня и звали у нас – Лев Телефоныч. Хохмачи это любят. А вот Наполеонович воспринимается нормально. Мы вообще нормально воспринимаем все иностранные слова, как родные. И даже любим их больше, чем русские слова. Пиар, маркетинг, бизнес, плюрализм. Полная чушь, но ведь ничего, привыкли, сроднились».

И все же, куда мне бежать? Широка страна моя родная, а спрятаться негде.

«Если уж совсем подожмет, позвоните вот по этому телефону. В городе у меня есть квартира. Сейчас там моя дочка живет, Лена. Легкая на подъем и очень быстрая на своем “Харлее”. Она отдаст вам ключи, а сама временно переберется сюда. Кстати, через нее можете передавать все нужные сведения для Михаила. Он сейчас живет у меня в мансарде и над чем-то усиленно работает. Не успеваю возить ему литературу».

– Ну что ж, – еле слышно произнес Михаил, – конспиративная квартира Лены (так и хочется сказать Ленина) будет для меня самым крайним вариантом.

– Крайний вариант – это еще не крайний случай.

– А вы-то как?

– Я – частный предприниматель. Основа нового общества. Со всеми в хороших отношениях.

– Для тайных дел – это лучшая легенда.

– О, Михаил, тут вы неправы, легенда – это прошлая жизнь, а разруха – это уже жизнь новая. Но, так уж у нас повелось, для мощного скачка России всегда нужны сильные потрясения.

Он помолчал некоторое время, затем, глядя прямо в глаза Михаилу, очень серьезно сказал:

– Не участвуйте в этой игре. Не высовывайтесь. Идет большая игра, мировая политика. Под откос пускают целые страны, развязывают войны, убивают людей тысячами, жертвуют миллионами. Вас раздавят так быстро, что и пискнуть не успеете. И что самое противное, никто этого даже не заметит. Никому не верьте. Друг предаст друга, брат убьет брата, деньги и страх решат все проблемы.

– А как же вы?

– Когда закончатся такие, как мы с вами, Михаил, тогда на Земле начнется хаос. Поэтому мы должны делать вид, что все у нас нормально. Они знают, что мы есть, но не знают, как нас всех выловить. А вот в вас, Михаил, я уверен. И знаете почему?

– Почему?

– Потому что мы – остаток честных и порядочных людей. Ну и к тому же каждый из нас жертвует самым дорогим: вы своим родственником, а я – своей дочерью. Ну все, вот мы и приехали. Дальше пойдете пешком. Больше сюда не приезжайте. Берегите себя и не подведите мою дочь. Если я понадоблюсь, передадите через Лену. Сидите на квартире тихо и не высовывайтесь. Сделайте все, чтобы вас не выследили, когда поедете на квартиру.

– Я все сделаю так, как вы сказали. Спасибо вам огромное.

– Удачи, Михаил, прощайте.

Михаил еще раньше обратил внимание на то, что на вокзалах и в метро были установлены видеокамеры, поэтому он старался ходить ссутулившись, с низко опущенной головой, максимально избегая метро и вокзалов.

По возвращении в город он решил сначала навестить свою квартиру на Мойке, а затем уже тайно добраться до Лениной квартиры…

Михаил зашел в общественный платный туалет. Ему выдали туалетную бумагу и он прошел дальше. В туалете было чисто и даже пахло каким-то дезодорантом. В кабинке для удовлетворения естественных надобностей ему предстояло сделать одно очень важное дело. Все личные документы, ключи, деньги и бумаги он теперь носил в специальной сумке, сшитой из вафельного полотенца, обернутой вокруг тела и застегнутой на груди на металлические бельевые крючки. Михаил должен был найти визитную карточку чудаковатого юриста и достать ключи от квартиры на Мойке. Спокойно перебирая бумажку за бумажкой, он наткнулся на Лизину записку. На ту самую записку, где она написала и даже нарисовала схему, как добраться до их дачного дома в Отрадном. Ну вот и другое решение. Его тоже следует обдумать.

В туалете стало людно. Михаил затаился. Вошли сразу несколько человек. Ему стало немного тревожно. Это была молодежь. Им было весело. Они делали свои мелкие естественные дела и зубоскалили. Шутки были еще те.

– Во времечко наступило: пиво влил в себя за тридцать пять копеек, а вылил за полтинник.

– А ты носи «жириновку», с ней вход в тулик со скидкой. То на то и выйдет.

– За сколько и войдет?

Раздался дружный хохот.

– Ты Жирика не тронь. Он свой мужик, конкретный. За словом в карман не полезет. Так вдует, что потом лопатой не отскребешь.

– А мочится он тоже за полтинник, как и простой работяга?

– А ты как думал! У него все как у людей.

– Все они там, наверху – Жирики.

– Ну не скажи.

– Да ладно вам, у них своя жизнь, а у нас своя. Сейчас отольем и покажем, кто здесь хозяин. Ну что, дадим залп за Жирика?

Они смеются. Им все нипочем. Сегодня у них свои кумиры, над ними можно потешаться и в то же время их боготворить.

Михаил дождался, когда молодые люди уйдут, и тоже вышел из туалета. На другой стороне улицы стоял телефон-автомат. Какая-то девушка только что закончила разговор и направилась по своим делам. Значит, автомат исправен. Это стало большой редкостью. Практически у половины городских автоматов были срезаны или просто вырваны телефонные трубки. Так молодежь выражала свое отношение к современному миру. Михаил набрал нужный номер.

– Алло, – раздалось в телефонной трубке.

– Добрый вечер, это Михаил, юрист. Мне нужен Николай Григорьевич.

– Я вас слушаю.

– Мне передали вашу записку.

– Михаил? Ах да, вспомнил. Очень рад вас слышать. Как ваши дела?

– Все дела закончились. Сейчас я отдыхаю.

– Вот сейчас-то как раз и не время отдыхать. Самое горячее времечко наступило. Хотя «время» звучит солидно, а «времечко» как-то по уголовному. Вы откуда звоните?

– Из автомата на Римского-Корсакова, напротив Никольского собора.

– Так это же рядом со мной. Я даже знаю, где этот автомат. Вы один?

– Да.

– Сейчас выйду. Ждите меня.

Через пару минут к Михаилу подошел человек, в котором он с трудом узнал своего старого знакомого. Вид у него был какой-то странный. Лохматый, небритый, в пижаме, как будто его только что вытащили из постели. Он периодически оглядывался по сторонам.

– Вас сразу и не узнать. Хорошо выглядите, Михаил. У вас очень презентабельный вид. Интеллигентный, умный, опрятный, серьезный. Такому можно верить. Немного аргументов, ораторского мастерства, конъюнктуры, популизма – и народ за вами пойдет. Сейчас такая потребность, кому-то надо верить и за кем-то идти.

– Это еще почему?

– Привыкли. Так были воспитаны – верить лидеру и следовать за ним, куда позовет. Даже тот, кто не верил коммунистам, хотел верить кому-то другому. А у меня иная роль – изгоя, человека, натерпевшегося от старого режима. Мне тоже верят. Не обращайте внимания. Это все околополитический бред. Приглашаю вас к себе домой. Там мы за рюмочкой чая обо всем и поговорим.

Он быстро зашагал впереди Михаила, периодически оглядываясь, словно проверяя, не потерялся ли тот по дороге. Они прошли к следующему дому, вошли в парадную и поднялись на второй этаж. Николай Григорьевич подошел к окну на лестничной площадке и внимательно осмотрел улицу. Он явно чего-то боялся.

– А вот и мои хоромы, заходите, Михаил, чувствуйте себя как дома.

Это была очень интересная квартира. В ней было всего две комнаты, одна из них – спальная, а другая – гостиная. В гостиной была сделана удивительная лесенка на антресоль, как на второй этаж. Антресоль была не более метра в ширину, опиралась на стойки из деревянного бруса, закрепленного между полом и потолком, и шла вдоль двух стен гостиной. По ней можно было идти во весь рост, благо четырехметровые потолки позволяли. Во всю ее длину стояли стеллажи с книгами. В углу антресоли было сделано расширение, где уютно разместился небольшой высокий столик в стиле ампир и два кресла, похожих на то, на котором восседал шемякинский Петр. Под антресолью стоял кожаный диван, два таких же кожаных кресла и большой журнальный стол. Здесь они и расположились. Пока Михаил отдыхал в одном из кресел, хозяин приготовил ароматный чай, разлил его в чашки из саксонского фарфора и поставил на стол перед гостем. К чаю он добавил сухое печенье на блюдце из того же сервиза и сахар в хрустальной сахарнице.

– Как говорится, чем богаты, тем и рады. Вы пейте, а я вам расскажу о том, почему искал вас. Как бы это лучше начать. Словом, помогая своему депутату, я стал встречаться с очень многими людьми. И вот однажды на прием приходит один мой давний приятель. Мы с ним знакомы по юрфаку университета. Он же и помог мне выбраться из психушки. Ну так вот, этот мой приятель мне и говорит, мол, наша партия – это белая ворона и долго не проживет, ибо не вписывается в круг планово созданных партий. И депутату моему тоже долго не протянуть. Но это так, к слову, а пришел он совершенно по иному делу и выкладывает на стол большой лист ватмана с нарисованной на нем схемой и папку с документами. Схема сделана красиво и нарисована не от руки, а отпечатана в типографии, там же даны все пояснения – сколько и каких партий создано, какие их лидеры, какие цели и задачи. Ничего особенного, мы это и так знали, если бы не одна деталь. Схема была свежая, а документы – от конца восьмидесятых. Из пояснительной записки, прилагаемой к этим документам, следовало одно серьезное заключение. Суть его в том, что в результате социологических исследований и по заключению социологов и психологов весь народ СССР можно разбить на двадцать четыре типа. Стало быть, следовало создать двадцать четыре партии, которые и были изображены на схеме. Там даже и лидеры были указаны. Со временем следовало прийти всего к пяти-шести лидирующим типам и наконец в перспективе создать партию правительственного большинства, которая должна будет стабилизировать ситуацию и эффективно заменить прогнившую коммунистическую партию. Но и эти несколько партий тоже следовало сохранить, чтобы списывать на них все свои неудачи. Вы понимаете, что сейчас происходит? Под каждый социальный тип на первом этапе, в котором мы с вами являемся невольными участниками, необходимо было создать свою партию, предоставив ей возможность в русле всеобщего плюрализма выражать все свои мысли и настроения. В обязанности партийных лидеров входило одно: не дать деятельности партий перерасти в акции массового неповиновения. По принципу: «эмоции поощряй, но в дело не пускай». Он сказал, что это – всего лишь маленькая часть тех документов, которые он передал вашему отцу. Вы спросите, откуда он о вас знает? Пожалуйста, – с этими словами Николай Григорьевич достал и показал фотографию, на которой Михаил с ним были засняты в кафе у Калинкина моста. – Кто и когда сделал это фото, я не спросил, а он не сказал.

– Я вас не понимаю.

– Я, может быть, чего-то не знаю, но, поверьте, дословно повторяю его слова. Ожидается хорошо спланированный политический переворот.

– Что вы хотите?

– Есть всего два варианта. Оставить все так, как есть, либо объединить документы и усилия по их обнародованию. Разве вы не читали те документы?

– Поверьте, вы глубоко заблуждаетесь на мой счет.

– Неужели вы так в них ни разу и не заглянули?

– Нет же, говорю вам.

– Тогда, быть может, вы избавились от них?

– Я ничего такого не делал!

– И никому не передавали?

– Что вы такое говорите?

– Ну что ж, это ваше право. Поступайте, как знаете.

– Спасибо за чай. Я, пожалуй, пойду, уже поздно. Я вне политики.

– Знаете что, Михаил, не пытайтесь себя и меня обмануть. Располагая такими материалами, быть вне политики невозможно. И вы это прекрасно знаете.

Он сделал паузу, затем продолжил:

– Последнее время я почему-то перестал бояться за свою жизнь. Вероятно, перешел какой-то рубеж страха. Я уже смирился с мыслью, что не сегодня завтра меня убьют. Перегорел. Весь этот месяц я жил с чувством животного страха. Хотел даже вернуться в психушку. Но потом решил: лучше уж умереть, чем стать идиотом. Теперь у меня есть только одна мечта – чтобы про меня забыли.

Он встал, прошелся по квартире, выглянул из-за плотных штор на улицу и снова сел в кресло. Помолчав немного, он включил бра на стене рядом со столиком, где они сидели, и, как бы извиняясь, добавил:

– Общий свет, с вашего позволения, включать не будем.

Неожиданно он улыбнулся.

– Общий свет сегодня никому не нужен.

– И так хорошо.

– Я сначала испугался.

– Когда? – не понял Михаил.

– Когда вы мне позвонили, ведь мой телефон скорее всего на прослушке. Хотя, сказать по правде, мне уже давно никто по нему не звонил, а сам я пользуюсь только автоматом. Так что, возможно, наша встреча останется незамеченной.

– Тогда зачем вы давали свой номер?

– Поймите меня правильно. Я хочу быть тихим и неприметным человеком.

– Прекратите все контакты и, как сейчас говорят, «заляжьте на дно».

– Возможно, я так и сделаю. Есть лишь одно обстоятельство, удерживающее меня от этого шага. Славы я уже хватил через край. Толку в ней никакого. Спокойная жизнь – вот предел моих мечтаний… Вы не хотите узнать, какое это обстоятельство?

– Честно говоря, нет.

– Да, самообладания вам не занимать. Ну что ж, может быть, это и к лучшему. Я хочу передать вам эти документы. Копии у меня есть, вам отдам оригиналы. Они даже с красным грифом секретности. Вы многогранный человек и отличный юрист. К тому же вы блестящий историк. Пусть не сейчас, а через много лет, но они прольют свет на то, что действительно происходило в это нелегкое смутное время. Не бойтесь, это не провокация. Конечно, быть вне политики очень благородно. Политика – это дело грязное, но таковым оно стало именно потому, что чистюли интеллигенты самоустранились и пропустили вперед хамов и проныр. Я пожилой человек, и мне нужен покой, а вы молоды. Все в ваших руках. Вы не должны самоустраняться.

– Я не занимаюсь и не хочу заниматься политикой. Чистюли интеллигенты, как вы говорите, сами не знают, чего хотят. Они любят говорить и очень не любят делать. Большинство из тех, кого принято считать интеллигентами, вовсе и не интеллигенты, они купили дипломы, надели красивые одежды, заняли руководящие места, им написали кандидатские и докторские диссертации, но интеллигентами они так и не стали. Другую часть «вшивой интеллигенции», типа нас с вами, очень легко запугать. Третью часть, или, лучше сказать, треть интеллигенции, можно просто и пошло купить. Мелкими деньгами, посулами или подарками с барского плеча. Четвертые же считают, что они выше всего этого вертепа. Они считают себя аристократами и прекрасно знают, что ни одна власть без них не обойдется. У них весьма странные принципы и взгляды на все. Скорее даже они выше всего того, что копошится там под ногами – народ, политики, военные. Главное, никого не задирать – ни народ, ни власть, ни Госбезопасность, – и все будет хорошо. Надо уметь ладить с детьми, и дети вас будут любить.

– Вы серьезно так думаете?

– Да.

– Ну что ж, в этом есть какая-то сермяжная правда. Когда я слышу и вижу, что вокруг делается, у меня возникает ощущение, словно я нахожусь среди могильщиков и вурдалаков, которым непременно надо рыться в старых могилах, будоражить чьи-то тела, перетаскивать кости с места на место и придумывать страшные истории о том, кто кого и за что отравил. Любой политический переворот – это массовое захоронение, это братская могила. Это одно огромное кладбище. Пройдет много лет, и снова кому-то понадобится узнать сколько миллионов людей умерло в результате современных политических событий. Сегодняшние герои завтра станут душегубами. Для чего нужны эти документы, чтобы жертв стало еще больше? Они не стоят даже одной-единственной жизни, вашей или моей. Для вас случайно раздавить божью тварь – это грех, а для них убить человека – это обычное дело. Человеческая жизнь ничто – идет передел мира, перераспределение собственности, обогащение. Банкет за наш счет. И тут мы среди этого чумного пира со своими бумажками, от которых у них икра становится поперек горла и начинается несварение желудка. Если вы будете сидеть тихо и не высовываться со своими документами, не будете мешать людям вкусно кушать, обогащаться, ездить по всему миру и лапать чужих женщин, вас никто и не заметит.

– Вы меня окончательно запутали. То вы про переворот говорите, то про документы, то про историю.

– Надо не нас делать чистыми, а историю. А нас уже не отмоешь. Я думал, что живу в жуткое время, где у власти стоят вурдалаки. Но, как оказалось, я глубоко заблуждался. У той власти были хоть какие-то принципы, ограничения и страх. У новой власти нет ничего. Вот что самое страшное.

– Только история может быть судьей для будущих поколений. У нее должны быть только два принципа – голая правда и никакого срока давности.

– Что мне даст правда о том, что Ленин умер от третьего инсульта или от того, что его отравил Сталин? Ровным счетом ничего.

– Сталин Ленина не отравлял.

– Откуда вы знаете?

– Это не я знаю, это знают ученые, историки, кропотливые исследователи. И вы это тоже знаете. Яркий представитель питерской школы академик Старцев Виталий Иванович, он наверняка вам хорошо известен, тщательно изучив этот вопрос, писал, что на совести Сталина десятки тысяч жизней представителей «ленинской гвардии», но в смерти самого Ленина он скорее всего не повинен. Сталин – единственный из правителей, который мог иметь все, быть набобом, но жил скромно и ничего не имел. Он поступал так, как требовал текущий момент, когда все пытались уничтожить Советский Союз. И внешними силами и внутренними. Он загубил десять миллионов внутренних врагов, а внешние враги, прикрываясь Гитлером, убили больше двадцати миллионов простых людей, наших соотечественников, в Отечественную войну. Сейчас идет новая война, в которой погибнет уже тридцать миллионов россиян. Так кто страшнее? И закроем этот вопрос. Насчет могильщиков я согласен. С самого начала было провозглашено: пролетариат – могильщик капитализма. В свою очередь, и капитализм пытался вбивать осиновые колья в каждого коммуниста. Словом, подобралась достойная друг друга, эдакая веселая кладбищенская компания.

– Я что-то не понимаю, вы за белых или за красных? Или у вас иной любимый цвет? Вот что, Николай Григорьевич, у меня есть альтернативное предложение, давайте остановимся на российском триколоре и подведем черту под политической дискуссией.

– Хорошо. Как скажете.

– Почему вы думаете, что вас убьют?

– Потому что того человека – моего приятеля всего несколько дней тому назад застрелили прямо на моих глазах. А ведь он работал в Госбезопасности, знал такое, что нам и не снилось. Я пережил шок. Раз они начинают стрелять в своих, то что им я – мелочь пузатая? У меня чуть не остановилось сердце. Я теперь стал оглядываться по сторонам и бояться выходить на улицу. О той же участи, которая постигла его, он пришел и меня предупредить. И все же… Единственный человек, которому так долго удается оставаться живым, – это вы. Значит, на то есть чья-то высшая воля. Поэтому и все документы должны быть у вас.

– Тем самым вы и меня подвергаете опасности. Я не историк, а юрист. Я вне политики и не хочу во что-либо влезать. Меня все время с кем-то путают.

– Михаил, вы все прекрасно знаете сами. Вы умный человек и все понимаете без комментариев. Кем бы вы себя ни называли, вас воспринимают как потенциально опасного человека. Опасность уже давно ходит за вами по пятам. Я просто восхищаюсь вашим самообладанием. Одним документом больше, одним меньше. Сами посудите… – он сделал паузу. – Хорошо. У вас еще есть время подумать. Выбор все равно за вами. А теперь не капризничайте и оставайтесь ночевать, уже поздно. Я постелю вам на этом диване. А рано утром, часиков в пять, разбужу. Это всегда самое безопасное время, чтобы покидать конспиративную квартиру.

При этом он грустно улыбнулся.

– Ну вот и дожили до звездного часа, ушли в подполье. Как там в сказках говорят, утро вечера мудренее? Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, Николай Григорьевич.

На том они и порешили. Выбора не было. За окном уже хозяйничала темная, дождливая июльская ночь. Михаил раздеваться не стал. Подложив под голову мягкую подушку и укрывшись пушистым пледом, он быстро заснул. На мягком и уютном диване спалось, как дома. Но спал он недолго. Ему впервые за все это время снова приснился сон. Сказать откровенно, странный сон. Это была старуха со Старо-Невского. Она наклонилась над его головой и тихо прошамкала беззубым ртом: «Уходи. Не мешкай. В деревню к Лизке не езжай, живи в городе, сегодня можешь сходить на Мойку. Пройди на кухню, возьми старую толстую деревянную скалку и немедля убегай. Скалку береги пуще всего, в ней все. Юлька приехала. К ней не ходи. А твоя краля будет лишь через пару недель. Беды за ней идут по пятам. Свяжись с Левкиной девчонкой, она и поможет тебе, и от беды убережет. И вот еще что: побродяжничал, и хватит». Она хотела еще что-то сказать, но в этот момент Михаил проснулся от звонка будильника. Вероятно, Николай Григорьевич завел его специально, чтобы разбудить Михаила. Он прошел в спальню, хозяина не было. Его вообще не было дома. Только сейчас Михаил обратил внимание на записку и пакет с документами, которые лежали перед ним на журнальном столике. Записка была отпечатана на машинке.

«Михаил, уходите срочно, через чердак и другую парадную. Я вам все подготовил. Когда будете уходить, хорошенько захлопните дверь. Документы можете брать, можете оставить. Решение за Вами. Я навсегда покидаю город. Прощайте. Записку сожгите».

– Черт, черт, черт! – невольно вырвалось у него от переизбытка эмоций и негодования.

Пришлось снова расстегнуть свою нагрудную торбу и убрать туда документы. Свет он не зажигал и все делал в ночном полумраке. Уже не было так темно, но и утро еще не наступило. Про себя он ворчал: «Навязал-таки. Ну вот, теперь мы с Михаилом в одинаковом положении. Мне надо срочно уносить ноги».

Михаил быстро собрался, сжег записку и вышел на улицу тем путем, который рекомендовал ему Николай Григорьевич. Через каждые десять шагов он оглядывался. Для пущей уверенности Михаил прошел несколько сквозных двориков, в одном месте даже зашел в парадную, через открытое окно на лестничной площадке спрыгнул на пристроенный к дому гараж какого-то инвалида и попал в другой дворик. Теперь ему было ясно, что «хвоста» за ним не было, а если и был, то беглец от него отделался. По-прежнему было холодно и моросил мелкий дождь. Вокруг не было ни души. По каналу Грибоедова Михаил дошел до Гороховой, оттуда до Мойки, и вот уже перед ним во всей красе предстал его родной дом.

Он быстро вошел в парадную. Она была хорошо освещена, но в ней не было ни души. Ключи Михаил держал наготове. Вот и двустворчатая массивная дверь. Все та же, его родная, и с той же огромной латунной ручкой из прошлого века. Он дважды повернул ключ и вошел в квартиру. В ней все было очень прилично, ни одна вещь не валялась на полу, ничто не было сдвинуто или перевернуто. Он быстро прошел на кухню, открыл посудный шкафчик, взял старую деревянную скалку, заткнул ее за пояс, вышел из квартиры, снова запер дверь на два оборота и спустился вниз. Прежде чем выйти из парадной, он высунул голову наружу и огляделся по сторонам. Улица по-прежнему была пустынной. Михаил выскочил из парадной и побежал вдоль набережной. Неожиданно из соседнего квартала раздались звуки приближающихся автомобилей. Он спрятался за углом на Зимней канавке. Машин было несколько. Они остановились у его дома, и из них выскочили люди. «Ну конечно, – подумал Михаил, – сработала сигнализация. Вот попадет ребятам, что упустили меня». Быстрым шагом он дошел почти до самой набережной. И тут снова раздались те же звуки. Он успел только прижаться к колонне, и еще два автомобиля промчались мимо него. Машины проехали всего в одном метре от колонны, за которой Михаил стоял ни живой ни мертвый. Их путь лежал туда же, на Мойку, 47. Быстрее ветра Михаил долетел до парадного входа и попал в дворницкую. Без суеты и насколько можно было спокойно Михаил собрал все свои вещи в спортивную сумку, взял старый складной зонт, когда-то принадлежавший Марининому брату, и снова вышел на набережную. На большее у него не было времени. Сюда тоже могли приехать ночные стражи.

