Показывали комедию с Ризом Уизерспуном. Пол понял, что это комедия, потому что несколько пассажиров рассмеялись.

Он тоже смотрел на экран, но понятия не имел, о чем кино.

Что-то неладное творилось с его желудком – в этом не оставалось никаких сомнений. Живот раздулся, как барабан, – хоть выстукивай боевой марш. К горлу все сильнее подступала тошнота.

«Никак нельзя, чтобы меня вырвало», – твердил себе Пол.

Если это случится, придется по новой глотать презервативы. А протолкнуть их внутрь и в первый раз оказалось совсем не просто. Каждое глотательное усилие вызывало рвотную реакцию. Пол сам не понимал, как ему удалось запихнуть весь груз в желудок. Он прибегал ко всяким уловкам, вызывая в голове различные картины.

Сначала представил сидящих в комнате Джоанну и Джоэль – им требовалась помощь. Но это действовало до поры до времени. Пришлось изменить тактику: представить, что каждый презерватив – это деликатес местной кухни. Странный на вкус, даже противный, но он, как политкорректный турист, обязан попробовать все.

Когда и это перестало помогать и Пол начал давиться и чуть ли не отрыгивать все обратно, он вообразил, что глотает прописанное ему лекарство. Лекарство, которое спасет жизнь и ему, и родным.

И в конце концов умудрился пропихнуть в себя все тридцать шесть презервативов.

Труднее оказалось удержать их в себе.

Самолет вылетел с опозданием на два часа. Чтобы избежать возможной турбулентности над Карибским морем, пилот поднялся на тридцать тысяч футов. «Это еще добавит полетного времени, – объяснил он. – Но лучше прибыть позднее, чем всю дорогу трястись». У него был среднезападный выговор, которым, как правило, отличались все пилоты. Командир корабля заботился об удобстве своих пассажиров.

Но удобство Пола было теперь величиной отрицательной.

Его всегда завораживали отрицательные числа. Они казались обратной стороной Луны, антимиром по отношению к той вселенной цифр, которую он считал своим домом. И вот теперь он сам путешествовал по этому антимиру.

– С вами все в порядке? – спросил его сосед. Он тоже не смотрел комедию с Ризом Уизерспуном. Потому что смотрел на Пола. Тот выглядел неважнецки.

– Немного подташнивает, – ответил Пол.

Сосед невольно подался назад. На первый взгляд он остался на месте, но как бы увеличил между ними физическое расстояние. Пол его понял: во время длительного перелета меньше всего хочется услышать слово «рвота». Неприятнее этого слова только слово «бомба».

Одна из профессиональных шуток в их отрасли гласила: «Актуарий взял на борт самолета фальшивую бомбу. Зачем? Чтобы уменьшить шансы, что в этот же самолет пронесут еще одну бомбу».

Ха-ха.

– Хотите, вызову стюардессу? – забеспокоился сосед.

– Ничего, справлюсь. – Пол чувствовал, как у него на лбу выступают капли пота. Желудок ворчал, как гром перед ливнем.

– Что ж, ладно, – согласился сосед, хотя явно сомневался, что Полу удастся справиться.

А тот постарался забыться, глядя на экран. Риз играл адвоката или что-то в этом роде. Все время острил и много улыбался.

А Пола тошнило.

Он поднялся и направился в туалет салона бизнес-класса. Но туалет был занят, и перед ним уже стояла маленькая очередь. Мать держала за руку своего четырехлетнего сына. Мальчуган шаркал ножками и время от времени хватался за ширинку штанишек. «Ему очень надо», – извиняющимся тоном объяснила женщина. Пол выглянул из-за полураздвинутой шторы в салон первого класса. Там около туалета никого не оказалось. Он отодвинул шторку и прошел к кабине пилотов.

– Простите, сэр. – Словно из ниоткуда материализовался стюард. Он был молод, но имел решительный вид. И в данную минуту был полон решимости не пропустить пассажира бизнес-класса в туалет первого. – Мы бы предпочли, чтобы вы воспользовались туалетом в своем отсеке.

