Скорее всего, семья Барбары никогда бы не обратилась за помощью, если бы их семилетняя дочь Лиэн не перестала вдруг разговаривать в школе. Лиэн была средним ребенком, ее старшей сестре Эйми было четырнадцать лет, а младшему брату Томми три года. Когда их мама попала в автомобильную аварию, после которой чудом осталась жива, они все тяжело это переживали. Но у Лиэн проявилась избирательная немота, только когда Барбара вернулась домой из больницы и центра реабилитации. Лиэн отказывалась разговаривать с кем-либо, кроме членов семьи – включая меня.

Первые наши консультации проходили в тишине: мы играли, ставили пантомимы с куклами, рисовали и просто находились рядом. Лиэн обычно собирала свои темные волосы в спутанный хвостик. Когда я смотрел на нее, она тут же отводила грустные карие глаза. Мне казалось, что наше общение зашло в тупик: ее грусть не менялась, как не менялись и игры. Но однажды мяч закатился за диван, рядом Лиэн обнаружила мой видеоплеер и телевизор. Она ничего не сказала, но по внезапно изменившемуся выражению ее лица я понял, что у нее что-то «щелкнуло».

На следующей неделе Лиэн принесла видеокассету, подошла к плееру и вставила ее. Я включил его, и улыбка Лиэн буквально озарила комнату, когда мы увидели на экране, как мама поднимает маленькую Лиэн над головой, снова и снова, а потом сжимает ее в объятиях, и обе они заливаются смехом. Бен, отец Лиэн, запечатлел своеобразный коммуникативный танец родителя и ребенка, являющийся главным признаком любви: мы устанавливаем связь друг с другом, посылая и принимая сигналы, соединяющие нас изнутри. Это наполненный радостью процесс, позволяющий делиться происходящим в нашем сознании с другими людьми.

В следующем эпизоде мама с дочкой бегали по траве, разбрасывая яркие цветные осенние листья. Потом они подошли к камере, изобразили воздушный поцелуй и рассмеялись. Пятилетняя Лиэн изо всех сил прокричала: «С днем рождения, папочка!», и было заметно, что держащий камеру папа тоже трясется от смеха вместе с самыми важными женщинами в его жизни. На заднем плане был виден маленький брат Лиэн, Томми, который спал в коляске, укрытый одеялом, в окружении мягких игрушек. Старшая сестра, Эйми, с увлечением читала книгу в отдалении.

«Такой была моя мама, когда мы жили в Бостоне», – внезапно сказала Лиэн, и улыбка тут же исчезла с ее лица. Это был первый раз, когда она обратилась ко мне напрямую, но у меня появилось ощущение, что я подслушал ее реплику, обращенную к самой себе. Почему же Лиэн перестала разговаривать?

Два года прошло с того дня рождения, полтора – с тех пор как семья переехала в Лос-Анджелес и год – с того момента, как Барбара получила серьезную травму мозга в результате лобового столкновения с другой машиной. В тот вечер она ехала на своем старом «Мустанге» в ближайший магазин, чтобы купить детям молока, и не была пристегнута. Когда в ее машину врезался пьяный водитель, Барбара сильно ударилась лбом о руль. После аварии она пробыла в коме несколько недель.

Выйдя из комы, Барбара очень сильно изменилась. На видеокассете я видел, какой заботливой и сердечной она была и насколько тесную связь имела с детьми. Но, по словам мужа, «теперь она была не той Барбарой», которую они знали. Ее тело вернулось домой, но прежняя Барбара исчезла.

Во время следующего сеанса я решил поговорить с родителями Лиэн наедине. Я понял, что их близкие отношения стали очень напряженными после аварии, и Барбара с Беном отдалились друг от друга. Бен был очень терпелив и добр по отношению к жене, но я чувствовал его отчаяние. Во время разговора Барбара смотрела в другую сторону, стараясь не встречаться глазами ни с кем из нас и не проявляя никакого интереса к беседе. Ее лоб удалось восстановить благодаря пластической операции, и, хотя ее движения были немного замедленными и неуклюжими, внешне она очень походила на того человека, которого мы видели на кассете. Однако внутри у Барбары произошли огромные изменения.

Я спросил у нее, какой она ощущала себя после возвращения из больницы и что нового она заметила в своем состоянии. Я никогда не забуду ее ответ: «Если попробовать выразить это словами, я бы, наверное, сказала, что потеряла душу».

Мы с Беном были потрясены. Через какое-то время я взял себя в руки, чтобы уточнить, как она ощущает потерю души.

«Не знаю, могу ли я еще что-то добавить, – решительно ответила она. – Ничего особенного, пожалуй. Никакой разницы. Ну, то, как сейчас… Просто пусто. Да всё нормально, в общем».

Потом мы перешли к насущным вопросам ухода за детьми, и на этом сеанс закончился.

 

Расколотый мозг

Пока было неясно, насколько Барбара сможет восстановиться в теории и на практике. Учитывая, что с момента аварии прошел всего год, процесс заживления нервных тканей еще не закончился. После повреждения мозг способен частично регенерировать функциональность и даже выработать новые нейроны и нейронные связи, однако при серьезных травмах бывает нелегко восстановить навыки выполнения сложных действий и черты характера, зависящие от поврежденных нейронных структур.

Нейропластичность – это термин, описывающий способность мозга создавать новые нейроны и нейронные связи в качестве реакции на пережитые события. Нейропластичность свойственна нашему мозгу не только в молодости: теперь мы знаем, что она сохраняется на протяжении всей жизни.

Процесс реабилитации Барбары должен был опираться на потенциал нейропластичности, чтобы создать новые связи, которые помогли бы восстановить утраченные психические функции. Однако пришлось бы довольно долго ждать, пока ее «вылечит» время и реабилитация принесет какие-то плоды, чтобы понять, на какой процент восстановления нервных тканей можно рассчитывать.

Прежде всего мне нужно было объяснить Лиэн и ее семье, что, хотя внешне человек не изменился, его сознание может работать совершенно по-другому. Бен совсем не знал, как помочь детям справиться с тем, что Барбара изменилась, повредив мозг и «потеряв» душу; он говорил, что сам едва способен в этом разобраться. Ему пришлось взять на себя все обязанности: он работал, следил за распорядком дня каждого из детей и делал всё то, что Барбара больше делать не могла. До аварии она была из тех мам, которые с удовольствием шьют костюмы на Хэллоуин и пекут капкейки на День святого Валентина. Теперь же она большую часть времени смотрела телевизор или бродила по окрестностям. Барбара могла дойти до магазина, но, даже имея список покупок, она часто возвращалась, ничего не купив. Эйми и Лиэн не сильно переживали из-за того, что она изо дня в день готовила всего несколько простых блюд, но они очень расстраивались, когда она забывала об их особых просьбах: о вещах, которые им нравились, или о том, что нужно было для школы. Им казалось, что их слова не откладывались у нее в голове.

Наши сеансы продолжались, и во время них Барбара обычно молчала, даже когда мы с ней были одни, хотя никаких нарушений речи у нее не было. Иногда она внезапно раздражалась в ответ на безобидную реплику Бена или начинала кричать, если Томми ерзал на стуле или Лиэн накручивала волосы на палец. Она могла «взорваться» и в абсолютной тишине, как будто в результате каких-то внутренних процессов. Однако большую часть времени выражение ее лица казалось застывшим – в нем читалась скорее пустота, чем депрессия, и скорее вакуум, чем грусть.

Барбара казалась отстраненной и незаинтересованной, и я заметил, что она никогда спонтанно не прикасалась к мужу или к детям. Однажды, когда трехлетний Томми забрался к ней на колени, она ненадолго положила руку ему на ногу, будто повторяя привычную последовательность действий, но в этом жесте не было никакой теплоты.

Когда я беседовал с детьми наедине, они рассказывали мне о своих чувствах. «Мы стали ей практически безразличны», – сказала Лиэн. «И она никогда не спрашивает у нас ничего, – добавила Эйми с грустью и раздражением. – Она просто эгоистка. Она больше не хочет ни с кем разговаривать». Томми молчал. Он с напряженным выражением лица сидел рядом с отцом.

Потерю любимого человека непросто выразить словами. Попытки справиться с утратой, отсутствием контакта и отчаянием вызывают у нас тревогу и настоящую боль. Кроме того, мы не знаем, как теперь выстраивать гармоничные отношения с любимым человеком, который стал совсем чужим.

Действительно, участки мозга, обрабатывающие сигналы о физической боли, пересекаются с нервными центрами, которые регистрируют разрыв социальных связей и отторжение. Потеря близкого человека буквально разрывает нас изнутри.

Скорбь позволяет отпустить потерянное только тогда, когда мы начинаем принимать оставшееся. Пока сознание держится за знакомое, за наши устоявшиеся ожидания, мы остаемся в ловушке разочарования, замешательства и злости, которые вызывают у нас сильнейшие страдания.

Но что нужно было «отпустить» Бену и его детям? Способна ли была Барбара восстановить связь с ними? Как эта семья могла научиться взаимодействовать с человеком, чье тело было все еще живым, но чья личность и душа – по крайней мере, такой, какой они ее знали, – испарились?

 

«Ты-карты» и «я-карты»

Никакой из этапов моего обучения – ни мединститут, ни интернатура по педиатрии и психиатрии – не подготовил меня к ситуации Барбары. Я изучал мозг, его анатомию и взаимосвязь с поведением, но в начале 1990-х сравнительно мало было известно о том, как использовать эти знания в психотерапии. Чтобы попытаться объяснить происходящее с Барбарой ее семье, я стал ходить в медицинскую библиотеку и просматривать последние клинические и научные исследования об участках мозга, поврежденных в авариях.

Томография мозга выявила у Барбары существенные повреждения лобной области, которые по форме повторяли изгиб верхней части руля. Я обнаружил, что этот участок поддерживает очень важные функции нашей личности. Он также связывает удаленные друг от друга участки мозга, то есть работает как важнейший интегрирующий центр.

Область за лобной костью представляет собой часть лобной доли коры головного мозга, которая расположена ближе всего к поверхности. В лобной доле происходит большинство сложных процессов мышления и планирования. Активность на этом участке приводит в действие паттерны нейронов, позволяющие нам создавать репрезентации – то есть своеобразные «карты» различных аспектов окружающего мира. Репрезентации этих кластеров создают в сознании визуальные образы. Например, когда мы видим свет, отражаемый сидящей на дереве птицей, наши глаза посылают сигналы в мозг, и импульсы начинают передаваться по нейронам определенным образом, что и позволяет нам увидеть птицу.

Мы всё еще не до конца понимаем, как это происходит, но физические свойства активизируемых нейронов помогают формировать наш субъективный опыт: мысли, чувства и ассоциации, которые вызывает, например, птица. При виде птицы мы можем испытать определенные эмоции, услышать или вспомнить, как она поет, и даже по ассоциации связать ее пение с природой, надеждой, свободой и покоем. Чем более абстрактный и символичный образ, тем выше в нервной системе и тем ближе к поверхности коры головного мозга он создается.

Префронтальная кора – часть лобной доли, которая у Барбары была наиболее повреждена, – отвечает за сложные репрезентации, позволяющие создавать мысленные образы в настоящем, вспоминать опыт из прошлого и представлять себе будущее. Префронтальная кора также отвечает за нейронные репрезентации, благодаря которым мы генерируем изображения нашего собственного сознания. Я называю их «майндсайт-картами» и разделяю на несколько типов.

«Я-карта» помогает заглянуть в свое сознание, без нее мы бы потерялись в наших мыслях и утонули в собственных чувствах. «Ты-карта» позволяет увидеть сознание другого человека. Без нее мы наблюдаем только поведение других людей, то есть физический аспект реальности, но не чувствуем ее субъективной подоплеки. А с «ты-картой» мы способны испытывать эмпатию. Вероятно, имеются и «мы-карты», фиксирующие наши взаимоотношения.

В результате аварии мозг Барбары утратил способность наблюдать за ее сознанием. У нее были определенные чувства и мысли, но она не могла разглядеть в них деятельность своего собственного сознания. Даже ее заявление о том, что она потеряла душу, казалось пустым и было больше похоже на констатацию факта или научное наблюдение, чем на глубоко прочувствованное личное переживание. (Такой разрыв между наблюдением и эмоцией представлялся мне очень странным, пока я не узнал из более современных исследований, что разные участки мозга отвечают за формирование карт сознания и за комментирование черт собственного характера вроде скромности или тревожности. В случае Барбары речь об отсутствии качества, которое она называла душой.)

С тех пор как я начал брать томограммы Барбары с собой в библиотеку, прошло несколько лет, и за это время ученым удалось больше узнать о взаимосвязанных функциях префронтальной коры. Например, ее боковая сторона отвечает за внимание и позволяет нам держать определенные вещи «перед глазами», в поле осознанности. Центральная часть префронтальной области координирует поразительное количество самых необходимых навыков: умение контролировать себя, настраиваться на других, уравновешивать эмоции, демонстрировать гибкость реакций, успокаивать страхи, проявлять эмпатию, проницательность, нравственную осознанность и интуицию. Всё это стало недоступно Барбаре.

Я еще неоднократно буду ссылаться на этот список из девяти функций средней части префронтальной коры и подробнее остановлюсь на нем во время обсуждения майндсайта. Однако даже на первый взгляд очевидно, что все они абсолютно необходимы для нормальной и благополучной жизни.

После выхода Барбары из комы нарушения в ее мозге фактически сделали из нее новую личность. Некоторые ее привычки остались прежними: ей нравилась та же еда, и она не разучилась чистить зубы. Ее мозг выполнял эти базовые функции без значительных сдвигов, однако ее мыслительные процессы, чувства, поведение и взаимодействие с другими претерпели существенные изменения. Это проявлялось в каждом аспекте ее повседневной жизни – вплоть до съехавшего набок хвостика у дочери. Барбара могла выполнять последовательность движений, чтобы сделать дочери хвостик, но ее уже не заботило, будет ли он красивым.

Самое главное то, что Барбара, видимо, утратила способность создания внутренних мыслительных карт, которые позволяли бы ей чувствовать реальность и значимость ее собственной внутренней жизни и сознания других. Эти карты перестали создаваться в нейронных сетях центральной части префронтальной коры, потому что данный участок мозга не работал нужным образом. Травма нарушила взаимодействие Барбары с семьей, и теперь она не могла ни посылать, ни получать связующие сигналы, позволяющие настроиться на одну волну с ее самыми любимыми людьми.

Бен, резюмируя произошедшее, сказал: «Ее больше нет. Человек, с которым мы живем, не Барбара».

 

Треугольник благополучия: сознание, мозг и взаимоотношения

На видеозаписи со дня рождения Бена был запечатлен яркий и живой танец коммуникации Барбары и Лиэн. Однако после аварии поврежденный мозг и потерянная душа уже не могли поддерживать внутренний ритм двух человек, объединенных общим «мы». Такое единение происходит, когда мы настраиваемся на внутренние сдвиги в другом человеке, а он настраивается на нас, и наши миры становятся одним целым. Посредством мимики, голоса, позы и жестов – причем некоторые из них настолько неуловимы, что видны только в замедленной съемке, – мы резонируем друг с другом. И созданное нами целое действительно больше, чем суммы наших отдельных личностей. Когда достигается такой резонанс, у нас возникает чувство единства и того, что мы действительно живы. Именно это происходит при встрече сознаний двух человек.

Один мой пациент описал данную важнейшую связь как состояние, когда тебя чувствуют: мы ощущаем, что наш внутренний мир объединен с другим и что наше сознание находится внутри близкого человека. Однако Лиэн, например, больше не «ощущала, что ее чувствует» мама.

Поведение Барбары по отношению к семье напомнило мне о классическом методе исследования, с помощью которого изучают коммуникацию и привязанность у детей и родителей. Эксперимент получил название «Каменное лицо», и в нем одинаково больно быть и участником, и наблюдателем.

В его процессе маму просят сесть напротив своего четырехмесячного малыша и по сигналу прекратить с ним взаимодействовать. «Неподвижная» фаза эксперимента, когда мама не направляет ребенку вербальных и невербальных сигналов, производит мучительное впечатление. Ребенок пытается вовлечь переставшего реагировать родителя в коммуникацию примерно три минуты. Поначалу он усиливает сигналы: шире улыбается, издает более громкие звуки, пытается установить зрительный контакт. Но если мама не реагирует продолжительное время, малыш начинает волноваться, а попытки установить связь превращаются в признаки тревоги и возмущения. Потом ребенок, возможно, попробует успокоить себя, положив руку в рот или дергая свою одежду. Иногда на этом этапе исследователи или родители прерывают эксперимент, но бывает, он продолжается до тех пор, пока ребенок не откажется от своих попыток и не погрузится в полнейшее отчаяние, напоминающее острую депрессию. Эти этапы протеста, самоуспокоения и отчаяния демонстрируют, насколько внутреннее равновесие ребенка зависит от соответствующих ответных сигналов родителя.

