Квартира Ксении Аристарховны Хидиатулиной. Скажем прямо — квартира четырехкомнатная, большая или даже просто огромная. Потолки высокие, недосягаемые, посеревшие. Везде обои цвета перезревшего мандарина. Везде ковры, тут и там надкусанные молью. Везде картины, в тяжёлых золочёных рамах и изображающие большей своей частью романтические морские пейзажи в духе Айвазовского и (почему-то) ветряные мельницы. Мебель в квартире старая, грандиозная, с претензией. Почти антикварная. Телевизора нет, не было и вероятно уже не будет. Зато есть ветхий ископаемый граммофон с похожим на какой-то из цветков медным раструбом. Есть еще гигантская печатная машинка, за которой, кстати сказать, мы и застаём Её.Она лениво поднимается со стула. Томно зевает. Кладёт сигарету на край пепельницы. И только было собирается идти, как сигарета теряет равновесие и, кувыркнувшись, падает между столом и стеной.
Она в развалку сидит на стуле перед многопудовым письменным столом и аккуратно, что бы не сломать двухсантиметровый покрытый чёрным древесным лаком ноготь, указательным пальцем правой руки щелкает по клавишам. В левой руке у неё длинная дамская сигарета в не менее длинном стеклянном мундштуке. Сигарету она курит, а в перерывах между затяжками держит её на уровне головы, направив зажженной частью вверх.
Вот за таким нехитрым занятием мы Её и застигаем.
Впрочем, не мы одни…
Звонок в дверь.
ОНА. Вот негодница…
ОНА. Одну минуту! (Хрустнув суставами, нагибается и пробует засунуть руку в щель. Рука не лезет). Ничего. Мы тебя сейчас, голубчик, сдвинем… (Снова хрустнув суставами, разгибается. Тянет стол. Тот не шевелится.)
А дым уже валит из щели.Она тянет, пищит. Стол не поддаётся. Тогда выражение её лица становится крайне трагическим.
Звонок надрывается.
ОНА. О, боже мой! Пожар! Боже мой! Всё горит! Пылает! Боже мой! (Бежит к двери, открывает.)
ОНА. Скорее!!! Скорее!!! Нужно спасти моих детей!!! Спасите их!!! Дети мои!!! Мои рукописи!!!
ОНА. Не туда!!! Там!!! (Тянет его в комнату).
ОН. Стояк, что ли?
ОНА. Там!!! (Показывает на стол). Скорее!!! Скорее!!! Огонь!!! Стихия!!! Бушует!!! Пламя!!!
ОН. Чё?
ОНА (слабеющим голосом). Там, там…. Скорее…. Дети мои… (Падает в кресло).
ОН. Где дети? (Увидел дым). У вас дымит чё-то?
ОНА. Дети мои…
ОН. Дымит, говорю, чё-то. (Отодвигает стол, вытаскивает из-за него мундштук с истлевшей сигаретой). Чибисы-то, тетенька, тушить надо сперва. Потом разбрасывать. Так ведь и кабздец может прийтить не долго.
ОНА. Вы их спасли?
ОН. Чибисы, говорю, тушат сперва в первую очередь. Плюнула, окунула хорошо, а потом бросай, куда хотишь…
ОНА (поднялась на ноги). Вы их спасли! О, Боже, вы их спасли! Какое счастье! Спаситель! Вы спасли моих детей!
ОН. Да никого я…
ОНА. Молчите! Молчите! Я знаю, что вы будете всё отрицать! Я знаю, что вы не любите лавров и славы! Но вы их спасли! Спасли моих драгоценных чад!
ОН. Ладно, чё…. Спас, так спас…
ОНА. Спасли, спасли! Спаситель! Спаситель мой! Отважный Одиссей!
ОН. Кто?
ОНА. Нет, вы Геракл, снизошедший с Олимпа!
ОН. Я из жэка…
ОНА. Да, да, да! Вы Геракл из жэка! Как это мило! Как жутко красиво! Геракл из жэка! Я напишу о вас оду! Нет, не оду! Поэму! Целую поэму! Нет, не поэму! Огромную поэмищу на две страницы! И она будет называться: «Геракл из жэка».
ОН. Да ладно чё…. Не надо. У нас у жэке-то и книги отзывов нету. Детей-то много было?
