– Почему… не поставили… в известность? – Сан-Саныч говорил тихим размеренным голосом, скрупулезно отмеряя ровненькие паузы между словами и зловеще (как ему самому казалось) артикулируя каждый согласный звук. – Почему нет в группе элементарной дисциплины? Не говоря уже о планировании? Доколе будет длиться это безобразие? Я вам тут что – биндюжник на извозе?

Вот это вообще умиляет – «на извозе».

Может быть, все-таки на Привозе? Уж если речь идет о биндюжнике. Впрочем… если ему нравится – пускай. Что-то не хочется устраивать филологических дискуссий. Особенно с Козетом. И особенно сейчас, когда мой боевой братан так старательно исполняет грозного начальника.

Кстати, думаете, он это серьезно?

Эвон как бровки-то хмурит. И гневные искорки из глаз пытается высечь. Не человек, а кибернетический организм. С моторчиком. Запугал тут всех до чертиков. Как тех ежей… ну вы сами знаете чем.

Открою секрет. Можно сказать, интимную тайну.

Сан-Саныч таким вот тупым образом пытается ухаживать за Ириной. Банально и незатейливо. Отчаянно и безнадежно. Помните в детстве: самую привлекательную девочку – портфелем по затылку? Незабвенный Генка фон Мюнхаузен даже философский базис подвел под это явление: «Не потому что нравится, а потому, что сами они во всем виноваты!»

Так и у Козета, только с поправкой на почтенный возраст – приглянулась девка, так давай перед ней начальника корчить. И это – не потому что глаз положил, не думайте, это потому что… виноваты вы тут все, короче. Ну, вы поняли.

Хотите доказательств? Их есть у меня.

Пожалуйста: разносит нас обоих, а смотрит только на меня. Тогда как я, на секундочку, вообще лицо пострадавшее. Хотя бы по факту испачканного парадно-выходного костюма. Был, так сказать, вслепую изъят из благополучной семьи и поставлен перед предложением, от которого не смог отказаться. И самое интересное – достаточно мне сдать Ирину – что, мол, ее была идея с монастырем, и начальственный разнос в мгновение ока сдуется. Еще и похвалят негодников!

Только я не оправдываюсь.

Покорно (что уже необычно в наших кругах) молчу, время от времени виновато вздыхаю с надрывом, бросая на Ирину выразительные взгляды. А она, со своей стороны, даже и не торопится восстанавливать справедливость. Наслаждается ситуацией.

Почему? Риторический вопрос.

Вот еще один: как вы думаете, чувствует ли женщина, что она кому-то там нравится? Что краснеющий и потеющий начальник перед ней (хотя какой он начальник, к чертям?) на самом деле вовсе и не сердится, а всего-навсего лишний раз пытается привлечь к себе внимание. И на лбу у него написано: «О боже! Что же это за напасть такая? За что, о господи? Эх, лучше было бы портфелем по маковке!»

Все началось этой весной, когда Ирина чуть не погибла.

Опоздай мы с Козетом на минуту – все, кранты. Не было бы на свете нашего третьего товарища, который для нас никогда не станет третьим лишним. И Сан-Саныч, как мне видится, именно тогда и сломался по поводу нашей боевой подруги. Получил эмоциональный шок, сдвинувший в его сознании пласты профессиональных навыков, под которыми оказались нетронутые залежи заповедных нежных чувств. Которых, к слову, сам он панически боится. Отчего и хмурит бровки, на радость своей бессердечной пассии.

– Саша, – произносит она низким грудным голосом, – я думаю, Старик осознал свою ошибку. Давай… мы (!) его простим… на первый раз (!)…

!!!

У меня просто слов нет!

Вы только поглядите на это гламурное создание!

