Если бы моя мама была супергероем, ее тайным вторым «я» был бы Кастратор: днем она режиссер на телевидении и заботливая мамочка, а ночью – защитница женщин и детей. Ее сверхспособности помогали бы ей принимать любое обличье, неотразимое для сексуальных маньяков, а затем она использовала бы свою суперсилу, чтобы вытрясти из них все дерьмо. Ее фирменным знаком был бы кроваво-красный ноготь, превращающийся в острое лезвие, которым она кастрировала бы насильников и растлителей детей.

Однако моя мама не супергерой, и она еще никогда в жизни никого не кастрировала (насколько мне известно), однако, совсем как у любого супергероя, у нее есть своя темная предыстория, которой и объясняется ее чрезмерная забота о моей безопасности.

Ей было десять лет, когда жилец из их дома попытался облапить ее в лифте. Но мама, будучи моей мамой и следуя советам моей бабушки, хорошенько врезала ему по яйцам и заорала: «А НУ-КА ОТВАЛИ ОТ МЕНЯ!» – и выскочила из лифта на следующем этаже.

Не будем уж слишком углубляться в фрейдизм, но, по-моему, именно этот жизненный опыт во многом и сформировал ее родительский стиль, а именно заставил заняться постоянным выискиванием сексуальных маньяков.

Как только я появилась из ее матки, буквально все вокруг попали под подозрение. Медбрату в родильном отделении, который собирался меня выкупать, было строго сказано: «ОТОЙДИ! Я сама все сделаю». Хочу напомнить, что мама тогда лежала на операционном столе и ее зашивали после кесарева сечения. Дальше – больше! Подарком к моему окончанию школы стал свисток от насильника. А когда я уехала в колледж, мама начала мне присылать уже не свистки, а сирены.

После колледжа я поселилась в Нью-Йорке, и главным маминым оружием моей защиты стали средства индивидуальной защиты: куботаны, ножи, замаскированные под расчески, ярко-розовые перцовые баллончики. И не перечислить всего того, чем снабжала меня мама, заставляя носить в сумочке. В мамино оправдание хочу сказать, что однажды я действительно натерпелась страху, когда шла от метро к себе домой. Какой-то алкаш крикнул мне: «Я отымею тебя в рот, сучка!» А когда я не откликнулась на его призыв заняться оральным сексом, он швырнул в меня банкой из-под пива. Но опять же, он был в дымину пьяный, и банка попала в почтовый ящик на три фута левее меня.

И при всем том, что я наверняка получила бы моральное удовлетворение, глядя, как он корчится в конвульсиях от струи «мейса», если бы у меня были с собой мамины средства защиты, все это было бы чревато тюремным сроком за превышение необходимой самообороны. И хотя я не поддерживаю мамину святую уверенность, что всех насильников и педофилов следует публично кастрировать на Таймс-сквер, а затем заставлять их съедать собственные яйца, меня до сих пор напрягают свист и улюлюканье в спину и повседневные сексуальные домогательства, которые я, как женщина, вынуждена молча терпеть. И пусть я спокойно игнорирую все эти «Улыбнитесь, мисс», «Черт, ну и жопа!» и «Эй, сахарные сиськи, хочешь пососать кое-что сладенькое?» – в глубине души мне хочется содрать ржавым гвоздем кожу с ваших членов. Итак, 1) заставлять человека копить в себе ярость – возможно, не самая хорошая идея, и 2) по-моему, я начинаю походить на свою маму.

Ну а кроме того, все три района Нью-Йорка, в которых я жила, были абсолютно безопасными. И, несмотря на то что мама искренне верила, будто управление исполнения наказаний штата Нью-Йорк выпускает на свободу всех сексуальных маньяков прямо в нашем доме, меня ее сказки никогда особенно не пугали.

И вот в один из уик-эндов мама приехала ко мне из Нью-Джерси, и я повела ее на ланч в кофейню. В перерыве между пережевыванием капусты и жалобами на хипстеров, подающих на стол сельтерскую в стеклянных банках Мейсона, мама спросила:

– Итак, а где перцовый баллончик, который я тебе послала?

– Э-э-э… – Я виновато потупилась.

– Прошу прощения, но хотелось бы увидеть присланный тебе перцовый баллончик, который ты обещала всегда иметь при себе в сумочке.

– Мама, я не собираюсь играть с тобой в эти игры. Прекрати! Ешь свой ланч.

– Ты хочешь сказать, что каждый день ходишь по этому городу вообще без всяких средств индивидуальной защиты, да?!

– Мама, тише! – Я обвела глазами обеденный зал; посетители уже начали таращиться на нас.

Тогда мама еще больше повысила голос, уже явно работая на публику:

– Неужели ты боишься, что твои друзья из крутой хипстерской кофейни сочтут тебя недостаточно крутой, если ты положишь в сумочку средство самообороны?! А знаешь, что еще не слишком круто? ВСТРЕЧА С НАСИЛЬНИКОМ!

