Еще в рукописи «Цыган» Пушкин «застолбил» свое право на Екатерину Бакунину – в подробностях запечатлел факт своего с нею интима. Особенно очевидно, впрямую – в рисунке на полях листа 14 в ПД 835, при ответе на вопрос «черноокой Земфиры» к ее любовнику Алеко: «…ты не жалеешь // О том, что бросил навсегда?» У того сомнений нет:

Обращают на себя внимание под «волной» постельного белья обувь и брюки мужчины, а также туфельки на ногах его партнерши: очевиден эффект неожиданности, случайности для обоих этого интимного контакта. В небрежных крупных буквах штриховки на брюках прочитывается «Бакунина Екатерина и я», а в сборках левой брючины с продолжением в «волне» взбитой над постелью простыни – «Сексъ въ Царскамь».

ПД 835, л. 14

Рисует Пушкин в этот раз на полях явно по прочтении беловика своей поэмы – от ее конца к началу. Потому безголовый ангел, обутый во все те же бакунинские туфельки с перекрещенными ремешками, выпархивает из-под его иронично-грустного пера еще ближе к началу поэмы – на поля листа 9:

ПД 835, л. 9

Здесь герой поэмы Алеко в разговоре с отцом Земфиры печалится об измене своей жены:

В линиях крыла и правой ступни безголового ангела Пушкин записывает имя своей любимой: «Бакунина Катерина» . А в левом крыле и, соответственно, левой ступне – причину собственного «сплина»: «Я узналъ о ея романѢ». Констатирует он это здесь, конечно, по ассоциации со смыслом соответствующего фрагмента поэмы, но явно постфактум – не раньше 1825 года. И оценивает поведение своей потерявшей, по его мнению, голову от любви пассии словом «распутница» , выписанным по краю правой полы одеяния ангела.

ПРАВИЛО № 32: краткие записи о важных для поэта людях и событиях и относящиеся к ним рисунки карандашом и пером в его старых рукописях «привязаны», насколько это возможно при отсутствии части черновых листов, к этапам создания его произведений. Пушкин как бы восстанавливает свой сожженный в Михайловском в 1826 году личный дневник, дополняя его сведениями, полученными уже явно после освобождения из ссылки.

Другой пример пушкинской хандры по этому поводу во все той же Второй Масонской тетради ПД 835 – начатая еще в Одессе и оконченная в октябре 1824 года в Михайловском третья глава «Евгения Онегина». Здесь на листе 12 мы опять видим сюиту с «уходящей девушкой» Екатериной Бакуниной, рассказывающую о событиях, свидетелем которых поэт не мог быть из-за своего заточения в деревне.

По какой ассоциации Екатерина «объявилась» на этом листе? Здесь в несколько приемов разрабатывается сцена посылки Татьяной няни с письмом к Онегину, но перед этим Пушкин едва закончил важную лично для него мысль, изложенную в лирических отступлениях:

ХХII

ХХIII

Разве это был не «толстый» намек Екатерине на то, что он, автор романа, по-прежнему ее любит и готов бежать к ней по первому же сколь-нибудь нежному обращенному к нему звуку ее «речей»?

«Уходящая девушка» в левой («неправильной») части листа 12 с этими стихами – бесспорно, Екатерина. Произведенный вблизи ее фигурки несложный подсчет – сумма из [18]15 года, когда Пушкин познакомился с ней и влюбился в нее, и 7 лет, в продолжение которых он не прекращает думать о ней, выводит [18]22-й год, в котором случилась первая «авантюра» его девушки. В тот момент ей самой идет уже 27-й год. В глазах окружающих, вздыхает над этой неутешительной цифрой всего лишь 23-летний Пушкин, его любимая – почти что безнадежная старая дева. Объясняющая поспешность действий Бакуниной на амурном фронте цифра зачеркнута, досадливо затушевана им внизу, невдалеке от его подсчета, штрихованным текстом: «Катерина Бакунина не дѢва, а моя женщина».

ПД 835, л.12

Стоит очень внимательно осмотреть изображенную здесь фигурку Екатерины. Палитра с пуком художественных кистей на ее голове, то есть в ее мыслях, похоже, утратила для нее прежнюю значимость. В сравнении с рисунком на листе 50 Лицейской тетради, где художественные принадлежности изображены у темени ее профиля, они теперь смещены далеко на затылок. В соседство к палитре сдвинулось и другое увлечение нашей девушки, обозначенное круглыми пяльцами с натянутой на них канвой, – вышивание.

