Не пожелала Диана со мной задушевно разговаривать.
По крайней мере, пока вела машину.
На мои вопросы просто не отвечала. Банально отмалчивалась, странно поглядывая на меня во время нашей короткой поездки. Только губы покусывала, размышляя о чем-то о своем.
Потом нырнула на своем «жигуле» внаглую под запретный «кирпич», прокатила меня по пешеходной зоне Приморского бульвара и лихо тормознула у Дворца пионеров. У самых ступеней монументального крыльца с колоннадой.
– Убедился?
Я аж вздрогнул. Значит, разговаривать все же умеем?
– В чем это я должен убедиться?
– В том, что жизнь твоя висит на волоске и запросто может оборваться в совершенно пустяковой ситуации. Из-за упрямства. Из-за никому не нужных и бестолковых действий с твоей стороны.
И все? Вот именно для этого она меня и поджидала у Конторы?
Я вздохнул разочарованно:
– Диана Сергеевна! Я, конечно, изумлен безмерно вашей способностью предсказывать появление шишек на моем затылке, но, если честно, маловато мне одних ваших слов. И вообще… личность ваша, если быть до конца откровенным, вызывает скорее тревогу, чем спокойствие за мое светлое и безопасное будущее.
Во я завернул!
Женщина, сидящая за рулем, молчала и что-то напряженно обдумывала, глядя прямо перед собой. А мимо машины прогуливался беспечный народ, с легким недоумением посматривая на неположенное здесь транспортное средство.
Смешная девчонка лет пяти в пухлом красном пальтишке и вязаной шапочке пыталась даже приспособить ниточку от своего воздушного шара на радиатор «жигуля», за что тут же получила легкий нагоняй от мамаши, специально отставшей от многочисленной группы родственников, дефилирующих по Приморскому бульвару. Кончилось тем, что шарик вырвался на волю и, гонимый морским бризом, поскакал к одной из припорошенных снегом клумб. Все семейство экстренно развернулось и бросилось воодушевленно ловить воздушного мерзавца.
Я невольно прыснул. Как все же сильна во мне детская половина!
– Тебе нравится жить в этом времени? – неожиданно спросила меня Диана. – Конкретно в этой стране, среди этих вот людей, которые сейчас так азартно топчут газон на Приморском бульваре?
При чем тут…
Что это вообще за вопрос?
– Нравится мне все, – немного резковато ответил я, – и люди в том числе. Подумаешь, газон…
– А в девяностых – нравилось?
Я уставился на Диану. Нет, ну понятно – она эти девяностые тоже видела, и я так понял – не один раз. Только к чему она клонит?
– А в девяностых не нравилось! – Я чуть сбавил тон, но все равно прозвучало вызывающе. – Хотя это и была моя юность, мне тридцати тогда еще не было. Только все эти мои «золотые денечки» были потрачены на то, чтобы кусок хлеба достать для семьи, так как зарплату не давали по пять месяцев. Благо в воинской части можно было буханку у хлебореза выклянчить. Мне, офицеру! У сопливого солдатика, который оказался при харчах в столовой! А дома жена без работы и карапуз четырехлетний. Вот и крутись, как хочешь. Короче, дерьмовое было время, мадам, извиняюсь, конечно, за фекальное сравнение…
Семья все же поймала воздушный шарик, и все теперь дружно пытались успокоить безутешную девчулю. Девчуля оглушительно рыдала, так что было слышно даже нам в салоне при закрытых дверях. А еще она зачем-то тыкала пальчиком в наш радиатор.
– А что вы скажете, Виктор Анатольевич, на то, что чисто теоретически существует шанс избежать развала страны в девяносто первом году? – Диана наконец-то повернула голову и внимательно посмотрела мне в лицо. – И шанс этот может оказаться в ваших руках.
Я опешил.
– В моих? А я тут вообще при чем?
– Ни при чем. Пока…
– Пока?
Что за бред? Что она тут исполняет?
