Мистика это или не мистика, уже и не знаю.

Секунд десять мы молча рассматривали друг друга, не обращая внимания на окружающих.

Потом Диана Сергеевна теперь уже в образе миловидного врача «скорой помощи» поправила шапочку на голове и строго поинтересовалась:

– Тебе чего, мальчик? Ты заболел?

Заболел? Не то слово! Я просто брежу, а возможно, даже и немного в коме.

– Ага! Лихорадка Эбо́ла. В самой начальной стадии.

Диана чуть дрогнула уголками губ.

Так-так-так. Веселимся, значит? А ведь ты, матушка, в теме! В курсе, что есть такая неприятная, но пока еще не открытая в Африке болезнь. А ведь что-то подобное я и предполагал подспудно. Чуть какие непонятки – жди земляка из будущего. Или землячки.

– Так что, банки мне тут поставят или нет? Ну хотя бы горчичники! Эбола – она ведь ждать не будет.

– Караваев! Ты чего здесь безобразничаешь? – нарисовалась неожиданно где-то сбоку школьная врачиха. – А ну марш отсюдова! Выйди немедленно из помещения!

– Вообще-то мне тут кое-кто из присутствующих круиз обещал намедни. По автобанам Германии. Ведь так, Диана Сергеевна?

Самозванная медичка стояла и молчала.

Пялилась только на меня смеющимися глазами.

– Чего? Приснилось это мне? А самое главное, что больше всего меня интересует, какие такие «дела» я должен забросить по вашей просьбе? Чтобы кому-то там захорошело?

– Тебя силой вывести?

– Погодите, Эльвира Васильевна. Не стоит беспокоиться. Надо все же осмотреть мальчика – вид что-то у него не очень здоровый. Так, ребята (это она санитарам), берите-ка носилки и несите девочку в машину. Осторожно, не как в прошлый раз. Эльвира Васильевна, проследите, пожалуйста, как санитары будут грузиться, а я пока займусь этим школьником.

Опять она всеми рулит!

Ведь логичнее было бы ей самой убраться вместе со своей медицинской бригадой, а Эльвире – меня осматривать. Но, похоже, логикой здесь уже давно не пахнет. Имеется в виду, рядом с этой загадочной женщиной. Черт! Да откуда же я ее знаю? У меня сейчас мозг взорвется!

– Ты, мальчик, наверное, отличник. Такая ясная и взрослая речь.

– Да хорошист я, хорошист. Говорил же в прошлый раз!

– В прошлый раз?

– Вы что, издеваетесь?

Она точно издевается!

Потому что говорит одно, а в глазах – черти за животики держатся.

– Я слышала, твоя фамилия Караваев? Извини, по имени никто тебя не называл.

Вот гадюка! Типа не знает, как меня зовут.

А может, это я все-таки что-то путаю?

– Послушайте, а у вас сестры случайно нет? Близняшки?

– Ты пройди сюда, мальчик. Не волнуйся. Садись на кушетку.

– Постою.

– Ну ладно, стой.

– Так как с сестрой?

– Нет у меня никакой сестры. С чего ты взял?

– Но ведь вас же Дианой Сергеевной зовут?

Разговор плавно закатывается в дебилообразные сферы.

– Дианой Сергеевной, правильно. А откуда ты узнал?

Вот дрянь!

– А ваш папа случайно не мальчика хотел? Вместо вас?

Женщина с интересом посмотрела на меня.

– К чему это? Впрочем… ты угадал. Мой папа всегда мечтал о сыне.

– Хотел, значит, мальчика, а родилась девочка. Как девчушку-то назвали? Не Раиса Захаровна, случайно?

Женщина не удержалась и прыснула, деликатно прикрыв ладошкой рот. И тут же, опомнившись, поспешно взяла себя в руки.

– Я не понимаю тебя, мальчик. Какая еще Раиса Захаровна?

Я тоже ухмыльнулся в свою очередь.

