На дороге было темно и скользко. Роберт ехал слишком быстро. С каждой минутой мальчику становилось все хуже и хуже. Он сидел спокойно, прижав руки к животу, и временами еле слышно стонал.

— Включить радио? — спросил Роберт, надеясь, что музыка хоть немножко успокоит ребенка.

На шоссе никого не было. Непогода разогнала даже полицейских. В результате Роберт доехал до Кейп-Коде — кого канала за рекордное время. И продолжал гнать.

Чем ближе к дому, тем отчаяннее бушевала буря.

При повороте на Пилгрим-Спринг-роуд машину занесло, но, к счастью, Роберту почти мгновенно удалось ее выровнять.

Он взглянул на мальчика. Тот даже не заметил, что они чуть не попали в аварию. Он не замечал ничего, кроме боли в животе.

Подъехав к дому, Роберт с облегчением вздохнул и повернулся к мальчику. Глаза Жан-Клода были закрыты, головой он прислонился к дверце.

— Приехали, Жан-Клод, — прошептал Роберт и погладил мальчика по голове. — Теперь все будет хорошо.

Мальчик никак не реагировал.

— С тобой все в порядке?

Жан-Клод кивнул.

— Ты можешь идти, или взять тебя на руки? — Дождь лил не переставая.

— Я дойду сам, — медленно проговорил он.

— Хорошо. Когда я сосчитаю до трех, мы оба выскочим из дверей и побежим к дому. Ладно?

— Ладно.

Досчитав до трех, Роберт вышел в потоки воды. Он быстро глянул на правую сторону машины, увидел, что дверь Жан-Клода открывается, и ринулся к веранде.

Шейла ждала одна в гостиной. Хотя они расстались чуть больше суток назад, оба чувствовали себя так неловко, что часы казались годами. Она посмотрела на мужа, насквозь пропитанного дождем и угрызениями совести.

— У тебя все в порядке?

— Да. А у тебя?

— Пока еще жива.

— Где девочки?

— Я отправила их наверх. Решила, что сейчас не время выяснять отношения, — сказала она, заглядывая ему за спину.

— Что-нибудь не так?

— Где Жан-Клод?

— Он… — Роберт обернулся. Мальчика нигде не было. Он снова глянул на Шейлу. — Может, он боится войти.

— Пошли за ним.

Роберт ринулся на веранду, но не увидел ничего, кроме непроглядной тьмы. Вдруг небо расколола молния, на мгновение осветив подъездную дорожку.

Мальчик лежал лицом вниз в нескольких шагах от машины, и по его неподвижному телу хлестал дождь.

— О боже! — вырвалось у Роберта. Он подбежал к мальчику и перевернул его на спину.

— Он без сознания! — крикнул он Шейле, стоявшей на веранде.

— Неси его сюда! Я вызову врача! — крикнула она в ответ.

— Нет… дело плохо. Я немедленно отвезу его в больницу.

Шейла мгновенно подбежала к нему и посмотрела на мальчика. Обоих поливало дождем. Когда Роберт поднял Жан-Клода с земли, она пощупала ему лоб.

— Он горит! — Она открыла дверцу, и Роберт осторожно положил ребенка на сиденье. — Я поеду с тобой.

— Нет. Иди, позвони предупреди больницу.

— Ты уверен, что так надо?

— Ступай, Шейла. Пожалуйста. — Он был на грани истерики.

Шейла кивнула и побежала к дому.

Из освещенного окна второго этажа две пары глаз смотрели, как машина выехала на дорогу.

Джессика и Паула пытались понять, какая новая катастрофа только что вошла в их жизнь.

Роберт мчался словно одержимый. Мальчик не говорил ни слова. Было слышно только его прерывистое дыхание. Лоб стал угрожающе холодный. Время от времени бессознательное состояние прерывалось, и он произносил одно-единственное слово: «Мама».