– Так я и намеревался, но туалет занят. А я…

– Значит, придется подождать, – перебил его стюард.

– Не могу, – прохрипел Пол. – Плохо себя чувствую.

Пассажиры первого класса как один уставились на него. Пол спиной чувствовал их взгляды. В иерархии полета они принадлежали к высшей касте, а он – к неприкасаемым. В прошлой жизни это могло бы его смутить. Но теперь он стал контрабандистом наркотиков и мог вот-вот выблевать свой незаконный груз прямо в проход. Поэтому на остальное ему было наплевать – только бы прорваться в туалет.

Стюард, которого звали Роланд, оглядел его с ног до головы, словно мог таким образом установить, обманывает его Пол или говорит правду. Действительно ли болен или обманным путем старается примазаться к пассажирам высшего сорта.

Пол не стал дожидаться, пока стюард придет к определенному мнению. Решительно двинулся вперед – пусть этот парень сколько угодно строит недовольную мину проигравшего – и закрыл за собой дверь.

Тошнота достигла невыносимой силы.

Он посмотрел на себя в зеркало. Лицо сделалось одутловатым и покрылось испариной.

Пол закрыл глаза.

Представил Джоанну в душной комнате. Сидящую на матраце. Одну. Решил, что она сейчас молится за него, вспоминая веру своего детства, когда каждое воскресенье добросовестно ходила на исповедь и десяти лет от роду каялась в своих девичьих грехах. Он на это надеялся.

«Нет, меня не вырвет, – проговорил Пол, обращаясь скорее не к себе, а к Всевышнему. Правда, они с Господом были не совсем в ладах, но он решил попросить. А кто старое помянет – тому глаз вон. – Не позволь, чтобы меня вырвало».

Теперь он ощущал себя молящимся: человеком, которому в его нужде требовалось малое вмешательство Создателя.

Пол сделал несколько глубоких вдохов. Плеснул на лицо холодной водой и сжал кулаки. Он сознательно не смотрел на унитаз, который словно приглашал освободиться от наркотика.

Это подействовало.

Пол почувствовал, что тошнить стало меньше. Все еще сильно мутило, но теперь он мог попытаться вернуться в свое кресло, сохранив в себе презервативы. Может быть, дело было все-таки в его вере, и пресыщенный Бог решил сжалиться над ним?

В дверь постучали.

– Что там происходит?

Роланд. Его голос снова звучал возмущенно.

– Выхожу, – отозвался Пол.

– Вот и давайте.

Через минуту он открыл дверь и, обойдя пахнущего лавандой стюарда, вернулся в свой салон, где натолкнулся на подозрительный взгляд соседа.

– Все в порядке? – спросил тот.

Пол кивнул и сел на свое место. Спать он не мог, но решил притвориться.

До прохождения таможни оставалось два часа.

* * *

У подножия эскалатора дежурила собака.

Немецкая овчарка в крепкой черной упряжи. Пол не видел того, кто держал поводок, потому что ближе к потолку эскалатор переламывался и это мешало смотреть.

«Может быть, слепой?» – подумал Пол. Попрошайка с белой кружкой и табличкой: «Я слеп. Помогите!»

А если это кто-то другой – из тех, кто в международных аэропортах специально выходит с собаками встречать рейсы из Колумбии?

Пол подумал, не повернуться ли, не побежать ли против движения ленты. Но эскалатор был забит людьми – у него все равно ничего не получилось бы.

Эскалатор двигался, как в замедленной киносъемке. Кинолог открывался малыми частями, словно его рисовал художник в парке Вашингтон-сквер.

Сначала ботинки.

Крепкие черные толстые подошвы. Не обязательная принадлежность слепого. Но почему бы и нет?

Затем ноги.

Затянутые в темно-синюю ткань.

Джинсовка? Или милая сердцу государственных служб полиэстровая ткань? Трудно сказать. Но вот показался ремень с пряжкой – нечто очень солидное, служащее не только для того, чтобы поддерживать брюки. Вещь, которая словно бы говорила сама за себя.

