Если ты собираешься посвятить себя чему-нибудь, то постарайся реализовать это любой ценой.Ким Фридман
По крайней мере раз в месяц, сколько я себя помню.
Эту мантру мама не устает повторять. В конце шестидесятых маму три раза арестовывали за выступления против войны во Вьетнаме. Одна из манифестаций, придуманных мамой, состояла в следующем. Горстка агрессивных активистов запасалась у мясников частями убитых животных, а затем с этим арсеналом отправлялась на Бродвей, чтобы закидывать окровавленным мясом зрителей, пришедших посмотреть «фривольные» мюзиклы. Причем все действо происходило под крики: «КРОВЬ В ХАНОЕ? КРОВЬ НА БРОДВЕЕ! КРОВЬ В ХАНОЕ? КРОВЬ НА БРОДВЕЕ!» И когда мамины товарищи по борьбе предложили использовать вместо реальной крови красную краску, мама в ответ спросила: «А РАЗВЕ ИЗ РАН НАШИХ СОЛДАТ ТЕЧЕТ КРАСКА?!»
Тот факт, что привод в полицию за этот «уличный театр» был только одним из трех ее арестов за активную антивоенную деятельность, во-первых, невольно заставляет задуматься, а за что же тогда ее еще два раза сажали в кутузку (я спросила, но мама ответила как-то уклончиво), и, во-вторых, наглядно демонстрирует, насколько далеко мама готова зайти, посвятив себя какому-то делу.
Кейт, если ты собираешься играть в водное поло, почему бы заодно не подпилить поострее ногти? Ведь тогда ты сможешь плавать и одновременно царапать под водой соперниц!
Если ты собираешься принять участие в конкурсе на лучший костюм для Хеллоуина, зачем наряжаться как принцесса, если папа может соорудить специально для тебя ярко-зеленый переносной стереомагнитофон, который будет исполнять «Макарену»?
Если ты хочешь баллотироваться в студенческий совет, почему бы не произнести речь в костюме Супергерл, а заодно и что-нибудь спеть?
Мама свято придерживалась девиза «Любой ценой!» во всем, что касалось родительской опеки, но, пожалуй, самым наглядным примером будет происшествие, которое мои родители назвали «Случай на спектакле в честь окончания восьмого класса».
Когда руководство театральной кафедры моей средней школы Гарвард-Вестлейк сообщило, что собирается представить весной пьесу «Сон в летнюю ночь», мама испытала пароксизм безумного восторга. Я тоже чрезвычайно возбудилась, так как мечтала сыграть роль Гермии еще со времен начальной школы, когда мама впервые прочла мне эту пьесу. То была роль моей мечты.
К сожалению, шанс получить роль Гермии равнялся вероятности оказаться в лапах пришельцев, планирующих вставить в меня анальный зонд. И ежу было понятно, что ученикам седьмых и восьмых классов ловить тут совершенно нечего. Главные роли всегда исполняли девятиклассники, которые честно заслужили это право, успев за школьные годы съесть свою порцию дерьма. Мамина реакция на такую негласную установку была следующей: «Что ж, если она негласная, значит нет такой установки. Ведь так?»
После первого прослушивания я весь ланч нервно расхаживала туда-сюда вместе с теми, кто еще продолжал надеяться. Мы кучковались возле доски для объявлений у дверей театральной кафедры, чтобы выяснить, кому удастся попасть на повторное прослушивание. Ну, если вы хоть когда-нибудь встречали человека, одержимого театром, который ждет сообщения, получил ли он роль, то вы, вероятно, должны знать, что в данный конкретный момент этот одержимый находится явно не в лучшей форме. К тому же кое-кто из наших детишек уже снимался в голливудских фильмах, а что еще хуже, родители некоторых из них были ведущими актерами, режиссерами и сценаристами, так что легко представить, в каком напряжении находились все ожидавшие. Одну девочку реально стошнило, а ведь она даже не страдала булимией! Вся наша притворная дружба моментально испарилась, и мы превратились в злобных маленьких зверюшек.
За две минуты до окончания ланча наконец появилась режиссер, прикрепила к доске список актеров и поспешно юркнула обратно к себе в кабинет, предусмотрительно заперев дверь, отделяющую ее от толпы взвинченных подростков. Перед доской объявлений мгновенно образовалось некое подобие мошпита, причем из-за чужих голов мне абсолютно ничего не было видно. Я подпрыгивала вверх-вниз, пытаясь хоть что-то разглядеть, но тут ко мне повернулся Ларри Глассман и, сверкнув брекетами, сказал:
– Мои поздравления, Кейт! Нас обоих вызвали на повторное прослушивание.
Он пробовался на роль Лизандра, героя-любовника и предмета воздыханий Гермии. Двое актеров-любителей, я и симпатяга Ларри, в седьмом классе играли в основном составе обоих шоу, и я была влюблена в него, в его металлический рот, в ломающийся мальчишеский голос, да и вообще. Его тихую привлекательность никто из девчонок не замечал, но – блин! – как же он мне нравился. Я покраснела:
– Спасибо, Ларри! И я тебя поздравляю!