Наше сознание устроено так, чтобы взаимодействовать с другими с момента нашего появления на свет. Последующее формирование нейронных структур мозга – основ нашего самоощущения – строится на тесном взаимодействии ребенка и родителя. В раннем детстве это межличностное регулирование необходимо для выживания, но и на протяжении остальных лет мы нуждаемся в таких связях, потому что они дают нам жизненные силы и лежат в основе нашего благополучия.

Когда-то у Лиэн была мама, настроенная на ее волну. Однако теперь Барбара была не в состоянии нанести на карту своего сознания то, что происходит в сознании Лиэн, она не ощущала своих детей внутри себя и не могла дать им понять, что их чувствуют. Отсутствие заинтересованности в них и того, что дети раньше определяли как любовь, ее кажущееся безразличие к их потребностям было внешним проявлением внутренней трагедии.

Случай Барбары и ее семьи помог мне понять, что сознание, мозг и взаимоотношения – это вовсе не разрозненные элементы жизни, а необходимые аспекты треугольника благополучия, все три вершины которого тесно связаны между собой. Когда Лиэн было семь лет, она отреагировала на эмоциональное отчуждение матери тем, что перестала разговаривать. Треугольник был разорван.

Треугольник благополучия

 

Умение четко видеть, отпускать и впускать

Я встречался с Лиэн, Эйми, Томми и Беном много раз, чтобы они могли открыто обсудить со мной и друг с другом то, как изменилась их жизнь с момента аварии. Однажды я принес томограммы Барбары и показал поврежденные участки мозга. Я нарисовал на доске упрощенные схемы, чтобы они могли представить себе различные соединения префронтальной коры, и объяснил, что ее повреждения стали причиной практически всех произошедших с Барбарой трансформаций. Это казалось мне особенно важным потому, что дети часто чувствуют себя виноватыми в возникающих в семье проблемах. Но теперь у них было конкретное доказательство того, что раздражительность и отсутствие теплоты со стороны их мамы объяснялись отнюдь не их поведением, и они не могли исправить это, начав лучше себя вести. Я надеялся, что они перестанут страдать угрызениями совести и пребывать в замешательстве, а смогут разобраться с переменами и напрямую почувствовать боль своей утраты.

Дети слушали так же внимательно, как их отец, и даже Томми, казалось, понял, что у его мамы «сломался мозг». Лиэн стала гораздо разговорчивее во время наших встреч и теперь задавала множество вопросов о том, почему любовь ее мамы нуждалась в мозге, чтобы «ожить». «Я думала, что любовь идет из сердца», – удивлялась она. Лиэн была права: нейронные сети, проходящие вокруг сердца и пронизывающие всё тело, взаимодействуют напрямую с участками мозга, ответственными за социальные контакты, и направляют это теплое чувство прямо в центральную часть префронтальной коры. Я объяснил Лиэн, что, поскольку мозг ее мамы был неисправен, она не могла почувствовать сигналы, которые, я был уверен, возникали у нее в сердце. Эта трактовка успокоила Лиэн, и впоследствии она снова и снова к ней возвращалась. Она дала девочке новый запас терпения, и я был очень тронут ее добрыми поступками по отношению к Барбаре. Лиэн снова начала разговаривать, общаться с друзьями и нашла утешение в классном руководителе, которая стала уделять ей дополнительное внимание, узнав, что произошло.

Я отдельно встретился с Беном и призвал его более открыто выражать свои чувства. Это получалось у него с трудом, и он прикладывал немало усилий, чтобы сохранять семейную жизнь настолько «нормальной», насколько это было возможно. Конечно, она была далека от нормы, и детям нужно было видеть, что они не одиноки в своем горе и что им можно делиться своими страхами и сомнениями. Мы с Беном обсудили и особые потребности Томми. По сути, он потерял свою маму, когда ему было два года, то есть до начала активного развития префронтальной коры. Поскольку его нейронные пути не сформировались достаточно для полноценного выражения чувств, из всех детей только Томми требовалась постоянная помощь в осмыслении происходящего. На тот момент ему было три, и его грусть, тревогу и замешательство почти невозможно было описать словами.

Эйми продолжала бороться со своей злобой по отношению к маме. Ее приводило в бешенство, что в тот день Барбара не пристегнулась, и она раздражалась, потому что мамы, на которую она когда-то равнялась, больше не было. Вдобавок к этому именно в тот момент, когда Эйми начала немного отдаляться от семьи и самореализовываться в общении с друзьями, ей пришлось взять на себя часть забот о Лиэн и Томми. Я понимал ее раздражение и помог Бену принять тот факт, что Эйми нуждалась в личном времени, даже если от нее ожидалась помощь по дому. Постепенно она научилась относиться к маме с большей добротой, хотя Барбара и не могла ответить ей взаимностью. Такова была их новая реальность.

Координация движений у Барбары немного улучшилась, но нарушения во фронтальной части мозга были слишком серьезными, и прогресса в общении с близкими не наблюдалось. Тем не менее Лиэн и ее семья продолжали укреплять свои внутрисемейные отношения. Наблюдение за собственным сознанием помогло им осмыслить свой опыт и сделать процесс переживания утраты более здоровым. Майндсайт – это именно то, что утратила Барбара, и именно эта способность требовалась ее семье, чтобы пережить утрату «старой» Барбары и впустить в свою жизнь «новую» Барбару.

Я понял, что знания о различных функциях мозга позволяют людям дистанцироваться от нарушенных или губительных отношений настолько, чтобы развить в себе больше сострадания и понимания как для другого человека внутри этих отношений, так и для самих себя. Как вы увидите в следующих главах, этот урок всегда направлял мою психотерапевтическую практику.

МОЗГ: ИНСТРУКЦИЯ ПОЛЬЗОВАТЕЛЯ

Мозг как на ладони

Майндсайт зависит от соединения в одном месте большого количества нейронных сигналов, поступающих со всего тела, с многочисленных участков мозга и даже получаемых от других людей. Чтобы понять, как это происходит, давайте представим мозг как систему взаимосвязанных компонентов.

Нарисовав префронтальную область мозга Барбары для ее семьи, я продолжил эксперименты с несколькими трехмерными моделями мозга. Ниже приведена модель, которую я теперь всегда беру с собой на лекции. Вам даже не придется вставать со стула, чтобы обращаться к ней. Конечно, она достаточно упрощена, и некоторым неврологам захотелось сделать ее более детализированной. Однако многим моим пациентам она помогла научиться наблюдать за сознанием и осмысливать собственный опыт.

 

«Подручная» модель мозга

Если зажать большой палец остальными четырьмя, у вас получится «подручная» модель мозга. (Мои дети тоже терпеть не могут этот каламбур.) Лицо в этом случае будет со стороны костяшек, а затылок – на тыльной стороне ладони. Запястье выполняет функцию спинного мозга, проходящего внутри позвоночника; поверх него располагается головной мозг. Если разжать все пальцы, то внутренний ствол головного мозга будет прямо на ладони. Загнув большой палец обратно, вы увидите примерное расположение лимбической доли (в идеале для симметричности модели у нас должно быть два больших пальца, слева и справа). Теперь сожмите четыре пальца в кулак, и у вас появится кора.

Эти три участка – ствол, лимбическая доля и кора – составляют так называемый тройственный мозг, уровни которого последовательно развивались в ходе эволюции. Интеграция мозговой деятельности по меньшей мере подразумевает объединение активности этих трех участков. Поскольку они расположены один над другим, мы называем это вертикальной интеграцией. Мозг поделен на левое и правое полушария, поэтому нейронная интеграция требует объединения их функций. Это можно считать горизонтальной, или двусторонней, интеграцией (см. ). Знание функций основных участков мозга поможет вам концентрировать свое внимание для установления желаемых связей. Поэтому я вкратце расскажу об уровнях тройственного мозга.

 

Ствол

Сотни миллионов лет назад ствол представлял из себя то, что некоторые называют мозгом рептилии. Ствол получает сигналы от тела и отправляет их обратно, тем самым регулируя базовые процессы жизнедеятельности, например работу сердца и легких. Он также обусловливает запас энергии участков мозга, расположенных выше, – лимбической доли и коры головного мозга. Ствол напрямую контролирует состояние возбуждения, определяя, например, голодны мы или сыты, испытываем сексуальное желание или удовлетворение, спим или бодрствуем.

Схема головного мозга в боковой плоскости

На ней показаны основные участки мозга: ствол, лимбические структуры (с миндалевидным телом и гиппокампом), кора (с медиальным префронтальным участком). На схеме не видна вентромедиальная префронтальная кора

Нейронные кластеры в стволе также включаются в работу, когда определенные внешние условия требуют быстрого распределения энергии в теле и головном мозге. Так называемый набор реакций «бей – беги – замри» отвечает за выживание в опасных ситуациях. Работающий параллельно с оценивающими процессами лимбического и распложенных выше участков мозга, ствол оценивает, как нам ответить на опасность: мобилизовать энергию для борьбы или бегства или беспомощно замереть и капитулировать. Однако независимо от выбранной реакции включенный режим выживания затрудняет, если не полностью блокирует, способность быть открытыми и восприимчивыми к другим. Поэтому для тренировки майндсайта и для избавления от ментальных ловушек, в которых мы иногда застреваем, нужно снижать скорость реакции.

Ствол составляет основу так называемых мотивационных систем, помогающих нам удовлетворять базовые потребности в еде, продолжении рода, безопасности и наличии убежища. Когда у вас возникает сильная потребность в определенном поведении, весьма вероятно, что это ствол мозга вместе с лимбической долей побуждает вас к действию.

 

Лимбические структуры

Лимбическая доля расположена глубоко внутри мозга, примерно там, где на нашей «подручной» модели находится большой палец. Она сформировалась около двухсот миллионов лет назад одновременно с появлением первых млекопитающих. «Мозг древних млекопитающих» (старая кора) работает в тесном контакте со стволом и всем нашим телом, формируя не только основные желания, но и эмоции. Мы испытываем определенное значимое чувство в какой-то момент, потому что наши лимбические структуры оценивают текущую ситуацию. «Это хорошо или плохо?» – вот основной вопрос, на который отвечает лимбическая доля. Мы тянемся к хорошему и держимся подальше от плохого. Таким образом, лимбические структуры помогают нам создавать «эмоции», провоцирующие движение, мотивирующие нас действовать в соответствии с тем смыслом, который мы приписываем происходящему в конкретное время.

Лимбическая доля играет ключевую роль в наших эмоциональных привязанностях и в том, как мы выстраиваем отношения с людьми. Если вы когда-нибудь держали дома рыбок, лягушек или ящериц, то знаете, что, в отличие от млекопитающих, они не испытывают привязанности к своим хозяевам и друг к другу. Между тем у крыс, кошек и собак присутствует характерная для млекопитающих лимбическая система. Эмоциональная привязанность – это то, что характеризует их и нас с вами. Мы буквально созданы, чтобы вступать в контакт друг с другом – благодаря нашим предкам, млекопитающим.

Лимбическая система выполняет важную регулирующую функцию посредством гипоталамуса – главного эндокринного центра управления. Через гипофиз гипоталамус отправляет и получает гормоны, оказывая особое влияние на половые органы, щитовидную и надпочечную железы. Например, во время стресса выделяется гормон, стимулирующий надпочечные железы на выработку кортизола, который мобилизует энергию и приводит метаболизм в состояние повышенной боевой готовности, чтобы справиться с ситуацией. Такой реакцией легко управлять при кратковременном стрессе, но она превращается в проблему в долгосрочной перспективе. Когда мы сталкиваемся с вопросом, который не в состоянии адекватно разрешить, уровень кортизола становится хронически повышенным. В частности, травматичный опыт может привести к повышенной чувствительности лимбических структур, и в результате даже мелкий стресс будет провоцировать повышение уровня кортизола, еще больше усложняя повседневную жизнь перенесшего психологическую травму человека. Высокий уровень кортизола токсичен для развивающегося мозга и нарушает нормальный процесс роста и функционирования нервной ткани. Излишне реактивную лимбическую систему необходимо смягчать, чтобы уравновесить эмоциональный фон и ослабить вредное воздействие хронического стресса. Как мы убедимся, майндсайт помогает задействовать верхние участки мозга, вызывая корковое подавление этих реакций лимбических структур.

Лимбическая доля также способствует формированию различных типов памяти: запоминания фактов, конкретного опыта и эмоций, делающих его более красочным. По обе стороны от центральной части гипоталамуса и гипофиза расположены два особенных кластера нейронов: миндалевидное тело и гиппокамп. Миндалевидное тело играет важную роль в реакции страха. (Хотя некоторые авторы приписывают все эмоции миндалевидному телу, согласно самым последним исследованиям, наше общее состояние определяется лимбической системой, корой, а также стволом головного мозга и всем организмом.)

Миндалевидное тело провоцирует мгновенную реакцию в целях выживания. Однажды мы с сыном отправились в горы, и в какой-то момент меня парализовал страх, и я крикнул ему: «Стой!» Только несколько секунд спустя я понял, чем это было вызвано: мое миндалевидное тело, находившееся в состоянии полной готовности, подсознательно среагировало на визуальный образ опасного объекта у нас на пути. К счастью, мой сын тогда еще не достиг упрямого подросткового возраста. Он остановился и обошел гремучую змею, уже готовую к атаке. Этот пример показывает, что эмоциональное состояние может побудить нас к действию неосознанно и тем самым спасти нам жизнь или же спровоцировать на поступки, о которых позднее мы сильно пожалеем. Чтобы начать осмысливать собственные чувства – специально уделять им внимание и понимать их, – нам нужно объединить эти эмоциональные состояния, формируемые в подкорковых структурах, с корой нашего мозга.

Наконец мы добрались до гиппокампа – кластера нейронов, напоминающего по форме морского конька и функционирующего как «сборщик мозаики». Он соединяет удаленные друг от друга участки мозга: от перцептивных систем к хранилищу фактов и языковым центрам. Интеграция импульсов превращает наши ежесекундные впечатления в воспоминания. Я смог рассказать вам о случае со змеей, потому что мой гиппокамп соединил различные аспекты того опыта – ощущения в теле, эмоции, мысли, факты – в набор воспоминаний, которые я пережил в определенный момент.

Гиппокамп постепенно развивается в раннем детстве, и в нем на протяжении всей жизни формируются новые связи и нейроны. По мере того как мы взрослеем, гиппокамп вплетает базовые формы эмоциональной и перцептивной памяти в фактические и автобиографические воспоминания, что позволяет мне поведать вам о той давней встрече со змеей. Однако эта способность рассказывать истории, присущая только людям, также зависит от развития самой верхней части мозга – коры.

 

Кора

Внешним слоем головного мозга является кора, примерно как у дерева. Ее иногда называют неокортексом, или новой корой, поскольку она начала стремительно развиваться с появлением приматов, в частности людей. Кора генерирует менее простые паттерны импульсов, представляющие трехмерный мир за пределами функций организма и реакций выживания, за которые отвечают расположенные глубже подкорковые участки. Более сложная фронтальная часть коры позволяет нам иметь идеи и концепции и создавать «майндсайт-карты», благодаря которым мы заглядываем в собственный внутренний мир. Так, например, в лобной области коры возникают паттерны импульсов, представляющие ее собственные репрезентации. Другими словами, она дает нам возможность думать о мыслительном процессе. Хорошая новость состоит в том, что за счет этого люди могут разнообразить свой процесс мышления: воображать, по-новому комбинировать факты и опыт, творить. Однако есть и оборотная сторона медали: иногда эти способности заставляют нас думать слишком много. Насколько известно, никакой другой биологический вид не способен представлять свои собственные нейронные репрезентации. Возможно, это одна из причин, по которой мы иногда называем себя невротиками.

Кора покрыта извилистыми бороздами, которые ученые разделили на участки – доли. На нашей «подручной» модели задний участок коры проходит от второй костяшки (если считать от кончиков пальцев) до тыльной стороны ладони и включает затылочную, теменную и височную доли. Задняя часть коры – это своеобразный «картограф» нашего физического опыта, формирующий восприятие внешнего мира при помощи пяти органов чувств и отслеживающий расположение и перемещение нашего тела в пространстве через восприятие осязания и движения. Если вы научились пользоваться каким-то предметом – молотком, бейсбольной битой или автомобилем, – возможно, вы помните тот волшебный момент, когда вас покинула первоначальная неловкость. Перцептивные функции задней части коры на удивление адаптивны: они внедрили этот объект в вашу телесную «карту», чтобы он ощущался мозгом как продолжение вашего тела. За счет этого мы можем быстро ездить по скоростным дорогам, парковаться на узкой улице и использовать скальпель с большой точностью.