– Невероятно звучит? – Диана усмехнулась. – А то, что я организовала ваш провал в детство, – это что, в порядке вещей? Это вы считаете вероятным?
– Кстати, о птичках, – экстренно собирал я мысли в кучу, – коли пошел такой вот разговор, не хотите ли меня просветить уже – как вообще все это возможно? Что значит «организовала ваш провал в детство»?
– Не знаю, – легкомысленно отмахнулась Диана, – я вообще не представляю механизма этих явлений. Мне достаточно лишь сформулировать в голове идею, конкретную цель, и я уже знаю, что в одном из перерождений нужно угнать автомобиль «москвич» желтого цвета, фургон, самой надеть зеленый комбез и в нужном месте боднуть радиатором нужного первоклашку. И он окажется именно тем человеком, на которого я положила глаз в две тысячи пятнадцатом году.
У меня отвалилась челюсть:
– Так просто?
– Ну да. Представь, что ты, скажем, футболист, и тебе нужно пробить штрафной удар. Перед тобой – мяч и ворота. Разве думаешь ты, с какой ноги начнешь бег, сколько шагов до мяча и сколько травинок пригнутся под твоими подошвами?
– Вообще-то… если откинуть травинки, все остальное некоторые профессионалы просчитывают – и толчковую ногу, и количество шагов…
– А некоторые даже и не задумываются, – легко перебила меня Диана, – такие, как я, например. Просто бьют по мячу, целясь в девятку. Если хороший игрок – попадешь куда нужно, если плохой – в лучшем случае штанга или перекладина. Так вот я – очень хороший игрок!
– Кто бы сомневался… А что значит выражение «в одном из перерождений»?
Диана поджала губы и слегка покачала головой:
– Нельзя мне тебе все рассказывать. Это я тоже отчетливо чувствую.
– Но как? Как вы это можете чувствовать?
– Не знаю…
Мне захотелось дать ей по затылку. Можно и доской-дюймовкой…
– Послушайте, Диана Сергеевна. Вы только что сватали меня на прогрессорскую деятельность – на «святую миссию» сохранения в целости и сохранности Советского нашего всеми любимого Союза! И вы говорите мне «не знаю»?
– Да, говорю. Потому что я действительно не знаю, откуда это все берется.
– Но… как после этого прикажете мне вообще вас всерьез воспринимать?
Диана просто пожала плечами.
Как девчонка! Как та самая рева-корова с шариками на Приморском.
Только вот… другого уровня. Уровня «Бог»!
По лобовому стеклу машины гулко сыпануло снежной крупой. «Заряд с моря прилетел», – машинально отметил я. Погода начинала постепенно портиться, налетели какие-то косматые тучки темно-серого цвета, ветер погнал по бульвару редкие мокрые листья платана.
– А ты Полинку помнишь? – вдруг спросила меня Диана. – Ту самую смешную девчонку, внутри которой пряталась бабушка в сто лет?
– Еще бы я ее забыл, – проворчал я.
Целая эпопея была прошлым летом с этой Полинкой.
Диана почему-то улыбнулась, будто вспомнила что-то приятное для себя:
– Ведь она проживала свое третье перерождение, не так ли?
– Ну, так.
– И умела прыгать в реальности на двое суток назад, она должна была тебе это рассказать.
– Ага. Рассказала. Прыгать-то она, конечно, умела. Только через свое собственное самоубийство, – напомнил я мрачно. – Темпоральный суицид. Именно так она и ушла… из моей версии бытия.
– «Версия бытия»! Умеешь ты красиво формулировать, – усмехнулась Диана. – Никак замполитом был в прошлой жизни?
– А то вы не знаете?
– Знаю. Конечно, знаю. А вот ты, замполит, можешь предположить, какое свойство приобретет твоя подружка Полина при четвертом перерождении? Или при пятом, при десятом?
Ах, вот оно в чем дело!
Значит, так все это работает: прожил очередную жизнь – получил бонус, прожил вторую – новый «скилл», третью – еще одна «абилка» до кучи, и так далее, до бесконечности!
