9 ноября. На бреющем полете

С повисшим на хвосте утренним солнцем С-5 приближался к острову Черный Маниту — крохотной полоске белого, коричневого и зеленого посреди сверкающего голубого великолепия озера Верхнее. Колдинг сидел в кресле наблюдателя. Хотелось спать. Глаза слипались. Ныла рана.

— Держите, — сказал Каппи и вложил ему в руку пластиковый стаканчик с кофе.

— Спасибо, — сказал Колдинг. — За рубашку и куртку — тоже.

Каппи отсалютовал двумя пальцами и вышел из кабины. Колдинг поставил кофе, приглядывая за стаканчиком, чтобы не пролился, пока он открывает папку Магнуса. Жидкость дрожала в такт вибрации моторов С-5.

Пи-Джей сделал глоток — «ух, крепкое варево» — и посмотрел через лобовой фонарь кабины. Они шли низко: солнце, искрясь на белых шапках волн, легло широким, на многие мили, конусом фотовспышек.

— Занесло черт знает куда… — сказал Алонсо. — И они называют эти штуковины «озерами»? Я океаны видал поменьше.

— Потому их и называют Великими озерами, малыш, — сказал Сара. — Даже не верится, что ты никогда их не видел. Надо почаще выбираться из дома.

— Ага, — сказал Алонсо. — Мичиган в самом верху моего списка будущих турпоездок. Особенно Детройт.

— Нет, почти весь штат просто классный, — сказала Сара. — Я выросла недалеко от этих краев, в городке Чебойган.

Алонсо кивнул:

— Ты выросла там. Ну, тогда это многое объясняет.

Сара хлопнула его правой рукой по плечу. Он засмеялся, затем повернулся в кресле и обратился к Колдингу:

— А вы, дружище, откуда?

— Джорджия. Маленький городок за Эт…

— Может, для начала посадим самолет? — перебила Сара.

Колдинг откинулся на спинку кресла. Алонсо длинно присвистнул. До посадки оставалось не менее пяти минут, но никто об этом не заикнулся. Похоже, Сара хотела сохранить деловой тон разговора — по крайней мере, в той части, которая затрагивала Колдинга.

С места наблюдателя перед Пи-Джеем открывался ошеломляющий вид через лобовой колпак кабины. Черный Маниту казался почти целиком белым, испещренным пятнами коричневого и зеленого. Остров тянулся строго с юго-запада на северо-восток. Колдинг сверился с картой в манильской папке. Десять миль «от кончика до кончика», три мили поперек в самой широкой части. Глубокие заливы и фиорды делали его похожим на тропический архипелаг. Береговую черту окаймлял широкий песчаный пляж.

Алонсо, подражая южному акценту, пропел, смешно растягивая слова:

— «А далеко ль до ближайшего го-о-рода? Да бли-и-изко-о-о».

— Это Мичиган, идиот, — сказала Сара. — Убирай свое дурацкое банджо.

Колдинг вновь заглянул в карту.

— Нечасто вам придется ездить на пикники с местными. Ближайший городок Коппер Харбор, часа три по воде.

Алонсо застонал.

— А на самолете или вертолете?

— Без вариантов. Как только приземлимся, с острова — никаких полетов.

— Блин, — ругнулся Алонсо. — Похоже, какое-то время мне придется ходить на свидание с Рози Палмс и ее пятью дружками.

— У нее другое имя, — сказала Сара. — В наших местах это зовется «свидание с мисс Мичиган».

Колдинг продолжал листать содержимое папки.

— А здесь чуть более комфортно, чем кажется на первый взгляд. Говорят, раньше на острове был четырехзвездный курорт. И вроде здесь даже отдыхала Мэрилин Монро.

Остров рос в размерах, уже заполняя горизонт впереди.

— Радар не обнаружен, — доложил Алонсо. — У них что, полоса есть, а радара нет?

— Хм-м… — Колдинг пролистал еще несколько страничек. — Они включают его только на посадки и взлеты. Данте не хочет, чтобы кто-то гадал, с чего вдруг на острове посреди озера молотит радар.

В этот момент, будто условный сигнал, в кабине раздался негромкий «бип».

— А вот и радар, — сказал Сара. — Нас вроде ждут.

Колдинг вновь вытянулся телом вперед.

— Перед посадкой пролетите вдоль острова.

— Пожалуйста, — добавила Сара.

Колдинг посмотрел на нее.

— Пожалуйста — что?

— Пролетите вдоль острова, пожалуйста, — сказала Сара, не поворачиваясь от иллюминатора и избегая встречаться с ним взглядом. — Пока мы не сядем, командую здесь я, помнишь?

Алонсо посмотрел на Сару с комичным выражением лица. Наклонив голову, он оглянулся на Колдинга, будто бы спрашивая: «Что здесь происходит?» Колдинг молча пожал плечами.

— Со, следи за приборами, — велела Сара. Алонсо повернулся в кресле, приняв рабочее положение.

Вот, значит, как оно будет дальше. Что ж, на острове будет достаточно места, чтобы держаться подальше от этой женщины.

— Капитан Пьюринэм, — обратился Колдинг. — Я не очень вас затрудню, если попрошу вас любезно пролететь вдоль острова, прежде чем зайти на посадку? Пожалуйста.

— Совсем не затрудните, — ответила Сара. — Стандартная процедура, вообще-то, могли бы даже не спрашивать.

Алонсо вновь так же странно посмотрел на нее, затем пожал плечами и вернулся к своим обязанностям.

Сара отвернула С-5 от острова подальше на север, заложила обратный вираж и приблизилась к северо-восточной оконечности; Колдинг отслеживал ее маневр по карте, пока С-5 подлетал к острову. Залив Рэплейе разрезал северо-восточную оконечность острова на две части длиной в милю каждая — два покрытых снегом языка. Во многих местах торчали из-под белого покрывала скалы, коричневые и серые или черные от только что растаявшего снега, — он же покрывал землю на дюйм-два, лежал комьями на голых ветвях дубов и тополей и тяжело нагружал ветки елей и сосен.

Миновав залив, они пролетели над аккуратным маленьким строением фермы и просторным красным коровником с черной, из просмоленного гонта, крышей. Из серых гонтов пятифутовыми буквами было выложено слово «Баллантайн». Колдинг разглядел коров, топчущихся на припудренном снегом пастбище за коровником, и быструю тень от какого-то бегущего черного существа. Скорее всего, собаки.

От коровника уходила дорога, и казалось, будто С-5 летит, повторяя ее легкий изгиб. Слева от дороги шли поля, давно не паханные, с пятнами молодых тополей и сосен здесь и там. Справа — поднимался на верные пятьсот футов центральный гребень острова. Ровно посередине острова, прямо из этого гребня торчала маленькая, на длинных деревянных сваях будка. Рядом с ней стояла узкая, из окрашенного в красно-белые цвета металлокаркаса мачта связи с двумя квадратной формы устройствами, смонтированными по бокам. На ее вершине крутилась небольшая антенна радара.

Алонсо показал на деревянную башню:

— Медведь Смоки в действии?

Колдинг полистал папку.

— Старая пожарная наблюдательная вышка. Оснащена сиреной воздушной тревоги и всякой всячиной. На металлической вышке — оборудование канала надежной спутниковой связи с «Генадой». И «глушилка», блокирующая все виды связи входящей и исходящей.

— «Глушилка»? — спросила Сара. — Как же тогда можно поговорить с кем-то на другом конце острова?

— Обычные телефонные столбы, — ответил Колдинг. — Полностью изолированные, не подключенные ни к какой внешней системе. Посмотрите, справа от дороги: наземные линии связи протянуты ко всем домам. Ко всем занятым зданиям, которых… всего пять, включая ангар.

— Пять домов… — повторил Алонсо. — Чую, жизнь здесь бьет ключом.

Они миновали центр острова, оставив позади две вышки. Слева, на юго-восточном берегу, Колдинг увидел крохотную гавань. Блоки зазубренного гранита окружали остров, торча над поверхностью буквально сразу за кромкой воды. Единственный вход в гавань с виду казался свободным. Массивные кучи бетонных и скальных обломков составляли волнорез гавани, разбивавший неугомонные волны озера Верхнего в мелкую рябь. Большая белая рыбацкая посудина, может даже тридцатифутовик, пришвартована к длинному черному причалу.

Вдоль дороги меж редких домов росли неухоженные деревья. Почти все жилища казались заброшенными. Колдинг разглядел всего три здания, за которыми как будто хорошо присматривали: один жилой дом, еще один коровник и хауз-комбо. За изгородями большие участки развороченной земли — значит, коровник не пустовал.

Почти сразу за этой фермой они пошли над открытым пространством, окаймленным группкой невысоких строений. Колдингу не удалось как следует разглядеть их, кроме крепкой с виду церкви из черного камня с высокой колокольней.

Ближе к юго-восточной оконечности острова лес уступал укрытой снегом поляне с правильными рядами искусственных посадок деревьев. В конце поляны торчал большой трехэтажный кирпичный особняк: словно замок какого-нибудь лорда старой Англии, он гордо возвышался над прилегающими владениями. Высокое расположение давало ему господствующий вид южной оконечности Черного Маниту: песчаный пляж в ожерелье скал, а дальше, до самого горизонта, — ничего, кроме воды.

В полумиле прямо на юг от особняка вилась широкая просека через лес, напоминая чрезмерных размеров фарвей поля для гольфа. Колдингу пришлось заглянуть в бумажную карту, чтобы понять логику: если прочертить зрительную ось от конца до конца, фарвей в средней части был шириной в милю. Достаточно места, чтобы посадить С-5. Данте Пальоне построил посадочную полосу так, чтобы она не была похожа на посадочную полосу — по крайней мере, при съемке с любого спутника зондирования.

Философия спутникового камуфляжа вела прямо к ангару. Поначалу Колдинг ничего не разглядел и был вынужден делать выборочную проверку по карте, прежде чем заметил визуально. Ангар был таким же огромным, как и тот, что на Баффиновой Земле, но с проволочной сеткой над крышей, спускавшейся вниз почти вплотную к подступавшим деревьям. Густая «рощица» муляжей сосновых макушек торчала из сетки. С земли это, наверное, смотрелось как самый халтурный камуфляж, какой только можно вообразить, но с любого спутника или даже идущего на нормальной высоте самолета ничего, кроме поросшего лесом холма, не разглядеть.

— Так, полюбовались окрестностями, и хватит, — сказала Сара. — Давай сажать малышку.

— Вас понял, — кивнул Алонсо.

Сара заложила вираж влево, выполняя разворот С-5 над водой. Посадка удивила Колдинга — она вышла на удивление мягкой, как на каком-нибудь коммерческом рейсе.

Ведомый Сарой С-5 замедлил бег и вполз в ангар, замаскированный под вершину холма.

9 ноября. Как делишки, э?

Пока турбины самолета останавливались, Двойняшки опустили кормовую рампу, и Пи-Джей Колдинг покинул самолет. Место выглядело и ощущалось как странно знакомое: такой же здоровенный ангар со стойлами для коров в одном конце, такие же огромные двери, распахнутые на заснеженные окрестности. И конечно, автозаправщик — Колдинг сделал отметку в памяти найти кого-то из своих людей, чтобы припарковать его.

Как только его ноги ступили на бетонный пол ангара, в широкий проход зарулили «Хамви» и старенький потрепанный красный «Форд» F150. На капоте «Хамви» красовался логотип «Вигвам Отто». Вышли двое мужчин в черных пуховиках с эмблемой вигвама, вышитой на левой груди. Колдинг узнал этих людей по личным фотографиям из папки, которой снабдил его Магнус: Клейтон Дитвейлер и его тридцати с чем-то летний сын Гэри. Клейтон содержал в порядке особняк и большую часть острова. Гэри водил катер, над которым пролетал С-5, а также был единственным на острове человеком, поддерживавшим связь с большой землей.

Из фордовского грузовичка выбрались еще трое: высокий человек примерно одних лет с Клейтоном и мужчина с женщиной — обоим чуть за тридцать. Колдинг узнал их также по персональным данным из папки: Свен Баллантайн, Джеймс Гарви и Стефани Гарви соответственно.

Клейтон подошел и протянул руку. Избыточный вес явно мешал пожилому человеку двигаться, и, похоже, у него болело бедро. С каждым его шагом раздавалось металлическое бряканье большого кольца с ключами у пояса; из-за особенности его походки этот звук казался более похожим на клацанье шпор меткого стрелка с Дикого Запада, чем на звон ключей швейцара. Колдинг пожал протянутую руку, ощутив грубую кожу и костные мозоли.

— Добро пожаловать на Черный Маниту, э? — сказал Клейтон. — Клейтон Дитвейлер. А вы, должно быть, Колдинг.

Колдингу не удалось распознать его акцент. Ничего похожего он прежде не слышал. Угрюмая маска Клейтона настолько срослась с его неизменными морщинами, что, похоже, была единственным выражением лица этого человека. Из-за трехдневной жесткой щетины его морщины казались еще рельефнее. От густых седых волос, зачесанных строго назад и казавшихся влажно-жирными, пахло «Бриллкримом». Пятна грязи, жира и как будто горчицы украшали его черный пуховик.

— Рад познакомиться, — сказал Колдинг. Он повернулся к молодому Дитвейлеру. А вы, наверное, Гэри, наш связной с материком?

Тот кивнул и пожал руку. Парень выглядел как живая реклама «Аберкромби и Фитч». Его пуховик был новым и чистым. Модные темные очки свисали на шнуре с шеи. Кожу покрывал настолько плотный загар, что та казалась жесткой. На шее у него болталось ожерелье из пеньки, а в правом ухе сверкала маленькая золотая петелька. Колдинг почувствовал немножко странный, несильный, но густой запах, веявший от Гэри, показавшийся ему знакомым, но разгадать его не удалось.

Колдинг обменялся рукопожатием со Свеном и Джеймсом. Каждый ухаживал за резервным стадом в пятьдесят коров. Свен был плотным, коренастым пожилым мужчиной лет шестидесяти со старомодными усами и песочного цвета волосами, густо присыпанными сединой. Усы почти полностью прикрывали неприятного вида пучки волос из ноздрей. Почти. Свен очень смахивал на партнера Сэма Эллиота из какого-нибудь старого вестерна.

А толстошеий Джеймс напоминал бывшего футболиста — нападающего, не квотербека — и, наверное, мог бы послужить моделью для выражения «бесхитростный малый». У Стефани была простодушная улыбка и, надо же, бигуди в рыжих волосах.

Колдинг потянулся пожать руку Стефани, но не смог: она сунула ему тарелку, укрытую пищевой пленкой.

Шоколадные кексы.

— Вот, пожалуйста, — проговорила она с таким же, как у Клейтона, акцентом. — Наш семейный рецепт, э?

— Угу, спасибо, — Колдинг принял тарелку.

Джеймс ткнул жену кулаком в плечо:

— С каких это пор наша семья зовется «Данкан Хайнес»?

Стефани уткнула руки в бедра и зло посмотрела на мужа.

— А кто придумал добавлять грецкие орехи?

— Да сама ты грецкий орех, — сказал Джеймс.

— Это у тебя лицо как грецкий орех, — сказала Стефани.

Клейтон закатил глаза.

— Да ради бога, заткнитесь вы оба!

— Сам заткнись, — сказал Джеймс. Странного акцента у него не было — просто характерный среднезападный гнусавый выговор.

Клейтон раздраженно помотал головой:

— Да боже ты мой, все закрыли пасти. Продолжим, мистер Колдинг. Вы только что познакомились со всем населением Черного Маниту в количестве пяти человек. А теперь нам пора возвращаться к работе. Просто хотел, чтобы вы узнали каждого, дабы не задавали мне идиотских вопросов весь чертов день напролет.

— Вообще-то, Клейтон, мне еще много чего надо узнать. И похоже, вы, ребята, отлично присматриваете за особняком и территорией.

— Да вы никак удивлены? — сказал Клейтон. — Думали, такой старый пень, как я, не в состоянии позаботиться о бизнесе?

Это был явно не день для Колдинга, когда можно подружиться или влиять на людей.

— Я совсем не то имел в виду.

— Я здесь заведую вот уже тридцать лет, э? — Глаза Клейтона сузились под кустистыми седыми бровями. — И то, что Данте попросил позаботиться о вас, вовсе не означает, что я буду, как собачонка, слушаться ваших приказов. Ясно вам?

Гэри закатил глаза, словно уже миллион раз выслушивал задиристую позицию папаши. Остальные неловко озирались.

— Так. А теперь погодите секундочку, — сказал Колдинг. — Давайте кое-что проясним прямо сейчас…

Прежде чем Колдинг смог продолжить, Клейтон отвернулся и посмотрел вверх, на люк кормовой аппарели С-5. Колдинг услышал звуки легких шагов по рампе.

— Эй, Пи-Джей, — окликнула его Сара. — Кто твои новые друзья?

— Да мы тут, ясное дело, разговариваем, — ответил Клейтон. — А вы, черт возьми, кто такая, э?

— А я, черт возьми, пилот, э? — ответила Сара, в точности сымитировав акцент Клейтона.

Тот чуть отклонился назад все с той же сердитой гримасой на лице.

— Вы что это, смеетесь над тем, как я говорю?

Сара рассмеялась.

— Только чуть-чуть. Я выросла в Чебойгане. Летние каникулы всегда проводила в Солт-Сент-Мари.

— Это со стороны Мичигана или со стороны Канады? — спросил Клейтон.

— Со стороны Мичигана, разумеется. Я тролл.

Лицо Клейтона озарилось искренней, дружеской улыбкой — перед ними стоял совсем другой человек.

В замешательстве Колдинг смотрел во все глаза, как Клейтон протягивает свою заскорузлую ладонь. Сара пожала ее и представила себя остальным аборигенам Черного Маниту. Если представление Колдинга выглядело в лучшем случае неуклюжим, то представление Сары походило на воссоединение старинных друзей. Ее естественное очарование успокоило всех, кто ее окружал.

Сара увидела тарелку в руках Колдинга. Она подняла пленку и как ни в чем не бывало вытащила кекс.

— Вот это да, выглядит восхитительно! Кто их пек?

— Я! — ответила Стефани. — Заходите как-нибудь, выпьем кофейку. Я испекла эти кексы. Это мои любимые, потому что делаю их по старому семейному рецепту.

— Так, — подал голос Колдинг, — закончим с кексами. Капитан Пьюринэм, если вы вернетесь к своим обязанностям, я хотел бы поговорить с Клейтоном.

— Не сейчас, — сказал Клейтон. — Разве я не говорил вам, что у меня дел до такой-то матери?

Колдингу пришлось слишком много перенести за последние несколько часов, чтобы терпеть такой вздор. Он чувствовал, что теряет терпение, и начал было говорить, но Гэри опередил его.

— Слышь, пап, — сказал он. — Тебе все равно везти меня обратно к лодке. Мистер Колдинг может поехать с нами, познакомиться с островом. Пятнадцать минут туда и обратно. Он из «Генады», пап. Это же те парни, что платят тебе.

Клейтон на секунду отвернулся. Логика сына, похоже, его раздражала.

— Ладно, — сказал он. — Я захвачу вас, Колдинг, но только если с нами поедет Сара.

— Я еду, — согласилась Сара, не дав ответить Колдингу. Он почувствовал, то ли несколько часов сна притупили реакцию, то ли еще что-то: сегодня все его опережали.

— Капитан Пьюринэм, — сказал Колдинг. — Вам нечем заняться?

Она пожала плечами:

— Абсолютно. Ребята сделают все, что надо. Поедем прокатимся.

Клейтон протянул руку и сцапал кексик с тарелки Колдинга. Откусил кусок, роняя крошки, несколько их застряло в густой щетине.

— А вкусно, Стефани.

— Спасибо! — просияла та.

— Побудете с Джеймсом, покажете людям дом?

— Конечно! — согласилась Стефани. — С радостью. Обратно можем пешком, еще не так уж и холодно, правда, Джеймс?

Джеймс не затруднил себя ответом, потому что Клейтон уже ушел. Старик забрался в «Хамви» и с силой хлопнул дверью.

Колдинг посмотрел на Гэри:

— Ваш папа всегда такой?

Гэри непринужденно улыбнулся. Колдинг так и не понял, что за запах шел от него.

— К сожалению, да, — ответил Гэри. — Но вы особо не переживайте. Он трудяга, каких на свете не сыщешь. И если что-то надо сделать, это будет сделано. Лады? — он произнес последнее слово так, будто ставил подпись на контракте — контракте, который Колдингу придется просто принять, потому что так было надо. Гэри явно не желал своему отцу неприятностей.

— Лады, — ответил Колдинг. — Предоставлю ему презумпцию невиновности.

Гэри улыбнулся и неторопливо кивнул, задействовав в кивке не только голову, но и плечи.

— Ну и отлично. А я за вашу выдержку предоставлю вам место рядом с водителем.

— Вы очень добры, — сказал Колдинг, мгновенно уловив, что тот положил глаз на Сару. Гэри повернулся и забрался на заднее сиденье «Хамви».

Колдинг сердито взглянул на Пьюринэм:

— Едешь, просто чтобы побесить меня?

— Ага, — ответила Сара. — Не дергайся, полно и других причин.

— Да мне-то что. А что это за «тролл» и зачем в конце предложения вставлять «э»?

Сара рассмеялась.

— Клейтон и остальные — юпперы.

— Что за юпперы?

— Жители Верхнего полуострова Мичигана. Ну, Верхний полуостров, сокращенно «U.P.», отсюда юппер, дошло? У юпперов очень заметный акцент, ни на какой другой не похожий. «Ya» вместо «yes», «da» вместо «the», и большинство предложений они заканчивают «э?», что, по сути, означает риторический вопрос. Ты привыкнешь. И если юппер из мест, что выше моста, угадай, как они зовут тех, кто живет за мостом?

— А, — догадался Колдинг, — троллы живут за мостом. Ух ты. Высокоинтеллектуальная культура там, в ваших краях.

От рявкнувшего клаксона «Хамви» оба вздрогнули. Клейтон, держа одну руку на руле, второй раздраженно описал в воздухе круг — мол, поехали уже.

— Мне определенно не нравится этот тип, — сказал Колдинг.

Сара обошла машину к левой задней двери.

— Это нормально, ты ему тоже не нравишься. Как и всем остальным.

Колдинг вздохнул и забрался на пассажирское сиденье «Хамви».

Клейтон резко сдал назад, и внедорожник с визгом вылетел из ангара. Он свернул направо и резко затормозил, едва не вывалив всех из кресел, затем воткнул первую скорость и рванул по грязной дороге, что тянулась посередине острова, как спинной хребет.

9 ноября. Братская любовь

Локти Данте покоились на столе белого мрамора, а руки поддерживали голову. Как вообще такое могло произойти? Они все глубже и глубже шагали в кучу собачьего дерьма высотой в человеческий рост.

Он поднял голову. Магнус сидел перед столом, развалившись в кресле, и, казалось, ни на йоту не был обеспокоен последствиями своей активности.

— Магнус, как ты мог сотворить такое? — Данте говорил спокойно и тихо. Наверное, слишком долго он игнорировал грустную правду: его брат был настоящим социопатом.

— Расслабься, — сказал Магнус. — Проблема решена.

— Решена? Решена?! Ты убил Эрику Хёль!

— А что бы ты сделал, повысил ее в должности?

Лицо Данте сморщилось от досады. Он почувствовал боль в груди. Ударил кулаком по столу — всего лишь раз. Кулак замер, как молоток аукциониста.

— Данте, кроме шуток, тебе надо успокоиться, — Магнус тоже говорил так спокойно, будто обсуждал бюджет на совете директоров. Его спокойствие еще больше разъярило Данте. Его родной брат — убийца.

— Я не вижу проблемы, — сказал Магнус. — Наш комплекс уничтожен, включая наше оборудование и коров. Я заставил Фермершу послать е-мейл в СМИ: мол, ответственность за взрыв взял на себя Фронт защиты животных. Они, черт возьми, не хотели никому причинить боль, но, как сообщили они в своем письме, если вы совершаете злодеяния с божьими тварями, не вините ФЗЖ в случае нанесения сопутствующего ущерба.

— Фишер в курсе, что это бред собачий.

— Конечно, в курсе, — сказал Магнус. — Но ФЗЖ в последние несколько месяцев стал более агрессивным, так что легенда вполне подходящая. СМИ ее слопают. А если слопают они, значит, купится и 08. Все хотят, чтобы ксенотрансплантацию прикрыли, и знаешь что? Теперь нас прикрыли, точно так же, как и всех остальных. И что может с этим поделать Фишер?

Он будет искать проект Румкорфа, вот что.

И не найдет его. Фишер понятия не имеет, куда подевались Бубба и его команда. Пока на Черном Маниту кто-то не сваляет дурака и не попытается связаться с внешним миром, мы вне подозрений. Это то, чего ты хотел, Данте, — время для Румкорфа, чтобы он мог закончить проект.

Данте молчал. Магнус не просто принял поспешное решение, не разволновался, не вышел из себя из-за гибели его коллеги — он продумал все от начала до конца. В некоторой степени Данте даже хотелось бы, чтобы это была реакция, так сказать, преступление по страсти. Ее было бы проще понять, чем заранее обдуманное убийство.

— Это не Афганистан, Магнус. Не бой. Ради всего святого, ты убил женщину!

Брат улыбнулся.

— Вот только не надо делать вид, будто не знаешь, какой я, хорошо? И что втайне ты не вздохнул с облегчением, когда так удобно исчезла Галина.

Данте откинулся на спинку, будто получил пощечину. Он не хотел, чтобы Галина умерла, ни секунды.

— Я никакого отношения к ее смерти не имею. Ты это сделал, а не я, — он почувствовал, как бешено забился пульс в висках. И словно запылала кожа.

Магнус почесал правое предплечье.

— Ты мне сказал: мол, хотелось бы, чтобы Галина могла просто уехать. Что, по-твоему, я должен был делать, услышав это? Неужели ты думаешь, я не расстарался бы для тебя?

Данте отвел взгляд. Магнус ошибался. Все было не так. Не так. Данте всего лишь хотел продолжить проект, принести пользу всему человечеству. Конечно, он хотел, чтобы Галина ушла, именно так он и сказал в присутствии Магнуса. Сказал… и увидел холод в глазах брата… и не прибавил ни слова.

— Данте, ты знаешь, я люблю тебя, но давай быть честными, ты слишком мягкий. Ты перенял у папы умение управлять компанией, мобилизовывать капитал, рисоваться перед общественностью — все это здорово. Когда я наблюдаю за тем, как ты выступаешь на собрании правления или перед медиабратией, я тобой восторгаюсь. Мне такое не дано. Но когда доходит до дел иного рода? Тех, что за кадром? Папашка наш был кремень, в тебе этого нет. А во мне есть. Но вместе мы классная команда, согласен?

Данте вновь почувствовал эту боль в груди. На этот раз острее. Глаза брата — такие холодные, бесчувственные…

— Уйди, Магнус. Просто уйди с глаз моих.

Магнус встал и вышел, оставив Данте наедине со стрессом и стыдом.

9 ноября. Педик

«Хамви» Клейтона двигался по дороге, над которой они пролетали. Неудивительно: другой дороги здесь не было. По обе стороны стеной стояли деревья и с полуголых коричневых ветвей, на дюйм укрытых оплывающим снегом, роняли капли талой воды. У многих деревьев были белые, с черными пятнышками, стволы с отслаивающейся, похожей на пергамент корой. В компании своих анемичных лиственных собратьев крепкой статью выделялись сосны.

Следов присутствия человека почти не видно… И от этого все казалось щемяще красивым. Запущенные грунтовые дороги время от времени ответвлялись от шоссе, убегая к маленьким ветхим домишкам, которые Колдинг видел с борта самолета.

Они проехали мимо заросшей дороги к старому городу с большой церковью. Вскоре лес немного поредел. Дорога быстро взобралась на пологую дюну с пятнами высокой травы. Спуск с дюны выходил к маленькой островной бухте.

Прибрежные запахи долетали до открытого окна вперемешку с сильной вонью дохлой рыбы. Там и сям по берегу крупные багряно-серые скальные обнажения уходили прямо к воде: одни — словно припав к земле и чуть выделяясь гладкими спинами, другие торчали вертикально, как маленькие утесы. Пестро-рыжие сухие лишайники покрывали вершины скал, добавляя им текстуры и насыщенности. В длинных промежутках между скал не было ничего, кроме песка, травы и редких всклокоченных деревьев, тянущих ветки с двадцатифутовых пологих дюн. Толстые бревна крупными пятнами выделялись на пляже. На некоторых еще сохранились растопыренные пальцы корней, белые и лишенные коры. Они напоминали выбеленные безжалостным солнцем пустыни кости животных.

Дорога заканчивалась у почерневшего деревянного причала, уходившего на сорок футов в спокойные воды бухты. Небольшой сарай притулился в начале причала, а у его дальнего конца Колдинг заметил посудину Гэри. Тридцатишестифутовый катер типа «Шарккэт» с открытым мостиком. Идеальное судно для рыбалки в открытом море или вечеринки у причала с пятнадцатью близкими друзьями. Черная с золотом надпись на корме гласила: «Das Otto II».

Гэри выскочил из «Хамви», Колдинг — за ним следом. Оба зашагали по причалу к катеру. Находясь так близко к парню и благодаря солнечному свету, Колдинг заметил, что радужные оболочки Гэри расширены. Колдинг наконец догадался, что ему не давало покоя: запах, сонный взгляд, не сходящая полуулыбка… Парень был под кайфом.

— Гэри, ты никак марихуану покуриваешь?

Плечи парня вздрогнули, как от беззвучного смешка.

— Ага. Я покуриваю марихуану, мистер Нарки Наркинсон. А чо, угостить?

— Нет, — сказал Колдинг. — Просто интересно, до какой степени вы обдолбаны.

Гэри пожал плечами.

— Не знаю, чувак… А какова градация?

Вот черт. И это — единственная связь с материком?

Улыбка Гэри увяла.

— Ты, братишка, не парься. Если я малость пыхаю, это вовсе не значит, что плохо делаю свое дело.

— Не люблю наркотики, — ответил Колдинг. — И тех, кто их делает.

Гэри закатил глаза. Когда он это сделал, Колдинг будто услышал собственные слова через уши Гэри. С каких это пор он начал разговаривать как школьный методист? Тем не менее парня необходимо прощупать — дабы убедиться, насколько ответствен мог быть Гэри Дитвейлер.

— Магнус говорит, вы человек самостоятельный.

— Что Магнус говорит, то я и делаю, — пожал плечами Гэри. — Потому и таскаю эту дурацкую штуковину. — Он дернул молнию куртки вниз и чуть раздвинул полы — так, чтобы Колдинг увидел оружие: самый предпочитаемый в «Генаде» пистолет — «беретта 96» в наплечной кобуре.

Колдинг кивнул:

— Доводилось когда-нибудь применять по работе?

— Я что, похож на Клинта Иствуда? — рассмеялся Гэри. — Предпочитаю другое оружие — бутылочку односолодового. Я получаю больше, попивая в барах в Хоутон-Хенкоке, чем мог бы с этой дурацкой пушкой. Говорю с незнакомцами, расспрашиваю. Вызнаю, зачем эти люди в городе. Выясняю, проявляют ли люди интерес к Черному Маниту, чего быть не должно, поскольку о нем ведают только местные. Так что у меня одно оружие — текила и бурбон.

Колдинг уловил искренность в голосе Гэри: этому парню явно не нравилось таскать с собой пистолет.

— Если вы так не любите оружие, зачем тогда работаете на «Генаду»?