– Да такая Раиса Захаровна. У которой цвет не крашеный, а натуральный. И про которую фильм лет только через десять снимут. А вам, я гляжу, уже смешно, прямо сейчас. Надо же!

– Давай я все-таки тебя послушаю. Задирай рубашку.

– Послушайте-послушайте. Только фонендоскоп оставьте в покое. Меня и так хорошо будет слышно.

– Ну ладно. – Она покладисто уселась на стул и прилежно сложила руки на коленях. – Я слушаю тебя, мальчик Караваев.

– Вы прекрасно знаете, что не такой я уже и мальчик, – сказал я чуть резче, чем хотелось бы. – Не я к вам пришел позавчера, а совсем наоборот. Вы ко мне. С вашими загадками и чудесами. И не надо делать такие круглые и изумленные глаза, перестаньте паясничать. И вообще, откуда у вас внешность принцессы Дианы?

Совершенно не это хотел спросить, но то, что вырвалось, обратно не запихаешь.

Женщина пристально рассматривала меня, о чем-то напряженно думая. Даже губку непроизвольно закусила. Я обратил внимание, что, по крайней мере, глаза у нее веселиться уже перестали. Скорее, что-то грустное плескалось на дне этих серо-голубых озер, слегка подведенных в стиле, совершенно не соответствующем современной моде. Поверьте, в этом я разбирался – Хейфецу спасибо, этому маньяку визажа и предтечи отечественного гламура.

– Тебя действительно только этот вопрос и интересует? – Она рассеянно стянула медицинскую шапочку с головы.

Что и требовалось доказать.

– Не только, – стал я включать обратку, – большей частью меня интересует, что за «дело» вы имели в виду, которое я должен «прекратить». А также…

– Дело, которое ты должен прекратить, – это твой оголтелый до фанатизма поиск убийцы, – неожиданно напрямки заявила Диана, отведя взгляд в сторону окна, – твое яростное и беспричинное желание разобраться, найти и наказать злодея.

Я опешил, если честно.

Крутила, юлила, и тут нате вам – прямо в лоб, без всяких экивоков.

– Беспричинное желание? Да уж. Скажете тоже. Откуда вы вообще знаете про… эти мои «дела»? И почему это, интересно, я должен отказаться от поиска преступника? Почему именно вам так надо прекратить эти поиски? Чем они мешают?

– Да не мне это надо, – вздохнула Диана. – Скорее тебе. Да и смысла нет в твоих расследованиях. Потому что жить убийце осталось… всего ничего. И умрет он в страшных мучениях от… впрочем, все равно от чего. Умрет, и все. Так что отпусти ситуацию… на все четыре стороны.

Я прошел вперед и все же уселся на кушетку. Что характерно, даже не заметив этого.

– Ну… допустим. А все же – почему искать-то его не надо? Как насчет возмездия? Справедливого суда? «Да воздастся вам по делам вашим». Пусть, в конце концов, и ему воздастся, это будет правильно!

– На все четыре стороны, – зачем-то сама себя процитировала Диана, думая о чем-то о своем, затем добавила рассеянно: – Потому что, если ты его найдешь, он, возможно, и умрет чуть раньше. С вероятностью в пятьдесят процентов. Но не обязательно. Есть шанс, что вместо него… умрешь ты. Фифти-фифти, понял? Ну… или, как вариант, умрет, точнее, погибнет кто-то из близких тебе людей. Тебе это надо?

Приплыли.

Такого сюра я точно не ожидал. Умру, если буду искать убийцу?

Почему-то именно сейчас из глубин памяти отчетливо всплыло нетленное: «…Человек смертен, но это было бы еще полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен, вот в чем фокус…».

– Вы, случайно, не родственница человеку по фамилии Воланд? – вырвалось у меня беспомощно. – Хотя… до человека ему далековато будет. Точнее, наоборот… людям до него…

Диана улыбнулась.

– Это таким культурно-литературным способом ты пытаешься спросить у меня, кто же я такая на самом деле?

