Пыл искренней любви я мнил излить стихом, Чтоб милую развлечь изображеньем бед — Пускай прочтет, поймет и сжалится потом, 4 И милость явит мне за жалостью вослед. Чужие книги я листал [2] за томом том: Быть может, я мечтал, какой-нибудь поэт, Мне песнями кропя, как благостным дождем, 8 Спаленный солнцем мозг, подскажет путь... Но нет! Мой слог, увы, хромал, от Выдумки далек, Над Выдумкою бич учения навис, Постылы были мне сплетенья чуждых строк, И в муках родовых перо я тщетно грыз, Не зная, где слова, что вправду хороши... 14 "Глупец! — был Музы глас. — Глянь в сердце и пиши." [3]

Не наобум, не сразу [4] Купидон Меня неизлечимо поразил: Он знал, что можно зря не тратить сил 4 И все равно я буду покорен. Увидел я; увлекся, не влюблен; Но бог коварный раздувал мой пыл, И наконец уверенно сломил 8 Слабеющее сопротивленье он. Когда же нет свободы и следа, Как московит, рожденный под ярмом, Я все твержу, что рабство — не беда, И скудным, мне оставшимся умом Себе внушаю, что всему я рад, 14 С восторгом приукрашивая ад.

Пускай поклонник девяти сестер [5] , Свой вымысел раскрасив похитрей, Словесной вязью позлащает вздор, 4 Рядится под Пиндара [6] , лицедей, Разведав путь, известный с давних пор, Пускай он славой тешится своей, Вплетает в строки пальмовый узор 8 И образы тропических зверей, Мне хватит Музы и одной вполне, Все чувства и слова живут во мне, Не впрок чужих сокровищ закрома, Я, встретив Стеллу, Красоту постиг, Копирую, как скромный ученик, 14 То, что Природа создала сама.

Ах, Добродетель! Дай мне отдохнуть — Ты разожгла ума и сердца спор. Коль тщетная любовь язвит мне грудь, 4 Сама и помоги ей дать отпор! Тебе под стать Катон [7] какой-нибудь, Тебе пристали школа и собор... Увы, моя куда ранимей суть, 8 Я не снесу твоих жестоких шпор! Но если неизбежно, чтобы мной Владела ты, мрача рассудок мой, — Свидетелем да будет сердце вновь: Увидишь ты, ручаюсь за него, Что в нем живет такое Божество, 14 В котором ты воплощена — Любовь.

Вот истина: глаза — лишь для того, Чтоб Разуму служить. А он помазан Монархом быть, — тот, кто не чтит его, 4 Природой будет как бунтарь наказан. Вот истина: стрелой Амура назван Недуг. И в храме сердца своего Мы чтим его, глупцы, покуда разом 8 Нас не прикончит это божество. Вот истина: Краса живет в Добре [8] ! Черты, что элементами творимы, — Лишь тень в недолгой жизненной игре.., Вот истина: мы в жизни — пилигримы [9] , Душой влекомы к своему пределу [10] : 14 Вот истина — любить я должен Стеллу [11] .

В беседах с Музами влюбленные твердят О зыбкости надежд, о страхах постоянных, О том, что райский свет мучительней, чем ад 4 О бурях, о кострах, о гибели, о ранах. Поют Юпитера [13] в его обличьях странных: То лебедь он, то бык, то ливень-златопад. Порой рядится принц в пастушеский наряд, 8 Свирелью тешится в лесах и на полянах. Иной в своих стихах на жалобы не скуп, И вздохами слова с его слетают губ, И слезы льет перо, и лист бледнеет белый. Я тоже так бы мог, как эти господа, Но вся душа моя распахнута, когда 14 Дрожащим голосом я молвлю имя Стеллы.

Когда Природа очи создала Прекрасной Стеллы в блеске вдохновенья, Зачем она им черный цвет дала [14] ? 4 Быть может, свет подчеркивая тенью [15] ?.. Чтоб свет очей не ослепил чела, Единственное мудрое решенье Природа в черной трезвости нашла, — 8 Контрастами оттачивая зренье. И чудо совершила простота, И Красота отвергла суесловье, И звездами сияла чернота, Рожденная Искусством и Любовью, Прикрыв от смерти траурной фатой [16] 14 Всех тех, кто отдал кровь Любви святой.

Бог Купидон бежал из Греции родной, Где каменным сердцам злодеев-оттоман [17] Не в силах был стрелой нанесть глубоких ран, 4 И думал, что у нас он обретет покой [18] . Но в северной земле, морозной, ледяной, Где вверг его в озноб и холод и туман, Он возомнил, что был ему жилищем дан 8 Лик Стеллы, что горит веселостью живой, Чья белизна и взор, как солнце на снегу, В него вселили вмиг надежду на тепло, И он решил: "Уж тут согреться я смогу!" — Но от нее, чей хлад его измучил зло, Мне в сердце он впорхнул, где, бросив уголек 14 И крылья опалив, вновь полететь не мог.

Храм Добродетели Природа возвела, Использовав лицо прекрасной Стеллы; Фасад из Алебастра нежно-белый, 4 Из Золота литого купола, Жемчужными замками заперла Она врата Порфирные умело, И мы зовем щеками два крыла 8 Живого Мраморного лика Стеллы. Сквозь два окна ее небесный взгляд Не может в мире отыскать сравненья С тем черным светом, что струит гагат [19] , Всесильный, как земное притяженье. Сам Купидон гагат Любви гранит: 14 Я — как соломинка, твой взгляд — магнит.

Ты впрямь двужилен, Разум, коль доныне Бранишь любовь и сердце, сумасброд; По мне, ты лучше б с лирой шел к вершине 4 Иль брал из рук Природы спелый плод, Или следил светил небесных ход. Напрасно тупишь плуг в бесплодной глине — Не трогай чувства и его забот, 8 Правь мыслями — любовь нейдет в рабыни. Хоть сердце и любовь терзаешь днесь, Клинками мысли действуя умело, Прямой удар в тебе убавит спесь: Чуть опалит тебя лучами Стелла, Ты, Разум, сразу хватишься за ум 14 И в толк возьмешь любовь без долгих дум.

Любовь! В каком ребячестве пустом Порою ты бываешь виновата: Вдруг Небеса одарят таровато, 4 А ты — бежать (от лучшего притом!)... Как мальчик, книжным прошуршав листом, Картинки глянет, переплета злато, Но даже знать не знает, сколь богато 8 Умом писатель свой украсил том, — Вот так, ребенок, в Стеллиных зеницах Завороженно ты отражена, Ловушку видишь ты в ее ресницах, А тайна ведь — в груди заключена! И чем в лучах красы наружной греться, 14 Не лучше ль, глупая, в ее проникнуть сердце?

Ты светишься, Амур, в глазах у Стеллы, Дневной силок из локонов плетешь [20] , Вселившись в губы, пухлость им даешь, 4 Струи дыханья превращаешь в стрелы, Ты полнишь сластью эти груди белы, Злонравью кротость учишь, мед свой льешь В живую речь — и всех бросает в дрожь, 8 И чистый глас поет тебя умело. И все ж не мни, что Стеллой овладел — Так войско, слыша трубы в ходе схватки, Кричит: "Победа! Сладок наш удел!" Нет, сердце Стеллы — крепость прочной кладки, Там рвы и башни ум соорудил; 14 Сломить ее ни средства нет, ни сил.

Амура, Зевса, Марса Феб судил — Кто наделен прекраснейшим гербом [21] ? Орел у Зевса на щите златом — 4 Он Ганимеда цепко ухватил; У Марса шит зеленый, и на нем Меч острый сердце до крови пронзил; Перчатку Афродиты Марс носил, 8 А Зевс украсил стрелами шелом. Амур добился первенства легко, Едва лик Стеллы на щите вознес, Где на сребристом поле алость роз [22] . Феб распахнул свод неба широко И рек Амуру, что в сравненье с ним 14 Не зваться рыцарями тем двоим.

Увы, мой друг, стерпел я много ран — Того, кто людям дал огонь небесный, Не так терзал свирепый Гриф [24] над бездной — 4 Когда опустошал Любви колчан. Но, как Ревень, ответ тобой мне дан, (И стала грудь для вздоха слишком тесной): В трясине грешных мыслей тонет честный 8 Порыв души, и даже смерть — обман? Но если грех мне формирует нрав, Скрепляет правдой слово и деянье, Страшась позора, за позор воздав, Он верностью венчает воспитанье. И если грех — Любви святое чудо, 14 То я вовеки грешником пребуду.

О ты, лелеющий любой ручей, Любой родник парнасской древней кручи, Любой цветок, невзрачный и колючий, 4 Суешь в свою строку, любой репей. По способу ученых рифмачей Ведешь ты строй грохочущих созвучий И мертвого Петрарки стон певучий 8 Мешаешь с треском выспренних речей. Ступив на этот путь, свершаешь промах, Раскаешься в украденных приемах, В них чувства нет, в них нет живой души. Но если ты творишь не для забавы, Но если хочешь стать питомцем Славы, 14 Взгляни на Стеллу, а потом пиши.

Так создан я, что за собой влекли Меня красавицы, как самоцветы, Бурлящий дух мой попадал в тенеты, 4 Которые Любовью нарекли. Но языки огня меня не жгли, Мне боли страсть не причиняла эта, И я решил, что неженки наветы 8 На страсть из-за царапин навлекли. Я с этим львенком лишь играл [25] , пока Мои глаза (на счастье, на беду ли?) Узрели Стеллу. Сломана строка, Ее глаза мой мир перевернули. Теперь с Любовью мы накоротке — 14 Она как яд в отравленном глотке.

Эрот разгневал собственную мать: Ослаб от нег любовный пыл Ареса, Но в бога стрел не стал метать повеса, 4 В мехи пустые прежний жар вливать. Юнец-то знал: Ареса не сдержать, Коль разум скроет ярости завеса, И мать сломала стрелы у балбеса, 8 Сломала лук, а он — давай рыдать. Но сжалилась над ним Природа-бабка, Две брови Стеллы в луки превратив; Из острых взглядов вышла стрел охапка. О, как он прыгал, весел и счастлив! За старые дела проказник взялся, 14 Помчался в путь — и я ему попался.

