Есть у меня одно жизненное правило, писанное, как тот военный устав, собственной кровью и… нет, не по́том. Скорее юшкой из носа и кровавой слюной из развороченного рта. Если судьба дала тебе под дых, никогда надолго не раскрывай беззащитной «варежки», инстинктивно пытаясь лишний раз вздохнуть недостающего воздуха. Ибо в этот неоднозначный момент именно в этом твоем беспомощном состоянии всегда найдется пара-тройка желающих добавить тебе лишнего вкусного пинка под зад. Народ – он всегда такой, отзывчивый и внимательный. От него ничто не ускользает.

Касается это правило как уличной драки, так и любых других жизненных перипетий.

Сегодня, к примеру, за первым шоком сразу же пришел второй. Когда я и не ждал, вопреки собственным императивам…

Не успев толком осознать, что же это такое было – с загадочной Дианой, я будто бы во сне вернулся в библиотеку и… не обнаружил на месте статьи, которую чуть раньше нашел в газете «Красный Крым» от 14 мая 1944 года. Той самой заметки под названием «С фашистской жестокостью».

Судьба нанесла мне второй удар. Который на поверку оказался еще страшнее, чем иррациональные рекомендации прекрасной сотрудницы городского отдела образования.

Газета была, а СТАТЬИ НЕ БЫЛО!

То есть вообще. На ее месте оказалось продолжение предыдущей заметки о героическом восстановлении города. О том, какие молодцы жители, устраивающие ежедневно субботники по расчистке завалов. Завал! Я тупо разглядывал пожелтевшую от времени бумагу, блеклые строчки типографского текста и… ничего не понимал. Мне что, все это померещилось?

– Вера Семеновна! А кто сюда заходил, пока меня не было?

– Что, Витя?

– Я говорю, кто-нибудь подшивку трогал?

– Так нет. Не трогал никто. Трудовик вот заходил, Афанасий Петрович, денежку спрашивал взаймы. Но он к столам не подходил. Взял вот у меня рубль и пошел себе… довольный.

Бухать пошел. Наш трудовик стереотипов не ломает.

А что же тогда произошло? Кто подменил газету? Библиотекарша?

Я с подозрением глянул на старушку. Да ладно! С чего бы это ей? И смысл какой? Голову-то мне не подменишь! Число, место, сам факт преступления запомнить нетрудно. Я что, бабочка-однодневка? Упорхнул и забыл? Информацию никуда не денешь. Разве что отправишь ее вместе с головой… в ГДР!

Во как!

– А женщина никакая не заходила, Вера Семеновна? Красивая такая…

– Ни женщины не было, ни мужчины. Какой из трудовика мужчина? Недоразумение одно, прости господи…

Надо было все же выдрать эту чертову газету! Как и хотелось…

Постепенно стало доходить случившееся в полном объеме.

Ничего себе! Получается, кто-то заметил, что я нашел статью, и воспользовался моим пятнадцатиминутным отсутствием для того, чтобы газету изъять, изготовить дубликат, в котором этой заметки уже нет, да еще и состарить его до состояния других газет. Я сдвинул газетный листок и присмотрелся внимательней к структуре бумаги. Да еще и не отличить этот новодел от старых изданий! Как это?

Да не бывает так!

Я все же с треском вырвал газету из подшивки. От души.

– Караваев! – возмущенно вскинулась библиотекарша. – Ты что это?

А, черт. Забылся. Некрасиво вышло.

– Я… в музей! – ляпнул я на бегу первое, что пришло в голову. – Сравнить! Там такая же газета. Я верну, уважаемая Тортил… ой, Вера Семеновна. Верну обязательно.

В дверях уже заметил, как старушка беспомощно грозит мне пальцем вслед.

Вот я свинья. Ладно, потом… покаюсь.

Что еще? Блин, портфель же еще в классе! Я поскакал через две ступени на второй этаж. Школа уже обезлюдела. Где-то за поворотом слышно было, как техничка елозит шваброй по мозаике, цепляя деревяшкой бетон через дыры в тряпке. Элитные вы наши! Как свадебные лошади – морда в цветах, а попа, извиняюсь, в… ну, как обычно, как попе и положено.

Лишь бы не закрыли кабинет.

О, слава богу.

