Оз никак не мог проснуться. Что-то не отпускало его, умоляло остаться. Озу казалось, что если он проснется, то упустит нечто важное, какой-то ответ на еще не заданный вопрос. Мальчик уже почти дотянулся до дна сновидения, где слышались музыка, голоса и радость, пробирающаяся под кожу, где пахло солнцем и улыбками, а чьи-то руки обнимали шею. Этот сон почти удалось достать, но вместо того, чтобы ухватиться за него, мальчик распахнул глаза, зажмурившись от яркого света, ударившего в лицо. Что-то в последний момент вытолкнуло его, и он услышал отчетливое: «нужно вернуться к истокам!», почему-то прогремевшее голосом Смотрителя. Ему было невдомек, что это означает. Оз никогда не видел таких странных снов, но чувствовал, что этот вернется к нему еще не раз. Может, виной этому дневник ребенка, который он читал всю ночь?

Через три минуты после пробуждения мальчик, все еще валяющийся на смятой постели, услышал шум. Зашипели двери, и в Комнату въехала Эмма. Запахи солнца и уюта растаяли, руки исчезли, а голоса смолкли, будто Эмма раздавила их своими колесами, размазала по полу. Она как-то недовольно плюхнула поднос с завтраком на стол, а потом, уперев руки в бока, осуждающе уставилась на Оза, сжав тонкие губы в полоску. Часы показывали половину первого дня.

— Я честно лег сразу, как ты ушла, — он попытался улыбнуться, но Эмма продолжила смотреть на него. Каким образом Озу удавалось различить эмоции за линзами механических глаз, даже для него оставалось загадкой. Но, тем не менее, он отчетливо видел каждый оттенок эмоций Эммы, и ему вовсе не приходило в голову то, что их у нее в принципе не может быть. Она — дроид. Он — человек. Ребенок, которого не интересует техническая сторона его няньки.

— Ты лег в половину четвертого утра. Я ушла в одиннадцать.

Слова были хлесткими, металлическими, хотя Эмма редко говорила таким голосом. Озу не нравилось дребезжание, он не единожды говорил ей об этом, но сегодня дроид была, судя по всему, сильно зла, раз начала дребезжать. Оз промолчал, не зная, что сказать в оправдание и нужно ли вообще что-то говорить. Мальчик сильнее натянул одеяло на плечи, полагая, что Эмме вскоре надоест прожигать в нем дыру. Конечно, ему было известно, что она в курсе его чтения допоздна. Он знал, что Эмма следит за ним круглосуточно. Не она, так Вторая. Не Вторая, так Первая. Оз уже давно научился их различать, хоть внешне они и были абсолютно одинаковыми. Характеры-то совершенно разные.

А Эмма-03 между тем проехала к шкафу и сгрузила в него чистое белье, привезенное вместе с завтраком. Затем, демонстративно игнорируя Оза, вернулась к столу и начала расставлять посуду. Тарелка с остывшим омлетом, кружка с холодным молоком, подсохший хлеб и растаявшее масло, растекшееся по блюдцу. Все это дожидалось Оза с десяти утра, и Третья даже не собиралась греть или менять завтра. Она решила, что пусть мальчишка ест холодное, раз не встал вовремя.

— А знаешь, — Оз отвлек ее от беззвучного ворчания и, когда она подъехала ближе, доверительно наклонился, — я видел странный сон. Про не-людей и людей. Там были дети, я даже слышал их голоса! Мне кажется, это неспроста. Еще я слышал фразу: «нужно вернуться к истокам». Мне кажется, это знак, что надо наконец что-то делать.

Эмма изобразила вздох и потянулась за стаканом с молоком.

— Ты слишком много читаешь на ночь. И если бы чего нормального читал, так нет, отчеты…

— Не отчеты, а дневник! Настоящий дневник какого-то ребенка не-человека, мне вчера Пятая дала почитать! — и мальчик, проигнорировав молоко, схватил из-под подушки потрепанную тетрадь с пожелтевшими от времени и пыли ветхими листами. Эмма про себя отметила, что этой вещице явно больше ста лет. И сохранилась она на удивление хорошо.