Я сознаюсь в ничтожестве своем, Входя к рассудку в счетную палату, Из всех счетов я вывожу растрату 4 Достоинств, небом данных мне взаем. За все, что мы с рождением берем, Мне нечего отдать Природе в плату. Не знал я счета ни сребру ни злату, 8 И нет мне оправдания ни в чем. Мой пыл сдает, мой дар творит безделки; Мой разум тщетно защищает страсть, Чьи побужденья низменны и мелки; Я над самим собой теряю власть. Но потому мной горе овладело, 14 Что больше нечего терять для Стеллы,

Струна души на луке Купидона Не рвется и по-прежнему звенит. Но в радости меня терзает стыд, 4 И страсть моя к раскаянию склонна. Рассудок мой, ты — сам себе препона: Перо мое о Стелле говорит, Но слово на конце пера молчит 8 И суеты бежит настороженно. Все Стелла превосходит. Но к чему Мне все, коль я, как звездочет [26] , который Летит в канаву, глядя вверх — во тьму? Пусть юный разум будет мне опорой, Природой он на подвиги взращен — 14 Теперь к Любви спешит и рвется он.

Я в сердце поражен. Назад, друзья! Жестокому не верьте мальчугану! Из темноты, дыханье затая, 4 Он целится и вновь наносит рану. Где, мальчуган, лежит стрела твоя? Кто дал приют коварному Тирану? В небесной тьме тебя увижу я, 8 Когда в глаза моей любимой гляну. Я, скромный путник, в темноту гляжу, Стою недвижно, очарован мглою, Но мальчика во тьме не нахожу. Вдруг молния, сверкнув, летит стрелою, И я смертельно ранен: то была 14 Не молния, а грозная стрела.

Ты говоришь, насмешливый приятель, Что загнала меня Любовь в капкан И что в моих стихах царит обман, 4 И что мой разум — суетный мечтатель. Пускай я невнимательный читатель Платона, — право, не один туман Юнцу лихому от рожденья дан, 8 Хотя порой надежда — подстрекатель [27] . Безумный Март мне не сулил беды, Но я предстал в упадке перед Маем. Чем встречу я часы моей страды? Ты, верно, скажешь: разум твой вскопаем Лопатой знаний. Друг мой, возвести, 14 Что в мире сможет Стеллу превзойти?

На небосводе Солнце посредине, Прекрасных близнецов [28] покинув кров, Без шарфа белоснежных облаков, 4 Обрушивает жар в своей гордыне; И Всадницы прекрасные отныне, На ветер не бросая бранных слов, В благословенной тени вееров 8 Спешат укрыть ланит непрочный иней. И только Стелла, лишь она одна, Лицо, подобно солнцу, не скрывала, Беспечностью своей защищена, Она своих богатств не растеряла. В тот день красавиц много обгорело, 14 Но Солнце лишь поцеловало Стеллу.

Заметив мой угрюмо сжатый рот И мой тоскливый неподвижный взгляд, Досужий свет гадает невпопад, 4 Никак причин печали не найдет. Один готов побиться об заклад, Что это все — познаний горький плод, "Он к Принцу вхож [29] , — иные говорят, — 8 И полон государственных забот [30] ". А самый строгий Приговор таков: "Тщеславен! В гору лезет! Но почет В златую западню его влечет!" Эх, умники! Эх, скопище глупцов! Стремлюсь душой и днем, и по ночам 14 Лишь к сердцу Стеллы и к ее очам.

Глупцов богатых многих я знавал, Ничтожества, высиживают клад, Потом клянут свой жребий, как Тантал [32] , 4 Жизнь богачей — не жизнь, а сущий ад, Однако им Господь смекалку дал, Глупцы хитрее умных во сто крат, Добро свое, презренный свой металл 8 Лелеют, как святыню, и хранят. Вот вам глупец богатый — но каков! — Ему дарован лучший самоцвет, Сей божий дар он в грязь втоптать готов. У этого глупца понятья нет, Чем он владеет. Жалкий богатей! 14 Пусть процветает в тупости своей!

Сказал мудрец [33] , успевший в изученье Того, кто мудрым заменил отца [34] , Что Добродетели предназначенье — 4 Представ очам, вселять Любовь в сердца; Но эта истина для нас мученье: Лишь чувству доверяя до конца, Не в силах мы увидеть то свеченье, 8 Что в занебесье манит мудреца. И вот тогда, к себе любви взыскуя, В обличье Стеллы Добродетель нам Во всей красе является, ликуя. Не верить не могу своим глазам: Я вижу Стеллу, страсть моя — свидетель 14 В том, что нашла свой образ Добродетель,

Пускай себе неумные людишки Не видят в астрологии чудес, Хоть я узнал их боле, чем в излишке, 4 Следя дороги светочей небес, Чей род высок отнюдь не понаслышке, — А мнят за долг блистательных принцесс Светить и танцевать без передышки 8 Для загулявших до ночи повес. Уму Природы должно подивиться, Ведь в ней прекрасный царствует закон — Все низшее пред высшим да склонится! А если потерял вдруг силу он, Есть две звезды — глаза прелестной Стеллы, 14 Что скажут мне судьбы моей пределы.

Я, погруженный мыслями во тьму, Угрюмцем на веселии сижу И нужных слов в ответ не нахожу 4 Тому, кто чтит не мысль, а речь саму, И с уст слетают слухи посему — Мол, яд гордыни я в душе держу И потому знакомства не пложу, 8 Что льщу себе, а боле никому. Но не гордыня мною завладела — Душа глядит в нелживое зерцало; В грехе тщеславья признаюсь я смело, Что обойти друзей мне приказало, Незримое, — но тяга ввысь склонила 14 Мой дух любимой посвятить все силы.

О вы, поклонники молвы лукавой, Ославлен вами мудрый и святой, Но для меня все толки — звук пустой, 4 Я не из тех, кто гонится за славой. Прославить Стеллу я не счел забавой, Любовь я пел, плененный красотой, И мне совсем не кажется уздой 8 То, что клеймит ваш свет, ваш Разум здравый. Я темы не прошу, моя строка Не требует премудрости извечной, Порукою тому моя рука, Ведь я же в простоте чистосердечной Дышу огнем, пылающим в крови, 14 И все мое уменье — дар любви.

Как Сопредельник сильных королей, Себя спасая и свою столицу, Все отдает, и может враг сторицей 4 Всех грабить для снабженья лагерей, — Так видя, сколь силен Амур-злодей, В войне с ним Стелла тоже не скупится, Охотно отдает свои границы, 8 Храня лишь сердце от его цепей: Амур в герольда превратил уста, И груди — в два шатра, ресницы — в стрелы, В доспехи — кожу Стеллы, в пищу — тело... А так как здесь, на этом берегу, Живут мои надежды, — неспроста 14 Я отдан в рабство вечное врагу.

Грозят ли полумесяца рога [37] Уделам Христианского закона? Огнем жестоким Польская корона [38] 4 Растопит ли Московские снега [39] ? Помирятся ль Французских три врага [40] ? Крепка ли сила Цесарского трона [41] ? Воспрянет ли Оранской славы крона, 8 Спасет ли Нидерландов берега [42] ? Возьмем ли Ольстер на приманку злата, Как взял его когда-то твой отец [43] ? Шотландским смутам будет ли конец [44] ? На каждый сей вопрос витиевато, С учтивою улыбкой всякий раз 14 Ответствую, но думаю о Вас.

О Месяц, как бесшумен твой восход! Как бледен лик твой, как печален он! Иль даже там, где ясен небосклон, 4 Упорный лучник стрел не уберет [45] ? В Любви немало ведал я невзгод, И видно мне, что ты, как я, влюблен; Твой облик — скорби полон, изможден — 8 Твое родство со мною выдает. Товарищ по несчастью, молви мне: Ужели верная Любовь глупа, Ужели даже в горней вышине Красавиц горделивая толпа Любимой любит быть и мучит всех, 14 А Добродетель вызывает смех?

О, сын отца мертвящего — Морфей [46] , Свидетель жизни, в смерть переходящей, Порой — Пророк, историк настоящий, 4 Порой — Поэт по прихоти своей, Ты надо мною властен, чародей, Но душу ты мою не видел спящей, Являя Стеллу ночью к славе вящей 8 (Ведь смех и слезы я коплю — для дней). Ответь же мне: откуда ты берешь Слоновью кость, и жемчуга, и злато, Чтоб кожа, зубы — облик был похож?.. - Дурак! Не так уж Индия богата: Пока отец твое чарует тело, 14 Я лишь краду из сердца образ Стеллы!

Я мог бы... Страшно! Мог бы... Замолчи! Не смог, не понял, недостало сил... Теперь лишь, в этой чертовой ночи, 4 Так ясно вижу: счастье упустил! Я, сердце, прав, что рву тебя в клочки: Парис мою Елену не сманил [48] — Я сам от счастья им вручил ключи [49] , 8 Свою Судьбу я сам и сочинил; Но многомудрый автор и актер, Во мне сражаясь, каждый бил меня! Как я умно смягчить пытался спор... Не смог в Рассвете я увидеть Дня, Что рядом был, с сияющим лицом. 14 Ах, быть бы глупым! Или — мудрецом.

Спроси: "Зачем ты пишешь?" — Для покоя Сердечного! "Но можно ль утолить Словами муки — муку?" — Может быть, 4 Ведь прелесть есть в изображенье боя! "Не стыдно ли стонать перед толпою?" - Нет, это может славу породить. "Но мудрецы ведь могут осудить?" 8 — Тогда суть мысли я искусно скрою! "Но что глупей, чем вопиять в пустыне?" - Что тяжелей, чем в боли промолчать? Исчез покой, расстроен разум ныне... Пишу, рядя: писать ли? не писать? — Чернила сякнут, мука не скудеет... 14 Прочтет ли кто, как Стелла мной владеет?!

Ну как словами выразить предмет, Коль истину не отличишь от лести? Коль с бесконечностью природа вместе, 4 Как очертить любовь? Ведь грани нет [50] . Как жар мой загасить? Кто даст совет? Пылает сердце, разум не на месте. Коль Купидон стоит на страже чести, 8 О, где надежда, что увижу Свет? Тебе служа, Амур достиг блаженства, И Слава жалкая уже не прах, Коль имя Стеллы на ее устах. В тебе нашел мой разум совершенство, Не ты хвалой — тобой хвала горда, 14 Хвалима ты — почет и ей тогда.