Дождь зарядил поливать город всерьез и надолго. Это было на руку Михаилу. «Интересное дело, – подумал он, – всякий раз, когда я отсюда сбегаю, идет дождь. Главное, не ночевать на чердаке и не менять планов, после этого сильно болит голова».

Как и в прошлый раз, он пошел не через Троицкий мост, а через дворы. Делая частые остановки в парадных, он наконец добрался до метро на канале Грибоедова. Когда Михаил вошел в метро, было уже начало седьмого. Через полчаса он вышел на станции «Проспект Ветеранов», немного подождал и ровно в семь позвонил Лене.

– Алле.

– Лена, это я, Михаил, извините, что беспокою вас в столь раннее время.

– Вы не первый. До вас это уже сделал будильник. Что-нибудь случилось?

– Да. Мне нужно с вами встретиться.

– Сейчас?

– Да.

– Хорошо, приезжайте. Вы где находитесь?

– На проспекте Ветеранов.

– Это действительно близко. Давайте сделаем так. От метро до моего дома, если не бежать, а идти нормальным шагом, минут двадцать пять – тридцать. Пока вы будете сюда добираться, я успею привести себя в порядок и приготовить завтрак. Это предложение вас устраивает?

– Конечно!

Лена назвала адрес и подробно рассказала, как добраться до ее дома. Проходя мимо киосков, Михаил купил черные гладиолусы. Такие цветы он видел впервые. Почему он остановил свой выбор на них, Михаил не знал. Теперь он все делал чисто интуитивно, не задумываясь. Хотелось бежать и постоянно оглядываться, но что-то внутри него твердило: «Успокойся, расслабься, все позади, можно и прогуляться».

Все люди шли ему навстречу, к метро, а за ним было пусто, за ним никто не следовал. Не было даже попутных машин. Впервые за все это время он наконец успокоился.

Михаил шел и думал о прошедшей ночи, о том, что ни разу не задумался о том, что и как делать, о том, что все произошло само собой. И вдруг остановился. Как он шел, где и сколько сделал поворотов, что было вокруг – он не помнил. Подняв голову, Михаил увидел на здании табличку с названием нужной ему улицы и тем самым номером дома, где жила Лена. Более того, он стоял прямо у нужной ему парадной.

* * *

Елизавета Аркадьевна проснулась от тихого, но настойчивого телефонного звонка. Она сняла трубку, молча выслушала кого-то, после чего прошла в соседнюю комнату и спокойно обратилась к мужу. Он тоже уже открыл глаза и, продолжая лежать на шелковом белье шоколадного цвета, спокойно наблюдал за женой. Ему было комфортно и все еще хотелось спать. Он с грустью посмотрел на жену, питая надежду, что к нему это не относится.

– Тебя.

Недовольно крякнув, он взял трубку.

– Слушаю… Значит, они все же встретились, я так и думал. Он вас не видел? Это хорошо, напугали бы старика своим воскрешением… Попал под машину? Насмерть? Что значит – сам бросился?.. Отвлек ваше внимание? Кто у вас там работает, черт возьми! Детский сад какой-то!.. Так. А что на Мойке? Ну это уже ни в какие ворота не лезет! Вы хоть понимаете, что бывает за три прокола подряд? Ладно, к восьми буду в кабинете, надо все хорошенько обдумать. Подготовьте все материалы и будьте у меня. Да, вот еще что, пусть срочно проверят записи всех камер видеонаблюдения… Всех! В Караганде… В первую очередь в метро! Все!

Сна как не бывало. Он встал, быстро надел спортивный костюм, резко обернулся к жене, посмотрел ей в глаза и зло произнес:

– Твой «исключительный» только что поломал мою карьеру. Ну что ж, ему же хуже! Если меня отправят в горячую точку, ему конец. Впрочем, ему и так конец.

 

Глава 10. Напарник рокера

«Лиза не должна знать, где я прятался до ее приезда, – решил Михаил, – узнать, что любимый мужчина долгое время находился у другой женщины, всегда неприятно. Это ее огорчит. Но другого выхода и другого убежища у меня нет».

Образ, который нарисовало Михаилу его бурное воображение на слух и по телефону, оказался, мягко говоря, жалким подобием того, что он увидел своими глазами. Дверь распахнулась, и его впустили в прихожую, в которой горел ослепительно яркий свет. Вдоль всей стены стоял зеркальный шкаф-купе. Все было в светлых тонах, даже буковый паркет отдавал белизной и блестел, словно лакированный. Гость обернулся и увидел нечто фантастическое, отраженное во всех зеркалах прихожей. Это была девушка ростом с него – стройная, хрупкая, с осиной талией и большим бюстом. У нее были темные разноцветные, хаотически уложенные на голове волосы, словно она только что их помыла и не слишком старательно вытерла полотенцем. Они колючими иглами топорщились в разные стороны. Это было и вызывающе, и в то же время красиво. Огромные глаза, тонкий изящный носик и очень красивый рот с идеально очерченными губами могли украсить глянцевую обложку самого модного журнала. Высокую шею, как у Плисецкой, обрамляли темные пряди волос. Девушка была во всем черном. Это был вызывающий гротеск окружающему интерьеру. На ней были кожаные, облегающие тело джинсы и футболка с короткими рукавами. На ногах – фирменные сапоги на каблуках и со шнуровкой. Она тут же накинула на плечи такую же, как и брюки, кожаную куртку. И брюки, и куртка изобиловали множеством хромированных заклепок и пряжек.

Он был ошарашен. Такого изобилия блеска и красоты Михаил еще никогда не видел в своей жизни.

«Нет, – окончательно решил он, – Лиза не только не должна об этом знать, но и встречаться им когда-либо тоже не следует. Ну а я – я справлюсь, я обязательно справлюсь и с этим соблазном».

– Здравствуйте, Михаил, еще раз.

– Здравствуйте Лена… Это вам, – промямлил он и протянул ей букет гладиолусов.

Хозяйка квартиры была приятно удивлена, и его подарок ей явно понравился.

– Спасибо. Очень мило.

– Вы исповедуете особый стиль?

– Я исповедую особую философию.

– И в чем ее секрет?

– Он заключается в том, что дверь за собой следует закрывать, – она произнесла фразу спокойно, не скрывая своей очаровательной улыбки. – Так и безопаснее, и уютнее.

– Да-да, конечно, – засуетился Михаил.

Он быстро обернулся и попытался захлопнуть входную дверь. На миг ему показалось, что он уже это сделал, как только переступил порог. Но дверь действительно была приоткрыта. Резким движением гость попытался захлопнуть дверь, но она снова приоткрылась. Только теперь он понял, что там были какие-то мудреные замки и хитрые механизмы.

– Давайте-ка я помогу вам.

Лена нажала на кнопку, расположенную на стене рядом с выходом из квартиры, и дверь сама плавно закрылась. Вероятно, сработали те самые мудреные механизмы и специальные замки, о которых только что подумал Михаил.

– Я попал в банк?

– Скорее, в банку.

– Я невкусный и несъедобный.

– Тогда мы наколем вас на булавку.

– Лев Наполеонович меня об этом не предупреждал.

– Конечно, его задача заманить жертву в ловушку, а моя – съесть ее.

– Для завтрака этого будет многовато.

– Кстати, о завтраке. Мойте руки и проходите на кухню, я уже все приготовила. Ванная вот здесь. Вот вам полотенце… Ну, и что же мы стоим?

– Я ищу кнопку.

– Смешно, но кнопок больше нет. Ах да! Есть еще сигнализация, но об этом позже. Лева у нас электроник, любит всякие такие штучки, – пояснила девушка.

Через некоторое время Михаил уже сидел за столом и принимал угощение хозяйки. Кофе она принципиально не пила и «другим не советовала». Она порекомендовала Михаилу отведать зеленого чая без сахара. Только гость с грустью подумал о том, что для завтрака этого ему будет маловато, как тут же увидел мигом появившиеся на столе яичницу, горячие тосты из ароматного ржаного хлеба, сыр, масло и сырокопченую колбасу.

– Если этого мало, у меня есть суп со шпинатом.

– Что вы, всего этого мне более чем достаточно.

– Тогда приятного аппетита, а мне пора на работу.

– Извините за нескромный вопрос.

– Вся во внимании.

– Скажите, если, конечно, это не секрет, ваша работа связана с таким вот стилем?

– Вообще-то обычно стиль бывает связан с работой. А мой стиль связан с транспортным средством, с помощью которого я добираюсь до своей работы.

– Когда вы говорили о стиле, то упомянули какую-то особую философию. Это стиль нигилизма?

– А вы, оказывается, старый ворчун. Все гораздо проще. Это стиль рокера, – девушка была довольна произведенным эффектом.

– Извините за мою неосведомленность, кого?

– Как, вы не знаете, кто такие рокеры?

– Нет.

– Серьезно? Нет, вы шутите, – искренне удивилась девушка, – не могу в это поверить.

Она с подозрением посмотрела в глаза Михаила, выдержала паузу и наконец сказала:

– Словом, это те, кто круто управляет мотоциклом.

– И всё?

– Этого мало? Хорошо, тогда это еще и те, кто, как я сказала, исповедует свою особую философию.

– Да, конечно, об этом я уже слышал, только ничего не понял.

– Человек свободен. А когда он свободен, то все делает по-настоящему. И живет, и рискует, и любит, и развлекается, и ни перед кем не прогибается. Он сам по себе, и никто ему не указ – вот вкратце и вся философия.

– Значит, я действительно попал по тому адресу.

Лена внимательно еще раз посмотрела в его глаза. Там не было иронии, скрытых темных намерений, тайной природной хитрости. Михаил был весь как на ладони.

– Шутите? Ну-ну, мне нравятся хорошие шутки.

– Значит, вы в курсе моих проблем.

– Про вашу Пряжку Лева рассказал мне еще в апреле. Вы – ученый-бунтарь. Для нашего века это большая редкость.

– Зато в девятнадцатом веке это было самое популярное мероприятие.

– Молодежь всегда бунтует, особенно допризывники. Болезнь переходного возраста… Вот ими я и занимаюсь. Изучаю, наблюдаю, анализирую, советую, лечу, потому что по профессии доктор.

– Последнее время мне просто везет на докторов.

– Потому что в вашем возрасте бунтарство выглядит, как бы это лучше сказать…

– Не к месту и несолидно. Говорите как есть, «смешно», это совсем не обидно… Потому что я не бунтую, я не вписываюсь в существующие нормы.

– Я не хотела вас обидеть, потому что и сама такая. В этом году я закончила институт, получила диплом и сейчас работаю в медицинской комиссии, осматриваю призывников. Мне говорят, что сегодня они все ненормальные. Но я-то вижу, что с ними происходит. Чтобы их понимать, надо самой пройти через это сумасшествие. Вот именно поэтому, чтобы быть с ними на одной волне, я и стала рокером. Я так решила еще в прошлом году, на стажировке. Их мир мне понятен. Я ищу пути к каждому из них. Я хочу им помочь. Сейчас ужасное время. От всего происходящего вокруг можно быстро свихнуться. Уж лучше пусть они будут бунтарями, чем подлецами и преступниками. Теперь понятно?

– Теперь понятно. – Михаил улыбнулся, Лена тоже ответила ему улыбкой.

– Да. Мне тут Лева подарил на день рождения новенький хромированный «Харлей». Фантастическая игрушка… Между прочим, это целое состояние.

– Я уже обратил внимание, Лев Наполеонович – состоятельный человек?

– Он очень умный и порядочный человек, а это иногда дает свои плоды.

– Вне всякого сомнения. А с милицией у вас все нормально?

– В каком смысле?

– Ну, не придираются? Это ведь непросто – быть не таким, как все. Да еще и жить без всяких правил.

– Один процент.

– Не понял.

– В Америке таких официальная власть назвала «всего один процент». Как, вы и этого не знаете? Боже, как мне повезло. Я ж могу часами лечить вас на тему о рокерах. Жаль только, времени нет.

– Зато у меня его хоть отбавляй. И что же «один процент»?

– Один процент стал для рокеров отличительной эмблемой.

– Теперь понятно, почему у вас на куртке нарисован 1 %. И все же, как вы ладите с милицией?

– Никак. Мы друг друга тихо ненавидим. Но при определенных обстоятельствах мы все же ладим.

– Это как?

– У меня очень серьезный покровитель – генерал-майор Ессентуков, военком города. Работаю под его началом.

– Не может быть, – невольно вырвалось у Михаила.

– Что значит – не может быть?

– Это я так. Просто я знаком с его дочерью. А вы знаете его дочь?

– Валентину? Конечно. Она живет по соседству, в этом же доме. Подруга. Это она устроила меня к своему папочке на работу. Идемте, покажу ее новую игрушку.

Лена подвела Михаила к окну на кухне и показала на знакомый ему микроавтобус.

– Вон, видите роскошный «шевроле»? Это ее.

– Это я ей его… оформлял.

Лена откровенно расхохоталась.

– Извините. Сначала мне показалось, что вы хотите сказать: «Это я ей его подарил», – Лена улыбнулась. – Вы с ней хорошо знакомы?

– И да, и нет. Она работает на таможне в Пулково. Там мы и познакомились. Я иногда приезжал к ним, она иногда приезжала к нам. Но теперь нам лучше с ней не встречаться, и говорить ей обо мне тоже не стоит.

– Хорошо.

– Надо же, как тесен мир.

– Действительно, в нем слишком много сюрпризов. Ну ладно, до вечера. Здесь все приготовлено, завтракайте и отдыхайте, а я уже опаздываю.

Она схватила огромный черный шлем с темным пластиковым забралом, элегантный женский ранец и выскочила из квартиры.

– Опаздывать нельзя, нажмите на кнопку, – крикнула девушка на ходу и исчезла.

После сытного завтрака, скорее похожего на обед, Михаил прилег на диван и моментально уснул. Когда он проснулся, был уже вечер. Напротив него в кресле безмолвно сидела Лена и с какой-то грустью откровенно разглядывала его лицо. Михаил перестал щуриться и открыл глаза, но и тогда девушка не пошевелилась. Она очень спокойно отнеслась к его пробуждению, словно они давно вели с ней ненавязчивую беседу по душам.

Первое, что пришло в голову, это воспоминание той минуты, когда Михаил впервые после травмы открыл глаза в лазарете. Вот так же тихо и спокойно сидела напротив него Лиза. Она смотрела на любимого человека и думала о чем-то своем, о чем-то самом главном.

Вот и Лена в эту минуту смотрела на него спокойным и добрым взглядом. Она была одновременно и здесь, и еще где-то, в другом месте и в другом времени. Вдруг она опомнилась и в прежней своей манере произнесла:

– К слову о сюрпризах. Самое поразительное заключается в том, что вы удивительно похожи на моего приятеля. Нет, не внешне, а во всем остальном. Та же манера говорить, те же слова и тот же голос. Мне утром стало даже как-то не по себе.

– Вот почему вы так быстро убежали.

– Я опаздывала на работу.

– Конечно. Я пошутил. Жизнь богата на совпадения и сюрпризы.

– По телефону ваш голос звучит иначе… Два совпадения прямо с утра – это круто. – Лена улыбнулась, сделала паузу и наконец продолжила: – Он погиб в прошлом году. Гаишники сбили. Они давно на него охотились. Он их раздражал, прямо бесил их. Они передавали друг другу по рации, где и как его подловить… Для них это были и принцип и развлечение… Я была его подругой. Знаете, что такое быть подругой или другом рокера?

– Нет. Но мне знакомо ощущение человека, за которым носится смертельная опасность. А вот быть подругой или другом рокера мне, знаете ли, как-то не довелось…

– Нет, если всерьез, то это очень многое значит… Для меня…

– Я понимаю. Общие взгляды, интересы, мысли…

– Надеюсь, вы сказали это искренне.

– Даже не сомневайтесь.

– Я стала частью его жизни, а он – моей, – Лена сделала паузу. Вероятно, в своих мыслях она окунулась куда-то в прошлое. Михаил терпеливо ждал, когда собеседница снова вернется к нему. Неожиданно Лена заговорила: – Ты обнимаешь его корпус, прижимаешься к нему всем телом, сливаешься с ним в одну фигуру и устремляешься вперед, в неизвестность, стремительно пролетая мимо пошлого, алчного и лживого мира на огромной, на бешеной скорости… И когда мощная машина летит на этой бешеной скорости вперед, да еще на виражах, особенно когда она делает какой-нибудь трюк, захлебываясь адреналином, напарник понимает, что он тоже рокер, он неотъемлемая часть того, кто увлекает его вперед, в будущее.

– Будущее должно быть прекрасным. Я сам лишь недавно сделал выбор в пользу будущего.

– А до этого?

– А до этого я мечтал о спокойной и стабильной жизни конца девятнадцатого века… Я тоже хочу быть рокером, чтобы мой напарник чувствовал уверенность и безопасность за моей спиной.

Лена поняла, о чем и о ком сейчас говорил Михаил. Она грустно вздохнула и тихо продолжила:

– Напарник сидит не только позади, он сидит в мозгу и в сердце самого рокера… Приятель научил меня всему тому, что умел делать сам. Некоторые вещи я делала даже лучше его. А один трюк, который мы выполняли дважды, никто так и не осмелился повторить.

– Интересно узнать.

– Да ну, нет.

– Пожалуйста.

– Расскажу как-нибудь потом.

Лена на некоторое время замолчала. Михаил не прерывал ее мысли. Наконец она снова заговорила.

– Перед самой смертью он съездил в Германию с группой около ста человек. Это был европейский слет рокеров. Когда вернулся, сказал, что тамошние рокеры теперь называют себя байкерами, от американского «байк» – мотоцикл. А нам больше нравилось называть себя, как и раньше, просто и привычно – рокеры. Вот такая история.

– Здорово… Вам всегда нравилось ездить на мотоцикле?

– Что вы! Я их ненавидела и жутко боялась… До тех пор, пока не села позади одного сильного и уверенного в себе человека.

– Конечно, без чего-то можно запросто обойтись в своей жизни, а что-то надо попробовать самому, чтобы потом рассуждать о том, плохо это или хорошо.

– Сегодня я виделась с Левой. Он сказал, что рано утром отвез Михаила на Старо-Невский, к его девушке. Она вчера прилетела из Америки. Так что вы оба тайно находитесь на конспиративных квартирах.

– Не выдержал. А ведь мы договаривались…

– Любовь отменяет все договоренности.

– Толкает нас на неосмотрительные и опрометчивые поступки.

– Говорите проще – на глупости. Ну и что? Я его понимаю и принимаю его сторону.

Лена красиво улыбнулась.

– Вы его видели прежде?

– Никогда. Все время я провожу здесь. Это Лева приезжает ко мне в гости. А я последний раз была у него только на Новый год. Но мне почему-то кажется, что он – это вы.

– Все так думают.

У нее была одна исключительная особенность, вероятно, профессиональная, а может быть, и природная: девушка всегда смотрела в глаза собеседника, не мигая и не отводя взгляда в сторону. Так было и здесь, впившись в глаза Михаила, она откровенно спросила:

– Я никак не могу понять, если вы так похожи, как близнецы, как две капли воды, то почему вы с ним прячетесь, живете под одним именем, путаете окружающих? Это такая задумка? В чем здесь смысл?

– Так думают другие. Мы здесь ни при чем, да и виделись-то всего пару раз.

– Что вы натворили?

– Мы еще ничего не успели натворить.

– Ага, пока не успели, но все-таки можете?

– Вероятно, так считают другие.

– И кто же из вас «главный по тарелочкам»?

– Не понял.

– Кто из вас представляет наибольшую опасность?

– Не знаю.

– А может быть так, что один из вас все же главнее, представляет собой особую ценность, как президент, и его надо прятать, а в опасную жизнь выпускать другого, менее ценного, то есть двойника?

– Если рассуждать таким образом, то моя ценность надуманная, а вот он – человек реальный и, вне всякого сомнения, ценный.

– То есть вы осмысленно приносите себя в жертву?

– Вы ошибаетесь, Лена. Мы оба прячемся. Только я стараюсь быть осторожным, а он хочет жить настоящей жизнью. Он ученый и не очень осторожный человек. Он хочет быть бунтарем, но, как у всякого интеллигента, на этот шаг у него не хватает смелости. Он выходит на Сенатскую площадь и в решающий момент покидает ее, он соглашается на то, чтобы взорвать бомбу, но боится того, что она действительно взорвется.

– А может быть, есть и еще какой-то секрет?

– Может быть. Я не знаю. Но свой путь, свою миссию – разобраться во всем и помочь ему – я обязан свершить. Этот путь я должен пройти до конца. И здесь второго Михаила быть не должно. Историки должны созерцать, когда творить начинают юристы.

– Ну да, юристы натворить могут много чего.

– Новое время – новые правила, а новые правила – это новые законы. Эти законы могут быть во благо или во вред людям. Вот тут-то и нужна бомба, которую держит в руках мой родственник.

– И как долго он будет нянчить свою бомбу?

– Все должно случиться до двадцатых чисел августа… Иначе все теряет смысл – и все его исторические знания, и мой исторический опыт, и мой юридический профессионализм, и наша гражданская позиция. Нам выпал шанс сказать свое решающее слово сильным мира сего.

– Ваша бомба наделает много шума, но ровным счетом ничего не изменит. Один в поле не воин.

– Самое печальное заключается в том, что они не хотят даже шума. Они считают себя идеальными, а нас – сумасшедшими.

– Идиотами.

– Что-то типа того. Это у них раздвоение личности. Это они будут красиво говорить от нашего имени и жировать за наш счет. Вот, Лена, почему бунтует нынешняя молодежь.

– Вероятно, так оно и есть. Интересно, откуда вы все знаете наперед? – Лена сделала очередную продолжительную паузу. – Михаил, скажите откровенно: вы действительно обладаете сверхъестественной силой?

– Это вам Лева сказал?

– Да. Это мне сказал Лева.

– С чего же он так решил?

– На даче он поддался вашему гипнозу и все делал так, как вы его попросили.

– Он все сделал по собственной воле.

– Допустим. Но Лева не тот человек, который будет все делать так, как ему говорят. Поймите, Михаил, мне как психологу надо понять человека… Только тогда я смогу ему верить, а самое главное – доверять. А вас я пока что не понимаю, – она сделала очередную паузу.

У Лены вообще была такая манера разговаривать: скажет несколько фраз и замолчит, смотрит внимательно в глаза собеседника, потом неожиданно снова продолжает разговор.

– Я могу верить, но доверять при этом все же не стану. Я в принципе вообще никому не доверяю… И мне от этого плохо…

– Я согласен и очень хорошо вас понимаю.

– Как оказалось, даже самый дорогой человек из лучших побуждений может тебя предать. Потому что, как оказалось, у нас были разные представления о предательстве. Оправдание всегда под рукой – все было вызвано самыми благими намерениями. Но никакая цель, никакие благие намерения не оправдают подлость. А уж тем более если ее совершил близкий человек из лучших побуждений…

– Я вижу, у вас в жизни, как и у меня, было сильное потрясение?

– Давайте закроем эту тему.

– Хорошо. Я согласен, необъяснимыми поступками руководит подсознание.

– А это как раз та область, в которой вы ориентируетесь лучше других… Трудно поверить, что человек, обладая такой фантастической способностью проникать в сознание и подсознание других людей, не извлекает из этого никакой для себя выгоды.

– Вы сильно преувеличили мои способности, Лена. Психология подсознательного – это совершенно иная категория знаний, по-моему, она никак не относится к доверию и вере. Вера – это своего рода мера платы за информацию. А доверие – это ценность более высокого порядка. Человек не доверяет, когда боится продешевить или утратить то, что ему дорого, или когда не видит перед собой достойного покупателя. У меня выгоды действительно нет никакой, если под этим понимать приобретение благ. Верить мне надо хотя бы потому, что у нас с вами одна явочная квартира.

– Это для вас она явочная.

– Бога ради, простите, ляпнул, не подумав.

– Ничего, в конспирации тоже есть своя прелесть.

– Я имел в виду общий источник информации и общие маленькие тайны. А доверять – ну что ж, всему свое время.

– Хорошо, с этим все понятно. И все же вы когда-нибудь пользовались своими особыми способностями?

– Не знаю, что вы под этим понимаете, но мне кажется, Лена, вы мистифицируете простые вещи. Я не делал ничего противозаконного.

– Вы уходите от прямого ответа.

– Чисто по-человечески и без всякой мистики я помог нескольким людям решить их проблемы. Но я даже не могу себе представить, что стану обогащаться или кого-то подчинять своей воле или просто влиять на судьбу близкого мне человека, менять его мысли, чувства, желания и поступки, извлекать какую-то выгоду.