Центральный фрагмент сюиты ПД 835, л. 12

Центральный фрагмент сюиты ПД 835, л. 12

Место инструментов творчества на голове нашей героини заняла приоткрытая и для нашего обозрения содержимого сумочка-косметичка с флакончиками духов, румян и прочих женских средств обольщения. Видимо, никогда раньше не увлекавшаяся макияжем сильно повзрослевшая Екатерина теперь приводит в действие весь арсенал доступных ей средств, чтобы обратить на себя внимание присматриваемых ею себе в супруги мужчин.

Верхняя часть левого фрагмента сюиты ПД 835, л. 12

У правого височного локона нашей героини Пушкин изображает пару связанных друг с другом мужских лиц. Напоминаю, что эти и другие лица многих пушкинских сюит я не просто даже ретуширую – в условиях очень плохой видимости восстанавливаю, догадываю: стараюсь уловить не столько похожесть персонажей на их прототипов, сколько смысл каждого из рисунков. Анфас принадлежит молодому человеку в явно расстроенных чувствах – хватающемуся обеими руками за собственную голову (или «горящие» от стыда уши?). Профиль мужчины пожилого и, судя по характерным глубоким морщинам на щеках, беззубого – лыбится с явной лукавиной.

Это – герои двух бакунинских «авантюр». Связаны они на рисунке так, что верхний, молодой анфас оказывается в голове у нижнего, пожилого профиля. По пушкинским правилам рисования это означает, что молодой персонаж присутствует в мыслях пожилого. В нашем контексте это должно обозначать следующее: коварно лыбящийся старик получил от огорченного или, по крайней мере, раздосадованного молодого человека какую-то важную информацию, которая раскрыла ему глаза, помогла избежать опрометчивого поступка.

ПРАВИЛО № 33: предметы и персонажи, изображенные Пушкиным в головах других его персонажей, – мысли, догадки, причины переживаний.

Возле пары мужских лиц в правом локоне нашей девушки – пара женских. У правого виска Екатерины Пушкин рисует правильное, закономерное, на его взгляд, следствие ее «авантюр» – ее маленькую «античную» головку анфас в …веревочной петле! Накинувшая себе на шею эту петлю девушка только что прочла какое-то письмо – зажмурив от ужаса глаза, все еще держит его у лица!

Чей профиль изображает Пушкин здесь перпендикулярно бакунинскому анфасу? Похоже, что отбившей у его пассии жениха более молодой, удачливой или просто расчетливой приятельницы. Может, сослуживицы? Пожалуй, нет: поскольку профиль соперницы Екатерины здесь изображен в капоре, то это скорее должно означать, что она все же – не из фрейлин двора, а из посторонних – с «улицы». И еще этот головной убор призван подсказывать, что во время разворачивающихся драматических событий с Екатериной идет зима 1825–1826 года.

Нельзя не заметить также, что чужой женский профиль расположен в одном уровне, практически рядом с лицом молодого мужчины и обращен явно к нему. Имя его – «Владимiръ Волковъ» – достаточно просто прочитывается – «высвечивается» – в линиях левого рукавчика-«фонарика» платья рассматриваемой нами сейчас фигурки девушки-Бакуниной в левом фрагменте сюиты ПД 835, л. 12. Профиль Волкова крупнее профиля его смотрящего в ту же сторону пожилого соперника настолько, насколько волчья морда крупнее лисьей в нарисованной над этой парой профилей метафорой – волком с лисой. Оба «зверя» сейчас объединились в травле молодой лани Бакуниной: схематичная рогатая головка этого грациозного безобидного животного выглядывает из-под правого «фонарика» бакунинского платья.

ПРАВИЛО № 34: в одну сторону в сюитах Пушкина «смотрят» нарисованные профильно рядом друзья и единомышленники, находящиеся в хороших отношениях между собой братья, сестры либо супруги. В разные стороны или друг на друга, соответственно, – оппоненты, недоброжелатели, враги. Если профиль «смотрит» на анфас, то разнополые персонажи, скорее всего, – любовники.

По-правильному сюиту ПД 835, л. 12, как всякое воспоминание, надо было бы, конечно, читать с начала – с нижнего ее фрагмента. Потому что на верхнем левом наша девушка уже избавилась от хвори – бодро перешагивает линию бинтов, строй бутылочек с лекарствами и ряд медицинских шприцев. И все облепившие низ и правый (правильный, поскольку закономерный) бок ее юбки пиктограммы – уже просто анамнез, история перенесенной ею опасной «болезни».

Надорванный низ подола с левой (неправильной) стороны бакунинской юбки – «работа» ее жениха Волкова. Точно так же, как в других рисунках надорванность с правой стороны – давняя «заслуга» самого выпускника Лицея Пушкина. Конечно, Екатерина не смогла и после допущенного ею первого интима не только полюбить своего тогдашнего партнера Пушкина, а даже и простить его за «горячность». Но должна же была она когда-то влюбиться и сама! Это с нею произошло, как констатирует Пушкин пиктограммой в виде раскрытой на голове Екатерины книги и собственного профиля на фоне медвежьей морды, в то время, когда он начал писать для нее свой роман «Евгений Онегин».