Зачем ты, Стелла, и на этот раз Штурмуешь замок сердца покоренный, Куда уже давно сквозь бреши глаз 4 Твоих волшебных чар вошли колонны? Давно Амур исполнил твой приказ, И стяг твой осеняет бастионы. Зачем впустую тратишь сил запас, 8 Громя в бою свои же легионы? Такая нежность в голосе твоем И в нежности его такая сила, И столь она безмерна, что ничком У ног твоих душа моя застыла. Да что душа! Булыжник неживой, 14 Бездушный пень — и тот пленен тобой.

Губам неймется, распирает грудь, И чешется язык, и мысли в родах. О лорды, слушайте — молю о взгодах! — 4 Вот вам загадка, уловите суть. К двору Авроры нимфа знает путь [51] , Богата всем, что зренью дарит отдых, И слово ни одно в словесных сводах 8 Не передаст богатств ее отнюдь. Богата похвалою непрестанной, Богата сердцем царственных высот, Богата славой, вечностью венчанной, Но хоть в богатстве без забот живет, Одним несчастьем жизнь ее чревата: 14 Она, увы, по имени Богата [52] .

Смыкает сон тяжелые крыла Над сенью век; дремота укротила Круженье дум и чувства отвратила 4 От мелочей, которым несть числа. Но страсть и здесь пристанище нашла И образ милой Стеллы возвратила. А в нем такая трепетность и сила, 8 Что попроси — она б запеть могла! Вскочил, гляжу, не верю пробужденью: Виденье угасает наяву. Бегу вослед — бегу уже за тенью, И сон к себе на выручку зову. Но безвозвратно сладостная дрема 14 Минутной гостьей изгнана из дома.

Приди, о Сон, забвение забот, Уму приманка, горестей бальзам, Свобода пленным, злато беднякам, 4 Судья бесстрастный черни и господ! От жгучих стрел твой щит меня спасет — О, воспрепятствуй внутренним боям И верь, что щедро я тебе воздам, 8 Когда прервешь междоусобья ход. Согласен я, чтоб ложе ты унес, Опочивальню тихую мою, И тяжесть в веждах, и гирлянды роз [53] ; А если все тебе я отдаю, Но не идешь ты, как молю о том, — 14 Лик Стеллы в сердце покажу моем.

Уж лучше стих, чем безысходность стона. Ты так сильна всевластьем Красоты, Что все потуги Разума пусты: 4 Я выбрал путь, где Разум лишь препона. Само благоразумье, ты, как с трона, Едва ли снизойдешь до нищеты Глупца, которому все в мире — ты. 8 Гляди: я пал, никчемна оборона. А ты лишь хорошеешь от побед. Но мудрый воин помнит про совет: Лежачих бить — не оберешься срама. Твоя взяла, и мне исхода нет. Ах! Я служу тебе так много лет! 14 Не разрушай же собственного храма!

В тот день служили конь, рука, копье На славу мне — моей была награда По приговору английского взгляда, 4 И милый враг француз [55] признал ее. Не столь высоко мастерство мое И не чрезмерна мощь; молва бы рада Считать, что хитростью взята преграда; 8 Иной приплел удачу самое. А те, с кем я с рожденья удостоен [56] Единокровьем, мнят, кичась родством, Что я Природою взращен как воин. Все невпопад! Причина только в том, Что Стелла там сияла, и блистанье 14 Меня вело к победе на ристанье.

Глаза, красою движущие сферы, — Вы свет отрад, отрады блага льете, Вы научили чистоте Венеру, 4 Любовь осилив, силу ей даете, Ваш скромный взор величествен без меры, У вас жестокость правая в почете, — Не прячьте свет свой, не лишайте веры, 8 Над головой светите в вечном взлете! Утрачу свет их — жизнь моя в ночи Забудет дух питать, в томленье пленный. Глаза, с высот дарите мне лучи. А коли повелит огонь священный Заснуть всем чувствам, хладу стыть в крови, 14 Да будет гибель Торжеством Любви!

Я верил: мне поможет Купидон Похитить Ваше сердце, губы, взор, Но эти чары сам присвоил он 4 И стал еще сильней, чем до сих пор. Глазами Вашими вооружен, Он взгляд метнет — кто даст ему отпор? Любой, кто угодил к нему в полон, 8 Готов принять и гибель и позор, Сам Купидон лобзает Вас порой, Так алы Ваши губы и нежны, Одна как бы целуется с другой. Когда же он возжаждет тишины, То в Вашем сердце ищет свой приют, 14 Куда войти нам, смертным, не дают.

Моей душе дано в словах раскрыться, Оплакать боль, которой нет конца, Мой стон смягчает грубые сердца, 4 Но та, в ком сердце нежное таится, Глуха к слезам, как лютая Тигрица, Увы, не молвит доброго словца. О, как могло, презрев закон Творца, 8 Бездушьем Благородство обратиться? Я истины желанной не постиг, И всякий раз, как вздох моей печали Касался врат блаженства, в тот же миг, Небесные, они преображали Докучный плач и стон постылый мой 14 В напев прекрасный радости самой.

Так часто Стелле грусть моя видна, Столь явно лик мой выражает горе. Нет жалости в ее спокойном взоре, 4 Хоть ей самой известно, чья вина. Но слушая одну из тех историй, Где лишь печаль Возлюбленным дана, Любимая сочувствия полна 8 И слез горючих исторгает море. Фантазия, мой друг, волнует Вас И вымысел сильнее поражает [57] , Чем то, что Ваш слуга переживает. А вы вообразите, что рассказ О безответной страсти прочитали, 14 И посочувствуйте моей печали.

Я часто клял тебя, юнца слепого, Да вижу — сам ты под ее пятой, Она играет мною и тобой, 4 Велит блуждать без пищи и без крова. Глядит и на тебя она сурово, Амур, Амур, теперь и ты Изгой, Слепец, учась Любви, глаза открой, 8 Оставь надежду, не дождешься зова. Проказник бедный, ветреный пострел, Наставницы искусной поученья Тебе не впрок. Ну в чем ты преуспел? О, Милая, ты мне даруй прощенья. Твой ученик бездельник и юла, 14 Но даже в нем ты пламя разожгла.

Неужто я свою свободу предал? И черные лучи меня клеймом Клеймят? Ужели я рожден рабом, 4 Который жизни без ярма не ведал? Ужель Создатель разума мне не дал? Ужели мне не пожалеть о том, Что, преданно служа ей день за днем, 8 Я лишь презренье к нищенству изведал? Нет, Совесть, Красота — лишь красота, Не надобно мне этих благ! Я вижу, Они из тех: возьмешь — ладонь пуста... Так уходи скорее... Уходи же! Я не люблю тебя! Ах, этот лик 14 Велит мне ложью мой пятнать язык.

Не отвращай своих очей щедрот: В них — Добродетель с Красотой и Властью, Любовь — Невинность, Боль — дарует Счастье. 4 Смирение — с Величием растет... Молю: пускай судьба мне ниспошлет В богатствах этих долю соучастья... О взгляд! О свет! — без них могу пропасть я, 8 И миг последний мне без них — не тот! И пусть подчас глаза мои рыдают, Что эти очи сердце мне пронзают Копья неотвратимей и острей, Но, весь изранен, я прошу как дара: - Убийца нежный! Не жалей удара, 14 Вид милосердья — убивать быстрей...

Я на коне, Эрот на мне верхом — Гарцуем всласть; служу, в трудах без счету, Наездником коню, конем — Эроту; 4 Со всяким злом я, бедный зверь, знаком. Узда, которой я вперед влеком, — Мысль, трущая почтенья позолоту; Осажен страхом, я несусь к оплоту 8 Надежды под упрямым седоком. Желанье — Хлыст, седло — Воображенье, Подпруга — Память; шпорю бок коня — От шпор Эрота в сердце жар и жженье: Он так умело оседлал меня, В езде достиг такого совершенства, 14 Что дух под ним слабеет от блаженства.

Стелла, тобой столь переполнен ум, Что дум не удержать в груди палимой — Они растут и бродят наобум, 4 Стремясь явить в словах твой облик зримый. Я форму дал многообразно дум Рукой, Амуром по листу водимой. Смотрю на строки — становлюсь угрюм: 8 В сем слепке жалком нет лица любимой. Но не могу я не писать слова И не могу тотчас не зачеркнуть — Они мертвы, рожденные едва. Пускай мое перо закончит путь, Чтоб муки вновь мой ум не раздирали, 14 Поскольку имя Стеллы есть в начале.

Мой слух и я, мы молим перед всеми: Пусть речи плавные язык твой длит Для тех, кто без бесед и жить не мнит, 4 Пусть вести ловит празднословцев племя, Но я простак, к чему мне хоть на время Причуды, кои разум твой плодит? Найди Геракла — он и постоит, 8 Атлантово взвалив на плечи бремя [59] . О, говори о сменах при дворе, О тех, кто в мутных водах рыбу удит, О случае и о его игре; Со Стеллой рядом сердце все забудет, Посетовав, что лучшая из пьес 14 Идет в нарядах столь пустых словес.

Любовь и Добродетель — на ножах: Кому досталась Стелла в обладанье? Любовь оправдывает притязанья 4 Своей печатью в царственных чертах. А Добродетель с пеной на устах Твердит, что Стеллы лучшее даянье — Душа, чью святость чтит небес сиянье, 8 И что не тело повергает в прах. Что ж, раз уж красота и сила взгляда Принадлежат Любви, то притязать На душу Стеллы и не очень надо — Покуда дело будут разбирать, Пусть Добродетель в спорах силы тратит, 14 А нам с тобой, Любовь, и тела хватят.

Я на турнирах подвизался смело, Ломал я копья, не жалея сил, И рев толпы, признаться, был мне мил, 4 Хвала пьянила, кровь моя кипела, Но Купидон сразил меня умело, Взял в плен и громогласно уязвил: "Ну что, сэр Шут! — вот что я заслужил! — 8 Взгляни сюда!" И мне явилась Стелла. И ослеплен сиянием ее, Бесчувственный, почти лишенный зренья, Я уронил поводья и копье, Не слышал труб и криков одобренья. Противник мне удар нанес в упор, 14 И вот — смущенье Стеллы, мой позор.