Гэри кивнул в сторону «Хамви»:

— Чувак, папашка мой прожил на этом острове пятьдесят лет. И уезжать не собирается. Придет время, здесь его и похороню. Для него я здесь, врубаешься? И если я пашу на «Генаду», значит, мне платят за то, чтобы быть рядом с ним. Я заколачиваю сумасшедшие деньги, а единственное, что делаю, — рассекаю на этой красивой посудине и трахаю туристок. Раз или два в год приезжают Магнус и Данте, я говорю «да, сэр» и «нет, сэр» и везу их, куда прикажут. Может, стрелок я аховый, но это скорее похоже на нескончаемые каникулы, чем на работу.

— Но вы примените этот пистолет, если будет надо? — спросил Колдинг, голос его был низким и серьезным. — Если мои люди будут в опасности и я вызову вас сюда, вы готовы делать, что прикажу?

— Папашка теперь один из ваших людей. И я сделаю все, чтобы защитить его.

Колдинг протянул руку:

— Гэри, я думаю, мы нашли общий язык.

Простодушная улыбка вернулась на лицо Гэри, он пожал протянутую руку:

— Если что нужно на материке, можете использовать суперсекретное мегашпионское радио в комнате секьюрити. Папа покажет, как меня высвистать.

— Благодарю. О, кстати, Магнус просил вам кое-что передать. Он просил вас проверить, готов ли его снегоход.

— Готов. Вон в том сарае, вместе с моим, — Гэри показал на черный железный сарайчик в начале причала. — Я держу его здесь, чтобы, когда навалит снегу пять футов, я мог ездить от причала до дома.

— Пять футов снега? — переспросил Колдинг и рассмеялся. — Да ну вас, я ж не вчера родился.

Гэри лишь скривился улыбкой курильщика травки и кивнул.

Колдинг оборвал смех.

— Погодите, вы серьезно? Пять футов?

— Ну да, — сказал Гэри. — Это если зима мягкая.

— Эй, вы двое, хорош трепаться, э? — донесся крик Клейтона из машины. — Мне работать надо.

Гэри отрывисто отсалютовал отцу, затем отвязал швартов и запрыгнул на катер. Он взобрался по трапу на открытый мостик. Секундами позже пробудились и утробно и мощно заурчали двигатели «Шарккэта». Судно было достаточно просторным, чтобы эвакуировать весь персонал, если дойдет до этого.

Гэри помахал Колдингу и крикнул:

— Удачи, шеф. Если что надо — вызывайте!

Двигатели взревели, и катер рванул к выходу из гавани, оставляя мощный кильватерный след.

Колдинг вернулся к «Хамви» и забрался в машину.

Клейтон посмотрел катеру вслед, затем покачал головой:

— Такой хвастунишка… Я люблю его, но это так тяжело, когда твой сын педик.

— Педик? — удивился Колдинг. — Вы полагаете, ваш сын — гей?

Клейтон пожал плечами:

— Так у него серьга, э? Гомосексуалист, точно говорю.

— Подумать только, — сказала Сара. — Сережка у мужчины? Ну, тогда он точно гомосексуалист.

Колдинг потер глаза.

— Клейтон, вы действительно человек высокой культуры и эрудиции.

— А что, не так, что ли? — сказал Клейтон. — Ладно, давайте-ка заканчивать с этим дерьмом, чтоб я мог заняться делами. Мне платят за поддержание имущества в рабочем состоянии, а не за подработку таксистом.

Выражение «соль земли» недостаточно емко характеризует Дитвейлера. Скорее скала, на которой может проступить эта соль.

— Клейтон, вам, по-моему, пора остыть.

— Да-а? А на это что скажете, э? — Клейтон наклонился влево и выдал громкий и резкий пук. Вонь гнилых яиц тотчас наполнила салон «Хамви».

— Твою мать, — буркнул Колдинг и высунул голову в окно. Сара выдала рвотный звук и, захохотав, сползла с заднего сиденья.

— О, Клейтон! — крикнула она, дыша через рукав рубахи. — Что это залезло вам в задницу и сдохло там?

Плечи Клейтона подпрыгнули от смешка. Он сделал глубокий вдох через нос:

— Ох, классно получилось, а, Колдинг? Добро пожаловать на Черный Маниту, горожанин.

— Отвезите нас, пожалуйста, назад, к дому, — попросил Колдинг. — Я хочу осмотреть пост охраны.

Клейтон сдал машину задом с причала, затем проехал занесенную песком отмостку и забрался на дюны. Когда он выбрался на ведущую к дому дорогу, то все еще продолжал смеяться.

9 ноября. Пей, пока не стошнит

Безумие. Тим Фили проработал с Цзянь два года, поэтому был уверен, что распознает безумие, когда увидит его. А как назвать все это? Ну да, безумие.

Менее двадцати четырех часов назад Эрика Хёль вылизывала односолодовый скотч из его пупка. Медленно. Это было здорово. Это было так остро, так весело и так сексуально. Конечно, застрять на заледенелом острове на долгие месяцы совсем не прикольно, но застрять там с отвязной голландской пумой делало пребывание здесь относительно приемлемым.

А потом? Взрывы. Диверсия. Обугленный Брэйди Джованни. Та же самая отвязная голландская пума едва не зарубила Цзянь пожарным топором. Колдинг весь в крови. Гигантский самолет и долбаная секретная база, полная юпперов. Прямо как фильм о Джеймсе Бонде при участии натуральной деревенщины.

И, наверное, хуже всего то, что его наградили обязанностями Эрики.

Надо выпить. Может, отыщется где-нибудь в доме рюмочка-другая, может, даже раньше, чем он найдет оружие, — потому что если ему придется слушать эту не в меру счастливую женщину с бигуди в волосах еще хоть минуту, то он застрелится.

— Это мой любимый вид на весь остров, — сказала Стефани. — С заднего крыльца.

— Да ну? — сказал Тим. — Я б сказал, подходящее название для черного хода.

Стефани рассмеялась. А ее бывший качок-муж — нет. Он сердито зыркнул на Тима, ясно давая понять: «Поосторожней, дубина». Хоть он и не такой огромный, каким был Брэйди, но достаточно крупный. Тим решил быть поосторожней.

То ли в похмелье дело, то ли нет — от вида с просторной веранды у Тима просто перехватило дыхание. Дом был жемчужиной, венчавшей корону запятнанных снегом золотисто-песчаных дюн, полого спускавшихся к берегу.

Крупинки песка вперемешку со снегом мело по ступеням тесаного камня, что вели почти к самому пляжу. Белые шапки сверкали на волнах до самого горизонта. Сотни пенящихся точек непоколебимо стояли под ударами накатывающих волн: убийцы кораблей — гранитные глыбы. В двухстах ярдах от берега торчала скала, поднимаясь на шестьдесят футов над водой.

— А что это за здоровая скала, похожая на лошадиную голову?

— Да она так и называется, Лошадиная голова, — ответила Стефани.

Ну конечно, потому ее так и назвали. Остров Черный Маниту, поэтическое место.

— Идемте, — сказала Стефани. — Еще столько всего надо вам показать!

В конце веранды красовалось широкое, от пола до потолка венецианское окно. Французские двери выходили в просторную гостиную с кожаной мебелью и дорогого вида столами. В центре широкого, красного дерева стеллажа, плотно заставленного старинными томами в кожаных переплетах, — плоская панель большого телевизора. В тон стеллажу — барная стойка: красное дерево с мраморной полкой и медной отделкой — она доминировала в комнате. А позади стойки — слава тебе господи! — хорошо освещенный стеклянный бар с сотнями бутылок.

Тим направился прямиком к нему. Одинокие стаканы выстроились аккуратным рядком на белой салфетке, словно дожидаясь дружеского рукопожатия. Он схватил один из них и принялся рассматривать бутылки на полках.

— Рановато для выпивки, а? — предположил Джеймс.

— Для «Джелло» всегда найдется местечко, большой брат.

Тим обратил внимание, что в коллекции преобладал напиток одной марки и занимал целую полку.

— Ух ты, да здесь «Юкон Джека» в самый раз до второго пришествия! Если, конечно, Христу понравится пить, пока не стошнит.

— Я б вам не советовала его трогать, — тихо проговорила Стефани. — Это все принадлежит Магнусу.

А, Магнусу. Ну, ладно, Тима устроит и что-нибудь другое.

— Мать моя… — проговорил Тим, вытягивая бутылку скотча «Каол Ила». — Иди к папочке.

Он налил себе стакан и выпил одним махом. Огненным шариком напиток покатился вниз. Первый стакан был всего лишь лекарством от похмелья, честное слово. Второй — просто чтоб попробовать.

— Мистер Фили, — обратился к нему Джеймс. — Извините, но нам еще работать…

Тим оставил бутылку на стойке и следом за Джеймсом и Стефани вышел из гостиной. Остальная часть здания буквально дышала высшим классом рубежа веков. Двадцатый век, заметьте, — не чета двадцать первому. Тиковые панели, красное дерево, в каждой комнате — сверкающая хрусталем люстра. В прошлом, несомненно, это местечко было просто райским уголком.

Но ни стиль, ни уют не в состоянии были скрыть возраст здания. Там и здесь покривился пол, кое-где отошли и неплотно прилегали тиковые панели. В каждой комнате либо коридоре были заметны следы косметических ремонтов — налет десятилетий давал себя знать.

— Тридцать гостевых комнат, — сообщила Стефани. — Столовая с кухней и все такое. В подвале — жилье для всей прислуги, сейчас в основном используется как хранилище. Там же — центральный пост управления, но в него нам не попасть, потому что только Клейтон знает код замка. Мы покажем вам вашу комнату и отправимся по своим делам.

Его комната. Классно. Наконец можно будет поспать нормально, а не в этом убогом кресле ВВС, спроектированном маркизом де Садом. Еще пара стаканчиков — и восхитительный сон. Он опустошил свой стакан.

— Мистер Фили, вы мне нужны! — резкий немецкий акцент: голос как кинжал вонзился в ухо Тиму. Сердце ухнуло в пятки, словно его застукали над эротическим журналом родители. Он обернулся и увидел Клауса Румкорфа, стоящего в коридоре, руки в боки. — Мистер Фили! Вы что, пьете?

Тим посмотрел на пустой стакан в своей руке, будто только что увидел его:

— А, это? Нет, он валялся, а я его просто подобрал, я же приличный парень. «Чистота — залог благочестия», так ведь?

— Мы готовы приступить к имплантации, — сказал Румкорф. — Идемте со мной в самолет. Немедленно.

Румкорф повернулся и быстро зашагал по коридору. Стефани пожала плечами и вытянула перед собой руку ладонью вверх. Тим отдал ей стакан и пошел догонять Румкорфа.

9 ноября. Сверхсекретный пароль

Колдинг шел за Сарой и Клейтоном по коридорам особняка, затем вниз по лестничной клетке.

— Джек Керуак любил приезжать сюда на отдых, знаете ли, — сказал Клейтон. — Мы частенько пили с ним пиво.

Колдинг метнул на него недоверчивый взгляд:

— Вы пили с Керуаком?

— Ага. Классный парень. Но слишком уж колобродил. Если заводился, мог опустошить целый бар.

Колдинг попытался представить одного из величайших литераторов Америки отрывающимся в забитом юпперами баре, но картинка не сложилась.

— А как насчет Мэрилин Монро? — спросила Сара. — Я слышала, она тоже бывала здесь. Вы с ней тоже пили?

— Она все больше в одиночку, э? Зато я трахал ее. Классные сиськи.

Утилитарный подвал демонстрировал куда меньше украшений, чем два верхних этажа. Всюду не было ни пылинки. Клейтон остановился перед дверью с маленьким номеронабирателем и четыре раза ткнул указательным пальцем 0–0–0–0. Внутри двери щелкнул тяжелый засов.

— Круто, — хмыкнула Сара. — Хитрый пароль, Клейтон.

Старик пожал плечами и вошел в абсолютно «современную» комнату: белые стены с флуоресцентным освещением, встроенным в белый потолок из звукоизолирующей плитки. Ряд мониторов наблюдения на одной стене над белым столом с очень знакомого вида компьютером. На мониторе компьютера медленно вертелся логотип «Генады».

Но не стол завладел вниманием Колдинга. То, что привлекло его взгляд и мгновенно встревожило, было трехполочным стеллажом для оружия, занимавшим центр комнаты.

— А здесь у Магнуса коробка с игрушками, — сообщил Клейтон.

Колдинг изумленно рассматривал стеллаж. Он провел пальцами по ряду штурмовых винтовок: три германских «хеклер и кох» МР5, две «беретты» AR70, британская SA80 с толстым прибором ночного видения и тройным магазином, четыре израильских девятимиллиметровых «узи» и пара австрийских снайперских винтовок «штайр 69». Под винтовками шла полка с любимыми пистолетами Магнуса — «береттой-96». Десять штук. Коробки и коробочки с магазинами и боеприпасами занимали нижнюю полку. Два кевларовых пуленепробиваемых жилета висели с краю стеллажа.

Были здесь и другие запасы: аптечки первой помощи, ИРП, четыре пропановых баллона с насадками-горелками, четыре зажигалки и пятнадцать еще не распакованных ножей «Ка-Бар» в картонных коробках.

— Зачем это все? — с плохо скрытым беспокойством спросила Сара. — Магнус воевать собрался?

Клейтон пожал плечами.

— Он вообще парень со странностями.

На средней полке Колдинг заметил три маленьких деревянных ящика для боеприпасов. Он почувствовал холод в животе, когда осторожно вытянул ящичек, открыл его и увидел содержимое.

— «Демекс»? Пластиковая взрывчатка?

— И детонаторы, — добавил Клейтон. — Не скажу, что очень рад хранить это в моем особняке.

Колдинг увидел еще кое-что. На нижней полке — длинная черная брезентовая сумка. Он потянул молнию. Внутри находился пятифутовой длины ящик тускло-зеленого военного окраса, закрытый на четыре металлические защелки.

— Нет, — тихо сказала Сара. — Только не говорите мне, что там то, что я думаю.

Колдинг откинул петли запоров и поднял крышку: пятифутовая металлическая труба с утолщением на одном конце, окрашенная в оливково-зеленый цвет. Перед рукояткой Колдинг разглядел металлический прямоугольник, раскладывающийся в IFF-антенну — радиолокационная система опознавания самолетов типа «свой — чужой». Полезная деталь, учитывая, что этой штуковине по зубам любая воздушная цель.

— ПЗРК «Стингер», — констатировал он.

— Я же просила не говорить мне, — сказала Сара. Ее голос звучал тревожно: неудивительная реакция для пилота, глядящего на ракету — убийцу самолетов. — Кто-нибудь может объяснить, зачем Магнусу ракета «земля — воздух»?

Колдинг не знал ответа. Он закрыл молнию на сумке, сунул ее на место, выпрямился и подошел к столу с секцией мониторов. Настройки были точь-в-точь такими же, как на оставленной базе Баффиновой Земли.

— Клейтон, каковы границы зоны покрытия камер видеонаблюдения?

Клейтон подошел к мониторной стойке и принялся нажимать кнопки. На экранах разворачивались серии видов: пространство вокруг особняка, гавань, танцевальный зал, гостевые комнаты, кухня. Колдинг удивленно подмечал, с какой легкостью Клейтон управляется: старик хорошо ориентировался в охранной системе.

— Хорошее покрытие, — сказал Клейтон. — У нас есть даже эта чума — инфракрасные камеры. Всё под постоянным видеоконтролем, включая комнаты каждого гостя.

— Камеры комнат отключите, — велел Колдинг. — Все, кроме Цзянь.

Он проследил, как Клейтон исполнил команду.

— Готово, — доложил тот. — А зачем оставили Цзянь? Вам нравятся пип-шоу толстушек?

— Я… нет, Клейтон, мне не нравятся пип-шоу толстушек. Цзянь как-то раз попыталась покончить с собой. За ней нужно вести постоянное наблюдение. Как только мы здесь закончим, пожалуйста, сходите к ней в комнату и уберите все стеклянное, включая зеркала. Снимите люстру и соорудите что-нибудь попроще: не должно быть ничего, на чем она могла бы повеситься.

Впервые Клейтон не стал ерничать:

— Сделаю. Комната будет безопасной.

— А как ангар? — спросила Сара. — Он тоже просматривается?

Клейтон нажал несколько кнопок: вид ангара с разных камер, изнутри и снаружи. Он остановился, когда камеры показали громадину С-5.

— Внутри самолета есть разъемы для камер. Сара, ваши парни уже подключили их?

— Если процедура была в полетном чек-листе, может, и подключили.

Клейтон продолжил нажимать кнопки. Теперь мониторы показали Алонсо в кокпите С-5, Цзянь в лаборатории второй палубы и Тима Фили в ветеринарной станции через проход от секции кресел. Клейтон изменил ракурс, показал Гарольда и Каппи, шагавших от коровы к корове и открывавших плексигласовые двери. Нажатием кнопки опускалась сбруя, и животные четырьмя копытами вставали на палубу. Двойняшки выводили коров из самолета по две за один раз.

— Ага, — сказал Клейтон, — подключили. Вот это все покрытие, что имеем. Никаких проводов, никаких мобильников, никакого Интернета. Наземные линии связи идут в дом Джеймса, в мой, а в ангаре и в каждой комнате особняка есть свой добавочный номер. Связь с материком возможна только с секретного терминала, — он показал на маленький компьютер в дальнем конце стола. Точно таким же Колдинг пользовался на Баффиновой Земле.

— Этой штукой можно вызвать моего сына в Манитобе, — продолжил Клейтон. — Мы здесь заботимся друг о друге, и мы бдительны, э? Но случись что, помощь придет в лучшем случае через три часа.

— Завтра я хочу осмотреть остров, — сказал Колдинг. — От и до. Дадите «Хамви»?

Клейтон помотал головой.

— He-а. На Черном Маниту полно топей. А вы не волнуйтесь, э? Я да «Надж» — мы все вам покажем.

— «Надж»?

— Ага, — кивнул Клейтон. — Тед Наджент. «Надж», э?

— Ладно, — сказала Сара. — Если уж Дэдли Тэдли в деле, то я и подавно.

Здорово. Меньше всего Колдингу надо было, чтобы за ним увязалась женщина.

— Уф, Сара, в этот раз тебе ехать необязательно. Побудь здесь.

Она пожала плечами:

— Да как я могу. Это же «Надж», понимаешь?

— Вот именно, — сверкнул колючей улыбкой Клейтон. — Спать не собираетесь? Чтоб завтра ровно в восемь оба стояли на крыльце, ясно?

— Ясно, — ответила Сара. — Надо согласовать с моим экипажем. Подбросите меня к ангару, Клейтон?

— Да с радостью, э? Колдинг, ваша комната номер двадцать четыре. До завтра.

Колдинг кивнул, почти сразу же забыв о Саре и Клейтоне, оставивших его одного в мониторной. Кто бы ни был этот «Надж», очень скоро он узнает это.

Колдинг вернулся к оружию, проверяя работоспособность каждой единицы без исключения. Он прикидывал возможности и непредвиденные ситуации. До большой земли три часа на катере, только вот катера на острове нет. Кроме Гэри Дитвейлера и братьев Пальоне, ни одна живая душа не ведала, что они на Черном Маниту. Ни одна. Однако, напомнил себе Пи-Джей, именно так и должно быть, если они хотят закончить исследования, возродить к жизни предка и подарить надежду миллионам.

9 ноября. Оранжевые пауки

Цзянь чуть запнулась, но Колдинг сильной рукой поддержал ее.

— Мистер Колдинг, я не хочу спать. Надо еще поработать.

— И не пытайтесь, милая, — сказал Колдинг. — Шагайте, шагайте, вам пора спать.

Он привел ее в холл особняка. Она, Румкорф и Тим закончили имплантацию. Каждой корове ввели в матку бластоцисту, которые в скором времени имплантируются в стенку матки, формируя эмбрион и плаценту. Вслед за этим последствия ее кодирования вынудят эмбрионы к делению и формированию однояйцевых-моноамниотических близнецов. Мистер Фили назвал это «Отделом генетических распродаж, два по цене одного». Некоторые могут разделиться и трижды, выдав тройню. Все это, конечно, предполагало, что иммунная система продолжит воспринимать эмбрионы как «самое себя».

Движение.

Вон там, слева от нее. Цзянь быстро глянула туда. Ничего. Могло это быть оранжевой вспышкой?

— Цзянь, — сказал Колдинг. — Ты в порядке?

Она еще секунду смотрела туда: так и есть — ничего.

— Все хорошо, мистер Колдинг.

Они пошли дальше. Колдинг ее настоящий друг, единственный друг с тех пор, как правительство посчитало ее семилетним гением. Именно тогда ее забрали из родного дома в горах, отняли от семьи и отправили в спецшколу.

Много времени прошло, прежде чем Цзянь оправдала ожидания и продемонстрировала еще большие успехи, обгоняя своих коллег в Китайской академии наук. В одиннадцать она опубликовала свою первую работу по генетике. К тринадцати Цзянь выступала на конференциях, и ее лицо появлялось во всех новостях, как живой пример стремления Китая к научному лидерству.

А потом случились два обстоятельства. Первое: она начала видеть дурные вещи. Второе: Цзянь открыла для себя компьютеры.

Поначалу эти дурные вещи были вещами скорее странными. Тени в закоулках ее сознания, предметы, которые словно прятались, когда она искала их. Галлюцинации становились все страшнее. Иногда они напоминали маленьких синих паучков, изредка — больших оранжевых пауков. Иногда забирались на нее, а бывало, и кусали.

Даже когда Цзянь показывала людям свои руки со следами укусов, никто не верил ей. Девушку пичкали лекарствами. Когда помогало, когда нет. Зато всегда помогал компьютер. Цзянь была среди первых людей в мире, кто в полном смысле слова использовал компьютеры для того, чтобы оцифровать нуклеотидные последовательности гена, понять, что мир силикона и электронов в состоянии воспроизводить ультрамикроскопический мир ДНК. И когда она с головой окунулась в генетический код, то не увидела ничего, кроме кода. Никаких пауков.

Катились годы, некоторые хуже других. Лекарства менялись. Пауки ненадолго исчезли, им на смену пришли зеленые длиннозубые крысы, но затем пауки вернулись, а крысы остались. Когда к паукам и крысам присоединились четырехфутовые пурпурные сороконожки, Цзянь впервые решила положить всему конец. Люди остановили ее. Остановили ее и вернули в работу. Но так трудно работать, когда пауки, крысы и сороконожки кусают тебя… В конечном счете боссы перестали нагружать Цзянь работой, которую она была не в состоянии завершить. Они оставили ее самостоятельно исследовать свой компьютеризированный мир четырех букв: «А», «С», «G» и «Т».

В какой-то период — Цзянь точно не помнила когда — она вновь начала писать научные статьи. Большинство материалов было сфокусировано на теории оцифровки всего генома млекопитающих, создания виртуального мира, способного продемонстрировать взаимосвязь видов. Коммерческой или медицинской ценности ее работы не представляли, и боссы просто не стали ей препятствовать. По крайней мере, ее гений демонстрировал миру славу Народной партии.

Но как-то раз боссы объявили Цзянь, что она уезжает. И отправили к Данте Пальоне в «Генаду» работать с Клаусом Румкорфом. «Продолжай играть в компьютеры, — напутствовали они ее. — И если все сложится хорошо, тебе поставят памятники».

Экспериментировать она начала с людьми, помещая созданных ее компьютером геномы внутрь маток волонтеров, которые не имели никакого понятия о происходящем. Цзянь знала, что так нельзя, что это плохо, но если ты не можешь спать оттого, что десяток волосатых пауков ползают по твоему лицу, разница между «хорошо» и «плохо» сглаживается.

Эксперименты закончились провалом. Некоторые результаты оказались страшнее пауков, крыс и сороконожек. Цзянь изо всех сил старалась забыть о них.

А потом Данте взял на работу Тима Фили и Пи-Джей Колдинга. Последний настоял на прекращении экспериментов с людьми в «Генаде». И заставил Румкорфа назначить Цзянь новое лекарство.

И пауки ушли.

— Вот твоя комната, — сказал Колдинг. — Нравится?

Цзянь коснулась пальцами красно-коричневых обоев, ощущая фактуру бархатистых узоров. Пластиковый светильник на высоком потолке казался здесь неуместным, словно его только что подвесили вместо «родного». Красивая деревянная, с четырьмя столбиками кровать ждала ее, пухлое белое стеганое одеяло звало ее, будто любовник.

Самым важным, конечно, был здесь еще один семимониторный компьютерный стол. Такой же, как на борту С-5 и как на острове. Умница Данте. Он всегда заботился о том, чтобы Цзянь могла работать, где бы ни находилась.

— В этом местечке обычно тусовались богатеи да знаменитости, — сказал Колдинг. — Скоро и ты станешь такой же. Богатой и знаменитой.

Цзянь забралась на матрас и вздохнула, восторженно изумляясь нежности пухового одеяла. Опустила голову на подушку. Колдинг укутал одеялом ее плечи.

— Вам нравится Сара, правда? — неожиданно спросила Цзянь.

Пи-Джей открыл рот и закрыл.

— Мистер Колдинг, она очень хорошая. Вам следует встречаться с ней.

— Мы не можем встречаться, Цзянь. Потому что моя жена умерла всего… — Он умолк.

— Больше трех лет назад, — договорила за него Цзянь. — Времени прошло много, мистер Колдинг.

— Три года… — тихо проговорил Колдинг, словно определяя для себя, много это или мало.

— Идите к Саре, прямо сейчас. Идите к ней в комнату, поговорите.

Она махнула ему рукой уходить и, не успел он дойти до порога, забылась сном.

9 ноября. «Мое оружие — мое ружье»

Стук в дверь. Сердце Сары забилось. Пи-Джей? Пришел извиниться по-человечески. Она решила ненавидеть его, но совместная поездка в «Хамви» оказалась ошибкой, заставившей ее вспомнить, почему два года назад она с самого начала хотела его.

На часах 11.15 вечера. Она быстренько оглядела себя в большом — во весь рост — зеркале. По словам Стефани, Мэрилин была на Черном Маниту частой гостьей, всякий раз останавливаясь в комнате 17, и очень часто гляделась в это зеркало. Вот только у Мэрилин наверняка не было таких мешков под глазами и поношенного, мятого летного комбинезона; да и не была она такой грязной и потной после долгого перелета.

А, какая разница… Сара не собиралась спать с Колдингом. Она в состоянии справиться со своими гормонами. Колдинг — потребитель, и ничего тут не поделаешь. И ей до лампочки его карие глаза. И то, как он целуется.

«Да порви ты с ним, идиотка. Раз обманул, два… Шел бы он к черту».

Сара глубоко вздохнула, подошла к двери и открыла ее, чтоб увидеть… плотоядно скалящуюся физиономию Энди Кростуэйта.

— Привет, красотка. Все еще хочешь конфисковать мою пушку?

Сара почувствовала смесь отвращения и разочарования.

— Энди, спать пора.

— Именно! — сказал он и попытался протиснуться в полуоткрытую дверь.

Сара Пьюринэм не вчера родилась на свет и кое-чему научилась. Она блокировала дверной проем телом. От этого движения они так плотно прижались друг к другу, что могли бы поцеловаться. Плотоядная ухмылка Энди расползлась еще шире.

— Во, — сказал он. — Я об этом.

— Последнее предупреждение, Энди. Уходи.

Он рассмеялся ей в лицо.

Сара сделала резкое движение коленом вверх — Энди в пах. Она могла бы ударить и сильнее, но ей хотелось лишь немного ошеломить его, не отправляя в лазарет. Тот негромко ухнул и согнулся пополам. Сара положила ему на голову ладонь и толкнула. Споткнувшись, он сделал два шага назад — достаточно, чтобы она могла захлопнуть дверь и закрыть на замок.

Сара заглянула в глазок. Энди смотрел на дверь. Больше не скалился. Сейчас он был похож на человека, готового взорвать здание правительства к чертям собачьим. Даже за закрытой дверью Сара почувствовала холодок страха.

Затем Энди выпрямился и улыбнулся, зная, что она видит его в глазок. Он повернулся и пошел по коридору, по-прежнему прижимая правую руку к паху.

9 ноября. Смутьян

Имплантация + 0 дней

Пока персонал «Генады» спал, подопытные существа перешли в следующую стадию. Внутри каждой из пятидесяти коров имплантированные бластоциты плыли через маточную полость матки до того момента, пока не коснулись стенки матки.

В точке контакта клетки быстро превратились в трофобласты. Приспособленные к определенным условиям клетки трофобластов делились, проникая в стенку матки, — примерно так зарываются в рыхлое морское дно якоря. Процесс характерен для всех млекопитающих — за исключением того, что ни одно млекопитающее, даже крохотная мышка, не претерпевает этот процесс так быстро. Трофобласты соединялись с клетками коровы для создания плаценты, а также чтобы распространить вокруг остаток бластоцисты для образования амниотической оболочки — плодного пузыря, наполненного жидкостью, которая будет защищать его содержимое от ударов и толчков.

Менее чем через три часа после этой деликатной посадки еще одна партия клеток отделится от трофобласта. Вторая партия клеток, или эмбриобласт, и станет тем самым предком. Когда эмбриобласт отделится, часть кодирования Цзянь вынудит его расщепиться надвое. Внутри амниотических мешков половинки быстро начнут развиваться в самостоятельные организмы.

«Отдел распродаж, два по цене одного».

А что же иммунные системы коров? Реакции не последовало. Вообще никакой.

Некогда человек по имени Роджер Баннистер шокировал мир, пробежав милю менее чем за 4 минуты и установив рекорд, который эксперты объявили «невозможным». Созданный Цзянь процесс был биологическим эквивалентом тому рекорду или стал бы им, если бы Роджер пробежал свою милю ровно за тридцать секунд.

Менее чем двадцать четыре часа спустя после того, как безъядерная клетка впервые сплавилась с искусственно созданной ДНК, произошла гаструляция. В процессе беременности человека гаструляция происходит не ранее чем спустя две недели.

«Гаструляцией» обозначается такой процесс, когда две клетки прекращают быть копиями друг друга и начинают обретать особые функции тканей и органов. Из грозди единообразных, недифференцированных клеток три раздельных слоя формируют: эктодерму, энтодерму и мезодерму. Мезодерма становится структурой животного, включая мышцы, кости, сердечно-сосудистую систему и систему репродуктивную. Энтодерма в конечном счете развивается в пищеварительную и дыхательную системы. Эктодерма же генерирует кожу и нервную систему, включая мозг.

В то время как три слоя объединились с целью создания предка, эктодерма окажется настоящим смутьяном.

10 ноября. Дохлая белка

Колдинг стоял на крыльце особняка и, несмотря на то что был одет в пуховик, содрогался от холода раннего утра. Он взглянул на часы. Семнадцать минут девятого. Сара пристально смотрела на него. Пи-Джей делал вид, что не замечает.

— Привет, Колдинг, — сказал она. — Если эти часы не телепортатор из «Звездных войн», они не заставят Клейтона приехать раньше.

— Телепортаторы были в «Звездном пути», а не в «Войнах».

— Ох, прокололась. Спасибо, ботаник, разъяснил.

— Да ладно тебе. Клейтон опаздывает, вот и все.

Она приложила ладони к щекам и изобразила потрясение. Затем окинула взглядом укрытую снегом лужайку перед особняком и длинную извилистую подъездную дорожку — и там и там не было ни души.

— Похоже, соберем все утренние пробки. И опоздаем на слет треккеров!

Ее резкий, язвительный тон уже начинал не на шутку бесить его.

— Тебе что, нефиг делать, Пьюринэм? Или мне еще один день выслушивать от тебя гадости?

— Ради тебя, Пидж, я отменила все свои дела.

Снова эта кличка. Она заставила Колдинга вспомнить ее обнаженной, вспомнить шелковистость ее веснушчатой кожи.

«Больше трех лет назад, — сказала Цзянь. — Времени прошло много, мистер Колдинг».

Нет. Не будет ничего. Сара явно презирает его, и тому есть причина. Колдинг порой мечтал контролировать рынок по обнаружению причин, по которым чувствуешь себя виноватым, и сейчас был именно такой случай.

