Нации, национализм и демократия в начале XXI в.

Этнические и национальные проблемы играли большую роль не только в прошлом. В мире современной политики они занимают весьма значительное место. Более того, есть все основания полагать, что в обозримой исторической перспективе их актуальность будет возрастать.

Однако национальное сознание и национализм эпохи глобализации существенно отличаются от своих предшественников XVIII—XX вв. Поэтому одной из основных целей нашей книги и была демонстрация сложной и весьма неоднозначной эволюции, которую на протяжении последних двух-трех столетий испытали соответствующие политические феномены.

Завершая работу, следует подробнее рассмотреть вопрос о том, как в начале XXI в. национализм соотносится с принципами либерализма и демократии. Этот вопрос крайне важен и с теоретической, и с политикопрактической точек зрения.

Подчеркивая значение этой проблемы, политолог Александр Соловьев следующим образом связывал ее с классификацией национализма: «Наиболее политически значимым основанием для типологии национализма в настоящее время является его отношение к демократии. Такое основание стало особенно актуальным в последние десятилетия, когда обозначился кризис современных национальных государств, а также выявились серьезные политические противоречия в связи с резким ростом национального самосознания в посттоталитарных странах Восточной Европы и СНГ. С точки зрения отношения к демократии, как правило, выделяются три типа национализма: враждебного демократии, нейтрального и соответствующего ее базовым принципам и задачам. Выделение национальных движений, находящихся в разном отношении к демократии, безусловно, имеет под собой реальную почву. Однако теоретическая проблема заключается не столько в констатации указанных типов национализма и их распространенности, сколько в понимании путей и методов демократизации национальных движений. А это, в свою очередь, зависит от понимания совместимости национальных и демократических процессов».

Далее, подводя итоги дискуссий, которые прошли в 1990-х гг. в мировом научном сообществе по проблемам возможности либерального национализма, Л. Дробижева обозначила ряд принципов и норм, дающих возможность считать конкретный национализм (национальный регионализм) либеральным.

«О либеральном национализме можно говорить, если:

государственность декларируется от имени граждан, проживающих на территории республики, или народа в понимании сообщества людей, проживающего на данной территории (или народов, этнонаций, национальностей, живущих в республике);

устройство государства в республике можно отнести к либерально-демократическому типу, обеспечивающему верховенство законов, всеобщее избирательное право, представительный характер власти, выборность власти как формы реализации принципа представительства, разделение властей на законодательную, исполнительную и судебную;

обеспечивается политическое и правовое равенство граждан, в том числе право быть избранным на государственную должность;

допускаются плюрализм и свобода политической деятельности, свобода слова, право формулировать и отстаивать политические альтернативы, возможность внутренних разногласий при обсуждении ценностей, идеалов, в том числе национальных, этнокультурных, лингвистических, сути самой общности и ее границ в приемлемых для дискутирующих сторон формах, избегающих экстремизма и насилия;

наличествуют политические институты, обеспечивающие разнообразие культур, права меньшинств;

обеспечивается свободное право личности на выбор национальности».

Большинство из перечисленных признаков, отмечает Л. Дробижева, характерно для развитых или консолидированных демократий, но в условиях посткоммунистических обществ представляется «слабодостижимым идеалом». Тем не менее, по ее словам, либеральный национализм способен обновляться в своих принципах, институтах, процедурах, оставаясь целью, к которой национально ориентированные общественные силы, лидеры, властные структуры проявляют готовность стремиться, хотя не всегда и не во всем ее достигают.

В этой перспективе либеральный национализм видится если и не доминирующей (к сожалению) формой современного национализма, то наиболее актуальной и перспективной.

Однако простое указание на то обстоятельство, что одни националисты готовы признавать ценности либерализма и политической демократии, а другие — нет, является лишь самым первым, хотя и необходимым приближением к ответу на вопрос о соотношении национализма и демократии в современную эпоху.

Например, как показывает политическая практика, некоторые группы националистов (как, впрочем, представителей и других политических течений) проявляют готовность «играть по демократическим правилам» лишь из тактических соображений, т.е. до тех пор, пока им не удается сосредоточить в своих руках достаточного объема властных полномочий. Следовательно, вопрос о связи национализма, либерализма и демократии нельзя сводить к элементарной классификации, а следует ставить в гораздо более широком социально-политическом контексте.

