Юста, несмотря на свою мощь и вседозволенность, не могла вечно держать в тайне наличие людей-заложников. То, что в корпорации практически задаром и без возможности выезда трудятся люди, которые числятся в списках пропавших без вести, возмутило мир. Разразился огромный скандал, который привел к смене руководства всех подразделений, и Ивэй с остальными вновь обрела свободу, которую когда-то отдала ради спасения детей. Все благодаря журналистам и охотникам до сенсации, которых она всегда недолюбливала. Те, кто занял верхушку корпорации, разработали новую стратегию: не-люди — друзья, помощники и приемники Юсты. Дети должны быть адаптированы к цивилизованному миру, а не заперты в лабораториях, обязаны стать поддержкой людей, а не их проклятием.
Не-люди Юсты перестали быть экспериментальными образцами. Международная корпорация присвоила детям статус, почти равный по силе статусу человека: собственность Юсты, не принадлежащая ни одной из стран. Это давало детям защиту везде, где бы они ни находились. Только так их можно было уберечь от законов нового мира. И от чокнутых людей на улицах в том числе.
Часть общества, борющаяся за права нового поколения, не могла это не оценить. Рейтинг Юсты, упавший ниже плинтуса после череды громких судебных процессов, взлетел до небес. По всему миру начали находиться те, кто стал ее поддерживать и спонсировать строительство научного города далеко на востоке континента. Все ради одной цели: силой науки найти способ предотвратить падение человечества. Пусть даже с помощью тех, кто неволей стал причиной этого падения. А дети, не знавшие, что можно жить не прячась и не боясь улиц, теперь искренне радовались. Им понемногу, мягко и ненавязчиво открывали внешний мир. Сначала разрешили покидать жилые блоки без сопровождения. Потом позволили выходить без присмотра во двор, на детскую площадку и в небольшой сквер. А спустя год уже подростки-не-люди, все еще ошалевшие от внезапной свободы, дружно бегали в город по магазинам и кино, звеня металлическими бейджами-удостоверениями и по привычке шарахаясь от полиции, все еще веря в страшные байки о людях в форме, которые заберут их туда, откуда не возвращаются.
К пятнадцати годам Нина выучила наизусть всю Юсту и двор, могла самостоятельно дойти до супермаркета и купить что-нибудь. Она, освобожденная от работы в лабораториях — никто так и не смог придумать для нее, неспособной видеть, дела, — целыми днями слонялась по зданию, общалась со всеми подряд и по мере сил помогала на кухне, но на деле лишь путалась под ногами и веселила поваров. Все работники Юсты знали Нину — общительную, вечно радостную и непробиваемо наивную девчонку не-человека, которая могла часами болтать с кем угодно о чем угодно. Также в Юсте все дружно ждали Куда. Вместе с Ниной.
Она похудела, стала похожей на девушку из-за препаратов, которые принимала четыре года исследований, и отрастила волосы до пояса. Снова. Правда, заплетать их так и не научилась: косы выходили кривыми и страшными. Поэтому прическами Нины занялись Ивэй и близнецы. И этим утром, не разбуженные вовремя Ивэй, ребята благополучно проспали. После внезапного подъема и панических сборов близнецы сели заплетать Нину, заверив, что у них еще есть время.
— Может, не надо? Вы и так проспали. Я хвостик сделаю, а вы идите, — Нина нахмурилась, когда часы пробили девять утра. — Нет, серьезно, идите уже!
— Да нормально. Все равно ждать результатов с лаборатории — у них вчера был санитарный день, поэтому сегодня с утра ничего не будет… — Юго пожал плечами и принялся расчесывать волосы девочки. — Сиди ровно, — и ткнул Нине в макушку.