Если снова взглянуть на нашу «подручную» модель мозга, то передняя часть коры, или лобная доля, простирается от кончиков пальцев до второй костяшки. Эта область эволюционировала в эпоху приматов и наиболее развита у людей. Двигаясь от затылка к лобной доле, мы впервые встречаемся с «двигательной полосой», контролирующей произвольно сокращающиеся мышцы. Мышцы ног, рук, кистей, пальцев и лица управляются отдельными группами нейронов. Мышцы соединяются со спинным мозгом, где они пересекаются и меняют свое положение, поэтому мышцы на правой стороне тела активируются левой двигательной зоной мозга. (Такое же пересечение действует для осязания: за него отвечает участок ближе к затылочной части, в зоне теменной доли, которая называется соматосенсорной полосой.) Вернувшись обратно к лобной доле и продвинувшись чуть вперед, мы увидим область, называемую премоторной полосой. Она соединена с физическим миром и позволяет нам взаимодействовать с окружающей средой: мы планируем наши движения.

Итак, ствол головного мозга отвечает за функции тела и выживание, лимбическая система – за эмоции и оценку, задняя часть коры – за перцептивные процессы, а задняя часть лобной доли – за двигательную активность.

 

Префронтальная кора

Переместимся по нашей модели к области от первых костяшек до кончиков пальцев. Здесь, прямо за лобной костью, расположена префронтальная кора, хорошо развитая только у людей. Мы перемещаемся за пределы восприятия окружающего мира и движения тела в другую область реальности, конструируемую нейронами.

Мы переходим к более абстрактным и символическим формам информационного потока, которые отличают нас как биологический вид. В этой префронтальной области создаются репрезентации таких понятий, как время, самоощущение и моральные суждения. Здесь же мы составляем наши «майндсайт-карты».

Взгляните еще раз на модель мозга. Два крайних пальца представляют собой боковой участок префронтальной коры, участвующей в формировании осознаваемого человеком фокуса внимания. Располагая что-то у себя «перед глазами», вы связываете активность в этой области с активностью в других зонах мозга, например с постоянным визуальным восприятием затылочной доли. (Когда мы воспроизводим изображение по памяти, у нас активируется похожий участок затылочной доли.) Когда мое миндалевидное тело «заметило» гремучую змею в отсутствие осознанного внимания, этот перцептивный «короткий путь», скорее всего, сработал, не задействовав боковую часть префронтальной коры. Только потом, когда я закричал, чтобы сын остановился, и почувствовал, как сильно бьется мое сердце, боковая часть префронтальной коры включилась в работу и помогла мне понять, уже сознательно, что я испугался змеи.

Два полушария

На этом рисунке видно расположение участков медиальной префронтальной коры, куда входят срединный и вентральный участки префронтальной коры, орбитофронтальная кора и передняя поясная кора обоих полушарий. Мозолистое тело соединяет два полушария

Теперь давайте рассмотрим медиальную префронтальную кору, представленную на нашей модели ногтем среднего пальца. Именно она оказалась так сильно повреждена у Барбары в результате аварии. Напомню, что этот участок выполняет важные регуляторные функции – от контроля процессов жизнедеятельности до вынесения моральных суждений.

Почему же медиальная префронтальная кора так важна для выполнения этих необходимых для здоровой жизни задач? Если разжать пальцы и снова сжать их, мы увидим анатомическую уникальность этого участка: он соединяет всё. Обратите внимание, как средний палец лежит на верхней части лимбической системы (большой палец), касается ствола (ладонь) и напрямую соединяется с корой (пальцы). Так, медиальная префронтальная кора в буквальном смысле находится на расстоянии одного синапса от нейронов коры, лимбической доли и ствола. У нее даже имеются функциональные пути, соединяющие ее с социальным миром, то есть с головным мозгом других людей. Подробнее об этом я расскажу чуть позже.

Медиальная префронтальная кора создает связи между следующими отдаленными друг от друга и разрозненными участками мозга: корой, лимбическими системами, стволом внутри черепа, а также внутренней нервной системой нашего тела. Она также связывает сигналы из всех этих областей с сигналами, которые мы отправляем в наш социальный мир и получаем оттуда. Поскольку префронтальная кора помогает координировать и уравновешивать паттерны импульсов из всех этих участков, она выполняет важнейшую интегративную функцию.

В следующей главе мы узнаем, что происходит, когда эта область отключается. Разожмите кулак, и вы поймете, как у нас «срывает крышу» и как мы «отпускаем тормоза» в общении с другими людьми.

 

Когда сознание функционирует хорошо и мозг работает как единое целое, наши отношения с другими людьми процветают. Однако иногда мы теряем голову и делаем то, чего не планировали. История из этой главы показала мне, что бывает, когда майндсайт ухудшается. Она напоминает, что мы всего лишь люди и в нашем сознании немало слабых мест и шероховатостей.

Однажды теплым весенним днем мы с девятилетней дочерью встречали на набережной ее брата. Уже на пути к машине мы проходили мимо блинной, и мой долговязый тринадцатилетний сын спросил, нельзя ли нам там остановиться. У нас еще было время, поэтому мы решили перекусить.

Сын заказал себе небольшой блинчик, а дочка сказала, что не хочет есть. Мы сели за стол, и сын отрезал себе первый кусочек. Тут дочка спросила, нельзя ли и ей попробовать. Сын взглянул на маленький блинчик и ответил, что он голоден, поэтому она может заказать себе отдельный блин. Я посчитал это разумным и собирался купить блин и ей. Но она заметила, что желает всего лишь небольшой кусочек, только чтобы попробовать. Это тоже показалось мне разумным, поэтому я предложил сыну поделиться с сестрой.

Если у вас двое или больше детей или если вы росли с братом или сестрой, то вы, вероятно, знакомы с этими «детскими шахматами». Это такое стратегическое взаимодействие, где каждый ход нацелен на то, чтобы укрепить свою власть и добиться признания и одобрения взрослого. И вместо того чтобы просто купить второй блин, я совершил родительскую ошибку, встав на сторону дочери. Я твердо велел сыну угостить сестру. И если до того момента у них, может, и не было цели препираться друг с другом, то после моего вмешательства разыгралась нешуточная борьба.

«Ну почему не дать ей попробовать небольшой кусочек?» – взывал я к сыну.

Он посмотрел на меня, потом на свой блин и со вздохом сдался. Даже будучи подростком, он все еще меня слушал. Держа нож на манер скальпеля, он отрезал крохотный кусочек. Пожалуй, нужен был специальный пинцет, чтобы поднять его с тарелки. При других обстоятельствах я бы рассмеялся и счел это решение весьма находчивым.

Но тут моя дочь взяла этот блинный «образец», положила его на салфетку и заявила, что он слишком мал. Еще один отличный ход. Мой сын парировал, что сестра слишком придирчива. Партия была в самом разгаре, но я этого не замечал.

Хотя я знал, что подростки не всегда хорошо ладят с младшими сестрами и братьями, поведение детей стало меня раздражать. Я начал закипать: «Ты можешь дать ей нормальный кусочек, такой, который видно невооруженным глазом?» Он отрезал еще один, побольше, и я испытал облегчение.

Дочка пожаловалась, что кусочек был подгоревший, и, конечно, оказалось, что сын дал ей самую безвкусную часть. Что и говорить, мастерский ход.

Сторонний наблюдатель наверняка не заметил бы ничего необычного: папа и его жизнерадостные дети решили подкрепиться. Но на самом деле я готов был взорваться. Моя голова уже шла кругом, мышцы лица напряглись, кулаки сжались, участилось сердцебиение, но я пообещал себе не заводиться и пытался игнорировать эти сигналы. Но дети продолжали, и я, будучи не в состоянии терпеть это, встал, взял дочь за руку, и мы вышли на улицу. Через пару минут сын доел блин, вышел и спросил, почему мы покинули кафе. По пути к машине я раздраженно сказал детям, что они должны научиться делиться друг с другом едой. Сын безапелляционно ответил, что дал сестре кусочек, но к тому моменту я уже кипел, как чайник, и погасить огонь было невозможно. Дети абсолютно нормально забежали перекусить, а вот их отец совершенно потерял голову.

Я просто не справился с ситуацией. Сидя рядом на пассажирском сиденье, мой сын приводил в ответ на все мои аргументы рациональные и взвешенные доводы, и ему неплохо удавалось сохранять спокойствие в общении с отцом, который вел себя неадекватно. Я еще больше рассердился на сына, что было совсем неуместно, ведь он не совершил ничего плохого.

 

Когда мы теряем голову

Я не испытываю никакой гордости, рассказывая вам это. Но поскольку такие взрывные эпизоды случаются у многих, нам необходимо признаться себе в них и помочь друг другу понять, как майндсайт может снизить их негативное воздействие на отношения с людьми и на наш внутренний мир. Нам часто бывает стыдно за подобные ситуации, и мы пытаемся игнорировать их. Но если найти их истинную причину, мы не только исправим ошибки, опасные как для нас самих, так и для окружающих, но и снизим интенсивность и частоту таких событий.

Давайте еще раз рассмотрим мой эмоциональный срыв, чтобы понять, как мое сознание пошло на поводу у моего мозга, в котором произошло что-то вроде короткого замыкания. Скорее всего, это был временный сбой, похожий на внезапные иррациональные всплески эмоций у Барбары после аварии. Во время подобных эпизодов и при наличии определенных условий «лимбическая лава» извергается из эмоциональных центров мозга, находящихся прямо под медиальной префронтальной корой, и провоцирует нас на неконтролируемые действия. Такому срыву способствуют самые разные типы факторов, включая голод и недосыпание – в тот день я испытывал и то и другое, – и особое значение происходящего события, как мы вскоре убедимся. В какой-то момент медиальная префронтальная кора, успокаивающая расположенные ниже эмоционально-реактивные лимбическую долю и ствол мозга, утрачивает способность регулировать энергию, и в результате координация и равновесие в мозге нарушаются. Именно это происходит, когда мы «отпускаем тормоза», переходя от лимбических импульсов сразу к словам и действиям и сворачивая с префронтального «прямого пути», позволяющего нам быть гибкими и восприимчивыми, а не упрямыми и раздражительными. Как раз в этот момент у нас и «срывает крышу».

Поскольку способность моей префронтальной коры создавать «ты-карты» была временно недоступна, я не смог распознать в поведении детей типичную «шахматную партию», в ходе которой они боролись за признание и власть. Это не кажется необычным, если понимать, как сознание управляет поведением. Без доступа к «я-картам» я не понял смысл эпизода для собственного сознания и не разглядел в нем отголоски прошлого. Но об этом чуть позже. Кроме того, без «я-карт» я не увидел, насколько ошибочной была моя реакция: я вмешался в выяснение отношений между братом и сестрой, один из которых был подростком, а вторая почти достигла пубертата. Это только усилило упрямство обеих сторон, а мои эмоциональные реакции еще больше обострили ситуацию. Так я невольно стал участником их, возможно, незапланированной игры в «детские шахматы».

 

Механизм неосознанного поведения

Позвольте мне коротко сопоставить мой эмоциональный срыв с девятью функциями префронтальной коры (см. ). Итак, к ним относятся:

1. Регулирование процессов в организме

2. Умение настраиваться на волну другого человека в процессе общения (гармоничная коммуникация)

3. Эмоциональная уравновешенность

4. Гибкость реакций

5. Модуляция страха

6. Эмпатия

7. Инсайт

8. Представления о моральных нормах

9. Интуиция

Эти девять функций для многих исследователей и психотерапевтов являются важнейшими элементами эмоционального благополучия. В данном списке также перечислено все то, что я на время утратил, потеряв голову.

Регулирование процессов в организме. Медиальная префронтальная кора координирует деятельность той части нервной системы, которая контролирует некоторые функции организма: частоту сердцебиения, дыхание и пищеварение. Эта «автономная» нервная система имеет две системы: симпатическую, часто сравниваемую с педалью газа в машине, и парасимпатическую, действующую как тормоз. Поддержание обеих систем в состоянии равновесия позволяет нам плавно регулировать работу организма (или, продолжая автомобильную метафору, вести машину без рывков) и отпускать тормоз, когда мы нажимаем на газ, и наоборот. В отсутствие этой координации мы можем «перегореть» – мы жмем на газ, пытаясь при этом остановиться.

Во время того срыва у меня сильно билось сердце и появились неприятные ощущения в животе, как будто я столкнулся с реальной опасностью.

Умение настраиваться на волну другого человека в процессе общения. Настраиваясь на общение с окружающими, мы немного корректируем свое внутреннее состояние, чтобы оно находилось в гармонии с внутренним миром второго человека. Этот резонанс и обеспечивает важное чувство, что тебя чувствуют, которое возникает в близких отношениях. Детям нужна такая сонастроенность, чтобы чувствовать себя защищенными и нормально развиваться. И на протяжении всей жизни нам важно испытывать это для осознания близости и связи с другими.

Когда я «отпустил тормоза» и поддался раздражению, я уже не мог настроиться на волну детей и соотнести свое состояние и их.

Эмоциональная уравновешенность. Когда мы эмоционально уравновешенны, мы расслабленны и полны жизненной энергии. Наши чувства достаточно остры, чтобы жизнь казалась осмысленной и наполненной, но не захлестывают нас до потери контроля. Когда равновесие нарушается, мы впадаем в одну из крайностей: в излишнее возбуждение или в состояние оцепенения или депрессии. Обе крайности неизбежно истощают наши запасы энергии. Перед лицом жизненных проблем даже самый уравновешенный человек может временно «выйти из строя», но медиальная префронтальная кора восстанавливает равновесие. Так работают внутренние механизмы самообладания, то есть способности сохранять четкое видение и концентрацию перед лицом внутренних и внешних бурь.

Тогда в кафе я потерял самообладание где-то между третьим и четвертым раундом борьбы за блинчик.

Гибкость реакций обеспечивается важным компонентом эмоционального и социального интеллекта – способностью медиальной префронтальной коры выдержать паузу между поступающим сигналом и действием. Она позволяет нам полностью осознать происходящее и сдерживает импульсы в течение промежутка времени, достаточного, чтобы рассмотреть различные варианты реакций. Мы прикладываем немало усилий, чтобы научить этому наших детей, и мы способны укреплять данный навык в течение всей жизни.

В самом начале истории с блинчиками я чувствовал себя вполне нормально, но довольно быстро переключился в состояние хаотического возбуждения, и мои реакции утратили всякую гибкость. Находясь в ловушке нарастающей злобы, я уже не мог выдерживать паузу, прежде чем что-то сказать или сделать.

Модуляция страха. Однажды пережив испуг, в будущем мы, возможно, снова испытаем страх в подобных ситуациях. Однако медиальная префронтальная кора имеет прямые связи с лимбической долей и позволяет подавлять или преобразовывать реакцию миндалевидного тела, вызывающего у нас чувство страха. Исследования показали, что мы можем осознанно использовать эту связь, чтобы преодолеть страх, подавив активность коры и успокоив возбужденную лимбическую систему.

Когда мы обсуждали роль мозга в процессе лечения, одна из моих юных пациенток сказала: «Я пытаюсь заставить префронтальную кору выдавить ГАМК-гель на миндалевидное тело». ГАМК (гамма-аминомасляная кислота) – это нейромедиатор, играющий важную роль в подавлении префронтальной корой подкорковых импульсов. Пациентка представила себе его в виде геля, успокаивающего лимбические «извержения».

Как я понял потом, мое раздражение из-за ссоры детей появилось в результате давнего страха, который ценой больших усилий я пытался понять и укротить (подробнее об этом чуть позже). Однако все эти достижения временно утратили свою актуальность, и ГАМК-гель был мне совершенно неподвластен, потому что он «засох» в пылу моей злобы.

Эмпатия – это способность проникать в сознание людей и ставить себя на их место. «Ты-карты» позволяют нам почувствовать внутреннюю установку другого человека, а не только настроиться на его состояние. Последнее, безусловно, важно, но за счет медиальной префронтальной коры мы двигаемся от резонанса и со-чувствования к более сложной перцептивной способности видеть с точки зрения другого: мы ощущаем его намерения и представляем, как он видит то или иное событие.

Инсайт позволяет создавать нам «я-карты», помогающие постичь собственное сознание. Так рождается то, что один исследователь назвал ментальными путешествиями во времени – соединение нами прошлого с настоящим и предполагаемым будущим. Медиальная префронтальная кора играет важнейшую роль в этих умственных путешествиях во времени, так как дает нам почувствовать себя центром субъективной гравитации и автором собственной жизни, разворачивающейся у нас на глазах.

Во время того эмоционального срыва у меня отключились и эмпатия, и проницательность. Я потерял способность видеть свое собственное сознание и не мог поставить себя на место детей или даже остановиться на секунду и задуматься, что они думали или чувствовали. Без этих карт, как мы знаем, я не способен был разглядеть, какое значение имеет сознание для поведения.

Представления о моральных нормах в используемом здесь смысле – это то, как мы думаем и совершаем поступки для общественного блага. Существуют доказательства, что для этого нужна здоровая медиальная префронтальная кора. На изображениях, сделанных с помощью функциональных магнитно-резонансных томографов, видно, что активность на данном участке усиливается, когда мы делаем что-то для общего блага. Другие исследования показали, что при повреждениях медиальной префронтальной коры люди иногда становятся аморальными. Похоже, для моральных суждений требуется интегративная функция этого участка мозга, чтобы почувствовать эмоциональное значение текущих проблем, а также противостоять сиюминутным импульсам. Тогда в качестве ответной реакции мы сможем совершить приемлемый с точки зрения морали поступок. Возможно, именно таким образом «мы-карты», создаваемые в медиальной префронтальной коре, позволяют нам не зацикливаться на выживании и даже на существующей версии наших карт отношений, а стремиться к взаимосвязанному целому.