Для Оза этот дневник был настоящей находкой. Прикоснуться к кому-то, кто с тобой примерно одного возраста, кто понимал тебя еще добрую сотню лет назад — Озу было четырнадцать, а ребенку, судя по всему, — столько же. Может, чуть больше. Не то что Смотрителю, которому уже сто шестьдесят четыре… Это было настоящим волшебством. Оз с самого рождения рос под наблюдением сотни камер, датчиков и трех дроидов, которые ни на секунду не оставляли его одного, даже если были за пределами Комнаты. Даже если он выходил за пределы Комнаты. Он никогда не оставался один, но в то же время порой ему было до слез одиноко, потому что вокруг него, кроме Смотрителя, в Лабораториях не было никого живого. Ни одного человека или не-человека. Поэтому дневник ребенка прошлого века стал для Оза настоящим спасением, и он прочел его на одном дыхании, всего за ночь.

Мальчик знал, что он единственный человек на планете, и ему недоставало живого общения.

Когда ему исполнилось десять и он начал размышлять о своей роли в мире, Оз начал задавать вопросы. Но дроиды не могли на них ответить, и мальчик обратился к Смотрителю — старому мудрому киборгу не-человеку. Озу казалось, что старик знает все на свете, и поэтому не побоялся задать главный, самый важный вопрос:

— Почему людей больше нет?

Тогда это ввело Смотрителя в ступор. А маленький Оз ждал. У него с детства была потрясающая способность правильно формулировать вопросы. «Почему людей больше нет?» — на такое не ответишь одной фразой. И не-человек тогда решился. Он не побоялся рассказать мальчику всю правду, которая только была доступна детскому пытливому сознанию. Он рассказал о страшном событии, которое произошло больше ста пятидесяти лет назад, — люди, не знавшие покоя и осторожности, создали неизвестный науке вирус, придумывая очередное «лекарство от смерти».

— Благими намерениями вымощена дорога в ад! — сказал тогда Смотритель. Он пригрозил Озу механическим пальцем и вздохнул, вызывая на экране карту мира и показывая распространение вируса. — Этот путь смогли проследить только спустя четыре с половиной года после начала заражения. Его назвали 1574G — U. Создали в стране, которая когда-то называлась… — Смотритель замолчал, и мальчик понял, что киборг забыл название той страны. Озу тогда показалось, что Смотритель ужасно стар, хотя внешне он выглядел не старше семидесяти благодаря протезам, имплантам и своему долголетию. Оз знал, что нормальные люди так долго не живут. По фотографиям, книгам, фильмам.

— А как это случилось? Ведь если это так опасно, этому не позволили бы расползтись. Эммы говорили, что все опасное запирают в клетки.

— Не знаю, — честно признался Смотритель. — Но определенно тому были причины. Клетки просто так не открываются.

— Клетки на замках, — согласился Оз. — Вот таких! — и показал руками огромный амбарный замок, заставив Смотрителя улыбнуться.

— Но тогда клетка открылась. И начали рождаться мы, внешне очень похожие на людей, но отличающиеся генами.

— Что такое гены? — перебил Оз, и Смотритель нахмурился, думая, как ответить и на это. Все-таки насколько меткий вопрос задал этот мальчишка… Но рано или поздно ему пришлось бы рассказать все Озу.

Смотритель был не-человеком — так люди стали называть рождающихся существ. Он был, как и тысячи ему подобных, беспол и бесплоден. Долгожитель и инвалид — все не-люди имели какой-то изъян. Исключений было слишком мало, чтобы брать их в счет. И люди их ненавидели. Не сразу, но с каждым годом отношение их становилось все хуже. Люди исчезали и во всех бедах винили своих странных детей. Их истребляли, уничтожали, преследовали. И не-люди ненавидели людей. Но были и те, кто прятал и спасал бесполых, и не-люди любили их. Смотритель был из последних. Его не убили, а приютили и сберегли — и он полюбил людей так, как только человек может полюбить человечество. Смотритель лелеял надежду возродить тех, кто спас его. Хотя бы как вид. И вся надежда лишь на Оза — первого «истинного», чей набор генов соответствовал человеческому.