Левый фрагмент ПД 835, л. 12

А приступил к написанию романа он, напомню, – в мае 1823 года, как бы отмечая этим произведением 5-летний юбилей известного нам важного для него по личным соображениям царскосельского события. Медведь символизирует его излишнюю по отношению к Екатерине «горячность» – басенную услугу, которая наложила негативный отпечаток на всю последующую личную жизнь этой девушки. Медведь в форме пиктограммы и словесного образа в творчестве Пушкина – устойчивый символ самого поэта по отношению не только к Екатерине Бакуниной, но прежде других его пассий – все же к ней.

Вспомним хотя бы «чудный сон» Татьяны в пятой главе «Евгения Онегина». В момент, когда героиня остановилась перед «гибельным мостком» над «шумящею пучиной» зимой бурлящего ручья, рядом с нею, совсем как перед изумленной Екатериной Бакуниной майской ночью 1817 года в ночном окне ее комнаты во втором этаже материнского царскосельского дома,

XII

XIII

XIV

XV

Как открывается во сне Татьяне дальше, кум ее «косматого лакея» зверя медведя – ее любимый мужчина Евгений Онегин. Даже во сне этот человек, главарь шайки чудовищ, вовсе не отличается благородством поведения. Саму Татьяну он без особых церемоний «слагает на скамью», затем на ее глазах убивает Ленского… Медведь-то был, как оказывается, по отношению к Татьяне гораздо доброжелательнее и даже галантнее. Лапу для опоры при переходе через мосток подавал, в беге через лес сопровождал – страховал от неожиданных опасностей, к онегинскому шалашу мчал на себе, торопясь отогреть…

Если медведя с Онегиным объединяет кумовство, значит, они родственники по вере, релИГИи. А общее их «иго», зависимость, – любовь к Татьяне, половинка которой – наша Екатерина Бакунина. Оказавший ей по жизни свою неуклюжую услугу медведь-Пушкин за неимением возможности согреть ее в собственном «сугробе» просто вынужден передавать ее в распоряжение своему виртуальному герою – романному Евгению Онегину.

Штриховка «Я влюбилась» по профилю Екатерины в нижней части подола ее платья параллельна изображению на почтовом листе красивого молодого человека в сопровождении морды волка. И это понятно: фамилия-то у бакунинского возлюбленного – Волков. Худо другое: характер и повадки у него, как Екатерине довелось вскоре испытать на себе, неблагородные – «звериные». Не случайно она сама у Пушкина здесь – лань: ее жених Волков еще до свадьбы изменил ей – в переносном смысле этого глагола наставил ей рожки.

На правом «фонарике» платья Екатерины ее кандидата в мужья Владимира Волкова символизирует крупная рыболовная блесна в форме составленных «спинками» его инициалов – двух букв «В», оснащенная внушительных размеров двойным крючком. Такой крючок – намек на то, что этот «рыболов» пытается поймать сразу две «рыбки», то есть, изменяет своей официальной невесте Бакуниной. Блесна же указывает на то, что Екатерина и сама явно обманывается светским лоском, показным блеском этого своего отнюдь не отличающегося порядочностью поведения жениха.

Но вот из уха ее профиля в нижней части подола ее платья выпала, наконец, затычка, которая мешала ей в свое время слышать объективные суждения о Волкове доброжелательно относящихся к ней людей. И Екатерина поняла, наконец, что от ее надежд на счастливый брак с Владимиром осталось только пятно на ее щеке – женской репутации, которой она в ослеплении любовью для Волкова пожертвовала.

О том, что суть первого подлого поступка Волкова – измена Бакуниной, достаточно просто узнать из другой пушкинской сюиты. Она располагается на обороте листа 50 той же тетради ПД 835, в черновиках четвертой главы «Евгения Онегина», которая была дописана в Михайловском к 3 января 1826 года, то есть еще до получения Пушкиным известия о случившейся с Екатериной еще более серьезной беде. Но произошла она приблизительно в это время, почему Пушкин и размещает впоследствии графическую информацию о ней именно здесь.

В левом верхнем углу листа, открывающегося строками из середины XV строфы «…И того ль искали // Вы чистой, пламенной душой…» (VI, 79), Пушкин изображает не кота, как полагают в комментариях к этому листу сотрудники Пушкинского Дома, а коварного человека-волка.

