С тех пор я болен, как гроза ушла: С тех пор мне страшно, что за мной следят; С тех пор сирены в путь меня манят [366] ; 4 С тех пор завеса на глаза легла; С тех пор мой ум впитал смятенья яд; С тех пор душе свобода тяжела; С тех пор у снега я прошу тепла 8 И слабым чувством в плен рассудок взят. Ну что ж, Любовь, я подчинюсь ярму И поступлю, как требует закон, Поскольку тот, кто разбивал тюрьму, Сказать по чести, не бывал спасен. Ах, столько чар в тюремщике моем, 14 Что я согласен вечно быть рабом.

Великая Любовь сошла ко мне, Рождая в сердце робость и недуг И, как заклятый недруг на войне, 4 Ища в убийстве худшую из мук; Не красотой заряжен дерзкий лук, Но прелестью, влекущею вполне, И добродетель не поможет мне, 8 И падает рассудка меч из рук: Живой, я смерти пошлину плачу, Чудовища мне снятся наяву, Я тяжесть непомерную влачу И помощь бесполезную зову — Но мысль голодной смертью умерла, 14 Отведав с Купидонова стола.

Огонь пылает от моих скорбей, И небо льет обильные дожди, Вода рыдает на брегах морей, Скорбит земля [368] у неба на груди. Слава ко мне спешит, Время уходит прочь, Пространство с тоскою зрит, Как бесконечна без надежды ночь. Лишь ей меня не жаль. Мне вслед горят Ее глаза жестокими огнями, Но пламя этих глаз 12 В моей душе поддерживает пламя. Сожги меня, огонь, чтоб не гореть мне, О воздух, сгинь, чтоб не дышать тобой, Возьми меня, вода, чтоб не жалеть мне, Земля, разверзнись, сердце успокой. Слава, убей мой дар, Время, пробей мой час, Пространство, ускорь кошмар, Стихии, меры, умоляю вас! Но вся природа в страхе отвернулась, И смерть склонилась перед ней, живой. О смерть, ты обманулась: 24 Надменная пренебрегает мной.

Когда шумит ликующий апрель И землю пробуждает ото сна, Надрывно льется Филомелы [369] трель, Как будто гроздью терний пронзена: Скорбя и сожалея, Она поет уныло — Печаль ей грудь сдавила, То память о насилии Терея. Найди, о Филомела, каплю счастья Хотя бы в том, что я терзаюсь страстью. Твоя земля в цветах, моя — мертва. 12 Вонзаются шипы в мои слова. У Филомелы нет другого горя, Как только память о любви отмщенной. Возвышенная слабость плачет, споря С отчаяньем обиды непрощенной. Но за мое страданье Мне песни не дано. А ведь не все ль равно? Снести насилье легче, чем желанье. Найди, о Филомела, каплю счастья Хотя бы в том, что я терзаюсь страстью. Твоя земля в цвету, моя — мертва. 24 Вонзаются шипы в мои слова.

Ты, как нектар, в пищу душе дана. Волю неба вижу в твоей победе. Нимфа, к чести женщин ты рождена, — 4 Светлая леди. Где любовь, где яства ее столов? Где глаза, смотревшие сквозь туманы? Где уста? Теперь они вместо слов 8 Дарят мне раны. Где теперь бесценный любви привет? Где лицо, что солнце мне затмевало? Где восторг и чудо? Ужель их нет? 12 Чувства не стало. Жить ли в рабстве у чувств, что ушли давно? Бренно слово, гибнут мечта и слава. Ныне мне возмездье принять дано — 16 Чашу отравы. Что за слово нимфа произнесла? Как ничтожны рядом слова поэта! Я не знал, что гибелью мне была 20 Участь дуэта. Новой боли в сердце не зарони, Встреть меня улыбкой, когда приду я. А уйти замыслила — так верни 24 Все поцелуи. Ты, как нектар, в пищу душе дана. Волю неба вижу в твоей победе. Нимфа, к чести женщин ты рождена, — 28 Светлая леди.

