Июнь. Воскресенье. На карусели в Центральном парке нет свободных мест.
Пол и Джоанна, держась за руки, сидят на скамейке.
В воздухе носятся запахи сахарной ваты, жареного арахиса и яблочных цукатов. Кружатся лошадки, плывет знакомый музыкальный мотив. «Что-то из диснеевского мультика», – подумал Пол. «В глубине морской, в глубине морской…»
Джоанна положила ему руку на плечо и не убирала, и у Пола возникло острое ощущение, что мир на самом деле прекрасен.
Казалось, что после тех событий двухлетней давности прошло много-много лет.
Со времен Боготы. И Майлза.
И после того дня на съезде с автострады Лонг-Айленд-экспрессуэй.
Но подчас он чувствовал, что прошлое никуда не делось. Оно всегда было с ним – жило в комнате, пряталось в его кабинете, ехало с ним в машине, забиралось в постель.
Память, как товарищ детства, с которым не теряешь связи. Даже если отчаянно этого хочешь. Нет-нет да и возникнет в самые неожиданные моменты жизни.
Например, в погожий июньский день.
Иногда Пол начинал задумываться, сколько правды он расскажет своей дочери.
Поведает ли о нашумевшем убийстве одного бывшего наркобарона в туалете здания суда? О том, как Мануэля Риохаса отвели облегчиться и больше он не появился?
Скажет ли, что убийца каким-то образом добыл значок агента Администрации по контролю за соблюдением законов о наркотиках? Потом выяснилось, что значок был подлинный и принадлежал погибшему два года назад сотруднику администрации.
Тому самому, который время от времени надевал на себя другую форму. Например, костюм орнитолога и отправлялся в джунгли Колумбии на поиски желтогрудого тукана.
Объяснит ли, каким образом значок этого орнитолога оказался у убийцы? Как в тот день на съезде с трассы лежал мертвый агент, а рядом с ним валялся значок, который он положил на панель машины. Значок словно просил, чтобы его подобрали для какого-то пока еще неведомого дела.
Расскажет ли, как принес этот значок в знакомый кабинет в Малой Одессе в Бруклине, где к дверям была пришпилена табличка с надписью: «Президент»? И как обсуждал там дела с Моше?
– Знаете, как русские называют колумбийцев? – спросил его Майлз в тот день, когда покончил с собой.
– Как, Майлз?
– Любителями.
Не исключено, что Майлз умер именно поэтому. Русские вели очень выгодные дела за наличный расчет. И с готовностью брались за все, если им предлагали достойную цену. За взломы, ограбления и даже за убийства.
В том числе за такие шумные, на которые никто другой никогда бы не пошел.
Разумеется, если у клиента водились деньги. Много денег.
Но откуда Полу было взять такую сумму?
Станет ли он объяснять это своей дочери?
Вернется ли мыслями в тот день – к дымящемуся джипу, к луже масла и крови?
«Деньги уже у меня в кармане», – сообщил ему орнитолог, прежде чем взвиться в воздух, а затем навеки почить в бозе.
Когда Пол обернулся к Рут, ему показалось, что девочка сидит в вихре зеленых листьев. Только это были не листья. Ведь с орнитологом успели расплатиться – он получил жалованье от своего нового работодателя. От Риохаса.
Годы работы в качестве агента по контролю за соблюдением законов о наркотиках не пропали даром – орнитолог знал, где лучше всего спрятать деньги.
Сколько полов у машин он поотрывал за эти годы в поисках упаковок с кокаином? Пакетиков с марихуаной и брикетов гашиша? Достаточно, чтобы прийти к выводу: это самое лучшее место, если хочешь скрыть то, что никто не должен обнаружить.
Только он не рассчитывал на аварию. Не принял в расчет, что Пол на скорости шестьдесят миль в час переведет управление коробкой передач на задний ход.
Удар смял джип, боковины вспучились, банкноты взмыли в воздух и стали, словно снег, падать на голову Рут.