Он нежно сжал мое плечо, отчего у меня кольнуло сердце, и ушел, оставив меня изнемогать от любви. Я подошла к доске объявлений, чтобы лично проверить результат, и срочно побежала звонить маме.
И что, по-вашему, она мне ответила?
– Начинай учить роль.
Вернувшись тем же вечером домой после тренировки по водному поло, мы застали папу на диване в гостиной, где обычно проходили репетиции. Мама ткнула пальцем в сторону кухонной двери:
– Майкл, вон!
Папа, с пультом от телевизора в руке, озадаченно поднял голову:
– Но я смотрю…
– Живо выметайся отсюда! Приготовь обед или типа того. Только здоровую пищу.
– Ким, да ладно тебе! Осталась всего минута до конца матча…
– Ох, вот уж не ожидала, что бокс окажется для тебя важнее будущего единственной дочери. А знаешь что? Не бери в голову, я все понимаю. Досматривай свое шоу. Но если Кейт не получит роль? Она не получит роль! И вообще, разве есть хоть какая-то разница между шансом получить главную роль в пьесе, поступить в колледж Лиги плюща, сделать блестящую карьеру, встретить интеллигентного мужчину, с которым она будет растить своих… или просто взять и бросить школу?! Так что спокойно досматривай свое шоу, Майкл, а мы уж как-нибудь перебьемся.
И папа, желая избежать участия в очередном этапе нашего репетиционного марафона, выключил телевизор и поплелся на кухню. Уж лучше заняться мытьем посуды, чем семь часов подавать реплики за героя-любовника.
– Ладно, Кейт! У меня есть потрясающая идея!
Потрясающая? Последняя мамина «потрясающая идея» состояла в том, чтобы сэкономить на отдыхе, в результате чего мы застряли в чужой стране в доме, кишащем летающими тараканами. Поэтому мой скептицизм был вполне оправдан.
Для повторного прослушивания наш педагог по театральному искусству выбрала сцену между Гермией и Лизандром, во время которой сексуальное влечение героев достигало апогея. Мама пошелестела страницами сценария и ткнула пальцем в выделенный текст:
– Вот эту строчку.
– Какую?
Я подошла поближе и увидела, что она имеет в виду кульминационный момент всей сцены, когда Гермия борется с искушением переспать с Лизандром.
– Уверена, что в этом месте остальные девчонки наверняка стушуются и не сумеют выложиться по полной.
– Хорошо, и что ты предлагаешь?
– Ну… вместо объятий и прочих глупостей ты, по-моему, должна разбежаться, прыгнуть на Лизандра, обвить ногами его талию и по-настоящему поцеловать. Попробуй, если сможешь, засунуть язык ему в рот.
Здрасте, приехали! Мамино коронное «любой ценой» снова подняло голову. С явной сексуальной агрессией. Если ты собираешься пробоваться на роль, зачем просто хорошо играть, когда можно выкинуть сверхсексуальный трюк, чтобы наверняка получить свое? Причем самое неприятное в случае маминых установок «любой ценой» было то, что они, как ни странно, практически всегда срабатывали. А сейчас наши желания совпадали: я и в самом деле жаждала получить роль.
Но с другой стороны, мне было тринадцать и я отчаянно не хотела выставлять себя форменной идиоткой перед толпой вредных подростков.
– Ты с ума сошла? На глазах у всех? Исключено! Ни за что! – Я воинственно сложила на груди руки.
– Кейт, я понимаю, что, возможно, хватила через край, и все же у тебя только одна попытка. Ну да, ты играешь хорошо, пожалуй, лучше всех остальных, кто участвует в прослушивании, но, чтобы отнять главную роль у Карли, тебе нужно совершить нечто из ряда вон выходящее. – (И конечно, как ни горько это признавать, мама была абсолютно права. Карли наряду с прочими девочками пробовалась на роль Гермии и считалась моей основной конкуренткой. Она была очень талантливой молодой актрисой, к тому же девятиклассницей, поэтому, если она вдруг с какого-то перепугу не провалит прослушивание, роль с 90-процентной вероятностью достанется ей.) – Да ладно тебе, давай хотя бы попробуем это отрепетировать, а завтра сама решишь. Попытка не пытка.
И мы битых три часа репетировали сцену, пока я наконец в нервном изнеможении не рухнула на кровать. На следующий день после школы я поплелась вместе с остальными в экспериментальный театр, где проходило прослушивание. Да, мама – профессиональный телережиссер, и я доверяла ее интуиции, но хватит ли у меня духу реализовать ее план?
Весь день я истово гадала, кто будет моим партнером на сцене. Для меня это было русской рулеткой – сделать выбор из окаймленных первым юношеским пушком ртов актеров-любителей с гормональным взрывом. Я молча обвела глазами комнату в поисках тех, кого вызвали на повторное прослушивание на роль Лизандра: Том Майклсон, Бобби Фридбург и, конечно, красавчик Ларри Глассман.
