— Какое одолжение?

Порывистый ветер дул в угловое окно, наполняя комнату завываниями. Это был единственный звук, доносящийся сюда. Глухая тишина наполнила комнату. Тейлор смотрела на Энтони, ожидая ответа. Уставившись в окно, он вертел в руках карандаш. Молчание затянулось. В голове Тейлор путались мысли и предположения.

Что это было за одолжение, она, конечно, не знала, но почувствовала настоящий страх. Возможно, его шантажировали, а по пустякам ведь людей шантажу не подвергают.

— Там, где я рос, — начал наконец Энтони, медленно подбирая слова, — случалось всякое. Считалось даже в порядке вещей быть замешанным в каких-то делишках. Это никого не удивляло.

Энтони взглянул на Тейлор, и та почувствовала, в каком он пребывает смятении.

— В то время я знал лишь, что это обычное дело и что для нашего квартала это нормально. В других местах, наверное, было по-другому. И я тоже впутался в дела, которые нельзя назвать… благопристойными.

— Например? — медленно спросила Тейлор. Знать это она не хотела, но должна была узнать.

— Я был еще мальчишкой… — ответил он. — Мне едва исполнилось семнадцать лет, а в нашем квартале жил один парень, «вышибала»…

— «Вышибала»? — удивленно переспросила Тейлор.

— Он работал на подпольных ростовщиков. Если кто-нибудь не платил долг, он своими методами заставлял должника расплатиться, — пояснил Энтони.

— И ты тоже этим занимался? — чуть слышно пробормотала она, боясь услышать «да».

— Нет, — спокойным, почти равнодушным голосом произнес он, словно рассказывал о чем-то другом. — Парня звали Луиджи Скаилло. И вот однажды он явился взыскать карточный долг с моего друга. Ему угрожала смертельная опасность. И тогда мы с другом решили сдать этого парня полиции. Нам потребовалось всего лишь сообщить полицейским кое-какую информацию, чтобы те поймали Скаилло и предъявили обвинение. Неделю спустя его арестовали, и они, конечно, без труда вычислили, кто его заложил.

— Они?

— Хозяева, на которых он работал. Такие дела всегда обтяпывались в рамках «семей». Нам было сказано, что еще никогда и никому такое предательство не сходило с рук. За это расплачивались жизнью. Но затем нам сказали, что мы еще слишком молоды, а молодым свойственно ошибаться. Правда, только один раз. И предложили работать на организацию, что означало либо ты соглашаешься, либо тебя убивают. Так мы и оказались у них в долгу. Мой друг согласился работать, а я отказался.

— Я не понимаю… — начала было Тейлор.

— Они сохранили мне жизнь, Тейлор. Вот что это было за одолжение. Они дали понять — яснее некуда, — что, когда им потребуется, мне все же придется расплатиться за это одолжение.

Он наконец оставил в покое карандаш, который на протяжении всего разговора нервно вертел в руках. Тейлор ждала затаив дыхание.

— Несколько лет мне пришлось прожить в смертельном страхе, — продолжил Энтони. — Но я делал свои фильмы, был поглощен работой и жил в совсем другом мире. Прошло еще какое-то время, и я об этом начисто позабыл. Когда же возникли проблемы с финансированием последнего моего фильма, откуда ни возьмись появился вдруг мой старый приятель. Или, вернее, на горизонте показался кое-кто из его людей. По-видимому, он теперь довольно высоко поднялся в той организации. В общем, мне передали, что он хочет финансировать мой фильм. Очевидно, для него это был способ «закопать» большие деньги. Я не задавал лишних вопросов, хотя мне следовало бы это сделать. Я просто порадовался тому, что проблема финансирования фильма наконец решилась.

— О Господи! — взмолилась Тейлор и, отвернувшись, подошла к окну, чувствуя, что силы покидают ее. — Значит, теперь ФБР имеет показания, в которых фигурирует твое имя?

— Похоже на то.

— А тебя не привлекут к ответственности?

— Все зависит от того, как повернется дело, возбужденное против моего друга. И от того, что он скажет, давая показания.