Во избежание в дальнейшем подобных сцен я решила на время маминых визитов непременно иметь при себе в сумочке какое-нибудь оружие. И правильно сделала. Каждый раз, когда мама появляется в моей квартире, она буквально с порога, даже не дав мне сказать «привет», начинает проверку наличия у меня средств индивидуальной защиты. И первое, что я слышу от нее: «Где это?» И вот пару лет назад я специально к маминому приезду запаслась куботаном, маленькой палочкой, которая, если ее крепко сжать, усиливает удар. Иногда эти палочки могут удлиняться до размеров полицейской дубинки.

– Ну-ка, посмотрим, что там у тебя! Открой сумку!

Если честно, то я вынула куботан из упаковки за несколько минут до маминого прихода, чтобы она снова не застала меня с пустыми руками. В ответ на мамин приказ я закатила глаза, а затем с уверенным видом, совсем как президент Национальной стрелковой ассоциации, достала из сумочки оружие.

– Хорошо. Лично я предпочла бы перцовый баллончик, но все лучше, чем ничего.

– Вот видишь? Не понимаю, почему ты продолжаешь меня допрашивать… – Я усмехнулась, очень довольная собой.

– Ладно-ладно, я была не права.

– Я хочу сказать, что это как-то оскорбительно. Неужели ты думаешь, что я тебя обманываю?

Мама явно почувствовала себя виноватой, а я, убирая куботан в сумку, устроила настоящее шоу.

А затем я благополучно забыла про куботан. Ведь все это с завидной регулярностью повторяется во время каждого маминого визита, и, учитывая наши частые встречи, вероятность, что у меня в данный конкретный момент будет при себе оружие, составляет, по моим оценкам, 60 процентов. Это еще чудо, что я не прыснула перцовым аэрозолем в друга, или ребенка, или типа того. Потому что у меня ужасная координация движений.

И все же один раз я здорово пожалела, что у меня не было при себе маминых безумных средств самообороны, а именно во время командировки в Техас. Не успела я в первый же вечер войти в ресторан, как столкнулась с натуральным ковбоем. Он вел себя как самый настоящий джентльмен, но, когда он открывал передо мной дверь, его куртка немного задралась, и моим глазам предстала резная перламутровая ручка пистолета в кобуре на поясе. Я остолбенела. Ведь впервые в жизни я видела ствол у человека, который явно не служил в полиции. И когда я вдруг поняла, что нахожусь на расстоянии одного фута от оружия, способного проделать дырку в моем теле, у меня под мышками появились предательские черные круги. Опять же, мужчина оказался очень славным, он даже сказал: «Мэм, надеюсь, вы хорошо проведете время в Техасе», однако мне было ужасно не по себе.

Похоже, для жителей Техаса стволы – как для меня утягивающее белье: я ношу его под одеждой практически постоянно (99 процентов времени) и без него чувствую себя жутко некомфортно. И до конца той недели в Техасе всякий раз, как у кого-то оттопыривался пиджак или задиралась штанина, мне сразу мерещились пушки. Но, учитывая мое тревожно-мнительное состояние, я не берусь назвать точное соотношение между реальным огнестрельным оружием и обычными поясами и носками.

А еще через неделю я отправилась в Даллас повидать Рассела, одного из своих близких друзей, которого знала с семи лет. Он переехал в Даллас, чтобы работать на Глена Бека, человека, слишком сомнительного для «Фокс ньюс», но я была не в том положении, чтобы учить Рассела. Я собиралась устроить себе короткие каникулы и получить максимум удовольствия от бесплатного жилья в незнакомом городе. И вот в мою последнюю ночь в Далласе, когда мы, уплетая за обе щеки заказанную навынос еду, спорили о легализации браков между геями, я неожиданно заметила черный футляр на кухонной стойке. И поинтересовалась, что это такое.

– Ой, это мой ствол. Забрал по дороге домой. Отдавал почистить. Спасибо, что напомнила. Нужно положить его в сейф.

– ЧТО? ТЫ КУПИЛ СТВОЛ? КАКОГО ХРЕНА?! ТЫ ЭТО СЕРЬЕЗНО?!

И ты, Брут?!?! Рассел принес футляр и показал мне свой «Глок-19» – черный девятимиллиметровый самозарядный пистолет. Я слегка прибалдела. Ведь Рассел не был ковбоем-деревенщиной из Техаса, нет, он был одним из моих близких друзей, которого я любила и уважала. По какой-то непонятной причине при виде размахивающего оружием Рассела я запаниковала. Ведь повсюду оружие и сумасшедшие!!! (Расс, к тебе это не относится. Я люблю тебя.)

– Кейт, не понимаю, почему это тебя так удивляет. По мне, так это чистое безумие, что ты разгуливаешь по Нью-Йорку без средств самозащиты.

Помню, я еще тогда подумала: неужели я единственный безоружный человек на планете? Возможно, мама была права. Короче говоря, я не имею в виду, что надо срочно бежать покупать себе базуку, но, может, стоит хотя бы обзавестись лезвием, замаскированным под губную помаду?