Я ворвался в класс и… снова застыл истуканом. День сюрпризов!

– Ой, Караваев. – Грипповина выдернула руки из моего портфеля и зачем-то спрятала их за спиной. – Витя, а… ты портфель ось… в классе забыл.

Ага! Я тоже обратил внимание.

– А вы подождать меня решили? – Я прошел мимо учительницы и демонстративно защелкнул на портфеле оба замка, не забыв сунуть газету внутрь. – Очень мило. Не каждый педагог станет тратить свое личное время из-за одного ученика.

– Шо ты, Витя! В нашей школе… каждый ребенок… он же как родной… как сын… або дочь.

Что это с ней? Что за пурга? Кефиром отравилась? Или суржиком своим?

– Все в порядке, Агриппина Васильевна. Спасибо за заботу. Ушла уже Диана Сергеевна?

– Мм… Какая Диана Сергеевна, Витя?

– То есть как это «какая»? – Я опешил и даже тормознул на выходе из кабинета. – Из гороно. Заместитель начальника, как его, методического отдела.

– Шо ты, Витя! Нет в гороно никакой Дианы Сергеевны. Я знаю начальника отдела, у него в замах вакансия, подбирают человека.

– Что?!

Третий удар. Что здесь происходит вообще?

– Ты устал, Витя. Погано выглядишь. Иди-ка ты до дому. Вже уси дети разошлись. Завтра напомни мне, я тебе оценку исправлю за домашнее упражнение. Ты молодец. Персп-пективный…

Они что, решили меня все с ума свести?

– Так! Агриппина Васильевна! – Я шмякнул портфель на столешницу и решительно уселся за парту. – Что здесь происходит?

– Ой. Да я адже хотела… тетрадочку твою знайты у портфэли… оценочку исправить…

– Да нет! Я не об этом. Здесь полчаса назад была женщина в черном платье с белым воротником. Ее все видели – директриса, завуч, историк, пионерка наша великовозрастная! Вы! Вы тоже здесь были. Тут вот перед доской стояли. Дети! Весь класс здесь был, весь второй «Б». Вы что, забыли?

Учительница протянула руку и осторожно пощупала мой лоб.

– Тэмпэратуры начебто нэмае. Нэ було отут нэя́кои… кхм… посторонней женщины. И директора нэ було, Витя. И историк давно до дому ушел, видразу после обеда. И завуч, и председатель дружины. Шо им делать ось тут на продленке? Дети разошлись вже хвилин як сорок, я одного тебе чекала з быблиотэки. Ты ж портфэль забув у класи. Ты про що взагали?

Да уж. Еще немного – и я вообще ее перестану понимать.

Разговор глухого со слепым.

И, кстати, действительно, обычно все учителя расходятся по домам сразу после обеда. Только их и видели! Как здесь оказались директриса с компанией? Часов пять уже было пополудни.

Мне что, все это тоже померещилось?

Я потряс головой. Вот так вот – постоянно спорить со своими внутренними составляющими, взрослой и детской. Виртуальная шизофрения грозит обрести реальные контуры.

Но… Агриппина!

Ведь она же на себя не похожа. Стоит передо мной – сама доброжелательность. Терпеливо ждет, пока «кухаркин сын» сообразит, что здесь такое происходит! А где вопли, крики? Да она вообще не стала бы дожидаться какого-то школьника, забывшего портфель в классе. В лучшем случае швырнула бы все забытое хозяйство в коридор, а то и просто – тупо заперла бы кабинет, а на следующий день еще бы и вздрючила меня за невыученные уроки.

– А в Германию из нашей школы уже никто не едет? – тупо поинтересовался я. – Света Черешня, к примеру…

Агриппина Васильевна сокрушенно покачала головой.

– Иди-ка ты до дому, Витя. Попроси маму, щоб вона тоби чаю з медом заварила. Та пропотей як слид пид ковдрою, грипп зараз ходыть. Ноги мокри мабуть?

Грипповина гриппом пугает. По-украински. И потеть советует. Мир сошел с ума.

– Сухие ноги, – развернулся я и зашагал к выходу, – до свидания, Агриппина Васильевна.

– Будь здоровый, Караваев.