Тейлор резко повернулась к нему. В его голосе чувствовалась такая боль и такая обреченность, что ей хотелось обнять его и утешить, как ребенка. Но сначала надо было выяснить еще кое-какие вопросы.

— Скажи мне, как они вышли на тебя? — спросила она. Ее желание немедленно защитить его сдерживал холодок страха, пробежавший по спине. То, о чем рассказывал Энтони, возводило между ними высокую преграду.

— Это было нетрудно сделать, — сказал он. — Может быть, в его показаниях имелись какие-то слабые места. Возможно, показания расходились с информацией, известной полиции штата. А может быть, он просто проявил излишнюю самонадеянность.

— Чем это грозит тебе?

— Пока не знаю. Думаю, что на какое-то время я окажусь в куче дерьма, — вздохнул Энтони. Он расправил плечи, и губы его скривились в усмешке. — Работа над фильмом, наверное, все же продолжится, но моей репутации будет нанесен ощутимый ущерб. По крайней мере на какое-то время. А что будет после этого, сказать трудно.

— Ущерб твоей репутации — это самая малая из всех бед. Неужели только это тебя беспокоит?

— Пока мне больше ничего не приходит в голову. Ты застала меня врасплох. До сих пор я даже и не подозревал, что каким-то образом связан с расследованием. Все время ведутся крупные расследования, но большая их часть кончается ничем — просто прекращается, словно вода уходит в песок.

— Но на этот раз расследование затрагивает тебя, не так ли? — спросила Тейлор. В голосе ее звучала боль.

— Не знаю я, черт возьми! — ответил Энтони. — Я никогда еще не соприкасался так близко с расследованием. Не знаю даже, какие мне могут быть предъявлены обвинения. Наверное, мне следует поговорить со своими адвокатами.

— И что ты собираешься им рассказать? Все?

— Нет. Я скажу, что пытался собрать деньги на производство фильма и, насколько мне известно, деньги эти были из законных источников, — устало произнес он. — Только ты одна знаешь правду… если не считать моего друга. Кроме тебя, я никогда и никому об этом не рассказывал. — Он бросил на нее умоляющий взгляд. — Ты сможешь меня простить?

Тейлор провела рукой по лицу.

— Дело не во мне, Энтони. И речь идет не о прощении. Конечно, я тебя прощаю, но этого мало, — сказала она. — Эту информацию я получила от Гаррисона Стоуна. Вот почему я знаю об этом.

— Какое отношение ко всему этому имеет Гаррисон Стоун? — нахмурился Энтони.

— Я работаю в целевой группе при Президенте, которую Стоун возглавляет. Ты это знаешь. И все мы обязаны иметь незапятнанную репутацию.

— Но ты не являешься членом комитета, — возразил он.

— Официально не являюсь. Но я — член персонала, так что должна быть чиста, как стеклышко. У Гаррисона есть служба информации, которая отслеживает все, что с нами происходит. Он даже справлялся в бюллетене ЮПИ, когда наши с тобой имена упомянули в прессе.

— Кто, ты говоришь, упомянул о нас? ЮПИ?

— Нет. О нас упоминала в светской хронике газета «Верайети», — с готовностью ответила Тейлор. — Там наши имена и связали.

— Считают, что у нас с тобой роман века, а? — усмехнулся Энтони, но в глазах его не было прежних веселых искорок. — Всякий раз, как только «Верайети» напишет, что у меня в разгаре роман века, это либо не имеет под собой абсолютно никаких оснований, либо сам «роман» длится не более недели. Публикация в «Верайети» является зловещим предвестником очередного краха в моей личной жизни.

В кабинете снова установилась мертвая тишина. Оба молчали. Каждый был погружен в свои нерадостные мысли. Наконец Энтони шагнул к Тейлор. Она знала, что будет дальше, поэтому поспешила предупредить его:

— Я не могу с тобой встречаться. Я не имею права быть связанной со скандалами такого рода. Ты должен это понять.