С точки зрения морали неадекватность моего поведения в той ситуации состояла в том, что я зациклился на сыне и совершенно несправедливо обошелся с ним. Мое поведение не имело ничего общего со всеобщим благом для участников ситуации. Мною двигали личные чувства и импульсы, а отнюдь не понимание того, что было бы правильным.

Интуицию можно считать механизмом, с помощью которого медиальная префронтальная кора открывает нам доступ к мудрости нашего тела. Этот участок мозга получает информацию от всего тела, включая такие внутренние органы, как сердце и желудочно-кишечный тракт. На основании поступающей информации сердце подсказывает нам, что делать, или мы чувствуем нутром правильный выбор. Такая интегративная функция наглядно демонстрирует, как рассуждения, когда-то считавшиеся исключительно логическим режимом мышления, на самом деле зависят от нерациональных процессов в нашем теле. Интуиция помогает принимать мудрые, а не просто логичные решения.

Однако в той истории у меня внутри горел лимбический «огненный шар», а доступ к интуиции – к мудрости тела и глубинному пониманию справедливости для текущей ситуации – был закрыт. Однако, как это ни парадоксально, нутром я чувствовал, что поступаю правильно. Но эти ощущения были абсолютно рационалистическими: ими управляли растущее раздражение, злоба и возбужденный голос.

И хотя мне стыдно обо всем этом рассказывать, я хочу доказать, что у всех бывают подобные срывы. Когда они происходят, главное – вовремя опомниться и прекратить их как можно скорее, чтобы минимизировать урон и затем исправить то, что уже было сделано не так. Нам нужно вернуть потерянный майндсайт, а после использовать его для воссоединения с собственным «я» и с теми, кто нам дорог.

 

Причины нервных срывов

Когда мы вернулись домой после эпизода с блинчиками, я все еще злился на сына. Я зашел в одну из комнат, оставив сына в другой, сделал глубокий вдох, потянулся и попытался успокоиться, прежде чем что-то предпринимать.

Я знал, что физическая нагрузка на свежем воздухе пойдет мне на пользу, поэтому мы с дочкой пошли покататься на роликах. Это было одно из наших самых любимых занятий с тех пор, как ей исполнилось шесть лет. Какое-то время мы катались в тишине, держась за руки. Я чувствовал ритм наших движений и сопротивление воздуха. Постепенно я в буквальном смысле слова начал приходить в чувство.

Через какое-то время дочка спросила меня, почему я накричал на брата из-за какого-то блина.

Хороший вопрос. Я ответил, что важно уметь делиться с другими. Сомнительное оправдание, да, но ничего другого я не придумал.

В тот момент у меня возник целый поток ассоциаций, похожих на мелькающие перед глазами страницы детского фотоальбома. Я понял, что увидел в дочери себя в детстве, а в сыне – старшего брата. Я помнил, как брат играл со мной, пока мы были маленькими, и даже защищал от других детей в начальной школе. Но потом он превратился в подростка, и мы уже не ладили так хорошо и редко проводили время вместе. Несмотря на то что сейчас мы близко общаемся и со смехом вспоминаем то время, тогда я воспринимал это очень болезненно. Я сказал дочке, что однажды решил, что если у меня будут дети, то я постараюсь сделать все, чтобы они дружили.

На это моя дочь с исключительной проницательностью заявила, что это моя проблема и к ней с братом отношения не имеет. Она даже добавила, что я должен решать ее, не вовлекая детей.

Дочка, конечно, была права. Мы покатались еще, мое сознание постепенно успокоилось, префронтальная кора включилась в работу, и я начал обдумывать произошедшее. Теперь я мог заглянуть внутрь себя, проанализировать эмоции и увидеть, что привело к срыву.

Но что вернуло мне способность к майндсайту, пока мы с дочкой катались на роликах?

 

Три аспекта рефлексии: открытость, наблюдательность, объективность

Чтобы вернуть утраченный контроль над сознанием, нам нужна сила рефлексии, лежащая в основе майндсайта. Этот навык появляется тогда, когда наше взаимодействие – с другими и с самими собой – помогает задуматься о том, кто мы есть на самом деле и что происходит у нас внутри. Здесь я затрону три очень специфических компонента рефлексии, составляющих базу для майндсайта: открытость, наблюдательность и объективность.

Эти три фундаментальных компонента как опоры штатива, помогающие зафиксировать направленный на сознание объектив. Без штатива картинка нашего сознания будет слишком динамичной и размытой, так что в череде прыгающих изображений и мимолетных чувств мы не разглядим мелкие детали. Однако когда объектив закреплен с помощью устойчивого штатива, отчетливо проступают детали, и мы начинаем видеть более полную и четкую картину. Это дает нам следующие преимущества: проницательность, понимание и, в конечном счете, мудрость.

Открытость подразумевает, что мы восприимчивы ко всему попадающему в наше поле осознанности и не цепляемся за предвзятые мнения о том, как должно быть. Мы отказываемся от своих ожиданий и воспринимаем вещи такими, какие они есть, вместо того чтобы пытаться изменить их согласно нашему вкусу. Открытость позволяет нам обнаруживать ограничивающие суждения и освобождать от них сознание.

Наблюдательность – это способность ощущать свое «я», даже когда мы чем-то заняты. Наблюдательность постепенно расширяет наш угол зрения. Она дает нам возможность видеть более полный контекст нашего существования и помогает отказаться от автоматического поведения и привычных реакций, почувствовать собственную роль в этих паттернах и найти способы изменить их.

Объективность не дает нашим идеям и чувствам получить контроль над нами. Это способность сознания помнить о том, что его текущая деятельность – мысли, чувства, воспоминания, убеждения и намерения – носит временный характер и не является полноправной частью нашей личности. Объективность позволяет развить в себе то, что иногда называют проницательностью. С ее помощью мы осознаём, что мысль или чувство – это всего лишь проявление умственной деятельности, а не абсолютная реальность. Одно из ее проявлений – метаосознанность, то есть умение осознавать нашу осознанность, а не растворяться в предмете, на котором мы сосредоточились. Это мощный навык, избавляющий нас от автоматических реакций. Мы более подробно изучим его в следующих главах.

Таким образом, суть рефлексии, неотъемлемой части майндсайта, состоит в том, что мы остаемся открытыми, наблюдательными и объективными по отношению к происходящему внутри у нас и у других людей. Если у штатива не будет хотя бы одной из этих трех опор, он потеряет устойчивость, и способность наблюдать за сознанием – своим или чужим – будет нарушена.

Выйдя в кафе из себя, я утратил восприимчивость и действовал необдуманно. Мои чувства взяли верх над осознанностью, подкорковый «шторм» ограничил интегративную функцию префронтальной коры, и мои поведенческие импульсы сработали на автопилоте.

Давайте рассмотрим более нейтральную ситуацию: когда мы слушаем музыку. Иногда бывает так, что мы просто слушаем музыку, растворяемся в ней, и нас уносит течением мелодии. Мы погружаемся в нее, и границы между нами и центром внимания – музыкой – размываются. Такое состояние потока бывает непередаваемо прекрасным. Но иногда нельзя допускать, чтобы состояние потока полностью захватило нас. В некотором роде я попал в поток гнева в отношении сына и утратил самосознание. Так что иногда нам абсолютно необходима способность размышлять, чтобы вытаскивать себя из ситуаций, подобных моей. Важно уметь отличать рефлексию, являющуюся частью майндсайта, от состояния потока. Если мы попытаемся еще раз просто пережить произошедшее, то еще раз активируем тот же поток реакций и снова испытаем нервный срыв.

Благодаря рефлексии мы можем наблюдать за собой открыто и объективно и относиться к потоку вышедших из-под контроля эмоций как к одному из аспектов нашей личности. Так мы воспитываем в себе способность справляться с интенсивными эмоциями, не растворяясь в них, и самовыражаться, не взрываясь.

Глупо отрицать, что в состоянии нервного срыва задействовать навыки рефлексии бывает довольно сложно. Но как только мы успокаиваемся, рефлексия помогает нам оглянуться назад и проанализировать произошедшее. Если мы научимся не отождествлять подобные события с собственной личностью, то сможем держать дистанцию и брать на себя ответственность за свои действия и чувства. Мы глубже взглянем на свой автопилот и спровоцированное им поведение, что, вероятно, позволит нам вести себя иначе в будущем.

 

Рефлексия и восстановление связи

После эпизода с блинчиками мы с дочкой восстановили связь, пока катались на роликах и разговаривали. Я извинился перед ней за то, что вышел из себя. Теперь мне оставалось только наладить связь с сыном.

Когда мы бесконтрольно злимся, нельзя ожидать, что наш собеседник скажет: «Расскажи-ка мне поподробнее о причинах гнева». Злоба порождает злобу, и, прежде чем пытаться исправить ситуацию, нужно остыть. Даже небольшой перерыв оказывается очень действенным. Если вы цените ваши отношения, важно проявить инициативу и сделать первый шаг на пути к примирению с другим человеком.

В особенности это касается родителей. Предполагается, что мы, родители, – более мудрые, добрые и зрелые, и даже если мы признаемся себе, что это не всегда так, по крайней мере нам нужно стремиться к этой цели. Кроме того, умение не ругать себя слишком долго помогает преодолеть стыд и чувство вины. Доброе отношение к самому себе способствует принятию необходимых мер для исправления ситуации и восстановления связи. Оно также содействует моральной подготовке к потенциальному отпору, встречающемуся довольно часто, когда мы приходим мириться. Без этой подготовки мы можем снова оказаться в расстроенных чувствах, тем самым усилив непонимание, которое мы, наоборот, пытаемся преодолеть.

Прежде чем устанавливать связь с другими, нужно убедиться, что мы восстановили связь с собой. Мне для этого потребовалось напомнить себе о важнейшем компоненте умственной деятельности – умении анализировать чувства и мысли. В суете повседневной жизни мы часто забываем, что иногда важно сосредоточиться на внутренней жизни сознания.

Анализируя эпизод с блинчиками, я спросил себя: какие физические ощущения и эмоции я испытывал? Какие образы были у меня перед глазами? Какие мысли были тогда и какие – сейчас? В состоянии нервного срыва я остро чувствовал напряжение в теле и учащенное сердцебиение, у меня перед глазами стояла картина ссорящихся детей, я испытывал злобу и раздражение, а мысли крутились вокруг того, как сын должен был себя вести. Сейчас я мог посмотреть на все это издалека, с открытостью, объективностью и наблюдательностью, утраченными в тот момент. Мне удалось рассмотреть и более глубокие проблемы, спровоцировавшие мой срыв.

Опять же, я мог бы продолжать корить себя и повторять: «Что с тобой, Дэн? Ты изучал это много лет, написал несколько книг… Почему ты не можешь держать себя в руках?» Однако рефлексия требует настроенности на собственную волну, которая дает поддержку и доброту, а не осуждает и не унижает. Рефлексия – это психическое состояние, основанное на сочувствии. Самоуничижение не поможет найти выход из сложной ситуации и контролировать свои негативные эмоции в дальнейшем.

То, что я оказался во власти злобы и раздражения в тот день, произошло в результате временного отключения моей медиальной префронтальной коры: она практически утратила девять своих функций. Мой мозг потерял равновесие и координацию. Нижняя лимбическая доля, ствол и тело получили контроль над ситуацией, пользуясь тем, что кора, обычно проявляющая эмпатию, гибкость и благоразумие, отключилась. Как только я начал остывать, интегративная функция стала восстанавливаться.

Разобравшись с развитием событий, спровоцировавших и подпитывающих мой гнев, я проанализировал свое сознание и почувствовал тот момент, когда мой мозг был достаточно интегрирован, чтобы вести диалог с сыном.

Вместе с возвращением префронтальной коры к работе вернулась и эмпатия, и я сосредоточился на восстановлении разорванной связи с сыном.

 

На пути к восстановлению связи

Когда я наконец остыл, после разговоров, катания на роликах и размышлений, я пошел в комнату к сыну и спросил, можем ли мы поговорить. Я признался, что погорячился и что нам было бы полезно обсудить этот инцидент. Ему казалось, что я слишком защищал его сестру, и он, конечно, был прав. И хотя неловкость за иррациональное поведение побуждала меня оправдать свою реакцию, я просто молчал (наблюдательность). Я разглядел, что эта потребность и сопровождавшие ее ощущения были одним из проявлений деятельности моего сознания, но вовсе не определяли меня как личность. Мне не нужно было говорить только потому, что я испытывал в этом нужду. Мой сын добавил, что я вышел из себя совершенно зря, потому что на самом деле ничего плохого он не сделал. И в этом он тоже был прав. Тут я опять почувствовал защитную реакцию и желание прочитать ему лекцию о том, что надо делиться. Но я напомнил себе, что нужно продолжать анализировать ситуацию и сосредоточиться на том, что испытал мой сын, а не я. Главная установка была в том, чтобы не судить, кто был прав, а принять точку зрения сына (открытость). Вы, наверное, представляете, что для этого требуется майндсайт. Я был очень благодарен своей префронтальной коре за то, что она снова включилась в работу.

К тому моменту я уже успел проанализировать, что произошло со мной в кафе. Меня захватили мои остаточные психологические проблемы, и я перестал четко видеть ситуацию. Теперь я просто мог слушать, и мой сын продолжил, не особенно нуждаясь в инструкциях, излагать свою точку зрения. Позже я сказал ему, что во время эпизода с блинчиками я действительно встал на сторону его сестры, что было неправильно, и я понимал, каким несправедливым это ему показалось и что мой срыв выглядел совершенно нерациональным, потому что на самом деле таковым он и являлся. В качестве объяснения – но никак не оправдания – я описал сыну, как увидел в нем своего старшего брата. Так мы оба смогли лучше разобраться в этой истории. Хотя я, наверное, выглядел нелепо в его подростковом сознании, я чувствовал, что он увидел мою глубокую преданность нашим отношениям и искреннее желание помириться. Мой майндсайт вернулся, и наши сознания воссоединились, а наши отношения вернулись в норму.

Ключом к нашему с сыном аналитическому диалогу было сохранение трех компонентов: открытости, наблюдательности и объективности. Каждый из них способствует мощному процессу исцеления после сбоя в отношениях и является неотъемлемой частью той доброты, которую нам необходимо проявлять после таких случаев.

Когда я вспоминаю события того дня, я еще раз понимаю, сколько слоев представления о чем-либо содержится у нас в мозге и насколько быстро старые, возможно даже забытые воспоминания могут всплыть на поверхность и получить контроль над нашим поведением. Эти ассоциации иногда заставляют нас действовать на автопилоте. Во время блинной драмы тема утраты детского контакта с братом была больным местом, источником остаточных эмоциональных проблем. Этот инцидент помог мне осознать, что нужно было глубже их проанализировать. Понаблюдав за своим сознанием, я использовал размышления о конфликте, чтобы лучше понять свой детский опыт. Так самые проблемные моменты нашей жизни позволяют нам глубже понять себя и свои отношения с другими.

Один мой мудрый профессор однажды произнес золотые слова: «Поиск воспоминаний и смыслов не заканчивается до тех пор, пока не заканчивается жизнь». Даже если мы способны понять что-то умом и проанализировать собственные поступки, мы все равно ошибаемся, все равно остаемся людьми, и нам все равно нужно тренировать майндсайт. Тот день с блинчиками, криками, роликами и прозрениями стал важной частью нашей семейной истории. Процесс примирения после конфликта помог всем нам не только наладить контакт, но и глубже понять себя. Майндсайт позволил нам сохранить в качестве основных ценностей честность и скромность, а не какие-то заведомо ложные идеи совершенства и неуязвимости. Все мы люди, и способность ясно видеть собственное сознание дает нам почувствовать эту человечность в самих себя и внутри других.

МОЗГ: ИНСТРУКЦИЯ ПОЛЬЗОВАТЕЛЯ

Коротко о нейропластичности

Иногда мысли о мозге просто не укладываются у нас в голове. Головной мозг человека содержит больше сотни миллиардов взаимосвязанных нейронов, сосредоточенных в небольшой черепной коробке, поэтому он одновременно очень плотный и очень сложный. При этом каждый среднестатистический нейрон в нашем мозге имеет до десяти тысяч связей, или синапсов, связывающих его с другими нейронами. Только в части нервной системы, заключенной в черепе, находятся сотни триллионов соединений, вплетающих различные кластеры нейронов в огромную паутину. Нам не хватило бы жизни, чтобы посчитать каждую из этих синаптических связей.

