Спустя три месяца пребывания в Юсте Ивэй смогла выйти на связь с мужем. Ее звонок застал Джонатана за работой, и мужчина, бросив все, помчался в комнату отдыха. Ивэй, уже отчаявшаяся услышать его голос спустя девять гудков, не смогла сдержать слез, когда он почти гаркнул в трубку:

— Алло?!

Джонатан не на шутку испугался. А Ивэй, справившись с нахлынувшим плачем, прошептала совсем не то, что собиралась изначально:

— Забери меня отсюда, Джо…

В Юсте знали: Ивэй Феррет ни за что добровольно не вернется, и просто ждали, пока она сделает глупость. И она ее сделала: заключила с ними сделку. Препараты и документы в обмен на свободу. Огромная корпорация вновь заполучила необходимый инструмент: разум и знания Ивэй. Но на этот раз она стала простым рабочим без права голоса, звонка и выезда. Ее просто заперли. Использовали, чтобы ставить бесчеловечные опыты на чужих детях. Но они не добрались до Куда и Нины. За это женщина благодарила небеса, когда видела слезы и слышала крики маленьких не-людей, которые боялись, ненавидели ее и умоляли отпустить домой.

— Я не выдержу, Джо, я вижу в каждом из них Нину и Куда! — плакала Ивэй в трубку, когда «за примерное поведение и успехи в работе» ей позволили несколько минут разговора с мужем. — Не будь этих двоих, я ни за что не попала бы сюда снова… Я ненавижу их, но не могу не любить и позволить вернуться в Юсту… Скажи, они в порядке?

— Да. Они в полном порядке. Я говорю с ними каждый вечер.

— Я рада. Честно. Даже несмотря на эту странную ненависть рада, понимаешь?

И Джонатан понял. Они говорили совсем немного, всего несколько минут, как потом кто-то третий, видимо, наблюдатель, вырвал трубку из рук Ивэй и, грубо попрощавшись с Джонатаном, сбросил звонок. Мужчина даже не успел ничего сделать. А номер, с которого ему звонили, оказался несуществующим уже спустя несколько минут. И никто ничего не мог сделать. Оставалось только покорно ждать следующей возможности связаться. Юста была сильнее их. Огромная корпорация уже давно не подчинялась никаким законам.

В этот вечер Джонатан думал о том, как помочь Ивэй и понадежней укрыть Куда с Ниной. Он гадал, придут за ним или нет. А потом, опомнившись, добрался до ближайшей телефонной будки и набрал номер Хельги. Чудом успел вовремя.

Женщина, как обычно, была совсем не рада его слышать, зато Куд, казалось, был в приподнятом настроении. Они проговорили всего десять минут, и за это время Джонатан успел донести до Хельги, что случилось с Ивэй, чего стоит опасаться и насколько нужно быть осторожной. Женщина поняла всю серьезность ситуации и не стала спорить. Кажется, три месяца регулярного приема лекарств вернули в норму ее разум. Джонатан почти успокоился, прогнал непонятное чувство тревоги, но, стоило ему сделать второй звонок, как оно вернулось. Саара не ответила. И второй раз, и третий тоже. Джонатан начал волноваться и пошел на риск: набрал смс на мобильный няни. Это было рискованно, но ведь Юсте нет дела до детей, верно?..

Успокоив себя этим, мужчина отослал письмо и уже через минуту получил ответ. И расслабленно выдохнул: все в полном порядке. Но странное чувство, что вот-вот случится что-то страшное, его все никак больше не покидало. И это вовсе не было связано с усталостью и моральным истощением.

* * *

Куд потерся лицом о плечо, но глаза все равно продолжило щипать, о чем мальчик поспешил сообщить матери. В ответ раздалась приглушенная ругань, а уже через мгновение на голову Куда обрушилась прохладная вода. Он умудрился опрокинуть на себя муку, да еще и извозиться в ней так, что простым отряхиванием не отделаться, и Хельга сильно разозлилась.

— Несносный ребенок, — ворчала она, вымывая из волос мальчика белые комья. — Безмозглое ты создание, кто тебя вообще придумал…

Куд уже не вслушивался в это. За три месяца он привык и к постоянным оскорблениям, и к перепадам настроения матери. И к тому, что она почти каждый день после работы пьет странные лекарства и вино, а по выходным — виски. Куд заметил, что, осушив стакан виски, который пах странно и неприятно, мама становилась ужасно доброй. Мальчик даже поверил было, что алкоголь — это здорово, пока Джонатан в один прекрасный день не устроил ему и Хельге разнос по телефону. С тех пор женщина уже неделю была кристально трезвой. Оттого и злой.