— Что? — переспросил он, останавливаясь в полутора шагах и ошеломленно глядя на нее. Затем глаза его сузились в странном прищуре. Он словно не верил тому, что говорит Тейлор, хотя и знал, что она серьезна, как никогда. Между тем, что ему хотелось услышать, и тем, что он слышал, зияла гигантская пропасть. — Но я люблю тебя, — пробормотал он.

— Я тоже люблю тебя. По крайней мере мне так кажется, — тихо сказала Тейлор. — Кроме тебя, я ни к кому не испытывала такого чувства, но…

— Но что? — спросил он резким голосом, с трудом пытаясь сдержаться. — Ты не можешь больше встречаться со мной? На мой взгляд, это едва ли можно назвать любовью.

— Все это для меня так ново, — начала было она.

— Что же плохого в новизне? Или ты боишься, что все это скоро кончится?

— О Боже! — всхлипнула она, вся дрожа. — Не закончится моя работа. У меня есть обязанности, обязательства… Моя работа не должна прекратиться. Если меня выведут из состава комитета Стоуна, это ударит по моему рекламному агентству и будет означать не только утрату связей с общественностью, но и отразится на всей работе агентства, причем самым разрушительным образом.

— А как же мы? Ты должна была обдумать…

— Мы с тобой живем в разных измерениях, Энтони, — сказала Тейлор, безуспешно пытаясь унять дрожь. Ей пришлось сесть, чтобы удержаться на ногах. — У меня не было возможности прикинуть, сможешь ли ты органично войти в мою жизнь — ведь все произошло так быстро.

— Так, значит, теперь для меня больше нет места в твоей жизни?

— Я не могу тебя туда допустить! — воскликнула Тейлор в полном отчаянии. — Неужели ты не понимаешь?

Он долго и молча смотрел на нее.

— Я понятия не имею, куда заведут нас эти отношения, — продолжила Тейлор, стараясь взять себя в руки. Она чувствовала себя актрисой, играющей чужую роль в чужой пьесе. — Ведь прошло всего две или три недели… Я не могу позволить себе совершить поступки, способные поставить под угрозу мою карьеру, мое агентство или моего ребенка…

Энтони стоял, ссутулившись, с самым что ни на есть обреченным видом.

— Не могу спорить с твоей логикой, — сказал он, взглянув на нее. — Но сейчас логика для меня не главное. Я хочу тебя, я хочу жениться на тебе. Я сказал тебе об этом задолго до того, как все произошло.

— Я знаю, но тогда я не дала тебе окончательного ответа. Я и сейчас не могу принять окончательное решение.

— Что же, по-твоему, следует сделать мне? — спросил Энтони. — Исчезнуть? Не ставить тебя в затруднительное положение?

У Тейлор защемило сердце. Да, ей хотелось, чтобы он исчез. Но сама мысль о том, что она не увидит его больше, убивала ее. Но разве у нее есть выбор? Разве имеет она право бросить все, ради чего трудилась столько лет?

— Оставь работу в этом чертовом комитете, — предложил Энтони. — Положись на меня. Я о тебе позабочусь.

Тейлор оглянулась вокруг. Ей показалось, что она все это видит в первый раз… или в последний. Она не могла поступить так, как просил он. Слишком многое было поставлено на карту.

— Не могу. Давай подождем, — сказала она со слезами на глазах. — Может быть, вся эта история еще закончится благополучно. Но даже если нет, то все равно ведь эта моя работа не будет длиться вечно…

— Конечно, всего лишь годик-другой, — мрачно усмехнулся он. — Что значит такой срок по сравнению с вечностью?

— Мне очень жаль, — сказала она, опустив голову.

— Меньше, чем мне, — с грустью ответил он и, глубоко вздохнув, наклонился за своим плащом, переброшенным через спинку кресла. — Мне нужно уйти. Думаю, пора позвонить моим адвокатам с побережья. Но если этот скандал должен разразиться завтра, то мне, наверное, лучше самому слетать туда сегодня вечером.

— Ты хочешь, чтобы агентство выступило с каким-то конкретным заявлением по этому поводу?

Энтони взглянул на Тейлор так, как будто она прямо у него на глазах превратилась в ледяную глыбу.

— Вот тебе на! Разве не ты у нас высококлассный профессионал?

