У него будет восемнадцать часов.

Три четверти одних-единственных суток. Тысяча восемьдесят минут.

За эти восемнадцать часов ему придется проглотить тридцать шесть презервативов, набитых чистым кокаином на два миллиона долларов, сесть в самолет, долететь до аэропорта Кеннеди, добраться до указанного дома в Джерси-сити и там освободиться от груза на какую-нибудь грязную газетку вроде «Ньюарк леджер».

Если сверх восемнадцати часов он опоздает хотя бы на минуту, Джоанну и Джоэль убьют.

Если он вовремя не извергнет презервативы или один из них растворится у него в желудке, он умрет.

Сердце сожмет спазм, весь организм охватит токсический шок.

Изо рта потечет слюна, тело начнут сотрясать бесконтрольные конвульсии. Он скончается прежде, чем окружающие поймут, что с ним происходит.

Все это подробно, во всех деталях изложил ему Ариас: чтобы Пол был внимателен и не терял бдительности.

В общем, получился увлекательный разговор.

Но если в течение восемнадцати часов он доставит в названный ему дом все тридцать шесть презервативов, Ариасу позвонят.

Джоанну и Джоэль отпустят, и они приедут к нему в Нью-Йорк.

Ариас дает ему слово – слово выдающегося революционера ФАРК.

* * *

В ночь накануне дня, когда его привели в фасовочную, где метиски в спортивных бюстгальтерах исправно трудились над увеличением объема основного колумбийского экспорта, прямо за их дверью кто-то запел заунывную колыбельную.

Джоанна изо всех сил старалась заснуть на грязном, разодранном матраце, но тут моментально открыла глаза. Мотив просачивался сквозь дверь: так аромат еды дразнит изголодавшегося человека.

Дверь открылась.

Джоанна прикусила костяшки пальцев, стараясь подавить рыдания, но это ей не вполне удалось.

– Пожалуйста… – прохрипела она. – Ну пожалуйста…

Это была Галина. Она стояла на пороге и прижимала к груди Джоэль.

– Галина… пожалуйста…

Няня вошла в комнату, и кто-то запер за ней замок.

Посреди комнаты она передала девочку в распростертые руки Джоанны. И сделала это с такой нежностью, какую невозможно подделать. Пол понял, что эта женщина по-настоящему любила детей, хотя не брезговала красть их родителей. Понять, как одно может сочетаться с другим, ему было не под силу.

Джоанна не задумывалась об этой двойственности. Она укрыла дочь на груди и безмолвно заплакала.

Пол встал рядом, обнял жену за плечи, и у них опять образовался прежний семейный круг. Но он не мог удержаться и бросал взгляды за его пределы – на Галину. Ему казалось, что она не выдержит и опустит глаза. Но он ошибся.

Галина выдержала его взгляд с большим хладнокровием. Даже улыбнулась, словно опять превратилась в суперняню и готовилась прогуляться с Джоэль вокруг квартала.

– Видишь? – Джоанна закатала на левой ноге девочки голубые ползунки и показала пальцем: темное родимое пятно оказалось именно там, где она говорила, – под коленом. – Джоэль, – прошептала она и поцеловала дочь в личико. – Можно, мы побудем с ней этой ночью? – спросила она у Галины.

Няня кивнула.

– Спасибо, – поблагодарила Джоанна.

А Пол подумал, как быстро пленники начинают испытывать признательность к своим тюремщикам за малейшее проявление доброты. «Пожалуйста», «спасибо» – и эти слова они говорят людям, которые отлучили их от мира, заперли в этой душной комнате!

Галина полезла в карман черного свободного платья без пояса и извлекла оттуда бутылочку, уже заполненную желтоватой детской смесью, и две соски.

Пол невольно вспомнил, что когда в прошлый раз принимал из ее рук напиток, тот был напичкан этим самым escopolamina.

Галина повернулась и собралась уходить.

Но Пол не собирался ее отпускать, не сказав ни слова о том, что она с ними сделала. Пусть это прозвучит жестко и неприятно.

– Скольких человек вы вот так же похитили? – спросил он.

– Это не ваша страна. Вам здесь ничего не понять, – ответила Галина.

И прежде чем Пол успел ответить, что «понимание» и «похищение людей» – совершенно разные вещи, в том числе и с точки зрения уголовной ответственности, дважды стукнула в дверь.

