В городе праздновали Первомай.

Огромные колонны людей формировались на распланированных администрацией точках улицы Гоголя и плавно вытекали на городское кольцо. Флаги, транспаранты, воздушные шарики в руках детей и пестрота весенних цветов – все это создавало непередаваемую атмосферу радости.

Из репродукторов гремела музыка. Народ лучился улыбками, пел песни под баяны, кто-то пытался пуститься вприсядку прямо по ходу движения людского потока. И не было во всем этом проклинаемого демократами двухтысячных авторитарного принуждения со стороны злобных коммуняк. Заградительных отрядов с пулеметами тоже не наблюдалось. Даже милиции было не так уж и много. И, к слову, раз уж пришла на память «демократическая мифология», – не было вокруг ни одного пьяного или даже слегка выпившего человека. Все сядут за стол после обеда, как заведено.

А сейчас массовая эйфория била повсеместно фонтаном абсолютно трезвой и здоровой струей.

Это давно уже был праздник не идеологии, а победившей и властно вступавшей в свои права крымской весны. И его действительно по-настоящему любили. Может быть, даже больше, чем Новый год. Разумеется, предприятия получали какие-то разнарядки из горисполкома по количеству участников, да только приходило людей гораздо больше, чем надо. Добровольно. И на точках сбора постоянно творилось чудовищное столпотворение. Осатаневшие организаторы доходили чуть ли не до драк, отстаивая свои кровные метры отведенной территории. А колонны выходили на площадь Ушакова с вопиющим опозданием. Но все эти капли дегтя недоразумений пшиком исчезали в цистерне вселенского веселья.

Наша группа сегодня не работала. Имеется в виду – по специализации. Всеобщий праздник захлестнул и нашу Контору. В дружный строй Ленинского района наших волкодавов, разумеется, не ставили, но они были где-то здесь. Наслаждались и расслаблялись.

Меня тоже отпустили «погулять». Одного, без контроля. Как сознательного, несмотря на некоторую безбашенность, сотрудника.

В качестве практикума я был под маскировкой. Мой образ – тревожный отпрыск не очень богатой прослойки малоквалифицированного пролетариата на грани люмпен-категории. На мне был кургузый пиджачок, надетый на выцветшую серую водолазку, не очень чистые штаны в коричневую полоску и тяжелые зимние ботинки, забывшие о существовании в природе обувного крема. На лице – обкатанный уже мною на Козете грим рыжего повесы: россыпь веснушек и раздвинутые валиками пухлые щеки. Украшала эту красоту драповая кепка-хулиганка, знававшая и лучшие времена.

Подобные мне сорванцы шныряли в волнах людского моря и кусками гнутой медной проволоки сшибали из рогаток, сделанных из шпилек для волос и резинки-венгерки, воздушные шарики у дисциплинированных детей. Народ про эту напасть знал, поэтому своих чад держал ближе к центру колонны. А злодеев легко вычислял, брал за уши и, веселясь, беззлобно отвешивал первомайские подзатыльники.

– А ну иди сюда, стрелок пархатый! Попался? – Очередная жертва уже трепыхается в клешнях пожилого усатого мужика, с рядами орденских колодок на левой стороне пиджака. – Ты чего людя́м праздник портишь? В милицию захотел?

– Пусти-и, дяденька. Я больше не буду.

– Рогатку давай! Давай-давай. Вот так. У ну, брысь отсюдова!

И, довольный собой, «дяденька» возвращается к начатому раньше: «…На не-ом защи-итна ги-и-мнастерка, она с ума-а меня сведет…»

В одном из просветов людского моря под ярким транспарантом «Мир-труд-май» лихо выплясывала замысловатый танец веселая старушка в пунцовом плаще, коричневых гамашах и солдатских ботинках. В одной руке у нее портрет Ленина на палочке, во второй – флажок советских военно-морских сил. Правильные, хотя и не совсем соотносящиеся друг с другом атрибуты крутились вокруг плясуньи морским семафором, сливаясь в бесшабашную и слабо идеологически выдержанную карусель.

Народ радостно гоготал и хлопал в ладоши.

– Давай, Семеновна! Не подкачай!

– …Ра-аску-у-дрявый! Клен зеленый! Лист резной! – Бабуля умудрялась еще и подпевать репродуктору. – Я-а влю-у-бленный! И смущенный пред тобой!..

Напирающие сзади даже слегка притормаживали, расширяя зону этого стихийного танцпола.

– Кле-он зе-эленый! Да кле-он кудрявый! Да ра-аску-удрявый! Резной!

За спиной веселящейся толпы нетерпеливо верещал автомобильный гудок. На подходе пробуксовывал очередной массив праздничной колонны, впереди которого маячил драпированный кумачом изношенный «газон» с огромными картонными буквами «Гагаринский район» на кузове. Прямо за ним, размахивая в воздухе огромными искусственными цветами, клубилась белоснежная стайка красногалстучных пионеров, за которыми степенно вышагивали отцы-руководители. У многих – ордена и медали со времен Великой Отечественной.