— Ты знаешь, я не…

— Говори, черт возьми, все, что сочтешь нужным. У тебя, по-видимому, на все есть готовый ответ.

Тейлор замолчала.

— Вот она, реальность, — с горечью в голосе произнес Энтони, направляясь к двери. Уже взявшись за дверную ручку, он обернулся. Лицо его выражало тоску, гнев и такую грусть, что Тейлор уже не могла больше сдерживать слезы. — Увидимся на вручении «Оскаров».

И ушел.

Тейлор продолжала стоять, словно приклеенная к полу. Ей казалось, что последние силы покинули ее вместе с Энтони.

Что за невообразимая каша заварилась! И почему именно с Энтони? И почему именно она стала работать у Гаррисона Стоуна, как будто не было других претендентов? И подумать только, что всего лишь сутки назад у нее было все замечательно. Как быстро все меняется!

Постояв некоторое время в глубокой задумчивости, Тейлор почувствовала, что должна сесть. Подойдя к письменному столу и тяжело опустившись в принадлежащее некогда Эду Уилсону большое кожаное кресло, она осторожно развернула его так, чтобы можно было смотреть в окно.

В памяти у нее возникали картины: в такси, в первый вечер, когда они с Энтони ужинали вместе, его рука, державшая бокал с вином; вот Энтони разговаривает с Майклом и Тельмой; и, конечно, Энтони в ее постели, в прошлый уик-энд.

Она поняла, что отныне, кроме этих картин, у нее ничего не останется. Возможно, отныне и навсегда.

К тому времени, когда скандал уляжется, у Энтони уже будет новая кинозвездочка, а то и две, а она, Тейлор Синклер, останется в его воспоминаниях как женщина, предавшая его в тот час, когда он больше всего в ней нуждался. Он будет помнить, как во время этого ужасного расследования, когда все покинули его, Тейлор Синклер — его любовь, его опора, его женщина — выгнала его за дверь пинком под зад потому лишь, что боялась погубить свою карьеру.

Хорошенькая картина, ничего не скажешь. И Тейлор выглядела на ее фоне как расчетливая мерзавка. Снежная королева, какой ее все всегда и считали. И, очевидно, были правы.

Тейлор не хотелось говорить сейчас о делах с кинокомпанией «Монарх». Она позвонила Лорэн и отпустила ее домой. Потом еще просидела добрых полчаса в одиночестве, терзаясь угрызениями совести; она даже плакать не могла, настолько была зла на себя.

Мысль об Энтони, в полном одиночестве возвратившемся в гостиничный номер, чтобы уложить чемоданы и заказать билет на рейс до Лос-Анджелеса, заставила ее сердце сжаться от горя. Зная, что ему придется одному справляться со своей бедой и никого не будет рядом и что если бы она попала в беду, он бы ее непременно поддержал, Тейлор почувствовала себя совсем мерзко.

Пора было идти домой и снова включаться в привычный распорядок жизни, как будто Энтони Франко никогда и не существовал. Но ей ничего другого не оставалось. Придется просто заставить себя вычеркнуть все из памяти.

Войдя в квартиру, она увидела Картера, сидящего вместе с Майклом на полу в гостиной. Она услышала его голос — они с сыном о чем-то дружески болтали. Тельма с грохотом переставляла на кухне кастрюли и сковородки, всем своим видом демонстрируя крайнее неудовольствие в связи с присутствием Картера.

Взглянув на Тейлор, она неприязненно мотнула головой в сторону гостиной. Взгляд ее был весьма красноречив: таракан, мол, уже прячется под кухонной раковиной. Тейлор устало кивнула в ответ и повесила пальто на вешалку.

Сцена, представшая ее взору, когда она вошла в гостиную, была такой естественной и вместе с тем такой противоестественной, что она чуть было не отшатнулась.

Картер сидел на полу, прислонившись спиной к дивану. Майкл лежал на диване, обняв отца рукой за плечи.

С телеэкрана раздался взрыв смеха, и Майкл тоже захихикал.

— И что тут смешного? — спросил Картер.