– Не увиливайте, вы прекрасно понимаете, о чем я говорю.

– То, о чем вы говорите, я сделать и не могу, и не имею на это ни права, ни способности. У меня даже цели такой никогда не было. Умышленно вторгаться в чужое сознание или подсознание – это грех. Человек сам должен во всем разобраться и поступать так, как подсказывает ему его совесть. Если я и обладаю чем-то особенным, то, уверяю вас, воспользуюсь этим лишь в случае выбора между жизнью и смертью. Вот видите, я ничего не приобрел от вас, но передал безвозмездно ценную для меня информацию. А это значит, я вам доверяю. Какова цена вашего доверия?

– Вероятно, сопоставимая… Скажите, а эта ваша способность, она у вас от рождения?

– Я вижу, вас не переубедить. Ладно, притворюсь. Я приобрел ее взамен на хороший удар по голове. Так лучше?

– Уже лучше. Про ваш героический поступок я тоже слышала. Ну и?..

– И есть еще кое-что. До этого одна девушка все время говорила мне, что я ее гипнотизирую. Можете поверить мне на слово, я этого никогда не делал. Скорее наоборот, это она меня загипнотизировала. И я безумно в нее влюбился. Материализация ее мыслей. Вот где чудеса.

– А может быть, вы все же ее влюбили в себя?

Михаил засмеялся. Ему действительно было весело, оттого что Лена смотрела на него, словно завороженная, слегка приоткрыв рот. Как ребенок.

– Лена, только не вздумайте сказать, что я и вас загипнотизировал. Кстати, психолог – это не специальность, это житейская грамотность. А по настоящей-то специальности вы кто?

– Психотерапевт.

– Это другое дело и объясняет ваш особый интерес к моей персоне.

– Уверяю вас, здесь нет никакого профессионального интереса. Хотите, я покажу вам записку, которую написала утром незадолго до вашего прихода?

– Интересно взглянуть.

– Не верю, вы и так знаете, что там написано.

– Я вам говорю правду, я не знаю, что написано в этой записке.

Лена протянула Михаилу листок. Он развернул его и прочитал.

«Ни в какие дискуссии не вступать и душу не раскрывать. Я не должна проявлять к нему интереса. Он меня не загипнотизирует! Бороться и не поддаваться».

– У меня исключительная сила воли. Если я чего решила, то вопреки всему сделаю так, как задумала. Но вы все поломали. Вы сломали все мои защиты.

– Уверяю вас, я здесь ни при чем.

– Те, кто знают меня, скажут, что я вообще-то немногословна. Все мои разговоры – только с пациентами и только на профессиональные темы.

– Я тоже в их числе?

– Как вам такое пришло в голову?

– Шучу.

– Скорее, я ваш пациент.

– А я думаю, вы просто хотели кому-то довериться, но не было случая. А тут я – беглец с чумовой репутацией. Как вы там говорите, «типа рокер».

– Лихо вы закрутили. И что дальше?

– А дальше просто настало время, когда вам самой захотелось поговорить о самом сокровенном с тем, кому вы хоть чуть-чуть, но доверяете. Чумовому рокеру. Или по-прежнему не доверяете?

– На полпути.

– Это обнадеживает. А вот теперь я действительно попытаюсь угадать ваше желание. Можно?

– Да.

– Загадывайте.

– Готово.

– Вы хотите что-то изменить в своей жизни.

– Этого хотят все. Вы хитрите. Давайте еще раз попробуем.

– Хорошо.

Теперь настала очередь Михаила задуматься. По всему ее виду он чувствовал, что Лена сейчас дает ему шанс либо стать другом, либо остаться чужим и странным человеком. Она вся была как на ладони. И Михаил видел все ее уникальные особенности. Лена состояла из сплошных противоречий: аскетическая и эпатажная, самовлюбленная и способная на большую любовь, капризная и сдержанная, отчаянная и хрупкая, эгоистичная и с душой нараспашку. И во всем этом был один секрет – Лена была очень ранимым человеком; малейшая оплошность, неосторожность – и ее можно было сразу же потерять. Поэтому Михаил решил, что не станет угадывать ее желание. Он скажет то первое, что придет на ум.

– Вы хотите прокатить меня на своем мотоцикле.

– А вот и нет, – с облегчением сказала Лена. Она явно боялась, что Михаил действительно угадает ее желание. И тоже слукавила: – Я загадала желание просто погулять с вами по городу, безо всякого мотоцикла.

– Вот вы какая хитрая. Знаете, что я и носа отсюда не высуну, и умышленно провоцируете меня. А вот на мотоцикле я бы прокатился. В таком шлеме, как у вас, меня никто не узнает. Никогда не испытывал ощущения езды на мотоцикле.

– Хорошо. Но только не сегодня. Несколько дней я поживу в Вопше, на даче. А вы владейте этим жилищем. Делайте что хотите. Холодильник забит продуктами, уничтожайте их на здоровье. Сюда никто не придет. У меня до вас не было здесь ни одного гостя. К выходным я вернусь. Тогда и отвезу вас подальше от города. Там мы где-нибудь просто погуляем.

– Великолепно. А как же с конспирацией?

– Мы что-нибудь придумаем, я вас так замаскирую, что и мама родная не узнает.

– Вы уезжаете?

– Да. Вещи я уже собрала, – она жестом показала на маленький кожаный рюкзачок, – все остальное оставляю вам. Пожалуй, заберу еще ваши цветы. Такой подарок у меня впервые за последний год. Ну что ж, Михаил, до встречи.

– До свидания, Лена. Бога ради, будьте осторожны, берегите себя.

– Постараюсь.

– И вот еще что: позвоните, пожалуйста, из автомата вот по этому номеру и спросите у Марины, когда прилетает Лиза. Вас это не затруднит?

Михаил специально обратился к ней с этой просьбой. Он чуть-чуть остудил пыл бурного молодого воображения. Эгоизм и самолюбие взяли верх. Расчет был верным.

– Нет, конечно.

– Скажите, что делаете это по моей просьбе, но где я нахожусь, не говорите. И о себе ни слова.

– Хорошо.

Она махнула на прощание рукой и ушла. Через некоторое время он выглянул в окно и увидел, как от дома стремительно стартовал фантастический аппарат с оседлавшей его восхитительной наездницей. Можно не ездить вместе с рокером на мотоцикле и тем не менее считать себя его напарником. Именно это и произошло с Михаилом. Он уже не мог оставаться безучастным к судьбе Лены. Что-то в ее жизни случилось такое, от чего она стала все время стремительно убегать. Или наоборот, пытаться догнать? Ей не хватает скорости. Это, вероятно, бывает тогда, когда ты кого-то теряешь и не можешь смириться со своей утратой. Ты в безумном отчаянии трясешь умирающего человека и кричишь, захлебываясь слезами: «Ты не имеешь права умирать, ты не имеешь права оставлять меня, ты клялся, что этого не произойдет никогда…» Михаил вдруг ощутил то же чувство. Он остро почувствовал, что все эти три месяца он тоже куда-то летит на своем «Харлее» и от жуткой скорости пролетающих мимо него событий стынет разум и замирает сердце. И еще он невольно подумал, что если бы (не приведи, Господь) Лена погибла, то на ее могиле родные прикрепили к надгробью совершенно иной образ девушки. Она бы уже не была взлохмаченным и непокорным рокером, это была бы аккуратно причесанная, очень милая и трогательная девушка с опрятной прической и огромными грустными глазами. Нас не желают видеть такими, какие мы есть. Мы должны вписываться в чьи-то стандарты. Люди стремятся свое внутреннее уродство прикрыть приличным видом и нормами поведения, яростно отвергая самобытную, уникальную внутреннюю красоту каждого отдельно взятого индивидуума. Нам навязывают чуждые идеалы, чуждые привычки и отношения. Нас заставляют обогащаться на помойке. Нас заставляют ценить то, что безнравственно, что нам не нравится. Нас учат, что грабеж и обман – это благо, а прожиточный минимум – это совсем даже и не унизительно. Так испанские конкистадоры, разграбив Южную Америку, предлагали аборигенам жить цивилизованной жизнью в обмен на золото.

И все же главное было в другом. Это открытие Михаил сделал только что. Он вдруг понял, что наивысшей ценностью его бытия являются люди, которые откровенно и по-доброму входят в его жизнь и в его сознание. Какими бы странными они ни были, это были люди, которых он искренне успел полюбить. Кто-то из них изначально был хорошим человеком, а кто-то всеми силами старался сохранить в своей душе остатки добра и порядочности, продолжая выполнять то, что им было ненавистно. Перед ним чередой прошли Инга и Армен, Марина и Андрей, Василий со своими друзьями, великан из кафешки у Калинкина моста, Елизавета Аркадьевна из Смольного, Олег Иванович из Военно-медицинской академии, завгар Петр Васильевич, гаишный майор Сергеев Сан Саныч, опальный юрист Николай Григорьевич, Лев Наполеонович и его дочка Лена, наконец, Юля и Лиза.

Рассуждая об этом, Михаил машинально перебирал вещи в своей спортивной сумке. Случайно ему в руки попала видавшая виды и раскатавшая сотни метров ароматного теста деревянная скалка. Зачем он ее взял, было непонятно. Михаил нервничал. Все тело заколотилось от непонятной внутренней дрожи. Он встал. Подошел к окну, снова сел в кресло и опять встал. И только тогда его осенило. Михаил взял скалку двумя руками и резко с большим усилием повернул руки в противоположные стороны. Она открылась, как матрешка. Это был тайник, плотно набитый бумагами.

«Ну что ж, – подумал Михаил с нескрываемой радостью, – теперь у меня будет чем себя занять до выходных. Ай да Петров, Иванов, Сидоров. Ай да молодец»!

 

Глава 11. За правду бьются не раздумывая. Но иногда не грех и подумать

Лиза смотрела на Михаила с фотографии, которую он забрал с собой из дворницкой. Именно за этим снимком Михаил бежал тогда по набережной, когда навестил свою квартиру на Мойке, 47. «Я тебя никому не отдам, любимая, – глядя на портрет, тихо произнес он. Теперь этот портрет стоял на маленьком столике около дивана, где Михаил спал. – Я тебя никогда не предам»!

Первые три дня пролетели незаметно. Михаил читал бумаги и понимал, что это были не просто документы текущего порядка – это были инструкции и программные документы на длительный период. Доступ к таким бумагам возможен только для высшего руководства и только для очень узкого круга лиц. Невольно возникал вопрос: каким образом обычному чекисту удалось их раздобыть? Вероятно, здесь не обошлось без умышленной утечки, но не по плану дезинформации, а по плану того, кто был принципиально не согласен с новой стратегической программой.

Здесь были и документы, касающиеся всех аспектов тактических мероприятий – политических, идеологических, социальных, культурных, экономических и правовых. Зная, что будет, что произойдет в ближайшее время и через десять-пятнадцать лет, зная, как при этом поступать и что делать, можно было за короткий срок стать миллиардером, политическим лидером, правильно сориентированным по жизни человеком. В хорошо отлаженной структуре люди четко выполняют установку и не задают лишних вопросов. Так надо. Лишними в этом механизме являются все обычные граждане, которые «сдуру» попытаются вторгнуться в заранее разработанную концепцию. Это не просто план. Это саморегулирующийся механизм, который четко отслеживает собственные неисправные элементы и избавляется от них – от людей с сильно промытыми идеологией мозгами и от людей слабонервных, от тех, кто проявляет излишний интерес или инициативу, от тех, кто пытается что-то понять или действовать самостоятельно, от людей непредсказуемых, выпадающих из установленных правил логики.

Михаил прочитал и те документы, которые ему оставил Николай Григорьевич. Картина стала полной. Над каждым документом он подолгу размышлял, перечитывал его по нескольку раз и снова думал, думал, думал. В голове все время возникали какие-то исторические и житейские аналогии. Ассоциации и домыслы мешали объективному восприятию информации. Приходилось останавливаться и перечитывать все заново. Когда он закончил изучение документов, почувствовал, что его мозг до предела перегружен новыми и страшными грядущими событиями, той информацией, которая с каждым днем становилась свершившимся фактом.

«Если вернуться в свое время и опубликовать все, что я узнал сам и из этих записок, меня вполне могут назвать Новым Нострадамусом», – Михаил грустно улыбнулся.

В такие экстремальные моменты всегда что-то происходит. Так случилось и на этот раз. Его осенило. Документы, которые ему оставил Николай Григорьевич, в сравнении с документами отца Михаила Петрова никакой информационной ценности не представляли. А это значит, что Михаила «брали на живца». Бедный Николай Григорьевич, он, вероятно, тоже это понял, но уже было поздно. К сожалению, «живец» – это не жилец, это приманка, приговоренный, это человек, обреченный на смерть.

Был уже четверг, а Михаил даже не мог вспомнить, что делал все эти дни. Когда ел, когда мылся, когда спал. Нервное и умственное возбуждение долго не давало ему уснуть. Неожиданно на него напало чувство жуткого голода. Он открыл холодильник и обнаружил его полным нетронутых съестных припасов. Черствый хлеб, кефир и колбаса быстро насытили его желудок. Михаил лег в постель и моментально уснул.

И на этот раз, как это уже бывало, его словно толкнули в плечо. Он проснулся, встал, оделся и подошел к окну на кухне. Михаилу ужасно хотелось спать, но он машинально выполнял чьи-то команды. Его мозг постепенно начал просыпаться и вступать в борьбу за свои автономные права. Выиграв нелегкую битву с неизвестным противником, он заставил Михаила хорошенько потрясти головой и ответить на вопрос, что здесь позабыл в такую рань незваный гость. Часы показывали четыре утра.

И только с появлением двух человек, которые остановились у «шевроле», Михаил понял, почему проснулся так рано и что делает у окна. Он стал внимательно наблюдать за людьми, индифферентно стоящими у Валиной машины. Один из них был в перчатках, а другой держал в руках какой-то прибор с короткой антенной.

Неожиданно машина издала короткий пронзительный сигнал. Человек в перчатках, оглядевшись по сторонам, быстро открыл дверь автомобиля и исчез в кабине. Его напарник, не выпуская прибора и не убирая его, повернулся в сторону Михаила и стал быстро удаляться от машины к дому.

Раздумывать было некогда. Михаил раскрыл окно и громко произнес:

– С добрым утром, любезный.

И тут он понял, что сделал непростительную глупость. Какое ему дело до чужой машины? У Ессентукова денег куча. Ну угонят «шевроле», эко горе, купит дочке новую машину. И все же он крикнул. А как он мог поступить иначе, если на его глазах совершалось преступление?

Михаил по-настоящему испугался и тут же захлопнул окно. Свет на кухне он не включал и теперь стал наблюдать за происходящим из-за занавески.

От неожиданности мужчина вскинул голову верх и выронил свой прибор из рук. От звука упавшего предмета второй человек выскочил из машины. Быстро подобрав с асфальта прибор, оба мужчины бегом обогнули дом и исчезли из виду. Пока они бежали вдоль дома, один из них все время пытался обнаружить то окно, из которого его окликнули. Скорее всего, он его так и не нашел.

«Господи, – подумал Михаил, – кто меня просил, куда я лезу? Не успел выбраться из одной неприятности, а уже отыскал себе другую. Надо об этом обязательно рассказать Лене».

Он наглухо задернул занавеску, надеясь, что они не вспомнят, какое это было окно и на каком этаже. Все произошло слишком быстро и неожиданно, да еще упавший прибор помог. Теперь главное – не высовываться и сидеть тихо. Вероятно, так и начинается черная пятница.

Спустя пару часов, потягивая обжигающий горло кофе, он уже спокойно размышлял о случившемся. «Аналогии, совпадения, неожиданности, поступки. Мир полон ими. Свершается банальное преступление. Значения не имеет, что это – государственный передел или кража чужой собственности. Все видят, слышат, но молчат. И только ему, идиоту-правдолюбцу, до всего есть дело. Ладно, если сам получишь по голове, что, между прочим, уже произошло, так еще и других подставишь. Угомонись. Молчи, привыкай. Делай так, как поступают другие: не обращай ни на что внимания и береги свое здоровье».

В десять часов утра Михаил позвонил Лене. Ничего не объясняя, попросил заехать сегодня домой, если это не нарушит ее планов.

Через пару часов он услышал знакомый рев хромированного «парноколесного животного», и вот уже его наездница с ужасно взволнованным видом влетает в квартиру.

– Михаил, что случилось? Вы напугали меня.

Он вкратце рассказал утреннюю историю. Лена задумалась. У нее вообще была прекрасная привычка – сначала подумать, потом отвечать. Пауза затянулась. Михаил хотел было дополнить комментарии к произошедшим событиям, но тут Лена тихо и взволнованно произнесла:

– Я говорила ей: «Поставь машину на стоянку», а она мне: «У Ессентукова красть не будут». Вот тебе и не будут. Главное, что с ней никак не связаться, она сейчас в Юрмале. И через отца не связаться… С ним, конечно, можно созвониться, но не стоит. Он в больнице после микроинфаркта. Отдельная палата и телефон на тумбочке, но никто его не беспокоит.

– Да, такое известие не пойдет на пользу его здоровью, – непроизвольно вырвалось у Михаила.

Она пристально посмотрела ему в глаза и неожиданно, улыбнувшись, абсолютно спокойным голосом сказала:

– Был один ненормальный, теперь их стало двое… Послушайте, а вообще какое нам дело до чужой машины? Валентина ни о чем не думает, гуляет и развлекается в свое удовольствие, а нас ставит на уши и подвергает прямой опасности. Как вы себе представляете наш героизм? – в ее голосе зазвучали нотки досады. Чувствовалось, что в ней происходит внутренняя борьба. С одной стороны, она действительно не хотела в это ввязываться, а с другой стороны, дело касалось ее подруги, не помочь которой она не могла. Безо всяких условий, просто так, чисто по-человечески. – Ночи не спать и отпугивать воришек? А может быть, дождаться, когда они сядут в машину, догнать их и арестовать? Или, может быть, в милицию сообщить? Где нас просто пошлют подальше. Да и скорее всего через них все это и делается. Сидит где-нибудь криминальный майор-гаишник и руководит всем этим процессом, а тут мы – правдолюбы со своей гражданской позицией. Здрасте.

Михаил был в полном замешательстве. Лена рассуждала намного разумнее его. Что ни слово, то правда. Молчание затянулось. Вероятно, вид у него был как у ребенка, мечтавшего о подвиге, а сделавшего очередную глупость. Наконец Лена сжалилась над Михаилом и уже более спокойно и дружелюбно произнесла:

– Ладно, хотите приключений, будут вам приключения. Только, чур, без вашего участия. Вы у нас «нелегал-конспиратор в подполье». И давайте без комментариев.

Все, она приняла решение.

– Нет-нет, Лена, никакого риска и никаких авантюр. Я уже ничего не хочу. Не хочу сам участвовать и не хочу, чтобы вы в этом принимали участие.

– Да бросьте вы, мне уже эта история самой стала нравиться. Сейчас мы все распишем как по нотам. Чем не случай отомстить ментам? Подождите минутку. Надо из минусов делать плюсы.

– Это моя фраза.

– Ну вот, значит, мы заодно!

Лена подошла к телефону, кому-то позвонила и назначила встречу. Затем она снова вернулась к Михаилу и с азартом проговорила:

– Сейчас я соберу наших, и мы придумаем что-нибудь веселенькое. Поиграем с ребятами в кошки-мышки. И бог с ним, с Ессентуковым, здесь будет более интересная игра.

– Вы в ней тоже собираетесь участвовать?

– Конечно, как же без меня! В этом-то и весь кайф.

– Но тогда, может быть, и мне можно в ней поучаствовать?

– А вот это в мои планы не входит. Вы ведь и на мотоцикле никогда не сидели?

– Откровенно говоря, да.

– Михаил, вы все время усложняете мне задачу. Можно сказать, делаете из нее проблему… Ладно, час-другой позади меня покатаетесь, и все встанет на свои места… Но только при одном условии: где бы я ни сказала: «Слезайте», вам придется слезть с мотоцикла. Подвергать вас опасности я не буду.

– Хорошо, я согласен.

– Наши планы не меняются, вы остаетесь дома, а в субботу я заезжаю за вами и мы едем кататься за город. И вот еще что: спите спокойнои у окна не дежурьте. Этой ночью их точно не будет, а дальше – это уже не ваша забота. Поручим эту работу профессионалам.

Лена улыбалась вовсю. Скорее всего, потому что у Михаила был совершенно идиотский вид беспомощного и обиженного ребенка, которого большие дети не приняли в свою игру.

– Суббота у нас завтра, – напомнила ему Лена.

– Да-да, завтра.

– Ну все, я поехала. К окну не подходите. Ведите себя естественно, как будто ничего особенного не произошло. Расслабьтесь, Михаил. Все будет хорошо. Я приеду утром, к одиннадцати. Высплюсь, приведу себя в порядок и приеду. До свидания.

Она, как и в прошлый раз, махнула ему рукой и выскочила из квартиры.

Весь день до глубокой ночи Михаил смотрел телевизор. Интересно было наблюдать, как нахраписто вел себя Ельцин, как какие-то непонятные словеса исторгал Горбачев, как дикторы телевидения и обозреватели успокаивали народ. Михаилу чудилось, что сейчас они произнесут ту же фразу, которую ему сказала Лена на прощанье: «Расслабьтесь, Михаил. Все будет хорошо». Но он прекрасно понимал, что и здесь «морщинистые пацаны» не приняли его в свою игру, что и здесь впереди его ожидают серьезные события. В данном случае Михаил уже отождествлял себя с многомиллионным российским народом, которого вот так, запросто и в открытую, оболванивали, объиванивали и объегоривали. Вели невесть куда в принудительном порядке. Один сюжет, правда, ему очень понравился. Интервью давал член избирательной комиссии. «Да, – отвечал он на вопрос корреспондента, – выборы народных представителей прошли не так, как раньше, где участвовало более 90 процентов избирателей. Сейчас этот показатель был намного скромнее. Но зато они были абсолютно демократичными». «В таком случае можно ли их назвать легитимными?» – не унимался корреспондент. «Конечно! Не может же сложившаяся ситуация ждать, когда все граждане политически созреют. Сколько созрело, столько и голосовало». – «Вы хотели сказать, прозреют». – «Какая разница. Сейчас все решает активная масса». – «Но ведь и в активной массе мнения разошлись. Если противников сложить с пассивной массой, то все будет выглядеть совершенно иначе». – «Я вам еще раз повторяю, важными являются только два показателя: наличие активной массы и абсолютные результаты выборов, а не относительные показатели. Подчеркиваю. Во-первых, определяющим показателем является количество голосов, отданных “за” и “против” народных представителей на выборах. И наличие активной массы, во-вторых». – «Но ведь активная масса – это всего двадцать процентов!» «Это целых двадцать процентов – передовой отряд новой России!»

– Чушь какая-то, – невольно вырвалось у Михаила. – Нельзя собирать урожай в июле, если яблоки должны созреть в сентябре. Абсолютная чушь!

Он выключил телевизор и лег спать.

Лена действительно приехала к одиннадцати часам. Михаил уже ждал ее.

– Вот только не знаю, что мне надеть.

– Ваши джинсы и ветровка вполне подходят. А шлем я привезла. Ну что, вы готовы?

– Готов.

– Тогда вперед, на баррикады!

Еще в квартире Михаил надел шлем на голову и с закрытым забралом вышел на улицу. Время боя еще не настало.

После краткого объяснения, как сидеть и за что держаться, они быстро добрались до Петергофского шоссе. А уже там лихо понеслись под сенью раскидистых дубов петергофских парков и разлапистых сосен побережья Финского залива, только вперед и строго на Запад. Первая остановка была на Шепелевском озере, вторая – в Сосновом Бору.

– Мы превозносим Юрмалу до небывалых высот, а здесь все то же самое, даже лучше. Вот бы куда я вложила деньги, если бы они у меня были. И еще в форты. Когда я приезжаю сюда, закрываю глаза, вдыхаю чистый сосновый воздух, слышу шум волн, облизывающих песчаный берег, сразу же погружаюсь в несбыточные мечты. Вижу мудреные шоссейные трассы для бешеных гонок неукротимых рокеров, кафе, рестораны, эстрадные площадки и экзотические замки на побережье и в фортах, где предприимчивые шоумены устраивают различные престижные фестивали и концерты суперзвезд, где проходят самые фантастические соревнования и реализуются различные развлекательные программы.