Желанье, спи, — бормочет Красота, — Усни, дитя, твой крик сжимает грудь. 3 Дитя кричит: Уйди, ты не даешь уснуть! - Усни, дитя, сомкни твои уста — Кровать мягка, и ты покоен будь. 6 — Уйди! Твоя любовь мне не дает уснуть. - Постой, малютка, грудь моя пуста. Дай только молоку наполнить грудь. 9 Дитя кричит: Ну нет! Я не могу уснуть!

Все тембры красоты, вся глубина Тебе, о сладкая, дана. Музыкой душа полна. То была чужая речь, То, что ты сейчас слыхала, — Ибо потерявший жало Должен бездыханным лечь. Слово яд, и слово лгало. В нем проклятье и вина. 10 Музыкой душа полна. Все тембры красоты, вся глубина Тебе, о сладкая, дана. Музыкой душа полна. Юность красотой живет — Музыка живет аккордом. Так, аккорд твоих красот Разрешился в гимне гордом. Я живу в сознанье твердом: Стоишь песен ты одна. 20 Музыкой душа полна. Все тембры красоты, вся глубина Тебе, о сладкая, дана. Музыкой душа полна. Если кто-то — о ответь! — Высшей тайной осененный, Встретил на земле мадонну — Разве может он не петь? Взор небесно-благосклонный Мне дано прозреть до дна. 30 Музыкой душа полна. Все тембры красоты, вся глубина Тебе, о сладкая, дана. Музыкой душа полна. Что скрывает этот миг Под веселою личиной? — В сладкой песни лебединой Смерти явен жуткий лик. Пусть мне смерть грозит кончиной. О любви поет струна. 40 Музыкой душа полна.

О порча жизни, адских врат изгой, Чудовище по имени Недуг! Тот горько плачет над своей судьбой, 4 Кто вышел из твоих проклятых рук. Как опытный грабитель, прячешь ты В чужом добре свой мерзостный порок: Ее лицо — обитель красоты — 8 Избрать своим пристанищем ты мог. Она была предметом всех похвал, А ты хотел, расчетливый злодей, Чтобы огонь божественный пылал Над пятнами жестокости твоей. Но чем сильней ее глаза влекут, 14 Тем более ты ненавидим, плут.

О горе мне! Мой дерзостный язык Владычице моей послал недуг: В моем недужном сердце вырос крик, 4 Хвалу и скорбь сведя в единый круг; О, как хвалил я этот нежный рот, И этот властный взор — любви очаг, И грудь, к которой припадал Эрот! 8 И ножки (ножки!), их победный шаг. Меж тем недуг подслушал, как ей льстят, (Он извинить мне этого не мог), Он к ней слетел, желанием объят, И дивное лицо лобзаньем сжег. Я слишком захвалил ее, любя. 14 Недуг, она не стоила тебя

Злосчастья гость, приниженности друг, Брат немощи, приемыш нищеты, Дитя проклятья — мерзостный недуг, 4 Ты был низринут с горней высоты. Но как ты смел соприкоснуться с ней, Вломиться в двери к чистой красоте, Чья скромность — щит надежный от страстей. 8 Чьи чувства недоступны суете? Какое мужество, какая власть Тебя подвигли? Или демон злой Нашептывал тебе, какую масть Ты должен выбрать козырем, изгой? Но раз она твоя — найди запрет, 14 Чтобы она не говорила "нет".

"О злой недуг", — твердят ее уста. Да знает ли она, какой разор Постиг людей? Как гибнет красота? 4 Или она не знает до сих нор, Что люди в страхе опускают взор, Увидев, что она давно не та, И там, где красоту похитил вор, 8 Сулит печаль земная суета? Но мудрость в ней блистает красотой: Она в уродстве не находит зла, И, дорожа не телом, но душой, Она любовь и истину спасла. В ее глазах недужен только тот, 14 Кто о своих недугах вечно лжет.

Вот голубь. Чужд свободе, чужд неволе, Вершит он свой полет, глаза смежив, Ища спасенье в высоте, доколе 4 Паденьем не закончится порыв. Мой разум — тот же голубь. Сладкой боли Небесное блаженство ощутив, Он сброшен с высоты. Не оттого ли 8 Он сам не знает, мертв оп или жив? И все же на крылах воображенья Он к образу, незрелому как плод, Летит, слепой, пока изнеможенье И раны не прервут его полет. Ты счастлив, голубь, к рабству непричастен, 14 И я не раб ее, но я несчастен.