Я не кричу о страсти всем вокруг, Цветов любимой нет в моем наряде, С собою не ношу заветной пряди, 4 Не плачу, не заламываю рук, И нимфы, почитательницы мук, Привычные к возвышенной тираде, Твердят: "О нет! Оставьте бога ради! 8 Ему влюбляться? Что вы! Недосуг!" Бог с ними. В мой тайник войти лишь Стелле. Искусство Купидона не по мне. И вы поймете, девы, что на деле Таит влюбленный чувства в глубине, Себя страшится выдать ненароком. 14 Безмолвен лебедь не в пример сорокам.

О Музы, к вам взывал я столько раз, Молил вас расцветить мой жалкий слог, Чтоб наготу свою прикрыть он мог, 4 Снискать признанье с помощью прикрас. Я вдохновения искал у вас, Из грустных слов вязал цепочки строк, Вы мне старались преподать урок, 8 И черный креп я ткал из пышных фраз. Но не желаю больше сладких слов, И ни о чем вас больше не прошу, Одно лишь имя я твердить готов, Когда его я вслух произношу, Оно, как музыка, владеет мной, 14 И мне не надо музыки иной.

Молчи, Терпенье, долог твой урок И сердцу вовсе непригоден в деле: Ни крохи взгляда более недели — 4 И помнить твой урок весь этот срок? Когда б я буквы взглядов видеть мог, Что учат кротости, — пусть еле-еле, Но я бы уж сдержался с дрожью в теле, 8 И, может, был бы мне совет твой в прок. Но в миг, когда ее явленья жажду, Ты предлагаешь мне питье свое, Чтоб хладной влагой утолить мне жажду? Нет, я по горло сыт! Яви ее — С терпеньем пусть остудит пыл мой жгучий! — 14 А уж потом меня терпеньем мучай.

Боль, став хозяйкой мыслей и страстей, Велела слугам, злясь на проволочку, Сковать из слов стенающую строчку, 4 Как боль сама, разящую людей, И Стеллу в миг, когда она добрей, Застать незащищенной, в одиночку — Тогда души плотскую оболочку 8 Пронзит стенанье остротой своей. Она не раз мои мольбы слыхала И даже пела их — искусно столь, Что тьму печали в сердце просветляла. Казалось бы, должна утихнуть боль От пения — но нет, такая сладость 14 В том голосе, что боль мне стала в радость.

Кто усомнится? Цепью золотою Оратор так сердца людей скреплял [61] , Что, как один, за ним народ шагал, 4 И ритм речей лишь властвовал толпою. Изысканные тропы он порою [62] Нежнейшею подкладкой подшивал, И мысль он в самый грубый мозг вбивал, 8 Впечатывая формою живою... Так я живописал, судите сами, Всю боль мою горчайшими словами, Для Стеллы муку из груди исторг. О голос! О лицо! Но смолкли пени — И я познал, несчастный, в то мгновенье 14 Такой опустошительный восторг!

Ужели для тебя я меньше значу, Чем твой любимый мопсик? Побожусь, Что угождать не хуже я гожусь, — 4 Задай какую хочешь мне задачу. Испробуй преданность мою собачью! Вели мне ждать — я в камень обращусь, Перчатку принести — стремглав помчусь 8 И душу принесу в зубах впридачу. Увы! Мне — небреженье, а ему Ты ласки расточаешь умиленно, Целуешь в нос!.. Ты, видно по всему, Лишь к неразумным тварям благосклонна. Что ж — подождем, пока Любовь сама 14 Решит вопрос, лишив меня ума!

Когда мой гений шлет меня туда, Где лицезреть могу я Стеллы прелесть, То с тех небес разят, в меня нацелясь, 4 Пренебреженья громы и беда Но жребий переменчив: и следа Божественной я видеть не надеюсь — А нежный голос (в нем все Музы спелись!) 8 Слова любви вдруг обронит тогда... Теперь я, оглушаемый судьбой, Так отупел, что не могу изведать Глубь, где сплелись Враждебность и Любовь... Скажи мне, добрый кто-нибудь, что делать: Не существуя — сущ я, сущий — тлен, 14 Я проклят, я же и благословен!

Слезой нежданной, вздохом безутешным, Обмолвкой, красноречием немым Я сердце Стеллы осаждаю. Вечным 4 Ответом мне ее покой храним: Тот, кто и впрямь горит огнем сердечным, Вручает дух и тело вместе с ним Своей Святой, и радостям безгрешным 8 Он эгоизмом жертвует своим... Невинной, ей любовь моя страшна — Я должен стать безгрешным, как она! Ах, доктор [64] Купидон, скажи как быть: Ужель, любовь считая эгоизмом, Признать, в угоду ангельским софизмам [65] , 14 Что не люблю, не перестав любить?

Недавно я, любовью истомленный, "Жестокая!" сказал Любви моей, Ответила с любовью затаенной, 4 Чтоб Истину любви искал я в ней! И понял я (вначале — восхищенный!): Живет в ней та любовь всего верней, Что и меня заставит неуклонно 8 Брести путем благочестивых дней, Принудит и меня своею властью Бежать напрасных бурь надежд и страсти, Жить, верность Добродетели храня... Любимая, увы мне: если это Любви подачка, нищему монета, — 14 Так не люби же, чтоб любить меня!

О правила грамматики! Вдвойне Пускай себя проявит ваша сила: Не школяры (она им так постыла!), 4 Но милая ее докажет мне. Когда недавно, с ней наедине, Опять запретной милости просил я, "Нет! Нет!" голубка дважды повторила, 8 Страшась, что не расслышу я вполне... [66] Воспрянь же, Муза, и пеан [67] пропой, Забудьте зависть, Небеса, и мой Успех триумфом увенчайте сразу: Поскольку знают все со школьных лет, Что тот, кто свел в суждении два "нет", 14 Построил утвердительную фразу!

Кому все песни Муза посвятила, Вложив в слова и звуки столько пыла? Твою, твою земную власть пою, 4 Ты песнь мою одна заполонила. В ком нежность черт и царственная сила, Кому Природа главный ключ вручила? Твою, твою земную власть пою, 8 Тебя в раю святая рать учила. Чьи губы так пленительно лукавят, Кто пол прекрасный и срамит, и славит? Твою, твою земную власть пою 12 И сознаю: твой дух Амуром правит. Чей легкий шаг зиждителей без меры, О чьем триумфе вострубили сферы? Твою, твою земную власть пою, 16 Ты власть свою берешь из рук Венеры. Чье млеко полнит все сердца отвагой? Чья отповедь — не бедствие, но благо? Твою, твою земную власть пою, 20 Ты бытию — живительная влага. Чья длань смиряет без противоборства, Кто даже дряхлости дает проворство? Твою, твою земную власть пою, 24 Ты, как змею, дробишь пятой притворство. Кто сетью влас треножит бег спесивца, Из горемыки делает счастливца? Твою, твою земную власть пою — 28 Чужды лганью превозношенья льстивца. Чей глас для чувств распахивает двери, Чья красота — не земнородной дщери? Твою, твою земную власть пою 32 И не таю: в тебя как в чудо верю. Кому все песни Муза посвятила, Вложив в слова и звуки столько пыла? Твою, твою земную власть пою, 36 Ты песнь мою одна заполонила.

Не нужно больше, милая, советов, О, дай свободу ты моим страстям! Пусть мудрецы, владеющие светом, 4 Хотят — ругают, а хотят — простят, Пускай Фортуна [68] не дарит приветом, Пусть облака заволокут мой взгляд, Пусть буду я для всех живых — отпетым, 8 Но от Любви мне нет пути назад! Ни к славе Аристотеля [69] , ни к славе Кровавой Цезаря [70] я не стремлюсь ничуть, Судить меня любой, конечно, вправе, Но я один лишь пролагаю путь — Путь к сердцу твоему! И Бог свидетель: 14 Ты мне — и Мудрость, ты — и Добродетель.

Амур! Считать я вправе: ты — жесток, Мечтам моим не помогая сбыться. Свои услуги вспомнить я бы мог, 4 Их перечесть (хоть нечем тут гордиться): Нагой младенец, был ты одинок — Мир постареть успел и умудриться, — В чьем сердце отыскал ты уголок, 8 Слепорожденный, чьи ты взял зеницы? Глаза и сердце, свет и жизнь... Увы, Таких услуг не стал бы забывать я! А если верить голосу молвы, То мы к тому же и по крови братья — Сам посуди: в гербах своих извечных 14 Несем мы — ты стрелу, я наконечник [71] .

Ну разве для надежды есть причины? Иль отягченный горем с неких пор, Ослабший разум множит те картины, 4 Что могут ублажить усталый взор? В немилость впал я у своей судьбины, Бездельничаю, пуст мой разговор, Желанья — лишний повод для кручины, 8 Костыль боязни страсть мою подпер. И все ж надежда в сердце проскользнула, Когда в ночи — о нет, то было днем — Украдкой Стелла на меня взглянула, С небес своих меня даря лучом; И пусть мой взор ее очей не встретил, 14 В тех небесах смущенье он приметил.

Надежда, ты не шутишь, ты серьезна? Развалины пред Стеллою сейчас, И жалость из ее струится глаз, 4 И если так, не чересчур ли поздно? Речь глаз ты изучила скрупулезно, Но поняла ль ты смысл небесных фраз? Прочти весь текст, прочти его сто раз, 8 И даже между строк, прошу я слезно. Не пропустила ль ты какой пустяк? След вздоха иль слезинки торопливой? Когда изучишь в тексте каждый знак, Поверю, что слова твои правдивы, И предпочту ошибке волю дать 14 Скорей, чем, зная истину, страдать.

О Стелла! жизнь моя, мой свет и жар, Единственное солнце небосклона, Луч негасимый, пыл неутоленный, 4 Речей и взоров сладостный нектар! К чему ты тратишь красноречья дар, Властительный, как арфа Амфиона [73] , Чтоб загасить костер любви, зажженный 8 В моей душе твоей же силой чар? Когда из милых уст слова благие Являются, как перлы дорогие, Что впору Добродетели надеть, Внимаю, смыслом их едва задетый, И думаю: "Какое счастье — этой 14 Прелестной Добродетелью владеть!"

О радость, как мне слог обресть высокий; О счастье, как мне быть, коль слаб язык; Смотри, о зависть, как восторг велик — 4 Его Морей текут во мне потоки. Под маскою скрывал я страх глубокий; Теперь дозволь сказать мне напрямик: Ушла зима моих страданий вмиг — 8 Весны теперь настали сроки. На трон доверья сел монархом я, Мне Стелла сердце вверила, как царство, И вправе я вскричать — она моя! Теперь, пока не проявлю коварства, Я здесь король, но некого венчать — 14 Наш договор не станем омрачать.