– Юрмала – это имя, которое уже работает само на себя.

– Бренд.

– Что?

– Фирменный знак. Я понимаю. Имя, имидж, бренд – все это надо раскрутить. Я не о рекламе и технологии, а о другом, о самой идее.

– Идея замечательная. Я думаю, что она скоро начнет посещать умы и тех, у кого действительно есть деньги. Новый закон о приватизации развяжет им руки. Сейчас вы можете стоять бесплатно и мечтать на этом берегу, но пройдет какое-то время – и за это немудреное удовольствие вам придется платить деньги.

– Я понимаю… И спокойно к этому отношусь. Человечество всегда манили неизведанные дали. Проходило время, и на месте дикой природы появлялась дикая цивилизация. И во всем этом есть своя прелесть. Так что будем наслаждаться тем, что нам даровано судьбой. Если, конечно, здесь не построят порт и все не обгадят. Мало им атомной станции.

На обратном пути Михаил уже чувствовал себя заправским рокером, позади которого сидела очаровательная напарница.

В Ломоносове они поменялись местами и вскоре снова оказались на Петергофском шоссе. Откровенно говоря, Михаилу понравилось сидеть и за рулем, и позади рокера. В Стрельне они остановились у ресторана «Трактир», но ужинать не стали. Цены в меню были сумасшедшие, и таких денег у них с собой не было.

– Ничего, дома поужинаем, надо же разгружать холодильник и демонстрировать свои кулинарные способности, – Лена посмотрела на его забавный вид в шлеме с опущенным забралом и с улыбкой добавила: – Восхищать своего рыцаря.

– Я больше похож на робота, чем на рыцаря.

– Зато этот робот в данный конкретный момент, кроме меня, никому не нужен.

– Никогда не думал, что слова «никому не нужен» так приятно слышать.

Вот и Ульянка.

– Смотрите-ка, Лена, Счастливая улица. Надо же, никогда не знал, что хоть где-то в Питере нашлось место для счастья.

После того как мотоцикл был надежно заперт в гараже с сигнализацией и мудреными замками, путешественники поднялись в квартиру Лены.

Понадобился всего лишь час, чтобы весь обеденный стол был заполнен кулинарными изысками «местного повара», как себя величала Лена.

– Михаил, если вы не возражаете, сегодня я останусь здесь. Возможно, этой ночью «шевроле» снова захотят угнать. Мне надо быть неподалеку.

– Конечно. Это же ваша квартира.

– Я постелю себе на кресле. Оно раздвижное. Только не возражайте и не делайте красивых жестов. Хорошо?

– Как скажете. Но сегодня скорее всего никого не будет.

– Это почему?

– Если вы правы, а скорее всего это так и есть, то будут угонять в ту смену, когда дежурят свои гаишники, то есть только на следующую ночь.

Лена задумалась.

– Да, наверно так и будет. Ну что ж, ребята подежурят еще одну ночь… Вы же меня не выставите за дверь? Шучу. Есть хотите?

– Даже слышать о еде не могу.

– А бокал сухого вина?

– Только если за компанию?

– Конечно. Мы же из России.

– Да уж, без компании у нас не принято.

Они пили вино, беседовали, рассказывали друг другу разные истории из своей жизни, шутили, мечтали. Неожиданно Лена ойкнула и показала пальцем на большие антикварные каминные часы. Михаил повернул голову и непроизвольно произнес:

– Боже ж ты мой, два часа ночи.

– Все, детское время кончилось, – сказала Лена, – пора спать. А вы обманщик, сами не пьете, а спаиваете других.

– Я не специально.

– Знаю, знаю, все так говорят. Пойду выпью зеленого чаю, иначе не усну.

Когда Лена легла в свое кресло, Михаил уже спал. Он не знал, сколько прошло времени, но отчетливо понял, что с ним происходит какая-то полуреальная история. Все началось с того, что кто-то позвонил в дверь, Лена тотчас соскочила с кресла и побежала в коридор. Затем началась некоторая оперативная суета. Быстрый подъем, одевание, пробежка до гаража, расположенного в двадцати метрах от дома, и стремительная гонка. Предположение Лены было верным: грабители решили угнать машину именно этой ночью. Теперь уже рокеры были технически оснащены. У них были полупрофессиональные рации с радиусом действия до двух километров. Они сообщали друг другу о передвижении угнанного «шевроле». Обычная гонка переросла в животный ажиотаж погони за добычей. С десяток рокеров с ревом моторов выкатили на Таллинское шоссе. Они были похожи на свору гончих, преследующих волка, укравшего бедного ягненка. Хромированные, цветные и размалеванные механические звери окружили добычу со всех сторон и вели ее к месту схватки. Этим местом должен был стать пост ГАИ на Таллинском шоссе.

На посту ГАИ их уже ждали. Несколько вооруженных автоматами милиционеров, пропустив мимо поста угнанный «шевроле», перегородили мотоциклистам дорогу. Они жезлами и жестами показали всем принять вправо и остановиться на обочине, что мотоциклисты и сделали. «Шевроле» быстро удалялся. Все рокеры, перебивая друг друга, стали объяснять, что надо срочно догнать и задержать микроавтобус. Но гаишники словно не слышали их. Они требовали от рокеров предъявить документы, загнать мотоциклы на штрафную площадку позади поста ГАИ и дать письменные объяснения, почему они носятся по шоссе в столь позднее время с огромной скоростью. Кто-то подчинился и стал предъявлять документы. И только несколько мотоциклов, резко вырулив на трассу, продолжили гонку. Они выбрали удачный момент. Мимо поста проезжала огромная фура. Под ее прикрытием им удалось проскочить поставленный заслон. Среди милиционеров наступило замешательство. Стрелять они не могли, мешал грузовик. Несколько гаишников сели в патрульный автомобиль и с ревом сирены пустились вдогонку за рокерами, озаряя пространство новенькими импортными мигалками. Тем временем рокеры отъехали уже довольно далеко от поста ГАИ. Постовая машина, обогнав на трассе фуру, стала приближаться к мотоциклистам. Один из милиционеров высунулся из окна и выстрелил вверх, после чего открыл стрельбу на поражение. Михаил с Леной замыкали колонну. Они отчетливо услышали, как пули со свистом пролетели мимо. Слава богу, никто не пострадал. До смерти перепуганный водитель встречного «КамАЗа» сделал какой-то замысловатый вираж и выехал на встречную полосу. Машина с гаишниками с трудом увернулась от лобового удара и выскочила на обочину. За рулем был действительно первоклассный водитель, тут гаишники были «впереди планеты всей». Подняв стену пыли и чуть было не улетев в кювет, милицейская машина вновь выбралась на асфальт. Преследование рокеров продолжилось. А тем, в свою очередь, наконец-то удалось догнать угнанный «шевроле» и заехать впереди него. Остановить машину легкими мотоциклами они не могли. Выдавив все физические возможности из российской «девятки», гаишники нагнали нарушителей спокойствия. И вдруг «шевроле» сделал зигзаг, резко развернулся поперек дороги и протаранил гаишную машину, которая от полученного удара в бок полетела под откос. Вероятно, угонщики посчитали, что к рокерам прибыла подмога. Микроавтобус удержался на трассе и понесся дальше, набирая скорость. Это была мощная машина. Зигзаги и извилистая дорога с выбоинами на асфальте закончилась. Впереди был длинный прямой участок с хорошим асфальтовым покрытием. Скорость стала нарастать с каждой секундой. Два мотоцикла вырвались вперед и стали забрасывать стекла микроавтобуса пакетами с краской. Бешено заработали дворники, но они только размазали краску по лобовому стеклу, и наконец машина остановилась. Тотчас оба угонщика были извлечены из «шевроле». Их уложили на землю, отобрали липовые документы и связали руки за спиной. Затем связали и ноги, чтобы преступники не смогли убежать.

– Вам надо уезжать, – сказал Михаил, – мне будет легче объяснить, что произошло. Я останусь с ними. Сейчас здесь будет милиция.

– Нет, это абсолютно неверное решение. Надо остановить пару машин и попросить водителей помочь нам.

Так они и поступили. На перегороженной рокерами дороге собралось уже три автомобиля. Только после этого все рокеры, кроме Лены, уехали. Наверняка за ними уже снарядили погоню.

– Ничего, не впервой. Через поле гаишники не проедут.

Михаил быстро объяснил водителям, что здесь произошло.

– Нам нельзя оставаться. Рокеров никто не любит, хлопот не оберешься, объясняя, что к чему.

– Надо дождаться милицию, – сказал один из них.

– К черту милицию, ребятам надо срочно отсюда сматываться, – возразил другой.

– Это точно. Их еще и в угоне обвинят, все на них и спишут.

– Лена, не теряйте время, уезжайте, – подвел итог дискуссии Михаил.

– А как же вы?

– Уезжайте быстрее, иначе будет поздно. Обо мне не беспокойтесь. Я доберусь на попутке. Увидимся у вас дома. Уезжайте же наконец.

Лена последовала за своими друзьями. Через пару минут ревущие мотоциклы исчезли где-то за холмом. Там начинались непроходимые проселочные дороги.

Впереди показалась зеленая армейская машина. Михаил попросил водителей, чтобы они остановили ее. Это им удалось. Из кабины вылез грузный майор.

– Что случилось? Почему остановили?

– Нужна ваша помощь, вот эти люди угнали машину у генерала Ессентукова.

– У самого Ессентукова? – с благоговением протянул майор, – Это они явно погорячились. Его ребята угонщика из-под земли достанут.

– Уже достали, – заметил один из водителей.

– Ну, майор, настал твой звездный час, вернешь ему машину, сразу – подполковника получишь, – сказал кто-то, смеясь.

Майор преобразился.

– Ну да, получишь. От него дождешься.

– Точно-точно, прокалывай дырки на погонах, – продолжали шутить водители. Время шло, а гаишников все не было. – Ну ладно, вы тут теперь сами справитесь, а мы поехали.

Военные остались ждать. Водители разошлись по своим машинам. Михаил сел в одну из них и поехал в сторону Санкт-Петербурга. Буквально через минуту навстречу им попались две машины ГАИ с сиренами и мигалками. А еще через полчаса Михаил был уже в Питере.

Около дома его с нетерпением дожидалась Лена. Она была разочарована.

– Зря мы ввязались в эту историю.

Но Михаил ее почти не слышал, у него кружилась голова, и он куда-то улетал. Только теперь он понял, что один из выстрелов гаишника достиг цели. Рубашка и куртка были плотно пропитаны кровью.

– Что с вами? – взволнованно воскликнула Лена.

– Мне кажется, я умираю.

С этими словами Михаил и проснулся. Вся его рубашка была мокрой от пота. Он сел на край кровати и оглядел квартиру. Было светло. Уже наступило утро.

Лена спокойно спала в своем раскладном кресле. Она была сказочно хороша. Нежная, хрупкая и беззащитная. Совсем не такая, какой хочет казаться в реальной жизни.

Михаил посмотрел на часы. Было семь утра. Он умылся, оделся, надел на голову шерстяную спортивную шапочку, нацепил на нос солнечные очки и вышел на улицу. Неподалеку от дома стоял пивной ларек. Несколько человек с одутловатыми лицами ждали его открытия. Михаил отозвал в сторону одного, самого неприглядного из них, и сказал:

– Любезный, хотите заработать?

– А чего делать-то? – испуганно пролепетал мужчина.

– Вон видите синий микроавтобус?

– Ну. И чего дальше-то? Угнать, спалить, обчистить? Я знаю, вам лучше не перечить.

– Никаких подвигов совершать не надо.

– А чего надо-то? Мне только скажи, я все сделаю.

– Всего-навсего надо проколоть колеса.

– И все? Делов-то!

– Плачу десять рублей.

– Еще и за чирик? Два удовольствия сразу?

– Да.

– Нет проблем, командир. А что как поймают и морду набьют?

– Не поймают и не набьют.

– А ну да, вы ж теперь крутые, вы ж тут всем заправляете.

Михаил промолчал.

– Между нами говоря, я этих «новых русских жидов» тоже ненавижу.

– Ну так будем дело делать или лясы точить? – не выдержал Михаил.

– Делов-то!

– Об этом мы уже говорили.

– Не извольте сомневаться, барин, все будет чин-чинарем, – с пониманием протянул мужик.

Он тут же нашел доску с гвоздем, отломал от этой доски небольшой кусок, привязал его к подошве ботинка и ушел. Через несколько минут он вернулся назад с довольным видом.

– Вот и все, делов-то!

– Вот деньги.

Михаил отдал десять рублей и направился назад, в Ленину квартиру. Проходя мимо микроавтобуса, он с удовлетворением констатировал: «Другое дело, сразу на четырех якорях, как у Виталика на Миллионной».

Михаил снова лег спать и проснулся лишь от какого-то шума. Это Лена с кем-то разговаривала по телефону.

– Да. Все отменяется. Какая-то зараза проколола все колеса. Теперь машину точно не угонят.

* * *

– Ну и каковы наши результаты?

– Проверка адресов родственников и знакомых ничего не дала. Там его не было. Камеры видеонаблюдения тоже не отследили его. В гостиницах, на вокзалах и в аэропорту он не появлялся. Усиленные наряды в транспорте ничего подозрительного не заметили. Как в воду канул.

– Залег на дно… Ничего, это не урка, долго не высидит. К тому же – псих. И дня не пройдет, как его на новые подвиги потянет. Продолжаем работу. И принесите мне последние материалы по объекту номер два.

 

Глава 12. Самое сложное – стать самим собой

– Лиза? – поинтересовалась Левина дочка, глядя на портрет, который стоял на столике у дивана.

– Да.

– Красивая, – грустно сказала девушка.

– Лена, вы позвонили Марине?

– Ой, Михаил, извините, совсем забыла сказать. Я созвонилась с ней в тот же день. Добавила, что от вас. Она очень странно отреагировала: сказала, что занята и не может со мной разговаривать. Я подумала, что сделала свой звонок не вовремя, и перезвонила позже. Ответ был тот же. Больше я не звонила.

– Спасибо, Лена. Надеюсь, вы звонили из автомата?

– Даже в другом районе, – обиженно ответила девушка.

– Сегодня я уезжаю. Не могу больше злоупотреблять вашим гостеприимством.

– Напрасно, мне было с вами интересно… Я уже начала привыкать к вам, как привыкают к другу.

– Надеюсь, мы сохраним нашу дружбу.

– Хотелось бы… А теперь куда?

– Если это вас не затруднит, отвезите меня в Отрадное.

– Без проблем… А может быть, в Вопшу? Там Лева баню готовит, шашлык, бильярд…

– Предложение звучит заманчиво. И все же мне надо в Отрадное.

Они выехали в полдень. Солнце полыхало вовсю. По голубому небу проплывали белые комки облаков. Эти пушистые небесные образования казались огромными горошинами на ситцевом небесном полотне. Неожиданно подул сильный ветер. Облака стали объединяться, собираться в большие тучи, и вдруг солнце окончательно исчезло. Стало темно и душно. Пот ручейками вытекал из-под шлема и исчезал под рубахой, встречный ветер уже не обдувал, а обжигал тело. Все предвещало грозу.

С Лиговского проспекта они свернули на улицу Некрасова, затем на Восстания, и тут первые огромные капли ударили по пыльному асфальту, по одежде и по шлемам. Зловеще пробежал над ними напористый ветер. Его порывы становились все сильнее и сильнее. Когда Лена и Михаил проезжали мимо Фурштатской, на них обрушилась лавина дождя.

– Давайте где-нибудь переждем этот ливень, – прокричал Михаил что было сил.

– Хорошо, – не оборачиваясь, ответила ему Лена.

Они остановились как раз напротив Марининого кафе и забежали вовнутрь. Одежда на них промокла насквозь, и только волосы под шлемами оставались сухими.

– Мне надо зайти в туалет, снять мокрую блузку.

– У меня в сумке есть сухая одежда. Одну секунду, – Михаил расстегнул молнию и извлек из сумки новую белую футболку. – Вот, держите. Под кожаной курткой ее не будет видно, зато не заболеете. Я, пожалуй, тоже пойду переоденусь.

Он вышел первым. Мокрые вещи Михаил отжал и положил в сумку. Туда же убрал и мокрую обувь. Теперь все на нем было абсолютно сухое. Джинсы и ветровку он поменял на спортивный костюм, который купил в Пассаже в тот же день, когда выбирал вместе с Виталиком парадный костюм. На ноги он надел сухие носки и новые кроссовки.

Лены все еще не было. Михаил прошел к столику и стал ждать. Вскоре к нему подошла официантка. Она узнала Михаила и приветливо поздоровалась.

– Здравствуйте. Будете обедать или дождь пережидать?

– Буду обедать, только я не один. Закажу на двоих, но чуть-чуть попозже, когда девушка придет. Марина давно здесь была?

– Она здесь бывает каждый день, а то и по нескольку раз на дню. Сейчас ее нет только потому, что сильный дождь начался. Она не любит ездить в такую погоду. Где-нибудь остановилась и пережидает, когда все затихнет. Или вообще из дома не выезжала.

– Вы знаете все ее привычки?

– Еще бы, три года на нее работаю.

– Надо же, а я думал, что это кафе принадлежит ее брату.

– Только на бумаге, а хозяйкой всегда была она. Да и брат он ей не родной, а троюродный. И любил он ее не по-братски, поэтому и подарил ей кафе. Ой, что-то я разболталась, извините. Сама не знаю, что на меня нашло, извините.

Оглядевшись по сторонам, она быстро ушла. В это время появилась Лена. Футболка Михаила была ей великовата. Лена с трудом заправила ее в кожаные брюки. Зато сверху все выглядело очень даже привлекательно. В руках она держала комок влажной одежды.

– Куда бы все это положить? У вас нет пакета?

– Нет, а давайте я все уберу к себе в сумку. Главное, не забыть вернуть.

– Хорошо. Значит, мы не едем в Отрадное?

– Нет. Я вот о чем подумал. В третий раз я пытаюсь туда добраться, и все время мне что-то мешает. Пожалуй, я больше не стану испытывать судьбу. Ладно. Пока эту тему отложим. Давайте пообедаем. Вот меню. Выбирайте.

К ним снова подошла официантка. С нескрываемым восторгом и удивлением она воскликнула.

– Лена?!

– Катя? Ты здесь работаешь?

– Как видишь.

– Познакомьтесь, Михаил, это Катерина, моя подруга и тоже рокер.

– Очень приятно.

– Лен, ты знаешь, что сегодня здесь собираются наши?

– Нет. Знаю, что собираются, но не уточняла где. У меня на сегодня были другие планы. Не думала, что попаду прямо в десятку.

– Даже в две. Ты ведь не знала, что я здесь работаю? Круто, да?

– Не то слово.

Михаил и Лена заказали еду.

– Катя, может быть, и вы к нам присоединитесь? – из вежливости предложил Михаил.

– Нет-нет, ни в коем случае, Марина увидит, сразу уволит, – с явным сожалением быстро ответила девушка.

– Вот, Лена, та самая Марина, которой вы звонили, и есть хозяйка данного заведения. Она скоро будет здесь. Это, пожалуй, будет третье попадание в десятку.

– Тогда я, пожалуй, стрельбы закончу и поеду домой… Вот только непонятно, что я в итоге выиграла. Этим поступком вы разрушили всю конспирацию. Теперь и я, и Лева попали в список неблагонадежных лиц.

– Это вы верно заметили. Об этом я как-то и не подумал. Простите меня. От меня одни неприятности.

– Да уж чего теперь, что произошло, то произошло.

– Хочу заметить, Лена, камер видеонаблюдения здесь нет. Это не в интересах Марины. Поговорите с Катей. Никто и не узнает. Ради вас она все сохранит в тайне.

– Это она-то сохранит в тайне? – Лена откровенно рассмеялась. – Ой, Михаил, вы меня развеселили. Готова поспорить, что Марине уже обо всем доложено.

– Кстати, вот и ваша подруга.

– Приятного аппетита. Марина позвонила…

– Ты ей позвонила, – спокойно уточнила Лена.

– Какая разница? Она сказала, что сегодня ее здесь не будет.

– Вы ей сказали обо мне?

– Сказала, а что, не надо было?

– Ничего страшного.

– И про то, что я не один?

– Да, – при этом девушка густо покраснела.

– Теперь вы понимаете, Михаил, что такое психоаналитика? – весело произнесла Лена.

– Как никогда. Вы были правы. Ну раз уж хозяйки трактира не будет, тогда, может быть, вы присоединитесь к нам? – Михаил еще раз протестировал официантку.

– Нет. У меня свои правила и принципы, – с пафосом ответила девушка. Это так не вязалось с ее внешним видом и с ее поступками, что он невольно улыбнулся. А Лена просто давилась от смеха.

Катя ушла, так ничего и не поняв. Она все время смотрела на Михаила как-то по-особенному, чисто по-женски, с неподдельным интересом. Все другие разговоры ее не интересовали. Еще тогда, когда они в первый раз пришли сюда с Лизой, она с таким же, как и сейчас, интересом смотрела на него. А когда они были здесь с Мариной, Катя смущалась и отводила взгляд в сторону. Красивые мужчины сбивали ее с толку. Сегодня присутствие Лены придало ей немного уверенности, но тем не менее Кате было некомфортно. Михаил создавал ей ту сложность, которую устраняют только общением или исчезновением.

Михаил попробовал блюдо и отодвинул тарелку. Японскую кухню он не любил, но и европейская кухня не сдала экзамен на качество.

– Вот, Лена, это именно тот случай, когда внешний вид не соответствует содержанию, – он показал на еду.

– Похоже, здесь все такое. Вероятно, сейчас все таким и должно быть – красивое, пустое и невкусное, – согласилась Лена. – Еда здесь не для моего желудка.

– И не для моего. А может быть, мы просто не то заказали?

– Может быть. Но нам надо поторопиться и, пока нет дождя, быстренько отсюда уезжать.

Михаил подозвал Катю, рассчитался с ней за еду и попрощался. В ответ Катя сказала:

– Вы почти ничего не ели. Вам не понравилось?

– Мы спешим.

– Приходите один. Я вас буду ждать, – кокетливо заявила девушка. Это не было серьезным предложением. Вероятно, она так всегда заигрывала с незнакомыми мужчинами. Но надежду питала.

Не дожидаясь ответа, Катя исчезла.

Лена ждала Михаила на выходе и о чем-то думала. Когда он подошел к ней, она тихо произнесла:

– А у Левы сейчас банька протоплена, шашлык приготовлен.

– Я согласен. Поехали к Леве.

Стоило им выехать на Лиговский проспект, как в очередной раз начал накрапывать дождь. Они не стали дожидаться, пока дождь усилится. Еще раз стать мокрыми им совсем не хотелось. Лена быстро подъехала к служебному входу в концертный зал «Октябрьский».

– Ну раз уж мы засветились, к черту конспирацию. Переждем дождь у моего приятеля и заодно позвоним Леве, предупредим, что мы едем к нему. Он любит гостей, но не очень любит сюрпризы.

Она не знала, что, когда Михаил был в Вопше, Лева сказал ему:

– Не надо извиняться за неурочный визит. Всегда рад. Приходите в любое время. Друг Михаила – это мой друг.

Охранник на входе узнал Лену и пропустил их. Они поднялись на второй этаж и в небольшом холле встретились с красивым стройным мужчиной лет тридцати пяти в свободной, элегантной и очень дорогой одежде. У него были длинные волосы, в левом ухе сиял бриллиант, а на шее красовалось золотое ожерелье с драгоценными камнями. Мужчина пользовался макияжем и дорогими духами.

– Ленка, коза, ты опять с новым парнем! Представь меня, – жеманно и с кокетством, присущим скорее женскому, нежели мужскому полу, произнес ее приятель.

– Познакомьтесь, Михаил. Это главный администратор данного заведения Валерий Стрекалов. Очень значимая и влиятельная фигура в Питере. Его все любят и используют в своих корыстных культурных и некультурных интересах. Валера, а это Михаил. Доктор исторических наук и юрист от бога. Путешествует во времени и в пространстве. В последние месяцы просто не сидит на одном месте.

– И правильно делает. Это место не для того, чтобы на нем сидеть. Очень приятно. Вы случайно не родственник Боярского?

– Нет.

– Поразительное сходство. Наверно, женщины влюбляются в вас с первого взгляда и не дают вам прохода. Просто удивительно похожи. Кстати, сегодня у нас его концерт. Хотите, я вам устрою контрамарку?

– Конечно, хотим, но не в этот раз, на сегодня у нас другие планы. Лера, я могу позвонить с твоего телефона?