— Послушай, Сара. Я… Я обычно не… Не в моем это характере — вести себя так. С женщинами. В смысле как я поступил с тобой.

— Не в твоем характере поматросить и бросить?

— М-м… нет.

— Ага, поняла. Я, значит, исключение? Как же повезло всем остальным женщинам, к которым ты относишься с достоинством и уважением.

Колдинг начал было говорить «да нет никаких женщин», но оборвал себя. Он чувствовал, что чем больше говорит, тем большим идиотом выглядит.

Характерное бульканье дизеля спасло его от полного смущения. По звуку — большой грузовик. Деревья за петляющей подъездной дорожкой несколько секунд скрывали машину из виду. Урчание сделалось громче, когда источник показался из-за деревьев и вырулил на заснеженную дорогу.

Сара рассмеялась и захлопала в ладоши.

Колдинг посмотрел на странный автомобиль, затем перевел взгляд на Сару:

— Что за черт?

— Так это наверняка «Надж». Обалдеть…

Колдинг не сводил глаз со штуковины, катящейся к ним. Громыхающая, из двух частей — как из двух вагончиков — состоящая машина, выкрашенная белой краской — белой с черными полосками, под зебру. Передняя половина выглядела как четырехдверная железная коробка, поставленная на танковые гусеницы с пространством внутри для переднего и заднего многоместных нераздельных сидений. Тупорылый, похожий на обрубок, скошенный впереди капот сходил на нет, оканчиваясь двумя массивными фарами и бампером из металлической решетки. На крыше имелся люк над передним пассажирским местом и второй — по всей длине заднего сиденья.

Задняя часть выглядела как переделанная грузовая платформа, едущая на собственной паре гусениц. На этой платформе был установлен небольшой пневматический подъемник с белой, в человеческий рост, пластиковой корзиной, тоже выкрашенной под зебру, — что-то вроде люльки для ремонта телефонных линий или других работ на высоте. Две половины транспортного средства соединял шарнирный узел.

Клейтон проехал по подъездной дорожке, остановился против широких каменных ступеней, высунулся из окна водителя и улыбнулся Саре:

— Привет, красавица. — Старик перевел взгляд на Колдинга, и улыбка угасла. — Едем, э? Не собираюсь убивать на вас целый день.

— Клейтон, — ответил Колдинг. — Что, черт возьми, это такое?

— Это «Би-ви-206». Шведские вояки продали вездеход Магнусу как лишнюю штатную единицу. Я на ней кошу взлетную полосу, торю колеи для снегоходов и ремонтирую телефонные линии, когда их рвет штормом. Территория-то будь здоров, э? И почти вся — либо топь, либо грязь, либо шестифутовые сугробы.

— Значит, Тэдом Наджентом вы прозвали эту штуковину. Почему?

Сара подняла руку, как на уроке в школе. Затем подпрыгнула на месте и помахала рукой.

— Ой, ой, учитель, можно я, можно я?

— Мисс Пьюринэм, — сказал Клейтон. — Пожалуйста, расскажите об этом классу.

— Тэдом Наджентом машину назвали потому, что она может ехать по болоту. Как Медведь Фред.

Колдинг переводил взгляд с Клейтона на Сару и обратно.

— Какой такой Медведь Фред? О чем вы, черт побери?

— О песне, — пояснила Сара. — Это мичиганские заморочки, тебе не понять. Просто прими к сведению.

Сара запрыгнула на заднее сиденье. Колдинг зашел со стороны переднего пассажирского места и открыл дверь, чуть помедлив, чтобы провести рукой по полосатой поверхности. На вид броня могла выдержать обстрел из орудия малого калибра. Итак, у Магнуса был «Стингер», достойный пехотного взвода набор стрелкового оружия и транспорт для переброски войск. Замечательно.

Колдинг запрыгнул в кабину и захлопнул дверь.

— Вы опоздали, Клейтон.

— Проспал. Привилегия молодых, — он включил передачу и отъехал от особняка.

— Ну, тогда и меня можете называть «красавцем-мужчиной». Я хоть покраснею…

— Да на фиг вас. Значит так, я отвезу вас на северо-западный берег, покажу колеи для снегохода. Они, правда, пока в основном по грязи да по болотам, пока все не схватится морозом. Потом повезу вокруг к Норт-Пойнт, и, если вы не против, Свен скажет вам пару слов.

Колдинг пожал плечами. Почему бы и нет? Все равно надо осмотреть весь остров, даже если он замерзает. Колдинг начал поднимать окно.

— Ах да, — сказал Клейтон. — Можно попросить не поднимать окно? Пару дней назад наехал на белку и не успел выпотрошить. Если закрыть окно — вонять будет жутко.

И как реагировать? Клейтон удосужился вежливо попросить. Ни капли едкого тона на этот раз. Может, старик понемногу оттаивает? Колдинг пожал плечами и вновь закрутил ручкой открытия окна.

Они направились на северо-запад. Большая часть пути напоминала древнюю дорогу, заросшую и ухабистую, кое-где в черных пятнах двухфутовых ям черной застоявшейся воды. «Би-ви» беспрепятственно катился через все это. Одно болото казалось добрых двадцати футов глубиной посередине, но «Надж» доказал, что он настоящая амфибия, — вкатился в воду и поплыл, рассекая поверхность, пока гусеницы не цапанули грязь на противоположном берегу. Вот уж чертова машина.

За густыми деревьями Колдингу время от времени удавалось разглядеть брошенные дома с сугробами снега на замшелых крышах. Кое-где сквозь полуразвалившиеся стены проросли молодые деревца.

Сара сидела, подавшись телом вперед, предпочитая смотреть в ветровое стекло, а не по сторонам.

— Похоже, здесь раньше жило много народу.

— Да, — отозвался Клейтон. — Лет сорок назад у нас было тысячи три постоянных жителей. По большей части работники на медном руднике, ну и летом — туристы.

— А что произошло?

— У нас был… Авария была. На медной шахте. Погибло двадцать два человека. Эта дорога — прямо туда, я покажу.

Он разогнал «Наджа» до головокружительной скорости в двадцать миль в час. По крыше и бортам машины скребли ветви, но Клейтон без усилий огибал стволы деревьев.

Они выскочили на открытый участок близ высокого скалистого хребта острова. Колдинг увидел некрашеный деревянный сарайчик, почти побелевший от времени. Словно реквизит из старого немого кино, едва различимый знак — начертанное наспех кистью слово «Опасно».

— Старая шахта, — сказал Клейтон. — Когда-то отсюда черпали медь тоннами, ажиотаж был навроде золотой лихорадки на Диком Западе.

— Жуткое место… — поежилась Сара. — Это здесь погибли люди?

— Большинство, — сказал Клейтон. — Они так и остались там, по крайней мере, их кости. Ночью, когда тихо-тихо, можно услышать, как они зовут оттуда, просят помощи.

Колдинг мог бы и посмеяться над предрассудками такого рода, но воспоминания Клейтона каким-то образом проникли в тайничок души, где рядом с болью таился, возможно, страх.

— Завал словно разбил городу сердце, — продолжал Клейтон. — С годами люди уехали отсюда. Нас оставалось человек пятьдесят, когда здесь появился Данте и всех выкупил. Оставил меня да Свена. Джеймс и Стефани — новички, их привезли ухаживать за резервным стадом… Ладно, хорош трындеть, не люблю я об этом.

Клейтон включил передачу, и «Би-ви» повез их обратно в лес, нещадно мотая и подбрасывая на ухабах. Настроение старика как будто улучшалось, по мере того как они отдалялись от шахты.

— По-моему, белкиными кишками все же пованивает, — сказал он. — Колдинг, вы опустили окно до упора?

— Да, взгляните сами.

Клейтон посмотрел и кивнул.

— Тогда порядок, э? Пусть так и остается. Свое я подниму, а то немного озяб. Мы, старики, все время мерзнем.

Он взялся за ручку стеклоподъемника в тот момент, когда они выскочили из-за деревьев на край участка небольшой фермы. Колдинг узнал сарай — по крыше из дранки с буквами «Баллантайн». Это было место, откуда начинались две единственные незаброшенные дороги острова. Или заканчивались — как посмотреть.

Клейтон затормозил на подъездной дорожке Свена, вышел из машины, затем по непонятной причине шагнул на решетчатый бампер и взобрался на крышу машины. Колдинг сначала глянул на потолок кабины, затем высунулся из окна поинтересоваться у Клейтона, что тот делает.

Высунувшись наружу, Пи-Джей боковым зрением уловил движение справа от себя. Он повернулся и увидел черный силуэт с выпученными глазами, летящий по воздуху, и раскрытую пасть с блестящими зубами. Животное в атаке влетело прямо через открытое пассажирское окно и на всем ходу врезалось в Колдинга, опрокинув его на сиденье.

Собака. Мокрая собака. Паника Колдинга тотчас улеглась, как только псина принялась яростно вылизывать ему лицо. Он пытался оттолкнуть собаку, но она так льнула к нему, словно от этого зависела ее жизнь. Даже сквозь радостный скулеж собаки Колдинг слышал доносящийся с крыши громкий сиплый смех Клейтона.

— Бог ты мой! — воскликнула Сара с заднего сиденья. — Какой очаровашка!

— Какая очаровашка, — прилетел мужской голос. — Муки! Ну-ка слезь с человека и вон из машины, э?

Пучеглазая, с черной шерстью пастушья собака умудрилась мокро лизнуть Колдинга еще разок, развернулась и вылетела в окно с грациозностью прыгающей газели.

— Какая лапочка, — сказала Сара.

Колдинг сел и рукавом куртки стал вытирать собачью слюну с лица.

— Твою мать… Весь в соплях.

Свен Баллантайн подошел и остановился в пяти футах от «Би-ви». Муки села рядышком — морда вперед, глаза широко раскрыты, неподвижная, как статуя, за исключением пушистого хвоста, с тихим шорохом мотавшегося по снегу.

Клейтон по-прежнему оставался на крыше и продолжал смеяться.

И в этот момент Колдинг уловил запах.

— Мама… — вновь подала голос с заднего сиденья Сара. Ее смех придавал словам звучание стаккато. — Что… откуда такая вонища?

Жуткий запах, похоже, исходил от рук Колдинга и его одежды. Нос Пи-Джея непроизвольно сморщился.

— Вам, наверное, захочется вымыться, — сказал Свен. Муки сегодня утром нашла какую-то дохлятину. Она как найдет такое, всякий раз обязательно вываляется в этом с ног до головы. Вы уж извините…

Смех Клейтона стал еще громче.

— Да все нормально, — сказал Колдинг. — Господи, ну и вонь. Что это?

— Мертвая… бел… ка! — прокричал с крыши Клейтон. Его смех превратился в истеричный визгливый кашель. — Сейчас… Обмочусь… Я же потому и опоздал. Нашел… дохлую белку, знал, что эта чертова шавка покатается на ней… а потом прыгнет на вас… Ой, умора!

— Извините, — повторил Свен. — Мне правда очень неловко, что вы так перемазались, и вообще… Муки всегда найдет приключения на свою задницу. Такая егоза…

Колдинг заметил, что, несмотря на свои слова, Свен большой ладонью рассеянно почесывал вонючую голову собаки. То ли он безоговорочно любил ее, то ли у него были трудности с обонянием. Муки подняла морду и посмотрела на хозяина с блаженным почтением.

Колдинг постучал кулаком в потолок кабины:

— Поехали!

Ему удалось выдавить улыбку. Свен же просто кивнул в ответ. Муки раскрыла пасть и вывалила набок язык — широкая улыбка счастливой собаки.

Клейтон сполз с крыши. Не успели его ноги коснуться земли, как Муки пулей сорвалась с места. Вот черт, эта собака умеет бегать. Клейтон скользнул в водительскую дверь с поразительной живостью, захлопнув ее перед самым носом вонючей собаки. Муки прыгнула на высокое окошко, демонстрируя потрясающую прыгучесть. Мокрая шерсть измазала стекло. Она отчаянно лаяла и скулила, не в силах заскочить поздороваться.

— На сегодня хватит, вонючка, — сказал ей Клейтон, все еще посмеиваясь. — Я приеду тебя навестить, когда папочка тебя выкупает, э?

— Возвращаемся в особняк, — скомандовал Колдинг.

Клейтон еще немного посмеялся — звук, который в другой раз мог бы быть заразительным, если б мишенью шутки был не Колдинг.

— А что такое, красавчик? — удивился Клейтон. — Вы вроде как собрались осмотреть старый город.

— Завтра, — ответил Колдинг. — Вы от души поржали надо мной, теперь везите обратно, чтоб я вымылся и сжег к черту эту одежку.

Клейтон воткнул передачу и направился по дорожке к выезду. Когда Колдинг выбрался из кабины и подошел к ступеням главного входа особняка, старик так и продолжал смеяться.

10 ноября. Два по цене одного

Имплантация + 2 дня

На нижней палубе С-5 Цзянь наблюдала, как Тим двигает портативный ультразвуковой датчик поперек брюха «коровы-34». «Воздушная» сбруя, подхватив корову под ногами, бедрами и грудью, удерживала животное на весу.

Датчик передавал информацию в портативный УЗИ-терминал, установленный тут же, за стойлом «тридцать четвертой». Перед терминалом сидел доктор Румкорф, уместив маленькие ягодицы на деревянном табурете, пальцы рук играли кнопками и рассеянно ласкали черный трекбол.

Монитор, в который он смотрел, не показывал ничего, кроме голубого индикатора процесса, выполненного чуть больше за половину, и цифр «53 процента».

За свою карьеру Цзянь видела, как развивалась УЗИ-диагностика: от зернистых двухмерных изображений, показывающих глубину от нисходящей перспективы, до того, что они имеют сейчас: полные, вращающиеся 3D-модели с анимированными изображениями, показывающими естественные движения животного в утробе.

75 процентов.

В наэлектризованном воздухе почти осязалось радостное удовлетворение от совсем уже близкого финала многолетнего труда.

82 процента.

— Не будем горячиться, — сказал Румкорф, хотя говорил сейчас только он. Клаус рассеянно раскачивался из стороны в сторону, дожидаясь окончания процесса. — Когда Эрика… то есть доктор Хёль и я вернули кваггу из перечня вымерших, на это ушло пятьдесят два имплантационных цикла, прежде чем мы скорректировали геном до кондиции, способной добиться живорождения.

88 процентов.

Цзянь чувствовала облегчение, прилив сил и даже легкость. За последние несколько недель она немного потеряла в весе — отчасти потому, что забывала есть, отчасти оттого, что жуткий стресс держал ее желудок почти все время съежившимся. Всего через два дня после имплантации обыкновенный эмбрион млекопитающего будет размером не более красного пятнышка на маточной стенке. Наподобие большого мокрого прыщика. Но по ее вычислениям и астрономическим темпам роста, которые они наблюдают у эмбриона, то, что сейчас в утробе у «коровы-34», окажется заметно крупнее.

94 процента.

Рука Тима продолжала совершать круговые движения по животу подвешенной коровы. Он казался сонным. Может, чуть выпившим. Опять. С момента посадки на острове он ни разу не улыбнулся. А там, на Баффиновой Земле, с лица Тима улыбка не сходила.

100 процентов… обработка данных…

Индикатор процесса заполнился, затем на экране появилось золотистое изображение.

Цзянь впилась взглядом в монитор.

Тим вышел из стойла, посмотрел на экран и застыл на месте и тихо проговорил:

— Ё-моё…

Цзянь медленно покачала головой, не веря глазам. Она знала, что зародыши будут расти быстро, она их программировала на это, но чтобы так…

— Цзянь, — проговорил Румкорф. — Вы еще более талантливы, чем я думал.

УЗИ-картинка явила двух эмбрионов, притянутых друг к другу в крепком объятии. Румкорф медленно двинул правой рукой над трэкболом, поворачивая трехмерное изображение, чтобы разглядеть крошечные черты эмбрионов. Непропорционально крупные головы уже почти сформированы, каждая больше, чем остальные части тел. Большие черные точки — развивающиеся глаза. На телах словно ростки — крохотные конечности. Цзянь видела смутные очертания формирующихся внутренних органов.

— Фили, — спросил Румкорф, — насколько они велики, как по-вашему?

— М-м-м… по меньшей мере, восемь унций, — голос Тима упал до едва слышного шепота. — Может, даже чуть больше. Нормальный эмбриотический рост для двухсотфунтового млекопитающего должен быть менее десятой части унции.

— Превышение эмбриотического роста в восемьдесят раз, — подытожил Румкорф. — Это даже больше, чем вы планировали, Цзянь. Фантастика!

«Фантастика». Было ли это слово правильным, чтобы описать происходящее? Нет. Совсем. Из одной клетки до полуфунта менее чем за сорок восемь часов. Ей бы ликовать. Но вместо этого Цзянь чувствовала страх.

И не знала отчего.

11 ноября. «Это все о Бенджаминах»

Имплантация + 2 дня

Полковник Пол Фишер стоял на опушке бразильского тропического леса и пристально вглядывался в темный небосвод. Никогда в своей жизни он не чувствовал себя таким опустошенным и измученным. Ноги ныли. Глаза жгло. Депривации сна и плотный график скачков по миру доконали бы и двадцати летнего, а Полу было почти пятьдесят.

«Амген» построил ксенотрансплантационный комплекс в самом сердце непроходимых джунглей. Захватывающий вид окружал огороженную территорию, по большей части из-за того, что здесь не было дорог, чтобы нарушить границу деревьев. Для доставки и отправки использовались вертолеты. Позади Пола спецподразделение батальона защиты от ХБРЯ двигалось по территории комплекса, завершая операцию по захвату объекта и прекращению исследований «Амгена».

С одного дерева на другое проплыла птица. Что за птица, интересно? Может, когда вся эта возня завершится, Пол уйдет в отставку, вернется сюда и будет месяцами составлять каталоги видов птиц просто так, забавы ради. Однако, прежде чем рассчитывать на отставку, надо доделать работу.

От раздумий отвлекли приближающиеся шаги. Он повернулся и увидел шагающего к нему бойца спецподразделения. Этот был крупнее всех, и глядя на него, Пол вдруг чувствовал такую угрозу, какую не ощущал никогда в жизни. На бойце был защитный комбинезон без капюшона, открывающий ежик очень коротко стриженных светлых волос и большой участок рубцовой ткани на том месте, где должно было быть правое ухо. В правой руке он нес FN Р90, в левой — спутниковый телефон.

— Полковник Фишер, сэр.

Пол тщетно попытался вспомнить имя солдата, затем схитрил и взглянул на именную нашивку слева на груди.

— Что там, сержант О’Дойл?

— Мистер Лонгуорт запрашивает отчет о ходе операции.

О’Дойл протянул трубку. Пол взял ее. О’Дойл сделал шаг вперед и взял под наблюдение линию деревьев — обе руки на автомате Р90. Пол поднес к уху спутниковый телефон — тот весил, казалось, восемь тысяч фунтов.

— Фишер на связи.

— Полковник, — услышал он голос Мюррея Лонгуорта. — Как у вас?

— Заняли объект. Признаков биологической опасности не обнаружено, с виду все чисто. — Ну разумеется, все чисто. Катастрофа в «Новозиме» оказалась «счастливой» случайностью. Пол и его спецгруппа произвели вылеты на четыре континента и прикрыли пять научных комплексов за последние три дня, и он знал, что не будет никаких проблем, пока кому-нибудь не придет в голову идиотская идея оказать сопротивление.

— Отличная работа, полковник, — сказал Лонгуорт. — Осталась одна «Генада», вот только черт знает, куда они делись.

— Есть какие-нибудь новости?

— Никаких. Как сквозь землю. Колдинг просто орел.

Пол кивнул. Колдинг орел. Когда они вместе работали в USARMIID, Пол даже не подозревал, насколько тот умен.

— А насчет замораживания счетов «Генады» тоже ничего? Разве нельзя выкурить их таким способом?

— Швейцария, Каймановы острова и Китай отказываются сотрудничать в этой области. Все три страны уверены, что биотеррористическая атака была на самом деле и что «Генада» вне игры. У Данте Пальоне широкая сеть бизнесов в этих странах, так что его счета не заморозят, если мы не сможем чем-нибудь конкретным доказать им, что «Генада» по-прежнему занимается исследованиями в области ксенотрансплантации. Продолжайте копать, полковник. Найдите мне что-нибудь осязаемое, вещественное — чтоб я мог предъявить правительствам этих стран. Есть что от русских о Порисковой?

— Пока ничего, сэр, — ответил Пол. — Но их усилия обнадеживают.

Уже больше года Пол пытается добиться от русских помощи в обнаружении Галины Порисковой, бывшей сотрудницы «Генады» и правдоискателя. Русские власти не реагировали, но в последние три дня все поменялось. Несколько тамошних агентств позвонили Полу напрямую и поинтересовались, что конкретно ему надо и чем они могли бы помочь ему. Насколько он понял, русские задействовали как минимум полсотни следователей для поиска любого следа Порисковой.

— Что ж, уже кое-что, — сказал Лонгуорт. — И сколько они собираются искать ее?

— Они полагают управиться за четыре-пять дней.

— Хорошо. Я по своим каналам тоже продолжу поиск. Подключу Интерпол и кое-какие агентства. Все выясним, полковник, а вы продолжайте начатое.

— Слушаюсь, сэр, — ответил Пол и вернул телефон О’Дойлу.

Интересно, подумал он, насколько уставшим показался Мюррею Лонгуорту его голос, что он решил перейти на ободряющие слова. Однако хоть в его голосе и слышалась усталость, она была наполовину меньше той, что ощущало его тело.

11 ноября. «Галерея» или «Джагз»

Имплантация + 2 дня

Энди Кростуэйт переложил коричневый продовольственный пакет в левую руку, удовлетворенно вздохнул и набрал на цифровой панели помещения поста охраны «0–0–0–0». Внутри его поджидал знакомый стеллаж с оружием.

Реальное оружие может нанести реальный урон.

Правда, и «беретту 96» не назовешь игрушкой. В магазине одиннадцать патронов калибра 40 плюс один в патроннике (у Энди всегда в патроннике был патрон) — двенадцать выстрелов нешуточной убойной силы. Он не был фанатом «96-й», но это все же лучше, чем ничего.

Куда больше ему нравился пистолет-пулемет «хе-клер и кох» МР5. Магнус поставил вариант 40-го калибра, того же, что и у их личного оружия — «беретты». У МР5 тридцатизарядный магазин и темп стрельбы восемьсот выстрелов в минуту. При попадании на сотне метров эта штуковина делала из оленя гамбургер в живом виде и валила наповал людей.

Энди вытащил из стеллажа один из МР5 и понес его к столу с мониторами камер наблюдения. Свой измочаленный бумажный коричневый пакет он бухнул на стол — тот приземлился набок и прорвался, высыпав на столешницу экземпляры «Галереи» и «Джагз».

Энди сел, поглаживая пальцами хорошо знакомые обводы оружия. Его б разобрать, почистить и собрать… Хоть какое-то полезное дело, чтоб скоротать время этого никому не нужного дежурства. Идиотизм. Здесь их никто не сыщет.

Но мониторы он все же проверил. Управление точь-в-точь как на Баффиновой Земле. Еще один плюс последовательности Магнуса. Зачем платить деньги на обучение народа различным системам, если можно научить один раз и установить одинаковые во всех комплексах, верно? Все по делу. У Магнуса все по делу.

Энди проверил сигналы от инфракрасных датчиков по периметру вокруг зданий особняка и ангара. Тепловизоры работали отлично — и ничего не показывали. Он переключил обратно на черно-белые изображения территорий и внутренних помещений особняка. Некоторые из маленьких пятидюймовых мониторов показывали черные квадраты — Колдинг в своем репертуаре: никакого мониторинга частных апартаментов за исключением этой суицидальной китайской сучки.

А как насчет загадочной комнаты за номером 17 — комнаты Сары? Эх, и здесь камера выключена.

Он опустил МР5 на стол, затем щелкнул выключателем. Ага, экран ожил и выдал изображение комнаты Сары Пьюринэм. Вот она, в кроватке. Черт, слишком темно. Энди поискал настройки… О, ночное видение. Он нажал кнопку и увидел верхнюю часть обнаженного тела Сары Пьюринэм в ореоле зеленоватого свечения. Всего лишь размер «В», но он все равно с удовольствием бы…

Вот только она не стала бы. Лесбиянка.

— Ну, за мной не заржавеет, я тебе устрою, стерва долговязая…

Энди наблюдал за тем, как спит Сара. Он глаз с нее не спустит, дождется, пока та совершит ошибку. Не мытьем так катаньем, образно или буквально, но Сару Пьюринэм он оприходует.

12 ноября. Штучка в машине

Имплантация + 3 дня

Следующим утром Колдинг, Клейтон и Сара поехали на «Хамви». Хоть это был и не «Надж», Колдинг держал окошко со своей стороны закрытым.

Они достигли развилки, что вела к бухте. На этот раз Клейтон взял влево. Больше деревьев, больше снега, больше разваленных домов. Пять минут спустя деревья закончились, уступив место старому городу. Клейтон въехал на центральную площадь — мощенный булыжником круг ярдов пятьдесят в диаметре. Некоторые запорошенные снегом камни растрескались или же просто отсутствовали, и кое-где из этих провалов проросли деревца.

Старый колодец, сложенный из таких же булыжников, сидел точно в центре круга. Местами кладка осыпалась — камни валялись рядом, словно выпавшие зубы. Колодец вызывал ассоциацию с потайным ходом в ад из второсортного ужастика.

Клейтон остановил «Хаммер». Все трое вышли и отправились пешком.

— Добро пожаловать в деловой центр Черного Маниту, — объявил Клейтон. — Уверен, городской парень, ты чувствуешь себя здесь, как дома, э?

— Верно, — сказал Колдинг. — И, чую, за следующим холмом — здание городской оперы.

Городские строения были в немного лучшем состоянии, чем полуразвалившиеся жилые дома там, в лесу. Здания выстроились по окружности, как цифры на часах. Если брать за север полдень, десятью часами была готическая, черного камня церковь. Массивное здание доминировало над городской площадью и напоминало припавшего к земле гранитного бульдога. Казалось, оно обладало таким весом, что в любой момент остальной город может вздыбиться, как более легкий конец покосившихся детских качелей. Несколько окон выглядели целыми, но их стекла заметно покоробились, и создавалось ощущение, будто крепкое здание едва заметно колышется. С крутого ската шиферной крыши, как пинакль, поднималась колокольня — без колокола.

Клейтон показал на зеленое здание футах в двадцати от церкви на позиции восьми часов. Окно все еще оставалось декорированным выцветшим желтым баннером в форме звезды с надписью: «Граунд Чак». Внутри Колдинг увидел пустые прилавки и полки.

— Здесь был магазин Бетти, — сказал Клейтон. — Комбинация бакалейной лавки с хозтоварами. Бетти еще оставалась здесь, когда Данте всех выкупил.

Дорога убегала на семь часов между магазином и красным зданием с изъеденной молью головой лося над дверью. Один стеклянный глаз давно отсутствовал. Клочья лосиной шерсти свисали, как бесовские вымпелы.

— А здесь был охотничий магазин Свена Баллантайна, — сказал Клейтон. — Он открывал его в сезон охоты на оленя. Магнус и этот маленький злющий хмырь Энди Кростуэйт приезжали лет пять назад и зверствовали так, что перебили всех оленей до единого. Отрезали им головы и фотографировались вон у той стены.

— Боже, — сказал Колдинг. — Не знал, что Магнус такой активный борец за охрану природы.

— Довел меня до белого каления, э? Олени водились здесь с 1948 года, когда ледяной мост соединял остров с материком. Бродили здесь всюду запросто…

Колдинг недоверчиво глянул на Клейтона:

— Ледяной мост?

— Ну.

— От материка, — вмешалась Сара, — три часа ходу.

— Ну.

Сара покачала головой:

— Клейтон, вы совсем уж заврались. Да где взять столько льда, чтобы перекрыть такое пространство открытой воды?

Клейтон харкнул и плюнул на один из щербатых камней мостовой.

— На следующей неделе сами увидите — лед станет повсюду вокруг. В нормальную зиму лед в заливе Рэплейе два фута толщиной уже к концу ноября. Эта зима холодной будет. Может, самой холодной, сколько себя помню.

Он показал на дом из тесаных бревен и грубого бруса, стоящий на позиции четырех часов, прямо напротив церкви. За исключением последней, это было единственным в городе двухэтажным зданием.

— Особняк, в котором вы остановились, был для народа богатого, зато сюда, в «Вигвам» Черного Маниту, приезжало много и простого люда — поохотиться, расслабиться.

Еще несколько деревянных домов окружали центральную площадь. На всех облупилась и облезла краска. Некоторые просели под сгнившими, замшелыми крышами. И ни души кругом.

— Клейтон, — сказала Сара. — Вы, похоже, забыли ту штуковину в машине.

Старик посмотрел на нее, затем кивнул.

— Черт, ты, похоже, права, э? Я мигом.

Клейтон повернулся и быстрым шагом направился к «Хаммеру».

Колдинг взглянул на Сару:

— «Штуковину»?

— Штуковину, — сказала она. — В машине.

Клейтон поравнялся с «Хаммером», забрался внутрь, завел двигатель и поехал по дороге из города.

Колдинг наблюдал за тем, как черная машина скрылась за деревьями в направлении особняка.

— Ты договорилась с Клейтоном, чтобы он высадил нас?

— Именно так, — кивнула Сара.

— Уф. А не лучше была бы шутка, если бы ты сейчас сидела в машине вместе с ним?

— На этот раз я не шутила. Мне нужно было твое полное внимание.

Он вгляделся в нее. Стервозность ушла. Вид у Сары был исключительно деловой.

— Хорошо. Я слушаю.

— Почти угадал. Только слушать собиралась я. А ты — собирался рассказать мне кое-что. Как это ты вдруг начал работать на «Генаду», как нашел меня и почему провел ту единственную изумительную ночь со мной, а потом исчез.

— Сара, мы…

— Сию минуту, Пи-Джей. Отвечай мне сейчас же. У нас были отношения. Я думала, что была дура дурой и напридумывала себе, но в последние пару дней я окончательно убедилась, что мое первоначальное влечение к тебе не было ошибкой. Мы связаны друг с другом, так ведь?

Он мог солгать. Просто сказать «нет», развернуться и зашагать к особняку, и дело с концом. Вместо этого Пи-Джей кивнул.

Она едва заметно улыбнулась. Показалось, что напряжение чуть отпустило ее.

— Хорошо. Это хорошо. Что ж, тогда колись.

Колдинг окинул взглядом мертвый город. Они реально были нигде — в самом его сердце. По меньшей мере в получасе ходьбы от особняка.

А, черт, почему бы и нет?

— Я был в армии. Работал на USARMIID, в армейском подразделении по защите обслуживающего персонала от биологической угрозы. Там познакомился со своей женой. Клариссой. Она работала вирусологом. Мы прожили в браке два года, а потом… несчастный случай. Слышала когда-нибудь об H5N1?

Сара помотала головой.

— Птичий грипп. Террористическая ячейка делала попытки провезти его в Америку старым проверенным способом: заразить своих людей и переправить их к нам. ЦРУ взяло их. Пригласили USARMIID — не можем ли мы как-нибудь помочь переносчикам. Короче, не были соблюдены надлежащие меры предосторожности. Тот тип, что отвечал за операцию — полковник Пол Фишер, — решил обращаться с носителями как с людьми, а не как со зверьем-террористами, какими они на самом деле были. Один из них… один из них развязался, сорвал маску с лица моей жены и… кашлянул и плюнул ей в лицо.

Глаза Сары расширились от страха. Наверное, представила себя на месте Клариссы. Во всяком случае, пыталась: кто в самом деле может знать, каково это — вдохнуть смерть?