Когда огонь, дотоле неизвестный, Принес на землю с неба Прометей, Сатир поцеловал цветок прелестный, 4 Манящий мнимой кротостью своей. Почувствовав укус внезапной боли, Истошным визгом оглашая дол, Спасенья он искал в реке и в поле; 8 Со временем недуг его прошел. Я так же был доверчив, Серафима В обличье женском встретив. Чудный взор Мне сердце опалил. Неутомимо Любви я избегаю с этих пор. Страшней ожога губ недуг сердечный: 14 Сатир здоров, я — пленник боли вечный.

Сатир с испугу задал стрекача, Нежданно выдув громкий звук из рога. Спасаться он рванулся сгоряча, 4 Не зная, что пуста его тревога. Так трусов гонит беспричинный страх, С дороги верной в сторону сбивая, — Как козлоногого, что второпях 8 В лес кинулся, пути не разбирая. Так мог и я бы навоображать Причину страха ту или другую, Неповторимый случай прозевать И упустить добычу дорогую. Но, Дайер милый, тот сатир и прав, 14 Кто губы сжег, костер поцеловав.

Любимая мне бросила упрек В непостоянстве; я в смиренном рвенье Тьму доводов представил ей в залог Своей любви, — но отвратить не мог 5 От утвердившегося подозренья. Когда бы клятвы тут могли служить, Я присягнул б стигийскою волною [376] (Страх и богам — ту клятву преступить); Раб добровольный, стал бы я носить 10 В душе одно, а на лице другое? О Муза! ты не можешь обмануть, Скажи, зачем она несправедлива, Зачем искажена поступков суть, И радость, что захлестывала грудь, 15 Отхлынула, как море в час отлива. Да, это так! в сердечной глубине, Бывает, мелочь стоит приговора; Погибель Трои пряталась в коне [377] , Треножник всю Элладу звал к войне [378] , 20 И тень осла была предметом спора [379] . Раз даже греков мог разволновать Пустяк и вызвать распри без уступок, Ужель красавиц должно принуждать Подолгу настроенья не менять? — 25 Я бы не стал, металл их слишком хрупок. Отвергнуты, как ложь, слова ион За то, что не пишу унылых песен О жгучей боли, об огне в крови: Для пораженного стрелой любви, 30 Мол, слишком весел я, неинтересен. Ах так? Выходит, что любовь крепка Лишь у поэтов — братии унылой, Готовой вознестись под облака, Коль ей удастся освежить слегка 35 Сонет, что Чосер написал для милой? О Аполлон! сложи колчан и лук, Возьми божественную арфу в руки И пой, чтоб я, впивая каждый звук, Сумел теперь поведать всем вокруг 40 Свои тревоги, вздохи, слезы, муки. Я весел был; и кто б не ликовал, Уверясь, как добра и совершенна Его любовь! Но горький час настал — И снова весел я: ведь Ганнибал 45 Смеялся при потере Карфагена [380] . Любимая, тому, чей хмурый вид Меня как ветреника уличает, Кто стоиком страдающим глядит, Кто пред тобой загадочно молчит, Кто, как невинность, в землю взор вперяет, — Не верь ему, как говорят врачи: 52 У женщин меланхолию лечи.

В прогулках, с той поры как измененья Меня коснулись, странность есть одна: Легла на все предметы и явленья 4 Печаль, что в сердце запечатлена. Те скалы, чьи надменные твердыни Мой разум чтил, суровы, как отказ. Лесная тень мне солнце застит ныне. 8 Гора пригорком кажется сейчас. Я вижу, что грязны дороги в Долах. Уютный Грот внушает мне испуг. Немало слез моих в ручьях веселых. Печален я, как выкошенный луг. Ручей, гора, долина, лес зеленый 14 Мне шлют навстречу ветер зараженный.

