В Крыму самые длинные в мире троллейбусные маршруты.

Бесспорный лидер – первый номер: Симферополь – Алушта. Когда-то в прежней жизни, сдавая на третий юношеский по спортивному туризму, наша группа шла вдоль этого направления. Разумеется, не по асфальту – рядом: по грунтовкам, проселкам и прочей пересеченной местности. С трудом уложились в четыре дня.

А спустя тройку-четверку лет вдоль этой же «дороги жизни» я с автоматом и в полной боевой ходил на полевые выходы от Симферопольского военного училища. До половины. За день. Есть там такая деревушка – Перевальное, место дислокации наших полевых лагерей. Помню, как тяжело давались нашим курсантикам эти сорок километров. Сбитыми сапогами и саднящими мозолями мы измеряли дальнобойность отечественного электрифицированного транспорта. Аж гордость разбирала за страну. Прочувствовали, что называется, на всю жизнь.

Прониклись.

А в раннем детстве для меня фаворитом был троллейбус номер десять. «Десятка». Бесконечное путешествие от Центрального рынка до Камышей: вниз-вверх, спуск-подъем, длиннющие повороты, балки, взгорки. И степь. Горячая, пыльная, ароматная. Это сейчас, в наши дни здесь – микрорайоны и цивилизация. А тогда – ковыль, перекати-поле, редкие огородики среди каменных россыпей да жгучее солнце. И море, синеющее справа на горизонте.

Сказка!

Что еще нужно в этом возрасте, чтобы ощутить себя настоящим путешественником?

И вот я опять на своем обожаемом маршруте.

Вовчик с Лидочкой, откушав эклеров, погуляли еще по Комсомольскому парку, покормили голубей на фонтане с ангелочками и как-то неожиданно вдруг загрузились в троллейбус на остановке. Шли вроде как мимо, не стояли, не ждали, а «десятка» подошла, и они прыг – и в транспорте. Я и дернуться не успел.

На мое счастье, маршрут в этом месте петляет. Плюс горка от рынка, там троллейбус долго пыхтит до следующей остановки. Я рванул наперехват через дворовые улочки. Врешь, не уйдешь! Азарт какой-то дурной появился, хотя, если подумать, далась мне эта сладкая парочка!

Видимо, все дело в мохере…

Так по крайней мере думалось мне на задней площадке «десятки», куда я мини-ядром влетел на остановке, следующей за Центральном рынком. Влетел и высвободил тем самым себе жизненное пространство в спрессованном человеческими телами аквариуме. После первомайской демонстрации общественный транспорт был забит до предела.

«Ну да, конечно, все дело в мохере», – обреченно признавал я, мучаясь от судорожных приступов чихнуть, так как в этот самый мохер и был погружен почти полностью, оказавшись прижатым к Лидочкиной спине.

Мохеровые шмотки в Советском Союзе были большой редкостью.

Наверное, потому что ангорские козы, которые родом из Турции, у нас в СССР как-то не приживались. Либо по какой другой неизвестной мне причине. Все кругом знали только одно – мохер, или ангора, как называли его пафосные старушки, – это круто! И ужасно дорого. Моток у спекулянтов стоил рублей двадцать пять – тридцать (информация из разработок по «Березке»). А чтобы шарфик связать либо женскую шапочку, таких драгоценных клубочков нужно не меньше двух-трех (а это сведения уже от бабули). Вот и считайте.

К слову. Находились ухари, толкавшие втридорога под мохер простые шерстяные тряпки, агрессивно вычесанные железными щетками до состояния импортного эксклюзива. До первой стирки. Вот так: не почешешь – не продашь…

Я тоже в данный момент… чесал нос в зарослях шерсти, стоимость которой на глазок оценивал рублей в пятьдесят. Если не больше. Загранка, конечно, богато живет, но ведь не до такой же степени!

«Откуда деньги, Зин?»

Троллейбус тряхнуло на ухабе. Слипшаяся человеческая масса дружно подпрыгнула, и я наконец звонко чихнул, боднув при этом мохеровую спину Лидочки. Спина брезгливо содрогнулась и попыталась от меня дистанцироваться. Тут же сверху и справа замаячила суровая коричневая физиономия. Это встревоженный Вовчик пытался выяснить – кто это там уродует фамильную драгоценность.