– Да, пройди в мой кабинет и позвони, а мы пока поболтаем с твоим приятелем.

Лена ушла.

– Кофе, чай или что-нибудь покрепче?

– Спасибо, мы только что из кафе.

– Ну что же мы стоим, садитесь в это кресло. Здесь прекрасное освещение, и на голубом фоне вы будете просто неотразимы.

Они сели. Валера не сбавлял темпа.

– Так, значит, вы историк. Заканчивали наш университет, полагаю.

– Да.

– Я тоже в нем обучался, тоже на истфаке, искусствовед. Но чистая история, конечно, намного интереснее. Это классика. Древние цивилизации, Цицерон, Геродот, Плиний старший. Свободные нравы, свободные отношения, свободомыслие. Прямо как сейчас. Выслучайно не занимаетесь, как Геродот в молодости, политикой и демократией одновременно? Сейчас это модно.

– Нет.

– Это, конечно, дело вкуса, но у меня большинство друзей в последнее время вдруг резко стали политиками. Политика – это большие деньги, большие возможности. Власть. Политики – они как спортсмены, накачанные непонятно чем и наглые. Они иногда беспомощные, как дети, и дурные, а иногда грубые и невыносимые. Не находите?

– Не обращал внимания и не сравнивал. Хотя вполне возможно. Удачное сравнение.

– В вас есть особенный шарм. Вы загадочны и очень красивы. И хотел бы сказать – привлекательны, но не могу. Вы действительно красивы. Это многим окружающим должно нравиться. Во всяком случае, мне это нравится.

– Так, дорогие, извините за вторжение, я позвонила, нас ждут, можно ехать.

– Лена, ты не хочешь еще кому-нибудь позвонить? У нас только началась интересная беседа, – капризно заявил Валера.

– Извините, – неожиданно для самого себя произнес Михаил, – а можно и мне позвонить?

– Конечно, – с нескрываемым сожалением сказал Валерий.

Михаил зашел в кабинет главного администратора и набрал номер телефона Марины.

– Говорите, я слушаю, – раздался грустный и спокойный голос.

– Здравствуй, Марина, это Михаил.

Наступила пауза.

– Ты сейчас где?

– В концертном зале «Октябрьский».

– Решил немного развлечься? И кто там сегодня выступает?

– Боярский.

– Хочешь посмотреть на себя с лучшей стороны?

– Лиза не звонила?

– Я не могу об этом говорить по телефону. Если хочешь поговорить, приезжай ко мне.

– Я не один.

– Мне уже сообщили. Двоих я принять не могу.

– Не знаю, что ты имеешь в виду, но меня сейчас интересует только Лиза.

– Конечно, в черной коже, в заклепках и на «Харлее». Впрочем, если закрыть глаза, мы все становимся похожи на Лизу.

– У тебя что-то произошло?

– Скоро у меня будет Юля, так что есть еще один повод приехать.

– Я приеду.

– Тогда запиши мой адрес. Это недалеко, на Невском.

Михаил записал под диктовку Маринин адрес и повесил трубку.

После того как они тепло и приветливо попрощались с Валерой, Лена сказала:

– Я так понимаю, мы к Леве не едем?

– Нет.

– Вас отвезти к Марине?

– Я доберусь туда сам. Это недалеко отсюда. Вот адрес.

Лена прочитала и не удержалась от комментария.

– Самое элитное место, не для смертных.

– Все люди смертны… Лена, – после небольшой паузы продолжил Михаил, – если не трудно, отвезите сумку к себе. И можно я у вас поживу еще несколько дней?

– Конечно. Когда мне вас ждать?

– Сегодня, но скорее всего поздно. Простите меня, Лена, я испортил вам выходной.

Она пожала плечами.

– Я что-нибудь придумаю.

– Куда вы сейчас?

– Не знаю, может быть, поеду в кафе, встречусь со своими. Кстати, дождь кончился. До встречи, Михаил, я вас буду ждать.

Он невольно улыбнулся – точно так с ним попрощалась Катя.

И Лена покатила по Лиговскому проспекту в сторону Некрасовского рынка. Михаил посмотрел ей вслед, с болью и грустью думая о том, что сейчас у нее нет более надежного друга, чем это ревущее металлическое чудовище. Миг, и ее нет. Квазимодо похитил свою Эсмеральду.

Михаил поймал такси и назвал водителю адрес Марининого дома.

Марина встретила его у подъезда, по-дружески поцеловала и проводила в квартиру. Он успел только снять кроссовки и надеть тапки, когда в дверь позвонила Юля. Именно ее ждала Марина. Вероятно, им было о чем поговорить, кроме того, они давно не виделись и соскучились друг по другу. А тут Михаил – незапланированный и проблемный гость.

– Михаил?! Боже, как я рада тебя видеть, – искренно воскликнула Юля, обняла его и поцеловала. А на ухо прошептала чуть дрогнувшим голосом: – Нам надо обязательно поговорить наедине. Я ужасно по тебе скучаю.

Марина ничего не слышала, но отчетливо видела, как Юля что-то прошептала ему на ухо. В ее глазах вспыхнули искорки женской ревности.

– Так, дорогие мои, никаких секретов. Иначе я обижусь. Где больше двух, говорят вслух.

– Это не секреты, это намного больше, – мило улыбнувшись, Юля парировала выпад подруги.

– Тем более.

– Тем не менее.

Они обнялись и искренне поцеловались. Наконец, взяв Юлю под руку и направившись в комнату, Марина обернулась в сторону Михаила и словно между прочим спросила:

– Михаил, ты без вещей? Значит, с жильем у тебя все нормально?

– С жильем действительно все нормально.

– Ну и славно. Идем с нами. У меня сегодня скромный ужин, но зато его приготовила я сама. В моей одинокой жизни это большая редкость.

– Если все свободное время проводить в кафе, то на личную жизнь ничего не останется.

– Это ты верно заметил. Бизнес скоро вытеснит из нашей жизни все пустое времяпрепровождение.

– И личную жизнь.

Они вошли в гостиную, которая своими размерами более походила на зал. Посреди стоял антикварный стол с двенадцатью стульями. Вдоль стен уютно расположилась остальная мебель из того же гарнитура.

– Ну почему же, находится время и на личную жизнь, еще полчаса – и она появится. Правда, эта личная жизнь в последнее время появляется все реже и реже и не совсем трезвая, но, как говорит Юля, тем не менее. Ладно, хватит об этом. Вы с Юлей садитесь с этой стороны, а мы с Андреем сядем напротив. Будем вами любоваться. Мы очень соскучились. Нам вас очень не хватает. А пока можете немного отдохнуть, помыть руки и посекретничать, раз уж вам так этого хочется.

Марина говорила напыщенно, многословно. В ее интонациях чувствовалось что-то неискреннее.

– Спасибо, – разом ответили Юля и Михаил.

– Хм, спелись. И минуты не прошло. А что за Лена была с вами, Михаил? Вы часом не у нее живете?

– Нет. Случайно познакомился. Попросил подвезти. Попали под дождь, заскочили в кафе. Вот и все знакомство.

– А я уже начала фантазировать, – Марина игриво улыбнулась. По всему чувствовалось, что девушка была рада этой встрече, но в то же время ей никак не удавалось скрыть сильного внутреннего напряжения. Несмотря на то что она сияла, улыбалась, была сама любезность, на душе у нее скребли кошки. Марина была чем-то огорчена, расстроена, о чем-то сильно переживала и что-то пыталась скрыть. Может быть, тайну, неловкость или вину.

Не успели они даже начать разговор, как появился Андрей. Все вышли его встречать. Он отпустил усы и шкиперскую бородку.

– Андрей, ты стал старше лет на десять.

– Это плохо?

– Тебе идет.

Юля и Андрей по-дружески обнялись и поцеловались. Мужчины пожали друг другу руки и тоже были рады этой встрече.

– Мариш, ты меня извини, забежал буквально на полчаса, за мной должны заехать. Улетаю в Москву на пару дней.

– Ничего, я привыкла.

– Время сейчас такое. Главари-провинциалы нагадили и уходят в отпуск, а нормальные питерские пацаны…

– Типа тебя, – ехидно вставила Марина.

– Ну да, и я про то же, будут все убирать. Выдадут нам в столице по метле с совком…

– По совковой метле, – продолжала цеплять его Марина.

– Точно. Короче, ты сама все знаешь, – Андрей не стал развивать тему и переключился на Михаила. Он все еще продолжал держать его руку. – Никола-Михаил, ужасно рад тебя видеть. И ведь что самое поразительное, именно с Юлей я тебя адекватно и воспринимаю, – они обнялись, и он тихо шепнул Михаилу на ухо: – Я уже сегодня слегка вмазал, так что ты уж меня извини.

Эту тайну скрыть от Марины ему не удалось.

– Ты что, уже успел выпить? Несешь какую-то чушь. Боже, да ты безобразно пьян.

– Мариша, не переигрывай. Ну да, мы выпили перед дорогой, чтобы снять стресс.

– Последнее время ты каждый день стресс снимаешь.

– Ну все, милая, давай поцелуемся.

– Отстань, – она попыталась отстранить Андрея, но он все же ее обнял и нежно поцеловал в губы. Марина уже не сопротивлялась. – Ладно уж, давайте за стол. А ты, милый, иди в спальню и проспись.

– Не пойду я ни в какую спальню, мне через полчаса уезжать. И вообще, солнышко, дай мне пообщаться с нормальными людьми. Сама знаешь, сейчас это дикая редкость. Тем более в нашем двенадцатом отделе. Слушаешь всякую чушь весь день, а поговорить не с кем.

– Ты бы лучше помолчал про ваш отдел, – понизив голос, недовольно произнесла Марина. Ее лицо непроизвольно покрылось алыми пятнами.

– Успокойся, милая, мы же среди своих, – спокойно ответил Андрей и тут же переключился на Михаила. – Да, Михаил, задал ты всем головоломку.

– Не понял.

– Может быть, вас, конечно, и двое, но никто об этом не знает. Более того, никто не может понять, зачем ломать эту комедию. Посуди сам: вместе и в одно и то же время вас никто не видел. А раз так, значит, ты один.

– Я видела, – тихо сказала Юля.

Андрей сделал паузу, многозначительно посмотрел на Юлю и продолжил:

– По телефону не разговариваешь, где живешь, никто не знает. Располагаешь государственной тайной и никак ее не используешь. Это ненормально. Парадокс. Одновременно вы, Михаилы, существуете только в твоем собственном воображении и в пространстве.

– И в моей жизни тоже.

– А я о чем? Спелись. Если слушать показания людей, то вас действительно двое, даже больше, трое или четверо. Одного видели там-то, другого еще где-то, третьего в метро, а четвертый гонял на мотоцикле. И все это в одно и то же время. Причем уследить ни за одним из вас практически невозможно.

– Фантастическое везенье, – не выдержала Марина. – Ну все, давайте о чем-нибудь другом поговорим.

Но Андрей, не обращая внимания на ее реплику, продолжал:

– Это при нашей-то наисовременнейшей системе тотальной слежки. У специалистов словно память отшибает, а свидетелей при этом все больше и больше. Но вот опять же парадокс: сверили отпечатки пальцев – один человек. Проверили ДНК – тоже один человек. По крайней мере, так говорят. Тогда как этот один человек может быть одновременно и там, и там? Вот где крыша-то поедет. Тамбовцы накатили на Михаила, мол, что за дела? Мы с тобой о чем договаривались? «Гони, юрист, информацию». А он им: «Вы это о чем, господа хорошие, я – историк». Те опять ему: мол, не поняли, при чем здесь история, ты нам информацию давай – и занимайся чем хочешь.

– Хватит, Андрей!

– Да угомонись ты, Мариш, расслабься, о твоей роли в его судьбе мы говорить не будем. Это отдельная тема.

– Андрей!

– Собчак говорил моему шефу, будто он видел в Смольном доктора исторических наук Петрова, так тот, видите ли, не признается, говорит, что он вовсе и не историк, а юрист. «Уж кто-кто, – обижается Анатолий Александрович, – а я-то знаю всех питерских юристов… А ведь совсем недавно я устроил ему полную реабилитацию. Вот она, благодарность современной интеллигенции. Зачем ему это надо»?

– Откуда ты все это знаешь, Андрей?

– Михаил, это моя работа. Тебе что, неизвестно, ху из кто? Двенадцатый отдел КГБ – это прослушка. А уж если мы начали разрабатывать человека, то это делается по полной схеме. Я слушаю всех, кто хоть раз произнес слова «Михаил», «Петров», «юрист», «историк». Правда, на слово «юрист» чаще всего попадают другие фамилии, типа Собчак и Жириновский.

– Все, хватит нести чушь. Завтра ты пожалеешь о своей болтовне.

– Марина, милая моя, очнись. Ты что, не видишь, что происходит? Все рушится. Вся страна летит в тартарары. Внутри КГБ нет никакой ясности. Произойдет переворот, и нас первых сольют, как дерьмо в унитазе. А ведь именно мы сохраняем силу и мощь государства, оберегаем граждан от врагов и прохиндеев. Именно мы бескорыстно служим тому государству, которое нас породило. Мы обеспечиваем стабильность и безопасность страны и ее граждан. В чем наша вина?

– Если стабильности и безопасности не стало, значит, действительно вы в этом и виноваты. Но я думаю, ты глубоко заблуждаешься. Без ведома вашего ведомства и прыщ на теле не выскочит.

– Ты знаешь, почему я приехал сюда в таком виде?

– Нет.

– Извини, дорогая, но не из-за тебя.

– Из-за кого же тогда?

– Вот из-за этого неуловимого психа. Мы сидели чинно в ряд и принимали на посошок, когда Хащанов сообщил мне, что только что прослушал твой разговор с Михаилом по телефону. Ну я, конечно, сорвался с места и сюда.

– Зачем тебе это?

– Хочу немного поговорить с ним до отлета в Москву. Ты уж извини. Но у меня свои тараканы. Самое сложное – стать самим собой. И я хочу это сделать. Михаил – редкое явление в нашей жизни. Таких идеальных больше нет. Он как солнечный зайчик: все хотят его поймать, но никому это не удается.

Михаил только сейчас понял, почему Андрей так поступает. Это маленькая, личная месть от отчаяния и безысходности. Месть КГБ и своему государству. Месть тем, кого он любил больше всего на свете, искренно и бескорыстно, за кого он готов был жизнь отдать, не раздумывая, месть тем, кто сегодня лишил его смысла и веры. Кто не посвятил его в свои игры, утаил от него тайну, которую он так старательно защищал. Месть тем, кто утаивал от него великую тайну переустройства государства. Но это все мелочи. Андрей пришел сюда из-за единственного и настоящего друга – предупредить его об опасности.

– Беги отсюда, Михаил, пока еще есть время. Сведения уже пошли куда надо. Хотя, черт его знает, может быть, именно здесь ты в безопасности. Можно сказать, попал прямо по адресу, в бомбоубежище… Бомбист в бомбоубежище!

Андрей от души расхохотался.

Девушки стояли поодаль и говорили о чем-то своем.

– Забавную историю вспомнил, – сквозь смех продолжил Андрей, – ее один мент другому по телефону рассказывал, мол, целый час он гонялся со своим напарником на «хмелеуборочной» машине за поддатым парнем. В итоге упустили его. Заезжают к себе во двор, а там, прямо под вывеской «Спецмедвытрезвитель» стоит их беглец. Парень двор перепутал и попал прямо по нужному адресу. Ну ладно, хорош, пойдем, я тебя провожу.

– Я еще немного побуду. Мне надо кое о чем поговорить с Юлей с глазу на глаз.

– Тут, брат, без моей помощи тебе не обойтись.

 

Глава 13. Момент истины

– Лиза правильно сделала, что выбрала тебя. Вы идеально подходите друг другу, – задумчиво сказал Андрей, когда они вышли на кухню и остались наедине. Андрей достал из шкафчика коньяк и налил его в две маленькие рюмки.

– Давай, за встречу.

Михаил не стал отказываться и выпил за компанию.

– Раньше я столько не пил, – поморщившись, заметил Михаил.

– Раньше вся страна столько не пила.

– Я вообще не пил.

– В нашей стране этим не принято гордиться.

Выдержав паузу, Андрей начал издалека.

– Я иногда безумно завидую тебе. Жить так, как будто ты сам по себе, а мир сам по себе, – это, конечно, здорово. Ни политика, ни общественное мнение, ни ситуация в стране – ничто тебя не волнует. Просто живешь, любишь, занимаешься тем, чем хочешь, и поступаешь так, как сам того пожелаешь. А что еще человеку надо? Деньги? Слава? Власть? Я снова и снова задавал себе один и тот же вопрос: много ли человеку надо для полного счастья? И вдруг мне открылась истина. Как оказалось, от внешнего мира ему всего-то и нужны свобода, стабильность, безопасность, любимая работа и любимая женщина.

Он немного помолчал и, хитро улыбнувшись, добавил:

– Ну и деньги, конечно.

Михаил молчал, он понял, что именно сейчас настал момент истины. Андрей посмотрел с сочувствием на этого «большого, наивного ребенка» и после небольшой паузы продолжил:

– В какой-то момент своей новой жизни я словно прозрел. Это произошло, когда мы с Маришкой были в Югославии.

Он налил еще по полрюмки, и молодые люди молча выпили, после чего Андрей снова заговорил.

– Наши связи и деньги заменили нам весь тот бред, который правители придумали для народа, чтобы выезд за границу не казался раем. Ты только вникни в этот абсурд: рядовому советскому гражданину надо было сдать все анализы, получить у всех козлов-руководителей положительную характеристику, выучить наизусть фамилии всех членов политбюро дружественного государства, и только тогда можно было ждать, благоговеть и изо всех сил надеяться на чью-то лояльность. Мой компьютерный и ее кафешный бизнес дали нам столько шальных денег, что мы не знали, куда их распихать. Мотали направо и налево. Покупали технику, машины, квартиры, шмотки. У одного известного академика выкупили дачу в Вырице. И все равно чего-то не хватало. И мы решили оторваться по полной. Так вот, это было в Югославии. Мы выезжали без анализов и без знания имен членов югославского политбюро. Деньги – это удав для кролика-чиновника. А денег у нас было немеряно. Марина и там вела себя высокомерно, как в Союзе. То ли она кому-то не так ответила, то ли кого-то послала в свойственной ей манере, но в итоге разбираться пришлось мне. В результате – три ножевые раны. Одна пустячная, одна в легкое и одна около сердца. Я истекал кровью, но все было сделано вовремя. Как видишь, я жив и здоров. Но когда меня везли в больницу, я этого еще не знал. Я думал, что умираю… и лишь молил Бога, чтобы он так рано не забирал меня к себе. Пойми меня правильно, я очень хотел жить. Именно тогда я понял, что у меня нет ни истинной веры, ни настоящей любви, ни богатырского здоровья. А когда этого нет, то тебе уже не нужны ни деньги, ни шмотки, ни квартиры и ни дачи, – Андрей замолчал, налил Михаилу и себе коньяк, не спеша выпил и продолжил свой монолог: – С Юлей ты сам разберешься. Это фантастическая девчонка. Лизе до нее лететь и лететь. И все же я пришел, чтобы предупредить тебя о том, что сейчас происходит именно вокруг Лизы и с ней самой. Я понимаю, ты любишь и ту и другую. Так, наверно, бывает. Да что лукавить, по себе знаю, так бывает… Но жертвовать одной любовью ради другой – это… Даже не с чем сравнить. Твой выбор верный. Лиза любит тебя неестественно сильно. Ты даже не можешь себе представить, сколько всего она сделала, чтобы защитить тебя, оградить от неприятностей и обезопасить тебя. Ради этого она пожертвовала всем – семьей, карьерой, собственной безопасностью. Она сделала все, чтобы мы думали, будто документы уехали вместе с ней в Германию. И все это только для того, чтобы отвести от тебя беду. Она даже разыграла комедию с тайной передачей документов одному из немецких бюргеров.

Андрей словно никуда не торопился. Он говорил спокойно, осмысленно, ровным и грустным голосом. Он налил еще по одной рюмке коньяка и уже не пил, не чокался, а потягивал его маленькими глоточками, смаковал.

– Ты думаешь, тебя оставили в покое, убрали няньку из КГБ, предоставили возможность разгуливать по Питеру и цивильно посещать Смольный?

Он криво, но по-доброму улыбнулся, мол, наивный ты человек, Михаил.

– Ты под колпаком. Раз уж залег на дно, так и сидел бы там спокойно. Какого черта ты вылез, никак не могу понять. Все считают тебя психом. Но я-то знаю, ты нормальнее любого из нас. Что ты высунулся?

– Мне приснился сон.

– Ладно, хрен с тобой, поступай, как знаешь. Только знай: беда идет за тобой по пятам. Я слышал последнее указание твоего куратора. Тебя уже не пощадят.

– Я это знаю. Спасибо, Андрей.

– Да, ладно… Проверяли Лизу. Она все верно рассчитала. Кроме одного – твоей бурной деятельности. Лиза, вероятно, полагала, что ты затихаришься где-нибудь и все будет в шоколаде. Но, видать, и она просчиталась.

Михаил хотел было что-то возразить, но Андрей поднял руку и жестом подал команду: «Остынь!»

– Что с ней там происходило, лучше тебе не знать. Если захочет, она расскажет сама. Но проблем у нее стало – немеряно. Я тайно всегда помогал ей, чем мог. Но мои возможности ограничены самой структурой Госбезопасности. Мне нельзя светиться… Скажу лишь одно. Был там, в Германии, у нее один помощник, типа оператор. Бродил за нею по пятам с кинокамерой. Охранял ее. Ну и заодно снимал все формальные и неформальные шоу. Так вот, этому охраннику сразу же по приезде Лизы в Германию прострелили череп прямо у нее на глазах. Полагаю, напугали до смерти. Это классика! Вот такие вот пироги, дружище, Никола-Михаил!

– Не может быть!

– Может.

– А что дальше? – взволнованно спросил Михаил.

– А дальше все было, как обычно. Кто-то стал требовать какие-то записи, какие-то пленки. Словом, жизнь Лизы была на волоске. У нее даже не было возможности вылететь обратно – украли паспорт, деньги, личные вещи. Ее похищали, пугали и возвращали обратно. Как ей удалось связаться с братом, знаю только я. Именно я отслеживал их разговор по телефону. Это был крик отчаяния. Сейчас ее брат там. Ей все вернули. Скоро они будут в Союзе. Это уже из других источников. Можешь мне поверить.

– А что брат?

– Он из другого ведомства, из контрразведки, полагаю.

Андрей замолчал. Михаил был в шоке. Наконец Андрей снова заговорил.

– Они прилетают завтра рано утром. Ты можешь встретиться с ней на Фонтанке. Именно за этим я и пришел сюда. Я – тот самый извращенец, который подглядывает и подслушивает чужие тайны, – Андрей криво усмехнулся. – Ты славный мужик, Михаил. И знай: по-настоящему я люблю только двух человек – тебя и Лизу. Тебя я люблю недавно, как славного парня и настоящего друга. Откровенно говоря, у меня больше нет настоящих друзей. К тому же мне нравятся твои приколы. Опять же, любопытно узнать, чем закончится история с психами-двойниками. А вот Лизу я люблю уже много лет… Сильно и безнадежно. А живу с Мариной. Вероятно, это и есть то, что мне определено судьбой. О! Мариша! Она сделала мою жизнь в шоколаде. Все, что перед тобой сейчас есть, – это ее рук дело. До нее я был никто, плюгавый инженеришка с улицы. Можно сказать, она подобрала меня на помойке, где самое место русской интеллигенции. А сейчас я – двенадцатый отдел, суперспециалист. Обеспеченный и «упакованный» клерк. Это все ее связи. На это я и повелся. Но не жалею. Откровенно говоря, мне моя участь нравится. Все, хватит откровений! Прощай.

Он налил еще по одной рюмке, сказал: «На посошок», и друзья разом выпили «до дна». Они вышли в большую прихожую. Там их уже поджидали Юля и Марина. Андрей напоследок обнял Михаила, на ходу попрощался с девушками и выскочил из квартиры.

Все стояли посреди прихожей и молчали. Это длилось несколько минут.

– Михаил, скажи мне откровенно, – неестественно тихо начала Марина, – я красивая?

– Очень.

– Меня можно любить?

– Тебя нельзя не любить.

– Так почему же он живет со мной, а любит другую?