— Ничего, — ответил Майкл. — Это как зевота. Увидишь, что кто-нибудь зевает, и самому захочется зевнуть. Трудно удержаться.

Картер одобрительно улыбнулся и, обернувшись, взъерошил Майклу волосы.

— Умница, — сказал он и, повернув голову, взглянул на Тейлор. — Умный парнишка, — кивнул он в сторону Майкла. — Умный сын, красивая жена — чего еще может желать мужчина?

— Привет, мама, — помахал рукой Майкл, избавив Тейлор от необходимости отвечать Картеру. — Мы тут планируем праздник на День благодарения. Он приходится на четверг.

«Боже мой, — подумала Тейлор, — уже?»

— Мы решили приготовить индейку, — продолжал Майкл, — но хотели бы прежде узнать твое мнение.

— С индейкой слишком много возни, — покачала головой Тейлор. — К ней пришлось бы готовить множество других блюд. Я хочу сказать, что сама индейка — это не главная проблема. Сам подумай, к ней нужен и сладкий картофель, и соус. Вы сможете со всем этим справиться?

Картер указал на внушительную гору книг, возвышающуюся над диваном.

— Мы тут накупили массу кулинарных справочников.

— Читать мы умеем, — заметил Майкл. — Так что в чем проблема?

Тейлор со стоном опустилась в кресло. В День благодарения они с Майклом обычно гостили у друзей или ходили куда-нибудь поужинать.

— Мне кажется, это слишком хлопотно.

— А что, Тельмы разве не будет? — удивился Картер. Глаза его прищурились, когда он произнес ее имя. До него, наверное, дошло, что Тельма не относится к числу его почитательниц. Когда Тейлор подтвердила, что ее не будет, он, казалось, даже обрадовался.

— Ах, какая жалость! — сказал он, широко улыбнувшись. — Ну что ж, возможно, ты и права. Может быть, в этом году мы куда-нибудь сходим поужинать. Но уж в следующем году устроим на День благодарения грандиозный обед на ранчо.

— Здорово! — подхватил Майкл. — И пригласим много гостей, хорошо?

— Решено, — ответил Картер и улыбнулся Тейлор фальшивой улыбкой. Он думал, что она ничего не заметит, но Тейлор слишком хорошо его знала. И улыбнулась в ответ такой же фальшивой улыбкой, подумав при этом: «Интересно, знает ли Картер разницу между искренней улыбкой и неискренней? По всей вероятности, нет».

— Послушай, сынок, — сказал Картер, поднимаясь с полу. — Мне пора уходить. Тебе надо делать уроки, мама твоя устала на работе, а мне должны кое-что доставить из магазина.

При упоминании об уроках Майкл скорчил недовольную гримасу, а Тейлор едва удалось подавить вздох облегчения. Ей уже показалось, что Картер намерен напроситься на ужин. Люди из ее окружения оставались ужинать только в том случае, если их приглашали. Но Картер умел вытянуть приглашение из кого угодно. В случае с Тейлор он использовал для этого Майкла. «Но это не имеет значения, — думала она. — У него есть график посещений, и мне нужно только набраться терпения». Она слишком хорошо знала этого человека. Очень скоро ему наскучит играть в эту игру, и он исчезнет с ее горизонта. Для себя она решила просто избегать, насколько это возможно, общения с ним и ждать, когда ему все это надоест и он уедет к себе в Техас. Тейлор очень надеялась, что все рассчитала правильно.

Картер на прощание поцеловал Майкла в макушку и натянул сапоги. «Красивый мужчина», — подумала Тейлор. Даже она не могла не признать этого. Но она-то видела его насквозь.

Закрыв за ним дверь, Тейлор с трудом поборола в себе желание тотчас же отправиться в постель. Если бы не Майкл, она бы сейчас предпочла остаться в одиночестве и предаться своему отчаянию. Но она не могла этого сделать. Надо заставить себя вернуться в гостиную и подождать ужина. Она заглянула на кухню.

— Как тебе удалось от него отделаться? — поинтересовалась Тельма.

— Это не моя заслуга, — сказала Тейлор, грустно улыбнувшись. — Он сам от себя отделался.