Колдинг продолжил — остановиться он просто уже не мог:

— Клариссу поместили в палату интенсивной терапии. У нее началась пневмония, она справилась с ней, но птичий грипп дал осложнение — вирусный миокардит.

— Что это?

— Вирусная инфекция сердца. У нее развилась особенно быстро. Поразила мышечную ткань, сделала сердце слабым, чрезмерно увеличенным. По сути, убила его.

Сара прикрыла ладошкой рот. Внешне она напоминала девчонку-сорванца, но этот жест эмпатии к мертвой женщине, которую она никогда не знала, казался удивительно женственным.

— А разве нельзя было сделать ей пересадку?

— Вирус по-прежнему оставался в организме. Не было никакого способа узнать, что он не заразит новое сердце. Они… они, видите ли, не могут себе позволить тратить впустую органы для пересадки пациенту из группы риска.

— Поскольку органов не хватает, — сказала Сара, легонько покивав. Грусть наполняла ее глаза.

— Ее подключили к аппарату искусственной вентиляции легких. Через несколько дней мне… В общем, мне сказали, что надежды на поправку нет. Ее так мучили боли, она была так слаба… Кларисса ускользнула прежде, чем нам удалось найти решение. Так что мне пришлось сделать это ради нее. Я знал, она бы не захотела мучиться, и оставался лишь один вопрос — когда.

Колдинг был вынужден на секунду остановиться. Ни с кем еще он не говорил об этом с того момента, когда все произошло. Говорить об этом — ворошить тяжкие воспоминания, вновь и вновь переживать ту муку. Руки Клариссы, такие слабые, что не могли удерживать его руки, и он держал их. Прежде чем ее поместили в «вентилятор», Пи-Джей сказал ей, что все будет хорошо. Она возразила слабым голосом, чтобы он не глупил: она знает, что происходит в ее теле. Наверное, лучше, чем кто-либо, потому что умирает от того, что изучала целых десять лет.

Сара протянула руку и коснулась его плеча:

— И ты остановил ее страдания — ради нее?

Он кивнул. И потекли слезы. Он больше не мог их удерживать… Ее глаза закрыты, глаза, которые она больше никогда не откроет. Вот сестра отсоединяет капельницу, убирает дыхательную трубку. Ее вдохи — едва заметные, неглубокие судорожные глоточки. Сестра выходит, закрывает дверь, оставив их вдвоем проделать путь к концу. Пока смерть не разлучит их…

Рука Сары на его руке, ласково скользит вверх и вниз:

— И что ты сделал потом?

Снова воспоминания, такие же яркие. Кипевшая в нем тогда ярость. Все его горе и боль, вылившиеся в чистейшую агрессию.

— Сел в машину и поехал к Фишеру.

— Поговорить с ним?

— Нет, — ответил Колдинг. — Убить. Я сшиб его, как только увидел, вмазал от души по колену. К моменту, когда нас растащили, лицо у него было как кровавая тряпка. Вояки хотели отдать меня под трибунал, но Фишер пустил в ход связи, чтоб дело замяли. Мне устроили увольнение с военной службы без почестей и привилегий.

— И что ты делал потом? — повторила Сара.

— Ничего. Полгода бездельничал. Нагуливал жир. Жалел себя. Получал пособие по безработице. Тосковал по жене. Потом мне позвонил Данте Пальоне. «Генада» взялась за решение проблемы дефицита органов. У них было множество направлений опытных исследований, но один подразумевал участие женщин в вынашивании трансгенных беременностей животных.

— Вынашивание… ты шутишь? И это — на законном основании?

— Нет. Научный работник «Генады» по имени Галина Порискова настучала про эксперимент Фишеру. У Данте было второе направление исследований, которые должны были решить проблему нехватки органов раз и навсегда, но если Фишер выдвинет им обвинения в экспериментах над людьми, то второе направление никогда не будет завершено. Я пообещал присоединиться, только если Данте немедленно свернет опыты с людьми. Хотел он слышать это от меня или нет, но я был нужен Данте. Я знал, как работает Фишер, знал методы USARMIID. Пальоне остановил эксперименты. Но к тому времени, когда Фишер добрался до «Генады», следов прегрешений не осталось никаких.

— Данте умен, — сказал Сара. — Безжалостен, но умен. Нанять человека, который сделает все, чтобы не дать людям умереть так, как умерла его жена, я права?

— Чертовски откровенно, но в самую точку.

— А Тим? Он каким боком здесь?

— Он выполнял кое-какие подрядные работы для USARMIID, — сказал Колдинг. — Исследовательского плана. Там мы и познакомились. В некоторой области науки я разбираюсь, но мне нужен был свой человек, чтобы быть уверенным, что «Генада» ведет честную игру. Я взял его на работу приходящим уборщиком. А когда Галина ушла, Данте завалил его деньгами, только чтобы Тим остался и заменил ее.

— Но как Данте нашел тебя? Как он узнал о тебе, о Фишере и о твоей жене?

— Точно так же, как нашел тебя, когда я подкинул идею о С-5. У Магнуса и Данте есть человек в высших кругах. По-моему, в НАСА. Человек этот имеет доступ к личным делам, и не только. Мы нашли тебя, выяснили, что тебе нечем платить за твой «семьсот сорок седьмой». А потом я пришел переговорить с тобой, и так получилось… получилось.

— Да, — сказала Сара. — Я помню. Вот и замкнулся круг. Почему же ты хотя бы не позвонил или не попрощался?

— Пойми, прошу… Я встретил тебя… через семь месяцев после смерти жены. Ты говорила о связи? Да, я тоже ее чувствую, но не мог такое чувствовать, когда ее могила еще только-только стала остывать. Я не мог предать ее память таким вот…

Сара шагнула и подалась телом вперед, пока их груди не встретились. Она подняла руки и погладила его по щеке; кончики ее пальцев были теплыми, несмотря на холод вокруг.

— Неудивительно, почему ты так фанатично предан этому проекту, Пидж. Я думала, ты мерзкий гаденыш, но теперь знаю, что ошибалась — ты совсем не мерзкий.

Колдинг рассмеялся:

— Ух ты. Не зря, значит, я вывернул тебе душу.

Ее улыбка угасла, и она снова коснулась его щеки.

— Любая женщина просто растаяла бы в душе, узнай она, каково тебе пришлось, Пидж. Ты сделал то, что считал нужным, чтобы хранить память о жене. Но с тех пор как она ушла, прошло уже больше семи месяцев. Ты волен продолжать жизнь дальше.

Колдинг склонился к Саре и поцеловал ее. Ее губы были мягкими и теплыми, и он забыл о холоде.

13 ноября. Не называй меня Большим папой

Имплантация + 4 дня

Один из его мобильных телефонов зазвонил. Левый нижний внутренний карман пиджака. Этот номер знал только один человек. Магнус быстро прошел в свой кабинет и плотно прикрыл за собой дверь. Ни к чему Данте участвовать в этом разговоре. Пока, во всяком случае.

Энтузиазм брата как будто угасает. Подобную ситуацию им уже приходилось пережить. С Галиной. Магнус, разумеется, все замял, как замнет и сейчас.

Он ответил в трубку:

— Говорите.

— А, приве-е-е-ет, Большой папа.

Телефонный код района — 702: Лас-Вегас. Все, что он знал о Фермерше: она когда-то работала в УНБ. Может, и сейчас там. Судя по паршивому качеству, сигнал преодолел добрую дюжину релейных станций, и Вегасом там и не пахло.

— Ты точно знаешь, где закатить вечеринку, — проговорила она. — Папа ищет тебя и твоих друзей в молочной промышленности.

Магнус кивнул. «Папой» был Фишер. Только ради этого она бы не стала звонить. Не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться: замдиректора ЦРУ Мюррей Лонгуорт пустит Фишера по следу Румкорфа и Цзянь. Он не любил оставлять хвосты.

— Почему бы папе не спросить меня напрямую? Он знает, где я живу.

— Знает, — ответила она. — Он едет навестить твоего братца.

Магнус почувствовал, как глаза сами сузились и поджались губы. Он дал себе команду расслабиться.

— И как успехи папы в поиске моих друзей?

— Ни малейшего понятия, с какого конца подступать. Черт, Большой папа, даже я не знаю, где они.

Подобный ответ от этой женщины можно назвать комплиментом: если Фермерша не может вас найти, значит, отыскать вас невозможно. Колдинг и Данте лихо провернули это дело, спрятав проект прямо под носом у американцев.

— Папа расстроен, — сказала Фермерша. — Если ваши друзья будут сидеть тихо, не думаю, что он вообще их найдет.

— Спасибо, порадовала. Что-то еще?

— Хотела бы немножко расширить свой гардероб. С каждым днем все так дорожает…

Фермерша просила прибавки. Она, черт бы ее взял, могла бы иметь прибавку. Благодаря ее интеллекту «Генада» осталась единственной лошадкой в гонке трансплантации.

— Хорошо, — сказал Магнус. — Возможно, Санта-Клаус будет добр к тебе в этом году.

— Я люблю Санту. Я люблю сидеть у него на коленях.

Магнус вздохнул и нажал отбой. Стоит Фермерше начать сексуальные намеки, ее будет не остановить. По правде говоря, звучала она чертовски сексуально, но он достаточно наслушался о ней в определенных кругах, чтобы знать: примешь горизонтальное положение с Фермершей, и все может закончиться очень плохо. У этой женщины с психикой не все в порядке.

Фишер и Лонгуорт пребывали в растерянности. В странах Большой восьмерки понятия не имели, что «Генада» продолжает поиск. Знали китайцы, но рассказывать не собирались: тем самым они бы поставили крест на шансе спасти миллионы своих соотечественников.

«Генада» сейчас располагала самым ценным ресурсом, на который могла рассчитывать, — временем. И все шло к тому, что проект Румкорфа мог стать успешным.

14 ноября. Жаркая полночь

Имплантация + 5 дней

Колдинг набрал суперсекретный пароль «0–0–0–0» и вошел в пост охраны. Гюнтер сидел у пульта, глаза широко раскрыты, пальцы летают над клавиатурой.

— Секундочку, — бросил он, не отрывая взгляда от экрана. Его пальцы не останавливались ни на секунду. Колдинг закрыл за собой дверь и стал ждать. Когда Гюнтера одолевает писательский зуд, остается лишь одно — дожидаться, когда он вернется к реальности.

«Она закричала… и схватила… сломанный кий для пула, — бормотал под нос Гюнтер, склоняясь так близко к монитору, что приходилось чуть поворачивать голову, чтобы читать слева направо. — Больше никогда, сказал Сэнсом… никогда… тебе не причинить боль моей любви. Он резко, с силой опустил кий… как топор… и кончик прошил насквозь… незащищенную… грудь… Каунт Даркона. Когда тело… исчезло… нет, погоди, когда тело… распалось… да, так лучше… он понял: все кончено. На веки вечные».

Гюнтер откинулся на спинку так, что кресло едва не опрокинулось, и победно вскинул кулаки.

— Конец, блин!

— Ты все?

— Да, черт возьми. Я только что закончил «Жаркую полночь». Готова трилогия!

— Отличная работа, — Колдинг взглянул на свои часы. — Не хотелось бы портить тебе праздник, но мне нужно отчитаться перед Данте.

— О да, конечно, — Гюнтер встал, затем потянулся сделать еще несколько нажатий клавиш. — Только сохраню этот кусочек великолепия.

— Мои поздравления. Когда собираешься отправить издателям? Как это вообще все будет?

— К черту издателей, — ответил Гюнтер. — Я собираюсь выложить своего младенца.

— Выложить?

— Ага. В онлайн, — пояснил Гюнтер. — Вот увидишь. Я соберу столько фанатов, что издатели будут просто вынуждены предложить мне вкусный жирный договор.

Гюнтер направился к выходу, глаза вновь полусонные и полузакрытые. Он вытянул руку с растопыренными пальцами, Колдинг по ней хлопнул, после чего Гюнтер вышел, прикрыв за собой дверь.

Выложить книгу в сеть, бесплатно? Ничего глупее Колдинг в жизни не слышал.

Он двинул мышкой, кликнул на иконке с надписью «Манитоба» и стал терпеливо дожидаться соединения по линии закрытой связи с домашним офисом. Менее чем через минуту на экране появилась улыбающаяся физиономия Данте.

— Доброе утро, Пи-Джей. Как погодка у вас?

— Холодает, сэр. Говорят, нас еще снегом завалит.

— Зато погоняете на снегоходах. Замечательное время! Что у тебя?

— Они сделали это.

Колдинг наблюдал за реакцией Данте: надежда и скепсис.

— Они сделали — что конкретно?

— Имплантация.

— Ну, наконец-то, — скорее выдохнул, чем сказал Данте. — И пока все успешно?

Колдинг кивнул:

— Сорок семь коров стельные. Две отторгли имплантат, у одной беременность прервалась на второй день. Более того, все беременности — двойни или тройни.

Данте просиял широкой, искренней улыбкой. Колдинг подумал, что еще ни разу не видел настоящей, от души, улыбки Данте. Она делала его слегка похожим на маньяка.

— Теперь когда? — спросил Пальоне. — Когда ждать родов?

— Честно говоря, не знаем, — ответил Колдинг. — Главным нашим достижением было добраться до этого этапа, но доктор Румкорф сказал, что осложнения будут обязательно. Эмбрионы растут очень быстро, поэтому трудно реагировать на неожиданные проблемы. Прошло всего-то пять дней, а они уже фунтов по пятнадцать каждый.

— Если они выживут, сколько времени пройдет до живого животного, Пи-Джей?

— Сейчас слишком рано об этом, — Колдинг пожал плечами, — но, наверное, от одного до трех месяцев.

Данте скривился.

— Приложите максимум усилий, чтобы дать мне хотя бы одно взрослое животное.

— Постараемся. Данте, раз уж мы на связи, могу я спросить, какие есть новости о докторе Хёль?

Данте откинулся на спинку. Было заметно, как он переменился в одно мгновение.

— С ней все отлично. Не волнуйся о ней, работай спокойно.

Эта тема явно была запретной. И отсюда, с Черного Маниту, Колдинг ничего не мог с этим поделать.

— А полковник Фишер? Догадывается, где мы?

— Нет, — покачал головой Данте. — Но ищет. Землю роет. Мы должны получить живых животных, если хотим иметь на своей стороне СМИ и общественность.

— Плоды будут расти со своей скоростью, Данте. Теперь уж как природа распорядится…

Данте ответ не понравился, но ему пришлось его принять. Он достаточно разбирался в биологии, чтобы понять: теперь все должно идти своим чередом.

— Очень хорошо, Пи-Джей. Держите меня в курсе.

Данте прервал связь. Колдинг посмотрел на часы. Можно сходить проведать Цзянь или попробовать найти Сару. Хотя Цзянь сейчас с Румкорфом и Тимом… с ней все в порядке.

Значит, он пойдет поищет Сару. Колдинг вышел из помещения поста охраны, вновь удивившись тому, насколько нервничает и волнуется перед разговором с ней.

14 ноября. Вкус

Имплантация + 5 дней

Два формирующихся существа плавали внутри плодного пузыря, прижавшись лбами друг к другу, словно спящие влюбленные. Жидкая среда поддерживала их растущий вес. Миллионы химических соединений свободно дрейфовали в составе этой жидкости. Некоторые из этих соединений были достаточно сильными, чтобы регистрироваться как запахи.

И другие, достаточно сильные, чтобы регистрироваться как вкусы.

Внутри двух крохотных ротиков эти вкусовые соединения приземлялись на крохотные язычки. Только что сформировавшиеся дендриты выстреливали химические сообщения — сообщения, которые преодолевали крохотный промежуток, известный как синапс, чтобы приземлиться на аксоны следующей нервной клетки. Этот процесс путешествовал по цепочке — от крохотных язычков до крохотных мозгов — за долю секунды.

Вкусовые сигналы приводили в действие крайне примитивную зону в только что сформировавшихся мозгах. И фактически вкус «запустил» мозги в первый раз.

Не было ни мыслей, ни решений, хотя они и появятся достаточно скоро. Была лишь скоротечная, интенсивная гонка со временем наперегонки.

А вкус пробудил инстинкт, который будет двигать каждым моментом бодрствования этого существа.

Голод.

15 ноября. Корова номер шестнадцать,

минус одна

Имплантация + 6 дней

Кто-то тряс его за плечо.

Клаус Румкорф попытался открыть глаза, но их словно залило клеем. Сквозь сомкнутые веки бил резкий свет.

— Док, подъем.

Голос Тима? Тима, который заменил Эрику. Острое, болезненное осознание пустоты. Клаус ведь сказал себе, что больше не чувствует к этой женщине ровно ничего. В это легко было поверить, но сейчас, когда ее не стало, он чувствовал, как ему не хватает Эрики.

— Да просыпайтесь, черт вас дери, — голос Тима звенел тревогой. От него разило виски. И нечистым телом: интересно, как давно он был в душе последний раз?

— Ну давай, старичок, — молил Тим. — У нас проблема с коровой номер шестнадцать.

Клаус застонал. Спина задеревенела. Где он спал? На койке. В самолете. Ему даже в голову не пришло вернуться в особняк. Вместо этого он спал в комнате отдыха самолета. А запах немытого тела? Это не от Тима. И душ, наверное, исправен. Клаус разлепил глаза и увидел расплывчатое, обеспокоенное лицо Тима.

— Шестнадцатая? — спросил Клаус, потянувшись за очками. — У нее двойня или тройня?

— Была двойня, — ответил Тим. — А сейчас УЗИ показывает только один эмбрион.

Клаус нацепил очки. Слова Тима попали в цель. Клаус встал и вышел из комнатушки, Тим следовал буквально по пятам.

15 ноября. Это ненормально

Имплантация + 6 дней

Колдинг невольно заморгал. Разумеется, наука есть наука, но это не отменяло того факта, что он наблюдал за тем, как Тим Фили ввел трубку в вагину коровы. Животное было подвешено на ремнях, удерживавших копыта в нескольких дюймах над полом. Длинные перчатки на руках Тима были в комковатой светлой субстанции, которой, решил Колдинг, могла быть только коровья смегма.

— Еще чуть глубже, — сказал Румкорф: голос звучал ровно, но чувствовалось, что он с трудом сдерживает гнев и раздражение. Клаус сидел за портативной оптоволоконной рабочей станцией, напряженно всматриваясь в изображение монитора, — розоватый туннель: коровья матка, вид изнутри.

Станция трехмерного УЗИ стояла рядом, прижатая к двери стойла, что напротив «коровы-16». Цзянь, наполовину скрытая аппаратурой, старалась не мешать. Румкорф втиснул свою рабочую станцию сюда, раздраженный тем, что высокотехнологичное золотистое изображение показало только одного зародыша предка там, где вчера их было два. Затем он начал орать, по-видимому, когда Цзянь улизнула, чтобы вызвать в С-5 Колдинга.

— Глубже, — повторил Румкорф. — Глубже давай.

— Обожаю, когда вы говорите сальности, — сказал Колдинг.

Румкорф вздохнул и покачал головой:

— Неподходящее время для идиотских шуток.

— О, пардон, просто хочу поднять вам настроение.

— Хочешь, да не поднимешь.

Румкорф был в ярости оттого, что корова реабсорбировала одного из двух своих зародышей. Реабсорбация происходила, когда тело матери предпринимало некое примитивное, однако ожидаемое решение не только отказаться от крохотного плода, но также разложить его и вновь использовать как «сырье». Проблема состояла в том, что реабсорбация случалась только тогда, когда зародыши весили несколько унций, — и никогда не случалось, когда вес их достигал почти двадцати фунтов.

— Да глубже, черт! — рявкнул Румкорф. — Я не собираюсь торчать тут весь день! — Зачес, прикрывавший его лысину, начал расползаться.

Тим в стойле начал потеть.

— Да ладно вам, док, — сказал Колдинг. — Не переживайте так.

— В вашем участии не нуждаюсь, Колдинг. Заткнитесь, или я вышвырну вас отсюда. Мистер Фили, вы просто несносный идиот! Вы можете хотя бы исполнять свои чертовы обязанности?

Истерику пора было прекращать. Колдинг опустил руку на плечо Румкорфу, большой палец скользнул за трапециевидную мышцу слева от шеи, а указательный палец оказался спереди, прямо над ключицей. Последовало одновременное нажатие обоих пальцев.

Румкорф застыл в кресле и коротко с шипением выдохнул.

— Нам всем здесь очень нелегко, док. Согласны?

— Да, — ответил Румкорф. — Конечно.

— Хорошо. И вы знаете, что крик и стресс серьезно влияют на Цзянь, поэтому давайте все решать спокойно. Тим отлично справляется, согласны?

Колдинг чуть ослабил хватку, но продолжал крепко удерживать мышцу между указательным и большим пальцами.

— Конечно, — согласился Румкорф. — М-м… Тимоти. Приношу извинения.

В стойле рассеянно кивнул Тим. Его внимание было по-прежнему сосредоточено на оптоволоконной трубке.

Колдинг разжал пальцы и быстро и дружелюбно размял плечи Румкорфу.

— Ну, вот и отлично, док.

Румкорф подался вперед, наверное уже забывая выговор Колдинга. На мониторе появилось кристально чистое изображение. Колдинг почувствовал, что справа подошла Цзянь, слева — Тим; все трое смотрели на картинку поверх всклокоченного зачеса Румкорфа.

Клаус протянул руку, коснувшись экрана кончиками пальцев:

— Красивый, правда?

— Он вырос, — тихо проговорил Тим. — Он не должен быть таким большим… Это невозможно.

Плацентарный пузырь заполнил экран — полупрозрачный, розовато-белый, с прожилками красных и голубых вен. Внутри пузыря — эмбрион предка в профиль. Его голова казалась вдвое крупнее тела. Крохотные лапки сложены под длинной мордочкой, большую часть которой занимал огромный, голубоватый прикрытый глаз. Колдинг даже разглядел маленькую, трепещущую штучку… бьющееся сердце предка.

— Средний вес эмбрионов двадцать фунтов, — тихо сообщила Цзянь. — Они набирают двадцать фунтов за шесть дней.

Кончики пальцев Румкорфа обвели контур закрытого глаза. Он повернулся и ошеломленно посмотрел на Колдинга, от гнева не осталось и следа.

— Вы понимаете? Мы сделали невозможное!

Колдинг был не в силах подобрать слова. До настоящего времени это было чем-то на бумаге, процессом, которым он руководил, — по сути примерно так человек может руководить линией сборки на заводе. Даже золотистого цвета изображение на экране трехмерного УЗИ казалось каким-то… Голливудом. Живое изображение с оптоволоконной камеры наконец окончательно продемонстрировало в полном цвете: это было живое существо. Созданный человеком организм, родившийся где-то в гениальных фантазиях Цзянь и Румкорфа, затем прорвавшийся своим путем к жизни.

Колдинг с трудом оторвал взгляд от экрана, чтобы посмотреть на маленького человека, благодаря которому все это случилось:

— Чертовски впечатляюще, док.

Румкорф повернулся, улыбнулся и начал было отвечать, но испуганный крик Цзянь оборвал его. Ужас исказил ее лицо в карикатурную гримасу смятения, приковал ее внимание к экрану рабочей станции. Как один, Колдинг и Румкорф повернулись к экрану.

Эмбрион предка, раскрыв глаз, смотрел прямо на них.

Румкорф отдернул пальцы от экрана и едва не опрокинулся на Пи-Джея.

Волна неизъяснимого страха прокатилась вверх по позвоночнику Колдинга, прежде чем он вспомнил, что перед ним всего лишь компьютерный монитор, а на нем — изображение маленького эмбриона, а не какого-то шестифутового зверя, вперившего в него злобный пристальный взгляд.

Руки Цзянь взметнулись к голове и схватили полные пригоршни волос:

— Тиан-а! Он бросится на нас!

— Цзянь, ну-ка успокоиться! — рявкнул Колдинг. — Клаус, такое возможно?

— Нет, — ответил Тим. — Черта с два такое возможно.

Цвет кожи Румкорфа казался еще бледнее обычного, как у полуживого.

— Признаться, это несколько необычно, однако не настолько, чтобы беспокоиться.

— Что? — удивился Тим. — Несколько неожиданно? Мужик, ты что плетешь? Да ты только посмотри на эту чертовщину!

— Мистер Фили! Я не собираюсь…

И вновь Румкорфа прервали, на этот раз смазанным движением на мониторе, приковавшим внимание всех четверых. Эмбрион предка повернул клиновидную голову. Теперь два черных глаза пристально смотрели с экрана прямо через полупрозрачный плацентарный пузырь. Колдинг понимал, что на самом деле эмбрион смотрит на оптоволоконную камеру внутри матки, но маленькие глазки, казалось, сверлили взглядом именно его.

— Странно, — проговорил Румкорф. — Большинство млекопитающих открывают глаза лишь после появления на свет.

Эмбрион раскрыл рот и качнулся вперед, ударившись о внутреннюю стенку пузыря и промяв ее наружу, как мокрый розовый воздушный шарик. Все вздрогнули. Цзянь закричала еще громче. Крохотная головка подалась назад, растянутая и порванная оболочка пузыря обвисла. Еще один яростный удар. Непропорционально большая голова продралась сквозь оболочку в облаке крутящейся жидкости. Зияющая глотка, заостренные зубы. Челюсти схлопнулись, и изображение исчезло с экрана, сменившись «снегом» помех.

Из стойла донесся звук всплеска. Колдинг оглянулся и увидел жидкость, хлещущую из коровьей вагины, трехсекундный поток, низвергающийся на пол и тотчас резко прекратившийся.

Цзянь закричала что-то на китайском; ее голос звенел, полный легко узнаваемого страха. Она схватила себя обеими руками за волосы и дернула. В стиснутых пальцах остались длинные черные пряди.

Колдинг схватил ее за плечи и развернул к себе:

— Цзянь, прекрати немедленно!

Она уставилась на него: в распахнутых глазах — первобытный страх. Она словно была в ужасе от Колдинга, словно это был не ее друг, а кто-то другой. Или что-то другое. Цзянь выдрала еще две пригоршни волос из головы, затем с силой пихнула Колдинга в грудь. Движение застало его врасплох. Он попытался удержать равновесие, но зацепился ногой за табурет Румкорфа, сбив его и уронив обоих мужчин на обрезиненную палубу. Цзянь бросилась бежать и скрылась из виду на склоне опущенной кормовой рампы, откуда прилетело эхо ее тяжелых шагов.

Румкорф первым оказался на ногах, удивив проворством. Он помог подняться Колдингу.

— Вы в порядке?

— В полном. Док, даже не пытайтесь убедить меня в том, что увиденное мной сейчас — нормально.

— По-видимому, это всего лишь рефлекторная актив…

— Идите к черту! — сказал Тим. — Вам не мешало бы подучить биологию, доктор Румкорф.

Колдинг оставил обоих, бросившись мимо покорных коров в плексигласовых стойлах, и сбежал с кормовой рампы.

— Цзянь, подожди!

Она продолжала бежать к двери ангара; жир трясся в такт ее паническому бегу. Колдинг догнал ее за мгновение до того, как она ухватилась за ручку двери. Цзянь развернулась и вновь попыталась оттолкнуть его, но он схватил ее за запястья. Несколько мгновений китаянка сопротивлялась, но он держал крепко. Ее расширенные ужасом глаза смотрели на него, не узнавая.

— Тише, тише, — сказал Колдинг. — Цзянь, просто успокойся, и все.

Она часто-часто заморгала, затем ее зрению словно вернули резкость. Она упала ему на руки. От внезапного движения и ее веса Колдинг отступил на шаг, но удержал. Цзянь обвила его руками и прижалась головой к груди, ее тело била дрожь.

16 ноября. Аутопсия

Имплантация + 7 дней

Румкорф вздохнул, глядя вниз на эмбрион предка, свернувшегося на лотке для вскрытия. Эмбрион порвал плодный пузырь для того, чтобы наброситься на микроскопическую камеру, тем самым выплеснув заключенную в пузыре жизнеобеспечивающую жидкость. И вскоре после этого умер.

С этого момента они воздержатся от оптоволоконных осмотров и ограничатся трехмерными УЗИ — во избежание повторных случаев. Дополнительные ультразвуковые исследования стада показали, что каждая корова носила лишь одного эмбриона. Все двойни и тройни погибли.

Разглядывая трупик размером с кошку на лотке перед собой, Румкорф никак не мог осмыслить, что ему от роду меньше недели. Развитие млекопитающих никогда не идет таким путем. Слово «невозможно» проносилось у него в мозгу каждые несколько секунд, несмотря на то что факты — вот они, перед ним.

Его руки в перчатках положили маленькое тело на весы. Двадцать один фунт. Всего за шесть дней. Но чему он так удивляется? Еще с начальных этапов планирования они добивались возможности быстрого роста. И в первую очередь именно для этого отыскали Цзянь.

Клаус прочитал опубликованные материалы ее исследования и понял, что Цзянь может теоретически создать искусственный геном, а затем экспериментировать в цифровой форме до тех пор, пока им удастся изменить темпы нормального роста. Это было во время чтения второй или третьей работы Цзянь, он точно не помнил, — его будто осенило: в голове вдруг сложился весь проект предка. Его работа над проектом клонирования квагги, прорывы в компьютерной мощи, достижения в олигонуклеотидной технологии — составляющие вдруг стали ясны, и Румкорф увидел свою судьбу. Итак, части целого существовали, требуемая технология — в избытке. Все, чего действительно не хватало проекту, — достаточное количество денег.

Вентер финансировал клонирование квагги, но о проекте предка даже и слышать не захотел. Он даже назвал проект «смехотворным». Поэтому Клаус добился встречи с Данте Пальоне, главным исполнительным директором корпорации «Генада».

Данте с жаром взялся за проект. Он видел реальную возможность воплощения мечты Клауса. Данте раздобыл Цзянь, и проекту было дано рождение. Передовая экспертиза Эрики Хёль в клонировании крупных млекопитающих явилась прекрасной параллелью для теоретической работы Цзянь, поэтому Данте нанял и ее. И теперь, после нескольких оставленных направлений экспериментальных работ, спустя пять долгих лет, мечта Клауса стала реальностью.

По трапу поднялся Тим Фили. Он был встревожен, лоб его блестел от пота, а нос как будто чуть покраснел.

— Что накопал, старичок?

Вот же лузер. Как Клаус мечтал о возвращении Эрики! Просто чтобы вновь увидеть ее лицо…

— Еще работаю над этим, мистер Фили. И перестаньте называть меня «старичок».

Тим ткнул мертвого эмбриона и тут же отдернул палец.

— Ну, чувачок, и хреновина, блин, у тебя тут.

— Вы удивительно красноречивы.

— Умора, — хмыкнул Тим. — Ваша мама говорила мне то же самое.

— Я бы предпочел, чтобы вы не ссылались на мою мать.

— А я бы предпочел места в ложу на игру «Пистонс», а потом — партейку в покер «Texas Reach-around», да только ни того, ни другого мне не видать.

Клаус помедлил, решив было поинтересоваться, что это за «Reach-arounds», покачал головой и передумал.

— Жуткий он какой-то, — сказал Тим. — Физиология, на первый взгляд, такая знакомая, почти как у человеческого в первый триместр, если только вынести за скобки большой размер.

Тим был прав. Этот в самом деле немного напоминал человеческий эмбрион. Клаус отрезал сердце. Оно уже неплохо развилось и выглядело очень человеческим. Настолько, что, положи два рядом — различить было бы невозможно. Пересадка в человека на практике должна оказаться чрезвычайно простой.

Конечности предка уже формировались в их окончательную форму. Что-то настораживающее виделось Клаусу в крохотных, похожих на иголочки когтях на концах каждого пальчика. Когти, как у кошки, а не копыта, как у коровы. Это Цзянь так закодировала? Возможно, это оказалось результатом придуманного ею широкого обмена кожного покрова. Поскольку органы получились правильными, ноги особого значения не имели.