Молодой парень выпустил ее в коридор.

* * *

Джоанна раздела Джоэль.

Осмотрела каждый дюйм ее тельца – нет ли синяков, ссадин и подозрительных пятен, которые могли бы свидетельствовать о том, что с ее дочерью жестоко обращались. Но ничего подобного не нашла. Пол чувствовал, какую радость испытывает жена, дотрагиваясь до ребенка, ощущая биение крохотного сердца, гладя по волосам.

– Они должны выпасть, – сказала она.

– Что? – не понял Пол.

– Дети рождаются вот с такими волосиками, а потом их теряют. – Волосы Джоэль были чернильно-черными и мягкими, как ангора.

– А когда опять отрастают? – спросил он, хотя ничуть не был уверен, что им доведется это увидеть. И понимал, что Джоанна чувствует то же самое.

– Месяцев в шесть. Приблизительно.

В их разговоре было нечто сюрреалистическое. Словно они были у себя дома и, как все молодые родители, вслух восхищались только что обретенным чадом. Словно перед ними расстилалось бесконечное будущее: ясли, детский сад, школа, выпускной бал, конфирмация, дни рождения. Подружки, друзья. Дневники и уроки танцев.

Пол понял. У них есть всего одна ночь перед тем, как он отсюда уедет. И нужно провести ее как можно более нормально.

* * *

Пол и Джоанна понятия не имели, сколько времени, но почувствовали, что наступает утро. Часы у них забрали, окна накрепко забили досками. Однако их тела ощущали время суток: так у слепых потеря зрения компенсируется обострением остальных чувств. Утро они воспринимали не так, как ночь.

А это утро было не таким, как все остальные.

Вскоре Пол покинет Джоанну, уедет из Колумбии, а она останется здесь.

Она уснула, обняв Джоэль, а через некоторое время уснул и он, обняв жену. А когда открыл глаза, понял, что Джоанна уже не спит, – понял по тому, как она дышала. Но ни один из них не решался посмотреть на другого.

Пока не решался.

– С добрым утром, – наконец проговорила она.

– И тебя тоже.

Руки Пола затекли от того, что он всю ночь держал в объятиях Джоанну, но он не осмеливался их разомкнуть. Не исключено, что они вместе в последний раз.

– Хорошо, что нам хотя бы принесли Джоэль, – прошептала жена. – Может быть, они не такие уж плохие? Могли бы этого не делать.

– Нет, Джоанна, это не от доброты, – прошептал Пол в ответ.

– А зачем тогда они это сделали?

– Наверное, в качестве напоминания мне.

– Напоминания о чем?

– Какова ставка. Что я потеряю, если не доставлю наркотики куда надо. Если вздумаю их кинуть. Чтобы я живо представил себе последствия. Вот и все.

Джоанна прижалась спиной к мужу, словно хотела целиком в него зарыться.

– Пол, – медленно проговорила она, – если ты туда доберешься и решишь кому-нибудь сообщить, делай так, как считаешь нужным. Я все пойму. Не исключено, что с ними можно договориться. Что-то предложить взамен.

– Вспомни фотографию, которую мы видели в аэропорту. Вице-мэра Медельина. Его голову нашли в двух кварталах от места взрыва. Вот так они ведут переговоры. Доставлю наркотики, сюда позвонят, и тебя и Джоэль отпустят.

Они немного полежали молча.

Затем Джоанна продолжала:

– Иногда мне кажется, что мы были несчастливы. А иногда – наоборот. Мы не могли иметь детей – это самое трудное, через что мне пришлось пройти. Разумеется, кроме того, что случилось с нами сейчас. Надо же такому произойти – именно мы попали в историю, о каких только читали в газетах. Но зато я тебя любила. Все это время. И думаю, ты тоже меня любил – несмотря на все, что я вытворяла. Это ли не счастье?

Так она с ним прощалась.

На всякий случай.

Пол думал, как ей ответить. Старался связать вместе какие-то слова, чтобы выразить свою всепожирающую боль. Облечь во фразы надежду. Собраться, сказать «до свидания» и не сломаться. Но в это время в коридоре послышались шаги.

Дверь отворилась. На пороге стоял Ариас.