— Я тоже такие волосы хочу, — пробурчал Юко, неуклюже перебирая крючковатыми пальцами длинные пряди. Юго, ловко перебрасывая локон за локоном, усмехнулся и подумал, что, наверное, из них двоих на самом деле до сих пор не определился именно брастра, а не он сам. Потому что Юго, прошедший курс приема гормонов, давно остриг волосы и отдал свои резинки и заколки Нине. А Юко находил тысячу и одну причину, почему весь этот хлам должен остаться в его столе и упрямо отказывался остричь лезущую в глаза челку. К тринадцати годам Юко и Юго стали совсем разными. Юко слишком много отлынивал от приема препаратов.
Близнецы располнели и похорошели — то, что их тела совсем не симметричные, стало не так заметно. Зато выступающие лбы так и остались выступающими, но комплексовал по этому поводу только Юко. Оттого и скрывал пол-лица волосами.
Фальбейны-младшие, получив работу, стали меньше времени проводить с Ниной и больше беспокоиться: они привыкли за ней приглядывать. Но это беспокойство быстро улетучивалось, стоило карликам переступить порог научного центра, о котором они до этого лишь грезили. Подростки открыли для себя новую страсть: компьютеры. Они помогали отцу в исследованиях, попутно изучая возможности машины и мировой сети.
— Все, готово! — Юго с чувством хлопнул девочку по спине. — Свободна! Сегодня что готовить будете? Сделайте кексы, а?
— Еще и заказывать вздумал? — Нина, ставшая гораздо смелее, огрызнулась и потерла спину. — Что сделаем — то и съешь.
— Ну, ты же тоже любишь кексы, вот и…
— Пюре и шницель, — вздохнула Нина. — Идите уже…
Как только стих топот близнецов, она, быстро перекрутив косичку, заплетенную Юко, тоже убежала из комнаты. Ей следовало поторопиться, но сначала Нина решила зайти к Ивэй и попросить у нее телефон на вечер: нужно позвонить Куду. Сегодня она обязательно выяснит у него, что он собирается делать дальше. И планирует ли вообще хоть когда-нибудь приехать в Юсту. С того момента, как они виделись в последний раз, прошло уже девять лет. Десятый пошел.
* * *
Куда одолевала депрессия. Ему казалось, что в мире стало меньше воздуха — он почти физически задыхался. Ему было тесно, но в то же время пусто. Что-то сдавливало ребра, заставляя подняться на ноющие от бездействия ноги и включить давно остывшую и равнодушную ко всему голову. Он устал. Каждый день проводя за телевизором, компьютером и книгами, которые были ему не интересны, мальчик испытывал жуткий моральный голод. Ему не хватало общения, информации, каких-то новых знаний, целей и задач. Куд искренне полагал, что начал деградировать.
Весь накопленный им багаж знаний становился все более и более расплывчатым. Куд топтался на месте, но хотел бежать, нестись вперед, рваться в будущее и открывать для себя мир во всех его красках. Смотреть на людей и говорить с ними. Но вокруг не было ни шанса утолить этот голод знаний. Ни шанса увидеть хоть что-то новое. Были лишь стены чужого дома, ставшие его огромным и бесполезным панцирем. Хельга наотрез отказалась уезжать от сестры, и та ее в этом поддержала — без раздумий пригласила остаться с ними насовсем, чтобы больше ни за что не потерять друг друга. Куд за почти три года так и не привык к жилищу Тильды. В нем он был лишним. Приемный сын хозяйки, Свен, не уставал напоминать ему об этом и постоянно указывал на не-человечность Куда, обвиняя всех не-людей в гибели его отца.
— Вы опять? — Тильда уперла руки в бока, с упреком осматривая синяки Куда и заплывший глаз пасынка. — Свен, черт тебя подери, как так можно? Еще одна подобная выходка — и я тебя из дома вышвырну, понял?!
Свен как обычно не ответил, точно зная, что все это лишь слова и Тильда ни за что его не выгонит. Куд тоже угрюмо отмалчивался и собирал разбросанные вещи. С каждой дракой ему было тяжелее. Не его это место. Не его это люди…
Еще и Нина начала канючить. Девочка будто прекратила сдерживаться и при каждом звонке донимала Куда расспросами о том, что он планирует делать дальше. Наверное, думал Куд, она считает, что этим побуждает его к действиям. Но на деле все выходило ровно наоборот: Куд больше и больше путался в себе и все сильнее сомневался. Клубок беспокойства разматывался и обвивался вокруг него, заполняя пустое пространство панциря и скрывая возможные выходы и решения.