Учитывая число синаптических соединений, вероятный потенциал различных состояний активации (количество паттернов импульсов активации и дезактивации) оценивается примерно в десять в миллионной степени. Предполагается, что это число больше количества атомов в известной нам вселенной. Оно также намного превышает нашу способность ощутить в рамках одной жизни даже небольшой процент этих паттернов. Как сказал один нейробиолог: «Мозг настолько сложно устроен, что он поражает свое собственное воображение». Эта сложность порождает практически бесконечное количество вариантов того, как мозг может использовать паттерны импульсов для формирования самого себя. Зацикливаясь на том или ином паттерне, мы ограничиваем свой потенциал.

Когда мы смотрим, как на компьютерном томографе возникают очаги активности в то время, как находящийся в нем человек выполняет определенное задание, мы ищем эти самые паттерны импульсов. Томографы чаще всего измеряют приток крови, и, поскольку некоторые виды нейронной активности повышают потребность в кислороде, приток крови к определенному участку мозга подразумевает активизацию нейронов в нем. По результатам исследований эта предполагаемая спонтанная активность нейронов коррелирует с конкретными психическими функциями: концентрацией внимания, припоминанием прошедшего события или болевыми ощущениями.

Нетрудно догадаться, как выглядела бы томограмма моего мозга, когда я вышел из себя в эпизоде с блинчиками: выраженная активность в лимбической доле, повышенный приток крови к раздраженному миндалевидному телу и сниженный приток крови к префронтальным участкам коры по мере того, как они отключались. Иногда, как случилось со мной в тот день, неконтролируемая активность мозга управляет нашими чувствами и ощущениями от происходящего и нашими реакциями. Как только моя префронтальная кора отключилась, паттерны импульсов со всех подкорковых участков стали доминировать над моим внутренним опытом и взаимодействием с детьми. Однако верно и то, что, пытаясь удержать себя в руках, мы можем использовать силу нашего сознания, чтобы изменить паттерны импульсов в мозге и тем самым изменить свои чувства, ощущения и реакции.

Один из ключевых практических уроков современной нейронауки состоит в том, что умение направлять свое внимание позволяет формировать паттерны импульсов, а также саму архитектуру нашего мозга.

По мере того как вы будете ближе знакомиться с участками мозга, о которых я рассказал в первом разделе «Мозг: инструкция пользователя», вам будет легче понять, как сознание использует паттерны импульсов на этих участках, выстраивая само себя. Нелишним будет повторить, что, хотя физические свойства активации нейронов коррелируют с субъективным опытом, который мы называем умственной деятельностью, никто не знает точно, как именно это происходит. Однако запомните: умственная деятельность стимулирует мозговые импульсы в той же степени, в которой мозговые импульсы порождают умственную деятельность.

Когда вы добровольно решаете сосредоточиться на чем-то, например вспомнить, как выглядел мост в вашем городе прошлой осенью в туманный день, ваше сознание активирует зрительные центры в задней части коры. С другой стороны, если бы вам делали операцию на мозге, хирург мог бы простимулировать активность в задней части коры при помощи электрода, и в вашем сознании тоже возникла бы некая картинка. Стрелки причины и следствия между мозгом и сознанием указывают в оба направления.

Помнить об устройстве мозга – то же самое, что знать, как правильно делать физические упражнения. Во время тренировок нам нужно координировать и уравновешивать различные группы мышц, чтобы держать себя в форме. Аналогично мы в силах нацелить свое сознание на наращивание конкретных «групп мышц» в мозге, усиливая взаимосвязи между ними, образуя новые нейронные пути и связывая их новыми полезными способами. Конечно, в нашем мозге нет никаких мышц, а есть кластеры нейронов, формирующие различные группы, которые мы называем ядрами, частями, областями, зонами, участками, путями или полушариями. Подобно тому, как мы можем сознательно активировать мышцы, напрягая их, мы можем «напрягать» и нейронные пути, концентрируя внимание, и тем самым стимулировать активацию в этих группах. Использование майндсайта для концентрации внимания теми способами, которые задействуют нейронные пути, – это своеобразная форма «гигиены мозга».

 

Связь нейронов

Обменивающиеся импульсами нейроны связываются вместе. Но давайте разложим это утверждение по полочкам. Когда мы испытываем что-то, наши нейроны активируются. Это значит, что поток ионов движется по длинному отростку нейрона, аксону, к его защитной мембране и обратно, то есть работает примерно как электрический ток. На дальнем конце аксона электрический ток вызывает выброс химического нейромедиатора в небольшую синаптическую щель, которая соединяет активный нейрон со следующим, постсинаптическим нейроном. Выброс химического вещества активирует или дезактивирует следующий нейрон. При определенных условиях активация нейронов может привести к усилению синаптических связей. К этим условиям относятся повторение, эмоциональное возбуждение, новизна и тщательная концентрация внимания. Укрепление синапсов между нейронами позволяет нам учиться на опыте. Эта способность обусловлена тем, что с момента нашего пребывания в утробе матери, а потом в детстве и в юности базовая архитектура мозга не прекращает формироваться.

В процессе созревания плода мозг формируется снизу вверх, и ствол появляется самым первым. К моменту рождения ребенка лимбические доли у него уже частично развиты, но у нейронов коры пока отсутствуют многочисленные связи друг с другом. Такая незрелость – отсутствие соединений внутри различных участков мозга и между ними – делает нас восприимчивыми к новому опыту, что очень важно для обучения.

Огромное количество синапсов появляется в первые годы жизни. Эти соединения формируются генами, случайностью, а также опытом; при этом некоторые аспекты нашей личности меньше подвержены влиянию опыта, чем другие. Наш темперамент, например, мало зависит от опыта, он в большей степени определяется генами и случайностью. У нас может сформироваться интерес ко всему новому, и нам будет нравиться исследовать неизвестное, или же мы будем робеть в непривычных ситуациях, и нам понадобится подготовка, чтобы преодолеть изначальную стеснительность. Такие нейронные особенности закладываются еще до рождения и впоследствии напрямую обусловливают наши реакции на окружающую действительность и на то, как другие реагируют на нас.

С первых дней жизни наш незрелый мозг также напрямую формируется в процессе взаимодействия с миром, особенно при общении с людьми. Наш опыт стимулирует активность нейронов и формирует зарождающиеся синаптические связи. Именно так опыт изменяет структуру самого мозга и может в конечном итоге даже повлиять на наш сложившийся темперамент.

По мере того как мы растем и взрослеем, сложное переплетение генов, случайности и опыта формирует в нашем мозге то, что мы привыкли называть личностью со всеми ее привычками, симпатиями, антипатиями и паттернами реакций. Если у вас был положительный опыт общения с собаками и они вам всегда нравились, вы, скорее всего, испытаете удовольствие и радость, когда новая собака соседей побежит в вашу сторону. Но если когда-то собака вас сильно укусила, паттерн ваших импульсов вызовет страх и панику, и все ваше тело попытается уклониться от собаки. Если в дополнение к отрицательному опыту с собаками вас еще и очень легко испугать, такая встреча спровоцирует еще больший страх. Однако какими бы ни были ваш опыт и темперамент, их можно изменить. Осознанная концентрация внимания – это форма самоуправляемого опыта: она стимулирует новые паттерны импульсов, помогая создавать новые синаптические связи, и тем самым позволяет, например, преодолеть укрепившуюся ассоциацию собаки со страхом.

Вероятно, вы задаетесь вопросом: «Каким образом опыт и умственная деятельность – концентрация внимания – влияет на структуру мозга?» Как мы уже убедились, опыт означает проявление нейронной активности. Когда нейроны активизируются вместе, гены в их ядрах – главных центрах управления – тоже активизируются, и происходит экспрессия генов, то есть процесс выработки определенных белков. Белки впоследствии позволяют заново создавать синаптические связи или усиливают имеющиеся. Опыт стимулирует выработку миелина – липидной оболочки вокруг аксонов, – в результате чего скорость проведения сигнала по нейрону увеличивается в сотни раз. И, как мы теперь знаем, опыт способен стимулировать нейронные стволовые клетки к видоизменению в совершенно новые нейроны. Нейрогенез наряду с формированием синапсов и выработкой миелина может быть реакцией на опыт. Как говорилось ранее, способность мозга к изменению называется нейропластичностью. Сейчас мы начинаем понимать, как тщательная концентрация внимания усиливает нейропластичность, стимулируя выработку нейрохимических веществ, способствующих структурному росту синаптических связей среди активированных нейронов.

А вот информация о еще одном недостающем кусочке головоломки. Исследователи установили, что ранний опыт меняет долгосрочное регулирование генетических механизмов внутри ядер нейронов в ходе процесса, известного как эпигенез {7} . Если ранний опыт положителен, то химический контроль над экспрессией генов в конкретных областях мозга может изменить регулирование нашей нервной системы так, чтобы усилить эмоциональную устойчивость. Однако если ранний опыт был отрицательным, то изменения регуляции генной активности, влияющей на стрессовые реакции, ослабляют устойчивость у детей и снижают их способность адаптироваться к стрессам в будущем. Данные о результатах эпигенеза в науке будут по-прежнему иметь сенсационный статус, ведь они напрямую связаны с пониманием влияния опыта на личность.

Итак, опыт провоцирует многократную активацию нейронов, что приводит к генной экспрессии, выработке белков и изменениях как в генетическом регулировании нейронов, так и в структурных соединениях мозга. Дальше вы увидите, что, когда мы концентрируем внимание определенным образом, мы создаем паттерны импульсов, позволяющие ранее разделенным участкам мозга соединиться и интегрироваться. Синаптические связи усиливаются, мозг становится более взаимосвязанным, а сознание – более адаптивным.

 

Мозг в теле

Важно помнить, что деятельность органа, который мы называем мозгом, сосредоточена не только в голове. Например, как я уже писал в первой главе, в сердце сосредоточена разветвленная система нервов, которая обрабатывает сложную информацию и передает ее выше, к мозгу. То же делает желудочно-кишечный тракт и другие основные системы органов. Распределение нервных клеток по телу начинается на самом раннем этапе развития плода в утробе матери, когда клетки, формирующие внешний слой эмбриона, сворачиваются внутрь и образуют прототип нашего спинного мозга. Затем кластеры этих блуждающих клеток собираются на одном конце спинного мозга и в конечном счете образуют головной мозг. Однако есть и другой тип нервной ткани, тесно вплетенный в нашу мускулатуру, кожу, сердце, легкие и желудочно-кишечный тракт. Некоторые из нейронных продолжений образуют часть нервной системы, помогающей сбалансированной работе тела независимо от того, бодрствуем мы или спим, – ее называют автономной. Другие нейронные пути формируют парасимпатическую часть нервной системы, которая дает нам возможность сознательно двигать конечностями и контролировать дыхание. Простое присоединение сенсорных нервов от периферии к спинному мозгу и затем вверх через различные слои головного мозга позволяет сигналам из внешнего мира достигать коры, в результате чего мы способны осознавать их. Эта информация попадает к нам через пять органов чувств, за счет которых мы, в частности, постигаем окружающий мир.

Нейронные сети, проходящие внутри тела, включая те, что окружают полые органы – желудочно-кишечный тракт и сердце, – посылают сложные сенсорные импульсы в наш головной мозг. Эти данные составляют основу висцеральных (внутренних) карт, благодаря которым мы чувствуем нутром или сердцем. Сигналы, поступающие от тела, являются важнейшим источником интуиции и сильно влияют на нашу интеллектуальную деятельность и на осмысление своей жизни.

Другая поступающая от тела информация основана на действии молекул, называемых гормонами. Гормоны вместе с химическими элементами из пищи попадают в кровь и напрямую воздействуют на сигналы, идущие по нейронным сетям (известно, что даже наша иммунная система взаимодействует с нервной системой). Многие эти воздействия, в свою очередь, влияют на нейромедиаторы, управляющие синапсами. Эти химические «посланники» существуют в разнообразных формах, и некоторые из них – такие как допамин и серотонин – известны отчасти благодаря рекламе фармацевтических компаний. Эти вещества оказывают конкретное и весьма сложное воздействие на различные области нашей нервной системы. Так, например, допамин участвует в подкрепляющих системах мозга; определенные вещества или типы поведения вызывают привыкание, потому что они стимулируют выработку допамина. Серотонин сглаживает тревожность, депрессию и перепады настроения. Еще одним химическим «посланником» является окситоцин, вырабатывающийся, когда мы чувствуем близость или привязанность к другому человеку.

В этой книге я использую общий термин «мозг», чтобы объединить все удивительно сложные процессы в нашем теле: переплетения химической среды с нервной тканью, расположенной у нас в голове. Я имею в виду тот самый мозг, который одновременно формирует наше сознание и который формируется нашим сознанием. Тот самый мозг, являющийся одной из вершин треугольника благополучия, имеет огромное значение для майндсайта. Я рассматриваю мозг как функционирующую в теле систему, не ограниченную черепом, в который он заключен. Такой подход поможет нам действительно разобраться в замысловатых связях мозга, сознания и наших отношений с другими. Мы также сможем использовать потенциал нейропластичности, чтобы «отремонтировать» поврежденные соединения и создать новые паттерны, которые позволят нам получать больше удовольствия от нашей повседневной жизни.

 

Когда мы утрачиваем способность наблюдать за своим сознанием, наша жизнь тускнеет. Оказываясь в культуре, где нет места майндсайту, мы «застреваем» в физической сфере и не видим внутреннюю реальность нашей жизни. Если лидеры этой культуры лишены способности анализировать свое сознание, то молодые люди, растущие в таких условиях, будут находиться в мире, в котором слепой водит слепца. В этой главе я хотел бы поделиться с вами опытом студента, попавшего в подобный мир. Это история о том, как я познакомился с культурой современной медицины.

Я впервые посетил Гарвардскую медицинскую школу серым и холодным зимним днем. Для молодого человека из Южной Калифорнии эта мрачность только добавляла авторитетности огромным каменным зданиям. Строгий и требовательный, Гарвард представлялся мне высокой горой, которую хотелось покорить.

Первые два года обучения мне то и дело объявляли выговоры за одну особенность: я тратил время на изучение жизненных историй пациентов и во время разговоров с ними интересовался их чувствами. Я помню один отчет, который составил для моей наставницы по клинической практике. Шестнадцатилетний подросток афроамериканского происхождения находился в глубокой депрессии из-за диагноза «серповидноклеточная анемия». Беседуя с ним, я выяснил, что четыре года назад его старший брат с тем же самым диагнозом умер после долгой и мучительной болезни. Почему-то никто не объяснил моему пациенту, что его перспективы были гораздо оптимистичнее, потому что диагноз ему поставили раньше, чем брату, к тому же методы лечения с тех пор успели усовершенствовать. Вместе мы смогли описать словами пережитые его братом ужасы, которые все еще стояли перед глазами у моего пациента. Мы создали более обнадеживающую картину его перспектив.

Моя наставница была специалистом по заболеваниям желудочно-кишечного тракта. «Дэниел, – сказала она, наклонив голову набок, как будто разговаривая c растерянным человеком, – ты хочешь стать психиатром?»

«Нет, – ответил я. – Я еще только на втором курсе и понятия не имею, кем хочу стать». На самом деле я подумывал о том, чтобы пойти в педиатрию, потому что мне нравилось работать с детьми, но я не собирался сообщать ей об этом.

«Дэниел, – сказала она, наклонив голову в другую сторону, – может быть, твой отец психиатр?»

«Нет, – возразил я, – он инженер».

Но и этот ответ, казалось, ее не удовлетворил: «Знаешь, все эти вопросы, которые ты задаешь пациентам о том, что они чувствуют, об их жизни, – это ведь удел сотрудников социальной службы, а не врачей. Если тебе хочется спрашивать об этом людей, почему бы просто не стать сотрудником социальной службы? Если ты хочешь быть настоящим врачом, не отвлекайся от физиологии».

Моя наставница давала понять, что ей были интересны только результаты осмотра пациента, но на самом деле она также старалась навязать мне мировоззрение, и в этом была не одинока. В то время вся медицинская система строилась почти исключительно на фактах и болезнях. Возможно, таким образом мои учителя справлялись с непосильными эмоциями от того, что каждый день сталкивались с болезнью и смертью и временами чувствовали себя бессильными, некомпетентными или не контролирующими ситуацию. Но мне их методы представлялись безрассудными и неправильными. Чувства и мысли пациентов, их надежды, мечты и страхи, истории их жизни казались мне такими же реальными и важными, как их почки, печень или сердце. Однако в то время не было никого – и не было такой науки, – кто указал бы мне другой путь.

Чтобы выжить в те первые годы медицинского внушения, мне пришлось подыгрывать. Я был молод, и мне хотелось понравиться преподавателям, поэтому я старался влиться в систему. Я уверен, что были другие студенты и профессора, разделяющие мой подход, но я не мог их найти. Я даже попытался вступить в женскую организацию студентов-медиков, мотивируя это тем, что мне тоже были нужны гуманные ролевые модели, но мне сказали, что мужчины меняют динамику группы, и вежливо, но твердо попросили больше не приходить.