В приемном покое царил сущий бедлам. Из-за бури, разразившейся в самый разгар уикенда, количество дорожных происшествий во много раз превысило статистическую норму. Но когда Роберт с Жан-Клодом на руках появился на пороге, к нему тотчас же бросился молодой изможденный врач.

— Несите его прямо в смотровую, — сказал он.

Он сосчитал мальчику пульс и тотчас принялся щупать ему живот. Роберт услышал, как врач пробормотал: «О черт!», и подумал: Это, наверно студент. Надо найти настоящего врача. В это время молодой человек отрывисто приказал стоявшей рядом медсестре: — Немедленно введите ему два грамма ампициллина и шестьдесят миллиграммов гетамицина. Приготовьте носо-гастрическую трубку и срочно пошлите кого-нибудь за Джоном Шелтоном.

Сестра бросилась выполнять предписание. Врач вынул изо рта Жан-Клода градусник, скосил на него глаз и снова буркнул что-то про себя.

— Что такое? — нетерпеливо спросил Роберт.

— Будьте добры, выйдите в соседнюю комнату, сэр, — вместо ответа сказал врач.

— Я сейчас вернусь, — сказал Роберт, коснувшись ледяной щеки Жан-Клода. — Ничего не бойся.

Мальчик еле заметно кивнул. Вид у него был насмерть перепуганный.

— Ну, что? — спросил Роберт, очутившись с врачом за дверью.

— Перитонит, — ответил тот. — Вся брюшная полость заполнена гноем.

— Что это значит, черт вас побери?

— Прободение аппендикса. Сильный жар — 40,5. Мы послали за нашим ведущим хирургом. Он, кажется, куда-то уехал на лодке…

— Неужели тут больше никого нет? — спросил Роберт, молча молясь, чтобы в больнице оказался кто-нибудь более квалифицированный, чем этот нервный паренек.

— Доктор Кит уже в операционной. Очень тяжелая автомобильная авария. К тому же он хирург-ортопед. Самое лучшее, что мы можем сделать — это дождаться доктора Шелтона.

— А что делать до его приезда?

— У него сильное обезвоживание организма, поэтому я прописал ему внутривенное вливание физиологического раствора. И большую дозу антибиотиков.

— И все? Неужели нельзя больше ничего сделать до появления вашего великолепного специалиста?

— Можно взять себя в руки, — язвительно заметил врач. — Кроме того желательно пока зарегистрировать больного.

Роберт на минуту умолк. Успокойся, сказал он себе. У этого парня и без того дел по горло.

— Да, конечно, — сказал он. — Спасибо. Извините. — И пошел прочь.

— Как зовут пациента?

Роберт сказал регистраторше имя и фамилию по буквам.

— Адрес?

Он назвал улицу и номер дома в Уэлфлит.

— Профессия?

— Ребенок, — саркастически ответил Роберт и сообщил возраст Жан-Клода.

— Вероисповедание?

Роберт понятия не имел. На лице регистраторши выразилось явное неудовольствие.

— Никакого, — сказал Роберт.

На ее лице выразилось еще большее неудовольствие.

— Гм… Скорее всего католик.

Этот ответ очевидно был сочтен вполне удовлетворительным.

Менее удовлетворительным оказалось отсутствие «Голубого Креста», «Голубого Щита» или иных страховых полисов. На предложение заплатить посмотрели косо.

— Мистер Беквит! — раздался голос в конце холла. — Хорошие новости!

К Роберту бежал врач. Он запыхался и был весь в поту.

— В каком смысле?

— Доктор Шелтон из-за плохой погоды оказался дома. Он уже приехал.

— Замечательно, — ответил Роберт. И оба ринулись по холлу в приемный покой.

Доктор был седоват и, слава богу, казался опытным и уравновешенным. Скорее даже чересчур спокойным.

— Имеется ли разрешение на операцию? — спросил Шелтон молодого врача.

— Я этим еще не поинтересовался, сэр.

Шелтон повернулся к Роберту и спросил:

— Где родители мальчика?

— Они…. они умерли.

— Но кто-то должен подписать документ. Вы его опекун?