– Изв-в… – пискнул я, преодолевая давление сзади и по миллиметру удаляясь прочь от священного кардигана.

– Я же говорила тебе – давай на такси поедем, – с ненавистью прошипела Лидочка в коричневый кадык своего спутника, – говорила же…

Непроизвольно представив себе, как эта мохеровая львица впивается зубами в провинившийся кадык, я неожиданно для окружающих нервно хихикнул. Да громко так. Лидочку словно кнутом вытянули промеж лопаток. Она дернулась вперед – подальше от невоспитанного вандала, и тут внезапно троллейбус пришел ей на помощь – резко и очень своевременно затормозил возле очередной остановки.

Мохеровую парочку унесло вперед. Вместе с впередистоящими. На задней площадке стало гораздо просторнее. К тому же добрая четверть пассажиров шустрым ручейком стала просачиваться на выход. Правда, тут же в салон девятым валом впечаталось еще… две четверти, но я уже благоразумно стоял у заднего окошка, надежно прикрытый от пресса окружающих никелированным поручнем.

Троллейбус резво покатился по Стрелецкому спуску к улице Пожарова.

Уму непостижимо!

Это рогатое чудовище сломалось за пару километров до конечной! Как раз напротив бухты Омега. Хоть иди да купайся с досады. Впрочем, на майские праздники у нас только умалишенные принимают морские ванны. И между прочим, их не так уже и мало.

На мое счастье, Вовчик с Лидочкой к этой категории не имели никакого отношения.

Впрочем, называть их нормальными я тоже не спешил бы. Потому что самым разумным действием в таких случаях было бы дождаться следующего транспорта. Хоть он и ходит раз в полчаса. А они решили продолжить свой променад в пешем порядке. Что и меня вынудило топтать землю вместе с ними. И путь мой, хочу отметить, получался раза в два длиннее – с учетом вынужденных шараханий по кустам да лощинам. Такие вот прятки на ходу. В голой практически степи. Благо зародыши будущих огородов, жавшихся к дороге, несколько упрощали ситуацию.

Лидочка, судя по выразительной жестикуляции и обрывкам долетающих до меня фраз, продолжала методичный распил мозгов своего спутника. Можно было бы сказать, что милые ссорятся, если бы не достойная восхищения позиция сильной половины, напрочь игнорировавшей все попытки любимой устроить скандал.

В конце концов уже на подходе к первым признакам цивилизации Лидочка вдруг резко остановилась, выкрикнула что-то особо обидное и, взмахнув рукой (что, видимо, означало: «Да пошел ты!»), уверенной поступью двинулась перпендикулярно прежнему маршруту – в сторону ближайшей пятиэтажки.

«Отряд не заметил потери бойца».

Вовчик даже не оглянулся! Он не уставал меня изумлять. Невозмутимо похлопывая по ноге сорванной хворостиной и не меняя скорости, он продолжал движение к какой-то им намеченной цели. Что называется, «баба с возу – кобыла… в курсе дела…».

Я заметался переполошенно.

За кем? А если быть откровенным, правильнее было бы спросить: «На кой?» Какого черта я вообще здесь забыл? Чего мне далась эта парочка? Вернее – не совсем уже парочка. Что привносило очередную порцию хаоса в и без того уже несуразную ситуацию.

Я крякнул от корежащей меня иррациональности собственных поступков и… направился за Лидочкой. Мохер все-таки. Плюс гендерная мотивация… наверное…

Лидочка, злобно впечатывая шаги в землю, миновала пару домов и нырнула в какое-то ветхое двухэтажное строение, вызывающе хлопнув при этом дверью подъезда. Сидящие неподалеку на лавочке старушки, количество которых несколько настораживало, дружно вздрогнули и тут же принялись активно обсуждать возмутительное поведение очередной жертвы. Такое событие!

Я навострил уши.

– …Ни днем ни ночью. И ходють, и ходють.