Старая гвардия пока еще была в строю: слишком мало прошло времени после тех страшных событий. Одеты все просто, скромно, но празднично. Чисто и аккуратно.

Вообще, если на мой незашоренный взгляд, по тем временам мода была ужасной! Преобладали серые, коричневые и темно-синие тона. Редкая модница позволяла себе покрасоваться в пальто светло-бежевого цвета. У многих женщин – завязанные по-крестьянски платки на головах, где ярких цветовых решений усматривалось гораздо больше, чем в одежде. Мужики, если это солидные мужики, вышагивали в длинных болоньевых плащах с широкими поясами. У тех, кто расстегнулся по случаю теплого весеннего солнышка, под плащами были видны сурового цвета двубортные пиджаки и широкие прямые брюки. Обувь – такое впечатление, будто с одной полки. Разумеется, почти вся черная. Монотонность цветовой гаммы с лихвой компенсировалась обилием кумача, цветов и флагов.

Не привык народ красиво одеваться.

Хотя бывали, конечно, и приятные исключения.

Вот, например, в глубине колонны Нахимовского района ярким праздничным пятном вышагивала дамочка лет тридцати, одетая в ядовито-синий длинный кардиган, связанный из настоящего мохера! Она выглядела веселым мохнатым шариком, случайно застрявшим в сером штакетнике забора. Под руку держала высокого загорелого мужчину, которого, как видно, просто распирало от созданного его подругой эффекта. Оба жизнерадостно махали в воздухе букетиками гвоздик.

Любопытно.

А ведь я впервые за целый день в этом людском море увидел подобное. Вернее, нарядные люди были практически повсюду. Кто-то был одет по случаю праздника и поцветастее обычного, но чтобы так вызывающе модно!

Я втиснулся в толпу и потянулся за интересной парочкой. Тут же мужичок сбоку подозрительно покосился в мою сторону. Ага! Не хватает одной детальки. Пресловутого «маскера» по теории Хейфеца. Я немного отстал, покрутил головой и молча отнял у какого-то октябренка портрет Брежнева на оструганной рейке. Не дожидаясь скандала, нырнул в толпу и появился у мохеровой парочки с другой стороны. Кепку снял и засунул в карман. Вызывающая больно.

Теперь в мою сторону смотрели приветливо и по-доброму. Юный поклонник дорогого Леонида Ильича и патриот родного Отечества. Я тоже авансом раздавал по сторонам улыбки, не забывая при этом наблюдать за интересной модницей.

Из непрекращающегося гомона я понял, что окружающая публика представляет собой симбиоз строителей, корабелов и моряков самого дальнего района города, который в простонародье назывался Камышами. В то время это был крупный рабочий поселок вокруг Камышовой бухты, огромного порта, судоремонтного и рыбообрабатывающего заводов. Край, где сам воздух на многие мили вокруг пропитан чудесными ароматами копченой рыбы.

А ведь Пятый что-то такое говорил именно про Камыши. Мол, зашевелилась там криминальная братия. Получается, что это я неплохо попал! Впрочем, пока ничего интересного не происходило, несмотря на то что уши мои работали как локаторы.

Модницу в пушистом мохеровом прикиде звали Лидочкой. Мужик отзывался на Вовчика и был то ли радистом, то ли электриком на каком-то промысловом судне. По всем признакам, ходил в загранку, как и многие другие из нашей колонны. Явные символы иностранного достатка – почти вся детвора, да и многие взрослые, по-канадски работали челюстями, распространяя кругом ароматы мяты и клубники. Тут и там мелькали импортные вещи, скромнее, чем у Лидочки, тем не менее и не «Русский богатырь». Лица у мужиков, несмотря на весну, были с характерным несмывающимся загаром. На шеях у женщин поблескивали золотом на солнце более или менее дорогие украшения. А макияж был ярким, броским и эффектным.

Загранка в нашем городе всегда жила чуть богаче, чем остальное рабоче-военное население.

Колонна уже миновала центральную площадь с трибуной аксакалов и вышла к Приморскому бульвару, в конце которого приветливо белел мой родной Дворец пионеров. В его уютных недрах одиноко скучал брошенный сегодня нашей группой секретный спортзал Конторы. А мы уже выходили к финишной прямой – на проспект Нахимова. Народ постепенно стал рассасываться по сторонам, алкая поскорее добраться до праздничных столов, накрытых дома.

А вот Вовчик с Лидочкой покидать почтенную публику не торопились. Ну правильно, не для того на суд людской была представлена чудо-обнова, чтобы так просто распрощаться с восхищенной аудиторией. На площади Революции парочка тепло рассталась с коллегами и отправилась гулять по Большой Морской.

Длина подиума увеличивалась на глазах.