Расскажет ли он дочери, насколько просто было, дожидаясь «скорой помощи», собрать их в бумажник и засунуть в карман?
Решится ли напомнить?
Кружение карусели замедлилось, она остановилась. Раздались возбужденно-недовольные возгласы разочарованных детей.
Две девочки побежали к ним.
Одна из них – разумеется, Джоэль. Она выглядела как маленькая леди. В красном джемпере, с черными волосами, заправленными под красный беретик. Красный был ее любимым цветом – по крайней мере на этой неделе. Другая тащила ее прочь от карусели, потому что малышка упиралась и хотела кататься еще. Это была ее старшая сестра, уже совсем настоящая леди – почти шестнадцати лет. Пол отчаянно надеялся, что ее поразительные карие глаза сияли от счастья. Или по крайней мере от ощущения покоя.
Вот этой дочери когда-нибудь придется рассказать все. Или не придется? Может быть, лучше оставить недосказанным то, что он сделал ради ее блага? Пусть эта страница истории ее жизни останется в потемках – ведь, к счастью, теперь она благополучно закрыта. «Оберегайте ее», – когда-то попросила Галина Майлза. Теперь нашелся человек, который готов был выполнить ее просьбу.
Удочерить ее показалось так естественно.
Когда Джоанна и Джоэль возвратились из Колумбии, Пол позвонил Галине и Пабло и, как мог, объяснил, что произошло. Сказал, что хотя он выполнил свою часть договора, но не собирается на этом останавливаться и будет держать их в курсе событий. Некогда они стали его похитителями. Теперь были всего лишь безутешными бабушкой и дедушкой. Они рисковали жизнью, чтобы спасти его близких, и Пол был им за это вечно благодарен.
Он описал им внучку, послал фотографии, восторгался тем, какая она милая и каким обаянием наделена.
Теперь у девочки не было определенного статуса. Она оказалась буквально между двумя странами и рисковала на долгое время, если не навсегда, задержаться в больнице «Гора Арарат».
Пол навестил ее как-то раз, затем снова и снова.
Однажды он привез с собой Джоанну и Джоэль.
Это стало еженедельным ритуалом. Как и его письма и звонки в Колумбию. На этот раз не вымышленные, а самые настоящие. Такие же подлинные, как его чувства, когда они трое прощались с Рут на пороге больницы. Она стояла и махала рукой, пока их машина не скрывалась за поворотом.
Пол не мог припомнить, кто первый затеял этот разговор.
Пабло, Галина? Или он сам?
Можно считать, что это пришло в голову всем одновременно.
В Колумбии для Рут и теперь ничуть не безопаснее, решили они. Там в наше время никому не безопасно. Галина и Пабло ощутили, что стареют. И все как-то разом поняли, где должна жить Рут.
Галина и Пабло дали разрешение.
Джоанна и Пол написали заявление на удочерение, и через год на него пришел положительный ответ.
Рут так и не удалось окончательно выбраться из дебрей болезни. Трижды в неделю девочка посещала сеансы групповой терапии и поддерживала себя лекарствами. И тем не менее периодически впадала в надрывающую сердце депрессию.
Но большую часть времени она улыбалась, даже светилась. И Пол не сомневался, что семья питает ее так же, как его самого.
Раньше он не имел семьи, но получил ее в одно мгновение. Решил рискнуть – ради сомнительной вероятности пожертвовал надежным расчетом. Решил, что шансы того стоят.
– Пойдемте, милые, пообедаем, – предложил он дочерям.
Джоэль и Клаудии.
Именно Клаудии.
В тот день, когда ей официально присвоили их фамилию, Рут попросила поменять и имя.
– На какое? – спросил ее Пол.
Девочка спросила, как звали ее мать.
Джоанна ответила.
– Клаудия, – проговорила она. – Клаудия Брейдбарт. Это подойдет.