– Да стыда нет! Иждивенка. Мы работали-работали…

– …Ни стыда ни совести. Мутная особа. Здрасте не скажет! Накрасится-намалюется и пошла!

– А этот ее? Как в загранку уйдет… А она, шалава…

Чтобы не стоять столбом, хлопая ушами, я присел на корточки и стал перебирать травинки на газоне – мол, ищу чего-то. Смотри-ка! Детская лопатка. Годится. Теперь вообще можно изобразить дошкольника на выгуле. При помощи науки старика Хейфеца: встать на одно колено, съежиться, опустить плечи и голову. Кепку прочь. На физиономию – детсадовскую сосредоточенность: надуть губы, нахмурить брови и сморщить лоб. Взгляд рассредоточен книзу. И елозить неторопливо лопаткой по грунту, не делая при этом резких и высокоамплитудных движений. Не привлекать внимания, короче…

– …И выходит такая выдра. И мне: «Привет, бабуля!» Нет, ну вы слыхали? «Бабуля»!

– Плачет милиция, плачет. Сообщить куда следовает, и все тут…

Не утихает буйно море.

– …Говорю я вам. Ворье сплошное. Деньжищи-то какие!

– И говорит мой дед покойный: «Нет такого права, чтобы выселять!» А я грю: «Как это нет?..»

– …Одним миром. И Вовка, и дружки его. Сидят в гаражах и жрут ханку…

– А давеча татарин один. Рожа стра-ашная. Как зыркнет! А он ему: «Ладно, Мирхасан. Хорошо, Мирхасан». А потом: «Мишаня! Какие наши годы!» Бачишь? То – Мирхасан, то – Мишаня. Крутят они чегой-то…

– И как высунет нож! Вот такенный!..

Хлопнула дверь подъезда.

– Ой… Лидушка!.. Доброго здоровьечка… никак переоделась?

Лидушка даже бровью не повела.

Праздничный наряд с шикарным кардиганом сменила на легкомысленные треники с коротенькой болоньевой курткой пунцового окраса. На ногах изношенные кеды, из всех украшений – легкая цветастая косынка на волосах. Излучая полный игнор окружающих, бодро направилась в сторону бухты. Меня даже не восприняла как одушевленный предмет. Аж обидно! Знакомились ведь в троллейбусе. Прижимались друг к другу…

– …Пошла, пошла! Ни те здрасте, ни те до свидания… – По всем признакам Лидочка уже удалилась на акустически безопасное расстояние.

Давай глянем, куда она намылилась.

А как, кстати, зовут отца Тохи Исакова? Сан-Саныч говорил же. То ли Денис, то ли Михаил. Мишаня. Мирхасан. И внешность у него татарская.

Совпадение?

А в гаражах у бухты – дым коромыслом!

Первомайские шашлыки. Маевки! Так это называлось на заре столетия? В среде нелегальных революционеров пролетарского происхождения.

Сильны традиции!

Впрочем, новомодные мангалы, как, собственно, и сама традиция праздничного шашлыкопроизводства, еще не сильно прижились в этом времени. Проходят, так сказать, обкатку на жизнеспособность. Первопроходцы жарят куски свинины, проткнутые самопальными шампурами, в основном на кирпичах. Рядом на земле – непременная скатерка, на которой аппетитно расставлены алюминиевые миски с разносолами: сало, шпроты, куски сервелата, огурчики-помидорчики да яйца вкрутую. А больше, собственно, ничего и не хочется. При условии, что хватает «беленькой»…

Потерявшая былой блеск Лидочка, она же – Лидушка, она же выдра, иждивенка, шалава, иными словами – мутная личность, целенаправленно двинулась к одной из многочисленных гаражных групп, где значительным ростом своим выделялся коричневый Вовчик. Сюда, значит, он сразу направился, увернувшись от домашней бензопилы. Возле коптящего небо новаторского мангала с пафосом топталось еще человек десять мужиков и пара-тройка дамочек разнообразного возраста.

М-да. Проблемка.

Детей в подобных тусовках не предусмотрено. Дошкольником здесь не прикинешься. А промежутки между гаражами просматриваются как на ладони. Никакой Хейфец не поможет.