– Бог с ней, с Полинкой. – Я развернулся всем корпусом и уставился на Диану. – Тут, сдается мне, дела поинтереснее! А у вас сколько таких перерождений, девушка? Не поделитесь секретом?
Женщина рассмеялась легко и беззаботно. Только что ведь букой сидела, губки покусывала, теперь ржет, как лошадь английская…
– Не поделюсь, Витя. Честное слово, не могу.
– Мне послышалось? Про «честное слово»?
Вновь смеется.
– Одно скажу, – успокаиваясь, сделала она мне одолжение, – в числе прочего я научилась самостоятельно управлять собственными перерождениями. Без привязки к конечной и стартовой точкам процесса. И «москвич» мне теперь не нужен в качестве катализатора. Давно уже. А вариантная цепочка моих появлений в этой реальности может корректно вписываться в твой одиночный жизненный цикл. В смысле – ты меня помнишь, а окружающие как будто и не видели. Коротенькое мини-перерождение в рамках твоего персонального течения времени.
Я слегка потряс головой.
– Это… как с Агриппиной? Там, в классе. И газету вы подменили?
– Ну, вот видишь, все ты понимаешь в целом правильно. Только не газету я подменила, а реальность, в которой некий корреспондент написал кое-что лишнее в своем очерке про убийство на улице Эстонской. Его нужные товарищи просто поправили, чтобы не заблуждался. А детали… не нужны тебе детали.
– Почему? – уцепился я, хотя что-то такое смутно стал осознавать. – Почему вас так беспокоит, что мне станут известны детали? И почему вы, принцесса Диана, желаете поставить именно на меня? На темную и необъезженную лошадку? Вы! Почти всесильное создание. Вы сами почему не сделаете того, чего хотите добиться от меня в конечном итоге?
И тут беседа прервалась.
Мне даже на миг показалось, что Диана выскальзывает, как я выразился, из моего варианта бытия, чтобы продемонстрировать свое могущество во времени, но… она просто замолчала. И замкнулась.
Ответ был где-то рядом.
Он рвался наружу, он вопил о своей грандиозности и простоте. И он сам себя отрицал. Вся суть была в этом парадоксе – нельзя было Диане отвечать на мой вопрос! Исчезла бы основная суть, главное содержание, из-за которого она, человеко-Бог, вообще связалась со мной.
Нельзя пешке обладать знанием ферзя, иначе перестанет она быть пешкой, станет на какой-то малюсенький шажочек ближе к королю, преобразится в ладью, в коня, в кого угодно, только не в новую пешку. И… потеряет свое волшебное качество – способность при определенных обстоятельствах превращаться в сильнейшую фигуру всего действа!
Ради чего все это и было затеяно, по всей видимости.
– Ну ладно, – сжалился я. – Вопрос снимается. Я так я, вам виднее. Так что мне дальше-то делать?
Диана не отвечала.
Еще один снежный заряд гулко прошелся по крыше и лобовому стеклу автомобиля. Этот был чуть продолжительней. И громче. Порыв ветра ощутимо качнул машину, из-под верхней кромки стекла потянуло холодом – не до конца поднято. Я дернул за «кривулину» на дверце, сквозняк прекратился.
– Я не знаю, – еле слышно произнесла Диана. – Ты ведь понял, что, кроме всего прочего, я могу чувствовать варианты грядущей реальности. Это как… запутанная рыбацкая сеть, переплетенные нити, да… не суть.
– И что? – решил я ее подтолкнуть чуток: тянет, понимаешь, кота за хвост.
– И… в одной из реальностей твоя нить… как бы рвется. Если ты очень близко подходишь к разоблачению очень страшного человека…
– Того, кто убил Кондратьева с семьей?
– Да. Только…
Снежная крупа замолотила по крыше уже на постоянной основе. В машине стало реально холодно. Я поежился.
– Диана Сергеевна, але! Я здесь, не пропадайте!