Авторы фундаментального исследования «Демократизация и образы национализма в Российской Федерации 90-х годов» отмечали: «На современном этапе осмысление проблемы национализма и демократии стоит перед мировым научным сообществом в связи с принципиально новыми особенностями проявившейся современной глобальной взаимозависимости: смещением акцентов в международной безопасности после окончания “холодной войны” и крушения мировой системы социализма, подъемом этнического самосознания народов во всем мире, а также кризисом современного национального государства в условиях все возрастающего влияния транснациональных и субнациональных движений, организаций и институтов. В связи с этим в науке и политике идут острые споры практически по каждому из теоретических вопросов, связанных с пониманием и оценкой как демократии, так и национализма».

Тем не менее при всем многообразии интеллектуальных подходов к данной проблематике представляется возможным сформулировать несколько тезисов о соотношении «национальной идеи» и демократии в современном мире.

Во-первых, очевидно, что масштабная демократизация политической жизни, повсеместно наблюдавшаяся во второй половине XX в. и продолжающаяся до сих пор, теснейшим образом связана с процессами глобализации. Например, во многих странах местные демократические движения пользуются существенной поддержкой со стороны глобальной сети демократических и правозащитных организаций. Большую, подчас решающую, роль в процессах политической демократизации играют и международные средства массовой коммуникации. Наконец, лежащая в основе демократизации концепция «прав человека» носит, по определению, универсальный и наднациональный характер.

Однако подобная глобализация демократии также означает подрыв суверенных позиций классических национальных государств, сформировавшихся в эпоху модерна на волне массового политического национализма.

Известный немецкий социальный философ Юрген Хабермас, рассматривая «взлет» государств-наций и их «закат» в ходе глобализации как последовательные исторические этапы развития политической демократии, писал: «Глобализация означает разрушение, устранение границ и тем самым представляет опасность для национального государства, которое почти истерически блюдет собственные пределы... Национальное государство, безусловно, создало ту структуру, в рамках которой республиканская идея сообщества, сознательно влияющего на свою собственную жизнь, могла быть артикулирована и институционализирована. Однако сегодня глобализация тех же самых тенденций (т.е. тенденций демократизации политической жизни. —Авт.), которые когда-то породили национальное государство, ставит его суверенитет под сомнение... В свете возрастающего плюрализма внутри национальных обществ и глобальных проблем, с которыми национальные правительства сталкиваются во внешней сфере, национальное государство в обозримом будущем уже не сможет обеспечивать надлежащие рамки для поддержания демократического гражданства. Что здесь в целом кажется необходимым, так это поднятие способностей к политическому действию на более высокий уровень, выходящий за рамки национальных государств».

Другими словами, современная демократия как бы «перешагивает» национальные границы. Именно в этом смысле некоторые авторы говорят о формировании «глобального гражданского общества».

Глобальная демократизация означает существенное сокращение сферы политической компетенции и власти национального государства и, как следствие, лишает исторической актуальности националистическую идеологию по крайней мере в ее классических формах. С этой точки зрения наблюдавшийся в 1990-х гг. рост националистических настроений в ряде благополучных стран Западной Европы (таких, как Франция, Австрия, Германия и т.д.) следует рассматривать как временное явление, не имеющее серьезного политического будущего.

Во-вторых, демократизация политической жизни на практике часто сопровождается всплесками «нового национализма», корни которого уходят в мощные пласты социальной истории тех или иных народов. В этих случаях демократия и национализм вступают в отношения, напоминающие те, которые были характерны для них на протяжении XVIII— XIX вв. Так что можно сказать, что подобный национализм является как бы идеологическим отзвуком или «эхом» уже завершенного в целом этапа мировой политической истории.

При этом общее ослабление государственной власти, практически неизбежно сопровождающее демократизацию, повсеместно создает благоприятные условия для развертывания самых разнообразных межэтнических и межнациональных конфликтов, которые в свою очередь, дополнительно стимулируют рост националистических настроений.

