45-е классное отделение заступило в гарнизонный караул. Начкар лейтенант Зайчик после беседы с комендантом вызвал Лелика Пономарева и меня на незапланированный инструктаж.

— Парни, придется поработать конвойными.

Мы с Леликом недоуменно переглянулись. Выводными работали, часовыми в карауле были уже столько раз, что и не сосчитать, на калитке во дворе гауптвахте стояли, шлагбаум в комендатуре подпирали, тюремные палаты в окружном госпитале охраняли, в выездной караул сопровождения крупногабаритных грузов ездили, в гарнизонном суде в качестве усиления охраны торчали… А вот конвойными бывать еще не приходилось?!

— Короче, курсанта училища РВСН (ракетных войск стратегического назначения) гарнизонный суд приговорил к одному году дисциплинарного батальона за драку с телесными повреждениями — сокурснику нос сломал, дурачок… Надо его сопроводить с дисбат для отбытия установленного срока наказания. Комендант затребовал двоих ребят, чтоб покрепче …для конвоя. Сейчас дадут дежурную машину, и с вами поедет местный прапорщик с документами на сидельца. Все просто до безобразия. Комендантский прапорщик — старший машины и вам начальник на текущую поездку. Вы сажаете бывшего курсанта в кузов грузовика возле кабины и обеспечиваете его конвоирование. Один из вас садится у противоположного борта, напротив осужденного, и не спускает с него глаз. Второй занимает место у заднего борта машины. Второй садится так, чтобы контролировать и осужденного и первого конвойного. Он же отвечает за выход из машины и подстраховывает, чтобы осужденный не набросился на первого конвойного с целью завладеть оружием или совершить побег… Все понятно?

— Тащлейтенант, наверное, парень все же не полный кретин, чтобы к одному году дисбата еще пяток приплюсовывать за побег и все такое… Тем более, дисциплинарный батальон — это не тюрьма. Санаторий, фактически… та же армейка, но с решетками и Уставщиной день и ночь.

— Ага, санаторий, как же?! Казематы и решетки — везде казематы… темница… она темница и есть! Вопросов нет?! Вот и ладненько. Получайте оружие, сейчас поедете.

Взяли из пирамиды свои АК-74, вышли во двор гауптвахты, ждем. Вскоре подкатил армейский вездеход ГАЗ-66 «шишига», из кабины вылез молодой прапорщик, чуть старше нас. Из камеры вывели осужденного. Обычный парень такой же, как и мы. Бывший курсант-ракетчик явно бравирует и натужно рисуется, стараясь показать, что ему уже все пох и совсем не страшно. Типа, срок уже бежит, часы тикают, а дисбат тем и хорош, что судимость в документах не фиксируется. Отсидел и опять чистенький. Красота и никаких темных пятен в безупречной биографии.

Из вещей у осужденного ракетчика только тощий вещмешок с небогатым скарбом служивого. Нищему собраться — только подпоясаться. Шинелка курсантская из темного сукна, но уже без погон и без знаков отличия.

Взгромоздились в кузов «шишиги», едем. Я сел у кабины напротив осужденного, Лелик подпирает внешний борт, попутно посылая ослепительные улыбки и томные взгляды всем красивым девчонкам, прогуливающимся по улочкам уральского города. Машину ощутимо потряхивает, в кузове сквозняк, т. к. брезентовый тент уже штопанный перештопанный. Достаточно прохладно, осень, мы с Леликом подняли воротники шинелей — вольность, Общевоинскими Уставами не допустимая, но пока никто не видит, прокатит. Осужденный тоже поднял воротник шинели и опустил клапана у шапки. Естественно делаю вид, что так и надо. Мы же люди, а не звери. Всем одинаково холодно, и конвою и сидельцу…

— Курить можно?!

— Кури, пока едем. Если остановимся, бычок в дырку в брезенте выбрось, чтобы прапор не засек, нам проблемы не нужны.

— Не вопрос, пацаны, своих не подвожу…

— Ага, верю, то-то своему нос сломал.

— Да какой там свой? Это стукачок курсовой был, а я не сдержался… Он рапорт подал… официальный. Ну и понеслось…

— Стукачки обычно мстят иначе… тихо и без рекламы — неофициально и чужими руками.

— А вот в моем случае был образцово-показательный суд и нате вам — отчисление и срок! Один год! А, фиг с ним… год быстро пролетит. Жаль, что со второго курса отчислили, диплом не получу …и золотые погоны тоже ёкнулись. Хотя, в принципе, отсижу свое, может еще восстановлюсь в родном училище с потерей года?! Судимость в дисбате ведь не считается?

— Вроде как?!

Едем, ракетчик курит не переставая, следующую сигарету прикуривает от предыдущей, и травит анекдоты один за одним… Заметно, что нервничает.