На втором курсе я попал на клиническую практику в Центральную больницу штата Массачусетс. Некоторые наши занятия проходили в амфитеатре, где больше ста лет назад впервые в современной медицине была использована анестезия. Я помню, как смотрел на купол и сквозь него на небо, а потом вниз, на дальнюю стену, где на виду у всех студентов висела картина, изображающая первую хирургическую процедуру. На ней был нарисован пациент, лежащий на столе, не чувствующий ничего внутри и не знающий о людях в черных сюртуках, которые собрались вокруг него. Эту аудиторию называли «Эфирным куполом», и я тоже чувствовал себя так, как будто меня усыпляли эфиром: я был отключен от собственного внутреннего мира и быстро терял сознание. Даже мое тело постепенно немело. Я помню, как принимал душ и ничего не ощущал. Я перестал ходить на бесплатные танцы по средам, которые проходили в церкви через реку, хотя раньше мне там очень нравилось. Я казался себе потерянным и мертвым.

Не совсем понимая причины собственного разочарования, я позвонил руководителю отдела по работе со студентами и сообщил, что ухожу из университета. Она доброжелательно выслушала меня, и на ее вопрос о причинах я ответил, что точно не уверен. Я сказал себе, что мне нужно уйти, чтобы «найти свой путь»; на самом же деле мне нужно было найти свое сознание. Руководитель убедила меня вместо этого взять академический отпуск и попросила написать «заявку на исследование», чтобы как-то оправдать его. Я написал, что собираюсь провести «исследование того, кто я такой». К счастью, заказчик нашелся сразу же – я сам.

Благодаря этому «исследованию» я совершил путешествие по всему континенту: от Новой Англии до Британской Колумбии и Южной Калифорнии. Я попробовал себя в нескольких областях, включая профессиональные танцы и хореографию, плотницкое дело и (почти) ловлю лосося. Теперь мне кажется, что исследование молекулярных механизмов, которые использует лосось для миграции из пресной воды в соленую, символизировало мой глубокий интерес к развитию и изменению людей.

На острове Ванкувер, расположенном на западном побережье Британской Колумбии в Тихом океане, я встретил человека, который работал на рыбацких лодках. Рыбная ловля, как он мне объяснил, состояла в том, чтобы вставать в три ночи, часами перегибаться через борт ледяной лодки, изнывая от боли в спине, выбрасывать рыболовные крючки и вытаскивать их, пока не искалечишь руки. Потом он объявил, что прекращает это и возвращается в магистратуру по психологии.

По завершении этой встречи я отправился в свой родной город, где восстановил связь с друзьями и семьей и помогал бабушке во время болезни дедушки и после его смерти. В конце концов я получил работу в съемочной группе документалистов, которые снимали программу театральных и танцевальных постановок в Калифорнийском университете. Они попросили меня помочь им с исследовательским проектом о левом и правом полушариях мозга. Это было именно то, что нужно! Я постоянно думал о сознании, о нашей жизни и о том, что делает нас теми, кто мы есть. Это был путь, по которому я желал пойти. Я подумал, что, может быть, все же стану психиатром, и почувствовал, что готов вернуться в Гарвард. Тем не менее я был намерен сохранить – каким-то образом – связь с собой и с другими, которую построил в течение того последнего года.

 

Нет времени для слез

Кульминацией моего третьего года обучения на медицинском факультете стала важная практика по терапевтической медицине. Считалось, что ее результаты определяют твое профессиональное будущее. Я был на лекции, когда врач-ординатор, у которой я был подопечным и которая была всего на несколько лет старше меня, вошла в аудиторию со слезами на глазах и шепотом сказала, что пациент по фамилии Квинн, лечением которого я занимался, только что умер. Мы вместе пошли в его палату и долго стояли у постели. Он был бывшим моряком, имел весьма вспыльчивый характер и лицо, загрубевшее от многих лет, проведенных в море. Обычно я сидел с ним после долгого дня в больнице и слушал, как он рассказывает, что чувствует приближающуюся смерть.

В тот день у меня была назначена встреча с главным лечащим врачом для обсуждения моей работы за первую половину ротации. Он был высоким и довольно импозантным онкологом с черной бородой. По его словам, я хорошо справлялся с практикой, за исключением одной вещи: этим утром я ушел с обхода. Я объяснил, что мы с ординатором хотели дождаться санитаров, которые должны были забрать тело Квинна. На это главврач сказал то, чего я никогда не забуду: «Дэниел, тебе необходимо понять: ты здесь, чтобы учиться. Нужно справляться со своими чувствами – пациенты просто умирают. У нас нет времени для слез. Хороший доктор имеет дело только с фактами».

Нет времени для слез. Неужели такому искусству медицины я должен был учиться?

На следующий день я пришел в бывшую палату Квинна и увидел одного из моих любимых преподавателей. Он улыбнулся: «Ну, это может случиться с каждым». У него развился острый лейкоз, и я начинал готовить его к пересадке костного мозга. Я почувствовал, как у меня напряглось лицо: вначале из-за слез, которые я сдержал, потом от страха, который я не имел права чувствовать, а затем от непреклонной решимости. Я приказал сознанию преодолеть страх и грусть и сосредоточиться на необходимом. Я собрал анализы, аккуратно провел химиотерапию, пристально наблюдал за побочными эффектами и состоянием моего преподавателя/пациента. Я пошел в библиотеку и нашел все возможные исследования о конкретной форме лейкоза, лечении и прогнозе. Потом я представил эту информацию однокурсникам, ординаторам и руководящим нашей практикой врачам. С ними я обсуждал подробности данного случая: только факты, никаких чувств. Я старался не тратить много времени на разговоры с пациентом. Он был больным, а я – врачом. О чем можно было говорить?

Позвольте мне прояснить: намеренный и краткосрочный, ориентированный на факты подход в определенных ситуациях бывает полезным. Ключевым здесь является слово «временный» – такой подход не должен войти в привычку, его необходимо применять целенаправленно, в момент, требующий острого ума и эффективных действий. Умение отделять одно от другого – непростая форма умственной тренировки. Если вы пациент, то в операционной вы хотите видеть уверенного и спокойного, а не заплаканного врача. Даже будучи родителями, в критической ситуации мы должны сосредоточиться на конкретной проблеме. Майндсайт позволяет понять, что в подобных случаях расстраиваться – не лучшая тактика. Однако майндсайт также помогает прислушиваться к происходящему внутри нас, признавать весь спектр наших чувств и настраиваться на волну других людей.

По окончании практики я получил заветную оценку «отлично». Но я ничего не ощущал.

 

Определение сознания

Двадцать пять лет прошло с того момента, как я решил бросить университет, и я снова оказался в аудитории «Эфирный купол», правда, при других обстоятельствах. Я все-таки стал педиатром и психиатром, и меня пригласили туда прочитать лекцию о важности эмоций и жизненных историй пациентов в лечении. Меня сопровождал пятнадцатилетний сын, и я испытывал чувства благодарности, облегчения и признательности.

За последнюю четверть века наука многое прояснила о нас. Мы уверены, что сознание, хотя оно и не видно глазу, однозначно реально. Гарвардский медицинский факультет изменился, и многие программы теперь уделяют внимание эмпатии и избавлению от стресса и подчеркивают, как важно видеть в пациенте прежде всего человека.

Педиатрия, психиатрия и психология позволили мне глубоко анализировать вопросы сознания. Благодаря научно-исследовательской стипендии я изучал привязанности, память и нарратив и исследовал развитие сознания в условиях семьи, а затем стал преподавателем в области психического здоровья.

Под «Эфирным куполом» я читал лекцию о природе сознания и о том, как важно заглядывать в него. В самом начале я попросил поднять руки тех, кто за время обучения посетил курс о сознании или психическом здоровье. Этих людей можно было пересчитать по пальцам. Я побывал в лекционных залах во многих странах на четырех континентах, и статистика везде получалась одинаковой: лишь от 2 до 5 % специалистов, работающих в этих сферах, были хотя бы на одной лекции, определяющей основу их специальности. Как и во время моей учебы, у них основное внимание уделялось психическим заболеваниям, симптомам и методам лечения. Да, мир полон душевной боли, и мы, безусловно, помогаем людям уменьшить ее. Но слишком часто мы делаем это без четкого видения собственной цели, не задумываясь, что представляет собой здоровое сознание. Я обнаружил, что в других областях исследования умственных процессов также проводились без определения объекта изучения – сознания.

Сейчас я использую определение, появившееся в процессе работы уникальной межфакультетской группы по изучению мозга и сознания, которую я создал в 1992 году в Калифорнийском университете. Я привлек сорок специалистов из различных областей, включая лингвистику, информатику, генетику, математику, нейронауки, социологию, возрастную и экспериментальную психологию. Это было в самом начале Десятилетия мозга, так что мы с нетерпением принялись за изучение связи физической природы мозга с субъективностью сознания.

Однако вскоре выяснилось, что каждая дисциплина имеет собственное видение реальности. Все с легкостью соглашались, что мозг состоит из набора нейронов, находящихся в черепе и связанных с остальным телом, но у нас не было единства в понимании сознания и общих терминов для его обсуждения. Программисты называли его операционной системой. Нейробиологи утверждали, что сознание – это лишь активность мозга. Антропологи говорили об общих социальных процессах, передаваемых из поколения в поколение. Психологи считали, что сознание – это наши мысли и чувства. В итоге пришлось создать приемлемое рабочее определение сознания, прежде чем приступать к работе над нашей фундаментальной темой. Я предложил следующую формулировку, с которой согласились все члены группы:

«Человеческое сознание – это воплощенный в теле, проявляющийся там, где возникают отношения между отдельными элементами процесс, регулирующий поток энергии и информации».

Давайте подробнее разберемся в элементах этого рабочего определения. Я начну с конца и буду двигаться к началу.

 

Сознание – это поток энергии и информации

Энергия – это способность выполнять действие, например двигать конечностями или формировать мысли. Физика исследует ее различные виды. Мы чувствуем излучаемую энергию, сидя на солнце, кинетическую – гуляя по пляжу или плавая, и энергию мозга, когда думаем, разговариваем, слушаем или читаем.

Информация символизирует нечто отличное от нее самой. Слова, которые вы читаете или слышите, представляют собой единицы информации. Однако закорючки, которые вы видите на странице, не являются значением слов, а слова, которые вы слышите, – это просто звуковые волны, сотрясающие молекулы воздуха на определенных частотах. И наоборот: камень сам по себе не заключает в себе никакой информации. Но он имеет некие характеристики: мы можем взвесить его, определить его цвет, фактуру и химический состав. Мы способны предположить, в какую геологическую эпоху он сформировался и благодаря каким силам. Однако создает эту информацию наше сознание, и до тех пор, пока мы не задумаемся над историей камня или не заговорим о нем с другим человеком, камень останется просто камнем. С другой стороны, слово «камень» – это единица информации. Даже сама идея камня имеет значение, которое, однако, создается сознанием, а не самим камнем.

Энергия и информация идут рука об руку в в нашем сознании. Мы напрямую испытываем некое ощущение в определенный момент: например, пустоту в желудке, когда мы голодны, или прилив эмоций, если расстроены. Мозг создает схемы этих наполненных энергией чувств. Мы знаем: урчание в животе означает, что нам нужно поесть, но мы можем взглянуть на часы и убедить себя подождать еще полчаса до обеда. Мы в силах интерпретировать значение эмоции: понять внезапную грусть и одиночество как ответ на утрату любимого человека и затем мотивировать себя попросить поддержки у близких. Так наше сознание порождает информацию из потока энергии, а информация затем дает нам возможность использовать энергию новыми и наиболее подходящими для нас способами.

Я уже представлял термин «репрезентация» для объяснения информации (см. ). Репрезентации собственных эмоций помогают нам «вознестись» над происходящим, чтобы эффективнее отреагировать на определенную ситуацию.

Знание того, что наше сознание регулирует поток энергии и информации, позволяет чувствовать реальность этих форм ментального опыта, не поддаваться им, а действовать с их учетом.

Энергия и информация меняются во времени, и мы, наблюдая за их динамикой, можем повлиять на развертывание паттернов. Регулирующие процессы мозга создают новые паттерны энергетического и информационного потока, которые мы затем продолжаем отслеживать и модифицировать – это является самой сутью субъективного ощущения жизни.

 

Сознание как регулирующий процесс: отслеживание и модификация

Рассмотрим пример – вождение автомобиля. Чтобы управлять машиной, нужно осознавать ее положение в пространстве и движение, а также иметь возможность влиять на него. Если вы держите руки на руле, но ваши глаза закрыты (или читают SMS), вы по-прежнему заставляете автомобиль двигаться, но не ведете его, потому что «вести автомобиль» означает регулировать его движение. Если вы сидите на заднем сиденье с открытыми глазами, вы можете отслеживать движение машины (и отпускать комментарии, как делает один из моих родственников), но никак не способны повлиять на само движение (как бы вы ни пытались, уж извините).

Ваше сознание отслеживает и модифицирует течение во времени двух элементов: энергии и информации. Сознание наблюдает за потоком информации и энергии и затем формирует характеристики, паттерны и направление потока.

Сознание каждого из нас уникально и включает мысли, чувства, впечатления, воспоминания, убеждения и точки зрения, а также неповторимый набор регулирующих паттернов. Последние образуют течение энергии и информации, а мы можем научиться создавать сами паттерны, изменять структуру сознания и мозга. Однако сначала нужно увидеть собственное сознание.

 

Универсальное определение сознания

Вот мы и добрались до начала определения. Проявление в теле сознания означает, что регулирование энергетического и информационного потоков частично происходит в самом теле: не только в нейронных путях и синапсах мозга внутри черепной коробки, но также в разветвленной нервной системе всего организма, включая сердце, желудочно-кишечный тракт и даже иммунную систему.

Наконец, сознание представляет собой процесс, построенный на отношениях между элементами. Обмен энергией и информацией происходит между людьми, и мы отслеживаем и модифицируем такие потоки в ходе двустороннего процесса. Это происходит прямо сейчас между мной и вами через текст, который я написал, а вы читаете. Единицы информации, то есть слова, напечатанные в книге, поступают из моего сознания в ваше. Если бы мы сидели в одной комнате, то обменивались бы вербальными и невербальными сигналами: словами, взглядами, выражением лица, тоном голоса, позами и жестами. Кроме того, наше сознание формируется в том числе, в рамках отношений с самими собой.

Предложенная мной формулировка послужила основой как для нашей междисциплинарной группы, так и для исследования других измерений сознания.

 

Межличностная нейробиология

На основании изложенного подхода к сознанию и психическому здоровью выросла целая область, названная межличностной нейробиологией. Сегодня в этой сфере существуют профильные организации, образовательные программы и профессиональные библиотеки, насчитывающие больше дюжины учебников. В основе межличностной нейробиологии лежит предположение о том, что майндсайт позволяет направлять поток энергии и информации для создания интеграции, которая считается залогом благополучной жизни.

В 1990-е годы велись исследования связи сознания, мозга и тела, продемонстрировавшие, как внутренние субъективные состояния напрямую влияют на физиологическое здоровье. Так, например, было доказано негативное воздействие кортизола – гормона стресса – на способность иммунной системы бороться с инфекциями и даже раком.

У людей, которые в детстве подвергались жестокому эмоциональному обращению, отмечается повышенный риск серьезных заболеваний в более позднем возрасте, что может быть обусловлено воздействием стресса на защитные силы организма. Также подтвердилось, что осознанная медитация улучшает работу иммунной системы.

Однако я хочу отметить, что включение науки о мозге в повседневную практику психотерапии предназначено не для всех и не каждый для этого подходит.

Один старший врач-консультант однажды сказал мне: «Дэн, я никогда в жизни не видел префронтальной коры, так почему я должен вдруг о ней задуматься?» Другой специалист признался: «Думая о мозге, я ощущаю себя глупым и некомпетентным, я слишком привык работать иначе, чтобы что-то менять».

Я присутствовал и на профессиональных встречах, где врачи говорили мне, что этот подход плохой. Раз уж мы не знаем о мозге всего, то почему психотерапевты обязаны знать о нем хоть что-то? Один лектор сообщил, что, привнося идеи из науки о мозге в межличностное пространство психотерапии, мы загрязняем его. Я так и не понял этих опасений. Почему бы не создать такую структуру, которая основывалась бы исключительно на науке, но относилась бы с глубоким уважением к субъективности и значимости межличностного мира?

Некоторые нейробиологи с явной неохотой признают сознание чем-то большим, чем результатом активности мозга. Мозг – это измеряемая сущность, имеющая вес, объем, физические характеристики и определенное местоположение. Но где в физическом пространстве находится сознание? Как, например, его взвесить? Как-то на встрече один нейробиолог заявил: «Нельзя ставить перед собой вопросы, которые невозможно выразить количественными параметрами». Его ученик решил не отставать и добавил: «У нас не должно быть даже мыслей, которые нереально сформулировать с помощью количественных параметров». Услышав это, мой знакомый антрополог стал багровым и, отдышавшись, выразил свое решительное несогласие. После этого многие из присутствующих вздохнули с облегчением, которое уж точно нельзя было измерить количественно.