Обращая внимание на этот аспект политической демократизации, авторы книги «Демократизация и образы национализма в Российской Федерации 90-х годов» писали (применительно к постсоветской ситуации): «Политические системы бывшего Советского Союза и Восточной Европы ослабили уровень государственного контроля и принуждения по отношению к национализму и межгрупповой борьбе в то время, когда еще не были созданы институциональные, цивилизованные средства выражения и согласования противоречащих интересов различных групп. Многие государства — преемники бывшего Союза — сталкиваются с теми же проблемами. Как показали этнополитические кросс-национальные исследования... успех демократизации в целом и ее влияние на этнический конфликт весьма противоречивы и неопределенны». В демократизирующихся обществах этнические группы получают значительные возможности для политической мобилизации, однако у государства обычно нет ни ресурсов, ни эффективных институциональных механизмов для достижения межгруппового согласия и выработки толерантности, которые есть в государствах, имеющих более длительный опыт демократического развития. В таких условиях чрезвычайно высока вероятность того, что демократизация будет сопровождаться как этническими протестами, так и этническим насилием. Серьезный риск заключается в том, что отказ от поисков компромиссов и согласования позиций одной или всеми политически соперничающими группами может привести к гражданской войне и восстановлению режима авторитарного принуждения.

Таким образом, кажущееся парадоксом возникновение «нового национализма» на рубеже XXI в. выступает в качестве вполне закономерного, хотя и весьма опасного, чреватого многими рисками момента общего процесса глобальной демократизации. От того, смогут ли политические лидеры направить требования национальных движений в либеральное русло и адаптировать их участников к жизни в цивилизованном сообществе, зависит безопасность и благосостояние многих стран и регионов.

Александр Соловьев отмечал: «Важнейшее значение в демократизации национальных движений имеет и массовое распространение чувств толерантности, инонациональной терпимости, взаимоуважения представителей различных наций, пропаганда в обществе образцов культуры и достижение компромиссов. При этом СМИ не должны становиться на защиту интересов только лиц определенной национальности, усугубляя различия между национальными группами, способствуя расширению чувств инонациональной неприязни, распространению националистических фобий и предрассудков».

В-третьих, важнейшим дополнением и стимулом политической демократизации является, без сомнения, плюрализация культуры. Собственно говоря, процесс демократизации политики можно рассматривать в качестве одного из аспектов общей социокультурной плюрализации. Именно культурные сдвиги, происходившие во всемирном масштабе во второй половине XX в., обеспечили ту социально-психологическую атмосферу, в которой стала возможной волна демократизации 1990-х гг. Общее содержание этих культурных сдвигов отражает термин «постмодерн».

Напомним читателю, что основной пафос постмодернистского отношения к культуре состоит в отрицании «метанарративов», т.е. каких-либо самодостаточных, претендующих на универсальную значимость идеологических построений или культурных образцов.

В эпоху постмодерна происходит отказ от попыток выработать тот или иной вариант «спасительного» социального дискурса в пользу свободной игры или «гибридизации» различных по своему происхождению дискурсов. Это относится к наиболее развитым странам Запада, выступающим при всех необходимых оговорках, эталоном для народов большинства стран мира.

Разумеется, идея культурной гибридизации является отрицанием ключевой для националистов всех времен и народов идеи «культурного единства».

Голландский исследователь Ян Недервеен Питерсе формулирует эту позицию следующим образом: «Концепция гибридизации предлагает противоядие от культурного дифференциализма расовых и националистических доктрин, так как берет за исходную точку тот опыт, который был в рамках этих теорий запретной темой. Она отвергает национализм, отдавая предпочтение пересечению культурных границ. Она подрывает политику формирования этнической идентичности и основы всяких притязаний на чистоту и исключительность, поскольку акцентирует размытость и подвижность культурных границ. Если модернизм выражает этос порядка, четкого разделения посредством жестких границ, то гибридизация — постмодернистскую восприимчивость к смешению, преодолению границ, неустойчивость».

Другими словами, характерная для современной эпохи культурная плюрализация, сопровождающая и стимулирующая политическую демократизацию, подрывает позиции «больших» национальных культур, сформировавшихся в эпоху модерна. Соответственно теряют легитимность и опирающиеся на них «старые», или классические, национализмы [552] . И это — тенденция общемирового масштаба.