Я скатился на первый этаж, схватил сиротливо висевшее в гардеробе пальтишко и выскочил на улицу. Мороз уже отпустил, и остатки снега на земле интенсивно таяли клочками, превращаясь где в грязь, где в черные беспросветные лужи.

В голове тоже ничего ровно не укладывалось. И тоже беспросветно.

Надо отпустить ситуацию. Уверен, всему есть достойное объяснение. Без мистики и чертовщины. Проблему нужно… раздробить. На мелкие составляющие. Прежде всего – газета. Без вариантов – новодел, но пусть мне это скажут эксперты Конторы. А заодно выдадут предположения – где это сделали, каким образом, что использовали, чтобы получилось так натурально.

Отсюда и начнем плясать.

Черт, по идее надо сразу лететь к Пятому, но… будет скандал дома. Опозданий из школы мама не приемлет. Тогда все на завтра. Утро вечера мудренее.

– Эй, мелкий! А ну, стоять!

О! Вали все в кучу.

Говорю же – не ходят беды поодиночке. Как и хулиганствующие подростки. Числом пять, возрастом десять-двенадцать лет. Ну да, в это время мелочь вроде меня из школы уже не ходит, это я припозднился. Сейчас шарахаются те, кто постарше, ищут острых ощущений. Грех пропустить школьную молекулу вроде меня без наказания.

Я остановился.

Когда уже компьютеры придумают наконец? Чтобы занять этих геймеров хоть чем-нибудь. Устроили себе шутер в натуре. С живыми хоббитами.

– Деньги есть?

Вы думаете, им действительно нужны деньги? Типа я сейчас им отслюнявлю из личных закромов, и все? Конфликт исчерпан? Как бы не так! Здесь важен процесс. Сама процедура самореализации на унижении того, кого можно безболезненно унизить.

Здесь ключевое слово «безболезненно».

На этом и сыграем.

Я поставил портфель на землю, неторопливо расстегнул на пальто две нижние пуговицы, еще раз внимательно оглядел присутствующих и… неожиданно для всех пробил высоким эффектным «маваши гери» в плечо кадру, стоявшему от предводителя шайки слева. Почему не в голову? Нельзя. Травмоопасно. А так выбранная жертва кулем завалилась на атамана, отделавшись, я думаю, всего лишь незначительной гематомой на левом предплечье. Если не считать морального унижения.

Бытует мнение, что первым вырубать надо лидера. Поверьте практику, это не так. Плохо может закончиться. Эту установку выдумал тот, кто, по всей видимости, вообще никогда не дрался.

Судите сами.

Допустим, собрав в кулак все свои таланты и набравшись невиданной отваги, ты с первого же удара отправляешь лидера в нокаут, что, к слову, не очень-то и просто. Лидеры – они ребята крепкие. Тем не менее, допустим, удалось его вырубить. И что дальше? А дальше тебя энергично месят все оставшиеся на ногах оппоненты, от которых отбиться у тебя уже не остается ни мужества, ни талантов. Почему? На это есть две причины.

Во-первых, любой начальник несет в себе зачатки консолидирующего начала, превращающего группу людей в организованную структуру. Сложно? Скажу проще – он для коллектива как флаг для государства. А заодно и герб, и гимн. На уровне символических ощущений. Что с вами сделают в стране, где вы сходу начинаете пинать ногами местный штандарт? То-то и оно. Не похвалят. Посмел ударить вожака – значит, наплевал на все стадо. Отара такого не одобрит.

Во-вторых, согласно иерархии там, где есть номер первый, всегда найдется кто? Правильно, номер второй. Который по своей неизбывной человеческой натуре мечтает стать кем? Опять правильно, номером первым. А тут такой случай! Бесстрашный хоббит демонстративно отправляет начальника к плинтусу! Роняет статус вожака на глазах у изумленной публики. Делает то, о чем так долго и неизбывно мечтал номер второй долгими холодными вечерами. Полдела сделано! Да какие «пол»! Девяносто процентов жара уже отскирдовано в сторону чужими глупыми руками. Остается малость – срочно подхватить падающее знамя и стать героем в глазах осиротевшего коллектива. И пока глупенький герой наивно празднует Пиррову победу, считая поражение лидера окончанием своих неприятностей, необходимо оперативно напихать ему «пряников» с разных сторон, чтобы знал, как плевать на все уважаемое общество в лице поверженного атамана. И вот номер второй уже кто? Ну, дальше все понятно…

А вот если первым вырубить подшакальника, называйте его хоть номером вторым, хоть замом, хоть серым кардиналом, о!..