Том стал бы идеальным кандидатом. Он был геем, он был моим другом, и он по-прежнему делал вид, будто увлекается девочками, – одним словом, беспроигрышный вариант. Бобби учился в девятом классе, ростом он был не меньше шести футов, и с учетом моих пяти футов трех дюймов (по самой оптимистической оценке!) решить эту логистическую задачу не представлялось возможным. И – О БОЖЕ! – а что, если это будет Ларри? Хватит ли у меня духу засунуть язык ему в рот? Что касается поцелуев, то невинность я потеряла еще в седьмом классе, когда на бат-мицву мы играли в «Правду или расплату» (но никаких языков!). Хотя да, я уже знала пару вещей насчет смыкания губ. А вот Ларри, наоборот, несколько отставал в общем развитии, и всем в нашей школе было известно, что он еще ни разу не целовался.
Кто-то похлопал меня по плечу, я оглянулась и увидела Ларри, нервно поднимавшего вверх большой палец.
– Давай, устраивайся рядом со мной! – Он одарил меня взволнованной улыбкой. – Ты готова?
С трудом поборов подкатившую к горлу тошноту, я села на пол рядом с Ларри. Прослушивание началось, и после сорока пяти минут актерской игры, варьировавшейся от ужасной, в духе Корки Сент Клера, до фантастической, на уровне Мэгги Смит, пришла очередь сцены между Гермией и Лизандром.
Мисс Бенсон, наш режиссер, с блокнотом в руках забралась на сцену:
– О’кей, а теперь все успокоились! Тсс! О’кей, первыми на роли Гермии и Лизандра… Карли, ты будешь за Гермию, а ты, Бобби, – за Лизандра.
Я откинулась назад и стала наблюдать, как Карли выигрывает прослушивание: она идеально передавала малейшие нюансы всей сценки, заставив хихикать семьдесят конкурирующих между собой подростков. А у меня тем временем звенели в ушах прощальные слова мамы, которыми она напутствовала меня на парковке: «Ну давай же! Рискни! Если ты сделаешь все так, как мы репетировали, то считай – роль у тебя в кармане».
Я смотрела, как мисс Бенсон вытирает выступившие от смеха слезы, и понимала, что обратной дороги нет.
– Ух ты! Отлично, ребята! – улыбнулась мисс Бенсон.
Я мысленно заклинала ее вызвать следующими нас с Томом, истово уверовав в то, что если это сработает, то для меня откроются новые горизонты в области управления сознанием. Поскольку я отнюдь не была уверена, что смогу выкинуть этот финт в партнерстве с Ларри. Мисс Бенсон посмотрела в блокнот, и я затаила дыхание.
– Ладно, давайте посмотрим. Том, поднимайся на сцену. Ты играешь Лизандра. А кто у нас Гермия… Сара Джейн, прошу!
Ларри с широкой улыбкой пихнул меня в бок и, нагнувшись ко мне, прошептал:
– Потрясающе! Я реально надеялся, что мы с тобой будем играть в паре!
ЛАРРИ, СЕЙЧАС ЖЕ ПРЕКРАТИ СО МНОЙ ЛЮБЕЗНИЧАТЬ! ЧЕРТ ПОБЕРИ, НЕУЖЕЛИ ТЫ НЕ ВИДИШЬ, КАК Я ИЗО ВСЕХ СИЛ ПЫТАЮСЬ УБЕДИТЬ СЕБЯ, ЧТО МНЕ ПРОСТО НЕОБХОДИМО ЗАДУШИТЬ ТЕБЯ В ОБЪЯТИЯХ?!
И вот пришла наша очередь. И как только мы начали разыгрывать сцену, возникшая между нами химия стала буквально осязаемой. Помню, как у меня промелькнуло в голове: Ух ты, пожалуй, я могу заработать больше смешков, чем Карли! Я слегка помедлила перед монологом, обуреваемая сомнениями, а нужен ли мне вообще этот финт, чтобы получить роль? И снова у меня в голове раздался мамин голос: «Ну давай же, Кейт! Не дрейфь! Любой ценой!» Ай, ладно, была не была!
У Ларри округлились глаза, когда я бросилась к нему, однако он с неожиданной легкостью воспринял тяжесть моего обвившегося вокруг его талии тела и твердый нажим моих губ. Зрители с воплем повскакали на ноги: 50 процентов были в шоке, а 50 процентов валялись со смеху. А рот Ларри оказался именно таким, каким я представляла его в своих мечтах.
Ну и как, по-вашему, цель оправдала средства? Немножко странно говорить «да», если это означало распечатать невинные губы восьмиклассника, чтобы получить роль в школьной постановке «Сна в летнюю ночь». И тем не менее я получила роль, так что чисто технически мамино «любой ценой» в очередной раз сработало.
Но зато Карли получила моего парня. Они с Ларри стали первой за всю историю нашего драматического клуба скандальной парой «молодой мужчина – женщина постарше», так что за все хорошее приходится платить.