— Сущее наказание! А ну повернись задом!.. Черт подери, я из-за тебя вся в пене! Подвинься!

Хельга, совсем разозлившись, стянула с себя свитер и штаны и залезла к сыну. Куд рассматривал ее тело с искренним интересом. Она впервые разделась перед собственным ребенком.

— А у папы-Джо и папы-Тимма было по-другому, — он ткнул культей ей в грудь, и женщина отпрянула. Посмотрела на Куда, как на сумасшедшего. Потом вспомнила Ивэй — тощую, бесформенную. И Саару — подтянутую, но квадратную. И рассмеялась.

— Конечно, по-другому! Они же мужчины. А я женщина, — объяснила она, вдруг развеселившись. — А ты у меня ни то, ни другое! Ни рыба, ни мясо, полуфабрикат бракованный! — Хельга потрепала Куда по мокрым волосам, еще больше их запутав, и быстро ополоснулась от пены, опрокинув на себя последнюю воду. — А что, мама-Ивэй никогда с вами не купалась?

— Нет. Она всегда одна купалась. Даже папу-Джо не пускала.

— Узнаю эту недотрогу, — фыркнула Хельга и завернула Куда в халат. — А теперь бегом в постель! Давай, давай! Холодно дома!

И они наперегонки понеслись по холодному полу. Куд — радостно вереща, а Хельга — приглушенно ругаясь. Когда женщине удалось утихомирить ребенка и укутать его в одеяло, она долго рылась в шкафах в поисках учебника по анатомии. И, найдя нужную книжку, вернулась к Куду.

— Вот, гляди, что у меня есть. Еще с детства… — голос у Хельги стал мягким, а сама женщина — расслабленной. Она ностальгировала по молодости и любимому — до сих пор — делу. А Куд внимательно ее слушал и вглядывался в картинки. Он мало что понимал, но чувствовал: то, о чем говорит мама, ужасно интересно.

Он задумчиво провел по странице, на которой были нарисованы мужчина и женщина, и Хельга замолчала, уловив такую взрослую и осмысленную задумчивость ребенка.

— Получается, Нина настолько же мальчик, насколько я, а я — такая же девочка, как и она? Тогда почему я мальчик, а она девочка?

И Хельга, вздохнув и сильнее укутавшись в одеяло, придвинула Куда к себе. Она долго рассказывала, чем отличаются люди от не-людей, максимально доступным ребенку языком, но этого, казалось, совсем не требовалось. За те два недолгих месяца, которые Куд провел с Ниной и Ивэй, он успел привыкнуть к непонятным словам о генах, гендерной непринадлежности и прочем. Он слушал мать внимательно, вспоминая свое тело, Нины, Хельги, Тимма и Джонатана. Он думал о том, что было бы здорово узнать обо всем этом побольше. И найти способ стать настоящим человеком. Неважно, мальчиком или девочкой. Он хотел поговорить об этом с Ниной, поделиться с ней, что нашел что-то интересное, но Саара почему-то не отвечала. Куд набрал номер еще раз, но вновь не смог связаться. Потом еще раз и еще… Он пообещал себе не бояться. Не беспокоиться и тем более не пугаться. С Ниной все в порядке. В порядке ведь?..

Попробовав «подключиться» к девочке, как он делал это в доме Ивэй, Куд наткнулся только на пустоту внутри себя. И испугался. По-настоящему, до слез. Мальчик даже не заметил, что мама его обнимает — впервые так искренне — и успокаивает. Впервые так мягко.

— Все хорошо, милый. Все хорошо. Позвонишь завтра. И она ответит. Обязательно ответит, я тебе обещаю, — шептала Хельга, глядя на мокрый снег за окном. Погода как никогда подходила холоду их дома. Их сердцам тоже недоставало тепла.