— Я приеду, Нина. Честно, когда-нибудь… — он отвечал каждый раз одно и то же. И каждый раз эти слова давались ему труднее, а сам разговор все больше раздражал. Если бы не Хельга, которая, наконец, начала расцветать, он давно все бросил бы и уехал в эту чертову Юсту к этой чертовой Нине… Туда и к тем, где и с кем ему будет свободно дышать. Если бы не Хельга…
Когда в очередной раз раздался телефонный звонок, Свен начал валять дурака и забрал трубку. Двадцатилетний парень вел себя как пятилетний ребенок, и Куд чувствовал себя по сравнению с ним древним стариком.
— Отдай. Чем быстрее меня доконает Нина, тем быстрее я отсюда уеду и освобожу половину твоей комнаты, — прошипел Куд и, метко зарядив парню под колено, зубами отобрал телефон. — Да, Нина? Ты сегодня рано.
Он знал почти весь разговор в деталях. И когда Нина внезапно замолчала, вздохнул, снова опережая ее вопрос:
— Скоро, Нина. Скоро…
— Почти десять лет твое «скоро» только и слышу, — внезапно огрызнулась девочка, и Куд подавился воздухом. — Ты ведь никогда уже не приедешь! Нет, серьезно, сам посуди: чуть больше двух месяцев против девяти с лишним лет… Правы Юко и Юго. Правы. Ты просто не хочешь ничего менять.
— Нет! — Куд даже подался вперед, и Свен, увидев настолько взволнованного мальчика, дернулся, в шоке уставившись на него — даже ведь в драках не сбрасывал мерзкое до чесотки в кулаках выражение мировой скуки! — Нина, вовсе нет, я!.. — но девочка уже бросила трубку. Куд еще долго слушал гудки, но слышал только плач Нины. Он отдавался легким жжением в носу и глазах, словно Куду вновь удалось «подключиться» к ней. Свен отвернулся, когда Куд начал тереться лицом о колени и шмыгать носом, и мальчик был впервые парню благодарен за это. Потом, в тишине, прерываемой лишь бряканьем посуды на кухне и тихими напевами Тильды, Куд еле слышно спросил:
— Эй, Свен, что мне делать?..
И парень, взглянув на телефон, поджал губы. Он-то знал, что делать, но это вряд ли понравится хоть кому-нибудь, кроме него.
Куд по совету Свена дождался дня, когда Хельга вернулась домой гораздо позже обычного и с охапкой цветов, и очень удивился: тот был прав. У нее кто-то есть. Заметив понимание Куда, женщина смутилась и начала нести какую-то чушь, но мальчик, в застывшем разуме которого все еще пульсировал его собственный крик Нине, которая с того дня больше не звонила, перебил мать:
— Он хороший?
Хельга посмотрела на сына почти с болью и слабо кивнула. Она привыкла отвечать на его вопросы честно и ничего не скрывать. Она знала, что когда-нибудь он задаст ей этот вопрос. Куд только кивнул сам себе, и на душе стало немного легче. Хельга полюбила того человека — по ней видно.
— Лучше, чем папа?
Хельга улыбнулась, качая головой. Женщина обняла сына и начала объяснять, что такое нельзя сравнивать. Что она не разлюбила его отца и его самого, но нашла другого человека, который делает ее счастливой.
— Любовь, Куд, не конфета. Чем больше ты отдаешь, тем больше ее становится, а не наоборот. Я люблю твоего отца, правда, но… Наверное, мне пора отпустить его. Если бы он был жив — все стало бы по-другому, пойми. Я никого не предавала, клянусь!