А Муза мне устроит тарарам — Не вечно ж про печаль писать! Недаром Пила так много слез моих — пора 4 Ей их запить зевесовым Нектаром [74] ! Сонетам ли зудить, как школярам, Бас — будь глубок, верхи — парите яро, Для смеха — щеки (хоть глаза — слезам). 8 Грешно пренебрегать господним даром! Явись же, Муза, и яви добро: Напишем радость, хоть и черно-белым... Но хватит, хватит... Придержи перо, Неистовая! Дай мне руку смело, Шепну тебе, скрепив печатью жеста: 14 Молчание — вот музыка блаженства.

Кто ищет в Книге бытия листы, Где в дивной форме дух сокрыт высокий, Тот пусть в тебе Любви читает строки: 4 О Стелла, совершенство — это ты! Увидит он: пугаясь Доброты (Непобедимы нежные попреки Очей, где — солнце Разума!), пороки 8 Скрываются, как птицы темноты [75] . Сама того не зная, может быть, Ты всех вокруг — и я тому свидетель! — Умеешь Красотой в себя влюбить И претворить влюбленность в Добродетель. "Увы, — вздыхает Страсть, голодный нищий, — 14 Все это так... Но мне б немного пищи!"

О Страсть! подруга всех моих невзгод, Сестра Любви моей многострадальной, Как трудно мне признать тебя опальной! 4 Но предрешен печальный поворот: Венеру велено пустить в полет На крылышках Дианы идеальной [76] , И нравственностью высокоморальной 8 Позолотить Амура жгучий дрот [77] . Лишь скромность, преданность и угожденье, При сдержанной учтивости речей, Лесть на устах, в глазах — благоговенье Предписаны мне Госпожой моей. Нет, в эти рамки Страсти не вместиться, 14 Я должен гнать тебя, — но как решиться?

Ты ли в дреме столь глубокой, Дар небесный, мой алмаз? Научу ее сейчас, 4 Пробудясь, не быть жестокой. Чары спят, и страх не нужен, Стрелы взора спрятал сон. Поиграем, Купидон, 8 Ты, мой мальчик, безоружен. Язычок, что так сурово "Нет" бросал навстречу мне, Сможет ли в блаженном сне 12 Лепетать все то же слово? Дремлет ручка — грозный воин. Путь открыт. Постыдно ждать. Нужно штурмом крепость взять. 16 Трус Любови не достоин. Стой, глупец! В одно мгновенье Пробужденный вспыхнет взгляд — И Любовь твою сразят 20 Возмущенье в презренье. Только уст влекущих сладость Поцелуй украсть велит. Заучи же алфавит — 24 И читай себе на радость. Поцелуй так сладок! Встала В блеске гневной красоты. Убегай же, дурень! Ты 28 Столько мог, а взял так мало.

Малыш Амур — проказник хоть куда, Лишь материнский взгляд ему указка, Ему любая шалость — ерунда, 4 Все потому, что столь мягка острастка. Лежала спящею моя Звезда, Я выпил поцелуй — и гнева маска И брань мне были платой. Вот беда! — 8 Мальчишке, а не мне нужна бы таска. Прощенья нет, и гнев ее воссел На троне красоты. А кто так смел, Чтоб шаг приблизить к судиям пунцовым? Небесный шут, твой самый лучший лик Гнев столь прекрасным сделал в этот миг, 14 Что искушает поцелуем новым.

Темпейских рощ [79] не снилась мне прохлада, Мне к струям Аганиппы [80] не припасть, Тупице, недостойному обряда [81] , 4 В любимцы Муз вовек мне не попасть. Твердят нам: "Страсть поэтов!" О, не надо! Кто знает, что такое эта страсть? Но поклянусь рекою черной ада [82] : 8 Не крал я мыслей и не стану красть. Вам странно, как же с легкостью такою Слова и мысль моя текут ручьем, И я пленяю знатоков строкою? Ну почему?.. Нет... Что вы? Нипочем Не догадаться вам. А вот в чем дело: 14 Мои уста поцеловала Стелла.

Из всех владык, по мненью моему, Быть первым Эдуард Четвертый [83] вправе, Дань воздаю не стати и уму, 4 Хотя и меньший дар приводит к славе, Не тем он мил, что твердым был в расправе И за отца отметил [84] , не потому, Что путь мечом пробил к своей державе, 8 Что покорился даже Марс ему, Что был король грозой французских лилий, Хоть лев шотландский самому грозил [85] , И что Людовик покорился силе [86] . Нет, не за то мне этот рыцарь мил, А лишь за то, что, будучи на троне, 14 Свою Любовь он предпочел Короне [87] .

Она пришла — и знак стремить лучи дала Светилам-близнецам ко мне, кто в сон глубокий Был погружен во тьме, а ныне зрит потоки 4 Сияния отрад, любовного тепла. Сиянье и тепло заря мне принесла — Столь нежные, что в свод и светлый и высокий Вперяю долгий взор — не страшны, не жестоки 8 Лучи, но, их страшась, уходят хлад и мгла. Я рассуждаю вслух — а полдень в небе крепнет, И, заполняя мир, свет огненный растет, И сердце жжет ожог, и в муках взор мой слепнет — Ни ветерок, ни тень страдальца не спасет. Поклон, и вздох, и взгляд к светилу я стремлю, 14 Умерить жар лучей и лечь в постель молю.

Те взгляды, чьи лучи — восторг; черты живые Те, в коих Красота сама воплощена; Тот облик, что узрят сердцами и слепые; 4 Та прелесть (от нее Венере не до сна!); Те руки, что вдали, а держат, как стальные; Те губы — смерть за них ничтожная цена; Та кожа — перед ней черны цвета иные; 8 Слова, которым суть блаженства отдана; Тот голос: вся душа вселиться в уши рада; Тот нежный разговор, высоких полный тем, Где речь о небесах, где что ни слово — правда... Но так в спокойствии рассудишь, между тем: Нет, больше, чем другим дано, мы не получим. 14 А Муза Девственна, она смолчит о лучшем!

О, как любви чистейший аромат Пары того колодца отравляют, Который в лапах Ревности зияет, 4 Высокий рай преображая в ад. Другому — вред, а любящему — яд, Бич Красоты, он только ложь питает, Чудовище, в боль радость обращает, 8 Он, и Любовь творя, вершит разлад. Кому еще даны по воле Рока Те когти, что, обняв, язвят глубоко, Тот бег бесшумных, но шипастых ног, Так много глаз — искать свое несчастье, И уши — чтоб слыхать лишь о напасти: 14 Не зло ли? сущий Дьявол, а — безрог!

О сладкий поцелуй, ты — сласть сплошная, Сладишь сильней сластей, что всласть сладят. Ты — хор, в котором чувства спелись в лад, 4 В возок Венеры голубков [88] впрягая; В бою Амура всюду ждешь, пленяя; Ты — ключ двойной: того, кто сам богат, Даришь богатством редкостных наград; 8 Отрад наставник, счастье обещая, Ты учишь нас: дай бой и покорись В дружеской драке, где сладки удары, Где смерть мила, когда тела сплелись; Ты — первенец надежд, заложник жара И завтрак неги. Чу! Пред ней молчу: 14 Я въяве поцелуй испить хочу.

Ты, губка, (что ж!) в надменности права, Коль лучшие — коленопреклоненны. Хвала Природы, Чести, Купидона, 4 Подобны музыке твои слова. Парнас, где обитают Божества, Даришь Уму и Музыке законы, Дыханье — жизни, к Стелле устремленной, 8 К той Красоте, что в ней одной жива. Тебе твердил я эти славословья. Но смолкни, сердце, и язык — ни слова, Чужда мне ложь, а разве лесть не лжет?.. Чтобы язык пришпорить с новой силой, Хвале недостает той губки милой, 14 Что нежным поцелуем учит рот.

О поцелуй, который дан устам — Плодам румяным найденного Рая, Ты льешь на сердце сладостный бальзам, 4 Немые губы счастью научая. О поцелуй, ты, души обручая, Природы волшебством дарован нам, И чтобы гимн пропеть таким дарам, 8 Как был бы рад не покладать пера я! Но скромница меня лишает права: Ей высшая нужна, иная слава... Душа в огне! Я не могу молчать! Хочу, утратив разум, быть счастливым: Меня способна сделать молчаливым 14 Лишь поцелуя твоего печать.

О нимфа сада, дивный облик твой — Живой укор красотам небывалым Того, кто стыл над водяным зерцалом [90] , 4 И той, что пред Троянцем шла нагой [91] . В твоем саду у Вишен вкус хмельной — Как много сласти в этом соке алом! О, уступи, сладчайшая, хоть в малом: 8 От Вишен не гони своей рукой! Хоть в страсти я ума отбросил груз И, в ход пустив и смелость и отвагу, На нежной вишне совершил укус, Прости мой промах, не гони беднягу. Клянусь, что впредь, вкушая благодать, 14 Я стану целовать, а не кусать!

Филип [92] , я долго был в ладах с тобой, Смотрел, как ты втирался к ней в доверье, Ты скромником держался, лицемеря, 4 Гоним как будто кроткою рукой. Я ревновал, но слушал щебет твой — Ты на груди у милой пел Венере. Как я страдал, глазам своим не веря — 8 Ты спал в лилеях рядом с госпожой! Что ж, эта милость спесь твою взрастила? В сетях самодовольства стал ты глуп. Как дерзости в тебе, наглец, хватило Коснуться клювом этих сладких губ И с языка слизнуть Нектар, смелея? 14 Сэр Фип, уймись, не то сломаешь шею!

Коль музыкой любви Орфеева [94] свирель Кружила в танце лес, бесчувственный досель, А лирой Фебов храм построил Амфион [95] Из пляшущих камней, взлетевших в небосклон, То пенье Стеллы во сто крат сильней. 6 О камни, о леса, внимайте ей! Всесилен хмель любви. Уж если, опьянен, Влюбился в пастушка без памяти дракон, Гречанки светлый взор так полюбил орел, Что с гибелью ее безбрежный мрак обрел [96] , То знай: земную страсть влечет зенит. 12 О звери! Птицы! Стелла там блестит. Ты спросишь, отчего хор птиц и сонм зверей, И камни, и леса с любовью в ноги к ней Не бросились еще? — Так велика их страсть, Что замерли они, не в силах в ноги пасть. О бедный разум! Как ты поражен! 18 И взор, и слух людской заворожен.