Дальше следовала рубашка.

Пол молился, чтобы она оказалась майкой.

С надписью вроде: «Я люблю Нью-Йорк».

Или: «Мой зятек отвалил во Флориду, а это все, что у меня осталось». Он молился по-настоящему, как тогда, в туалете первого класса.

Рубашка была белой, на пуговицах. И с какой-то бляхой.

Полицейский. Таможенник.

Когда Пол очутился на верху самого медленного на земле эскалатора, он понял, что был и прав и не прав. Человек оказался таможенником, но это была женщина. Ее обесцвеченные волосы были собраны в тугой хвостик: явно, чтобы не лезли во внимательно-стальные глаза.

Но ее пол не имел ровно никакого значения. Важнее всего здесь была собака.

Ищейка – так их, кажется, называют?

Таможенница и собака находились слева от эскалатора. Поэтому Пол постарался как можно теснее прижаться к правому поручню. Собака сидела на задних лапах и черным подрагивающим носом принюхивалась к воздуху.

Пол заволновался. Он слышал, что такие псы способны разнюхать наркотики в газовых баллонах, пластмассовых куклах и даже в полостях в цементе. А как насчет людей? Могут они учуять кокаин сквозь стенки кишок, слой жира, презервативы и кожу?

Кожу, изрядно потеющую. Настолько потеющую, что он того гляди превратится в ходячее кухонное полотенце.

Пол ступил с эскалатора и почувствовал, что таможенница смотрит прямо на него. Он это только ощущал, потому что сам старался не смотреть в ее сторону. Старался выглядеть уставшим, пресыщенным, безразличным – и с таким видом бросать взгляды куда-нибудь подальше от нее.

А она, наверное, удивилась, почему это с пассажира из Колумбии пот течет ручьем. Нет, даже не ручьем, а настоящим водопадом.

Теперь Пол слышал, как сопела собака. Словно дышал подхвативший сильную простуду больной. Грудь скрутило в один болезненный узел. Существовало три вероятных признака сердечного приступа – избыточное потоотделение, боль в груди и оцепенение. Так вот, у Пола присутствовали все. Только оцепенение, скорее, затронуло мозг – он настолько боялся, что не в состоянии был думать.

А затем совершил очень странный поступок.

Потрепал по загривку собаку.

Овчарка нервно взвизгнула, а Пол нисколько не сомневался, что через секунду таможенница попросит его выйти из толпы и отведет в специальное помещение, где его просветят рентгеновскими лучами, а затем арестуют за контрабанду наркотиков.

Но он посмотрел страху в глаза. Так однажды научил его отец, когда в Херши-парке семилетний Пол испугался «американских горок», и тогда отец посадил его на самый крутой аттракцион, где мальчишку буквально вывернуло наизнанку.

Видимо, такая вопиющая наглость сработала и на этот раз.

Собака замерла и, прижав уши к голове, с мрачной сосредоточенностью уставилась на него. Ее умный нос продолжал подрагивать. А рявкнула на него не псина, а сама таможенница:

– Сэр!

Все вокруг застыло. Люди повернули к Полу головы. Подросток с рюкзаком, семья из четырех человек, тащившая добычу из Диснейленда, и пожилая пара, старавшаяся догнать свою группу. Второй таможенник направился в их сторону из другого конца терминала.

– Сэр! – повторила женщина-таможенница.

– Да? – ответил Пол. Ему казалось, что он покинул собственное тело и наблюдает со стороны за перепалкой, итог которой может быть один – наручники и бесчестье.

– Сэр, прекратите гладить собаку.

– Что?

– Это служебное животное, а не домашняя зверюшка.

– Да-да, разумеется. – Он поспешно отдернул заметно трясущуюся руку.

Повернулся и пошел в направлении, которое указывала стрелка «Багаж». А про себя считал шаги, решив, что если дойдет до десяти, значит, на этот раз пронесло.

Досчитал до одиннадцати.

Двенадцати.

Тринадцати.

Собака не почувствовала кокаин.