— Временно, — фыркнула Тельма. — Попомни мои слова. Вот вернешься однажды вечером домой, а он уже угнездился за холодильником. Как жаль, что не выпускают аэрозолей против таких вот мужиков!

Тейлор усмехнулась.

— Интересно, как бы называлось такое средство?

— Да как угодно! Лишь бы действовало. Ужин будет готов минут через десять, — сообщила Тельма. — А теперь уходи отсюда и не мешай. Ты занимаешь слишком много места.

Тейлор вместе с Майклом досмотрела до конца какое-то телевизионное шоу. Затем на экране появилась одна из коммерческих реклам производства агентства «Уилсон Тодд», и она понаблюдала за реакцией сына. Ей было интересно, обратит ли он на нее хоть какое-то внимание. Несмотря на то, что они проводили множество исследований конъюнктуры рынка и регулярно получали данные о реакции зрителей, Тейлор любила посмотреть своими глазами, как реагирует на их рекламу обычный человек. Майкл, например, посмотрел половину, а потом начал заглядывать под диванные подушки в поисках запропастившихся куда-то карандашей. «При обработке данного зрителя реклама потеряла очко», — с усмешкой подумала Тейлор.

Мысли об Энтони Франко не покидали ее, и она ничего не могла с этим поделать. Они преследовали ее, когда она укладывала сына в постель и когда готовила себе горячую ванну. Погрузившись в теплую воду, Тейлор вспомнила о проведенном вместе с Энтони уик-энде. И слезы нахлынули ей на глаза. Но это были холодные слезы человека, в котором угас какой-то огонек. Они просто текли и текли по щекам, как будто голова ее дала течь.

На следующее утро Тейлор через силу притащилась на работу и попыталась спланировать свой рабочий день. Может быть, если она с головой погрузится в дела, это поможет ей забыться? Отныне так и будет: работа, сон, работа, сон…

Днем, когда Тейлор прочла в газетах статью, она поняла, что статья эта опасна не тем, что в ней было напечатано, а тем, как преподносится материал. Имя Энтони было там упомянуто как бы между прочим, но выглядело это так, будто он во всех описываемых событиях играет главную роль. Даже тот факт, что предыдущий фильм Энтони был о мафии, придавал достоверность необоснованным обвинениям.

Реакция кинокомпании «Монарх» была вялой и весьма неубедительной. Когда их спросили, что они думают о предъявленных обвинениях, там ответили, что они никогда не вмешиваются в финансовые проблемы независимых продюсеров, а что касается последнего фильма Франко, то с ним у них существует всего лишь соглашение о кинопрокате. Иными словами, они и пальцем не пошевелили, чтобы защитить его, и даже не соизволили позвонить в агентство «Уилсон Тодд», чтобы посоветоваться, как лучше всего отвечать на вопросы.

Энтони не звонил. Больше о нем вообще ничего не было слышно. Какой-то настырный репортер из «Верайети» попытался было подкатиться к Тейлор, но на звонок ответила Лорэн и с честью отразила атаку. Накануне Тейлор рассказала ей о заметке в светской хронике, умудрившись даже рассмешить ее этим. Лорэн пообещала сама отвечать на все звонки относительно «романа» Тейлор Синклер с Энтони Франко.

Тейлор не теряла надежды, что в конце концов Энтони все-таки позвонит ей и расскажет, как идут дела. В первый день она даже радовалась тому, что он не звонит. На второй день начала злиться. Ей хотелось, чтобы он умолял ее, чтобы хоть как-то показал, что ему без нее так же одиноко, как и ей без него. Но он молчал. Может быть, это к лучшему? Однако у нее щемило сердце. Что он сейчас делает? Все ли с ним в порядке? Что ему сказали адвокаты? А вдруг он утешается в обществе других женщин?

Тейлор ежедневно самым внимательным образом просматривала газеты, но те больше ничего не писали об Энтони Франко. Его имя не упоминалось ни в «Верайети», ни в «Голливуд репортер».