* * *

Саара, чтобы не сойти с ума от беспокойства и не зачахнуть окончательно, будучи запертой в доме, в котором прожила с любимым мужчиной больше тридцати лет, устроилась на работу в местную школу, где еще учились обычные дети-люди. Где с каждым годом их будет все меньше и меньше. Она уходила, когда Нина еще спала, а приходила вскоре после того, как девочка просыпалась. Женщину вполне устраивал такой расклад вещей, и она даже начала расцветать. Джонатана, который по телефону начал отмечать бодрый голос няни, тоже все устраивало. Он, как и обещал, звонил каждый вечер и говорил ровно по десять минут. Сначала с Саарой и Ниной, потом с Хельгой и Кудом, или наоборот. Нина уже привыкла: вечером, если она еще не говорила с Кудом, как только раздастся телефонный звонок от папы, можно засекать ровно двадцать две минуты. Потом звонит Куд, и девочка радостно несется к нему, чтобы рассказать, что сегодня снова было как обычно, что она скучает еще больше, чем вчера, морковка все еще противная, а капусту Нина уже почти любит. Чтобы послушать очередную историю Куда о матери, фильмах, книжках и других вещах, которые так похожи и так непохожи на жизнь самой Нины.

Но сегодня Куд почему-то не позвонил, и девочка начала волноваться. Она пыталась дозвониться до Хельги сама, но телефон почему-то не работал, и Нина уже начала было плакать, как Саара, опомнившись, сказала ей, что именно сегодня они остались без средства связи. Даже показала взволнованное сообщение от Джонатана и пообещала, что завтра же обязательно сходит и заплатит за телефон. Чтобы Нина смогла поговорить с Кудом и Джонатаном. Чтобы отвлечь девочку от грустных и тревожных мыслей, Саара решила позаниматься с ней и вечером: женщина учила девочку музыке на старом-старом пианино, спрятанном в спальне.

Нина наткнулась на это пианино совсем недавно — просто бродила по небольшой квартире, как обычно, в поисках чего-нибудь интересного, пока ждала няню. Намаявшись со скуки и по сотому кругу перечитав азбуку слепых, Нина решила разнообразить будни и отправилась штурмовать спальню Саары — самое интересное место в доме. Здесь были разные запахи — так много, что девочка не могла разобрать их. Здесь лились разные звуки — у няни была привычка оставлять радио включенным. А приемник иногда давал перебои, подключаясь сразу к нескольким станциям, отчего барахлили все и разом. Здесь было много предметов: статуэтки, книги, журналы, какие-то листы, сложенные в стопку. Но больше всего Нине понравилась скатерть на узком столике, который почему-то был немного под наклоном. Когда девочка попыталась подойти поближе, она случайно пнула этот самый стол. И изнутри послышался приятный мягкий гул. Так Нина нашла пианино. Так и начались ее занятия с Саарой.

Девочка сразу «заболела» музыкой. Она, полностью отдавшись миру звуков, занималась бы сутками, позволяй ей это няня, но Саара, когда уходила на работу, запирала спальню на ключ, чтобы у Нины не было соблазна побренчать в ее отсутствие. Это расстраивало девочку, но она нашла другой способ: слушала. Надев наушники и усевшись с магнитофоном на коленках, включала одну мелодию за другой и слушала, запоминая и представляя перед глазами лестницу. Вот она прыгает через две ступеньки вверх, потом сбегает вниз и, добравшись почти до конца, делает большой шаг сразу через четыре. Это весело и так увлекательно! Нина стучала пальцами в такт и иногда «прыгала» вперед-назад, махая руками. Музыка все больше и больше становилась мечтой жизни.

Но в тот день Нина была равнодушна к ней. Она хмурилась и напрягала слух, когда Саара осторожно опускала пальцы на клавиши — как обычно, но отвечала абсолютно невпопад.

— Три! — выдала девочка и в очередной раз в ответ получила только вздох.

— На этот раз две. Две ноты, Нина. Послушай, три звучат примерно вот так, — и няня выдала субдоминанту. — Почему ты только тонику угадываешь?.. Что такое с тобой сегодня? — хоть она и знала, что именно, все же спросила, надеясь на то, что Нина, задав себе этот вопрос, сама поймет, что все в порядке. Но Нина только еще сильнее расстроилась и провела рукой по крышке пианино, показывая, что больше не хочет сегодня заниматься. Саара понимающе похлопала девочку по плечу, но инструмент не закрыла.

— Ладно, давай еще раз. Сколько? — спросила уставшая няня, выдавая аккорд, и Нина, помолчав, несмело предположила:

— Три?..

— Опять! У тебя совершенно нет слуха, Нина!