«Шишигу» трясет все сильнее, уже едем за городом по разбитому до неприличия асфальту. Чтобы не вылететь из кузова на очередной колдобине приходится одной рукой держаться за скамейку, другой постоянно придерживать летающий автомат АК-74. Надрывно ревет движок машины, и ощутимо гудят мосты, а солдатик-водила давит на гашетку со всей дури, выжимая из вездехода ГАЗ-66 предельную скорость. Слева и справа по обочинам узкой дороги мелькает стена из корабельных сосен. Красота неимоверная. Армейский грузовик на фоне лесных исполинов кажется детской игрушкой, а люди — крошечными лилипутами или жалкими муравьишками. А какой воздух в сосновом лесу?! Пахнет смолой и …

Бац, визг тормозов и «шишига» резко встала. От неожиданности и под действием силы инерции, известной всем и каждому из курса физики за 5-й класс средней школы, я чуть не впечатался в борт машины, а мой АК-74 едва не вылетел из кузова. Лелик Пономарев уцепившись за скамейку двумя руками и уперевшись ногами в пол кузова, умудрился сохранить шаткое равновесие. А курсант-ракетчик, болтавший без умолку всю дорогу, прикусил язык и чуть не проглотил горящую сигарету.

Мде, что ни говори, а среднестатистический стандартный военный водитель — это нечто! Всевозможные Шумахеры и прочие лихачи-джигиты позорно отползают на обочину!

Хлопнула дверца в кабине. Подошел прапор. Стараясь не смотреть на осужденного, он тяжело вздохнул и тихо промолвил.

— Выгружайтесь. Приехали.

Попрыгали из кузова. Стоим. Осматриваемся. Рядом шлагбаум. Возле него стоит ефрейтор. Вернее, не просто ефрейтор, а образцовый ефрейтор! Отглажен, отутюжен. Коротко подстрижен. Выбрит до синевы и еще на два миллиметра под кожей. На левом рукаве шинели чисто-выстиранная и старательно-отглаженная повязка с надписью «Дневальный». Кирзовые сапоги ефрейтора начищены до зеркального блеска и кажутся лакированными.

Сам шлагбаум свежепокрашен, красно-белые полоски одинаковой ширины нанесены с точностью до миллиметра. Бордюры у дорожек побелены, стекла в здании КПП отполированы не хуже хрустальных стаканов на праздничном столе. Деревья и кустарник ровно подстрижены, травка на газоне имеет строго одинаковую высоту, нет ни одного сорняка или какого-либо неуставного растения. Урна возле крыльца КПП напоминает мраморный вазон из Эрмитажа. Везде сияет поразительная чистота, оставляя устойчивое ощущение нереального порядка и Уставной гармонии. Такое впечатление, что даже воробьи пролетают мимо нас исключительно строем, держа равнение и синхронно взмахивая крыльями…

Завидев комендантского прапорщика, ефрейтор поправил головной убор и врубил образцовым строевым шагом, задирая ноги с идеально оттянутым носком кирзовых сапог чуть ли не выше своей головы, словно прима-балерина из Большого театра. Четко отмахивая руками, ефрейтор подошел к нам и выдал рубленно-отточенный рапорт.

— Товарищ прапорщик, дневальный по КПП ефрейтор Новичков и т. д. и т. п. Разрешите узнать цель вашего прибытия и все такое…

Мы с Леликом опять удивленно переглянулись. Многое видали, сами числились в парадном расчете училища ВВС как громилы с ростом под 190 см. На плацу не один десяток километров намотали, но такой идеальной строевой выправки никогда не видали. Мде?! Ефрейтор из Кремлевского полка что ли?! Талант, не иначе?!

Прапорщик, объяснившись с ефрейтором и коротко переговорив с кем-то по телефону, пошел к штабу дисбата с документами на осужденного, а мы остались по внешнюю сторону шлагбаума. Стоим, разминаемся, т. к. за время неблизкого пути наши персональные задницы приняли формы и сравнялись по плотности и жесткости со скамейками в кузове ГАЗ-66. Наш подопечный ракетчик тем временем подошел к ефрейтору.

— Слышь, зёма, как тут делишки, обстановка в целом и вообще?! Жить можно?! За что сам сидишь?! Давно?! Как с харчами?! Посылки из дома можно получать?

Ефрейтор, чуть прищурив глаза, неожиданно резко врубил с правой руки в челюсть бывшему курсанту, стирая с его лица заискивающую улыбку… А пока тот падал, запрокинув голову назад, дневальный по КПП идеально чищенным сапогом добавил еще и в живот, чуть выше паха.

— Ты как обращаешься к ефрейтору, сука?! Ась?! Устава не знаешь?

Мы с Леликом слегка обалдели от такого расклада событий. Лично я стоял недвижимым столбом в полном ступоре, недоуменно хлопая наивными глазенками и раззявив рот от несказанного удивления. Ибо ожидал увидеть в дисбате чего угодно, но только не это.

Т.к. Пономарев до училища был боксером и весьма успешным, то среагировал на происходящее гораздо быстрее меня. Киевлянин рывком сорвал автомат с плеча и, сняв его с предохранителя, взялся оттягивать затворную раму. Но ефрейтор, спокойно одернул свою шинель, разглаживая образовавшиеся складки, мягко промолвил.