– Так бывает, когда человек любит сразу двоих. Главное, чтобы тайная, нереальная любовь не омрачала любовь настоящую. Иначе первая перестает быть тайной, а вторая реальной. Андрей любит тебя. Ты и есть его реальная любовь.

– Это неправда.

– Это правда. Просто дело в том, что наши чувства и желания – они напрямую связаны с образом жизни и с конкретной ситуацией. Изменилась жизнь. Изменилась ситуация. На них уже не воздействуешь. Это свершившийся факт.

– Факт чего?

– Марина, как это ни прискорбно, но где-то ты допустила ошибку. Ты коснулась того, на что было наложено вето. Нельзя взламывать печать не принадлежащего тебе пакета.

– Перед Лизой я ни в чем не виновата.

– Я не хочу обсуждать эту тему.

– Он не хочет, ты не хочешь. Тогда к чему эти пошлые намеки? Нашли на чем отыграться. На моих чувствах.

– Право на тайну и право на уважение – неприкосновенные и не обсуждаемые привилегии человека.

– С твоим появлением, Михаил, стало слишком много тайн и привилегий. Ты вторгся в чужое пространство со своим раздвоением личности.

– Марина, посуди сама, если я и Лиза, Михаил и Юля нашли друг друга – это ведь здорово. Ваша с Андреем любовь должна быть еще сильнее. Но этого не произошло. Почему? Потому что у тебя самой все не так.

– Интересно, что же у меня не так?

– Когда у тебя нет проблем, а у твоей подруги они есть, то ты можешь быть супер-супер-суперснисходительной, заботливой, самой лучшей, нужной и незаменимой. Ты можешь по-царски давать человеку возможность питать в глубине души какие-то надежды и боготворить тебя. Ведь тебе именно этого всегда хочется. Но стоит человеку избавиться от проблем, очиститься от всего проблемного хлама и засиять на весь мир своей любовью, то для тебя это – трагедия, которую трудно пережить и с которой невозможно смириться. Хорошо бы эти непереносимые вещи отразились только на мне, но ведь досталось еще и тому человеку, который доверял тебе, как самому себе.

– Я не предавала ее!

– Я не хочу обсуждать эту тему, вероятно, и Андрей тоже.

– Все! Хватит! И ты, и Андрей – вы оба достали меня до печенки своей моралью. Слишком много о ней говорите, но у вас самих ее нет! Все! Я устала… Уходи.

– Хорошо. Извини, Марина, за неприятные слова. Несмотря ни на что, я не хотел тебя обидеть. Прощай, Юля.

– Нет, подожди, мы еще не поговорили с тобой о том, что меня волнует.

– Юля, не слушай бред сумасшедшего. Пусть он уходит. Ты еще успеешь с ним наговориться.

– Но почему?

– Потому что он без спроса вторгся в нашу давнюю и крепкую дружбу, он умышленно встал между мной и моими подругами.

– Это не так.

– Не будь я так сильно влюблена в Андрея, он бы и меня попытался соблазнить.

– Это в тебе говорит ревность.

– Всё, дорогие мои! Я хочу побыть одна.

– Нет, Мариша, в таком состоянии я тебя не оставлю. Я соскучилась по тебе. Мы так давно не виделись. Нам есть о чем поговорить и кроме любви, ну и про любовь, конечно, тоже. Михаил очень сложно изъяснялся, я почти ничего не поняла из того, что он сказал. Ему Андрей во хмелю что-то там наговорил, вот он и понес околесицу.

– Я не понимаю, – так же тихо, с трудом сдерживая слезы, продолжила Марина, – что вдруг произошло с мужиками. Их словно голодом морили, держали в темной клетке и вдруг выпустили на свободу. И от этой свободы у них поехала крыша, они стали раздваиваться. Жизнь поменялась в лучшую сторону, у людей появился достаток, и это их испортило.

– У людей новой морали появился достаток…

– Михаил, – чуть ли не умоляя прервала его Юля, – пусть человек все выскажет. Продолжай, Мариша.

– Я про быдло не говорю. Я говорю про нормальное общество. Хотя какое оно нормальное. Михаил прав… Их мечты и фантазии, их красивые слова и манеры остались в прошлом, а всё их алчное нутро вырвалось наружу в настоящем. У них появились новые возможности и порочные желания. А настоящие чувства и порядочность остались в той жизни, о которой можно с грустью поговорить, но не хочется туда возвращаться. Они утратили внутреннюю силу, бескорыстие и бесстрашие. И не смотрите на меня, как на душевнобольную. У меня все нормально. Это у тебя, Михаил, проблемы с головой и с совестью. Ты уверен, что любишь Лизу, а сам мечешься по городу от одной дамочки к другой, от одного свидания к другому, то со мной, то с этой вычурной матрешкой из Смольного, то с придурочной рокершей на «Харлее»… Вот и тебе он морочит голову. Неужели тебе нравится, как он ломает перед тобой комедию? Вокруг какой-то мужской дурдом. Сейчас я ненавижу всех мужиков без исключения. И Андрея, и тебя, Михаил, в том числе. Прощай.

– Прости меня, я сейчас уйду. Просто на прощанье хочу сказать, что думаю не о себе, а о тебе и Андрее.

– Все, хватит, Михаил.

– Мариш, дай ему досказать, и он уйдет.

– Пусть у меня нет убедительных аргументов и фактов, но то, чем я владею, ни разу меня не обманывало.

– Я не желаю слушать весь этот бред об интуиции и телепатии!

– Ты абсолютно права, – спокойно продолжил Михаил. – Этот разговор не к месту. Но что бы ты ни говорила, ты все равно любишь Андрея и будешь его любить. Время сотрет из памяти минуты слабости и отчаяния. Андрей, несмотря на все свои тайны, по-настоящему любит и будет любить только тебя. Никуда он не денется. Вы идеально подходите друг другу. Отличие лишь в одном – он не предавал своих друзей и никогда не предаст их.

– Потому что у него их простонет.

– Есть. И в этой дружбе он – идеал, к которому надо стремиться.

– Михаил, хватит читать мне мораль и нотации. Ты лучше на себя посмотри. Что за идиотизм ты придумал с двумя Михаилами и двумя влюбленными парами? Может быть, именно это и есть предательство и низость?

– Это твое право – верить мне или нет. Не сомневайся, время все поставит на свои места. И видеонаблюдение, и подслушивающие устройства, и доверенные тебе тайны.

– Бред какой-то!

– Юля, можно я кое-что расскажу Марине с глазу на глаз?

– Хорошо, только не обижай ее, пожалуйста, она очень хорошая.

– Если бы она была плохая, меня бы здесь не было.

– Оставляю вас всего на пару минут.

Юля вышла в соседнюю комнату. Марина надменно смотрела в глаза Михаила и еле сдерживала рвущиеся наружу слова.

– Совсем недавно я обнаружил у себя способность угадывать мысли другого человека. Помнишь нашу встречу у Петропавловки?

Марина молчала.

– Я просил тебя остаться, чтобы предупредить об одной непростительной ошибке, которую ты собиралась совершить. Ты всегда знала, что Лиза нравится Андрею. Больше того, это был ее парень.

– Это она тебе сказала?

– Вы с Андреем об этом очень красноречиво молчали.

– Она была замужем, и он сам ее бросил.

– Она всегда делилась с тобой своими планами. Так было и на этот раз. Она верила тебе, как самой себе. Вот и перед поездкой в Германию она сказала тебе, что постарается и меня вытащить за границу. Ты не смогла удержаться и рассказала об этом Андрею. Он сорвался. Наговорил тебе грубостей. Вы поссорились. Пока все так?

Марина молчала.

– Тебе показалось этого мало, и тогда ты передала эту информацию «в нужные руки».

После долгой паузы Михаил продолжил:

– Неужели ты думала, что, если не станет Лизы, у вас с Андреем наступит вечная любовь?

Марина молчала. В коридор вошла Юля.

– А сейчас я хочу обратиться к тебе, Юля. Я действительно тебя очень сильно люблю. Ты даже не можешь себе представить, насколько сильно. Но Лиза – это я, это мое лучшее «я». Это то «я», которое и есть моя суть и мой смысл. Не думай обо мне плохо, я – человек из чужого времени. Я нонсенс, фантазия, то, чего на самом деле не существует. Люби реального Михаила, того слабого, но настоящего парня из настоящей, сегодняшней реальной жизни. А все остальное никакого отношения к чувствам и любви не имеет.

– Я люблю его, – сказала Юля и вдруг побледнела и потеряла сознание. Один раз Михаил уже это видел, поэтому успел ее подхватить. Он взял Юлю на руки и отнес в спальню.

– У тебя есть нашатырь?

– Да. Я сейчас, я мигом, – засуетилась Марина и выскочила из спальни.

Через пару минут Юля пришла в себя.

– Спасибо, Мариша. Теперь дай мне пару минут. Я хочу поговорить с Михаилом наедине.

– Конечно, хорошо. Только успокойся.

– Не волнуйся, мне уже действительно хорошо… Эти приступы у меня с раннего детства. Я всегда так, – тихо произнесла Юля, – чуть переволнуюсь, и в обморок… Снаружи аппетитное яблочко, а внутри червячок, – она попыталась пошутить.

Марина вышла, и они остались вдвоем.

– Я люблю тебя, – тихо произнесла Юля.

– Я тебя тоже люблю.

– Ты сильный, смелый, решительный. Ты идеальный. Помнишь, ты говорил о собирательном образе? Так вот ты и есть тот самый собирательный образ.

– Не преувеличивай.

– Современный Михаил, как ты говоришь, «из новой реальной жизни» – совершенно другой человек. Он похож на тебя. Он умный, добрый. Он искренно любит меня. К переменам относится философски. Но он не борец. Он наблюдатель. Летописец, – Юля снова попыталась пошутить.

– Он лучше меня.

– Это за тобой женщина может чувствовать себя как за каменной стеной. Ты всегда будешь впереди, примешь на себя опасность, оградишь от всех трудностей и проблем. Ты и рыцарь, и джентльмен, и настоящий мужчина. Даже когда ты станешь общаться с другой женщиной, у твоей любимой не возникнет чувства ревности. Ты не предашь и не сделаешь подлость. Ты успокоишь, дашь нужный совет, найдешь выход из любой ситуации, примешь правильное решение. Ты даже Михаила оградил от всех его опасностей, спрятал его.

– Вероятно, не очень хорошо, раз ему пришлось снова вернуться в город.

– Он приехал не случайно. Ваш общий знакомый привез его ко мне каким-то напуганным и подавленным. Что случилось, я не знаю. Он молчит.

– Вероятно, ты поделилась с Мариной своей тайной, где прячется Михаил? Ну да ладно, все уже в прошлом.

– Этого не может быть! Марина?.. Нет, не верю.

– И не надо. Меня иногда заносит. Придумаю невесть что…

– Неужели Марина могла?

– Давай оставим эту тему. Ты лучше расскажи, как тебе удалось сделать ему прививку храбрости.

– Нельзя все время прятаться, тем более что папа сказал о полной безопасности Михаила.

– Ну да, ведь дело дошло до самого мэра, – Михаил невольно улыбнулся и добавил: – У которого есть такой умный и опытный помощник из органов.

– Я действительно так считала.

– Что-то произошло?

– Мы вышли в город, я уговорила его. Он нервничал и не отступал от меня ни на шаг, как маленький ребенок, был напряжен и не на шутку напуган. Разговор не клеился. Почти всю дорогу мы молчали. Его надо было встряхнуть. Я не знала, что мне с ним делать. Мысленно я постоянно сравнивала его с тобой. Я хочу, чтобы он был таким же, как ты.

– Он лучше меня, во всяком случае, он не идет на компромиссы.

– Мы уже подходили к дому, когда я вдруг вспомнила, что нам надо было купить продукты, дала ему деньги и послала в магазин. На его лице отразился такой ужас, что я засомневалась в правильности своего решения. Но менять его не стала и поднялась в квартиру. Я решила: пусть взрослеет, учится принимать решения, пусть начинает бороться. Прошло двадцать минут, сорок минут, его все не было. Я стала нервничать. У меня началась истерика. Я проклинала себя. Я себя ненавидела. Готова была кричать, звонить в милицию, во все больницы. И тут раздался телефонный звонок. Дрожащим голосом Михаил попросил подтвердить, что он никакой ни юрист, а историк и что в Смольном он никогда не работал и не работает. Я подтвердила и пояснила тому, кто молча слушал мою информацию, что есть еще и другой Михаил, действительно юрист, родственник со стопроцентным сходством. Если увижу его, то обязательно передам, чтобы связался. «Замечательно, – ответил мне чей-то спокойный голос, – вот когда отыщется второй Михаил, тогда мы отпустим вашего домой. Если до завтрашнего утра он не отыщется, то дома будет появляться по частям. Что бы вы хотели видеть сначала? Голову, руки, ноги»? Я была в шоке. Не знала, что делать. Так прошел час. И вдруг – звонок в дверь. Я бегом туда. Спрашиваю: «Кто там»? – «Это я, Михаил, открой, пожалуйста». Я мигом впустила его в квартиру. Спрашиваю: «Как тебе удалось сбежать»? А он говорит, что пришел какой-то квадратный человек, посмотрел на него и сказал: «Нет, это не он, тот сейчас в Ульянке. Никуда не денется. А этот пусть отправляется на все четыре стороны». – «Что им надо»? – «Они хотят получить информацию по какому-то контракту, которым в Смольном занимался Михаил…»

Юля сделала паузу, перевела дух и спокойно закончила свой монолог:

– Ну а дальше ты уже все знаешь.

– А как же он позвонил? Из машины, что ли?

– Да, по радиотелефону из БМВ. Это для нас такой телефон – фантастика, а для них доступны все достижения науки. Тем более сейчас, когда все продается и покупается.

– Где сейчас Михаил?

– У меня, на Старо-Невском. Вчера вечером прислали архив. Папа устроил это через Собчака. Они давние знакомые, и у них очень хорошие отношения. У отца с Михаилом сложились такие же отношения. Я иногда даже начинаю ревновать. Теперь Михаил ушел в работу с головой и по-настоящему счастлив. Мне нравится наблюдать за тем, как он работает. Когда он молчит и чем-то увлечен, то напоминает мне тебя… Поцелуй меня на прощанье. И уходи.

Михаил выполнил ее просьбу. Душа его рыдала и разрывалась на части.

– Они за тобой следили?

– Да.

– И ждут меня?

– Да. Ты сильнее его. Ты справишься. Боже, что я делаю. Прости меня.

– Не волнуйся за меня, – тихо и с любовью произнес Михаил. Юля смотрела на него широко раскрытыми глазами, и по ее щекам сами собой текли слезы, – я же рыцарь, все будет хорошо… Прощай, Юля, береги себя.

– Только пообещай, что не будешь стоять и принимать удары, как в том дворе. Ты говорил мне, что владеешь какими-то удивительными приемами.

– Тогда я не имел права драться с вашими мужьями. Теперь я уже стоять не буду.

– Обещаешь?

– Обещаю.

– А лучше, убеги куда-нибудь и спрячься. Это не будет трусость. Этот компромисс.

– Хорошо, прощай, я люблю тебя.

Выйдя на улицу, он увидел неподалеку от парадной ту самую машину «БМВ», о которой только что рассказывала Юля и которую он тоже хорошо знал. Она стояла метрах в двадцати на противоположной стороне. Михаила тоже заметили, и машина стала медленно двигаться ему навстречу. Чуть поодаль Михаил заметил серую «девятку». Но тут раздался знакомый рев мотора. Перед Михаилом резко остановился «Харлей».

– Держите шлем, господин рыцарь. Боевой конь подан.

Он быстро сел сзади, надел шлем, и Лена дала полный газ. Мотоцикл резко выскочил на проспект, навстречу «БМВ», и, пролетев мимо, стал быстро удаляться в сторону Фонтанки. Чтобы их догнать, надо было пропустить встречный поток машин и развернуться через сплошную линию. Сделать такое в центре города не позволил бы себе даже гаишник. Но для «БМВ» последней модели это не было препятствием. Началась гонка. Скорости росли. Преследовавшая их машина не только не отставала, но постепенно сокращала расстояние. Они выскочили на набережную реки Фонтанки. От бешеной скорости захватывало дух. Когда на очередной возвышенности мотоцикл отрывался от асфальта, Михаил мысленно прощался с жизнью. Слава богу, им еще везло со светофорами и отсутствием пробок. Московский проспект они проскочили по желтому свету прямо перед носом у торопыг-водителей. Редкий случай, когда гаишников поблизости не было. В считанные секунды позади остались Измайловский и Лермонтовский проспекты. Впереди был Старопетергофский проспект, переходящий в Калинкин мост. Скорость то слегка падала в людных местах, то вновь нарастала. Угол здания военно-морского госпиталя закрывал видимость слева. И тут загорелся красный свет светофора. «БМВ» приблизился к ним почти вплотную. Перед проспектом, который всегда был сильно загружен транспортом, дорога шла немного в горку. Проспект надо было пересечь без остановки. Когда «Харлей» взмыл ввысь, Михаил увидел, как на большой скорости слева на них летит огромный «КамАЗ». Свершилось чудо: мотоцикл пролетел прямо перед кабиной грузовика. И тут раздался удар жуткой силы. Михаил машинально оглянулся и увидел, словно в замедленной съемке, как огромный самосвал несет перед собой взмывшую вверх машину «БМВ», как она отлетает от «КамАЗа», словно упругий теннисный мяч от ракетки, летит вперед и по диагонали. Он увидел, как шикарная иномарка ударяется о гранитную набережную сразу за мостом, переворачивается в воздухе и улетает в мутную воду Фонтанки.

– Стой, – что было сил крикнул Михаил на ухо Лене. Девушка быстро остановилась.

Он соскочил с мотоцикла, сбросил с себя сумку и шлем, разогнался изо всех сил и прыгнул в воду, туда, где еще виднелся багажник тонущего автомобиля. Вся левая сторона машины была без стекол, и вода быстро заполнила все ее уголки. Под водой он нащупал переднюю дверцу, но не смог ее открыть, тогда он рванул заднюю. Она была искорежена и открылась достаточно легко. Пассажир на заднем сиденье не шевелился. Скорее всего, от удара он потерял сознание. Что было сил Михаил дернул его и извлек из машины. Вытащить человека огромных размеров из маленькой сплюснутой коробочки оказалось делом не простым. Но ему удалось это сделать. Уже через минуту квадратный человек лежал на гранитной ступеньке у самой воды. Михаил снова нырнул в Фонтанку. Приложив неимоверные усилия, он все же сумел открыть переднюю дверь автомобиля. Водитель пришел в себя. Одна рука у него была сломана и как-то неестественно висела со стороны Михаила. Лицо пострадавшего было рассечено стеклом, и по нему текла кровь, смешанная с водой. Здоровой рукой он попытался схватить Михаила за куртку. Это помогло выдернуть его наружу и быстро вытолкнуть на поверхность. Как оказалось, водитель «БМВ» здорово управлял машиной, но абсолютно не умел плавать. Это было самое страшное. Он стал лихорадочно хвататься за своего спасителя, не понимая в животном страхе, что они оба могут пойти ко дну. Михаил с силой завернул ему здоровую руку за спину и, толкая перед собой беспомощное тело, дотащил до берега. Водитель «БМВ» наглотался воды и чуть было не потерял сознание. Кто-то из прохожих успел спуститься к реке и помог им выбраться на берег. Спасенного быстро привели в чувство. Михаил в это время сидел рядом с хозяином водителя и никак не мог отдышаться. Все это время квадратный человек устало наблюдал за Михаилом. У него были приоткрыты глаза, а из глубокой раны на голове шла кровь. Наконец он тихо произнес:

– Спасибо, Михаил. Я у тебя в долгу.

– Я сделал, что смог.

– Ты сделал намного больше.

В это время послышался далекий вой сирены. Это из военно-морского госпиталя спешила сюда «скорая помощь». Вдалеке слышны были и другие сирены.

– Это за тобой. Уезжай, я все улажу.

Михаил, шатаясь от усталости, вышел на набережную, поднял шлем, сумку и подошел к Лене. Она стояла у парапета как вкопанная. На ней не было лица. И тут ее словно прорвало. Она бросилась Михаилу на шею и с громким ревом быстро-быстро заговорила:

– Я испугалась за вас, я думала, вы утонули, я испугалась, я очень испугалась.

– Успокойтесь, Лена, все уже позади.

Домой они ехали неестественно медленно. Михаилу было холодно. Второй раз за день он промок до нитки. И все же он испытывал чувство гордости. Еще бы, ведь совсем недавно он спас человека. Даже двух. И совершенно не важно, что у них было на уме – просто догнать их или сбить с мотоцикла. А может быть, сделать еще что-то. Михаил с грустной улыбкой подумал: «Чтобы спасти двух человек, можно и через сто лет перемахнуть».

Дома Лена заставила его переодеться, дала теплый халат, быстро сделала горячую ванну и приказала в нее нырнуть, что Михаил и сделал. После чаепития он сказал Лене:

– Завтра приезжает Лиза. Я поеду к ней. У меня к вам большая просьба: сохраните вот эту скалку. Прятать ее не надо. Положите в кухонный шкафчик, и пусть себе лежит на виду. Это очень ценная вещь, фамильная. Если в течение года я за ней не приду, позвоните Юле, вот по этому телефону. Просто договоритесь о встрече и тайно передайте скалку. Есть только два человека, которым я доверяю больше, чем всем остальным, – это вы и Юля. Лизе и Михаилу я тоже верю, но им приключений уже предостаточно. Пусть они ничего не знают.

– Хорошо. Я все исполню. Ну а если я не дозвонюсь?

– Вы их найдете в любом случае. Сделайте так, как я вас прошу.

– Хорошо.

– Ну и славно.

– Завтра я второй раз в жизни потеряю любимого человека.

– Я – мираж. А вам нужен реальный человек.

– Спасибо за разъяснение. Спокойной ночи, Михаил. Я уезжаю в Вопшу.

На следующий день рано утром Лена снова была у себя дома. Михаил вышел из ванной и был приятно удивлен. После завтрака Лена с грустью произнесла:

– Я обещала научить вас ездить на мотоцикле. Интересно, у вас еще осталось это желание?

– Откровенно говоря, сейчас я думаю только об одном – о предстоящей встрече с Лизой.

– Я так и думала. Вы удивительно правильный и предсказуемый человек.

– А все вокруг уверяют меня в обратном.

– Они просто не любят вас, поэтому и не знают. Я отвезу вас туда.

– Мне надо отсюда уйти после обеда.

– В час дня вас устроит?

– Конечно.

– Тогда я заеду за вами ровно в час.

– Ехать на «Харлее» – все равно что с мигалками и с сиреной. Никто не заметит.

– На это и весь расчет.

– У вас есть какой-то план?

– Конечно. Можете на меня положиться. Это будет вам мой прощальный подарок.

– Что ж, я полностью полагаюсь на вас.

Михаил умолчал о том, что эта квартира перестала быть тайной, но Лиза и сама уже обо всем догадалась. Она грустно улыбнулась и вышла из квартиры.

Ровно в час дня Лена забрала Михаила из своей квартиры, но перед этим она заставила его переодеться в красивый спортивный адидасовский костюм и напялить на голову огромный шлем. Только после этого она отвезла его на Фонтанку.

Они заехали на мотоцикле во второй двор Лизиного дома и вдвоем зашли в парадную. На прощанье девушка поцеловала его и громко произнесла:

– Макс, ты здесь?

– Да.

С площадки второго этажа спустился молодой человек такой же комплекции, как и Михаил. На нем был точно такой же спортивный адидасовский костюм. Лена дала ему шлем, в котором сюда приехал Михаил. Они вышли из парадной, сели на мотоцикл и стремительно вылетели на Фонтанку. Следом за ними выехала серая «девятка». Михаил подошел к окну лестничной клетки и с грустью посмотрел туда, куда только что укатила очаровательная, трогательная и совершенно сумасшедшая рокерша.

 

Глава 14. Счастье бесконечно, каким бы коротким оно ни было

Лиза ждала Михаила уже несколько часов. Она молча сидела у окна и смотрела во двор. Когда во дворе дома раздался оглушительный рев мотоцикла, она не выдержала и бросилась вниз по лестнице. Почему? Она и сама не знала, но почувствовала, что приехал долгожданный, желанный и самый любимый человек на свете.

