И вновь передо мной дилемма.

На выбор: то ли быть подстреленным, то ли быть… раздавленным. Насчет «съеденным» я все же сомневаюсь. Свиньи все же, не волки. Домашние же зверюшки! Пусть диковатые, крупные и очень голодные. Пусть даже по характеру и происхождению слегка окабаневшие из-за дикой крови в пропорции один к одному. Вредные, агрессивные, но чтобы сожрать человека… это все же навряд ли.

Хотя… что-то просится в голову…

Дверь от очередного удара затрещала, и в проломе мелькнула рука. В руке был… топор. Опять топор?

Нет, все же определенно мне вот эти поросята как-то ближе. Домашние милые твари, пусть, как я успел заметить, и окабаневшие слегка…

К тому же… мне снова становится страшно. Жутко до ледяной крови. «Домашние милые твари», между прочим, уже перестали пятиться и внимательно наблюдали за разворачивающимися у них перед пятачками событиями, в маленьких немигающих глазках читалась неподдельная заинтересованность процессом. Заметно было, что сзади их подпирает галерка, не получившая мест в первом ряду, и кольцо вокруг пятачка, где я метался в панике, становилось все уже и уже.

– Хах-х-х! Ха-а-а! Ри-и-ин! – рычало за остатками двери. – Прой! Ды-ы! Сви-ит! Волоцю-у! Га-а! Я ж! Тоби-и!!!

– Гр-р! Хр-р! Уи-и-агр-р! – подбадривали меня многочисленные зрители с другой стороны.

За что бы ухватиться? В руки что-то надо!

Под стенкой хворост какой-то валяется, палки. Полустожок сена. Зарыться? А получше идеи есть? Грабли деревянные, метла, вилы… Вилы?!!

Я схватил инструмент и ощетинился в сторону приближающегося стада, утробно похрюкивающего в качестве приглашения к позднему ужину. Слабая, если честно, защита от десятка центнеров изголодавшейся злобы. А вот если…

Многострадальная дверь наконец эффектно слетела с петель, и это заставило любопытных мутантов вновь остановиться неподалеку, некоторые даже попытались попятиться назад, но их не пустили безбилетники с галерки.

Неуклюже оскользнувшись на фекалиях, из сеней вылетел мой преследователь. В руке у него дымил стволами обрез из охотничьей двустволки. И, похоже, Полищук не забыл зарядить его повторно, потому что, отыскав глазами меня, он на мгновение удовлетворенно осклабился и стал торжественно от бедра поднимать оружие в мою сторону.

Только вот, на его беду, вспомнил я кое-что.

Уж не знаю, полезное для жизни или нет, но…

Лично для моей – думаю, да. Читал я когда-то про агрессивность домашних животных. И про гибридный вариант скрещивания свиней с дикими кабанами в том числе. Между прочим, лидеры в топ-рейтинге агрессивности. И убийств людей в том числе. В Средние века даже устраивали демонстративно-воспитательные судебные процессы над озверевшими от крови свиньями, а потом жестоко казнили четвероногих преступников в присутствии удовлетворенной сим драматическим действом толпы.

К чему я так долго рассказываю о том, что в полсекунды пронеслось по задворкам моей памяти? Да к тому, что ключевые слова здесь – «ОЗВЕРЕВШИЕ ОТ КРОВИ».

От крови!

Не успевая что-то сообразить, а тем паче распланировать, я молнией развернулся к Полищуку и метнул вилы в его сторону. Черт, низковато пошло. Да хрен с ним, куда достал. Говорю же, не было времени ни додумать, ни… передумать.

– А-а-а!!!

Ба-бах!! Ба-бах!!

Дед нажал на спусковую скобу одновременно с попыткой дотянуться рукой, державшей обрез, до поврежденного места чуть выше колена, откуда черными фонтанчиками брызнула кровь. Картечь сочно шлепнула в грязь прямо у меня перед ногами, даже брызг не было. Свиньи снова интенсивно попятились назад. Некоторые даже развернулись и стали яростно кусать настырную галерку.

А у меня уже был готов следующий сумасшедший план спасения.

Пока дед трясущимися и скользкими от крови руками доставал из кармана патроны, я схватил длинную хворостину, точнее, даже тонкий ствол срубленного дерева, на котором сухими погремушками болтались еще остатки листвы. Метра два длиной, можно даже оглоблей назвать, ее мини-версией.

Нет, бить палкой я никого не собирался. Не наш метод.

Вновь стараясь особо не задумываться, а это получалось у меня лучше всего, я словно легкоатлет с шестом наперевес помчался в психическую атаку на строй восхищенных от моих фокусов зверозрителей. Мне навстречу изумленно хрюкнули и попытались расступиться. Не вышло, да я на это, собственно, особо и не рассчитывал.

Привет от Бубки!

Воткнув на бегу конец оглобли под ближайшей тушей мутанта, я навалился на деревяшку и… о чудо! Получилось! Сила инерции потащила меня вверх и вперед, унося на какое-то время из поля зрения маленьких злобных глазенок. Полет был недолог, так как мой спортивный снаряд использовался без предварительного лицензирования. Короче, он… сломался. А я влетел боком в массивный и жесткий бок одного из зрителей, оцарапав при этом щеку о буйную растительность, оставляющую впечатление железной слесарной щетки. Зритель, взвизгнув от переизбытка эмоций, шарахнулся куда-то в сторону. А я сначала на четвереньках, потом, оторвав передние конечности от грунта, словно авиалайнер передние колеса от взлетки, на полусогнутых и подрагивающих от ужаса ногах стал набирать скорость в сторону темнеющего неподалеку леса.