К тому же мой маргинальный прикид не оставляет никаких сомнений в злонамеренности появления в гаражах подобной шпаны.

Ну что, тогда сворачиваемся?

Черт! Через весь город! За пустышкой. Как идиот параноидальный.

Сдерживая внутри себя клокочущую досаду, я втиснулся в щель между двумя гаражами и, еще не отдавая себе отчета в том, что решение уже принято, полез на крышу.

Вот откуда во мне такая черта появилась? Никогда ведь не страдал излишним авантюризмом. Да что там – излишним. Вообще никаким! Всю жизнь взвешивал, планировал, анализировал. А сейчас – скорость моей рассудительности катастрофически проигрывает прыти малолетнего беспредельщика. Детские гормоны порой напрочь забивают глубокомыслие и осторожность. Взрослому сознанию остается лишь бить по хвостам – оценивать последствия и судорожно, в качестве оправдания выискивать «добро», без которого якобы не бывает «худа», неизбежность которого в последнее время становится довольно тревожной.

И вот, не успев толком проанализировать истоки собственной непредсказуемости, я обнаруживаю себя уже на крыше гаража прямехонько напротив разгулявшейся компании.

Ладно. Все самокопания на потом. Сейчас теснее к рубероиду – и слушать.

– Ну так вот. Слушайте еще один анекдот. Лежит, значит, Брежнев на пляже…

– Иван!

– Да ладно, Танюх. Все свои. Лежит, значит, Леня на бережку и дремлет. Разморило его. Солнышко, ветерок – лафа! А тут шавка, собачонок, кабысдох местный – шасть и к нему между ног!

– Иван!

– Да погоди ты! Между ног, значит, шасть – и давай тому причиндалы вылизывать.

– Иван!!!

– Да тьфу ты! Не даст рассказать. Отойдем, мужики…

– Ладно, стой уж. Ну че там дальше?

– А дальше Брежнев поерзал на лежаке и сквозь сон говорит: «Ну это вы уж слишком, товарищи!»

Взрыв хохота. Женского – в том числе.

Антисоветчики доморощенные.

– А вот еще один…

Так я и провожу время: лежу, загораю на гаражной крыше, слушаю анекдоты. А также – сплетни, байки, воспоминания о том, как какой-то Кузьмич лишил какого-то Данилыча процента за протечку фреона, а Данилыч даже диаметра подшипника по маркировке не определит… и так далее…

Самое полезное, что узнал в этом праздничном бедламе, – это то, что кок Андрюха опять не успевает приготовить «шхеру» на камбузе для «овец» (они что, с собой баранину живьем возят?), а коробка уходит в море через неделю, как раз перед Днем Победы. И бухать придется на борту. (А! Наверное, свежая баранина – для шашлыков, маньяки какие-то шашлычные.) Но если кто-нибудь хоть каплю, хоть понюхает – «кишки повыворачиваю!», «пробку законопачу!», «задницу на немецкий крест!»… и еще с десяток хоть и нештатных, но уже заранее распланированных мероприятий…

Я так понял, среди народа присутствует и капитан собственной персоной.

Босс.

Кстати, именно он между делом порекомендовал внимающей аудитории «меньше трепать языком» и «не сорить фантиками» без меры. Это когда среди расслабляющихся морских волков всколыхнулась тема «Кто тут круче?». После шестой, разумеется. Тему плавненько замяли, тем не менее я отметил для себя некоторую диспропорцию в ситуации.

Где это видано, чтобы загранка отказалась лишний раз резануть понты?

Странно.

Босс явно (хоть и по пьяни) намекал на соблюдение разумной осторожности в засвечивании доходов. Отсюда напрашивалось два вывода – не все доходы получены законным путем, как минимум. И во-вторых, об этом знают все, включая «присуц-сщих десь дам».

Как это называется? Правильно. «Преступный сговор».

Так-то вот.

Хотя, если честно, ерунда все это.

Весь город знает о том, что вся загранка в той или иной мере фарцует. Да вот хотя бы – мохером, к примеру. И незачем мне было тереть пузом рубероид на крыше, чтобы получить этот вот довольно сомнительный эксклюзив. Хватило бы и веселых старушек возле подъезда.