Смотрите сколько плюсов. Прежде всего, чудесным образом сбивается темп процедуры, потому что людям необходимо какое-то время для того, чтобы осмыслить, что это вообще было и как поступать дальше. Сразу в бой бросаться вроде как и не обязательно: триединый флаг, герб и гимн в одном лице пока в целости и сохранности. И, к слову, этот триумвират тоже пока стоит и соображает. Во-вторых, лидер на то и лидер, потому что чуток умнее своей свиты. Он торопиться не станет. Наблюдая короткую и нечаянную расправу над своим замом, которого, если честно, он и сам недолюбливает, вождь чисто теоретически понимает, что от этого борзого хоббита-неадеквата запросто может прилететь и ему самому. Эвон как ногами машет! Не приведи господь опозориться перед подчиненными. Здесь торопиться не надо, дороже обойдется…

Посему есть смысл все же пообщаться с нечаянной жертвой, которая на поверку не такая уж и жертва. Да так пообщаться, чтобы без потери лица. Подшакальник не в счет, уже списан. И лидер обязательно попробует начать разговор по-другому. В смысле… не так резко, как раньше.

– Каратист, что ли?

Я же говорил.

Кстати, тема каратистов с недавнего времени становится среди шпаны очень популярной. С прошлогодней песенки Карла Дугласа «О-го-го-го! Эври бади уоз кунг-фу файтинг. Ху! Кия!»

– Может, и каратист.

Я скользнул назад в кошачью стойку, некоаши-дачи, отработал «пустой шаг», потом резко крутанул банальную двойную «вертушку» и присел «богомолом», подрагивая кистями рук, сложенными характерными крюками.

– Классно! – не удержался атаман. – Засохни, Борман! А то и от меня еще получишь.

Это он своему заму, который вяло нарывался на реванш по принципу «держите меня семеро».

– Ты с какой школы, пацан? С пятой?

Я встал и застегнулся.

– С тридцать девятой.

– А чего здесь ходишь?

– Чего-чего. Живу я здесь.

– Не понял. Так ты наш? С Дач? А чего в пятую не ходишь?

И этот туда же.

Про маму ему рассказать? Для которой пятая со всеми обитателями для ее сыночка рожей не вышли. Сыплет, понимаешь, соль на рану.

– Скоро пойду в пятую. Через год, наверное.

– Найдешь меня там. Спросишь Серегу Грищенко, Гришу. Никто тебя там не обидит. Если чего, сразу ко мне.

Бальзам на душу. Теперь до пенсии буду спать спокойно.

– Я понял. Пойду я. Где мой портфель?

– Эй, толпа! Кто портфель притырил? Мося! В зуб дать? Видал, как… слышь, а звать-то тебя как?

– Витя.

– Видал, Моська, как Витек Бормана уделал?

– Да вот он, портфель. Я поднял просто, чтоб… на земле не валялся.

– Давай сюда! На, Витек.

– Угу. Ну, я пошел.

– Давай, двигай. Крути педали, пока не дали. Гы-гы.

Статус реставрирует. Ретуширует легкие трещинки на фундаменте собственного авторитета. Атаман! Просчитывается, как арифметическая формула.

А вообще я этой шайке даже благодарен. Отвлекли немного. Да и адреналина в кровь добавили, чего греха таить. По всем раскладам, если без травмирования окружающих, то со всеми пятерыми я бы не справился. Запинали бы числом, пока я кропотливо соизмерял бы свои возможности с их хрупкими подростковыми частями тела.

Сработал сейчас чисто на психологии. На понтах, если так понятнее. Переиграл менталитетом, что, учитывая возраст, и немудрено. Но… все равно сердечко бухает чуть чаще, чем обычно.

Все, вот и милый дом.

Я глубоко вздохнул напоследок и вприпрыжку направился к подъезду.

А там…

Как щелкнуло в голове. Почувствовав неладное каким-то двадцать седьмым чувством, я уселся на ступеньку и медленно отщелкнул замки портфеля.

Ну да. В принципе, можно было и не заглядывать.

Газеты не было.

Почему я не удивился?