— Нет. Опекун — человек по фамилии Венарг. Он живет во Франции.

— Тогда он должен дать разрешение по телефону. В присутствии свидетеля, который слышит разговор.

Нет, подумал Роберт. На это нет времени. Я даже не взял с собой номера телефона Луи. Он лежит у меня в письменном столе.

— Ммм… а я не могу подписать?

— По закону вы не имеете права, — ответил Шелтон.

— Почему не вызвать к телефону этого француза? Ребенок в тяжелом состоянии.

— Тогда прооперируйте его. Сейчас, немедленно.

— Я понимаю вас, мистер Беквит. Но хирурги, как и все остальные люди, обязаны придерживаться правил.

— Не беспокойтесь, я не собираюсь обвинять вас в нарушении врачебной этики.

Хирург сохранял невозмутимость, но упорно стоял на своем.

— Мистер Беквит, я хорошо говорю по-французски. Я могу объяснить положение вашему мсье Венаргу.

Роберт был в полном отчаянии.

— Доктор, можно я скажу вам что-то по секрету?

— Мы оба давали клятву Гиппократа, — сказал Шелтон, оборачиваясь к молодому практиканту.

— Можно мне поговорить с вами наедине? — настаивал Роберт.

— Гм… я пойду посмотрю, как продвигаются дела у доктора Кита, — сказал суетливый молодой человек. — Мы будем работать во второй операционной.

Он убежал, и Роберт с Шелтоном остались вдвоем.

— Ну что? — спросил хирург.

— Я могу подписать разрешение.

Роберт боялся, как бы этот бюрократ в белом халате не заподозрил его в какой-то хитроумной уловке.

— Кем вы ему приходитесь?

— Я… я его отец.

— Но вы мне только что сказали…

— Это мой внебрачный сын, — выпалил Роберт. — Его мать — доктор Николь Герен. Она работает в клинике медицинского факультета в университете Монпелье. То есть, работала. Она скончалась месяц назад.

Интуиция не обманула Роберта. Явно не относящийся к делу факт, заключавшийся в том, что мать мальчика была коллегой доктора Шелтона, странным образом произвел на него положительное впечатление.

— Это действительно так? — спросил он.

— Позвоните моей жене. Она все подтвердит, — ответил Роберт.

Чем окончательно убедил доктора.

Операция тянулась бесконечно. Роберт сидел в опустевшей к этому часу приемной и пытался подавить возраставшее чувство бессильного отчаяния. Это просто невозможно. Он винил себя во всем. Примерно в четверть третьего он заметил практиканта.

— Простите, доктор, — робко пролепетал он. — Можно вас на минутку?

Его отношение к молодому врачу заметно изменилось.

— Да, мистер Беквит.

— Насколько серьезен перитонит?

— Как вам сказать… У маленьких детей это штука довольно рискованная.

— То есть? Дело может кончиться плохо?

— Ммм… иногда у маленьких детей…

— О боже!

— Доктор Шелтон великолепный хирург, мистер Беквит.

— И все же не исключено, что он может умереть?

— Да, мистер Беквит, — тихо сказал врач.

— Алло, Шейла?

— Роберт! Я страшно беспокоюсь. Как он?

— У него аппендицит. Сейчас идет операция.

— Может, мне приехать?

— Нет. Не нужно. Оставайся с девочками. Я позвоню. Как только что-нибудь выяснится.

— Он поправится? — спросила она, чувствуя по голосу, что Роберт в ужасе.

— Да, конечно поправится, — отвечал он, пытаясь своей притворной уверенностью убедить хотя бы ее.

— Ладно, как только что-то выяснится, сразу же позвони. Пожалуйста, милый. Девочки тоже очень беспокоятся.

— Да, да. Не волнуйтесь. Передай им от меня привет.

Роберт положил трубку, вернулся на свой стул и уронил голову на руки. И наконец дал волю глубокому отчаянию, которое в течение последних шести часов каким-то чудом удавалось подавить.