Особенно радует это мурлыкающее «МЫ», от которого по нашему Казанове наверняка мурашки бегают размерами эдак не меньше таракана. И это притом, что все тут прекрасно знают, кто на сей раз был заводилой проведенной с монахом операции. Включая, между прочим, и Сан-Саныча. Тем не менее! Вот так и становятся лицемерами бывшие честные и хорошие люди. И не говорите после этого, что любовь добра.

Все!

Пора прекращать это кобелирование. О деле надо думать, о деле, друзья мои!

– Так надо было, партнер! – напустив голливудского пафоса, заявляю я. – Нельзя было терять темпа нашего расследования. И поскольку это был мой план (взгляд со значением в сторону развлекающейся львицы), попрошу отметить, что нам теперь известна фамилия фигуранта.

– А ну-ка отвернулись, мальчики!

Ирина потянула с себя сарафан, томно изгибаясь. Знает же, что мы рефлекторно, просто автоматически бросим взгляд на голос! И к тому же – нашла время переодеваться! Тут люди по делу разговор имеют, а она…

Козет вспыхнул красным и резко, всем корпусом развернулся к окну спортзала. Я, конечно, тоже отвернулся, правда, не так стремительно, как наш Ромео, успел все же укоризненно покачать головой. Вот вам и второе доказательство: вообще-то мы – оперативники, на секундочку. Люди циничные и много чего повидавшие в жизни. Как тот булгаковский Азазелло, который уверял, что видел не только голых женщин, но даже женщин с начисто содранной кожей.

А тут такие розово-пунцовые нежности!

– Короче, – попытался справиться с несвойственным ему смущением Сан-Саныч, плюща нос об оконное стекло, – разговаривал я с Алексеем. Ну, насчет русской борьбы и его учеников. Так вот – глухой номер. Не помнит он Богдана.

– Это было бы слишком просто, – философски изрекла Ирина, шурша своим ситцем у нас за спинами. – И эту тему наверняка Шеф уже пробил. Не дурнее нас.

– Ну да, – согласился я, задумчиво разглядывая гуляющий по набережной народ за окном. – Только, как ни крути, этот Богдан все равно как-то «привязан» к Лехе. Нет в стране второго такого стиля борьбы. И поверьте мне, не будет! А что-нибудь еще Алексей говорил? На другие темы? Ведь ты наверняка, Саныч, с ним долго на вокзале терся. Правда же?

– Да так, – покрутил в воздухе пальцами Козет, – пустяки всякие говорил. Про сады красивые на левобережье Кубани, про водохранилище, мол, не хуже нашего моря…

– Ага! – скептически поджал я губы. – Кремлевский мечтатель!

– …Про Екатерину Великую, как она южные земли казакам подарила, а те город построили, назвали Екатеринодар. Вообще много чего рассказывал. Он историю любит. И город свой – все достопримечательности знает…

– Историю, говоришь, любит? – заинтересовался я. – А про славянство там, христианство, русские «скрепы» говорил что-нибудь?

– Да нет, мельком разве что…

– А народу у него много занимается? Борьбой его чудесной?

– Между прочим, много! – заявил Козет. – Только далеко не все задерживаются. Пацанам сейчас все больше бокс подавай, самбо, дзюдо модное, карате. А у Лехи даже кимоно не обязательно. И показухи нет. Опять же – приемы в основном на защиту. А еще – основы выживания, туризм, как ориентироваться на местности, как костры разводить, узлы всякие, страховки…

Я с выражением глянул на Ирину, которая избавилась уже от несвойственного ей прикида и облачилась в привычный спортивный костюм.

– Забавненько, – в ответ на мой взгляд со значением произнесла она, с комфортом располагаясь на диванчике, закинув ноги в стоптанных кедах на боковой подлокотник. – Где-то я уже это слышала. Продолжайте, мальчики.

– Подслушивала? – прищурился я. – Когда я с отшельником секретничал?

Ирина от возмущения аж ноги с подлокотника сбросила.

– А ты как думал?

– Ну да, чегой-то я. Прости, сестра, что был о тебе такого хорошего мнения.