И Куд поверил. Он тоже никого не предавал, когда-то полюбив папу-Джо. Он понял, о чем говорит мать. Папа Тимм умер, и пора бы его отпустить. Хельга, в отличие от Куда, смогла сделать шаг вперед и вырваться из своего панциря.
— Тогда в чем проблема? Почему вы до сих пор не вместе?
— Никаких проблем. О чем ты? Все в полном порядке, дорогой. Мы вместе.
Куд услышал нотки фальши в голосе матери и, откровенно рассмотрев Хельгу с ног до головы, отчего ей стало ужасно неуютно, только хмыкнул сам себе. Но узнать, в чем именно солгала мама, ему не удалось: на кухню пришли Тильда со Свеном и начали устраивать Хельге допрос. И ему пришлось уйти — у мальчика не было сил смотреть на неприлично счастливую Хельгу и слушать ее звонкий смех. А ночью Свен, разбудивший Куда крепким пинком, потащил его под дверь комнаты женщин. И Куд, следуя молчаливым указаниям парня, прижался к щели, из которой брезжил свет ночника, ухом.
— Все произошло так внезапно… Нет, конечно, все к этому и шло, но он так долго тянул, что сегодня застал меня врасплох. Я сказала, что подумаю. Я правильно сделала?
— Но ведь ты уже согласна, разве нет? В чем проблема?
— Вы сговорились, что ли? Куд то же самое спросил!
— Да у тебя все на лице написано, балда! — возмутилась Тильда, переходя с шепота на голос. — Конечно, понятно, что есть проблема! Это… Из-за Куда, да?
Хельга, судя по всему, не ответила — до ушей Куда донеслось только шуршание одеяла и вздох Тильды. Потом погас свет, а мальчишка и парень так и остались сидеть под дверью. Куд — потому что был в шоке. Свен — потому что тихо радовался, что оказался прав во всем.
* * *
Когда близнецы в середине дня завалились на кухню и волоком вытащили оттуда Нину, девочка не просто насторожилась — откровенно испугалась. Но ни Юко, ни Юго не смогли внятно объяснить, что произошло и зачем им так срочно понадобилась Нина. Перебивая друг друга, они разругались и начали драться, и ей пришлось их разнимать. В итоге она получила по лицу, разозлилась и тоже ввязалась в драку. Детей растащил прибежавший на крики Эммет. Он же повел Нину в помещение, куда в последний раз приезжала Саара три года назад, пинком отправив близнецов в комнату ждать возвращения девочки. Он, видя испуг Нины, тихонько погладил ее по тыльной стороне ладони, успокаивая. И девочка вздохнула поглубже, кивая — Эммет не солжет.
— Нет, ну только эти двое могут устроить такое шоу из простого задания! — всплеснула руками Ивэй, увидев состояние Нины. — А ты-то куда? Хоть бы на людях себя прилично вели, так нет!
Нина не ответила: застыла, когда почувствовала чье-то присутствие. Она различала каждого в Юсте и могла узнать любого по одному лишь дыханию. Но сейчас так и не смогла определить, кто перед ней. Оба незнакомца волновались и дышали часто, поверхностно. Один сглотнул.
Куд чувствовал, что еще чуть-чуть, и он свалится в обморок. Беспомощно глядя на растерявшуюся Нину, которая не узнала его, такую изменившуюся, так похожую на человека, но в то же время совсем не отличающуюся от той Нины, что он помнил, мальчик почти испугался. Это был не телефонный разговор — он видел девочку перед собой, мог к ней прикоснуться, услышать голос, ставший высоким и мелодичным, рядом… Такое в последний раз было почти десять лет назад, в том возрасте, который Куд едва помнил. А потом только во снах и мечтах. Все, что напланировал мальчик, показалось ему глупым и ненужным, все слова, которые он подготовил, вылетели из головы, оставив пустоту и невнятные обрывки общих, ничего не значащих фраз. Он хотел сразу броситься к Нине, как только увидит ее, радостно объявить, что все-таки выполнил обещание, что теперь они опять будут вместе, как раньше. Но Куд только неуверенно переступил с ноги на ногу, чуть подавшись назад, и Хельга, вздохнув, прошептала ему на ухо:
— Иди уже, балда! Она узнает тебя, как только услышит твой голос, — и, стянув с него куртку и шапку, настойчиво подтолкнула в спину, заставив сделать несколько рассеянных шагов.