Конечно, сегодня сложные томограммы мозга позволяют рассматривать некоторые аспекты деятельности мозга в количественном эквиваленте. Мы измеряем силу кровотока в мозге, плотность нейронных соединений на конкретном участке или амплитуду электрической активности в определенный момент времени. И, как вы увидите в разделах «Мозг: инструкция пользователя», новые захватывающие открытия позволяют проследить активность мозга, коррелирующую с самыми интимными переживаниями. Однако существенная часть внутреннего мира до сих пор не поддается количественному анализу в абсолютных терминах. Как измерить смысл? Как назначить численное значение чувству или намерению? Как в цифрах обозначить степень связи с другим человеком или ощущение, что тебя чувствуют или видят?

Эти обсуждения носят не просто академический характер, а составляют основу определения реальности. Вся современная наука построена на количественном и статистическом методе, который могут повторить и проверить объективные наблюдатели. Субъективный мир сознания наблюдается в качественной плоскости, и его описания часто базируются на уникальных рассказах от первого лица. Если настаивать на использовании цифр, сознание просто испарится. Когда я участвую в этих непростых дискуссиях, от которых иногда опускаются руки, я всегда вспоминаю свой опыт в «Эфирном куполе». Многие почетные члены факультета медицины и хирургии, казалось, жили так, как будто сознания не существует. И это были вполне разумные мужчины и женщины, добившиеся огромных успехов в своих областях. Как такая реальная вещь, как сознание, ускользнула от их… сознания?

 

Уточнение понятия «майндсайт»

Понятие сознания шире, чем понятие мозга. Однако субъективная сущность переживаемого опыта такова, что ее нельзя подержать в руках или сфотографировать даже самыми мощными машинами. Сознание легко потерять из виду, если концентрироваться только на физиологическом аспекте. Мы можем смахнуть слезу и тем самым не оставить и следа от сознания, наделившего происходящее значением, позволившим чувствовать себя живыми, испытывать боль или радость.

Думая о сознании, мы ощущаем нечто большее, чем свой или чужой внутренний мир. Мы уже доработали понятие майндсайта по сравнению с нашим первоначальным определением, согласно которому он представлял собой сочетание инсайта и эмпатии. Эта важная и доступная отправная точка – всего лишь начало более полной истории.

Майндсайт позволяет нам чувствовать энергетический и информационный потоки и формировать их. Это наиболее простое, но емкое и широкое определение. Благодаря майндсайту мы приобретаем знание об основе нашей жизни: о регулировании (то есть сознании), объединении (о взаимоотношениях) и промежуточных нейронных механизмах (о мозге). Майндсайт позволяет понять, что каждый из нас является частью взаимосвязанного потока, более глобального целого.

Рассматривая сознание, мозг и взаимоотношения как три измерения одной реальности – как аспекты энергетического и информационного потоков, – мы совершенно по-новому изучаем человеческий опыт.

МОЗГ: ИНСТРУКЦИЯ ПОЛЬЗОВАТЕЛЯ

Путешествие по резонансным путям

Многие знают, что в парах, долго и счастливо живущих вместе, люди с каждым годом все больше походят друг на друга. Это не значит, что за проведенные бок о бок годы их носы или подбородки становятся одинаковыми. Просто каждый из них так часто и точно «зеркалил» выражение лица партнера, что сотни крошечных мышечных соединений с кожей немножко изменили черты лица. Механизм, стоящий за этим превращением, позволяет разобраться, как мы ощущаем, что нас чувствуют. Некоторые вещи из нижеописанных все еще являются лишь гипотезами, но они проливают свет на самые сокровенные повседневные наблюдения за сознанием.

 

Зеркальное отражение сознания в нейронах

В середине 1990-х годов группа итальянских ученых, используя имплантированные электроды для отслеживания отдельных нейронов, изучала премоторную кору головного мозга обезьян. Когда обезьяна ела арахис, срабатывал определенный электрод. В этом ничего удивительного не было. Но случившееся далее изменило траекторию исследования сознания. Когда обезьяна просто смотрела, как один из исследователей жевал орех, у нее срабатывал тот же моторный нейрон. Кроме того, обнаруженные нейронные сети активировались только в результате намеренных действий по наблюдению.

В дальнейшем зеркальную нейронную систему обнаружили и у людей. Ее считают основой эмпатии. Начиная с восприятия базового поведенческого намерения, усовершенствованная префронтальная кора людей позволяет мысленно составлять карту сознания других. Мозг использует сенсорную информацию для репрезентации чужого сознания точно так же, как благодаря сенсорным данным создаются образы окружающей среды.

Самое интересное, что зеркальные нейроны реагируют только на преднамеренную активность, с предсказуемой последовательностью действий или определенной целью. Если я просто подниму руку и помашу ей, ваши зеркальные нейроны никак не ответят на это. Но если я совершу какой-то поступок, который вы способны предсказать по прошлому опыту, ваши зеркальные нейроны «вычислят» мое намерение до его осуществления. Поэтому, когда я поднимаю руку с чашкой, вы на синаптическом уровне понимаете, что я собираюсь из нее отпить. Более того, зеркальные нейроны в премоторной зоне лобной области коры предпримут все, чтобы вам тоже захотелось пить. Когда мы видим определенное действие, мы готовимся к его имитации. Это примитивное объяснение того, почему у нас вдруг просыпается жажда, когда рядом что-то пьют, или почему нападает зевота, когда кто-то зевает. Гораздо сложнее раскрыть, как зеркальные нейроны помогают понять сущность культуры и как общее поведение объединяет нас и наше сознание.

Внутренние карты, созданные зеркальными нейронами, работают автоматически: они не требуют осознанности или какого-либо усилия с нашей стороны. Мы с самого рождения выявляем последовательность действий и производим в мозге карты внутреннего состояния или намерений остальных людей. Более того, такая зеркальность является кросс-модальной, то есть она работает для всех сенсорных каналов, а не только для зрения, поэтому и звуки, и тактильные ощущения, и запахи также настраивают нас на внутреннее состояние другого человека. Встраивая чужое сознание в собственные паттерны импульсов, наши зеркальные нейроны служат основой для «майндсайт-карт».

Резонансная система

Резонансная система включает связанные зеркальные нейроны (СЗН), верхнюю часть височной коры, островок (его не видно на рисунке, но он соединяет эти части с внутренней лимбической областью) и медиальную префронтальную кору

На основании сенсорной информации мы способны зеркально отображать не только поведенческие намерения других людей, но и их эмоциональное состояние. Мы не только имитируем поведение других, но и вступаем в резонанс с их чувствами – то есть с внутренним мыслительным потоком их сознания. Мы ощущаем не только их следующее действие, но и эмоциональную энергию, задающую направление поступкам.

Аналогичный механизм задействован в процессе развития ребенка. Если поведенческие паттерны, которые мы видим у родителей, являются однозначными, то, зная, что случится дальше, мы спокойно наносим эту последовательность действий на внутреннюю карту. Если же поведение родителей часто ставит нас в тупик и его тяжело считывать, наши нейронные пути создадут искаженные карты. Итак, с самого раннего детства основные нейронные пути майндсайта формируются или на устойчивом фундаменте, или на зыбкой почве.

 

Зная себя, понимаю тебя

Одна из идей, обсуждаемых в нашей междисциплинарной исследовательской группе, состояла в том, что мы создаем карты намерений, используя расположенные в коре зеркальные нейроны, а затем переносим эту информацию в отделы, находящиеся под корой. Нейронная цепь, называемая островком головного мозга, выполняет роль своеобразного скоростного шоссе, соединяющего зеркальные нейроны и лимбические участки, которые, в свою очередь, посылают сообщения в ствол головного мозга и остальные части тела. Так мы добиваемся физиологического резонанса с остальными людьми: наше дыхание, артериальное давление и частота сердцебиения могут повышаться или понижаться синхронно с показателями другого человека. Эти сигналы от тела, ствола головного мозга и лимбических структур затем отправляются обратно к островку и медиальной префронтальной коре. Я стал называть этот комплекс цепей – от зеркальных нейронов к подкорковым участкам и обратно к медиальной префронтальной области – резонансными цепями. Это путь, который связывает нас друг с другом.

Вспомните, что происходит, когда вы на вечеринке. Если вы подойдете к веселящейся группе, вы, скорее всего, тоже заулыбаетесь еще до того, как услышите шутку. Если же вы на ужине с людьми, недавно потерявшими близкого, то даже если они ничего не скажут по этому поводу, вы, возможно, почувствуете тяжесть в груди, сухость в горле и подступающие слезы. Ученые называют такое состояние эмоциональным заражением. Внутреннее состояние других – от радости и игривости до грусти и страха – напрямую влияет на наше самочувствие. Механизм заражения иногда заставляет нас не слишком объективно интерпретировать несвязанные события: пообщавшись с человеком в депрессии, серьезность другого мы тоже воспримем как грусть. Психотерапевтам очень важно помнить о такой предвзятости. В противном случае сеанс с предыдущим клиентом отразится на нашем внутреннем состоянии настолько, что мы не будем достаточно восприимчивы к новому пациенту, с которым требуется установить контакт.

Способность ощущать состояние другого человека зависит от того, насколько хорошо мы знаем собственное. Островок головного мозга переносит эти резонансы вверх, в медиальную префронтальную кору, где составляется карта нашего внутреннего мира. Поэтому мы ощущаем чувства другого человека, испытывая свои собственные. Это помогает понять с точки зрения анатомии, почему люди, лучше чувствующие свое тело, более способны к эмпатии. Ключевую роль в данной системе играет островок: когда мы ощущаем свое внутреннее состояние, то основной путь для резонирования с другими тоже открыт.

Сознание, открывающееся нам в процессе взросления, – это внутреннее состояние того, кто заботится о нас. Мы издаем звуки, и он улыбается, мы смеемся – и его лицо тоже озаряется улыбкой. Так сначала мы постигаем себя через свое отражение в другом. Одна из наиболее интересных идей, обсуждаемых в нашей исследовательской группе, заключалась в том, что наше резонирование с другими происходит раньше осознания себя. С точки зрения развития и эволюции нынешние нейронные пути, отвечающие за самосознание, могут основываться на более древних путях резонирования, укрепляющих нас в социальном окружении.

Как же тогда мы различаем, где «я», а где «ты»? Члены группы предположили, что мы способны корректировать расположение и паттерны импульсов префронтальных образов, чтобы воспринимать свое собственное сознание. Повышение уровня чувствительности к собственным телесным ощущениям в сочетании с понижением отклика зеркальных нейронов может помогать нам определять: эти слезы мои, а не твои, эта злость моя, а не твоя. Данные рассуждения, вероятно, кажутся исключительно философскими и лишенными прикладного смысла, но лишь до тех пор, пока вы не окажетесь в эпицентре конфликта, где каждый пытается понять, от кого исходит злоба. Если я, психотерапевт, не отслеживаю грань между мной и другим человеком, то меня захлестнут чувства клиентов, и я утрачу способность помогать им и быстро перегорю.

Когда резонанс становится действительно зеркальным, когда мы путаем себя с другим, то теряется объективность. Резонанс требует, чтобы мы видели четкую грань и помнили, кто мы, однако не лишаясь связи с другим человеком. Мы позволяем людям влиять на наше внутреннее состояние, но мы не должны идентифицировать себя с ними. Понадобится гораздо больше исследований, чтобы понять, как именно «майндсайт-карты» учитывают эти различия, но основные положения уже ясны. Энергетический и информационный потоки, которые мы ощущаем внутри себя и других, задействуют резонансные пути и тем самым активируют мысленное восприятие.

Раздумывая о резонансных путях, я вспоминаю два значимых урока. Первый состоит в том, что осознание состояния нашего тела – ощущений в сердце и животе, ритма дыхания – это важный источник знания. Поток, идущий из островка головного мозга, извлекает информацию, а энергетический поток, влияя на подкорковую осознанность, обусловливает наши рассуждения и решения. Мы не в силах успешно игнорировать подкорковые источники. Но понять их – значит приблизиться к четкому майндсайту.

Второй урок в том, что отношения с людьми вплетены в ткань нашего внутреннего мира. Мы познаем свое сознание через взаимодействие с другими. Восприятие наших зеркальных нейронов и создаваемый ими резонанс происходят мгновенно, и мы часто не осознаём его. Но, принимая нейронную реальность наших взаимосвязанных жизней, мы способны получить четкое понимание того, кто мы такие, что на нас влияет и как мы, в свою очередь, можем воздействовать на собственную жизнь.

 

Что такое здоровое сознание? Это просто отсутствие симптомов и функциональных нарушений, или за данным термином стоит нечто большее? Как мы можем охватить всё разнообразие поведения, темперамента, ценностей и ориентации в широком диапазоне культур и при этом подобрать связное определение здорового сознания? Так же как некоторые ученые неохотно дают определение сознанию, часть людей утверждает, что мы вообще не должны придумывать формулировки психическому здоровью: это слишком авторитарно, а мы не вправе рассказывать другим, как быть здоровыми. Но чем объяснить универсальное стремление к счастью? Позитивная психология внесла важное изменение в концепцию заболевания, определив характеристики, объединяющие счастливых людей: благодарность, сострадание, широту взглядов и любознательность. Но существует ли неупомянутое качество, составляющее основу всех вышеперечисленных?

За последние двадцать лет я убедился, что интеграция – ключевой механизм, одновременно предотвращающий психические проблемы и обеспечивающий благополучную жизнь. Она позволяет избежать крайностей в виде безрадостной и скучной ограниченности с одной стороны и взрывного хаоса с другой. Это прямой путь к здоровью. Мы можем научиться определять, когда интеграция отсутствует или недостаточна, и разрабатывать эффективные стратегии, чтобы сначала выделять, а потом связывать воедино необходимые качества. Более подробно мы поговорим об этом во второй части.

В новых методах лечения, основанных на межличностной нейробиологии, майндсайт помог многим направить энергетический и информационный потоки в сторону интеграции. Что же делает интеграцию таким мощным инструментом? В поисках ответа я пришел к удивительным выводам, которые, однако, легко применить на практике.

 

Многоголосие

В последнее время на своих лекциях, прежде чем давать определение психическому благополучию, я часто спрашиваю у слушателей, не хочет ли кто-нибудь спеть в импровизированном хоре. Опытные певцы обычно первыми выходят к доске, и постепенно к ним присоединяются другие, более скромные студенты. Независимо от того, состоит ли моя публика из родителей или учителей, психотерапевтов или ученых, я знаю, что лучший способ продемонстрировать силу интеграции – дать им испытать ее на себе.

Сначала я прошу новоиспеченных хористов спеть одну ноту в унисон. Обычно в их числе оказывается человек со средним тембром, и они быстро приходят к единому звуку. Примерно через полминуты я поднимаю руку, чтобы остановить их, и даю следующее задание. Я прошу их прикрыть руками уши, чтобы они не слышали друг друга, а затем, по моему сигналу, запеть любую песню с любыми словами, которую им захочется. Аудитория обычно разражается смехом, как только они начинают, но у них быстро кончается терпение, и я прерываю их жестом.

Наконец, я прошу певцов выбрать песню, которую большинство из них знает, и спеть ее вместе, выстраивая гармонию по ходу. Так, наверное, звучат все группы на подпевках, но, когда группа учителей или психотерапевтов запевает Oh! Susanna, Amazing Grace («О благодать») или Row, Row, Row Your Boat («Плыви, плыви, плыви в своей лодке»), происходит нечто невероятное. (Удивительно, что больше чем в половине случаев выбирается песня Amazing Grace, считающаяся одной из самых гармоничных в западной музыкальной традиции.) Когда певцы находят мелодию, начинают проявляться отдельные голоса. Они вплетают свои гармонии сверху и снизу, интуитивно наращивая громкость по мере приближения к финальным аккордам. Лица и у певцов, и у слушателей озаряются особым образом; всех нас захватывает поток энергии и ощущение живости. Многие отмечают, что при хоровом пении в помещении возникает почти осязаемое ощущение жизни. Мне тоже приходилось испытывать подобный эффект.

В этот момент мы ощущаем интеграцию во всей ее акустической красе. Уникальные голоса каждого из участников хора объединяются в сложное, но гармоничное целое. Никогда не знаешь, как именно хор исполнит песню, но такие сюрпризы только увеличивают удовольствие от знакомой мелодии. Равновесие между отдельными голосами с одной стороны и их объединение с другой воплощают идею интеграции.

А в чем же был смысл первых двух упражнений? Как вы, наверное, догадались, пение одной ноты слишком однообразно и через какое-то время наскучивает. Первоначальное возбуждение от риска, на который пошли участники, сменяется монотонностью задания. Хотя поющие в хоре и связаны, они не могут никак выразить свою индивидуальность. А когда блокируется дифференцированность, невозможна и интеграция. Когда движение к интеграции отсутствует, вся система смещается от сложности – а значит, и гармонии – к скованности и жесткости.