На следующее утро я стояла в очереди на досмотр пассажиров перед рейсом в Нью-Йорк и размышляла на тему, смогу ли я действительно применить к кому-нибудь оружие, независимо от обстоятельств. Выгрузив багаж на транспортер, я прошла через ворота. Увидев мою мешковатую толстовку, агент управления транспортной безопасности (УТБ), производивший досмотр багажа, велел мне остановиться для дополнительного ручного контроля. Слава богу, что мамы не было рядом, а не то она непременно сказала бы: Ну, если бы ты надела облегающее маленькое черное платье, никто не обшаривал бы тебя рукой в перчатке чуть повыше промежности! Надо всегда хорошо одеваться, если далеко едешь. Ведь никогда не знаешь, кого можешь встретить в пути! Агент УТБ, обладатель той самой затянутой в перчатку руки, отпустил меня с миром, и я повернулась к конвейеру с установкой для рентген-сканирования, чтобы взять сумки и ноутбук. Но человек в униформе, нахмурившись, придержал мои пожитки на ленте транспортера и, когда я встретилась с ним глазами, подозвал к себе.

Тут я в очередной раз хочу повторить, что у меня повышенный уровень тревожности. Сердце тотчас же отчаянно застучало, и я принялась мысленно рисовать вероятные сценарии. Неужели я не выкинула бутылку с остатками воды, что пила в такси? Или забыла вынуть травку, которую Марк попросил положить ко мне в сумку два месяца назад? Или кто-то втайне от меня спрятал в моей сумочке бомбу – и теперь мне придется расплачиваться за чужое преступление?!

Агент УТБ показал на мой багаж:

– Это ваши вещи? – (Я молча кивнула, чувствуя, как рот наполняется слюной.) – Мне надо осмотреть вот эту сумку.

Он принялся рыться затянутыми в латекс руками в моей сумочке и наконец извлек ярко-розовый куботан, который я самодовольно положила туда несколько недель назад.

БЛИН!!! И как прикажете теперь это объяснять? Ой нет, сэр, это не мое. Я положила туда куботан просто для того, чтобы соврать маме, что ношу его с собой! Ох, мамочки, разве я не права?!

– Ой, ну надо же! Мне ужасно жаль, сэр. Я… я совершенно забыла, что это лежит у меня в сумочке.

– Вы забыли, что у вас с собой оружие во время прохождения досмотра в аэропорту?!

– Честное слово, забыла. Мне очень-очень жаль. Так глупо…

– Это вам не шутки.

У меня совсем расшалились нервы, и я уже мысленно перенеслась на три дня вперед: я в техасском исправительном учреждении для женщин в одной камере со своей тюремной женой, загонщицей скота по имени Пегги, заставляющей меня варить вино на воде из бачка.

– Я знаю. Поверить не могу, что такое случилось. Я действительно забыла про эту штуку в моей сумочке. Ведь я прилетела сюда из Нью-Йорка, даже не подозревая о том, что она у меня с собой.

Ну как можно быть такой идиоткой?!

– Вы понимаете, что только что признались в грубом нарушении федерального закона?..

Ну как можно быть такой клинической идиоткой?!

– Нет! Я просто хотела сказать, что это жуткое недоразумение. И мне действительно ужасно жаль. А можно, я просто отдам вам это и вы меня отпустите?

– Ну-ну, это мы еще поглядим. Есть такие штуковины, которые могут превращаться в дубинки, и если у вас именно такой куботан, то вам придется пройти со мной.

Покрутив в руках мое ярко-розовое оружие, он отошел посовещаться со служащими, стоявшими возле установки для рентген-сканирования.

Ага. Меня определенно отправят в тюрьму. Интересно, я смогу быть хорошей тюремной женой? Блин, может, лучше попытать счастья с надзирателями? А что, если я тогда стану «крысой»? Нет, Пегги, детка, я тебя ни за что не предам. Я буду собирать для тебя окурки, только не сажай меня на перо!

Задержавший меня агент УТБ вернулся и, откашлявшись, поднял вверх ярко-розовый куботан:

– Мэм, попытка тайком пронести в самолет оружие – серьезное правонарушение.

– Да, сэр. Хочу еще раз повторить, что очень сожалею. Это действительно было сделано по ошиб…

Он прервал меня взмахом свободной руки, и мои тюремные фантазии разыгрались с новой силой.

– Ну, ваш куботан не увеличивается до размеров дубинки, поскольку иначе мне бы пришлось вас задержать. Вы это понимаете?

– Да, сэр. – Я была счастлива, что на месте куботана не оказался перцовый баллончик.

– Так и быть, мы вас отпустим и даже разрешим сегодня улететь. Но оружие придется конфисковать. И постарайтесь, чтобы такого больше не повторялось.

– Обещаю, сэр. Никогда в жизни. – Я закинула сумки на плечо и пулей пронеслась мимо женщины из УТБ, как две капли воды похожей на мою тюремную жену Пегги.

Приземлившись в аэропорту имени Джона Кеннеди, я подумала, что, быть может, мои терки со службой безопасности нашей родины заставят маму сделать паузу. Черт, может, мне удастся убедить ее не посылать мне ножей, замаскированных под тампоны (даже не пытайтесь это прогуглить). А что, если мой несостоявшийся арест станет именно тем яичком, о которое сломается лезвие Кастратора? Я включила телефон и увидела сообщение от мамы.

Нет.