А главное, Оз не был зараженным 1574-м, а значит, был способен продолжить человеческий род.

— Поэтому я надеюсь, что ты поможешь мне в этом нелегком деле, — прошептал Смотритель, закончив долгий рассказ, и склонил перед своим созданием голову. Хлюпающий носом мальчик, не понявший и половины сказанного, глядел на ряды капсул, в которых пытались создать такого же, как он, и чувствовал: все, что поведал ему Смотритель, — ужасно важно. Он поклялся, что обязательно поможет киборгу, посвятившему этой мечте всю свою долгую жизнь, во всем.

— Я сделаю все, что могу, обещаю! Правда-правда! — ребенок совсем разрыдался и навсегда запомнил эти свои слова. Эмма говорила, что Смотритель тогда тоже пустил слезу, обнимая мальчика, но этого Оз не помнил.

Сейчас, когда мальчик доковыривал утренний омлет, он почему-то вспомнил тот разговор со Смотрителем. С тех пор прошло целых четыре года, и Оз подрос, поумнел, понял все, что тогда имел в виду старый киборг. Вот только до сих пор так и не сумел ничем ему помочь, хоть и пытался не раз и не десять. Он поглощал пачками учебники и энциклопедии, связанные с генетикой, химией, биологией и прочими сопутствующими науками, сдавал кровь и бродил между капсул, делая вид, что помогает. И мечтал, думал и пытался понять, почему ничего не получается.

Оз не знал, почему именно это воспоминание забрело в голову, но верил, что это не просто так. Это как-то связано со сном. С фразой «нужно вернуться к истокам». Но к каким?.. Он должен вспомнить его и записать, чтобы понять это. Однако некуда — все альбомы, тетради и блокноты изрисованы.

— Можно я сегодня прогуляюсь в Город?

— Куда именно ты хочешь?

— В канцелярский, — мальчик поспешно вылез из-за стола и торопливо протиснулся в «выходные» штаны, не переставая тараторить, — мне нужны тетрадь, альбом и карандаш. Или ручка. Или еще что-то, я пока не понял. Но нужно. Тот сон, он…

— Он не просто так, — закончила за него Третья, уже наизусть знавшая, что у Оза ничего не бывает просто так, когда нахлобучила на нечесаную голову свитер. — Иногда дыши при разговоре, а то в обморок упадешь.

Оз на секунду обиделся: она что, никогда этого случая не забудет? Наверняка еще и другим Эммам все рассказала. Но дроид, словно прочитав мысли мальчика, заверила его, что ничего подобного не делала.

— Подожди, я сменю платформу, и пойдем. Пока определись, что тебе необходимо, — и с этими словами дроид, шурша шинами, скрылась из Комнаты, оставив Оза копошиться на кровати.

Она вернулась спустя пятнадцать или двадцать минут — за это время мальчик уже успел сбегать до Смотрителя и предупредить его, что уходит, сдать положенную порцию крови и полюбоваться формирующимся эмбрионом в одной из капсул. Даже попытался придумать ему имя, но решил, что не успеет. Эмма-04 —дроид, как две капли воды похожий на команду его нянек, сказала, что если образец выживет, он может стать таким же, как Оз. Мальчика это замечание не особо обрадовало — он слышал такое едва ли не каждый раз, когда приходил сюда, но чуда еще не произошло. Все образцы оказывались с дефектом. Все умирали до того, как им исполнялся месяц, получая от него лишь имена, которые он записывал маркером на маленьких гробиках. Мальчик за четыре года, что работал со Смотрителем, уже похоронил добрую сотню красивых имен.

Киборг никак не мог повторить Оза. Мальчика это беспокоило с каждым разом все больше и больше. Хоть он и умел ждать, гробики все сильнее ранили его. Он изнывал от одиночества, бессилия и бесполезности. И этот сон, приснившийся ему по мотивам записей в чьем-то дневнике, голос Смотрителя, показались ему шансом, который упускать нельзя. Последним знаком, толчком куда-то. Истоки. Может быть, именно там откроется ответ: что они делают не так?