С другой стороны, когда все участники закрывали уши и пели что хотели, получалась какофония – хаотичный поток звуков, часто вызывающий у слушателей тревогу и дискомфорт. В этом случае нет вообще никакой связи, а есть лишь дифференцированность. Когда интеграция блокируется таким образом, мы тоже утрачиваем многогранность и гармонию. Но тогда мы стремимся не к скованности, а к хаосу.

Пока певцы усаживаются обратно на свои места, я подвожу итог упражнению. Посередине между хаосом и жесткостью находится поток независимых голосов, гармонично соединенных воедино, и он дает нам многогранность и излучает жизненную энергию. В этом и заключается суть интеграции.

 

В поисках интеграции

При первом рассмотрении идея интеграции показалась мне важной для благополучия отдельного человека и для построения здоровых отношений между людьми. Но у меня не было никакого научного объяснения.

Интеграция упоминается практически вскользь во многих научных дисциплинах, изучающих все – от эмоций и социальных функций до работы мозга. Однако ни одна из областей не отводит интеграции центральную роль, равно как и не объясняет, почему интеграция положительно влияет на нашу жизнь. Возьмем, к примеру, различные научные направления, изучающие эмоции. Вы, наверное, удивитесь, узнав, что универсального определения эмоций не существует даже среди их исследователей. Когда я работал над своей первой книгой, я обнаружил следующие формулировки: эмоции – это фундаментальная часть человеческой личности на протяжении всей жизни; эмоции соединяют тело и мозг; эмоции связывают одного человека с другим. Каждая из них описывает интегративный процесс, однако сама идея интеграции не обсуждается явным образом. Возможно, то, что эмоции не были моей основной темой, помогло мне увидеть нечто общее в весьма разных определениях.

Какую роль играют интеграция и эмоции в нашей формулировке сознания как проявленного в теле и связующего процесса? Почему люди используют такие термины, как эмоциональное благополучие, эмоционально здоровый или эмоционально близкий, для обозначения психически здорового состояния? А как насчет таких выражений, как эмоциональный срыв или эмоциональное расстройство?

Будучи психотерапевтом, я тесно работал со многими людьми, испытывающими дистресс, которых, как мне казалось, отличали внутренняя скованность или хаос или и то и другое. Человек может находиться в депрессии или быть парализован страхом. Его охватывает маниакальная ярость или захлестывают травматические воспоминания. Иногда он переходит от одного состояния к другому, попадая в водоворот энергии и информации.

Но почему наступает внутренняя скованность или хаос? Почему расстройство попадает в эти две категории или в определенную их комбинацию? И почему эти паттерны повторяются?

В этих состояниях есть что-то, делающее их прямой противоположностью гармонии интегрированного потока. Отражают ли эмоциональные сдвиги изменения нашей интеграции? Вероятно, сам термин «эмоция» можно определить как сдвиг в интеграции. Если так, то исследователи эмоций независимо от подхода согласятся, что препятствия на пути к эмоциональному благополучию представляют собой отдаление сознания от интеграции. А хоровая интеграция, вероятно, будет принципом, лежащим в основе всех уровней нашего опыта, от микрокосма внутреннего мира до межличностных отношений.

 

Здоровое сознание: многоплановость и самоорганизация

Снова погрузившись в научную литературу, я наконец нашел дисциплину, на первый взгляд не слишком подходящую, но, как мне кажется, значимую для нашего исследования: раздел математики, посвященный сложным системам. В нем мне встретилось правдоподобное обоснование преимуществ интеграции.

Вкратце он исследует сложные системы, то есть хаотичные и открытые, образующиеся за счет взаимодействия своих элементов и получающие информацию извне. Облако – один из классических примеров. Оно является набором молекул воды, способных к случайному распределению (хаотичность) и извлекающих энергию, например из ветра и тепла, снаружи (открытость). Теория поведения сложных систем изучает их естественное движение во времени, объясняя, например, как формируются, меняются и растворяются облака. Мне показалось, что человеческая жизнь тоже удовлетворяет этим критериям, и я стал читать дальше.

Считается, что сложная система самоорганизуется за счет взаимодействия между своими базовыми элементами. Она имеет некие свойства, определяющие ее развитие во времени, и нет никакой внешней силы, которая бы этим управляла. Люди подвержены хаотичному поведению (иногда даже слишком) и открыты внешнему влиянию: других людей, собственного опыта или, например, прочитанных книг. Возможно, это доказывает, что мы также способны к самоорганизации.

Я решил, что треугольник благополучия, то есть система сознания, мозга и взаимоотношений, также оказывается сложной и что ее можно описать полнее, применив к интеграции принципы синергетики.

 

Река интеграции: скованность и хаос против гармонии и гибкости

Система, стремящаяся к сложности, является наиболее стабильной и адаптивной. Когда я впервые прочел эти слова в книге по синергетике, я подумал: «Какое хорошее и четкое определение благополучия!» Я подскочил, достал с полки «Диагностическое и статистическое руководство по психическим расстройствам» и открыл его наугад. И на каком бы симптоме или расстройстве я ни останавливался, там всегда был пример хаоса, внутренней скованности или того и другого вместе. Могло ли психическое здоровье быть функцией интеграции? Действительно ли у нас появляется склонность к внутреннему хаосу и/или скованности, когда сознание выходит за пределы интеграции и гармонии?

Я начал испытывать эту гипотезу на коллегах и студентах, и, хотя некоторые из них находили ее довольно странной, она вполне вписывалась в их клинический опыт. Потом я применил ее в собственной работе, пытаясь придумать, как оформить интеграцию в виде концепции, чтобы помочь пациентам преодолеть болезнь и прийти к благополучию. Так появились свежие подходы к лечению, и некоторые из них оказались на удивление эффективными.

Я очень люблю всевозможные сокращения и всегда ищу их для облегчения преподавания. Однажды на семинаре я спросил своих студентов, как запомнить понятие потока интегрированной системы. «Дэн, это совсем несложно, – ответила молодая девушка. – Нужно просто держать в голове название магазина Saks Fifth Avenue: stable, flexible, adaptive (стабильный, гибкий, адаптивный)». Я на секунду задумался, а потом указал ей на свою одежду, свидетельствовавшую о том, что эта мнемоническая техника для меня не сработает. К тому же мне хотелось передать жизненную силу и энергию, возникающую при хоровом пении на самом пике гармонии. Следующим вариантом стала аббревиатура SAFE (безопасный): stable, adaptive, flexible, energized (стабильный, адаптивный, гибкий, энергичный). А потом, несколько недель спустя, я вдруг понял, что связность – это пятая ключевая характеристика интеграции, и она идеально вписывается в область моего исследования.

Река интеграции

Теперь все качества интегрированного потока сложились в очень узнаваемое слово FACES (лица): flexible, adaptive, coherent, energized, stable (гибкий, адаптивный, связный, энергичный, стабильный). В любой здоровой сложной системе существует FACES-поток. Другими словами, когда самоорганизующееся движение системы максимизирует ее сложность, она достигает состояния гармоничного потока, которому присущи одновременно гибкость, адаптивность, связность, энергичность и стабильность. Именно такое ощущение возникает, когда мы слушаем красивое и стройное хоровое пение.

Мне нравится представлять это в виде реки, центральное русло которой – постоянно меняющийся поток интеграции и гармонии, один берег – хаос, а другой – скованность.

Иногда мы приближаемся к берегу внутренней скованности, и нам кажется, что мы в безвыходном положении.

А когда мы подплываем к берегу хаоса, то жизнь становится непредсказуемой и выходит из-под контроля. Но если у нас все хорошо и мы расслабленны, то мы движемся по интегрированному потоку гибкой системы, узнавая знакомые места, но не ощущая себя в ловушке. Мы живем на пороге неизвестности, и у нас хватает смелости, чтобы ее исследовать. Мы балансируем между скованностью и хаосом. Именно так выглядит гибкий, адаптивный, связный, энергичный и стабильный поток.

 

Восемь сфер интеграции

В моей практике психотерапии постепенно вырисовались восемь ключевых для трансформации личности и эмоционального благополучия сфер интеграции. Они не всегда развиваются линейно, и во второй части я покажу некоторые их комбинации. То, как рождается наше самоощущение, напрямую зависит от степени интеграции в этих сферах.

Все мы мыслим по-разному, поэтому если вы уже пресытились концептуальными обзорами, то можете сразу переходить к практическим случаям, описанным во второй части. Если нет, то ниже я привожу краткий обзор сфер интеграции, которые затем будут проиллюстрированы клиническими примерами.

 

Интеграция осознанности

Наше умение концентрировать внимание – ключ к интегративным трансформациям в структурах мозга. Благодаря ему мы можем наиболее эффективно использовать силу осознанности, предоставляя себе альтернативу выбора и изменения. Именно поэтому интеграция осознанности является основой для других сфер. Создание так называемого эпицентра осознанности позволяет нам признать тревожные состояния и не позволить им контролировать нас и видеть вещи такими, какие они есть, а не какими должны быть в нашем представлении. Оно также открывает целый ряд объектов восприятия – информации из внешнего мира, получаемой от собственного тела, сознания и из отношений с другими. Интеграция осознанности помогает регулировать настроение и эмоции, успокаивать внутренние штормы и воспитывать более гибкое и стабильное сознание.

 

Горизонтальная интеграция

На протяжении миллионов лет наше левое и правое полушария выполняли различные, но дополняющие друг друга функции. Правое полушарие развивается рано, в нем сосредоточены зрительные образы, холистическое (комплексное) мышление, невербальный язык, автобиографическая память и множество других процессов. Левое полушарие развивается позже и отвечает за логику, устную и письменную речь, линейность мышления и буквальное восприятие. Если связь между двумя полушариями блокируется, одно из них начинает доминировать, и тогда возникает вероятность утраты креативности, обеспечивающейся совместной работой обоих полушарий. Максимальное использование потенциала нейропластичности, необходимой для интеграции осознанности, дает нам новое и связное понимание нашей жизненной истории и более глубокий взгляд в невербальный мир нашей личности и понимание окружающих людей.

В шестой главе мы встретимся с человеком, у которого почти сто лет доминировало левое полушарие. Применяя специальные техники для развития правого полушария, он смог впервые почувствовать вкус интегрированной жизни.

 

Вертикальная интеграция

Нервная система имеет вертикальное устройство: она проходит от тела через ствол головного мозга и через лимбические доли, а затем достигает коры. В направлении с головы до ног и обратно вертикальная интеграция соединяет разрозненные участки в одно функциональное целое. Вертикальная интеграция может быть нарушена в результате травмы или жизни в «эмоциональной пустыне». В таком отрезанном состоянии мы игнорируем данные от органов чувств и ограничиваемся «плоским» восприятием. Осознание собственных ощущений позволяет развить интуицию и иногда дает нам жизненно важную информацию.

Женщина из седьмой главы долгие годы страдала от тревожного расстройства, но, несмотря на это, она наконец-то испытала облегчение, научившись открыто взаимодействовать с ощущениями в своем теле. В ее жизни появилось больше энергии и энтузиазма, и, кроме того, она начала использовать интуицию, ставшую доступной благодаря вертикальной интеграции.

 

Интеграция памяти

Мы обрабатываем и кодируем впечатления на определенных уровнях памяти. Первый уровень – это имплицитная память, отвечающая за приобретение и хранение бессознательных автоматизированных навыков, таких как одевание, вождение машины или езда на велосипеде. Этот вид памяти активируется еще в утробе матери и преобладает в раннем детстве. На основе эмоций, телесных ощущений, действий и впечатлений мы без каких-либо усилий или намерений создаем ментальные модели, формирующие представления об устройстве мира и продолжающие влиять на действия без нашего ведома. Кусочки головоломки имплицитной памяти позже складываются в эксплицитные воспоминания. Эта фактическая и автобиографическая информация, осознаваемая нами, – второй уровень памяти. Чем больше имплицитных фрагментов превратятся в эксплицитные, тем больше возможностей выбирать, как проживать жизнь, у нас появится.

Во второй части мы встретимся со многими людьми, у которых в результате нарушения интеграции памяти не получилось достичь связности в жизни. Иногда к длительному отсутствию интеграции приводит психологическая травма, в результате чего человек оказывается склонен или к состоянию оцепенения, или к навязчивому хаосу. Умение сфокусироваться на этих уровнях – незаменимый шаг в преодолении травмы и интеграции памяти.

 

Нарративная интеграция

Мы осмысливаем собственную жизнь, создавая нарративы, то есть истории, связывающие функцию повествования левого полушария с хранилищем автобиографичных воспоминаний из правого. Исследования выявили, что степень привязанности к нам детей зависит от того, насколько связно мы рассказываем о своем детстве. Выявляя и снимая блоки нарративной интеграции, мы избавляем себя, а затем и детей от паттернов, передающихся из поколения в поколение.

Мы узнаем результаты исследований различных форм нарратива и клинической работы с привязанностью. Мы также познакомимся со стратегиями, стимулирующими интеграцию и способствующими гибкости нарративов. Когда мы разберемся в собственной жизни с точки зрения интеграции, у нас появится связный нарратив пройденного нами пути.

 

Интеграция различных состояний

Каждый из нас испытывает различные состояния, в которых воплощаются наши основные потребности: в близости, одиночестве, независимости, заботе и во многом другом. Они бывают противоречивыми, и иногда это сбивает с толку. Майндсайт позволяет нам принять их как здоровые проявления многоуровневой жизни, а не как части личности, которые для достижения внутренней стабильности нужно отторгнуть или подавить.

Благодаря интеграции состояний мы преодолеваем прошлые паттерны адаптации и отрицания и открываемся своим потребностям, чтобы удовлетворять их разнообразными способами в различное время. Мы изучим, как столкновение с некоторыми состояниями становится важнейшим шагом на пути к дифференциации множественных «я». Ключ к интеграции лежит в том, чтобы не пытаться отрицать их. То, как интеграция состояний освобождает от парализующих паттернов стыда и страха, будет описано на примере трансформации одного мужчины.

 

Межличностная интеграция

В идеале резонансные каналы позволяют нам чувствовать внутренний мир других людей, и они, в свою очередь, вплетают нас в свой внутренний мир. Благодаря майндсайту мы разберемся, как прошлые адаптации ограничивают нынешние отношения и как, несмотря на них, стать более открытыми. Это приведет к тесным отношениям, в которых тем не менее сохранится чувство самоидентичности и свободы. Мы можем любить и быть любимы, не отказываясь от себя.

Мы увидим, как пары, погрязшие в недоразумениях и недопонимании и пытающиеся преодолеть жесткие паттерны самозащиты или склонные к хаотическим вспышкам разочарования, способны научиться выявлять состояние реактивности, диктуемое стволом головного мозга. Такой навык делает нервную систему восприимчивее, что необходимо для установления продолжительного контакта с другим человеком. Пары преодолеют враждебность, узнав, как прошлое предопределяет будущее через синаптические изменения, произошедшие в раннем детстве. Мы рассмотрим, как использовать майндсайт, чтобы нащупать путь к жизни, наполненной страстью и состраданием, – именно данные качества ведут к интеграции внутри людей и между ними.

 

Темпоральная интеграция

Неизвестность, быстротечность, смертность – это глубокие проблемы, на которых сосредоточена префронтальная кора, дающие нам одновременно ощущение времени и уникальной в мире животных способности предвидеть смерть. На примере обсессивно-компульсивного расстройства мы проследим, как инстинкт выживания, заложенный природой, требует постоянного контроля, и иногда до такой степени, что парализует нас (см. ).

За счет темпоральной интеграции можно жить более непринужденно и находить утешение перед лицом неопределенности. Мы увидим, как молодые люди, испытывающие страх смерти, проявляющийся в навязчивых состояниях или экзистенциальном ужасе, находят способ борьбы с упомянутыми проблемами префронтальной коры.

 

Майндсайт и свобода

У каждого из нас обязательно имеется врожденное стремление к благополучию – своеобразный импульс к интеграции. Однако иногда процесс интеграции блокируется. Это происходит в результате нарушений связи (например, при психологической травме) или из-за сбоя в ходе дифференциации (при недостатке внимания в детстве или затруднениях в обучении). Бывает, что повреждается и связь, и дифференциация.

Майндсайт – это навык, способный вернуть интеграцию. Микеланджело приписывается высказывание, что великая задача скульптора состоит в освобождении человека из камня. Так и наша задача состоит в поиске препятствия в восьми сферах интеграции и освобождения естественного стремления к интеграции сознания, мозга и взаимоотношений в треугольнике благополучия.

По мере того как восемь сфер формируются и развиваются, может возникать новое измерение взаимосвязанности, названное мной транспирацией, или взаимопроникающим дыханием (см. ). Я наблюдал, как расширялись личности многих пациентов. Они начинали осознавать, что являются частью обширного целого. Согласно различным исследованиям счастья и мудрости, чувство взаимосвязанности – залог осмысленной и содержательной жизни. Достичь его нам помогут майндсайт и интеграция.