Слышно было, как за спиной орет на своих домашних питомцев дед Полищук, раздавая звонкие и сочные удары вокруг себя. Скорей всего, неповоротливые твари не могли понять, чего кормилец от них хочет, и не торопились разжимать вокруг него живое кольцо. А хотел дед немногого – добраться до мелкого мерзавца, его обманувшего, да еще и проткнувшего ногу до кучи.

Я неожиданно резко затормозил.

Прямо передо мной с видом флегмата-отщепенца стоял огромный кабан и равнодушно рассматривал возникшую перед ним козявку. Почему-то на общую дискотеку сей экземпляр не явился, скучал в гордом одиночестве прямо около лесной опушки.

Я, стараясь не делать резких движений, шагнул приставным шагом вправо. Кабан огорченно вздохнул с присвистом и переступил передними ногами… влево. Мне вновь стало жутковато. Интересно, за сегодняшний день у меня прибавилось седых волос или нет? На цыпочках и очень медленно я стал обходить кабана с другой стороны. Зверюга проводила меня глазами, потом вдруг озорно хрюкнула совсем по-домашнему и… сместилась в ту же сторону, где был я.

За спиной исходил нецензурной бранью мой неудачливый преследователь. Пинки и шлепки в какой-то момент сменились на хлопанье знакомого мне кнута. Послышался истошный полувизг-полурев обожженного плетью животного, за ним храп и тяжелые прыжки. Завизжал второй кабан. Третий. Визг, в отличие от стандартной свиньи, был не жалобным. Возмущенным скорее…

Игривое чудовище, нависающее передо мной, почему-то насторожилось, покрутило озадаченно в воздухе пятачком размером с мою физиономию – и вдруг совершенно потеряло интерес к новоприобретенному другу. Утробно рыкнув на прощанье, зверюга потрусила к общей тусовке – на шум, усиливающийся около дома. Между прочим, чуть не раздавив меня между делом: еле успел отпрыгнуть в сторону, неловко при этом поскользнувшись на… я надеюсь, на просто мокрой земле и плюхнувшись на… да, вы опять угадали… на свою излюбленную и многострадальную пятую точку.

Впрочем, больно уже не было. Или… было чуток, но… наплевать.

Почему-то вообще не хотелось подниматься.

Я почувствовал, что не просто устал за сегодняшний день, а буквально измотался вусмерть. Захотелось закрыть глаза и опустить голову на руки, лежащие на коленях. Хоть на минутку, хоть на пару секундочек задремать тут… среди хрюшек.

Совсем уже сбрендил? Кабан, что ли, загипнотизировал?

Ничего, что убийца с обрезом на пятки наступает?

Я замотал яростно головой, пытаясь избавиться от нахлынувшей мути.

Лес – рукой подать. Вон доски забора виднеются в темноте. И перед ними, к счастью, нет ни одной скотины… домашней, я имею в виду. Впрочем… во втором смысле этого слова тоже подходит. Я оперся рукой о землю и стал тяжело подниматься.

И вдруг…

Я услышал такое, отчего вмиг оторвался от земли жизнерадостным акробатом. Разве что сальто в воздухе не сделал… от переизбытка эмоций.

– А-а! Пшо-ол! Пшол, патвора!! Дуню!!! А-а-а!!! Рятуй!!! А-а-а-а-а-а-а-а!!!

Нечеловеческий, страшный и дикий крик, исполненный жути и гибельного страха.

И понимание, что это кричит все же… человек!

И усиливающийся рев животных, в котором отчетливо начали слышаться довольное урчание и клацающие, чавкающие звуки, леденящие кровь от того, что ты даже еще не догадался, а только можешь догадаться, что же они могут означать.

Ломая через боль оцепенение в теле, я выброшенной на берег рыбой забился в вонючей от мочи черной земле. Где по-пластунски, где на четвереньках стал судорожно рваться к чернеющему лесу.

А человек сзади продолжал орать.

Уже булькая горлом и страшно взрыкивая по-звериному, будто пытаясь в последний миг перейти на язык своих мучителей. И его одинокий крик все глубже и глубже тонул в яростной разноголосице взбешенных и оголодавших животных, все сильнее и сильнее напоминавших своим гулом разъяренный пчелиный рой. Если бы пчелы были по три центнера весом…

Какофония смерти.

Пронзительно закричала женщина.

Ответом послужил наиболее жуткий всплеск звериного рева. Женский крик ожидаемо оборвался на самой высокой ноте, и… людей после этого я уже не слышал. Только рокочущие злобные перерыкивания людоедов да… подсасывающее чавканье, несущееся со всех сторон. А еще хруст…

Когда его услышал в первый раз, я, обезумев от кошмара, в три прыжка преодолел расстояние до кустарника и отчаянно вломился в безопасные заросли. Наплевать на колючки, начхать на рваное пальто, шапка где-то слетела, по фигу.

Хруст…

А ведь именно я это все натворил!

Я!

Специально пробил ногу моему преследователю, чтобы голодные гибриды почуяли кровь. Ведь именно это у меня мелькнуло тогда в памяти. Между Сциллой и Харибдой. А сейчас, в качестве посттравматического синдрома, у меня из глубин выплыло еще два имени – Пепе и Раккоста. Первый – палач итальянской мафии, второй – его подопытная жертва. Палач любознательный и пытливый до такой степени, что определил время полного поедания свиным стадом девяностокилограммового мужчины. Того самого Раккосту, предварительно изувеченного железными прутами до беспомощного состояния, но… живого.

Итог Пепе – восемь минут.

Полищук-Крохмалюк кричать перестал минут пять назад.

Его подельница пережила его на минуту, даже меньше.

Серьезно?

Я сижу тут в лесочке и спокойно об этом думаю?

А почему мне так спокойно и безмятежно?

И вновь хочется спать.

Я псих?

Подумаю об этом… завтра.