Эмма пришла на ходячей платформе и в «выходном» наряде. Совсем как обычный не-человек, если не присматриваться и не искать лишние выпуклости железного тела и стыковочных швов деталей. Простой комбинезон на резинке, в котором ходят все не-люди этого города, короткие волосы ежиком, бледные силиконовые губы. Острые плечи, впалая грудь, узкие бедра, средний рост и длинные ступни. Эмма была чем-то похожа на бесформенную женщину и носила женское имя, но в то же время в ней можно было увидеть тощего и слабого мужчину. Она изображала не-человека. Бесполого. Хотя все-таки Оз склонялся к тому, что она больше похожа на женщину. Потому что ее голос был больше женским и рядом с ней Смотритель вдруг становился почти мужчиной. Низеньким, тощим и слабым, но мужчиной.

— Я тебя заждался! — Оз всплеснул руками, и дроид фыркнул:

— Ну, прости, это не секундное дело. Пойдем, — Третья схватила Оза под локоть и быстрым шагом направилась к выходу. — Только недолго, у тебя сегодня вечером осмотр.

— Я помню. Только до канцелярского и обратно, честно, я тоже тороплюсь. О, у тебя новая обувь?.. Старая совсем износилась, да?

Они почти бежали по заснеженной улице заброшенного города так быстро, как могла Эмма. Просто Города, как эту часть называл Оз. Ее расчистили и заключили под сиреневый купол, фильтрующий воздух, воду и прочее, специально для него и тех, кто будет после. Для людей. Кварталы красивых каменных домов, Поле — «технический» район, куда Озу ходить было не интересно. А то, что дальше, обнесли стеной. Маленький изолированный район, в котором уже давным-давно никого нет, но есть все необходимое для жизни будущих людей. Например, магазин с канцелярией.

Оз не знал, что место, оборудованное таким образом, люди назвали бы складом. Для него это был магазин: пришел, распаковал коробку, взял нужные, запаянные в герметичные мешки товары и ушел. Такими были все магазины. Тут и музыкальный салон, откуда Оз таскал диски, а потом после ссор с Эммой приносил обратно уже надоевшие, освобождая место под кроватью. Маленький парк и магазин одежды, строительный и мебельный салоны. Огромный развлекательный комплекс с пустым первым этажом, склады с неинтересными железками и всякими запчастями, еще куча всего и Поле. Огромное Поле, бывшее когда-то целым поселком для не-людей. Сейчас лишь несколько домишек с дроидами и старыми не-людьми, которые вот-вот отойдут в мир иной. Не больше сорока душ. Иногда Оз видел коров или домашних птиц. А весной вдалеке возводились теплицы и делались грядки с морковью, над которыми все лето, сгорбившись, трудились дроиды.

Озу нравилось в Городе. Он старался выходить сюда как можно чаще, но терпеть не мог встречаться со стариками, потому что они его ненавидели. Не смели трогать, но все время повторяли, что он бесполезный бездарный трус, который только все портит. Совсем не похожие на Смотрителя старики, которые просто устали жить впустую, без цели и мечтаний говорили много гадостей. У мальчика после таких встреч все валилось из рук. После таких встреч он хоронил, бывало, сразу несколько неродившихся, как будто старики каждый раз накладывали на него одноразовое проклятие.

Оз заскочил в канцелярский, а Эмма осталась снаружи следить за стайкой голубей, для которых принесла недоеденный черствый хлеб — каждая крошка была дорога. Она ожидала, что мальчишка снова пропадет в недрах магазина на добрый час, как это бывало обычно, но он вышел уже через минуту, причем с набитым разной чушью рюкзаком, и встал рядом с дроидом, глядя на голубей.

— Это так странно, — сказал он, не поворачивая головы. — Я последний, кто вообще ест этот хлеб. Ради меня старики выращивают овощи и держат коров. Они бы и рады уже дружно повеситься, но не могут. Кто им запретил, Эмма?