— Почему? Я же тебя слышу, — удивилась девочка. И Саара рассмеялась, вставая и пуская Нину, вдруг позабывшую про усталость, за инструмент. Девочка, затаив дыхание, провела пальцами по клавишам, забывая обо всем. Все еще путаясь в аккордах и не отличая квинту от октавы, Нина начала наигрывать услышанную днем мелодию, пока няня заваривала чай.

Найдя первую ноту мелодии детской песни, девочка на слух воспроизвела всю композицию, ошибившись только раз. Саара, застыв на пороге, едва не уронила поднос, когда увидела, что Нина играет хоть и одной рукой, но без нот. Без своей тетрадки с выдавленными точками на нотном стане — специальный учебник для слепой девочки, сделанный руками няни.

И в этот момент Саара поняла, что значит «музыкант-математик». Нина просто рассчитала расстояние от одной ноты до другой. На слух. С первого раза…

* * *

Десятка работников, в числе которых была и Ивэй, оставалась в зале совещаний уже несколько часов после того, как ушли руководители. Они все пребывали в шоковом состоянии. Какая-то пожилая женщина плакала, молодой мужчина делал вид, что его не касается то, о чем они все узнали этим утром. Но это касалось их всех. Каждый, кто находился в этом месте, каждый из «заложников» Юсты имел детей. Не-людей, из-за которых они сюда и попали. А сегодня им объявили, что по итогам саммита, проведенного накануне, не-люди признаны опасными и подлежащими уничтожению. Все из-за инцидента в Виттеле три месяца назад.

Люди сошли с ума. Произошло то, чего предыдущие поколения боялись больше всего: настоящий конец света. Не-людей, и так заключенных в специальных приютах и сиротских домах, теперь просто-напросто начнут убивать, и никто не защитит их. Потому что никто не защищает убийц, пусть даже тем не больше шести лет.

— Надо что-то сделать. Мы должны предупредить хотя бы своих! — вскинулась Надя, которую Ивэй до этого никогда не слышала, хотя и работала с ней в паре. Голос у женщины оказался удивительно мелодичным даже в такой ситуации, а акцент стал более явным. — Мы должны сделать хоть что-то! Их найдут и убьют!

Выдернутые из оцепенения люди начали наперебой спорить друг с другом. Молчали только Ивэй и Эммет. Первая, потому что чувствовала: стоит ей открыть рот, как она сорвется. Второй — потому что молчал всегда. Красноречивый шрам на горле явно свидетельствовал о том, что мужчина вовсе не из тех, кто молчит лишь из-за нелюбви к разговорам. Он подозвал к себе Ивэй и, пока никто не обращает на них внимания, показал на собственное горло. Женщина с готовностью протянула руку, позволив «писать» на ней — махать руками с языком немых было опасно — увидят.

«У меня есть идея, — Эммет взволнованно огляделся и продолжил. — Но это рискованно».

Ивэй кивнула, показывая: она готова выслушать. Ей казалось, что Эммет уж точно предложит что-то действенное и логичное. В его уме она не сомневалась, ведь когда-то даже работала под его руководством.

«Мы можем уберечь детей, если отдадим их Юсте. По крайней мере, здесь мы будем рядом и сможем их защитить».

* * *

После сообщения Сааре Джонатан не мог найти себе места от волнения. Он знал, что выдал себя и детей. Если полиции, которая усиленно ищет не-людей по всем городам, взбредет в голову проверять все звонки и сообщения личных телефонов, он попадется. Если уже не попался. Джонатану на каждом углу мерещилась слежка, а в каждом страже порядка он видел врага. Ему не раз приходилось наблюдать, как именно они забирают детей. Вытаскивают из дома упирающегося ревущего ребенка, оглушают его, скручивают мать и увозят обоих. Тем, кто не сдал не-человека властям добровольно, грозил немалый срок за укрывательство «чудовищ». Или огромный штраф, который вряд ли кто способен выплатить.

В один день, выйдя на работу, Джонатан застал в кабинете начальника полицейских. Он почувствовал, как холодеют руки, а когда его окликнули — и вовсе потерял способность шевелиться.

— Джонатан Феррет. Прошу пройти в участок, — спокойно попросил усталый мужчина, и Джонатан едва не потерял сознание. Его провожали удивленными взглядами, а он не видел ничего, кроме наручников, покачивающихся на поясе стража порядка.