Утро в День благодарения выдалось серенькое и хмурое. Мелкий дождь, начавший моросить часов в шесть утра, к восьми часам перерос в ледяной ливень.

Картер приехал за Майклом. Они собрались посмотреть шествие в западной части Центрального парка, а потом посетить Музей природы и понаблюдать, как запускают гигантские надувные фигуры. Но погода испортилась настолько, что Тейлор не хотела отпускать Майкла, потому что была уверена, что он непременно простудится. Тем более все то же самое можно будет посмотреть по телевизору, уютно устроившись на диване с чашечкой горячего шоколада в руке.

— Ну, ма-а-м! — захныкал Майкл, когда она предложила ему остаться дома. — На улице не так уж и холодно!

— На улице холодно, сынок, — сказал Картер. — Но мы с тобой крепкие парни. Что нам какой-то дождь?

Тейлор нахмурилась и пожала плечами. Потом проводила их до дверей. У нее не осталось никаких сил — ни духовных, ни физических, — чтобы настоять на своем. Ей хотелось лишь снова забраться в постель и проспать до ужина. Пожалуй, даже к лучшему, что мужчины ушли.

Именно в этот вечер, когда они ужинали все вместе в ресторане «Четыре времени года», Картер подбросил свою очередную «бомбочку».

Они умудрились довольно быстро справиться с большими порциями фаршированной индейки, приправленной луком, стручковой фасолью и сладким картофелем, и мало-помалу приближались к десерту. На десерт подали тыквенное суфле, выглядевшее так аппетитно, что устоять было просто невозможно.

Задержав на полпути ко рту вилку с куском пирога, Картер взглянул сначала на Тейлор, потом на Майкла.

— У меня возникла идея, — сообщил он, расплываясь в улыбке.

— Какая? — отозвался Майкл, глядя на него в радостном ожидании.

Тейлор тоже взглянула на него вопросительно, но далеко не радостно. «Что там еще ему пришло в голову?» — подумала она.

— День благодарения прошел отлично, — сказал Картер. — Так приятно провести праздник в кругу семьи после долгих лет разлуки!

И улыбнулся им обоим.

Улыбка, по-видимому, должна была означать, что он их очень любит. У Тейлор по спине пробежал холодок. Она почувствовала, что, какова бы ни была его идея, ей она едва ли придется по вкусу.

— Я подумал, что хорошо было бы нам вместе провести Рождество на ранчо, — выложил он.

Лицо Майкла озарила радостная улыбка.

— Вот здорово! А можно?

— Надеюсь, твоя мама сможет ненадолго оторваться от своей работы, — вкрадчиво произнес Картер. — Она как-никак большой босс и может распоряжаться временем по своему усмотрению, правильно?

— Соглашайся, мама! — Майкл умоляюще заглянул ей в глаза. — Ты ведь сможешь поехать с нами?

Не дожидаясь ее ответа, Картер продолжил изложение своих планов:

— Я подумал, не пригласить ли мне кое-кого из наших старых друзей. У нас будет огромная елка и рождественский обед со всеми причиндалами. Я покатаю тебя на самолете, Майкл… научу тебя им управлять.

— Вот это да! — в восторге завопил Майкл. — Джимми умрет от зависти, когда я ему все это расскажу! Мне так хочется полетать на настоящем самолете, папа!

— Не знаю, что и ответить, — устало произнесла Тейлор. — Именно сейчас у меня на работе накопилось столько всяких дел…

— Не торопись с ответом, подумай, — сказал Картер. Он прекрасно знал, что ему нет необходимости настаивать, потому что был уверен: Майкл доведет начатое им дело до конца. Тейлор даже в какой-то степени восхищало то, с каким мастерством он разыграл эту партию, напрочь лишив ее возможности поступить по-своему. Не может же она выглядеть настоящей мегерой! Если она откажется, Майкл разозлится, а если согласится, то авторитет Картера в глазах сына вырастет еще больше. Партия была для него беспроигрышной, тогда как Тейлор проигрывала в любом случае — не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять это. Тейлор была вне себя от ярости, и ей страшно захотелось, чтобы этот «заботливый» папаша тут же провалился сквозь землю.