Куд перевел загнанный взгляд на мать и, убедившись, что все действительно в порядке и она ничуть не сомневается, сам отбросил сомнения. В свете ламп блеснул камень, украшавший кольцо на безымянном пальце Хельги. И сквозь онемение мальчик прошел вперед на ватных ногах, по которым бежал жар. Нина не шелохнулась, когда к ней кто-то приблизился — она ничего не слышала из-за внезапного шума в ушах. Почему-то сердце подскочило и забилось быстрее: от того, кто к ней подошел, пахло дымом сигарет. Будто бы узнаваемо. Этот запах был ей знаком.
«Папа?» — растерялась она, но услышала совсем не голос отца.
— Привет, — зачем-то прошептал Куд, поднимая культю и касаясь плеча девочки. А ее будто током ударило: она дернулась и, резко вздохнув, отпрянула. Но уже через секунду протянула руку вперед, ощупывая лицо мальчика. Провела по лбу, зацепив знакомые вихры, кончиками пальцев побежала по глазам, скулам, очертила худую шею, короткое левое плечо и выступающие ребра, которые чувствовались даже сквозь вязаный свитер. Руки, помнящие все, узнали этого не-человека, и Нина, вернувшись к лицу мальчика, шумно вздохнула. А потом повисла на Куде, обнимая его изо всех сил не в состоянии вообще что-либо сказать — не хватало воздуха, а в голове образовалась настоящая каша. Почему-то ей вспомнилось давнее откровение мальчика о том, что он любит вязаные вещи больше, чем другие. Нина заскулила, и Куд с облегчением рассмеялся:
— Я приехал к тебе, Нина, — и обнял недо-рукой так крепко, как смог. Хельга сзади тихонько всплакнула, и Ивэй, не поворачиваясь, протянула ей салфетку. Сама полезла в карман за второй, чувствуя, как слипаются накрашенные ресницы.
* * *
Они просидели на кухне Тильды всю ночь и курили такие же сигареты, как те, что когда-то дал женщине Джонатан: Хельга признала, что эти действительно лучше ее дряни. Они молчали и думали каждый о своем, но при этом об одном и том же. Куд сначала ужасно нервничал и смог немного успокоиться только после того, как выкурил целую сигарету до фильтра и ни разу не кашлянул. А потом расслабился, откинулся на спинку стула и уставился в потолок, наблюдая за непонятно откуда взявшейся в конце декабря мухой. Первой голос подала Хельга, вдруг ясно осознавшая: Куд может молчать вечно. Или пока не исчезнет надоедливая неубиваемая муха.
— Ты точно уверен, что хочешь этого? — спросила она, обеспокоенно заглядывая в темные, будто лишенные радужек глаза сына. Куд рассеянно кивнул, и взгляд его немного прояснился, вернулась тень той отчаянной уверенности, с какой он встретил вернувшуюся со свидания мать. Он наклонился над пепельницей и выплюнул окурок.
— Так будет лучше. Я слышал тот разговор с Тильдой. Без меня у тебя не будет препятствий.
— Я справлюсь. Оставь мои проблемы мне, Куд, если ты не хочешь…
— А мои проблемы? Мне-то что теперь делать предлагаешь? — он поднял культю, когда Хельга открыла рот, и продолжил: — Возможно, ты назовешь меня эгоистом, идиотом и прочее, но… Мама, я хочу этого. Правда. Я делаю это не только из-за тебя и твоего мужчины. Точнее, вовсе не из-за этого… — мальчик запутался, пытаясь подобрать правильные слова, но все, что он придумал ранее, вылетело из головы, а по мозгу растекался только дым выкуренных сигарет. — Просто сейчас лучше всего. Потом будет поздно. И хуже.