– Бог простит. – Ноги опять взметнулись кверху. – Саш! Ну ты давай, рассказывай дальше. Интересно же! Про что там еще твой Алексей говорил?

– Про цирк в Краснодаре, – млея от счастья, вспомнил Козет. – У Лехи там знакомых много, борцы, акробаты. Единомышленники, так сказать. Тоже приемчиками балуются. Леха рассказывал, что, когда новое здание цирка строили, народ со всей страны съезжался. Комсомольская стройка! Многие после рабочего дня за речку к Алексею бегали – борьбой заниматься. Железные люди! Леха никому не отказывал. Тогда, кстати, Контора его и заметила! Даже прессанули немного поперво́й, потом все же нашли общий язык. Между прочим, благодаря нашему Шефу. Он полгода там в командировках зависал…

Я прекратил разглядывать отдыхающих за стеклом и повернулся к Сан-Санычу:

– А когда новое здание цирка в эксплуатацию сдали?

– Кажется, года четыре назад. В семидесятом.

Что-то смутное забрезжило в сознании.

– А когда здесь этот Богдан нарисовался?

Козет внимательно посмотрел на меня.

– При чем здесь это? Думаешь, есть какая-то связь?

Пародируя своего инструктора, я тоже покрутил пальцами в воздухе.

– Понятия не имею. Цепляюсь за то, что есть. Пусть по нашим каналам проверят списки рабочих, работавших на строительстве. Вуйчик, между прочим, – со слов монаха, знатный строитель! Что, если он отработал на цирке там, а потом переехал сюда и стал искать единомышленников здесь?

– Сыровата версия…

– Саша, – томно выдохнула Ирина и… замолчала.

А больше ничего и не надо говорить.

– …Но проверить все же не вредно, – тут же переобулся Саша. – Чем черт не шутит?

Здравствуй, новая реальность!

Это что же, теперь так и будем жить? Сотрясаемые страстями, как ветхие лачуги города Помпеи под грозным Везувием? С этим надо что-то делать. Не отдел, а… реалити-шоу на выезде.

«Построй свою любовь, если больше заняться нечем!»

Что же у нас люди так и не научились расставлять все точки над «i»? Я имею в виду – своевременно! Ведь чего проще: «Люблю, мол, тебя, товарищ Ирина, да так, что кушать не могу. Что скажешь на это, коллега?» А она, к примеру: «Подберите свои слюни, товарищ Козет. Не до этого сейчас – Родина в опасности! Вот добьемся лет через шесть полной и окончательной победы коммунизма в Стране Советов – тогда и подкатывайте свои кокосы. А пока – и думать не моги!»

По крайней мере, всем все ясно: ни тебе иллюзий, ни напрасных мечтаний.

Как-то в своей прежней взрослой жизни я подсел на американские сериалы. Нет, не как скучающая домохозяйка, по-другому – любопытно, знаете ли, было, что называется, «между строк» просчитать бытовую психологию наших заокеанских соседей. Чем живут, чем дышат. И неожиданно для себя открыл две парадоксальные тенденции, две черты, в корне различающие наши народы. И безнадежно противопоставляющие нас друг другу. Надо думать, навсегда. Не в обиду: это мое чисто субъективное ощущение, без претензий на какой-нибудь шовинизм и всякую иную ксенофобию.

Ну, во-первых, если верить сериалам – американцы постоянно врут.

Как дышат. Нет, правда – и когда нужно, и когда вовсе не обязательно: и дома, и на работе, и где-нибудь на Гавайях во время отпуска, или, скажем, на Аляске в командировке. Везде и всюду. По любому поводу – и чтобы выглядеть получше, и чтобы заработать побольше, и чтобы не обидеть кого-нибудь неосторожной правдой (вот она где толерантность!), да мало ли зачем еще!