У повернутого к нам спиной персонажа поджаты хвост и лапы. И всем телом он скрючился как бы в ожидании удара. Что ж, сконфужен. Осознает, что виноват. В скорописи линий настороженно торчащих ушей, полуотвернутой морды и сжатых правых лап этого «зверя» можно прочесть: «ЕкатеринѢ Бакунинай Владимiръ Волковъ измѢнилъ». Предпоследняя из пяти отсчитываемых справа налево скорописных строк «шерсти» на спине «волка» уточняет: «Волковъ измѢнилъ ей съ ея кузинай».

Левый фрагмент ПД 835, л. 50 об.

Вслед за «сконфуженным» волком прямо по тексту в правой стороне того же самого листа Пушкин изображает еще и повернутую профилем к своему возлюбленному «волку» молодую «волчицу» – метафору реальной бакунинской соперницы.

Правый фрагмент ПД 835, л. 50 об.

Если «разобрать» ее профиль по буквам, то в линии нос – макушка головы прочитывается: «Волковъ». По локону у виска: «измѢнилъ ей». По носу, губам и подбородку: «съ ея сестрой». По добавочной линии подбородка, указывающей на двуличность, подлость по отношению к Екатерине Бакуниной этого персонажа: «Волковай Анетай».

ПРАВИЛО № 35: двойные подбородки выдают двуличность, ненадежность, подлость, коварство изображаемых Пушкиным персонажей.

И были ведь, действительно, у Екатерины Бакуниной многие родственники (скорее всего, родом с Украины) разной степени близости с фамилией Волковы, поскольку именно такую фамилию в девичестве носила родная бабушка нашей девушки по матери Екатерина Андреевна, в замужестве Саблукова.

Понятно, что молодой красавец Владимир Волков не планировал жениться на своей тоже, видимо, незнатной родне Анне Волковой и пришел в отчаянье, когда почетная для него невеста Екатерина Бакунина, узнав об его измене, объявила ему о прекращении отношений. Непросто дался гордой Екатерине этот разрыв. Впоследствии ей придется очень дорого заплатить за свою душевную близорукость, не позволившую ей сразу распознать подлую «волчью» сущность в «блестящем» герое ее первой закончившейся крахом надежд «авантюры».

Зато переживающему за Бакунину Пушкину эта ее «авантюра» подарила, между прочим, идею «срифмовать» в благополучной по исходу повестушке «Барышня-крестьянка» свою невезучую в любви пассию с другим «волком» – собственным добрым тригорским приятелем Алексеем Николаевичем Вульфом (1805–1881), с которым он познакомился вскоре по приезде в Михайловское. Суеверного и падкого на приметы, его, наверное, тогда поразила эта «рифма». К не выходящему в 1825 году, после визита Дельвига, из его ревнивого ума бакунинскому несостоявшемуся жениху Волкову как бы «притянулся» другой «Волк» – Вульф. Тоже молодой, красивый, умный и тогда чистый еще душой парень из небедной семьи. Кого лучше придумаешь в пару его такой же прекрасной юной барышне, какой он с лицейских лет помнит свою Екатерину Бакунину?

Изображает он ее на листе 11 об. ПД 835, на полях черновиков двух строф третьей главы своего романа, которую пишет в сентябре 1824 года:

XXXII

XXXIII

Почему здесь? Потому что к этому году своей работы над романом, как уже упоминалось, относит замысел «Барышни-крестьянки», возникший у него по прочтении романа Вальтера Скотта «Сент-Ронанские воды». В вензелях, которые выводит пером прямо в тексте, записывает имена-фамилии прототипов своей будущей повести: «Бакунина Екатерина и АлексѢй Вульфъ».

ПД 835, л. 11об.

 ПД 835, л. 11об.

Карандашное изображение Екатерины в почти полный рост возникло на этом листе, похоже, значительно позже, когда повесть уже существовала или, по крайней мере, вот-вот была готова появиться на свет. Потому что автор ее уже придумал не только роли, но и имена для своих героев. Помеченная инициалами штриховки «ЕБ» на лице девушка Екатерина Бакунина у него теперь – одновременно расписанная в волнах высокого ворота и по плечу «Елизавета Муромская, барышня» и значащаяся в линиях груди и предплечья «Акулина, крѢстьянка, дочка кузнеца». В вертикальных линиях, перечеркивающих нижний по отношению к Муромской-Бакуниной мужской профиль, теперь значится «Ея женихъ БерестовѢ – АлексѢй Вульфъ».

Густая косая штриховка на лице Екатерины содержит название места действия этого произведения: «Въ ПрямухинѢ».

В рукописи самой «Барышни-крестьянки» также сохранилась рисованная пушкинская ремарка о его «режиссерском» распределении ролей в комедии положений этой повестушки.

ПД 999, л. 14

В, как его именуют ученые, кусте у строки «АлексѢ й былъ истинно в изумлении…» пушкинской скорописью зафиксировано: «Акулина-крѢстьянка – барышня Екатерина Бакунина. АлексѢй Вульфъ».