– Да-да, я понимаю, что мои сомнения выглядят странно. Только уровень твоей информированности становится критически опасным. Видишь ли, настоящая смерть тебе не страшна. Ты просто вновь окажешься под колесами того самого «москвича», у той же самой четырнадцатой школы. Только за рулем уже буду не я. Не знаю, кто там вообще будет. И во что обернется твое третье перерождение. Главное, что для меня ты будешь потерян.
– Вон оно как! – Я действительно был поражен свалившейся на меня информацией. – И мне приоткроется возможность скакать по временной дистанции, именуемой жизнью?
– Не знаю! – почему-то на этот раз раздраженно ответила Диана. – Вообще не знаю, что с тобой будет. Может быть, у тебя ухо на лбу вырастет, и хорошо, если только ухо…
– Спасибо, конечно, за заботу…
– Не обижайся. Ты не представляешь, насколько все это серьезно! И сколько сил потрачено, чтобы вывести тебя на эту финишную прямую. Ты же понял, что не могу я тебе все рассказать полностью!
– Ладно, – сказал я, – в общих чертах вся эта фантасмагория становится ощутимо выпуклой. Плоские непонятки приобретают очертания три-дэ. В смысле, понятнее они не стали, но масштаб катастрофы становится осязаем.
– Спасибо, – шепнула Диана. – За понимание…
– Не булькает ваше «спасибо», уважаемая английская принцесса. И страшилки ваши по поводу камышловского душегуба должного трепета у меня так и не вызвали.
– Понимаю.
– И, кстати, я хотел спросить – это именно он меня доской приголубил? Это… Нарбеков?
Диана беспомощно улыбнулась.
– Ты действительно меня перехитрить хочешь?
– А что, может получиться?
– Не может, даже и не надейся. – Диана устало потерла виски. – А вот ударил тебя действительно убийца. И бил он тебя на поражение, без оглядки на возраст. Убить хотел. Откуда он мог знать, что у нашего брата, ну или у сестры, при перерождении физиологическая регенерация тканей ускоряется на порядок. Живучесть, так сказать, повышенная.
Вот сейчас мне стало по-настоящему жутко.
Смогла все-таки напугать ребенка вековая старушка Диана.
– Так… это Татарин был или нет? Чего вы меня томите?
Неожиданно Диана весело прыснула, потом протянула руку и потрогала мою шишку на затылке.
– Уменьшается… фонарь твой, я же говорила.
– Вы не ответили.
– А ты, я смотрю, никогда не отступаешь? Даже когда страшно…
– Особенно когда страшно. Так Татарин или нет?
– Может быть, Татарин, а может быть, и нет, – эхом отозвалась «девочка уровня Бог». – Это совершенно не принципиально. Ты ведь все равно будешь копать, как бульдозер. И все равно это окончится плохо, как я это и продолжаю чувствовать. Ничто в моих ощущениях не меняется.
– Да я понял, понял. Могу погибнуть, и все дела.
– Ты забыл – погибнешь или ты, или кто-то из твоего окружения.
Я замер. Вот про это я действительно забыл.
– А кто именно… из окружения, не скажешь? – Беспомощная попытка расколоть утес снежинкой.
– Не скажу, – вздохнула Диана. – Не могу. А теперь уже и не хочу, упрямый ты… мальчик.
– И на том, что называется, благодарствуем, загадочная вы… девочка.
– Беги давай в свой спортзал. Пора уже. Да и у меня еще дела есть, как это ни странно.
Она потрепала меня по волосам, стараясь не задеть затылок.
– Ой, не надо этих нежностей, гражданка-англичанка. Запугает сначала, потом ластится…
– Ну, не буду, не буду.
– Жди меня с победой. – Я открыл дверцу машины и спрыгнул с высокого кресла на асфальт. – Враг будет разбит.
– Даже ни на секунду не сомневалась.
– Как и я, собственно. «Мы сломим им голову»!
– А это вообще бесспорно!
Ее не переговорить.
Я молча махнул рукой и побежал вверх по ступеням ко входу во Дворец пионеров.
Чудны дела твои, Господи!