Поезд медленно ползет вдоль перрона. Изрыгает клубы пара и пыхтит. Каренин смотрит в окна вагонов. Проплывают лица, силуэты. Вот лицо Анны, она разговаривает с попутчицей. Вот в соседнем вагоне знакомое лицо офицера. Каренин останавливается на нем, они встречаются взглядами. Долго смотрят друг на друга, пока офицер не скрывается из виду. Каренин, ворочая всем тазом и тупыми ногами, идет по перрону в сторону вагона Анны. Офицер, что смотрел на Каренина, заметив его, скрывается в вагоне. Каренин пытается разглядеть его, идет дальше. Анна выходит из вагона.

КАРЕНИН (целует ей руку). Хорошо доехала?

АННА. Хорошо.

КАРЕНИН. И как хорошо, что у меня именно было полчаса времени, чтобы встретить тебя, и что я мог показать тебе свою нежность.

АННА. Ты слишком уже подчеркиваешь свою нежность, чтоб я очень ценила.

КАРЕНИН. Что в Москве?

АННА. Степан Аркадьич сильно нашкодил с гувернанткой, и Долли теперь в трауре.

КАРЕНИН. В который это раз?

АННА. Чтобы так — впервые.

КАРЕНИН. Я не полагаю, что впервые…

АННА. Мне так жаль их обоих. Он хочет прощения, она — не может этого дать, но я попыталась сделать все…

КАРЕНИН. Каждая несчастливая семья несчастлива по-своему. Вот ты вернулась, и мы теперь снова счастливая семья?

АННА. А каждая счастливая что же?

КАРЕНИН. Что есть сей вопрос?

АННА. Вольный дух Москвы.

КАРЕНИН. Вот уж не думал, что в Москве водится вольный дух.

АННА. Поверь, водится.

КАРЕНИН. Надеюсь, он не вскружил тебе голову?

АННА. Еще как вскружил.

КАРЕНИН. И что же теперь с этим духом делать? Как его изгонять?

АННА. Боюсь, он во мне крепко засел.

КАРЕНИН (смеется). Пока я чувствую только дух второго класса. Почему вас прицепили рядом? Весьма неудобное соседство. Пойдем?

АННА. Я и не заметила, что мы рядом.

КАРЕНИН. Полагаю, потому что скучала? Больше причин быть не может.

АННА. Возможно…

Говоря это, Анна глядит куда-то за спину Каренина. Каренин оборачивается. К ним идет офицер, что встретился с Карениным взглядом.

АННА (как будто объясняется за свой взгляд). Это граф Вронский.

Вронский подходит, кланяется.

ВРОНСКИЙ. Хорошо ли вы провели ночь?

КАРЕНИН. Довольно неплохо, невзирая на соседство.

АННА. Благодарю вас, очень хорошо. (Каренину.) Граф Вронский…

КАРЕНИН. А! Мы знакомы, кажется. Туда ехала с матерью, а назад с сыном. Вы, верно, из отпуска?

ВРОНСКИЙ. Да, возвращаюсь в полк.

КАРЕНИН. Что ж удачной службы. (Анне.) Много ли слез было пролито в Москве при разлуке?

ВРОНСКИЙ. Надеюсь иметь честь быть у вас.

КАРЕНИН (не оборачиваясь). Очень рад. По понедельникам мы принимаем.

Вронский, поклонившись, отходит. Анна старается не смотреть ему вслед.

АННА. Как Сережа?

КАРЕНИН (почти язвительно). Я вижу, что поездка твоя удалась.

АННА. Как Сережа?

КАРЕНИН. Сережа, а что Сережа… Мериет говорит, что он был мил очень и… я должен тебя огорчить… не скучал о тебе, не так, как твой муж. Какой, однако, дух! Пойдем.

Идут по перрону.

Носильщик катит вещи Анны за ними.

КАРЕНИН. Какие ты еще привезла новости? Где бывала?

АННА. Была у Щербицких на балу.

КАРЕНИН. На балу?! Вот новость! Танцевала?

АННА. Ты же знаешь, я не танцую, когда можно не танцевать.

КАРЕНИН. И было можно?

Анна молчит.

КАРЕНИН. Вижу, было нельзя. И кто же эти счастливцы?

АННА. Я не танцевала…

КАРЕНИН. Ладно, пусть не танцевала. Принимали хорошо? Совсем не помню, как принято принимать в Москве…

АННА. По-московски.

КАРЕНИН. Надеюсь, это — хорошо. Какие еще новости?

АННА. Граф дал двести рублей вдове.

КАРЕНИН. Граф?

АННА. Граф Вронский.

КАРЕНИН. Очень похвально с его стороны. И что за счастливая вдова?

АННА. На станции поездом задавило сторожа…

Каренин затыкает уши.

КАРЕНИН. Только не эти страсти, Анна! Прошу! Ты же знаешь…

АННА. Может он бросился…

КАРЕНИН (еще сильнее затыкает уши). Анна!

АННА. Или пьян был… А я танцевала…

КАРЕНИН. Анна!

АННА. Я танцевала с графом…

КАРЕНИН. Анна, я не могу это слушать! Пожалуйста!

В этот момент трогается поезд. Анна замолкает, подходит близко-близко к составу и смотрит на вращение металлических колес. Каренин тоже смотрит. Снег под колесами закручивается в причудливые вихри. Сцепки поезда стонут, вопят, содрогаются. Каренин, словно представив что-то, отворачивается.