— Спокойно, товарищи курсанты! Ваша власть по ту сторону шлагбаума. А тут дисциплинарный батальон. И я здесь — «товарищ ефрейтор», а не какой-то там «сраный зёма». Понятно?! Все в строгом соответствии с требованиями Строевого Устава. Военнослужащие обязаны обращаться друг к другу исключительно по воинскому званию. Не дергайтесь, господа будущие офицеры, здесь свои порядки… Попадете сюда, все сами узнаете и прочувствуете…

Мы с Леликом, осознав разумность и весомость слов дневального по КПП, инстинктивно сплюнули через левое плечо.

— Тьфу-тьфу-тьфу, упаси Господи прочувствовать на себе здешние порядки… Санаторий, етить твою мать!

Вскоре вернулся наш прапор с местным прапорщиком. Комендантский прапор молча посмотрел на помятую физиономию осужденного, испуганный взгляд и запачканную форму. Укоризненно покачал головой, но ничего не сказал ефрейтору, который в очередной раз молодцевато вскинул руку в воинском приветствии, и снова резанув идеальным строевым шагом, громко и внятно проорал рапорт дисбатовскому прапору о положении дел на КПП.

Дисбатовский прапорщик, внимательно оглядев бывшего курсанта-ракетчика, который стоял словно нашкодивший школьник, понурив голову и нервно теребил в руках лямки своего вещмешка, неожиданно рявкнул.

— Почему не приветствуем старшего по воинскому званию?!

Рявкнул настолько громко и сочно, что мы с Леликом непроизвольно вздрогнули, а я чуть не выронил автомат из рук. Хорошо еще, что от этого леденящего душу рыка, мое персональное очко инстинктивно сжалось от животного ужаса, и я не наложил в галифе. Шутки шутками, но так угрожающе реветь нормальный человек, наверное, все же не может. …мммммм… это было похоже на рык предельно раздраженного льва или на угрожающий рев огромного бурого медведя, не иначе.

Осужденный курсант испуганно вскинул правую руку в воинском приветствии и начал, глотая слова и жалко заикаясь, скомкано и нечленораздельно бубнить рапорт. Дисбатовский прапор брезгливо скривился и многообещающе улыбнулся.

— Понятно… Ничего, сынок, здесь тебя быстро научат жить по Уставу и Родину любить. И рапорт научишься докладывать без запинки. И строевым шагом ходить. Пойдем, сиделец…

Бывший курсант-ракетчик закинул вещмешок на плечо и, понурив голову, поплелся вслед за прапорщиком.

— Прощайте, ребята…

Мде…, задора в его поведении явно поубавилось, вон как плечи и нос повесил. Взгляд от земли не отрывает.

Мы с Леликом шустро запрыгнули в кузов «шишиги» с единственным желанием как можно быстрее убраться отсюда, т. к. впечатления от увиденного были весьма отвратные.

На обратном пути нам попалась колонна военнослужащих, которые были без знаков отличия и без погон. Этакая толпа военнопленных из черно-белой кинохроники времен Великой Отечественной войны. «Пленные» шли четким строевым шагом, синхронно задирая ноги чуть ли не до уровня бровей. Шли, чеканя шаг и впечатывая подошвы своих идеально-начищенных сапог в асфальт. Шли с отточенной отмашкой рук и громко орали строевую песню. При этом, даже не пытаясь повернуть голову или хотя бы скосить глаза, чтобы украдкой бросить взгляд в нашу сторону. Во как?! Шли, словно затравленные роботы! Шли с механическими движениями и полным отсутствием каких-либо эмоций на лицах. И только затравленные глаза выдавали их реальное душевное состояние.

А по периметру данного строя, устало брели обычные солдаты с автоматами на перевес. Некоторые солдаты вели злобных псов, которые тянули прочные поводки из парашютных строп и громко лаяли с пеной у рта на «солдат» внутри строя …на тех, кто шагал в шинелях без знаков отличия.

Не сговариваясь, мы в очередной раз переглянулись в Леликом. На душе было откровенно погано. Тьфу-тьфу, упаси Господи от такой дурости и опрометчивого шага, чтобы в результате этого оказаться в подобном строю. В строю …среди чеканящих шаг, без знаков различия …с затравленным взглядом…

Мде…, а ведь когда-то все эти парни — мои ровесники или чуть старше, были обычными военнослужащими. Считали дни до дембеля, получали письма из дома, от любимой девушки, мечтали о жизни на гражданке… но, им этого оказалось недостаточно, и кто-то из них стал жестоким «дедушкой», кто-то украл и пропил казенное имущество, кто-то самовольно оставил свою воинскую часть и подался в бега, кто-то натворил еще что-то противозаконное, мало ли… Неужели сиюминутная выгода, соблазн или персональная дурость соизмерима с последующим наказанием?

Эх, если бы в дисбат обязательные экскурсии для всех новобранцев проводили? Уверен, что этот строй в окружении солдат с оружием и злобных собак был бы гораздо меньше.

А сейчас над этим многочисленным строем, шагающих полулюдей-полуроботов неслась песня.