Милицейскую повестку я матери не отдал.

Решил, что это самый короткий и рациональный путь самостоятельного разруливания ситуации. Если что, прикинусь дурачком. Недотепой. Потерял, забыл, не понял – все что угодно, сориентируюсь.

Сейчас мне интересно было заняться прикладной зоологией. Понаблюдать, так сказать, за особью под названием «инспектор по делам несовершеннолетних» в естественной среде обитания.

Следил, короче.

Можно сказать, закреплял на практике знания, полученные от Козета и Ирины. Дело в том, что теоретическая часть сегодняшних занятий как раз была посвящена основам «наружки». И приходится признать, что нового я узнал действительно очень много. Теперь свербило откатать все это, что называется, «в поле». Да и не нравилась мне эта толстая инспекторша, сам не знаю почему.

Она вышла без двух минут шесть.

Мой рост, комплекция и сопливый возраст подходили для слежки ну просто идеально. Момента выхода объекта на вектор наблюдения я не мудрствуя лукаво просто дождался стоя через дорогу в кустах напротив опорного пункта. Добросовестно старался не отводить глаз от пошарпанной оцинкованной двери, пока не появился мой клиент.

Тетка, прищурившись от солнца, огляделась и в умеренном темпе зашагала по тротуару в сторону школы. Я слегка напрягся. Впрочем, маловероятно, что ее путь лежит в мое учебное заведение. Поздновато.

Выскользнув из кустов и всем видом демонстрируя праздную беспечность, я пристроился за двумя оживленно болтающими женщинами, которые двигались в том же направлении, только с противоположной стороны улицы.

Не сбавляя темпа, инспекторша миновала школьные ворота. Отлегло. С чего это я решил, что она направляется в школу? Черт! Отстаю – дамочки с моей стороны двигаются слишком медленно. Я скользнул в соседний двор и со всех ног проскочил на два дома вперед. Осторожно выглянул из-за угла: инспекторша бодро шагала в мою сторону. Хорошо.

Некоторое время я использовал эту незамысловатую тактику, пока дорога не уперлась в небольшую развилку возле сквера. Очередной раз высунув нос из кустов, я обнаружил, что объект переходит дорогу к парку. Я поспешно юркнул назад.

На лавочках сидели старушки. По аллее бегал какой-то карапуз, а его раскрасневшаяся мамаша, добродушно покрикивая, без особого усердия пыталась его догнать, толкая перед собой громоздкую коляску. Толстые голуби лениво уступали дорогу карапузу. И вдруг, громко хлопая крыльями, разом взлетели. С инспекторшей решили не связываться. Она, миновав малыша, разминулась с мамашей и неожиданно плюхнулась на свободную скамейку.

Уже подавшись вперед для очередной перебежки, я с легкой паникой тормознул и повторно спрятался в знакомые кусты. До скамейки было метров тридцать. Далековато.

Где тут можно замаскироваться поближе? Не сквер, а аквариум. Все как на ладони: кусты пострижены слишком низко, деревья необросшие, милых моему сердцу торговых палаток еще не придумали. Разве что с другой стороны парка? Там вроде бы приличной густоты кусты сирени около стоящей на отшибе трансформаторной будки. Куда проходящий мимо парень в кепке метнул горящий бычок. Вот тебе сейчас тетенька-милиционер задаст!

Обходить или не обходить?

Сидящая в уютном парке толстая женщина в милицейской форме выглядела довольно экзотично. Любитель покурить на ходу покосился на нее, свернул на газон, обходя, зашуршал листвой и вдруг… раздвинул кусты прямо за спиной инспекторши. Та даже ухом не повела. Продолжала обозревать прохожих с каким-то неприязненным высокомерием. Парень оперся задом на спинку лавочки с обратной стороны и засунул руки в карманы.

Инспекторша что-то говорила!

По крайне мере, губы ее шевелились. Ни слова не слышно! Чертовы голуби вернулись и орут здесь благим матом. Я метнул в них щепку. Грохоча крыльями, они поднялись в воздух. Парень покосился в мою сторону, снял кепку и стал ее отряхивать. Кивнул, пожал плечами, что-то спросил…

– …Завтрашнего дня. Иначе… – донеслось.