Михаил стоял на лестничной площадке и смотрел в окно. Он обернулся и чуть было не потерял сознание. Сердце готово было выскочить из груди. Лиза летела к нему, перескакивая через две ступеньки. Они бросились навстречу друг другу. Казалось, объятиям и поцелуям не будет конца. Спроси их, и они не скажут, как очутились в квартире. Наконец Михаил, оторвавшись от Лизы на долю секунды, мысленно произнес: «Господи, спасибо тебе за все! Я счастлив!»

В одиннадцать часов вечера уже было достаточно темно, чтобы спутать двух человек одинаковой комплекции, если к тому же они одинаково одеты. Когда в темный двор въехала машина с тонированными стеклами и из нее вышли мужчина в шляпе и женщина с накидкой на голове, Лиза тихо произнесла:

– Пора.

Михаил был посвящен в план побега, поэтому он заранее переоделся в ту одежду, которую ему предложила Лиза, встал и надел шляпу. Его возлюбленная накинула на голову и плечи накидку – абсолютно такую же, как и у той дамы, что вышла из автомобиля. Через пятнадцать минут они вышли из квартиры. Освещения в парадной не было, кто-то предусмотрительно об этом позаботился. По дороге до самого автомобиля, кроме Лизы и Михаила, вокруг не было ни души. А вот по пути на новую квартиру им дважды попались гаишники. Михаил нервничал и, не переставая, оглядывался.

– Не стоит беспокоиться, за нами никого нет, – сказал шофер и хитро улыбнулся, – там есть кому ими заняться.

Вскоре они добрались до Варшавской улицы, заехали во двор большого сталинского дома и остановились.

– Квартира 7, второй этаж, оба выхода открыты. На мониторе вы увидите все, что творится вокруг дома, а также ситуацию на первом и третьем этажах. Вот ключи от квартиры.

– Спасибо!

– Это вы Олегу скажете сами.

– И все равно спасибо.

– Удачи вам, молодожены.

Эту квартиру снял для них Олег, Лизин приятель, тот самый, который делал Михаилу липовый паспорт.

– Он что, тоже из КГБ? – шепотом произнес Михаил, лишь только они вошли в квартиру.

– Бери выше. Всё! Теперь мы в полной безопасности.

Через несколько дней Лиза улетела в Грузию. Ей надо было забрать дочку у родственников мужа, отвезти к родителям и отправиться в недолгое путешествие в Крым вместе с Михаилом.

Путешествие в Крым им тайно организовал Юлин отец. Он подарил им две путевки в пансионат «Криворожский горняк». Встреча состоялась в центре города в маленьком кафе.

– Вот, Михаил, это вам с Лизой подарок от нашей семьи. Путевки по просьбе Юлечки оформлены на меня и на мою жену. Не знаю, для чего нужна такая конспирация, но ей виднее. Вот вам еще и официальное письмо о том, чтобы вас приняли по этим путевкам. Так что никто даже и не узнает, что вы уехали из города.

– Большое спасибо, а где это находится?

– Это недалеко от Фороса, – объяснил он Михаилу-юристу, передавая путевки ему в руки. И пожелал удачи. Уже прощаясь, он, между прочим, заметил, что свадьба Юли и Михаила-историка назначена на тридцатое сентября.

– Это ничего, что я проболтался. Молодые сами вас обо всем известят. Они так подходят друг другу. И любят друг друга по-настоящему. Михаил очень хороший человек. Он нам всем очень нравится. Мы счастливы и рады за них, – немного помолчав, главврач добавил: – Мы все время думаем об одном – если бы не вы, то ничего бы этого не произошло. И моя дочь продолжала бы оставаться одинокой, обманутой и несчастной девочкой. Спасибо вам, Михаил. Мы желаем, чтобы и у вас с Лизой все сложилось. Мы желаем вам счастья. Вы тоже очень подходите друг другу. Наши дети адаптируются к переменам. Михаил скоро вернется в свой круг, думаю, коллеги его примут с радушием. А вам с Лизой, вероятно, лучше всего начать все сначала и в другом месте. Вы – люди из другого времени… Это время для вас чужое.

Они тепло попрощались.

Михаил все сделал с предусмотрительной осторожностью: съездил на автобусе в Пушкин и купил там билет на поезд до Симферополя. В день отправления он зашел на платформу со стороны грузового двора и затерялся в толпе отъезжающих. Оглядевшись по сторонам, он спокойно сел в поезд. В купе кроме Михаила ехали еще три человека – девушка из Железногорска и молодая пара.

– Вообще-то нас пятеро, – сказала девушка, скосив красивые глазки на свой округлившийся животик.

Михаил тотчас предложил ей свое нижнее место, а себе взял ее верхнюю полку. Молодая пара всецело была поглощена собой и никого вокруг себя не замечала.

– Теперь все будет хорошо, – тихо произнес Михаил и добавил: – Извините меня, но я, с вашего позволения, отправлюсь спать.

Он забрался наверх. Под монотонный стук колес Михаил быстро погрузился в легкий и беззаботный сон. Сон был глубоким и спокойным. Молодой человек словно провалился куда-то. Так спят только смертельно уставшие люди да еще те, кто уверен в своей безопасности.

В Орле девушка вышла. А в Белгороде вышла молодая пара. Михаил остался один. Вскоре поезд пересек границу Украины и покатил дальше.

Наступила ночь. В Запорожье в купе вошли два милиционера и еще один мужчина в гражданской одежде. Он был прилично одет, обрит наголо и все время что-то просил – то сходить покурить, то в туалет, то чаю покрепче. А потом вдруг заявил, обращаясь к одному из милиционеров:

– Нет, ты только глянь, какая пруха. В одном купе с Боярским. Гвардейцы кардинала и мушкетер. Ну, мусьеры, давайте, начинайте разборку, а я посмотрю, кто кому навешает, – ему было весело.

– Закрой рот, хренов весельчак, пока я тебя на всю ночь в туалет не запер, – урезонил его милиционер.

Сразу наступила тишина.

В три часа ночи поезд прибыл в Симферополь.

Дождавшись первого троллейбуса, Михаил сел у окна и по дороге в Ялту стал думать обо всем, что его ожидает завтра. И еще Михаил думал, как сильно он любит Лизу и как сильно по ней тоскует. Через два-три дня Лиза тоже должна приехать в пансионат. Но это будет только через два-три дня. Их нужно пережить. Сейчас он снова проходит испытание разлукой.

Любуясь сказочным южным пейзажем и размышляя о предстоящих событиях, он невольно подумал, что сейчас в стране закручиваются настолько серьезные дела, что и политикам, и спецслужбам уже не до бумаг. Наконец он добрался до Ялты. В Крыму он был впервые, поэтому с огромным интересом разглядывал город, расположившийся у самого синего моря и у подножья огромной горы. Это было восхитительное зрелище.

В Ялте перед самой посадкой в автобус, следовавший до пансионата, к нему подошла цыганка-гадалка. Она быстро прикоснулась своей морщинистой рукой с удивительно длинными пальцами к его плечу и с благоговением произнесла:

– Это благо. В гаданье вас нет. В своих мыслях я вас тоже не вижу. Вы умерли, но вот он – вы, передо мной и живой. Я вас вижу и даже могу прикоснуться. Как к чуду. Это благо. Вы скоро вернетесь обратно. Как же мне повезло. Ай, ай, как же мне повезло. Да благословит вас Господь, да будет благословен этот миг, будьте же и вы благословенны!

Она сказала еще одну фразу, которую Михаил запомнил на всю жизнь. Она пробормотала ее в каком-то бессознательном состоянии, словно находилась в трансе. И исчезла так же быстро, как и появилась.

В пансионате Михаила встретили, как персону высшего ранга.

– Да, конечно, нам звонили из Ленинграда и из Киева. Очень рады, очень рады вас видеть. Ну зачем же вы брали путевки, мы бы и так вас устроили. Все-таки одно ведомство. Для министерства у нас все бесплатно. Ну раз уж вы взяли путевки, мы устроим все по высшему классу. Вы будете довольны.

Михаила разместили в номере люкс с прекрасным видом на море и со всеми удобствами. Он переоделся и отправился окунуться в изумрудную морскую воду. Огромное голубое небо восхищало своей глубиной. Посреди него сияло ослепительное солнце, которое ласкало тело и принимало отдыхающего в свои объятия с таким же радушием, как и администрация пансионата. На пляже ему выдали шезлонг и зонтик от палящих солнечных лучей, но он им не воспользовался, ибо полностью доверился небесному светилу. Между ними установился своего рода союз взаимопонимания.

Потом был обед, потом сон, потом массаж, потом ужин, вечернее солнце и незабываемый аромат морской воды. Поздно вечером Михаил расслабился и лег на диван отдохнуть у телевизора. В дверь постучали.

– Войдите.

Вошла девушка с подносом в руках, на котором стояло вино и лежали персики. Она была в коротеньком белом шелковом халате, под которым больше ничего не было и отчетливо проглядывалось ее красивое молодое тело.

– Это вам от администрации пансионата.

Фраза прозвучала двусмысленно, и Михаил улыбнулся. Девушка слегка смутилась, немного помолчала, потом, словно исправляя ситуацию, улыбнулась ему в ответ и добавила:

– Я могу сделать массаж.

– Спасибо, сегодня мне его уже делали.

Она снова мило улыбнулась.

– Сегодня мое дежурство. Вот мой номер, если что-нибудь понадобится, позвоните.

И ушла.

Михаил не заметил, как уснул. Он не помнил, что ему снилось, но проснулся от ощущения чего-то фантастически приятного. Это была Лиза.

– Я тебя поцеловала, а ты даже не открыл глаза. А если бы это была другая девушка? Я тут видела одну соблазнительную красавицу, – пошутила Лиза.

Михаил обнял ее за талию и притянул к себе, прижал к груди и продолжительно с упоением поцеловал в губы. Наконец, оторвавшись от поцелуя, он сказал:

– Ты все сделала очень быстро. Я даже не ожидал. Все хорошо?

– Нет. Мне ее не отдали.

Лиза мужественно держалась до этой фразы, даже улыбалась. Но тут ее прорвало, и она заплакала.

– Они мне ее не отдали. Ты знаешь, чего мне стоило казаться вежливой и спокойной? Чего я только не наслушалась. Я позвонила родителям и брату. Самой мне никак не справиться. Господи, если бы ты только слышал! Они меня обвинили во всем. Даже в том, что меня не было на сорок дней. А то, что я его перевозила из Москвы в Грузию, хоронила, была на девять дней – все не в счет. Словно я поездку специально подстроила. Такого даже мои родители себе не позволяли. Я распутная, шляюсь по заграницам, дочку забросила. Внучка – это единственное, что у них осталось от Гамлета.

– И что дальше?

– Родители выезжают через несколько дней. Когда они приедут, брат тоже прилетит туда на один день. Все уговаривают меня не волноваться, отдыхать, а мою проблему они решат сами. К нашему возвращению дочка тоже будет в Ленинграде. И еще брат сказал, что так даже лучше. Что-то должно произойти. Просил нас не волноваться и отдыхать на всю катушку. Я ему верю. Все будет так, как он сказал.

Михаил уже знал, что должно произойти. В документах, которые хранил отец Михаила, все было расписано как по нотам. И его аналитические предсказания тоже сбывались с удивительной точностью. Все шло строго по сценарию. Ельцин уедет на север, Горбачев на юг, Москва останется бесхозной. Но это кажущаяся бесхозность. Все уже давно продумано и хорошо спланировано. Это ловушка для дураков. Патриоты всегда выглядят дураками, ну а дураки – тем более. И Брут уже ждет своего часа.

– Вот что, любовь моя, давай представим себе, что мы в свадебном путешествии и все у нас прекрасно. Будем любить друг друга, наслаждаться любовью и свободой, вкушать счастье и не думать ни о чем плохом и печальном. Ни исправить, ни повлиять на события мы не можем. Почему мы должны думать о том, что все сложится плохо? Посмотри на все иначе. Нам просто предоставили возможность побыть вдвоем и быть счастливыми, пусть не долго, но бесконечно. И еще знаешь, что я решил?

– Что? Не пугай меня. С некоторых пор я стала бояться резких поворотов в нашей жизни.

– Все будет очень хорошо. Я отдам им эти треклятые документы. Один в поле не воин, да и к тому же я понял одну истину: любовь и семья – это самое дорогое, что есть на свете. Я выбираю любовь и семью.

И они стали наслаждаться любовью, друг другом, морем, солнцем и удивительной крымской природой. Они побывали в Ялте, в Никитском ботаническом саду, в Севастополе и наконец собрались в Форос и на Байдарский перевал. Автобус из местного поселка отправлялся через три часа. У них с собой было покрывало и огромные персики. Переглянувшись, Лиза и Михаил одновременно засмеялись и без слов направились в близлежащий виноградник. Они забрались на какую-то возвышенность, где росла высокая трава. Это был необитаемый островок посреди идеально ровных рядов виноградника. Они расстелили покрывало, разделись догола, легли под прямое палящее солнце и стали есть персики.

– Каким же надо быть идиотом, чтобы приказать вырубить все виноградники.

– Просто надо очень сильно ненавидить свой народ и свою страну Бог ему судья, каждому воздастся за все свои прегрешения.

Михаил помолчал немного и добавил:

– Вот боженька смотрит на нас с небес и думает, что мы с тобой Адам и Ева, затерявшиеся в райских кущах уцелевшего виноградника.

– Мы похожи на нудистов, – сказала Лиза.

– А мой вариант лучше.

– А мой смешнее. Голые, у всех на виду и не занимаемся любовью.

Она смеялась от души. Лиза и Михаил лежали рядышком, подставив спины пялящему солнцу. Он нежно гладил ее изящное тело и, смущаясь, любовался своей возлюбленной. Самопроизвольно начался спокойный разговор об их жизни и о событиях, которые с ними произошли за последнее время.

– Юле Америка понравилась, но жить бы туда она не поехала.

Лиза поняла, что Михаил огромным усилием воли переключился на совершенно отвлеченную тему. Она мило улыбнулась и поддержала разговор.

– Одна бы не поехала.

– Да, конечно, за компанию можно и на край света укатить. К нам там относятся, как к китайцам, – без любви и без ненависти. Терпят. В капиталистическом мире много других проблем. А как нас терпит Европа?

– Если знаешь язык, то проблем никаких.

– Даже в Германии?

– Германия сейчас решает свои внутринациональные проблемы с бывшими восточными демократами. Им пока не до нас. В тех кругах, где я вращалась, отношение к нам просто великолепное. Мне говорили: «Сейчас у вас неспокойно, оставайтесь здесь, мы сделаем вам вид на жительство, вы вызовете сюда мужа, и он тоже получит вид на жительство. Вы оба знаете язык, у вас прекрасное образование. Вы молоды. Такие люди Европе нужны. Вы – свежая кровь. Решайте быстро, ситуация может измениться».

– И что ты решила.

– Я решила решать с тобой.

– Я поеду за тобой хоть на край света.

– Тогда мы все и решили.

– Мы ведь это не навсегда?

– Конечно, когда все богатства России разделят, когда все крысы между собой передерутся…

– Когда король снимет шляпу, а мы останемся в головных уборах…

– Тогда Нильс сможет вернуться домой и снова стать большим мальчиком…

– И будет играть на палочке с десятью дырочками, чтобы заработать на пропитание.

– Развлекая жирующих крыс… Мы больше не будем воевать с крысами. Я вижу наше будущее более радужным.

– Каким бы оно ни было, жить без России я не смогу.

– Можешь не сомневаться, я тоже. Но смутное время надо переждать. Мы уже вдоволь навоевались.

С разговорами и прочим «баловством» они чуть было не опоздали на автобус. В Форосе было какое-то странное оживление. На вертолетную площадку сел военный вертолет, затем он взлетел, а на его место приземлился гражданский вертолет. С периодичностью в полчаса вертолеты то садились, то взлетали. Было много милиционеров.

Автобус на перевал отменили. Молодые люди договорились с частником, и он отвез их к Байдарским воротам.

– Вы ничего не боитесь?

– Это в Москве да в Питере надо бояться, а здесь нам все по барабану, – спокойно заметил таксист.

– Хорошо быть барабанщиком вдалеке от передовой.

– Эт точно. Вы сами-то издалека? – поинтересовался он.

– Из Криворожского горняка.

– Шахтеры, значит? Горы дырявите, землю роете?

– Это вы, милейший, глубоко копаете, а мы так, вышли погулять.

Водитель хмыкнул, ему эта пара явно понравилась.

– Я могу вас туда отвезти. Вы здесь надолго?

– На пару часов, погуляем, пообедаем и обратно.

– Тогда я вас подожду, мне все равно возвращаться в Ялту.

После получасовой прогулки по каменистым и заросшим колючим кустарником склонам они спустились вниз к полуразрушенной церкви Вознесения. В 1891 году Михаил читал о том, что академик архитектуры Н. М. Чагин «в память чудесного избавления Государя Императора Александра III от крушения поезда, произошедшего 17 октября 1888 года» создал проект ее строительства. Нужны были деньги. Их предоставил купец А. Г. Кузнецов. В 1892 году церковь была построена. Но Михаил этого еще не знал. В его реальной жизни это событие произойдет только через год. И вот сейчас он увидел то, что было на слуху у каждого культурного петербуржца в 1891 году.

Они вышли на смотровую площадку. Перед ними открылась восхитительная панорама, на заднем плане которой простиралось необъятное море. Неподалеку от Фороса на рейде стояли военные корабли. Такой концентрации военно-морской мощи в этом районе не было никогда. Поднявшись вверх по серпантину шоссейной дороги, они обследовали сами Байдарские ворота. На видовую площадку, находящуюся в верхней части пропилеев, их не пустили. Там шел ремонт. И все же желаемое удовольствие они получили. Программа культурного отдыха была выполнена. По дороге в пансионат молодые люди как бы между прочим поинтересовались у водителя:

– У вас здесь всегда такая оживленная военная обстановка?

– Да нет.

– Может быть, – машинально добавила Лиза и тихо хихикнула. Она вспомнила их игру «да, нет, может быть».

– Ну да, может быть, в связи с приездом Горбачева. Уж больно чего-то они засуетились. С времен Брежнева такого не припомню, – не поняв шутки, добавил водитель.

Оставшиеся дни их короткого медового месяца были посвящены только морю, солнцу и любви.

По дороге в Симферополь они непроизвольно вернулись к той теме, которой не касались все время своего быстротечного отдыха, все время своего бесконечного счастья. Они не знали, как это вышло и почему они вдруг об этом заговорили. Может быть, потому что в троллейбусе почти никого не было, может быть, потому что они ехали плавно и монотонно, а может быть, потому что пришло время на некоторые проблемы взглянуть совершенно иным, хорошенько отдохнувшим, спокойным взглядом.

– Перед отъездом я поговорила с братом. Он сам приехал ко мне, чтобы успокоить меня и объяснить некоторые вещи. Вот что он рассказал о тебе. В Комитете до сих пор не знают, один ты или вас действительно двое. Но не это главное. Пропавшие документы, которые, они полагают, были переданы сотрудником Госбезопасности отцу Михаила, имеют очень высокий гриф секретности. Если они станут доступными для третьих лиц, могут возникнуть серьезные проблемы. В этом случае первым делом должны устранить всех тех, кто к ним причастен. В этом списке и ты, и я, и Михаил, и некоторые другие лица. Пока существует потенциальная опасность, тему курирует всего один специалист. Но стоит ей изменить свой статус и превратиться в прямую опасность, тотчас будут подключены другие люди и специальные группы.

– Да, наделал я тут шуму.

– Да, уж, не без того. Все шло своим чередом до тех пор, пока ты не потревожил кладбище.

– У меня не было выбора.

– Все шутишь, а дело серьезное.

– Оно не столько серьезное, сколько опасное.

– Я знаю, – Лиза замолчала. Наконец она слегка улыбнулась и, словно желая разрядить напряженную обстановку, продолжила: – Сама не заметила, как ты загипнотизировал меня.

– Клянусь всеми святыми, я этого не делал!

– Ладно, святых принимаю. Тогда скажи, как ты вовлек меня в эту опасную игру?

– Я не вовлекал.

– Значит, завлекал. Я все поняла, ты – профессиональный ловелас.

– Ничего этого не было. Я не такой. Я…

– Чуиа, сошедшая с ума.

– Ты, словно молния, поразила меня наповал… Я влюбился в тебя отчаянно, безрассудно, раз и навсегда.

– И всего-то! А я-то размечталась, что ты влюбился в меня по уши из-за моей сказочной красоты. Просто ошалел от моей неписаной красоты.

– Я влюбился в тебя на всю жизнь, сразу и окончательно. На всю жизнь, до самой смерти.

– Вот когда ты сошел с ума!

– Я потерял голову.

Лиза перестала шутить и стала очень серьезной.

– Для ситуации, которая была полностью под контролем, появление вместо простака-гуманитария свихнувшегося и по уши влюбленного юриста – хуже некуда!

– Да уж. Это была бомба.

– Лопух-историк в итоге сдал бы документы, а вот тертый, устроенный в Смольный юрист со светлым будущим, к тому же безумно влюбленный в меня, мог их вообще уничтожить. Сдуру. При таком раскладе они ему ни к чему. Так что при здравом смысле их нет.

– Они есть.

– Ага, значит, здравый смысл вышел погулять, и документы нашлись!

– Между прочим, дело нешуточное. Из-за них уже убили несколько человек.

– Не пугай меня. Я не хочу говорить на эту тему.

Наступила продолжительная пауза. Лиза снова не выдержала и заговорила первой.

– Они хоть хорошо спрятаны?

– Не беспокойся, сейчас все документы находятся в очень надежном месте. О том, где они лежат, кроме нас с Михаилом знает еще один человек. Но это – всего лишь копии. Где лежат оригиналы, знаю только я. И еще: я единственный, кто знает о другом тайнике. И чтобы ты знала, насколько я тебе доверяю, расскажу, где он находится.

Михаил наклонился к Лизе и стал шептать ей на ухо свою маленькую опасную тайну. Он рассказал ей о том, где и как спрятал пистолет, кортик и эти злосчастные документы.

– Но есть и еще одно обстоятельство. Может быть, именно поэтому я еще жив.

– Что ты имеешь виду?

– Они полагают, что я обладаю какими-то сверхъестественными способностями, а это, вероятно, куда ценнее, чем какие-то там бумаги, тем более что огласка событий в эти дни уже ни на что не повлияет. Яичко дорого к Христову дню. А Пасха уже прошла. Все надо было делать раньше. Выстрел грянул. Его уже не отменишь никакими бумагами.

– Бог с ними, с бумагами. Расскажи мне лучше про свои уникальные способности.

– Что касается сверхъестественных сил, даже не знаю, что и сказать. Все, что нам посылает Всевышний, происходит неспроста. В этом ты уже имела возможность убедиться. Спецслужбам я нужен как подопытный кролик, как уникальный экспонат, который следует изучить и использовать в своих целях. Перемещаться во времени, читать чужие мысли, подчинять своей воле…

– Сейчас за Михаилом неустанно наблюдают. Юля обещала, что он и носа на улицу не высунет до нашего возвращения. Как только ты появишься в Питере, все внимание будет приковано к тебе. Мне кажется, они уже понимают, что на все их вопросы только ты можешь дать исчерпывающий ответ… После свадьбы Юля и Михаил переезжают жить на Мойку. Юлина мама решила полностью посвятить себя внучке.

– Здорово!

– Конечно, здорово. Но есть и еще одна причина, – Лиза сделала паузу. Михаил терпеливо ждал. – В их квартире снова появилась старуха. Правда, ее слышала только Юля, но и этого достаточно.

– Они уже пообщались?

– Да.

– Это она сказала переезжать на Мойку?

– Да.

– Тогда все правильно.

Эта тема явно пугала Лизу, и она быстро ее поменяла.

– Ты знаешь, мне три раза устраивали досмотр вещей, с пристрастием. А самое забавное заключается в том, что пленку для тебя я все же вывезла.

– Я это уже понял в прошлый раз в аэропорту.

– Снимки на ней – хорошее дополнение к тем документам.

– Я передал ее Михаилу. Документы он тоже переснял на микропленку.

– Вероятно, эту пленку они и искали в моих вещах и на мне.

Михаил наклонился и снова прошептал Лизе на ухо: «Микропленку вывезла Юля. Теперь документы в Америке, в надежном месте».

– Нет. Юля рисковать не станет. Она не будет рисковать. Любовь и семья для нее дороже. Может быть, она и права.

– Тогда где же эти пленки?

– Сейчас это уже не имеет значения.