Однако в ресторане «Четыре времени года» не было заметно никаких признаков приближающегося землетрясения, и Картер сидел перед ней целый и невредимый и к тому же очень довольный собой. Ей вдруг подумалось, что если бы она его любила, то по закону подлости он, возможно, погиб бы в авиакатастрофе, и ее жизнь была бы разбита. Как бы ей хотелось, чтобы они никогда не встречались! Если бы он не встал тогда на ее пути, она бы закончила аспирантуру и, вполне возможно, занимала бы сейчас то же самое место — президента агентства «Уилсон Тодд». Но уж наверняка не обедала бы в День благодарения с Картером Толманом.

Правда, если бы жизнь сложилась по-другому, у нее не было бы и Майкла. Тряхнув головой, она прогнала от себя эти мысли. Все имеет свою цену, не так ли? У нее есть Майкл, и это чудесно. Одна беда: Картер Толман настойчиво навязывает ей себя в качестве бесплатного приложения к сыну.

А уж если говорить о ценах… то Тейлор за последние несколько недель наконец-то познала любовь и почувствовала себя полноценной женщиной. Она поняла, что с ней все в порядке, что она — нормальное живое существо. Единственной ложкой дегтя в этой бочке меда было то, что отныне ей нельзя находиться с мужчиной, которого она любит.

Заставив себя улыбнуться Майклу, она сказала:

— Ну что же, мне только нужно свериться со своим рабочим расписанием и убедиться, что на ту неделю не назначено никаких неотложных дел.

— Какие могут быть неотложные дела? — притворно удивился Картер, сверля ее жестким взглядом своих светло-голубых глаз. — Неделя между Рождеством и Новым годом обычно бывает мертвым сезоном. Не беспокойся, сынок, — сказал он, повернувшись к Майклу, — пусть, конечно, она проверит. Но я почти уверен, что на той неделе никаких важных дел не будет. Кстати, у меня на ранчо для тебя приготовлен чудесный подарок…

Его предложение и обещание зависли в воздухе, соблазняя и дразня. У Майкла блестели глазенки в предвкушении удовольствия.

В тот вечер Картер довез Тейлор с Майклом до дома, а сам отправился в маленький бар на Бродвее. Это был небольшой подвальчик, декорированный под парижский кабачок 20-х годов. Там он заказал выпивку и подсел к группе завсегдатаев, смотревших повтор футбольного матча. Здесь собрались мужчины, утомившиеся суетой празднования Дня благодарения, освобожденные наконец за примерное поведение от семейных обязанностей и желающие развлечься по-настоящему. И здесь, уставившись в телеэкран, потягивая пиво и обмениваясь мнениями по поводу окончательного счета матча, Картер почувствовал, что очень доволен собой.

Все складывалось как нельзя лучше. Звонок Джей-Джея в «Монарх пикчерз» дал результаты, которые превзошли все ожидания. Еще лучше складывались его отношения с сынишкой. Судя по всему, у Сюзен не было ни малейшего шанса сопротивляться его воле. Другой приятель Сюзен тоже исчез с горизонта, а если бы вдруг и возник снова, то ведь всегда можно попросить службу безопасности проверить законность его операций с акциями. У Джей-Джея и здесь были кое-какие знакомые в верхах. Если что-нибудь обнаружится — превосходно! А если нет, то расследование здорово подмочит репутацию на Уолл-стрит этого самого Джейсона. В наши дни крупные шишки как чумы боятся причастности ко всяким расследованиям.

А другой? Итальянец? Разве кто-нибудь когда-нибудь узнает, что и кому сказал Джей-Джей? Кто может доказать, что к его нынешним неприятностям имеют прямое отношение телефонные звонки Джей-Джея? Картер знал только, что соперников больше нет на горизонте, Сюзен чувствует себя беззащитной и угнетенной, а Майкл буквально ест у него с руки.

Главное, увезти их на ранчо и продержать там необходимое время, чтобы обеспечить себе безбедное существование в будущем. А после этого Майкл и Сюзен могут убираться на все четыре стороны — хоть к черту на рога, ему все равно.