Черт, опять ничего не слышно. Эти троллейбусы «Шкода» ревут, как самосвалы. Давай, давай. Проезжай!

– …Распрощаешься. И не думай. Вот здесь.

Тетка нагнулась, потерла толстую ногу, оставив под лавкой скомканный листок бумаги. Потом, тяжело вздохнув, встала, отряхнула юбку на гигантской заднице и зашагала в сторону троллейбусной остановки. Парень ловко перепрыгнул через скамейку, уселся, и стал поправлять что-то на ноге, пытаясь дотянуться до записки.

Ничего себе! Конспирация, однако. Становится все интереснее и интереснее. Кто же ты такой, любитель покурить на ходу и тайный друг милиции?

Так. Рассмотрим повнимательней. Лет восемнадцати. Рост выше среднего. Лицо треугольное. Неприятное, скандальное какое-то. Глаза широко расставлены, чуть навыкате. Нос крупный, с горбинкой. Губы тонкие, как червяки. Двигаются постоянно в какой-то ухмылке-ужимке. Под мятой светло-серой кепкой – темные, слегка отросшие после стрижки под «ноль» волосы. Тенниска с завязками на груди, распущенными почти до конца по неписаной блатной моде, мятые серые штаны с намеком на клеш. Шлепанцы без задников, хотя сейчас уже осень. Персонаж!

Ну что, за ним? Я почувствовал какой-то охотничий азарт. Тетка все равно уже лезет в троллейбус.

За ним!

Этот район города среди шпаны называется «Дачи».

Грозный, надо сказать, район. Наш пляж, Мартышка, на его территории. Но, как мы знаем, это «демилитаризованная зона». Неписаный закон. Вход для всех – нет, не бесплатный: безопасный! А это, поверите ли, гораздо дороже.

Парень двигался разболтанной походкой расхлябанного боцмана. Колени его двигались не прямо, а под таким широким углом друг к другу, что все должны были догадаться о наличии огромного предмета между ними. По крайней мере, воображаемого. Руки в карманах штанов. Крутит головой постоянно. Ныряет в одноэтажки. Как раз этот массив пестрых домиков и будут сносить через пару лет под гостиничную застройку.

У входа на стадион клубится народ. Футбол сегодня.

Парень резко свернул направо. Здесь улочка не такая людная. Справа – здание спортзала, примыкающего к стадиону, слева – домики, за которыми чуть вдали виднеется подъемный кран: новостройка. Через год наша семья получит там новенькую квартиру, ядовито пахнущую линолеумом и алебастром. И мы переедем на Дачи, распрощавшись с бандитской Матюхой. Вообще, Дачи и Матюха – районы-союзники. У нас напряженное перемирие. Дружим против Стрелки и «майданов».

Да-да! У нас есть свой Майдан на Корабельной стороне. Площадь вокруг клуба «Корабел». А обитатели близлежащего района – «майданы». У нас четыре боевых района в городе. Боевых – потому что чужаков туда не пускают. Бьют по возможности.

Есть мирные районы – Камыши, Летчики, Дергачи, Абрикосовка и так далее. Там ходить можно с относительной безопасностью. Подрастают Остряки – достаточно злобный в будущем район, который уничтожит Матюху. Точнее – ассимилирует. Но на данном этапе мы «держим шишку». Вместе с Дачами, по которым сейчас шикарно вышагивает стриженый в кепке.

«Улица Костомаровская», – вспоминаю я.

В дальнем конце здания спортзала – отдельный вход и пристройка. Там – секция дзюдо, где я занимался… Где я буду заниматься года через три. Парень как раз в эту пристройку и сворачивает. Останавливается в дверях, озирается, натыкается глазами на мою фигуру и замирает. Потом исчезает в дверном проеме.

Приехали!