Когда б я мог избавиться от страсти К раздумьям, я бы пел хвалу судьбе, Когда бы чувство подчинилось власти Рассудка, изнемогшего в борьбе, Я б знал, что размышления достойно, 6 И плыл бы мудро иль тонул спокойно. Когда б свою жестокость ты смягчила Иль красота поблекла бы твоя, Когда б любовь в душе моей остыла Иль новую любовь нашел бы я, Тогда бы разум отыскал спасенье 12 В себе, твое исполнив повеленье. Но мысль изнурена борьбой бесплодной, И чувства совершилось торжество. Люблю любовь, что красотой холодной, Прельщая всех, не любит никого. Борюсь, сдаюсь, то гордый, то смиренный. 18 Ты, я, мысль, чувство, разум — неизменны.

Я колебался, прежде чем постиг, Зачем у гроба говорят "ушел", Зачем так мягко судит наш язык 4 Распутство смерти — худшее из зол. Но звезды мне твердят в сей мрачный миг: "Уйди от той, в ком ты любовь обрел!" — И в робком сердце нарастает крик, 8 И горестная мгла нисходит в дол. О звезды, озаряющие твердь, Зачем вы приказали мне уйти? Уход бывает горестней, чем смерть, Нет горше слов, чем вымолвить "прости". Ни слез, ни смеха мертвому не жаль. 14 Я радости лишен — со мной печаль.

Постигнув, что огонь ее очей Лишь плавит ум и сердце болью мучит, Решился я бежать от злых лучей, 4 Надеясь, что с печалью даль разлучит. Но сразу свет из глаз моих исчез, И я ослеп, объятый черной мглою, — Как крот, лишенный зрелища небес, 8 Скребущийся глубоко под землею. Слепой, устав от этих новых мук, Я к прежним мукам жажду возвратиться, — Так мотыльки летят на светлый круг Свечи, чтоб в серый пепел обратиться. Прекрасный выбор, что ни говори: 14 Живи кротом — иль мотыльком гори.

Близ Вильтона [382] — камней гигантских груда; Их трудно сосчитать, еще трудней Понять, в чем смысл загадочных камней, 4 Кто водрузил их там, принес откуда. Но у меня в душе чуднее чудо — То скопище громадных скал — страстей; Какая б их ни создала причуда, Для разума просвета нет за ней. И выбраться на волю невозможно: 10 Душа проста, а зло — так многосложно. Есть в Бруэтоне пруд [383] ; он иногда Средь бела дня внезапно высылает Топляк со дна, а к ночи поглощает, — 14 И в замке приключается беда. Мой дух, как пруд, — стоячая вода; Но лишь мое светило воссияет Двойной звездою, из глубин тогда Надежды утонувшие всплывают. Оно уйдет — надежды уведет, 20 Напомнит: с жизнью недалек расчет. Есть Рыба [384] , коей медики дивятся: Коль, изловив, умело удалить Пузырь ей желчный, рыба будет жить — 24 Пригодна для дальнейших операций. Но мной скорее можно изумляться: Едва меня сумели подцепить, Я принужден не с желчью был расстаться, А с сердцем — дабы опытам служить. Так и живу пособьем для науки, 30 Покуда не убьют меня — от скуки. Есть горная Пещера [385] , что ведет В большие залы, где вода, стекая Капелью с потолка и застывая, 34 Колонны алебастра создает. Мой ум — пещера, а глаза — проход Туда, где грусть, как морось дождевая; Но здравый смысл ей твердость придает, Отчаянием влагу охлаждая. Вот истина, как алебастр, чиста, 40 С ней не считаться — блажь и слепота. Еще есть место, всем на удивленье [386] : Коль Посох в этом месте будет врыт, Он превратится под землей в гранит, 44 А верх его сгниет без промедленья. Земля — слух леди, а мои стремленья — Тот посох, что землей едва прикрыт; Он там, лишенный жара и волненья, Похвал холодных принимает вид. А все, что страх поведать не дерзает, 50 В унылом сердце чахнет, умирает. Когда, на риф подводный наскочив, Случится в бурю кораблю разбиться, Взлетает из его обломков Птица [387] , 54 Жизнь из хаоса смерти получив. Так страсть, желаний парус распустив, Сквозь рифы добродетели стремится; Увы! за опрометчивый порыв Приходится ей жизнью расплатиться. Она умрет, но гибели вослед 60 Рождается любовь — чиста как свет. Вот Альбиона чудеса. Осталось Одно лишь — Леди, в чьей душе окно Любви закрыто; в ней подчинено 64 Рассудку все: речь, взгляд, любая малость. Она красою с ангелом сравнялась, Подумаешь: земля и рай — одно; Смиренье с гордостью в ней сведено. Когда б она еще знавала жалость! Но нет, она ведь — чудо, дар небес. 70 А я — образчик остальных чудес.