Величина головы и черепной коробки также вызвала удивление Клауса. Безусловно, Цзянь использовала массу генетической информации от высших млекопитающих. Но сейчас еще слишком рано говорить, сохранятся ли настоящие пропорции тела от рождения до взросления.

— Эй, старичок, — оторвал от размышлений голос Тима. — Хочешь, скажу кое-что по-настоящему жуткое?

Клаус вздохнул:

— Говорите, доктор Фили.

— Я тут кое-что подсчитал. И по моим прикидкам, у наших эмбрионов конверсия корма — пятьдесят процентов.

Клаус замер и посмотрел на молодого человека:

— Пятьдесят процентов?

Тим кивнул.

— Учитывая количество пищи, слопанной мамашами, минус их предельно допустимую интенсивность обмена веществ и вынося за скобки плодный вес.

Клаус будто взглянул на препарируемое существо в ином свете. Пятьдесят процентов всего потребляемого предком преобразовывалось в мускулы, кости либо другие ткани. Много больше, чем у любого другого млекопитающего.

— Это важное, но не жуткое дополнение, — продолжил Тим. — А то, отчего у меня едет крыша и вибрирует задница, — это перспективы роста от Цзянь. По ее таблицам, шестидневный эмбрион должен весить пять фунтов, а не двадцать.

Клаус поднял глаза. Цифры ему были известны, но он не дал себе труда осознать, что лежащий на столе эмбрион в четыре раза больше, чем запрограммированный Цзянь. Уменьшение дозы ее лекарства дало требуемое улучшение, но Клаус невольно спрашивал себя, какие детали она могла упустить, пребывая в творческом состоянии сознания. Что именно она не смогла задокументировать?

А могло так случиться, что она не ведала, что творила?

Все это, однако, неважно. Определяющим фактором являлось то, что у них есть живые млекопитающие, вынашивающие в себе суррогатных хозяев. С этого времени все, что от них требовалось, — изучать картину роста и соответственно корректировать геном. Успех был задан, единственной переменной являлось время.

Клаус продолжил вскрытие, сделав разрез желудка. Содержимое вылилось на лоток.

Ни один из них не произнес и слова.

Перед ними в лотке лежала загадка исчезнувшего эмбриона. Румкорф неотрывно смотрел на миниатюрные полупереваренные косточки. В них с трудом угадывались части скелета.

В материнской утробе предки пожирали друг друга.

16 ноября. Донесение русских

Имплантация + 7 дней

Пол Фишер сверлил взглядом запечатанный пухлый конверт на своем столе. Он почти боялся открыть его. Если конверт не содержит информацию, которая окажется полезной, у него почти не останется выбора.

Помимо содержимого конверта, Пола волновал тот факт, что Интерпол подтвердил его единственную реальную зацепку. Агентство обнаружило малобюджетную связь между «Генадой» и компанией в Великобритании под названием «Ф. Н. Уоллис, Инк.», которая приобретала запчасти и узлы отданного на слом С-5 «Гэлакси». С этим открытием все части заняли для Пола свои места: огромный самолет, способный перенести весь эксперимент Румкорфа в любую точку земного шара. Но информация о том, что у «Генады» имеется С-5, полезна лишь, если самолет или не засекречен, либо снова летает. Пол знал: Колдинг постарается, чтобы не случилось ни первое, ни второе.

Нет, на данный момент лучшим шансом Пола было найти Галину Порискову.

Именно поэтому он боялся открыть донесение в конверте, лежавшем перед ним. Здесь мог оказаться ключ к местонахождению Порисковой. Буквально несколько минут назад конверт доставил и вручил лично в руки реальный русский лейтенант в сопровождении двух МП. Русский попросил Пола предъявить удостоверение личности, внимательно изучил и лишь после этого попросил расписаться в получении документов. Вмешательства Галины могло быть достаточным, чтобы убедить Швейцарию, Каймановы острова и Китай заморозить активы «Генады». Если Полу этого не удастся, другого способа выудить Колдинга не существовало.

Больше Пол тянуть был не в силах. Он открыл конверт и обнаружил в нем две манильские папки: толстую и тонкую. Толстая лежала сверху — с нее он и начал. Лист за листом здесь шли финансовые документы — как будто подтверждавшие, что Галина живет на широкую ногу повсюду: как в России, так и в Западной Европе. Хотя после финансовой документации он нашел нечто куда более интересное. Вырисовывалась следующая картина: когда русские сыщики отслеживали самолетные билеты и гостиничные счета на имя Галины, то обнаруживали, что более чем в половине случаев никакое имя не всплывало. Время от времени высокая блондинка делала крупные приобретения, такие как драгоценности и предметы искусства, — но Галина была брюнеткой ростом пять футов пять дюймов. И что в остатке? Галина не была замечена в России или где-либо еще с момента ее встречи с Полом два года назад.

Это означало, что тоненькая папка могла содержать лишь одно.

Пол раскрыл ее. Если от текста на четырех страничках по спине побежали мурашки, то от фотографий кровь застыла в жилах.

Он снял трубку и нажал кнопку вызова ассистента.

— Да, сэр?

— Лонгуорта найдите мне, пожалуйста. Немедленно.

— Слушаюсь, сэр.

Пол опустил трубку и стал ждать ответного звонка. Второе донесение перевернуло все. Будучи просто жутким, оно тем не менее давало ему рычаги, в которых он так нуждался. Если от С-5 потянется ниточка, он сможет поколдовать над этой темой и изложить свои доводы для замораживания активов «Генады» по всему миру. Но на это нужно время. Однако, принимая во внимание, что у «Генады» в правительстве есть «крот», Данте, не исключено, будет на шаг впереди.

Если только Пол не найдет способа удостовериться, что «крот» ничего не заметит.

Он взглянул на отчет русских. Не на содержание, а на сам документ — на папку. Бумага. Курьер. Вот что ему надо, не электронная почта, не базы данных и телефонные звонки… никакой электроники.

Зазвонил телефон.

— Полковник Фишер.

— Что там у вас, Пол? — донесся из трубки голос Лонгуорта. — Уже нашли их?

— У меня интересная идея. Если вы одобрите, я хотел бы попробовать кое-что особенное. Мы должны застать их врасплох, если хотим получить импульс, продолжить атаку.

— Звучит обнадеживающе, — ответил Лонгуорт. — Что у вас на уме?

— Сейчас не хотел бы говорить, сэр. Я направлю к вам курьера со служебной запиской.

— Зачем курьера? Отправьте имейл.

— Нет. Не могу, — ответил Пол.

Лонгуорт помедлил секунду.

— Понятно. Хорошо, полковник. Присылайте свою записку. А заодно отправьте сообщения каждому, чья помощь вам нужна. Я распоряжусь, чтобы в вашем распоряжении имелось столько курьеров, сколько потребуется.

— Благодарю, сэр.

Пол повесил трубку и подсчитал кое-что в уме. Для осуществления задуманного потребуется три дня, возможно, четыре. И если все пройдет как надо, то вскоре он нанесет еще один визит в комплекс «Генады».

И тогда он наверняка найдет куда больше, чем пустое здание.

17 ноября. Прогулка по пляжу

Имплантация + 8 дней

Колдинг и Сара шли вдоль берега залива Рэплейе. Снег, камни и песок хрустели под ногами. Два языка земли со стороны каждого берега составляли заполненное водой «U» длиной в милю, указывающую на северо-восток — к безбрежному разливу озера Верхнее. Звезды рассыпались бриллиантовыми крошками на покрывале черного бархата.

Ему просто необходимо было хоть немного личного времени, хотя бы один час. Цзянь немного отошла после приступа паники, но еще продолжала дергаться, стрелять глазами по углам. У нее опять начались галлюцинации, хотя она отрицала это. Колдинг попросил Румкорфа чуть увеличить дозу ее лекарства.

Залив Рэплейе был в десяти милях от особняка, от ангара… от лаборатории. Сара взяла напрокат потешный «Би-ви-206», или «Надж», и они смогли ненадолго удрать от всех. Как-то трудно все складывается: эмбрион, глотающий камеру, теряющая самообладание Цзянь, неискренность Данте, Фишер, ведущий на них охоту. Но ведь оно того стоило… разве нет? Спасти миллионы жизней, избавить людей от боли, через которую прошла его жена, — разве их цель не оправдывает средства? Неделю назад он сказал бы «да». Теперь Колдинг уже не был так уверен.

Плотный ветер дул с северо-востока, теребя нейлон его черного пуховика. Пи-Джей жутко замерз. А Саре, казалось, было вполне комфортно в джинсах, свитере и ветровке.

— В тебе, наверное, есть что-то от пингвина, — проворчал он. — Я, конечно, понимаю, ты родилась в этих краях и все такое, но здесь чертовски холодно.

— В принципе, тридцать два градуса — точка замерзания. А сейчас по меньшей мере сорок пять. Весна прямо.

Колдинг улыбнулся и покачал головой, подумав, каково ей будет в знойный летний день в Атланте.

— Так что пользуйся теплым деньком, пока можно. На этом острове с декабря до февраля обычно стоят морозы.

Колдинга передернуло от ее слов.

— Нерадостная перспектива. Мне этого хватило и на Баффиновой Земле.

— Ну, ты сравнил, Пидж. Зато здесь так красиво. Именно сюда еще с пятидесятых годов приезжали расслабляться сливки общества, к тому же тебе платят за пребывание здесь. Знаешь, сколько стоит ночка на таком вот курорте?

— Да мы же черт-те где. Я бы гроша ломаного не отдал.

Сара закатила глаза.

— Вот в этом ты весь, Пидж. Последний из жмотов-романтиков.

Колдинг остановился и взглянул на Сару. Ее короткие светлые волосы трепал ветер. Она обладала красотой, которой он не встречал ни в одной другой женщине, даже в Клариссе. Даже когда Сара щурилась от сильного ветра, он ловил себя на том, что любуется ее морщинками от смеха в уголках глаз.

Она повернулась, встретилась с его взглядом и улыбнулась.

— Я решила простить тебя за то, что ты был мерзким гаденышем.

— Спасибо, хорошая новость.

— Ага. Только все равно ты мне еще должен.

— Да?

— Да. По полной программе.

— Понятно. Вот только не знаю, как же мне к тебе подлизаться…

Она усмехнулась.

— В «Надже» есть печка. А прикольно будет использовать любимую машинку Клейтона… не совсем по назначению, а?

Он почувствовал холодок в груди, тотчас сменившийся жаркой вибрацией, достигшей кончиков пальцев и пяток. В «Надже»?

— Ух… — проронил он.

Сара взяла его за руку и повела к раскрашенной под зебру машине.

18 ноября. У нас заканчивается время

Имплантация + 9 дней

Пи-Джей Колдинг понял: он сказал что-то очень-очень не то. Но не знал, что именно.

Данте смотрел на него с экрана терминала, щурясь от едва сдерживаемой ярости.

— Даже не верится, что вы настолько глупы.

— Но я не понимаю, — он всего лишь доложил о новостях работы группы Румкорфа. — Все идет даже лучше, чем мы предполагали. Вскрытия показали невероятный, здоровый рост.

Данте помотал головой так, будто услышал нечто настолько глупое, что едва заслуживает ответа:

— Вы же умный человек. Или я, по крайней мере, так думал. Интересно, хватит ли вам ума догадаться, какое слово в вашем предложении взбесило меня.

Колдинг лихорадочно соображал.

— Я… я по-прежнему не могу понять…

— «Вскрытия»! — проорал Данте. Каждый произнесенный слог он сопровождал ударом кулаком по столу. — Вскры… мать вашу… ти… я!

— Но, сэр, после того как первый эмбрион атаковал оптоволоконную камеру, вынашивающая его корова…

— Неожиданно выкинула, уже знаю. И разумеется, вы произвели аутопсию того эмбриона, идиот. Но скольких еще вы убили?

«Убили»… В применении к лабораторным животным?

— Двух, — ответил Колдинг. — Они росли слишком быстро, и Клаус хотел правильно задокументировать их развитие.

— Мне не нужно документирование! — тоненькая ниточка слюны повисла с нижней губы Данте и болталась. — Мне нужны живые животные! И что вы такого непонятного услышали во фразе «у нас заканчивается время»?

— Данте, вскрытия жизненно необходимы для долговременного, перспективного успеха нашего проекта. Предназначение этих животных — комплектовать совместимые с человеческим организмом органы. Если родятся животные с органами, имеющими какой-то врожденный дефект, Цзянь понадобятся все мыслимые данные, чтобы выяснить, где, на какой стадии развития проявляется этот дефект. Что будет, если проблемы всплывут позже?

— А что будет, если этого «позже» не будет? — Данте встал и наклонился к камере. Его лицо заполнило весь экран.

Колдинг невольно вспомнил эмбриона предка, бросившегося на видеокамеру.

— Мы не можем рисковать ни одним из них, — сказал Данте. — Нам нужно хотя бы одно живое существо, чтобы получить мировую поддержку и вынудить Фишера отвязаться к чертям собачьим. — Данте моргнул несколько раз и вновь опустился в кресло. Тыльной стороной ладони он вытер губы, смахнув струйку слюны.

И больше ни слова о Фишере. То ли Данте был с ним неискренен, то ли что-то изменилось.

— Данте, дайте мне переговорить с Фишером. Я его знаю. Я могу сказать ему, как близки мы к успеху, и сбавлю ему обороты.

— Категорическое «нет». Я не дам ему шанса обнаружить проект.

— Но, сэр, мы…

— Нет! Он не может найти Черный Маниту. Фишер знает о Хёль. Ваше дело заботиться о проекте, я же позабочусь обо всем остальном. И хочу, чтобы вы себе уяснили вот что, — Данте снова вырос во весь экран, выпучив фиалковые глаза, — больше… никаких… вскрытий. Не сметь убивать ни единого эмбриона, по любой причине. Вы поняли?

Колдинг кивнул.

Данте разорвал связь, не добавив больше ни слова. На экране неторопливо закрутился логотип «Генады».

Колдинг подумал о реакции Данте. Этот человек был всегда так выдержан, но сегодня сорвался. Просто потерял самообладание и, возможно, сказал вещи, которые говорить не хотел. «Фишер знает о Хёль». Конечно, Фишер знал о ней — она же была его агентом. Если только…

Если только Фишер не узнал, что Хёль… мертва. А если она мертва, существовал лишь один человек, имевший возможность убить ее до того, как Фишер смог бы обеспечить ей безопасность.

Магнус Пальоне.

Но это было всего лишь предположение, к тому же притянутое за уши. Слава богу, Магнус был очень далеко, в штаб-квартире Манитобы.

И пока он остается там, все пройдет просто замечательно.

19 ноября. «Молли Макбаттер»

Имплантация + 10 дней

В кабине С-5 Сара Пьюринэм насвистывала мелодию песенки Наджента, пробегая глазами перечень работ по техобслуживанию. Она и Алонсо делали еженедельную комплексную проверку систем управления и контроля. Пара компонентов требовала доработки, но в целом состояние Большого Фреда надежно. Даже на военной базе, полной техников, обслуживание этих самолетов было кошмаром. А здесь? Уверенность в готовности вылететь в любой момент стоила полноценного рабочего дня.

— Со, связь проверял?

Алонсо кивнул.

— Да, умница. И она была прекрасной. Такой же, как пять минут назад — когда ты спрашивала меня о том же.

А, точно. Она уже спрашивала.

Алонсо опустил планшет на колени и взглянул на Сару:

— Не знай я тебя лучше, я бы поклялся, что кто-то тебя от души поимел.

Сара схватила свой планшет и хлопнула Алонсо по макушке. Он дернулся и захохотал, потирая место удара.

— Ох! А ты, похоже, и не отрицаешь.

Она пожала плечами. Раз Со уже все вычислил, какой смысл врать ему.

— Сара, а как же «чтобы я еще раз так запала на кого-нибудь»?

— Ну, я была не права. Подай на меня в суд.

Он вертел в руках планшет.

— Просто… Понимаешь, плевать, с кем ты там разминаешься, но мы уже видели, как у тебя все валилось из рук, когда вы с Колдингом собачились последний раз.

— А теперь все по-другому.

Так оно и было: по-другому. Но беспокойство Алонсо заставило взглянуть на все его глазами. Сара действительно ненавидела Колдинга. А сейчас? Почему она так переменилась к нему всего за пару дней?

— Ладно, у тебя своя голова на плечах, — сказал Алонсо. — Я в том смысле, чтоб ты ею думала.

Сара закатила глаза.

— Слушай, меня достал твой словесный понос. Я иду проверять системы ангара. Вы, юноша, остаетесь здесь и хорошенько подумаете над тем, что тут наговорили, и пусть вам будет стыдно.

Она встала и повернулась. Алонсо поднял руку и улыбнулся Сара хлопнула его ладонь своей. Со поддержал ее, но в беспокойстве друга она видела смысл. Видела разумом, но не сердцем.

«Ты в такой беде, девушка. Ты летишь в пропасть и знаешь это».

Ничего поделать с собой она не могла. Подумать только: причиной того, что он ни разу не позвонил ей, Колдинг назвал горе по умершей жене. Печально и так трогательно романтично, с ума сойти можно.

Сара спустилась на первую палубу, где работали с коровами Цзянь, Румкорф и Тим.

— Доброе утро, — с приветливой улыбкой поздоровалась Цзянь. Она стояла в крайнем стойле номер 25, занималась коровой… ага, значит, «коровой-25». Блестящие черные волосы женщины были в беспорядке. Колдинг рассказал Саре об инциденте с эмбрионом, о нервном срыве Цзянь, о том, как она рвала на себе волосы…

— Доброе утро, Цзянь. Как вы?

Та помахала рукой. «Отлично», — говорил ее жест. Она вернулась к работе.

Сара пересекла проход почесать нос корове с биркой в ухе «А-34». Это было крупное животное. Черт, да они все здесь большие. В Саре пять футов десять дюймов росту, а глаза коров, когда они поднимали головы, приходились на одном уровне с ее глазами. «Тридцать четвертая» — белоголовая с черным пятном вокруг правого глаза. Она напомнила Саре собаку Питэй из старого телесериала «Пострелята». Сара почесала корове нос в широкой костистой части. Глаза животного сузились от удовольствия. Корова ткнулась ей в руку, ее шея такая сильная и голова такая большая, что Сара, запнувшись, отступила на шаг.

— Эй, ты что, тихо, милая, — со смехом проговорила Сара. — Не жадничай, а то затопчешь.

Тим поднял глаза от своей терпеливой пациентки.

— А не пошла бы ты, а? Мы тут вообще-то работаем.

Саре будто пощечину дали. Она же зашла просто поздороваться. Прежде чем она успела ответить, Цзянь, шаркая ногами, вышла из стойла номер двадцать пять и хмуро взглянула на Тима.

— Сара может пойти туда, куда захочет, — сказала она холодно. — А ты захлопни пасть, а не то ее захлопну я.

Тим неторопливо поморгал. Знай Сара наверняка, она бы поклялась, что Фили был пьян.

— Ну-ну, — ответил Тим. — У кого у нас сегодня крыша съехала?

Цзянь сощурилась на него:

— И что это значит?

— Значит, что ты ку-ку, — сказал Тим. — Могу перевести на английский. Ты дура сумасшедшая.

— Фили! — рявкнул Румкорф. — Прекратите.

— Отвянь, — огрызнулся Тим. — Меня достала твоя мерзкая маленькая нацистская пасть.

Румкорф помедлил, открыл было рот что-то сказать, закрыл его, затем открыл снова:

— Ты угрожаешь мне физической расправой?

Тим помотал головой.

— Нет, я сказал, что меня достала твоя нацистская пасть. Это заявление о предпочтении. Однако больше всего мне хочется задрать ногу над твоей задницей так высоко, чтоб ты мог понюхать мои пальцы. Вот это, чтоб тебе было понятно, и есть угроза физической расправы.

Румкорф моргал. Тим не отрываясь смотрел на него. Цзянь и Сара переводили взгляд с одного на другого. Сара чувствовала: она должна что-то сделать, чтобы разрядить обстановку.

— Цзянь, у тебя листочка бумаги не найдется? — спросила она.

Китаянка секунду помедлила, затем сделала, о чем ее просили. Сара схватила черный несмываемый маркер и написала что-то на листе.

Цзянь прочла и прикрыла рот ладонью, пытаясь скрыть смешок. Затем взяла моток скотча, вытянула небольшую полоску и прилепила листок к стойлу. Аккуратными печатными буквами на нем красовалось: «Молли Бакбаттер».

— Им нужно дать клички, — пояснила Сара. — Ну что это за имя — «Номер тридцать четыре»? Отныне она зовется Молли Макбаттер.

Румкорф взялся было протестовать, но Цзянь схватила маркер и второй лист бумаги. С чуть ли не детским ликованием она написала кличку и приклеила ее к сорок третьему стойлу. Здесь обитала корова с абсолютно белой головой — единственная белоголовая во всем стаде: естественно, ее назвали Бетти.

Румкорф вздохнул, пожал плечами.

— Ну, и ладно. Надеюсь, вреда от этого не будет.

— Просто отложим на потом, — сказал Тим. — Вот что будет.

Сара умоляюще посмотрела на него. Тим взглянул на нее в ответ и чуть закатил глаза:

— Отложим, короче, если не назовете одну Сэр-Мычит-Помногу. И тогда мы все в шоколаде.

Цзянь взяла третий лист.

— Как по буквам «мычитпамногу»?

Сара улыбнулась и подмигнула Тиму; он улыбнулся в ответ, затем продиктовал Цзянь слово по буквам.

20 ноября. Паяльная лампа

Имплантация + 11 дней

— Что значит «он здесь»?

Секретарь повторила сообщение. Желудок Данте Пальоне опять ухнул — на этот раз еще ниже, чем в первый.

— Скажите Магнусу, пусть проходит в мой кабинет, быстрее.

Данте откинулся на спинку кресла. Ладони описали круги по холодному мрамору столешницы. Дело плохо.

Кабинет Магнуса был рядом. Он появился почти сразу, крупное тело беззвучно скользнуло за дверь:

— Звали, о повелитель?

— Фишер, — проговорил Данте. — Он здесь.

Магнус застыл на месте. Секунду, казалось, переваривал информацию, затем пожал плечами:

— Мог бы и позвонить сначала, только ты, наверное, не стал бы торопиться назначать ему встречу. Расслабься, братишка, справимся.

Магнус опустился в одно из двух кресел по другую сторону стола. Как он может быть так чертовски спокоен?

— Фермерша не звонила? — спросил Данте. — Тоже могла бы предупредить о приходе Фишера.

— Знала бы — предупредила, — сказал Магнус. — Фишер, наверное, решил не информировать никого о своих передвижениях. Знает, что кто-то перехватывает его сообщения, вот и перестал их рассылать.

— На что он еще мог сподобиться, о чем мы не знаем?

— Надеюсь, сейчас выясним, — пожал плечами Магнус.

Через несколько секунд порог кабинета переступил полковник Фишер. Он пришел не один. Его сопровождали двое мужчин в форме вооруженных сил Канады, а также трое в гражданском. Фуражку Фишер держал под мышкой. В другой руке он нес кожаный рюкзак с открытым верхом.

— Полковник Фишер, это недопустимо, — с ходу заявил Данте. Если вы явились затем, чтобы продолжить свою охоту на ведьм против «Генады», могу вас уверить: вы доставите потрясающее удовольствие нашим адвокатам.

— Я ненадолго, — ответил Фишер. — И давайте сразу к делу. Где Клаус Румкорф, Лю Цзянь Дэн, Тим Фили и Патрик Джеймс Колдинг?

— В бегах, — ответил Магнус. — По слухам, некие экотеррористы угрожают их убить. Мы обязаны защищать своих людей.

Фишер смотрел на Магнуса сверху вниз.

— Защищать? Как вы защитили Эрику Хёль?

— Печальный факт, — сказал Магнус. — Мы спасли четверых из пяти. А вы, американцы, конечно, раструбите, будто ухлопали восемьсот?

— Магнус, — подал голос Данте. — Дай-ка я.

Магнус кивнул, но глаз с Фишера не сводил. Пол повернулся лицом к старшему из братьев Пальоне.

— Полковник, — сказал Данте, — я прошу вас уйти.

— Позвольте сначала доходчиво объяснить, — сказал Фишер. — Канадское правительство, правительства США и некоторых других стран взаимодействуют с целью заморозить активы «Генады».

Желудок Данте будто перекувырнулся, и он почувствовал уже знакомую щемящую боль в груди. Он знал, что этот день настанет.

— Нет у вас такого международного рычага воздействия, Фишер. Вы не можете заморозить наши активы.

— Не все, но можем, — ответил Фишер. — Швейцария и Каймановы острова пока в процессе, но к концу дня решение будет принято. И вы ошибаетесь. После инцидента в «Новозиме» у меня есть этот международный рычаг. Даже китайцы.

Фишер сделал паузу, подвесив последнее слово в воздухе. У Данте пересохло во рту.

— Я не оратор, Данте, так что скажу просто. Мы в курсе, что вы продолжаете исследование, несущее потенциальную угрозу человечеству. Вы думали, что можете вести его, несмотря на требования G8 прекратить работы. Вы известны своими находчивыми деловыми решениями, но это решение просто глупо.

Магнус подался вперед:

— Вы называете моего брата глупцом?

— Какая проницательность, — сказал Фишер. — Канадское правительство расследует убийство Эрики Хёль. Румкорф, Фили, Колдинг и Лю Цзянь Дэн официально признаны главными подозреваемыми. И все четверо объявлены в розыск по обвинению в тяжких убийствах нескольких лиц.

Данте посмотрел на Магнуса, затем вновь на Фишера.

— «Нескольких»? О чем это вы, черт побери?

Фишер сунул руку в свой кожаный рюкзачок, достал манильскую папку и выложил на стол перед Данте.

— Российские власти опознали труп Джейн Доу по ДНК, соответствующей ДНК пропавшей женщины. Эта пропавшая женщина была Галиной Порисковой, бывшей сотрудницей «Генады». И хотя ее останки претерпели сильное разложение, русские утверждают, что тело было подвергнуто сожжению интенсивным пламенем. Предположительно, паяльной лампой. Это утверждение основано на том факте, что в некоторых местах сожжены кости. Также у нее был отрезан правый мизинец. Галина Порискова намеревалась прикрыть «Генаду», Данте, но была замучена до смерти. Послушайте, вы и я оба знаем, кто сделал это, но Цзянь, Румкорф и Колдинг — официальные подозреваемые. Счета «Генады» заморожены в связи с тем, как ваш брат только что предположил, — что вы укрываете подозреваемых.

Магнус улыбнулся. Данте узнал редкое выражение на лице брата — уважение.

— Полковник Фишер, — сказал Данте. — Я уверяю вас, что…

— Бросьте, — сказал Фишер. — По состоянию на настоящий момент «Генада» закрыта.

Он вытащил другую папку из рюкзака и бросил ее на заключение об убийстве Галины.

— Здесь то, что нам известно о вашем С-5. Блестящая работа, признаю. Нам нужна ваша летающая лаборатория, все материалы вашего исследования и ваши сотрудники. И хотя у меня большое желание видеть вас и вашего психованного брата за решеткой, моя миссия — найти Румкорфа и остальных. Если мы найдем их, значит, «Генада» больше не укрывает беглецов. Ваши счета разморозят, — полковник выложил на стол визитку. — Захотите со мной связаться, здесь мой номер. В противном случае — удачи вам во взаимоотношениях с Канадской королевской конной полицией.

Фишер развернулся и вышел из кабинета, чуть прихрамывая. Остальные последовали за ним.

Магнус сидел молча. Данте оттолкнул в сторону папку С-5 и раскрыл заключение об убийстве Галины. Там были фотографии. Боль в груди усилилась, стала резче.

— Магнус… как ты мог?

— Она была угрозой.

Угрозой. А еще она была человеком. Плоть обожжена до кости. В какое животное превратился брат?

— Да ничего мне не сделают, — сказал Магнус. — Данте, я здесь, чтобы защищать тебя.

— Такая защита нам не нужна. Надо озадачить наших адвокатов, чтобы занялись этим немедля.

— Да брось, Данте, — махнул рукой Магнус. — Адвокатов? Что, по-твоему, они в состоянии сделать против бюрократов стран свободного мира?

— Но надо же делать хоть что-нибудь.

— Надо ли? А не проще будет, если Фишер просто… исчезнет?

Данте посмотрел в холодные глаза брата. Ничего более радикального Магнус придумать не мог. Это даже вменяемым трудно назвать.

Затем Данте вновь опустил глаза на фотографии и подумал: а был ли когда-нибудь Магнус нормальным?

— Ты не сделаешь ничего, — сказал Данте. — Слышишь меня? Ничего! Я займусь этим. Все, что нам надо, — живое животное. Как только мы его получим, мы все обнародуем. И нас оставят в покое. У них не поднимется рука на компанию, способную спасти миллионы жизней. И кстати, Магнус, ты нужен мне на Черном Маниту. Ты должен убедиться, что там порядок.

Магнус несколько секунд молча смотрел на брата.

— Хочешь убрать меня с дороги?

— Нет, дело в другом, — ответил Данте, но оба поняли, что дело именно в этом. — Проект — наша единственная надежда. Если с этим циклом эмбрионов не получится, на второй денег нам взять неоткуда. Я велел Колдингу не сметь убивать ни единого эмбриона, ни по какой причине — а ты проконтролируешь, чтобы он выполнил мой приказ. Ты также должен убедиться, что остров «на замке». Если кто-то сбежит и попадется Фишеру, он найдет Черный Маниту, и тогда всему конец. Ты можешь это сделать, Магнус? Ты можешь это сделать для меня?

Магнус моргнул, и взгляд его чуть смягчился.

— Черт, ну, ты мастер, братец. Разумом-то я ухватываю все, что ты делаешь, но когда ты так складно излагаешь — сердце велит повиноваться.

— Едешь?

— Да, — кивнул он. — Прямо сейчас позвоню Бобби, и вылетаем. На Черном Маниту буду завтра утром. Будь добр, позвони Колдингу и дай ему знать, чтоб несколько дней подежурил за Энди.

Магнус повернулся и вышел.

Данте сделал несколько неторопливых и глубоких вдохов и выдохов, пока боль в груди не стала стихать. Колдинг не обрадуется прилету Магнуса на Черный Маниту, но это было не самым плохим.

22 ноября. Жаркий вечер

Имплантация + 13 дней

Тихо спускаясь по ступеням к подвалу, Сара оглянулась. Никого. Она подошла к двери поста охраны, набрала суперсекретный код и скользнула внутрь. Колдинг сидел за мониторами, ноги забросив на стол, толстая пачка бумаг в руке. Лицо его осветилось, как только он увидел Сару. Какая улыбка! Пропал парень.

— Привет, — сказал он. — Кто-нибудь видел, как ты вошла?

Она покачала головой.

— От хвоста я, кажется, оторвалась, мистер Бонд.

— Да ладно тебе. Не хочу, чтобы Магнус пронюхал о нас. Формально я ведь твой начальник.

— Значит, можешь распоряжаться мной в любое время, — Сара подошла к столу, прижалась к нему и погладила по голове. — Я спустилась сюда получить немного тайной любви. А ты чем тут занимаешься? Разве это не входит в обязанности Энди или Гюнтера?

Колдинг покачал головой.

— Только до того момента, как Бобби вчера десантировал Магнуса. А Магнус, похоже, предпочитает компанию Энди, так что эти двое или гоняют на снегоходах, или накачиваются в гостиной.

— Внезапное изменение в иерархии? Энди, наверное, рад до чертиков.

— Ну да. Бродит вокруг, как кот, замучивший канарейку. Но и в этом есть свой плюс. Я не могу присматривать за Цзянь так плотно, как хотел бы, зато наблюдаю за ней по лабораторным камерам. Ну, и пытаюсь читать — урывками.