ОНА. Что? Ах, я не знаю. Уже сбилась со счёта. Тысяча или две.
ОН. Скоко?!
ОНА. Нет, вы только не подумайте, что я не плодовита. У меня еще в той комнате столько же примерно…. И в той… (Делает небрежный жест рукой).
ОН. Столько же?
ОНА. Нет, больше! Гораздо больше.
ОН. А в той?
ОНА (смешалась). Не буду вас обманывать, в той нету…. Но, если вы настаиваете, я перенесу туда стопку-другую…. Хотите?
ОН (странно поглядел на неё, достал какую-то бумажку). Ломоносова, три. Двадцать один. Так?
ОНА. Так. А как вы догадались?
ОН. Заявочку по поводу засорения унитаза вы делали?
ОНА. По поводу чего?
ОН. По поводу унитаза…
ОНА (задумалась). Ах, вы насчёт клозета…. Но ведь я уже неделю назад…
ОН. Все претензии к начальству.
ОНА. Нет, нет, я и не думала…
ОН. У нас таких унитазов двадцать тыщ, каждому не угодишь. Показывайте.
ОНА. Что?
ОН. Толчёк чё.
ОНА. Кого?
ОН. Туалет.
ОНА. Боюсь, вам не понравится. Там пахнет.
ОН. Пахнет — не воняет. (Пошел в туалет).
ОНА (обогнала его, встала на пути). Нет!
ОН. Вы чё это?
ОНА (залилась). Мне стыдно…
ОН. Наклали, что ли недавно?
ОНА. Что?
ОН. Ходили, говорю, что ли? Если свежак увижу, не буду работать. Ходили?
ОНА. Я? Туда? Нет, что вы. Как можно. Там же миазмы…
ОН (насторожился). И много?
ОНА. Везде! Повсюду!
ОН. Большие?
ОНА. Мерзкие…
ОН. Вытравить нужно было сперва, а потом уж нас звать.
ОНА. Как вытравить? Духами? Я пыталась…
ОН. Зачем духами. Дихлофосом. Дустом.
ОНА. Думаете, забивает?
ОН. Еще как убивает. Полчаса и все кверху лапами.
ОНА. Кто?
ОН. Они.
ОНА. Миазмы?
ОН. И эти тоже.
ОНА. Думаете?
ОН. Чё тут думать? Шикнули и готово. Ну-ка дайте, взгляну хоть. А то может чё посильнее надо, если шибко большие. (Хочет открыть дверь в туалет.)
ОНА. Нет!
ОН. Да ладно, не загрызут, поди. (Отодвинул ЕЁ в сторону, открыл дверь, включил свет, заглядывает). Нету ни хрена. Разбежались, наверно, все. От запашка, наверно. Душок-то, в самом деле, ядрёный.
ОНА (снова залилась). Я же вас предупреждала…
ОН (заглядывает в унитаз). Да это-то еще цветочки по сравнению с некоторыми. Тут на днях у одной бабки был. Там воще — дышите глубже, проезжаем Сочи. И работа-то еще попалась, как назло, самая долбанутая — восьмерку менять. Я, пока бачок откручивал, чуть не обрыгался весь. Раз двадцать на воздух бегал. Говорю еще бабке-то, можно курить-то хоть, чтоб не так…. А она — нет. Ни в какую. У меня типа того, что не курят, говорит. И стоит, главно, над душой, лыбится. Ну, думаю, кочерга, я с тебя по полной программе сдеру…. Вантуз тащите.
ОНА. Кого?
ОН. Вантуз. У меня в сумке там. Сперва вантузом попробуем.
ОНА. Минуточку. (Залезла в его сумку, порылась, вернулась ни с чем). Прошу прощенья, но, кажется, этого инструмента там нет.
ОН. Как нет? Чё у тех, что ли забыл? (Вышел из туалета, сунул руку в сумку, достал вантуз). Чё вы? Вотон он.
ОНА. Да? А я видно не заметила…
ОН (хмыкнул). Ладно лапшу-то вешать. Не заметили. Бабушке своей расскажите. Побрезговали, так и скажите.
ОНА. Нет, как можно…
ОН. Да ладно.
ОНА. Честное слово. Хотите, я его потрогаю. (Схватилась за вантуз). Вот. Верите теперь?