И прохожие действительно часто оглядывались на пушистую модель-красавицу, проливая ушаты бальзама на эго ее кавалера. Большей частью восхищенно, хотя некоторые старушки традиционно ворчали вдогонку: «Глянь, кака шалава пошла! Грябут там в своих загранках. У, бяс-стыжая!»

Возле кондитерской «шалаве» захотелось сладкой жизни, и она потащила своего спутника пить «кофий».

А меня… легонько подняли под мышки с двух сторон и утащили в проходной двор.

– Деньги есть? – без обиняков поинтересовались там.

Постоянно шмыгающий носом и воровато оглядывающийся подросток нагловатого вида нависал надо мной грозовой тучей. Двое его напарников прижимали меня за плечи к грязной стенке.

Вот так!

С небес на землю. Аверс и реверс. Белое и черное. Добро и зло. Надо же! Поймали все же на «раскрытой варежке». Что же я так прокалываться стал в последнее время?

– Нету, пацаны. Гляньте.

Я демонстративно вывернул карманы штанов.

– А если найдем?

По моему убогому пиджачку забегали чужие руки.

Я скептически покачал головой.

Нет. Все-таки не бойцы здесь, в центре. Погубит вас эта бескорыстная тяга к деньгам. Ни понятий, ни принципов. Трое на одного – только так и умеете.

За это их в городе и недолюбливали. Вообще, для нас даже такого района не существовало – Центр. Мелкие ватаги вроде этой жили сами по себе, сметали какие-то крохи детским гоп-стопом и грызлись между собой постоянно. Для серьезного противостояния с периферией у них не было шансов. Не хватало консолидирующего начала. Взаимовыручки не хватало, да что там – простой дружбы. Каждый сам за себя. Сейчас вот труханут меня и шмыгнут к себе в нору – лаяться между собой, деля добычу. Шакалье племя.

Этих я, пожалуй, потяну.

– Смотри! Чего у тебя тут?

Я протянул два пальца к животу впередистоящего грабителя и коротко ткнул его в солнечное сплетение.

– И у тебя такая же хрень. Смотри!

Первый еще не успел даже опуститься на корточки, а я уже повернулся к тому, что слева, и не торопясь тянул пальцы к его животу. Тык!

– А ты не торопись, – резко на сто восемьдесят повернулся к третьему, смещаясь на всякий случай чуть в сторону. – Не стоит торопиться. Ты лучше своим друзьям, как отдышатся, привет передай. Слышишь? От пацанов с Матюхи. Ты понял?

Мой нечаянный собеседник на голову выше меня и явно физически сильнее. Но… я же говорю – шакалье племя. Он даже и не собирался дергаться. На что и был расчет. Просто стоял с выпученными глазами, переводя ошарашенный взгляд с поверженных подельников на меня и обратно…

– Не слышу?

– Да понял я, понял!

Ого! Даже голос повышает. Не может его природа смириться со столь быстрой сменой приоритетов. Ладно, додавлю.

Пристально глядя в глаза бунтовщику, я сделал маленький шаг в его сторону и сразу же заметил, как его окатывает волной паники.

– Да говорю же, понял!

– Деньги давай! – коротко сказал я, протягивая руку.

– Чего?

Я сделал еще один шаг.

Внешне картина напоминала мизансцену «Давид наезжает на Голиафа». Я не отрывал взгляда от лица противника и сделал третий шаг. Теперь он был вообще на расстоянии вытянутой руки.

– Да нету у меня денег! Честно говорю, нету!

Честно, говоришь? Ты и честность? Впрочем, хватит. Не стоит перегибать. Надо знать психологию этой разновидности уличной шпаны. Страх потерять кровно заработанные может ударить ему в голову. Как у той загнанной крысы. А мой эффект неожиданности уже кончается.

Чемпион должен уходить на пике славы.

– Ладно, верю, – зафиксировал я окончание дискуссии. – Будь здоров, не кашляй!

Степенно развернулся и, перешагнув через одного из копошащихся на земле противников, вышел из подворотни.

Дальше по плану – знаю что будет. Сейчас отдышатся, осознают случившееся и, пылая от стыда и ярости, рванут на розыски возмутителя спокойствия. Уже не грабить в подворотне, а просто бить.

А в такой схватке я заведомо проигрываю.

Поэтому метров через десять втиснулся в щель между автоматом газировки и чугунным решетчатым забором, присел на корточки, чтобы сместить свой «стимул» из плоскости традиционного обзора, и спокойно наблюдал. Не выпуская при этом из поля зрения Лидочки с Вовчиком, с аппетитом уплетающих пирожные за стеклянной витриной кондитерской.

Минут через шесть мимо меня с топотом пронеслась оголтелая стайка. Запала ей хватит на добрый километр, благо улица широкая и здесь всех видать как на ладони.

Ну бегите, ребята, бегите.

Не мешайте делом заниматься… взрослым людям.