Уж если ты — дорога, мой Парнас, А Муза, что иным ушам мила, Размер подков гремящих предпочла 4 Мелодиям, исполненным прикрас, То, словно счастья, я молю сейчас, Чтоб ты меня к любимой привела — И наша с Музой прозвучит хвала 8 Благодарением тебе от нас. Пусть о тебе заботится народ, Пусть избежит забвенья даль твоя, Не знай греха, разбоя и невзгод — И в знак того, что не завистлив я, Тебе желаю много сотен лет 14 Лобзать благоговейно Стеллы след [97] !

Я вижу берег! Сердце, не спеши: Твой парус судну шаткому опасен. Порыв, рожденный радостью, прекрасен, 4 Но он сулит крушение души. Так слабоумный Лорд в ночной тиши Закон измыслит, что для всех ужасен, И людям, для которых путь был ясен. 8 Укажет тропку, где обрыв в глуши. Свободу слугам предоставь своим, Пусть уши разуму доносят звуки, Лик Красоты глазам необходим, Дыханью — аромат; пускай же руки Обнимут мир — с Любовью и людьми, 14 А ты всю царственную Дань возьми.

Радость, снова ты со мной. Боль безумца успокой, Душу мне не береди И блаженством награди. Ты стань моей — и весь я твой. 6 "Нет, нет, нет, нет, мой Друг, постой." В звездной шали ночь светла. От Любви сияет мгла. Дремлет ревность. Сам зенит От угрозы нас хранит. Ты стань моей — и весь я твой. 12 "Нет, нет, нет, нет, мой Друг, постой." Для сетей своих Эрот Места лучше не найдет. Здесь, на ложе красоты, Шепчут все нежней цветы: Ты стань моей — и весь я твой. 18 "Нет, нет, нет, нет, мой Друг, постой." Лунный свет — как легкий дым Пред сиянием твоим. Я судьбою вознесен. Нас не слышат. Всюду сон. Ты стань моей — и весь я твой. 24 "Нет, нет, нет, нет, мой Друг, постой." Чу! Шуршанье... Это Мышь. Всюду дрема, всюду тишь. Но лепечет сон-ручей: "Не теряй младых ночей". Ты стань моей — и весь я твой. 30 "Нет, нет, нет, нет, мой Друг, постой." Время — скряга. Может быть, Миг блаженный повторить Не дозволит. Ты со мной — Так ликуй в тени ночной. Ты стань моей — и весь я твой. 36 "Нет, нет, нет, нет, мой Друг, постой." Погасила свечи мать. Спит, решив, что ты опять Пишешь письма. Ты и впредь Их пиши. Но дай пропеть: Ты стань моей — и весь я твой. 42 "Нет, нет, нет, нет, мой Друг, постой." Ни к чему преграда рук. Лучше ладить, милый друг. Пусть воюет Марс, а ты Действуй силой красоты. Ты стань моей — и весь я твой. 48 "Нет, нет, нет, нет, мой Друг, постой." Горе мне! Меня клянешь, Ненавидишь. Ну так что ж, Проклинаю рока власть! Я взлетел, чтоб так упасть! Прощай! закончен путь земной! 54 "Нет, нет, нет, нет, мой Друг, постой."

Увы, зачем такая перемена В твоих глазах? Коль есть вина за мной, Пусть стыд мне очи выест, пусть чумой 4 Позора буду мучим ежеденно! Но если чувство в сердце неизменно И блещет Горностая белизной [98] , И все мои мечты к тебе одной, 8 К одной тебе летят самозабвенно, — Тогда смягчись, о нежный судия! — Ужель не замечаешь, как тоскую? И если должен быть наказан я, Карай, — но кару избери другую. Оставь мне свой благословенный взгляд — 14 И Рай уже не обратится в Ад.

Когда во мне твой взор надежду заронил, С надеждою — восторг, с восторгом — мыслей пыл, Язык мой и перо тобой одушевились. Я думал: без тебя слова мои пусты, Я думал: всюду тьма, где не сияешь ты, 6 Явившиеся в мир служить тебе явились. Я говорил, что ты прекрасней всех стократ, Что ты для глаз — бальзам, для сердца — сладкий яд, Что пальчики твои — как стрелы Купидона, Что очи яркостью затмили небосвод, Что перси — млечный путь, речь — музыка высот, 12 И что любовь моя, как океан, бездонна. Теперь — надежды нет, восторг тобой убит, Но пыл еще живет, хотя, сменив свой вид, Он, в ярость обратясь, душою управляет. От словословий речь к упрекам перешла, Там ныне брань звучит, где слышалась хвала; 18 Ключ, заперший ларец, его ж и отпирает. Ты, бывшая досель собраньем совершенств, Зерцалом красоты, обителью блаженств И оправданьем всех, без памяти влюбленных, Взгляни: твои крыла волочатся в пыли, Бесславья облака лазурь заволокли 24 Твоих глухих небес, виной отягощенных. О Муза! ты ее, лелея на груди, Амврозией своей питала, — погляди, На что она твои дары употребила! Презрев меня, она тобой пренебрегла, Не дай смеяться ей! — ведь, оскорбив посла, 30 Тем самым Госпожу обида оскорбила. Ужели стерпишь ты, когда задета честь? Трубите, трубы, сбор! Месть, моя Муза, месть! Рази врага скорей, не отвращай удара! Уже в моей груди клокочет кипяток; О Стелла, получи заслуженный урок: 36 Правдивым — честный мир, коварству — злая кара. Не жди былых речей о белизне снегов, О скромности лилей, оттенках жемчугов, О локонах морей в сиянье лучезарном, — Но о душе твоей, где слово с правдой врозь, Неблагодарностью пропитанной насквозь. 42 Нет в мире хуже зла, чем быть неблагодарным! Нет, хуже есть: ты — вор! Поклясться я готов. Вор, господи прости! И худший из воров! Вор из нужды крадет, в отчаянье безмерном, А ты, имея все, последнее берешь, Все радости мои ты у меня крадешь. 48 Врагам вредить грешно, не то что слугам верным. Но благородный вор не станет убивать И новые сердца для жертвы выбирать. А на твоем челе горит клеймо убийцы. Кровоточат рубцы моих глубоких ран, Их нанесли твои жестокость и обман, — 54 Так ты за преданность решила расплатиться. Да что убийцы роль! Есть множество улик Других бесчинных дел (которым счет велик), Чтоб обвинить тебя в тиранстве окаянном. Я беззаконно был тобой порабощен, Сдан в рабство, без суда на пытки обречен! 60 Царь, истину презрев, становится Тираном. Ах, этим ты горда! Владыкой мнишь себя! Так в подлом мятеже я обвиню тебя! Да, в явном мятеже (Природа мне свидетель): Ты в герцогстве Любви так нежно расцвела, И что ж? — против Любви восстанье подняла! 66 С пятном предательства что стоит Добродетель? Но хоть бунтовщиков и славят иногда, Знай: на тебе навек лежит печать стыда. Амуру изменив и скрывшись от Венеры (Хоть знаки на себе Венерины хранишь), Напрасно ты теперь к Диане прибежишь! — 72 Предавшему хоть раз уже не будет веры. Что, мало этого? Прибавить черноты? Ты — Ведьма, побожусь! Хоть с виду ангел ты; Однако в колдовстве, не в красоте здесь дело. От чар твоих я стал бледнее мертвеца, В ногах — чугунный груз, на сердце — хлад свинца, 78 Рассудок мой и плоть — все одеревенело. Но ведьмам иногда раскаяться дано. Увы! мне худшее поведать суждено: Ты — дьявол, говорю, в одежде серафима. Твой лик от божьих врат отречься мне велит, Отказ ввергает в ад и душу мне палит, 84 Лукавый Дьявол ты, соблазн необоримый! И ты, разбойница, убийца злая, ты, Тиранша лютая, исчадье темноты, Предательница, бес, — ты все ж любима мною. Что мне еще сказать? — когда в словах моих Найдешь ты, примирясь, так много чувств живых, 90 Что все мои хулы окажутся хвалою.

О судия, открой, Кто более велик, — Сей голос неземной Иль сей небесный лик? Не бойся дать ответ — 9 В их споре гнева нет. Защитников уста Прославлены весьма: Здесь спорят Красота И Музыка сама. И радость наградит 12 Того, кто победит. У каждого истца Отменный адвокат. Так золото отца У брата просит брат. И долог будет спор, 18 И труден приговор. Нас Красота пронзит — И вот весь мир исчез, Лишь грация сквозит В гармонии небес. А совершенный лик 24 От сплава их возник. Взлетает в небо речь — Так музыка чиста. Одним движеньем плеч Пленяет Красота. Но спор умолк — и тут 30 Друзья сторон идут: Любовь, ее влечет Сияние красот, А Удивленье льнет К чудесной силе нот, — Но в мощи двух сторон 36 Сей диспут растворен. И вновь о мощи двух Ведут горячий спор Свидетель — острый Слух, Свидетель — ясный Взор. Любой из них вот-вот 42 Другому даст отвод. Но Здравый Смысл есть — Бесстрастный судия. Кого же предпочесть? — Он скажет, не тая. Но россыпи похвал 48 Он поровну раздал! Средь тайн и средь высот, Принц Разум, только ты Постиг и прелесть нот, И пенье красоты. Вели же замолчать 54 И славой их венчать!

Кто столь Природой обделен, что к нежным звукам глух, К той музыке, что веселит и возвышает дух, Или не глух, но до того рассудком иссушен, Что только кличку нацепить на чудо может он, — Да внемлет гласу божества и отдых даст уму, 6 Чтоб дури выучиться там, где мудрость ни к чему, Кто тусклым оком Красоту не в силах различить, Иль не способен, различив, достойно оценить, Иль совершенство оценив, не может, рыбья кровь, В бескрылом сердце ощутить крылатую любовь, — ^ Да узрит яркие лучи — и да усвоит он 12 Начертанный пред ним любви и верности закон, Внимай же, с трепетом внимай; дивись, не надивись; Не в смертном мире Красота такая родилась; Ты видишь этот лик? — О нет! не лик, но горний свет, Струящийся от двух живых, сияющих планет; Ты слышишь голос? — Кто солжет, что это звук земной? 18 То лютен ангельских душа, небесных звуков строй.