— Я не понимаю…
Куд занервничал. Он заерзал на стуле, пытаясь заставить себя сказать то, что чувствует на самом деле. Но решил, что нужно ответить честно. Как есть — мама поймет.
— Потому что я так больше не могу. Еще хоть день, и я с ума сойду. Мне тут тесно. Мне не хватает здесь места, чтобы нормально дышать!
Хельга не поняла, что сын имеет в виду, но переспрашивать еще раз не стала — Куд, казалось, вот-вот разревется. Женщина достала сигарету и протянула ее Куду. Мальчик, подумав, помотал головой и поджал губы.
— Мам, пожалуйста. Прошу тебя… Отвези меня в Юсту. И ты сможешь быть с тем, с кем хочешь быть, безо всяких препятствий. И я тоже. Я хочу туда. Там у меня появится свобода, я смогу выходить на улицу и не прятаться за поддельными документами! Там мне будет не страшно смотреть в окна и… Я скучаю по Нине — она уже месяц не звонила. Она не верит, что я когда-нибудь приеду.
Хельга сжала плечо Куда, заставляя его замолчать — по лицу мальчишки катились крупные слезы отчаяния, хоть голос и не дрожал. Куд уткнулся лицом в ее плечо и зарыдал, позволяя себе минуту слабости. А Хельга, поглаживая узкую спину сына, думала, что, наверное, слишком много на него взвалила. Понимание пришло внезапно и тяжело: Куду, как и ей, приходится разрываться между дорогими людьми и не-людьми. Она знала эту боль. Куд сделал свой выбор. И Хельге стоило хоть раз в жизни поступить так, как должна поступить хорошая мать: отпустить своего ребенка. Освободить его, позволить ему обрести то, что здесь, с ней, он не обретет никогда. Она достала из кармана кольцо и надела его на безымянный палец. Куд, криво улыбнувшись, сказал, что оно очень красивое.
Сигаретный дым для них обоих этой ночью отдавал солью.
* * *
Ивэй отвернулась, когда Куд, наобнимавшись с Ниной, которая пыталась что-то сказать, но так и не смогла, подошел к Хельге. Его мать так и не преступила порог приемной комнаты. Ивэй просто не смогла выдержать их взглядов — таких твердых, решительных. Настолько мощной связи между матерью и ребенком она просто не могла ожидать. Только не между Хельгой и Кудом.
«Они оба так изменились», — почти с восхищением подумала Ивэй, когда мальчик, не говоря ни слова, поцеловал мать в щеку и та, ответив поцелуем в лоб, просто ушла. Не оглядываясь, как и десять лет назад. Только на этот раз она не убегала, нервно хихикая от облегчения, а еле двигала непослушными ногами и ревела, изо всех сил заставляя себя сделать этот шаг. А Куд провожал ее ясным взглядом, который не смогли размыть выступившие слезы, и улыбался. Он не дышал и не моргал. Хельга не замедляла шаг. Они уже все сказали друг другу до этого. Теперь пришел момент расставания. Они отпускали друг друга, прощались, зная, что, возможно, больше никогда не увидятся. Почему-то Ивэй казалось, что все будет именно так. Куд и Хельга прощались насовсем.
* * *
Ивэй чувствовала себя настолько уставшей, будто работала много-много дней подряд без сна. Когда она рухнула на кровать, ей почудилось, что больше не удастся подняться вовсе и она так и останется до конца жизни валяться лицом в матрац и в одной туфле. Это был ужасно долгий, сложный, радостный, грустный и вообще удивительный день, заставший врасплох не только ее, но и Нину, близнецов и даже Эммета.