* * *

Таким образом, о соотношении, в котором в начале XXI в. находятся демократия и национализм, можно сказать в целом следующее: современная глобализирующаяся демократия, несмотря на определенные тактические компромиссы, в силу своей внутренней логики выступает в качестве оппонента всех форм старого национализма — либерально-демократического, поскольку он «национально ограничен», и авторитарного — поскольку он не только «национально ограничен», но еще и антидемократичен.

В этом смысле доминирующая тенденция к глобализации демократии, несмотря на определенные рецидивы национализма даже в развитых странах Запада, делает политический национализм «больших» наций все менее и менее актуальным. Что же касается волны «нового» национализма, прокатившейся в 1990-х гг. по многим странам Восточной Европы и бывшего СССР, то ее можно рассматривать как политическое проявление догоняющей или «запаздывающей модернизации» соответствующих обществ. Однако даже в этом случае националистические движения в очень редких случаях смогли удержаться на стратегических позициях в рамках возникших политических систем...

Так что реалии конца XX — начала XXI вв. вполне оправдывают слова авторитетного исследователя национализма Бенедикта Андерсона, который писал об угрозе «разрушения той смысловой черточки, которой в течение двух столетий были сопряжены между собой государство и нация. В лучшие для этой черточки времена, когда мечтой националистических движений было обретение собственных государств, люди верили в то, что подобного рода государства способны обеспечить им процветание, благополучие и безопасность, а также гордость и международное признание... (При этом. — Авт.) предполагалось, что этим государствам гарантировано подчинение и безраздельная преданность большинства граждан, считающих себя принадлежащими к нации. Нет ничего более сомнительного, чем долгая жизнь подобного рода предположений».

Тем не менее национализм не собирается тихо и мирно покинуть историческую сцену, сдаться, так сказать, «без боя».

С одной стороны, в складывающихся исторических условиях в рамках отдельных этнонационалистических движений активизируются наиболее радикальные и экстремистские элементы. И это понятно, поскольку нарастающие и, по-видимому, неотвратимые проявления глобализации (наплыв иностранных рабочих, «макдональдизация» культуры, финансовая интеграция и проч.) — с точки зрения простых националистов, подтверждают именно их правоту. Соответственно в подобных кругах все большую популярность обретает идея бескомпромиссного сопротивления «глобальной системе», вплоть до использования террора.

С другой стороны, объективно фиксируемые негативные следствия глобализации (рост неустойчивости рынков, валютные кризисы, «утечка умов» из развивающихся стран и т.д.) также ведут к усложнению структуры политического пространства. Здесь имеется в виду постоянно возникающая в ходе исследования соответствующих феноменов необходимость отделять националистические и шовинистические реакции от проявлений здорового патриотизма. К сожалению, в подобных случаях политическая наука не может предложить какой-либо стандартный рецепт.

Именно это имел в виду непримиримый критик расово-этнических форм национализма Урс Альтерматт, когда писал о трудностях, которые испытывают исследователи, всерьез стремящиеся концептуализировать национализм: «Как же нужно дефинировать и исторически классифицировать национализм — в этом вопросе по-прежнему сильно расходятся ученые в области социальных наук. Определенное согласие существует лишь в том, что в новой европейской истории национализм представляет собой одну из самых эффективных интеграционных идеологий, с помощью которой мобилизуются народные массы... Национализм концентрирует общественные силы, пронизывая все социальные слои и идеологические позиции, и предвещает людям лучшее будущее, ссылаясь на народ и нацию. Так как людям во времена быстрых социальных перемен нужен минимум обратной связи и традиций, то динамика современной истории постоянно порождает новые националистические реакции. Крушение старого и отказ от него в кризисные времена образуют питательную почву для национализма, формы проявления которого чрезвычайно многообразны: от достойного уважения патриотизма до человеконенавистнического шовинистического национализма».

Завершая нашу работу, мы надеемся, что предложенный читателю материал продемонстрировал не только всю сложность и неоднозначность соответствующей проблематики, но и ее высокую актуальность в контексте социально-политических процессов, разворачивающихся в нашей стране и мире в целом. Именно этим продиктована необходимость тщательного и взвешенного исследования проблем происхождения, эволюции и перспектив национализма как политического феномена.