Мне оставалось только тупо кивнуть.

– Это очень долгий разговор, Витя.

Запоздало мелькнуло: «А кривлялась, будто не знает моего имени, зар-раза». Ключевое слово – «запоздало».

– Когда-нибудь я расскажу тебе что-нибудь из моих… кхм… то есть… из моей биографии. Это ко всему прочему будет еще и поучительно.

– А почему не сейчас? – набычился я. – Поучите меня сейчас. А то ведь… продолжу искать убийцу, да так дураком и помру.

– Не продолжишь, шантажист, – улыбнулась Диана, ласково взъерошив мне волосы. – Поверь мне, впечатления дурачка ты не производишь. К тому же риск, как я сказала, не только для твоей жизни. Рискуют, между прочим, и твои собственные друзья. Коллеги, так сказать. А ты не из тех, кто подставляет своих товарищей. Ведь так?

Почему я начинаю злиться? На ровном, казалось бы, месте.

Почему меня злит эта женщина?

– Если я правильно уловил мысль, вам лично этот преступник известен?

Диана пожала плечами:

– Разумеется. Я вообще много чего знаю.

– Хорошо. Рассуждаем дальше. Вся эта ваша канитель с фокусами в школе, похищенной газетой из библиотеки и вообще… всем эти маскарадом – затеяна лишь для того, чтобы остеречь меня от необдуманного шага. Так?

– Приблизительно так.

– А чем я вам так приглянулся? У меня что, пробор на голове красивый?

Женщина задумчиво посмотрела на свои руки, потом подняла глаза на меня.

– Дело не в проборе. Дело в опасности нарушения цепочки событий, с которыми связан лично ты. И, как ни странно, я! Дело в риске обрушения огромного массива усилий, затраченных, скажем так, группой людей, разрозненных друг от друга, но делающих одно общее дело…

– Какое дело? – тут же вцепился я, перебив Диану. – Ведь я же должен знать, раз так много от меня зависит?

– Как раз и нет.

– Что «нет»?

– Знать не должен.

– Почему?

Она улыбнулась.

– Послушайте, Виктор Анатольевич, вам сейчас, по моим подсчетам, лет пятьдесят, не меньше. И восемь лет вашей детской оболочке. Почему же вы, взрослый человек, позволяете своей малолетней составляющей превращать себя в почемучку?

Я помолчал.

Терпеть не могу, когда меня уличают в этом вынужденном инфантилизме. Между прочим, у меня в голове тоже фифти-фифти – одна часть сознания взрослая, а другая – детская. Ну и чего здесь такого?

Да уж.

Вы слышали? «Что здесь такого?» А, нет, ничего особенного…

– А сколько ВАМ лет, уважаемая Диана Сергеевна? – спросил я вкрадчиво, даже, если честно, и не рассчитывая на правдивый ответ. – Ведь если суммарно, наверняка гораздо больше, чем мне?

– Ну, тут ты угадал, – как-то неприятно усмехнулась женщина, – впрочем, это не столь важно.

– Почему? Очень даже важно. Мы будто бы на разных языках разговариваем. Так сколько? Раза в три больше, чем мне? Или в четыре? Что, неужели в пять раз? У вас было уже пять перерождений? Двести пятьдесят лет?

Диана вдруг весело и заливисто расхохоталась, как девчонка беззаботная. От души.

Я терпеливо ждал окончания сеанса «смехопанорамы», всем видом демонстрируя, что тем не менее настаиваю на получении ответа на поставленный мною вопрос.

– Уф-ф… Рассмешил…

– Чем это?

– Тем, что даже представить себе не можешь, насколько ты промахнулся.

– Промахнулся? Однако. Ну… и на сколько?

– А знаешь, почему ты меня ассоциируешь с принцессой Дианой?

– Хотелось бы узнать.