Ивэй не могла перестать улыбаться. Несмотря на то, что она, сорокалетняя выносливая женщина, едва пережила сегодняшние события, на душе было легко настолько, что хотелось смеяться. На смену дикой усталости постепенно пришло чувство невесомости. Или полета. А в голове, внезапно опустевшей, пронеслась мысль о том, что стоит позвонить Джонатану. Он должен это знать. Не каждый день Куд возвращается после почти десяти лет разлуки. Тем более, по своей воле. Тем более, в согласии с абсолютно изменившейся — в лучшую сторону! — Хельгой.
— А у меня новостей столько, что ночи не хватит все рассказать! — простонала она вместо приветствия, когда Джонатан взял трубку. Мужчина хохотнул и отметил, что его жена непривычно счастлива и расслаблена. Ивэй, усмехнувшись, ответила, что она всего лишь едва жива после «дурдома, что тут сегодня творился».
— А рассказывай хоть всю ночь. У меня уже утро. И выходной! Дэн принес такой вкусный кофе, что не оторваться, — мужчина звонко отхлебнул, будто дразнясь. — Так что же такого радостного принес твой «дурдом»? Хельга, что ли, приезжала?
— Вот же язва! — Ивэй расхохоталась, но, перевернувшись на бок, внезапно вздохнула, продолжая улыбаться. — Да, приезжала. И вот новость номер один: она выходит замуж!
Мужчина на том конце провода закашлялся, а Ивэй продолжила, точно зная, что он так сильно прижал трубку к уху, что не пропустит теперь ни слова:
— Да, да, ты не ослышался. Она, наконец, пришла в себя после Тимма. У нее роман с кем-то. Она назвала имя, но я его благополучно забыла…
— Почему-то я не удивлен. Ты можешь!
— И новость номер два: Куд вернулся к нам. Скажи, твоих рук дело?
Ворчание на том конце провода резко прекратилось. Ивэй лежала, закрыв глаза и улыбаясь, и точно знала: ее муж сейчас сидит, выпучив глаза и открыв рот. Похожий на рыбу. Наверняка небритый.
— Нет, я тогда не смог к ним заехать, я же говорил… Он правда вернулся? Надолго?
— Насовсем. Да, дорогой, я тоже была удивлена. Нина где-то месяц назад объявила, что больше нет смысла ждать его, а она устала и все такое… Помнишь, я тебе рассказывала?
— Да забудешь такое: Нину-то довести до нервного срыва почти невозможно.
— Угу. На самом деле я понятия не имею, кто из них сорвался первым. Но сегодня Куд внезапно появился в Юсте и весь из себя такой серьезный с порога объявил, что останется тут. Хотя видел бы ты, как его трясло!.. Он выглядел запуганным олененком, но так храбрился, что аж с толку сбивал.
Джонатан подумал, что это очень похоже на Куда. Они с Ивэй действительно проболтали всю ночь, и под утро женщина заставила себя снять вторую туфлю, отбросить телефон и отключиться за десять минут до будильника. Его она не слышала, но, не просыпаясь, умудрилась вытащить батарейки. Никто в Юсте не удивился, что в этот день она не пришла на работу.
А в комнате детей проснувшийся раньше всех Куд до обеда рассматривал жилище Нины и близнецов, не поднимаясь с кровати: дети облепили его так, что шевельнись он хоть чуть-чуть — они проснутся. Подушки, которых так много, что казалось, будто вся комната состоит из одних лишь подушек, разбросаны по полу, поднос с остатками еды так и брошен на стуле, вокруг которого скопилась целая куча крошек. На щеках Нины, уснувшей на плече Куда, виднелись дорожки слез. Юго с красными глазами во сне улыбался и морщился, когда волосы брастры щекотали нос, а Юко так и не вытер сопли.
Куд был счастлив и у него давно так не болели глаза и нос. Он наревелся, казалось, на всю жизнь вперед и теперь только улыбался. Несмотря на то, что на нем лежали трое, дышать ему было удивительно легко. Развалившийся на постели Нины Куд улыбался до ушей и понимал, что он там и с теми, где и с кем должен быть. Это его место.
— Я дома…