Стопка бумаг в руке напоминала рукопись. Заголовок вверху — «Жаркий вечер. Гюнтер Джонс».

— Ух ты! Это ж тот дурацкий вампирский роман Гюнтера?

Он кивнул.

— Тот самый; только, знаешь, оказалось, не такой уж дурацкий. Не шедевр, конечно, но честно скажу, не оторваться. А первый я уже прочел — «Жаркие сумерки».

Колдинг осторожно положил пачку страниц, затем потянулся к полке и взял другу пухлую пачку.

— Держи, — он протянул рукопись Саре. — «Жаркие сумерки», первая книга серии.

— Так ты серьезно? По-твоему, стоит?

— Я, во всяком случае, подсел на нее. Сам себе удивился, но очень хочу выяснить, как Маргарита управится с Каунт Дарконом. — Он замолчал и просто смотрел на нее, будто прикидывая некие варианты.

— Что? — спросила Сара. — У меня козявка под носом или что-то еще?

Колдинг улыбнулся и покачал головой.

— Нет, козявок нет. Просто я… По-моему, ты должна знать, что происходит с зародышами. Не думаю, что это так уж серьезно, но тебе надо знать. Только обещай мне, что не расскажешь экипажу.

— А почему я не должна им говорить?

— Потому, что ты этого не должна знать, — ответил Колдинг. — Мне нравятся твои ребята, но пойми меня правильно: если Миллер и Каппи начнут болтать и Магнус поймет, что они в курсе, по шапке получу я, и тогда…

— И что тогда?

— Да так, ничего. Просто считаю, что тебе такое давление ни к чему.

Сара никогда ничего не скрывала от своего экипажа, но доверяла Пи-Джею.

— Хорошо. Обещаю.

Она ждала. Наконец он заговорил и поведал о том, что происходило на борту ее самолета, что росло в коровьих утробах.

Это встревожило ее, но ненадолго.

24 ноября. Ну и рожа!

Имплантация +15 дней

Колдинг вошел в гостиную, зная, что увидит ставшую привычной за последние три дня картину: Магнус и Энди наливаются до потери пульса. Разумеется, ничего не изменилось.

Магнус развалился на одном из коричневых кожаных кресел. В левой руке он держал стакан с янтарной жидкостью и льдом. Полупустая бутылка «Юкон Джека» стояла перед ним на столе из красного дерева. Рядом с бутылкой лежал пульт от плоского телевизора гостиной.

Справа от Пальоне сидел в кресле Энди «Отморозок» Кростуэйт: башмаки скинуты, ноги в белых носках отдыхают на кофейном столике, в руке пиво «Роллинг Рок», самодовольная улыбка кривит губы.

— Колдинг, — сказал Магнус. — Готовы доложить?

Пи-Джей почувствовал, как начало гореть лицо. Каждый день он обязан стоять перед Магнусом и докладывать. Колдинг подозревал, что ежедневное шоу — идея Энди, нечто вроде мести за то, что пришлось подчиниться тогда, на Баффиновой Земле.

— За время вахты замечаний по охране не было, — сказал Колдинг. — Что-то еще?

Магнус сделал намеренно неторопливый глоток.

— Да, две вещи. Как успехи в лаборатории?

— Лучше не бывает. Тим прикинул, что все эмбрионы уже более сотни фунтов. Пару минут назад я связывался с Румкорфом — он сказал, примерно через неделю можем попробовать кесарево.

Магнус вздернул брови. Он посмотрел на Энди — тот пожал плечами и отхлебнул пива. Пальоне вернул взгляд Колдингу:

— Позвольте мне убедиться, правильно ли я понял. Кесарево — в смысле вы их выпотрошите и предкам будет дана жизнь?

— Будем надеяться, что так.

— Значит, это уже больше не гипотетически? Вы уверяете, что мы фактически сделали это?

— Если эмбрионы выживут в течение следующей недели — да, мы сделали это. Если нет — тогда Цзянь и Румкорф модифицируют геном. Но на этот раз мы подошли настолько близко, что вопрос стоит не «если», а «когда».

Магнус отпил еще и улыбнулся:

— Мой брат сделал это. — Он осушил стакан одним глотком, взял бутылку и налил себе еще.

— Вы сказали «две вещи», — напомнил Колдинг. — Какая вторая?

— Как поживает Цзянь, Колдинг?

Пи-Джей почувствовал холодок страха.

— Отлично поживает.

Улыбка Энди расползлась шире.

— А вот Энди мне другое рассказывает, — продолжил Магнус. — Он говорит, что она… какой восхитительный коллоквиализм ты употребил, Энди?

— Дурнее клоповьей какашки на горелом тосте.

Магнус показал на Энди и изобразил пальцами спускаемый курок.

— Во, точно. «Дурнее клоповьей какашки на горелом тосте». Странно, я здесь уже четыре дня, а вы мне так и не доложили. Я предоставил вам уйму времени. Я даже назначил вам определенный час для доклада, чтобы вы держали меня в курсе дел, но вы как будто не желаете быть откровенным со своим боссом. Почему так, Бубба?

Колдинг пожал плечами и посмотрел в большое окно на раскинувшийся простор озера Верхнее. Что еще известно Энди? Знает ли он, что у Цзянь снова начались галлюцинации?

— У Цзянь есть кое-какие личные проблемы, но это цена, которую мы платим за сотрудничество с гением.

— Согласен, — кивнул Магнус, — с гением. А гений заслуживает доверия? Не может так случиться, что ее вдруг одолеет ностальгия и она попытается махнуть на материк?

Теперь Колдинг понял, что беспокоило Магнуса. Сумасшедшая Цзянь непредсказуема и может выкинуть что угодно, включая попытку контакта с внешним миром.

— Она в порядке, — сказал Пи-Джей. — Поверьте мне.

Магнус пристально посмотрел на него и ничего не сказал. Колдингу стоило максимума усилий, чтобы не отвернуться и выдержать взгляд этих холодных фиалковых глаз.

— Ладно, Бубба, поверю на слово, — Магнус отвернулся взглянуть на венецианское окно. Колдинг понял, что может идти. Он уже шагнул к выходу из гостиной, когда голос Магнуса остановил его.

— Ах да, Бубба, еще кое-что.

Колдинг остановился и повернулся:

— Да?

— Как супервайзер «Генады», полагаете, это мудро — спать с наемной работницей?

Магнус знал. Колдинг посмотрел на Энди — тот лишь продолжал ухмыляться.

— Я-то поначалу принял Сару за лесбиянку, — подал голос Энди. — Но, блин, эта курочка любит петушка, а, Колдинг?

Магнус взял со стола пульт. Темный экран телевизора проснулся к жизни призрачно-зеленоватой картинкой с камеры ночного видения. Постель Сары, Колдинг на спине, Сара на нем — наездница.

Колдинг почувствовал, как пальцы сжимаются в кулаки.

Магнус поднял стакан, салютуя экрану.

— Впечатляет. Конечно, «разве может быть много слишком хорошего»?

Колдинг сжал зубы:

— Я же приказал выключить камеры комнат.

— Да ну? — сказал Энди. — Мне, наверное, не передали. Блин, какие же сиськи у этой сучки…

Волна ярости захлестнула Колдинга, угрожая выплеснуться наружу. Лишь однажды в жизни он хотел убить человека — в тот день, когда бросился на Пола Фишера. Нет, надо успокоиться, чтобы ясно мыслить. Этот треугольник Эрика — Клаус — Галина едва не уничтожил проект. Магнусу может не понравиться любовная связь Колдинга и Сары. Если Эрику Хёль убил Магнус, он без сожаления расправится и с Сарой Пьюринэм.

Магнус нажал на копку паузы: на стоп-кадре Сара откинулась далеко назад, уперев руки на кровать за спиной, груди отчетливо выделились. За ее плечом Колдинг видел свои собственные глаза, крепко зажмуренные в экстазе, рот — комбинация улыбки и оскала.

— Эй, Колдинг, — сказал Энди. — Ну, мужик, у тебя там и рожа. Клевая.

Магнус покачал головой:

— Я полагал, вы честный парень, Бубба. Тесная дружба с подчиненным запрещена.

— Какая жалость… Вы теперь на меня рапорт напишете? В личное дело вкатаете? — Колдинг посмотрел на стену, всем видом пытаясь изобразить скуку. — Чего вы хотите, Магнус?

— Хочу знать, является ли Сара Пьюринэм вашей подружкой.

— Я сплю с ней. И что? — Собственные слова казались ему такими слабыми.

— И только, Бубба? Всего лишь «сплю»?

Колдинг пожал плечами:

— Это противоречит правилам компании?

Магнус рассмеялся:

— Не противоречит букве закона, но ведь вы ее начальник.

Колдинг решил прикинуться стереотипным свинтусом — убедить Пальоне, что ему плевать на Сару.

— То есть вы приказываете прекратить спать с ней?

— Не надо волноваться, Бубба. Я просто хочу убедиться, не влюбились ли вы — что может отрицательно сказаться на независимости вашего решения.

— В этом плане можете не беспокоиться, — сказал Колдинг.

— Значит, — подытожил Магнус, — Сара для вас — всего лишь шлюха?

— Да какие вопросы, она же трахается как шлюха, — сказал Энди. — Где, по-вашему, она научилась так «работать»?

— Вот именно, где? — подхватил Магнус. — А свою киску она каждому дает?

Энди рассмеялся.

— Не каждому. Мне, например, не даст.

— Неудивительно, — сказал Колдинг. — Ей неинтересна бесконечно малая величина твоего члена, коротышка.

Смех Энди тотчас увял.

Магнус хмыкнул и повернулся к Энди:

— «Бесконечно малая величина члена». Если сказанное за рамками твоего лексикона, поясню: это оскорбление. Ты собираешься это так оставить?

Энди встал и откатил в сторону бутылку с пивом по столу — она упала, проливая содержимое на безукоризненно чистый ковер Клейтона.

— Твою мать, Колдинг, сейчас ты у меня получишь.

— Сядь, Энди.

Энди взглянул на Магнуса, затем вновь перевел взгляд на Колдинга.

— Но ты же сказал…

— Сядь! — гаркнул Магнус так громко, что Колдинг вздрогнул. Энди сел.

Магнус насмешливо отсалютовал стаканом Колдингу.

— Трахайте, кого хочется, Бубба, главное — делайте свою работу. Но помните: некоторых Купидон убивает стрелами, некоторых — ловит силками.

Он проговорил это так, что у Колдинга кровь застыла в жилах.

— Купидон? Магнус, при всем моем уважении, я не понимаю, о чем вы.

Вновь эта полуулыбка.

— Вы в Америке в школе Шекспира не проходили?

— Нет вроде… Я по литературе не очень…

Магнус едва заметно кивнул, будто это заявление ответило на его давнишний вопрос.

— Можете идти. Уверен, вам есть чем — или кем — заняться.

Колдинг вышел из гостиной. Мало того, что проблем личного характера у него добавилось, он выпустил из внимания свою главную обязанность — Цзянь. Магнус наблюдал за ней. Колдинг обязан был убедиться, что женщина получает необходимую помощь. А Румкорф должен определить дозу лекарства Цзянь, причем сделать это немедленно.

24 ноября. Вы же понимаете

Имплантация + 15 дней

Снег не принес мощный шторм с яростными порывами ветра — он просто пошел. Дюйм здесь, еще пару за ночь — там: не плотные заряды, а легкий снежок, но неустанно: каждый день на протяжении последних недель. Только сейчас Колдинг по-настоящему заметил, что все вокруг погребено под белым одеялом в полфута.

А хлопья продолжали падать.

Он стоял у самой воды, наблюдая, как Клаус Румкорф пытается запускать «блинчики». Позади над ними раскинулось широкое заднее крыльцо особняка. Перед ними — вода, белые барашки и глыба Лошадиной головы.

Румкорф подобрал у края воды плоский камень. Голыш дважды выскальзывал из его одетой в перчатку руки, прежде чем Клаус успевал ухватить его перед замахом. Камень подскочил лишь раз и врезался в трехфутовую волну.

— Вода должна быть поспокойней, — заметил Колдинг.

— А сейчас вы физик, да?

— Бросьте, док. Давайте поговорим. Мы должны помочь Цзянь.

Румкорф пожал плечами:

— Нагрузки и стресс обостряют ее симптомы, и мы, как говорится, под прицелом. Единственное, что мы можем для нее сделать, мы делаем.

— Ваш ответ — отмазка, и вы это прекрасно знаете.

Румкорф продолжал пристально смотреть на воду, словно пытаясь приглядеться к Лошадиной голове ярдах в двухстах от берега.

— Несколько месяцев у нее все было хорошо, — продолжил Колдинг. — А сейчас она бьется изо всех сил. Галлюцинирует. Мы должны остановить это, прежде чем она вновь попытается наложить на себя руки.

— Я увеличил ей дозу.

Румкорф пытался поднять другой камень, но тот все время вываливался из толстенной черной, слишком большой перчатки. После третьей попытки он сдался и просто стоял, выпрямившись и глядя на неспокойную воду.

Что-то здесь было не так. Румкорф — практичный мечтатель, педант, но ничто в этом проекте не происходило без гения Цзянь. И тем не менее доктор, казалось, нисколько не обеспокоен тем, что ее биохимия изменилась, а ему, возможно, придется поднапрячься и найти новое эффективное лекарство.

— Надо будет, я вызову сюда еще кого-нибудь, другого врача, который сможет ей помочь, — сказал Колдинг.

Неожиданно Румкорфа охватило такое беспокойство, что, образно говоря, было едва ли на пару градусов ниже паники:

— Если вызовете сюда другого врача или отвезете ее на материк, американцы могут найти нас и закрыть проект.

Колдинг поднял вверх обе руки в перчатках, ладонями вверх:

— Если вы не можете помочь ей, чего вы хотите от меня?

— Занимайтесь своей работой! — закричал Румкорф. — Охраняйте нас, охраняйте нашу тайну, пока я не закончу свою работу. Обязанность Цзянь — помогать мне создавать предка, что она в настоящее время с успехом и делает, так что, может, нам просто надо стойко переносить превратности судьбы.

Этому болвану Цзянь элементарно до лампочки. Его заботит только свой эксперимент.

— Вы же врач, — сказал Колдинг, — и должны помогать людям.

— Вот именно этим я и занимаюсь. Помогаю миллионам людей. А вы не заметили, Пи-Джей, что самые блестящие идеи приходят ей в голову, когда на нее «накатывает»? Это во благо. И вы, как никто, должны понимать это.

Колдинг смотрел на маленького ученого, забыв в это мгновение о холоде. Да, он понимал. Румкорфу было не до поисков нового лекарства, поскольку он знал, что нынешнее должно работать, как ему надо… если верно подобрать дозу.

— Ублюдок, — сказал Колдинг. — Так ты уменьшил дозу.

Румкорф пожал плечами и вновь принялся разглядывать Лошадиную голову.

Внезапно думать стало просто невыносимо, и Колдинг почувствовал, что хочет лишь одного — влепить Румкорфу по зубам.

— И как долго это продолжается?

— Пять недель. Так надо было — и получилось. Вы же понимаете.

Колдинг выбросил левую руку, схватил Румкорфа за загривок и подтянул маленького мужчину к себе.

— Не сметь прикасаться…

Румкорфу не удалось договорить, потому что правая рука Колдинга сомкнулась на его горле, надавив на адамово яблоко. Руками в перчатках Румкорф тщетно силился отодрать руки от горла. Еще одно воспоминание мелькнуло в голове Колдинга: как Магнус на Баффиновой Земле сжал чуть посильнее горло Энди, чтобы тот прекратил борьбу. Руки Колдинга напряглись. Он разок встряхнул Румкорфа.

Кося сквозь очки выпученными от ужаса глазами, Клаус перестал сопротивляться и замер.

— Сделай все как надо, — прошипел Колдинг. — Или я тебя сделаю.

Он оттолкнул от себя Румкорфа, может, слишком сильно — тот запнулся и упал, поскользнувшись на занесенном снегом песке. Опираясь на руку за спиной, Клаус смотрел вверх на Колдинга. Пи-Джей вдруг увидел сцену глазами Клауса: мужчина более крупный, более сильный, навис над ним, готовый нанести удар.

Здравомыслие вдруг словно вернулось к нему, а вместе с ним — сильнейшее смущение:

— Клаус… я…

— Не подходите, — сказал Клаус. — Я подправлю ее лекарство, только держитесь от меня подальше, — он неловко поднялся на ноги и побежал к ступеням особняка, обогнув Колдинга на безопасном расстоянии.

Колдинг не знал, что обеспокоило его больше — то, что он вышел из себя и поднял на Румкорфа руку или что на короткое мгновение использовал поведение Магнуса Пальоне в качестве эталона.

— Черт, — выругался он.

Колдинг подождал несколько секунд, дав фору Румкорфу, а затем пошел к ступеням крыльца.

Он навестит Цзянь, а потом поищет Сару.

25 ноября. Глупая корова

Имплантация + 16 дней

В три часа утра Цзянь вдруг обнаружила, что осталась совсем одна на верхней палубе С-5. Она похлопала глазами и взглянула на перечень работ, который вывела на экран монитора. Не может быть. Но вот же она, запись регистратора нажатий клавиатуры, который не лжет.

Только что Цзянь завершила белковый анализ. Результаты выглядели знакомо. Теперь она знала почему: она делала такой же анализ и вчера, и позавчера. Но совсем не помнила, что сделала их.

Цзянь вывела еще несколько журналов, чтобы просмотреть, чем занималась. Что-то она помнила, как делала, что-то — нет. Может, все от недосыпания? Не успевала она забыться хотя бы минут на двадцать, как к ней приходил этот уродец — зверь из ее грез.

Сегодня лекарство принес доктор Румкорф, а не мистер Фили. Румкорф сказал, что внес изменение. Ее телу понадобится какое-то время, чтобы адаптироваться к новой дозе. Дня три, может, четыре, сказал он. И уже завтра Цзянь начнет чувствовать себя лучше. Ну а когда она почувствует, что ей правда лучше, не могла бы она, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, обязательно сообщить об этом мистеру Колдингу?

Только ей не будет лучше. Врет доктор Румкорф. Ей врут все.

Не врут только цифры.

Может, из-за ее несостоятельности и появились грезы. Пауки. Крысы. Уродец. И цифры.

Движение слева. Цзянь повернулась и одновременно отступила на шаг и тут же почувствовала, как вниз по ноге устремилась струйка мочи.

Оранжевый паук.

Большой, с ее голову, глядит прямо на нее. Рука Цзянь метнулась к столу, где оставался «Доктор Пеппер». Она схватила бутылку и метнула ее — все одним стремительным движением: открытая бутылка, выбрасывая за собой хвост из коричневой жидкости и белой пены, полетела в угол.

Паук отполз с того места, где пластиковая бутылка встретилась с полом и закрутилась, расплескивая содержимое.

— Цу кай! — завизжала Цзянь. — Цу кай!

Паук исчез. Наверное, пролез в какую-нибудь щель, хотя никакой щели здесь не было. Проклятые пауки.

Цифры. Она должна привести в порядок цифры, систематизировать так, чтобы предки получились нормальными.

Погоди… предки… для человеческих органов?

Вот оно! Как они могли надеяться создать животное с трансплантируемыми органами? Из коровы? Она могла им в этом лишь помочь, помочь им наладить работу всего проекта. Только им нужен другой тип хозяина — организма для развития в нем эмбрионов.

Цзянь натянула перчатки, открыла контейнер с жидким азотом и стала осторожно доставать лотки с образцами, отставляя их в сторону, пока не нашла тот, который искала. Тот, о котором никто не знал. Остальные лотки она сложила обратно, а этот, особый, взяла с собой и спустилась на лифте на пустую нижнюю палубу.

Некоторые коровы спали. Те, что бодрствовали, наблюдали за ней. У Сэра-Мычит-Помногу на голове сидела оранжевая крыса. Буренка как будто не замечала, что крыса грызет ей черно-белое ухо и красная кровь течет по гладкой широкой коровьей щеке. Корова лишь рассеянно смотрела на Цзянь.

Глупая корова.

Цзянь тихонько прошла по центральному проходу, пытаясь не обращать внимания на несколько пар глаз, провожающих ее взглядами. Она открыла шкафчики на «территории» мистера Фили. Там, в стерильной упаковке, находилось то, что ей было нужно: катетер, похожий на тонкую кухонную спринцовку.

Цзянь взяла пакет с катетером и положила его и лоток с образцом на лабораторный стол.

Трансплантация выращенного в искусственных условиях зародыша производилась доктором под контролем и управлением прибора УЗИ. Но для УЗИ требуется еще одна пара рук. У Цзянь не было другой пары рук. Очень плохо, что оранжевые пауки не могут помочь: у них их целая куча.

Придется лежать на спине, но она справится минут за пять.

И к тому же… это были ее яйцеклетки. И она вольна делать с ними все, что захочет.

25 ноября. Обоснованное беспокойство

Имплантация + 16 дней

Клаус Румкорф сидел у экрана УЗИ, дожидаясь, когда Тим закончит водить трансдюсером по брюху Молли Макбаттер. Клаус чувствовал привязанность к Молли, но лишь потому, что корова проявляла уровень интеллекта выше среднего. А еще ему нравилось, когда она тыкалась носом ему в грудь и он чесал ей за ухом (разумеется, когда никто не видел).

Цзянь, слава богу, выглядела уже гораздо лучше. Даже причесалась. Еще два, от силы три дня, и она вновь станет прежней — более или менее креативной Цзянь. Ну и хорошо, поскольку они вышли на финишную прямую. Сомнений не осталось: предки должны дожить до своевременного разрешения от бремени, и все данные указывали, что они должны пойти «на своих четырех».

Этот дебил Колдинг дал волю рукам. Да как он осмелился! Хотя Колдинг прав. По крайней мере, отчасти. Если б Цзянь убила себя, это не помогло бы проекту. Оставив за спиной самую значительную проблему, Клаус смог быть милосердным и скорректировать ее лекарство. Она по-прежнему стреляет глазами по углам, но, по его подсчетам, это поведение прекратится к концу дня.

Индикатор выполнения заполнился. На экране появилась окрашенная в золотистые тона картинка.

— Heilige scheisse, — пробормотал Клаус по-немецки: слова сорвались с языка, прежде чем он понял это.

Дитя Молли проделало долгий путь с самого начала как микроскопический шарик недифференцированных клеток. Не знай Клаус, он бы определил возраст существа на экране в четыре-пять месяцев, но никак не две недели.

Цзянь заглянула к нему в экран. Затем помотала головой, словно стряхивая видение, и вновь взглянула.

— Какой-то сбой, наверное, — проговорила она. — В этом эмбрионе по меньшей мере сотня фунтов.

— Больше, — сказал Тим, выйдя из стойла Молли. — Попробуй один к тридцати.

— Нет, — сказала Цзянь. — Моя программа говорит, что предки на этом сроке должны быть не более сорока фунтов.

— Твоя программа против прибора? — усмехнулся Тим. — Думаю, прибор победит, Фрут Лупе.

— Хватит обзываться, — сказал Клаус, удивившись самому себе, что вдруг решил защитить Цзянь.

— Плевать на дебильную программу Цзянь, — не унимался Тим. — Смотрите на показания прибора, блин. Сто с прицепом фунтов за две недели? Да никто на свете не растет такими темпами. Даже слон, никто!

Клаус восхищенно изумлялся жизнью, которую сотворил. Задние ноги эмбриона казались намного толще, чем по его теории. Передние выглядели тоже сильными, но были худее и длиннее, чем задние. Отсюда можно было предположить, что существо двигается, держась как бы под углом, как горилла на четырех конечностях, в противоположность горизонтальному расположению тела бегущей собаки или тигра.

Скелетная структура также демонстрировала значительный рост. Ребра выглядели очень толстыми и расширявшимися от головы до самых бедер: они росли одно напротив другого, напоминая нечто вроде внутреннего панциря.

— Док, — сказал Тим. — Что будем делать?

— Наблюдать и документировать, — ответил Клаус. — И готовиться к кесареву сечению через неделю. Возможно, раньше.

— Да я не об этом, старик. На фоне таких темпов роста на следующей неделе эти заразы наберут по триста фунтов.

Румкорф кивнул:

— Верно, а вес взрослой особи может быть четыреста, а то и пятьсот фунтов. Вы правы, внутренние органы могут оказаться слишком большими. Мы подработаем геном для второго поколения, но прямо сейчас мы можем использовать печенки, может, даже почки.

Лицо Тима пошло морщинами, будто перед ним невероятно тупой человек.

— Что? — спросил Клаус. — Какая на этот раз проблема?

— Да я не о трансплантатах и не об органах, ботаник ты чертов. — Тим взглянул на Цзянь. — Вникаешь, о чем я, Фрути Пебблс?

— Мистер Фили, — сказал Клаус. — Я не собираюсь вам повтор…

— Хищники, — ответила Цзянь. — Зубы. Когти. Предположительно триста фунтов при рождении и, не исключено, двойное увеличение в течение нескольких дней спустя. Куда нам их девать? Чем будем кормить?

Клаус беспомощно взглянул на нее, затем повернулся посмотреть на золотистый экран рабочей станции. При помощи трэкбола он повернул изображение эмбриона, разглядывая во всех ракурсах. Зубы. Когти. Мускулы. Агрессия. Атакующий камеру, убивающий уже в материнской утробе.

— Возможно, тихо проговорил он, — ваше беспокойство обоснованно.

26 ноября. Шах и мат

Имплантация + 17 дней

Колдинг смотрел на шахматную доску и обдумывал свой следующий ход. Провалить партию он не мог, поскольку почти уже победил. Никто на проекте ни разу еще не выигрывал у Цзянь. Допустим, ее мозг работал все еще чуть заторможенно из-за уменьшения дозы лекарства, но в этой партии Колдинг одержит победу в любом случае.

Последние два дня он как мог избегал Сары. Разумеется, после того как побывал у нее в комнате и вывел из строя камеры наблюдения. Он не знал, как сказать ей, что у Энди «Отморозка» Кростуэйта есть видео ее обнаженной, занимающейся любовью.

Свою сдержанность Пи-Джей объяснил тем, что должен сосредоточить внимание на Цзянь, и в последнее время заметно сачковал от работы. Сара поняла. И Пи-Джей не лгал, поскольку на самом деле сфокусировался на Цзянь, внимательно отслеживая ее прогресс и следя за тем, чтобы Румкорф давал ей верную дозу. А заодно помногу играл с ней в шахматы.

Колдинг пошел конем и улыбнулся:

— Шах.

Цзянь безучастно смотрела в венецианское окно гостиной. Казалось, она совсем забыла о существовании Колдинга. Но выглядела намного лучше: совершенно очевидно, что верная доза работала.

— Цзянь?

Она беспрестанно крутила в руках бутылку «Доктора Пеппера», пока напиток не сделался светло-коричневым: темный карамельный оттенок смешался с белыми пузырьками, ищущими выхода. Когда она наконец откроет ее, подумал Колдинг, будет взрыв.

— Эй, девушка, обратите внимание: вам шах!

Она бросила взгляд на доску и вновь принялась крутить бутылку.

— Цзянь, поговори со мной. Что тебя гложет?

Она посмотрела на него, взгляд вновь сосредоточенный:

— Он слишком крупный.

— Я в курсе, это нормально. Гэри Дитвейлер заказал материал для мощных клеток. Через пару дней их доставят. Док сказал мне, что так мы сможем держать зверей под контролем.

Цзянь засмеялась:

— Доктор Румкорф мечтает увидеть свое имя на обложке «Таймс». Он рискнул бы всеми нами.

Колдинг думал об ограниченной дозе лекарств. Цзянь была права больше, чем она знала. Он также думал о клетках и о крохотном, кидающемся на камеру эмбрионе, разросшемся до двухсот фунтов. Или больше. Румкорф уверил его, что все будет хорошо, но заверения ученого казались ему сомнительными. Если Цзянь обеспокоена, значит, и Колдингу беспокоиться есть о чем.

— А почему зародыши настолько больше, чем вы предполагали?

Она посмотрела под ноги. Бутылка завращалась быстрее.

— Я… делала перспективные оценки, но… может, я тогда не так ясно соображала.

«Не так ясно соображала». Пи-Джей мысленно прикинул временные рамки. Цзянь пережила озарение, выдав успешный пакет данных именно тогда, когда они оставили Баффинову Землю три недели назад… Через две недели, как Румкорф начал уменьшать ей дозу.

— Цзянь, подумай, пожалуйста. Ты сказала, что делала программу для стадного животного. Послушного, порядка двухсот фунтов веса взрослой особи. Но получились предки другого веса, и это агрессивное поведение, эти… клыки.

Она подняла голову, посмотрела ему в глаза. Колдингу не удалось прочитать ее взгляд. На лице женщины он видел сомнение, смущение.

— Я думала, что программирую травоядное. А получился… хищник.

«Элементарно, Ватсон!» Травоядные не пожирают друг друга в утробе. Будь у «Генады» больше времени и ресурсов, Колдинг просто списал бы эту партию эмбрионов и заставил Цзянь начать все заново. Вот только Магнус не позволит.

— Я хочу уехать, — неожиданно проговорила она. — Хочу уехать отсюда. Если мы не остановимся, произойдет что-то очень дурное. Мы должны сообщить кому-нибудь.

У Колдинга перехватило дыхание. Он автоматически бросил взгляд на камеру в верхнем углу. На посту охраны сейчас Гюнтер. Видел он Колдинга и Цзянь здесь? Камеры не оборудованы микрофонами… но ведь он думал, что и в комнате Сары видео отключено. Кто знает, в чем он еще ошибался? А если Магнус узнает, что Цзянь ведет разговоры об отъезде?

— Цзянь, никогда больше не говори этого. Никогда даже не думай говорить такое, никому. Поняла?

— Но, мистер Колдинг, я боюсь, что я… я… — Голос ее прервался.

— Эти твои недомолвки меня очень беспокоят, Цзянь. Просто скажи, в чем дело.

Она посмотрела на шахматную фигуру в своей руке и ничего не ответила.

— Цзянь, пожалуйста, скажи. Чего ты боишься?

Глаза ее сузились. Что сейчас происходило в ее гениальной голове?

— Я делала вещи, о которых не могу вспомнить, — ответила она. — И полагаю… Я еще раз просмотрю все кодирование, может, найду что-то…

Цзянь опустила ладью на доску — на новую позицию, которая блокировала его шах. Колдинг улыбнулся и стал двигать слона на атакующую позицию, когда заметил, что своей ладьей она бьет его слона и этим ставит шах слоном его королю.

— Шах и мат в два хода, — бесцветным голосом объявила она.

— Вот черт, — обронил Колдинг.

Бутылка завращалась еще быстрее. Не говоря ни слова, Цзянь поднялась и вышла.

27 ноября. Убить их всех

Имплантация + 18 дней

С затаенным дыханием Цзянь ждала, пока Клаус Румкорф закончит читать на своем компьютере ее отчет. В лаборатории верхней палубы они были одни. Она чувствовала себя лучше, но не в те моменты, когда поблизости находился Клаус. Его присутствие будило стресс: она становилась нервной, дерганой. А еще стресс вызывал к жизни ее тени.

Румкорф отвернулся от экрана и посмотрел на Цзянь:

— Но как вы это делали, вы не помните?

Она покачала головой.

— Не помню, но взгляните, это же реальный код, который я использовала для генома. Вот почему мои прогнозируемые показатели роста настолько отличны от реальных.

Румкорф выпучил глаза. Никогда Цзянь не видела у него такого взгляда — полного сомнения, страха. Он опять повернулся к экрану.

— Понятно, — вздохнул он. — Ну а сейчас, когда вы это узнали, у вас есть новые прогнозы? — Тон был таким, словно он не желал слышать ответа.