И самое главное – для них это не считается чем-то ОЧЕНЬ ПРЕДОСУДИТЕЛЬНЫМ! Главное – результат. Если, допустим, ты враньем заработал миллион и при этом не очень сильно нарушил закон, очень высока вероятность, что тебя поймут и простят. Культ успеха! Страна лживых адвокатов. Цель гарантированно оправдывает средства.

И второе: несмотря на патологическую страсть к обману, американцы постоянно выясняют друг с другом отношения. Не так, как вы подумали, не по-славянски, с азартом начищая друг другу физиономии. Гораздо сложнее. ПСИХОЛОГИЧЕСКИ! Под девизом: «Мне очень важно знать, что ты думаешь по поводу вот этого моего поступка, потому как есть у меня серьезные сомнения, что ты не до конца правильно можешь оценить турбулентность моей неординарной личности и порывы моей прекрасной души, которая лишь внешне кажется лживой и порочной, на самом же деле – мягкая и пушистая, что я тебе сейчас и докажу… словами». И с этого момента вторая особенность американцев начинает перекликаться с первой. Страна поголовных психологов.

Так мне, во всяком случае, показалось.

Мы же, славяне, диаметрально другие!

Для нас ложь – чуть ли не смертный грех. По крайней мере, ментально. Нас с детства учат – «врать НЕХОРОШО», тогда как им внушают – «НЕХОРОШО врать плохо»! Учись, детка, врать изящно и убедительно. С младых ногтей. И с другой стороны, как выясняем отношения мы, славяне, – уже упоминалось. Во всяком случае, словами – в самую последнюю очередь. У нас – приоритет ПОСТУПКА. Наш девиз: «Всегда готов, больше дела – меньше слов». У них же – приоритет БЕСЕДЫ, дискуссии, разговора в любой форме: монолога, диалога, группового крика, истерики, воплей и всякого другого шума.

Если на мгновение отказаться от политкорректности, наше кредо – «агрессивные правдолюбцы». А у них – «лживые болтуны», как это ни грубовато звучит. Нет, все-таки чересчур грубо, поэтому подчеркну: все это не означает, что они плохие, а мы хорошие. Они просто ИНЫЕ. Они по-другому воспринимают действительность и поэтому по-другому реагируют на внешние раздражающие факторы. Не так, как мы. И, не побоюсь прослыть не до конца патриотичным, они гораздо ЭФФЕКТИВНЕЕ нас. Не все время, конечно, но… как правило.

Взять хотя бы Ирину и Сан-Саныча.

Будь они американцами… все гномики сидели бы уже в своих домиках:

«Я тебя, типа, люблю» – «А я тебя, типа, нет».

«Ну и пошла ты!» – «Ну и сам пошел!»

Все! Конфликт исчерпан. Можно заняться делами. И все свои силы, эмоции и душевный потенциал направить в нужное русло. Понимаете теперь, почему американцы эффективнее? Они не забивают голову пустяками. Бизнес есть бизнес. Любовь есть… дело третье. Делу – время, потехе – час! Вся лирика, лепестки роз, вздохи под луной и всякие другие пестики-тычинки – побоку, если может пострадать дело! Ты ведь иначе не сможешь быть успешным и богатым, а это (вы помните) – теперь уже американский смертный грех.

Наши же два красавца, эти два разнополых любителя славянского экшена, будут изводить друг друга до второго пришествия! Мазохист и садистка. Инь и ян. Огонь и айсберг. А всего-то и надо – по-го-во-рить!

– Ну что же ты замолчал, Саш-ша? Продолжай же… говорить…

Вот зараза!

– Да, собственно, я уже все рассказал, – неожиданно вполне трезвым голосом отвечает Сан-Саныч. – Вы лучше по отшельнику подробней доложитесь. Чего у него интересного узнали, кроме фамилии?

Иммунитет, что ли, приобретает наконец? От любовных чар этой львицы местечковой?

Впрочем… вопрос все-таки предназначен мне.

Опять неопределенно кручу пальцами в воздухе…