Ну и что дальше, Пинкертон? Планировку в секции я знаю, конечно. Но ведь отсветишь! Если уже не отсветил. Стою возле окон спортзала и делаю вид, что наблюдаю за девчонками-акробатками, прыгающими по дорожке. Здесь многие стоят, поэтому мое присутствие неподозрительно. Но сейчас на пустынной улице я один. Все любители спорта на футболе.

Вот даже интересно – специально сделали такие низкие окна, чтобы народ глазел на спортсменов, или случайно? Ведь в свою бытность я тоже часто тут простаивал и переполнялся мечтой о собственных спортивных достижениях. Потом пошел на борьбу. Элемент популяризации спорта советских времен? Или так глубоко тогда не копали?

Слева на ковер высыпали дети-дзюдоисты в белых кимоно, и я плотнее прижался носом к стеклу. Вообще-то у них зал на втором этаже пристройки слева. Там, куда канул мой объект номер два. А сюда борцы выходят для показательных выступлений.

Ну-ка, ну-ка…

Сзади шорох. Среагировать не успеваю, мне зажимают рот. В голове мелькает: поглазел на девочек?

Легкий тычок в темечко.

Темнота…

– Румын! Ты что, дурак?

Звук уже есть. С изображением плохо.

– Он за мной от кладбища перся! Шнырил по кустам.

– Так это же шпак! Сопля! Ты на хрена его двинул?

– Так тема тоже за шпака! Гляди, а вдруг это он?

– Да с чего ты взял?

Тема? За какого шпака? Я мычу и разлепляю веки. Головка бо-бо. Уроды. Омбудсменов на вас нет. Детей по башке!

– Очухался. Эй! Смотри сюда, шкет! Ты че пасешь тут?

Тру темечко рукой. Соображаю. Экстренно выстраиваю линию предстоящего вранья. Кажется, придумал. Ну что ж, поехали.

– Придурок, – искренне говорю я с ненавистью, – зачем по башке?

– А тебе че, надо было пряников насыпать? Ты че здесь шаришься?

Щурясь, осматриваюсь одними глазами. Ага. Это раздевалка дзюдоистов на первом этаже. Для взрослых. Передо мной – парень, у которого шикарная походка. Чуть правее – какой-то невысокий дедок, весь сухой, коричневый. В каком-то бомжовском спортивном костюме и потрепанных кедах. Наколки на руках. Перстни. Много. Я заметил «Отрицало» на пальце. Важняк!

– Ниче, а что, – бурчу я и тру голову, – не «шаришься», а к этому пришел.

Киваю на парня.

– Зачем это?

– Жирная послала.

Переглядываются.

– Какая жирная? – вкрадчиво так спрашивает дед. – Зинаида Ивановна?

Ах, какой я молодец! Не зря узнал заранее, как зовут инспекторшу. Как чувствовал.

– Никакая не Зинаида Ивановна. Не знаю я никакой Зинаиды Ивановны! – нащупываю шишку. – Придурок! – Изображаю плаксивую детскую истерику и пытаюсь неловко пнуть ногой парня.

– Тихо, тихо, шкет. – Дед быстро прижимает меня к ящикам для одежды. – Кто? Кто послал-то?

– Зоя Игоревна. Из ментовки. Блин, болит.

– Зачем? Зачем послала?

Делаю вид, что не решаюсь говорить при деде. Мнусь. Всхлипываю. Молодой срывается и трясет меня за плечи.

– Да говори уже, падло! Закопаем!

– На пацана показа-а-ать, – начинаю реветь, – что в бума-а-ажке…

Парень выпрямляется, опешив.

– На Караваева?

Вот это поворот! А я тогда кто? Не подавать виду! Реветь дальше.

– На Карава-а-аева. На Ви-и-итьку.

Замолчали, переваривают новую вводную. Делаю вид, что медленно успокаиваюсь, судорожно поскуливая.

– Слышь, Чистый, – молодому приходит в голову ехидная мысль, – а часом, она не тебя выпасает?