Лес тенист, и воздух чист. Всюду слышен птичий свист. Тонут дикие растенья 4 В терпком запахе цветенья. Астрофил — и с ним она, Стелла, нежности полна. И душа душе из плена 8 Шепчет: Будь благословенна! После всех страданий он Осторожен, обожжен. И она совсем забыла 12 Все, что душу ей томило. Льются слезы их всерьез, Но смеются капли слез. И, деля любовь и горе, 16 Отразился взор во взоре. Эхом вздохов дышит даль. В них и радость, и печаль. И, сплетясь, вместили руки 20 Жизнь и смерть, восторг и муки Словно жаждущий, готов Слух припасть к потоку ело! Но уста молчать решились, 24 Чтоб сердца наговорились. Затянулась немота. Но любовь его уста Разомкнула — и влюбленный 28 Вдруг промолвил, потрясенный: "Стелла, повелеть изволь — И восторг прогонит боль. Стелла, свет звезды небесной, 32 Стелла, луч во тьме над бездной, Стелла, в чьих очах зажег Свой огонь крылатый бог! Прямо в сердце с небосклона 36 Метят стрелы Купидона. Стелла, речь твоя вольна Душу расплескать до дна. Стелла, словно ангел рая, 40 Ты мне пела, дорогая. Стелла! Чудо красоты! Лик небесный, чьи черты Всех милей! — Над ними разум 44 Тайным светится алмазом. Сжалься, сжалься надо мной! Замер голос робкий мой. Стань моей! О, что с тобою? 48 Не смутись моей мольбою! Сжалься! Я тебя люблю! На коленях я молю. Подтверждают правду жеста 52 Даже время, даже место. День свиданья так хорош! Леса лучше не найдешь. Воздух, птицы и растенья, — 56 Все поет: "Лови мгновенья!" Нежный ветер сам не свой: Он целуется с листвой И нарядный лес колышет. 60 Все вокруг любовью дышит. Здесь поляна влагу пьет, К ней ручей влюбленный льнет. Им, немым, блаженство ныне. 64 Что ж робеть тебе, богине!" Вот он руки тянет к ней, Чтобы стала речь ясней. Но навстречу непреклонней 68 Грациозный взлет ладоней. Речь ее пронзила вдруг Сердце. Поразила слух. Столь искусно ткались фразы — 72 И признанья, и отказы. "Астрофил, не надо вновь Проверять мою любовь. Для меня твои мученья 76 Горше смерти, нет сомненья, Мне отрада — только ты, Лишь к тебе летят мечты Средь скорбей моих безбрежных 80 И томлений безнадежных. Если, как твердил не раз, Дорожишь сияньем глаз, То позволь уйти влюбленной, 84 Безрассудной, ослепленной. Если вспыхнет мысль во мне, Там, в сердечной глубине, — Что не ты всего дороже, — 88 Пусть умрет — и я с ней тоже. И еще отныне знай: Мне с тобой не нужен рай. Любишь! Есть ли счастью мера! 92 Ты — моя любовь и вера. Верь, исполнен в этот раз Жгучей боли мой отказ. Честь-тиранка так велела. 96 Над собой не властна Стелла. Милый, погоди, постой, В сердце — ты. Когда порой Скажут о тебе — в смятенье 100 Вспыхну вся в одно мгновенье." И ушла. И снова страсть Над страдальцем держит власть. Обрываю песнопенье — 104 Таково ее веленье.

К новым пастбищам бреди, Брошенное мною стадо. Буря у меня в груди, Слезы вроде водопада — 5 И тебе укрыться надо. Скройся от угрюмых глаз, От печали несравненной. Веселись! А мне сейчас Радость только в сокровенной 10 Темной скорби драгоценной. Только исповедь мою Горькую узнай вначале. Я ее не утаю, Чтоб и камни величали 15 Глубину моей печали. Стелла — та, что всех милей С божьего благословенья, Стелла всех пастушек злей! На меня — ее гоненья. 20 Мне ж не ведать наслажденья: Стелла отвратила взор. Я-то верил, безмятежный, Будто я ей до сих пор Дорог, как овечке нежной 25 Робкий агнец белоснежный! Стелла отвратила взор. Астрофил, твои заслуги Ни к чему! Как стройный хор, Все цветы цветут в округе, — 30 Лишь тебя согнули вьюги. Как в любви клялась она! Клятвы нежные напрасны. Не роптал, что ночь длинна, Нес любовь, как факел ясный, — 35 И покинут я, несчастный. Так ли любят? Вот вопрос! Коль от раны, от страданья Заскулит мой бедный пес, Я ж не обращу вниманья, — 40 Нет на это оправданья! В ней лишь ненависть! Опять Ей играть бы в чет и нечет. Для чего мне правду знать? Правда душу изувечит. 45 Только смерть меня излечит. Стадо милое, прощай! Встретишь Стеллу — ей, небесной, Грустно блея, передай, Что спешит к могиле тесной 50 Бедный раб звезды прелестной.

Когда меня от Стеллы уводил, — Сей снеди чувств, сей сердца сердцевины, От той, чей свет душе покой дарил, — 4 Долг расставанья, долг дороги длинной, Ее лицо исполнилось кручиной, И слез заслон в глазах ее застыл, Вздох смял уста, сковал черты личиной, 8 И скорбь в словах мой скорбный слух довил. Восплакал я, увидев жемчуг скатный, И вторил вздоху жалобой невнятной, И с радостной надеждой в путь пошел. И все ж — поскольку горек был осадок, А повод для печалованья сладок, — 14 Я был бы зол, когда бы не был зол.

Молчи, разлука! Смеешь ты шептать, Предательские мысли мне внушая? Иль стану я от клятв моих бежать, 4 Скорейшую награду предвкушая? Иль верность — ложь? Иль мощь в тебе такая? Иль могут звезды солнце затмевать? Иль будет низменной еды желать 8 Вкусивший перед этим пищи рая? Когда желанный свет померк вдали, Осиротев, все чувства вглубь ушли, Где памяти огонь горит подспудно. Дотоле в разных жившие местах, — Любовь — в душе, а зрение — в очах, — 14 Теперь сошлись, усилясь обоюдно.

Разлуки хмурая, глухая ночь Густою тьмой обволокла мне день — Ведь очи Стеллы, что несли мне день, 4 Сокрылись и оставили мне ночь; И каждый день ждет, чтоб настала ночь, А ночь в томленье призывает день; Трудами пыльными замучит день, 8 Исполнена безгласных страхов ночь; Вкусил я зло, что дарят день и ночь; Нет ночи непроглядней, чем мой день, И дня тревожней, чем такая ночь; Я знаю все, чем плохи ночь и день: Вокруг меня зимы чернеет ночь, 14 И жжет меня палящий летний день.

Не жду, о Стелла, славы и побед, Лишь ты моя надежда и мечта, Твой взор — мой взлет, мой рок — твои уста, 4 Мне всех похвал дороже твой привет. Ты скажешь: я честолюбив? О нет! Гнездо из Лавров — призрак и тщета. Когда умру, мне хватит и креста, 8 К чему Надгробье с надписью "Поэт"? Добился б я признанья хоть сейчас И мог бы слыть отменным рифмачем, Причем без чуждых перьев и прикрас, Ведь я пишу, а разум ни при чем: Твоя краса живет в моей строке, 14 Любовь к тебе велит писать руке.

Когда, о Стелла, чести своевластье Меня от света жизни увело И ты, мое Светило, вдруг зашло, 4 Меня оставив жить в ночи несчастья, Тогда огонь свечи среди ненастья Явило мне янтарное чело, Гранаты глаз, таящие тепло, 8 Чужой красы разрозненные части. Те глобусы — лишь слепки вышних сфер [102] . И если сердце любоваться радо Подобьями красы твоей, поверь, Верь, дорогая, — ревновать не надо, Узнав, что я, волнуясь, их ловлю: 14 Не их, о нет! Тебя я в них люблю.

Вы, сударь, цените свои слова, Как целый трюм товара привозного? Как житель Спарты, бережете слово [103] ? 4 Мой слух щадите? Поглядев едва, Вы цедите одно, от силы два. О Стелле я вас вопрошаю снова, Вы отвечаете: "Жива-здорова". 8 Достаточно ли знать мне, что жива? Мне надо знать, скажите бога ради, Была она грустна иль весела, Смеялась ли, в каком была наряде, Как время коротала, с кем была, Меня хоть ненароком вспоминала? 14 Все, все скажите! И еще — сначала!

Жизнь моя! Придет ли миг, Миг, когда в глазах твоих Я прочту, смогла ль разлука Стать самой любви сильней И из памяти твоей 6 Вырвать нежный облик друга? О, когда бы знать я мог, Что меня угрюмый рок Отлучил от глаз бесценной, Но из сердца не исторг! Нету слов! Какой восторг 12 В этой мысли сокровенной! Мысль моя, лети! Лети — И меня опереди. Невидимка, будь смелее. Ты коснешься томных вежд. Дивный рой моих надежд 18 Той неси, что всех милее: Мысль, тебе преграды нет. Что тебе любой запрет! Если свет ее летучий Так пугает — не забудь Взять с собою в дальний путь 24 Жар страстей, печаль созвучий. Ты представь блаженный день: Сердце скачет, как олень, Залетает на вершины. Поцелуй так сладок — ах! — Тают розы на устах, 30 Блещут жемчуг и рубины: Царской доли благодать — Всеми порами впивать Красоту, сиянье, пенье, Я хмелею, а у ней — Чем сильней порыв страстей, 36 Тем слабей сопротивленье. Будет, будет день нежней Воркованья Голубей! С болью радостного стона, Как мечталось с давних пор, Сердце — сердцу, взору — взор 42 Мы подарим упоенно. О! Замри, моя мечта! Ты бесплодна и пуста, Ты терзаешь мукой ада. Спи и душу не волнуй. Пусть разбудит поцелуй — 48 Мой Нектар, моя услада.

О провиденье, о провинность! Мне Не отыскать блаженства милосердья, Моя беда черна в своем усердье: 4 Страдает Стелла по моей вине. Но истина (коль я не пал вдвойне) Свидетель мой, что не в игре со смертью, Не от беспечности над вечной твердью 8 Шквал чувств оставил разум в стороне. Для оправданий слов не отыщу, Я повредил тебе (и жив при этом!). Пусть все простят, но сам я не прощу, И будет только боль на боль ответом. Все ссадины твои я залечу — 14 Твоей слезою я кровоточу.