— Да, доктор Румкорф, — она вновь заглянула в распечатку, что держала в руках, хотя знала ответ наизусть. — Вес при рождении около двухсот пятидесяти фунтов.

Он сглотнул. А она услышала, как он это сделал. Трясущиеся руки протянулись за узенькими очками для чтения.

— И вашим наиболее вероятным предположением… относительно веса взрослой особи…

— Более пятисот фунтов.

В полной растерянности Клаус поковырял в носу и вытер палец о брючину.

— Что ж, это в духе тенденции роста, которую мы наблюдаем у эмбрионов. Однако функций или размеров органов мы не узнаем наверняка, пока у нас не будет взрослых особей. Тогда мы сможем внести изменения и попробовать еще раз.

Цзянь не верила своим ушам. Увидеть взрослых особей? Он в своем уме?

— Доктор Румкорф, мы должны уничтожить их.

Его голова резко повернулась к ней, в глазах тлела ярость:

— Уничтожить их? Но мы почти победили!

Цзянь помотала головой:

— Мы делаем что-то очень плохое. Мы творим беду.

— Скоро привезут клетки. Убивать мы никого не будем.

Цзянь начала было говорить, но тут с кормового трапа высунулась голова мистера Фили:

— Эй, народ! Давайте быстро вниз!

Голова исчезла. Румкорф и Цзянь поспешили за ним на первую палубу.

Мистер Фили стоял рядом с Молли Макбаттер. Голова Молли свесилась почти до пола. Тоненькие струйки крови текли у нее изо рта.

Румкорф опустился на колени заглянуть в подернутые слизью глаза.

— Что с ней?

Тим покачал головой:

— Не в курсе. Пришел сюда минут десять назад и — вот, увидел…

— Десять минут? Да вы должны были прийти несколько часов назад, мистер Фили. Вы опять пили или просто отсыпались после вчерашнего?

— Да пошел ты, говнюк, — бросил Тим и бросился по проходу к своему уголку лаборатории напротив пассажирских кресел и лифта. Он порылся в ящиках шкафа и вернулся с наполненным жидкостью внутривенным пакетом и капельницей.

— И что? — спросил Румкорф. — С ней-то что? Здесь больше нет доктора Хёль, чтоб утирать вам нос, пьяный идиот.

— Знаешь что, дорогой шеф, — Тим подвесил пакет на крючок над стойлом Молли, затем опустился на колени, чтобы ввести иглу ей в шею. — Ты очень рискуешь. Еще одно слово — и врежу тебе от души.

— Можете вы просто сказать, что случилось с коровой?!

— Худо ей! Ее будто собственное тело пожирает. Я б сказал, внезапное проявление симптомов недоедания.

Цзянь накануне вечером осматривала коров, и с ними было все хорошо. «Недоедания»? Как такое могло произойти? Да что ж такое: стрессы один за другим. Она почувствовала зуд по всему телу. Ей захотелось бежать отсюда, бежать от Румкорфа, от Фили, от коров.

— Странно, — протянул Румкорф. — Недоедания быть не может. Кормушка Молли полна, она даже не притронулась к еде. Мы всем увеличили порции в связи с повышенным темпом роста эмбрионов. Вчера она так не выглядела… ведь так?

— Еще как так, — сказал Тим. — Что бы ни сделало ее больной, это сделало ее настолько больной, что она перестала есть. Такие симптомы проявляет пока только она одна, так что я проверю, может, что-то не так с системой внутривенного введения. Может, насос сломался или иглу зажало?

Цзянь посмотрела на остальных коров — все выглядели по-прежнему бодро. Затем ее внимание привлекло какое-то движение в сорок первом стойле. Холод разлился в груди: через разделяющую стойла перегородку тянулась крохотная ручка пластиковой куклы. А в паре дюймах слева от нее — черно-оранжевая тигровая лапа.

— Нет, — громким шепотом вырвалось у Цзянь.

Лапа и рука уродца мелко задрожали. Из-за стены медленно высунулась черная голова. Цзянь крепко зажмурила глаза и вонзила себе пальцы в живот, посылая волну тупой боли вверх по телу. Потом встряхнула головой и открыла глаза.

Видение исчезло.

— Цзянь, — раздался резкий голос Румкорфа. Она от неожиданности подпрыгнула и повернулась к нему.

— Цзянь, вы слышали меня? — На лице у него было недовольство, а у мистера Фили отвращение.

— Нет, доктор Румкорф. Что вы сказали?

— Я спросил, что вы об этом думаете.

Цзянь быстро глянула на больную корову, затем вновь на Румкорфа.

— Мистер Фили прав: причина болезни коровы — быстрый рост плода.

Тим ввел новую иглу для капельницы в шею Молли.

— Хочу увеличить объем внутривенного кормления, — пояснил он. — Надеюсь, это приведет в норму метаболизм, чтобы она вновь начала есть корм. Я увеличу нормы корма всем коровам еще на двадцать пять процентов. Полагаю, ночью в какой-то момент Молли стало настолько худо, что она прекратила есть, и, чтобы сохранить плод, ее тело начало расщеплять мышцы. И с того момента физиологические изменения развивалась каскадно.

— Необходимо установить проверки каждые два часа, — сказал Румкорф. — Поделим дежурства с «ненаучными» сотрудниками.

Тим покачал головой:

— Есть предложение получше, старичок. Я запрограммирую их мониторы следить за жизненно важными органами и «привяжу» это к компьютеру на посту охраны. Если что пойдет не так, дежурный балбес услышит звуковой сигнал, включит зум на камере и прокукарекает нам. Проще простого.

Цзянь помотала головой:

— Нет. Просто дайте им умереть.

Румкорф зыркнул на нее.

Тим медленно кивнул:

— Блин, а отличница-то права, — сказал он.

— Не права, — прошипел Румкорф, длинно и так свирепо, что Цзянь отступила на полшага. — Эти животные не умрут, — продолжил он. — А если это случится, клянусь богом, я уничтожу ваши карьеры. Тимоти, у вас будет единственный способ приблизиться к лаборатории — со шваброй в руках. Вам же, Цзянь, обещаю, что, когда вас вернут в Китай, остаток жизни вы будете догнивать в психушке.

Глаза Румкорфа были выпучены от ярости. Презрительная усмешка кривила его верхнюю губу. «Какой мерзкий». Цзянь даже отвернулась. А когда сделала это, Румкорф впился взглядом в Тима. Тим опустил глаза — вся его бравада растаяла.

Румкорф пошел назад к кормовому трапу и забрался на вторую палубу. Цзянь продолжала молчать. Она обязана что-то сделать, чтобы остановить проект, но что, что? Мистер Колдинг велел ей молчать. Доктор Румкорф только что отказался слушать. Мистер Фили — пустозвон. Сара? Она была не из тех, кто принимает решения.

Цзянь не на кого положиться. Она поняла, что надо делать. Один вопрос — хватит ли на это мужества?

27 ноября. Прекрасное «эндо»

Имплантация + 18 дней

Колдинг постепенно приноровился к снегоходу и чувствовал, что такая езда ему нравится. Жужжа, как злой рой, сани неслись по дорожке утрамбованного снега к причалам: Магнус и Энди впереди, за ними Алонсо и Двойняшки, следом Колдинг, а Сара — последней.

Она чуть отстала — на случай, если у Колдинга что-то не заладится. Управлять этим кораблем, конечно, проще, чем космическим, но, как и во всем остальном, нужна сноровка.

Там, впереди, дорога взбиралась на укрытую снегом дюну и сбегала в бухту. Колдинг сделал большие глаза, увидев, как Магнус и Энди ускорились вверх по склону, подлетели на вершине и, оставив за собой кометные хвосты снежной пыли, скрылись за хребтом дюны. Алонсо и Двойняшки взяли подъем более консервативно и перевалили на ту сторону, не отрывая полозьев от земли. Колдинг сбросил скорость и остановился, не доезжая добрых пятидесяти ярдов до дюны.

Подъехала Сара.

— Красота, правда? — Ее улыбка сияла на полуденном солнце. Даже в очках и шлеме, прячущих ее глаза, волосы и уши, она выглядела потрясающе. Шлем не закрывал ее веснушек.

Колдинг перевел взгляд на дюну. Высота, на которую подлетели сани Магнуса, казалась пугающей и в то же время невероятно заманчивой.

— Как бы так приземлиться и не убиться?

— Перед прыжком держать ногами упор, но колени должны быть полусогнуты. В момент приземления резко толкнуться ногами — они самортизируют удар.

— Как на велосипеде-внедорожнике.

Она кивнула.

— Если ты прыгал на таком велосипеде, значит, знаешь, как это работает. Я поеду рядом, просто следи за моей скоростью.

Колдинг покачал головой:

— А если разобью машину?

— «Генаде» наверняка по карману новые. Не дрейфь.

Сара газанула, и снегоход с ревом помчался прочь. Колдинг крепко сжал дроссель. Сани так рванули вперед, что он едва не слетел. Эти штуковины были явно созданы для скорости. Он догнал Сару у подножия дюны. Поднимающийся склон придавил его к сиденью. Продолжая ускоряться, Пи-Джей вылетел на гребень и взлетел.

Опьяняющая невесомость. Перед ним распахнулась бухта, бело-голубая, «Отто II», медленно покачивающийся на легкой зыби. Снегоход ухнул вниз. Колдинг согнул колени и оттолкнулся.

Резкий удар, боль во всем теле, глухой хлопок полозьев. Опять невесомость, уже не пьянящая, и следом — резкое сотрясение головы внутри шлема. Скольжение лицом вниз. Ощущение холода в шее и левом плече.

Движение прекратилось.

— Блин, — вырвалось у Колдинга.

— Эй! — долетел голос Сары. — Ты жив?

Он рывком сел. И сразу же почувствовал, как пласт снега скользнул за рубашку к животу. Сара присела на корточки перед ним, без шлема, в глазах тревога.

— Да вроде жив, — сказал Колдинг. Он стянул перчатки, расстегнул молнию комбинезона и начал шарить рукой под рубашкой, выуживая холоднющий снег. — Ничто не пострадало, кроме гордости.

— Ты выглядел так сексуально, — сказала Сара. — Но только до момента приземления.

Колдинг засмеялся и встал. Его снегоход чуть завалился набок, пластиковое ветровое стекло перечеркнула трещина. Он поставил машину на полозья. За исключением стекла, она выглядела как новенькая. Снегоход Сары, разумеется, не пострадал.

— А ты, я смотрю, приземлилась как профи.

— Я начала кататься еще в старших классах, — сказал Сара. — Меня дружок из Гейлорда научил.

— Ты встречалась с гей-лордом?

— Это город, дурачок. К югу от Чебойгана. Наши главные соперники в школьном футболе. А я, десятиклассница, встречалась с парнем из выпускного класса школы-соперника… прямо скандал. Он всегда брал меня кататься на снегоходе.

— Как его звали?

Сара начала было говорить, но замолчала.

— Блин, я же помнила. Это ж когда было-то, почти двадцать лет назад? А, да, Дон Джевелл. Видишь, я все еще смышленая, несмотря на преклонные годы.

— Ты по-прежнему держишь с ним связь?

Она покачала головой:

— Не общались со школьных времен. Понятия не имею, где он и что с ним.

Их внимание привлекло тарахтенье дизеля «Наджа». «Снегоупорная» машина Клейтона перевалила через дюну на благопристойной скорости и продолжила движение в сторону причала. А на причале Колдинг увидел всех остальных уже за работой — шла разгрузка «Отто II». Магнус, Энди, экипаж Сары, Свен, Джеймс и Стефани Гарви выносили на причал металлические стойки, рулоны крупной сетки-рабицы и мешки с цементом. Собака Муки скакала вокруг, лаяла, поднимала тучи снега по грудь высотой, прежде чем тормозить каждые двадцать-тридцать футов, замирала — уши, усыпанные снегом, торчком, черные глаза то и дело внимательно вглядываются в линию леса на предмет какой-нибудь угрозы своему хозяину.

— Пойдем поработаем, — сказал Колдинг. — Последнее, что мне сейчас надо, — если Магнус решит, что я сачок. И помни: никаких публичных проявлений чувств.

— Кайфолом, — усмехнулась Сара.

Они быстро пошли к причалу, «Надж» ехал за ними следом. У начала пристани Гэри Дитвейлер и Свен Баллантайн складывали мешки с цементом: Гэри тащил один сорокафунтовый мешок, Свен — три.

— Как вы, мистер Колдинг? — спросил Гэри. — Неслабое эндо у вас получилось.

— Эндо?

— Он имеет в виду ваше приземление, э? — пояснил Свен. — Я тоже часто употребляю это слово.

Колдинг засмеялся и пожал плечами.

Гэри похлопал рукой по куче мешков с цементом, уже сложенных по пять в высоту и шесть в длину.

— По-моему, крутовато для коровьего загона.

Смех Свена напоминал звуки трескающегося льда:

— Новорожденные на подходе, Гэри. Дорогие малыши. Их надо беречь.

Колдинг кивнул. Сара отвернулась. Она знала, для чего понадобились ограждения повышенной прочности. Клейтон, Гэри, Свен и оба Гарви — нет. Так распорядился Магнус: кроме Колдинга и научного персонала, никто ничего знать не должен.

Свен повернулся и пошел к причалу за очередной порцией груза.

— Видел прогноз погоды, — сказал Гэри. — Мой вам совет: стройте эти клетки поскорее. Через три дня ожидается шторм. Как налетит — ничего вам делать не даст. А пять футов снега, что я вам обещал, наверняка получите.

— Ну и отлично, — сказал Колдинг. — Значит, Рождество придет раньше.

Гэри подался к нему. Пи-Джей обдало стойким запахом «травки».

— Мистер Колдинг, неужто эти мощные заборы — для коров? Слушайте, что здесь в самом деле творится, а? Я просто хочу знать, насколько в безопасности мой папаша.

— Дрейфишь, э? — подошел, прихрамывая по-стариковски, Клейтон. — Ты мне в сиделки не нужен, сынок.

— Но, пап, тут фигня какая-то.

— Ну да, какая-то фигня, — Клейтон согнул колени, сунул по сорокафунтовому мешку с цементом под мышки и выпрямился. — Надо эту всю «фигню» погрузить на «Наджа». За работу, э? — он оттащил мешки к задней секции «Би-ви» и принялся их там укладывать.

Гэри поджал губы и покачал головой. Беспокойство за отца пробивалось даже сквозь марихуановый кайф.

Колдинг взялся за два мешка и тут же уронил один. Черт возьми, восемьдесят фунтов цемента — это вам не буханка хлеба. Клейтон подхватил два мешка так, будто они ничего не весили, а Свен таскал по три. Несомненно, жизнь в экологически чистой местности имеет свои преимущества.

— Хватит уже груши околачивать, э? — крикнул Клейтон. — Может, вы свои голубые делишки обсудите в свободное время, мать вашу?

Гэри рассмеялся, поднял мешок и потащил его к полосатой машине. Колдинг изловчился и подхватил два мешка, едва не сломав при этом спину, но будь он проклят, если Клейтону под силу поднять больше, чем ему.

28 ноября. Смерть находит лазейку

Имплантация + 19 дней

«Инициировать связь…»

Одно и то же предложение на всех семи экранах, окруживших и поглотивших ее. Осталось лишь нажать «ввод», и появится кто-нибудь, кто сможет выслушать ее. И принять меры.

Цзянь ничего не стоило внести в конфигурацию сети кое-какое изменение, которое никто не заметит. На Черном Маниту не было ни внешней телефонной связи, ни радио, ни Интернета. Никакой возможности позвонить куда-либо — только связь с Гэри Дитвейлером или штаб-квартирой компании в Манитобе. Но внутри самого комплекса Манитобы? Вся компьютерная сеть соединена с Интернетом — значит, и с внешним миром.

Цзянь должна что-то предпринять: ее ошибка, ее кодирование. Что же все-таки она сделала? Большинство поздних вечеров работала в лаборатории одна и сейчас не помнила почти ничего, кроме белесой мути с оранжевыми пауками и пурпурными многоножками. Но кое-что всплывало в сознании — достаточно, чтобы понимать, почему она сотворила геном, стремительно растущий сейчас в коровьих чревах.

Почему?

Потому что опять хотела убить себя.

Никакого доступа к ножам, скальпелям, никакого стекла в ее комнате, никаких химикатов, таблеток, не на чем повеситься, и все же ее искривленный рассудок нашел лазейку, нашел лазейку…

…предки.

Но созданные ею монстры не просто убьют ее. Они убьют доктора Румкорфа, мистера Фили, Стефани и Джеймса. Сару.

Они убьют мистера Колдинга.

Цзянь никому не могла рассказать, что натворила. Никогда. Это была не просто попытка самоубийства, ее безумие подвергло риску жизни всех. Ее отправят обратно в Китай, в «психушку», как сказал доктор Румкорф.

Нет у нее обратного пути. Цзянь вспомнила чувство безнадежности, свое отчаянное желание смерти и одновременно невозможности сделать что-то из-за смирительной рубашки. Она вспомнила, какой там запах.

Цзянь должна остановить проект, но она не может никому сказать, почему это так важно, или признаться в том, что она сделала.

Закрытый канал связи с Манитобой был средством последней надежды. С его помощью она могла войти в сеть, по сети выйти в Интернет и затем сделать простой звонок с помощью IP-телефонии. Единственная проблема: чтобы запустить канал спутниковой связи, необходимо отключить «глушилку» Черного Маниту. Если в этот момент дежурный на посту охраны не будет спать, он заметит, что кто-то пытается установить связь с материком.

Цзянь взглянула на свой палец, замерший над клавиатурой. Он чуть заметно дрожал. Она убрала руку. Не сейчас. Не сейчас. Она еще раз попробует найти того, кто ее выслушает.

А если ее не станут слушать, она знает, что надо делать.

28 ноября. Фишер ждет…

Имплантация + 19 дней

Пол Фишер просматривал распечатки докладов, сводившиеся к одному лаконичному слову-итогу:

«Ничего».

Это все, что у них было: ничего. Множество правоохранительных, военных и разведывательных учреждений тщательно проверили каждую крупицу финансовой информации «Генады», истории компании, личных дел сотрудников и всего остального, что могло содержать сведения о нахождении Клауса Румкорфа, Лю Цзянь Дэн, Тима Фили или Патрика Джеймса Колдинга. Сейчас агентура даже вела поиск и других людей — Магнуса Пальоне, который исчез вскоре после визита Пола в Манитобу, и подозреваемых членов экипажа принадлежавшего «Генаде» С-5: Сары Пьюринэм, Алонсо Бареллы, Гарольда Миллера и Мэтта «Каппи» Капистрано.

Искали их всех, и до сих пор… ничего.

Фишер оттолкнул бумаги и откинулся в кресле. Придется признать поражение. Колдинг победил.

Единственное, что ему остается, — ждать и надеяться, что кто-нибудь в «Генаде» совершит ошибку.

29 ноября. Дебильные орки и эльфы

Имплантация + 20 дней

Роман-фэнтези. Точно. Вот где можно денежек нарыть. Дебильные орки, эльфы, колдуны и всякая такая бредятина. Как на такое народ покупается?

Гюнтер знал, что вампирский любовный роман — гарантированный успех. Почему бы не выдать какую-нибудь ахинею в стиле романа-фэнтези под псевдонимом? Блин, это делали восемнадцати летние, заколачивали миллионы долларов, перекраивая Толкиена, а он что — хуже? Ботаны покупали и будут покупать что угодно с драконом на обложке.

Начать надо с квеста. Точно! Они всегда так и начинаются: какой-нибудь тупой сын фермера, отправляясь на какие-нибудь поиски, во время которых с ним случаются всякие разные приключения, ему придется продираться через волшебные топи или что-то в таком роде, а затем…

Писк зуммера с консоли вдребезги разнес его концентрацию. Тот самый звонок оповещения, который установил Тим для сигналов тревоги о жизненно важных показателях состояния коров. Так и есть: повышенный пульс у Мисс Молочный Коктейль. Гюнтер пробежался по клавишам управления, переключая мониторы на интерьер нижней палубы С-5.

Он начал дистанционно двигать камеру, когда сигнал изменил звук с писка на устойчивый гул. Прямая изолиния на кардиографе: остановка сердца.

— Ну ни фига себе…

Гюнтер разворачивал камеру, пока та не нацелилась на стойло Мисс Молочный Коктейль. На черно-белом экране — темная лужа, вытекающая из-под прозрачной пластиковой двери.

29 ноября. 210 фунтов 6 унций

Имплантация + 20 дней

Трехмерное УЗИ — классное изобретение, но Клаусу всякий раз чудился в нем какой-то… подвох. Может, из-за золотистой расцветки экрана, а может, оттого, как маленькая компьютерная модель вращалась, послушная манипуляциям трэкбола. Он понимал, что изображения реальны, но на плоском ЖК-мониторе они все же выглядели тем, чем по сути и являлись: компьютерной графикой. А компьютерная графика, вне зависимости от степени детализации, не могла сравниться с реальным объектом.

С тем, который в данный момент находился на лабораторном столе. Он лежал не в лотке для диссекции, поскольку таких больших лотков просто не существовало. Он даже не помещался целиком на чертовом столе. Румкорф, Тим и Цзянь стояли здесь, глядя на труп, который вытащили из брюха Мисс Молочный Коктейль.

— Умереть не встать, — сказал Тим. — Вы только посмотрите на эти когти.

Именно на них и смотрел Клаус. На зубы, на передние и задние лапы, свисавшие по разные стороны черного стола. Он в десятый раз посмотрел на свой компьютер, все еще поражаясь весу. Реальному весу, а не одному из вычислений Тима.

Двести десять фунтов шесть унций.

Длина — пять футов от кончика носа до конца бесхвостой задницы. Ростки шерсти, пробивающиеся сквозь розовую кожу. За последние три дня животное набрало пятьдесят пять фунтов.

Боже мой, что же за тварь сотворила Цзянь?

— Смотрите, какие зубы, — прошептала она.

— Смотрю, — сказал Румкорф. — Ты что, не видишь?

Длинные и заостренные, зубы предка определенно предназначались для убийства. Для вырывания больших кусков плоти и глотания их целиком. Полный рот клыков и полное отсутствие резцов или коренных зубов.

Тим осторожно протянул руку и провел пальцами вдоль мощной головы животного:

— Этот нижний дентиарий такой мощный…

Тяжелая нижняя челюсть была по меньшей мере два фута шириной в основании, придавая голове широкую треугольную форму, сужающуюся к носу. Впечатляли бугры прилегавших к челюсти мускулов.

Клаус не был готов к такому. Тринадцать дней они не видели эмбриона вне утробы матери, с тех пор как Данте запретил вскрытия. Тринадцать дней назад, 115 фунтов назад.

— Тимоти, — сказал Клаус. — Немедленно приступайте к вскрытию Мисс Молочный Коктейль. Мы должны знать, отчего она умерла. Начинайте.

Тим побежал к трапу и спустился.

Клаус внимательно исследовал череп. Два фута в ширину, два в длину, последние двенадцать дюймов длины — ничего, кроме челюстей и зубов. Тем не менее существо обладало пропорционально большой черепной коробкой. Соотношение массы мозга к телу было близким к волчьему.

Череп был не единственной шокирующей особенностью. Передние лапы сохранили свое относительное преимущество длины перед задними конечностями. Существо должно двигаться полувертикально. Все лапы оканчивались мощными, мускулистыми пальцами, каждый увенчан шестидюймовым когтем. Малого радиуса кривизны, заостренные когти, как у крупной кошки.

— Теперь вы убедились, — взмолилась Цзянь. — Доктор Румкорф, пожалуйста!

— Рот закройте, — тихо проговорил Клаус. Больше он не потерпит неповиновения от Цзянь и Тимоти и будет время от времени напоминать им об этом. — Плод, несомненно, пройдет через большие физиологические изменения, прежде чем будет готов к рождению. Но чего я не могу понять, так это выпячивания у него на затылке. — Двухфутовой длины тяж хряща, тонкий, но крепкий, протянулся от затылка эмбриона.

Румкорф осторожно приподнял хрящ — находящаяся в процессе формирования кожа тянулась от него вниз к спине существа.

— Внешне очень напоминает разновидность спинного паруса диметродона, — сказал Клаус. — Не знаю, что вы кодировали для этого, Цзянь. Послушайте, вы же должны помнить что-то такое необычное. Скажите, а?

Цзянь посмотрела на плод, затем подняла взгляд на Клауса. В ее глазах стояли слезы.

— Я не помню, для чего это… — ответила она. — Но это неважно. Пожалуйста, доктор Румкорф, мы на острове, где никто нам не поможет. Мы должны остановить это, вы же можете попросить…

Цзянь, вы еще помните, как выглядит ваша психушка?

Она отпрянула, как от удара. Клаус знал, что она провела несколько лет в лечебнице, прежде чем соотечественники вернули ее к некоему подобию здравомыслия. Идеальная угроза, чтобы держать Цзянь в узде.

— Возвращайтесь к работе, — сказал он. — Этого зверя сотворили вы. Еще раз проверьте весь код, выясните, к чему нам надо быть готовыми. Вы меня поняли?

Цзянь попятилась, кивая, затем повернулась и пошла вразвалочку к трапу. Клаус не отрываясь глядел ей вслед, на случай, если эта жалкая толстая физиономия обернется. Один раз она это сделала, увидела, что за ней наблюдают, и еще быстрей заковыляла к трапу.

Оставшись один, Клаус смотрел на большой труп. Когти. Клыки. Эта широченная челюсть. Этот гребень.

Клетки выдержат.

Должны выдержать.

30 ноября. Пощечина

Имплантация + 21 день

Тим посмотрел на подвесной монитор — и его передернуло. Глотнуть бы сейчас чего покрепче, но он не решался вытащить фляжку из заднего кармана. При Румкорфе-то. И это, пожалуй, не лучший момент, чтобы напиваться.

Цзянь стояла рядом с экраном и тоже, подняв голову, смотрела на него, снова и снова бормоча что-то на китайском и переминаясь с ноги на ногу. Сейчас она ничем не напоминала ученого, а скорее походила на лунатика.

Румкорф сидел на табурете, попеременно глядя то на внутривенную иглу в своей руке, то вверх на монитор.

— Значит, игла вышла из вены, — монотонным голосом невозмутимого научного аналитика продолжал он. — Когда, по-вашему, это произошло, мистер Фили?

— Примерно в одиннадцать вечера, — ответил Тим. — Я проверил записи насоса для внутривенного. Зарегистрировано изменение давления, но недостаточное для подачи сигнала тревоги, потому что насос продолжил работу. У Мисс Молочный Коктейль обнаружена небольшая гематома в месте введения иглы. По моим подсчетам, эмбрион начал поедать плодный пузырь примерно в двенадцать ноль пять, тем самым вызвав у матери внутреннее кровоизлияние. Блин, да этот черт просто сожрал плаценту, а заодно — кусок маточной стенки. Согласно записям кардиографа, смерть Мисс Молочный Коктейль зарегистрирована в 12.37. Плод захлебнулся в ее крови приблизительно в 12.56.

Голова Румкорфа резко повернулась назад. И вновь этот свирепый взгляд, обращенный к Тиму.

— Мистер Фили, вы уверены в этих цифрах? Как только Мисс Молочный Коктейль умерла, плод должен был задохнуться в течение нескольких минут, не получая кислорода из ее крови.

Вот он, самый трудный момент, самый-самый трудный.

— Этот… Уф… Когда этот плод начал… дрыгаться, он когтями пробил несколько отверстий в животе коровы. Через них попало немного… немного воздуха, которым он пытался дышать, я так думаю, но вместе с воздухом он наглотался крови матери…

Румкорф явно был в шоке.

— Выходит, плод пережил свою мать?

— Приблизительно на девятнадцать минут, — ответил Тим. — Когда отсоединилась игла, я думаю, ребенок Молочного Коктейля почувствовал… э… почувствовал голод и попробовал слопать первое, до чего смог дотянуться.

— Очень плохо, — сказал Румкорф. — Надо увеличить ввод нутриента и установить дежурства, чтобы каждый час проверять капельницы.

— Доктор Румкорф, — сказала Цзянь. — Все зашло слишком далеко. Мы должны убить коров, сегодня же. Прямо сейчас!

— Прекратите! — визг Румкорфа прокатился эхом по второй палубе самолета. — В первую очередь хочу напомнить, что все это время вы не находились в здравом рассудке, а сейчас вдруг поправились? Совершенно очевидно, что лекарства не пошли вам впрок. Я сыт по горло вашими параноидальными разглагольствованиями!

— А не пошел бы ты в задницу, — предложил Тим. Да он сам в уме ли? Доказательство надвигающейся катастрофы — вот оно, на столе перед ними. — Не будь ты дебилом, старичок. Раскрой глаза, блин! Мы должны поубивать этих чертовых мутантов прямо сейчас.

Маленькое лицо Румкорфа сморщилось от ярости:

— Я не позволю вам, двум… трусам разрушить все. Мы годами работали над этим! И почти у цели…

— Прошу вас, — сказал Цзянь. — Доктор Румкорф, выслушайте меня. Мы должны…

Румкорф топнул ногой по обрезиненному полу, обрывая ее:

— Цзянь, убирайтесь! Я не желаю больше слушать это! Вон из моей лаборатории! И чтоб я не видел вас в этом самолете! Вы уволены! Вон, вон, вон!!

Тим и Цзянь переглянулись, затем оба посмотрели на Румкорфа.

— Вон, я сказал! Пошла вон! — Он ткнул пальцем в сторону трапа, каждой клеткой тела источая гнев.

Цзянь спустилась вниз.

Ну, может, и правда не самое подходящее время напиться, но именно это Тим и собрался сделать. Он вытянул из кармана фляжку, отвинтил пробку и сделал хороший глоток. Ах, вот она, сила скотча.

По руке вдруг ударили, и фляжка перелетела через лабораторию, оставляя за собой хвост скотча. Затем что-то мелькнуло, и Тим ощутил жгучую боль в правой щеке.

Румкорф влепил ему пощечину. Он стоял нос к носу с Тимом, его зачес распушился, торча в сотню разных направлений, глаза широко раскрыты и не моргают за толстыми черными очками.

— Фили, вы что, забыли, что я вам говорил о вашей карьере?

— Да плевать на карьеру, — ответил Тим. — Я просто хочу унести ноги с этого острова живым.

— Не верю, что вы покупаетесь на параноидальный бред Цзянь.

Тим Фили не выдержал. Он с силой толкнул Румкорфа в грудь. Маленький человечек запнулся и полетел назад, поворачиваясь, чтобы приземлиться на руки и колени. Он начал было подниматься, но Тим вскочил ему на спину. Они стали бороться, затем Фили обеими руками схватил Румкорфа за голову и повернул — так, чтобы его лицо было обращено к большому экрану.

— Смотри, старичок, нет, ты смотри! Этот гад пытался сожрать материнское чрево. Единственный, у кого здесь параноидальный бред, — это ты! Что будет, когда они родятся? Чем мы будем их кормить?

Тим не заметил локтя. Он скатился на бок, сплюнул кровь разбитой нижней губы, челюсть раздирала боль.

Задыхаясь и дрожа, Румкорф встал и посмотрел вниз.

— Кормить можно скотиной с других ферм. И заставить Данте наладить поставку еды. Это наука, Фили, и мы здесь, чтобы заставить ее работать на людей. Если б у меня была Эрика, но ее нет. У меня есть вы. А теперь несите свою задницу вниз и начните удвоение пищевых добавок. Я не дам потерять еще один эмбрион, когда мы так близко.

Тим секунду смотрел на него, прежде чем ощутил смутное беспокойство. Он боялся Клауса Румкорфа. Маленький немец прав: Тим оказался трусом.

С пылающим от позора и смущения лицом он поднялся, опасливо проскользнул мимо Румкорфа и торопливо спустился по кормовому трапу.