Вы, на земле которым Диковин больше нет, Взгляните чистым взором На этот нежный свет, На пламень, возносящий К бессмертным небесам, Но гибелью грозящий 8 Восторженным глазам. Тот свет не умирает, Входя влюбленным в кровь, Но гибнет, кто влагает Всего себя в любовь. Как верности отрада — Возлюбленной служить, Так в смерти есть награда: 16 И в смерти ею жить. Умри же с ясным взглядом, И будешь награжден: Перед бессмертным кладом Забудешь свой урон. Бессмертно обаянье, Бессмертен ум ее, Небес она созданье, 24 Земля ей не жилье. И пусть красою тленной Тебе не обладать, Но пред тобой бессменно Глазам ее блистать; Глубинного свеченья — Они наружный знак. А капля сожаленья 32 В той радости — пустяк! Вы, на земле которым Диковин больше нет, Взгляните смелым взором 36 На самый нежный свет.

Кто сам обманут в любви бывал И боль отвергнутой страсти знал, Представит облик мой наперед И, что творится со мной, поймет: У древа скорби — горчайший плод. Но на себе не испытавший до конца Того огня, в котором плавятся сердца, Мой пульс проверив и язык, 9 Станет пред хворью сей втупик. О нет, попытка лишь обострит Боль миновавших уже обид, Былое счастье еще сильней Представит муку идущих дней, — Былое живо в душе моей. Вчитайтесь в этот том, кто молод и горяч, В дневник моих блаженств — и горьких неудач; Моя судьба — вам не совет, 18 Следуйте ей, а нет, так нет. А мне уж поздно себя менять, Увы, оков мне не разорвать, Не взять былые слова назад, Не ждать для преданности наград, Не изменить с измененьем дат. Но вечно часть меня пытается взлететь, Орлиноокая, на солнце поглядеть [390] ; Коль пищу дам его костру, 27 В пламени Фениксом умру!

Гибельная отрада, Мука моя живая, Ты заставляешь взор мой 4 К жгучим лучам стремиться. От красоты небесной, От чистоты слепящей Ум отступил в разброде, 8 Чувства же в плен предались, Радостно в плен предались, Обеззащитив сердце, 11 Жизни меня лишая; К солнцам ушли лучистым, К пламени, где погибли 14 Самой прекрасной смертью, — Словно Сильван, который В яркий костер влюбился, 17 Встретив его впервые. Но, Госпожа, их жизни В смерти ты сохранила, 20 Ты, в ком любовь нетленна; Чувство мое погибло, Сам я погиб без чувства, 23 Все же в тебе мы живы. Я превращен навеки В цвет, что главу вращает 28 За тобой, мое солнце. Коль упаду — восстану, Коли умру — воскресну, 29 В смене лиц — неизменен. Нет без тебя мне жизни, Чувства мои — с тобою, Думы мои — с тобою, То, что ищу, — в тебе лишь. 34 Все, что во мне, — одна ты.

Нет, нет, нет, нет, не в ней причина бед, Хоть плоть она сжигает И дух опустошает Безжалостным огнем. В этой пламени жестоком И высоком, Охватившем все пожаром Буйным, ярым, Сердце гибнуть не страшится, Лишь стремится 11 Ярче стать, светлей пылать. Нет, нет, нет, нет. Нет, нет, нет, нет, не в ней причина бед, Хоть плоть она сжигает И дух опустошает Безжалостным огнем. Коль бессмертье не дано нам, И законом Приговорены мы к смерти, То, поверьте, Славен тот и прав всецело — Тот, кто смело 22 Сам исход себе найдет. Нет, нет, нет, нет. Нет, нет, нет, нет, не в ней причина бед, Хоть плоть она сжигает И дух опустошает Безжалостным огнем. Ведь для любящего страстно Смерть прекрасна, А прекрасной смерти право — Честь и слава, Значит, славу добывая, Погибаю, 33 Мне, друзья, стенать нельзя. Нет, нет, нет, нет.