О горе, все слова — в твоей лишь воле, Ведь это твой мрачит мне разум яд, Да так, что внутрь устремленный взгляд 4 Не может различить пределы боли. Гак погорюй, (ты можешь!), и поболе О той душе, в которой ныне ад, Где мысли все о гибели твердят 8 И кличут смерть, незванную дотоле. Но если не одаришь словесами Раба, что недостоин бытия, — Оплачь себя горючими слезами: Хоть и течет в несчастье жизнь твоя, Погибнешь ты, (сравнимся ли скорбями!) 14 Живя в таком несчастии, как я.

О вздохи, ваша дружба необманна — Мою не забываете вы дверь, В груди вас прежде нянчил — и теперь 4 Со мной вы, в благодарность, постоянно. Приятель робкий — радость слишком рано Сокрылась в чаще, как пугливый зверь, И наслажденье не снесло потерь, 8 Хоть мне клялось, что одного мы стана. Печаль приходит, убивая вновь Своих же детищ — слезы, чтя виною, Что нас сдружила некогда любовь... И только вздохи верные — со мною. Я буду благодарен вам вдвойне, 14 Когда вы разорвете сердце мне.

Ты не случайно, мысль, на ночь похожа И с ней в одни цвета облачена: Подобно ей безрадостно темна, 4 Ты в белый день, подобно ей, не вхожа. Тебя — разлад, ее — сомненье гложет, Ты те же слезы лить обречена, Молчать в тиши, когда молчит она, 8 Полночной тяжестью сердца тревожа. Вы — одиночеств горестный приют: Являет ночь безумных духов лица, В тебе — метанья духа предстают. И все же ей с тобою не сравниться: Угомонясь, покоя ищет ночь, 14 А ты его упрямо гонишь прочь.

Чтоб Ночь развлечь, на небесах Диана Во всей красе свой лик являет вдруг И звездных Нимф зовет в веселый круг [106] , 4 Чьи стрелы смертных ранят беспрестанно. Но Феба Ночь-бедняжка любит рьяно И, понимая безнадежность мук, Чурается резвящихся подруг — 8 Молчит, в наряд одевшись чернотканый. Вот так же Леди по стопам богини, Изящества и вежества полна, Рой туч моих развеять тщится ныне. Но будь самою радостью она, Все ж в сердце не рассеяла б ненастья — 14 Без света Солнца я не знаю счастья.

Постель, ты мир несешь для душ иных — Мою ведешь, что ночь, к войне и бою. В твоей тиши я бьюсь с лихой судьбою — 4 Сколь горьки вздохи у брегов твоих! Маня толпою теней дорогих, Сулишь покой — но не бывать покою (От шпор Любви, от плетки горя вою), 8 Мечусь, моля, и хоть бы миг был тих! На лике горя ужас темноты Облагородил мрачные черты, Но праздность вновь морщины обнажила. Аврора встала, и опять светло, И щурюсь я от зависти: пришло 14 К червям их Солнце — где ж мое светило?

Когда Глухая ночь дает всем знак, Что наступило наконец мгновенье Лишенные мишени стрелы зренья 4 Укрыть в колчаны сна, насытив зрак, — Лежит мой ум, раскрыв глаза, и так Он видит формы тьмы и наслажденья; В гармонии в часы ночного бденья 8 И траур ночи, и душевный мрак. Зато когда с восходом солнца птица Поет свою хвалу красавцу дню, Зовя его цветеньем насладиться, В гробницах век глаза я хороню, Чтоб не видал Создатель удрученный 14 Свет чувств моих и разум помраченный.

О слезы! Нет — о ливень благодатный, Которым плачет небо красоты, Он заставляет расцветать Цветы, 4 И красоту он славит многократно. О эти вздохи, слышимые внятно, В которых все Зефиры разлиты, Моя душа, их жадно ловишь ты, 8 Живя в аду, где гибнешь безвозвратно. О жалобы, в такой вы скрыты речи, Что перед вами вянет красноречье, Гармония в рыданьях — наяву... Коль слезы, вздохи, пени мне являли Такое воплощение печали, — 14 То радость, прочь! Пусть в Грусти я живу.

Хворает Стелла — и в больной постели Та Красота, которой равных нет, Болезнь гордиться вправе, в самом деле 4 Своим плодом считая этот цвет. Живет болезнь в таком прекрасном теле, Недуг такою чистотой одет — Но радость, что жила в глазах, как свет, 8 Вдруг учится рыдать (вот странность!) в Стелле. Болезни служит, словно паж, Любовь — Малейший взгляд любого заставляет Спешить, чтобы смягчить болезнь и боль. Сама Природа над тобой рыдает: Она не сможет, пусть века пройдут, 14 Вновь ум такой в такой вложить сосуд!

Где Розы алые, чей пламень так пленял? Куда исчез тот цвет, что облик благородный, Пылая, обрамлял стыдливостью природной? 4 Кто с утренних небес мою зарю украл? Как вышло, что цветок малиновый увял, Взращенный с нежностью Природой плодородной? Кто в этом виноват, что бледностью холодной 8 Покрыт любимых щек божественный овал? Галена [108] правнуки, бредя путем избитым, Причину отыскать хотят в недуге скрытом, Но ищут, как всегда, от правды вдалеке; То просто-напросто Амур белит страницы Для новой повести, пока Любви Царица 14 Чернила красные разводит в пузырьке.

Благословенна Темза, в чьих струях В тот вечер образ Стеллы отразился! — И каждый всплеск воды, и каждый взмах 4 Весла, который для нее трудился. Ладья плыла, танцуя на волнах, И ветерок, что над прекрасной вился, Запутавшись в душистых волосах — 8 О сладкий плен! — затих и притаился. Напрасно он остаться там мечтал, Был изгнан сын Эола [109] , — но сначала Он дерзким поцелуем растрепал Ей локоны, — она зарделась ало. И я в душе воскликнул: "Милый стыд, 14 Да будет он в Храм вечности укрыт!"

Но чем я вас, завистники, задел, Что каждый взгляд, мое любое слово Оклеветать злословие готово, 4 Таясь везде, куда б ни поглядел? Вас не смягчит мой горестный удел: В тюрьме разлуки не поднять засова, Кромешен мрак, и нет пути иного, 8 И скорбь словам поставила предел. Промедлю под окном благословенным, Обрадован, от жажды в забытьи, Пустым бокалом [110] , точно кубком пенным, — Вы тут как тут, ревнители мои: "Он любит Стеллу! Он о ней стенает!" 14 Глупцы! Да кто же это отрицает!

"Под окном, во тьме ночной Кто играет, словно стонет?" Тот, кто с глаз твоих долой Сослан, и скорбит — и гонит 5 Грубый свет звезды иной. "Ты ли тянешься к огню С прежней пылкою мольбою?" Друг мой! Грезы сохраню И, оставленный тобою, 10 Сгину, если изменю. "Все рассеется, как сон, Лишь настанет час разлуки." Нет, бессилен сей закон: В сердце, полном смертной муки, 15 Облик твой запечатлен. "Все пройдет с теченьем дней. Время людям неподвластно." Станет суть вещей ясней. Горлинке, влюбленной страстно, 20 Суждено любить сильней. "Ты забудешь о любви В вихре новых увлечений." Ликов ангельских рои, Хор красавиц — только тени, 25 Тени бледные твои. "Эти мысли возлелей! В них елей и свет небесный..." Отчего ты стала злей? Никогда, цветок прелестный, 30 Не казалась ты милей. "От любви невзгоды сплошь. Ты устанешь и остынешь." Как в безумье ни трясешь Сей кинжал — любви не вынешь: 35 Глубже в сердце всадишь нож. "Приходить сюда не смей! Мне покоя здесь не стало." Я лишусь блаженных дней, Только б ты тревог не знала. 40 Здесь причал души моей. "Ну, беги! Довольно сцен! Аргуса [111] не дремлет око!" О богиня перемен! О Фортуна! Ты жестока. 45 Покидаю милый плен.

Она исчезла. Горю нет конца... Бесплотно и бесследно, как виденье. Из зеркала исчезло отраженье, 4 Хоть сердце сохранило лик ея. Клянусь, я был невинней мудреца, Когда в невероятном ослепленье Все зеркала заставил в исступленье 8 Служить свеченью одного лица. Но хватит плакать. Ожерелье слез Мне не вернет утерянного Бога. Будь проклят паж, который факел нес, Будь проклят Кучер, проклята дорога. Ты поровну на всех проклятья раздели. 14 Я трижды проклят сам за то, что был вдали.

О боль разлуки — Стеллы нет со мной; О ложь надежды лестной! С честным ликом Она лгала, что в этом месте диком 4 Увижусь я со Стеллой неземной. Вот я стою над крутизной, Страдание во мне созрело криком, Но в ослепленье жалком и великом 8 Хочу молиться я тебе одной. Здесь вижу много я прекрасных Дам, Плетущих кружева беседы нежной, Но в сердце им я заглянуть не дам, В их утешенье привкус неизбежный Целебной лжи, которая всегда 14 Несет туда веселье, где беда.

О Стелла, ты одна — Источник счастья, Стихиями ты властвуешь вполне, И прежде, чем служить хоть как-то мне, 4 Они идут к твоей монаршей власти. Так дай же сердцу отдых — хоть отчасти, Оно страдает по твоей вине, И мыслям дай Приказ, дабы оне 8 Вершили труд свой [112] , не страшась напасти. Как Королева, отошли мой разум, Пусть он, тебе покорствуя, сполна Сработает все, что обязан, разом: Позор слуги — Хозяина вина. Не дай глупцам себя во мне хулить 14 И "Вот любовь!" с презреньем говорить.

Когда беда (кипя в расплавленном огне) Прольет на грудь расплавленный свинец, До сердца доберется, наконец, 4 Ты — свет единственный в моем окне. И снова в первозданной вышине К тебе лечу, как трепетный птенец, Но горе, как безжалостный ловец, 8 Подстережет и свяжет крылья мне. И говорю я, голову склонив: Зачем слепому ясноликий Феб, Зачем глухому сладостный мотив, И мертвому зачем вода и хлеб? Ты в черный день — отрада мне всегда, 14 И в радости лишь ты — моя беда.