Видимо, просто пытаюсь нащупать хоть шерсти клок на измученном теле паршивой овцы.

Впрочем… Слегка приподнявшись на локтях, я все же исхитрился разглядеть капитана этой пиратской шхуны. На всякий случай. Здоровенный мужичина с лицом, до глаз заросшим рыжей щетиной. И лысый как колено.

Норвежский викинг, да и только. Шлема рогатого не хватает.

Я вновь приник к крыше и, зевая от скуки, продолжил прослушку пьяненького толковища. Беспросвет! В какой-то момент мне явственно представился грозный варяг в норманнском облачении, который весело приплясывает на деревянной палубе и жизнерадостно размахивает… фантиками. С Леликом и Боликом…

Я встряхнул головой.

Черт! Задремал.

Блин. Как тот Брежнев на пляже. Собачки только не хватает… Кабысдоха…

Разочарованно вздохнув, я по-пластунски зашуршал прочь от этой веселой компании.

– Ну пусти, дяденька! Пусти-и-и! Чего я тебе сделал?

Допрыгался, Джеймс Бонд?

Мое возвращение по крышам к исходной щели между гаражами окончилось непредвиденным позором. Скорей всего, я расслабился и в какой-то момент стал шуршать по рубероиду излишне громко. А когда высунул нос из подворотни, тут же был схвачен за ухо твердой и непреклонной рукой.

– Ага! Попался, рыжий! Ты чего это по крышам лазаешь? Шпана!

Рыжий?

А, ну да. Я ведь в гриме! Рыжие брови, веснушки, валики из марли за щеками. Хорошо, что парик на голову не нацепил. Как у того Антошки с картошкой из модного по этим временам мультика. То-то бы изумился этот бдительный дядька, если бы я начал скидывать свой волосяной покров!

Он, вражина, получается, меня услышал и сопровождал снизу на цыпочках. А когда я полез вниз – устроил за углом засаду.

Стратег!

– Пусти! Больно же! Вы чего травмируете ребенка?!

– Чего-о? – У него аж пальцы возмущенно дрогнули на моем горящем ухе. – Ты – ребенок! А вот я тебя сейчас в милицию! Гляди-ка ты! Выступает еще!

– Ай! Ну все. Сломали хрящ. Инвалидность. Чего-то у меня в глазах темнеет…

Не тут-то было!

Дядька просто перехватил меня за шиворот, оставив в покое многострадальное ухо.

– Идем-идем, хрящ! В милиции будешь рассказывать про свою инвалидность. Смотри какой!

Мужик целенаправленно потащил меня на встречу к обещанным неприятностям, так крепко придерживая за воротник, что я практически не касался земли. Носочками разве что. Как балерина…

И как, позвольте, смогут помочь мне в этой ситуации взрослое сознание, два высших образования и богатый жизненный опыт?

Против лома нет приема.

Или все же есть?..

– Мужик! Слышь, мужик! Постой.

– Я тебе сейчас дам «мужик». Сопля зеленая!

– Гражданин! Мужчина!! Товарищ!!! Дай сказать!

– Ну чего?

– Вон там мои папа с мамой, – я машу рукой в сторону, где метрах в трестах заканчивают доедать шашлык пираты с рыболовного сейнера, – у нас собака потерялась, и папа меня на крышу подсадил. Оглядеться вокруг. А сам я слезть не мог. И пошел по гаражам искать, где спрыгнуть можно. Спросите у папы.

– Так у тебя родители здесь? – Меня перестают держать за ворот, оправляют пиджачишко и даже слегка отряхивают от пыли. – Что ж ты сразу не сказал?

– Так вы сразу за ухо! Больно же…

– Ну пойдем тогда к твоим родителям.

Блин!

– Ну, пойдемте…

Мы двинулись к дымящему в отдалении мангалу.

Я лихорадочно соображал.