Женщина задумчиво погладила клеенку на столе. Потом попробовала пальчиком сопроводить замысловатый узор. Я как завороженный следил за движением холеного ногтя, раскрашенного в стиле модных тенденций маникюра образца две тысячи пятнадцатого года – филигранные золотые лепестки на матово-белом фоне, и каждый ноготок раскрашен по-своему.

– Тогда ответь мне на вопрос, – прервала она молчание и гипнотические манипуляции своим маникюром. – Как ты думаешь, в этой, именно в этой временной реальности существует ли вообще… Диана Фрэнсис Спенсер?

– В смысле?

– В смысле есть ли вообще дочь у английского графа Джона Спенсера? Или, может быть, у него сын родился? На этот раз…

Я в опупении уставился на эту невозможную женщину.

– Что вы этим хотите сказать?

– Ты правильно меня понял. Не надо делать такие страшные глаза, это не волшебство и не бред двух сумасшедших, несмотря на то что на мне медицинский халат. Ты меня еще в форме стюардессы не видел.

– А при чем тут стюардесса?

– Ни при чем. Просто доводилось бывать. И не только стюардессой…

– То есть… вы хотите сказать… что вы… Да ладно! А как же возраст? Вам, на глазок, где-то под тридцатник. А принцессе Диане сейчас… то есть… если она сейчас была бы… было бы где-то… четырнадцать или пятнадцать. В два раза меньше!

– Джентльмены, как правило, не упоминают возраста дам, с которыми им выпала честь общаться. Тем более так вульгарно – «тридцатник». Аутре́йджесли! Что за фамильярности! А впрочем… мне тридцать шесть. Тем не менее спасибо за комплемент. Минус шесть… мм… немало…

– Так ведь не бьется возраст!

– Поверь мне, все бьется как надо. И куда надо. А родиться чуть раньше или позже контрольной точки… вообще не проблема. Точнее будет сказать – переродиться…

– Чего?

– Ты такой смешной, когда глаза выпучиваешь. На Пиноккио похож. Так. Все. – Диана поднялась со стула. – У меня в машине девочка, которая сломала ключицу. Хоть я ей укол и сделала, но заморозка скоро отойдет, и будет много крика.

– А… Черешня… она тоже? Перерожденная?

– Нет, что ты. Она просто талантливая девочка. Но лет через сорок действительно может переродиться в свое детское спортивное тельце. Там видно будет, посмотрим на ее поведение.

– Чего-чего? Посмотрим?

– Виктор Анатольевич! Вы мне сейчас пытаетесь изобразить пантомиму из комедии абсурда «Тупой и еще тупее». Всего на свете не знает даже Бог. И вы не пытайтесь…

– Ап…

– К сожалению, сэр, мне пора. – Диана шагнула к выходу. – Не забывайте о нашем джентльменском соглашении, несмотря на то что я все-таки леди. Надеюсь, вы помните, о чем мы договаривались?

– Стойте! Я же изведусь от любопытства. Не успокоюсь! Хоть намекните, кто зарубил семью партизана Кондратьева?

Женщина замерла в дверях, потом медленно повернулась и пристально посмотрела на меня.

– А вы ведь и правда не угомонитесь. Пока дров не наломаете. Не из тех… – задумчиво произнесла она. – Только прошу, не делайте очевидных глупостей. И не пытайтесь меня обмануть. Потому что… себя обманете в первую очередь.

– Так кто он? Как узнать?

– Ваша бабушка поможет, – бросила Диана и закрыла за собою дверь.

Сунула, что называется, с барского плеча призрачный кончик нити. Тонкой и ненадежной, лишь бы отвязался, репей неугомонный.

Прилип, как… битумная крошка к резиновому протектору… фатального колеса.

Того самого.

А ведь я ее вспомнил!

«Москвич-433», фургон желтого цвета.

И рядом – девушка-великан в темно-зеленой спецовке. Глаза на пол-лица, перепуганные, серые. Нет – скорее даже… серо-голубые. Стальные.

Прямо как у английской принцессы.