– Дурак ты, Румын! Она меня давно выпасла. Это мне не с руки с ней светиться. В курсе она про меня. А ты за челнока канаешь.

– Чегой-то за челнока…

– Закрой пасть! Думаю.

Я тоже как раз этим и занимался. Выходит, «тема за шпака» – это по мою душу? С подачи инспекторши. Чем это я ей так насолил? И чего хотят? Напугать? Избить? Или вправду закопать? Такими ресурсами? Шпана, блатной. Оба тертые. Как меня срисовал! Как-то несоразмерно. Из пушки по воробьям.

И зачем? За что? Из-за пожара? Ерунда. Из-за Трюхи? Ни фига себе отмазки! Лажа. Из-за Родьки? Теплее. В этой точке и тогда были непонятки.

– Ну что, парень, успокоился? – Дед может и по-человечески разговаривать, гляди ж ты. – Что она еще сказала?

– Сказала, чтобы я ему на Витьку в школе показал. Мы с ним в одном классе, – импровизирую я и решаюсь рискнуть: – И что завтра нужно…

Дед настораживается.

– Что завтра?

– Не знаю. Сказала – нужно завтра. Чтобы передал. Утром перед уроками чтобы показал. И все.

Где-то наверху гулко хлопают по татами. Броски. Тренировка идет. А эти двое сюда, стало быть, вхожи. Чужих обычно не пускают.

– А скажи-ка, шкет, где живет этот Витька?

Проверяет? Мелковато как-то.

– Да на Сафронова. У гаражей. У них там во дворе мужик недавно умер.

Вновь переглядываются. Странно.

Да они в курсе!

Во как. А если мы так походим…

– Только он не умер, – понижаю голос с видом заговорщика, – его грохнули.

Попал! Дед сверлит меня глазами и неожиданно сжимает плечо. Словно клещами.

– Ты что-то путаешь, сынок, – вкрадчиво произносит он и вдруг резко меня встряхивает. – Откуда знаешь? Говори!

– Да слышал я! – обиженно кричу. – Зоя говорила! По телефону! Что Данилу убрали! Я подслушал! Отпустите меня!

– Дур-ра! – с чувством говорит дед и отпускает меня. – Фуфло. Чувырло братское.

Срослось! Наугад – в десятку! Попал!

И вдруг я отчетливо понимаю, что этот мой «выстрел» не в десятку, а самому себе в ногу. И практически насмерть. Да меня ведь не отпустят! Сейчас пораскинут мозгами и придушат где-нибудь.

Чистый… Чистый…

Чистильщик!

Решение приходит моментально. Начинаю тоненько всхлипывать по нарастающей.

– Ну, ты чего, шкет? Чего ноешь?

– В ту… в ту… в ту… а… лет. – Я заикаюсь, у меня опять горловые судороги, сейчас буду реветь. – Я опи-и-и-исался!

– Блин! Румын! Отведи его.

Решения Чистый еще не принял, но оно неизбежно.

Я, держась руками за пах, неуклюже семеню к двери. Молодой за мной. Туалет тут рядом – в коридоре по направлению к выходу справа. Сам выход метров через пять слева.

Перед туалетом неловко спотыкаюсь, падаю на бок и случайно цепляю Румына ногой по щиколотке. Исключительно случайно. По самой косточке.

Тот охает и приседает, а я, перекатившись через голову, несусь к выходу. Тамбур, дверь, направо за угол здания – тут где-то решетка между домом и стеной стадиона. Вот она.

Слышу сзади топот ног по лестнице крыльца. С натугой протискиваюсь между прутьями. Ткань трещит. Есть! И в этот же миг решетка с грохотом содрогается – это Румын с разбегу прыгает на препятствие и лезет по прутьям вверх.

Ага! Эту решетку специально поставили, чтобы шпана не лазила бесплатно на стадион. А для этого – сверху обильно намазали солидолом и замотали «колючкой». Слышу, как Румын матерится, а сам через служебную калитку влетаю в толпу болельщиков, которые стоят между трибунами в углу стадиона.

Идет матч второй лиги.

Жив!