– Папа собачку свою больше меня любит, – начал я сочинять на ходу, прибавив немного надрыва в голосе. – Он ее в прошлом году нашел на пляже. Щенком еще. Его кто-то недотопил. Чуть не помер щенок-то. Папа так и назвал его… Кабысдох.

– Хм. Ну и имечко.

– Вообще-то его Шариком зовут. Но папа иногда называет «Кабысдох с пляжа». Когда хочет показать – ну, как любит его. Рассказывал сейчас друзьям, как нашел его в бухте.

Я остановился, будто мне внезапно пришла в голову хорошая мысль.

– Дядечка! А вы хотите денег заработать?

– Чего?

– Папа выпил немного. И сказал друзьям – кто найдет Кабысдоха, тому сто рублей даст. У него денег много!

– И чего?

– А вы сейчас подойдите к нему и спросите: «Кто тут сейчас про Кабысдоха с пляжа рассказывал? Я, мол, случайно услышал. И помочь хочу. За вознаграждение». А я пока тут вас подожду. Ну, чтоб папа не понял, что это я вам про деньги рассказал. Потом вместе Шарика поищем. А стольник поделим потом. Поровну…

– Чегой-то поровну? Хватит с тебя и червонца.

– А чего так мало-то? Четвертной хотя бы…

– Ладно. Дам тебе два червонца. Смотри ты, малой, а туда же – торгуется еще! Яблочко от яблони… Загранка, одним словом…

– Ну я здесь, за углом. Жду.

– Давай… жди.

Многозначительно…

Стопудово кинуть собрался «соплю зеленую». Ну-ну.

Удаляясь, поинтересовался:

– А как отца зовут?

– Так… Леней. Леонидом Ильичом. Как Брежнева.

– Хм. Бывает…

И направился навстречу… уже своим неприятностям…

Развязки я ждать не стал.

Можно было только предположить, какие непонятки там начнутся между скрытыми махровыми антисоветчиками и услужливым, готовым прийти на помощь гражданином. С цепкими ручками.

Ухо аж горит!

Будем надеяться, что и ему сейчас по ушам достанется. Моряки – народ такой. Суровый! Особенно по праздникам…

Дворами я стал выбираться к остановке троллейбуса. Добраться бы засветло до спортзала. Как не хватает мобильников в этом мире! Инструктора, наверное, на взводе из-за моих прогулок. Позвонить бы, успокоить…

Тьфу! Ну я и баран.

А кто простые телефоны отменял? Вон будка, кстати, неподалеку.

– Але! Диспетчер?

– Ну.

– Это Старик. Для Пятого: «У меня порядок. Работал в Камышах. Ничего интересного. Возвращаюсь на базу». Принял?

– Юноша! А код доступа тебя не учили называть?

– Сан-Саныч! Ты, что ли?

– А шарахаться по городу тебе когда разрешили?

У Козета излюбленная черта – игнорировать половину моих вопросов. Так он, с точки зрения педагогики (как он сам ее понимает), ставит меня на место. Когда я (опять же с точки зрения инструктора) начинаю борзеть. И зарываться. Или умничать не по делу. Или же когда накосячу. Но сейчас закон на моей стороне (по крайней мере, формально):

– Нельзя разрешить то, что не запрещено. Напомни-ка, Сан-Саныч, – запрет был или нет? Что-то я запамятовал.

Заминка.

– Пятый сказал… чтобы один не высовывался, – неуверенно буркнул Козет в трубку.

– Товарищ капитан! Когда вы перестанете путать приказы с рекомендациями? Вам лет сколько?

– Ну ладно. Уел. А как ты смотришь на внеплановую тренировочку? Сегодня вечером. Это, между прочим, тебе твой инструктор… рекомендует.

– С вожделением. Горю аж от нетерпения.

– Ну-ну. Прохожих… не обожги.

Так и не научился острить.

– Буду через час. До скорых встреч.

– Не шлеп…

Но я уже положил трубку.

Фразу «Не шлепнись!» Сан-Саныч содрал у Пятого. Плагиатор бледный. Это они так прикалываются из-за моей методы звонить по телефону-автомату. Роста не хватает – поэтому приходится становиться на оконные проемы. Ну да я уже рассказывал…