Ему задавали много разных вопросов. Допрашивали и пытались вывести на признание, что он скрывает детей. Не в своем доме, но где-то. Им было известно, что Джонатан и Ивэй Феррет жили с двумя не-людьми, что в конце октября малышей похитили. Но полицейские были не дураками, чтобы поверить в эту слишком гладкую легенду. Никаких следов похитителей. Никаких подобных случаев в том районе. И пропажа Ивэй Феррет из общественности. Джонатан объяснил, что его жена вернулась в Юсту, но не сказал причин.

Он долго, очень долго боролся с полицейскими, которые будто нарочно тянули время. Мужчина настаивал на своем, говорил, что ничего не знает, что никого не скрывает, но его не отпускали. Вопросы пошли по второму кругу, нервы начали сдавать у обеих сторон. Это продолжалось, пока в комнату допросов не пришел хмурый полицейский и не объявил, что Джонатан свободен. Мужчина, сделав вид, что крайне возмущен ситуацией, поспешил покинуть участок, точно зная, что за ним следят. Что полиция перевернула весь его дом в поисках улик, но ничего не нашла. Джонатан надежно спрятал единственные улики: документы на детей.

Он несколько дней делал вид, что живет обычной жизнью: ходил на работу, пил пиво по вечерам и занимался своими делами под пристальным наблюдением спрятанных камер. Следили за всем: его разговоры, его покупки, история запросов в сети. Но за его мыслями никто не мог уследить. И Джонатан знал об этом.

В один день полицейские, просматривая записи камер, увидели, как Джонатан возвращается с работы, долго ходит по квартире, о чем-то думая, а потом резко отдирает плинтус стены между гостиной и кухней, забирает оттуда какую-то папку и убегает. Это было так ожидаемо, но в то же время неожиданно, что они не успели вовремя среагировать. Когда полиция нагрянула в дом мужчины, их встретила пустота. Когда начали допрашивать коллег и друзей — непонимание и шок.

Джонатан Феррет исчез, никому ничего не сказав.

* * *

Ивэй и Эммет обнялись, едва за их спинами закрылась дверь кабинета руководителя. Женщине было сложно сдерживать крик радости, а мужчина даже не пытался: из его горла вырывался приглушенный свист. У них получилось. Они смогли убедить Юсту в необходимости возобновить замороженный проект, в котором участвовала Нина и не успел поучаствовать Куд. Они будут изучать не только тело не-людей, но и их психоэмоциональное развитие. Эммет сумел подписать под это и своих детей: Юко и Юго, родившиеся с синдромом Рассела-Сильвера.

Эммет, отцепив от себя Ивэй, показал телефон у уха пальцами, напоминая, что ей надо как можно более срочно позвонить Джонатану, и женщина, ойкнув, понеслась к переговорной комнате. Она думала, что в итоге все сложилось как нельзя лучше, ведь если бы не заболели дети, а она не попалась Юсте, возможно, у них не было бы шанса защитить Нину и Куда. Их забрали бы и в итоге убили. А здесь, пусть даже в качестве образцов исследования, они будут в безопасности. Ивэй была впервые за три месяца счастлива, что все получилось так, как получилось. И ненависть к Куду и Нине за сломанную жизнь исчезла совсем — ей было бы гораздо хуже и больнее, если бы дети погибли там, на свободе, а она не смогла бы их защитить.

— У вас пять минут, — хмуро сообщил охранник, застыв за спиной, но Ивэй даже не обратила на него внимания. Она схватила со стола старый мобильный с двухцветным экраном и стертыми резиновыми кнопками и моментально набрала номер Джонатана, сгорая от нетерпения. Ей хотелось поделиться своим счастьем с мужем. Это ведь обезопасит и его. В первую очередь его. Но Джонатан не отвечал ни после третьего гудка, ни после третьего звонка. Радость Ивэй угасала, а напряжение и предчувствие чего-то плохого — наоборот. Ивэй поняла, что Джонатан не отвечает не просто так, поэтому переключилась на звонки тетушке и Хельге. По памяти набрав домашний номер няни, женщина выдохнула только тогда, когда на том конце провода послышался голос Саары:

— Джо!.. Ну наконец-то, я думала, никогда не позвонишь! С ума меня свести хочешь?! Эй, Нина, глянь, он только соизволил позвонить, ну что за наказание! Иди сюда, послушай только, — она шумно втянула в себя воздух и, пока выдыхала, Ивэй, не сдерживая улыбки, почти нежно прошептала в трубку:

— Привет, тетушка. Это я… Рада, что Нина с тобой, мне нужно кое о чем вас попросить.