Тим всегда считал Клауса одержимым, но чтоб настолько? Это уже другой уровень. Да любой увидел бы опасность. И Румкорф должен видеть ее тоже, должен, вот только он все еще надеется посадить свои творения в новые клетки. Да эти чертовы твари будут крупнее львов.

Мимо стойл Тим шагал посередине прохода к своей лаборатории. Его внимательный взгляд не пропустил ни один раздувшийся коровий живот.

30 ноября. Звонок

Имплантация + 21 день

Шаркая ногами, Цзянь шла по коридору, мелкие шажки делали ее продвижение небыстрым. Она яростно крутила в руках бутылку «Доктора Пеппера»: вверх донышком, вниз, вверх-вниз. Цзянь вошла в свою комнату, захлопнула дверь и заперла ее. Подошла к туалетному столику и не стала двигать его, а подняла. Чуть пыхтя от усилий, поставила столик напротив двери. Взгляд ее упал на большую кровать с балдахином на четырех столбиках. Она скользнула за спинку и налегла со всей силы. Деревянные ножки заскрежетали по полированному каменному полу. Кровать идеально притиснулась к столику.

Цзянь села за компьютерный стол и запустила программу, которую написала два дня назад. Последняя надежда. Румкорф не станет слушать ни ее, ни Тима. Колдинг ничего не сделает. Выбора не оставалось.

Она ввела несколько команд. Программа запустилась окошком со словами: «Готовность инициировать контакт».

Цзянь нажала «ввод».

На посту охраны, сгорбившись за монитором системы безопасности, сидел Энди Кростуэйт. Его большой пакет с порнографией стоял рядышком, от частых путешествий коричневая бумага протерлась почти до толщины туалетной. Но Энди смотрел не последний выпуск «Джагз» или «Галереи». Он читал «Жаркую полночь» — примерно на середине. Он, наверное, больше других был шокирован тем, что старина Гюн мог написать такую классную книгу, и тем, что он сам так подсядет на какую-то вампирскую любовную ересь. Но это не просто любовная ересь, Гюн в своей книжке выдал больше сексуальных сцен, чем вечерние киношки канала «Скинимакс».

Энди не хотел, чтобы кто-нибудь застал его за книгой, особенно Магнус, который всегда вставлял к месту и не к месту своего Шекспира. Энди Шекспира читал мало, но чертовски хорошо знал, что древний английский старикашка не писал о помощниках конюха — вампирах-убийцах с блестящими рубиновыми членами. Этот отрывок просто гениальный, Гюнтер, дружище… ге-ни-аль-ный.

Длинный «би-ип» привлек его внимание к главному монитору. Выскочило окно командной строки с двумя сообщениями:

Запуск процесса остановки подавителя помех

Работа подавителя помех остановлена

— Что за?..

Энди сгреб вместе листы романа Гюнтера, водрузил их поверх пакета с порнографией и бросился к клавиатуре. Он вызвал главное меню системы охраны и кликнул по иконке «глушилки». Ну конечно, статус — «выключен». Он щелкнул «включить».

Доступ запрещен

Энди почувствовал холод в груди.

Журнал команд вновь ожил, на этот раз сообщая:

Запуск передатчика

Подключение к телефонной сети… Набор номера…

Энди повернулся к монитору камер и стал «листать» каналы. Кокпит С-5: никого. Лаборатория С-5: Румкорф за лабораторным столом, не у компьютера. Ветеринарный отсек С-5: Тим в стойле номер 4, возится с коровой, тоже не за компьютером. Комната Магнуса: пусто. Колдинга: спит в кровати. Комната Цзянь…

А что это вся мебель придвинута к двери? И она… она сидит за своим идиотским компьютерным столом.

— Твою мать!

Вновь побежали строчки команд:

Голосовая связь установлена. Номер вызываемого абонента: USARMIID

— Ни хрена себе! — Энди схватил телефон и набрал местный номер комнаты Магнуса. Пока звонил, запустил мониторинг канала закрытой спутниковой связи.

Обнаружен канал голосовой IP-связи. Желаете ли вы контролировать аудио: Да/Нет?

Энди нажал «да», чтобы слушать. Он вывел на экран окно управления передатчика и кликнул «разъединить», уже зная, что увидит.

Доступ запрещен

А Магнус все не отвечал.

— А, чтоб вас всех!.. — Энди увеличил громкость на мониторах.

Энергичный голос ответил на седьмом звонке.

— USARMIID, чем могу вам помочь? — Из-за маленьких компьютерных динамиков голос казался механическим.

— Мне нужен полковник Фишер.

— Простите, мэм?..

— Мне нужен Пол Фишер. Zhe shi hen jin ji.

— Мэм, я…

— Фишер! Я должна поговорить с Фишером о проблемах нашего трансгенного эксперимента. Если вы будете тратить время, чтобы отследить этот звонок, меня убьют прежде, чем кто-то сможет ответить.

Короткая пауза.

— Минутку, мэм.

Цзянь смотрела на монитор и не видела его. Перед ее глазами было лишь одно — призрачное видение иглозубого зародыша, бросающегося на оптоволоконную камеру.

Магнус застегнул штаны, вжикнул молнией, затем вышел из туалета взять со стола телефон, трезвонивший уже больше минуты.

— Магнус у аппарата.

— Где тебя черти носят?! — заорал Энди так громко, что Магнус вздрогнул и отдернул руку с трубкой от уха.

— Не вопи, — сказал он. — Я какал.

— Ага, как и Цзянь — на всех нас. Она, похоже, связалась с Манитобой и оттуда пытается позвонить Фишеру!

Магнус открыл ящик стола и достал «беретту 96».

— Можешь отключить наш передатчик?

— Да не могу! Она меня как-то отрубила, «глушилку» — тоже. От меня «глушилка» не запускается.

Магнус прижал плечом трубку к уху, проверил одиннадцатизарядный магазин — полный.

— И она с ним сейчас говорит?

— Кажется, пока ждет.

— Где остальные? Где Колдинг?

Короткая пауза.

— Спит он. Румкорф и Тим в С-5. Сара с экипажем там же, занимаются техобслуживанием. Гюнтер, наверное, поехал кататься на снегоходе. Где Клейтон — не знаю, может, с Гюнтером.

Магнус на секунду задумался и вновь запустил руку в ящик — достал вторую «беретту».

— Значит, так, Энди. Возьми с оружейного стенда «девяносто шестую». Сплавь ее куда-нибудь, убедись, что ее не найдут и что на стенде останется пустое место.

— Понял.

Магнус опустил вторую «беретту» в задний карман брюк и вышел в коридор.

— Вы слушаете, мэм?

— Да.

— Соединяю вас, мэм.

Звук в телефоне чуть изменился, и будто на фоне легких помех раздался мужской голос:

— Полковник Фишер слушает.

— Это доктор Лю Цзянь Дэн. Слушайте внимательно.

Она услышала удивленный возглас прежде, чем начала говорить:

— Цзянь Дэн… послушайте, мы вас иска…

— Замолчите! — Ее терпение иссякло. Время почти вышло. Слишком много стрессов. Они сейчас будут здесь, крысы, пауки, нелепые монстры с зубами и когтями. — Замолчите и слушайте! Они слишком большие.

— Кто слишком большой?

— Они. Кодирование ошибочно. Я не знаю, как я это сделала, но это убьет нас всех.

— Доктор, пожалуйста, успокойтесь.

Косяк ее двери содрогнулся — пять мощных ударов. Такие громкие! Цзянь закричала и сделала шаг от компьютера. Руки метнулись к голове и схватили полные пригоршни черных волос. Дверь снова затряслась от мощных ударов.

— Мэм? Доктор? — прилетел из динамиков голос Фишера, слабый и далекий, и утонул в грохоте ударов и криках Цзянь.

Магнус понял, что стучать бесполезно, и просто врезал по двери — прямой правой, перенеся на руку вес тела. Дерево треснуло со звуком выстрела. Белый зазубренный раскол появился на толстой коричневой двери. Магнус чуть отступил и ударил еще раз, но уже сильнее — и кулак прошел насквозь. Мазки крови окрасили ощетинившееся осколками отверстие. Он бросил короткий взгляд на свой кулак — на костяшках пальцев содрана кожа. Двухдюймовая щепка торчала между указательным и средним пальцами. Вниз по руке текла кровь.

Магнус вытащил щепку, отбросил ее, затем сунул руку в дыру и оторвал огромный, с голову, кусок дверной панели. Затем шагнул вперед и через пролом заглянул в комнату Цзянь.

Для ее измученного рассудка это было слишком — от неистовых ударов в дверь он рассыпал последние крохи здравой мысли. Когда Магнус заглянул в комнату, Цзянь увидела не человеческое лицо, а черную голову с улыбающимися злобными глазами и длинными зубами, с которых капала слюна.

То самое лицо — мордочка уродца из ее грез.

Доктор Лю Цзянь Дэн закричала в последний раз.

Магнус достал «беретту», спокойно прицелился в пролом и выстрелил. Пуля ударила Цзянь в висок, чуть выше левого глаза, пробила кость и вышибла мозг, вырвав часть затылка в облаке розового и красного.

Выстрел отбросил ее на шаг назад, заморозив тот последний крик в ее горле. Со свисающими из развороченного затылка осколками костей и частями мозга Ли Цзянь Дэн удалось сделать шажок вперед, удержать равновесие на секунду, а затем она рухнула ничком на пол.

30 ноября. Провал

Имплантация + 21 день

Колдинг сел на кровати и заморгал, пытаясь прогнать сон. Был выстрел или ему приснилось? Инстинктивный сигнал тревоги звенел где-то в подсознании.

— Цзянь…

Он отбросил одеяло и бросился в коридор к ее комнате.

Колдинг нашел ее дверь полуоткрытой. Он попробовал открыть полностью, но что-то мешало. Туалетный столик, понял он, протискиваясь в комнату… и тут увидел тело.

Он ринулся мимо Магнуса и Энди. Цзянь лежала на полу в расползающейся луже крови. Левая рука сжата в кулак, пряди ее черных волос торчали между пальцев. Правая рука сжимала «беретту 96». Проверять пульс нужды не было — дыра в затылке размером с кулак снимала все вопросы.

— Видать, пролезла в зону охраны, — сказал Энди. — Дубина Клейтон и его код.

— Она была умницей, — сказал Магнус. — Даже если у него был настоящий код, она бы все равно его вычислила — ради интереса.

Колдинг опустился на колени подле своего друга. Женщины, которую он должен был защищать. Не только потому, что это была его работа, но потому, что Цзянь очень нуждалась в ком-то, кто помогал бы ей выжить.

А он подвел ее.

Точно так же, как подвел Клариссу.

Давным-давно ему следовало отправить Цзянь с острова. Ей нужна была помощь, настоящая помощь; ее нужно было увезти от напряжения, которое так губительно отражалось на ее психике, как бы хороши ни были лекарства. Нет же, он игнорировал ее нужды из-за чертова проекта. Из-за надежды миллионов.

Колдинг поднял глаза на Энди:

— Что случилось?

— Увидел ее во время дежурного видеопросмотра, — рассказал Энди. У нее была «беретта», она что-то бормотала на этом своем «чинг-чанг-чонг»…

Магнус поцокал языком, выбрав самый неудачный способ выразить сочувствие. Колдингу захотелось вырвать ему язык.

— Энди позвонил мне, я примчался сюда, но дверь оказалась блокирована, — рассказал свою версию Магнус. — Я попытался поговорить с ней, но она по-английски не отвечала. Я не успел попасть внутрь, чтобы остановить ее. — Он поднял все еще кровоточащую руку, словно его кровь была неоспоримым доказательством его усилий спасти Цзянь.

И даже несмотря на то, что мозги высоко ценимого его компанией гения сейчас стекали по стенам, Магнус Пальоне не продемонстрировал ни грамма эмоций. Колдинг вспомнил свои подозрения насчет Эрики Хёль — как Данте не проронил о ней ни слова.

Он вспомнил, как оставил Эрику с Магнусом.

Но Эрика пыталась все уничтожить, она в тайном сговоре с Фишером. Цзянь не сделала ничего похожего. Если только… не выполнила свою угрозу связаться с окружающим миром.

Колдинг оглядел комнату в поисках телефона, «уоки-токи», даже двух жестяных банок, соединенных нитками. Но ничего не обнаружил. Позвонить отсюда было невозможно, Данте позаботился. Невозможно, кроме как по закрытому каналу связи с Манитобой, но тот был за семью замками.

И тут его взгляд остановился на компьютере. Цзянь удалось вычислить, как использовать компьютер для призыва о помощи. Он взглянул на брызги крови на стене, некоторые капли все еще медленно стекали вниз. Затем посмотрел на пролом в двери. В момент смерти Цзянь была лицом к дыре в двери.

Не она убила себя.

— Такая трагедия… — сказал Магнус. — Она столько раз пыталась покончить с собой, и вот — получилось.

Энди наклонился и вынул пистолет из руки Цзянь.

— Что будем делать?

«Убить вас, зверье, вот что надо делать» — мысль, словно удар колокола, прогудела в голове Колдинга. С огромным трудом он сдерживал себя. Без оружия у него не было ни шанса против Магнуса или Энди. Несмотря на ярость и ненависть, ощущение неоспоримой потребности сделать что-то, он все-таки должен был оставаться спокойным. Находчивым. Попробовать увезти Сару, Румкорфа и остальных с острова. Как только Сара окажется в безопасности, он подумает о правосудии. А сейчас будет подыгрывать, чтобы хоть немного оттянуть время.

— Нельзя говорить другим о ее смерти, — сказал Колдинг. — Они потеряют доверие, и это поставит проект под угрозу.

Магнус посмотрел на него сверху вниз. Едва заметная улыбка играла в уголках рта.

— А что ты предлагаешь, Бубба? Сказать им, что она прилегла вздремнуть?

— Что-нибудь в этом роде. Объявим, что у нее был нервный срыв. Все знают, как она реагирует на стрессы. Скажем, что дали ей несколько выходных. К тому времени, надеюсь, предки родятся и мы получим здоровых животных.

Энди покачал головой:

— А как же выстрел?

Колдинг сделал широкий жест рукой:

— Разве кто-то еще прибежал поинтересоваться, что случилось?

— Колдинг прав, — сказал Магнус. — Мы заколотим дверь, скажем, мол, пришлось ломать, когда у нее поехала крыша. Никто не входил, кроме Колдинга, поскольку она доверяла ему одному. Годится, Бубба?

Колдинг кивнул, вновь сердце больно сжалось от слов Пальоне.

— Отлично, — сказал Магнус. — Колдинг, поторопитесь похоронить ее, пока никто не заявился.

Пи-Джей встал.

— Вы шутите?

— Нельзя оставлять тело: вонять будет, — сказал Магнус. — И я не собираюсь класть ее в морозильную камеру, чтобы там об нее споткнулся Клейтон. Будь вы более прилежны, она сейчас была бы жива, так что вам и разгребать. Выполняйте. Немедленно.

Колдинг задумался на пару секунд, все еще пытаясь побороть свою ярость. Все, что сейчас имело для него значение, — увезти с острова Сару. И для этого он сделает все, что угодно.

— Вы правы, — сказал он. — Я позабочусь об этом.

Магнус повернулся и вышел за дверь. Энди последовал за ним, оставив Колдинга наедине с трупом друга.

30 ноября. Эндшпиль

Имплантация + 21 день

Магнус сидел перед терминалом поста охраны, толстые пальцы отбивали ритм по столешнице: ба-ба-ба-бум, ба-ба-ба-бум, ба-ба-ба-бум. Он ждал, когда на мониторе появится лицо Данте. А пока ждал — вновь перечитывал имейл.

От: Фермерша

Фермерша

Кому: Большому папочке

Тема: Домашние приколы

Прошел слух о дурацком приколе — звонке папочке. Звонят какие-то придурки. RORFL [37] Телефонные хулиганы сделали большую глупость. Папочкины ребята из офиса собираются отследить звонок. Это займет дней пять, максимум шесть. Ой, а я не смогу взять машину. Папочка ищет ее. Ищет изо всех сил.

TTYL [38]

Вот и все. Данте и сам должен понимать это. Бежать больше некуда. Использовать С-5 еще раз — в лучшем случае громадный риск. Даже если им удастся взлететь с острова незамеченными, секретных баз у них больше не оставалось. У Фишера будет доступ к зоне спутниковой связи и армия наблюдателей. Разумеется, сразу все увидеть он не сможет, но мир будет выключен для С-5: подкупить авиадиспетчеров не удастся. Если С-5 попадет в зону захвата радара аэропорта, даже самого заштатного, все будет кончено.

Пять дней, возможно, шесть.

Наконец логотип «Генады» исчез — его сменило напуганное лицо брата.

— Магнус, что у вас творится? Мои компьютерщики сообщили, что наша система вызывала USARMIID?

— Вызывала Цзянь, — сказал Магнус. — «Хакнула» систему закрытой связи, использовала твою сторону для звонка Фишеру, — он наблюдал за выражением лица Данте: неверие, гнев и следом испуг.

— Что… что она сказала ему?

— Да дежурная болтовня. Что она ела на завтрак, ход исследования — в таком ключе. Только в одном нам повезло: она не успела дать наши координаты.

— Ты вовремя прервал связь?

— Да, можно так сказать.

— Ты… нет, ты не сделал этого, — проговорил Данте. — Магнус, пожалуйста, скажи, что ты не сделал этого.

Тот промолчал.

— Но она стоит всего проекта. Идиот! Да мы ни на что не способны без нее!

Магнус здесь, у черта на рогах, принимает непростые мгновенные решения, чтобы спасти «Генаде» задницу, и Данте называет идиотом его?

— И что — что теперь?! — визжал Данте, тряся кулаком перед камерой за сотни миль отсюда. — Вот оно, твое блестящее решение, психопат чертов! Что теперь делать?

— Урезать расходы, — сказал Магнус. — Заметать следы, использовать другие возможности.

— Что значит «урезать расходы»?

— Большой брат, ты бы вынул голову из задницы, да поскорее. Ты что, не понял? Цзянь звонила Фишеру. Ему нужны Колдинг и Румкорф — он надеется заставить их дать показания, чтобы прибить нас по другим обвинениям. Но когда мы выдадим Колдинга и Румкорфа Фишеру, мы убедимся, что они не заговорят. Никогда. Это он повернул игру таким образом. Не мы. Он получает, что просит, и в G-8 знают наверняка, что «Генада» вышла из трансгенной игры. Именно этого на самом деле хотят все правительства. Наши адвокаты разморозили счета. Мы идем дальше.

Данте подался к камере — его лицо заполнило весь экран.

— Так нельзя! Они ведь наши люди, и мы так близко! Как только предки родятся, общественность и пресса не позволят никому препятствовать нам. Мы победили, нам нужно всего лишь несколько дней!

Лицо Магнуса было непроницаемым, но в душе он чувствовал такой редкий холодок грусти. Бедный Данте. Никогда не умел принимать именно тех решений, которые нужны в конкретный момент.

Лицо Данте осветилось, словно в его голове вдруг мелькнул ответ на все мировые проблемы. Сейчас он был похож на ученика из коррекционной школы, который после многочасовых безуспешных попыток наконец нашел ошибку.

— Манитоба! Слушай, а давай перебросим С-5 в Манитобу? Я дам команду персоналу соорудить помещения, в которых можно будет содержать животных размером с тигра.

Магнус кивнул. Точно. Почему бы не попробовать?

— Отлично, братишка. Когда скажешь приступать?

— Давай прикинем. По акватории озера Верхнее этой ночью должна пройти снежная буря. Не исключено, снежные заряды уже сейчас бьют по Черному Маниту. По прогнозам синоптиков, это будет продолжаться пару дней, а следом идет еще один шторм. Полагаю, ты поговорил с Фермершей?

— Получил от нее имейл, — ответил Магнус. — По ее прогнозу, у нас есть пять дней.

— Отлично. Мне сначала надо сделать несколько «перелетов», чтобы стряхнуть с хвоста людей Фишера. Через четыре дня буду на Черном Маниту, как только второй шторм немного утихнет; захвачу с собой план полета и готовую стратегию. О’кей?

— Штормы серьезные?

Данте потянулся к клавиатуре. Картинка сменилась картой погоды Мичигана. Земля коричневая, вода голубая, два кулака шторма — злая зеленая масса, нависшая зловещим саваном над северным берегом озера Верхнее.

— Да-а-а, — протянул Магнус. — Шторм будь здоров.

На экран вернулось лицо Данте.

— Ветры силы почти ураганной. Никто в такую погоду не летает, и любое судно станет капсулой смерти. Просто дай мне четыре дня, Магнус. Я буду у вас четвертого декабря. Мы должны, найти выход.

Магнус кивнул.

— Четыре дня? Думаю, продержусь.

— Вот и славно, — сказал Данте. — Увидишь, братишка, мы пробьемся. Вместе.

Магнус улыбнулся и отключил связь. Семья — такая странная штука. Можно выбрать, с кем спать, кого убить, но брата себе выбрать невозможно.

Лететь в штаб-квартиру «Генады»? На огромном самолете, который разыскивает Фишер? У Данте явно крыша едет.

Магнус запустил программу изменения пароля компьютера, закрывающую доступ всем, кроме него. Когда он закончил, вышел из поста охраны и направился к ангару.

30 ноября. Колдинг прощается

Тыльной стороной ладони Колдинг провел по лбу — только грязь размазал, а пот не вытер. Как же дошло до этого? Как?

Он нагнулся, черпнул лопатой последнюю порцию земли, бросил ее на холмик и прихлопал. За всю свою гениальность, за свой блестящий ум, который должен был веки вечные славиться по всему миру и в книгах по истории, Лю Цзянь Дэн закончила жизнь в тесной, мерзлой, неизвестной могиле.

Теперь от нее не останется ничего, кроме углерода.

Могилу пришлось делать узенькую. Чертовски тяжело было копать здесь. Сначала Пи-Джей пробивался через восемнадцать дюймов промерзшей почвы. Под ней температура земли была близкой к замерзанию, поскольку кристалликов льда ему больше не попадалось. Руки начали отказывать на глубине футов четырех, и Колдинг перестал копать и опустил Цзянь в яму. Она здесь ненадолго. Об этом он позаботится. Вскоре снегом прикроет следы раскопанной земли, и могила исчезнет. Но он найдет ее — на маленькой полянке близ одинокой молодой березки, еще не достигшей и десяти футов роста.

Колдинг поднял кирку, посмотрел на нее, подумал, с каким наслаждением воткнул бы острие в голову Магнуса Пальоне. «Ничего, недолго осталось». Он опустил кирку, натянул пуховик и достал из кармана банку «Доктора Пеппера».

— Прости, Цзянь. Не уберег я тебя.

Вот и весь панегирик, на который ему хватило сил.

Колдинг бережно поставил банку «Доктора Пеппера» на свежий холмик, закинул на плечо лопату и кирку и зашагал к особняку.

30 ноября. Ас

В гостиной, свернувшись калачиком на кожаном кресле, сидела Сара, укрыв ноги одеялом. Она прочла почти половину распечатки «Жаркие сумерки». Без Колдинга, не показывающегося последние несколько дней, свободное время Сара проводила за чтением романа Гюнтера. Не очень-то в ее вкусе, зато прикольно читать книгу, которую написал твой знакомый. Хотя сразу видно, что писал ее мужчина: «рубиновые пенисы»… Да неужели?..

Книга нравилась, но глаза ее через короткие интервалы отрывались от строчек, чтобы подолгу смотреть в окно на разгулявшиеся воды и обледеневшие скалы. Полуденное солнце пряталось за облаками — серыми и постепенно наливавшимися к горизонту чернотой дорожной грязи.

В гостиную вошел Колдинг. Лицо Сары просияло, но ответной улыбки она не дождалась. Вид у него был помятый, грязный и замерзший. Мокрые от грязи штаны липли к ногам. Он прошел прямо к ней и встал, глядя вниз. Она никогда не видела Колдинга таким: на лице Пи-Джея смешались гнев, решимость и страх.

— Что читаешь?

Он знал, что она читала. Он сам дал ей распечатку.

— М-м… Книгу Гюнтера.

— Да? И как, нравится?

Он протянул руку. Странно. Сара отдала ему рукопись. Пи-Джей взял листы, и они выскользнули у него из рук. Он нагнулся подобрать, начет сгребать в пачку.

— Прости, — сказал он и вернул ей рукопись. — Как-нибудь почитаю… Сейчас надо кое-чем заняться. Потом…

Он повернулся и вышел, ничего больше не сказав. Сара опустила книгу на колени и пальцем погладила крохотный клочок бумаги, едва выглядывавший вверху пачки. Клочок, которого секунду назад здесь не было.

Она небрежно перелистала до страницы, на которой лежал листок, и прочитала короткую записку, которую Колдинг сунул в рукопись:

«Магнус убил Цзянь. Я только что похоронил ее. Думаю, Эрику убил тоже он. Мы в большой беде. Виду не подавай. Возможно, очень скоро нам придется улетать. Будь готова сделать без колебаний то, что я скажу. От этого зависит твоя жизнь. Записку съешь, чтобы Магнус ее не нашел».

В глазах потемнело. Сара проморгалась, затем прочла снова.

Цзянь… мертва?

Эрика Хёль — убита?

Пидж ни за что не стал бы так шутить. Только не об убийстве. Бог ты мой!..

Как можно более небрежно Сара смяла записку. Очень трудно было не поднимать взгляда на камеры, висевшие в каждом углу комнаты. Она поднесла руку ко рту и кашлянула. Рот наполнил вкус бумаги, она кашлянула еще пару раз, рукой у рта прикрывая отчаянные движения челюстей. И наконец проглотила.

Саре вдруг отчаянно захотелось срочно собрать свой экипаж. Прогнать полную проверку С-5 и удостовериться, что все в исправном состоянии. Если придется действовать быстро, сюрпризы техники ей совсем ни к чему. Она положила книгу на пол и не спеша направилась в комнату Алонсо.

Сара, Алонсо, Каппи и Миллер брели по снегу, преодолевая полмили от особняка до ангара. Тяжелые черные тучи перекрыли горизонт, разметав по небу серый фон. Первые хлопья снега закрутили бешеные хороводы. Совсем скоро снега будет очень много.

— Скажешь наконец, что стряслось, или нет? — спросил Алонсо, по своему обыкновению подняв в холод плечи до уровня ушей. — Неужели ты хочешь, чтоб мы поверили в твою «внезапную проверку»?

— Кончай ныть, Со, — ответила Сара. — Делай, что говорят.

— Брешешь, босс, — сказал Миллер.

— Точно, — согласилась Сара. — Брешу.

Она остановилась. Следом остановились все. Снег крутился вокруг них. Она посмотрела каждому в глаза. Ее друзья. Ее семья.

— Парни, вы мне верите?

Все трое кивнули.

— Тогда проверяйте и не задавайте вопросов.

Сара повернулась и зашагала к ангару. Друзья последовали за ней. Чем меньше они знают, тем меньше шансов, что кто-то из них ошибется и раскроет их карты Магнусу. Если он убил Цзянь, то, недолго думая, расстреляет и экипаж С-5.

Экипаж вошел в самолет, оставляя набирающий силу ветер завывать снаружи. Оказавшись на месте, Сара остановилась раздать инструкции.

— Миллер, Каппи — вам проверка полетных сбруй каждой коровы.

Двойняшки переглянулись.

— На всякий случай, да? — спросил Миллер.

— Ага, — подхватил Каппи. — На случай, если нам придется гипотетически взлетать при плохой погоде?

Сара кивнула. Двойняшки дружно кивнули в ответ и быстро отправились выполнять приказ. Сара зашагала по проходу между стойлами, Алонсо шел рядом.

— Странно, — сказал он. — Я почему-то тоже ощущаю этот зуд — пройтись по предполетному чек-листу.

— Я начну с лаборатории, — сказала Сара. — А ты… знаешь, проверь-ка, все ли оборудование на замках. На всякий случай.

— Понял, на всякий случай. Поскольку у меня и в мыслях нет сообщать тебе, что идущий на нас шторм будет отменно мощным сукиным сыном.

— Нет, в шторм мы, конечно, не полетим, — сказала Сара. — Но когда он пройдет… в любом случае не помешает быть готовыми.

— Ни слова больше, mon capitaine, — Алонсо направился к лаборатории Тима и приступил к работе.

Сара пошла к носовому трапу через коровник, почувствовав внезапный прилив раздражения неизбывным запахом скота и вонью коровьего дерьма. Алонсо был прав. Шторм и вправду намечался отменный, и к тому времени, когда они подготовят С-5 к взлету, он будет проходить как раз над ними. До завтра — до начала шторма — взлетать небезопасно. Это давало ей одну ночь на то, чтобы уговорить Колдинга улететь.

Она взобралась по носовому трапу и прошла в кабину… чтобы найти там Магнуса Пальоне, сидящего в кресле командира. Он улыбнулся ей. Огоньки приборов играли на его свежевыбритой лысине. Пульс Сары забился в два раза быстрее, и тело словно умылось волной адреналина.

— Сара, вы в порядке? Вы словно призрака увидели.

— Да просто вы напугали меня до смерти, мистер Пальоне. Какого черта вы здесь делаете?

Магнус пожал плечами:

— Просто проверяю самолет, хочу убедиться, что все в рабочем состоянии. Вы ведь не против, если ваш босс хочет выяснить, что вы собой представляете?

— Конечно, нет, — вымученно улыбнулась она.

— Как там погодка — портится?

Сара почувствовала, как пот выступает под мышками. Может, он решил, что она слишком много знает? И пришел сюда убить и ее?

— Да, сэр, портится. Ветер усиливается. Шторм пройдет над нами довольно скоро.

— А нашу большую птичку, наверное, трудно поднять в воздух при такой погоде?

Сара кивнула, может, чересчур охотно, обрадовавшись возможности обсудить реальную тему.

— Да, чертовски. Взлетать сейчас было бы чистой глупостью.

— Но вы бы справились, — Магнус поднялся из кресла и подошел ближе, ломая трехфутовое безопасное расстояние. Киллер смотрел на нее сверху вниз. Одна, так близко к нему — Сара чувствовала себя маленькой девочкой, вернувшейся домой из школы после очередного нарушения дисциплины и ожидающей приказания отца принести ремень.

Нет, не девочкой… она чувствовала себя насекомым.

Магнус медленно протянул руку и смахнул снежинку с ее плеча.

— Думаю, такой ас, как вы, смог бы поднять эту зверюгу в шторм.

Ее голос в ответ прозвучал тоненько и слабо:

— Я… ну, да… мы сможем. В случае, например, крайней необходимости…

Магнус улыбнулся.

— Что ж, считайте это крайней необходимостью. У Данте есть информация, что уже завтра утром здесь может быть полковник Фишер. Мы снимаемся сегодня ночью.

Сара смотрела на него, чувствуя, как страх смывает волна гнева.

— Надеюсь, вы шутите, Магнус. Я не дразнила вас насчет шторма.

— Не шучу, — ответил Магнус.

Он подался к ней. Сара невольно отпрянула, когда его покрытое шрамами лицо со странными фиалковыми глазами остановилось в нескольких дюймах от ее лица. Его дыхание благоухало «Юкон Джеком».

— Приказываю к двадцати трем часам покинуть остров, — сказал он. — И ни секундой позже, ясно вам?

Его голос уже не был спокойным, ровным и монотонным, как за несколько мгновений до этого. Сейчас он звенел властностью — голос, который, без сомнения, бросал людей в атаку: стрелять, убивать.

— Слушаюсь, сэр, — слова будто сами по себе слетели с ее губ.

Магнус сделал шаг назад, кивнул один раз — четко, словно породистый прусский офицер, щелкающий каблуками блестящих сапог. Затем скользнул мимо нее к выходу из кабины.

Сару передернуло. Может, шторм окажется не таким страшным, как они думали. Но даже если и так, улететь гораздо лучше, чем застрять здесь с Магнусом Пальоне.