Эмма не ответила. Ее удивила внезапная смена настроения мальчика и его тон. Она внимательно смотрела на лицо Оза, отчего-то бледное и напуганное, на его глаза, которые ни на минуту не задерживали взгляд на одном предмете. А потом, ничего не спрашивая, сделала шаг назад и скрылась в недрах канцелярского магазина. Ее сенсоры начали пищать от перегрузки — дроид хваталась за анализ всего подряд.

Если бы дроиды могли пугаться, она бы испугалась. Если бы дроиды могли пустить слезу — она бы разревелась. На стене из коробок вилась кривая надпись с потеками красной краски:

«Исчезни, пожалуйста, и дай нам спокойно умереть, Человек!»

Эмма смотрела на эти надписи, записывая их, чтобы потом отдать Смотрителю. Эти не-люди совсем от рук отбились и свихнулись на старости лет от безделья и тупости. Она была зла и расстроена, даже несмотря на то, что не была живой. А Оз на улице плакал, протягивая руки к пугливым голубям, которые так и не решались к нему подойти.

— Идем. Кто-нибудь здесь все отмоет. Забудь, Оз, они все выжили из ума. Забудь это, слышишь? — она дернула его за руку, заставляя встряхнуться, и мальчик, вытирая глаза, кивнул. Он лгал, но Эмма этого не знала и ничего не могла поделать.

Он — человек. Она — дроид. Ей никогда не понять, что именно чувствует Оз. Он знает, что он последний. Он смертен, и, в отличие от не-людей, которые живут уже больше ста лет, ему не светит больше семидесяти: уже в четырнадцать у него искусственный желудок. Настоящий пришлось удалить. Язва. Ужасное питание. Ужасная наследственность. И если так продолжится, его даже замена органов не спасет, поэтому семьдесят лет — самый оптимистичный прогноз.

Оз шел медленно, будто забыл, что торопился, прижимая к груди рюкзак с красками, альбомами, тетрадями и карандашами, смотрел в небо, слушал тяжелые шаги няньки за спиной и думал, что все-таки ничего не бывает просто так. Это знаки, перекрестки, и ему нужно выбирать, что делать дальше. Он окончательно уверился, что должен что-то изменить, — ведь как бы он себя ни убеждал в том, что еще можно что-то сделать, здесь, в Городе, он ничего не сделает. Значит, нужно уговорить старика выпустить его наружу. А там… Для начала «найти истоки». Оз даже понял, какие.

— Эмма, у меня к тебе вопрос, — он остановился только у входа в Комнату, стряхивая с ботинок снег. — Я говорил тебе про фразу из сна, верно? Так вот, я думаю, что это… подсказка, что ли. Истоки. Я не знаю, где искать родину того не-человека, но могу узнать, где находятся истоки Смотрителя. Может, попробовать к ним вернуться, чтобы понять, где он ошибается и что упустил? Вернуться и пройти его жизненный путь, понимаешь? Мне нужно попасть туда, где он родился. А там, может быть, я наткнусь на следы того не-человека. Это тоже может быть полезным…

— Но истоки Смотрителя… — Эмма покачала головой. — Это было сто шестьдесят четыре года назад, Оз! Этого места сейчас, возможно, и нет.

— Все равно. Я должен его увидеть и посмотреть на мир глазами того Смотрителя. Поэтому, пожалуйста, не говори ему ничего про надпись в канцелярском. Потому что это тоже знак. Те не-люди меня подгоняют. Я поговорю со Смотрителем после осмотра и попробую все ему объяснить. Пойдешь со мной, если отпустит? — и, не дожидаясь ответа, мальчик сунул ей в руки рюкзак, а сам побежал в лаборатории. Автоматические двери закрылись за спиной дроида, когда она миновала порог Комнаты, которая без Оза вдруг показалась ей пустой. Эмма еще немного постояла так, что-то анализируя, а потом изобразила вздох, который скрыл едва заметный писк.

Писк, сопроводивший удаление записи об увиденном в магазине.