ОН. За купол-то, зачем берётесь?
ОНА. А что? Хотите, что бы за деревяшечку?
ОН. Здесь-то можно. А купол-то в этих…. Я ж его не мою…
ОНА. А мне всё равно.
ОН. Ладно. Давайте, сделаю да пойду. (Зашёл в туалет, сунул вантуз в унитаз. Долбит.)
ОНА. У вас профиль греческий. Как у Аполлона.
ОН. Не знаю, какой у вашего Аполлона. А у меня профиль широкий. И разряд приличный… (Долбит.)
ОНА. Нет, вы больше похожи на Иешуа…
ОН. Я на Афоню из кина похож. Мужики даже так и зовут.
ОНА. Да, Иешуа! Те же тонкие божественные и одновременно грешные черты. Тот же нежный овал лица…
ОН. Какой овал? У меня будка отродясь квадратная.
ОНА. Вам бы еще бороду…
ОН. Какую бороду, японский бог? Я тут после недельного себя со щетиной вот такой в зеркале увидел, так чуть кондратий не ёб… не прихватил с перепугу.
ОНА. Нет, ни Иешуа. Вы Блок…
ОН. Всё! Пошла растудыть её в качель. Тихо… (Достал вантуз, смотрит в унитаз. Улыбается. Пауза. Дернул за ручку бачка). Всё. Готово. Принимайте.
ОНА. Уже?
ОН. Как два пальца об асфальт.
ОНА. Спасибо вам огромное! Вы мой спаситель!
ОН. Спасибо — много, а поллитры в самый раз будет.
ОНА. Что?
ОН. Спасибо, говорю, не булькает…
ОНА. Простите, я так разволновалась, что ничего не соображаю…
ОН. Ясно всё с вами. Рассчитываться, спрашиваю, как будите? Через квиташку или полюбовно договоримся?
ОНА. Как вам угодно. Я на всё согласна. Разве я имею право…
ОН. Полюбовно дешевле… (Пауза). Ну так чё?
ОНА. Вам денег надо?
ОН. Ну, если этого дела (Щелкнул себя по шее.) не имеется, тогда деньгой давайте.
ОНА. Одну минуту. (Сбегала в комнату, принесла шкатулку). Вот. Берите.
ОН (заглядывает в шкатулку). Мельче-то нету? У меня сдавать не чем.
ОНА. Берите всё! Ваш труд стоит большего! Он не измерим ни какими деньгами.
ОН. Зачем мне всё? На поллитру дайте и в расчёте…
ОНА. Берите… (Суёт купюры ему в карманы).
ОН (отступает, вытряхивает деньги из карманов). Ну-ка вы чё?! Эй! Не надо мне ни на какую поллитру! По квитку рассчитаемся и свободны. (Достал квитанцию). Вот. Двенадцать пийсят. Рупь пийсят за вызов и одиннадцать за работу. А то скандалить сразу. Не хотите давать и не надо. А скандалить-то зачем? Ну, народ!
ОНА. Я вас обидела, да?
ОН. В душу наклали. (Достал деньги). Вот сдача.
ОНА. Простите! Не стоило предлагать вам деньги, как я сразу не подумала! Вы же выше их…
ОН. Сдача вот.
ОНА. Какое я глупое, приземленное существо! Как я могла! Простите!
ОН. Сдача вот. На пол ложу. И квитанцию.
ОНА. Простите!
ОН. На пол положил. (Положил деньги на пол, взял сумку, пошел).
ОНА. Не уходите! Ради всего святого, не уходите!
ОНА (приняла трагическую позу, заламывает руки, рыдает и всё прочее). Что я наделала, несчастная?! Обрела всё и лишилась всего в один миг! О, горе мне! Где ты теперь мой Аполлон, мой Иешуа, мой Блок?! Где ты?! (Вдруг). Но нет…. Коварство, которое нас разлучило, нас и соединит. Да. Женщина должна быть коварной. Только так она сможет быть счастливой в этом жестоком, немилосердном мире. И я буду коварной. И да простит меня Господь…
Зашла в туалет, суёт в унитаз коврик с пола. Потом рулон туалетной бумаги, пачку сигарет. И в завершение изящным жестом спускает туда же гигантскую бронзовую пепельницу в виде двуглавого орла.Зловеще улыбается…