Ты меня приколдовала, Волосами приковала, Сладкой речью приманила, Ум и чувства покорила. Фа ля ля леридан, дан дан дан деридан, Дан дан дан деридан, дан дан дан дей! Я думал сей прелестный вид 8 О добром сердяе говорит. Нынче чары я отринул, Плен волос твоих покинул, Сладкой речи внемлю кисло: Нет в ней искреннего смысла. Фа ля ля деридан, дан дан дав деридан, Дан дан дан деридан, дан дан дан дей! Не может внешность обмануть, 16 Когда за ней — пустая суть. Больше нет очарованья, В волосах — лучей сиянья, Тщетны речи сожаленья И о прошлом сокрушенья. Фа ля ля деридан, дан дан дан деридан, Дан дан дан деридан, дан дан дан дей! К чему нам красок яркий цвет, 24 Когда в картине правды нет? О глупец! она рыдает! Горе мне — она страдает. Для чего, безумный, рушу То, во что вложил я душу? Фа ля ля леридан, дан дан дан деридан, Дан дан дан деридан, дан дан дан дей! Виновен я, а не она: 32 Лишь чистота — ее вина. Но, мятежник и изменник, Вновь твоих волос я пленник. Злые речи ты прости мне, Грех злоречья отпусти мне. Фа ля ля леридан, дан дан дан деридан, Дан дан дан деридан, дан дан дан дей! Увы, я знаю наперед: 40 Пройдет любовь — и жизнь пройдет.

Пускай гудят колокола, печаль права, — Любовь мертва. Мертва, чумой гордыни В могилу сведена; Не в моде верность ныне, Презренье — ей цена. От блажи сумасбродной, От женской лжи природной, Вошедшей в кровь и плоть, 10 Избави нас, Господь! О плачьте, плачьте все, и пусть несет молва: Любовь мертва. Ей гробом — ложе лести, А саваном ей — стыд, Наследством — благочестье, Что ханжеством смердит. От блажи сумасбродной, От женской лжи природной, Вошедшей в кровь и плоть, 20 Избави нас, Господь! Пусть тридцать дней за упокой звучат слова [394] , — Любовь мертва. Надгробья мрамор белый Хранит короткий сказ: "Ее сгубили стрелы Неумолимых глаз". От блажи сумасбродной, От женской лжи природной, Вошедшей в кровь и плоть, 30 Избави нас, Господь! Увы, я лгу, твердя безумные слова, — Любовь — жива! Жива, лишь тихо дремлет У Госпожи в груди, Покуда сердце медлит Достойного найти. От клеветы негодной На ту, чей дар природный — Смирять рассудком плоть, 40 Избави нас, Господь!

Ты — плод воображения больного, Ты — добровольный омут для глупца, Ты — плен для воли, солнце для слепого, 4 Паучья нить, которой нет конца. А Ты — всех безумий суть, всех зол основа, Ты жжешь умы, уродуешь сердца, Ты в тяжкий сон меня ввергаешь снова 8 И дразнишь обещанием венца. Но не прельщусь твоим фальшивым светом, В твоем коптящем не сгорю огне — Мне добродетель помогла советом, "Не смей желать! — она сказала мне, — И ты навек избавлен от страданья." 14 Но кто мне скажет, как убить желанье?

Оставь меня, Любовь! Ты тлен и прах. Не устрашись, о Разум, высоты, Где ценно нерушимое в веках, 4 Где увяданье полно красоты. О, поклоняйся сладкому ярму, Чей тяжкий гнет — начало всех свобод, Прими тот свет, что разверзает тьму 8 И чистые лучи на землю шлет. В пути между рожденьем и концом Возьми тот свет себе в проводники; Опасен путь за дальний окоем, Где чистые струятся родники. Прощай, весь мир! Я в горней вышине — 14 И вечная Любовь пришла ко мне.

Splendidis longum velidico nugis [396] .