 

Глава 15. Как мимолетное виденье, как гений чистой красоты

Лиза столкнулась с одной маленькой проблемой, в которую не хотела посвящать Михаила. Эти три проблемных дня она стеснялась его. Ей явно было некомфортно. К тому же в поезде ее слегка просквозило. Самый тяжелый период в ее положении пришелся на девятнадцатое августа. Это было раннее утро. Через каждые полчаса Михаил приносил ей то чай, то носовой платок. Она немного капризничала.

– Я, наверно, выгляжу ужасно.

– Ты не можешь выглядеть ужасно по определению.

Через некоторое время она снова произносила:

– Я ужасно выгляжу, да?

– Принцесса была не ужасной, принцесса была прекрасной.

Потом снова.

– Я тебя, наверно, замучила?

– Пустяки, дело-то житейское, как говорил Малыш.

– Я похожа на Фрекен Бок?

– Ты похожа на Карлсона.

– Такая же толстая?

– Ты очень стройная и красивая, просто ешь очень много меда и шоколадных конфет.

– Включи мне, пожалуйста, телевизор.

– Хорошо, любовь моя.

Михаил включил телевизор. По всем каналам транслировали симфоническую музыку.

– Мама мия, неужели опять кто-то помер?

– Почему ты так решила?

– Так это наша национальная традиция. Как кто из руководителей умирает, сразу же музыкальная пауза. Все Политбюро собирается вокруг покойника и ждет до обеда, оклемается он или нет. А в это время по всем каналам симфонические концерты транслируют, чтобы народ смог все понять и подготовиться к очередной невосполнимой утрате.

– Ты язвишь, потому что плохо себя чувствуешь.

– Я язвлю, потому что у меня язва. Прости, милый, последнее время я вся на нервах.

Она кому-то позвонила. Михаил не стал ей мешать, вышел в соседнюю комнату и занялся своими делами.

– Милый, – громко позвала его Лиза, – ты можешь съездить на Декабристов, забрать мою машину?

– Конечно.

Михаил пошел собираться в дорогу. Неожиданно раздался телефонный звонок. Лиза взяла трубку, сказала: «Привет» и молча выслушала что-то очень важное. Это было написано на ее лице. Положив трубку на аппарат, она очень серьезно сказала.

– Сегодня умерли сразу все советские руководители.

Помолчав, она добавила:

– В стране начался переворот. Мне позвонил брат. Сказал, чтобы мы пока никуда не выходили.

Из вечерних новостей они узнали подробности происшедших событий. Как-то неубедительно прозвучала фраза о том, что Псковская десантная дивизия направилась в сторону Питера.

На следующий день они узнали, что эта дивизия застряла где-то под Лугой.

– Интересно, – сказала Лиза, – они что, преодолевали сто километров целые сутки? Это каким же способом они добирались, по-пластунски или на телегах? Если учесть, что лошадей в армии нет, то на телегах оно, конечно, трудновато будет. А ведь мне всегда казалось, что десантники летают на самолетах. Или я не права?

– Ты во всем права. И знаешь что, я даже рад. Все развивается именно так, как описал это в приложении к документам отец Михаила. Значит, эти документы уже никому не нужны. Их актуальность пропала. Теперь мы можем жить спокойно. Мы с тобой преодолели все трудности. Ура!

– Боюсь, что ты ошибаешься. Именно потому, что отец Михаила оказался прав, опасность документов возросла вдвое.

– Ты думаешь?

– Думаю, да. А сейчас пойдем гулять. Посмотрим, что происходит в городе.

– Но ведь брат просил тебя никуда не выходить.

– Мы запутаем всех врагов, – засмеялась она Михаилу в ответ.

– Но каким образом?

– Никто не видел, как мы сюда приехали. За время нашего отпуска и в связи с последними событиями они утратили бдительность.

Михаил не стал возражать. Сопротивляться было бесполезно. Лиза во всем была права. А о том, что сказал ему Андрей, ей знать не следовало.

Через десять минут они уже были на улице. Пустынный двор не предвещал ничего дурного. Через дворы они вышли на Московский проспект, и Лиза тут же поймала какого-то азербайджанца на «запорожце». По-русски он говорил плохо, но город знал и до Невского проспекта довез без ошибок.

А в городе ничего особенного не происходило.

– На Невском мы в безопасности. Здесь мы как иголка в стогу сена. Можешь расслабиться.

Многотысячные демонстрации коммунистов с одной стороны и сторонников нового порядка с другой стороны наговорились от души и без ограничений регламента. Теперь участники этого стихийного мероприятия мирно расходились по домам, вливаясь в праздный поток горожан и гостей города. И теперь вечерний город выглядел так, словно ему было абсолютно безразлично, введено в стране чрезвычайное положение или нет.

Нагулявшись вволю, на Невском они зашли в кафе Вольфа и Беранже. Там был литературный вечер. Какой-то актер из Молодежного театра на Фонтанке читал отрывки из романа Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита».

Михаил не слышал его. Он монотонно повторял про себя только одну фразу, одни и те же проникновенные и вечные слова воистину великого поэта: «Как мимолетное виденье, как гений чистой красоты…» Какая связь была между Булгаковым и Пушкиным, он не знал. Наверно, как и то, что не ощущал своей связи с суровой действительностью. Он все смотрел и смотрел на Лизу. Он любовался ею. Михаил был абсолютно убежден в том, что Пушкин посвятил эти стихи именно ей. Она была всегда – и во время Пушкина, и во время Михаила, и сейчас, здесь – в августовский день уходящего века. С каким-то особым сожалением он подумал еще и о том, что пролетевшие сто лет оказались абсолютно бессмысленными и ошибочными в истории России. Борьба за народную власть и уход от капитализма к социальному благополучию, с которой они начались, закончилась переворотом в обратную сторону, назад к произволу капитала и его полной победой над народом и социальным благополучием. Единственным смыслом во всем этом столетнем периоде хаоса и абсурдных идей была любовь.

Они взяли такси и поехали назад в квартиру, где остановились на несколько дней «отсидеться в безопасности» перед дальней дорогой в чужую, но спасительную страну.

– Нам бы следовало наведаться еще на одну квартиру. К моим родителям. По нашей договоренности с братом завтра, двадцать первого августа, они прилетают обратно и привозят с собой мою девочку.

– Значит, на двадцать второе мы можем брать три билета на самолет.

– Я вся на нервах. Неужели скоро весь этот кошмар закончится? Поскорей бы.

– Мы так и не поблагодарили Марину за визы.

– Она их не делала. Я получила визы совершенно по иному каналу.

– Ты все знаешь?

– Да. Если ее мелкие пакости и ревность еще можно простить, то смерть Айвара – никогда. Я слишком сильно ей доверяла. И слишком подробно отвечала на ее вопросы. Ну все, хватит об этом, пусть все это останется на ее совести. Бог ей судья. Я не хочу, чтобы также поступили и с тобой.

Через некоторое время Лиза продолжила прерванный разговор.

– У меня какое-то нехорошее предчувствие. Что-то не так. Надо связаться с братом.

– Может быть, из автомата?

– Пожалуй.

Они снова вышли на улицу. Первый исправный телефонный аппарат попался им только на Бассейной улице, неподалеку от проспекта Гагарина.

Пока Лиза разговаривала по телефону, Михаил стоял неподалеку и внимательно смотрел по сторонам. Вокруг все было спокойно. Наконец Лиза закончила разговор и подошла к Михаилу.

– В общем, ситуация такова: брат уже вернулся домой из очередной командировки и сегодня укатил в Москву на какое-то экстренное совещание. Наташа сказала, что он все устроил для родителей лучшим образом. Они последний день отдыхают в Грузии и завтра прилетают в Питер. Наконец-то я увижу мою девочку.

– Нашу девочку.

– Нашу девочку. Наташа вся на нервах. Просила позвонить ей попозже. Это мы можем сделать только из квартиры родителей, они живут здесь неподалеку, на Витебском проспекте.

– Значит, надо идти туда.

– Придется, – Лиза помолчала, потом продолжила: – Вся конспирация к черту. Но рискнуть придется. Наташа сказала, что он обязательно сообщит ей о том, что сейчас происходит в стране. Это и нам полезно знать.

Они благополучно добрались до дома Лизиных родителей, быстро вошли в парадную, в мгновение ока открыли дверь и вошли в квартиру.

Было уже за полночь, когда раздался телефонный звонок. Лиза быстро схватила трубку.

– Да… Ну слава богу… Хорошо… Хорошо… Спасибо, что позвонила, спокойной ночи.

Лиза положила трубку на аппарат и с облегчением сказала:

– Он долетел хорошо. В аэропорту его встретили и на машине отвезли в гостиницу Управления. Наташа передала ему, что я звонила. Он снова попросил передать нам, чтобы мы никуда не выходили до его приезда в Питер.

– А как же мы встретим своих?

– Я это сделаю сама.

– Одну я тебя не отпущу.

– Я все прекрасно сделаю одна, и встречу их, и куплю нам билеты на самолет. А твои опасные секреты пусть лежат в тайнике до лучших времен.

– Тут ты права. Вот только было бы неплохо встретиться с Михаилом до нашего отъезда. Я хочу попрощаться с ним, ну и, конечно, рассказать кое-что. Может быть, мы с ним больше никогда не увидимся. А заодно я еще и в аэропорт съездить могу.

– Нет, нет и нет. В целях безопасности встречу с Михаилом придется отменить, а за своими я съезжу одна.

– Завтра тебе лучше вообще не выходить на улицу. У меня дурное предчувствие. Опять же эта цыганка в Ялте… У меня из головы не выходят ее слова: «Послушается – уцелеет, ослушается – пропадет». Ты уж лучше послушайся меня, ладно?

Она не стала спорить с Михаилом. Лиза вообще этого никогда не делала. Она всегда соглашалась, но поступала по-своему.

– Хорошо. Утро вечера мудренее. Завтра что-нибудь и придумаем.

Когда Михаил проснулся, Лизы дома не было. На столе лежала записка, в которой она извинялась, просила позавтракать и никуда не уходить. Лиза уверяла Михаила, что скоро будет и очень его любит.

Михаил дотронулся до чайника. Он был еще горячий. Значит, она ушла совсем недавно.

– Я еще могу ее догнать. Что ж ты наделала, милая? Тебе сегодня вообще нельзя появляться на улице. Попробую все исправить.

Наспех одевшись, проскочив через все дворы и вылетев на проспект Гагарина, он поймал частника у магазина «Электроника» и попросил как можно быстрее довезти его на улицу Декабристов. Михаил и Лиза приехали к Гере практически одновременно. Гера был мужем Лизиной подруги Ольги и работал директором вино-водочного магазина. Лизина машина стояла во дворе магазина. Двор был охраняемым.

– Все, милая, берем машину и мигом домой. Не надо искушать судьбу.

– Хорошо.

На Исаакиевской площади по-прежнему творилась какая-то вакханалия. «Баррикады» из мусора, собранного из близлежащих дворов, не представляли собой никакой преграды даже для старушек, которые ходили тут же и собирали пустые водочные бутылки. Их было предостаточно. Гера, комментируя попытки народа самовольно забрать пустую тару из его двора, сказал, что в переговорах с народом достиг «паритета»: продал ящики вместе с водкой. Их у него купили сразу десять штук, и он сам лично отвез водку на «баррикады». Бомжи-революционеры пьянствовали третий день подряд. Периодически какие-то бородатые ораторы кричали что-то про «коммуняг», «совков» и демократию. Вокруг них сплоченными рядами стоял отряд «Русского знамени». Эти ребята выглядели вполне прилично. Выходили к ним на помощь и более солидные люди, но ненадолго. Не встречая отпора от оппонентов и особого энтузиазма у малочисленной народной массы союзников, они возвращались назад, в Мариинский дворец. За всем этим «шоу» деликатно наблюдали отряды милиционеров. Вот их действительно было много. Они выглядели по-серьезному, были в полной экипировке для разгона бунтарей. Но бунтарей не было. И все, что творилось на площади, напоминало театр лицедеев, некую клоунаду или фарс.

– Пройдет двадцать лет, и какой-нибудь заказной историк напишет о героических отрядах революционеров в черных смокингах и белых манишках, насмерть стоявших на баррикадах и мужественно отражавших танковые атаки пьяного советского врага.

– Лиза, но ведь танков не было.

– Как и желающих что-либо штурмовать, как и героических отрядов, как и черных смокингов. А вот эти кучи мусора из подворотен они назовут баррикадами. Между прочим, полное имя Геры – Герасим, но он им никогда не пользуется. Почему? Да потому, что его сразу замучают одним и тем же вопросом: «Зачем Герасим утопил Му-му?» Вся наша беда в том, что ложь и хохмы мы любим больше, чем принципы и правду. Любую смешную, глупую или пошлую чушь показывай по телевизору, и народ будет мирно и тупо сидеть у экрана весь день, не помышляя ни о каких митингах или протестах.

– К сожалению, это так.

Они беспрепятственно добрались на Лизиной машине до Дворцовой набережной и только здесь обнаружили, что за ними неотступно следуют несколько машин, включая давно известную им серую «девятку». Лиза водила машину профессионально. По ее плотно сжатым губам Михаил догадался, что сейчас должно что-то произойти. Лиза до отказа нажала на педаль газа и на огромной скорости доехала до гаишников, постоянно дежуривших у Троицкого моста. Она резко вильнула вправо и остановилась прямо перед постовым. Не дав ему сказать и пары слов, она стала что-то эмоционально объяснять и показывать на машины, которые остановились у Института культуры.

– Ладно, езжайте на Халтурина, а я сейчас с ними разберусь.

Он остановил поток машин и позволил Лизе перестроиться в тот ряд, с которого можно было свернуть на улицу Халтурина. Туда преследователи попасть никак не могли. Ими уже занимался другой постовой.

– Сама судьба хочет, чтобы мы заехали в дворницкую, – с грустью произнес Михаил.

Лиза и сама поняла, что они оказались здесь неспроста. Миновав все арки и проходные дворы, беглецы остановились перед входом в дворницкую. Не мешкая, они вошли в квартиру. Здесь все было по-прежнему. Складывалось такое впечатление, что ее никто не посещал с того момента, когда Михаил последний раз закрыл за собой двери. Но это было не так. Визуальная память у него была фотографическая. Не так стоял стул, не так была задернута занавеска на окне. Он нашел еще с десяток отличий, после чего сказал вслух.

– Здесь кто-то побывал, но не Марина.

Михаил взял листок бумаги и написал. «Нас подслушивают». После чего громко произнес:

– Схожу в булочную. Куплю что-нибудь к чаю.

Он вышел в парадную, прикрыл дверь, но не стал запирать ее на замок. У Михаила с собой была большая стамеска, и уже через пять минут все содержимое тайника лежало в его сумке. Рисковать он не стал и тотчас вернулся назад. Лиза резко встала, взяла сумку Михаила и свою сумочку, после чего вышла в туалет. Через пару минут она вернулась и как бы невзначай сказала:

– По странному стечению обстоятельств мои критические дни совпали с критическими днями ГКЧП. К чему бы это?

– Наверно, к дождю. Видишь, какие тучи нависли над городом? Ну все, любовь моя, поехали. Надо спешить. Ты очень нервничаешь. Давай-ка я сяду за руль.

Лиза спорить не стала. Они вышли во двор, сели в машину и аккуратно поехали через арку. Неожиданно за второй аркой остановилась серая «девятка». Михаил решил быстро проскочить мимо и прибавил газу. И тут его машина, миновав последнюю арку, дважды дернулась и резко замедлила ход. Все четыре колеса были пробиты. Убегать на ней было бесполезно. Михаил понял, что произошло, и тут же включил задний ход, нажал до упора на газ и стал быстро возвращаться к дворницкой. Не въезжая под арку, он перегородил вход в свой маленький дворик, поставив машину поперек арки, и сказал Лизе:

– Беги в квартиру.

Она выскочила из машины и бросилась открывать дверь. Михаил заблокировал свою дверцу, в два счета перебрался на Лизино кресло, схватил сумку, выскочил наружу, не глядя, захлопнул вторую дверцу и последовал за Лизой. Металлическая дверь под аркой отворилось, и из нее показался Виталик. Что было силы Михаил ударил по двери ногой. Удар по лбу был сокрушительный, и бывший подсадной бомж, словно шарик для пинг-понга, пулей отлетел внутрь крысиной каморки.

Михаил услышал, как на большой скорости позади него во двор въехали три машины. Они резко остановились. Он интуитивно почувствовал, что за ним бегут несколько человек. Он не оглядывался. Вот и спасительная дверь. Лиза в ужасе крикнула:

– Ключи у тебя в сумке.

– Держи.

Михаил, размахнувшись, кинул ей сумку, которая упала точно рядом с ногами Лизы. Тем временем Михаил принял бой на себя. Лиза оглянулась и в изумлении застыла, наблюдая за происходящим.

Движения Михаила были резкие, ловкие и точные. Вероятно, он знал такие точки на теле человека, попадая в которые, тотчас выводил противника из боя. Всего несколько минут, и бой был закончен, во дворе лежали и не шевелились несколько человек. Только после этого Михаил бросился к Лизе.

Вдруг, словно зверь, он непонятным образом почувствовал главную опасность – прямо за его спиной появился убийца – человек из серой «девятки». Михаил еще не видел его, но уже знал, что в его правой руке было оружие. Всего два точных выстрела – и сумка с документами, которые он так долго и настойчиво выслеживал, будет в руках убийцы. Михаил резко обернулся и заслонил собой девушку, на иные действия у него просто не было времени.

Но Лиза не стала дожидаться, когда кто-то поставит точку на всем смысле ее жизни. Она одной рукой резко оттолкнула Михаила в сторону, а другой рукой выхватила из сумочки пистолет «ТТ». И тут он понял: Лиза была готова к такому исходу и ожидала его. Два выстрела раздались практически одновременно. Михаил неожиданно увидел черное отверстие посреди лба стрелявшего человека, увидел, как дернулось назад его мощное тело с окровавленным лицом, почувствовал, как пуля, вылетевшая из пистолета Макарова, пролетела мимо него и вонзилась во что-то мягкое.

Михаил бросился к Лизе. Она не шевелилась. Пуля попала ей прямо в сердце. Тучи налетели на солнце и поглотили его в один миг. Что было сил, естественных и тех, сверхъестественных, за которыми гонялись спецслужбы, Михаил втянул в себя небо. Где-то очень высоко, прямо над ними, сверкнула молния. Он даже не услышал раскатов грома, когда маленький огненный шар, описав круг внутри двора, ударил его в лоб.

Все замерло, остановилось. Наступила жуткая, гнетущая тишина. И вдруг все начало двигаться в обратном направлении. Время повернуло вспять. И время, и события стали двигаться очень медленно. Михаил увидел, как пули полетели назад в свои пистолеты, а оба человека, стрелявшие друг в друга, снова стали живыми. В том же тягучем ритме Михаил переложил пистолет из руки Лизы в свою руку, отстранил ее в сторону, заслонил собой, и тут время снова остановилось. Миг, и время понеслось так же стремительно, как и прежде, только с новой точки отсчета, с той точки, когда он обернулся и увидел бегущего за ними человека. Лиза была у Михаила за спиной, и пока она рылась в сумочке в поисках пистолета, он вскинул его перед собой навстречу человеку, который сделал то же самое, но уже в направлении Михаила. В этот миг Михаил почувствовал, как его указательный палец что было силы нажал на спусковой курок. Раздался выстрел, и он увидел, как пуля, выпущенная из его пистолета, вошла между глаз и пробила насквозь бритый череп противника. Он только вскинул руку, но еще не успел выстрелить. Вместо этого, разрывая барабанные перепонки, прогремел гром. Рука противника продолжала подниматься вверх, и указательный палец исполнил волю уже не существующего человека. Его выстрел прозвучал следом за выстрелом Михаила. Пуля пролетела у него над головой и разбила фонарь над входом в подъезд. И снова в небе сверкнула очередная молния, и вновь огненный шар влетел в маленький дворик. Прежде чем эта магическая шаровая молния отправила Михаила в его время, он увидел полные ужаса и любви огромные глаза любимого человека. Молодые люди схватили друг друга за руки. Слава богу, Лиза была жива.

Михаил очнулся на старом Смоленском кладбище. Здесь все было так, как и должно было быть в том самом его девятнадцатом веке. Немногочисленные люди, одетые в наряды его настоящего времени, не спеша прогуливались по центральной аллее. Михаил сидел на гранитной плите склепа. Голова его раскалывалась от нестерпимой боли. На нем по-прежнему были джинсы, рубашка и летняя куртка. Машинально сунув руку в карман, он обнаружил в нем портмоне с документами и советскими деньгами. Перед ним лежала спортивная сумка с советским офицерским кортиком, мужскими вещами из двадцатого века и ключами от четырех чужих квартир. Михаил оказался в своем времени, но и здесь он уже стал чужим. В реальной жизни – это мгновение, а в нереальной – четыре месяца. Рука сжимала пистолет системы «ТТ». На самом дне сумки лежал фотоальбом с цветными фотографиями, которые они сделали с Лизой на юге. На снимках в альбоме была только Лиза. Михаил не хотел фотографироваться, но зато ему нравилось фотографировать свою любимую. Ему нравилось снимать ее улыбку, ее тело, ее позы, ее одну. Он уже знал, что больше никогда не будет заниматься юриспруденцией, а остаток своей жизни посвятит фотографированию. Надо успеть сделать свои лучшие фотографии. Те фотографии, которые он видел в семейном архиве Михаила Петрова. Среди них были снимки императорской семьи Николая II. Среди них был снимок девушки, так похожей на Лизу, которая стояла около Александры Федоровны в райском уголке на Ольгином пруду в Петергофе. На обороте была надпись: «Быть похожей и быть единственной – пропасть размером в смысл всей жизни».

Среди фотографий были лучшие эпизоды уходящего девятнадцатого и только-только начинающегося двадцатого веков. Это были тончайшие срезы на стволовой клетке российского государства, которые останутся только в памяти и в истории.

Михаил всегда говорил, что ни при каких обстоятельствах не сможет убить человека. Но он всегда знал: если есть оружие, оно обязательно выстрелит. Сейчас он уже не мог с точностью сказать, спас он свою возлюбленную или нет, убил он того человека или это все же сделала Лиза, спасая жизнь своему любимому. Так любить, как любила она, никто не сумеет. Он почувствовал комок в горле, и слезы подступили к глазам. Михаил все откладывал и откладывал свое желание открыть альбом. Он помнил поминутно, с фотографической точностью, как, когда и где они его покупали. Неожиданно в голове отчетливо прозвучала ее фраза: «Ну раз ты такой вредный и не хочешь фотографироваться, я куплю вот этот альбом с зеркалом. Ты полюбуешься на меня, а потом посмотришься в это зеркальце и тоже увидишь свою фотографию. Как будто это я тебя сфотографировала». Михаил повернул альбом тыльной стороной и увидел в зеркале чужого, совершенно не похожего на него седого человека. Он зажмурил глаза и снова открыл их, но зеркало по-прежнему показывало седые волосы, седые брови и седые усы, неестественно наклеенные на молодое мужское лицо. Михаил боялся открывать альбом. Он боялся, что стоит ему это сделать, как над кладбищем раздастся дикий нечеловеческий вой. Он не плакал. Он сидел и тупо смотрел на свое лицо. Надо было привыкать к новому времени и к новому облику.

Мимо Михаила не спеша прошла пара – мужчина около пятидесяти лет в мундире статского советника и молодая дама лет двадцати пяти. Его необычный вид вызвал у них секундный интерес. Даже то, что странно одетый человек держал в руках оружие, не заставило уделить ему более пристального внимания. Они продолжили свой путь, мирно беседуя о чем-то грустном. Мужчина что-то размеренно говорил, глядя вперед и не поворачивая головы к своей даме. Он шел уверенно и спокойно, устремив свой взор в будущее. Он говорил о бренном, но думал о грядущем. Он был хозяином своей судьбы и жил в своем времени. Туда же он вел и свою даму. Девушка чуть-чуть задержалась. Она обернулась всего на одно мгновение, грустно улыбнулась и проследовала дальше. Она тоже жила в своем времени.

Теперь многое будет напоминать ему о ней, но той страстно любимой и единственной на свете его Лизы уже никогда не будет. «Как мимолетное виденье…»

И только сейчас он понял, что означают слова: «Есть только миг между прошлым и будущим». Нет, это не только жизнь – это предначертание. Это та, пусть не долгая, но сказочно счастливая жизнь с любимым человеком, о которой мечтает каждый. С потерей этого жизнь теряет свой смысл.